Криптонов Василий Анатольевич : другие произведения.

По ту сторону Алой Реки 2. Потерявшие судьбу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Потерявшие судьбу" - так в древности называли тех, от кого отвернулось Солнце, тех, кто поклонился Алой Реке - единственной защитнице и покровительнице отверженных. Веками их гнали, от них открещивались, их боялись. А теперь пришло время, когда лишь они решаются поднять оружие на обезумевшего короля Вечных, уничтожающего человеческий род. Левмир, принцесса Ирабиль и те, кто осмелился примкнуть к ним, возвращаются. Но перед главной битвой каждый из них должен отстоять свою судьбу.

   Пролог
   Восток
   Люди заполняли редкими ручейками просыпающийся город. Отдельные разговоры мало-помалу сливались в привычный гомон. Только сегодня, с началом месяца, каждый нет-нет, да и глянет на небо в поисках тучек. "Алая Буря", -- вот слова, что невысказанными носятся в воздухе.
   Но сегодня небо чистое, солнце светит все ярче, и тень от часовой башни, стоящей посреди города, уверенно показывает время. Вот доползла до площади факиров, -- закончилась служба в суриях. Люди смеются и расходятся, исполненные света. Гудит, открываясь, рынок. Выползают из каждой щели попрошайки, тянут ладони к улыбающимся горожанам.
   В трущобах пока тишина. Люди здесь живут другие, и восходящее солнце для них -- не друг. Те же редкие ранние пташки, что не продали душу, по широкой дуге обходят один дом. Ветхая развалюха, затаившаяся на отшибе, будто чураясь грязных трактиров и публичных домов, и уж вовсе с презрением повернувшаяся к жилым хижинам.
   Старый дом с провалившейся крышей, где никто не жил с тех пор как умер последний хозяин.
   Древний дом, чьи окна по ночам горят зеленым светом, в котором пляшут тени призраков и раздается чей-то смех.
   Проклятый дом, в подвале которого в незапамятные времена свила себе гнездо Мирунга. Колдунья, чьей юности не помнит ни один старец. Колдунья, к которой идут на поклон жрецы Алой Реки. Мирунга, которая три года назад предсказала Алую Бурю, что перевернет судьбы тридцати княжеств.
   Единственное подвальное окошко плотно завешено одеялом. Горят черные свечи, их Мирунга любит, на них не скупится. В окружении высушенных трупиков летучих мышей и прочих мелких зверюшек, развешанных по стенам, Мирунга сама кажется мертвой и сухой. Глаза закатились, лицо неподвижно, даже дыхания не различить в тишине.
   Девушка с длинными черными волосами сидит напротив колдуньи. Взгляд черных глаз прямой и строгий, на смуглом лице нет страха, лишь растущее отвращение. Скрюченные пальцы старухи сжимают гладкую ладонь, лежащую на столе, среди десятков пузырьков и коробочек. Вырвать бы руку, убежать, да нельзя. Крепко держит Мирунга. Вот уже три года держит, не устанет.
   -- Просто скажи, сколько, -- попросила Айри. -- Я хочу уйти.
   Старуха содрогнулась. Медленно-медленно зрачки вернулись на место, будто выплыли из молочной белизны. Поток видений давно иссяк, но Мирунга очнулась лишь когда дерзкая девчонка осмелилась нарушить тишину.
   Айри насторожилась: выговора за дерзость не последовало.
   -- Что ты видела? -- Голос девушки окреп, в нем зазвенели властные нотки. И снова Мирунга не нашла сил поставить ее на место.
   Алая Река пронесла через голову колдуньи длинную вереницу беспорядочных образов. Но в центре безумной чехарды из людей, горящих домов, тонущих кораблей и невиданных чудовищ возник тот, кого Мирунга помнила по другим видениям и страшным снам. Тот, которого звала Черным Человеком.
   Черный Человек воздел руки. От каждого пальца тянутся длинные нити, на которых, будто бусины, висят люди. Сотни, тысячи людей, кричат и падают, но Черный Человек сжимает кулаки, нити натягиваются, и людей влечет к нему. Лишь некоторые идут сами, будто не замечая нити. И среди последних Мирунга увидела Айри. Она идет, оставляя за собой длинный кровавый след, идет прямо к Черному Человеку и храбро смотрит в его глаза. Страшные глаза, черного цвета с красными прожилками.
   -- Говори! -- Айри привстала, высвободив руку.
   Мирунга облизнула сухим языком губы, и в тишине зазвучал хриплый голос:
   -- Ликуй, дитя, ибо сегодня встретишь судьбу.
   Айри покачнулась. Взгляд затуманился, глаза наполнились слезами. Упала обратно на стул, затряслась.
   -- Как? -- шепнули онемевшие губы.
   Глядя на девушку, колдунья почувствовала -- в глубине иссохшейся груди шевельнулось что-то, похожее на жалость. Но что проку от жалости? Вот золото -- это важно, золото -- власть и сила.
   -- Ты смеешься надо мной? -- Голос Айри не желал слушаться, он будто прорывалтся через немыслимые преграды, то хриплый, то слишком тонкий. -- Скажи, сколько денег нужно, и все, зачем лгать про такое?
   -- Мирунга не лжет! -- Колдунья заговорила громче. -- Вышел срок твоему наказанию, теперь держись за судьбу свою, ни на миг не упускай. Сбережешь до конца Алой Бури -- улетишь вслед за судьбой. Не сбережешь -- ко мне вернешься.
   А вот это -- ложь. Многое увидала Мирунга сегодня. Не вернется Айри, если упустит судьбу. Мирунга видела ярко-красный воздушный шар, такой же, который некогда унес к Солнцу мать девушки. Шар таял в небесной синеве, укрывался за слепящим солнечным светом.
   Айри зажмурилась и глубоко задышала. Мирунга глядела на ее лицо, слишком взрослое для шестнадцати лет. Но вот с него будто опадает нанесенная ветром страдания пыль времен. На миг колдунья увидела перед собой ту растерянную, перепуганную девчонку, которую пригрела три года назад.
   Айри открыла глаза:
   -- Значит, все?
   Мирунга наклонила голову.
   -- У меня будет судьба?
   -- За судьбу сражаться придется. И не только с врагами, а с друзьями тоже. И с собою, и с судьбою, с целым миром. Выдержишь -- и путь твой далеко продлится, никогда не закончится.
   -- Сегодня?
   -- Торопись. Судьба тебя ждет. А она долго ждать не будет.
   Айри вскочила со скрипнувшего стула, рукавом серого плаща промокнула глаза. Хотела сказать что-то старухе, но не решилась, бросилась к двери.
   -- Погоди-ка, -- каркнула вслед старуха.
   Айри обернулась.
   -- Мирунга сегодня хорошо потрудилась. Порадуй-ка ее десятком монет.
   Айри швырнула на столик мешок, в котором, судя по звуку, с которым он упал, побольше прошеного. Старуха оскалила гнилые зубы:
   -- Сыночек-то мой как? Не обижаете?
   -- О нем прекрасно заботятся. -- В голосе Айри звучит нетерпение, но и страх. Наконец-то -- страх. Девчонка и не прочь задержаться, поджилки трясутся.
   -- Смотри мне! -- Колдунья погрозила пальцем. -- Пожалуется мне -- всю судьбу тебе в клочья изорву, в моих то силах. С Мирунгой тягаться не сможешь.
   Сказав эту ложь, колдунья вздрогнула -- ее настигло последнее видение: серые, блестящие, как сталь, глаза. И почему-то их холодный блеск напугал Мирунгу куда больше, чем горящие безумием глаза Черного Человека.
   -- Я ведь обещала, -- сказала Айри, держась за дверь. -- Прощай?
   -- Не прощайся, глупыш, -- вздохнула колдунья. -- Придешь еще помощи просить. Не знаешь, какая битва предстоит. Не справишься одна. Придется еще покормить старую Мирунгу. Когда время придет попрощаться -- Мирунга скажет. А пока -- иди себе.
   Айри выскользнула за дверь, а Мирунга, развязав мешочек, принялась пересчитывать монеты. Этому занятию она могла предаваться день напролет.

***

   Оказавшись на улице, Айри прислонилась к стене разваливающегося от древности дома. Сердце стучит быстро-быстро. Хочется плакать и смеяться одновременно. Судьба, своя судьба! Мыслимо ли это? Год за годом старуха повторяла одно и то же: "Нет у тебя судьбы. Забрала ее Алая Река за грех твой тяжкий". А в чем грех -- так Айри и не поняла. Не то в том, что смолчала, не то -- что жить осталась. Три года назад судьба закончилась, так надо было и жизнь следом отдать.
   Айри, спотыкаясь, побрела по улице. Нарочито простая серая накидка с капюшоном помогала смешаться с толпой. Айри низко наклонила голову, чтоб никто не видел ее слез, ее улыбки.
   Ноги сами несли кружным путем. Айри привыкла избавляться от нежелательных преследователей. Узнай кто, куда возвращается черноокая красавица, навестив уродливую колдунью, слух разлетится по трущобам.
   Сегодня Айри сделала особенно большой круг. Просто хотелось идти, глядя под ноги, ни о чем не думать. Кучер подождет, рад небось подремать в солнечный денек. А домой и вовсе торопиться нечего. Если уготована встреча с судьбой, так не дома же!
   Айри нырнула в узкий проход между строениями. Пахнет мочой и гнилью, пришлось закрыть нос накидкой. Вот, наконец, просвет. Айри направилась к главной дороге -- пора выбираться из трущоб.
   Скрип двери, зловонное дыхание, толстые мясистые руки хватают за локти. Не успела оглянуться, а вокруг -- темнота, только одинокая свечка горит. Толстый краснолицый мужчина что-то горячо втолковывает, не отпуская локоть. Айри прислушалась:
   -- ...иначе всех убьют: и тебя, и семью твою порешат. Сделай милость, времени-то -- тьфу!
   -- Я не танцовщица, -- сказала Айри.
   Два года назад перепугалась бы, а теперь даже интересно. Когда нет судьбы, куда только ни затянет. Однажды Айри видела, как обезумевшая лошадь понесла крестьянскую телегу. Трех человек задавила, проскакала по набережной и сбросилась с пирса, оставив людей гадать о причинах столь странного поведения. Может, и у лошади судьбу забрали, кто ее знает.
   -- Фигуркой-то походишь, а там -- кто разберет? -- тараторил мужчина, все время оглядываясь. -- Им, скотам, главное чтобы раздевалась, а уж как танцуешь -- без разницы. Ну пойдем, переоденешься быстренько, а то сведу к ним, скажу, что отказываешься. Хочешь?
   Айри поморщилась -- мужчина сильно сжал руку. За три года Айри прекрасно изучила трущобы и сразу поняла, куда попала. Знала, что есть такие заведения, где "как танцуешь -- без разницы". Знала и то, что девочки, попавшие сюда, обратно не выходят. Кроме тех, редких, что бегут. Как, видимо, сбежала и та, вместо которой придется теперь долго и мучительно умирать Айри.
   -- Я станцую, отпусти меня.
   Мужчина толкнул девушку вперед по коридору, сам шел следом, держа над головой свечку. "Трус", -- определила Айри. Будто колода карт, и никогда не угадаешь, в какой последовательности эти карты откроются. Сегодня первым выпал Трус. Где-то рядом -- Дурак, куча пьяных Шестерок, а во главе один Враг. Может, попадется еще и Добряк, кто его знает. Исход все равно один.
   Трус отворил дверь, и Айри оказалась в крошечной комнатушке с зарешеченным окном. Одного прута недостает. Туалетный столик сломали пополам, зеркала побили, из шкафчика выбросили все наряды -- видимо, обнаружив недостачу прута. И танцовщицы.
   Трус выудил из груды платьев кусок тончайшей газовой материи.
   -- Надевай, быстро!
   Айри перебирала костюм в руках. Кажется, будто воздух трогает. Не проще ли вовсе без ничего?
   -- Надену этот.
   Айри взяла костюм для танца живота. Трус покривился:
   -- Давай, быстрее только! Сейчас громить начнут.
   -- Выйди.
   -- Смеешься? -- Трус указал на окно. -- Я сегодня уже выходил.
   -- Тогда запри дверь и стой лицом к окну. Побыстрее, а то громить начнут.
   Айри скинула одежду, надела костюм. Туговат. Сбежавшая девчонка, видать, совсем крошка была. Потайной пояс Айри укрыла юбкой, на ногах и руках весело зазвенели браслеты из фальшивого золота.
   -- Готова.
   -- Ну, помоги нам Река! -- выдохнул Трус.

***

   Посреди затемненного зала -- длинный стол. Шестеро почти одинаковых бритоголовых мужчин с хохотом бросают кости, звенят монетами. Айри увидела Врага, он покуривает чаррас во главе стола. Взгляд скользнул по животу девушки, по плечам. Сильный, уверенный взгляд, будто прикосновение. А вдруг это и есть судьба? Смерть в дешевом борделе?
   Трус подтолкнул Айри к сцене, освещенной несколькими фонариками-шарами.
   -- Наконец-то! -- заорал сидящий рядом с Врагом мужчина, которого Айри определила как Дурака. -- А ей разве не тринадцать должно быть?
   -- Тринадцать и есть, -- сказал Трус. -- Хорошо растет девочка!
   Тринадцать лет -- тогда судьба пропала. Разве не символично? Айри улыбнулась, качнула бедрами, стоя спиной к зрителям. Дурак проворчал, что платит такие деньги не за хорошо растущих девочек, а совсем даже наоборот, но ворчание вышло неубедительным. Айри знала цену себе и каждому своему движению. Языку тела ее обучали с рождения. Танцевать Айри научилась раньше, чем говорить.
   Задребезжала музыка. С трудом Айри узнала балисет. Невидимый музыкант не умел ни играть, ни настраивать сложный инструмент. Фальшь услышали все. Враг что-то сказал, и музыка стихла. Кажется, играл и вовсе автомат.
   Когда звук истаял, Айри взмахнула руками, поднялась на цыпочки, и в голове у нее зазвучала своя музыка. Айри сделала несколько пробных движений и повернулась к зрителям, наблюдая из-под полуприкрытых век за их лицами. У Шестерок отвисли челюсти, Дурак глупо ухмыляется, Трус смотрит на Врага, который подался вперед, наслаждаясь танцем. Враг тоже глупый, иначе давно бы понял, что не рабыню ему показывают. Ни одна танцовщица во всех тридцати княжествах не способна на такую грацию, такое изящество.
   Айри скользнула со сцены, и, будто птичка, легко вспорхнула на стол. Только браслеты звякнули в тишине. Продолжая плавные и соблазнительные движения, Айри заняла удобное место. Теперь надо лишь выяснить, чего хотят эти люди. Айри допустила ряд ошибок в танце, разрушив гармоничную картину. Шестерки принялись моргать и вертеть головами, гадая, что их отвлекло. Дурак и Враг переглянулись, улыбаясь.
   Айри дала им последний шанс. Скрестив руки, положила ладони на плечи. Простая поза, понятна каждому: "Не тронь меня, я беззащитна!"
   -- Давай, крошка, покажи, что у тебя там! -- завопил Дурак.
   Враг усмехается, подписываясь под словами Дурака. Гогочут Шестерки. Айри увидела ниточку судьбы. Несколько часов позора и страха на этом столе, а потом -- смерть. Но это лишь ниточка, а колдунья обещала Судьбу!
   Айри повела руками вниз, приспустив бретельки лифа. Мужчины затаили дыхание. Движения танца вновь стали безупречны, никому и в голову не придет остановить девушку.
   Ладони скользят по животу, пальцы нырнули под пояс юбки. Кто-то -- кажется, один из Шестерок -- застонал от предвкушения. Айри улыбалась, наслаждаясь этим моментом.
   Ладони взлетели вверх, между пальцами сверкнули длинные тонкие полоски металла. Взмах -- Враг, Дурак и двое Шестерок, хрипя, падают носами в стол. Остальные еще смотрят на пояс юбки, еще ждут чего-то.
   Взмах -- двое Шестерок падают на пол, переворачивая стулья. Остается только Трус. Как и полагается Трусу, он пятится к двери, беззвучно шлепая толстыми губами. Два последних ножа достаются ему. Один входит в горло, другой -- в сердце.
   Зажмурившись, Айри продлила танец до тех пор, пока мелодия тела, мелодия мысли не угасла. Пришло время собирать ножи.

***

   Ноги кучера торчали из кареты, а громовой храп распугивал прохожих.
   -- Алая Буря! -- крикнула Айри, бросив старику мешок.
   Кучер проснулся мгновенно, поймал мешок и бросился наутек, но смех Айри остановил его.
   -- Так шутить над стариком, -- укоризненно вздохнул кучер. -- Что это?
   -- Костюм танцовщицы, -- отозвалась Айри, забираясь в карету. -- Давай сюда.
   Кучер отдал мешок и задумчиво посмотрел на здание театра, перед которым стояла запряженная четверкой белых лошадей карета. Каждый месяц Айри делала вид, что ездит смотреть представления, но на самом деле в здание театра вели две двери. Войдя в одну, Айри тут же выходила из другой, и трущобы поглощали ее.
   -- Приезжие торговцы в вестибюле, -- сказала Айри, понимая, что непонятное слово "вестибюль" прекратит расспросы.
   Так и вышло. Кучер глубокомысленно хмыкнул, грубая рука закрыла дверь кареты. "Но!" -- услышала Айри, и карета покатилась по мостовой.
   Мерный цокот копыт убаюкивал. Глаза Айри закрылись, руки сжали мешок с костюмом.
   "Встретишь свою судьбу сегодня". Поскорее бы. Отчего-то так сердце заходится... Хоть бы карета никогда не останавливалась!
   Как назло, именно в этот момент карета остановилась. Кучер что-то говорит, кто-то отвечает. Не выдержав, Айри высунулась из окна. Оборванец, страшный, как незнамо что, гладил лошадь.
   -- Ну что там такое? -- крикнула Айри. -- Прогони его! Что застыл?
   Тронулись. Айри, морщась, смотрела в окно. Вот и пропало все настроение. Да и вера исчезла. Встретит она судьбу, как же! Старухе просто захотелось побольше денег загрести.
   Приехали. Айри спрыгнула на землю, и от негодования забыла про мешок. Тот же оборванец стоит и смотрит на дворец, как ни в чем не бывало!
   -- А он что здесь делает? -- Айри шагнула вперед.
   Оборванец повернулся, и сердце Айри замерло, в животе поселилась пустота, а из головы выдуло все до единой мысли. Губы сами собой растянулись в улыбку, и княжна склонилась перед своей судьбой.
   Глава 1
   Восток
   Старый рыбак распутал невод и выпрямился, глядя на алеющий горизонт. Усмехнулся в усы -- начиналась любимая игра.
   -- Ну, Речка Алая, накорми бедняка!
   Старик забросил невод туда, где ему померещилось серебро чешуи. Сеть погрузилась в набежавшую волну. Выждав, рыбак потянул снасть. За долгие годы руки привыкли видеть скорее и лучше глаз. По свободному ходу рыбак понял: пуста сеть, ни малечка.
   -- Ох, Реченька, -- покачал головой старик, снова косясь на горизонт, -- кончается твое времечко. Порадовала бы напоследок.
   До свету рыбак всегда уговаривал Реку, а с восходом обращался к Солнцу. Удастся до зорьки обед выловить -- весь день ходит старик по деревне и славит Алую Реку. Если же только с восходом удача улыбнется -- Солнце восхваляет. Давно перестали бить и бранить за такое издевательство старика, привыкли. А он и рад, лишь бы голосить.
   Во второй раз вытащил рыбак пустой невод. Сплюнул в сердцах.
   -- Ну, Солнышко, выручай! Все надежа на тебя теперь.
   Красные сполохи поползли по рябящей морской глади, что-то сверкнуло в глубине, и рыбак сноровисто кинул туда невод.
   -- Ай да Солнышко! -- воскликнул, потягивая враз потяжелевшую снасть. -- Эх, ясное! Всю неделю тебе славословить стану.
   Борясь с волнами, старик вошел по колено в море. Худенькие штаны промокли, облепили костлявые ноги. Заскрипели остатки желтых зубов, из худой груди вырвался стон.
   Хоть бы невод не лопнул! Знал бы, что такой зверь попадется, взял бы крупную сеть. Так ведь сто лет уж большая рыба к берегу не подходит. Разве с лодки если, да где взять лодку? Старая потонула, а попробуй на новую деревца раздобыть -- сей же час князь сиятельный руки отрубить велит.
   Но вот ослабло противление воды. Старик, кряхтя, выволок неподвижный улов на берег. Очертания тела под мелкой сеткой рыбу не напоминали.
   Осёл, поди, в море упал. Вздохнул старик, сплюнул и принялся распутывать невод.
   -- Ах ты ж! -- отпрянул. -- Мертвяк!
   Из сети выпала белая рука, ногти сильно отросли -- должно быть, давно бултыхается, бедолага. Только духу что-то не слыхать.
   Старик сплюнул еще раз -- для успокоения. Пристыдил себя -- что, мол, мертвяка не видел? Частенько выносит море подарочки, в городе-то не жизнь -- загляденье! Вот и летят молодые туда, птицами быстрыми, а назад все больше так вот. Кто с дыркой в пузе, кто с камешком на шее.
   Рыбак склонился над сетью, руки брезгливо освободили мертвеца. Бледен -- хуже молока, а запаха не слыхать все равно. Рыбак оттащил труп в сторонку и принялся разглядывать.
   Парень выглядел очень странно. Не смутили старика ни ужасные лохмотья, ни ножик за поясом. Эдак-то еще можно подумать, что разбойник, и только. А вот волосы что-то слишком уж светлые, как песок под ногами. И чем больше сохнут, тем светлее становятся. Старик отродясь такого не видел, хотя в пяти княжествах жить доводилось. Все кругом черноволосые, пока старость не высеребрит.
   Изорванная одежда отдаленно напоминает штаны и куртку. Под курткой -- что-то вроде рубахи. Все серое или черное. Опять, получается, разбойник -- добрые-то люди поярче норовят одеться. Но странность -- рукава и штанины ко?ротки, будто с ребенка сняты. И ни царапины, ни раны не видать. Да и камня с веревкой тоже. Может, от болезни помер, да и выкинули, чтоб не возиться? И так тоже делают.
   На вид парню лет семнадцать, не больше. Совсем молодой. А фигурой-то со взрослым мужиком поспорит. Силен был, сразу видно. Не щадила жизнь, работу подбрасывала. Или, опять же, из лиходеев. Эти, говорят, от безделья колоды тяжеленные тягают, чтоб сильнее стать.
   Старик вздохнул: ничегошеньки-то на парне пригодного, даже ботинки и те ни на что не похожи. К тому же странные какие, со шнурком.
   Тут взгляд рыбака упал на обнажившуюся грудь утопленника. Из-под рубахи выглядывала голубенькая лента. Глаза старика хищно сверкнули. Пальцы коснулись шелка, потянули, и вот в руке тускло отсвечивает крупная монета с ушком. Не золото, конечно, а вещичка занятная, с драконьей головой и буквами. Букв старик не знал, да и знать не хотел. Приподняв голову парня, осторожно снял не подобающее мужчине украшение. Ну точно, разбойник!
   Рыбак увлекся головой дракона, поворачивал то так, то эдак, ловя восходящее солнце.
   -- Диковина, -- протянул, прикидывая, к кому лучше с таким подойти.
   -- Нравится?
   -- Отчего ж нет? Красота, -- улыбнулся старик. -- Али себе оставить? Вдруг удачу принесет.
   -- Оставь. Только ленточку верни.
   -- Это мигом. -- Старик начал расковыривать тугущий узел, но пальцы вдруг замерли.
   "Кто ж говорит-то? Никак, шайтан?"
   Несмотря на утреннюю прохладу, старика пот прошиб. Медленно-медленно повернул голову и увидел давешнего мертвеца. Только он теперь сидит. Стянул ботинки и рассматривает их с сокрушенным видом.
   -- Шайтан, -- прохрипел старик. -- Изыди, вон пошел! Не твое теперь время! Солнце -- вона как высоко висит.
   Парень отбросил ботинки, взглянул на солнце. Рука, уже не такая белая, а все ж не смуглая, протянулась к старику.
   -- Дай.
   Рыбак безропотно кинул в ладонь монету. Парень легкими движениями распустил узелок. Ленточку повязал обратно на шею, а монету бросил на песок перед стариком. Тот сразу же накрыл ее руками.
   Упрятав ленточку, парень встал. Песок налип на одежду. Взгляд "шайтана" скользнул по горизонту. Шпиль часовой башни, зубцы стены -- все, что видно отсюда, из-за холма. С другой стороны -- крыши ветхих деревенских домиков. Остановившись на них, взгляд парня потеплел.
   Тут старика второй раз будто ошпарило. Да какой же с него шайтан? Вот придумал!
   И рыбак пал ниц перед ожившим незнакомцем.
   -- Не прогневайся, повелитель! Не знал я, не ведал! И красть не хотел -- шайтан попутал. Думал ведь, мертвый ты давно.
   -- Встань, чего ты! -- послышался удивленный голос. -- Какой я тебе повелитель?
   Старик встал, протянул на вытянутой руке злополучную монету.
   -- Я ведь сказал -- забирай. -- Парень начинал сердиться. -- Мне он не нужен. Скажи лучше, где я? Восток это?
   Рыбак замотал головой:
   -- Это самый Запад. Западнее только пустыня.
   -- Вот как? -- Парень посмотрел на Запад, в сторону города. -- Тогда спрошу по-другому. Вампиры с вас кровь берут?
   Старик попятился, глядя в невероятные глаза парня.
   -- Какие вампиры? Эта ж пакость только в сказках и бывает.
   Парень засмеялся, будто услышал самую уморительную шутку. Даже согнулся от хохота. Старик робко улыбался в ответ, скаля мелкие зубы с огромными щербинами. Монету припрятал. Смех смехом, а мало ли чего блаженному в ум придет.
   -- Тебя как звать-то, мил человек? -- спросил старик. -- Откуда путь держишь?
   -- Меня Левмир зовут, -- отозвался парень, вытирая слезы. -- Откуда? Не знаю даже. Из сказки, наверное. Скажи, кто тут самый главный? Граф, король, -- кто-нибудь?
   Старик почесал в затылке:
   -- Князьев у нас двое. Торатис и Бинвир. Один слева, другой справа, а мы промеж них как горемыки. То один завоюет, то другой.
   -- А который... лучше?
   -- Оба сволочи, -- махнул рукой старик. -- Ну, Торатис раньше, пока супружница жива была, еще ничего, баловал. А Бинвир -- тот вовсе разбойник, всегда таким был. Налетит вечно, флагами машет. И обязательно прирежет кого, для острастки. Чтоб, мол, Торатису дань не платили. Хотя вот Торатис и берет не много. А все равно ведь давит, лиходей. Тут мы уж спрашиваем: а за что платить-то, коли эти шакалы тут же скачут? Хоть бы солдатов каких оставил. Ну, оставил гарнизону, так эта гарнизона всех девок ужо перепортила, а ребятам морды бьют. А то вот за избой ихнею случай вышел...
   -- Дедушка, -- перебил Левмир. -- Я ничего не понимаю. Ты мне покажи, как Торатиса найти, да я пойду.
   Старик в сердцах сплюнул. Никогда молодежь его не слушает! Он, впрочем, тут же устыдился плевка и попытался шлепнуться в песок, но Левмир его подхватил за подмышки. Вдоволь наплакавшись и наизвинявшись, старик ткнул пальцем в шпиль.
   -- Видишь дубину энту, что время у них обозначает? Так вот, держись левее и дальше. Там где-то хоромы его. Людей спроси в городе, всякий укажет.
   -- Спасибо, дедушка, -- сказал Левмир и тут же направился к городу.
   -- Постой! -- крикнул старик. -- А монетка-то твоя, она как? Счастье приносит, или наоборот?
   -- Мне -- счастье, -- отозвался Левмир. -- И горе. А тебе -- не знаю. Во что поверишь, то и принесет.
   Когда подслеповатые глаза перестали различать Левмира, старик собрал невод и без особой надежды забросил в поднимающуюся волну. Ладони ощутили приятную тяжесть. Старик заработал руками, и вскоре на берегу плясали полтора десятка увесистых рыбин.
   -- Ни в жизнь теперь Реке не поклонюсь! -- Старик потряс кулаком в воздухе. -- Солнце вон какие дела творит!

***

   Улицы города кишели людьми. Со всех сторон неслись крики, плыли в воздухе вкусные запахи. Левмир шел среди этого великолепия и не мог понять: то ли ему посчастливилось попасть в город во время праздника, то ли всегда горожане такие веселые и нарядные. Домики, большие и малые, каменные и деревянные, а также сложенные из красного кирпича -- все казались только что вымытыми.
   -- Эй, парень, уйди с дороги!
   Левмир обернулся, его взгляд встретился со взглядом кучера, правящего четверкой белых лошадей. Кучер замер с открытым ртом, а Левмир подошел ближе. Грязная рука потянулась к лошади, и та доверчиво ткнулась мордой в ладонь.
   -- Голубка, -- прошептал Левмир, гладя лошадиную гриву.
   -- Ну что там такое? -- Раздраженный девичий голос.
   Из окна кареты показалась красивая черноволосая девушка. Скользнула взглядом по Левмиру, нос сморщился:
   -- Прогони его! Что застыл?
   И спряталась. Левмир посмотрел на кучера. Лицо пожилого человека выражало колебания. Левмир отступил:
   -- Простите. Мне нужно попасть к князю. Укажете дорогу?
   От этих слов лицо кучера просветлело.
   -- К князю? -- переспросил он. -- Так это запросто! Прыгай сюда.
   Кучер подвинулся, и Левмир взобрался на козлы. Лошади зацокали копытами по мостовой.
   -- Она просто тебя не разглядела, не сердись, -- сказал кучер.
   -- На меня не так-то приятно глядеть, -- усмехнулся Левмир. -- А кто она?
   -- Дочка княжеская. Как раз домой ее везу, с прогулки.
   Левмир продолжил осматривать город. Люди, попадавшиеся навстречу, то и дело кланялись. Поначалу Левмир думал, что так они выражают почтение княжне. Но люди смотрели на него.
   -- Здесь всегда так чествуют бродяг? -- повернулся к кучеру Левмир.
   -- Они приветствуют человека с Солнцем в глазах, -- пояснил старик. -- Куда бы ты ни пошел, тебе всюду будут рады. Зайди в любой дом, и выйдешь оттуда сытым и одетым, даже если хозяева нищие.
   -- Мне нужен только один дом, -- вздохнул Левмир. -- Потом я уйду.
   -- Надеюсь, без обиды?
   -- Без обиды. Или я должен что-то сделать? Чего ждут от меня люди?
   -- Счастья, -- улыбнулся кучер. -- Люди всегда ждут счастья.
   -- Наверное, мне повезло больше. -- Левмир ответил на улыбку старика. -- Потому что счастье тоже меня ждет.
   Дворец князя тонул в роскошном саду. Деревья с густыми кронами бросали тени на подъездную дорогу. Подстриженные кусты живой изгородью опоясали двор. Карета остановилась у ступенек лестницы, ведущей ко входу. Левмир спрыгнул на каменную площадку.
   Взгляд заскользил по монументальным колоннам, все выше. Круглые купола, шпили стремятся в небо. Ажурные решетки на стрельчатых окнах, башенки и надстройки -- так много всего, но все к месту. Левмир попытался представить, сколько труда нужно, чтобы построить такую величественную громаду, и не смог.
   -- Неужели она жила в таком же? -- прошептал Левмир. Сердце кольнуло. Вот от чего отреклась принцесса Ирабиль, вот что променяла на тесную землянку.
   -- А он что тут делает? -- возмутился знакомый голос.
   Левмир повернулся к княжне. Девушка оказалась его роста, одета в светло-серое платье, довольно простое на вид -- наверное, как раз для прогулок по городу. Глаза на приятном округлом лице такие же, как у всех местных жителей -- жгуче-черные, раскосые. Смуглая кожа слегка порозовела.
   Левмир спохватился, что стоит перед дочерью князя. Неумело поклонился, зачем-то прижав руку к животу. Княжна склонилась одновременно с ним. Оба тут же выпрямились и улыбнулись.
   -- Прошу прощения за дерзкие слова, -- сказала девушка другим голосом. -- Чем я могу услужить вам?
   Кучер, убедившись, что все в порядке, тронул лошадей, и карета укатилась. Левмир с тоской проводил ее взглядом. С кучером слова находились куда как проще. "Соберись! -- приказал себе Левмир. -- Тебе сейчас говорить с князем, а ты трясешься перед его дочерью!" Но приказ остался без внимания. Смущение, охватившее Левмира, никак не относилось к титулам. Перед ним стояла красивая девушка, и любопытства в ее глазах все больше с каждым мигом. А он -- жалкий оборванец -- не знает, куда спрятать руки и глаза.
   -- Мне нужно увидеть князя, -- пробормотал Левмир, глядя на каменные плиты под ногами.
   -- Нет ничего проще! -- Княжна взбежала на крыльцо. -- Идемте.
   Левмир, спотыкаясь о высокие ступени, поспешил за ней. За дверью оказался огромный зал.
   -- Подождите здесь, я мигом разыщу отца, -- сказала княжна и упорхнула, затерявшись среди колонн.

***

   Взбежав по лестнице, Айри прижалась спиной к стене. Сердце колотится, дыхание сбилось. Руки сомкнулись на животе, пытаясь унять бурю. Пальцы нащупали пояс с метательными ножами.
   -- Это ведь я, -- прошептала Айри, подбадривая саму себя. Воскресила в памяти перекошенные от ужаса лица врагов. -- Ну же, смелее!
   Как хочется убежать, спрятаться. Взять за руку этого парня с волшебными глазами и улететь навсегда. Только вот как это сделать -- непонятно.
   Шаги. Айри отскочила от стены, ладони разгладили платье. Щеки, должно быть пылают. Плевать!
   Из-за угла вышла служанка Кирта, ровесница княжны. Шла, мурлыча песенку под нос, поправляя передник. Увидев княжну, Кирта ойкнула и поклонилась.
   -- Где он? -- спросила Айри.
   Служанка замерла, глядя на хозяйку. Выражение лица постепенно менялось от смущенного к облегченному. Айри ждала. Ей нет дела до того, как и с кем Кирта проводит редкие минуты досуга.
   -- Князь Торатис в молельне, -- прозвучал ответ.
   Айри побежала по коридору, оставив служанку в недоумении. Мелькают цветистые колонны, кресла, диваны, огромные залы. Поворот, еще один, и вот Айри стоит, задыхаясь, перед скромной деревянной дверью. Рука дрожит, в глазах темнеет. Дверь, за которой -- пропавшие три года.
   -- Это моя судьба, -- шепчет Айри. -- Моя!
   Толкнула дверь. Зал тонул во мраке, только два ряда свечей освещали проход между скамьями к алтарю, на котором стояла серебряная чаша с водой. Рядом с чашей -- ритуальный серебряный стилет. Князь Торатис застыл на коленях перед алтарем. Мантия скрывала его грузную фигуру.
   После пяти шагов по красной ковровой дорожке Айри остановилась. Шагов не слышно, проклятая дверь даже не скрипнула. Князь не знает, что его одиночество нарушено. Как привлечь его внимание? Губы отказываются произнести слово, которое он однажды опозорил. Вот уже три года, как это слово не звучит во дворце.
   -- Это я, -- выдохнула Айри.
   Князь пошевелился. Блеснула тиара на голове, расправились могучие плечи.
   -- Ты отвлекаешь меня от молитвы. -- Глухой голос. Равнодушный.
   -- К нам пришел гость. Он ждет тебя внизу.
   -- Гость? Кто?
   -- Я... Не знаю его имени.
   Ну почему, почему не спросила, как зовут его? Айри закусила губу. Не сметь плакать! Не сейчас! Ночью будет время.
   -- Почему о нем докладываешь ты?
   Потому что он -- моя судьба! Судьба, которую ты украл у меня. А я даже не знаю, что теперь делать. Вот почему.
   -- Пожалуйста, папа, -- прошептала Айри. -- Поговори с ним.
   Князь поднялся на ноги, но все еще не поворачивался к дочери.
   -- Вот как. Значит, гость такой важный, что ты решила назвать меня папой?
   Сжав кулаки, Айри шагнула вперед. С горла будто оковы упали. Голос зазвенел, и свечи на мгновение вспыхнули ярче:
   -- Он -- человек с Солнцем в глазах.
   Князь молчал. Айри, затаив дыхание, смотрела ему в затылок. Вот по залу разнесся вздох:
   -- Думаешь, он принесет свет в наш дом?
   Проглотив гордость и страх, Айри сказала:
   -- Не дай ему уйти. Папа. Пожалуйста.

***

   Казалось, весь город можно переселить сюда. Солнечный свет, бьющий сквозь высокие окна, ложится на пестрящие узорами ковры. Стены и колонны разрисованы всеми мыслимыми красками. "Как будто комната для большого ребенка", -- подумал Левмир, приближаясь к высокому, покрытому золотом трону. Под ноги Левмир старался не смотреть. Вид превратившихся в ничто ботинок, попирающих такое великолепие, невыносим.
   Трон заинтересовал Левмира больше всего. Три раза он обошел вокруг, только потрогать не решился. Внимательный взгляд схватывал каждый завиток, каждый драгоценный камень. Вдруг пригодится для какой-нибудь сказки?
   Шорох шагов. Левмир, вздрогнув, отвернулся от трона. К нему шел высокий широкоплечий человек в просторных одеждах, в черных волосах его сверкало переплетение серебряных прутьев, увенчанное красным камнем.
   "Корона!" -- хихикнул в голове Левмира голосок Ирабиль. Тут же вмешался голос Кастилоса: "Тиара", -- поправил он и добавил без всякой злости: "Балда". Левмиру показалось, что он еще расслышал возмущенное фырканье принцессы, прежде чем наваждение истаяло, оставив лишь улыбку, на которую отвечал князь.
   Левмир поклонился, на этот раз держа руки по бокам.
   -- О, не нужно, перестаньте, -- воскликнул князь. -- Вы не из наших краев, и значит, не должны мне ничего. Прошу, будьте гостем у меня дома, без всяких церемоний.
   Левмир позволил себе расслабиться. Все-таки с мужчинами говорить куда как легче.
   -- Я прошу прощения за одежду, -- начал он, но князь взмахом руки прервал его.
   -- Глупости, юноша, глупости. Одежду легко заменить, а вот цельное и чистое сердце -- большая редкость.
   -- Что вы знаете о моем сердце? -- улыбнулся Левмир.
   -- Я вижу Солнце в ваших глазах, а значит, и в сердце вашем -- свет.
   -- А если я скажу, что могу остановить сердце? -- сказал Левмир. -- Тогда солнце уйдет из глаз.
   По тому, как сощурились без того узкие глаза князя, как поджались губы, Левмир понял: он знает. В этом дворце вампиры -- не сказка.
   -- Вот оно как, -- сказал князь. -- Что ж... Это становится любопытным.
   Он сел на трон. От обаяния не осталось следа. Перед Левмиром замер хитрый и проницательный человек. Его глаза изучали, в голове кипела работа.
   -- Полагаю, вы пришли сюда с Запада? -- спросил князь, постукивая пальцами по подлокотнику.
   -- Да, -- наклонил голову Левмир. -- Я не задержусь. Я нужен там. Но, раз уж Река сочла нужным привести меня сюда, мой долг хотя бы попробовать сказать нужные слова. Хотя я и не умею убеждать.
   -- Мои слова в силе, -- поспешил сказать князь. -- Кем бы вы ни были, ваше появление -- добрый знак. Я постараюсь исполнить любое ваше желание, если оно не пойдет вразрез с интересами княжества.
   -- Хорошо, -- кивнул Левмир. -- Я прошу вас отправить со мной на Запад войско.
   Князь часто заморгал. Пальцы беспокойно забегали по золоченому дереву.
   -- Войско? На Запад? И с кем же вы намерены там воевать?
   -- С вампирами. С королем Эрлотом и всеми, кто склонился перед ним. Вы дадите мне войско?
   Князь надавил на один из драгоценных камней, усеявших подлокотник сбоку. Далеко-далеко зазвенел колокольчик. Послышались торопливые шаги. Левмир повернулся. К трону бежал седой горбатый человек в смешной красной шапке. В руке он держал целый каравай хлеба, от которого то и дело откусывал.
   -- Примчался, мой повелитель! -- заголосил горбун, плюясь хлебными крошками. -- Чего изволите?
   -- Дело серьезное, Сэдрик, -- хмуря брови, сказал князь. -- Немедленно собирай армию.
   -- Сию секунду, повелитель! А кого бить будем?
   -- Отправляемся на Запад, воевать с королем Эрлотом.
   -- Фу, я-то думал, серьезное что! -- махнул рукой горбун. -- Сейчас, коней подкуем, мечи наточим, да поскачем. Я сам впереди поеду, флагом буду махать!
   -- Выполняй! -- кивнул князь.
   Горбун убежал. Левмир с сомнением посмотрел на непроницаемое лицо князя.
   -- Это ваш... -- Он замешкался, но голос Кастилоса в голове подсказал правильное слово. -- Воевода?
   -- Нет, -- отмахнулся князь. -- Это мой шут. Не скажу, что его кривляния так уж веселят, но зато он понимает, когда я шучу, и прекрасно подыгрывает.
   Левмир улыбнулся.
   -- Я понял вас, -- сказал он. -- Ни на что другое и не надеялся. Простите, что отвлек. Прощайте.
   -- Погоди!
   Князь соскочил с трона, догнал Левмира.
   -- Послушай, как тебя зовут?
   -- Левмир.
   -- Так вот, Левмир. Я вижу, что ты ничего не знаешь о месте, в котором оказался. Ты ничего не смыслишь в войне. Ты даже не представляешь, о каких расстояниях идет речь. Своей глупой выходкой, за которую я прошу прощения, я лишь хотел тебе показать это, вот и все. Мои намерения были чисты.
   -- Я верю вам, -- пожал плечами Левмир. -- Но что это меняет? Если вы не дадите войско, мне незачем здесь задерживаться. Моя судьба зовет меня туда, на Запад.
   Князь улыбнулся:
   -- Такое ощущение, что речь идет о девушке.
   -- Не только. Но -- да.
   -- Всегда есть девушка, и всегда найдется юноша, готовый творить ради нее безумства. Но заметь, я еще не ответил отказом. Попробуй понять: войско, о котором ты просишь, это не ходячие доспехи с мечами. Это живые люди, которые служат защитой княжеству. Что должны думать они, отправляясь в столь дальний путь? Что должен думать я, посылая их туда? Сделаем вот как. Останься здесь на три дня. Будь моим гостем. Прими от меня новую одежду, позволь моим служанкам выкупать тебя. Раздели со мной обед и ужин. Мы будем говорить, Левмир. Мы будем думать. И если по истечении трех дней ты меня убедишь -- я выполню твою просьбу.
   Левмир задумался. Почему в словах князя слышится мольба? Неужели дело только в глазах необычного цвета? Сердце шепнуло правильный ответ.
   -- Я согласен, -- сказал Левмир. -- Но только с одним условием.
   -- Все, что в моих силах, -- развел руками князь.
   -- Не надо служанок. Я могу вымыться сам.
   Глава 2
   Юг
   Алая пелена перед глазами бледнела и рассеивалась, уступая место зеленоватому полумраку. Каждый шаг давался легче, а в ушах грохотал голос Реки:
   -- Найди того, кто достоин.
   Аммит остановился. Стайка блестящих рыбок метнулась в сторону, едва не наткнувшись на внезапно появившегося в толще воды чужака. Течение, будто ветер, колыхало одежду и волосы.
   Аммит закрыл глаза. Хотелось лечь на песчаное дно и забыться вековым сном. Усталость, что преследовала его постоянно, перемешавшись с огромной силой, ворвавшейся в тело и душу, заявила о себе в полный голос.
   "Я ведь не хотел этого", -- думал Аммит, созерцая, будто сновидения, грядущие битвы и пожары, океаны крови.
   Нет, он хотел покоя -- для себя и тех, кого отважился назвать своими близкими. Однако видел объятый пламенем Кармаигс, древнюю столицу Западного мира. Видел Кастилоса, безоглядно бегущего в атаку, видел Левмира с воздетыми руками на вершине башни. Видел свою воспитанницу, бывшую принцессу Ирабиль, безжизненно застывшую в темном подземелье. Ее запястья и лодыжки сжимали черные нерушимые оковы.
   Покой нужно завоевать. Снова. Как будто мало сил вложено, как будто на самом деле Река расслышала у него в душе эту жажду сразиться -- в последний раз. Нет там этой жажды, Аммит мог сказать точно. Только дурак мечтает о битве.
   "Хватит!" -- Аммит открыл глаза.
   Битва так битва. Как там говорил этот выскочка, не побоявшийся дважды одолеть путь до Алой Реки? "Сначала дело -- потом страх". Аммит кивнул своим мыслям. Учиться у того, кто моложе на тысячи лет, не казалось зазорным. Вот только если бы Кастилос был сейчас рядом -- этот сгусток нескончаемой энергии, силы, веры и воли. Но та сила, что ощущалась вблизи, не оставляла места для иллюзий. Глупая, гонористая и растерянная, ненавидящая весь мир. Впрочем, мир заслужил ненависть.
   Аммит шагнул, преодолевая сопротивление воды, распугивая рыбешек. Ботинки вязли в песке, но разве такие мелочи могут остановить вампира?
   Спутник двинулся следом. Пока еще он предпочитает идти в хвосте, подчиняться. Но так будет лишь до тех пор, пока не почувствует твердую почву под ногами. Аммит не первый год жил среди людей и знал, что большинство из них, приняв вожделенный дар, остаются людьми. Сильными и бессмертными, но -- людьми. Вампир видит цель, идет к ней и никогда не останавливается. А человек... Человек может позволить себе все.
   Зелень постепенно бледнела, сквозь толщу воды пробились солнечные лучи. Что ж, солнце -- это уже хорошо. По крайней мере, будет тепло. Погреться после нескончаемого пути через снежные пустоши -- немалая награда за усилия.
   Голова Аммита появилась над поверхностью, в уши ворвались звуки. Пение птиц, рыдание цикад, шелест листвы. Захотелось лечь на берегу, зажмуриться и долго-долго лежать, наслаждаясь песнью природы.
   "Цикады, -- шепнула часть сознания, пробужденная Алой Рекой, которая не собиралась отдыхать. -- Значит, мы где-то на юге". Жаркий ветерок, мягко коснувшись лица, подтвердил догадку. Да и вода -- теплая, ласковая. Не выдержав искушения, Аммит заставил сердце биться.
   Покачнулся, едва не упал. Течение сильное, но только ли в этом дело? Ноги подкашивались, в ушах звенело, грудь сдавили стальные обручи. И целый мир, во всей своей сложности и многоликости, обрушился на человека по имени Аммит. На седого старика, измученного жизнью, которую прежде он так любил. Алая Река забрала былую страсть, а что положила на ее место -- предстояло выяснить.
   Сбиваясь с шага, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие, Аммит шел к заросшему травой лесистому берегу. Вот уже по пояс вода, вот по колено. Еще несколько шагов -- и он упал, перевернулся на спину и, тяжело дыша, устремил взор в бездонную синеву неба.
   -- Вот и я, -- шепнули губы, почти не колыхнув воздуха.
   Неподалеку тяжело рухнул навязанный спутник, но Аммит оставил его на потом. Благо, парень молчал. Не то понимал состояние старика, не то сам испытывал нечто похожее. Хотя, что может чувствовать мальчишка, возраст которого столь мал, что любые его страдания, любая усталость вызывают лишь смех?
   "Найди того, кто достоин", -- мысленно повторил наказ Реки Аммит. Уж не этот ли везучий старатель, чудом переживший свою артель, -- тот, кто достоин? И чего -- "достоин"? Предстояло отвечать на эти вопросы, искать в душе место для еще одного человека. Сколько же их туда пробралось...
   Когда после долгих странствий Аммит пришел в Кармаигс повидать старого друга, он не думал задерживаться. Но маленькая девчонка с золотыми и серебряными волосами бесцеремонно залезла к нему в душу, да так и осталась, полагая, что там ей самое место. Потом туда же проник наивный философ Кастилос, который оказался сильнее и уверенней иного воина. И последним пришел Левмир.
   Весь долгий путь, убеждаясь, что Левмир и принцесса Ирабиль отважились создать невиданный союз, Аммит разжигал в сердце ненависть к дерзкому мальчишке, но чувствовал уважение. Человек, давший себе право устанавливать законы... Наверное, в этом была великая мудрость -- впервые Аммит увидел его стоящим по пояс в крови Драконов. Могущественного и решительного. Он протянул руку, и никто не усомнился в его праве отдать приказ, повести за собой. Все они преклонили колени перед Человеком. Все, кроме И, которая не пожелала поклониться тому, кого считала равным, когда была сильнее. Всего-то несколько минут назад Аммит видел ее, измученную, грязную, застывшую на черном берегу -- такую взрослую. Видел, как дрожат ее колени, будто сверху давит страшная тяжесть.
   "Она выдержала. Значит, и ты сможешь".
   Аммит закрыл глаза и, глубоко вдохнув воздух, насладился густым ароматом трав и цветов. А потом остановил сердце. Из головы пропали ненужные мысли. Есть здесь и сейчас, а остальное -- подождет.
   Спутник шепотом матерился.
   Не плакал, не удивлялся, не пытался заговорить с Аммитом, которого Река назначила ему в соратники -- нет, он изрыгал столько ругани, сколько едва ли можно услышать за месяц жизни в самой жалкой деревне.
   Аммит повернул голову и увидел причину. Парень снял ботинки, вылил из них воду и натянул обратно, но вот со шнурками вышла заминка. С одной рукой завязать их никак не выходило. В проклятиях парень добрался до двоюродной прабабушки левого шнурка и останавливаться не собирался.
   Аммит встал и шагнул к спутнику. Тот лишь покосился исподлобья, но не прервал занятия. Упорный. Надо с этим разобраться.
   Аммит опустился перед ним на колено. Пальцы коснулись злополучных шнурков, но парень отдернул ногу.
   -- Слышь, тебя просят? -- хриплым баском прикрикнул он.
   Аммит поморщился. От людей такого наслушался -- привык, но когда вампир изъясняется подобным образом... Это уж чересчур.
   Вместо того чтобы высказать недовольство, Аммит посмотрел парню в лицо. Человеку иногда нужно дать возможность почувствовать себя дураком -- тогда-то и будет видно, что это за человек на самом деле.
   Парень отвел взгляд, сосредоточился на шнурке, скрипя зубами от ярости, выплеснуть которую на спутника не решался. Аммит изучал лицо парня. Показалось ли, нет -- на берегу Реки он казался моложе. А ведь правда -- изменились неуловимо черты лица, в плечах стал пошире. Вот и еще загадка, которую следует решить: сколько времени прошло в мире? Год, два, тысяча лет? Может, Эрлот уже опустошил все города и деревни, да покончил с собой, удовлетворив черную страсть.
   Под внимательным взглядом Аммита парень покраснел. Сердце у него колотилось вовсю, гоняя кровь по молодому и сильному телу. Кровь... Аммит вздрогнул, вспомнив и почувствовав: в парне течет кровь Ирабиль. А значит -- кровь ее отца и матери. Если для человека это не много значит, то для вампира...
   Заметив, что рука парня безвольно опустилась, Аммит крепко затянул шнурок и завязал надежным узлом. Взялся за второй.
   -- Как тебя зовут? -- спросил он парня.
   -- Сардат, -- прозвучал ответ.
   -- Когда ты был в Реке, мог узнать свое настоящее имя. В моих силах дать тебе его.
   -- Да пошло оно! -- Парень сплюнул в сторону.
   Аммит кивнул. Не сомневался, что так и будет. Знал, что и Левмир рассудил так же.
   -- Запомни первый урок. -- Аммит встал, поглядел на Сардата сверху вниз. -- Чувствуешь, как будто холодком плечи стискивает? Некоторые говорят: "Будто призрак обнимает".
   Сардат, подумав, кивнул и тут же вскинулся:
   -- Урок? Ты меня что, учить собрался?
   -- Такое чувство возникает, когда неподалеку вампир. Иногда оно будет холодным, иногда -- теплым, как дружеское объятие. Может быть сильнее или слабее. И довольно скоро ты научишься от него избавляться. Почувствуешь, что можешь это сделать, когда увидишь того, чей призрак тебя обнимает.
   Сардат, кряхтя, поднялся на ноги и оказался ростом с Аммита. Оборвал тряпки, намотанные на рвануюизодранную куртку. После недолгого размышления сбросил и саму куртку, оставшись в непонятного цвета рубахе с болтающимся рукавом.
   -- И что? -- Он повел плечами. -- Это из-за тебя, что ли?
   Аммит вздохнул. Парень все пропустил мимо ушей -- а ведь не ребенок.
   -- Нет, меня ты видишь. Просто неподалеку находятся вампиры. Много вампиров. Я не знаю, кто они, и зачем здесь, не знаю, как лучше поступить. Поэтому сейчас мы просто пойдем через лес и посмотрим, что будет дальше. Смотри, как делаю я, и старайся повторять. Это несложно.
   Аммит ждал ответа. Он никогда не был великим лидером вроде Эмариса или даже -- придется признать -- Эрлота. Если кто-то не хотел подчиняться, Аммит либо уходил, либо убивал. Но сейчас не мог ни того, ни другого, и потому хмурился. Пока ждал -- вынул кинжал из-за пояса, взял левую руку Сардата и обрезал рукав по локоть. Осмотрел культю. Неровная, перетянута тесьмой. Похоже, топором рубили.
   От налетевшего, будто ветер, видения Аммит покачнулся. Мгновение он смотрел глазами Левмира, поднимал его руками топор.
   "Рука гниет, -- говорил тот, давнишний Сардат. -- Давай скорее, пока она не видит".
   Удар. Хруст. Брызги крови на белом снегу. Да, этот парень силен. Девять из десяти продолжали бы идти с гниющей рукой, уповая на чудо.
   -- Я, может, не понимаю чего? -- прокашлявшись, сказал Сардат. -- Мы шли, чтобы получить силу и перебить всех этих выродков. Ну вот, и... Что теперь?
   Он действительно не понимал происходящего, и это его раздражало. Непонимающий Сардат мог стать агрессивным, и Аммит поторопился превратить его в разочарованного Сардата:
   -- Алая Река, по которой бредят люди, сильно отличается от той, что существует на самом деле. Путь к Реке -- великое паломничество, в ходе которого ты определяешь свою истинную страсть, которую потом питает кровь Драконов. О чем ты мечтал, когда шел?
   Сардат не думал и секунды:
   -- Перебить всех этих выродков!
   -- Погано, -- вздохнул Аммит. -- Рано или поздно ты либо сойдешь с ума -- и я тебя убью, либо добьешься своего -- и убьешь себя сам. А теперь попробуй.
   Он отступил на шаг и выжидающе уставился на Сардата. Тот сдвинул брови.
   -- Давай, -- подбодрил Аммит. -- Я -- выродок. Перворожденный. Хорошая добыча. Убей меня. Сила у тебя есть, не сомневайся -- не меньше, чем у меня.
   Парень колебался. То ли чувствовал подвох, то ли...
   -- Ты ж вроде ее друг, так? Ну, там, учитель, что ли? Она рассказывала. Она вообще о тебе много рассказывала.
   Аммит кивнул, заложив руки за спину.
   -- С чего мне тебя убивать?
   -- Моя дружба и мое учительство не делают меня человеком. Я -- вампир. И я не хочу, чтобы власть перешла в руки людей. Грязные твари, которые не видят дальше своего носа. Люди превратят мир в свинарник, где будут с удовольствием хрюкать, постепенно забывая, как ходить на двух ногах и разговаривать. Я на стороне выродков, Сардат. Мне просто не нравится профиль Эрлота, вот и все. Так что будь добр -- убей меня во имя своей страсти.
   Гнев исказил черты лица Сардата. Он выхватил нож из-за пояса и бросился в атаку. Аммит позволил лезвию приблизиться к груди и шагнул в сторону.
   Удар пришелся в пустоту. Сардат взмахнул руками, Аммит перехватил правую, заломил. В мгновение ока Сардат оказался согнутым в три погибели, рыча на свое отражение в реке.
   -- Вот тебе второй урок, -- произнес Аммит. -- Убийство не должно быть твоей страстью. Это -- прыжок в пустоту. Вампир же следует за своей страстью вечно. Я не жду, что ты так легко перестроишь себя -- это тяжкий труд. Но ты будешь стараться, обещаю. Представь, что промываешь золото. Позволь песку уйти, и на дне обязательно останутся золотые песчинки. Ты ведь знаешь, как это делается.
   Сардат вздохнул и перестал вырываться. Аммит, решив, что достучался до него, утратил бдительность, и сухой щелчок, с которым сустав разъединился, застал его врасплох.
   Сардат присел, развернулся, вывернув руку, и плечом толкнул Аммита на землю. Повалился сверху...
   -- И тут, видимо, тебе должна была помочь вторая рука, -- спокойно сказал Аммит, глядя, как скользнула по кулаку правой руки культя левой. Перехватить нож, само собой, не получилось.
   -- Скотина, -- прошипел Сардат и дернулся было встать, но Аммит, выпустив его руку, схватил за рубаху и притянул к себе. Лезвие кинжала коснулось шеи.
   -- Полагаю, у каждого "выродка" сейчас при себе оружие на крови вампира. Примерно как этот кинжал. Пропустишь удар -- наплачешься. От такого клинка раны долго не заживают, порой даже остаются шрамы. Если кидаешься с ножичком на вампира -- потрудись хотя бы остановить сердце.
   Аммит отшвырнул Сардата и поднялся. Тот уже вскочил. Левой руки нет по локоть, правая болтается плетью. Да уж, великий воин.
   -- Достаточно, -- поморщился Аммит. -- Это как сказка, конец которой ты знаешь, но вынужден слушать снова и снова. Я могу испепелить тебя сию секунду лишь потому, что ты не знаешь, как защититься от моего огня. А теперь иди сюда -- вправлю сустав.
   -- Мозги себе вправь, -- огрызнулся Сардат. Нож он бросил на землю и подошел к ближайшему деревцу. С трудом поднял правую руку, поддерживая левой, и вцепился в нижнюю ветку. -- Люди ему не нравятся. Как в той шутке -- знаешь? -- "А зачем тогда ешь?"
   -- Жрать охота, -- беспечным тоном сказал Аммит, глядя, как Сардат готовится к рывку. -- Кстати, чем раньше привыкнешь к мысли, что придется пить кровь, тем спокойней будет на душе, когда дойдет до дела. Только без иллюзий. Драться придется, убивать тоже -- это я тебе обещаю. А с бьющимся сердцем боец из тебя... Вот такой.
   Сардат дернулся, негромко вскрикнув сквозь сжатые зубы. Сустав встал на место.
   Аммит подобрал нож, подал рукояткой вперед.
   -- Вернемся к началу разговора. Не так далеко отсюда находятся вампиры. Не самые слабые, прошу заметить. Лично я бы не стал кидаться на них с кулаками, не поговорив сперва. Нужно выяснить, зачем Река принесла нас сюда. Кстати, что она сказала тебе напоследок?
   Сардат рассмеялся. Аммиту показалось, что у парня истерика, но нет -- он быстро пришел в себя. Покачал головой, прислонившись к дереву:
   -- Река сказала: "Убей. Убей их всех".

***

   "Всех до единого", -- так сказала Алая Река, и рокот ее слов еще отдавался в ушах, а перед глазами одно за другим возникали перекошенные лица вампиров, напавших на поселок, оскаленные пасти, перечеркнутые почерневшим от крови лезвием. Видения застилали взор, и Сардат, следуя за Аммитом, дважды споткнулся.
   "А ну, хватит!" -- мысленно прикрикнул сам на себя и сжал кулаки. Почувствовал пальцы левой и рывком поднял ее к лицу. Ничего. Но стоило расфокусировать взгляд, как будто появлялись призрачные контуры. Она все еще жила, не хватало только плоти, чтобы объяснить это миру.
   "Когда вампиру что-то нужно, -- прошелестела Река, -- он берет. Ни сомнений, ни жалости, ни границ".
   Сардат споткнулся в третий раз и упал на одно колено. Аммит, идущий на пять шагов впереди, оглянулся:
   -- Ноги выше поднимай. У вас же там лес вроде был -- что ты как в первый раз?
   -- Двигай давай, без тебя разберусь, -- огрызнулся Сардат.
   Ну да, лес был. Но не такой. Деревья росли куда как тоньше, трава пониже. Каждый шаг убеждал Сардата: он больше не дома. А жара? Рубаха липнет к телу. В поселке-то в самые теплые дни спокойно ходил в куртке.
   Но тревожило Сардата не это -- а вышагивающий впереди старик. Впрочем, стариком его называть не получалось. Волосы, на берегу казавшиеся седыми, потемнели. Осанка прямая, на лице ни одной морщинки. Это выводило Сардата из себя. Потому что Аммиту нужно было дать прозвище -- в меру унизительное, панибратское. Такое, чтоб прижилось. Не в первый раз приходилось доказывать, кто главный, и далеко не всегда кулаки становились решающим доводом.
   -- Эй, Учитель! -- окликнул Сардат. -- Куда прешь-то, будто дорогу знаешь?
   Ответить Аммит не успел. Едва различимо щелкнула тетива в зарослях, и длинная стрела вонзилась в левую сторону груди "новорожденного" Учителя.
   Он замер, опустил голову, разглядывая внезапно появившийся предмет, после чего повалился на спину.
   -- Это... -- начал было Сардат, но тут снова послышался щелчок. На самом деле два щелчка раздались едва ли не одновременно, и человеческий глаз, должно быть, даже не увидел заминки Аммита, но Сардат более не был человеком.
   Он видел стрелу, летящую к нему из кустов, видел прищуренный глаз стрелка. Руки дернулись, чтобы поймать... И он мог бы поймать смертоносный снаряд. Сердце замедлило ход, почти остановилось, но перейти эту границу Сардат не осмелился. Руки двигались медленно.
   Удар и резкая боль. Воздух со стоном вышел из легких. В отличие от Аммита, Сардат не притворялся -- ноги действительно перестали держать. Подогнулись колени, и он упал на спину. В глазах потемнело, но тут же прояснилось.
   Небо над головой в переплетении ветвей. Щебет птиц. Все осталось таким, как было, только стало четче и ярче. Даже на высоте десятка человеческих ростов Сардат мог разглядеть прожилки на каждом листке, увидеть отражение неба в глазу пестрой пичуги. И боль почти пропала, сменившись тянущим досадным неудобством.
   Только услышав шаги -- осторожные, вкрадчивые -- Сардат понял, что не дышит. Остановилось-таки пронзенное меткой стрелой сердце. "Вот и все, -- подумал Сардат. -- Я -- вампир". И от этой мысли только ощущение силы переполнило его, а страха и тоски -- нет и в помине.
   -- Садани-ка этому еще в голову, -- тихо произнес мужской голос. -- Дергается.
   -- Может, подожжем? -- Обладатель второго голоса, потоньше, ощутимо трусил.
   -- А ну как прикидываются? Я к ним так просто не подойду. Давай по стреле в башку каждому, для верности.
   Заскрипела натягиваемая тетива...
   -- Послушайте, уважаемые, -- заговорил Аммит, спокойно, будто вел беседу за столом, -- я упал исключительно из уважения к вашему методу знакомства. Но всему есть свои пределы. Давайте хотя бы обсудим...
   Свистнула стрела, и первый голос выругался.
   -- Вот видите? -- Снова Аммит. -- Я просто поймал стрелу, потому что не хочу, чтобы она пробила мне голову. Это неприятно, поверьте опыту. И -- я, конечно, могу ошибаться -- так на моем месте поступил бы любой из вас, если б мог.
   -- Свистнуть, что ль? -- дрожал второй голос.
   -- Погодь, -- отозвался первый. Звук шагов. -- Слышь, да я тебя видал вроде. Ты ж три года назад каких-то детишек разыскивал?
   Сардат слушал вполуха. Его и так мало интересовало, каких детишек и зачем разыскивал три года назад Аммит, а сейчас он больше думал о стреле, застрявшей в груди. Смотрел на перышки, чуть трепещущие на ветру, и прощался с собой. Как будто стрела убила человека и вызвала к жизни вампира.
   -- Три года назад... -- повторил Аммит. -- Да, я вспоминаю твой голос. Когда Ратканон бросался на нас, ты крикнул: "Они же помогали!" Так?
   -- Ну, так. А тут-то вы чего теперь?
   Услышав движение, Сардат поднял голову. На него никто не обращал внимания. Оба человека стояли перед Аммитом. Один все еще целился из лука ему в голову, но тетиву ослабил. А второй как раз убирал в ножны меч. От этого меча повеяло холодком, и Сардат вспомнил слова Аммита об оружии на крови вампира.
   Выглядели партизаны печально. Худые уставшие лица, спутанные волосы и бороды, одежда -- сплошь рванина. А привязанные то тут, то там -- видно, для маскировки -- ветки с подвядающими листиками делали их похожими на мертвецов, заваленных лесным мусором. Мертвецов, которые все никак не могут успокоиться.
   Аммит приподнялся на локте и вынул из груди стрелу, протянул ее лучнику.
   -- Бери, -- сказал тот, что с мечом, более молодому спутнику. -- Эти мирные.
   -- Как так -- мирные? -- изумился тот. -- Они ж все...
   -- Сказано -- уймись! -- В голосе прорезались командирские интонации. -- Забирай стрелу -- пригодится еще, жизнь продавать.
   И молодой -- правда, все равно старше Сардата -- подчинился. Осторожно, двумя пальцами, за самый кончик взял из рук Аммита стрелу. Старший тем временем рассказывал:
   -- Мы тогда деревенских спасали. Кого -- в отряд, кого -- в схрон. Уж не помню и где было-то -- отмахали за все время столько, что как ноги выдержали -- не вразумею. А эти, вишь, раньше нас в деревню пришли. И тут -- вот удача! -- отряд вампиров. Ну, вместе мы им накостыляли, а без этих двоих -- не знаю, чем бы кончилось. Нас тогда мало было, драться не умел почти никто. Они ж, твари, за драку наказывали завсегда, чувствовали, мрази! -- Повернувшись куда-то, старший погрозил лесу кулаком.
   Аммит встал, повернулся к Сардату.
   -- Ну что, как на душе-то? Стрелу сам вынешь, или помочь?
   Сардат, скрипя зубами от неприятного чувства, потянул стрелу из сердца. Зубами, впрочем, поскрипеть особо не удалось -- клыки мешали. Клыки! Сардат осторожно провел по ним кончиком языка.
   -- Зря вы так вампиров ненавидите, -- говорил Аммит. -- Вот, вместо "здравствуйте" -- дали в грудь стрелой, и даже извиняться не надо. Посмеялись, да забыли. Верно говорю?
   -- Звиняй уж, -- буркнул старший. -- Меня это... Вартом зовут. Варт.
   -- Аммит. А это мой новый лучший друг, волей Реки. Зовут Сардатом.
   Сардат швырнул стрелу под ноги младшему -- наконечник впился в землю у самой ноги. Тот дернулся было поднять лук, но встретил взгляд Варта.
   -- Слышь, старшой... -- Сардат встал, потирая заживающую грудь. -- Скажи своему, чтоб лук убрал, а то я волноваться начну -- ужас что получится.
   Забавно. Дышать вовсе не требовалось, но, чтобы говорить, приходилось наполнять легкие воздухом. Как будто два воздушных шара надувались и сдувались в груди. Сардат не рассчитал, и воздуха на всю фразу не хватило -- "что получится" вышло сипло, чуть слышно. Впрочем, его поняли. Варт махнул рукой, и младший с недовольным видом повесил за спину лук, а стрелу, брошенную Сардатом, отправил в колчан.
   -- Ну и что их, -- спросил младший, -- в лагерь, что ли, приведем, кормить-поить, песни петь?
   -- А хотя бы, -- пожал плечами Варт. -- Нам что терять-то? Может, хоть помогут чем, как в другой раз.
   При этом он с надеждой смотрел на Аммита. Сардат шагнул вперед:
   -- Давай с начала. Что за место? Чего вы тут забыли? В чем помочь нужно?

***

   Местность называлась Туриудсом (как быстро пояснил Аммит -- это одно из южных графств, а вернее -- название города), и партизаны пришли сюда, спасаясь от облав, которые начал устраивать его величество Эрлот. Кроме того, Ратканон, их предводитель, родился и вырос где-то в этих краях и без обиняков заявил подопечным, что если уж помирать -- так здесь. Никто возражать не стал. Все прекрасно понимали, что помирать так и так придется.
   Прибыв на место, партизаны занялись тем, что умели: нападали на караваны с данью, убивали сопровождающих, а людей убеждали присоединиться. Однако люди вовсе не горели желанием менять какую-никакую крышу над головой на вольное партизанское житье. Остались считанные единицы. Некоторые подались в им одним известные места, а большинство... Большинство возвращалось в бараки.
   Разумеется, вернувшихся допрашивали. Партизанам приходилось каждый день совершать огромные переходы, оставляя, тем не менее, город в пределах видимости. Отряды баронетов прочесывали леса, стихийно выставлялись дозоры -- граф будто бы не желал принимать партизан всерьез и лишь отмахивался, как от расшалившихся детишек.
   Наконец, случилось то, чего и следовало ждать. Очередной караван, отправившийся в Кармаигс, оказался ловушкой. Вместо людей в телегах сидели переодетые в простую одежду вампиры. Да не просто баронеты, а воины.
   Конвоиры сдались подозрительно быстро, и когда ободренные успехом партизаны в полном составе высыпали из леса на тракт, началась бойня. Как теперь говорил Варт -- их все же, видимо, жалели. Огня было мало. Хватали и крутили по одному, правда, зачем -- непонятно.
   "Чего тут непонятного? -- вмешался Аммит. -- Про вас наверняка легенды ходят. Что толку перебить и похвастаться? А вот приволочь всю шайку на площадь, нагнать людей и казнить -- другое дело".
   Партизаны соблюдали правило: теряем троих -- отходим. Лучше сохранить силы и потом нанести еще один удар, чем без толку всем погибнуть. И поэтому, когда в первые минуты битвы погибло десять человек, Варт скомандовал отход. Скомандовал, потому что не видел, что происходит с Ратканоном, и думал, что он мертв. Потому что Ратканон никогда бы не подверг людей бессмысленной опасности.
   Но когда он обернулся, пропустив в лес последнего из оставшихся, увидел командира живым. Великан размахивал огромным топором, кроша врагов, которые ничего с ним не могли сделать. "Очевидно, -- предположил Аммит, -- главного приказали в любом случае брать живьем".
   В тот миг, когда меч одного из вампиров перерубил-таки топорище, Варт, доселе колебавшийся, повернулся и побежал. "Я б остался, -- с горечью говорил он теперь, -- но остальные-то уж далеко ушли, пока-то вернутся -- все равно уж. Да и отвечать-то мне за них, не кому-то. Ай, не знаю! Ну или испугался я -- кто теперь разберет? Он-то, он зачем на рожон полез? Ушли б все вместе, отмахались как-нибудь -- не впервой. Эти черти только ночью преследовать горазды, а днем в лесу уйти -- дело плевое. Лес-то наш, человеческий. Завсегда укроет".
   Остатки партизанского отряда, порядком попетляв, стали лагерем неподалеку оттуда, где Река сочла нужным выбросить Аммита и Сардата. Не успели дух перевести, не успели оплакать командира, как раздалось хлопанье крыльев. Летучая мышь с писком вылетела из-за деревьев и сбросила на колени Варту маленький свиток.
   Среди партизан грамотная выискалась только одна -- угрюмая женщина, которая даже имя свое назвать отказывалась. Она и прочитала послание: "Ратканон мертв. Хотите выжить -- выходите на тракт. Даю три дня, потом сдаваться будет бесполезно. Барон М."
   Два дня минули. Партизаны устроили вылазку -- самый ловкий и незаметный прокрался к тракту и увидел отряд вампиров. Хорошо расположились, стулья принесли, гамаки растянули. Тут же оказалось, что прятаться нет смысла. Затаившемуся в кустах партизану приветливо помахали руками и бросили кусок хлеба, а когда он вчистил обратно -- рассмеялись вслед. "Завтра ночью!" -- услышал он крик.
   Все это Варт рассказывал, ведя Аммита и Сардата к лагерю.
   -- Я вот решил к реке спуститься, глянуть -- может, сплавимся как-нибудь. А тут -- вы. Ну и лупанули сгоряча, не взыщи уж.
   Он обращался к Аммиту, и Сардат пока молчал. Слушал, впитывал огромное количество сведений о незнакомом мире.
   -- Одного не пойму, -- сказал Аммит. -- Почему вы просто дальше по лесу не уйдете?
   -- Тупые потому что, -- огрызнулся Варт. -- Матук, покажи.
   Младший, внезапно обретший имя, схватил лук, натянул стрелу и, развернувшись, пустил ее куда-то в крону дерева. За миг до того, как стрела исчезла в листве, оттуда выпорхнула летучая мышь и, пискнув, скрылась в ветвях соседнего дерева.
   -- Пасут, -- пояснил Варт. -- То ли это вампиры сами, то ли мыши обычные -- кто их разберет. Вампиры ведь могут с мышами говорить?
   Тут Сардат тоже с интересом покосился на Аммита. Это что-то новенькое.
   -- Мыши -- животные, -- сказал Аммит. -- О чем с ними говорить, о мухах? Но ты прав, их можно использовать для передачи посланий и для наблюдения. Нехитрые команды они понимают. Как, кстати, и волки.
   -- Волки! -- воскликнул Варт. -- Вот чего эти твари все кружат, а не нападают!
   -- Обычные звери, просто подчиненные воле вампира, -- пояснил Аммит. -- Сами вампиры сидят на тракте. Будь они ближе -- я бы почувствовал.
   Помолчав, он добавил:
   -- Гордитесь. Против вас выставили настоящих вампиров. Только вот сказки о "продать жизнь" лучше сразу из головы выбросить. Решат убить -- вы их даже не заметите. Похоже, Эрлот времени даром не терял -- обучил свою клику искусству настоящей войны, да разослал по графствам самых лучших. Он собирает армию.
   -- Против кого? -- фыркнул Варт. -- Против нас, что ли? Иль еще где-то такие же горемыки дергаются?
   -- Скажу тебе кое-что такое, от чего у тебя мозги перевернутся. Вампиры не всем миром правят. Далеко отсюда есть поселения вольных людей. Правда, я понятия не имею, сколько их, и как сильно они развились за тысячелетия. Но Эрлот, похоже, всерьез вознамерился положить этому конец.
   -- Здорово живем, -- проворчал Матук. -- А чего ж они там отсиживаются тогда? Давно бы уж собрались толпой, да врезали этим...
   Аммит только рассмеялся, а ответить не успел -- за очередными зарослями кустов появился лагерь.
   Посреди крошечной полянки горел костер. Юный партизан -- лет семнадцати от силы парнишка -- с грустью смотрел в котелок с кипящей водой. Еще пара десятков людей валялись на земле то тут, то там, вяло переговариваясь. Кто-то спал -- берегли силы перед битвой. Только одна женщина, одетая в такую же рванину с ветками, как и мужчины, с неутомимой яростью колотила палкой подвешенный на дереве мешок с землей. Прах сыпался из дыр, но она не унималась. Спутавшиеся темные волосы так и метались из стороны в сторону.
   -- Милашка, -- заметил Аммит, когда женщина, прорычав ругательство, врезала по мешку так, что ветка, на которой он висел, хрустнула.
   -- Ей такого не скажи -- копье проглотишь, -- проворчал Варт, с каким-то неудовлетворенным желанием глядя на воинственную соратницу.
   Присмотревшись, Сардат понял, что в руках у женщины не палка, а действительно самое настоящее копье. Еще три таких лежат поодаль, а одно висит за спиной. Женщина била тупым концом, чтобы не испортить мешок раньше, чем закончится тренировка.
   -- Эй, братия! -- провозгласил Варт. -- Я тут пару кровососов приволок -- все веселее.
   По лагерю будто ураган пронесся. Все вскочили. Парнишка у костра зацепил котелок, вода выплеснулась и зашипела на угольях, повалил пар. Люди хватались за мечи и топоры, кто-то поднял дубину.
   Женщина повернулась к пришельцам, копье крутнулось у нее в руках, наконечник уставился в грудь Сардату. Он почувствовал знакомый холодок. Кровь вампира...
   Женщине оказалось лет тридцать, или меньше -- трудно сказать. Ожесточилось красивое прежде лицо. Руки, обнаженные по плечи, бугрились неженскими мускулами, а взгляд... Такой взгляд Сардат видел у мужчин, с которыми стоял насмерть, защищая родной поселок. Действительно, пошути -- копье проглотишь.
   Сразу стало ясно, кто есть кто. Изумленные, испуганные взгляды оторвались от Варта и переметнулись к женщине. Та сверкнула глазами на опять поседевшего и ссутулившегося Аммита, потом оценила обрубленную руку Сардата.
   -- Да не боитесь, -- увещевал Варт. -- Эти -- мирные. Может, подсобят ночью, авось, отпинаемся...
   Женщина издала смешок.
   -- Подсобят? -- Низкий, грудной голос. -- Эти полудохлые ублюдки? В костер их бросить -- чай быстрей закипит!
   "Пора", -- шепнул себе мысленно Сардат и шагнул к женщине.
   -- Ну давай, брось, -- сказал, глядя в злющие глаза, и добавил, решив показать солидарность с Аммитом: -- Милашка.
   Милашка его удивила -- кинулась в атаку сразу и молча. Многажды Сардат убеждался в простой истине: женщины порой опаснее и сильнее мужчин, особенно если в угол загнать. Сардат не сводил глаз с леденящего душу наконечника копья. Слышал, как порывисто вдохнул Варт, готовясь заорать, как шагнул поближе Аммит...
   "О чем тут вообще можно беспокоиться?" -- подумал Сардат, пропуская копье под мышкой.
   Сжав древко, дернул вверх, но не слишком резко, чтобы у Милашки сложилась иллюзия, будто можно побороться. И она "клюнула" -- вцепилась в копье и не успела оглянуться, как взмыла в воздух.
   Она сориентировалась мигом. Выражение растерянности на лице сменилось яростью, дрогнули руки -- вот-вот отпустит и мягко приземлится на согнутые ноги... Сардат не дал ей такой возможности. Резкое движение -- и Милашка что есть силы цепляется за древко, чтобы не упасть. Шаг к центру поляны...
   -- Ты там вроде чай обещала, -- сказал Сардат. -- Падай, кипяти.
   Он не обращал внимания на то, что вокруг него собрались партизаны, что мечи, ножи, топоры и стрелы готовы прянуть и ударить. Все это мало значения имеет, когда двое спорят за старшинство.
   Милашка скосила глаза и увидела, что болтается над костром. Слегка притушенный разлитой водой, он разгорелся вновь, ярче прежнего.
   -- Сардат! -- грозным голосом прикрикнул Аммит.
   -- Мгновение, Учитель, -- отозвался Сардат. -- Только палку кину -- и я весь ваш. Ну что, Милашка? Неплохо для полудохлого ублюдка?
   -- Сучонок, -- прошипела женщина. -- Сопляк!
   -- Ух, как, -- улыбнулся Сардат. -- Тебя где воспитывали? Мы с добром пришли, а ты -- палкой тычешь, чаем угрожаешь, возрастом попрекаешь. Ну прости, не получилось раньше уродиться. Кабы знал, что красоту такую встречу -- поторопился бы.
   -- Гад ползучий! -- Милашка даже взвизгнула. -- На землю меня поставь, урод!
   Сардат повел рукой, и женщина, качнувшись на том конце копья, переместилась в безопасное место. Тут же разжала руки, не дожидаясь отдельной милости. Сардат подбросил копье и швырнул его, без усилия, над правым плечом Милашки. Та не сплоховала -- перехватила копье, со свистом крутанула и уставилась на Сардата.
   -- Познакомились? -- подмигнул ей тот. -- Да не хмурься, я парень честный: на копье поднял -- женюсь. А вы что встали? -- прикрикнул, окидывая взглядом собравшихся вокруг людей. -- Пожрать будет, или как?
   После недолгого молчания тот юнец, что присматривал за костром, отозвался:
   -- Жратвы нема. Волки всю дичь распугали, крыланы птиц гоняют. Чай вот только остался...
   -- Друг друга-то еще жрать не начали? -- Сардат, говоря, заставил сердце биться, и в голос помимо воли проникла толика жалости. -- С вас, умников, станется... Ладно, давай свой чай хваленый. Кружек не хватит -- мы с Милашкой из одной похлебаем. Да, родная?
   -- Да пошел ты, -- огрызнулась та. -- Кровосос безрукий.
   Оружие партизаны убрали, кто-то негромко рассмеялся. К вампирам с интересом присматривались.
   Аммит подошел к Сардату:
   -- Это обязательно было?
   -- А что? -- Сардат ухмыльнулся и понизил голос: -- Заволновался о грязных тварях, которые дальше своего носа не видят?
   Аммита покоробило от этих -- его же собственных -- слов.
   -- С вампирами будешь разговаривать -- хоть на коленях перед ними ползай, если угодно, -- сказал Сардат. -- А когда нужно собрать вместе грязных тварей и заставить их дело делать, вместо того чтоб балду пинать -- это я устрою. Есть вопросы?
   -- Пока нет, -- вздохнул Аммит, отводя взгляд. -- Но я обязательно придумаю.
   Глава 3
   Восток
   Солнце окрасило двор в алый цвет, когда Левмир вышел прогуляться. Обойдя дворец, углубился в сад, не столько рассматривая прекрасные деревья, которых не встречал дома, сколько одергивая необычную одежду. Левмир отказался бы от этого не то платья, не то плаща странного покроя, если бы не выражение лица князя: будто награду выдал.
   "Кафтан", как назвал одежду князь, пришлось подвязать кожаным ремешком, чтобы по?лы не мели по земле. Рукава нелепо широкие, руки болтаются в них. Штаны тоже огромные, издалека напоминают юбку. Больше всего ужаснул Левмира цвет одеяния -- ярко-красный, с желтыми вставками на груди и рукавах.
   Порадовали сапоги -- крепкие, удобные, из коричневой кожи. Ступая в них по тропинке, Левмир наслаждался прогулкой.
   Тропинка вывела к полю, усеянному ровными рядами одинаковых каменных плит. Низкая оградка опоясывала поле. Тропинка упиралась в витиеватую калитку. Левмир задержался возле нее, рассматривая сложный рисунок переплетенных прутьев. Отступил на шаг и различил двух драконов, сцепившихся в яростной битве.
   Левмир толкнул калитку. Хотелось рассмотреть каменные плиты. Присев возле одной из них, прочитал высеченные слова под незнакомым именем: "Храбрый воин, отдавший жизнь за своего князя". Ниже -- цифры, значения которых Левмир не понял. Он шел рядами плит, глядя то на одну, то на другую, но менялись лишь имена и цифры. Далеко впереди -- белое строение, похожее на Храм, как его описывала Ирабиль. Только без окон.
   Левмир остановился, глаза закрылись. "Слышишь ты меня? -- подумал он. -- Как ты? Скажи хоть слово!"
   Когда зазвучал голос, Левмир вздрогнул, но радость тут же рассеялась: возле оградки стояла княжна.
   -- Это почетное кладбище, здесь покоятся самые отважные воины. Многие бросались в самую гущу схватки, лишь бы удостоиться чести быть погребенными здесь.
   На княжне все то же серое платье, стоптанные туфли. А прическа изменилась. Прежде рассыпавшиеся по плечам волосы она собрала в хвост, став похожей на простую деревенскую девчонку. Именно эта деталь помогла Левмиру почувствовать себя уверенней. А еще -- неуверенность в черных глазах княжны.
   -- Здесь, под землей, лежат мертвые люди? -- переспросил Левмир. -- Зачем?
   Княжна сцепила перед собой ладони. Левмир смотрел на подрагивающие пальцы. Сумерки сгущались стремительно, и смуглая кожа девушки казалась все темнее.
   -- А куда их еще деть? -- Голос княжны звучал озадаченно. -- Мертвых хоронят в земле, так всегда было и будет. Там, дальше, княжеская усыпальница. -- Она махнула в сторону замеченного Левмиром строения. -- Там стоят каменные гробы. Только женщины моего рода отправляются после смерти к Солнцу.
   Вопрос замер на губах Левмира. Княжна отвернулась, бледная, и по тому, как напряглось ее лицо, Левмир понял, что девушка едва сдерживает сильное чувство. Горе, или злость. А может, отчаяние.
   -- Наверное, не нужно было мне сюда приходить? -- Левмир, аккуратно огибая надгробия, вышел за калитку. Между ним и княжной оставался шаг.
   -- Сюда часто приходят, -- улыбнулась девушка. -- Родственники, друзья. Приносят цветы, вспоминают. У вас, наверное, не так? Князь сказал, что вы с Запада.
   -- Можно "ты"? -- Левмир улыбнулся в ответ. -- Меня зовут Левмир. Когда мне говорят "вы", я оглядываюсь и не вижу никого.
   -- Айри. -- Княжна протянула руку. -- Меня тоже можно на "ты".
   Взяв теплую ладошку, Левмир коснулся ее губами, не представляя, что делать еще. Жать руку девчонкам при знакомстве вроде как не полагалось. Когда же он поднял голову, то увидел изумленные глаза Айри.
   -- Это было вовсе не обязательно, -- пробормотала она, пряча руку за спину.
   -- Извини, -- пожал плечами Левмир. -- Наверное, проще относиться ко мне, как к ребенку, который ничего не знает.
   Плотно сжатые губы княжны расслабились.
   -- Ничего, -- сказала, протягивая другую руку. -- Это из-за меня все.
   Пальцы коснулись ладони Левмира. Дрожали, будто трогая раскаленный бок печки. Левмир сжал руку княжны и услышал сдавленный вскрик.
   -- Отец рассказал тебе, кто я?
   Айри кивнула, не отрывая взгляда от попавшей в плен ладони.
   -- Боишься?
   Рука перестала дрожать. Айри подняла голову.
   -- Ничего не боюсь, ясно? -- резко прозвучали слова, как свист стрелы. -- Идем.
   Княжна пошла в сторону дворца, таща за собой Левмира. Тропинка едва угадывалась в темноте. Когда дворец, освещенный множеством фонарей, показался среди ветвей, Айри остановилась. Руки разомкнулись.
   -- Ты ведь сильный, да?
   Левмир не нашелся с ответом. Темнота не мешала ему разглядеть румянец на щеках девушки, легкий ветерок не заглушил частого биения ее сердца.
   -- Когда пойдешь на Запад -- забери меня.
   -- Но...
   -- Хватит. Ничего не говори. Нас ждут к ужину, идем. Поговорим завтра.
   Левмир молча шел за княжной. "Чего она хочет? -- недоумевал он. -- Что она прячет?"

***

   Ужинали на втором этаже, в полутемном зале. Ковры так же устилали пол, вдоль стен -- огромные вазы, украшенные разноцветными узорами. Странные светильники, будто сделанные из бумаги, свисали с потолка то тут, то там. Левмир попытался рассмотреть один из них, но так и не понял, что в нем светится.
   За столом посреди комнаты сидели князь и пожилой мужчина, которого Левмир раньше не видел. Взгляд не задержался на незнакомце, тем более что и тот не обратил на Левмира внимания. Чуть дальше, за маленьким столом, на маленьком стульчике громоздился шут Сэдрик. В отличие от остальных, он уже обжирался, впихивая в рот руками еду из миски.
   Князь поднялся навстречу вошедшей паре.
   -- Как прекрасно, что вы уже познакомились, -- воскликнул он, но в глазах таилась настороженность.
   -- Я случайно обнаружил кладбище, и княжна любезно рассказала о погребальных обычаях Востока, -- поспешил объясниться Левмир.
   Князь кивнул в сторону. Из тени вышел темнокожий слуга, которого Левмир сразу не заметил. Слуга выдвинул стул для княжны, а вот Левмир успел усесться сам. За столом возникла заминка. Князь с упреком смотрел на слугу.
   -- Простите, -- улыбнулся Левмир. -- Я не бывал раньше во дворцах. Скажите спасибо, что на пол не уселся.
   -- Вот спасибо, -- пробурчал шут. -- А то я бы загордился.
   Айри тихо рассмеялась, улыбнулся князь. Слуга удалился в тень, и напряжение рассеялось.
   Теперь, сидя напротив незнакомца, Левмир мог его рассмотреть. Сразу ясно -- не из местных. Кожа слишком бледная, другой разрез глаз, да и сами глаза -- не черные, как у всех, а будто стальные.
   Левмир посмотрел в тарелку. Не сразу понял, что в ней громоздится. Странные конструкции из какой-то белой крупы, кусочки рыбы, разноцветные ломтики не то фруктов, не то еще чего-то. Но хуже всего -- рядом с тарелкой лежали две палочки. Такими же быстро орудовали князь и княжна. Левмир, понаблюдав за ними, взял палочки. После нескольких попыток получилось отправить в рот один из разнообразных комков. Вкус оказался пресным, но Левмир слишком проголодался, чтобы выражать недовольство. Съедобно -- и ладно. Да и не сравнить с заледеневшим лошадиным мясом.
   -- Не так! -- вмешалась Айри, и тонкие пальцы коснулись его руки. -- Палочки вот как держат, гораздо удобнее.
   Пока она колдовала над его пальцами, Левмир посмотрел на незнакомца. Еда перед ним стояла нетронутой, он смотрел только на Левмира. Пустой, холодный взгляд. Когда-то давно Левмир бы испугался, но теперь ощущал только раздражение. Да еще неприятный холодок -- будто плечи кто стискивает.
   -- Вот, -- сказала княжна. -- Попробуй.
   -- Вы так сблизились, -- заметил князь.
   -- Попробуйте, -- тут же исправилась Айри. -- Ну а что плохого в том, чтобы подружиться с новым человеком?
   Князь пожал плечами. И тут первое слово сказал незнакомец:
   -- Человеком?
   Левмир выдержал его взгляд.
   -- Вы что-то хотите мне сказать? -- спросил, отложив палочки. -- Или обо мне?
   Незнакомец улыбнулся, но взгляд остался ледяным. В серых глазах Левмир видел свою смерть -- старую подругу, по которой успел немного соскучиться.
   -- А ты готов со мной драться? -- спросил незнакомец.
   -- Если потребуется.
   -- Так-так, друзья, -- подскочил князь. -- Давайте не будем портить ужин. Что с вами? Вы знакомы?
   -- Нет, -- одновременно откликнулись Левмир и незнакомец.
   -- Моя оплошность. -- Князь приложил руку к груди. -- Левмир, это мой старый друг. Я рассказал ему о тебе. Он просил не называть его имени, поэтому я и не представил вас сразу...
   -- Можешь называть меня Арис, если хочешь, -- сказал незнакомец, не отводя глаз от Левмира. -- Значит, ты пришел с Запада. Зачем?
   Левмир подобрал палочки. Айри кивнула, увидев, что теперь он взялся правильно.
   -- Я не пришел, -- сказал Левмир. -- Меня вынесла сюда Алая Река.
   -- Так говорят о судьбе, -- пожал плечами Арис. -- Но...
   -- Когда я говорю, что меня вынесла сюда Алая Река, значит, так и есть, -- перебил Левмир. -- Я вошел в нее, а вышел из моря.
   Теперь и княжна, и князь перестали есть. Смотрят на него широко открытыми глазами. Только шут продолжал чавкать, поджидая удачного момента для выступления.
   -- И кто же додумался обратить такого сопляка? -- спросил Арис.
   -- Боюсь, ответ будет тот же. Алая Река.
   Выражение лица Ариса изменилось. Что-то вроде удивления промелькнуло на нем.
   -- Хочешь сказать, дошел до Реки, будучи человеком?
   -- Да, -- кивнул Левмир. -- Нас было трое, но человеком дошел только я.
   Арис взял палочки, подцепил кусок рыбы и отправил в рот. Левмир последовал его примеру. Ужин прошел в молчании. Когда тарелки опустели, набежали слуги. На столе появились блюда со сладостями и кубки с горячим питьем. Напиток оказался пряным и сладким.
   -- Итак, -- произнес князь, -- теперь мы можем и поговорить. Левмир, расскажи о себе.
   -- Если вам угодно, -- кивнул Левмир. -- Я родился в деревне под названием Сатвир...
   -- Сатвир, -- повторил Арис.
   -- Ну да. А что?
   Арис махнул рукой, показывая, что не хочет прерывать рассказ. Но тут вмешался Сэдрик:
   -- Так тебя, значит, Левмир зовут?
   -- Правильно, -- отозвался Левмир.
   -- И родился ты в деревне Сатвир?
   -- Да.
   -- А теперь ты еще и вампир?
   -- Ну?
   Шут покачал головой и вздохнул:
   -- Эк над тобой Реченька-то поглумилась... Левмир -- вампир из Сатвира!
   Торатис и Сэдрик захохотали, Айри же поглядела на шута с яростью. Потом -- на Левмира, будто извиняясь. "А ведь она боится, -- заметил Левмир. -- Боится, что я обижусь и уйду. Боится выступить в мою защиту. Боится промолчать. Что же есть в ее душе, кроме страха? И что для нее -- я?"
   Левмир дождался, когда смех утихнет, и спросил, обращаясь к князю:
   -- Я благодарен за кров, одежду и еду. Но ничего этого я не просил. Я должен выслушивать насмешки в обмен на ваше гостеприимство?
   -- О, прошу, не принимай близко к сердцу, -- отмахнулся Торатис. -- Это ведь шут! Ну что с него взять? Он и про меня может...
   -- Тогда зачем он здесь?
   -- С ним веселее.
   Левмир встал из-за стола. Подойдя к шуту, наклонился над ним. Сэдрик сжался, готовый провалиться сквозь землю.
   -- Однажды в Сатвир пришли вампиры, -- заговорил Левмир. -- Ночью они убили двенадцать человек только за то, что они не хотели умирать. Убили моих родителей. Мне пришлось бежать, ненавидя себя за то, что не могу ничего изменить. Добрый человек помог мне, пустил жить к себе, но зимой вампиры явились к нему, дом сгорел, и я снова бежал. На север, к Алой Реке. Последний раз я встретил людей в поселке старателей. Я прожил там месяц. А потом пришли вампиры и снова убили всех. Только вот сами они тоже там подохли, все до единого. Пошути над этим, Сэдрик. А то звучит, должно быть, невесело.
   Шут молчал и трясся. Левмир не отводил от него взгляда, лишь в глубине души удивляясь той властности, той могущественной ярости, что переполняла отныне каждое его слово. Он ждал, и, затаившаяся в нем, ждала Река.
   -- Пошел вон! -- громыхнул голос князя.
   Левмир вздохнул. Этим все должно было закончиться. Просто впустую потраченный день...
   Сэдрик скатился со стула.
   -- Бегу, бегу!
   -- И не смей больше балагурить при нашем дорогом госте, -- крикнул князь вдогонку.
   Левмир перевел на него взгляд. Торатис казался смущенным.
   -- Прошу прощения. Я готов понять ваши чувства, но поймите и нас. Все-таки Восток и Запад слишком далеки друг от друга, многое из того, что вы здесь увидите и услышите, будет непонятно...
   -- Напротив, -- сказал Левмир. -- Мне все понятно и знакомо. Я вырос среди людей, которым позволяют жить лишь потому, что они приносят пользу господам. Думал, здесь иначе, но ошибся.
   Айри смотрела на Левмира, бледная, но отчего-то улыбающаяся; князь прятал взгляд. Арис щурился, что-то вспоминая.
   -- Горбун все равно ни на что не годен, -- продолжал оправдываться Торатис. -- Если бы не я -- просил бы милостыню на улице. А так -- живет в тепле и сытости. И пользу какую-никакую приносит.
   -- И вам доставляет удовольствие смотреть на это ничтожество? Он мог бы работать руками, шить одежду, чинить сапоги, честно добывать кусок хлеба. Вместо этого он несет чушь ради вашего смеха.
   -- Ты мог бы вести себя повежливей, обращаясь к хозяину дома, в котором живешь, -- вмешался Арис. -- Тем более что обращаешься к нему с просьбой. Люди всегда одинаковы -- требуют больше и больше, просто за то, что они есть.
   -- Как и вампиры. -- Левмир перевел взгляд на Ариса. -- Думаешь, я не понял, кто ты такой?
   -- Не самая сложная задача. Мы чувствуем друг друга.
   -- Ну вот, -- вздохнул князь. -- Наконец-то маски снимаются...
   -- Ты готов воевать с Эрлотом даже без войска, я правильно тебя понимаю? -- продолжал Арис, не обращая внимания на князя.
   -- Правильно.
   -- Как ты это себе представляешь?
   -- Никак. Я знаю лишь то, что сказала мне Река. Я несу ее силу, которая скоро перевернет мир. Правда, мне еще нужно научиться пользоваться этой силой.
   -- Хорошо, что ты хоть это понимаешь, -- кивнул Арис. -- Но мне интересно другое. К Алой Реке идут те, кого ведет сильная страсть. Что же вело тебя, если ты до сих пор не знаешь, как воюют вампиры? Ради чего ты отважился на такой путь?
   Левмир нахмурился:
   -- Я бы не хотел об этом говорить.
   -- Отчего? Не думаю, что твоя цель низка, иначе Река не позволила бы тебе добраться до нее. Что это? Месть? Желание спасти людей?
   -- Нет.
   -- Тогда что?
   Левмир молчал. Ответ прозвучал из уст Айри:
   -- Любовь.
   На девушку посмотрели все, но она и не думала смущаться, только вежливо потупила взгляд. Арис повернулся к Левмиру.
   -- Значит, любовь?
   -- Значит, -- кивнул Левмир.
   -- Но при чем здесь Река? Или твоя возлюбленная в плену у Эрлота?
   -- Моя возлюбленная шла вместе со мной.
   Арис вздрогнул:
   -- Ты же сказал, что двое были вампирами...
   -- Я помню, что сказал. Да, она вампир.
   -- Ты влюбился в вампира, будучи человеком? -- Арис встал, отодвинув стул, и повернулся к Левмиру. -- И ты шел к Алой Реке, чтобы получить бессмертие? Ради нее?
   -- Вас это удивляет?
   Арис упал на стул, лицо его утратило остатки невозмутимости.
   -- Что ж... Девушке очень повезло.
   В наступившей тишине Левмир прошел к своему месту. Подошвы сапог мягко касались ковра, движения вышли беззвучными. На этот раз слуга успел отодвинуть стул. Прежде чем сесть, Левмир с сомнением оглянулся. Вспомнилась дурацкая деревенская шутка: выдернуть стул из-под ничего не подозревающего человека.
   "Подумаешь, -- засмеялась Река. -- Убьешь его -- и все. Вампир не должен бояться".
   Левмир сел, и стул оказался прямо под ним. Пытливые глаза Айри совсем близко. Кажется, будь ее воля, она бы утащила его далеко-далеко, туда, где ни одной живой души, и расспрашивала до бесконечности.
   -- Путь к Алой Реке так труден? -- спросила княжна.
   -- Путь к Алой Реке невозможен, -- ответил Левмир. -- Мы все погибли на этом пути.
   -- Ты ведь жив. -- Айри словно бы невзначай коснулась плеча Левмира.
   -- Я сам не знаю, кто я теперь. Знаю лишь, куда идти и что делать.
   -- Большинство людей и этого не знают, -- вмешался Торатис. -- Но давайте все же поговорим о войне. Этот разговор нужно когда-то начать. Чем конкретно грозит нам Эрлот?
   -- Ничем, -- быстро сказал Арис. -- Эрлот будет резвиться в своих владениях. Потом, должно быть, образумится и вернет старые порядки. Никакой опасности я не вижу. Для чего ему покидать насиженное место и нестись на Восток?
   Левмир смотрел на него с любопытством. Запросто говорит об Эрлоте, будто о старом знакомом.
   -- Может статься так, что резвиться будет негде, -- сказал Левмир. -- Вы, должно быть, не слышали о бараках?
   -- О бараках? -- нахмурился Арис.
   -- Эрлот уничтожил деревни, согнал жителей в бараки, где они теперь умирают от голода. Я, правда, не знаю точно, сколько с тех пор прошло времени. Вполне возможно, люди уже мертвы. Вполне возможно, Эрлот уже идет сюда.
   -- Бараки? -- удивлялся Арис. -- Но это же просто бред! Зачем бы... Нет, ты несешь ерунду. Эрлот, конечно, может быть жестоким, но не до такой степени. Не будет он сам выбивать у себя почву из-под ног.
   -- Я не знаю, зачем он делает то, что делает, -- сказал Левмир. -- Но Река, узнав об этом, отправила меня сюда.
   Князь постучал пальцами по столу.
   -- Итак, смутные пророчества, догадки, предположения, -- задумчиво проговорил он. -- Это с одной стороны. А с другой -- долгий путь на Запад. Я давно не смотрел карты, но, если не ошибаюсь, конный путь до Кармаигса займет несколько лет. Большую часть, конечно, можно одолеть по морю, через пролив. Тогда все сократится до полугода. Но кто из моих дорогих соседей пропустит боевую эскадрилью через свои воды? Никто. В любом случае потребуется опустошить казну, оставить голодать народ. Левмир, поймите меня верно, вы хотите, чтобы я уничтожил свое княжество ради неясной и сомнительной угрозы. Даже если мы победим...
   Арис рассмеялся:
   -- Вы не победите. Не нужно тешить себя глупыми надеждами. Сколько человек в вашей армии? Десять тысяч? Двадцать? Эрлот вынес войну из самой Реки. Он истребит всех, прежде чем они хотя бы увидят Кармаигс.
   -- Не очень-то лестно слышать такое о своем войске, -- заметил князь.
   -- Я не льщу. Я говорю правду. Если хотите посмотреть, что такое вампир, давайте устроим. Отправьте десяток рыцарей на этого паренька, увидите, что будет.
   Глаза князя загорелись.
   -- А это прекрасная мысль! -- воскликнул он. -- Левмир, вы не возражаете против испытания?
   Левмир пожал плечами:
   -- Если это хоть как-то поможет делу -- я покажу, что за угроза придет с Запада.
   -- Ничего не придет с Запада. -- Арис встал и направился к выходу. -- Восток и Запад -- два разных мира. Ни к чему им лезть в дела друг друга.
   -- А ну, стой! -- вскочил Левмир. Арис обернулся, поднял брови.
   -- Ты это мне?
   -- Тебе.
   Левмир подошел к нему, глядя вниз.
   -- Откуда у тебя это?
   Арис опустил взгляд на туфли.
   -- Тебе посоветовать сапожника?
   -- Мне нужен ответ. Иначе я буду с тобой драться. Я убью тебя, если ты прямо сейчас не объяснишь мне, как у тебя оказались эти туфли.
   -- Да что вы опять придумали? -- воскликнул князь. -- Проявите хоть каплю уважения! Не нужно никого убивать, не нужно драться. И что не так с туфлями Ариса?
   -- Ты был у Монолита? -- Левмир нн обращал внимания на князя.
   -- Неоднократно, -- сказал Арис.
   -- Подобрал их там?
   -- Похоже, будто я подбираю обувь на улице?
   -- Тогда я ничего не понимаю.
   -- Как и я. Но знаешь, что? Мне даже не интересно. Спокойной ночи.
   Левмир стоял, глядя вслед Арису. Сердце колотилось до боли в груди. Что-то коснулось сжатого кулака. Левмир повернулся и встретился взглядом с княжной.
   -- Провожу тебя, -- шепнула она.
   -- Айри.
   Девушка обернулась. Ни слова не сказано, они просто смотрели в глаза друг другу -- отец и дочь. Князь опустил взгляд.
   -- Идем, -- прошептала Айри, проходя мимо Левмира.

***

   Несмотря на то, что лестницу ярко освещали круглые фонарики, с наступлением темноты будто сами собой разлетевшиеся по всему дворцу, Айри взяла подсвечник с тлеющей свечой. Укрытые коврами ступеньки скрадывали звук шагов. Левмир покосился на Айри, случайно перехватил ее взгляд. Думал, она отвернется, но она, видимо, думала так же. Застыли на одной ступени, глядя друг на друга.
   -- Кажется, я все испортил?
   -- Здесь уже нечего портить. Ты подумал?
   Левмир нахмурился. В глазах Айри плясало какое-то безумие, лишь отчасти объяснимое отражением огонька свечи.
   -- После всего, что я рассказал, хочешь на Запад? Почему?
   -- А ты -- почему?
   -- Ты знаешь. -- Левмир отвел взгляд.
   -- Там твоя судьба, так?
   Кивнул, рассматривая красный ворс ковровой дорожки. Какое же здесь все мягкое, укрытое. Сразу и не заметишь под всем этим твердые, острые углы. Только Айри ничем не прикрывается. Поэтому с ней так трудно, поэтому с ней так легко.
   -- Вот и моя там же. И снова молчи! Я вижу, ты не решил. Съездишь со мной утром кое-куда? Одна я... не хочу там появляться.
   -- Я в вашей власти, -- пробормотал Левмир.
   Айри быстрым движением придвинулась к нему. Левмир вздрогнул, ожидая атаки или... поцелуя?
   -- Если бы это было так, я бы не начала разговора, -- прошептала княжна.
   Будто порывом ветра унесло ее. Левмир поспешил следом. Странная тьма окутала душу, и только крошечный огонек в руке Айри разгонял тенета страхов и сомнений.
   -- Подожди! -- Левмир одним прыжком догнал княжну. -- Постой. Кто этот, Арис?
   -- Его не так зовут, -- не останавливаясь, ответила Айри.
   -- Он единственный вампир здесь? Когда он появился?
   -- Да. Года три назад.
   -- Как же его...
   -- Слушай. -- Айри снова остановилась, пронзила Левмира взглядом. -- Он помог мне, а я не забываю доброты. Если он решил не называть тебе имени -- я не раскрою его тем более. Но если он решит убить тебя -- между вами буду стоять я.
   Кровь отхлынула от лица Левмира, ладони вспотели. Теперь сердце княжны билось спокойно, размеренно, а его собственное припустило во весь опор.
   -- Что ты хочешь сказать?
   -- То, что сказала. -- С видимым трудом Айри улыбнулась, смягчила выражение лица. С еще большими усилиями заставила себя коснуться руки Левмира. -- Подумай. Я не прошу многого. Прокатись со мной завтра утром и... подумай насчет Запада. Хорошо?
   Левмир кивнул. В молчании одолели оставшиеся ступени, прошли коридором.
   -- Твои покои. -- Айри кивнула на двери, больше похожие на ворота. -- Держи. Там, должно быть, темно.
   Отдав свечу, княжна ушла. Левмир проводил ее взглядом.
   Огромная комната, через раскрытые двери лоджии льется лунный свет, окутывает кровать с балдахином, грудой подушек и одеял. Левмир нашел несколько свечей -- на стенах, на столике, возле зеркал. Засветив их все, огляделся и вздохнул. Вряд ли получится здесь отдохнуть. Слишком уж большая комната, слишком высокий потолок, слишком пестрый ковер на полу. Множество столиков и стульев, зеркала, вазы, статуи, изображающие свирепых воинов и прекрасных дев. Ковры висят даже на стенах.
   Левмир подошел к кровати, потрогал перину. "Ты тоже на такой спала?" -- спросил он мысленно. "А то! -- с готовностью откликнулась Ирабиль. -- Только лучше медвежьей шкуры ничего не было".
   -- Это точно, -- улыбнулся Левмир. -- Пожалуй, все закончится тем, что я лягу в углу на ковер.
   "Только попробуй -- в лоб получишь! -- возмутилась Ирабиль. -- Я ведь не побоялась жить, как ты. Побудь и ты на моем месте!"
   -- Если бы ты была рядом...
   "Тогда мы никуда бы больше не пошли, сам знаешь. Когда все закончится -- у нас будет вечность. А до тех пор -- сражайся".
   -- Я не отступлю, -- пообещал Левмир, глядя в небо с увитой цветами лоджии. -- Ты тоже держись. Почему-то кажется, тебе тяжелее.
   "Не думай об этом. -- Голос таял, слабел. -- Кастилос обо мне заботится. А я жду тебя. Все, что я теперь могу, -- ждать. Не бросай меня, Левмир!"
   -- Ни за что!
   Левмир вскочил на перила, взмахнул руками, удерживая равновесие. Настала пора узнать новую часть себя, понять и принять силу, что переполняет тело и дух. Закрыв глаза, Левмир сказал сердцу: "Стой!" И сердце остановилось.
   Левмир опустил руки. Ни одна мышца не дрогнет, ноги твердо стоят на узких перилах. В голове ясно, как никогда. Будто умерли все чувства, кроме одного -- самой сильной, самой отчаянной страсти. Перед глазами возникло улыбающееся лицо Ирабиль. Левмир улыбнулся в ответ.
   -- Только ты и я, -- сказал он. -- Вечность!
   Оттолкнувшись, Левмир взлетел выше деревьев. Наверное, его могли заметить из окон верхних этажей. В замершее сердце проник восторг от силы и легкости движений.
   Мягко приземлившись, Левмир побежал. Ветви мелькали по сторонам. Знакомая тропинка вывела к ограде кладбища. Перескочив через нее, Левмир встал на надгробный камень. Перенес вес на одну ногу, крутнулся вокруг своей оси. Прыжок за прыжком, он перемещался с надгробия на надгробие, приближаясь к таинственному строению на другом конце кладбища.
   Он замер на одном из камней. "Я ведь не смогу запустить сердце без крови! -- подумал Левмир. -- И где же мне взять кровь?" Перед глазами возникла улыбающаяся княжна.
   -- Нет, -- шепнул Левмир. -- Нет... Я найду этого Ариса, он ведь как-то выживает здесь.
   Беспокойство не оставляло Левмира, и он, закрыв глаза, приказал сердцу: "Вперед!" В груди гулко застучало. Левмир покачнулся, теряя равновесие, но устоял.
   -- Получилось! -- выдохнул он.
   -- Вообще-то здесь такое поведение считается святотатством.
   Левмир упал с камня, вскочил. В трех шагах от него стоял Арис, освещенный лунным светом. В руках он что-то держал.
   -- Я не знаю такого слова, -- сказал Левмир.
   -- Люди приходят сюда, чтобы вспомнить мертвых и предаться печали. А ты глумишься над останками, глупый мальчишка. Неужели нельзя найти другого места для танцев?
   -- Я не танцую, -- отозвался Левмир. -- Я пытаюсь понять, кто я. А кто ты, Арис? Что ты здесь делаешь?
   Арис вместо ответа бросил какой-то предмет. Левмир поймал его -- подобие меча в кожаных ножнах.
   -- Это палаш, -- объяснил Арис. -- С таким оружием здесь управляются воины.
   -- И зачем ты мне его дал? -- Левмир потянул за черную, с золотыми прожилками рукоять. Лезвие блеснуло в лунном свете, будто серебряное. По клинку вились узоры.
   -- Я опрометчиво за тебя поручился. -- Арис привязывал на пояс ножны с таким же палашом. -- Не хочу, чтобы ты опозорил род вампиров. Посмотрим, что умеешь.
   -- Ничего, -- усмехнулся Левмир. -- Я стрелял из самострела, приходилось драться ножом и топором. Наверное, неплохо получалось -- Мэросил остался в восторге.
   -- Мэросил? -- удивился Арис. -- А с ним тебя что связывает?
   -- С ним уже никого ничто не связывает, -- объяснил Левмир, возясь с ремешком. -- Мэросил мертв. А скоро умрут и остальные лорды. И Эрлот.
   -- Хочешь сказать, что, будучи человеком, убил того, кто рожден вампиром больше трех тысячелетий назад?
   -- Мне помогла та, что рождена вампиром больше тринадцати лет назад. Хотя, скорее это я ей помог.
   Подняв взгляд на Ариса, Левмир вздрогнул. Глаза вампира почернели, красные радужки пылали огнем.
   -- Я как раз об этом хотел спросить, -- прорычал Арис, обнажая сталь. -- Не так много девчонок-вампиров твоего возраста я знал. Но из рожденных вампирами -- знал только одну. Это она шла с тобой к Реке?
   Левмир не успел ответить. Арис бросился на него, сталь сверкнула, рассекая воздух. Сердце остановилось. Руки рванули палаш из ножен, и от столкнувшихся лезвий полетели искры.
   -- Реакция хорошая, -- отметил Арис. -- Но если будешь так встречать каждый удар -- испортишь клинок. Старайся отводить удар.
   Левмир отпрыгнул, снова оказавшись на надгробии.
   -- Да, это та самая, -- сказал он, следя за передвижениями противника.
   -- Как ее звали?
   -- Ее до сих пор так зовут. Почему я должен называть тебе имя?
   Стремительный выпад, палаш должен был перерубить ноги Левмира, но он подпрыгнул и подошвами прижал лезвие к камню. Ударил наотмашь, клинок просвистел над головой пригнувшегося Ариса. Тот рванул оружие на себя, Левмир сделал сальто назад и замер на соседнем камне.
   -- Потому что я хочу убедиться, что она -- не та, о ком я думаю, -- сказал Арис. -- Ты на удивление ловок и быстр. В битве против десятерых это хорошо. Запомни: там не будет места поединку. Тебе придется драться со всеми сразу и ни с кем по отдельности.
   -- Я справлюсь! -- заверил его Левмир. -- Тогда правда за правду. Ты говоришь, где взял туфли, а я называю имя.
   Арис прыгнул на него, крутнулся в воздухе. Левмир обдумал все мгновенно. Пригнулся, резко выпрямился, ведя палаш вверх. Лезвия столкнулись, уже не с такой силой. Арис подался вперед, тогда как сжимавшие палаш руки рвануло назад. Левмир ногой ударил Ариса в грудь. Вампир отлетел к соседнему надгробию и упал, разбив его на куски.
   -- Ну и что ты натворил? -- проворчал Арис, отряхиваясь. -- Как мы объясним это князю?
   Левмир сконфуженно молчал.
   -- Ладно, -- вздохнул Арис. -- Эта часть кладбища самая старая, сюда все равно никто не приходит. Хватит игр, я думаю, ты справишься.
   Арис убрал палаш в ножны, его примеру последовал Левмир.
   -- Туфли, -- напомнил он.
   -- Дались тебе эти туфли... Они мои. Понимаешь? Мои. Я их заказал в Кармаигсе, когда жил там. Сразу несколько пар, одинаковых. Всегда такие ношу, не люблю перемен. И я понятия не имею, при чем здесь Монолит.
   Левмир спрыгнул на землю, заглянул в черно-красные глаза. Арис выдержал взгляд.
   -- Почему твои глаза остаются человеческими? -- спросил он. -- После такой битвы...
   -- Мразь, -- сказал Левмир.
   Арис вздрогнул.
   -- Что ты сказал?
   -- Я назвал тебя мразью, Эмарис. Мразью и трусом.
   Лицо Эмариса изменилось. Теперь на нем появился страх. Не перед Левмиром -- перед теми словами, что он должен был произнести.
   -- Ты не можешь осуждать меня за то, что я просто перестал делать то, что делал, -- тихо сказал Эмарис. -- Власть завела меня в тупик, и я...
   -- А я не за это тебя осуждаю! -- закричал Левмир, толкнув его в грудь. -- А за то, что бросил ее, свою дочь! Ты знаешь, что ей пришлось вынести? Знаешь, сколько раз она чуть не погибла? Может быть, ты часами смотрел, как она плачет, обнимая пару вонючих туфель, и не знал, как ее утешить? Ты смотрел, как она искала радость, а находила лишь отчаяние и смерть?
   Лицо Эмариса посерело, рот приоткрылся.
   -- Ты встречал Ирабиль? -- прошептал он, все еще не веря.
   -- Встречал? -- Левмир засмеялся. -- Она спасла меня от твоих карателей в Сатвире. Она была со мной все это время. Вместе мы дошли до Алой Реки.
   -- Безумие... -- застонал Эмарис. -- Кастилос и Аммит должны были позаботиться о ней.
   -- О, они старались! Только вот нагнали на самом берегу. Они старались -- не ты.
   Эмарис вскинул голову. В глазах плеснуло пламя.
   -- Хватит! Вспомни, с кем говоришь, сопляк!
   -- С жалким трусом, бросившим дочь, когда был ей так нужен.
   Палаш вылетел из ножен, Левмир ответил на выпад. Два клинка сшиблись, два лица замерли друг против друга.
   -- Я не позволю себе умереть, пока она жива и ждет меня. Я -- не ты! -- С этими словами Левмир оттолкнул соперника.
   Эмарис сделал шаг назад. Левмир тут же встал в боевую стойку, держа палаш перед собой. Но Эмарис не спешил нападать. Огонь, миг назад горевший в глазах, погас. Пропала величественная осанка. Перед Левмиром стоял сгорбившийся старик.
   -- Как же ты ее любишь, -- прошептал Эмарис.
   -- Сильнее, чем ты.
   Эмарис тяжело опустился на землю, голова склонилась, будто перед покаянием.
   -- Представь, что она умерла, -- послышался глухой голос. -- Представь, что ее больше нет на свете. А у тебя осталась дочь, как две капли воды похожая на нее. Девочка, которая каждый миг своего существования напоминает о той, что ушла навсегда. Как бы ты выдержал такое?
   Левмир бросил палаш в ножны.
   -- Так же, как все люди, -- прозвучал ответ. -- Я оплакивал бы ее, но радовался дочери. Тому, что в ней сохранилась частица Ирабиль. Тому, что на земле остается эта крошечная капля волшебства, способная осветить целый мир. Люди рождаются и умирают, их жизнь полна таких страданий, которые тебе неведомы. Ты столкнулся с жалкой их долей и проиграл. Ты не достоин быть королем, даже отец из тебя не вышел. У меня нет к тебе сочувствия. Иди прочь, а я забуду о нашей встрече. Пусть лучше она оплакивает отца, которого подло убил Эрлот, чем живет с мыслью, что отец ее бросил, что видел в ней только зло.
   Эмарис вскинул голову.
   -- Я никогда!..
   -- Я с тобой закончил, -- оборвал его Левмир.
   Застыв с раскрытым ртом, Эмарис провожал взглядом удаляющуюся фигуру мальчишки.
   Глава 4
   Юг
   -- Так что делать-то будем? -- спросил Варт, глядя на Сардата.
   Все сидели вокруг костра, глотая обжигающий ароматный чай, в котором, помимо, собственно, чая, Сардат различал не меньше десятка различных травок.
   -- Это ты Учителя спрашивай, он у нас -- голова.
   Аммит поставил железную кружку на землю и оглядел людей.
   -- Вряд ли Ратканон мертв, -- сказал он. -- Я не верю. Он столько лет стоял поперек глотки Эрлоту, что его просто не могли так быстро убить. Надо выяснить, где он, и можно ли его освободить. Это главная задача...
   -- Ку-ку! -- Милашка помахала рукой, будто пытаясь пьяного привести в чувства. -- Нас тут ночью перебить всех собираются. Кого и как мы будем освобождать?
   Аммит поморщился:
   -- Вас-то вытащить не проблема. Но меня больше интересует вожак. Быть может, именно из-за него я тут и оказался.
   От Сардата, который внимательно прислушивался к разговору, не укрылся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно у каждого человека. Сами заметить не успели, как полностью доверились вампирам. Сардата покоробило от этой мысли. Как же так? Ведь они годами с кровососами сражались, а тут... Нет, хорошо, конечно, что так складывается, но...
   С тоской Сардат понял, что дальнейшие мысли находятся далеко за пределами его разумения. Всю жизнь прожив в крохотном поселке, он представлял остальной мир в виде безликой серой массы, единственная задача которой -- дважды в год присылать поезд. Теперь же эта масса обретала лица и расцвечивалась красками.
   В поселке все было просто: кто пошел против общего интереса -- тот скотина. Либо побить, либо прибить, смотря по тяжести преступления. Тут же вдруг появились такие вот оттенки смыслов. Люди бьются с вампирами -- хорошо. С радостью принимают помощь вампиров -- как? Сардат думал и думал, а все не мог с наскоку взять эту задачку. Понимал, что здесь и сейчас доверие людей -- это хорошо, а при попытке подняться над ситуацией начинала болеть голова. Лучше, конечно, чтобы люди вообще без вампиров могли обходиться, чтоб сами все делали. А вампиров -- перебить подчистую. Да только станут ли всех бить, если уже задумались, что есть среди упырей и хорошие?
   Сардат тряхнул головой. После. После он подумает обо всем этом, а сейчас нужно принимать решения, потому что взгляды обращаются к нему. Аммит может оценить ситуацию, может даже сказать, что нужно делать. Но отдавать приказы -- не его сильная сторона.
   -- Мы людьми сможем притвориться? -- спросил Сардат, глядя на Аммита.
   Тот, подумав, кивнул.
   -- Ну и о чем тогда печаль? -- пожал плечами Сардат. -- Выйдем на тракт, шлепнемся на колени, слезу пустим, что, мол, жить хотим -- спасу нет, а остальные -- сволочи, упертые. Утащат нас к главному -- этому "барону М". Настучим ему по рогам, все выясним, вернемся... Что?
   Глаза Аммита становились все шире.
   -- Да так, ничего, -- отвел взгляд Аммит. -- Удивляюсь, как быстро осваиваешься.
   -- Чего тут осваиваться? -- Сардат дернул плечом. -- Есть вопрос -- берем и решаем, без лишних соплей. Пока сидим -- уж стемнеет, не до того будет.
   -- Часов восемь еще не стемнеет, -- покачал головой Варт. -- Тут, на югах, день долгий.
   -- Ясно. -- Сардат поставил пустую кружку и панибратски хлопнул по плечу сидящего рядом Аммита. -- Учителя моего драгоценного нарядите покрасивше, лады? А то выпрется в плаще, да в сапогах своих изумительных под партизана косить -- там даже барон со смеху сдохнет. Чего зубы сушишь? -- прикрикнул на смеющуюся Милашку. -- Раздевайся давай, уважь старика.

***

   Брюки Аммит оставил, а плащ сменил на куртку Варта. Сапоги тоже переобул. Шли вдвоем, стараясь не шуметь.
   -- Ты б не дулся, а? -- негромко сказал Сардат. -- Знаю я таких, как ты. Вы все думаете, что, раз самые умные, так все вам в ножки кланяться должны. А с людьми-то ума много не надо. Главное самому верить в то, что говоришь, а там и остальные поверят. Ну и шутку пошутить иногда не грех. И в рожу заехать -- по необходимости.
   -- Вот потому-то вампиры и стоят у власти, -- проворчал Аммит. -- Что стаду многого не надо.
   -- Из вампиров шутники плохие, -- покачал головой Сардат. -- Вот мы их и подвинем.
   -- А "мы" -- это кто?
   -- Мы, люди, -- простодушно заявил Сардат и тут же махнул рукой. -- Все, заткнись на эту тему. Я для себя решил, на чьей стороне, остальные мелочи меня не колышут. Хорош трепаться, вон дорога.
   Тракт и впрямь виднелся сквозь ветви кустов. Сардат вспомнил наставление Аммита и сосредоточился на сосущем чувстве голода. "Как же хочется пожрать, -- думал он, воображая огромную тарелку тушеного мяса. -- Убил бы за жратву. Может, хоть накормят перед смертью..."
   Если верить Учителю, вампир с бьющимся сердцем, страдающий от какого-нибудь человеческого мучения, воспринимался как человек. Голод, жажда, боль, вожделение -- все подходило. Выбрали голод -- тем более что чай и вправду лишь аппетит раздразнил.
   "Вот если только они решат у нас крови попить -- конфуз выйдет", -- вздохнул Аммит перед тем как покинуть лагерь.
   Сардат ощущал, как на тракте зарождается суета. Их слышат, видят, чуют. "Как же хочется есть, -- бездумно повторял он, держась за живот. -- Хоть бы хлеба кусочек... Может, есть у них с собой? Должны понимать..."
   От притворства даже в глазах потемнело -- ну натурально, голодный обморок. А вот этого гнетущего ледяного чувства, сжимающего плечи, холодящего сердце, Сардат старался не замечать. Чувство говорило: вампиры здесь, рядом, ближе с каждым шагом. Чувство должно исчезнуть, как только Сардат их увидит.
   И он их увидел. Десятка три хорошо одетых вампиров, в плащах без единого пятнышка, растянулись в цепь вдоль тракта. Теперь же они стягивались в кучу, заинтересованные приближающимися "людьми". Чуть в стороне паслись кони, привязанные возле четырех больших телег.
   Выйдя из леса, Сардат и Аммит остановились и тут же, как договорено было, поменялись ролями. Сардат потупился и задрожал, а Аммит, напротив, исподлобья сурово смотрел на вампиров. К нему выступил один, которому Сардат дал бы лет двадцать пять, не больше. Но вампир на самом деле вышел за пределы возраста, отпущенного людям. Сложно сказать, как понял это Сардат. Почувствовал, вот и все.
   -- Остальных что -- сожрали? -- спросил этот, очевидно, главный.
   -- Они не хотят сдаваться, -- дребезжащим старческим голоском отозвался Аммит. -- Мы-то вдвоем едва вырвались, а те -- насмерть стоять хотят...
   -- Ну, красота, -- поморщился вампир. -- Думал, уйдем уж...
   Никакой ненависти в нем не ощущалось. Злобной радости от двух сдавшихся партизан -- тоже. Разве только легкая досада. Вампир делал свое дело, выполнял приказ -- и все. В один миг Сардат понял его и даже немного зауважал.
   -- Ладно, прыгайте в арбу, -- велел вампир, показывая в сторону повозок. -- Сидите тихо, ждите. Перед закатом отправим вас, если остальные не выйдут. Пожрать там есть немного. Молодцы, что вышли.
   Он отворачивался, теряя интерес к пленникам, последние слова звучали рассеяно. Аммит демонстративно вздохнул, привлекая внимание.
   -- Нам бы -- сразу, -- веско сказал он.
   -- Не понял -- что? -- разом посуровел вампир. Сардат оценил маневр. Вампир показывал границы, заступать за которые нельзя.
   -- К барону, -- жалобно втягивая голову в плечи, скрипнул Аммит. -- Есть... Важные сведения.
   -- Что за сведения? Что ты мелешь? Ну давай, говори.
   -- Так ведь... -- мялся Аммит. -- Мне б барона...
   -- Ты соображаешь, старый, кто такой барон Модор? -- начал злиться вампирский командир. -- Он со мной-то, может, говорить не станет, а ты для него -- кто?
   -- Там -- о Ратканоне...
   -- А что о нем? Кончился ваш Ратканон, вот и...
   -- Освободить его хотят, -- ляпнул явно на удачу Аммит. Вздохнул и повесил голову совершенно. -- Мы ж не одни тут такие. Это пока все на нас смотрят, другие тем временем... А мне-то что с того? Я-то жить хочу. Пущай хоть в барак -- ладно уж. Скажу все, что надо. Только ты свези к барону, а, милок?
   На взгляд Сардата, с "милком" Аммит изрядно хватил лишку. Но, судя по тому, как переглядывались и будто беззвучно говорили между собой вампиры, с Ратканоном попал в точку. Жив еще тот сказочный великан, что для Левмира с Ирабиль стал в свое время кем-то вроде отца. Часто они про него рассказывали.
   -- Откуда знаешь? -- резко спросил главный.
   -- Да как не знать... -- Аммит развел руками. -- Он ведь нарочно попался-то. Как повезут -- налетит толпа, всех порешают.
   -- Ну, много они там не нарешают, -- задумчиво изрек доселе молчавший вампир, стоя рядом с главным. -- Хотя...
   Эти двое переглянулись, пожали плечами.
   -- Черт с ним, -- решился главный. -- Анир, Гревус -- к барону этих двух, велите доложить, что располагают важной информацией о другом партизанском отряде. Если барон иначе не скажет -- сами сразу обратно. Приказ ясен?
   -- Так точно, -- хором отозвались двое вампиров, на окрик выступившие из строя.
   -- Выполнять.
   Сардат едва сдержал возмущение, когда его схватили за локоть и грубо потащили к повозке. Пришлось закрыть глаза и повторять: "Я -- животное. Мне бы пожрать только, да поспать".
   Помогло. Забравшись в повозку, Сардат помог "старому и немощному" Аммиту. Вампиры спешно запрягли каурую лошадку и устроились -- один на козлы, а другой -- в повозку, лицом к пленникам.
   -- В мешках -- харчи, -- сквозь зубы процедил он. -- Пожрите уж, а то на рожи ваши смотреть противно.
   Чтобы скрыть ненависть, которая не могла не проявиться во взгляде, Сардат наклонил голову и принялся распутывать узел на мешочке. Тем же занялся Аммит. Внутри оказался серый хлеб и несколько ароматных и твердых на ощупь шариков. Сардат вопросительно посмотрел на спутника.
   -- Яблоки, -- пояснил тот. -- Персики. Съедобно, не боись.
   Подделываться под простецкий говор у Аммита получалось отлично. Как бы носом ни крутил, а видно -- среди людей немало пожил, знает, что к чему.
   Сардат для начала все-таки разделался с хлебом -- это дело понятное, близкое -- а потом взялся за яблоки с персиками. Повозка к тому времени вовсю катилась по тракту, а лес по обе стороны стремительно редел.
   Захлебываясь сладчайшим соком, Сардат думал, что ни разу в жизни еще ничего вкуснее не пробовал.
   -- Это здесь такое растет? -- спросил у Аммита вполголоса.
   -- Угу. А ты что ж, в Кармаигсе своем, даже на рынке не видал?
   Сардат почувствовал в голосе Аммита предостережение и, быстро перетасовав мысли, понял, в чем дело. Нельзя ляпнуть про поселок. Потому что граф Ливирро, управляющий северными землями, не присягнул Эрлоту, и люди там живут свободно. И партизан, стало быть, нету. Это знание пришло как-то вдруг, от кого-то чужого. На мгновение Сардат будто оказался в его шкуре. Шагал по знакомой местности -- северная степь с низкорослыми травами. Остановился, обернулся. Позади, шагах в десяти, шла И. Шла так себе -- нога за ногу. Но что действительно удивило Сардата -- девочка выросла. Будто не час назад расстались, а несколько лет как.
   -- Давай дождемся ночи и полетим, -- со вздохом сказал тот, чьими глазами Сардат смотрел на принцессу.
   Та остановилась, как вкопанная. Она будто не желала сокращать расстояние между собой и этим...
   -- Никуда я с тобой не полечу! -- Голос тоже изменился. Интонации детские, а сам-то голос куда как тверже стал, хоть и звенит все так же. -- И не подходи ко мне -- спалю к чертовой матери.
   -- "К чертовой матери"... -- пробормотал, отворачиваясь, собеседник. -- И это -- особа королевской крови. Позорище...
   Видение рассеялось так же быстро, как пришло. Сардат бросил взгляд на Аммита и заметил, что старик прячет улыбку.
   Лес закончился, повозка выехала на огромную залитую солнцем зеленую равнину. Сардат подавил восхищенный возглас. Зелени тут столько, что чахлая северная природа казалась по сравнению с этим раздольем серой и мертвой. Трава -- чуть не до борта повозки. Протянув руку, Сардат касался сочных стеблей.
   Следующее, что его поразило -- люди. Много людей. Гораздо больше, чем за всю жизнь видел Сардат. Мужчины и женщины, легко -- а последние даже, на его взгляд, неприлично -- одетые, бродили среди посадок, нагибались, что-то выдергивали. Слышались разговоры, смех, крики, и непохоже было, что кто-то здесь так уж страдает.
   И, наконец, третье. Вдалеке, там, куда вела, змеясь между пригорками, дорога, распластался город. В небольшой низине, как и большинство вампирских городов, Туриудс напоминал каменную черепаху с покрытым наростами панцирем. Самый большой нарост -- посередине. Похожая на скалу башня возвышалась над городом, отбрасывая тень на домишки поменьше -- тоже каменные. А между домиками сновали мелкие букашки. Сардат не сразу понял, что видит людей. Или вампиров? Отсюда не понять.
   В сердце нехорошо екнуло. Сардат мигом вообразил, сколько тут всего живет народу. А сколько среди них вампиров -- этого даже примерно посчитать не отважился. Затрещал по швам тайно лелеемый план: перебить, поднатужившись, всех кровососов и спасти людей. Трещать он начал еще с тех пор как Аммит заявил, что партизан стерегут настоящие вампиры и отказался вступать с ними в бой без крайней необходимости. Аммит не уверен в победе -- а на его стороне возраст и мудрость. Да и как сбросить со счета этих людей, что, веселясь, дергают сорняки под пристальным взглядом вампира?
   Вампир, сидящий под раскидистым деревом, смотрел не на вверенных ему людей, а на проезжавшую мимо повозку. Смотрел широко раскрытыми глуповатыми глазами, переводя взгляд с Аммита на Сардата и обратно.
   Поначалу Сардат не понял, чем вызвано такое внимание, потом дошло -- сердце-то остановилось. В какой только момент -- неизвестно. То же, очевидно, произошло с Аммитом. Во всяком случае, волосы его опять потемнели, а борода почти исчезла, превратившись в щетину.
   -- Это ведь стада барона Модора? -- поинтересовался Аммит.
   На него никто не смотрел, и метаморфозы остались незамеченными. Вампир, что сидел в повозке, зевая, разглядывал людей и пропустил вопрос мимо ушей. Ответил тот, что правил:
   -- Угадал. А вот это -- пастух над ними. Самый важный тут, уважаемый. Эй, Рэнт! -- Он помахал сидящему под деревом вампиру. -- Как служба?
   Рэнт в ответ поднял руку, да так и замер, потому что в этот момент Аммит поднялся на ноги.
   -- Тут останови, -- бросил он. -- А то лошадь понесет с испугу. Сардат, родной, если хочешь помогать -- смотри внимательно.
   Возница повернул голову и раскрыл рот. Аммит схватил за плечи того, что оставался в повозке, рывком поставил на ноги и одним движением поменял местами лицо и затылок. Отвратительный хруст, Сардата чуть не вырвало, хотя сам же -- правда, в пылу битвы -- сворачивал шеи вампирам.
   Рука конвоира, успевшая метнуться к эфесу висящего на поясе меча, безжизненно повисла, тело мешком свалилось с повозки; возница натянул поводья; люди с криком прянули в разные стороны -- далеко, правда, не побежали, косились на Рэнта, который все сидел с поднятой рукой. Теперь этот жест, видимо, успокаивал и останавливал людей.
   "Стада барона Модора", -- подумал Сардат, и та самая ярость, что гнала его к Реке, пробудилась в безмолвном сердце.
   -- Вы... -- сделал глупость возница, попытавшись заговорить вместо того чтобы ударить.
   Сардат бросился вперед. Вложил в удар всю массу тела -- каблук врезался в обескураженное лицо вампира. Что-то хрустнуло вновь -- нос или вовсе череп -- и вампир, охнув, свалился на землю. Сардат перепрыгнул через борт. Лошадь, не сразу сообразившая, что от нее требовалось, сделала еще несколько шагов, колеса повозки -- сначала одно, потом другое -- перекатились через пытавшегося подняться вампира. Лишь оставив его позади, кобылка, видно, почуяла подозрительную легкость повозки, остановилась и тихо заржала.
   -- Нравится? -- прошипел Сардат, врезав жертве по ребрам. Вампир подлетел на добрых полметра и упал, чтобы тут же получить еще один удар. -- Нравится, выродок? На, жри. Наслаждайся. Привык с людьми воевать?
   -- Сардат! -- резко окликнул его Аммит. -- Хватит дурака валять. Забери у него оружие и слушай меня.
   Сардат решил для разнообразия подчиниться. Нагнувшись, сорвал с вампира пояс, расшитый золотом. В ножнах оказался недлинный меч, на другой стороне -- кинжал. И от того, и от другого явственно веяло холодком. Хорошо. Сгодится. Памятуя о своем внешнем виде, Сардат подпоясываться не стал, перебросил пояс через плечо и наградил обезоруженного еще одним пинком, на этот раз точно покрушив ребра.
   -- И ведь -- годами! -- сокрушался Аммит. -- Годами, тысячелетиями -- одна и та же песня! Увидел человека -- махнул рукой и расслабился. Да этой ловушке лет больше, чем звезд на небе! Сардат, я глубоко расстроен. Давай сожжем их быстро. Смотри!
   Аммит вытянул руку, и на ладони вспыхнул огонь. Сардат видел такое -- у принцессы, и у того прилизанного лорда, что заявился в поселок.
   -- Представь себе огонь, ничего сложного нет.
   Он швырнул огненный сгусток под ноги, и пламя охватило начавшегося было шевелиться вампира. Немного он еще подергался, сдавленно пискнул, а потом как-то вдруг исчез. Лишь дымящийся пепел остался. Аммит не смотрел до конца -- он повязывал трофейный пояс с мечом и кинжалом.
   Сардат перевел взгляд на своего. Тот смотрел перепуганно. Губы раскрывались, но из раздробленной грудной клетки не выходили звуки. Сардат почувствовал, что дрожит от возбуждения. Сила переполняла его, колотилась в голову пьянящими пульсациями. Как же это легко, как же приятно!
   Рука вампира поднялась в защищающемся жесте. Левая рука. Сардат внимательно на нее посмотрел. "Ты можешь, -- прошелестел в голове шепот Алой Реки. -- Возьми то, чего тебе хочется, Покажи им настоящий ужас. Покажи им смерть!"
   -- Много чести, -- проворчал Сардат.
   Он, следуя примеру Аммита, вытянул правую руку и, сосредоточившись на ладони, мысленно потребовал: "Огонь!"
   И пламя вспыхнуло.
   Сначала Сардату показалось, он сделал что-то не так. На ладони метались языки огня, но -- черного. Лишь изредка, будто волшебные цветы, промелькивали алые сполохи.
   -- Н-н-не н-н-над... -- просипел вампир. -- Я н-н-н-никому н-н-н-не...
   -- На Той Стороне, -- громко сказал Сардат, глядя ему в глаза, -- найдешь ребят из поселка старателей и скажешь, что командир прислал тебя им сапоги языком чистить. А скоро -- скажи -- еще подойдут. Я своих не забываю.
   Чуть повернул руку, и огонь будто бы стек с ладони. Чернота объяла вампира. Он попытался вскрикнуть -- не успел. Стоило рту раскрыться, как черное пламя ринулось туда. Несколько алых вспышек, и все закончилось. От вампира не осталось даже пепла.
   -- Лихо, -- раздался над ухом негромкий голос Аммита. -- Далеко пойдешь. Первый раз я видел черный огонь у императора Киверри, второй -- у Эрлота.
   Прежде чем повернуть голову, Сардат запустил сердце. То состояние, которое он назвал про себя "посмертием", перестало служить убежищем от эмоций. Сардат боялся, что в его глазах Аммит увидит ярость, предела которой нет. Ту самую ярость, что чернотой выплескивалась наружу.
   -- И что?
   Аммит пожал плечами:
   -- Ничего. Пока. Давай подойдем к этому малышу. Он, кажется, очень хочет нам помочь.
   Они двинулись к вампиру, которого покойный конвоир назвал Рэнтом. Тот, наконец, опустил руку и даже встал, преграждая путь к людям, которые начали сбиваться в дрожащую кучу у него за спиной.
   Сардат не упустил случая пробежаться взглядом по женщинам. Да уж, дома такого не водилось. У большинства юбки выше колена, руки по плечо открытые, в вырезах чуть не вся грудь целиком виднеется. Впрочем, вряд ли все это от ветрености. Жара-то какая -- сильно не закутаешься.
   Рэнт упер кулаки в бока, сдвинул брови и шагнул навстречу. Сардат чуть не расхохотался. Силы этого горе-вояки он вовсе не ощущал, тогда как от сожженного только что вампира ощутимо веяло холодком. Но Рэнт явно не свою шкуру защищать собирался.
   -- Народ не тронь, -- тихо сказал он, набычившись. -- Какие вопросы -- давай на словах порешаем.
   -- А чего заволновался-то? -- поддел его Сардат. -- Боишься, барон твой голодным останется? Или так, по доброте душевной скотину пожалел?
   Страшным усилием Сардат заставил себя отвести взгляд. С каждым словом в душе поднималась черная волна, кипело в жилах черное пламя. "Убей их. Убей их всех!"
   -- Люди-то чего? -- продолжал бурчать Рэнт. -- Ничего ведь не решают. Сказали пастись -- пасутся. Давай промеж себя... Вы, это... Мож, на табачок-то не обидитесь? Оно ведь дело-то такое, располагающее.
   Сардат услышал шуршание, почувствовал запах табака и повернул голову. Рэнт как раз ловко сворачивал самокрутку. Почувствовав внимание Сардата, осторожно улыбнулся и протянул тому одну.
   -- Вот это от души! -- улыбнулся Сардат, почувствовав, как затаилась на время чернота. -- Давай уж присядем, коли так.
   Аммит тоже опустился рядом, но от сделанной Рэнтом самокрутки отказался, и баронет закурил сам, сперва чиркнув спичкой для Сардата.
   -- Меня Рэнтом звать, -- миролюбиво сообщил он. -- На барона ишачу. Вот, строго -- с рассветом на поля. Есть работа, нет работы -- на поля. В бараках народ дуреет, до смертоубийств дело доходит, а тут-то, на волюшке, оно все приятнее.
   -- А зачем было их вообще в эти бараки сгонять? -- скрипнул зубами Сардат. Все еще жили в памяти слезы и дрожащий голос Ирабиль, которая пересказывала ужасные картины, описанные ей умирающим баронетом.
   -- А я тебе, думаешь, знаю? -- оживился Рэнт. -- Со мной как вышло? Был тут другой барон лет пять назад. Полудурочный. Напились мы с ним однажды вместе, а он меня и обратил за каким-то интересом.
   -- Барон напился с человеком? -- переспросил Аммит. -- Весело тут у вас.
   -- У-у-у! -- махнул рукой Рэнт. -- Тут чего только не было! Так вот, барон этот меня прикармливал чуть-чуть, а потом попался на охоте -- ну и пожгли его свои же. А мне что делать? Пошел на поклон к графу. Тот мурыжил-мурыжил, уж как только в глаза ни плевали. Я думаю, сказал бы хоть слово поперек -- прибили бы. А я овечкой прикинулся и только блею. Ничего, мол, не знаю, дайте работу какую.
   Рэнт говорил быстро, взахлеб, словно торопясь оправдать себя прежде, чем догорит самокрутка. Сардат молча слушал, наслаждался ароматным табаком, даже глаза прикрыл.
   -- Ну а тут оказалось, что я как бы единственный наследник того барона. Вот и дали мне его единственную деревню. Ну как -- деревню? Так, полтора пьяных мужика на сеновале и половина бабы с четвертинкой хворого ребенка. Послали туда, велели восстание поднимать. Я даже понять не успел, чего толком делать-то. Забор поставил, дверь одной вдове починил -- а тут налетели свои же. Новый король, кричат. Всех, говорят, в город. Меня сгоряча чуть не прибили, когда с ними рядом пошел, потом признали за своего. Ну вот и началось. Думаешь, спрашивал меня кто? Вот, как те же люди, и мыкался от одного хозяина к другому. Потом у Модора закрепился. От него и ходил по деревням. А куды деться? Вот затем и сгоняли, что велено было. Барону -- граф приказал, тому, говорят, от самого короля весточка прилетела. А чего там у этого короля в голове творится -- вообще одной Реке известно.
   -- Я так понимаю, -- Аммит кивнул в сторону леса, -- что у вас есть армия? Как давно?
   -- Вот -- да, -- откликнулся Рэнт. -- Это есть. Попервоначалу еще король прислал сюда каких-то... Ну и давай они баронетов набирать. Меня недельку помурыжили, ну да я едва огонь только разжигать научился. И отпустили. Соображаю, говорят, медленно.
   Сардат усмехнулся и затушил пальцами тлеющую бумагу. Аммит внимательно смотрел на Рэнта, лихорадочно сворачивающего вторую самокрутку.
   -- Партизан стерегут -- это кто? Чьи солдаты? Как вообще вы все это построили?
   Рэнт не посрамил выданного ему в армии вердикта и надолго задумался.
   -- Ну, как тут построишь, -- протянул он, наконец. -- У каждого барона своя гвардия вроде как. У графа -- тож своя. Но если граф скажет -- барон своих тут же пошлет, куда надо. А партизан -- наши стерегут. Ну, в смысле, барона Модора.
   -- Все они там? -- чуть ли не ласково спросил Аммит.
   -- Все! -- простодушно махнул рукой Рэнт. -- Ну, окромя тех двоих, что вы приговорили. А... А чего? -- Он крутил головой, глядя на поднявшихся Сардата и Аммита.
   -- Садись за поводья, -- сказал Сардат, качнув головой в сторону застывшей неподалеку лошади. -- Вези нас к твоему барону.
   Глава 5
   Север
   Странный запах, на который И обратила внимание еще ночью, к утру стал невыносимым. Принцесса вертелась на жесткой и холодной земле, морщила нос, но сон покинул ее. Со вздохом раскрыла глаза.
   Кругом -- степь, укрытая, будто прохудившимся ковриком, чахлой травой. Солнце сквозь облака светит тускло, ветерок тянет прохладный. Возле погасшего костра сидит спутник принцессы, что-то помешивает в котелке. Ночью Кастилос не хотел останавливаться, но И настояла на отдыхе. Сам же он, кажется, так и не ложился.
   -- Проснулась? -- посмотрел на девушку. -- Наконец-то. Как можно столько спать!
   -- Тебя спросить забыла, -- огрызнулась Ирабиль. Короткий сон не только не прибавил сил, но, кажется, истощил последние. -- Ты нашел еду? -- Она с плохо скрытым интересом посмотрела на котелок.
   -- Кое-что получше. Лавсонию.
   -- Кого?
   -- Куст такой, -- пояснил Кастилос. -- Ползи сюда.
   Все тело болит, ноги едва слушаются. Кое-как добравшись до костерка, И заглянула в котелок.
   -- Так это ты вонь развел? -- Возле котелка даже глаза щипало.
   -- Все исключительно ради вашего блага, госпожа! -- Не вставая, Кастилос отвесил издевательский поклон. -- Сядь, закрой глаза и думай о чем-нибудь приятном.
   -- А что будет? -- нахмурилась Ирабиль.
   -- Покрашу тебе волосы.
   Принцесса шарахнулась от котелка, будто в нем сидела змея.
   -- С ума сошел? -- закричала, выставив руки перед собой. -- Да никогда...
   -- Да вот прямо сейчас, -- перебил Кастилос. -- Нам придется встречаться со многими людьми и вампирами. Я не хочу, чтобы на тебя таращились, задавали вопросы. Знать будут лишь те, кому это необходимо.
   С тоской во взгляде И смотрела на котелок.
   -- Без этого никак?
   -- Может, и как, -- пожал плечами Кастилос. -- Но я всю ночь варил эту пакость, пока ваше высочество изволили почивать. Можешь проявить хоть немного уважения к труду?
   Поймав прядку волос, И вздохнула, напоследок полюбовавшись золотыми и серебряными бликами.
   Поначалу вздрагивала от прикосновения холодных рук Кастилоса, но вскоре привыкла. Когда волосы высохли, И принялась вертеться, пытаясь понять, как теперь выглядит. Волосы стали медно-рыжими. Кастилос, склонив голову, смотрел на принцессу.
   -- Ну и? -- развела руками. -- Как?
   -- Как рыжая девушка с зелеными глазами, -- задумчиво сказал Кастилос. -- Это едва ли не хуже, чем голубоглазая блондинка... Но ничего, найдем тебе палку покрепче, будешь отбиваться.
   -- От кого? -- удивилась Ирабиль.
   -- От ухажеров. Ладно, иди сюда.
   -- Что еще?
   -- Заплету тебе косу.
   -- Ты что, издеваешься? -- завопила Ирабиль. -- Да я никогда...
   -- Мы все еще на севере, -- перебил Кастилос. -- Здесь традиции сильнее, чем где-либо. Так что выбирай -- либо ты моя жена, либо носишь косу.
   Сжав кулаки, И зарычала.
   -- Знаешь, что я тебя ненавижу? -- спросила, усевшись к спутнику спиной.
   Быстрые пальцы Кастилоса что-то мудрили с волосами.
   -- Наши чувства взаимны, -- отозвался он. -- Давай не будем портить друг другу настроение?
   Тут И рассмеялась.
   -- "Если бы я мог сейчас отдать свою жизнь в обмен на твою -- так бы и сделал, не сомневайся", -- сказала, копируя интонации Кастилоса.
   Пальцы замерли.
   -- Ты откуда это знаешь?
   -- Ты это мне в лицо сказал, -- фыркнула Ирабиль. -- А потом еще в лоб целовал. Гадость какая!
   Кастилос продолжил переплетать волосы принцессы.
   -- Просто потерпи, -- сказал, будто не слышал последних слов. -- Помнишь, что велела тебе Река?
   -- Помню, -- кивнула Ирабиль. -- Сказала: "Сохрани себя".
   -- Этим мы и занимаемся.
   Принцесса посмотрела в чистое синее небо. Вздохнула.
   -- А тебе что Река велела?
   -- То же самое.
   -- Что? Сохранить себя?
   -- Нет. Тебя. Только не спрашивай, почему. Понятия не имею. Кстати, раз уж мы заговорили о безопасности, подумай вот о чем: тебе не тринадцать лет.
   -- Как? -- удивилась Ирабиль. Она попыталась повернуться, но нарвалась на подзатыльник.
   -- Сиди смирно, а то по заднице схлопочешь, -- пригрозил Кастилос.
   -- Я не ребенок!
   -- О том и речь. Не знаю, сколько прошло здесь, но выглядишь ты лет на шестнадцать, не меньше. Так что старайся вести себя соответственно.
   Да, принцесса заметила, как изменилось ее тело. Но голод и усталость последних дней пути, а также злость на Кастилоса не позволяли об этом задуматься. Теперь же Ирабиль уставилась на ставшие вдруг длинными ноги. Кожаные истертые штаны едва покрывают икры, жмут в талии. От сапог пришлось избавиться сразу, ступни покрылись множеством царапин. Куртка больно стискивала грудь, но тут уж ничего не поделаешь.
   От размышлений о собственной зрелости Ирабиль переметнулась мыслями к Левмиру. Интересно, какой он теперь? Где он?
   -- Вот почему я должна была остаться с тобой? -- проворчала Ирабиль. -- Хоть бы Аммит или Сардат...
   -- Мне кажется, это очевидно, -- сказал Кастилос.
   -- Нет. Я глупая. Объясни.
   -- Видите ли, ваше высочество, я обладаю одним очень ценным качеством, которым не владеет ни Левмир, ни Аммит, ни тот однорукий паренек, которого вы зацепили в поселке.
   -- И что же это? -- пожала плечами Ирабиль. -- Занудство?
   -- Нет. Я умею заплетать косы. Только не вздумай спрашивать, где и почему я этому научился. Все, свободна.
   Девушка встала, повернулась к Кастилосу. Дерзко улыбнулась.
   -- Ну и где ты же ты этому научился, Кас?

***

   Добрались до города с наступлением сумерек. Ворота Варготоса оказались закрыты. Кастилос постучал по металлическим листам -- грохот вышел чудовищный. Приоткрылось окошко.
   -- Бродяги нам не нужны, -- лениво сказал стражник.
   Кастилос молча показал клыки.
   -- Баронеты нам не нужны, -- поправился стражник.
   Принцесса отвернулась, чтобы скрыть улыбку -- таким обиженным стало выражение лица Кастилоса.
   Улыбка быстро исчезла. Последний отрезок пути забрал все силы, Ирабиль едва держалась на ногах. Прислонившись к стене, она рассеяно слушала переругивания Кастилоса со стражником. Несколько раз прозвучало имя Ливирро. Ирабиль прикрыла глаза, вспоминая графа. Видела его лишь однажды, на балу. Ливирро, полноватый улыбчивый мужчина, держался в стороне. В отличие от остальных, ни разу не подошел к ней, только с отцом перемолвился парой слов.
   Заскрипели петли ворот. Кастилос сделал знак принцессе.
   -- А это еще кто? -- нахмурился стражник, копьем преграждая дорогу девушке.
   -- Моя сестра, -- сказал Кастилос. -- В чем проблема?
   Стражник вздохнул и поднял алебарду. Проходя мимо, И окинула его любопытным взглядом. Вампир или человек -- не понять. Высокий, в плаще, сапоги блестят, на поясе -- меч. Оружие висит так неприметно, будто само собой -- чувствуется, что хозяин к нему привык.
   Всего стражников у ворот оказалось четверо. Все проводили новоприбывших неприязненными взглядами, и принцесса, поежившись, отвернулась.
   -- Что теперь? -- спросила И, стараясь шагать в ногу с Кастилосом.
   -- Найдем гостиницу. Утром отправляемся к Ливирро. Надеюсь, он меня вспомнит.
   В красноватом свете уходящего солнца город казался пустым и зловещим. Дорога петляла между натыканными вплотную друг к другу домами. То тут, то там попадались гвардейцы-вампиры. Увидев десятый патруль, И нахмурилась:
   -- Разве у Ливирро есть своя армия?
   -- Очень на это надеюсь, -- тихо ответил Кастилос.
   -- Но ведь это запрещено!
   -- Кем?
   Вопрос остался без ответа. Сделав несколько шагов, Кастилос заметил, что идет один. Сзади послышались всхлипывания. "Только не это!" -- мысленно застонал Кастилос. Среди его многочисленных талантов не было одного -- умения усмирять женские слезы. К тому же Кастилос до сих пор не мог решить, как относиться к И: как к ребенку, или молодой женщине.
   -- Ну что такое? -- спросил он, приблизившись к принцессе, отчаянно трущей глаза.
   -- Ничего! -- огрызнулась та.
   После долгой и мучительной борьбы с собой Кастилос положил руку ей на плечо. Ирабиль дернулась, но не так сильно, чтобы освободиться.
   -- Прости, -- сказал Кастилос. -- Я допустил ужасную бестактность, и мне очень стыдно. Мне жаль твоего отца. Я знал его совсем немного, но этого хватило, чтобы проникнуться к нему уважением. Однако его больше нет, и нам предстоит узнать, что теперь происходит в мире. Не стоит рассчитывать, что хоть какие-то из старых порядков еще действуют.
   Ирабиль перестала всхлипывать. Кастилос убрал руку. Подняв взгляд на спутника, принцесса с детской обидой выдала:
   -- Между прочим, как вампир, я тебя старше!
   Кастилос улыбнулся:
   -- Вот и отлично. Можешь меня ненавидеть и проклинать, только не плачь.
   До гостиницы добрались в потемках. За два квартала слышался шум -- музыка, крики, грохот. Подойдя к дверям, Кастилос остановился и отодвинул Ирабиль в сторону. Не успела она раскрыть рта, как из дверей спиной вперед вылетел вопящий человек, обнимая табуретку. Грянулся о землю и затих. Дверь покосилась на одной петле.
   -- Что там происходит? -- Ирабиль широко раскрыла глаза, глядя то на лежащего без сознания человека, то внутрь, где метались другие люди.
   -- Пьяная драка, -- пояснил Кастилос. -- Ничего особенного.
   -- Они что, убивают друг друга?!
   -- Принцесса, вам на пути попадалось слишком много порядочных людей. Вы составили превратное впечатление.
   -- Я туда не пойду!
   Кастилос смотрел на Ирабиль непонимающим взглядом.
   -- Я посижу здесь. -- Показала на лавочку в пяти шагах от двери.
   -- Как знаешь, -- пожал плечами Кастилос. -- Я быстро.
   Он скрылся в дверях, из которых немедленно вылетели еще двое матерящихся оборванцев -- Кастилос прокладывал дорогу.
   Ирабиль опустилась на скамейку, закрыла глаза. Голова закружилась. Хотелось лечь и уснуть прямо здесь. Даже голод куда-то потерялся. Губы девушки дрогнули в улыбке. Во сне она, может быть, увидит Левмира. Он являлся ей каждый раз, как сознание затягивало туманом усталости. Лишь эти редкие встречи придавали сил, заставляли идти дальше.
   В нос ударил страшный, кислый запах, а мигом позже послышались слова:
   -- Скучаешь, красотка?
   Ирабиль открыла глаза. Рядом с ней, придвинувшись вплотную, сидел парень. Даже сидя, он шатался. Ирабиль попыталась отодвинуться, но парень схватил ее за руку.
   -- Погоди, -- пробормотал он. -- Не так быстро, я же разговариваю.
   -- Уйди от меня, -- попросила И, не в силах даже закричать -- все внутри сковало страхом.
   В голове с отчаянной скоростью замелькали картинки. Как она дралась с вампирами, как рвалась сквозь снега, убивала чудовищных волков... Но теперь сердце -- это глупое человеческое сердце! -- не желало останавливаться, колотилось все сильнее, все быстрее. В груди заболело.
   -- Надо же, какая неженка, -- оскалился парень. Ирабиль с отвращением уставилась на желтые зубы. -- В первый раз, что ли? Ну давай, я тебя научу...
   Ирабиль даже не удивилась, когда парень почему-то поднялся в воздух -- только испытала огромное облегчение. Подняла взгляд и увидела разъяренного Кастилоса, который держал обидчика на вытянутых руках.
   -- Пусти! -- хрипел парень. -- Ты кто такой, а?
   -- Тот, кто тебе шею свернет, скотина, -- пояснил Кастилос. -- Пошел вон отсюда, чтоб больше я тебя не видел!
   Парень отлетел в сторону, приземлившись на только начавшего двигаться любителя табуреток.
   -- Я тебя найду! -- пообещал парень, поднимаясь на ноги. -- Жди, гнида. Мы с ребятами...
   Кастилос не слушал. Его пылающий яростью взгляд уставился на Ирабиль.
   -- Почему ты с ним не разобралась? -- прошипел он.
   -- Отстань.
   -- Отвечай. Или ты хотела, чтобы он тебя...
   Ирабиль вскочила, попыталась ударить Кастилоса по лицу, но он поймал ее руку.
   -- Пусти! -- взвизгнула И, но пальцы Кастилоса казались стальными.
   Он смотрел на ее ладонь. Ирабиль оставила попытки высвободиться и проследила за его взглядом. С губ сорвался стон.
   -- Что это значит? -- Тон Кастилоса стал холоднее льда.
   -- Сам не видишь?
   Пальцами другой руки Кастилос провел по свежей еще царапине -- Ирабиль зацепилась за колючий куст еще утром.
   -- Пусти, -- всхлипнула принцесса.
   Кастилос разжал руку, и девушка упала на скамью. Рядом сел Кастилос.
   -- Хватит реветь, -- попросил он. -- Мы же договаривались.
   -- Ни о чем я с тобой не договаривалась, -- прошептала Ирабиль.
   -- Погоди... Дай сообразить. Ты -- человек?
   Какой смысл врать теперь? Кивнула.
   -- Ты не можешь остановить сердце?
   Мотнула головой.
   -- Вот почему ты отказывалась двигаться ночью. Понятно...
   -- Мне только ничего не понятно, -- дрожащим от слез голосом сказала Ирабиль.
   -- С этим мы разберемся. Вот только... Погоди! -- Кастилос ударил себя ладонью в лоб. -- Хочешь сказать, ты уже три дня ничего не ешь?
   -- Я жевала какие-то ягоды...
   Кастилос зарычал на луну.
   -- Ирабиль! Ну почему ты ничего мне не сказала? А если бы ты умерла?
   В страшной, отчаянной битве принцесса одолела всю свою гордость, чтобы прошептать:
   -- Я боялась, что ты меня бросишь.
   С закрытыми глазами она слушала удары сердца. Сначала ничего не происходило, но вот на плечи легли прохладные руки. Кастилос, наклонив голову, коснулся лбом ее лба. Принцесса раскрыла глаза. Слезы высохли, отчаяние уступило место удивлению.
   -- Ты что делаешь? -- Ирабиль задрожала, как осиновый листок. Если Кастилос захочет, то сможет сделать с ней все, что угодно.
   -- Две вещи, -- усталым голосом ответил вампир. -- Во-первых, подавляю в себе желание оторвать твою глупую голову. Во-вторых, делаю вид, будто мы с тобой страстно целуемся, потом что твой ухажер все еще смотрит. Он пытается понять, кто я такой, и в каких мы отношениях. Ну вот, ушел. -- Кастилос отстранился. -- Ты идиотка! Еще раз выкинешь что-то подобное, я... Нет, я клянусь -- выдеру ремнем. Хорошо меня поняла?
   -- Хорошо, -- буркнула Ирабиль.
   -- Пошли.
   Понурившись, И плелась за Кастилосом. Войдя в пропахшую пивом, по?том и рвотой таверну, огляделась. Драка утихла, не скажешь уже, кто и с кем воевал. По углам сидят, прихлебывая из кружек, люди с окровавленными распухшими лицами. Обломки столов и стульев подбирают... Как их здесь называют? Слуги? Наверное.
   Посреди зала размахивает руками толстый краснорожий хозяин. Он орет, не замолкая ни на миг. То перечисляет разбитое имущество и подсчитывает ущерб, то срывается на отчаянную ругань.
   Принцесса хотела обойти страшного, злого мужика, но Кастилос направился к нему.
   -- Хватит блажить, -- сказал, хлопнув толстяка по плечу. -- Кувшин красного и поесть, вон за тот столик.
   Лицо хозяина чудесным образом изменилось, стало добрым, даже угодливым.
   -- Вино -- южное, местное?
   -- Южное, само собой.
   -- А что из еды?
   -- А что, есть выбор?
   -- Нет, -- оскалился хозяин. -- Но вдруг бы вы угадали? Комнату готовят, можете заселяться сразу после ужина.
   Кастилос прошел к угловому столику, И скользнула на скрипучий стул, с облегчением ощутив позади стену. Кастилос сел напротив. Провожаемый криком хозяина, к столику подбежал мальчишка с кувшином и двумя деревянными кружками. Бросил все и улетучился. Кастилос наполнил кружки. Одну подвинул принцессе.
   -- Два-три маленьких глоточка. Остальное -- за едой. Иначе плохо станет. Раньше не пила?
   -- Однажды. -- Ирабиль содрогнулась, вспомнив пойло, которое Сардат называл "корчмой".
   -- Учись слушать тело. Ничего не ешь и не пей, не подумав. А лучше не ешь и не пей без меня.
   Принцесса подняла кружку, поймала взгляд Кастилоса. Тот усмехнулся -- кружка дрожала в вытянутой ручонке.
   -- За победу? -- спросил он.
   -- За нас, -- одними губами произнесла Ирабиль. -- За всех нас.
   Один, два, три глотка. Кастилос отобрал кружку.
   -- Сказал ведь...
   -- Оно вкусное!
   Ирабиль воскликнула слишком громко, в другом конце зала рассмеялись:
   -- Слышь, хозяин? Ставлю две монеты, никто еще так про твое ссанье не говорил.
   -- Нет у тебя двух монет, отребье, -- отозвался хозяин из-за стойки. -- Допивай и выметайся.
   Кастилоса эта перебранка рассмешила, а вот И смутилась, покраснела.
   -- Не слушай их, -- посоветовал Кастилос. -- То, что люди говорят, не имеет смысла. Смотри, что они делают, и не поворачивайся спиной.
   -- Эта ерунда не очень помогла. -- Принцесса тряхнула косой. Непривычное сооружение мешалось. Будто палка из головы торчит.
   -- Эта ерунда должна помочь нам избежать совершенно дурацких вопросов, -- пояснил Кастилос, пригубив вина. -- Таких, на которые ты бы ответила, не подумав. Но если готова выйти за меня -- я не против.
   -- Кружкой в лоб стукну! -- пригрозила Ирабиль.
   Кастилос засмеялся:
   -- Ладно тебе. Улыбнись, что ли. После всего -- мы живы и знаем, что живы остальные. Не горюй, принцесса.
   Ответить И не успела. Мальчишка-прислужник поставил перед ней миску с дымящейся похлебкой. Схватив ложку, принцесса набросилась на еду. В целом мире не сыскать кушанья вкуснее!
   Кастилос, улыбаясь, наблюдал за ней, пока что-то не заставило его помрачнеть.
   -- Жаль, что так вышло, -- сказал он. -- Я про Варготос. В те дни, когда я гостил здесь, город процветал. Никакой стены не было, а люди вели себя прилично. Ты встречала графа Ливирро?
   Ирабиль кивнула.
   -- Почему ты думаешь, что он поможет? -- Она говорила с набитым ртом, но Кастилос понял.
   -- А что, похоже, будто все эти люди живут в бараках?
   Миска опустела. Принцесса огляделась. Народу все меньше, многие уснули. Слуги их расталкивали. Кто знает, как выглядят люди, живущие в бараках? Наверное, все же не так...
   -- За комнату с меня содрали две монеты, -- сказал Кастилос.
   Принцесса вздрогнула, поняв сразу две вещи. Во-первых, если золото в ходу, значит, жизнь идет по-прежнему. А во-вторых...
   -- Мы что, в одной комнате будем?!
   -- Там две кровати, не волнуйся.
   -- Но...
   -- И, -- сказал Кастилос, глядя принцессе в глаза. -- Ты думаешь, я тебя оставлю одну? Лучше ты будешь стесняться меня и ненавидеть, чем... Что-либо другое.
   С мрачным выражением лица Ирабиль подняла миску. Кастилос откинулся на спинку стула.
   -- Эй, за стойкой! -- крикнул он. -- Повтори-ка своего знаменитого супа.
   -- В проживание только один ужин включен, никаких добавок, -- откликнулся хозяин.
   -- Все так. Один ужин на две персоны. Миска была одна. Считать-то умеешь? Могу научить, начну с ребер.
   -- Язык придержи, сопляк, -- проворчал хозяин, оторвавшись от стула. -- Щас все будет.
   -- Хлеба захвати.
   -- А шел бы ты...
   Хозяин скрылся в дверях кухни. Видимо, вечерами здесь у прислуги хватало забот.
   -- А почему не скажешь, что ты -- вампир? -- спросила Ирабиль. -- Он бы не вел себя так.
   -- Я не для того принял дар и дошел до Алой Реки, чтобы мне в кабаках ноги целовали.
   -- Зачем тогда? -- заинтересовалась Ирабиль.
   -- Много будешь знать -- скоро состаришься, -- улыбнулся Кастилос и щелкнул принцессу по носу. -- Кстати, у людей быстро появляются морщины, если они так хмурятся. Появляются и остаются навсегда.
   "Морщины!" -- ужаснулась Ирабиль. Она сразу же улыбнулась, несмотря на то, что захотелось плакать. Увидев ее гримаску. Кастилос покатился со смеху.
   -- Да, -- воскликнул он. -- Теперь я их всех понимаю.
   -- Кого? -- снова нахмурилась Ирабиль.
   -- Левмира, Аммита -- всех. Тебя либо сразу обожать больше жизни, либо пристукнуть с первого взгляда хочется.
   Не обращая внимания на горящие щеки (не то от вина, не то от смущения), И сказала мрачным голосом:
   -- Не пристукнул ведь.
   Из замешательства Кастилоса вывела тарелка с куриным окорочком и картофельным пюре, опустившаяся на стол. Принцесса и Кастилос подняли головы. Высокий парень лет двадцати, с благородными чертами лица, отнюдь не походил на прислугу. Темно-синие глаза посмотрели на И, на Кастилоса.
   -- Это что? -- Кастилос кивнул на тарелку.
   -- Называется "еда", -- чуть глухим голосом сказал парень. -- Здесь много чего можно получить, если правильно спрашивать. -- Не дожидаясь приглашения, он уселся за стол. -- Ну? Кто из вас двоих -- герцог Кастилос Вэссэлот?
   -- Она. -- Кастилос, глазом не моргнув, указал на Ирабиль.
   -- Так и подумал, -- кивнул парень. Повернулся к принцессе, руки легли на стол. Лицо грозное, а в глазах почему-то улыбка. Это несоответствие заворожило Ирабиль, отвести взгляд оказалось не под силу.
   -- Вижу, замаскироваться у тебя ума хватило, -- заговорил парень. -- А потом что? Головой ударился? Зачем назвался на входе? Поздравляю, почтовые голуби уже в пути.
   -- Голуби? -- пробормотала Ирабиль.
   -- Ага. Те, что с когтями на крыльях. Надо бы вытащить тебя на улицу, да как следует подвыбить дурь.
   Принцесса шарахнулась, чуть не упала со стула. Кастилос, перегнувшись через стол, придержал ее за плечо.
   -- Хватит шутки шутить, -- сказал, глядя на парня. -- Кто ты, и в чем твоя проблема?
   -- Так мне теперь с тобой разговаривать, да? -- обратился к нему парень. -- Ладно. Ты кушай, детка. Прости за испуг.
   -- Детка? -- возмутилась Ирабиль. На миг показалось, сердце вот-вот остановится. Взять бы, да приложить этого наглеца рожей об стол! -- У меня есть имя...
   -- Которое я слышать не желаю, -- отрезал парень. -- Меня зовут Роткир, и это нормально. А если твое имя хоть немного связано с нашим досточтимым королем -- лучше назови другое.
   Подумав, И сказала:
   -- Ирия.
   -- Мне нравится, -- кивнул Роткир и вновь обратился к Кастилосу: -- Серьезно, мужик, ты поступил очень глупо. Не мог просто перелететь через стену? Здесь постоянно шныряют туда-обратно, никто бы внимания не обратил.
   -- Моя сестра, -- Кастилос взглядом указал на И, -- не умеет летать. К тому же я посчитал невежливым проникать в дом своего друга тайком. Он не хочет меня видеть?
   -- Он передает привет. Утром пришлет за тобой карету. Да, вот еще. -- Роткир выложил на стол увесистый кошель. -- Возьмете на рынке нормальное шмотье, и можете переехать в клоповник поприличнее.
   Приоткрыв кошель, Кастилос вскинул брови. Принцесса тоже попробовала сунуть нос, но кошель захлопнулся. Сердитое выражение лица Ирабиль не укрылось от Кастилоса. Он толкнул к ней кошель. Внутри оказались золотые монеты. Одну из них И вынула. Повертела между пальцами.
   Роткир смотрел на девушку с умилением, даже, кажется, прослезился.
   -- Твоя сестра давно из сказки?
   -- Три дня как. -- Кастилос забрал монету и закрыл кошель. -- Не надо показывать всем вокруг такие вещи.
   -- Почему? -- захлопала глазами принцесса.
   -- Потому что тебя за этот мешочек убьют, изнасилуют, ограбят, а потом снова изнасилуют, -- пояснил Роткир. -- Впрочем, возможно, в другом порядке. Ладно. -- Хлопнув руками по столу, Роткир встал. -- Меньше болтовни, больше внимательности. С графом говорите очень осторожно, он будет не один. На все вопросы ответит сам, позже. Я всегда неподалеку. Если что понадобится -- скажите толстяку, он меня отыщет.
   -- А что ты умеешь? -- спросил Кастилос.
   -- Здесь? Все. Спокойной ночи.
   Роткир ушел, не оглядываясь. Принцесса проводила его взглядом.
   -- Похоже, Эрлот дотянулся досюда, -- вздохнул Кастилос, подливая вина. -- Ладно, завтра разберемся. Эй! -- пощелкал пальцами перед носом Ирабиль.
   Девушка встрепенулась, краска залила лицо.
   -- Устала, -- буркнула И, пряча взгляд.
   -- Заметно. Дело, конечно, не мое, но ты уж постарайся себя не забыть. Шестнадцать лет -- это непросто, по себе знаю. А когда они вот так падают на голову, должно быть, еще сложнее. Так что держи себя в руках.
   Глядя в тарелку, Ирабиль вспомнила Левмира и улыбнулась. Сохранить себя? Да запросто! С этой мыслью она выпила вина. А потом -- еще и еще, будто пыталась утопить в нем какую-то надоедливую мысль.
   Вдруг все мысли исчезли. Принцесса обнаружила, что висит на плече Кастилоса, который поднимается по ступенькам.
   -- Ты хороший, -- вздохнула она, обхватив его руками. Прежде чем провалиться в сон, услышала ответ:
   -- Полезешь целоваться -- налысо побрею.
   Глава 6
   Юг
   От сумасшедшего визга -- звука, который не должен издавать мужчина, -- заложило уши. Ладони дрогнули, но Сиера не позволила себе укрыться от кошмара. Закрыв глаза, она, чуть дыша, продолжала сидеть в своем уголке, в норке, вырытой в позабытом в углу мусоре. Вонючие слежавшиеся матрацы, гнилые доски и даже кости людей. Никто в целом мире не знал, что происходит в этом подвале. Не должна была узнать и она. Но -- узнала.
   -- Нормально? Живой? -- Сиера услышала голос мужа и тихо-тихо подалась вперед, прильнула к щели между двумя досками.
   Барон Модор обнимал человека, подвешенного на цепях посреди маленькой площадки. Человек уже не визжал -- попискивал, как мышь с переломленным хребтом.
   -- Как же ты меня напугал, малыш, как напугал, -- бормотал барон, ткнувшись лбом в лоб человека. -- Я думал... Думал, ты умираешь, малыш...
   Из ладони барона свешивалась плеть, с которой на каменный пол стекала кровь.
   Сиера знала, что не одна смотрит. Свидетелями безумия барона стали десятки людей. Это от их немытых тел, от их испражнений стоит такой смрад, что с бьющимся сердцем здесь невозможно находиться. Большую часть времени они стонут и плачут, отбирают друг у друга скудные пайки и надеются... На что-то, наверное, надеются.
   Но однажды в подвал спускается барон в сопровождении адъютанта -- этот и сейчас здесь, Сиера его не видела, но слышала хихиканье. Барон лично указывал жертву, и адъютант выволакивал несчастного или несчастную из клетки, заковывал в цепи, подвешивал на крюк.
   -- Еще немного, малыш, -- просил барон. -- Еще капельку потерпишь -- и все закончится. Хорошо? Да?
   Сиера слышала это раз в пятнадцатый, не меньше, но снова к горлу подступила тошнота. Ведь разве не с нею он разговаривает так же?
   "Прости, малыш, я подвел тебя. -- И пронизывающий ветер, все семь пресловутых ветров рвут одежды стоящих на скале над разоренной долиной. -- Я во всем виноват, знаю. -- И ветер сушит слезы. -- Постарайся перетерпеть это, малыш. У тебя есть вечность, а она... Она многое стирает".
   -- Готов? Смотри, здесь нет ничего такого, к чему мы бы уже не привыкли. Я просто поднимаю плеть...
   Закрыв глаза, Сиера слышала удар, но стона мужчины не застала. Она далеко отсюда, в том судьбоносном дне, когда...
   ...когда пели птицы над красивейшим садом графа, а тень от его дворца падала на другую сторону, и солнце заливало все вокруг, и тени вихрились причудливой круговертью, а от ароматов темнело в глазах.
   Впрочем, не только от ароматов. Модор неделю поил ее отварами, от которых Сиера проваливалась в небытие, в пустоту, заполняемую лишь голосом барона:
   -- Ты любишь меня, потому что я спасу твоих близких.
   -- Да, -- шептали ее губы, потому что это он хотел услышать. Но пустота слышала иное.
   -- Я все вытерплю и любую кару взвалю на себя -- ради них, -- говорила Сиера, заполняя ничто воспоминаниями о братике, о маме и обо всех по очереди односельчанах. Вспоминала даже, как они все плевались и отворачивались, провожая ее в последний раз. Нет, не все... Брат не плевался и глаз не отвел, хотя перед этим всю ночь умолял остаться. Он сидел на скамейке у дверей дома и играл на свирели грустную мелодию, переливы которой не раз еще оживут в сердце Сиеры.
   -- Ты любишь меня, потому что я спасу твоих близких, -- настаивал голос, перебивая мелодию. -- Они глупые, но ты их простишь, а я их спасу. И за это ты любишь меня.
   -- Да, -- снова и снова шептали губы.
   И горечь неведомых трав.
   -- Осторожней, малыш. -- Он подхватил ее, когда ноги в очередной раз не выдержали вес тела. Прохладные руки сжали обнаженное тело под серым шелковым балахоном. -- Держись, скоро все закончится, и тебе станет так хорошо, как никогда.
   Слов она не слышала, лениво думала о том, что даже это пошлое прикосновение больше не вызывает дрожи. Привыкла.
   Потемнело в глазах. Очнулась, почти вися на руках барона. Шли мрачным коридором с черными стенами и потолком. Факел в руке спешащего впереди слуги отбрасывал блики на белый мраморный пол. Но вот алая полоса перечеркнула белизну, брякнул в замке ключ.
   -- Еще чуть-чуть, малыш, -- колыхнул воздух у самого уха шепот барона.
   Сиера перешагнула алую черту, и в этот миг с треском лопнули нити, которыми она пыталась себя с чем-то связать. Одна... Никого больше не будет рядом, кроме этого существа, что утверждает, будто она его любит. Может, и правда любит? Кто ее знает, какая она, эта любовь...
   Графа она не запомнила. Он превратился для нее в громовой голос, в теплые ладони, вызывающие дрожь, и в густую сладкую кровь.
   Церемониальный зал. Обступившие ее девушки, что сняли последнее -- серый балахон -- и распустили волосы. Прикосновение руки графа. Он помог ей взойти по мраморным ступеням на стол, напоминающий жертвенник. Такие складывали в деревне, когда приносили жертвы Солнцу. С каждым годом все реже, но старики помнили обычай.
   Прикосновение чужих губ к шее, легкий укол.
   -- Сиера, -- прошептал голос. -- Хочешь ли ты, чтобы я назвал твое истинное имя? Имя, которое предначертала тебе Река?
   Барон сотни раз говорил ей, что на церемонии нужно либо молчать, либо отвечать кратко, но тут в голове опять поднялся туман, и Сиера принялась повторять, как заклятие, то, что слышала от одного из старейшин:
   -- Для тех, кто внизу, Река -- повелительница. Мы же отданы Солнцу. И нет другого господина -- лишь Солнце великое, Солнце всеобщее. Солнце однажды взойдет над Рекой и осушит ее воды. В тот день и час скверна исчезнет с земли...
   Наверное, барон издал какой-то звук, потому что Сиера отчетливо почувствовала его испуг. А может, виной тому яд барона, что переполнял ее кровь вкупе с дурманящими травами.
   А граф засмеялся. Его ладони скользнули по ее телу, заставляя кожу покрываться мурашками.
   -- Прелестное дитя. -- Как же ласково звучит его голос! Хочется бежать от этой ласки куда глаза глядят, только вот глаза глядят во тьму. -- Юная и наивная. Поздравляю, Модор. Первые столетия с ней ты будешь жить в сказке. -- Снова расхохотался. -- По?лно! Осуществим то, для чего собрались. Испей ее крови, пускай она чувствует, ради кого все это.
   Барон наклонился над ней.
   -- Ты любишь меня, -- шепнул он в последний раз. -- Потому что я спасу их всех.
   -- Да, -- прошептала в последний раз она. И в последующие годы ни слова про любовь и спасение.
   Укус. Внутри все сжалось, сердце застучало. На укус графа тело не так отозвалось, но перед бароном самая суть Сиеры рвалась раскрыться, как цветок навстречу солнцу. И раскрывалась. Кроме того крошечного кусочка пустоты, где останки настоящей Сиеры продолжали шептать: "Я все вытерплю и любую кару взвалю на себя..."
   В одном глотке от смерти барон остановился. Сиера выдохнула в последний раз и сквозь пелену вечного забвения увидела серебристую молнию стилета, перечеркнувшую белое запястье графа. Кровоточащая рана приблизилась к лицу, и древний инстинкт -- тот самый, что заставлял людей есть и пить, прятаться от холода и защищаться от жары, плакать от боли и смеяться от радости, кидаться в объятия друг друга и рожать детей -- выдвинулся вперед, отвергнув сомнения и нерешительность. Сиера приподняла голову, схватила руку графа и начала пить. С каждым глотком ее тело пронзали тысячи молний, неведомая, невероятная сила переполняла, кружила голову. После каждого глотка хотелось остановиться, потому что не представить даже силы большей, чем уже есть. Чудились полчища врагов, обращенных в пепел мановением руки, могучие кожистые крылья, рассекающие ночной воздух, скалы, трепещущие от ее шагов...
   Еще и еще, снова и снова, не думая ни о чем... Пока сила куда большая не отобрала волшебный сосуд.
   -- Достаточно, -- мягко сказал граф, отведя руку.
   Сиера моргнула. Наконец-то ясное зрение. Граф прижимает кружевной платок к запястью, рядом -- барон, лицо которого выражает легкое беспокойство, но вот оно сменяется радостью. Он протягивает руки, и Сиера позволяет помочь себе. Ступает на мраморную лестницу.
   -- Замкните круг, -- говорит граф. -- Мы провели церемонию обращения, но теперь вы должны принять друг друга.
   -- Сиера! -- Барон чуть встряхнул ее. -- Ты должна выпить моей крови.
   Что? Выпить крови? Но как?
   Она повернулась туда, где стоял граф со стилетом, но острый нож куда-то исчез. Сиера попыталась облизнуть губы, и язык наткнулся на острые клыки. Сразу вслед за этим открытием пришло осознание: сердце не бьется!
   "Значит, я умерла, -- сказала себе Сиера. -- Значит, и это можно вынести, если нужно. Я все вытерплю, любую кару взвалю на себя..."
   Наклонившись над шеей барона, Сиера прокусила артерию. Снова тот же инстинкт управлял ею, но кровь барона не шла ни в какое сравнение с кровью графа. Не было в ней мощи. Только злоба голодного цепного пса, которому каждый норовит отвесить пинка.
   Сделав два глотка, Сиера отстранилась, и тут же к ее шее приник он. Сердце вяло забилось -- не давая жизнь, но откликаясь на призыв Модора. А он все пил и пил, не в силах остановиться.
   -- Достаточно, друг мой, -- прогремел голос графа. -- Достаточно. Отныне вы -- союз Вечных. Примите мои поздравления.
   Барон отшатнулся от Сиеры, тяжело дыша. С клыков капала кровь. Обессилевшая Сиера хотела сесть на жертвенный стол, но ее подхватили. Те же девушки, что снимали с нее балахон, накинули на плечи что-то другое. Ярко-алый плащ, достаточно широкий и длинный, чтобы закутаться в него и скрыть наготу.
   Ее мягко отвели в сторону.
   -- Восполните силы, госпожа, -- зашелестели голоса. -- Мы здесь для этого. Пейте, но оставьте нам жизнь.
   Нескончаемый кошмар, состоящий из боли, крови и пожирающей душу похоти, притворяющейся жаждой. Одно за другим хрупкие тела девушек вздрагивают и обмякают в ее объятиях. Она слышит их вздохи, бессвязные слова, и откуда-то узнает сама, без подсказки графа или барона, ту черту, которой нельзя переступать. Понимает и то, что если переступит черту -- ничего страшного не случится. Это не то место, где человеческая жизнь чего-то может стоить. Но для нее все не так, и девушки лежат у ее ног, тяжело дыша, обессилевшие, но живые.
   -- О чем вы? -- слышится голос Модора. -- Ведь мы же договаривались...
   -- Договаривались? -- Голос графа утратил всю теплоту. -- Ты решил, что можешь со мной о чем-то "договориться"? Забыл свое место, пес?
   -- Простите... Простите, ваше сиятельство, я хотел сказать: вы же согласились удовлетворить мою просьбу.
   -- Ну да, наверное, что-то такое было. До тех пор, пока я не поднял архивы и не узнал, что это за деревня.
   -- Но дань с них никто не брал уже...
   -- И ты решил, что можно взять чужое, раз им не пользуются?
   -- Ваше благородие, прошу вас, умоляю, будьте милостивы...
   -- Я милостив, Модор. Я настолько милостив, что наш повелитель, король Эрлот, вероятно, не сумел бы меня понять. Мне следовало казнить тебя сразу же, как только я узнал, что ты разинул рот на мой кусок. Но ты, заметь, жив. Кроме того, я позволил тебе создать союз Вечных, я разрешил обращение и даже сам провел его. Если ты вдруг не понял, это -- высочайшая честь. Твоя спутница теперь обладает кровью куда благороднее твоей. Совершенство -- как внешне, так и внутренне. Не забывай об этом, друг мой, когда будешь целовать ей ноги, если она позволит тебе хотя бы это. Моли Реку, чтобы позволила, потому что с сегодняшнего дня она тебя возненавидит. А теперь -- убирайся. Не желаю больше ничего слышать. Я преподал урок. Ты получил наказание и награду. А прекрасный цветок, чудом расцветший среди людей, получил Вечность.
   Шаги графа. Девушки-фаворитки поднимаются на ноги и спешат за своим повелителем. Руки Модора -- такие слабые сейчас! -- хватают Сиеру за плечи.
   -- Идем скорее. Он не может... Немыслимо! Должно быть, шутка. Надо лишь подождать, когда он будет в хорошем настроении.
   Подождать... Куда подевалось столько времени? Ступая босыми ногами по прохладному камню садовой тропинки, Сиера подняла голову и посмотрела на луну. Остановилась, разглядывая бездушное светило.
   -- Идем домой, тебе нужно переодеться, -- бормотал барон, пытаясь скрыть свою слабость, ведь он просто не в силах сдвинуть ее с места против воли.
   -- Что с моей деревней?
   Барон спрятал взгляд.
   -- Давай... Давай мы после об этом поговорим, малыш. Тебе нужно сейчас со многим освоиться.
   -- Они ведь мертвы? Ты об этом боишься говорить?
   Долгое молчание, и, наконец, вздох:
   -- Я не знаю.
   -- Разве нельзя узнать? -- Разум понимал все, но сердце молчало, и говорить получалось спокойно. Не сжимают сердце страх и тоска, не темнеет в глазах. -- Мы ведь можем лететь?
   Он обнимает ее одной рукой за талию, говорит какие-то слова, и Сиера отрешенно кивает -- все нужные знания пришли к ней вместе с кровью графа. Наконец, их тела рассыпаются на десятки составляющих, и Сиера отдается на волю новых инстинктов -- тех, что заставляют лететь.
   Ночь полнится звуками, неясными образами, мир совсем не тот, что был секунду назад. Стая барона взмывает ввысь, и Сиера подчиняется воле того, с кем согласилась связать жизнь.
   Две стаи пролетают над спящим городом, рассекая крыльями теплый ночной воздух. Потом -- еще выше, над деревьями. Лес, пешего хода через который несколько суток, стремительно остается позади, летучие мыши одолевают крутой подъем. Куда? Зачем? Вход в долину -- единственный -- с другой стороны!
   Сиера понимает, что для вампира вход -- везде. И, собравшись воедино, сжимая полы плаща, раздираемые ветром, она сознает: все было иллюзией. Горстка глупых людишек, полагающих, что провели целый мир -- вот вся их долина, как на ладони. Залитая лунным светом, пустая и мертвая. Сто?ит присмотреться -- вот тело скалы, будто муравейник, изрытое пещерами. Все до одной зияют провалами. Вот нижние домики каменной кладки. Выбиты окна, сорваны двери. К этим странным пятнам присматриваться нет желания, но сердце не бьется, и ничто не останавливает Сиеру.
   Трупы. Около десятка трупов -- тех, кто смотрел вслед, плевался и проклинал.
   -- Прости, малыш, я подвел тебя. -- И пронизывающий ветер, все семь пресловутых ветров рвут одежды стоящих на скале над разоренной долиной. -- Я во всем виноват, знаю. -- И ветер сушит кровавые слезы. -- Постарайся перетерпеть это, малыш. У тебя есть вечность, а она... Она многое стирает.
   Древний таинственный инстинкт заставляет ее слушать этот голос. Кровь графа бунтует, кровь графа настаивает на отмщении. Но ведь это -- барон Модор. Тот, с кем она связала свою жизнь, свою вечность, свою... кровь. И разве можно поднять на него руку?
   -- Не сейчас, нет! -- Он кричит в испуге, поняв, что собралась сделать Сиера, и едва успевает ее подхватить.
   Сердце пустилось во весь опор, сердце наполнилось болью, а из глаз брызнули на утеху ветру настоящие слезы. Ветер слишком сильный -- валит с ног, норовит столкнуть с вершины, на которую ни один человек не отваживался взобраться и, должно быть, уже не отважится. Ветер ревет, стонет и как будто из далекого прошлого приносит отголосок свирели. Прощальная мелодия от братика...
   -- Останови сердце! -- Барон кричит на нее, пытаясь прикрыть от ветра, но ветер дует со всех сторон. -- Давай, быстрее! Так будет легче.
   Легче?
   Сиера смеется сквозь слезы. Легче! Нет, легче не будет никогда. Никогда больше она не остановит сердца, никогда не позволит себе забыть, кто она такая на самом деле: человек, предавший свой род и лишенный судьбы. Одинокий листок, подхваченный ветром.
   -- Там нет ни твоего брата, ни родителей, -- говорил барон в ту же ночь, прежде чем оставить ее одну в роскошной золотой спальне. --Убили тех, кто сопротивлялся.
   И, помолчав, добавил:
   -- Я предал их тела огню.
   Закрывается дверь, оставляя Сиеру во тьме...
   ... во тьме хрипит истязаемый, во тьме смердят тела.
   Сиера открыла глаза. Победила соблазн остановить сердце. Снова прильнула к дыре и увидела барона, орудующего плетью. Дрожь по телу... На нее он никогда не поднимал руку, но этот сковывающий движения страх, очевидно, пришел на место судьбы, добровольно втоптанной в грязь... ради него.
   Сиере потребовалось несколько месяцев, чтобы освоиться в доме барона и обратить внимание на его отлучки. С той страшной ночи, когда они стояли над мертвой деревней, Модор перестал притворяться. Нет, он не оскорбил ее ничем, просто брал то, что принадлежало ему -- как смертный мужчина и как вечный вампир, наслаждался "прелестным горным цветком". Сиера отдала ему все, кроме своей души, дорогу к которой потеряла сама. Но этого-то как раз и вожделел Модор. Ее холодность и безучастность приводили его в бешенство, и он метался по дому, срывал со стен и разбивал об пол картины, поджигал великолепные ковры, крушил фарфоровые статуэтки.
   Потом он уходил и возвращался спокойным и радостным. Прошло время, прежде чем Сиера догадалась проследить за ним и узнала, что под красивым домом скрывается целый мир отчаяния и боли. Тюрьма, забитая мужчинами и женщинами -- беглецами, бунтовщиками, теми, кто не пожелал жить в бараках и выбрал бы смерть, дай им кто такой выбор.
   Барон спускался сюда едва ли не каждую ночь. Но не каждый визит означал смерть. Одна жертва могла висеть на крюке неделю, моля о смерти. Барон умел длить агонию.
   -- Тихо-тихо-тихо! -- забормотал он, шагнув к дергающемуся в судорогах мужчине. -- Сейчас все поправим, малыш.
   Укус -- совсем короткий, не с целью насыщения -- и судороги успокаиваются. Яд барона лечит раны, облегчает страдания, чтобы обратить их в вечность.
   Иногда Сиера видела во сне на крюке себя. Она сама надевала цепи, сама звала в подвал барона и просила: "Бей!" Наверное, так было бы лучше, но страх не давал совершить этот шаг. При одной только мысли, что барон узнает о ее слежке, колени начинали трястись. "Чего ты боишься? -- мысленно кричала на себя Сиера. -- Что ты еще можешь потерять?"
   Но ответом был только яд барона, его кровь, которыми он питал ее день за днем, как раньше поил одурманивающими настоями. "Ты любишь меня", -- шептал этот яд. "Ты подчинишься мне", -- шипела кровь.
   И Сиера пустила в ход то единственное, чем еще могла помочь несчастным людям. Всю мыслимую страсть и любовь заполучил барон Модор, не веря своему счастью. Но упивался победой не дольше недели. Потом, проснувшись однажды ночью, Сиера оказалась в постели одна. А дверь подвала -- заперта изнутри.
   Тогда она начала убивать.
   -- Ну же, малыш! -- Барон влепил мужчине пощечину. -- Ты засыпаешь, а ведь я говорю с тобой. Хочешь пить? А есть?
   -- Мать твою поиметь! -- Хриплый голос мужчины напоминал собачий лай. -- А ты чтоб смотрел и плакал, щенок трусливый.
   Взвизгнула плеть. Мужчина зарычал сквозь стиснутые зубы.
   -- Как вульгарно, -- вздохнул Модор. -- Поиметь... Люди... Все-то у вас через имения -- и счастье, и горе, и любовь, и ненависть. Скучно. Хочешь, я научу тебя выражаться иначе? Давай попробуем, малыш. Эй, спусти-ка с него штаны!
   Адъютант бросился выполнять приказ. Сиера отстранилась, вновь прикрыла глаза. Зря, зря этот глупец открыл рот. Обычно барону хватало часа, чтобы вдоволь натешиться и уйти, но над этим бедолагой он глумится с ночи и, кажется, вовсе забыл о времени.
   Звякнула сталь -- Сиера не стала смотреть, что за новое орудие пытки достал барон.
   -- Вот, попробуем так, -- звучал его заботливый голос. -- Я этого давненько не проделывал, поэтому могу ошибиться, но мы потом все залечим, не волнуйся.
   -- Ты полоумный! -- завизжала, не выдержав, женщина из-за решетки. Жена? Сестра? -- Да чего ж тебе не хватает-то в жизни, чудовище?
   -- Любви, -- отвечает барон. -- Меня никто не любит, кроме вас. Представляете, как мне грустно? Как мне больно?
   Грохот заставил Сиеру открыть глаза и насторожиться. Кто-то колотил в подвальную дверь -- настойчиво и уверенно.
   -- Эт-то еще что? -- враз изменившимся голосом сказал барон. -- Иди, узнай. Если там не моя жена и не посланный от графа -- убей, кто бы это ни был. Все знают, что меня нельзя здесь беспокоить. Правда, малыш? Извини, я отвлекся. О чем мы говорили?
   Адъютант пробежал мимо убежища Сиеры, и она сжалась в крохотный комочек. Никому и в голову не придет рыться в груде старого мусора, куда она проникала ночами незримым туманом и лежала почти без движения, слушая крики жертв и бред барона.
   Стукнул засов. Полоска дневного света пробежала по каменным ступеням, прорезала тьму, дополнив тусклую керосиновую лампу, которой Модор освещал свои безумства.
   Сверху донеслись голоса. Слов не разобрать, но адъютант явно давал кому-то разнос.
   -- Сказал ведь -- сжечь, -- вздохнул барон. -- Никакого послушания. Вот кто меня окружает, малыш. Удивительно ли, что я ищу твоего общества?
   Даже изо всех сил притворяясь человеком, Сиера ощутила идущий сверху невероятный выплеск силы.
   -- Ну вот, наконец-то, -- воскликнул Модор. -- Сейчас, мой помощник вернется, и мы поговорим о моей матери... Да обо всем, о чем пожелаешь.
   -- Господин барон? -- Незнакомый мужской голос сверху.
   Сиера, вновь прильнувшая к амбразуре, увидела, как вздрогнул Модор. Тонкое длинное лезвие в его руке опустилось.
   -- Что? -- взвизгнул он. -- Кто там? Я занят, убирайтесь!
   -- Господин барон! -- Голос стал укоризненным. -- У нас тут маленькая проблемка...
   -- Дворецкий укажет гостиную, извольте обождать.
   -- Дворецкий, к сожалению, умер...
   -- Что? Мой помощник только что...
   -- С прискорбием сообщаю, что и ваш помощник тоже мертв. По правде говоря, тут все внезапно отчего-то скончались, и нам очень скучно, да и жутковато немного в одиночестве. Вы бы не соблаговолили подняться на пару слов? Мы бы спустились сами, но из ваших покоев так смердит, что лошади пугаются. Ожидаю в гостиной.
   Дверь хлопнула. Барон бросил лезвие на стол рядом с плеткой, потушил керосинку. Он всегда оставлял за собой темноту.
   -- Какие еще лошади? Что за... -- бормотал Модор, поднимаясь, незримый во тьме, по ступенькам.
   Еще один проблеск света, стук двери, грохот наружного засова. Сиера, пытаясь унять дрожь, сделала десяток глубоких вдохов и выдохов, как всегда.
   -- Смерть! -- раздался шепот во тьме.
   -- Смерть! Смерть! Смерть! -- подхватили другие.
   Бессильный шелест, в котором сплетались страх и надежда, зародился здесь, возле пыточного зала, и раскатился дальше по тюрьме, заполнил каждую смердящую клетку. Как всегда, у кого-то отыскалось огниво, кто-то пожертвовал лоскут от одежонки.
   -- Люби меня, смерть моя, -- раздавалось древнее заклинание, давно позабытое, но воскресшее в этом проклятом подземелье.
   Люби меня, смерть моя,
   Будь со мной, не брось меня,
   Положусь я на тебя,
   Если я один -- забери меня,
   Если много нас -- начинай с меня,
   Я навеки твой, ты -- всегда моя!
   Вразнобой и хором, с неподдельной страстью, с рыданием или ненавистью, но только шепотом, лишь бы никто наверху не услышал.
   Пора. Ее звали, как когда-то давно -- на площадку у костра, танцевать под веселую свирель брата. Когда небо было бескрайним и высоким, когда жизнь полнилась весельем и счастьем, а никакого барона не было и в помине.
   -- Си-е-ра, Си-е-ра! -- выкрикивали, хлопая в ладоши мужчины и женщины, дети и взрослые, даже суровые старейшины.
   -- Смерть, Смерть! -- звали ее теперь.
   Остановив сердце, Сиера покинула убежище. Ни звука, ни шелеста. Тень от тени себя, надвинув капюшон на лицо, она вышла на середину комнаты. Трепещущий свет горящей тряпки едва очертил ее силуэт, но этого хватило.
   -- Смерть! -- Уже не призыв, но благоговение, страх и восторг. -- Она здесь, здесь!
   Не меньше сотни людей радовались и приветствовали ее. Сиера повернулась к ним спиной, шагнула к подвешенному мужчине.
   -- Давай, пожалуйста, -- шепнул тот.
   -- Ты точно решил? -- шепотом спросила Сиера.
   -- Прошу тебя, поскорей!
   Клыки безошибочно нашли нужное место на шее -- место укуса барона. Нельзя оставлять следов, нельзя вызывать подозрений. Он и так насторожился после первого раза, обнаружив жертву обескровленной. И Сиера стала действовать умнее. Обнаружила, что можно управлять ядом. Он не только исцелял. Ему можно отдать команду: "Убить!"
   Крошечный глоток крови -- только чтобы потом запустить сердце! -- и тело мужчины расслабилось. В последний миг Сиера могла подарить им умиротворение и покой.
   -- Как... прекрасно, -- колыхнул воздух шепот мужчины.
   Больше он не сказал ничего. Душа покинула истерзанное жилище, перелетела на Ту Сторону, где, быть может, не так много боли.
   Догорела тряпка. Из уст в уста переходили последние слова мужчины: "Как прекрасно!" И, несмотря на кровавые слезы, Сиера чувствовала удовлетворение. Пусть и черный, но -- огонь зажигала она в душах людей.

***

   Барон Модор перестал быть человеком почти пять сотен лет тому назад и ни разу не оглянулся. Считал смертное существование чем-то вроде периода окукливания. Разве не вампир -- венец всего? Сильный, могущественный, облеченный властью. Тот, кто может позволить себе все, что угодно!
   Модор позволял себе все, стараясь только не перебегать дорогу графу. За исключением одного лишь случая, он всегда получал, что хотел. Во многом -- потому что ни граф, ни приближенные к нему бароны и представить не могли, что Модор добивается привилегий.
   Когда по издревле заведенному распорядку кто-нибудь поднимал в деревне бунт -- Модор возглавлял команду карателей. Ему нравилось смотреть в перепуганные лица беспомощных людей. "Ну что, малыш? Тебе так плохо жилось, да? Жизнь -- плохая? Иди сюда, сейчас мы все исправим..."
   Когда деревня признавалась не подлежащей восстановлению, Модор шел туда истреблять пьянчужек и бездельников добровольно. Когда возросла потребность в тюрьмах, Модор предложил свой подвал.
   "Выслуживается!" -- говорили злые языки. Бароны теснее прижимались к графу, боясь потерять насиженные места, поделиться чем-то с этим услужливым выскочкой. Модор смеялся над ними. Пусть молодой, не самый сильный, и уж подавно не отличающийся великим умом, Модор изжил из себя, по крайней мере, самый страшный недостаток: отучился думать, как человек. И тот страх, что видел он на лицах баронов, заставлял его скалить клыки. Люди. Просто люди, которые получили бессмертие и, перепугавшись, залезли слишком высоко. Сидят там, как кошка на дереве: выше -- страшно, а назад -- еще страшнее. Остается лишь вцепиться когтями в кору и орать.
   Модор знал, что бытие вампира определяется его страстью. Знал и свою страсть: боль. Человеческие мучения сводили его с ума, заставляли душу петь, а сердце -- отчаянно биться. Сдержать его ход у Модора не всегда получалось в мрачном подвале.
   Нет, Модор не хотел забираться выше, не стремился выслужиться. Он сознавал еще одну вещь: оказавшись на вершине, он уничтожит мир. Такова его страсть. Поэтому Модора вполне устраивало господство над собственным маленьким мирком, заключенным в стенах темницы. Он считал себя счастливым до тех пор, пока не увидел на рынке девушку, которая пыталась продать искусно сделанные глиняные фигурки.
   Ей не повезло дважды. Угораздило прийти на рынок именно тогда, когда людей начали сгонять на строительство бараков, а вдобавок к тому -- обнаружить полнейшее непонимание происходящего. Видно, она не впервые приходила в город и всегда умудрялась избегать вампиров. Когда к ней подступили два баронета, требуя назвать имя хозяина, девушка потеряла дар речи. Стояла посреди гомонящей рыночной площади, смотрела в глаза баронетам и не знала -- действительно не представляла! -- какое имя назвать в подобном случае.
   -- Барон... -- шепнула она, наконец.
   -- Ну? -- начал злиться баронет. -- Барон -- кто?
   В трясущихся руках стукались друг о друга фигурки. Лошадка, человечек, птичка...
   -- Модор.
   Все трое обернулись к нему. Модор подошел к девушке и схватил ее за руку.
   -- Если бы я хотел, чтобы моя фаворитка побиралась на рынке, я бы так и сказал. Что ты там опять налепила?
   Он ударил ее по рукам, и фигурки полетели в грязь. Несколько разбились. Барон холодно посмотрел на застывших рядом вампиров.
   -- Свободны. Больше она вас не побеспокоит.
   Сиера думала, что он -- невероятно могущественный вампир. Ведь как он вел себя, как отважно ее спас... Глупая девчонка -- все как на духу выложила в тот же день, сидя у него в гостиной с чашкой горячего шоколада. Про свою деревеньку, затаившуюся в горах, укрытую от вампиров и никогда не платившую дань. Про то, что иногда ходит в город сбывать поделки брата и покупает лекарство для матери, да кое-какие лакомства. У них это называлось "выйти в мир", или "оскверниться".
   А барон Модор честно рассказал, что сама она из города не выйдет. Закончилась прежняя жизнь, когда можно было ходить, где придумается, будучи человеком. И деревню, скорее всего, обнаружат -- больно уж круто взялись. Быть не может, чтобы вампиры не знали чего-то о людях, которые даже не додумались выучить имя какого-нибудь барона для таких случаев, как сегодня.
   -- Вы поможете?
   То, что увидел в ее глазах Модор, потрясло его до самых глубин изъеденной пороком бессмертной души. Мольбу, надежду -- куда ни шло, но вкупе с ними -- безграничное доверие.
   -- Разумеется. -- Модор шагнул в бездну. -- Но при одном условии.
   Мгновения хватило ему, чтобы понять, чего он хочет. Вампир способен полюбить один раз, и потом это чувство не вырвать. Каждый знал историю короля Эмариса и королевы Ирабиль, проживших неразлучно тысячи лет. И каждый знал, как замкнулся, отрешившись от мира, король после утраты. Было время -- Модор посмеивался над этой историей, но теперь, глядя на черные волнистые волосы сидящей у него дома девушки, безупречные черты лица, тонкие и хрупкие пальцы, не мог вообразить ничего страшнее, чем старость, седина, тлен, немощь, пожирающие это совершенство. Она должна остаться такой, должна принадлежать ему и никому больше!
   Сиера, сама того не ведая, погубила барона, вся сила которого заключалась в управлении крохотным миром своего дома. Модор осмелился выйти в большой мир. Модор понадеялся, что его авторитета хватит на такую мелочь, как одна девушка и одна деревня. Граф мог даже не вдумываться в его слова, просто махнуть рукой при свидетелях, и точка. Но граф выслушал внимательно. Куда внимательнее, чем хотелось Модору.
   Да, барон мнил себя знатоком боли, философом страданий. Но граф Кэлпот показал ему, как причинить боль, не прикасаясь к плети. В ту ночь, после церемонии, после созерцания погибшей деревни Модор нес на руках домой бесчувственную девушку и плакал -- едва ли не впервые в жизни.
   "С сегодняшнего дня она тебя возненавидит", -- вспоминал Модор слова графа, в бешенстве носясь по дому.
   "Забыл свое место, пес?" -- Действительно! Как можно было забыть? Для чего было выходить из дома в тот день? Для чего ноги сами принесли его на рынок, куда отроду не заходил? Для чего заглянул в эти глаза, для чего поверил в себя?
   Ничего не лишившись, барон Модор ощущал себя нищим. И только одним способом мог он заполнить пустоту. В подвале полилась кровь. Барон сходил с ума, когда, наблюдая за бегущим по полу ручейком, напевал песню-молитву об Алой Реке, смеясь и плача. Алая Река... Жаль, что такое ничтожество, такой пес, как он, никогда не достигнет ее берегов, нечего даже пытаться. Но зато можно устроить хоть целое Алое Море здесь, у себя в подвале. Пусть лишь на мгновения, но от этого становится легче.
   Барон Модор не оставлял попыток раскрыть душу Сиеры, но дверь туда захлопнулась навеки. Зато легко и просто открывалась дверь подвала. Там его всегда ждали. Там его любили. Или ненавидели? Барон перестал чувствовать разницу. Там, внизу, он всегда получал то, что хотел, остальное неважно.
   Сейчас, поднимаясь по каменным ступенькам, Модор кипел от гнева. Какой-то наглец, шутник посмел оторвать его от любимого занятия, вторгся в совершенный мир. Что ж, у себя дома барон мог по закону убить любого. Даже интересно будет насладиться агонией вампира. А что если спустить его вниз, подвесить на крюк?..
   Закрыв за собой дверь, Модор твердым шагом преодолел коридор и вошел в залитую светом гостиную. Здесь он и остановился, раскрыв рот.
   Первые мгновения сознание отказывалось воспринимать происходящее. Вроде бы все как раньше -- столики со стеклянными, фарфоровыми и золотыми фигурками, которые одно время собирал барон, белоснежный ковер под ногами, обитые красной кожей кресла, подвязанные золотистым шнуром портьеры...
   Но вот получилось осознать, что в одном из кресел, развалившись по-хозяйски, сидит незнакомый оборванец. Модору показалось, будто это кто-то из его людей. Нашел где-то браги, перепил и теперь дурит.
   Тихое ржание и глухой звук шлепка помогли Модору оценить и другую сторону картины. Посреди гостиной переминались с ноги на ногу две лошади, одна из которых меланхолично валила на ковер огромную кучу.
   -- Прошу принять мои искренние извинения, -- сказал оборванец, вставая. -- Мы попытались отвести лошадей в конюшни, сунулись в одни, в другие, но там, как оказалось, живут люди. Решили, что так уж заведено в Туриудсе и, зная, что лошади принадлежат вам, привели их сюда. Но теперь я вижу, что где-то мы оплошали.
   Гость грустно посмотрел на устроенное лошадью безобразие. А Модор, наконец, присмотрелся к нему.
   Человек, который поначалу казался стариком, больше не походил ни на старика, ни на человека. Спина выпрямилась, глаза сверкнули холодным блеском, а волосы потемнели.
   -- Аммит, -- представился гость. -- А вы, полагаю, барон Модор?
   -- Я? -- Барон все не мог увязать воедино разбежавшиеся мысли. -- Да. А вы, простите... Барон?
   Статью и выдержкой Аммит больше годился в графы, но граф в городе один, а другим, даже если нагрянут в гости, что делать у несчастного барона? Разве что...
   Модор похолодел. Неужели казнь?
   -- О, нет-нет, -- махнул рукой Аммит. -- У меня нет титула.
   -- Стало быть, баронет? -- спросил Модор, чувствуя, как сила духа к нему возвращается.
   -- Дорогой мой, вы не слушаете. Я сказал: нет титула. Ни у меня, ни у моего дорогого друга, с которым вы познакомитесь через секунду.
   -- Как такое может быть? -- сдвинул брови Модор. -- Я не первый день живу на свете. Вампиры -- власть, и у каждого есть титул. Если титула нет, чем ты отличаешься от человека?
   -- Охотно покажу, -- улыбнулся Аммит.
   Неведомая сила схватила Модора, и мир завертелся перед глазами. Врезавшись головой в двери собственных покоев, барон влетел внутрь, покатился по полу, снося столы и стулья. Остановил его пинок в грудь, от которого горлом пошла кровь.
   -- Слышь, Учитель, я тут делом занят, а ты дерьмом кидаешься, -- послышался грубый голос, исполненный уличного просторечия, совершенно чуждый этому изысканному месту, совершенному миру.
   -- Что вы здесь забыли? -- зарычал, поднимаясь, Модор. -- Вон! Вон из моего дома, жалкие бродяги! Если я...
   Дар речи ему изменил. Наверное потому, что единственным, кто обратил на него внимание, был Рэнт. Баронет стоял рядом с ложем барона и смотрел на хозяина с отрешенным сочувствием.
   -- Ты -- того, -- вздохнул Рэнт. -- Не дергался бы лучше. Они -- ребята жесткие.
   Лошади в гостиной, таинственно пропавшие дворецкий и адъютант, бесцеремонный бросок через половину дома и пинок в грудь -- все это еще как-то втискивалось в узкие рамки миропонимания барона. Но безжалостное "ты" от ничтожного баронетишки перечеркнуло все разом.
   -- Ты мне голову не морочишь? -- говорил тот, что остановил его пинком. -- Вот эта дрянь -- явно бабская.
   Парень, стоящий спиной к барону, поднял с кровати кружевную сорочку, в которой Модор ходил на торжественные приемы.
   -- Это у них для празднику, -- тут же пояснил Рэнт. -- Как какая гулянка где -- все так выряжаются.
   -- Омерзительные твари, -- заметил незнакомец и попытался натянуть сорочку прямо поверх собственной грязной и штопаной рубахи, к тому же с оборванным рукавом.
   Модор вздрогнул, поглядев на левую руку. Она заканчивалась почти у локтевого сустава. С первого раза парень не сумел попасть культей в рукав и, разозлившись, швырнул сорочку на кровать.
   -- Придурь одна, а не одежда!
   -- Эт потому что наизнанку пялил, -- с видом знатока поведал Рэнт. -- Она вот так должна. И рубаху свою скинь для начала.
   Пока они пререкались, барон открывал для себя все новые и новые детали. Во-первых, на кровати разложен едва ли не весь его гардероб. Во-вторых, штаны на парне -- уже новые. В-третьих, в камине, несмотря на жару, полыхает огонь и виднеются кости. В-четвертых, наконец, появилось ощущение силы гостей. Что от Аммита, что от этого однорукого исходили волны такой мощи, что сравнить их с графом было бы глупо.
   "Сиера!" -- сверкнуло в голове.
   Барон бросился к дверям, но путь ему преградил Аммит с обнаженным мечом.
   -- У вас отличная коллекция оружия, -- сказал он. -- Надеюсь, вы не против, если мы немного пограбим тут? Поверьте тому, кто начал жизнь на черных берегах: на Ту Сторону богатства не перетащишь.
   Модор пропустил приговор мимо ушей. Главным сейчас было другое.
   -- Вы убили... Кого? -- хрипло спросил он.
   -- Кого могли, -- вздохнул Аммит. -- Дворецкого жаль, но он сам подлез под удар, пытаясь зачем-то защитить вашего адъютанта. Разве такое входит в обязанности слуг?
   -- Я жив, господин! -- заглянул в покои бледный пожилой дворецкий. -- Простите, не мог ничего поделать, они просто вошли с лошадьми и...
   -- Скройся, -- махнул на него рукой барон. А когда слуга исчез, посмотрел в глаза Аммиту. -- Что теперь? Убьете меня?
   -- Невыносимо, -- прорычал Сардат от кровати. -- Мне срочно нужна рука!
   -- Этому я тебя пока научить не могу, -- отозвался Аммит. -- Маловат. -- И добавил, глядя на барона. -- Я пока думаю об этом. Для начала нам нужна парочка мелких услуг. Если будете так любезны -- продолжим разговор.
   Барон торопливо кивал, пряча поднявшуюся панику даже от самого себя. Он ощущал знакомый холодок -- Сиера остановила сердце. Где? Куда она подевалась? Хоть бы не зашла сюда...
   Холодок доносился снизу. Вот и Аммит, хмурясь, посмотрел на пол, осекся на полуслове ворчащий Сардат...
   Чтобы не упасть, барон схватился за край письменного стола. Сиера -- там?! В одно мгновение он понял все. Как же он умудрялся оставаться слепым столько времени? Ее странное поведение, эти загадочные смерти в подвале... Глупая несчастная девчонка!
   -- А там что-то посерьезнее, -- пробормотал Аммит. -- Сардат?
   -- Самому интересно. Эй, чучело -- со мной!
   Остановив сердце, барон бросился в атаку. Сардат отмахнулся, не глядя, и Модор, перекатившись через стол, повалился на пол. Даже вся огненная сила, обрушенная на этого однорукого, оказалась бесполезной.
   -- Никуда не годится. -- Аммит уселся на полированной столешнице и грустно поглядел на поверженного вампира. -- Мне попадались баронеты куда сильнее, хотя их обращали полные ничтожества. Должно быть, у тебя какая-то низкая и презренная страсть, которая ослабляет душу вместо того чтобы возвеличивать. Тут никакая кровь не поможет.
   Барон не слушал. Распластавшись по полу, он всем существом внимал происходящему внизу...

***

   Громыхнул засов. Сиера, беззвучно укрывшаяся в своей норе, запустила сердце и теперь пыталась унять его бешеный стук. Хоть бы он не почувствовал...
   Иногда -- редко, но все же -- она задавала себе вопрос: откуда этот страх перед бароном? Ведь еще в ночь церемонии поняла, что она гораздо сильнее. Нарочно или нет -- граф передал ей столько, что она, казалось, могла бы уничтожить город, возникни такая нужда.
   Но страх перед бароном, только зародившийся в ту ночь, с каждым днем становился сильнее. Модор пленил ее, заковал в невидимые цепи и, хотя сам оставался бесправным пленником гнетущего союза, возвышался над Сиерой. Ее избранник. Ее судьба. Ее проклятие.
   В подвал спускались двое. Барон и его адъютант. Сейчас обнаружат утрату и вытащат нового страдальца... Набраться бы смелости, взвалить на себя еще один грех и обратить в пепел всех заключенных разом...
   В падающем на лестницу свете показались две пары ног. Свет? Сиера удивилась. Почему барон не закрыл дверь? Нашла ответ, подняв взгляд повыше.
   Высокий темноволосый парень шел впереди, и Сиера на миг залюбовалась его лицом. Жестокое и волевое лицо человека, который ни перед чем не остановится. Что он забыл здесь, в этом мире лжи, трусости и бессильной злобы?
   Парень скрылся из виду, и Сиера посмотрела на второго. Этого узнала -- Рэнт, один из "нахлебников", как их именовал Модор. Тоже странно. Зачем, почему он здесь?
   -- Это что такое? -- послышался глухой голос парня.
   -- Тюрьма, -- вздохнул Рэнт. -- У барошки нашего -- самая большая тюрьма. Ох, ничего себе... Кошмар-то какой.
   Должно быть, Рэнт увидел висящего на цепях мертвеца.
   -- Скажи, что ты об этом не знал? -- В голосе незнакомого парня набирала силу буря.
   -- Да откуда мне? -- взвизгнул Рэнт, пятясь. -- Я людев на работы гоняю, вот и вся песня! В дом-то -- дальше гостиницы не входил ни разу!
   Под "гостиницей" Рэнт, очевидно, подразумевал гостиную. Сиера улыбнулась. Давно ли сама разницы не понимала.
   Тишина. Сиера повернула голову, посмотрела в крохотное отверстие между матрасом и костями. Парень стоял напротив мертвого мужчины, опустив голову. Кулак стиснут, и сквозь пальцы стекает кровь. Люди за спиной у него молчат, не зная, чего ждать, на что надеяться.
   -- Тюрьма, значит, -- шепотом произнес незнакомец. -- Лады, тюрьма так тюрьма. Скотское племя...
   Сиера не успела напугаться -- столь молниеносным движением парень оказался рядом. Будто взрыв разметал ее ненадежное укрывище, страшная сила подняла в воздух, швырнула в решетку. Прутья больно ударили в спину, в затылок, дрогнуло и остановилось сердце.
   Упасть ей не дали. Ломая податливые хрящи, в горло вцепились пальцы, в глаза как будто брызнуло огнем -- парень приблизил к ней лицо.
   -- Наигралась, тварь? Нравится?
   Как тряпичную куклу, ее вновь тряхнули, подвал завертелся перед глазами. Удар, искры из глаз, и вот в темноте перед нею лица перепуганных сжавшихся в кучу людей. Пальцы сжимаются на затылке, над ухом слышится рык:
   -- Смотри, сука. Скоро вы все так же будете. Все, до единой мрази, будете сидеть и трястись, о жратве молить!
   "Вы"? Кто -- "вы"? Сиера недоумевала. Уж не о вампирах ли речь?
   -- Кто ты такой? -- хриплым шепотом спросила она.
   -- Смерть твоя, -- прозвучал ответ.
   И тут вмешался пришедший в себя Рэнт:
   -- Стопари, командир, это ж Сиера! -- Он, похоже, вцепился в руку парня. -- Она -- не! Она бы никогда! Да это не она!
   -- Что -- "не"? Чего -- "не она"?
   -- Да она... Пусти ты! Сиера -- она ж как ребенок безобидный! Это барон тут лютует. Скажите?
   Вопрос относился к заключенным. Те сперва молчали, потом заговорила женщина, и Сиера узнала безжизненный голос той, что пыталась заступиться за подвешенного:
   -- Так вот ты какая... Мы думали, старухой окажешься.
   Сиера глядела в ее пустые глаза. Женщина сама походила на старуху, хотя ей едва ли минул третий десяток. Седая, тощая. Мышц, казалось, не осталось вовсе. Но вот обтянутые кожей кости пришли в движение, она поднялась и подошла к решетке, не отводя глаз от Сиеры. Улыбнулась чему-то -- жуткий оскал.
   -- Отпусти ты ее, мальчик. Это наша Смерть. На нее одну молились.

***

   Сиера влетела в комнату и повалилась в кресло у камина. Вслед за ней вошел, трясясь не то от гнева, не то от страха Сардат. Вот и все...
   Барон закрыл глаза и увидел медленно и красиво падающие в пустоту осколки идеального мира, в котором он был единовластным повелителем. Скоро все закончится, а он, кроме облегчения, не испытывает ничего. Как тяжела оказалась для него вечность...
   -- Прости меня, -- шепнул Модор.
   -- Простить? Тебя? -- Сардат подошел к столу, за которым сидел барон, и наклонился. -- Ты больной? Молись, чтоб я тебя только один раз убил!
   -- Что там? -- Спокойный голос Аммита.
   -- Там... Сам иди глянь, если хочешь. Я эту суку чуть на месте не прибил, да за нее слово сказали.
   Барон открыл глаза и посмотрел на Сиеру. Маленькая, потерянная, она съежилась в кресле, словно даже не понимая, где находится. Что в ней осталось от той живой улыбчивой девчонки, что плясала ночью у костра? Ничего, кроме воспоминаний -- чужих, вытянутых вместе с кровью. Все залила кровь.
   -- Прости меня, -- повторил Модор.
   Вздрогнула. Подняла взгляд. И теперь, когда в ее глазах впервые загорелось алое пламя, когда белки затянуло чернотой, Модор ощутил всю глубину бездны, в которую загнал себя и ее.
   -- Спокойно, милая. -- Аммит встал между ней и Модором. -- Не делай ничего такого, о чем я тебя заставлю жалеть. Твой благоверный нам еще нужен. -- Он повернулся к Модору и, кончиком меча коснувшись его подбородка, заставил поднять голову. -- Вы же -- союз, я правильно понял?
   -- Да, -- выдохнул Модор.
   -- Редкое явление. И надо быть поистине редкой паскудой, чтобы та, что вступила с тобой в союз, хотела тебя убить.
   -- Ты в подвал спустись! -- проворчал Сардат. -- Там и лошадь захочет его убить.
   Аммит продолжал буравить Модора взглядом. Из голоса исчезли все теплые нотки, даже извечная насмешка куда-то потерялась:
   -- Предводитель партизан. Огромный человек, которого зовут Ратканон. Меня интересует, где он.
   Барон перевел дух. Сердце то останавливалось, то запускалось. На мгновение животный страх поднимал знамя победы, но тут же оказывался погребен под смирением. Пора, пора успокоить эти метания. Сжав кулаки, Модор остановил сердце. Последние мгновения можно прожить достойно.
   -- Ты ведь не пытаешься меня напугать? -- холодно спросил он Аммита. -- Ты, вижу, стар и мудр. Таких, как я, должен насквозь видеть. Я дам тебе то, что ты хочешь, а взамен...
   -- Погоди-погоди, один миг! -- перебил его Аммит. -- Модор, ты что, торгуешься со мной? Я что, похож на бабку с рынка? Тебе дали возможность проявить благородство, а ты решил, будто говоришь с дураком. Что ж, ладно. Торги так торги.
   Острие исчезло. Аммит стремительной тенью переместился к креслу, схватил за волосы Сиеру и запрокинул ей голову. Лезвие меча легло на горло.
   -- Не смей! -- Барон вскочил, но оказавшийся рядом Сардат швырнул его обратно. -- Я просто хотел просить, чтобы вы не тронули ее!
   -- Просить, вот оно как! -- приподнял брови Аммит. -- Когда просят -- стоят на коленях, целуют обувь, рвут на себе одежды. Но не диктуют условия с таким видом, будто имеют на это какое-то право.
   Сиера тихонько ахнула -- из-под меча потекла красная струйка. Обогнула ключицу и углубилась под одежды, провожаемая взглядом барона, повторяя путь, которым никогда больше не пройдут его губы, его пальцы... Модор заставил себя отвернуться.
   -- Я расскажу все, что угодно. Убейте меня, подвесьте в подвале -- как хотите. Оставьте ее в покое! Я и так забрал у нее все, и ничего не смог дать взамен.
   Он прятал взгляд от Сиеры, от Аммита, от Сардата. Посмотрел в сторону двери, но там стоял с глупейшей рожей Рэнт. Модор закрыл глаза руками.
   -- Ратканон, -- напомнил Сардат. -- Где?
   -- Ратканона забрал граф, -- заговорил Модор. -- Насколько мне известно, его вчера утром отправили в Кармаигс в качестве ценного дара его величеству Эрлоту. Караван пошел горным трактом, и я просто даю добрый совет: не суйтесь. В охрану Кэлпот назначил лучших бойцов. Нет такой силы, что их остановит. Разве что сам Эрлот встанет на пути.
   -- Эрлот скоро ляжет, это я тебе обещаю, -- заявил Сардат.
   Модор затрясся от смеха. Даже остановив сердце, он не мог контролировать себя.
   -- Эрлот? Ляжет? Да ему меньше года потребовалось, чтобы сломать миру хребет! Чем скорее ты поймешь, что мир уже мертв, тем меньше испытаешь разочарований, Сардат.
   Судя по голосу, Сардат наклонился над ним:
   -- Мое имя из твоей вонючей пасти звучит как оскорбление. Давай-ка повежливей. Говори, как убрать из лесу твоих псов.
   -- А что? -- Модор, смеясь и плача, посмотрел на него. -- Не можешь их всех убить? Да они ведь близко не Эрлот! Нет-нет, ты попробуй! Мои бойцы -- тоже хороши, куда сильней меня, но с теми, что стерегут Ратканона, не сравнить. Иди, да попробуй! -- Модор вскочил, голос сорвался на визг. -- Что вы придумали? Освободить всех людей, одолеть всех вампиров, создать прекрасный мир, где все друг друга любят? Ты! -- обратился он к Аммиту. -- Ты, перворожденный, как позволил втравить себя в этот бред? Тебе ли не знать, что мир -- это вонючий подвал, в котором мрази вроде меня режут скот? А больше нет ничего, не было и не будет! Ни любви, ни смеха, ни радости, ни танцев у костра -- ничего! Иди и убей моих псов. Прошу, умоляю -- убей, сожги все, что мне принадлежит, кроме нее!
   Мечась по комнате, спотыкаясь о складки ковра, барон Модор избегал одного: кресла, в котором сидела Сиера. Боялся напоследок увидеть в ее глазах ненависть. Лучше уж презрение. Пусть смотрит, как на мерзкого жука, забравшегося на подушку.
   Одновременно с этой мыслью вспыхнула алым пламенем другая: а что если не убьют? Что если сейчас эти двое посмеются и просто уйдут, оставив их наедине в развороченной комнате? Двух мертвецов, обреченных предаваться вечному разложению, глядя друг другу в глаза.
   Нет! Этого он им не позволит. Барон Модор -- кто угодно, только не трус. Он не станет цепляться за мертвую жизнь, когда впереди -- совсем рядом, только руку протяни! -- течет через годы и века такая живая смерть.

***

   То и дело все заволакивала алая дымка. Сардат стоял, сохраняя видимость силы, но понимал одно: это слишком. Новый мир с каждым шагом становился сложнее и безумнее. Умирающие от истощения люди заступаются за ту, что их убивает. Сумасшедший садист-барон на коленях вымаливает жизнь ненавидящей его девушки. Что случилось со всеми этими людьми? Что так необратимо извратило их сознание?
   Модор остановился у стены, сгорбился и Сардат затаил дыхание.
   -- Я облегчу вам выбор, -- послышалось шипение.
   На том месте, где стоял барон, завертелся огненный смерч. Расплывшийся силуэт взмахнул рукой, и пламя полетело в Сардата, другая его часть в Аммита. Краем глаза Сардат успел заметить, как загорелось лезвие меча. Аммит плашмя выставил его перед собой, и огонь барона то ли исчез, то ли присоединился к зажженному Учителем.
   "А мне-то что делать?"
   Ответ дала Река. Ее кровавые воды отныне текли через сердце и разум Сардата, Аммита, Левмира, Кастилоса, Ирабиль. Откуда-то свыше по течению прилетел голос Кастилоса: "Огонь поглощает огонь".
   И Сардат отдался знакомому чувству. В глазах потемнело -- не от страха уже, но от черного пламени, рвущегося из самого сердца. Он вскинул руку -- пальцы окутали языки огня, больше напоминающие тени, -- и сгусток, посланный бароном, растворился, едва достигнув его.
   Сардат погасил огонь. Аммит уже рядом с бароном. Схватил его за плечо, отшвырнул на письменный стол. Огненный меч взмыл в воздух, но опуститься не успел.
   -- Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит? -- поинтересовался Аммит, когда Сардат перехватил его руку. -- Он убить нас хотел. Он -- вампир. Вампиры -- плохо, вампиры -- выродки. Убивать всех беспощадно. Или я что-то перепутал?
   -- Дай-ка сюда.
   Аммит позволил забрать меч. Едва оказавшись у Сардата, лезвие погасло, тускло блеснуло в солнечном свете, крошечная тень обозначила дол.
   -- Он не нас убить хотел, а себя. Так же ведь?
   Барон лежал на столе, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, и явно не мог понять, почему медлит смерть. Правой рукой схватился за сердце, левая дрожала на столешне.
   Подойдя ближе, Сардат согнул в локте свою левую руку. Лезвие коснулось безобразно заросшей культи. "Давай, тебе это по силам", -- прошептала Река.
   -- Тех, кто смерти не боится, я чуток уважаю, -- сказал Сардат, крест-накрест вскрывая тугую кожу смертоносным лезвием. -- Та мразота, что в мой поселок приползла, под конец о пощаде молила. А ты -- нет. Поэтому прежде чем убить, я тебе кое-что покажу.
   Вряд ли барон его слышал. Бледные губы едва шевелились, пытаясь произнести молитву. А может, имя девушки, что до сих пор безмолвно сидит в кресле, ни словом, ни делом не пытаясь остановить убийство.
   -- Командир, ты чего? -- послышался от двери сдавленный хрип Рэнта.
   Сардат улыбнулся. Наконец-то зрение проясняется. Все по-прежнему. Мир может сходить с ума, все вокруг может гореть огнем, но он, Сардат, остается командиром. Таков его путь -- вести за собой. И он поведет.
   Взлетело и опустилось лезвие меча. С чуть слышным треском рука барона отделилась от тела и поползла по столу, цепляясь пальцами за гладкую поверхность, оставляя за собой кровавый след.
   Сардат поднял меч еще раз, и лезвие пронзило Модору правую ладонь, сердце, прошло сквозь стол и самым кончиком вонзилось в ковер. Барон вскрикнул, и Сардат услышал в голосе не только боль, но и облегчение.
   -- Можешь не верить мне, просто слушай и улыбайся. -- Сардат подхватил отсеченную руку и, приложив ее к своей развороченной культе, глядел в глаза Модору. -- Ваш драгоценный Эрлот сделал то, чего нельзя было. Испокон веков миром людей правило золото, а миром вампиров -- кровь. И, раз уж вампиры сейчас отобрали золото у людей, -- люди заставят вампиров захлебнуться кровью. Я закрываю глаза и вижу Алую Реку, уносящую ваши распухшие трупы в никуда.
   Барон приоткрыл рот, увидев, как дрогнули, сжались в кулак пальцы на его -- его! -- руке. Сардат перестал ее придерживать. Клочки кожи срастались, кости будто сплавлялись воедино.
   -- Я окажу тебе честь, которой ты не заслуживаешь, барон Модор. Ты умрешь, зная, что однажды твоя рука ворвется в глотку его величества Эрлота, схватит его сердце и бросит в грязь. А уж топтать его я буду своими ногами.
   Слова шли будто не от него. Их несла Река. Так мог бы сказать Кастилос или, наверное, Левмир. Но слова пришли к Сардату, и он их произнес, не найдя возражений.
   Взмахнул левой рукой, ощущая ее, как свою. Пока она побледнее, но цвет уже выравнивается. Какая-то крошечная часть, человеческая часть ума тряслась в ужасе от произошедшего, но Сардат заставил ее погаснуть навсегда. Чтобы оставаться человеком в новом мире, нужно научиться быть вампиром.
   -- А теперь -- не смею задерживать!
   Меч легко, будто из ножен, выскочил из тела барона, глухо стукнулся о толстый ковер. Сардат обеими руками -- какое все-таки блаженство! -- схватил Модора и бросил в камин. Огромный, будто и предназначенный (а может, и правда предназначенный?) лишь для того, чтобы жечь неугодных.
   Взметнулись искры, послышался вскрик. Сардат поднял руку, вызывая черное пламя. Заметив, что рядом кто-то появился, скосил взгляд. Сиера.
   Девушка, глядя в камин, подняла обе руки. Черное и красное пламя одновременно хлынуло с пальцев двух вампиров. Больше Модор закричать не успел. Тело его выгнулось в последней судороге и попросту исчезло.
   Сиера опустила руки, упала на колени. Лица не видно, только капли падают одна за другой, впитываясь алыми пятнами в белый ковер. Сардат отошел к кровати. Позволил забиться сердцу и немного постоял с закрытыми глазами. Все произошедшее разнеслось по телу с током крови. Чужая рука, чужая жизнь, чужие мысли... Тяжело. Но терпимо.
   -- Не надо на меня так смотреть, -- огрызнулся Сардат, чувствуя спиной тяжелый взгляд Аммита. -- Ты его сам убить собирался. Ничего страшного я не сделал. А сопли свои -- при себе держи. Потом, когда все закончится, обещаю: обнимемся и будем плакать над тем, какие мы плохие, но сейчас давай уже что-то делать. Сходи вниз, выпусти людей. Мы их забираем.
   -- Прости, что? -- очень уж мягко сказал Аммит. -- Куда "забираем"?
   -- "Куда" -- не суть. Отсюда. Мать твою, да спустись ты вниз и посмотри на них! Сможешь их так оставить -- я тебя в этом же камине спалю, и плевать, чей ты там друг и учитель.
   Пять ударов сердца спустя тихие шаги Аммита заставили Сардата повернуть голову. Учитель вышел, оттолкнув плечом Рэнта. Рэнт, все еще хлопая изумленными глазами, держал за шиворот посеревшего дворецкого.
   -- С ним иди, -- бросил Сардат. -- И этого там оставь. Найдут -- позаботятся, как сочтут нужным.
   Рэнт вздрогнул и быстро-быстро заморгал.
   -- Ага... Это -- да, это -- как скажешь, командир! Э, подъем! -- тряхнул дворецкого. -- Щас выспишься, обещаю!
   Когда они ушли, Сардат медленно расстегнул рубаху, стащил и бросил на пол. Сполоснуться бы... Ну да ладно, после. Не в этом доме. Не теперь.
   Из груды одежды покойного барона выбрал немного. Самую неброскую серую рубаху, на нее -- что-то вроде камзола, и, наконец, сверху -- плащ. Бросив взгляд в зеркало, Сардат увидел вампира. Того, кто забирает чужие жизни, чтобы продлить собственную. Того, кто берет, не отдавая взамен. Только вот брать он будет -- не у людей.
   Жестокая улыбка быстро исчезла, когда взгляд упал на Сиеру. Девушка все стояла на коленях у камина, все роняла кровавые слезы на ковер.
   -- Почему ты раньше его не убила?
   Вопрос ушел в пустоту. Только плечи Сиеры напряглись, а пальцы, дрогнув, еще глубже вонзились в мягкий ворс ковра.
   -- У меня времени нет про тебя думать, -- вздохнул Сардат. -- Чего ты хочешь? Хочешь сдохнуть? Я устрою. Но лучше забудь все, что здесь видела, и уходи.
   И тут он во второй раз услышал ее голос -- низкий, глухой, безжизненный:
   -- Если забуду все, что здесь было, ничего не останется.
   Сардат молчал. Сиера дрожала. Каким-то чудом, невероятным усилием она сумела запустить сердце, и вместо крови из глаз теперь текли настоящие слезы.
   -- Ты приходишь ниоткуда, -- зашептала она. -- Ты убиваешь его, ты освобождаешь людей, говоришь, что втопчешь в грязь сердце короля... Кто ты такой? Зачем я тебя встретила? Скажи, и я решусь!
   -- А ведь ты -- человек, -- тихо отозвался Сардат. -- Поднимись. Люди не должны стоять на коленях. Я такого не позволю.
   Она поднялась безропотно, только голова осталась склоненной.
   -- Я пришел сюда по воле Алой Реки. Как видно, она решила положить конец власти вампиров. И я -- лишь одно из орудий. Не знаю, зачем ты меня встретила. Это -- твоя судьба, и тебе решать, что в ней откуда. А моя судьба -- уничтожить всю мразь этого мира. Так на что решишься?
   Послышался вздох. Сиера отерла глаза рукавом балахона. Из глубины дома доносился гул голосов -- люди, позабывшие, каков он, солнечный свет, выходили на волю.
   -- Горная дорога петляет, -- произнесла девушка, глядя в камин. -- Если пойти через лес, строго на север, получится почти в два раза быстрее. Выйдем к реке. Перед ней скалы сужаются. Легко можно устроить обвал, разломать мост, и они попадут в западню. Но что с ними делать дальше -- не знаю. Он сказал правду: воины-вампиры очень сильны, и их много.
   Сиера стремительным движением повернулась, сверкнула на Сардата голубыми глазами.
   -- Вот все, чем я могу заплатить за свободу. Примешь такую оплату?
   Он не ответил. В комнату вошел Аммит с открытой бутылкой красного вина и повалился в кресло у камина.
   -- Это еще что? -- посмотрел на него Сардат.
   -- Это называется "вино", мой маленький друг, -- сообщил Аммит и сделал большой глоток из горлышка. -- А если тебя интересует, почему я вдруг перестал куда-либо торопиться и коротаю время с бутылкой возле уютного огонька -- шевельни-ка мозгами, да подумай, куда первым делом кинулись люди, месяцами жравшие только грязь из-под ногтей?
   -- Сломали кладовую? -- спросила Сиера.
   -- Именно! -- махнул бутылкой Аммит. -- Как насчет глоточка за свободу, госпожа Смерть?
   Глава 7
   Юг
   Дом барона разграбили. Кладовые опустошили, взяли все оружие, одежду, чем и заняли сразу две из имевшихся в изобилии повозок. В конюшнях обнаружились лошади. Среди заключенных нашлись те, кто умел с ними обращаться.
   Солнце перевалило за точку зенита, когда караван тронулся в путь. Сиера, Сардат, Аммит и Рэнт ехали верхами. Изможденные люди лежали вповалку, жадно хватая ртами свежий воздух. Им плевать, куда идет караван. Когда уходишь от смерти, любая дорога ведет в жизнь.
   Сидя на спине светло-серой лошади, свесив ноги на одну сторону, Сиера тоже подняла голову, улыбнулась солнцу и небу такого же цвета, как ее глаза. В последний раз она улыбалась три года назад, прощаясь с семьей. Улыбалась сквозь слезы, сквозь боль и обиду. А теперь вдруг хотелось смеяться. Как будто скальпель лекаря отворил вену, и хлынула наружу черная кровь, унося с собой болезнь.
   Лопнуло чрево барона Модора, извергнув все, что он успел проглотить за свою жалкую жизнь. В отвратительном месиве Сиера нашла и себя. Конечно, скоро это пройдет. Лишь спустится ночь, в душу проникнут тени. Встанет перед глазами убитая деревня, оживут проклятья односельчан. Только будет еще хуже. Ко всему привычному добавится тяжелая, невыносимая боль от потери того, кто держал ее на цепи целых три года. Тогда она будет рыдать, тогда будет грызть руки, чтобы не выдать себя стоном. Она знала, потому что десятки раз видела этот день во сне и просыпалась в кровавом поту.
   Поравнявшись с полями, ехавшие в арьергарде Сардат и Аммит остановились и о чем-то заспорили. Аммит подозвал Рэнта, и тот, чуть послушав, схватился за голову. Сардат кивал, показывая на него, будто говорил: вот, мол, даже этот понимает, а ты...
   Сиера осадила лошадь, знаком велев каравану остановиться. Пришли откуда-то и эти волевые жесты -- не иначе как с кровью графа. Сроду ее даже младший брат не слушался.
   -- Дурное замыслил, -- тихо сказала Сиера, глядя издалека на Аммита. Говорила сама себе, потому и удивилась, когда прозвучал ответ:
   -- Не дурнее, чем было.
   Обернулась, увидела ту женщину, из подвала, глядя в глаза, назвала ее Смертью. Двух часов не прошло, а она уже походила на человека. В глазах появился блеск, и кожа как будто разгладилась.
   -- Ну поубивают всех -- делов-то! -- беззаботно продолжала женщина. -- Зато, может, быстро, и всех сразу.
   -- Не поубивают, -- твердо сказала Сиера.
   Что-то происходило в ней, непонятное и чуждое, к добру или к худу. Сиера поняла, что не даст в обиду этих людей никому. Барон многое мог делать, потому что он, во всей своей низменности, возвышался над ней. Но барона больше нет.
   -- Почему ты пешком идешь? Тяжело ведь.
   -- Идти тяжело? -- Женщина засмеялась. -- Ты посиди, сколько я сидела. Узнаешь тогда, как ходить приятно.
   Тем временем Аммит умудрился убедить в чем-то спутников. Все трое спешились. Сардат опустил голову и сунул руки в карманы брюк. Сиера содрогнулась. Если б не поза, простецкая до нелепости, Сардат в этой одежде -- вылитый барон.
   Тот разве что потолще был. Вон и камзол на животе топорщится, и плащ не так висит...
   Рэнт отправился к людям, что занимались прополкой. Быстро собрал их в кучу -- сотни две, не меньше. Кажется, все имение барона тут. Что-то с ними потом будет?
   "А я ведь наследница!" -- осенило Сиеру. Дрожь, пробежавшая по телу, едва не заставила ее упасть. Да, согласно законам вампиров, она, Сиера, отныне является единоличной владелицей всего имущества барона Модора, а значит, -- и всех этих людей.
   Тонкий сомневающийся голосок в голове еще шептал: "Да что им дела до этих законов? Ты ведь сама не веришь!" -- но Сиера тронула поводья.
   -- Что вы с ними собираетесь делать? -- тоном хозяйки обратилась она к Аммиту.
   Тот бросил на нее равнодушный взгляд.
   -- Сожрать всех, а кто не влезет -- тех сжечь, чтоб врагу не оставлять.
   -- Тебя нормально спросили, -- вмешался Сардат. -- Вот возьми, да ответь. Может, она тебе разъяснит, что это скотство конченое.
   -- То-то чувствую -- не хватает чего-то, -- вздохнул Аммит. -- Оказывается, разъяснений. Хорошо, давайте так. -- Он заглянул в глаза Сиере. -- Сейчас мы все вместе войдем по дороге в лес. Там стоит отряд твоего ныне испепеленного супруга. А между тропой и рекой зажаты остатки партизан. Так вот, я собираюсь предоставить главе отряда интересный выбор: нарушить приказ или пустить барона по миру. Как я успел понять, военные порядки Эрлот вернул старые. А значит, воины барона считают делом чести оберегать благополучие хозяина. Им придется изрядно поморщиться, но решение они, в конце концов, примут верное. Вот такая у меня задумка, госпожа Смерть. Разъясните, в чем я ошибаюсь. Быть может, вы предпочитаете честный бой? Это возможно. Мы с моим новым другом, скорее всего, убьем их всех. При этом сгорит большая часть леса, погибнут несчастные партизаны, на огонек заглянут воины графа и других баронов. Рано или поздно нас убьют, а то и захватят в плен. Извольте заметить: ничего хорошего, помимо того, что Сардат отведет, наконец, душу и всласть поубивает вампиров. А то он так на меня иногда посматривает -- не по себе становится.
   Сиера выдержала его взгляд, постепенно из равнодушного ставший насмешливым, а под конец полыхнувший неприкрытым гневом.
   -- Что если они решат выполнять приказ?
   Аммит отвернулся и посмотрел на Рэнта, который возвращался во главе толпы.
   -- Начну с малого. А там видно будет.
   Сардат сплюнул и заматерился. Сиера продолжала смотреть на Аммита.
   -- Даже Модор не позволял себе такой гнусности... Вампиры сами решают свои проблемы, так всегда было!
   -- Только вот я -- не Модор, -- сообщил Аммит. -- И проблема -- не моя, а человеческая. Если бы я решал свои проблемы, то уже двигался бы на север. А сейчас постарайся угомониться, ни к чему сеять панику.
   Она хотела сказать, что посеет панику, что расскажет людям все. Пусть бегут в разные стороны, да кричат погромче... Но не успела. И хотя сердце ее остановилось при первых признаках опасности, скорость, с которой двигался Аммит, оказалась за пределами восприятия.
   Словно порыв ветра выдернул ее из седла, закружил, бросил в повозку, разметав перепуганных людей. Лицом Сиера ткнулась в доски, перед глазами трепетнула высохшая травинка, оставленная кем-то из работников. Руки сковало что-то страшное, горячее, нерасторжимое. Руки, а вслед за тем и ноги.
   -- Цепи твоего благоверного, -- пояснил Аммит, застегивая замки. -- Не обижайся, это лишь на время. Не хочу беспокоиться еще и за тебя.
   -- Я тебя никуда не поведу, подонок! -- прошипела Сиера прежде чем звенья цепи вжались ей в рот.
   -- Поведешь, -- заверил ее Аммит. -- Еще как -- вприпрыжку. А пока полежи, отдохни.
   -- Аммит! -- Это кричал Сардат, но, как ни выкручивай голову, его не увидеть. -- Ты совсем тронулся? Что за...
   -- Рот закрыл! Как только я все решу -- обнимемся и будем плакать от того, какие мы плохие. А до тех пор слушай меня. Вас всех это касается! Хотите жить? Тогда шагайте туда и начинайте завывать пожалостливей!

***

   Звать Аммита Учителем расхотелось. Испепеляя взглядом его спину, Сардат думал. Как бы поступил, будь дело в поселке? С трудом представлялось. Слишком много разных сил сошлось в одном месте, тогда как в поселке куда проще: есть люди, а есть природа, у которой нужно отобрать золото.
   -- Слышь, командир, -- приблизился к нему с заговорщицким видом Рэнт. -- Чего делать-то? Старый совсем из ума выжил, по ходу...
   Сардат хотел кивнуть, довериться, объединиться... Но крохотная толика не то здравого смысла, не то еще чего-то заставила его пересилить человеческий инстинкт. На Рэнта холодно взглянул не человек, не вампир, но именно тот, к кому Рэнт обратился -- командир.
   -- Будешь делать то, что он скажет. И чтобы про "из ума выжил" я больше не слышал. Лады? Надо будет -- с ним я сам поговорю, а ты иди, колонны строй.
   Хотя приказ не пришелся Рэнту по нраву, он приободрился, получив работенку. Сардат проследил за ним взглядом. Размахивая руками, покрикивая, а то и раздавая прямо с седла затрещины, Рэнт делил беспорядочную толпу людей на две колонны, идущие вдоль кромок леса.
   Надо же, -- думал Сардат, -- и ведь не возмутится никто. Даже бабы -- эти вечные скандалистки -- шагают себе молча, глаза в землю. Никто не скользнет в чащу незаметно, никто даже не спросит, в чем дело! А ведь над ними сейчас -- всего лишь Рэнт. Баронет, даже в коротком, похожем на куртку плаще, почти неотличимый от человека.
   Заметив впереди пятерых всадников, Сардат успел подумать: все гораздо глубже и сложнее, чем казалось. Нельзя просто уничтожить вампиров, отдав власть людям. Сперва нужно уничтожить что-то в людях. Что-то страшное, вязкое, глушащее любые удары судьбы. Что-то, что взращивали вампиры тысячелетиями. Что-то, не позволяющее выпрямиться во весь рост. Но как это сделать?
   Топот копыт, клубы пыли, придушенное ржание -- всадники осадили коней. Впередиидущего Сардат узнал -- тот самый, что командовал, когда они вышли из леса. Он тоже узнал Сардата и Аммита, но только чуть прищурился, не выдав эмоций.
   -- Это что такое здесь? -- гаркнул он.
   Всадники остановились, повозки с заключенными за ними -- тоже. А колонны людей, дожидаясь знака Рэнта, продолжали ползти, будто в гигантские клешни зажимая вампиров.
   Аммит подъехал к командиру вампиров.
   -- Здесь -- все, чем владеет барон Модор. А значит -- все, чем владеете вы. Варианта у нас два. Либо начинаем драку, и при любом раскладе погибают все люди, либо вы поджимаете хвосты и бежите домой плакать и жаловаться. В этом случае люди вернутся на следующий день.
   Колонны замерли, повинуясь Рэнту. Прокатился встревоженный шепоток. Сардат не верил глазам и ушам: они услышали, как решают их судьбу, и -- ни слова, ни движения! А самое страшное, самое обидное -- что ни Аммит, ни эти пятеро даже не смотрят по сторонам. Знают, что ни один человек не осмелится вмешаться в разговор вампиров.
   Возникло в памяти суровое лицо Левмира. Как он спокойно расписывал подробности предстоящего допроса обезглавленного вампира. Как он дрался наравне со всеми в пылающем поселке. Как... Как он-то такой получился в этом переполненном бесправными скотами мире?!
   "Она меня сделала таким", -- прошептал голос, в котором Левмир узнался с трудом. Из него исчезла вся хрипота, но добавилось низких ноток, раскатистых и приятных. Три года, прошедших за время путешествия к Реке, изменили и его.
   Она... Вспышка памяти -- чужой памяти.
   Только по странным сияющим волосам Сардат узнал маленькую И. Совсем ребенок, замотана в какую-то простыню. "Идем!" -- говорит она и тянет его за собой в лес. Быть может, знай он тогда, что перед ним вампир, подчинился бы и сгнил в бараке. Но Левмир (а вместе с ним и Сардат) видел только странную девчонку, которая пыталась распоряжаться. Глупо и неумело пыталась. И он пошел обратно. А она побежала за ним.
   -- А ты не слишком о себе возомнил? -- Грубый голос вампирского командира привел Сардата в сознание. -- Вас тут -- два бойца и бревно с ушами. Барона вы, допустим, смогли одолеть, но он -- не воин. Об этом подумал?
   -- Конечно, -- спокойно возражал Аммит. -- А ты подумал о том, кто я такой? Положим, имя тебе многого не скажет. Но я могу кое-что вспомнить еще из тех времен, когда мы с королями -- прошлым и нынешним -- собирали войско для битвы с императором Киверри.
   -- Я что, должен в это поверить?
   -- А я что, должен тебя убеждать? Нанеси удар, и погибнет один из твоих бойцов, а также -- один человек. Потом мы удесятерим ставки. Кстати, подзови-ка остальных, я хочу видеть товар лицом.
   Сардат развернул лошадь. Проехал мимо побледневшего Рэнта, которого не оскорбило даже "бревно с ушами", спешился и подошел к повозке. За спиной что-то вспыхнуло, алые блики озарили все кругом, будто зарево. Кто-то закричал. Звуки борьбы. Сардат ощутил, как оборвались две жизни -- человеческая и вампирская.
   И снова -- лишь испуганный ропот. Они стоят. Они ждут...
   -- Еще удар -- и погибнет десять человек, -- сказал Аммит. -- И один твой боец.
   Сардат перегнулся через борт повозки. Сиера лежала на дне, не в силах пошевелиться. Хитро переплетенные цепи держались одним замком.
   -- Где ключ?
   Кто-то из сидящих в повозке живых мертвецов ответил женским голосом:
   -- У старика. Не лез бы...
   -- К тебе не полезу, не боись. Береги цветочек до свадьбы.
   Женщина усмехнулась в ответ и показала неприличный жест. Сардат тоже улыбнулся. Эти люди ему начинали нравиться.

***

   Могло показаться, будто она просто лежит. На самом же деле Сиера не оставляла попыток разорвать цепи, пропитанные кровью барона. Знала, что бесполезно -- нерушим такой металл -- но вновь и вновь напрягала мышцы. От каждой попытки звенья накалялись и жгли кожу. Сердце не бьется, но даже так -- больно. Глаза налились черной краской, полыхали алые радужки -- не запустить сердце без крови. Жажда так сильна, что клыки сами собой скрежещут по цепи.
   Разговор, возникший у нее над головой, Сиера почти не слышала. Какая разница, что там, если ничего не меняется? Но вдруг чьи-то пальцы коснулись ее рук, потом -- ног. Она вздрогнула от этого прикосновения. Неуместная стыдливость поднялась из глубины души. Аммит вязал ее быстро и грубо. Подол задрался до неприличия. Но эти руки пробовали цепь.
   -- Я в этом не сильно разбираюсь, -- над самым ухом голос Сардата, -- но мне, похоже, их не порвать. Меня они, правда, и не жгут. Это потому что там -- кровь барона?
   Он, взяв за плечо, немного повернул ее, и Сиера увидела спокойный блеск карих глаз. Попыталась кивнуть, но в итоге лишь моргнула. Сардат ее понял и достал из-за пазухи нож.
   -- Я дошел до Алой Реки, -- сообщил он, кромсая себе запястье. -- Мне этого хватило, чтобы сорваться с цепи. Попробуем?
   "Почему?" -- спросил ее взгляд.
   И Сардат, прежде чем поднести кровоточащее запястье к ее губам, грустно усмехнулся:
   -- Не знаю, почему так получается, честно. Просто вашему миру, кажется, не помогу ни я, ни Аммит, ни Левмир, ни Кастилос. Если кто и может заставить людей поверить в себя, так это маленькая и слабенькая девчонка, в жилах которой вместо крови течет сталь.

***

   Летучая мышь сорвалась с ладони Глардота, командира отряда вампиров, и понеслась вдоль дороги. Аммит проследил ее взглядом до поворота, после чего опять холодно посмотрел на Глардота.
   -- Тут ведь недалеко? Просто если я успею зевнуть до того как все они придут, погибнет два десятка человек.
   Глардот молча поднял руку, и с громким писком на указательный палец уселась еще одна мышь, вылетевшая из леса. Глядя ей в глаза, Глардот отдал другой приказ, и тварь, захлопав крыльями, унеслась вслед за первой. Аммит с ухмылкой проводил и эту.
   Глардот смотрел на Аммита с ненавистью, не считая нужным даже как-то ее скрывать. Еще бы -- старик, три часа назад дрожавший и заискивающий, расправил плечи и распоряжается воинами, как малыми детьми. Однако, как ни злился, а найти выход не мог. Вряд ли, конечно, Аммит сумеет уничтожить их всех, но вот пожечь людей -- это запросто. Если барон останется без всего...
   Вспомнив некоторые прочитанные хроники, Глардот мысленно сплюнул. Бывали такие случаи в далеком прошлом. И разоренный вампир поступал единственно возможным способом: нападал на соседа. И воины, ему присягнувшие, сделавшие служение частью своей страсти, ступившие на путь становления берсерка, вынуждены были подчиняться. Заканчивалось все одинаково: кто-то старше и сильнее приходил и уничтожал нарушителей спокойствия.
   Тяжело скачут лошади, подрагивает земля. Глардот не стал оборачиваться, подставлять врагу затылок. Знал, что воины на ходу оценивают обстановку, натягивают поводья, располагаются у него за спиной полукругом. Одни -- те, что лучше обращаются с огнем, -- остались в седлах, чтобы ударить сверху. Другие -- те, чья сила -- скорость -- спешились и осторожно трогают мечи.
   -- Мы все здесь, -- сказал Глардот. -- Отпусти людей.
   -- Не собираюсь, -- заявил Аммит. -- Ты слышал мои условия. Убирайся вон, под крылышко к барону, и жди, когда они вернутся. Отзови мышей-соглядатаев из леса. И, поскольку мне это надоело, я начинаю считать до трех, после чего убиваю людей по десять штук каждые...
   -- Барон мертв!
   Глардот вздрогнул, но заметил, что тряхнуло и Аммита. Они оба повернули головы к идущей от повозок со смертниками девушке. На ходу она сбросила серый балахон, осталась в темно-синем платье по колено длиной. Черные волосы разметались по плечам, голубые глаза сверкали, как сапфиры.
   "Сиера?" -- удивился Глардот.
   -- Госпожа? -- вслух сказал он и поклонился. -- Простите, вы сказали, барон мертв?
   Сиера как будто одним только взглядом отшвырнула Аммита -- тот шагнул в сторону, зацепившись ногой за ногу. И вот этот взгляд -- весь, без остатка, -- достался Глардоту.
   -- Модора больше нет. А это значит, что теперь вы подчиняетесь мне, если я правильно помню присягу.
   Ни одним движением Глардот не выдал замешательства. Что здесь творится? Кто на чьей стороне? И почему, во имя великой Реки, он, Глардот, разменявший третью сотню лет, вынужден прислушиваться к лепету младенца, жалких три года назад бывшему человеком?
   -- Вы говорите верно, -- сказал он, потешив девчонку полупоклоном. -- Но я не могу нарушить приказ барона до тех пор, пока не увижу его мертвым.
   -- И как, по-твоему, должен выглядеть мертвый вампир? -- поинтересовалась Сиера.
   -- У меня с собой кусочек, -- сказал Сардат, выходя вперед. -- Или думаешь, он поносить дал?
   Глардот не сразу понял, что пытается показать ему незнакомец. Ни перстня, ни браслета, в ладони пусто... Вдруг осенило: рука! Он же с одной рукой вышел из леса, а теперь -- две руки. И пальцы левой чуть тоньше и длиннее. Человеческий глаз, может, и не увидит разницы, а глаз вампира -- вполне.
   А одежда? Этот плащ, камзол, брюки -- все висит, как на вешалке. Разве это не вещи барона? За глаза над ним посмеивались. Тонкие ручки, объемистое пузо, широкие плечи -- ни то, ни се.
   -- Вам достаточно отдать приказ, -- справился с потрясением Глардот. -- И мы выполним свой долг по отношению...
   -- Приказываю идти домой. Отозвать летучих мышей. Вы никакого права не имели ставить под удар жизни людей.
   -- Мы выполняли приказ!
   -- Теперь у тебя другой приказ, Глардот.
   И он проиграл этим синим глазам. Повернулся к своим. Почти три десятка воинов застыли в ожидании. По лицам тех, что поумнее, ползли гримасы разочарования.
   -- Уходим, -- негромко сказал он и потянулся было к стременам.
   -- Пешком, -- сказал парень с рукой барона.
   Глардот повернулся к нему.
   -- Нечего на меня таращиться. Лошадей оставили и вон отсюда. Медленно. Хочу, чтобы вы прошли мимо повозок. И если хоть один человек внезапно погибнет, я вас лично всех до единого спалю.
   -- Выполняйте, -- отрезала Сиера, когда Глардот посмотрел на нее. Сказала -- и повернулась резко, сложив руки на груди. Волосы взметнулись от движения. Гордая девушка с гор, никогда ни перед кем не склонившая головы, до встречи с бароном.
   Такой ее Глардот еще не видел. Видел одурманенной, бессильной, растерянной, плачущей, безразличной. Все эти три года она позорила слово "вампир" самим фактом своего существования. И вот будто ветром унесло эти три года. Глардот подчинился человеку.
   Он отдал необходимые распоряжения и первым, во главе колонны, двинулся вдоль тропы. Щелкнул пальцами. Захлопали крылья, десяток летучих мышей где-то там, в глубине леса, спорхнули с ветвей. Партизанский отряд получил свободу.
   Глардот думал, что знает, зачем их заставили бросить лошадей. Полагал это обычным грабежом и не придал значения фразе: "Хочу, чтобы вы прошли мимо повозок". До тех пор, пока по щеке его не растекся первый плевок.
   Глардот замер, повернул голову и встретился взглядом с худой, чудом на ногах держащейся женщиной. Эта бесправная тварь выдержала взгляд вампира. Больше того, она демонстративно склонила голову и плюнула ему в глаза.
   -- Не торопись, -- раздался в тишине голос парня, что до сих пор стоял рядом с Сиерой. -- Иди медленно, мойся хорошенько -- заслужил.
   Глардот пошел, гордо вскинув голову. Повел за собой преданных бойцов. Плевки дождем летели с повозок, от ненавидящих взглядов, казалось, начинает дымиться одежда. Откуда вдруг в людях столько ненависти? В этих бестолково мычащих животных, которые могут лишь заискивать, умолять, выпрашивать жратву? И разве повели бы они себя иначе, не знай, что отдан приказ их не трогать?
   Они расходились все больше. Поощряемый общим смехом, похожий на скелет мужик на предпоследней повозке лихорадочно распускал завязки штанов... Глардот закрыл глаза.
   Повозки тянулись слева от них, а справа, там, где стояли подчиненные Рэнту барачники, сперва царила тишина. Потом возник непонятный пока ропот, перешедший в перепуганные шепотки. Вот кто-то засмеялся. И, наконец, оттуда тоже полетели плевки. И не только. В голову Глардота ударила шишка, Леррат, его заместитель, получил палкой в висок, кому-то досталось камнем...
   -- На колени, пес! -- грянуло над ухом, и тут же под колено Глардоту вонзилась жесткая подошва. От удара он упал, едва не ткнувшись носом в землю, и тут же, получив пинок под зад, вынужденно пробежал несколько метров на карачках.
   Хохот оглушил. Люди сбросили тысячелетние оковы страха за мгновение. К вампирам подбегали дети, плевались и пинались. Девушки и парни, мужчины и женщины, старики и старухи -- все они приближались без страха. Одни смеялись в лицо. Другие, с искаженными злобой лицами, называли какие-то имена, проклинали или просто сыпали злобной бранью.
   Но каждый вампир знает: ничто не длится вечно. Вышел срок и этой пытке. Осталась позади последняя повозка, последний дерзкий мальчишка, смеясь, плюнул вслед. Отряд вампиров вышел из лесного полумрака на залитые солнечным светом поля.
   Остановились. Глардот медленно стянул плащ, сухой изнанкой промокнул лицо. Без толку. От него воняло, смердело людьми. Их слюной, их мочой, их презрением и ненавистью.
   -- И что теперь? -- шепотом спросил Леррат.
   Глардот покосился на него. Вампира трясло. Хотя сердце не дрогнуло ни у одного, многих колотило, будто в лихорадке. Голодная смерть? Казнь? Гибель в бою? Нет, не это удержало их от расправы. Долг. Страсть, предать которую вампир не может. Но может обойти.
   -- К графу, -- прорычал Глардот сквозь сжатые зубы. -- Мы пойдем к графу! Пусть он освободит нас. Мы принесем присягу ему и отплатим...
   -- Ага, -- вздохнул кто-то за спиной. -- Только, может, сперва помоемся, да постираемся у реки? И обсохнуть не помешает. В таком виде к графу на порог не пустят. А эти голодранцы, похоже, из дома все выволокли, переодеться не получится.
   Глардот почувствовал, как в уголках глаз начинает скапливаться кровь...

***

   Едва только скрылся из виду последний вампир, Сардат подошел к стоящему безмолвно Аммиту. Встал напротив, заглянул в глаза.
   -- Можно и так, -- пожал плечами Аммит. -- Но...
   Кулак врезался ему в челюсть. Аммит повалился на стоящих за спиной людей. Те бросились врассыпную, но тут же окружили Сардата и Аммита широким кругом.
   -- Сейчас, Учитель, я тебе кое-что растолкую, -- громко сказал Сардат, расстегивая плащ. -- И мы с тобой вместе решим, понял ты меня или нет.
   Аммит поднялся, остановил сердце и смотрел на Сардата. Тот, не глядя, отбросил плащ, который поймала Сиера.
   -- Этот разговор закончится, и больше мы к нему не вернемся. Лады? Так вот, первое, что ты должен запомнить: хочешь рискнуть чьей-то жизнью -- спроси на то его разрешения.
   Сардат не останавливал сердца. Огненная, кровавая ночь гибели поселка стояла перед глазами. Тогда люди сразились с вампирами и победили. Так же должно случиться и теперь.
   Аммит ушел от удара слишком быстро, но Сардат и не вкладывался в атаку весь. Повинуясь инстинкту, выбросил ногу в сторону и попал. Подсечка вышла на славу. Аммит полетел носом в землю. Упускать такое? Ну уж нет!
   -- Второе! -- крикнул Сардат, оседлав старика. -- Прежде чем что-то решить, ты советуешься со мной.
   Он обрушил удар на затылок Аммита. Девять из десяти людей от такого скончались бы на месте, но вампир тут же вывернулся, и Сардату пришлось отпрыгнуть.
   -- И, наконец, третье. -- Теперь Сардат видел перед собой дикого зверя, сильного и стремительного, предсказать действия которого не мог. -- Человек может проиграть. Люди -- никогда. Если тебе вдруг кажется, что ты победил, -- присмотрись. Кто-то уже занес над тобой копье.
   Он поднял руки, показывая, что не будет сопротивляться, усмехнулся, глядя в черно-красные глаза. Аммит бросился в атаку, но не успел добежать шага. Для Сардата зрелище вышло изумительным: грудь старика словно лопнула, выплюнув окровавленный наконечник копья.
   Со стоном Аммит повалился на колени.
   -- Мы все прояснили? -- Сардат правой рукой взял его за подбородок, заставляя смотреть в глаза. -- Хочу, чтобы ты понял. Здесь теперь нет ни людей, ни вампиров. Есть мы -- те, кто будет умирать друг за друга, и есть они -- те, кто стоит у нас на пути. Лады? Кивни, если понял.
   Аммит кивнул, а в следующий миг перехватил руку Сардата и с хрустом заломил ее. Опять они оказались в том же положении, что и на берегу. Только теперь -- и Аммит знал это! -- Сардат поддался специально.
   -- Ты хоть понимаешь, что я бы мог тебя уничтожить в мгновение? -- прорычал Аммит.
   -- А ты понимаешь, что умения уничтожать не хватит, чтобы вести людей за собой?
   Эти слова произносились не для людей. Сардат и Аммит заключили соглашение, и печатью служила тишина.
   -- Эй, старый, уймись-ка, а то следующее в затылок войдет, а там и костерок разложим, -- послышался голос Милашки.
   Аммит отпустил Сардата. Тот поднялся, потирая вновь вывихнутое плечо. Милашка, не церемонясь, уперлась ногой в спину Аммита и выдернула копье. Наконечник с влажным хлюпаньем покинул тело вампира.
   -- Чисто рука дрогнула, -- подмигнула она Сардату. -- Не подумай чего.
   -- Да ладно, -- улыбнулся тот. -- Почему?
   Милашка помолчала. Люди, собравшиеся вокруг посмотреть на драку, о чем-то переговариваясь, отступали. Кто знает, что у них в головах теперь?
   Двумя пальцами, легко, как тростиночку, вертя окровавленное копье, Милашка взглянула в глаза Сардату.
   -- Вампир, который говорит про людей "мы"? Это что-то новенькое. Интересно, чем закончится.
   Партизаны кучкой стояли неподалеку. Сардат нашел взглядом Варта, их вынужденного предводителя. Тот смотрел на Сардата выжидающе, остальные косились на людей. Косились с неприязнью.
   Что-то коснулось плеч. Повернув голову, Сардат увидел Сиеру. Девушка осторожно накинула на него сброшенный плащ. Молча. В светло-голубых глазах ничего не прочитать.
   -- Все сюда, меня слушать! -- Сардат поднял руку, привлекая внимание. -- Все, я сказал, дважды повторять не буду! Мы сейчас уходим. Куда -- наше дело. Одно важно: идем делать плохо тем уродам, которые вас взаперти держат. Сейчас -- вот прямо сейчас! -- каждый из вас -- свободен! Понимаете это слово? Свободны! Я никогда не забуду человека, который за один день стал моим лучшим другом. Он не мог умереть до тех пор, пока я не сказал ему, что он -- свободен, что мы -- отбились, и что никто и никогда не наденет на нас ярма. Для него свобода значила -- жизнь, и только так должно быть. Согласны -- идите с нами. Мужчины, женщины, дети, старики -- без разницы. Больные, хромые -- все равно. Вы -- мы! -- люди, и мы идем совершить то, что должны были тысячелетия назад. Только теперь на нашей стороне -- сила, и победа неизбежна.
   -- Он что, правда всю эту шоблу с собой тащить собрался? -- тихо спросил Варт, отдавая Аммиту плащ и получая взамен продырявленную, залитую кровью куртку.
   -- Он -- ребенок. И ему невдомек, как дорого стоят игрушки, -- отозвался Аммит. Голос звучал страшно из-за поврежденной груди. Зарастать рана, нанесенная сталью на крови, не спешила.
   Освобожденные узники на повозках тянули шеи и слушали Сардата с выражением одинаковой надежды. Эти готовы поверить всему, идти куда угодно. Барачные же слушали более настороженно.
   -- А если не пойдем? -- спросил жилистый мужчина лет тридцати. -- Что, перебьете тут, кровь выпьете?
   -- Дорогу домой знаешь? -- повернулся к нему Сардат. -- Шагай и не оглядывайся. Твоя свобода, что хочешь -- то и делай. Только вот о чем сперва подумай. Пусть не все, но многие из тех, что уйдут сейчас с нами, вернутся. Именно им будет принадлежать новый мир, потому что они и только они зубами вырвут его у самой смерти. И вы будете смотреть в глаза им. Смотреть и просить, чтобы о вас позаботились. Пищать, что вы -- тоже люди, тоже имеете право на счастье. Так вот, право это заслуживается сейчас. Хочешь жить счастливо? Иди и заслужи свое счастье. Доволен бараком? Иди и живи в бараке. Но если твои бывшие друзья вернутся с победой -- там и оставайся. Потому что это -- твой выбор. Твоя свобода. И твое счастье. Такой расклад. Не нравится -- поплачь.
   Сардат говорил и видел, что слова попадают в цель. Что-то пробуждалось в людях. Нет, не во всех. Многие посмеивались, иные махали руками -- Сардат сразу забывал про них. Не тот случай, когда важно подчинить всех. Пусть будет раскол. Зато те, что выберут верный путь, будут чувствовать свое превосходство над трусливыми собратьями. Да, будут ворчать, завидовать, что те спят в тепле и едят, небось, досыта. Но как только за плечами окажется первая победа, переменится все.
   -- Нам и драться даже нечем, -- не сдавался мужчина. -- Отродясь токмо пахать умели. Много навоюем-то?
   Он уже согласен. Уже в пути. Просто надо объяснить это ему самому и тем, кто сейчас, затаив дыхание, ждет итога.
   -- Как тебя зовут? -- спросил Сардат, проходя мимо. Он направлялся к повозке, в которую свалили все содержимое оружейной комнаты барона Модора.
   -- Меня? -- удивился мужчина, поворачиваясь вслед за командиром. -- Меня -- Саспий, а чего?
   Сардат, жестом попросив заключенных отодвинуться, выбрал из кучи оружия в повозке копье.
   -- Держи, Саспий, -- сказал, всучив копье мужчине. -- Это -- твое оружие. Жену когда-нибудь палкой уму-разуму учил? Вот это то же самое, только с острым концом, чтоб даже до вампиров доходило, где их место. Что еще тебе нужно, чтобы поверить, что ты -- сильный и свободный? Коня? Запросто. -- Подвел серую лошадь, из тех, что оставили воины-вампиры. -- Прошу, садись. Или из близких кого усаживай.
   Саспий огляделся, держа копье, будто горячее, одними пальцами. Поежился, потому что на него смотрели все. И друзья-товарищи по баракам, и эти, похожие на выходцев с Той Стороны, заключенные, и напоминающие кучи листьев партизаны. Даже Аммит, Сиера и Рэнт -- самые пока непонятные ему во всей этой ситуации -- тоже застыли, глядя на него. Почему-то так получилось, что Саспий оказался главным, он принимал решение.
   Руки твердо обхватили древко. Тупым концом копье грянуло в землю.
   -- Ну, веди, что ли! -- воскликнул Саспий. -- Поглядим, каково оно -- господами-то быть!
   Глава 8
   Запад
   Свет керосиновой лампы трепетал на пожелтевших от старости страницах. Медленно шевеля губами, Арека проговаривала слово за словом. Со лба скатилась капелька пота. Дочитав длинное, сложное предложение, Арека минуту сидела, глядя в стену.
   За последние годы кое-что в спальне принцессы изменилось. Исчезли куклы, вместо них в углу громоздился письменный стол, за которым Арека день за днем штурмовала грамоту. Настоящую, а не ту, что дозволена людям. Глаза слипались, но до отмеченного в книге места еще далеко.
   Арека встала, прошлась по комнате. Слишком душно. Щелкнула шпингалетом, отворила окно. Подышав летним ночным воздухом, Арека вернулась за стол. С улицы доносились песни -- люди в бараках уже не страдали от голода, освоились с новым житьем.
   Неделю назад, правда, новый приказ господина растревожил притихших пленников. Мужчин освободили от полевых работ и заставили копать ямы в, казалось бы, случайных местах города. Никто не знал, зачем. Никто, кроме Эрлота, разумеется.
   Арека постаралась отрешиться от тяжелых мыслей. Палец заскользил по строчкам. Губы шевельнулись:
   -- По-сле а-та-ки на у-кре-плен...
   -- Кончились твои дни, дитя!
   Арека подскочила на месте, взгляд метнулся к окну. На подоконнике, свесив ноги в комнату, устроилась герцогиня Атсама. Длинные волосы скрыли лицо, пальцы хищно протянулись к Ареке.
   -- Я выпью всю твою кровь, до последней капли, и даже твой господин меня не остановит. Прощайся с жизнью!
   Арека вздохнула, успокаивая затрепетавшее сердце:
   -- Слушай, ну в двадцатый раз вообще не смешно.
   Атсама погрозила пальцем:
   -- Ты не играешь!
   Арека, закатив глаза, отодвинула книгу, руки сплелись в молитвенном жесте:
   -- Пощади меня, могучая госпожа. Все для тебя сделаю, чего только душа твоя пожелает.
   -- Все-все? -- уточнила Атсама.
   -- Все, что угодно.
   Атсама взмахом руки отбросила волосы с лица.
   -- Да что с тебя взять? -- печально сказала она. -- Действительно, игра надоела.
   -- Это потому что ты всегда хочешь играть в одно и то же, -- сказала Арека. -- Может, в следующий раз я буду могучей вампиршей, а ты -- перепуганной девчонкой?
   Герцогиня наклонила голову:
   -- Ну и как ты собираешься попасть через окно в спальню на шестом этаже?
   -- Придумаем что-нибудь, -- улыбнулась Арека. -- Опять скучаешь?
   -- Нет. -- Атсама спрыгнула на пол и принялась по-хозяйски расхаживать в комнате. Повертелась перед зеркалом, разглаживая складки черного платья. -- Только что закончился совет у Эрлота, решила заскочить.
   -- Ясно.
   Арека вернулась к чтению. Про совет думать не хотелось. Господин почти три года не созывал лордов. "Хоть бы больше ничего не менялось!" -- подумала Арека. Заметив, что слова бегут перед глазами непонятными закорючками, девушка нахмурилась и заставила себя сосредоточиться.
   -- Слушай, это невежливо! -- сказала Атсама, остановившись у стола. -- Если бы я знала, что ты перестанешь обращать на меня внимание, не учила бы тебя читать. Что там такое? -- склонилась над книгой. -- А, "Хроники Алой Реки"? Скукота. Давай расскажу, чем закончится: "И жили они долго и счастливо, пока его величество король Эрлот не согнал всех людей в бараки".
   Арека, не сдержавшись, хихикнула. Шутки герцогини, поначалу пугавшие девушку, со временем вошли в привычку. Но теперь в мрачном голосе Атсамы слышалось не только злое веселье. Кажется, герцогиня обиделась.
   -- Извини. -- Арека закрыла книгу. -- Как прошел день?
   Атсама упала на кровать, с подозрением покосилась на Ареку.
   -- Тебе правда интересно?
   -- Конечно, -- улыбнулась Арека. -- Говорила с людьми?
   Атсама отвела взгляд.
   -- Ну, в общем, да, -- проворчала. -- Ладно, слушай. Не отвяжешься ведь.

***

   Дверь отворилась, вошли два баронета. Люди недоуменно смотрели на внесенное ими массивное кресло. Поставив ношу посреди барака, вампиры удалились. Не успели люди приблизиться к новому предмету, как широкой походкой в барак вошла герцогиня Атсама. Не обращая внимания на кланяющихся людей, вампирша уселась в кресле.
   -- Говорят, -- начала она, -- что вы полюбили читать сказки про злых вампиров и добрых людей.
   Атсама вынула из кармана пилочку, принялась полировать ногти.
   -- Так вот, чтобы мы с вами лучше друг друга понимали, я решила рассказать одну сказку.
   Давным-давно жила в племени диких рыболовов красивая девушка. Ее звали Анитти. Она любила юношу, и он был с ней мил. Но вот однажды ночью случилась беда. Добрые, хорошие люди вытащили Анитти из шалаша, изнасиловали, избили и бросили в лесу, на съедение волкам. Разумеется, люди действовали из самых лучших побуждений. Они знали, как девушки боятся брачной ночи, и решили избавить ее от этого страха. Но, выплеснув страсть, они подумали, что жизнь -- не такая уж хорошая штука. Что волкам тоже хочется есть. Вот такие были добрые, хорошие люди.
   Анитти лежала и умирала. Не было сил даже кричать. Может быть, она мечтала, что тот юноша найдет ее, вылечит, покарает виновных. Кто теперь знает? Мы знаем лишь, что он не пришел. Но, к несчастью, мимо проходил злой вампир. Его до такой степени переполняла ненависть к добру, что он решил спасти Анитти. Дал ей испить своей крови и сказал: "Не знаю, куда тебе идти, дитя. Мне попутчики без надобности. Но ты не умрешь".
   Он ушел, рассказав Анитти, кем она теперь будет. Просто запомни, сказал он, и ушел. Анитти спросила лишь имя своего спасителя. Его звали Аммит.
   Довольно скоро Анитти почувствовала себя лучше. Вернулась в поселение, разбудила любимого и, плача, поведала ему, как поступили с ней добрые и хорошие люди. Юноша рассвирепел. Он уже хотел идти разбираться с виновными, но увидел глаза своей невесты.
   Атсама подняла взгляд, и по толпе людей пробежал шепоток. Красные огни на черном фоне. Значит, герцогиня жаждет крови.
   -- Вместо того чтобы отомстить за возлюбленную, он попытался ее убить. Назвал злым духом, взялся за нож. Анитти пришлось выпить у него всю кровь. Сил прибавилось, и она пошла к тем, кто был с нею так добр в лесу. На крики выскочили жители. Анитти хотела все объяснить, но никто не слушал. Она была врагом -- и только. Анитти пытались убить, но так сложилось, что убила она. На рассвете девушка покинула опустевшее селение.
   Анитти шла вдоль берега реки. Пыталась примкнуть к людям, но все всегда заканчивалось одинаково. На ее красу, расцветшую после обращения, слетались добрые люди. А когда Анитти пыталась защититься, ее называли злым духом. Селение за селением пустели. Анитти просила, умоляла взять ее как равную. Она ведь могла работать, могла стать женщиной одного из тех молодых мужчин, что с удовольствием на нее смотрели. Но нет. Слишком много зла было в Анитти. Не хотели принять ее добрые люди.
   Анитти отошла от реки. Скиталась по миру, питалась кровью случайных жертв. Постепенно научилась оставлять людей в живых. Постепенно поумнела.
   Однажды Анитти решила осесть в деревне. Но теперь она не притворялась человеком. Пришла и показала силу. Сказала людям подчиниться, и люди подчинились. Годами Анитти пила кровь людей и защищала их от странствующих вампиров. Сила ее росла.
   Однажды пришла гроза. Самые злые из всех вампиров налетели на деревню среди ночи. Пока добрые люди тряслись и прятались, плохая Анитти сражалась. Всю себя отдала битве, в которой нельзя было победить. Но вдруг пришла помощь. Двое могучих вампиров появились из темноты и одолели целое полчище кровожадных тварей. Преклонив колени, Анитти узнала их имена. Один, более мудрый, чем сильный, назвал себя Эмарисом. Другой, более сильный, чем мудрый, назвался Эрлотом.
   Анитти узнала больше, чем хотелось. Оказалось, вампиры куда древнее людей. В незапамятные времена они ползали по черным берегам Алой Реки, пили из нее кровь Драконов. Но однажды Река отвергла их. Нагие, беспомощные, с внезапно забившимися сердцами, они оказались в страшном и непонятном мире, где нужно было учиться добывать пропитание. Нужно было сражаться со странными существами, не вампирами, за землю, воду, пищу. Люди не приняли вампиров. И тогда вампиры осознали силу, что дала им Алая Река.
   Войны, победы, поражения... Чего только не было. Закончилось все тем, что вампиры поделили известный им мир. Как и Анитти, они разошлись по деревням, пили кровь людей и защищали их от себе подобных. Как Эмкири-охотница. Настоящая, а не та, о которой шепчутся ваши детишки.
   Но вот с Запада пришла угроза. Самопровозглашенный император Киверри, истощив свои земли, двинулся на Восток. Разрозненные вампиры могли только погибнуть от рук огромной армии. Эмарис раньше всех понял, что пора объединиться. Эрлот примкнул сразу. А третьей -- третьей стала Анитти. Эмарис заглянул ей в глаза и достал с Той Стороны ее истинное имя -- Атсама. Имя, в котором загремела приближающаяся война.
   Втроем они скитались по миру, выискивая себе подобных, уговаривали нанести совместный удар. Но вампиров было слишком мало. Приходилось обращать людей насильно. Приходилось творить зло, потому что иначе император Киверри положил бы конец как людям, так и вампирам.
   Весь восточный мир пылал и выл в отчаянии, когда грянула битва. Над миром поднималась красная луна. В те дни горело все. Плавились скалы, исчезали леса, испарялись реки и озера. Те, кто пережил Вторую Великую Войну, больше не ведали страха.
   Победа досталась очень дорого. Император Киверри бежал на Запад, в свою крепость. Там все и закончилось. Там Эмариса выбрали королем. И тогда новые правители опустошенного мира обратились к остаткам людей с очень простым вопросом. Тем же, с которым я сейчас обращаюсь к вам. Почему вы не размножаетесь?
   Герцогиня Атсама спрятала пилочку в футляр и окинула взглядом притихших людей. Выбрав одного из них, молодого парня с отросшими до плеч соломенного цвета волосами, ткнула в него пальцем.
   -- Ты. У тебя есть женщина?
   Вокруг парня тут же образовалась пустота. Люди отпрянули, опасаясь вспышки пламени. Дети жались к ногам матерей. Парень огляделся затравленным зверем и посмотрел исподлобья на Атсаму.
   -- Ну, есть, -- буркнул он.
   -- Прекрасно. Через девять месяцев я возьму бутылку вина и приду отмечать рождение новой жизни. Как вы это называете -- "кровиночки". -- Атсама едва удержалась от смеха и быстро встала. Баронеты подхватили кресло и понесли к выходу. Атсама задержалась, чтобы позволить им выйти первыми, и тут до ее слуха донеслось ворчание.
   -- Что-то не так? -- Окинула взглядом хмурых людей. -- Я могу кое-что забыть, но не то, как люди обожают плодиться. Если бы не эта человеческая страсть, я бы не стала вампиром. Так в чем дело? Ты, отвечай. Обещаю, за ответ не убью.
   Выбранный Атсамой парень глубоко вдохнул, собираясь произнести речь. Герцогиня всем своим видом выразила заинтересованность.
   -- Оно, во-первых, как бы и не хочется, -- начал парень.
   -- Беда, -- вздохнула Атсама. -- Эй, кому хочется женщину этого человека?
   Несколько рук в глубине помещения поднялось.
   -- Я не к тому! -- побагровел парень. -- Тут же как... Ну, во-первых, на виду всё, койки все. Это во-первых. Неудобно, то есть. А с другой стороны -- оно зачем? Ну что мы дитям оставим? Койку в бараке? Жалко же...
   -- Ясно, -- поморщилась Атсама. -- Теперь слушай меня. Все слушайте! Перегородки вам между койками поставят, я распоряжусь. Все остальное забудьте. Прямо сейчас вы -- животные, не больше и не меньше. Животных держат для выгоды. Если животные вымирают -- выгоды нет. Сейчас я прошу по-хорошему, готова пойти на уступки. Подумаю, как вас поощрить. Но если через девять месяцев я не найду здесь хотя бы десяток младенцев, я начну по-плохому. Для начала кого-нибудь убью, чтобы доказать серьезность своих слов. Потом заставлю баронетов овладеть вашими женщинами. И кто знает, что еще может прийти мне в голову. Девять месяцев, мои хорошие. Они быстро пролетят, не теряйте времени.
   Атсама вышла, и дверь за ней захлопнулась.

***

   -- Не надо на меня так смотреть! -- возмутилась Атсама, закончив рассказ. -- Другие и того не делают. Господин твой драгоценный вообще плевал на все. А перемрут люди -- что тогда?
   -- Я б на их месте сразу, как ты вышла, померла бы, -- фыркнула Арека. -- Все тот парень правильно сказал. Зачем им детей плодить? Разве что правда с животными поравняться осталось.
   -- Ай-яй-яй, -- покачала головой Атсама. -- Слышал бы твой господин, как ты рассуждаешь о его великомудрых решениях!
   -- А с ним ты говорила? -- Арека пропустила смутную угрозу мимо ушей. -- Он-то что? Что там, на советах этих?
   Герцогиня улеглась на кровати, свесив ноги. Подложила под голову подушку.
   -- Уверена, что тебе хочется знать? Там о людях пока ни слова, про другое говорят.
   -- Расскажи, -- решилась Арека, разворачивая стул.
   -- А что мне за это будет?
   -- А что ты за это хочешь?
   -- Кровь, всю до капли.
   -- Вообще не смешно, -- нахмурилась Арека. -- Будешь продолжать так шутить -- буду называть тебя Анитти.
   -- Вот тогда я тебя точно испепелю! -- воскликнула Атсама.
   -- Вот и будешь тогда с господином Эрлотом дружить!
   -- Дружить! -- поежилась Атсама. -- Дурацкое слово. Я просто играю, не обольщайся. Но ладно, расскажу про совет.

***

   Каммат и Олтис ворвались в двери крепости одновременно. Каммат кипел молча, а Олтис немедленно сорвался на крик:
   -- Как это понимать? Почему я вдруг должен передвигаться подобно человеку?
   Атсама покосилась на залитую алым огнем заката фигуру Эрлота. Король стоял у потухшего камина, спиной к вошедшим. В черном плаще, с длинными черными волосами, с бледным бесстрастным лицом. Атсама вспомнила одну из сказок, обнаруженных у людей в бараках. Сказку о Смерти, которую неизвестный художник изобразил в виде скелета, закутанного в черный балахон. В костлявых руках сверкала коса, которой Смерть убивала людей. Не может такая дикая фантазия родиться на пустом месте.
   Герцогиня по давнишней привычке развалилась в кресле, закинув ноги на подлокотник. Сегодня она облачилась в платье, что создавало определенные неудобства. В мужских одеждах Атсама чувствовала себя уютнее. Впрочем, как только Олтис раскрыл рот, ощущение уюта вернулось. Что может быть забавнее, чем смотреть, как учат дурака?
   Эрлот повернулся, смерил взглядом негодующего лорда.
   -- Ты так приветствуешь короля? -- холодно спросил он.
   -- О, ваше величество! -- Олтис отвесил поклон. -- Не стоит забывать, кто усадил вас на трон. Устраивать совет до захода солнца -- это... это...
   Каммат отошел от Олтиса и сел в кресло. Оставшийся в одиночестве лорд переминался с ноги на ногу.
   -- Продолжай, -- подбодрил его Эрлот.
   -- Оскорбление, -- закончил Олтис и метнул взгляд на Каммата. -- А ты чего сел? На улице был со мной согласен.
   -- У меня хватает ума соглашаться с тобой на улице, а не здесь, --отозвался Каммат. -- Здесь же я скажу, что у его величества наверняка есть веские причины.
   Олтис не знал, куда деваться под взглядом Эрлота, который медленно приближался к нему.
   -- Значит, ты усадил меня на трон? -- Голос короля звучал тихо, даже вкрадчиво. -- Позволь напомнить. Сюда я вошел один. Вслед за мной вошла Атсама. Тогда как остальные отважные лорды тряслись у себя во владениях и готовились поклониться тому, кто победит. Это не ты меня усадил на трон, Олтис. Это я был так милостив, что сохранил тебе титул и жизнь.
   -- Мы дали согласие...
   -- Чего ты хочешь? -- вздохнул Эрлот. -- Чтобы я убил тебя? Поверь, мне тоже этого хочется. Эмариса убивать не хотелось, а вас всех -- очень. Но сколько времени потребуется, чтобы ваши места заняли бароны?
   -- Олтис, закрой рот и сядь! -- Атсама сочла необходимым вмешаться. -- После совета напомни -- я подарю тебе одну из своих карет и четверку лошадей.
   Олтис взмахнул руками, все еще избегая смотреть на Эрлота.
   -- Ладно, я беру обратно свои слова.
   -- Я свои не беру, -- ответил Эрлот. -- Думай над ними почаще. А теперь сядь, слушайся хозяйку.
   Олтис уселся в одно из приготовленных кресел, метнув злобный взгляд на Атсаму. Герцогиня нахмурилась. Идея сделать ее королевой вслух не высказывалась, но в воздухе носилась. Что делать, когда прозвучит предложение? Атсама не знала. Не могла даже представить, как это произойдет. И что последует за...
   Она тряхнула головой, отгоняя болезненные мысли. Остановила сердце, и спокойный внутренний голос сказал: "Ты примешь предложение и сделаешь все, что он потребует. Твоя задача -- выжить".
   Солнце скрылось, зал погрузился во тьму, но ненадолго. Заплясали языки пламени над поленьями в камине, вспыхнули свечи. Эрлот при этом смотрел себе под ноги, прохаживаясь с заложенными за спину руками. А ведь даже взглядом зажечь что-либо -- непростая задача.
   -- Каммат! -- Эрлот посмотрел на лорда. -- Что с северным гарнизоном?
   -- Сформирован и готов, к чему бы то ни было, -- отозвался Каммат. -- Буквально вчера я получил весть.
   -- Превосходно. Сегодня же отправишь им приказ: уничтожить Варготос.
   Атсама скинула ноги на пол, подалась вперед. Каммат сжался в кресле, Олтис, кажется, одеревенел.
   -- Не нужно переспрашивать, -- продолжал Эрлот. -- Гарнизон должен напасть на Варготос и уничтожить его. "Уничтожить" -- это значит убить всех людей, всех вампиров, лошадей, собак, крыс, мух и червей. Обратить в пыль дома, дворцы, крепости. Варготоса не должно остаться даже в воспоминаниях.
   Каммат наклонил голову.
   -- С чего бы это вдруг? -- вскричал Олтис. -- После смерти Мэросила граф Ливирро -- мой вассал. Почему этот вопрос не обсуждается со мной?
   -- Потому что это -- не вопрос, -- ответил Эрлот. -- Это -- приказ. Графа Ливирро более не существует. У него было полно времени, чтобы принять верное решение. Все вы сегодня же отправляете летучих мышей к своим вассалам. Они должны явиться сюда со всем, что у них есть. Люди, бароны, баронеты. Если не получится привести всех людей -- пусть убьют оставшихся.
   На этот раз не выдержала Атсама:
   -- Мы можем узнать, что происходит? Это как-то связано с ямами, что роют в городе твои люди?
   -- Алая Река неспокойна, -- сказал король. -- Когда подобное случилось в прошлый раз, Киверри начал поход, и нам пришлось спешно подбирать крохи, чтобы нанести удар. Сегодня мы готовы.
   -- А что мы будем делать, когда графы взбунтуются? -- усмехнулся Олтис. -- Не думаю, что они прибегут по первому требованию.
   -- Все графы, кроме Ливирро, -- перворожденные, -- отозвался Эрлот, не сводя глаз с Атсамы. -- Все они чувствуют то же, что и я. Поверь, они придут. Объясните им, что грядет война, и чем скорее мы соберем силы, тем лучше.
   -- С кем? -- не выдержал Олтис. -- Что за война? Почему мы ничего не знаем?
   В обеденный зал крепости проник страх, сковал небьющиеся сердца. Только двое выглядели спокойно: Эрлот и Атсама. "Скоро мы все узнаем, -- думала герцогиня. -- Если графы соберутся -- Эрлот великий король. Если нет -- великий безумец".
   -- Вы слепы, -- пожал плечами Эрлот. -- Вы глухи. Ваша память коротка, а ум слаб. Объясни им, Атсама.
   Герцогиня заговорила. Напомнила о письмах Освика, о людях, оставленных на Востоке. Она повторяла слова Эрлота, не прибавляя от себя ничего. Слова казались пустыми, но Каммат и Олтис слушали, широко раскрыв глаза. Атсама ощущала их страх. Страх потерять насиженные места.
   Пока она говорила, в одно из высоких окон заколотила крыльями летучая мышь. Лорды слишком увлеклись рассказом, чтобы обращать внимание на такие мелочи, но Атсама смотрела на Эрлота. Она увидела, как он взглянул на окно, и окно отворилось. Мышь влетела внутрь, села на вытянутую руку короля.
   -- Летучие мыши Освика приносили не так много сведений, но все же он сумел вычертить карты. -- Голос Атсамы звучит спокойно, хотя внутри все заледенело от ужаса. -- Пара десятков небольших государств, которые постоянно воюют меж собой. Там живут люди, которые умеют обращаться с оружием. Не скоты.
   -- Мы боимся людей? -- удивился Олтис.
   -- Сколько караванов с данью за три года пропало? -- спросил Эрлот, глядя в глаза летучей мыши. -- Больше тысячи людей, исчезнувших бесследно. Дело рук одного человека, который отказался считать себя скотиной. А теперь вообрази сотню тысяч таких, как он. Две сотни, три. Получается?

***

   -- Война, -- тихо повторила Арека. -- Война... -- Еще раз, будто пробуя слово на вкус.
   -- Не о чем беспокоиться! -- Атсама, лежа на кровати, махнула ногой. -- Война с людьми -- зрелище так себе. Да и занятие прескучнейшее.
   -- Он собирает всех графов, -- сказала Арека, грызя ноготь на большом пальце. -- Всех вампиров и людей. Что за война...
   Арека покосилась на огромный том "Хроник Алой Реки". Она разобралась в хитросплетениях Первой Великой Войны. Можно ли было так ее назвать? Шайки вампиров нападали на людские селения и заставляли людей отдавать кровь в обмен на защиту от других вампиров. Да, было несколько крупных сражений, люди умудрялись объединяться. Но никогда вампиры не собирались все вместе. До тех пор, пока император Киверри не сошел с ума...
   -- Скука, скука, скука, -- зевнула Атсама. -- Перестань бояться собственной тени. Лучше придумай какую-нибудь интересную игру, а то я перестану к тебе приходить.
   -- Не перестанешь, -- тихо сказала Арека, подходя к окну. Там, на улице, стихли песни. В бараки пришел сон. Завтра новый день, полевые работы, и те загадочные раскопки, что устроил господин.
   -- Что? -- Атсама одним прыжком оказалась рядом с Арекой, но та не удостоила ее и взглядом.
   -- Мне страшно, Атсама. Так же, как и тебе, если не больше. Потому что я тебя знаю. Ты никогда не говоришь, что тебе скучно. Никогда не увиливаешь. Никогда не просишь придумать игру. Ты все выдумываешь сама. Или, по-твоему, я не вижу, как ты зеваешь с небьющимся сердцем?
   Атсама молча смотрела на отважную девчонку, которая побледнела от страха -- не перед ней, но перед чем-то, надвигающимся.
   -- Зачем они роют эти ямы?
   -- Не знаю. -- Голос изменил герцогине, она прошептала ответ.
   -- Лжешь.
   -- Как ты смеешь!
   -- Уходи! -- Арека повернулась к ней. -- И не приходи больше. Господину и так не нравятся эти визиты. Если будешь надоедать, я пожалуюсь ему.
   Издав короткое рычание, Атсама схватила Ареку за плечо. Та не отвела взгляда, смотрела прямо и решительно.
   -- Мне больно. Если господин увидит синяк...
   -- Можно подумать, он тебя раздевает, -- усмехнулась Атсама.
   -- Если я его попрошу...
   Атсама толкнула Ареку, та запнулась и упала на стол.
   -- Когда-нибудь ты ему надоешь, -- прошипела Атсама. -- И тогда...
   -- Тогда он убьет меня сам. Убирайся. Трусливая лгунья. Я хочу спать.
   Арека встала на пол. Между ней и Атсамой меньше метра. Они почти одного роста, и сейчас даже чем-то похожи, будто сестры-погодки.
   -- Такая новая игра, -- сказала Арека. -- Я -- могущественная вампирша, а ты -- несчастная жертва. Сегодня тебе везет, отпускаю.
   Атсама вскочила на подоконник, глаза вспыхнули алым.
   -- Глупая девчонка! Я пыталась скрасить твою унылую жизнь здесь, но ты сама меня оттолкнула. Прощай.
   Арека проводила взглядом стаю летучих мышей и улыбнулась.
   -- Какая же ты глупая, -- пропела она, закрывая окно. -- Тоже мне, миледи.
   -- Ты с кем-то разговариваешь?
   Арека вздрогнула, обернулась. В дверях стоял господин, глядя на нее равнодушным взглядом.
   -- Нет, ни с кем, -- сказала Арека. -- Рада, что вы зашли, господин.
   Эрлот прошел мимо фаворитки, выглянул в окно. Бледные пальцы постучали по подоконнику.
   -- Что она тебе сказала?
   Арека вздохнула. Спорить нет смысла, вранье господин чуял великолепно.
   -- Ничего. Я спрашивала, но... Без толку. Я разозлилась и выгнала ее. Сказала, что пожалуюсь вам, если она вернется.
   -- Вот как? -- Эрлот обернулся, и Арека увидела на его губах улыбку. -- Так и сказала?
   Арека виновато потупилась:
   -- Я ведь знаю, что наша дружба вам неприятна...
   Ощутив прикосновение холодных рук Эрлота, Арека затрепетала. Господин сжал ее ладони, поднес их к губам. Сердце девушки заколотилось быстрее. Сама себе Арека боялась признаться, что ждет теперь от губ господина не только особенного, но и другого поцелуя, обычного. А господин знал, и теперь его губы касались ее пальцев.
   -- Ты можешь дружить с кем пожелаешь, -- прошептал Эрлот. -- Я не буду мешать. Но Атсама слишком глупа и груба, она может тебя обидеть. А этого бы мне не хотелось. Ты ведь моя.
   Губы скользнули по руке, добрались до плеча. Арека закрыла глаза, дрожа от нечеловеческой ласки.
   -- Господин, -- прошептала она. -- Что теперь будет? Я чувствую, как что-то меняется.
   -- Ты будешь жить, это я обещаю, -- в тон ей отозвался Эрлот. -- А остальное тебя не должно касаться.
   Клыки, пронзившие нежную кожу шеи, оборвали следующий вопрос. Он превратился в стон, куда более громкий, чем Арека позволяла себе прежде. Но смущения не было. Подняв руки, Арека обняла широкие плечи господина. Крошечный миг ощущала себя счастливой.
   Глава 9
   Восток
   Сначала Левмир смотрел на княжну украдкой, но через несколько минут после начала поездки перестал скрывать интерес. Айри разбудила его ни свет ни заря, с таким выражением лица, будто дворец рухнет с минуты на минуту. Оказалось, речь всего-навсего об обещанной прогулке по городу. Суматошные сборы, заспанный кучер и отъезд, больше похожий на бегство. Князя Левмир так и не увидел, а на вопрос о завтраке княжна отмахнулась: "После поедим, перед -- нельзя!"
   Перед чем? Нет ответа.
   В карете не обменялись ни словом. Лишь только кучер пустил лошадей, княжна будто забылась. В полутьме профиль девушки выглядел бы таинственным и надменным, исполненным внутренней силы и жгучей красоты... Если бы она не грызла ногти.
   Левмир поймал себя на том, что улыбается, и это ему не понравилось. Прикусил нижнюю губу чуть не до крови. Где-то там, далеко на Западе, хрупкая и беззащитная, ждет его И. Какое он имеет право тут улыбаться? Зачем разгадывать загадки этой непонятной девчонки, которая живет и действует порывами, будто внутри нее кипит раскаленная лава?
   -- Мы куда-то опаздываем? -- спросил Левмир.
   Айри вздрогнула, рука спряталась под серый плащ. Точно такой же пришлось надеть Левмиру. Плащ скрыл ярко-красный кафтан, и Левмир в нем почувствовал себя более привычно.
   -- Успеваем, -- тихо сказала Айри. -- Хочу показать тебе сурию.
   -- А что это?
   -- Сурия? -- Княжна посмотрела на Левмира. -- На Западе их нет? Где же вы тогда молитесь?
   -- Где придется. Алая Река видит и слышит всех.
   По лицу Айри скользнула тень.
   -- Алая Река? -- шепнула она. -- Ты тоже в нее веришь?
   -- Трудно не поверить в то, что видишь.
   -- А Солнце? -- Айри вскрикнула. -- Солнце ты разве не видишь?
   Левмир посмотрел в окно кареты, на кусочек серого неба.
   -- Не сейчас.
   -- Потому мы и едем в сурию.
   Больше Левмир не задавал вопросов.
   Город постепенно сереет, но даже сквозь эту серость яркими огоньками пробиваются разноцветные крыши домов. Маленькие и большие, каменные и деревянные, они жмутся друг к дружке, щурятся маленькими круглыми окошками на небо, позевывают дверьми, выпуская на улицы своих обитателей. Стоит повозка с огромной бочкой, к ней тянется вереница людей с бидонами. Что же там?
   Повозка была далеко, но Левмир обнаружил, что теперь даже такое расстояние для него не проблема. В бидоны лилось молоко. Люди передавали монеты и бумажки женщине и мужчине, стоящим рядом с бочкой.
   -- Ты что? -- удивилась княжна, услышав смешок.
   -- Я в деревне вырос, -- отозвался Левмир. -- Забавно. Люди покупают молоко.
   -- А где же его еще брать? -- пожала плечами княжна.
   Левмир повернулся к ней и, глядя в глаза, серьезно сказал:
   -- Из коровы!
   Айри расхохоталась, прикрыв рот ладонью. К ней присоединился Левмир. Теперь он, как маленький мальчик, тыкал в окно пальцем и почти кричал:
   -- Смотри! Смотри!
   Айри пришлось перегнуться через него, чтобы выглянуть. Лица оказались так близко, что Айри не сразу поняла, куда смотреть. Сердце защемило от незнакомого чувства.
   -- Что там? -- севшим голосом спросила княжна.
   -- Та девушка. Поставила кувшин с молоком на голову и идет.
   Айри проводила взглядом фигурку девушки с кувшином.
   -- Ну и что? Не такая уж смешная.
   Удивленные глаза Левмира озадачили княжну еще больше. Она поспешила вернуться на свое место.
   -- У нее кувшин на голове! -- повторил Левмир. -- Так и должно быть?
   Айри улыбнулась:
   -- В хороших семьях девочек такому учат. Спина делается прямой, походка плавной. Кроме того, руки свободны.
   Будто не веря, Левмир снова взглянул в окно. Увидел еще нескольких женщин, несущих кувшины на головах. Повернулся к Айри.
   -- И ты так можешь?
   -- Да запросто! -- выпалила княжна.
   Левмир согнулся от смеха.
   -- Что. Тут. Смешного? -- Айри сама не заметила, как пальцы скользнули туда, где должен быть секретный пояс с ножами, но... пояса не было.
   Ладонь Левмира поднялась, будто прося подождать. Хорошенькое обращение с княжной!
   -- Извини, -- справившись со смехом, сказал Левмир. -- Просто... Просто представил тебя с кувшином на голове.
   Княжна открыла рот, готовая разразиться гневной тирадой, но тут случилось странное. Глядя в смеющиеся глаза Левмира, Айри на мгновение будто бы стала им, взглянула на себя со стороны. Глазами человека, который никогда не видел, чтобы тяжести носили на голове. Айри хихикнула, и вот уже они вдвоем корчились от смеха.
   Веселье прервал кучер, постучав по крыше:
   -- Приехали!
   Оказывается, карета остановилась. Айри вытерла платком слезы, Левмир обошелся рукавом.
   -- Идем, -- сказала княжна. -- И прекрати смеяться. Это -- сурия.

***

   Предрассветные сумерки наполнили сад тенями. Под каждым кустом, под каждым деревом хоронилась тьма. Князь Торатис медленно шагал по тропинке, заложив руки за спину. Этой ночью, несмотря на все молитвы, сон так и не заглянул в опочивальню. Князь видел, как тает луна. Видел, как карета унесла прочь Айри и Левмира. Смотрел и содрогался от сдерживаемого гнева.
   Никогда и ни с кем Айри так быстро не сходилась. Чего же добивается этот парень? Во всеуслышание сообщил о своей великой любви, а сам...
   Торатис замер. Впереди, под яблоней, кто-то стоял. Не садовник, не прислуга. Сощурившись, князь узнал высокую фигуру своего не то друга, не то советника.
   -- Что ты здесь забыл?
   Эмарис вышел из тени. Князь содрогнулся, увидев горящие красным глаза.
   -- Великая Река... Зачем доводить себя до такого?
   -- Все нормально. -- Голос вампира звучал как обычно. -- В таком состоянии можно существовать вечно, а жаждой легко управлять. Я думал, Торатис. Бродил по кладбищу, потом пришел сюда.
   -- Тоже не спится? -- усмехнулся князь. -- А тебя что гложет?
   -- То же, что и тебя.
   Засвистела, захлопала крыльями ранняя птаха. Торатис проводил ее взглядом. Выспавшись в молчаливом саду, она снялась с места и улетела вслед за своей птичьей судьбой.
   -- Ты не знаешь, что отравляет мою жизнь. -- Торатис повернул ко дворцу. Мягкие шаги Эмариса слышались сзади.
   -- Вампирам дано многое. Мы больше слышим, больше видим, лучше чуем. А когда живешь на свете не одну тысячу лет, учишься читать в душах.
   -- Ну так прочти мою, не бросайся пустыми словами.
   Торатис остановился, окинул взглядом собеседника. Бледные губы Эмариса дрогнули в хорошо рассчитанном движении: показать, что вампир пытается сдержать улыбку.
   -- Хочешь, чтобы я прочел вслух? Ты подонок, Торатис. Даже худший, чем я. Три года, глядя на тебя, я радовался, что -- другой. Я гордился. Как человек, оплакивающий утрату, утешается тем, что сосед потерял больше.
   Взгляд князя заметался по тропинке. Ладони вспотели.
   -- Что ты можешь знать? Она бы не сказала...
   -- Говорят глаза, а язык лишь сотрясает воздух. Восток сделал со мной то, что и должен был. Я превратился в человека, в самом худшем смысле этого слова. Совершив подлость, возгордился ею. Но... Иногда хватает глупого мальчишки, чтобы выбить из-под ног почву.
   -- Левмир? -- Торатис поднял взгляд. -- Мне этот парень тоже не нравится.
   -- Разумеется. Ведь он заберет у тебя дочь.
   Торатис отступил на шаг, лицо его побледнело.
   -- Что ты говоришь?
   -- Не будь слепым. Она уже с ним, как сестра или жена, как дочь или соратница. Смирись. Некоторые грехи нельзя искупить и отмолить. И я все еще рад, что даже в мыслях не совершал подобного. Я вижу, что зреет в твоей душе, Торатис. Ради себя самого -- оставь. Пускай молодые и храбрые сразятся с демоном, которого ты выпустил из преисподней. Твоя битва кончена.
   Торопливые шаги, шпоры зазвенели по камням. Князь обернулся, благословляя вестника, какую бы весть он ни принес. В запыхавшемся воине с горбатым, десять раз переломанным носом Торатис узнал вестового из гарнизона. Воин поклонился.
   -- Бинвир напал на деревню. Сотни три, не меньше. Пришлось вывести гарнизон...
   Когда Торатис повернулся к Эмарису, на губах его расцвела улыбка.
   -- Видишь? Мои битвы еще только начинаются.
   -- Что ж, ступай, -- кивнул Эмарис. -- А я, пожалуй, отправлюсь домой. Хочу запустить сердце и поспать.
   Торатис вздохнул.
   -- Если бы я мог остановить сердце...
   -- Мы это обсуждали. Нет. Твоя дочь вынесла достаточно боли, чтобы увидеть еще и это.
   Эмарис будто испарился. Летучая мышь, взявшаяся из ниоткуда, стрелой полетела прочь, обгоняя восходящее Солнце.

***

   Словно половинка огромного шара из белого мрамора лежит на земле. Золотые полосы, словно лучи солнца, стремятся от вершины до самой земли. На вершине странного здания -- золотой шпиль целится в небо. Возле единственного входа толпится народ. Левмир заметил, что все одеты в одинаковые серые плащи, такие же, как у них с Айри.
   -- Сейчас будут запускать, -- шепнула княжна, тронув Левмира за руку.
   Подошли к толпе, накинув капюшоны, скрыв лица в тени. Сколько же здесь людей? Сотни две, не меньше, и еще подходят. Не слышно разговоров. Даже дети, жмущиеся к родителям, не кричат, не смеются. Все замерли в ожидании чего-то.
   Беззвучно отворились мраморные двери, больше похожие на ворота. Навстречу собравшимся вышел высокий мужчина в расшитых золотом одеждах. Простер руки, и сотни голов одновременно склонились. Левмир, почувствовав, как сжалась рука Айри, последовал общему примеру. Сердце заколотилось, кровь бросилась в лицо.
   -- Мы должны войти внутрь? -- шепнул он.
   -- Да, -- еще тише отозвалась Айри.
   -- Почему-то мне страшно.
   Признание вырвалось помимо воли. Страх действительно разливался по телу, сковывая движения. Страх, которого раньше не было. Глубинный, непонятный. Как будто внутри сурии притаилась смерть. Прикрыв глаза, Левмир увидел Алую Реку. Поверхность подернулась рябью. Гневный шепот: "Не смей!"
   -- Почему? -- Айри повернула голову. Теперь Левмир стиснул ее ладонь.
   -- Ничего, -- ответил. -- Справлюсь.
   "Я не для того прошел такой путь, чтобы бояться", -- такой ответ получила Река, прежде чем померкнуть.
   -- Пора! -- выдохнула Айри.
   Серая река одинаковых людей потекла внутрь, увлекая с собой Айри и Левмира. С каждым шагом страх сильнее. Хотелось бежать. Лучше сразиться со всеми вампирами в одиночку, чем войти туда. Что-то чуждое, непонятное и враждебное смотрит из темного проема, только и ждет, чтобы...
   Вход все ближе. Левмир не поднимал глаз, предпочитая смотреть на серую землю под ногами. Благо, остальные тоже шли, опустив головы. Большой палец княжны погладил его пальцы, и Левмир понял, что слишком крепко сжал ее ладонь. Сердце остановилось, и сила переполняла тело. Левмир расслабил руку. Стиснув зубы, заставил сердце вновь пустить кровь по венам. Это произошло как раз в тот момент, когда он проходил через проем. Лицо опалило жаром, но несколько шагов спустя жар превратился в тепло. Чуть подняв голову, Левмир осмотрелся по сторонам.
   Для человеческих глаз огромное помещение погружено во мрак, но глаза вампира видят больше. Только вот смотреть оказалось не на что. Изнутри мраморный купол абсолютно пуст. По стенам вьются узоры, то тут, то там стоят зеркала. Напротив входа, на высоте в три человеческих роста, прорезано круглое окно, через которое струится с улицы серость. Окно из восьми кусков стекла, каждый -- разного цвета.
   С тихим хлопком закрылись двери. Люди не заполнили зал даже на четверть. Сгрудились посередине, все такие же безмолвные, все так же смотрят под ноги. Человек в золотых одеждах встал под круглым окном. Когда загремел голос, Левмир вздрогнул. Звук многократно отражался от стен, казалось, будто говорят несколько человек, с разных сторон:
   -- В начале была лишь тьма. Посреди пустынной земли стремила греховные воды Алая Река, упиваясь своим величием. Ничто не тревожило ее вечного покоя. Но вот однажды над миром вспыхнуло яркое Солнце, озарив каждый камень, каждую пядь пустой земли. Так закончилось владычество Алой Реки. Укрывшись от солнечных лучей, она видела, как из пустой земли показываются первые травы, как в мертвых реках зарождаются рыбы, как встают леса и полнятся зверьем, как небо заселяют птицы. А потом пришел Человек и стал хозяином земли. В ярости Река породила отвратительных чудовищ, чтобы уничтожить жизнь на земле. Монстры кинулись на людей, но пали, все, как один. Лишь малая их часть осталась, в морях, в горах, в лесах. Солнце победило Алую Реку в первый раз.
   -- Что с тобой? -- шепнула Айри, заметив, как низко склонился Левмир, будто от невыносимой боли.
   -- Ничего, -- шепнул он.
   На них с осуждением косились со всех сторон, и Левмир нашел в себе силы распрямиться. Казалось, кровь раскалилась и жжет изнутри. "Останови сердце, -- шептала кровь. -- Убей их всех".
   -- Тогда Алая Река заставила реки и моря выйти из берегов, затопила землю, чтобы извести род людской, -- продолжал человек в золотых одеждах. -- Но люди построили лодки и корабли, люди спасали друг друга и меньших своих братьев. А Солнце забыло покой, осталось в зените до тех пор, пока не иссушило потоп, пока ветер не заиграл снова густыми кронами и зелеными травами. Так Солнце победило Алую Реку во второй раз.
   В сурии их руки расцепились. Должно быть, здесь не считается приличным касаться друг друга. Но Левмир наплевал на приличия, схватил княжну за руку изо всех человеческих сил. Или так, или остановить сердце. Близость Айри как-то помогала, от ее прикосновения становилось легче. Ощутив ответное пожатие, Левмир перевел дух. Достоять. Во что бы то ни стало достоять до конца!
   -- Алая Река призвала к себе людей. Немногие откликнулись на зов. Лишь самые честолюбивые, жадные, злые. А также -- самые красивые, добрые и сильные. Этих послало само Солнце, разгадав замысел Реки. Но Река затопила их память, отняла их души, а взамен дала вечность, силу и бесконечную жажду человеческой крови. Вампиры пришли в мир, и мир содрогнулся. Солнце запретило им продолжать род, как людям, и они научились делиться своей нечистой кровью и плодить новых монстров. Но все эти монстры остались людьми в глубине своих черных сердец. Они дрались за землю и еду так же, как люди, и в конце концов извели сами себя. Жалкие их остатки были изгнаны людьми далеко за пределы мира. Так Солнце победило Алую Реку в третий, последний раз.
   Человек в золотых одеждах поднял руки, и первый солнечный луч скользнул в окно. Один за другим загорелись восемь стекол. По лицу Левмира полоснул красный отблеск, на Айри пал желтый. Разноцветные блики разлетелись по сурии, отразились от зеркал, заиграли на золотых барельефах, изображающих деревья, животных, людей. Зал полнился светом, играл всеми красками, которые постепенно сливались в один, белый свет, льющийся со всех сторон, как и голос человека в золотых одеждах.
   Люди срывали капюшоны, подставляли счастливые лица благословенному потоку света. Сотни глаз смотрели наверх, туда, где пылало окно, похожее на маленькое солнце сурии.
   Айри отбросила капюшон, и Левмир последовал ее примеру. В последний раз что-то вскрикнуло, затрепетало и скончалось в глубине души. Исчезла боль, исчез жар, а вместо них сердце переполнилось радостью. Левмир засмеялся, глядя на Солнце. Подумал, сейчас на него опять начнут коситься, но тишина в этот миг треснула, брызнула миллионами осколков, зазвенела смехом и голосами. Люди приветствовали Солнце, люди тянули к нему руки, и теплые лучи не отказали никому в благословлении.
   -- Солнце наполняет светом наши жизни! -- Голос человека в золотых одеждах зазвучал еще громче, перекрывая шум толпы. -- Солнце согревает и дарит надежду. Впустите лучи в свои сердца, позвольте им обогреть ваши души. И если Алая Река подвергнет вас искушению в час ночной, вспомните: утром Солнце вернется, уничтожив ее власть. Так было, так есть, и так будет.
   -- Солнце! -- закричал мужской голос.
   -- Солнце! -- присоединился к нему другой, женский.
   -- Солнце! Солнце! Солнце! -- гремели своды сурии.
   Не замечая слез, текущих по щекам, Левмир, как и все, вытянул руки вверх и закричал:
   -- Солнце!

***

   Гарнизон из сотни воинов занимал холм, по которому проходила зыбкая граница княжества. Торатис во главе отряда из двух сотен присоединился к ним. Выслушал доклад командира.
   -- Как получилось, что их приближения не заметили заранее?
   Командир гарнизона потупил взгляд:
   -- Дозорные уснули. Разумеется, они наказаны, но...
   -- Но? -- удивился князь. -- Ты собираешься оправдывать?
   -- Нет. Но мы здесь два месяца на военном положении. Не может ведь так продолжаться вечность. Ради деревни, которая приносит едва тысячу монет в год...
   -- Решил, что, не справившись с должностью командира, стал главным казначеем?
   Тяжело опустились плечи воина.
   -- Прошу прощения за дерзость. Но с должностью я действительно не справляюсь.
   Князь перевел взгляд вниз, туда, где перед злополучной деревней выстроились неподвижные фигуры воинов Бинвира. Сотня конников, две сотни пехотинцев. Снарядились, будто на войну. Поймав себя на этой мысли, Торатис поморщился. Вот и сам перестал воспринимать всерьез возню вокруг деревни. Будто две банды мальчишек делят угол в трущобах.
   -- Прикажете атаковать? -- К Торатису подошел воевода.
   -- Попробуем обойтись малой кровью. -- Князь усмехнулся. -- Сегодня судьба деревни решится раз и навсегда. А заодно и другие судьбы.
   Торатис тронул поводья, и лошадь выдвинулась вперед. Копыта заскользили по склону холма. Оказавшись на равнине, Торатис поднял правую руку. В стане Бинвира поднялась суматоха, ряды смешались, но вот навстречу Торатису выехал закованный в черные латы всадник на черном коне. Алые росчерки на груди и на щите выдавали приверженца церкви Алой Реки. Остановив коня в сотне шагов от князя, всадник поднял забрало.
   -- Говори, Торатис! -- загремел могучий рык. -- Только недолго. Мы пришли биться, а не разговаривать.
   Дружный рев поддержал слова Бинвира. Дождавшись, пока шум утихнет, Торатис заговорил:
   -- Хочу предложить сделку, Бинвир. Решим спор насчет деревни, сбережем людей, а заодно и развлечемся. Выслушаешь?
   Бинвир захохотал, смачный плевок в сторону Торатиса разбился о камень. Войско князя зароптало.
   -- Это ты так сдаешься? -- крикнул Бинвир под гогот своих людей.
   -- Один мой боец против десятка твоих. Твоя победа -- твоя деревня, я ухожу. Моя победа -- уходишь ты.
   -- Один против десяти? Что ж за рыцарь?
   -- Что решишь?
   Бинвир сплюнул еще раз, покосился на своих. Махнул рукой.
   -- Давай своего чемпиона. Только пусть он будет без доспеха!
   -- Труслив же ты, Бинвир, -- улыбнулся князь.
   -- Не люблю играть. Люблю выигрывать.
   -- Будь по-твоему, -- кивнул Торатис. -- Отбери лучших, а я пока пошлю за своим бойцом. Все слышали, как мы условились?
   С двух сторон оружие грянуло в щиты. Торатис нашел взглядом ординарца, поманил к себе.

***

   Айри казалось, что Солнце сегодня вызолотило все дороги в городе, каждый камень светился, на каждом встречном лице -- улыбка. Хотелось бежать вприпрыжку и петь детские песенки. Раньше Айри так и делала. Они с мамой всегда смеялись, выходя из сурии. Перебегали площадь факиров и спускались в как раз открывавшуюся чайхану, где вдоволь ели сладостей. Сейчас ноги сами несли ее туда.
   Чайхана осталась на месте. Старая покосившаяся вывеска с павлином -- все такая же старая и покосившаяся. Все так же гостеприимно распахнута рассохшаяся дверь в подвальчик. Вход завешен красным одеялом.
   "Интересно, павлин еще жив?" -- подумала Айри.
   Оказалось, что Левмира нет рядом. Айри обернулась. Площадь, на которой нищие старики днем показывают свои немудреные фокусы, пустовала, только тень от часовой башни перечеркивала ее, как и каждое утро. Левмир замер в этой тени, будто увидев что-то под ногами.
   -- Эй, ты чего? -- засмеялась Айри. -- Идем скорее.
   Левмир поднял голову, и при виде его лица Айри поежилась. Так легко оказалось поверить в судьбу, что поведет за собой. Но судьбу еще заслужить надо.
   Айри пересекла площадь.
   -- Давай зайдем. -- Кивнула на вывеску. -- Там здорово.
   Это детское восклицание само собой сорвалось с языка. Айри покраснела, но Левмир улыбнулся. Когда он пошел к чайхане, Айри перевела дух. Страшная битва предстоит. Та, в которой и убить-то нельзя.
   Красное одеяло пахнет сухой травой, а сразу после него нос щекочет густой аромат чая. Трепет узнавания. Айри прикусила губу, чтобы не заплакать. В последний раз мама не хотела сюда идти, она уже болела, но Айри настояла. Маленькая глупая девчонка, думала, что маму вылечит чашка чая со сладостями.
   -- Садись туда. -- Айри указала в самый дальний угол. -- Я сейчас.
   К ним поспешила девушка в разноцветных одеждах из газовой ткани. Молча выслушала заказ, который Айри продиктовала, не задумываясь, поклонилась и улетучилась. Айри пошла к выбранному столику, глядя по сторонам.
   Все те же пестрые ковры на полу и стенах, только узоры поблекли. Так же парят невесомые фонарики, разгоняя уютную тьму. Та же прохлада, столь приятная в разгар жаркого дня, а сейчас, ранним утром, заставляющая стучать зубами. Зато нет галдящих толп, тихо и уютно, и скоро подадут горячий чай с молоком и специями, который согреет изнутри.
   Левмир устроился на топчане, и с интересом осматривался.
   -- Нравится здесь? -- спросила Айри, садясь на приличествующем расстоянии.
   -- Не знаю. -- Левмир постучал пальцами по расписной столешне, едва поднимающейся над топчаном. -- Стол такой низкий.
   -- У бедняков до сих пор такие столы, -- сообщила Айри. -- Высокие столы, кресла и стулья начали делать для богатых лет пятьсот назад.
   Левмир задумался. Мир Востока еще не принял четких очертаний у него в голове, но кое-что царапнуло слух.
   -- А бедняк может разбогатеть?
   Айри не поняла вопроса, переспросила.
   -- Может бедный человек заработать столько, чтобы перестать быть бедным?
   -- Пускай зарабатывает, если хочет, -- пожала плечами Айри. -- Здешний хозяин родом из трущоб, беспризорник. Теперь у него большой дом и высокие столы.
   -- Почему тогда люди остаются бедными?
   Айри надолго задумалась. Девушка принесла чайник, чашки, блюдо с халвой и прочими сластями. Разложив все по столу, она поклонилась и ушла. Проводив ее взглядом, Айри сказала:
   -- У каждого своя судьба. Одни чувствуют силы изменить ее, другие -- нет. Последних больше. Кроме того, бедняку очень легко... -- Айри помолчала, чувствуя, как остатки солнечного настроения растворяются в алых глубинах. -- Очень легко потерять судьбу.
   Последние слова она произнесла шепотом, боясь, что голос подведет: задрожит или сядет. Хотя бы руки не дрожат, поднимая чайник.
   В тишине Айри разлила по чашкам странного цвета напиток. Левмир следил за ее действиями с любопытством. Чай, молоко, какие-то белые кусочки вроде масла.
   -- Разве чай не должен быть коричневым? -- поинтересовался Левмир.
   -- Это зеленый чай, -- сказала Айри, протягивая чашку. -- Он лучше утоляет жажду, придает сил.
   Левмир с сомнением посмотрел на бежевую густую смесь, которая почему-то именовалась "зеленым чаем". Айри глотнула из своей чашки, лицо ее осветилось улыбкой. Левмир никак не мог понять, что управляет настроением этой девчонки. Одни фразы едва не доводят ее до слез, а глоток "зеленого" чая, кажется, осчастливил до глубины души.
   Левмир отхлебнул из чашки и чуть не выплюнул все. Вкус даже не сравнить ни с чем: мягкий, острый, сладкий, и все это не сразу, а какими-то волнами.
   -- А почему тебя так напугала сурия? -- спросила Айри, взяв с блюда пересыпанную сахаром лепешку.
   Левмир немного свыкся с необычным вкусом, но посматривал с опаской на сладости. Вопрос Айри заставил его содрогнуться.
   -- Сурия не меня напугала.
   Айри смотрела ему в глаза, ожидая продолжения, но Левмир молчал. Ненавидел себя за это угрюмое молчание, понимал, что глупо обвинять Айри в произошедшем. Но рана в душе становилась все страшнее, и он не мог сохранить всю боль внутри. Пока еще не находилось слов, чтобы самому себе объяснить ужас, охвативший бессмертную его часть в сурии.
   Айри поставила чашку на стол. Кровь отхлынула от лица, ладонь прикрыла губы.
   -- Прости, -- прошептала княжна. -- Я даже не задумалась о проповеди.
   -- Ничего. -- Левмир отвел взгляд, глотнул еще чаю.
   -- Забыла, совсем забыла, -- бормотала Айри, как безумная. -- У тебя ведь Солнце в глазах, ты... Человек!
   Левмир улыбнулся.
   -- Спасибо, что так назвала. Буду хоть в это верить.
   Но его слова показались Айри уступкой. Больно уж снисходительный тон. Где-то в глубине души зрела обида, но Айри душила ее, что есть сил. Нет, она не заденет его ни словом, ни взглядом. Стиснет зубы и перетерпит. Ведь, в конце концов, сама виновата.
   Утешившись этой мыслью, Айри принялась наблюдать, как Левмир поглощает засахаренные орешки. Слово "вампир" к нему сейчас ну никак не пристало. Мальчишка, да и только. Хоть и выглядит лет на семнадцать, а конфеты лопает, будто ребенок. Айри улыбнулась и вспомнила рассказ Левмира об Алой Реке. Три года из жизни пропали... Страшно, наверное. Хотя, вампиры бессмертны.
   -- Как это -- быть вампиром? -- спросила Айри.
   Так получилось, что одновременно с ней задал вопрос Левмир:
   -- А что значит "потерять судьбу"?
   Замерли, замолчали. Одновременно попытались рассмеяться, но посерьезнели, поняв, что нужно отвечать.
   -- Ты первый!
   -- Ты первая!
   Два голоса слились в один. Теперь не сдержали улыбок. А когда одновременно подняли сжатые кулаки, рассмеялись.
   -- Камень, ножницы, бумага? -- спросил Левмир.
   -- Колодец, -- поправила Айри, и Левмир заметил, что она сжимает кулак неплотно, оставляя отверстие. В Сатвире такой жест считался оскорбительным, но Левмир не придал этому значения.
   -- Ножницы тонут в колодце, -- пояснила княжна. -- Бумага закрывает колодец. Ну? Раз, два, три!
   Ножницы Левмира утонули в колодце. Но рассказывать он не торопился. Взгляд скользнул куда-то в сторону, глаза широко раскрылись.
   -- Это что, курица?
   Айри повернула голову и расхохоталась. К ним с важным видом приближалась синевато-серая птица, волоча за собой перья, похожие на шлейф платья. Подойдя к столу, птица посмотрела на Айри, на Левмира, и издала истошный вопль. Одновременно перья взметнулись и распушились. Получился огромный веер с желтыми, синими узорами. Края веера загнулись вперед, будто стараясь схватить беззащитную парочку.
   -- Это павлин Рахат, -- объяснила Айри. -- Мы ему понравились.
   Левмир совершенно по-детски захлопал в ладоши.
   -- Ты его видишь? -- воскликнул он.
   Айри удивилась вопросу, но, посмотрев на Левмира, поняла, что он говорит не с ней. Слишком отсутствующее выражение лица.
   -- Жаль, -- вздохнул Левмир. -- Но... -- повернулся к Айри. -- Здесь можно купить бумагу и карандаши?
   -- Рынок рядом, -- кивнула Айри. -- Давай только сперва все съедим, а то хозяин обидится.
   Павлин вскоре удалился, напоследок еще раз громко крикнув. Айри не стала напоминать о своем вопросе. Глядя на улыбающегося Левмира, она хотела лишь, чтобы так продолжалось вечно.

***

   Шли по гомонящему рынку, лавируя среди назойливых торговцев, которые умоляли купить хоть что-нибудь. Левмир надвинул капюшон на глаза и старался не поднимать головы. Искоса он все же поглядывал по сторонам и удивлялся: сколько же вокруг непривычного. Через каждые десять шагов попадался прилавок с разложенными на нем доспехами, саблями, луками и стрелами. Продавцы наперебой расхваливали товар, называя какие-то непонятные свойства стали и ковки.
   Разнообразные наряды, мужские и женские, поражали обилием красок. Казалось, никто на Востоке не носит обычных серых и коричневых вещей. Никто, кроме княжны. Но теперь Левмир заметил, каким взглядом она провожает очередной попавшийся на глаза наряд, каких трудов стоит ей отмахнуться от перехватившего этот взгляд торговца.
   -- Сюда. -- Айри остановилась у двери неприметной лавчонки, затесавшейся между двумя цветочными павильонами. Да, здесь продавали цветы! Левмир не стал смеяться над этим открытием, рассудив, что если уж кувшин на голове в порядке вещей, то такая мелочь, как сохнущие и вянущие в кадках цветы никого не удивят.
   В лавке приятно пахло бумагой. Левмир шагнул к дремлющему продавцу, но замер на полпути.
   -- Все нормально? -- насторожилась княжна.
   -- Да. Просто... Я только что понял, что у меня нет денег.
   В ответ на его смущенную улыбку Айри пожала плечами:
   -- Конечно, нет. Откуда они у тебя возьмутся? Я заплачу?, ты ведь мой гость. Эй, хозяин! Дай пару альбомов, коробку карандашей, тушь и перья.
   Пока пожилой мужчина, кряхтя, доставал с полок товары, Айри высыпала на прилавок немного мелочи.
   -- Только не говори князю, -- сказала, повернувшись к Левмиру. -- Если спросит, скажи, что тебе так подарили.
   -- Он не разрешает тебе тратить деньги? -- Левмир вспомнил, как серьезно его отец относился к тратам.
   -- Разрешает, -- сказала княжна. -- Просто я не хочу. И не беру, никогда и нисколько. Он об этом знает. Эти деньги... Я их достала сама.
   -- Заработала?
   -- Можно и так сказать, -- уклонилась Айри, вспоминая залитый кровью стол в борделе и кучки монет на нем. -- Князь не должен знать, что у меня есть свои деньги.
   Глава 10
   Север
   Тревожный, непонятный сон отступил, оставив одно лишь слово: Айри. От этого слова глаза наполнялись слезами. Ирабиль зарылась лицом в жесткую, пахнущую затхлостью подушку. Откуда в душе эта непонятная горечь, которой вчера еще не было?
   -- Ты лучше воды попей, чем проливать ее попусту. -- Голос Кастилоса.
   Ирабиль зарычала в подушку, но все-таки села, прижимая желтое от старости одеяло к груди. Кастилос, в рубахе и простецких штанах больше похожий на Саната, протянул ей кружку. Утолив жажду, Ирабиль скользнула по нему оценивающим взглядом.
   -- Ты уже на рынок сходил?
   -- Да. Ты, как всегда, долго спишь, -- кивнул Кастилос. -- Вот, примерь.
   Он положил на постель ситцевое платье в красный цветочек, коричневые брюки и блузку с узором из бисера.
   -- Не знал, что тебе понравится, взял два варианта.
   Принцессе не понравилось ничего. Сонно моргая, она попыталась представить, какую одежду купила бы сама. После пышных дворцовых платьев как-то сразу наступил мешок с прорезями для рук и головы, потом -- штаны и куртка из оленьей кожи. Пожалуй, Кастилос поступил мудро. Отправься с ним И, они бы пробегали по рынку до вечера, так ничего и не выбрав. Но все же платье какое-то слишком дурацкое...
   Ирабиль потянулась к блузке. Кастилос, стоявший посреди крошечной комнаты, где, кроме двух кроватей, мостился только один стол, поспешил к двери. Скрыться не успел -- его настиг вопль:
   -- Почему я голая?!
   -- Ну да, -- пробормотал Кастилос. -- Боюсь, я как-то с этим связан...
   -- Ты... Да как ты... -- В очередной раз заглянув под одеяло, И покраснела, потом побледнела, а слова все не находились.
   -- Давай без криков, хорошо? -- Повернувшись, Кастилос поднял руки. -- Я должен был тебя осмотреть.
   -- Зачем?!
   -- Хотел понять, что упускаю.
   Кастилос наклонил голову, и деревянная кружка врезалась в дверь над его плечом. Предупреждая крик разгневанной принцессы, он заговорил быстро:
   -- Слушай, ты теперь -- человек. Ты понятия не имеешь, насколько хрупкое у тебя тело. Мы три дня шли, не останавливаясь, по степи, причем, одежда тебе мала. А ядовитые кусты? Насекомые? Змеи? Грязь? Зараза попадет в кровь, и ты сляжешь надолго, если вообще не умрешь, а это в мои планы не входит. Поэтому -- да, я тебя осмотрел, промыл и обработал раны.
   -- Чем обработал? -- прошептала Ирабиль.
   Кастилос изменился в лице, пальцы нащупали дверную ручку за спиной.
   -- Ты одевайся лучше, карета подъедет с минуты на минуту.
   Кастилос выскользнул в коридор, перевел дыхание, прислонившись спиной к двери. Судя по исполненному отчаяния бессловесному воплю, И сообразила, чем вампир может обработать раны, чтобы они сразу затянулись.
   -- Я пытался рассуждать, как вампир, -- крикнул Кастилос, не обращая внимания на заинтересованные взгляды бредущих мимо постояльцев.
   -- Мерзавец! -- отозвалась принцесса, колотя пятками по матрасу.
   -- Между нами ничего не изменилось, мы по-прежнему друг друга ненавидим.
   -- Сволочь!
   -- Сапоги и босоножки у двери, я буду внизу.
   -- Подонок!
   Кастилос пошел по коридору, качая головой.
   -- За что ты со мной так, Великая Река? -- вздыхал он. -- Хотя, наверное, заслужил...

***

   Каждая мышца отзывалась на малейшее движение мучительной болью. Измучив себя, Ирабиль вскоре перестала метаться. Гнев быстро сошел на нет -- не умела принцесса сердиться, стоя на одном месте. А без вампирской силы злость вовсе становилась смешной.
   Принцесса покрутила головой в поисках зеркала. Зеркала не было. Только замызганное до непрозрачности оконное стекло немного отражало. Стоя перед ним, Ирабиль сбросила одеяло.
   Она смотрела на себя, то робко улыбаясь, то вздрагивая. Чужое тело, чужое лицо, да еще эта рыжая коса...
   -- Ирия, -- прошептала принцесса. -- Ирия...
   Сложив платье, обнаружила под ним сверток с нижним бельем и еще раз вполголоса выругала заботливого Кастилоса. Впрочем, одеваясь, подумала, каково ему было все это покупать.
   -- Так тебе и надо! -- прозвучало в пустой комнате.
   Брюки и блузка пришлись впору. Глянув на отражение, Ирабиль невольно залюбовалась. Взрослая стройная девушка с величавой осанкой. Кастилосу не отказать во вкусе -- она будто родилась в такой одежде. Принцесса исчезла, а кто появился -- предстоит выяснить.
   Последний штрих -- высокие, почти до колена, сапоги. Сделав несколько шагов по комнате, Ирабиль улыбнулась.
   -- Ну и что? -- спросила у отражения. -- "Спасибо" ему сказать, что ли?

***

   Таверна пустовала. Спустившись по скрипучим ступенькам, принцесса сморщила нос от невыветриваемого кислого запаха пива. Кастилос сидел спиной к лестнице, на том же месте, что и вчера. Подойдя, Ирабиль увидела на столе чашку с дымящейся черной жидкостью. Из такой же пил Кастилос. Заметив Ирабиль, он поставил чашку.
   -- То, что ты не врезала мне по затылку -- добрый знак?
   Усевшись напротив, принцесса уставилась на Кастилоса.
   -- Я хочу, чтобы ты забыл эту ночь. Понял? Вообще потеряй память!
   Лицо Кастилоса изменилось. Внутри принцессы все сжалось от нехорошего предчувствия. Тот, кому она смотрела в глаза, больше не пытался казаться другом. Когда стремительная Река связала пятерых, решившихся причаститься, некоторые воспоминания стали общими. Теперь Ирабиль видела толпу вампиров, видела глазами Кастилоса его руки, разрывающие плоть. Окровавленные ладони, чудовищная сила.
   -- А ты, вообще, кто? -- Кастилос подался вперед, по глазам пробежала черная тень. -- Столов свободных мало? Я не расположен заводить знакомства.
   Убежать мешали онемевшие ноги, сдавленное горло не в силах даже пищать.
   Кастилос улыбнулся, иллюзия развеялась, сердце принцессы застучало увереннее.
   -- Вот гад! -- Голос прозвучал жалко.
   -- Да чего ты так трясешься? Выпей кофе, я -- друг. Просто хотел, чтобы ты этому хоть немного порадовалась.
   -- Спрашиваешь еще? -- Голос окреп. -- Ирабиль огляделась, заговорила тише: -- У меня в крови полно твоего яда. Ты пугаешь -- я боюсь. Ты... Нет, о другом даже думать не буду.
   Отхлебнув из чашки, Кастилос махнул рукой:
   -- Не так много. Опасных ран было всего ничего.
   -- Я просила забыть! -- Кулаки сжались, в глазах защипало. Отвела взгляд, посмотрела на кружку. -- Что такое "кофе"?
   Кастилос открыл сахарницу, положил в чашку Ирабиль три ложечки. Посмотрел на принцессу, будто что-то прикидывая, и добавил еще одну. Перемешал.
   -- Пробуй.
   Странный вкус, в котором смешались горечь и сладость. Поболтав напиток во рту, Ирабиль решила, что он неплох. Кастилос кивнул, заметив довольное выражение ее лица.
   -- Стараюсь думать наперед, -- сказал он. -- После такого истощения сахар тебе необходим. А кофе поможет быстрее выгнать яд.
   Зевающий подавала принес две тарелки с яичницей и ушел, не дожидаясь оплаты. Похоже, Кастилос открыл кредит.
   Проглотив последний кусочек, Ирабиль услышала снаружи перестук копыт.
   -- Должно быть, за нами, -- сказал Кастилос. -- Простишь мне еще одно вмешательство в твою личную жизнь?
   -- А это необходимо? -- поморщилась Ирабиль.
   -- В твоих интересах. Граф Ливирро -- вампир, и его дворец -- дворец вампира.
   -- Правда? -- захлопала глазами Ирабиль.
   -- Истинная. Ливирро предпочитает не запускать сердце дома. Иногда он выбирается поразвлечься, но дома он -- вампир.
   -- Ну и что это значит?
   Кастилос вздохнул, потер лоб рукой. Чувствуя его замешательство, И заерзала на стуле.
   -- Ладно, скажу прямо. Остановить сердце ты не можешь, а попасть в глупое положение не захочешь. Встреча может затянуться, а туалетов во дворце нет. Как его слуги с этим управляются -- мне неизвестно.
   Таверну затопило тяжелое молчание. Долго, очень долго И смотрела Кастилосу в глаза, наливаясь румянцем.
   -- Знаешь, сколько ругательств я выучила у золотодобытчиков?
   -- Полагаю, немало. Как-нибудь научу тебя некоторым южным, таких я больше нигде не слышал. Но, даже если собрать их все, будет мало, так?
   -- Ага, -- согласилась Ирабиль. -- Поэтому я даже не начинаю.
   -- За углом, справа. Постарайся не принимать близко к сердцу то, что там увидишь.
   Ирабиль вылезла из-за стола.
   -- Я жила в поселке почти месяц. Забыл?
   -- Ну а это -- город. Потому и предупреждаю.
   Проходя мимо Кастилоса, Ирабиль не удержалась -- шлепнула его ладошкой по затылку.

***

   На дверце кареты -- герб графа Ливирро: огромная летучая мышь простирает крылья над городом. Город, кстати, походил на настоящий. Даже огромная пирамида в центре, которую ночью Ирабиль не заметила. Спрашивать у Кастилоса не хотелось, поэтому принцесса молча забралась в карету. Безмолвный кучер хлестнул лошадей.
   -- Вижу, ты хочешь спросить о пирамиде, -- сказал Кастилос.
   Ирабиль покосилась на него.
   -- Это и есть дворец графа. Он считает, что такая форма благоприятствует... Чему-то она, в общем, благоприятствует. Как-то со звездами связано. Если будет время, я покажу тебе то, чего в Кармаигсе нет. Башню звездочетов.
   -- Кого башню? -- вырвалось у Ирабиль.
   Кастилос показал в окно. Далеко, кажется, за городской стеной, на горе стремилось в небо высокое строение.
   -- Там работают люди. Ливирро позволяет им заниматься наукой, сам интересуется. На башне стоят такие здоровенные трубы с увеличительными стеклами. Если погода безоблачная, можно посмотреть на звезды, луну и даже другие планеты.
   -- Планеты, -- повторила Ирабиль.
   Кастилос посмотрел на нее задумчивым взглядом. Открыл дверь. Принцессе показалось, что он хочет выпрыгнуть на ходу, сердце сжалось. Но Кастилос лишь подхватил что-то с земли.
   -- Смотри, -- сказал, показывая почти круглый камень, выломанный из мостовой. -- Вот это -- мир, в котором мы живем. Он круглый. Например, мы с тобой -- здесь. -- Он ткнул пальцем в камень. -- А Левмир сейчас -- примерно тут. -- Ткнул в противоположную сторону.
   Взяв камень, И вертела его в руке, хмурилась.
   -- Чушь! -- сказала она. -- Это какого же все размера?
   -- Гигантского. Земля, на которой мы живем -- огромный кусок суши посреди моря. Здесь Восток и Запад. А еще в море есть другие участки суши, никто не знает, живут ли на них люди, вампиры. А может, что-то еще, чего мы не видели никогда. Понимаешь? Даже тот клочок, на котором живем, мы не изучили за тысячелетия. Вампиры пьют кровь и радуются, люди работают и счастливы, если их не трогают. А весь огромный мир, как на этом шарике, так и за его пределами, -- неизведан. Вот зачем я принял дар, вот почему открыл школу. С поддержкой Освика я надеялся что-то изменить, но... Теперь об этом придется забыть на очень долгий срок.
   Глядя на помрачневшее лицо Кастилоса, Ирабиль боролась с желанием как-то его утешить. Не то по-настоящему сочувствовала, не то гуляющий в крови яд откликался на печаль хозяина. "Я ведь правда не злюсь на него больше", -- подумала Ирабиль. Ее пальцы осторожно коснулись холодной ладони Кастилоса.
   -- Я бы хотела учиться, -- сказала, глядя в удивленные глаза спутника. -- Скажи, -- подняла камень, -- а где тогда Алая Река?
   Кастилос улыбнулся, его указательный палец постучал принцессе по лбу.
   -- Вот здесь. Не все можно объяснить, некоторые вещи навсегда останутся загадкой.

***

   Вблизи дворец графа Ливирро поражал размерами. Открыв рот, принцесса смотрела на застекленные террасы, опоясывающие пирамиду. Только на них можно было жить, не стесняясь ни в чем, а сколько всего таится внутри строения?
   В груди шевельнулось нехорошее чувство. Дворец, в котором Ирабиль выросла, не шел ни в какое сравнение с монументальной пирамидой.
   Приоткрылась дверь, кажущаяся крошечной, навстречу прибывшим вышел вчерашний знакомец, Роткир. Если вчера он производил впечатление обычного городского жителя, то сегодня больше напоминал барона. Алый плащ, кожаные сапоги, сюртук и брюки... Кастилос незаметно дернул принцессу за косу. Ирабиль поспешила отвернуться.
   -- Кастилос, Ирия, -- кивнул Роткир, приблизившись. -- Прошу за мной, граф ждет. Еще раз: никаких опасных разговоров. А ты, рыжая, лучше вообще помалкивай.
   -- Вот за это придется извиниться. -- Кастилос остановился, положив ладонь на плечо Ирабиль.
   Роткир, двинувшийся обратно к пирамиде, обернулся, не скрывая удивления.
   -- Прости, что?
   -- Ты грубо говоришь с моей сестрой. Если в том сарае, где тебя воспитывали, не нашлось учителя хороших манер -- лучше помалкивай сам.
   -- Перестань, всё нормально, -- пробормотала Ирабиль, мечтая провалиться сквозь землю.
   -- Не всё, и он это знает. Просто щупает почву, выясняет грани дозволенного. Я хочу, чтобы он понял: дозволенного не существует.
   Отбросив полы плаща, Роткир сунул руки в карманы брюк, мигом превратившись в головореза с улицы.
   -- Ты не слишком о себе возомнил, Кастилос? Здесь не твоя земля, чтобы ставить условия. Слушай больше, да запоминай крепче.
   -- Мне бы не хотелось проливать кровь у порога дома Ливирро, -- сказал Кастилос.
   -- Потому что он тебя за это спалит на месте. Ты знаком с ним две недели, а я -- почти три года. Насколько он мне доверяет, ты еще узнаешь. Если я что-то говорю, значит, так надо. Усвоил?
   Кастилос молчал. Принцесса, затаив дыхание, переводила взгляд с одного лица на другое. Слова Роткира, конечно, царапнули сильно, и она ждала, что Кастилос скажет или сделает что-то такое... Она ждала от него защиты! Осознав это, И задрожала. Обида превратилась в злость на себя.
   А Кастилос и Роткир все стояли, играя в гляделки. Роткир проиграл. Моргнул, отвел взгляд.
   -- Ладно, -- сказал, глядя в сторону. -- Я был довольно груб. Все, что я хотел сказать... Твоя сестра, похоже, немного не от мира сего, а там, -- показал большим пальцем на пирамиду, -- каждое слово взвесят и оценят.
   -- Это уже извинения? -- Тон Кастилоса, казалось, породил ледяной вихрь. Роткир вскинул голову, глаза сверкнули. Но прежде чем вихрь превратился в бурю, принцесса Ирабиль шагнула вперед, сложив перед собой руки так, как учили при дворе.
   -- Я приму ваши извинения, господин Роткир, -- заговорила она властным, надменным тоном дочери короля. -- Поскольку вы лишь три года среди Вечных, я не вправе ожидать от вас безупречных манер. Тем более ценно, что вы осознали оплошность и стараетесь ее исправить. Не нужно волноваться за то, что я могу сказать. В отличие от вас, я управляю своим языком, а не наоборот.
   Широко раскрытые глаза Роткира вознаградили самолюбие принцессы. Парень тряхнул головой, приходя в себя.
   -- Ладно, -- сказал он, вынимая руки из карманов. -- Это было... Сильно. Беру назад свои слова. Ну, про "помалкивай" и про "не от мира сего".
   -- Также я бы предпочла слышать в качестве обращения свое имя, а не "рыжая", -- добавила Ирабиль. -- А теперь, если мы все обсудили, не лучше ли проследовать к хозяину этого великолепного города? Полагаю, ему есть, что нам сказать, раз он изволил назначить встречу.
   -- Конечно, конечно... Госпожа... Черт... Ирия! Прошу прощения, что задержал. Идемте.
   Когда он повернулся спиной, Кастилос протянул И кулак. Та, вспомнив этот человеческий ритуал, легонько ударила своим кулачком по костяшкам пальцев Кастилоса.
   -- Считай, с этого момента ты меня очаровала, -- усмехнулся он.
   -- Да иди ты уже! -- Принцесса отвернулась, краснея. -- Он меня просто взбесил, вот и все.

***

   Оказавшись внутри пирамиды, Ирабиль с трудом сдержала удивленный возглас. Огромный зал, испещренный колоннами, лестницами и перегородками казался мертвым и пустым. Безликие серые камни, порывы ветра, несущиеся то с одной, то с другой стороны. Остановившись, услышала шепот. Напрягла слух, пытаясь разобрать слова...
   -- Это просто воздух, -- сказал Роткир. -- Здесь полно загадок и ловушек для тех, кто пришел незваным. Следуйте за мной, все будет в порядке.
   "Смерть ведет тебя", -- вот что услышала Ирабиль, а потом шепот стал неразборчивым. Ощутив прикосновение руки Кастилоса, принцесса сжала его пальцы.
   Лестницы, переходы, лабиринты... После нескольких минут Ирабиль отчаялась запомнить дорогу. Если Роткир их бросит, отыскать путь наружу будет непросто. Даже способности вампира мало чем помогут.
   Взглянула на Кастилоса. Беззаботное выражение его лица немного успокаивало. Заметив нерешительность принцессы, Кастилос обратился к идущему впереди Роткиру:
   -- Пятый ярус, восточная галерея, как я понимаю?
   Роткир обернулся, не скрывая разочарования.
   -- Хорошая память, поздравляю.
   -- Спасибо. Три лишних перехода сделали. Сейчас направо.
   На очередной развилке Роткир, повернувший было налево, вполголоса выругался.
   -- Ой, извини! -- Кастилос поднес ладонь к губам, будто пытаясь запихать слова обратно. -- Ты ведь хотел впечатлить Ирию своим знанием дома хозяина и его размерами? Показать проваливающуюся плиту, обойти ее по карнизу?
   -- Отчего бы тебе не заткнуться? -- проворчал Роткир, поворачивая направо.
   -- Молчу, -- кивнул Кастилос.
   Вместо того чтобы следовать за проводником, он подвел И к глухой стене.
   -- Положи руки вот так, на этот камень и на этот. Теперь дави.
   Одновременно Кастилос нажал на два других камня. Принцесса почувствовала, как ладони проваливаются в пустоту, отскочила. Издав приятный рокочущий звук, стена ухнула вниз, по глазам ударил солнечный свет, а по ушам -- витиеватое ругательство Роткира.
   -- Мой дорогой друг! -- Высокий, полный, улыбающийся граф Ливирро спешил, расставив руки, к гостям. -- Ты запомнил кратчайший путь? Я польщен! Этого оболтуса сколько ни учи -- без толку.
   Со злорадной улыбкой взглянув на поникшего Роткира, Ирабиль сосредоточилась на графе. Ливирро ничуть не изменился с того бала. Круглое добродушное лицо, короткая стрижка, фиолетовый плащ. Пока он обнимался с Кастилосом, И обратила внимание на четверых стоящих за его спиной. Двое слуг -- одинаковая форма, глаза в пол. Третий, пожилой мужчина с измерительной лентой на шее, заинтересовал больше. Хотя бы странной конструкцией на лице -- два круглых стекла, скрепленных металлическими прутиками, которые загибались за уши. Через стёкла глаза мужчины казались огромными.
   Четвертый -- и это явно был вампир -- стоял поодаль, сверля Кастилоса мрачным взглядом из-под черного капюшона. Фигура казалась выточенной из цельного куска агата -- только руки и лицо белые. Лицо смутно знакомо. Покопавшись в памяти, И вспомнила одного из баронов Кармаигса. Вспомнив, отвернулась, мысленно благодаря Кастилоса за идею с волосами. Ни один барон не мог похвастаться близким знакомством с принцессой, большинство даже с королем-то не встречались. Но золотые и серебряные нити волос, эта странная черта, доставшаяся от матери, испокон веков известны каждому. Однажды И спросила отца, отчего она такая необычная, и тот сказал: "Не знаю, малышка. Но ни у кого больше я не встречал таких волос. Только у тебя и твоей мамы. А она говорила, что такой ее сделало солнце".
   -- Знаешь, я переживал за тебя, -- тараторил Ливирро. -- Три года назад -- сильно беспокоился, когда прилетел на бал Эмариса. Освик... Да упокоится дух его по Ту Сторону. Новость меня просто огорошила! Хотел встретиться с тобой, но король заявил, что ты на задании. Я уж было подумал...
   -- Нет-нет, Ливирро, -- перебил Кастилос. -- Все так и было, я действительно внедрялся в деревню.
   -- О! -- Ливирро всплеснул руками. -- Как все прошло?
   -- Отлично. -- Кастилос, не мигая, смотрел графу в глаза. -- Я ведь жил в деревне с рождения. Кстати, знаешь, кто возглавил суд? Эрлот.
   Ирабиль затаила дыхание. Между Кастилосом и Ливирро шел какой-то потаенный разговор. Они задавали друг другу безмолвные вопросы и получали неслышные ответы. Ливирро поднял указательный палец:
   -- Великий король Эрлот, друг мой! Величайший. Он никогда не гнушался черной работой и потому стал таким великолепным правителем.
   Кастилос развел руками:
   -- Ты говоришь -- и я слышу самого себя.
   Роткир, давно нервно переминавшийся с ноги на ногу, подал голос:
   -- Я могу идти?
   -- Представления не имею, почему ты еще здесь, -- отозвался Ливирро, подойдя к стене, из которой торчал рычаг. -- У тебя полно работы.
   Роткир поклонился, бросив взгляд на Ирабиль. Она еле заметно ему улыбнулась. В присутствии графа Роткир казался потерянным и беззащитным.
   Граф дернул рычаг, недостающий фрагмент стены встал на место.
   -- Что же ты не представишь мне свою красавицу-сестру? -- Теперь улыбка графа без остатка досталась Ирабиль. -- Ирия! Иди сюда, дай старику обнять тебя.
   Принцесса, протянувшая было руку, не заметила, как оказалась стиснутой в объятиях графа. От него пахло фиалками.
   -- Кастилос так много о тебе рассказывал в свой прошлый визит, -- вдохновенно врал граф. -- Преодолев долгий путь до Алой Реки, он отверг мое предложение отдохнуть подольше и отправиться в Кармаигс вместе. Нет-нет, он спешил к тебе, постоянно вспоминал свою маленькую сестричку, которая осталась одна.
   Ливирро опустился на одно колено, так просто и естественно, будто отец перед дочерью после долгой разлуки. Сжав ладошку И большими холодными руками, улыбнулся:
   -- Соболезную, дитя. Вы с братом так рано остались без родителей. Поверьте, я знаю, каково это -- никогда не видеть матери, а отца потерять.
   Глядя в печальные, добрые глаза графа, Ирабиль шепнула:
   -- Спасибо.
   Голос молчавшего до сих пор барона разрубил тишину:
   -- С каких это пор ты преклоняешь колено перед людьми, Ливирро?
   Лицо графа окаменело. Он поднялся на ноги, тяжелый взгляд синих пока еще, но темнеющих с каждым мигом глаз уставился на фигуру в черном плаще.
   -- Я выражаю почтение родне дорогого друга, и на своей земле делаю это так, как считаю нужным.
   -- Может, еще руку ей поцелуешь? -- Бледные губы растянулись в усмешке.
   -- Барон Ринтер, даже если я расцелую ей ноги, вас это никак не касается.
   Повернувшись к застывшему со сложенными на груди руками Кастилосу, Ливирро махнул рукой в сторону барона:
   -- Забыл представить -- барон Ринтер, ставленник его величества короля Эрлота. Видишь ли, Кастилос, я так и не решился принять новые порядки. Слишком уж сильно полюбил созданную людьми культуру. Я -- созерцатель, ты же знаешь.
   -- Конечно, -- улыбнулся Кастилос. -- Помню, как мы ночи напролет любовались засыпающим Варготосом.
   -- Как же мне не хватало этих разговоров, -- вздохнул Ливирро. -- Может, когда-нибудь еще посидим так же, как только я разберусь с делами. Варготос изменился, знаешь ли. Самая высокая башня теперь у южной стены.
   -- Должно быть, оттуда вид еще прекраснее?
   -- О, просто великолепный! Но позволь мне сделать небольшой подарок.
   Ливирро щелкнул пальцами, мужчина со стеклами на глазах приблизился.
   -- Это портной, я тридцать лет заказываю одежду только у него. Настоящий мастер, и у него трое сыновей, унаследовавших искусство. Они одевают всех моих баронов.
   Кастилос наклонил голову, приветствуя портного.
   -- Признаться, ты меня смущаешь. Я прибыл с пустыми руками, а ты осыпаешь меня милостями, которых я ничем не заслужил.
   Приподняв руки, Кастилос позволил портному снять мерку с груди.
   -- Ты пытаешься проявить вежливость, но невольно меня оскорбляешь, -- вздохнул Ливирро. -- Скажи лучше, что именно тебе хочется получить?
   -- Я не слишком оригинален. Мои вкусы полностью совпадают со вкусами его величества короля Эрлота.
   -- Великого короля, всеблагого в своей мудрости! -- воскликнул Ливирро.
   -- Да благоволит ему Река во веки веков!
   -- Да продлятся вечность его дни на троне!
   -- Плащ с рукавами, недлинный, до колена. Брюки.
   -- Обувь? -- поднял взгляд портной, уже снимавший мерку с ног Кастилоса.
   -- Пожалуй, ботинки с высоким голенищем и толстой подметкой. В странствиях лучшей обуви придумать нельзя.
   Граф засмеялся:
   -- Да, я помню, как ты пришел сюда в этих полуразвалившихся тряпичных сапогах.
   -- С тех пор я очень серьезно отношусь к обуви, -- улыбнулся Кастилос.
   Портной вернул ленту на шею, его губы беззвучно зашевелились. Наконец, он кивнул:
   -- Будет сделано, господин. Можно идти?
   Ливирро посмотрел на портного с таким изумлением, что старик завертел головой в растерянности.
   -- Ты забыл про нашу очаровательную гостью? Нет-нет, у тебя будет много работы.
   Портной подбежал к Ирабиль. Она отступила, размахивая руками:
   -- Право, не сто?ит! У меня все есть.
   -- Девушка, -- поморщился граф. -- Если уж вам посчастливилось принадлежать к столь прекрасной части человечества, даже не пытайтесь убедить меня, что вам не хочется получить обновку. Заказывайте смело.
   Принцесса бросила беспомощный взгляд на Кастилоса.
   -- А насколько мы можем обнаглеть? -- спросил тот.
   -- Хотите платье из чистого золота со шлейфом до дворца его величества -- все упрется только в сроки.
   -- Тогда пусть будет платье, -- сказал Кастилос. -- Не слишком пышное, но красивое. Положимся на вкус твоего портного. А кроме того -- дорожный костюм. Неброский. Такое возможно?
   -- Ты запомнил? -- Ливирро обратился к портному.
   -- Полагаю, вам пойдет зеленый цвет, -- заметил тот, обращаясь к Ирабиль. -- Туфли на каблуке, с золотыми пряжками. Да, господин, я все запомнил. Дайте два дня, придется разыскать материалы.
   -- Не стесняйся в средствах, -- кивнул граф.
   -- А когда я стеснялся?
   Портной удалился, Ливирро широким жестом указал на стол, который И заметила лишь теперь.
   -- Давайте немного подкрепимся, -- предложил граф. -- Я не знал, что ты предпочитаешь, дорогой друг, и потому приготовил как человеческую пищу, так и кровь.
   Слуги шагнули к столу. Один поднял крышки с подносов, другой выдвинул стулья. На трех подносах лежали пробирки, на двух -- огромные куски мяса, пересыпанные рублеными овощами.
   -- Прошу прощения за скудный выбор, -- сказал Ливирро, усаживаясь во главе стола. -- Я редко ем обычную пищу дома, и мой повар... В общем, он, как оказалось, скончался лет пятнадцать назад. Храни Река его душу, талантливый был старик.
   Кастилос сел рядом с принцессой, Ринтер -- напротив, спиной к стеклянной стене галереи. Алые огоньки глаз, пылающие из отбрасываемой капюшоном тени, смотрели на принцессу. Та поежилась. Холодок пробежал по телу. Вот, значит, как ощущает себя человек среди вампиров.
   Принцесса опустила взгляд в тарелку, левая рука потянулась за вилкой, правая -- за ножом.
   -- Пожалуй, отобедаю как человек, -- громко сказал Кастилос, пнув принцессу по ноге. -- Старые привычки с трудом искореняются. Надеюсь, вы простите, что я так и не успел изучить тонкости застольного этикета?
   С этими словами он взял вилку правой рукой и принялся кромсать мясо. Секунду помешкав, И последовала его примеру, хотя аппетит испарился, оставив вместо себя ощущение тяжелой пустоты в животе.
   -- Не беспокойся, все это глупости, -- сказал Ливирро, пока слуга разливал красное вино в два бокала. -- Я, признаться, сам не понимаю, для чего вампирам столько всяких формальностей. Только ради того, чтобы подчеркнуть отличие от людей? Велико же оно, если для подтверждения нужно погрязнуть в бессмысленных мелочах. Давайте выпьем. За нашего короля, за Эрлота Великого!
   Ливирро поднял пробирку, жест повторил Ринтер. Кастилос и принцесса подняли бокалы.
   Вино графа Ливирро оказалось настолько вкуснее вчерашнего, что И не заметила, как осушила бокал. Слуга налил еще, а Кастилос снова легонько пнул ее по ноге. Покосившись, И заметила легкую улыбку. "Все хорошо, я себя не выдаю, -- подумала она. -- Только надо осторожнее". Взяв бокал, пригубила напиток и поставила обратно. Кажется, Кастилос остался довольным.
   -- Итак. -- Ливирро бросил на поднос пустую пробирку. -- Расскажи о своих странствиях. Я слышал, что ты будто бы охотился за каким-то мальчишкой.
   -- Да, -- вздохнул Кастилос. -- Маленький мерзавец оказался хитер. Можешь поверить? Он похитил мою сестру! Три года я их разыскивал.
   -- Какой кошмар! -- Ливирро бросил сочувствующий взгляд на принцессу. -- Представляю, сколько вам довелось испытать.
   -- Да, -- не своим голосом откликнулась Ирабиль. -- Он тащил меня к Алой Реке, представляете?
   -- Человек -- и Алая Река! -- Ливирро засмеялся. -- Впрочем, хоть это и смешно, надо отдать парню должное: цель он выбрал достойную, а компанию -- прекрасную. Чем же все закончилось?
   -- А чем, по-твоему, я должен был все закончить, настигнув его? -- спросил Кастилос. -- Да, знаю, что мальчишку искал его величество король Эрлот, но... У меня ведь тоже есть достоинство. Нельзя спускать такую наглость.
   -- Значит, мальчишка добрался-таки до Алой Реки, -- улыбнулся Ливирро.
   -- Еще как, -- засмеялся в ответ Кастилос. -- Я лично проводил его до самого берега и отправил на Ту Сторону. Только вот, боюсь, король окажется не в восторге от таких вестей. А потому -- хочу попросить об одолжении. Я думал насчет достойного подарка, который смог бы преподнести его величеству. Что-нибудь, что подчеркнет искренность моей верности и чистоту намерений.
   "А если это -- ловушка?" -- От такой мысли рука, сжимающая вилку, замерла. Скосив взгляд на Кастилоса, И тряхнула головой. Нет, не может быть. Чтобы он просто отвел ее к Эрлоту? Чушь! Не стал бы он с Аммитом преодолевать такой путь. Хотя...
   Вилка задрожала. Когда-то Кастилос не остановился перед тем, чтобы на два месяца переселиться в деревню, изображая человека. Кто знает, на что еще он способен, если выполняет приказ Эрлота?
   -- Вас что-то напугало? -- Ринтер заговорил, глядя на нее все такими же красными глазами.
   -- А как ты сам думаешь? -- повернулся к нему Кастилос. -- Я привел сестру в логово вампиров. Знаешь, каких трудов стоило убедить ее, что здесь безопасно? А теперь ты смотришь на нее, как голодающий на мясной пирог. Сделай нам всем одолжение -- выпей еще пробирку и прекрати таращиться на мою сестру.
   -- Да как ты смеешь мне указывать? -- Ринтер повернул голову. -- Я...
   -- Барон, -- перебил его Кастилос. -- А я покинул Кармаигс в качестве герцога. Не припомню, чтобы кто-то лишал меня титула.
   -- А я -- граф, -- вмешался Ливирро. -- Ринтер, давай не будем портить друг другу настроение. Кастилос просит разумно. Исполни его просьбу, или покинь нас. Здесь все равно не прозвучит ничего интересного. Просто встреча старых друзей.
   Ринтер сжал кулаки.
   -- Во владениях короля Эрлота к людям нет и быть не может подобного отношения!
   -- Король Эрлот мудр и дальновиден, -- кивнул Ливирро. -- Когда-нибудь я принесу присягу и буду править Варготосом как велено. А до тех пор на моей земле -- мои правила. Знаешь, было бы грустно отправить его величеству весть о том, что его ставленник вел себя неподобающим образом и не выполнил задание.
   -- Угроза? -- Барон оскалился.
   Ливирро поднялся, опираясь кулаками на стол. Глаза сверкнули красным.
   -- Да, Ринтер, я тебе угрожаю. При всей оригинальности его величества, вряд ли он будет рад узнать, как ты здесь проводишь время. Я о тех мертвецах, которых мои слуги каждое утро выносят из твоих покоев. Отправить в Кармаигс весть? Бью наугад, Ринтер. Не знаю, как воспримет это король. Может, он одобряет подобное расточительство? Может, для этого он тебя и прислал?
   -- Подчиняться правилам -- это не слабость, -- заметил Кастилос, отрывая вилкой еще один кусок мяса.
   -- Нет-нет, вовсе не слабость, -- улыбнулся Ливирро. -- Если соблюдаешь главные правила, можно позволить себе мелкие шалости.
   Принцесса смотрела на Ринтера, следила за его глазами. Глаза метались между Кастилосом и Ливирро, каждый из которых мог испепелить его, не прерывая трапезы, и, наконец, опустились. Бледная рука взяла пробирку.
   -- Обожаю мирные решения, -- сказал Ливирро, садясь на стул. -- Итак, мы говорили о подарке. Вампиры ценят не слишком много вещей. Но если вспомнить о страсти его величества, то, полагаю, он бы обрадовался мечу.
   -- Мои мысли -- открытая книга для тебя! -- воскликнул Кастилос. -- Поможешь? Буду должен и рано или поздно отплачу за услугу.
   -- Ну какой может быть разговор? -- Ливирро развел руками. -- Доедайте, и пойдем исследовать мою оружейную.

***

   Сдержанный блеск множества клинков в свете свечей заворожил принцессу. Вспомнилось далекое детство, когда оружейный зал в крепости был пределом мечтаний. Однажды она все же прорвалась туда благодаря рассеянной служанке. Больше И служанку не видела, а двери в оружейный зал навсегда захлопнулись у нее в голове.
   Здесь запретов не было. Был только Ринтер, чей угрюмый взгляд не отрывался от принцессы. Стараясь не обращать на него внимания, она брела вдоль стены, рассматривая сабли, мечи, секиры. Зал тянулся далеко вглубь пирамиды, Кастилос и Ливирро отошли в дальний его конец. До принцессы долетали отрывки их разговоров:
   -- Вот прекрасный меч... На крови... Рукоять из...
   Кастилос возражал громче:
   -- Друг мой, я вижу, ты сомневаешься в искренности и глубине чувств, испытываемых мною к его величеству!
   Ирабиль улыбнулась, двигаясь в противоположную сторону. Как же, наверное, злится, слушая весь этот бред, Ринтер! Верит ли? А впрочем, какой у него выбор? Не подумает же он, что Кастилос рвется в Кармаигс убить Эрлота!
   Пальцы И замерли, коснувшись покрытого витиеватой гравировкой клинка сабли. "А что он собирается делать? Что мы собираемся делать?" Голова закружилась, рука скользнула, и принцесса вздрогнула от резкой боли. Лезвие рассекло кожу на двух пальцах, тяжелые капли упали на пол. Принцесса смотрела на рану широко раскрытыми глазами. Кровь все бежала, даже как будто сильнее с каждым мигом. Ирабиль повернулась в сторону Кастилоса, и тихий вскрик отразился от стен -- Ринтер стоял рядом, кривя тонкие губы в усмешке.
   -- Ни платка при себе, ни понятия, что делать, да? -- прошептал барон. -- Обычно люди суют пальцы в рот или прижимают к одежде. Интересно, как же ты поступишь?
   Ирабиль шагнула назад, сердце заколотилось быстрее. Ринтер не отставал.
   -- Я могу помочь, если хочешь. -- Он облизнул губы. -- Обещаю не увлекаться. Разрезы быстро затянутся.
   -- А как насчет вот этой милой вещицы? -- послышался голос Кастилоса.
   -- Нет-нет-нет, дорогой друг! -- почти закричал Ливирро. -- Мне кажется, это уж слишком!
   Ринтер обернулся, Ирабиль выглянула у него из-за спины. Оба позабыли о крови, пораженные видом Кастилоса, державшего... Наверное, все-таки это был меч.
   На берегу Алой Реки, заливаясь слезами, И кидалась драться с Кастилосом, которому едва доставала до середины груди. Теперь они почти одного роста. Почти такого же, как длина меча. Широкое лезвие черного цвета, без намека на дол, скалилось хищно изогнутыми шипами у эфеса. Из каждого такого шипа можно изготовить кинжал. Такая же черная рукоять на две руки увенчана шаром с шипами. Кастилос держал это чудовище одной рукой.
   -- Слишком? -- спросил он. -- Хочешь сказать, король Эрлот не достоин такого подарка?
   Ливирро замахал руками:
   -- Нет-нет, что ты! Его величество достоин заполучить хоть все мечи разом, и этого будет даже мало, чтобы выразить наше с тобой почтение. Я всего лишь говорю, что меч этот слишком велик и тяжел, беспокоюсь о твоем удобстве, дорогой друг.
   Кастилос взмахнул мечом. Порыв ветра долетел с того конца зала, несколько свечей в канделябрах погасли.
   -- А впрочем, я возьму обратно свои слова, -- воскликнул Ливирро. -- Вижу, ты сможешь донести подарок. Его величеству будет приятно получить в дар оружие старого врага.
   -- Шутишь? -- удивился Кастилос. -- Хочешь сказать, это...
   -- Меч императора Киверри. В нем и на нем столько крови, что лезвие черное и никогда не тупится.
   -- Как же он оказался у тебя?
   -- Когда закончилась Вторая Великая Война, я присягнул королю Эмарису и королеве Ирабиль. Они были так добры, что позволили мне обосноваться на севере, а также отдали меч моего отца.
   -- Отца?! -- Кастилос, Ирабиль, Ринтер выкрикнули одновременно.
   Улыбающийся Ливирро повернул голову. Улыбка тут же померкла. Огоньки свечей заметались от стремительного движения. Принцесса не успела испугаться, а на пальцы легла мягкая ткань белого платка. Ливирро завязал узелок.
   -- Вот так, милочка. Негоже разбрасывать кровь, сегодня она ценна как никогда. Ну? Какой из этих гадких предметов вас обидел?
   Улыбнувшись, И показала на злополучную саблю. Ливирро отодвинул Ринтера, снял саблю с крепления.
   -- Ты пытался предложить девушке свои услуги, барон? Поистине, молодежь так самонадеянна. Клинок на крови Эмариса оставляет серьезные раны. Повязку не стоит снимать дня три-четыре. Впрочем, милочка, ваш брат может помочь. Он погружался в Алую Реку, его яд посоперничает с этим клинком.
   -- Откуд... -- начала Ирабиль.
   -- После войны у нас долгое время была традиция, -- перебил Ливирро. -- В день победы мы обменивались оружием. У меня есть клинки на крови всех лордов и графов, и даже некоторых баронов. Жаль, традиция забылась. Но, может, теперь ее получится возобновить.
   Ливирро провел ладонью по клинку. Лицо приняло мечтательное выражение.
   -- Сегодня, -- прошептал он, -- я хочу делать подарки. Надеюсь, вы не оскорбите меня отказом, госпожа Ирия?
   Он снял со стены простые кожаные ножны с ремешком. Сабля с мягким шуршанием скользнула внутрь.
   Протянув руки, И приняла подарок.
   -- Ты даришь оружие человеку? -- возмутился Ринтер.
   -- Безумие, правда? -- усмехнулся Ливирро.
   Подошел Кастилос, положив лезвие древнего монстра на плечо.
   -- Не думаю, что Ирия надолго останется человеком, -- сказал он. -- Это один из вопросов, которые я собираюсь обсудить с королем.
   Глава 11
   Восток
   -- Что это?
   Мощенная камнем дорога, огибающая рынок, поднималась по холму к приземистому зданию черного цвета.
   Айри проследила за взглядом Левмира, и лоб ее пересекла морщинка. Они остановились у последнего прилавка, на котором продавец разложил кухонную утварь. Чуть ниже по дороге ждала карета. Левмир держал под мышкой сверток с покупками. Только что солнечные глаза светились счастьем, а теперь потускнели.
   -- Это храм Алой Реки, -- отрывисто сказала Айри. -- Идем, -- потянула Левмира к экипажу. Левмир не сдвинулся с места.
   -- Здесь поклоняются Реке?
   Айри вздохнула. Избежать неприятного разговора не получилось.
   -- Это была крошечная секта, -- сказала она. -- В основном преступники. Их все равно не допускали в сурии. Но три года назад князь принял их веру, теперь их все больше. Идем, прошу.
   -- Мы можем туда войти?
   -- Они проводят службы по ночам, -- отозвалась Айри. -- Это скверные службы, Левмир. Не надо туда ходить.
   Теперь он повернулся к ней, глаза сверкнули недобрым светом.
   -- Значит, туда боишься заходить ты?
   Айри почувствовала, как начинают дрожать колени. Сейчас с ней говорил не Левмир. Что-то другое воспользовалось его устами.
   -- Да, боюсь, -- ответила Айри. -- Хочешь осудить меня?
   Левмир моргнул, хищный блеск пропал из глаз. Будто только что вернулся в тело, с удивлением посмотрел на бумажный сверток. Айри ждала его слов.
   -- Кажется, я совершил ошибку, -- сказал Левмир медленно. -- Кажется, мне ее не исправить...
   Айри метнулась к нему как раз вовремя, чтобы подхватить, иначе Левмир упал бы под ноги траурной процессии, медленно шествующей по дороге.
   -- Тише, не волнуйся, -- прошептала Айри. -- Что случилось?
   В глазах Левмира застыл ужас, равного которому Айри не доводилось видеть ни у одной из своих жертв. Ужас человека, взобравшегося на вершину самой высокой горы, чтобы обнаружить себя на дне самой глубокой пропасти. Пальцы впились в плечи Айри.
   -- Нас всех обманули, -- прошептал Левмир.
   -- Прекрати! -- Айри повысила голос. -- Ты жив, слышишь меня? Не смей отчаиваться, пока ты жив!
   Пронзительный крик заставил Левмира обернуться. Траурная процессия -- десяток мужчин в черных плащах --подходила к храму. Среди них забилось, заметалось что-то розовое, живое. Айри знала, в чем дело, и отвела взгляд. Левмир не знал ничего, но различил очертания запертого в черную живую клетку существа. Девушка, с которой содрали всю одежду. Изрезанное, исцарапанное тело. Она сражалась краткий миг, прежде чем ее скрутили, заткнули рот кляпом.
   -- Нам лучше уйти, -- сказала Айри. -- Они ведут жертву для ночной службы.
   -- Ее убьют? -- Левмир посмотрел Айри в глаза.
   -- Они в своем праве. Это рабыня или преступница. Князь позволяет...
   Что-то ударило в грудь. Вскинув руки, Айри схватила сверток.
   -- Это твой отец, я понимаю, -- сказал Левмир. -- Езжай домой, скажи, что пыталась меня остановить.
   Пальцы Айри схватили воздух. Левмир бежал к храму, и полы плаща развевались за его спиной. Айри посмотрела на карету. Одна из лошадей топнула копытом и заржала. Айри до крови прикусила губу. Судьба... Никто не говорил, что будет легко.
   -- Постереги! -- Сверток шлепнулся на прилавок перед продавцом. Схватив кухонный нож для разделки мяса, Айри бросилась вдогонку.
   -- Эй, а деньги? -- закричал продавец.
   В лоб что-то врезалось, и продавец поймал золотую монету. На лбу расплылось красное пятно, а на губах -- улыбка.
   -- Постерегу, чего уж там, -- проворчал он, пряча сверток под прилавок.

***

   Сегодня Рикеси должно было исполниться пять лет. Во всяком случае, первое воспоминание девушки относилось к пятилетней давности. Темный подвал, запах вина и чарраса, карты на столе. Отец, которого она уже час разыскивает по всем притонам, поднимает взгляд. Глаза красные, будто кровоточат. "Рикеси, -- шепчет он. -- Прости..." Чужие руки хватают ее, и прошлая жизнь разбивается на тысячи осколков. Один хозяин, другой хозяин. Тяжелая работа в поле, тяжелая работа по дому, насмешки, удары, сорванная одежда, окровавленные простыни и ни одной слезинки за все пять лет.
   Иногда ей позволяли ходить в сурию. Поднимая взгляд навстречу восходящему солнцу, Рикеси улыбалась. Солнце встает, жизнь продолжается, и новый день может принести облегчение. Но сегодня все изменилось. Очередная сделка, бывший и новый хозяева ударили по рукам. Обнаженную, связанную, ее держали голодом три дня, чтобы "очистить тело и дух". Рикеси выдержала и эту пытку. Солнце ведь все еще на небе. Солнце знает про Рикеси.
   Тащат по улице, переговариваются. Слуха Рикеси достигает оброненное кем-то слово: "Жертва". Дрожь пробегает по телу. Страшное, запретное слово. Скверна переполняет его. Зачем оно звучит сейчас?
   Подняв голову, Рикеси не увидела солнца. Над ней возвышалась черная громада, слишком знакомая, чтобы еще во что-то верить. Рикеси закричала. Рикеси рванулась. У нее забрали все, а напоследок собрались лишить великого Солнца.
   Веревки держали крепко. Удары посыпались со всех сторон, и обмякшее тело девушки втащили в черную холодную пасть храма. Бросили между двумя рядами деревянных скамей, на красной каменной дорожке, ведущей к алтарю с чашей из черного серебра. Первые за пять лет слезы текли по лицу. Вспыхивали, разгоняя темноту, свечи.
   -- Мы начинаем после заката, -- говорил низкий, глухой голос. -- Постарайтесь собрать всех. Старуха говорит, Алая Река неспокойна.
   -- Нужно больше жертв, ваше преосвященство, -- отвечаел другой, заискивающий голос.
   -- Нужно больше денег, Кирс. Рабы стоят недешево.
   -- Полагаю, мы можем преступить закон, если это необходимо. Князь должен понять...
   Хлопнула дверь. Рикеси подняла голову, сквозь слезы пытаясь разглядеть вошедшего. Разглядев, ахнула. Высокий, в сером плаще, под которым виднеется красный кафтан -- знак особой милости от князя Торатиса. Шаг легкий и уверенный, в глазах пылает Солнце, не заглядывавшее сюда никогда прежде. И десять фигур в черных плащах отступили перед ним.
   -- Развяжите ее и отпустите, -- звонким голосом произнес незнакомец.
   -- Да ну? -- Голос его преосвященства. -- Это моя рабыня, и я могу делать с ней все, что захочу. А ты -- на моей земле, мальчик. Твои глазки здесь не много стоят.
   Захихикал Кирс. Остальные молчали. Рикеси вспомнила, что молодые послушники храма дают обет молчания. Видимо, говорить здесь могли только двое.
   Незнакомец остановился, скрестив руки на груди. Окинул взглядом черные фигуры. Взглянул на Рикеси, но тут же отвернулся. Ей показалось, что его щеки покраснели.
   -- Прямо сейчас, -- заговорил человек с Солнцем в глазах. -- Не вынуждайте меня останавливать сердце. Девушка уйдет со мной, и все останутся в живых.
   Преосвященство рассмеялся. Из-под плаща показалась татуированная до синевы рука, отбросила капюшон. Седые волосы, изборожденное шрамами лицо.
   -- Мальчик, ты не в своем уме. Беги отсюда. У меня девять свидетелей, которые подтвердят, что ты напал на нас первым.
   -- Если я нападу первым, они уже ничего не подтвердят.
   -- Это скучно. Порежьте его. Слейте кровь в чашу.
   Девять фигур двинулись вперед, но тут же замерли, потому что дверь стукнула в очередной раз, впустив солнечный свет и девушку в таком же сером плаще. Она остановилась в двух шагах от человека с Солнцем в глазах. Руки сложила перед собой, в одной из них притаился нож.
   -- Княжна Айриэн? -- озадачился Преосвященство. -- Как это понимать?
   -- Я шла мимо, -- зазвенел приятный голос. -- Услышала, как здесь пытаются убить гостя нашего дома. Пришла на помощь. Отсюда и десяток трупов, разбросанных по залу. Такая моя версия.
   -- Девочка, да ты хоть таракана-то убивала? -- засмеялся Преосвященство.
   -- Только этим и занимаюсь последние три года.
   Преосвященство вышел вперед. Рикеси увидела улыбку на страшном лице и задрожала. Неужели эти два последних лучика Солнца не смогут сделать ничего?
   -- А вот -- моя версия. Вашего гостя мы не видели. А вы, княжна, просто ворвались сюда и принялись размахивать ножом. Пришлось вас обезоружить и с почетом эскортировать во дворец.
   -- Хорошая идея, Браир, -- улыбнулась Айри. -- Только если все произойдет именно так, будет продолжение. Я приведу сюда того, кто камня на камне не оставит от вашего вертепа. Того, кто тысячи лет пил кровь Западного мира.
   -- Пустые угрозы! -- воскликнул тот, кого Преосвященство назвал Кирсом. Он тоже сбросил капюшон и оказался дряхлым сгорбленным стариком с маленьким сморщенным личиком. -- Вы стоите на пути официальной религии, девушка. Религии, которой придерживается ваш отец...
   -- Не смей так его называть, мразь! -- взвизгнула Айри. Рука с ножом взметнулась вверх.

***

   Айри допустила ошибку: ввязалась в перепалку с Дураком, выпустив из виду Врага. Хорошо хоть заметила скользящие движения Шестерок, медленно смыкающих круг. Левмир замер без движения, только смотрел на нее с удивлением. Тоже мне, воин!
   -- Браир, -- сказала Айри, используя последние секунды. -- Не надо.
   Браир выдернул из-под плаща саблю. Металл зазвенел со всех сторон. Айри крутнулась на месте, нож полетел в горло ближайшего Шестерки, который занес саблю над Левмиром. Не останавливая движения, Айри расстегнула пуговицу, и серая птица плаща полетела в лицо Браира. Он взмахнул саблей, разрубив тряпку, но следующее, что увидел -- каблук Айри. Опасный удар в прыжке, который можно делать только если точно уверена в результате. Или даже не надеешься победить. Ах, если бы взяла с собой ножи!
   Браир отлетел к алтарю, но оружия не выпустил. Еще бы! Он тридцать лет состоял на службе в княжеском войске, прежде чем угодил в каземат. Браир -- воин. Может быть, единственный из девяти оставшихся. А еще Браир -- Враг, которого нужно убить в первую очередь. А еще в колоду затесалась лишняя карта -- Судьба, которую необходимо защитить.
   Айри не умела защищать. Бестолково заметалась, пытаясь разобраться в расположении Шестерок, и упустила момент. Сзади будто раскрылась бездна -- огромная, тянущая. Так бывает, когда подкрадывается смерть. Впереди блестит лезвие меча, слева и справа -- Дурак и Шестерка. Айри бросилась на пол, моля Солнце, чтобы удар сзади был горизонтальным.
   Удара не было. Перекатившись на спину, Айри увидела Левмира, выворачивающего руку вопящему Шестерке. Сабля выпала из обессилевшей ладони. Левмир подхватил оружие, бросил Айри. Когда пальцы сомкнулись на шероховатой деревянной рукоятке, мир снова стал простым и ясным.
   Левмир с легкостью подхватил Шестерку и швырнул в тех двух, что приближались к Айри. Вопящая куча человеческих тел покатилась по красной дорожке. Айри вскочила, встала спиной к спине со своей Судьбой. Враг приближается, на лице Дурака -- страх. Двое Шестерок выведены из строя, осталось шесть.
   -- Если ты правда что-то можешь, то сейчас самое время, -- сказала Айри.

***

   Сердце все еще колотилось. Голос Реки в голове превратился в едва различимый стон. Откуда взялась сила? Левмир бросил быстрый взгляд на свои руки. Руки как руки, если не считать того, что позавчера они были меньше и принадлежали тринадцатилетнему мальчишке. Как он умудрился обезоружить взрослого мужчину, а потом еще бросить его?
   Браир приближается, его взгляд цепкий и острый. С чем же идти в бой? С Алой Рекой или с Солнцем в глазах? Рядом Айри, чуть правее дрожит от страха незнакомая девушка. Нет, нельзя рисковать. Стиснув зубы, Левмир остановил сердце, и в голову хлынул алый поток.
   Браир взмахнул саблей -- слишком медленно. Левмир не отказал себе в удовольствии поиграть. Перехватил клинок в полете и сломал пополам. В удивленное лицо Браира врезался кулак. Преосвященство снова отлетел к алтарю, на этот раз ударился крепче. Чаша подпрыгнула и с гулким стуком упала ему на голову.
   Айри вскрикнула, засвистел рассекаемый воздух. Левмир обернулся, но девушке помощь явно не требовалась. В одиночку она теснила троих, двигаясь так быстро, что даже глаз вампира едва успевал заметить движения клинка.
   -- Сзади! -- завизжала связанная девушка.
   Левмир обернулся как раз вовремя, чтобы поднырнуть под клинок. Перекошенное лицо Кирса не успело измениться, когда удар в живот швырнул его через весь зал, далеко за алтарь. Крик, больше похожий на клекот птицы, взметнулся и растаял под сводами мрачного храма. Еще один служитель Реки в черном плаще, так и не поднявший капюшон, бросился на Левмира. "Покажи-ка ему силу дракона!" -- усмехнулся в голове кто-то, почти не знакомый. Тот, кого И называла Аммитом.
   Вытянув руку перед собой, Левмир представил, как через все его тело протекает жидкое пламя. С пальцев сорвался зеленоватый огонь, ударился о каменную плиту перед нападавшим и вспыхнул, взвился до потолка. Служитель попятился, сабля выпала из руки, зазвенела. Трое противников Айри отступили. Княжна обернулась, приоткрыла рот, глядя на огненный столп. Двое Шестерок, не спешивших ввязываться в битву, побежали к выходу. Остальные устремились следом. Последним хромал тот, кому Левмир сломал руку.
   Дверь распахнулась, опрокинув на спины двоих беглецов. На пороге возник рыцарь в полном доспехе, держа под мышкой шлем.
   -- Господин Левмир? -- загрохотал зычный голос. -- У вас неприятности? -- Широкий палаш покинул ножны, Шестерки попятились.
   -- Эти люди напали на него, затащили внутрь, -- воскликнула княжна. -- Они совсем ополоумели от своих жертвоприношений. Все ведь так было, да? -- повернулась она к связанной девушке.
   Глядя в глаза Айри, Рикеси сказала:
   -- Истинная правда, госпожа.
   Левмир зажмурился и, не без усилий, запустил сердце. Кровь пока еще не требовалась, хотя ее аромат приятно будоражил ум. Алая Река со стоном отступила.
   -- Мы ее забираем. -- Левмир указал на Рикеси.
   -- Это моя рабыня! -- Браир, держась за голову, поднимался на ноги. -- Вы не имеете никакого права...
   -- Да брось, -- засмеялась Айри. -- Всегда можно найти какую-нибудь ошибку в документах. В том числе и в тех, согласно которым ты отбыл полный срок наказания.
   На лице рыцаря Левмир увидел улыбку. Она пряталась в усах, не предназначенная ни для кого, кроме самого рыцаря.
   -- Забирай своих шакалов, Браир, и пошел вон отсюда, -- приказал он. -- Впредь, завидев кого-то с Солнцем в глазах, становись на колени, а не обнажай сталь.
   Девять выживших служителей, шипя и потирая отшибленные места, выползли из храма. Закрыв за ними дверь, рыцарь посмотрел на Левмира:
   -- Князь Торатис хочет, чтобы вы показали свою силу в бою. Сейчас решается участь деревни между двумя княжествами. Вам придется одолеть десяток рыцарей Бинвира. Прошу поторопиться, я буду снаружи.
   Лишь только рыцарь вышел, Айри бросила саблю на пол:
   -- Ты не пойдешь.
   -- Это еще почему?
   -- Десять рыцарей, которые будут пытаться тебя убить! Пусть ты силен, но обращаться с этой силой толком не умеешь. Даже мне это понятно, а уж они раскусят в мгновение.
   Левмир пожал плечами.
   -- На Западе меня будут пытаться убить тысячи вампиров. Надо же с чего-то начинать. Освободи, пожалуйста, девушку.
   Айри покосилась на пленницу.
   -- Сам с ней возись, если хочешь.
   -- Айри! -- Левмир шагнул вперед, и княжна заметила, как покраснели его щеки. -- Она без одежды.
   Княжна вздохнула:
   -- Сколько же у тебя проблем в жизни!
   Вынула нож из горла мертвого Шестерки, обтерла лезвие о его же плащ. Левмир следил за действиями княжны с интересом. Для нее убийство явно не исключительный случай.
   -- Дай сюда. -- Айри рванула с плеч Левмира плащ. -- Попытаюсь сделать ее одетой и свободной.
   Рикеси задрожала, когда Айри приблизилась к ней с ножом. "Красивая", -- отметила княжна. Чтобы отвлечь девушку от ножа, кромсающего тугие путы, Айри спросила:
   -- Как тебя занесло в жертвы? Таких как ты обычно пристраивают в бордели.
   -- Там я и была, -- пролепетала Рикеси. -- Пока Преосвященство меня не выкупил.
   -- "Преосвященство"! -- фыркнула Айри. -- Видела бы ты, как это "преосвященство" драпало с поля боя, бросив оружие, на глазах у подчиненных.
   Рыцарь, держа под уздцы двух серых коней, ждал возле храма. Айри в черном плаще убитого Шестерки вышла первой, придерживая Рикеси, у которой подгибались ноги.
   -- Вы молодец, княжна Айри, -- сказал рыцарь. -- Надеюсь, ваш... князь когда-нибудь возьмет с вас пример.
   Левмир запрыгнул в седло. Лицо ожесточенное, взгляд направлен вдаль. Айри схватила его за руку.
   -- Откажись.
   -- Езжай домой, -- ответил Левмир. -- Позаботься о девушке.
   Пальцы княжны сжались.
   -- Ты мне приказываешь? -- В глазах сверкнул недобрый огонек.
   Левмир посмотрел на нее и улыбнулся. Рука Айри дрогнула.
   -- Да, -- сказал он. -- Бегом домой, и чтоб к моему возвращению везде порядок был.
   Айри отступила, хлопая глазами. Не могла ни одного слова найти. А Левмир засмеялся:
   -- Извини. Родителей вспомнил. Подумал, каково это...
   Взгляд погрустнел, вновь устремился вперед.
   -- Хотя, какая разница. Неважно. Поехали!
   Рыцарь и Левмир одновременно хлестнули поводьями, лошади сорвались с места. Айри досталось только облачко пыли из-под копыт. Лишь когда всадники превратились в неразличимые пятна, княжна нашлась со словами:
   -- Кичливый дурак! Я тебе устрою.
   Сунув два пальца в рот, Айри так громко свистнула, что Рикеси зажала уши руками. Карета, стоявшая возле рынка, тронулась с места.
   Ни слова не ответив на сонное бормотание кучера, Айри зашвырнула Рикеси внутрь.
   -- В Кварталы, -- сказала кучеру. -- Останови у самого убогого домишки, не ошибешься. Да поскорее!
   Рикеси вцепилась обеими руками в сиденье, когда четверка лошадей понеслась по мостовой. Княжна держалась за край раскрытого окна, и на ее лицо смотреть было страшно. Но Рикеси сегодня набоялась досыта.
   -- Спасибо вам, госпожа Айри, -- сказала она.
   -- Этого благодари, -- фыркнула княжна. -- Мне до тебя дела не было и нет.
   -- А что со мной теперь будет?
   -- Отправишься во дворец. Найдем работу.
   -- Вы любите его?
   Айри подпрыгнула на месте, больно ударившись головой о потолок.
   -- Что я его делаю, ты сказала? -- Слова перемешались в голове.
   Рикеси улыбнулась так невинно, будто ребенок. Только сейчас Айри поняла, что рабыне лет двадцать, не меньше. Худенькая и невысокая, отчего и кажется моложе.
   -- С ним вы совсем другая, -- пояснила Рикеси. -- И меня во дворец взять обещаете, хотя дела до меня никакого нет. Потому что он так захотел. И в драку полезли...
   -- Закрой рот! -- выдохнула Айри, не веря ушам. -- Ты... Ты соображаешь, с кем разговариваешь? Я -- княжна! А ты... Ты вообще никто, тебя даже рабыней теперь не назовешь.
   -- Простите, я буду молчать, -- прошептала Рикеси, наклонив голову. Но даже по ушам Айри заметила, как она улыбается. Внутри все закипело.
   -- Не люблю я его!
   -- Понимаю, -- кивнула Рикеси.
   -- И никогда никого не любила.
   -- Как скажете.
   Поскрипев зубами, Айри выплюнула последний довод:
   -- Он просто мне нужен здесь, навсегда, вот и все!
   -- О, это ведь совсем другое дело. Простите за глупое предположение.
   С минуту Айри молча сверлила рабыню взглядом, потом сказала:
   -- Замолчи!
   Рикеси закрыла рот ладошкой.
   Распугивая прохожих, карета пронеслась по элитным кварталам и остановилась у неказистого забора, из-за которого лез наружу бурьян. Айри выскочила наружу.
   -- Двух лошадей выпряги, быстро! -- велела кучеру, сама двигаясь к дому.
   Калитка открыта, а в дверь пришлось стучать. Айри колотила до тех пор, пока не щелкнул замок. На пороге появился Эмарис. В измятой одежде, с красными не то от слез, не то от недосыпа глазами.
   -- Княжна? -- удивился он.
   -- Торатис задумал его убрать, -- сказала Айри, поражаясь своему спокойствию. -- Сделаешь что-нибудь, или будешь сидеть в своей норе, как слепой крот?
   Эмарис тряхнул головой.
   -- Кого -- "его"? И что я должен делать?
   -- Левмира! -- закричала Айри, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на вампира с кулаками. -- Бой с десятью рыцарями. Не турнир, а за деревню, против Бинвира. До смерти. Понимаешь?
   Что-то блеснуло в глазах Эмариса.
   -- А у тебя какой интерес?
   Айри поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему в лицо.
   -- Скажешь хоть слово про любовь -- я тебя выпотрошу ногтями. Он -- твой сородич, по крови и земле. Допустишь, чтобы его прирезали только потому, что князь боится Солнца?
   Наконец-то взгляд Эмариса стал обычным. Холодным, как блеск клинка, и таким же острым. Взгляд пронзил Айри до глубины души, и она поняла: знает! Эмарис знает ее постыдную тайну, ее безвинный грех, из-за которого судьба рухнула в бездну.
   -- Жди, -- сказал Эмарис.
   Скрылся в доме, но вернулся спустя секунду, с двумя мечами в ножнах. Айри едва поспевала за ним.
   Кучер поклонился Эмарису, показал на двух лошадей. Ни уздечек, ни седел.
   -- Езжай во дворец, -- распорядилась княжна. -- Сдашь эту слугам. Пусть накормят и оденут. Выделят комнату. А ты! -- стукнула по дверце кареты. -- Молчи как рыба, поняла меня?
   -- Да, госпожа Айри, -- высунулась наружу Рикеси.
   -- Я не шучу. Будут спрашивать -- говори, что я велела молчать, иначе язык тебе вырежу. Вернусь -- решим, как тебя представить.
   -- Это кто? -- спросил Эмарис, с любопытством глядя на Рикеси.
   -- Ее сегодня ночью должны были принести в жертву Реке, -- объяснила Айри. -- Но мы же, спали нас Солнце, такие жалостливые, что бросились на подмогу!
   Эмарис усмехнулся.
   -- Значит, паренек начал диктовать свои правила? Хорош. Вот почему вампиров нельзя пускать на Восток. Восток превратится в Запад.
   -- Пусть хоть в лошадиную задницу превратится. Поехали!
   Глава 12
   Север
   Прижимая к груди подарок, И засыпа?ла, убаюкиваемая покачиваниями кареты. Только боль в двух порезанных пальцах держала на плаву. Меч императора занял противоположное сиденье, Кастилос опять сидел рядом с принцессой.
   -- А что нам теперь делать? -- спросила Ирабиль, вспомнив, из-за какой внезапной мысли порезалась.
   Кастилос ответил незамедлительно:
   -- После всего, что было между нами ночью? Думаю, надо пожениться.
   Мигом проснувшись, И ударила его в бок обеими ногами. Дверь кареты раскрылась, Кастилос вылетел на улицу. Прохожие захохотали, показывая пальцами.
   -- А ты шустрая, -- усмехнулся Кастилос, на ходу запрыгивая обратно.
   -- А ты думал! -- вздернула нос Ирабиль. -- Я, вообще-то, серьезно спрашивала.
   Прикрыв дверь, Кастилос на всякий случай задвинул щеколду.
   -- Ты про ближайшие дни? Или про более длительный срок?
   -- Про то и то, -- пожала плечами принцесса.
   -- Сегодня ночью я встречусь с Ливирро, как договорились.
   -- Когда вы успели договориться? -- не выдержала Ирабиль. -- Несли какую-то чушь.
   -- Любая чушь имеет смысл, если разобраться в ней. Но больше всего тебя интересует Эрлот, так? Не собираюсь ли я попытаться переговорить с ним, выторговать себе сладкий кусочек?
   Опустила взгляд. Услышать свои мысли из уст Кастилоса оказалось стыдно. Он положил руку ей на плечо.
   -- Ирабиль... Я не знаю пока, что и как мы будем делать. Но точно скажу одно: я убью Эрлота. Я заставлю эту тварь умолять о быстрой смерти от огня. Таков мой план.
   -- А как же...
   -- Все это волшебство и счастье -- после того как я передам тебя в руки Левмира. Или Аммита. До тех пор твоя безопасность заботит меня больше всего. Размотай платок.
   Ирабиль нахмурилась.
   -- Не надоело меня облизывать?
   -- О, я ни капли не устал.
   -- Сейчас снова вылетишь!
   Кастилос засмеялся:
   -- Нет, мне положительно нравится твоя компания. Удивительным образом ты умудряешься поднимать мне настроение, даже если злишься. Особенно если злишься.
   Лишь только сняли платок, кровь побежала с прежней силой. Ирабиль зажмурилась, позволив Кастилосу сделать необходимое.
   -- Все, -- сказал он. -- Вроде остановилась, но пока лучше ходи с повязкой.
   Он затянул платок. Принцесса молчала. Трепещущее в душе чувство благодарности -- настоящее, или просто очередная порция яда разносится по телу? Заметив мучительную борьбу на лице девушки, Кастилос сказал:
   -- Я не нуждаюсь в благодарности. Делаю то, что нужно, вот и все. Если хочешь -- можешь ругаться. По твоим интонациям все равно будет понятно, что ты имеешь в виду.
   Опустив взгляд, И рассматривала повязку.
   -- Я настолько простая?
   -- С теми, кому доверяешь, -- да.
   -- А я тебе доверяю?
   -- Конечно. Мой яд тут совершенно ни при чем.
   -- Так почему для тебя так важно меня спасти?
   Кастилос отвернулся, посмотрел в окно. Принцессе показалось, что кучер везет их куда-то не туда, но она смолчала. Доверилась.
   -- Я обещал Эмарису.
   -- Только поэтому?
   -- Нет.
   Кастилос заглянул принцессе в глаза:
   -- В доме Освика я перечитал все летописи, хроники. Во время Первой Великой Войны был один случай. Вампиры пошли на крупные людские поселения. В числе прочего они разгромили несколько сурий. Это древние молельни, что-то вроде храмов Солнца. Насколько я понял, главной частью сурии было круглое окно, составленное из стекол разного цвета. Так вот, один из людских предводителей успел спасти осколок зеленого стекла. Маленький, ничтожный осколок, в котором слилось все, что было создано людьми прежде. Он поднимал этот осколок над головой, и люди шли в атаку снова и снова, до самого конца. Все остальные сдались, но жалкий отряд безоружных людей сражался, веря в осколок зеленого стекла сильнее, чем мы -- в Алую Реку.
   -- А я здесь с какого бока? -- удивилась Ирабиль.
   -- А ты -- тот же самый осколок. Те, кто верит в тебя, пойдут до конца, а может, и дальше. Если тебя не станет... Мышиная возня останется мышиной возней. Незаслуживающим внимания недоразумением, о котором никто не напишет в хронике.
   Исчезло, растаяло чувство ненужности, потерянности, не оставляющее принцессу последние дни. Левмир, Аммит, Сардат быть может... Где бы они ни были, она для них важна.
   -- А сам-то ты веришь в осколок? -- тихо спросила Ирабиль.
   Кастилос вздохнул.
   -- Обязательно тебе любой разговор доводить до конца?
   -- Скажи. Мне важно.
   -- Ну... Я ведь здесь, да? Делай выводы сама. Я -- только по облизываниям. Разжевывать и в рот класть -- не моя забота.

***

   -- Где это мы? -- спросила Ирабиль, спрыгнув на землю.
   Карета остановилась перед высоким зданием из светлого кирпича. Стрельчатые окна, на каждом -- занавески. Над каменным крыльцом -- массивный навес, подпираемый резными колоннами.
   -- Граф Ливирро повелел доставить сюда, -- сказал кучер. -- Велел передать вам бумагу.
   Кастилос развернул протянутый листок, пробежал глазами по строчкам.
   -- Наша новая гостиница, -- сказал, кивнув на здание. -- Опять в одном номере. Рада?
   Принцесса вошла первой, держа в руке саблю. Увидев оружие, слуга в красном пиджаке за стойкой нахмурился. Когда же появился Кастилос, закинув на плечо меч Киверри, лицо человека посерело.
   -- Чем могу быть полезен? -- пролепетал он, переводя взгляд с принцессы на Кастилоса и обратно.
   -- Расслабься, это мои пассажиры! -- послышался знакомый голос.
   Повернувшись, И увидела Роткира, спускавшегося по устланным ковром ступенькам. Кастилос отдал бумагу человеку в пиджаке, и тот принялся строчить в толстенной книге.
   -- Номер готов, все ваши вещи там, -- сказал Роткир, подойдя ближе. -- Ничего себе! Можно полюбопытствовать, зачем тебе такая дура?
   Смертельно обиженная И чуть было не высказала Роткиру все, подкрепляя слова взмахами сабли, но, проследив за его взглядом, поняла, что он имеет в виду меч.
   -- Это? -- Кастилос легко подбросил оружие. -- Так, на всякий случай. Вдруг кто-то будет задавать много лишних вопросов.
   Роткир покачал головой:
   -- Знаешь, у тебя, похоже, очень серьезные проблемы. Насколько же все плохо, если тебе нужно вот такое, чтобы почувствовать себя мужиком?
   -- Я женщина, -- "признался" Кастилос. -- Приходится вертеться по-всякому, чтобы принимали всерьез. Помоги-ка.
   Роткир едва не упал под тяжестью меча, но, скрипя зубами, понес. Ирабиль прятала улыбку, поглядывая на него. Кастилос налегке шел впереди, уже добрался до первой площадки.
   -- Какой этаж? -- спросил он.
   -- Второй, -- прохрипел Роткир.
   -- Жаль.
   Прошли длинным коридором, застеленным алой ковровой дорожкой. Возле одной из дверей Роткир остановился, привалив меч к стене. Забренчали ключи.
   -- Тебе нужно больше отжиматься, -- посоветовал Кастилос. -- Начинай утром и продолжай до вечера. Месяца через два-три забегай, возьму оруженосцем.
   -- Шел бы ты, кровосос, -- огрызнулся Роткир.
   -- Ну, хоть в смелости тебе не откажешь.
   Кастилос толкнул дверь, вошел в номер, за ним последовала Ирабиль. Роткир, шипя от натуги, втащил меч и захлопнул дверь.
   Ирабиль улыбалась, оглядывая помещение. Посередине два кожаных кресла, диван и столик из черного дерева. Слева и справа -- кровати, отгороженные широкими экранами. Под ногами едва слышно поскрипывали плотно пригнанные, отполированные до блеска половицы.
   -- Твоя шконка справа, -- сообщил Роткир, встав рядом с Кастилосом. -- Заберешь эту дуру?
   "Моя, значит, слева", -- подумала Ирабиль. Сбросила сапоги. До чего же приятно ступать по гладкому теплому дереву! Кровать широкая, постельное белье свежее, пахнет цветами... Или это не белье пахнет?
   На тумбочке у кровати в вазе раскинулся огромный букет. Ирабиль осмотрела его со всех сторон, потрогала пальцем круглые розовые цветы.
   -- Это лично от меня, -- послышался за спиной голос Роткира. -- В качестве извинений. Ну, за все. Не хотел обидеть, в общем...
   Роткир прятал взгляд, убрал руки за спину и, кажется, покраснел. Ирабиль посмотрела на букет, на Роткира, пожала плечами.
   -- Спасибо.
   -- Да не за что, -- пробормотал Роткир. -- Ладно, пойду. Располагайтесь. Вечером забегу еще, проведать.
   Когда дверь за ним закрылась, шаги стихли, Ирабиль позвала:
   -- Кас, подойди, а?
   -- В чем дело? -- Кастилос сразу появился рядом. Он вертел в руках два комплекта ключей, пытаясь их расцепить.
   -- Вот, -- указала на букет. -- Я сказала: "Спасибо". Все правильно?
   -- Зависит от того, какой у тебя при этом был вид, -- усмехнулся Кастилос. Ключи, наконец, расцепились, один Кастилос отдал принцессе.
   -- Растерянный, наверное.
   -- Тогда плохо.
   -- Почему? Что это значит? -- забеспокоилась Ирабиль.
   -- Ты ему нравишься, вот что это значит. Дала добро на цветы -- жди приглашения погулять. Потом первый робкий поцелуй. А потом изуродованный труп Роткира найдут в канаве.
   -- Почему? -- ахнула И, слишком потрясенная финалом цветочного приключения, чтобы возмутиться остальным пророчествам.
   -- Ну а я-то здесь на что? -- пожал плечами Кастилос. -- Ладно, не забивай голову. Ты вроде хотела поспать? Ложись, вечером попробуем пробудить твою бессмертную сущность. Да, еще: здесь есть душ.
   Ирабиль кивнула.
   -- Там, на моей половине, за дверью, -- пояснил Кастилос.
   Кивнула еще раз.
   -- Ты... не знаешь, что такое "душ", верно?
   Опять кивок.
   -- Пошли, покажу. Вот они, плоды правления вампиров, у тебя в голове.
   Восток
   Войско расступилось, пропуская возвращающегося ординарца. Левмир, впервые увидевший такое количество вооруженных, закованных в латы людей, забыл, зачем явился. Взгляд заметался. Сколько их здесь? Сотня или две? Много это или мало?
   -- Спасибо, что явились, -- вырвал Левмира из задумчивости голос князя. -- Надеюсь, испытание вас не пугает?
   Левмир спешился. Внизу, возле самой деревни, точно такое же войско, а впереди, посередине между враждующими сторонами, десяток рыцарей в сверкающих доспехах. Как они там не запекутся, в жару такую?
   -- Вы пойдете в бой без доспеха, -- продолжал князь. -- Только с оружием. На кону -- моя деревня. Если вас побьют, мне придется уступить.
   -- Убьют, -- поправил ординарец. Князь метнул на него яростный взгляд:
   -- Не припомню, чтобы просил подсказывать!
   Ординарец промолчал. Левмир всмотрелся в посеревшее лицо князя.
   -- Кажется, вам самому это не нравится, -- заметил он. -- Не хотите отказаться?
   -- О чем вы? -- поморщился Торатис. -- Просто устал стоять здесь, на жаре. Не будь я уверен в ваших силах -- не заключил бы такого пари.
   Левмир же понял по глазам князя, что плевать ему на деревню, на жару. А вот дорогой гость отчего-то стоит поперек горла.
   -- Если я сохраню вашу деревню -- что взамен? -- спросил, не успев даже обдумать слова. Будто снова кто-то шепнул в голове подсказку, только на этот раз голоса не было. Князь нахмурился:
   -- Мы ведь говорили о демонстрации...
   -- Это было вчера, -- перебил Левмир. -- А сегодня мы говорим о битве, в которой на кону жизнь. Что вы мне пообещаете, если я одолею их? -- кивнул в сторону рыцарей. Из вражьего стана тут же донесся крик:
   -- Торатис! Мы долго будем ждать? Твой боец струсил?
   -- Еще минуту, Бинвир! -- заорал в ответ князь. -- Как раз уговариваю его ограничиться десятком.
   Бинвир сплюнул и отвернулся. Торатис потер лоб ладонью.
   -- Я так полагаю, что от меня требуется дать согласие на войну с Западом.
   -- Вы можете это обещать? -- Левмир затаил дыхание, пытаясь разгадать выражение лица князя. Тот напряженно что-то обдумывал.
   -- Да, -- улыбнулся он вдруг. -- Пожалуй, да. Если вы убьете десять чемпионов Бинвира -- я предоставлю войско. Уговор. -- Протянул руку.
   Левмир ответил на пожатие, хотя на душе скребли кошки. Слишком хитро смотрел князь.
   -- Эй, кто-нибудь! -- Торатис обернулся к своим рыцарям. -- Дайте парню оружие.
   Никто не успел выполнить приказ. Топот копыт ворвался в разлившуюся перед боем тишину. Войско расступилось, пропуская двух белых лошадей.
   -- Айри? -- Князь едва зубами не заскрипел, увидев дочь.
   Княжна спрыгнула с лошади прежде, чем та остановилась. Подошла к отцу, бледная, решительная.
   -- Ты что устроил? -- Голос громкий, но не настолько, чтобы посвятить в семейные проблемы окружающих.
   -- Ты что здесь делаешь? -- Князь заговорил еще громче. -- Возвращайся домой, тебя это не касается.
   -- Только меня это и касается. -- Айри посмотрела на Левмира, опять повернулась к отцу. -- Боя не будет.
   Левмира отвлекли от перепалки. Он старался не обращать внимания на спутника Айри. Но Эмарис, спешившись, подошел к нему.
   -- Возьми. -- Протянул короткий меч в ножнах.
   -- Убирайся, -- ответил Левмир.
   Пальцы вонзились в плечо, стальной взгляд сковал волю.
   -- Слушай меня, сопляк, -- прошипел Эмарис. -- Со всеми твоими претензиями разберемся позже, когда выйдешь оттуда живым. А теперь взял меч и слушай внимательно. Ты очень быстр, но они очень хорошие бойцы. Скорость и сила -- все, на что ты можешь рассчитывать. Будешь бить -- бей насмерть, не вздумай сдерживаться. Никаких поединков, крутись, как юла. Чтобы у тебя не было иллюзий, подумай вот о чем. Здесь тело побежденного достается победившей стороне. Угадай, что они сделают с обезглавленным трупом, когда поймут, кто ты такой? Это я к тому, что собирать тебя по кусочкам и поить кровью с ложечки никто не станет. Поражение -- смерть. Усвоил?
   Левмир принял меч. Кивнул, с трудом отводя взгляд.
   -- Ну и с чего ты взялся мне помогать?
   Эмарис закрыл глаза, с трудом заставляя непослушные слова выбираться на волю.
   -- Мы -- вампиры, -- сказал он. -- А вокруг -- люди. Хватит такого объяснения? Старайся бить в горло острием. В этом преимущество меча, в отличие от сабли.
   От речи Эмариса на сердце стало только тяжелее. Левмир повернулся к Торатису и как раз застал окончание разговора. Айри ткнула пальцем в грудь отца:
   -- Если он умрет -- я убью того, кто нанесет удар. А потом -- тебя. И твоих драгоценных воинов -- столько, сколько сумею.
   -- Я тебе в этом помогу, -- сказал Эмарис, хмуро глядя на Торатиса. -- Князь помнит наш уговор.
   -- Уговор? -- вскинулся Торатис. -- Уговор -- не вмешивать вампиров в наши дела? А как насчет войны с Западом? Разве такой поворот не дает мне...
   -- Такого поворота в уговоре не было, -- отрезал Эмарис. -- Лишь только в голову тебе пришла эта мысль, ты должен был поговорить со мной, а не действовать в обход. Благодари Солнце и Реку, что твоя дочь оказалась мудрее. А теперь хватит разговоров. Пора начинать бой.
   Все замолчали. Ощущая на себя взгляды сотен глаз, Левмир стащил ножны с клинка, бросил их на землю. Меч, показавшийся легким после увесистого палаша, сверкнул в лучах набирающего силу солнца. Простая деревянная рукоять, ухватистая, на одну ладонь. Левмир сделал несколько взмахов, прислушиваясь к свисту воздуха. Чемпионы Бинвира засмеялись. Видимо, настоящий боец махал бы мечом как-то иначе. Левмир почувствовал, что краснеет. Глупое желание -- обидеться, бросить меч и уйти с гордо поднятой головой.
   -- Левмир! -- послышался голос Эмариса.
   Обернулся.
   -- Ты идешь, чтобы победить. Запомни.
   Кивнул. Бросил взгляд на Айри. Какая же она бледная, ладонь лежит на рукояти меча. Левмир заставил себя улыбнуться и получил в ответ чуть заметное дрожание губ.
   Пора.
   Расстояние, казавшееся огромным, стремительно сокращается. С каждым шагом страх сильнее, лица чемпионов -- злые, насмешливые -- все отчетливей. Как же избавиться от дрожи в руках и коленях? Очень просто. Раз -- и сердце не бьется. Будто холодной водой окатило. В голове ясно, а страх забился в уголок сознания и дрожит там.
   Остановившись в пяти шагах от вытянувшихся в цепочку чемпионов, Левмир одарил их улыбкой.
   -- Ты зачем себе зубы заточил, придурок? -- усмехнулся тот, что стоял напротив. -- Напугать думал?
   -- Нет, -- сказал Левмир, наслаждаясь чистым, ровным звучанием своего голоса. -- Если бы хотел напугать -- сделал бы вот так.
   Взмах рукой, -- и перед чемпионом взметнулось зеленое пламя. Рыцари прянули в разные стороны.
   -- Колдун! -- крикнул один.
   -- Режь скота!
   Левмир поднял меч против рыцаря, бегущего первым. В шею, или в раскрытое забрало... Но нет, никак не получится, чемпион уже наносит удар. Слева -- тоже опасность. Левмир прыгнул, и чемпионы, задрав головы, проводили его взглядами. Приземлился ближе к стану Бинвира, песчаная почва полетела из-под ног.
   Глаза разбежались. Десять противников рассыпались по ристалищу и окружали. Один отстал от остальных, и Левмир выбрал его. Еще прыжок, закончившийся в шаге от рыцаря. Безумный, испуганный взгляд сквозь прорези забрала -- для него-то Левмир просто исчез и появился рядом.
   Меч рванулся вперед, метя в прорезь. Рука готовилась ощутить сопротивление плоти, но в последний миг чемпион наклонил голову, и острие чиркнуло по гладкому шлему. Палаш обрушился сверху вниз, Левмир нырнул под него. Сталь просвистела над головой. Замах. Сильный, но бесполезный удар -- лезвие меча с гулким грохотом врезалось в металлический бок чемпиона. Издав стон, рыцарь упал. На доспехе появилась вмятина.
   "Никаких поединков", -- вспомнилось наставление Эмариса.
   Разворот, и лицом к лицу с другим чемпионом. Длинный палаш поднимается снизу, метя разрубить пополам. Что есть силы Левмир ударил по нему мечом. И меч переломился.

***

   Когда Левмира окружили, Айри обнажила меч. Он дрожал в руке, и Айри понятия не имела, сможет ли совладать с руками, когда придет время. Время убить отца.
   Торатис стоял рядом, хмуро глядя на битву. Почувствовав взгляд Айри, он убрал руку с эфеса, сжал кулак. Лицо его стало бледным, и Айри задрожала еще сильнее.
   -- Я убью тебя, клянусь Солнцем, -- прошептала, скорее пытаясь подбодрить себя, чем напугать отца.
   -- Знаю, -- отозвался князь.
   В глазах потемнело. Так вот оно как! Ее заманили в ловушку. Князь ищет смерти, жаждет искупления любой ценой. Смерть от ее руки будет для него счастьем. Айри застонала сквозь стиснутые зубы. Переполнившая ее ненависть не могла вырваться наружу. В правой ладони -- оружие, которому Айри привыкла поверять страдания. Оружие, которое теперь бесполезно.
   Что-то холодное легло на сжатую в кулак левую ладонь. Айри повернулась. Эмарис держал ее за руку.
   -- Уймись, -- сказал он. -- Если понадобится -- мы найдем способ заставить его страдать.
   Меч перестал трястись, лезвие опустилось. Как бы ни щипало в глазах, Айри выдержала взгляд Эмариса, кивнула. Холодные пальцы остались на горячем кулаке. "Таким должен быть отец, -- подумала княжна. -- Сильный, уверенный, и всегда рядом".

***

   Медленные, но выверенные удары становились все опаснее. Левмир потерял надежду вырваться из кольца, в которое попал по глупости, и теперь лишь уворачивался, чувствуя опасность даже затылком.
   Круг смыкался, сейчас его просто задавят, а вместо меча в руке -- бесполезный обрубок. Улучив момент, Левмир бросил его в одного из рыцарей. Остаток лезвия высек искры из решетки забрала, и рыцарь упал на спину. Левмир рванулся в образовавшийся просвет, навстречу что-то полетело. Рука, не дожидаясь вмешательства разума, схватила рукоять меча. Такого же, как сломанный. На вершине холма Эмарис стоял, держа за руку безоружную Айри. Должно быть, для наблюдателей все выглядело странно: меч просто появился в руке Левмира.
   Разворот. Лицом к лицу с тремя врагами. Цепкая память подкинула утреннюю драку в храме. Как двигалась Айри? Левмир попробовал подражать ей, добавив скорости. Тугие удары отдались в плечо, но рыцари отступили. Тогда как оставшиеся зашли с боков.
   "Идиот, -- проскрипел в голове голос Сардата. -- Как думаешь, почему все эти вампиры погибли в поселке?"
   Ответ на поверхности. Они сражались, как люди. Сильные, быстрые, но -- люди.
   Левмир прыгнул вперед, подошвы сапог коснулись лезвия сабли. Рыцарь не успел удивиться стоящему на его оружии врагу -- каблук врезался в забрало, вмял его внутрь, сломав нос. Прежде чем секундная опора потеряла устойчивость, Левмир прыгнул вновь. Легко и быстро он перескакивал с головы одного рыцаря на плечи другого, сыпал удары направо и налево. Крики, скрежет, хруст костей слились в неистовую музыку битвы. Левмир забыл о мече. Что проку от жалкой полоски стали, когда ты сам -- оружие!
   Улучив момент, Левмир бросил огненный шар, но рука дрогнула. Зеленое пламя рассыпалось по песку перед рыцарем, который, презрев страх, побежал в атаку. С мечом наперевес Левмир шагнул навстречу и ощутил сзади ужасную пустоту. Удар. Слишком поздно защищаться, никакая скорость не поможет.
   И в этот момент над Алой Рекой сверкнуло Солнце. Левмир успел улыбнулся, вспомнив дикий восторг с привкусом горечи, пережитый в сурии. Успел встретить взгляд далеких перепуганных глаз Айри. А потом мир разделился на десятки пестрящих картинок.

***

   Ладонь бестолково блуждала по поясу, не находя вожделенных ножей. Да и не помогут они. С такого расстояния не попасть в чуть заметную щель в доспехе. Холодные пальцы Эмариса сжались, но не ради поддержки. Вампир сам обратился в зрение, позабыв, где находится и чью руку держит.
   Левмир попался, и даже отсюда Айри поняла, что выхода нет. Слишком быстро, слишком неотвратимо движется зазубренное лезвие. Вот коснулось кафтана, еще миг -- и пропашет тело насквозь. Рядом с Айри тяжело выдохнул князь, кто-то из рыцарей зашипел сквозь плотно сжатые зубы...
   -- Да! -- Айри с визгом сорвалась с места, прыгнула, перекувырнувшись через голову. Тут же сообразила, что проделала кульбит в платье, но стесняться оказалось некого. Разве что приземление дракона могло отвлечь сотни пар глаз от поля битвы.
   Там кружила стая. Серые, с желтыми грудками птицы рассыпались в разные стороны, собрались за спиной не успевшего закончить движение рыцаря. На миг стая исчезла, появился Левмир. Рыцарь полетел вверх тормашками, а птицы уже стремились к следующему. Полыхнул огонь, послышались надсадные вопли. Побросав оружие, рыцари отступали, только двое не могли подняться с земли. Должно быть, там, в доспехах, их трясло от страха.
   Левмир появился между двумя войсками и зачем-то вонзил меч в землю до середины клинка. Княжна бросилась вниз.

***

   Левмир не успел понять, что остался на поле боя один, не родилось еще в голове сладкое слово "победа". Только что перед глазами мелькали блестящие спины убегающих рыцарей, и вдруг все исчезло, замельтешило. Ураган подхватил его, закружил, осыпал поцелуями лицо.
   -- Никогда больше так не делай, понял? -- кричала Айри. -- Я сама там чуть не умерла, пока смотрела. Когда этот замахнулся, а ты... А я... Ой.
   Лишь теперь княжна поняла, что на глазах у сотен людей обнимает и целует практически не знакомого человека. На глазах отца, который только что пытался убить не то его, не то себя. На глазах воинов, которые сегодня же распустят столько невероятных слухов, что к вечеру ими переполнится город. На глазах Бинвира, брак с сыном которого мог положить конец вековой вражде и создать могучий альянс. Дыхание сперло, слова застряли в горле, и Айри толкнула Левмира. А он, выстоявший против десятка чемпионов, упал рядом с мечом. Схватился за его рукоять, пытаясь удержаться. Щеки красные, в глазах недоумение. Да и сама Айри выглядела не лучше.
   Окончательно перерубив связующую нить, между ними тяжелым шагом прошествовал князь. Ни Айри, ни Левмир не удостоились взгляда.
   -- Бинвир! -- крикнул Торатис. -- Я хочу, чтобы ты ушел и забыл о деревне. Твое слово слышали все. Будь мужчиной и прими поражение.
   Бинвир сплюнул, на этот раз в сторону моря, а не Торатиса.
   -- Выставил колдуна и напоминаешь мне о чести?
   -- Хочешь битвы? -- развел руками Торатис.
   Еще один плевок. Бинвир отвернулся, махнул рукой.
   -- Уходим, -- сказал он воинам. -- Ноги нашей не будет на проклятых землях, где князья сватают дочерей за колдунов.
   Торатис медленно повернулся. Айри встретила и выдержала его взгляд, хотя сердце едва не разносило ребра в куски.
   -- Таков твой выбор?
   Айри повернулась, глядя на своих рыцарей. Обычно они срывались с мест и неслись поздравлять победившего чемпиона, но сейчас спускался только Эмарис. Остальные застыли, глядя на Левмира полными ужаса глазами. Победа оказалась с привкусом гнили.
   -- Я задал вопрос! -- Торатис заговорил громче. -- Ты сделала выбор?
   Глядя в его налитые кровью глаза, Айри сказала:
   -- Да.
   Левмир крутил головой, ничего не понимая, до тех пор, пока в ухо не вцепились холодные пальцы.
   -- Пойдем-ка, побеседуем, -- тихо сказал Эмарис.
   -- О чем? -- Встав на ноги, Левмир оттолкнул руку вампира.
   -- Считаешь, не найдем интересной темы?
   Две белые лошади стояли неподалеку. Левмир пошел к ним. Эмарис задержался, чтобы выдернуть меч из земли.
   -- Я буду ждать, -- тихо сказала Айри, когда Левмир проходил мимо. Он сбился с шага и кивнул.
   Глава 13
   Север
   Сон вновь выдался тревожным. Череда неясных образов, глаза Левмира горят алым огнем. Почему-то привиделся даже отец. Но перед самым пробуждением все затмил образ Айри. Ее смуглое лицо -- последнее, что увидела Ирабиль.
   -- Вставай. -- Кастилос потряс за плечо. -- Опять слезы?
   -- Отстань, -- проворчала И, отвернувшись. Прижала к глазам одеяло.
   Матрас качнулся -- Кастилос сел на край. Его рука опустилась принцессе на плечо, теперь не требуя, но утешая.
   -- Он придет.
   -- Откуда ты знаешь? -- поморщилась Ирабиль.
   -- Иначе быть не может. Почему ты сомневаешься?
   Ирабиль повернулась на спину. "Кошмар какой-то", -- подумала, глядя на участливое лицо Кастилоса. Сидит тут, будто отец. Да и отец нечасто позволял себе такое. Она могла по пальцам пересчитать подобные случаи.
   -- Ты ведь тоже видишь? -- спросила Ирабиль, борясь с желанием схватить Кастилоса за руку.
   -- Иногда, -- кивнул он. -- Мы все теперь связаны.
   -- А ты видишь там... Айри?
   Кастилос покачал головой.
   -- Кто это?
   -- Не знаю. Какая-то девушка. Она очень сильная, но несчастная. Я видела ее лицо, видела... Ее портрет.
   Последнее Ирабиль произнесла совершенно упавшим голосом. Да, портрет -- вот что еще запомнилось из беспорядочного сна. Карандашный рисунок, сделанный такой знакомой рукой.
   -- Ты ведь спала. -- Рука Кастилоса коснулась ладони принцессы. -- Не все, происходящее во сне, -- правда. Вспомни, что ради тебя пережил Левмир. А ты ради него? Думаешь, он не ценит этого? Я не могу представить такой силы, что сможет его задержать, особенно теперь, когда он -- вечный. Ну пускай там есть какая-то Айри. Что с того? Он вернется к тебе в любом случае. Такие как он не прячутся. Дошедший до Алой Реки не отступит.
   Уголки губ принцессы слегка приподнялись, глаза заблестели.
   -- Ну, вот и молодец. -- Высвободив руку, Кастилос щелкнул И по носу. -- А теперь давай, собирайся, солнце скоро сядет.

***

   Через городскую стену перебрались тайком. Без предупреждения Кастилос обхватил принцессу за талию одной рукой и прыгнул. Ветер свистнул в ушах, голова пошла кругом. Только оказавшись на земле, И вскрикнула.
   Проводив взглядом заходящее солнце, Кастилос повернулся к Ирабиль.
   -- Начнем.
   Сначала было интересно, потом -- смешно. А через пару часов принцесса выбилась из сил, выполняя все новые приказы.
   -- Попробуй задержать дыхание на выдохе, -- сказал Кастилос, когда И шлепнулась ему на руки с высокой ветки дерева, на которую он ее забросил.
   -- Будь я вампиром, раны бы так и так заживали, -- принялась капризничать Ирабиль. -- Ну остановлю я сердце, ну умру... Понятно, от меня только проблемы сейчас...
   -- Не смей так говорить, -- перебил Кастилос. -- Мне плевать, вампир ты, человек или телега с одним колесом. Этот путь мы проходим вместе, таков мой выбор. Изволь его уважать.
   Махнув рукой, И уселась в траву. Усталый задумчивый взгляд остановился на набухающей луне.
   -- Хотела бы я вечно жить на той полянке, -- прошептала И, когда Кастилос сел рядом. -- Чтоб никого и ничего вокруг, и чтобы не взрослеть никогда.
   Помолчав из вежливости, Кастилос спросил:
   -- Что за полянка?
   Улыбнулась.
   -- Где тебе морду били. Так приятно было посмотреть, что я засмеялась, а он обернулся. А я... Решила познакомиться. Смотрела на него и смеялась, как он рот открыл, глаза вытаращил. И сказать-то толком не может ничего, и сам из себя весь...
   Ирабиль обняла согнутые ноги, уткнулась в колени лицом, но от Кастилоса не укрылись ни слезы, ни улыбка.
   -- Знаешь, как я удивилась, когда он уйти отказался? У меня ведь все просто было: взять, да отвести его к соседям. Какая, мол, людям разница? А он взял и не послушался. Честное слово, хотелось к папе бежать, жаловаться.
   -- Ты была ребенком, вот и все, -- пожал плечами Кастилос.
   -- Дурой я была, вот и все, -- послышался ответ. -- Он на меня таращился, а я и рада. Так и радовалась, пока с той девчонкой его не увидела. Тогда страшно стало, а потом -- еще страшнее...
   Кастилос деликатно зевнул, глядя в сторону. Принцессе нужно выговориться, а ему -- выслушать. Только молча слушать не годится. Поразмыслив, Кастилос задал вопрос:
   -- Почему ты решила с ним бежать? Были ведь варианты. Объяснить все и оставить в деревне после суда. Ну, или привести его во дворец. Думаю, Эмарис не отказал бы в просьбе сохранить жизнь одному мальчишке, а то и взять его в услужение.
   Принцесса подняла голову, отерла слезы.
   -- Каждый раз, как я просила о чем-то отца, мне казалось, я краду это у мамы. Он смотрел на меня, хотел видеть меня, а видел ее. Знаешь, с чего все началось? Я волосы обрезала, чтоб не быть на нее похожей. Таким я его еще не видела, так он никогда не кричал. Даже Аммит не сумел его успокоить. Я сбежала. Превратилась в волка. Всю ночь по лесу носилась, рассвета не заметила. Вообще хотела так навсегда и остаться. А потом лапа в бревне застряла. Мальчишки набежали, давай палками бить. А я смотрела на них и думала: хоть бы убили, все равно ведь никому не нужна. Вдруг пришел Левмир. Прогнал их.
   -- Об этом я не знал, -- сказал Кастилос, с неподдельным интересом глядя на Ирабиль.
   -- А я тогда вообще ничего не знала. Аммит и Акра помогали мне, потому что любили меня. А этот мальчишка просто взял и спас волчонка. Почему? Зачем? Потом только поняла, зачем. Он все знал уже тогда, пусть и не понимал. А мне два года понадобилось.
   Кастилос улегся на спину, ладони сцепились за головой, взгляд утонул в звездном небе. Близок час встречи с Ливирро, надо бы вернуться, но...
   -- Ты ведь не хочешь сказать, что Левмир влюбился в волчонка. Так о чем ты говоришь?
   Когда И повернулась к нему, Кастилос вздрогнул. Глаза девушки сверкнули зеленым огнем. Был этот краткий, непередаваемый миг, когда Кастилос ощутил рядом вампира, преданного одной великой страсти. Всего лишь миг, которого принцесса даже не заметила, но Кастилосу хватило его, чтобы понять: ничего он не добьется. Вечность принцессы в руках другого. Помоги ему Река донести ее, не растеряв по дороге.
   -- Это тайна, -- сообщила Ирабиль. -- Даже он сам не знает. Но тебе расскажу, если пообещаешь тоже мне потом кое-что рассказать.
   -- Обещаю, -- улыбнулся Кастилос.
   Ирабиль упала рядом, на расстоянии вытянутой руки. Замерла, сложив ладони на животе.
   -- Слышал ведь старую историю о вампире, который попался в плен к людям?
   -- Я-то слышал, а вот тебе как не стыдно? Такие истории под запретом.
   -- А я откуда знала? Слуги часто ее пересказывали, и многие другие тоже. Помнишь, когда вампиру пришлось бежать, днем, он бросал огонь в преследователей? А одна девушка поймала огонь, и он ей не навредил. Отгорел и погас. Вампир и человек сбежали вместе. Никто их больше не видел, даже имен не запомнили.
   -- Красивая сказка, -- сказал Кастилос. -- Человек, усмиривший огонь вампира... Бред.
   -- Не-а, не сказка. И не бред, -- мотнула головой Ирабиль.
   Кастилос попытался пожать плечами, но не сумел пошевелиться от пронзившей его мысли. Ступор быстро прошел. Кастилос рывком сел, изумленный взгляд -- на улыбающемся лице принцессы.
   -- С ума сошла? А если бы он сгорел?
   Улыбка померкла.
   -- Я в него огнем не кидалась, -- пояснила Ирабиль. -- Просто показала. А он подержать попросил. Я передала, будто свечку. Не задумалась даже. Потом уж вспомнила, что он -- человек, а волшебный огонь -- не свечка. Ну и сказку эту вспомнила. Тогда все стало ясно.
   -- Все-то у вас как в сказке, -- с досадой сказал Кастилос. -- Тут повезло, там совпало. Вот возьмут, да и закончатся все чудеса -- что тогда?
   -- Новых натворим! -- засмеялась И, легко вскакивая на ноги. -- Ведь мы -- сказка этого мира! А я -- осколок зеленого стеклышка. А он -- маленький кусочек солнца. А ты, Кастилос Вэссэлот, храбрый воин, правда, нудный. Немножечко. Капельку. -- Подняв незабинтованную руку, И сокращала расстояние между большим и указательным пальцами, пока Кастилос не улыбнулся.
   -- Ладно, чудо, спрашивай, чего хотела.
   -- Говори, где косы заплетать научился! -- выпалила И.
   Она тут же содрогнулась. Думала услышать веселую историю, но лицо Кастилоса странным образом окаменело.
   -- Подловила, -- нехотя признал он. -- Что ж... У меня тоже была любовь.
   -- Как ее звали? -- спросила И, когда Кастилос замолчал.
   -- Эмкири.
   -- Чего? -- Ирабиль захлопала глазами. -- Та самая?
   -- Она жила в лесу, она охотилась, она звала себя Эмкири. Что еще я могу сказать? Я жил с ней почти год, пока она не наигралась.
   -- А потом?
   -- Потом я ее убил.
   -- Что? -- Ирабиль подпрыгнула на месте. -- Ту самую Эмкири? Ты, баронет?!
   -- Человек, -- поправил Кастилос. -- Глупый мальчишка, однажды увидевший в лесу прекрасную девушку, которая поманила за собой. Знакомая история, да? Хотел рассказать Левмиру, но тогда... Сложно, в общем, все было.
   Ирабиль смотрела на Кастилоса. Луна светила ему в спину, человеческие глаза принцессы могли ошибаться, но казалось, что по щекам его текут слезы.
   -- Почему ты убил ее? -- прошептала И.
   -- Я же сказал. -- Ровный голос Кастилоса не дрогнул. -- Эмкири наигралась со мной.
   Ирабиль стояла с раскрытым ртом, глядя на Кастилоса, которого, оказывается, не знала вовсе.
   -- Муха залетит, -- улыбнулся Кастилос. -- Закрой рот и попробуй задержать дыхание. На выдохе. Не получится -- идем в гостиницу.
   Голос стал веселым, развеял тяжелое впечатление от рассказа. Притворившись, будто не слышала жуткой истории, И опустила голову и руки, став похожей на подвешенную тряпичную куклу. Воздух вырвался из груди со смешным писком.
   -- Понятно все с тобой, -- засмеялся Кастилос. -- Готовься, прыгаем.

***

   Дверь в номер оказалась открытой. Внутри горели свечи. Роткир развалился в кресле с бокалом чего-то светло-коричневого. На столике -- бутылка темного стекла.
   -- Осматривали достопримечательности? -- Роткир махнул бокалом в знак приветствия.
   -- Разумеется, -- сказал Кастилос, закрывая дверь. -- Здание сортира возле кабака в лунном свете просто великолепно. Подумываю написать серию картин "Ночной Варготос".
   Принцесса успела забежать на свою часть комнаты, прежде чем согнулась от смеха. Варготос действительно не поражал красотой. Должно быть, когда-то отдельно стоящие величественные каменные здания действительно производили впечатление, но теперь их не видно за миллионами деревянных пристроек, в которых ютились свободные люди.
   -- Не слишком-то вежливо, -- заметил Роткир. -- Знаешь ведь, в какой ситуации мы оказались.
   -- Пока нет. -- Ирабиль слышала голос Кастилоса, его шаги, но сама сидела на кровати, глядя на букет. Почему Роткир опять здесь? Неужели Кастилос прав?
   -- Нет? -- Роткир, судя по звуку, поставил бокал на стол. -- Где ж ты был последние годы?
   -- В местах похуже. Что ты здесь забыл?
   Заговорили тише. Ирабиль не пыталась прислушиваться. Подошла к окну, раздвинула занавески. Редкие фонари освещали узкую улочку, по которой крались шатающиеся тени. Кажется, весь город с заходом солнца погружался в алкогольный кошмар. Водя пальцем по стеклу, И вспоминала Левмира. Да, он вернется, рано или поздно, и тогда остальное станет неважным. Но все же... Где в этом мире место для них двоих? Среди вампиров? Среди людей? Тошнит и от того, и от другого.
   Постучав по бумажному экрану, Кастилос вошел на половину принцессы.
   -- Мне нужно... -- начал он, но осекся, увидев поникшую у окна девушку. -- Что случилось?
   -- Я умру, -- прошептала Ирабиль.
   Кастилос остановился у нее за спиной.
   -- Надеюсь, не прямо сейчас?
   Рука скользнула по стеклу и упала на белый подоконник.
   -- Состарюсь и умру. Как человек.
   Кастилос зажмурился, лицо исказила страдальческая гримаса. "Делай свое дело, -- сказал сам себе. -- Сначала -- дело, потом -- страх и все остальное". Осторожно обнял принцессу, ощутил, как сперва напряглось, а потом расслабилось худенькое тельце.
   -- Тебе шестнадцать, -- прошептал Кастилос. -- Ты еще только расцветаешь.
   -- Еще эти три года, -- всхлипнула она. -- Даже такую мелочь просто украли!
   -- Я не буду тебе говорить, что все к лучшему, потому что не люблю лгать. Не знаю, почему Река поступила с тобой так. Я мог бы дать тебе свою кровь, но, боюсь, что ничего не выйдет, а ты совсем потеряешь надежду. А надежда есть.
   -- Ну и где она? Я только темноту вижу.
   Ближайший к гостинице фонарь мигнул и погас, улица погрузилась во мрак. Кастилос посмотрел на фонарь, и огонь загорелся вновь, ярче прежнего.
   -- Может, не туда смотришь? Есть вещи хуже тьмы, хуже смерти.
   -- Ничего хуже смерти нет. С Той Стороны не вернуться. Никакой надежды, ничего больше не будет.
   Кастилос ткнулся носом в макушку принцессы.
   -- А когда я стану старой, он меня бросит, -- продолжала она.
   -- Не бросит, -- вздохнул Кастилос.
   -- Ты-то откуда знаешь?
   -- Ты знаешь, а я напоминаю, балда. Никто тебя не бросит. Если тебя это утешит, обещаю: разобравшись с Эрлотом, я лично займусь твоей проблемой. Если понадобится дойти до Реки еще раз, чтобы получить ответ -- дойду.
   Ирабиль грустно усмехнулась.
   -- Разобравшись с Эрлотом... Просто все как. А потом -- зачем я тебе буду нужна? Зачем зеленый осколок? Когда битва закончена?
   -- А зачем храбрый воин?
   Тихий вздох. Кастилос убрал руки. Больше она не плакала, и на том спасибо.
   -- Мне нужно встретиться с Ливирро. Роткир здесь, чтобы тебя охранять. Оставить его в номере, или пусть сидит за дверью?
   -- Оставь, -- сказала Ирабиль.
   -- Я быстро, -- пообещал Кастилос. -- Постарайся не умереть до моего возвращения.
   Он открыл окно, в комнату вполз прохладный воздух. Ирабиль проводила взглядом стаю летучих мышей. Прикрыла окно, не запирая. Села на кровать.
   -- Улетел, да? -- Голос Роткира.
   -- Ага, -- отозвалась Ирабиль.
   -- Будешь спать?
   Посмотрела на букет, нахмурилась. Сказать "да"? Притаиться в постели, ждать возвращения Кастилоса... От этой мысли стало дурно. Вышла к Роткиру, уселась в кресло напротив.
   -- Хочешь? -- Роткир кивнул на бутылку.
   -- Нет, -- мотнула головой принцесса. -- Почему здесь все только и делают, что пьют?
   Роткир вздрогнул, рука застыла, не донеся бокал до губ.
   -- Ну, знаешь... Все эти забулдыги на улице пьют от безысходности, а я -- просто... Ну, как бы...
   -- Жизнь и так короче не придумаешь, а вы не знаете, как бы проспать ее, в себя не приходя.
   Покрутив бокал перед глазами, Роткир вернул его на стол. Прищурился, изучая лицо не то раздосадованной, не то просто грустной рыжей девчонки.
   -- Я видел жизнь. Так близко и ясно, что никаких иллюзий не осталось. Теперь могу себе позволить иногда поспать.
   -- Приятных снов, -- проворчала И, забираясь в кресло с ногами. Надменное выражение лица Роткира не вызывало ничего, кроме скуки.
   -- А ты знаешь, каково это -- в глаза смерти смотреть?
   -- Знаю, -- сказала Ирабиль. -- А ты?
   -- Да что ты видела? -- отмахнулся Роткир. -- Меня вот с Той Стороны буквально вытащили. После такого...
   Он тщетно высматривал на лице собеседницы признаки хоть малейшего интереса. Закончить фразу не сумел, мысль заблудилась.
   -- А я знаю людей, которые смотрели в глаза смерти и шли вперед. И смерть бежала от них.
   -- Ты о своем брате? -- Роткир пожал плечами. -- Так он ведь вампир.
   -- Я говорю о человеке, который за один день проживал больше, чем ты за всю жизнь.
   Сложила руки на груди, сжалась в комок, голова на одном подлокотнике, ноги упираются в другой.
   -- Никаких цветов он мне не дарил, и не выпендривался, какой он несчастный.
   -- Ну и где же он теперь?
   -- Не твое дело.
   -- Не мое. А говорить не хочешь. Наверное, нашел ту, которой цветы хочется дарить.
   Судорога пробежала по телу. Ирабиль стиснула зубы, а перед глазами опять встало ненавистное лицо из сна. Айри.
   -- Замолчи. -- Голос вышел хриплым, И откашлялась. -- Можешь помолчать?
   -- Не-а, -- отозвался Роткир. -- Но могу сменить тему. Вижу, южных красоток романтический образ раздражает. Все, забыли. Старый добрый весельчак Роткир к вашим услугам. В карты играешь?
   Принцесса подняла голову. На столе образовалась замусоленная колода. Мать Сардата, Дорла, научила И нескольким играм, пока лежала с больной спиной.
   -- Немножко.
   -- Ну так чего время терять? -- Роткир ловко перетасовал карты. -- На желание?
   -- Только желание вперед говорим!
   -- Так скучно...
   -- Ничего, я поскучаю.
   Восток
   Лошадей бросили у забора.
   -- Не убегут? -- Левмир задержался возле калитки.
   -- Беспокоишься об имуществе того, кто хотел твоей смерти? -- Эмарис стоял на тропинке, через камни которой пробивалась сорная трава.
   -- С чего бы князю желать...
   -- Могу предоставить не меньше трех причин. Хватит любоваться, пошли в дом.
   Но Левмир не торопился. Указал на лошадей.
   -- Они напоминают мне о Голубке.
   -- О ком? -- скривился Эмарис.
   -- Так И назвала лошадь, на которой ехала после того как мы ушли из поселка. Она очень ее любила. Давай заведем их.
   -- Ко мне в сад?
   Левмир просунул голову в калитку, окинул взглядом заросли и усмехнулся:
   -- Если слопают хоть немного сорняков, скажешь им спасибо.
   Эмарис махнул рукой, мягкие туфли зашуршали по дорожке. Лошади оказались на удивление покладистыми, Левмир просто поманил их за собой, и они вошли. Эмарис наблюдал, стоя на крыльце.
   -- Вот об этом тоже надо поговорить.
   -- О лошадях? -- повернулся Левмир.
   -- О том, почему они тебя слушаются. И о том, кто ты вообще такой.
   -- Я из деревни. Забыл?
   Шагая к дому, Левмир подумал, что, познакомившись с отцом И при других обстоятельствах, вел бы себя иначе. Обращался на "вы", смущался.
   -- Чему улыбаешься? -- поморщился Эмарис. -- Не надо думать, что я хоть на секунду допущу мысль ввести тебя в свой дом. Чего встал?
   Левмир застыл на пороге, тогда как Эмарис уже миновал прихожую.
   -- Твой дом...
   -- Я не это имел в виду!
   -- Знаю, -- улыбнулся Левмир, переступив порог. -- Просто издеваюсь.
   Дверь закрылась. Эмарис буравил взглядом стоящего перед ним парня.
   -- Издеваешься, да? Соображаешь, над кем?
   -- Над человеком, который бросил дочь, и теперь так в этом раскаивается, что не может поделить свою любовь между мной и Айри. Что? Я видел, как ты держал ее за руку. И не поверю, что ты решил мне помочь лишь потому, что мы здесь -- единственные вампиры. Так что хватит корчить страшные рожи. Ты, вроде, хотел поговорить о лошадях.
   Протиснувшись мимо Эмариса, Левмир оказался в просторной комнате, залитой солнечным светом. Грязный ковер непонятного цвета на полу, пара кресел. Вдоль стен зачем-то стоят мрачными силуэтами выпиленные из дерева человеческие фигуры с нарисованными на груди кругами. Но большую часть комнаты занимает стол -- огромный, заваленный железками и бумагами. Левмир не успел рассмотреть толком -- из прихожей послышался грохот. Судя по всему, сломался меч.
   Войдя в комнату, Эмарис швырнул обломок на стол.
   -- Надо больше крови, -- прошипел сквозь зубы.
   -- Для чего? -- спросил Левмир.
   -- Если я сейчас начну тебе рассказывать о вампирах все, что тебе следовало знать, -- суток не хватит. Сядь.
   Левмир опустился в кресло, Эмарис уселся напротив, смерил гостя взглядом.
   -- Для начала расскажи, как тебе удалось превратиться днем.
   Эмарис не сводил глаз с лица Левмира и заметил, как что-то промелькнуло в его глазах. Что-то похожее на удивление.
   -- Не знаю, -- сказал Левмир. -- А это совсем невероятно? Честно сказать, я не так много знаю о вампирах. Только со слов И...
   -- Не надо так ее называть при мне! -- Эмарис ударил кулаком подлокотник. -- Для тебя она -- принцесса Ирабиль Виллеран.
   -- Если она сейчас для кого и принцесса, так это для меня, -- кивнул Левмир. -- А что такое Виллеран?
   Эмарис махнул рукой.
   -- Наше родовое имя. Впрочем, она его и не знала, должно быть. Возвращаясь к вопросу: да, это необычно. Вампиры днем теряют большую часть сил. Превращения, например, недоступны. Кроме того, во что ты превратился?
   Снова на лице Левмира появилась эта дурацкая смущенная улыбка, за которую Эмарис хотел его убить.
   -- Разве не в летучих мышей?
   -- Ты превратился в птиц. Я никогда не видел ничего подобного, потому и спрашиваю: кто ты такой? Спокойно останавливаешь и запускаешь сердце, не нуждаясь в крови, превращаешься в непонятно что средь бела дня.
   Пальцы Левмира беспокойно барабанили по кожаному подлокотнику. Глаза, отражающие солнечный свет, казалось, сияли. Пожалуй, парня можно назвать красавцем. Можно даже поверить, что в него умудрилась влюбиться Ирабиль...
   -- Сегодня Айри водила меня в сурию, -- сказал Левмир, глядя в окно. -- Ты не бывал там?
   -- Нет, -- покачал головой Эмарис. --Не тот возраст, чтобы интересоваться достижениями человеческой фантазии. Но я знаю, о чем ты говоришь. Продолжай.
   -- Было странное чувство. Как будто Река внутри меня испугалась. Она пыталась остановить меня, но... Я вошел. Услышал слова жреца. О том, как появились вампиры. В этот момент, когда взошло солнце, что-то переменилось. Я понял... Что меня обманули.
   -- О каком обмане речь?
   Левмир поднялся с кресла, прошелся по комнате, заложив руки за спину. Взгляд Эмариса следовал за ним неотступно.
   -- Алая Река не дает счастья, -- сказал Левмир неуверенным тоном, будто сам еще не свыкся с такими мыслями. -- Она делает оружие. Из людей. Против людей. Я стал таким оружием. Непонятно лишь, почему Река подсказала мне, как бороться с Эрлотом...
   Эмарис закрыл глаза. Слова, эти горькие слова, что неоднократно произносил Освик. Все отмахивались от старого безумца, даже Эмарис.
   -- Я не помню себя человеком, -- сказал он тихо. -- Никто из нас не помнит. Может, все так, а может, люди ошибаются.
   -- Почему тогда Река боялась сурии? -- Левмир повернулся, и от его солнечного взгляда Эмарис почувствовал себя неуютно. -- Что вообще может напугать такую силу?
   -- Может быть, то, что дало тебе другую силу. Ту, благодаря которой ты превращаешься днем.
   Левмир остановился возле стола, глядя на Эмариса.
   -- О чем ты?
   -- "Человек, ставший вампиром, чтобы остаться человеком", -- прошептал Эмарис. -- Полное безумие, но... Пожалуй, что-то в этом есть.
   -- Не понимаю, -- покачал головой Левмир. -- Впрочем, какая разница? Я должен вернуться на Запад, кем бы я ни был.
   Говоря, он вытащил из груды железа на столе нечто, напоминающее самострел. Пощелкал рычажками, пытаясь разобраться. Эмарис подошел к нему, и Левмир отдал оружие.
   -- Мое маленькое увлечение, -- сказал Эмарис, вставляя в пазы массивный барабан. -- Не мог сидеть без дела. Сначала хотел написать книгу, но не подружился с пером. Потом пытался заниматься садоводством, но... В общем, ты видел. На то и на другое ушло по году. Третий год посвятил оружию. Что-то начало получаться. Оцени.
   Он направил самострел в одну из мишеней. Нажал спусковой крючок и одновременно повел рукой слева направо. С невероятной скоростью, одна за другой, вылетели двенадцать стрел, поразив каждую мишень точно в центр.
   -- Если приноровиться, можно убивать людей толпами. А вот так... -- Эмарис поставил новый барабан и перевел рычаг в другое положение, -- получится удивить противника посерьезнее.
   Самострел дернулся в руках, и двенадцать стрел грянули в мишень с такой силой, что по дереву пробежала трещина.
   -- Противник посерьезнее -- это вампир? -- спросил Левмир, с уважением глядя на оружие. -- То есть, ты...
   Эмарис бросил самострел на стол и опустился в кресло. Лицо его снова приняло усталый вид.
   -- Я просто делаю оружие. А ты? Ты ведь не воевать торопишься. Хочешь найти ее и...
   Левмир покачал головой.
   -- Я готов был воевать до смерти и после смерти. Знаешь, за что?
   -- Люди, -- усмехнулся Эмарис. Едва успел поймать самострел, которым Левмир запустил в него.
   -- Дурак проклятый! -- крикнул Левмир. -- Именно так бы она тебя и назвала. За нее я готов был драться. Вцепиться в глотку Эрлоту, который убил ее отца. Пусть на его руках -- кровь моих родителей, но даже это я мог бы забыть, ради нее. Но только -- не видеть каждый день эту грусть в ее глазах. Не ощущать себя слабаком, неспособным отомстить за ее утрату. Теперь... Как ей объяснить, что Эрлот даже не враг? Как ей сказать, что ее не обокрали, а предали?
   Левмир ожидал взрыва негодования, но Эмарис только наклонил голову. Самострел лежал у него на коленях, будто кошка, пришедшая утешить загрустившего хозяина.
   -- Как она? -- донесся до Левмира тихий голос.
   -- Ей много пришлось пережить, -- сказал Левмир. -- Но она... Она осталась собой. Думаю, ты понимаешь, о чем речь.
   Эмарис кивнул. Рука, лежащая на самостреле, задрожала.
   -- С армией или без, но я пойду с тобой, -- прошептал Эмарис. -- Ликуй. Хотя бы одну страшную силу с Востока ты приведешь. Как только вернутся летучие мыши...
   -- Какие мыши? -- нахмурился Левмир.
   -- Которых я послал на Запад пару месяцев назад. Что смотришь? Моя дочь только начала постигать свои способности, когда решила выбрать человеческий путь. Ей, как и тебе, еще многое предстоит узнать.
   Глава 14
   Север
   Кастилос обнаружил высокую башню у южной стены Варготоса. Стая летучих мышей пролетела над засыпающим городом, описала круг над смотровой площадкой и спикировала на один из зубцов. Тут же из облачка тумана, зависшего над соседним зубцом, образовался Ливирро.
   -- Ты что, выпить по пути заглянул? -- проворчал граф.
   -- Извини, -- развел руками Кастилос. -- Девочки-подростки -- не самая легкая ноша. Знаешь, каково это, когда каждые три минуты тебя то мешают с грязью, то признаются в любви, то выливают на голову ушат слез по поводу близкой старости?
   -- Да, у меня были фаворитки нежного возраста, -- усмехнулся Ливирро, глядя не на Кастилоса, а далеко вперед, туда, где у самого горизонта, за чернеющей громадой завода, начинался лес.
   Кастилос проследил за его взглядом. В прошлый раз, когда он заходил сюда четыре года назад, завод светился множеством огней, теперь же, казалось, умер.
   -- Он все уничтожил, да?
   Ветер здесь, наверху, ревел немилосердный, но чуткие уши вампиров различали каждый звук, даже слово, произнесенное шепотом, не могло умереть безвестным.
   -- Медленно и с удовольствием. Завод пострадал больше всего, оттуда никого не удалось спасти. Эти сволочи ударили днем, когда люди работали. А по деревням пошли ночами.
   Кастилос покачал головой, даже не пытаясь представить, какую битву пришлось выдержать графу и его приближенным. Битву за то, чтобы сохранить живыми хоть немного людей.
   -- Соображаешь, что это -- собрать такую прорву в одном городе? В первый год они жрали друг друга, пока не удалось хоть что-то наладить. Целый квартал уничтожила чума. Тогда-то Эрлот и выделил своего "помощника".
   -- А стена? -- Кастилос надеялся сменить тему, говорить на которую графу явно тяжело, но не преуспел.
   -- Хуже всего людям не без еды, а без работы, без цели. Пришлось эту работу выдумать. Два года строили стену у себя в головах. Я запретил вампирам помогать. Погоди...
   Ливирро воздел руку, на ладони вспыхнул огонь. Кастилос прищурился, вглядываясь в маленькие черные точки, почти не видные на фоне такого же черного неба.
   Граф взмахнул рукой, и огненный шар полетел вдаль, превращаясь в крошечную искорку. Вспышка, и черных точек стало на одну меньше. Они почти достигли леса, когда вспыхнуло еще четыре раза.
   -- Пять штук. -- Граф поцокал языком. -- Хорошо. Ребята не подкачали, значит, чисты. А теперь о плохом.
   Ливирро прыгнул, и Кастилос посторонился, уступая другу место на зубце.
   -- Когда ты вчера столь благоразумно рассказал о себе стражникам, Ринтер послал мышей в Кармаигс, я ничего не успел сделать. Сегодня он выслал еще пяток, а это значит, он решил что-то добавить. Не угадаешь, что это может быть?
   Кастилос понурился:
   -- Маскарад ни к черту...
   -- Надеюсь, Ринтер не заметил уничтожения мышей, -- кивнул Ливирро. -- Ладно, не унывай, ты все сделал правильно. С принцессой Ирабиль здесь все равно пришлось бы хлебнуть больше горя, чем с твоей сестрой Ирией. Скажи лучше, что намерен делать?
   Кастилос сел на краю зубца, свесил ноги над темнеющей бездной. Далеко внизу -- редкие огоньки Варготоса. Четыре года назад огней было гораздо больше.
   -- Я пришел сюда не только чтобы дать девчонке отдых. Я надеялся на тебя. Согласишься ли ты выйти из тени, если я скажу, что впереди -- война? Не жалкая попытка отстоять кусочек прежней жизни, а Великая Война, итог которой перевернет все?
   -- И что за силы столкнутся? -- Ливирро смотрел равнодушно. -- Нет, про Эрлота можешь не рассказывать. Я знаю, что он за три года сделал из оравы бесполезных баронетов настоящую армию. Знаю, что лучшие бойцы разлетелись по графствам и обучили баронетов там. Знаю, что все перворожденные графы, каждый из которых может уничтожить легион, встанут за короля. Единственное, чего я не вижу, дорогой друг, так это силы, которая может ударить в ответ. Или ты надеешься решить все поединком с Эрлотом?
   -- Я мечтаю о поединке с Эрлотом. Его кровь и отрубленная голова снятся каждую ночь. Но ты прав, армия нужна. Поэтому я к тебе и обращаюсь.
   Ливирро извлек из кармана пробирку и осушил ее. Повертел пустую склянку между пальцами, бросил вниз. Разбилась, не долетев до земли -- порыв ветра брякнул ее о башню.
   -- Двадцать четыре графа, Эрлот и прекрасно обученная армия баронетов, -- сказал Ливирро. -- Добавим еще берсерков, от которых никто не знает, чего ожидать в случае войны. И ты обращаешься ко мне. Я польщен. По-твоему, у меня в подвале завалялась сотня перворожденных вампиров, недовольных режимом Эрлота? Дорогой друг, ты, боюсь, не понимаешь. Вся моя "армия", даже возглавь ее мы с тобой, не справится и с одним Эрлотом.
   -- Я дважды дошел до Реки, -- напомнил Кастилос.
   -- А он родился из нее. И уже был стар, когда император Киверри изнасиловал невинную девчонку на глазах у родителей. Да, Кастилос, я сейчас говорю о своей матери. Говорю о себе, о наивном дурачке, что надеялся отомстить императору так же, как ты сейчас. Но я пал. Так же, как пали Эмарис, Атсама, Каммат, Варрэл, Аммит -- сильнейшие из сильнейших. И только Эрлот, схватившись с Киверри, смог выстоять и повергнуть его в прах.
   -- Если все настолько плохо, то ради чего же ты играешь с ним в жмурки? Надеешься, он забудет и простит?
   -- Нет, -- покачал головой Ливирро. -- Видишь ли, я хочу бежать. Трусливо и подло бросить Западный мир на растерзание Эрлоту и бежать на солнечный Восток, со всеми своими людьми. У нас есть знания и силы, думаю, мы сможем поладить с тамошними владыками. А со временем -- как знать? -- быть может, сумеем создать армию, способную противостоять Эрлоту. Впереди вечность.
   Когда Кастилос опустил голову, графу показалось, будто он плачет. Но ветер подхватил и завертел вокруг башни заливистый смех.
   -- Прекрасно, Ливирро, великолепный план! -- Кастилос несколько раз хлопнул в ладоши. -- Мне правда очень нравится. Только вот... Видишь ли, если я все правильно понимаю, Восток сейчас идет сюда.

***

   -- Иногда судьба просто раздает нам плохие карты, -- заметил Роткир, когда принцесса бросила на стол внушительных размеров веер. -- Ничего не попишешь. Семь-ноль.
   -- Дурацкая игра! -- надулась принцесса. -- Больше играть не буду. Никогда.
   -- Да ладно! -- Роткир собрал карты и ловко перетасовал. -- Ты так злишься, будто на щелбаны играли. Ну не хочешь гулять -- не надо, ладно, забыли. Долг, конечно, платежом красен, но девчонкам простительно.
   Спрятав лицо в ладонях, И боролась с желанием крикнуть: "Не хочу! Не надо!" Зачем только согласилась? Сама ведь настояла, чтобы сразу желание загадать, сама и согласилась на "часик погулять". Как будто кто другой вместо нее брякнул "да", а как опомнилась -- поздно, первый раз уж продула.
   -- Я не обижусь, вот честное слово! -- Голос Роткира стал еще мягче. -- Слушай, моя задача -- за тобой присматривать, пока твой брательник дела решает. Я могу вообще молча в углу сидеть и присматривать, хочешь -- угол выбери, только про бутылку больше ужасов не рассказывай.
   Не поднимая головы, И прикусила губу. Отчего же так стыдно? Никогда так стыдно не было, как сейчас. Будто к ней как ко взрослой отнеслись, а она себя как малышка несмышленая ведет. Ну что такое, в самом деле, этот "часик"?
   Принцесса показала Роткиру ставшее пунцовым лицо. Роткир, правда, смотрел куда-то в сторону и хмурился, будто вот-вот разревется и убежит. От этой мысли сердце принцессы дрогнуло.
   -- Ну и где мы будем гулять? -- Она попыталась улыбнуться.
   Ответа Роткира она сперва не расслышала. Вернее, не захотела в него поверить. А когда вновь раскрыла рот, он повторил громче:
   -- Заткнись.
   Ветер обиды налетел и стих, уступив место испугу, когда стол вместе с картами и бутылкой отлетел к окну. Роткир вскочил на ноги, двигаясь быстро, быстрее, чем положено человеку. Стремительный бросок, и его пальцы сжимают запястье принцессы. Рывок -- спиной она ударилась в стену, каким-то чудом перелетев через спинку кресла.
   -- Что... -- Возглас превратился в писк. Роткир прижался спиной к принцессе так плотно, что она не знала, от чего же кружится голова -- от того, что сдавленной грудью почти не получается вдохнуть, или от этой немыслимо-дерзкой близости.
   Вскинула руки -- оттолкнуть, отбросить! -- но замерла, коснувшись плеч Роткира. Руки задрожали.
   Из-за экрана, отделившего основную часть комнаты от спальни принцессы, поверх него, под ним просачивались густые, как вата, струи тумана. Роткир шевельнулся, и в правой его руке блеснул большой, хищно изогнутый нож. Пока еще бесполезный.

***

   -- Так. -- Ливирро выпил еще одну пробирку и с силой бросил ее вниз. На этот раз она долетела до земли, проскользнув между порывами ветра. -- Значит, вот какой ваш великий план. Притащить Эрлоту столько жратвы, чтобы он лопнул. Попробую найти слабое место. А что если он... Ну, не сразу все съест? Оставит на черный день?
   -- Я понял. Ты не собираешься вступать в войну. Оставим это.
   -- Кастилос! Я хочу, чтобы ты проснулся. Никакой войны нет и быть не может. Приди с Востока Тысячи Тысяч, они падут, не дойдя до Кармаигса, или сдадутся. Ну как мне тебе объяснить, что вампиры не ведут войны подобно людям? Несчастные даже не успеют понять, что их убивает.
   Но Кастилос смотрел в сторону гостиницы, всем видом показывая, что утратил интерес к беседе.
   -- Любопытный у тебя паренек, Ливирро. Я его сегодня чуть-чуть испытал. Складывается впечатление, будто он не знает.
   -- Не знает. И не узнает, пока я не сочту нужным.
   Кастилос покачал головой, обдумывая ответ.
   -- Удивительные дела творятся в Варготосе. И что, никто не догадывается? Ринтер?
   Ливирро улыбнулся.
   -- Ринтер слишком прямолинеен, чтобы раскусить подобную интригу. К тому же я стараюсь не оставлять их наедине. Роткир -- мое секретное оружие, на всякий случай. И я надеялся скоро его использовать. Но теперь появилось оружие посильнее.
   Кастилос взглянул на графа с любопытством.
   -- Да-да, дорогой друг. Речь о тебе. Я хорошо вас принял, вы сыты и одеты, облачение, подобающее статусу, поспеет со дня на день. Не хочешь оказать ответную услугу?
   -- Все зависит от того, что это за услуга.
   -- Отличный способ для тебя испытать силы. Видишь ли, Ринтер -- явный, он в открытую шлет отчеты в Кармаигс. Но я точно знаю, что в Варготосе присутствует несколько шпионов. Эти твари прикидываются людьми, суют нос не в свои дела... Настоящими делами заведует Роткир, а он не позволит проникнуть туда ни одному вампиру. Но, как ты понимаешь, снявшись с места, я не потащу за собой этот груз. Нужно раскрыть их как можно быстрее, в идеале -- вообще одновременно, чтобы задуматься не успели.
   -- Есть какая-то приманка, чтобы всех выманить?
   -- Есть. -- Рука Ливирро похлопала Кастилоса по плечу. -- Очень скоро Ринтер получит "ответ" от своего "господина". Повеление уничтожить мятежника Кастилоса. На тебя начнется охота, дорогой друг. Потому что наградой будет -- лордство.
   Кастилос вскочил на ноги, повел плечами, разминая суставы. Следуя старой привычке, он запустил ненадолго сердце, позволив крови разнести все услышанное по телу, впитав новые сведения. Один холодный разум -- прекрасно. Только иногда нужно прислушиваться и к сердцу.
   Сердце билось ровно, только одно его беспокоило:
   -- А ты сможешь обеспечить принцессе безопасность? Если я соглашусь?
   -- Мы готовим великолепный спектакль, -- кивнул Ливирро. -- Если не ошибаюсь, Роткир сейчас должен изо всех сил пытаться с ней подружиться, потому что именно он будет за ней присматривать. Не переживай, так все будет выглядеть для нее. За Роткиром присмотрят другие. Итак, какой будет ответ? Прежде чем скажешь, добавлю: я приглашаю вас с собой. Уйдем вместе, начнем все с самого начала.
   И снова Кастилос пропустил мимо ушей последние слова. Он остановил сердце и сейчас прислушивался к смутной тревоге, что вмешалась в размеренное течение мыслей.
   -- Я согласен помочь. Девчонке нужно время, чтобы отдохнуть, примириться со своим новым состоянием. Кроме того, пока мы никуда не торопимся.
   -- Мое предложение останется в силе навсегда.
   -- Ясно, -- кивнул Кастилос. -- Раз мы решили -- мне пора.
   Он закрыл глаза, готовясь обратиться в стаю, но помешкал. Повернулся к Ливирро.
   -- Еще кое-что. Я обещал ей показать башню звездочетов. Не возражаешь, если...
   -- Завтра ночью, -- кивнул граф, и его лицо осветилось искренней улыбкой. Впрочем, она тут же померкла. -- Позволь мне слегка облегчить твою голову. Вы, должно быть, гадаете, отчего так вышло с принцессой. А ответ до смешного прост. Река не дарит подарков. Она вкладывает в тех, кто достоин, и так же легко отнимает.
   -- По-твоему, Ирабиль не достойна вечности?
   -- Мое мнение здесь ничего не решает, дорогой друг. Нет-нет, не думай плохого, я чту законы, и если бы меня спросили, сказал бы, что на трон сейчас должна взойти новая королева Ирабиль. Но зачем Реке тратить дар на вампира, влюбившегося в человека, а значит, -- и во всех людей разом?
   Кастилос молча смотрел на Ливирро, лицо которого, с черными глазами, оставалось бесстрастным.
   -- Не очень-то справедливо...
   Граф расхохотался.
   -- Справедливость! Кто говорит о справедливости? Есть Река, есть люди, а мы -- посередине, пытаемся оправдать свое существование между молотом и наковальней. При Эмарисе все было безупречно. Эрлот опустил чашу весов, и с соседней теперь гроздьями валятся те, у кого не хватило ума перепрыгнуть.
   -- А сам-то ты где?
   Ливирро погрустнел.
   -- Сам задаю себе этот вопрос. А в ответ -- тишина.

***

   Когда Левмир еще был странным мальчишкой, спасшим попавшего в западню волчонка, а король Эмарис правил Западом, принцесса Ирабиль сидела ночью на каменной скамейке у пруда и болтала ножками, пытаясь дотянуться до земли. Это занятие увлекло ее так сильно, что слова учителя, прохаживающегося напротив, исчезали, не достигнув ушей. В чувство принцессу привел легкий подзатыльник.
   -- Ай! -- Она с обидой воззрилась на оказавшегося сзади Аммита. -- За что?
   -- Мы тут как раз говорили об искусстве незаметного приближения к противнику, -- улыбнулся тот. -- Я решил показать наглядно. Как вы успели заметить, юная госпожа, туман -- безупречный способ сбить врага с толку. Разумеется, вампир почувствует присутствие вампира, но если ночь туманна, ему это мало чем поможет. Сегодняшняя ночь прозрачна, как стекло, но я сумел обойти вас незаметно, и теперь вы мертвы. Я оторвал вам голову, ваше высочество. Уж простите.
   Ирабиль поежилась, потрогала шею.
   -- Основное достоинство тумана -- его неопределенность, -- продолжал Аммит, усевшись рядом с принцессой. -- Он окружает, и нельзя предсказать, где именно образуется враг. Лучше всего зажечь огонь. Пусть медленно, но он пожирает плоть тумана, и врагу придется либо отступить, либо напасть. Но вот вопрос. Что если вам нужно защитить от вампира человека?
   Ирабиль не сумела скрыть испуга. Посмотрела на Аммита широко раскрытыми глазами, рот приоткрылся. Почему он так говорит? С чего бы ей спасать человека? Неужели знает что-то о визитах в Сатвир?
   В голове будто захлопнулась дверь. Никаких больше ночных прогулок, хватит подглядывать за людьми. Должно быть, не зря отец злится даже на ее разговоры с прислугой.
   Дверь эта оставалась закрытой долго, до тех самых пор, пока однажды ночью очередной урок не прервался появлением стаи летучих мышей, навстречу которой из дворца вышел сам король Эмарис. Стая превратилась в хорошо одетого баронета, который тут же принялся кричать. На короля.
   Принцесса впервые слышала, чтобы с ее отцом говорили в таком духе. С изумлением взглянула на Аммита, но тот и сам, хмурясь, наблюдал эту сцену, тогда как правая рука лежала на эфесе меча.
   -- Да что он вам такого сделал? -- кричал вампир, и принцесса поняла, что он едва сдерживает слезы. А еще поняла, что отец совсем не злится, и не будет никакого сражения.
   Эмарис протянул руки к гостю, взял его за плечи, и до принцессы донеслись его тихие слова:
   -- Освик не должен был умирать, я скорблю не меньше твоего. И если ты не намерен умирать за него сейчас, прошу, будь моим гостем, Санат. Отдохни. А утром мы обсудим твою судьбу.
   Весь этот клубок воспоминаний развернулся в голове принцессы именно сейчас, в затопленной туманом гостинице, потому что она вспомнила те давние скучные слова учителя. Чтобы защитить человека от тумана, его нужно прижать к стене или дереву, и самой прижаться к нему так плотно, как только возможно, чтобы не дать туману возможности просочиться между, чтобы слиться с подзащитным в единое целое.
   Осознанно или нет, но Роткир защищал ее именно так. Дышать почти не получалось, перед глазами все плыло.
   -- Не твой брат? -- процедил Роткир сквозь зубы.
   -- Нет, -- прокряхтела принцесса. -- Прическа другая. Издеваешься?!
   -- Ну, вдруг ты его как-то отличаешь?
   Отличила бы, наверное, не забери Река дар. Впрочем, была еще возможность. Ирабиль прислушалась к своим чувствам. Страх одолевал, мешал мыслить трезво, но все же это был страх, самый обычный. Она прекрасно понимала, что может последовать дальше. Знала, что защитник из Роткира так себе, и что умереть они могут в любую секунду. Знала и боялась смерти.
   Однако яд Кастилоса, все еще гулявший по венам, молчал. Будь рядом он, желай он напугать, простой страх превратился бы в ужас, терпеть который невозможно.
   -- Это не он, -- шепнула принцесса.
   -- Эй, умник! -- крикнул Роткир, будто лишь этого и ждал. -- Ты меня знаешь, я быстро бегаю, и убить меня непросто. Прикончишь рыжую -- граф узнает прежде чем успеешь салфеткой губы промокнуть. Она под защитой, понял? Сделай вид, что просто гуляешь, и уходи.
   Щупальца тумана отползли назад. В очередной раз с трудом вдохнув, Ирабиль задержала дыхание. Неужели правда уйдет?
   На полу образовалось семь сгустков, похожих на пушистых овечек. Прежде чем они изменили цвет, принцесса поняла, что сейчас будет.
   -- Волки! -- выдохнула в ухо Роткиру.
   -- Окно! -- рявкнул он.
   Шагнул вперед, повернулся. Ирабиль не успела даже понять, как и за что он ее схватил. Неприятный рывок, прошедший сквозь все тело, перед глазами завертелась комната, в уши рванулся звериный рык...
   Ирабиль снесла бумажный экран, упала вместе с ним на кровать, которая, скрипнув ножками по полу, прокатилась от удара не меньше метра. Ветерок из окна коснулся кожи прохладными пальцами.
   Страх гнал принцессу прочь. Скатилась с кровати, поставила ногу на подоконник. Одно движение -- и...
   Принцесса замерла. Кричит Роткир, рычат волки, но за ней никто не гонится. А если бы погнались, разве убежать человеку от волка? Разве скрыться ночью от летучей мыши?
   Ирабиль опустила ногу на пол, повернулась к Роткиру. Зрелище семи волков со вздыбленной шерстью, нападающих на человека в гостиничном номере напоминало скорее нелепый сон, чем реальность. Роткир запрыгнул на спинку кресла, что-то швырнул в одного соперника, а когда прыгнул другой -- упал и перекатился. Вот снова на ногах, встречает ножом следующую атаку.
   Взгляд принцессы опустился. Из-под отодвинувшейся кровати, поблескивая золотым навершием, выглянула рукоять сабли. Возможно, показалось, но Ирабиль почувствовала то, что Аммит называл "зовом крови". Сабля просилась в руку, пусть и могла служить лишь обычным оружием. Разве отец, король Эмарис, убежал бы сейчас? Да он просто поджег бы всех волков разом и, не отрываясь от беседы, позвонил бы в колокольчик, вызывая прислугу. Да, его дочери и в былые времена такое могущество даже не снилось. Но все же... Разве можно просто сбежать, когда враг убивает твоего...
   "Друга", -- само собой выпрыгнуло слово. Времени с ним бороться не нашлось. Принцесса Ирабиль подняла саблю отца.

***

   У вампира есть разные способы, чтобы подумать. Большинство предпочитает не запускать сердца, чтобы всегда принимать разумные решения, но лишь немногие понимают с годами, что решения эти становятся поверхностными.
   Можно запустить сердце, позволить крови разнести мысль, разогреть тело, рассмотреть те мелочи, которые скрывались из виду раньше.
   А еще можно разбить мысль на осколки, доверив каждый летучей мысли, и жонглировать ими, как клоун на площади Варготоса. Именно этим занимался Кастилос.
   Он кружил над городом, перебирая осколки разговора с графом, выискивая скрытые смыслы и делая выводы. Эрлот, война, Река, бегство на Восток... Но во главу стаи выбилась мышка, несущая совсем другую мысль, которая и в разговоре-то мелькнула как бы вскользь.
   Роткир. Вот где проблема, решить которую, не обидев графа, нельзя. Вампир, который не знает, что он -- вампир, но стихийно пользуется всеми преимуществами вечного. Кастилос не упустил ни одного взгляда, брошенного на него принцессой, но лишь теперь, перебирая осколки, понял, почему его эти взгляды тревожат.
   Начиная путь, он искал двоих: отчаявшегося мальчишку и высокомерную принцессу, но там, на черном берегу Реки, нашел нечто иное. Нашел целое, союз, в который они умудрились соединиться, и ощутил ту страшную силу, что явили они, взявшись за руки посреди алых вод.
   Сами того не сознавая, веря в глупые сказки, вчерашние дети превратились в Судьбу целого мира. Не потому ли Река разделила их? Не потому ли забросила Левмира в те места, о которых даже легенд не осталось, а силу принцессы сокрыла? Именно сокрыла, а не украла, ведь Кастилос слышал, чувствовал ее в тот миг, когда воскресала память о Левмире.
   Он мог спасти принцессу от чего угодно в этом мире, мог, стиснув зубы, убежать с ней от любой опасности. Но вырвать ее сердце из рук другого? Заставить третьего лишнего отойти в сторону? Здесь потребуется что-то похитрее взмаха мечом. Это вампир способен любить вечно, а человеческое сердце пропускает через себя слишком многое. Человеческий разум ищет спасения от боли. И находит.
   "Так что ты здесь делаешь? -- зародилась в стае мысль. -- Оставив их в гостиничном номере с бутылкой крепкого -- что ты делаешь?"
   Стая, выйдя из очередной петли, устремилась к гостинице. Обогнула десяток фонарей, всполошила пьянчугу, распевавшего веселую песню.
   Вот и раскрытое окно, остался какой-то миг. И тут стая ощутила присутствие чужого. Этот отзвук, напоминающий отраженный от предметов писк летучей мыши, у Роткира был совсем слабым, но уверенным. То, что ощутил Кастилос сейчас, "звучало" гораздо сильнее.
   Стая ворвалась в комнату. Беспорядочные картинки собрались в подобие целого. Перевернутая мебель, мечущиеся силуэты -- в номере шла битва. Кастилос различил длинноволосую тень с изогнутой палкой -- это, видимо, принцесса взялась за саблю. Еще один силуэт в другом конце комнаты -- Роткир. И несколько серых пятен, не похожих на людей.
   "Волки!" -- Эта мысль уже не принадлежала стае. Кастилос образовался стоящим на коленях у своей кровати. Рука нащупала лежащий на полу меч императора Киверри.
   -- Кас! -- истошно завопила принцесса. -- Скорее!
   Похоже, волки, увлекшись атакой, его не заметили. Пятеро зажали Роткира в углу и, судя по взгляду принцессы, именно они ее и обеспокоили, а вовсе не тот, что стоял перед ней, колотя хвостом по бокам. Не нападает, а скорее отрезает путь.
   Кастилос в один прыжок оказался рядом с ним. Черный меч рассек воздух, затрепетала в груди и вырвалась на свободу чудесная сила. Древняя кровь клинка отозвалась на зов, лезвие вспыхнуло за миг до того как разрубить волка на две части. Рука даже не ощутила сопротивления. Взметнулся огонь, и через мгновение от волка ничего не осталось.
   "А это довольно просто!" -- удивился Кастилос. Но кажущаяся простота оказалась тяжелой. Сила, даже будто бы сама жизнь, утекала в меч. Кастилос остановил поток, огонь пропал.
   Пятеро волков отступили от Роткира, растерявшись. Парень, быстрый, как ящерица, полоснул ножом по шее ближайшего. Волк взвыл, попытался снова напасть, но рука с ножом вошла в разверстую пасть. Роткир не ждал спасения, он убивал врагов -- в меру сил и возможностей.
   Кастилос шагнул к стае, поднимая меч. Волки сбились в кучу, оскалились. Раненый прятался посередине.
   Меч рассек туман. Белые струи потекли к окну, покидая поле битвы. Прежде чем Кастилос сообразил зажечь огонь, туман покинул гостиницу. Захлопали крылья снаружи, и через секунду все стихло.
   Кастилос бросил меч на кровать, подошел к принцессе.
   -- Ты как? -- спросил, заглядывая в глаза. -- Не ранили? Испугалась?
   Не в силах сказать ни слова, девушка сперва мотнула головой, потом закивала. Кастилос на миг задумался о том, чего от него сейчас требует момент, и, мысленно пожав плечами, привлек принцессу к себе. Стукнула, упав на пол, сабля. Дрожащие ручонки вцепились Кастилосу в спину.
   -- Сука, -- прошипел Роткир из угла. -- Мразота скотская. Ну ничего, тварь, я тебя еще найду. Рекой клянусь, выродок, мой будешь. Посмотрим, как под солнышком затанцуешь, шавка.
   Кастилос повернул голову. Роткир, отрезав лоскут от своего плаща, перевязывал глубокую рану на бедре. Укусы и царапины по всему телу, но многие уже перестали кровоточить. Неужели он и сейчас ничего не заподозрит?
   -- Так ты обеспечиваешь безопасность? -- холодно спросил Кастилос.
   В ответном взгляде Роткира ничего, кроме раздражения, а вот принцесса трястись перестала, всхлипывания сошли на нет. Пора бы. Хоть и человек, а должна помнить, что и пострашнее пережить доводилось.
   -- Ну так она и не пострадала. -- Роткир отмахнулся и, хромая, подошел к разломленному надвое столу. Пинком отшвырнул обломки, и Кастилос увидел издохшего волка с перерубленным хребтом.
   -- Славный удар, сестренка, -- улыбнулся он.
   Ирабиль отстранилась, и Кастилос заметил на ее губах слабую улыбку.
   -- Ну же, малыш, не заставляй меня ждать вечность! -- Роткир пощелкал пальцами. -- Покажи, что у тебя там?
   Кастилос подошел к нему.Туша подернулась серой дымкой, очертания растаяли. Будто и не было никакого волка, будто всегда здесь лежала эта мятая тряпка.
   Наклонившись, Роткир поднял плащ.
   -- Ваше благородие барон Ринтер, -- усмехнулся он. -- Словами не передать, как я буду рад наконец-то с вами разделаться.
   -- Ринтер? Сам? -- Кастилос нахмурился.
   -- Самее не придумаешь. Плащ -- это статус, из засланцев Эрлота плащ тут может носить только Ринтер, остальные под людей косят. Это я отнесу графу.
   Роткир смотал плащ в рулон и двинулся к выходу. Хромота исчезла.
   -- Погоди, -- окликнула его принцесса. -- Постой, как же ты ночью пойдешь?
   -- Ногами, как обычно, -- фыркнул Роткир. -- Впрочем, шучу. Меня повозка ждет.
   -- А этот? -- Ирабиль кивнула в сторону окна.
   -- Тревожишься за меня, рыжая? -- Роткир подмигнул, стоя на пороге. -- Все будет хорошо, не волнуйся. Хотя, конечно, провести ночь, дрожа под крылышком твоего брательника, очень заманчиво, спасибо за предложение. За беспорядок извините, пришлю уборщиц. Пока.
   Он почти выскользнул за дверь, когда раздался голос Кастилоса:
   -- Передай Ливирро, что я недоволен, -- сказал он. -- Передай, что если ему нужна моя помощь, он должен убедить меня в том, что способен ответить за свои слова.
   -- Так и передать? -- Роткир вскинул брови.
   -- Слово в слово. Если не держишь псов на привязи, от гостеприимства мало проку.
   Вскоре после ухода Роткира пришли три девушки в передниках. Они много охали и ахали, приводя комнату в порядок, но не задали ни одного вопроса. Кастилос тем временем сделал перестановку. Кровать И задвинул в угол, свою поставил рядом, впритык. Заметив недовольную рожицу принцессы, развел руками. Ирабиль, поморщившись, кивнула. Не до возмущений теперь. Сама боялась остаться наедине с темнотой.
   -- А зачем Ринтеру убивать Роткира? -- шепотом спросила принцесса, когда погасили свет.
   -- Не знаю, какие у них тут дела, -- отозвался Кастилос, которого И почти не различала в темноте. -- Но если связать все с нами, думаю, план был -- подставить меня.
   Ирабиль приподнялась на локтях.
   -- Это как?
   -- Просто. Свора волков раздирает мальчишку на куски. Потом приходит Ринтер, качает головой. Летит к Ливирро, рассказывает, как все было. Отличный план, если ума нет. Этот придурок даже не удосужился узнать, где я нахожусь. Видимо, рванул сюда сразу, как отправил мышей.
   -- Мышей?
   Кастилос махнул рукой.
   -- Ливирро с ними разобрался. Кажется, тебя раскрыли, но это мало что меняет. Ну, помимо расположения кроватей.
   Ирабиль вздохнула:
   -- Я что-то лишнее сказала...
   -- Нет, не думаю. Дело в твоем лице. Ты с каждым днем все больше походишь на мать. Ее помнят все. Она была... не знаю... Наверное, каким-то божеством вампиров. Самая красивая женщина, которую только можно представить.
   Ирабиль тщетно пыталась уловить в голосе Кастилоса мечтательные нотки, соответствующие моменту. Нет, тон его спокоен и даже холоден, как всегда.
   -- Жаль, от папы мне ничего не досталось, -- вздохнула принцесса, опускаясь на подушку.
   -- Досталось. Его знаменитый взгляд. Когда ты не на шутку разозлишься, хочется убежать. Ну и его смелость, пожалуй.
   Глядя в темное окно, И улыбнулась.
   Глава 15
   Восток
   Айри не вышла к ужину, и за столом сидели двое: князь и Левмир. Последний предпочел бы погрызть черствую корку хлеба у себя в комнате. Тишина и недомолвки витали в воздухе, соблазняя остановить сердце.
   Торатис отложил палочки, Левмир встретил тяжелый взгляд князя.
   -- Ты можешь думать обо мне все, что угодно. По крайней мере, сейчас я пытаюсь быть честным. Решение принято. Мои воины не пойдут на Запад.
   Кусок рыбы в рисе замер на полпути ко рту. Левмир тоже отложил палочки.
   -- Значит ли это, что я должен выметаться как можно скорее?
   Торатис моргнул. Лицо приняло растерянное выражение. Левмир, ощущавший себя бесправным гостем в доме облеченного силой и властью человека, понял, что для князя все иначе. Это он, Левмир, -- сила. И Торатис боится его прогневать.
   -- Нет, разумеется, я не откажусь от своих слов, -- забормотал князь. -- Пользуйся моим гостеприимством еще два дня...
   -- А потом -- выметаться. Так?
   Когда князь поднял голову, в его глазах пылала почти неприкрытая ненависть.
   -- Если не ошибаюсь, на Западе тебя ждет девушка, с которой ты решил связать свою жизнь. Смею ли задерживать?
   -- Девушка, -- повторил Левмир. -- Какая забота. Вы не подумали о ней, когда устроили утреннее побоище? Я мог погибнуть там. И решились бы все проблемы разом. Не пришлось бы бояться, что дочь, которая не называет вас отцом, решит связать судьбу со мной.
   Князь толкнул тарелку, поднялся, и где-то во мраке, окружившем освещенный стол, послышались звуки трения металла о кожу. Незримые телохранители обнажали оружие.
   -- Эмарис наплел тебе этой ерунды? Что он сказал?
   -- Ничего такого, чего бы я не увидел сам. Я пришел просить помощи, а вы пытаетесь меня убить. Я говорю, что скоро Восток захватят вампиры, а вы устраиваете побоище ради какой-то деревеньки. Я выполняю условия договора, а вы...
   -- Договор был -- убить чемпионов, -- перебил князь. -- Они все живы, так что...
   -- Я вас понял. -- Левмир встал из-за стола. -- Благодарю за ужин. Эту ночь я проведу здесь, раз вы так любезны.
   -- А утром...
   -- Утром я уйду. Думаю пожить у Эмариса, пока не вернутся летучие мыши. Потом мы покинем эти земли. Молитесь за нас. Потому что, увидев вампиров в следующий раз, вы встанете перед ними на колени.

***

   Закрыв глаза, Айри наслаждалась благоуханием горячей воды, ласкающей тело. Скоро сердце начнет биться быстро и тяжело, но пока ванна лишь расслабляла.
   Просторная купальня затянута паром, если вытянуть руку -- пальцы почти не различимы. Но вытягивать руку не хочется -- слишком приятно просто лежать вот так, без движения. Усталость, которую, как и прочие слабости, которые княжна привыкла разгонять по углам, выползла наружу и захватила власть над телом.
   Хотя солнце уже закатилось за горизонт, впереди два тяжелых разговора, и если одного она просто боится, то второй заставляет колени трястись. Лгать в глаза -- это легко. Но если ко лжи примешивается частичка правды, в которую самой трудно поверить -- приходится тяжко.
   Хлопнула дверь. Айри, задержав дыхание, окунулась с головой. Вода стекала по лицу, мокрые волосы прилипли к плечам и спине. Не открывая глаз, девушка положила голову на обтянутый мягкой кожей край ванны. Легкие шаги затихли сзади.
   -- Говорила здесь с кем-нибудь? -- спросила Айри.
   -- Только с одной служанкой, ее зовут Кирта, -- отозвалась Рикеси. -- Она милая и добрая, но очень любопытна. Стоило больших трудов сохранить тайну. Правда, в этом, наверное, нет больше смысла.
   -- Что это значит?
   -- Только что видела его преосвященство. Он уехал отсюда верхом.
   Айри поморщилась. Один из тяжелых разговоров станет еще тяжелее.
   -- Не беспокойся. Обещаю, ты останешься здесь, и никто не попытается тебя убить.
   -- Вы уверены? -- В голосе Рикеси слышался страх. -- Я видела, здесь молельня с чашей...
   -- Мы не станем об этом говорить. Когда я принимаю ванну, хочу хоть несколько минут не думать об Алой Реке, битвах с разными выродками и прочем.
   -- Как скажете, госпожа Айри. -- Судя по тому, как усилился голос на последнем слове, Рикеси поклонилась. -- Но зачем здесь я? Хотите, чтобы я помогла вам...
   -- Никто. Никогда. Ко мне. Не прикоснется. -- Расслабление закончилось, глухие удары сердца отдают в голову, дыхание становится тяжелым. -- Дай полотенце и халат.
   Услышав звук шагов рабыни, Айри поднялась. Гладкая, без единого изъяна кожа будто светилась изнутри, но Айри не хотела смотреть на себя. "Мое тело -- оружие", -- сказала себе, отжимая волосы.
   Полотенце мягко легло на плечи. Осушив кожу и волосы, Айри отдала его, вытянула руки назад, позволила облачить себя в халат. Завязав поясок, ступила на теплые плиты пола. Рикеси, склонив голову, отступила на шаг. Умытая, причесанная, в чепце и белом переднике -- будто всегда прислуживала в княжеском доме.
   -- Мне нужен твой совет. -- Айри прошла в угол купальни, стерла рукавом с зеркала тонкую пленку водяных капелек. -- Ты ведь работала в борделе, так?
   -- Почти год, госпожа. -- Рикеси встала за спиной, и Айри видела ее лицо, когда расчесывала спутавшиеся волосы.
   -- Не уборщицей, надеюсь?
   -- О, нет. Мне приходилось обслуживать богатых клиентов.
   -- Прекрасно. Что ты делала, чтобы эти клиенты смотрели только на тебя, думали только о тебе, выбирали только тебя?
   Рикеси озадачилась.
   -- Зачем вам? Это не то искусство, которое приличествует...
   -- Я сама решаю, что мне приличествует. Отвечай на вопрос.
   Рикеси замялась, взгляд заметался по купальне.
   -- Госпожа, в таком деле множество хитростей. Но вы должны понять, что у всех моих ухищрений была лишь одна цель. Если собираетесь применить хотя бы часть из них -- рано или поздно придется разрешить к себе прикоснуться.
   -- Этого не будет. -- Расческа грохнула о столик, Айри повернулась к рабыне. -- Предположим, речь идет не об обычном мужчине. Не о таком, который распускает слюни, видя голую девушку. О таком, который ищет чего-то большего.
   -- Полагаете, к нам заходили такие? -- улыбнулась Рикеси-- И почему вы думаете, что господин Левмир такой уж необычный? Увидев меня без одежды, он смутился, хотя и сделал вид, что ему неинтересно. К нам приводили неискушенных юнцов их друзья, а иногда -- отцы. Многие пытались казаться необычными, но... Простите мою дерзость. На таких, как господин Левмир, у меня уходило не больше минуты. А потом они возвращались снова и снова.
   -- К чему ты назвала это имя? -- Айри старалась говорить грозно. Румянец на щеках можно списать на горячую ванну.
   -- Госпожа, после всего, что вы для меня сделали, у вас не может быть более верной рабыни. Вы приказываете молчать -- я молчу. Скажете убить -- убью. Если хотите поговорить честно -- говорите, не задумываясь. Все, что я от вас услышу, уйдет в могилу вместе со мной.
   Голос Рикеси звучал твердо, а в глазах светились ум и доброта. Айри вздохнула.
   -- Все не так, как ты думаешь, но по-другому я объяснить не могу. Хорошо, пусть Левмир. Пусть я слишком слаба и труслива, чтобы пустить в ход все, что у меня есть. Но он -- моя судьба, которую я ждала три года, и я не могу распрощаться с ней через три дня. Будь он попрошайкой с рынка, все было бы проще, но у него есть мечта, есть цель, к которой он стремится. Что мне сделать, чтобы он забыл о ней? Чтобы остался здесь, не прося от меня... больше, чем я могу дать? Ему плевать на деньги, на роскошь, на вкусную еду. За весь день, если не считать сурии, его глаза загорелись лишь однажды -- когда я покупала ему принадлежности для рисования. Пара карандашей и лист бумаги для него дороже всего княжества!
   Высказавшись, Айри уставилась на свои босые ступни. Плиты здесь холоднее, она непроизвольно поджала пальцы на ногах.
   -- Не думаю, что вы -- слабая и трусливая, -- мягко сказала Рикеси. -- Простите еще одну дерзость, но и таких как вы я тоже встречала там. Девушки много плачут, некоторые даже пытаются наложить на себя руки. Но потом привыкают. Становятся другими. Зачастую -- лучшими из лучших. Только вот что-то в них умирает навсегда.
   -- Ты меня понимаешь. -- Айри опустилась в кресло рядом с зеркалом, взглянула на свое отражение. -- Во мне умерло слишком многое.
   -- Я не очень смыслю в настоящей любви, пусть вы и не хотите называть это так. Но могу дать один совет.
   -- Я об этом и прошу. -- Взгляд Айри метнулся к смущенному лицу Рикеси. Казалось, говорить о плотских утехах той гораздо легче, нежели о глубоком чувстве.
   -- От вас потребуются выдержка и сила, которых вам не занимать. Окружите его лаской и заботой. Покажите, что полностью открыты. Расскажите все, что он захочет узнать, но оставьте маленький секрет -- все равно, что за чепуха это будет. Он должен понять, что ему позволено многое, но не все. Это сведет его с ума, а ваша улыбка намекнет, что и последняя дверь раскроется перед ним, как только придет время, или если он подберет нужный ключ. А потом, когда он привыкнет, что вы такая, станьте холоднее. Сделайте вид, что у вас есть кто-то другой, перестаньте обращать на него внимание. Муки, которые он испытает, не сравнить ни с какими пытками. Рано или поздно он приползет на коленях умолять о снисхождении.
   Представив Левмира стоящим на коленях, Айри скривилась. Ничего приятного. Захотелось рубануть саблей. Да и не пойдет он на такое! Скорее сам себя убьет.
   Будто прочитав мысли княжны, Рикеси добавила:
   -- Не обязательно именно так. Просто... Вы увидите, когда он будет у последней черты. Тогда одна лишь ваша улыбка сможет вернуть его в мир живых. Подарите ему немного любви и надежды.
   -- А потом?
   -- Потом -- все с начала. Выдумывайте новые способы вести его от отчаяния к блаженству и обратно, чтобы он не заподозрил фальши. Так играют с душами и с плотью. Вечное сражение, в котором побеждаете только вы, как бы он ни ликовал своим триумфам. Быть может, вам повезет. Тогда вы увидите, что сражаться дальше нет смысла, и он никуда не уйдет, даже если вы сию секунду превратитесь в горбатую старуху с бородавкой на носу. Я желаю, чтобы у вас получилось именно так.
   Заливистый смех княжны возмутил Рикеси, но она постаралась сохранить благожелательное выражение на лице. Повторила про себя все сказанное. Покраснела. Ладошка взлетела ко рту.
   -- Ой, -- сказала. -- Простите, госпожа. Глупо получилось.
   -- Чепуха, -- махнула рукой Айри. -- Я поняла тебя. Спасибо. Можешь идти к себе.
   Поклонившись, Рикеси выбежала из купальни, ругая себя последними словами. Надо же было глупость сморозить, да еще и с серьезнейшим выражением лица! Она до такой степени погрузилась в себя, что не заметила тени, скользнувшей из смежного коридора. Сильные, крепкие пальцы вцепились в руку. Повернувшись, Рикеси завизжала, но рот ей закрыла ладонь горбуна.
   -- Тихо, красавица, -- улыбнулся Сэдрик. -- Тебя ищет князь. Нельзя бегать от хозяина, ох, нельзя!

***

   Когда волосы высохли, Айри переоделась. Шкаф в покоях княжны ломился от нарядов, которые Торатис заказывал у лучших портных. Ничего из этого Айри не надевала после примерки. Ежедневный гардероб составляли три скромных платья, купленных на свои, кровавые деньги. Но сейчас Айри решила перебороть себя.
   Выбор пал на пышное вечернее платье светло-зеленого цвета, оставлявшее непокрытыми плечи. На одевание ушло минут десять, но и тогда Айри долго крутилась перед зеркалами в золотых рамах, поправляя и одергивая. Волосы завязала в привычный хвост, понимая, что не очень такая прическа идет к наряду.
   -- Ну? -- Айри подмигнула отражению. -- Готова к подвигам?
   Надела стоптанные туфли, которые все равно не видно из-под подола, и отправилась в бой.
   У дверей Левмира пришлось задержаться. Десять раз Айри глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить сердце. Когда рука поднялась, чтобы постучать, изнутри раздался голос:
   -- Входи, не заперто.
   Айри толкнула дверь. Левмир лежал одетым на неразобранной кровати и что-то рисовал в альбоме. Рядом с ним калачиком свернулась серая кошка.
   -- Как ты узнал, что я за дверью? -- спросила Айри, усаживаясь на стул рядом с кроватью. -- И что здесь делает Тиби?
   -- Я ведь все-таки вампир. Слышал твое дыхание. Волнуешься?
   Левмир оторвал взгляд от листа, и Айри не успела спрятать покрасневшее лицо.
   -- Может быть, не надо тогда? -- Голос Левмира прозвучал неуверенно. -- А что значит, "тиби"?
   Айри, готовая сгореть от стыда, ухватилась за ниточку:
   -- Тиби -- кошка князя. Никого больше к себе не подпускает. Ты, наверное, очень хороший человек, раз она к тебе пришла.
   От такой грубой, неуклюжей лести захотелось плакать, но Айри стиснула зубы. Впрочем, Левмир тоже не чувствовал себя хозяином положения. Айри заметила румянец на его щеках, когда он вернулся к рисунку.
   -- Можно задать вопрос?
   Айри кивнула. Как говорила Рикеси -- раскрыться почти полностью. Самое время. Пусть спрашивает.
   -- Почему ты не называешь князя отцом?
   Кровь отхлынула от лица. Айри тряхнула головой, пытаясь сообразить, не послышалось ли.
   -- Зачем ты об этом спрашиваешь? --охрипшим голосом сказала княжна.
   -- Не отвечай, если не хочешь.
   Глядя на аккуратно постриженные ногти на руке, Айри почувствовала себя самым несчастным созданием в мире. Ну почему за простое человеческое счастье, которое всем достается задаром, ей нужно так страдать?
   -- Что с тобой? -- Обеспокоенный видом ее слез, Левмир сел на кровати. Рисунок положил рядом, и Айри увидела лицо девочки лет двенадцати, хитро улыбающейся с листа бумаги.
   -- Ничего, -- сказала Айри, вытирая глаза пальцами. -- Просто ерунда все это. Ничего у меня не выйдет, если ты мне не поможешь.
   Смотрели друг другу в глаза, а в воздухе кругами носились тысячи несказанных слов, понятных обоим. Тонкая стена молчания отделяла от... От чего? От бездны, в которую можно падать вечно, или от тупика?
   -- Я отвечу, -- кивнула Айри. -- Князь предал свою дочь три года назад. Сделал то, после чего отрекся от Солнца и поклонился Реке. Да, он этого не хотел. Наверное, что-то вроде помрачнения ума. Но иногда секунды хватает, чтобы отравить годы. С тех пор я не знаю, как мне жить. У меня нет судьбы. Колдунья помогала мне выжить, а вчера предсказала, что я встречу новую судьбу. Возвращаясь домой, я встретила тебя. Вот и все ответы. Думай об этом как хочешь. Только, прошу, не говори ничего сейчас. Молчи. Хорошо?
   Левмир кивнул. По выражению лица Айри увидела, что он почти ничего не понял. Ну и ладно. Поймет, рано или поздно.
   -- Сегодня был какой-то кошмар, -- продолжала Айри. -- Но для меня это -- первый светлый день за три года. Можешь представить? Я впервые дралась не одна. Прости за ту выходку, после боя. Сама себя не помню. Ты не расстроен?
   Левмир покачал головой. Искоса посмотрев на него, Айри продолжала:
   -- Погуляем завтра? Попробуем ни во что не вляпаться. У нас ведь очень красивый город. Покажу тебе площадь фонтанов.
   -- Завтра я собирался уйти. -- Левмир в задумчивости посмотрел на портрет. -- Хотел пожить у Эмариса, пока он не получит вести. Князь дал ответ за ужином.
   Айри поднялась с кресла. Глаза сверкнули.
   -- Он ответил отказом?
   -- Меня это не удивило, -- развел руками Левмир.
   -- Ясно. -- Губы княжны сжались. -- Никуда ты не уйдешь, понял? А с князем я собираюсь говорить сейчас.
   -- Но ведь...
   -- Он подумает над своим решением. Два дня впереди. Надейся. -- Взгляд Айри снова задержался на портрете. Если эта девчонка хоть вполовину так хороша... -- Это она?
   Проследив за взглядом княжны, Левмир улыбнулся.
   -- Да. -- Взял альбом и улегся обратно, будто и не было разговора. Карандаш заскользил по бумаге.
   Стоя на пороге, Айри решилась:
   -- А можешь меня нарисовать?
   Левмир поднял взгляд.
   -- Тебя?
   -- Портрет. Если не хочешь -- не надо.
   -- Нет, почему же, -- улыбнулся Левмир. -- Я нарисую.
   -- Спасибо. -- Айри ответила улыбкой. -- Только без кувшина на голове.
   Засмеялись, напряжение рассеялось. Айри шагнула обратно к кровати.
   -- Заберу кошку...
   Левмир отвел в сторону руку с альбомом, и тут произошло странное. Стоило Айри наклониться, как Тиби с громким воплем сорвалась с места, перепрыгнув через Левмира. Что-то острое вонзилось в грудь.
   -- Прости! -- Айри отскочила от кровати. -- Видишь, какая злющая? Царапается... Ну, я побегу.
   Дверь захлопнулась, выпустив Айри с кошкой. Левмир расстегнул пуговицы кафтана. Крошечная ранка на груди, совсем не похожая на царапину, затягивалась, лишь крошечная капелька крови осталась. Левмир нахмурился. Пальцем поддел каплю, посмотрел на свет.
   -- Что бы это значило? -- спросил, глядя на портрет Ирабиль. Девочка загадочно улыбалась, будто зная ответ. Но голос, который звучал иногда в голове, молчал. Рука задрожала.
   -- Я с каждым днем как будто дальше от тебя, -- шепнул Левмир, глядя на карандашные штрихи. -- Не надо было начинать. Надо было сразу лететь на Запад, что есть силы.
   Палец коснулся нарисованных губ, кровь размазалась, повинуясь движениям. Не стала коричневой, как человеческая. Губы девочки заалели, будто настоящие.
   -- Дождись меня. Слышишь? Дождись!
   Закрыв глаза, Левмир поцеловал портрет.

***

   Из тронного зала, освещенного тусклым светом десятка круглых фонариков, доносились два голоса. Грубый мужской -- обвинял и приказывал, а тонкий женский -- умолял. Айри остановилась на последней ступени лестницы, пытаясь разобраться в происходящем. Колонны скрыли от глаз участников разговора, но голос князя Айри узнала. Когда заговорила, оправдываясь, девушка, сомнений не осталось: Рикеси. Айри шагнула вперед, но тут еще один голос задребезжал громче остальных, получилось даже разобрать слова:
   -- Думаешь пойти против Реки и остаться в живых? Река ничего не прощает, Река никого не забывает. У Реки память куда лучше, чем у глупого Сэдрика.
   Вот, значит, как разговаривает шут, когда рядом нет посторонних. Подлая змея, свившая гнездо в доме Солнца. Айри вышла из-за колонн. Три пары глаз уставились на нее. Испуг, злоба и надежда. Холодный взгляд Айри скользил с одного лица на другое и остановился на Сэдрике.
   -- Вон отсюда.
   Горбун скривился, будто проглотив горькое лекарство.
   -- Простите, госпожа, глупого шута. Но здесь я представляю...
   -- Мне все равно, что ты здесь представляешь. Представление окончено. Убирайся.
   Князь встал с трона. Айри выдержала его тяжелый взгляд.
   -- Пока еще я хозяин в своем доме, -- заговорил он. -- С тобой поговорю позже.
   -- Ты хозяин? -- Айри склонила голову. -- Что-то не видно. В доме распоряжаются крысы, и давно. Крысы, которые только и знают, что таращить подслеповатые глазки в сторону Алой Реки. Почему же тогда вы идете против воли того, кто вошел в ее воды по праву силы, вместо того чтобы проливать в ее честь кровь слабых и невинных? Я могу уйти, но вернусь с ним.
   Пока она говорила, голова князя опускалась. Сэдрик в ярости корчил дурацкие рожи.
   -- Мне очень жаль, что времена, когда здесь уважали силу и волю, прошли, -- сказала Айри, на этот раз обращаясь к Рикеси. -- Но не во всех еще остыло Солнце. Возвращайся к себе. Отныне ты -- моя личная служанка. Прежняя передаст тебе дела утром. Иди.
   Рикеси стрелой промчалась мимо княжны. "Спасибо", -- услышала Айри шепот, похожий на дуновение ветра.
   -- Ты -- убирайся. В следующий раз говорить буду не я, а сталь.
   Айри положила руку на пояс, и горбун, спотыкаясь, понесся к выходу. Ему не позволяли ночевать во дворце. Приходилось ютиться в одном из флигелей. Айри опустила руку.
   Кроме князя в зале никого. За три года Айри едва десяток слов сказала отцу наедине. И сейчас сердце трепещет, как прежде. Глаза в глаза. Он -- такой большой и сильный на своем троне. Она -- маленькая и беззащитная. "Враг, -- скользнула спасительная мысль. -- Просто метни нож, не дай ему ударить первым!"
   -- Я покину этот дом вместе с ним.
   Нож вонзился в грудь, но не в сердце. Дрогнула рука. Враг пошатнулся, грузное тело опустилось на трон.
   -- Айри, -- прошептал князь. -- Что ты творишь со своей жизнью?
   Стоит прикрыть глаза, и пальцы играют с очередным смертоносным лезвием. Бросок:
   -- Возвращаю. Все то, что ты отобрал. И даже больше. Мне понадобится приданное. Все, о чем он просит.
   Снова рядом. Враг содрогнулся. Быть может, рана смертельна, но, умирая, Враг еще способен биться. И он бьет, страшно, безжалостно:
   -- Моя вина бесконечно огромна. Разве тебе мало видеть, как я страдаю? Как сам наказываю себя каждый день, погружая душу во тьму?
   Три ножа, три гладких тонких лезвия скользнули между пальцами. Пусть летят в сердце, разучившееся любить, в горло, чтобы оборвать поток нелепых слов, в голову, что полнится гнилыми мыслями:
   -- Ты страдал, когда умерла мама, и я окружила тебя заботой и лаской. Взамен ты лишил меня детства, лишил счастья и судьбы, повинуясь секундной прихоти. Пытаясь наказать себя, прогнал из моей жизни Солнце, бросил во тьму, слушать, как весело журчит алый поток. А когда я нашла лазейку, ухватилась за тонкую нить, ты бросился на эту нить с оружием. Нет, отец. Я слишком долго жила во тьме и стала там княгиней. Та тварь, что стоит перед тобой -- твоя дочь. И ты сделаешь все, что она скажет, потому что иначе город утонет в крови, а выжившие многие сотни лет будут пересказывать легенды о том, как Алая Река обрушила на князя Торатиса кровавый смерч, носящий мое имя. Делай все, что хочешь, со своей жизнью, но мне ты заплатишь сполна.
   Айри пошла к выходу, не глядя на Врага. Руки знают, когда бросок удался. Враг мертв. Но впереди -- еще одна битва.
   Глава 16
   Восток
   Алая пелена -- это лишь свет, бьющий по закрытым векам. Левмир вынырнул из сна. На грудь что-то давило. Что-то маленькое и урчащее. Приоткрыв глаз, увидел усатую морду с внимательными желтыми глазами. Маленькая пасть раскрылась, послышалось громкое "Мяу!"
   -- Привет, -- улыбнулся Левмир и погладил серую, с черными пятнами кошку. -- Опять сбежала от князя?
   -- Что значит, "опять"?
   Левмир вздрогнул, кошка соскользнула с груди, открыв обзор. Княжна в новом красно-желтом платье сидела перед зеркалом в кресле, спиной к кровати.
   -- А ты что здесь делаешь? -- вырвалось у Левмира.
   -- Живу, -- зевнула Айри, прикрывая рот ладошкой. -- Сударь, вы долго еще собираетесь почивать? Почти двенадцать часов, все голодны и ждут вас, а кроме того, гулять придется по жаре.
   -- Засиделся над твоим портретом, -- сказал Левмир, оглядываясь в поисках одежды. -- Не мог уснуть...
   Айри бросила на кровать кафтан и штаны.
   -- Будешь оставлять в кресле -- быстро помнутся. Есть ведь шкаф. Можно посмотреть портрет?
   -- Еще не готово. -- Натягивая штаны, Левмир нащупал в кармане круглый стеклянный предмет. Вытащил маленький флакончик с красно-коричневой жидкостью. -- Что это?
   -- А, да, -- усмехнулась княжна. -- Это я положила. Выпей.
   -- Что это? -- переспросил Левмир.
   -- Да ничего особенного. Приворотное зелье.
   Флакончик выпал из ладони Левмира, прокатился по простыне. Стремительно развернувшись, княжна успела его подхватить.
   -- Разобьешь ведь. -- с укоризной взглянула на Левмира. -- Выпей, у нас будет гораздо меньше проблем.
   -- Ка... Каких проблем?
   Широко раскрыв глаза, он смотрел на Айри. Спокойная, взгляд усталый. Будто мама, убеждающая ребенка, что нужно позавтракать.
   -- Я ведь вижу, как ты мечешься. Иногда выбор сделать трудно, почти невозможно. Я даю тебе возможность сделать этот выбор безболезненно. Выпей -- и забудешь о ней. На душе будет легко.
   -- Ничего я не мечусь. -- Левмир почувствовал, как внутри закипает злость. Человеческая природа, все теснее переплетающаяся с силой Алой Реки, пыталась остановить сердце, чтобы спалить дотла эту самонадеянную девчонку.
   -- Ну да, -- усмехнулась Айри. -- Именно поэтому ты всю ночь рисуешь мой портрет.
   Сердце и впрямь замерло, чтобы тут же начать биться с удвоенной силой. Кровь бросилась в лицо.
   -- Я просто не мог уснуть.
   -- Думая обо мне? Слушай, я не буду настаивать. У тебя есть шанс получить многое. Сыновья как минимум трех соседних князей рукой бы пожертвовали, чтобы заполучить меня. А тебе даже делать ничего не надо. Я согласна, если сейчас согласишься ты.
   Левмир отвернулся. Айри не могла знать, что слова о пожертвовании рукой напомнили Сардата. Взметнувшийся топор, круст костей, сдавленный крик... Тогда они шли вперед -- не к теплу и уюту, но к страшной, кровавой правде. Пусть эта правда оказалась ложью. Но Сардат -- там, на Западе, -- занят делом. Как и Аммит, и Кастилос. Как Ирабиль. Все они ждут его. Откуда взяться сомнениям? Левмир разогнал теплые, уютные мысли. Пальцы перестали дрожать, спокойными движениями застегнули пуговицы.
   -- Я сделал выбор давно. Другого у меня нет.
   Помолчав, добавил:
   -- Прости. Наверное, я все же не так повзрослел, как думал. Ты мне очень понравилась, Айри. Может быть, ты -- одна из самых необычных девушек в мире. Но -- не самая. И чем больше ты мне нравишься, тем сильнее я хочу просто убежать.
   Флакончик, кувыркавшийся между ловкими пальчиками княжны, остановился.
   -- Уверен? На Западе ждет смерть. А здесь -- жизнь. Спрашиваю в последний раз.
   -- Смерть мне подходит, -- улыбнулся Левмир, глядя в глаза Айри. -- Потому что на Той Стороне меня будет ждать она.
   -- Да будет так. Убегай.
   Айри улыбнулась в ответ. Рука дернулась, флакончик сверкнул в солнечных лучах и вылетел серебристой молнией в раскрытую дверь лоджии. Миг спустя послышался звон разбитого стекла. Айри встала.
   -- Пойдем завтракать. Князь хочет тебе кое-что сказать. А потом -- прокатимся на площадь фонтанов.
   -- Но ведь я...
   -- Не настолько труслив, чтобы действительно сбежать. А я слишком изувечена, чтобы испытывать такое сложное чувство как любовь. Слёз не будет, не надейся. Если кто из нас и заплачет, когда все закончится, то это буду не я. Ну? Идем?
   Взяв предложенную руку, Левмир поднялся с кровати.
   -- Ты действительно не расстраиваешься? -- уточнил он.
   -- Немного, -- поморщилась княжна. -- Видишь ли, на прогулку придется взять Рикеси. Браир никак не уймется, а я не хочу полагаться на княжескую порядочность.

***

   Князь поднялся навстречу вошедшим. Айри отняла руку перед тем как войти в обеденный зал и первой подошла к столу. Безмолвный слуга помог ей усесться. Левмир в этот раз не спешил. Не хотелось снова нарушать этикет. Кроме того, разговоры с Торатисом и Айри не способствовали непринужденному настроению. "Что я вообще здесь делаю?" -- подумал Левмир, пока слуга обходил стол.
   Помимо кушаний, на столе три золотых кубка. Один, держа за тонкую ножку, покручивала Айри, другой накрыл рукою князь. Третий предназначен Левмиру.
   -- Поздравляю вас, юноша. -- Голос князя мрачен, глаза пусты.
   -- С чем же?
   Левмир приблизился к столу, но не спешил садиться.
   -- Я отдал необходимые распоряжения. Войска готовятся к походу, корабли заполняются провизией. Одна-две недели, и можем выступать.
   Левмир поймал отрешенный взгляд Айри. Она улыбнулась, приподняв тот уголок рта, которого не видел князь. Левмир прислушался к сердцу. Радостно ли? Нет. Только камнем обрушились слова: "Две недели".
   -- Вечером вы говорили другое. -- Левмир все еще стоял рядом со стулом. -- Что изменилось?
   Князь покосился на дочь. Будто ждал от нее подсказки.
   -- Меня убедила Айри.
   -- Как?
   -- Это важно?
   -- Не знаю. Я пришел с безумной просьбой, но с разумными объяснениями. Знал, о чем говорю, и доказал это. Вы отказываете. Теперь Айри, которая ничего не знает о Западе, поговорила с вами, и армия готовится к походу. Не хочу обидеть, но мне нужно знать, что заставляет вас принимать такие решения.
   Тишину нарушила Айри:
   -- Он мне должен. Считай, что так он возвращает долг мне, а я вольна сделать тебе такой подарок.
   -- Подарок? -- переспросил Левмир. -- Тысячи людей, идущих на смерть -- подарок? -- Он перевел взгляд на Торатиса. -- С такими мыслями они пойдут в бой? Что их просто подарили?
   -- Они пойдут в бой с теми мыслями, которые им внушите вы, -- отозвался князь. -- Мои резоны остаются при мне. А эти люди принесли присягу, зная, что больше не принадлежат себе. Что ж, если вы ждали парада, веселья и победных песен -- разочарую. Не всегда желания сбываются так, как хочется. Нужно иметь мужество признать мечту исполненной, как бы скверно она ни выглядела. А теперь -- за наш самоубийственный поход. До дна.
   Торатис поднял кубок. Встала княжна. Левмиру ничего не осталось, кроме как взять свой напиток. Из-за непрозрачных стенок кубка вино казалось черным и густым, будто кровь. Тошнота подкатила к горлу. Встретив настороженный взгляд Айри, Левмир содрогнулся. Ведь именно в этот миг где-то далеко закричал тоненький голосок. Будто отзвук сна, постепенно истаивающий до неразличимости. Лишь одно слово удалось разобрать: "Нет!"
   "Если это поможет приблизиться к тебе", -- подумал Левмир.
   Втроем одновременно поднесли кубки к губам и осушили. Вино показалось странным на вкус. До такой степени странным, что сердце едва не остановилось. Так, будто в кубке и впрямь была кровь.

***

   Для сегодняшней поездки Айри выбрала коляску с откидным верхом. Солнце сияло, теплый ветерок трепал волосы, и никому не хотелось прятаться в темноте кареты. Рядом с Левмиром сидела Рикеси и трещала без умолку. Княжна хранила молчание.
   -- Я так рада, что вы взяли меня с собой, -- восторгалась бывшая рабыня. -- Ой, а это что, элитные кварталы? Я лучше спрячусь.
   С этими словами девушка надвинула на глаза капюшон. Левмир огляделся по сторонам. Дома, сплошь из белого мрамора или красного кирпича, жмутся друг к дружке высокими заборами, сады будто соревнуются в роскоши. То тут, то там виднеются кусты, подстриженные в форме драконов, птиц, лошадей. Людей мало, только иногда мимо проносятся дилижансы. Но окна почти у всех закрыты.
   -- Кого ты боишься? -- спросил Левмир.
   -- Никого, -- отозвалась Рикеси. -- Просто прячусь.
   Левмир посмотрел на княжну, и та нехотя пояснила:
   -- Должно быть, здесь немало ее бывших клиентов.
   -- Вы так мудры, госпожа, -- восхитилась Рикеси. -- Просто не хочу, чтобы вас видели в столь неподходящей компании.
   -- Клиентов? -- Левмир снова поглядел на Айри, отчасти ожидая ответа, отчасти просто так. Отвести взгляд от княжны с каждой минутой становилось сложнее.
   -- Она год работала в борделе, -- сказала Айри, глядя в сторону. Вот показался серый приземистый домишко Эмариса с рвущимися сквозь изгородь сорняками. Два соседних белокаменных домика будто шарахались от него.
   -- Что значит, "в борделе?" -- спросил Левмир.
   На этот раз никто ему не ответил. Рикеси, хихикнув, отвернулась. Айри выдавила улыбку.
   -- Это какая-то тайна?
   -- Страшная тайна, -- подтвердила княжна. -- Во всяком случае, никудышная тема для беседы в такой прекрасный день.
   -- Забудьте, господин Левмир, -- добавила Рикеси. -- Вы еще слишком маленький.
   Девушки, переглянувшись, рассмеялись, а Левмир почувствовал себя так, будто вернулся в родную деревню. Все девчонки ведут себя одинаково, будь они хоть чьими дочерьми. Все, кроме одной, образ которой почему-то никак не желал сегодня воскресать в памяти.
   Домики сошли на нет. Широкая дорога уперлась в площадку, скрытую от посторонних глаз живой изгородью. Не доезжая до золотой арки входа, увитой ползучими растениями, кучер остановил лошадей. Левмир спрыгнул на землю, протянул руку княжне. Мгновение Айри колебалась, но позволила себе помочь. Рикеси выразила желание остаться в повозке.
   -- Уверена? -- нахмурилась Айри. -- Не думай, что кучер тебя отобьет.
   -- Вы все равно там целоваться будете, а одной мне скучно, -- бесцеремонно заявила Рикеси.
   Покрасневшая княжна метнула взгляд на Левмира, но тот отошел далеко. Стоял у резных перил, глядя на море. Площадку выстроили на утесе, и желающие могли даже спуститься вниз, к самой воде.
   -- Клянусь, я все-таки вырежу твой дурной язык! -- с жаром прошептала Айри.
   -- А вот с языком поосторожнее, -- улыбнулась девушка. -- Иначе он подумает, что вы слишком легко доступны.
   От проломленного черепа Рикеси спас возглас Левмира:
   -- Это и есть корабль?
   Указывал куда-то вдаль. Айри обошла повозку, стараясь не слушать шипения Рикеси, дававшей последние наставления. Кое-что, правда, достигло ушей:
   -- Можете потерять сознание или подвернуть ногу, если хотите. Он ведь так заботлив, грех на этом не сыграть!
   Айри даже представить боялась, что за страшное чудовище должно с ней схватиться, чтобы заставить подвернуть ногу или, тем паче, потерять сознание. Впрочем, мысль о Левмире, спасающем ее из лап такого чудовища, приятно волновала.
   Яхта с одной мачтой покачивалась на волнах. Отсюда казалась игрушкой, как и крошечные фигурки на борту.
   -- Ну да, корабль, -- признала Айри. -- Пограничный. Море здесь совсем узкое. Собственно, это пролив. А с той стороны -- владения князя Абайата. На прошлом турнире он отвоевал право расширить границы и охранять их одному.
   -- Граница по воде? -- усомнился Левмир.
   -- Представь себе, -- улыбнулась Айри. -- Вот почему собрать войско -- такая проблема. Одна из причин. Едва пограничники заметят, как собирается флот, -- Абайат узнает и потребует объяснений. Они ведь сейчас считаются союзниками. Придется все объяснить. Абайат помашет вам вслед платочком и возьмет княжество голыми руками.
   Только теперь до Левмира начало доходить, что имел в виду князь. Для него этот поход -- не просто хладнокровное убийство солдат, но и потеря владений.
   -- Как же он тогда...
   -- Хватит! -- Айри разрубила воздух ладонью. -- Мы сюда зачем приехали? Пусть о княжеских делах болит голова у князя. Идем, на корабли ты еще до тошноты налюбуешься.
   Схватила Левмира под руку, прежде чем поняла, что делает. А когда поняла, они уже шли рядом, ничем не отличаясь от двух парочек, выходивших из арки. "Ну почему все это так глупо выглядит?" -- мысленно застонала княжна. Хоть бы там, внутри, Браир устроил засаду! Разве все эти касания рук, вздохи и поцелуи могут сблизить сильнее, чем драка с общим врагом?
   -- Госпожа Айри! -- Громкий шепот Рикеси настиг их у самого входа. Айри обернулась.
   Рикеси стояла в повозке с пылающим решительностью взглядом.
   -- Вот так! -- закрыла глаза и сложила губы бантиком.
   В который раз Айри с нежностью подумала о метательных ножах, спрятанных под кроватью. Рикеси, убедившись, что ее поняли, сделала суровое выражение лица, ударила со звонким хлопком ладонью по кулаку. Значение жеста было трудно не понять, но, судя по всему, Рикеси давно воспринимала его, как пожелание удачи.

***

   Глава церкви Алой Реки, его преосвященство Браир высится над алтарем, спиной ко входу. Не обернулся, даже пальцем не пошевелил, услышав скрип петель. Тяжелые шаги князя стихли неподалеку.
   -- Ты пришел один. -- Голос Браира загремел в огромном зале.
   -- Прошу меня простить, -- отозвался князь. -- Я не смогу вернуть жертву. Но я принес золото. Достаточно, чтобы купить десяток таких же и загладить вину моей дочери.
   -- По-твоему, Алая Река принимает такие жертвы?
   Браир обернулся. Изпещренное шрамами лицо бесстрастно. Цепкие черные глаза вперились в растерянное лицо князя.
   -- Торатис, вину твоей дочери загладить нельзя. Она преградила путь потоку. Один из наших братьев погиб от ее рук. Ты понимаешь, каких трудов мне стоит сдерживать гнев остальных? Они-то помнят законы: кровь за кровь. Я протянул тебе руку. Попросил вернуть рабыню и построить еще один храм. Не перебивай. Я знаю, что храм ты построишь. Но почему нельзя вернуть жертву? Объясни, что тебя останавливает, Торатис?
   Князь опустил взгляд. Блики горящих свечей выхватывали из темноты красные камни, которыми выложен проход.
   -- У меня... Есть причины.
   -- Причина. Твоя дочь. Она слишком многое себе позволяет, а ты слишком мало можешь ей возразить. Не будем тратить время. Сегодня вечером -- последний срок. Верни жертву, либо... Я перестану сдерживать братьев. За кровь будет отплачено кровью.
   Князь вскинул голову, и Браир едва удержался от улыбки. Растерянность, страх, скорбь...
   -- Браир! -- Князь попытался говорить сурово. -- Вспомни, кто ты, и кто я.
   -- Ты сам пришел ко мне. Сам решил принять посвящение. Правила тебе известны: отринувший Солнце лишается света. Отринувший Реку лишается всего. Сейчас ты выбираешь путь для своей души. Никто и никогда не говорил, что путь Реки будет легким и солнечным. А теперь ступай. Ты меня услышал. На закате жду правильного решения.
   Князь, пошатываясь, двигался к выходу. Онемевшие пальцы схватились за ручку, когда по ушам резанул голос Браира:
   -- Правильным решением для тебя будет отдать обеих. Помни заповедь: "нашел корень слабости -- вырви и сожги". Но это всего лишь пожелание, брат Торатис. Мы терпимы во всем, что касается кровных уз.
   Толкнув двери, Торатис вывалился из храма в солнечный свет, который больше не согревал.

***

   Аллея, начинающаяся за аркой, широким кольцом охватывала скалистый холм с вырубленными лестницами. Через каждые несколько шагов живая изгородь расступалась, обнаруживая уютные беседки со скамейками и столиками. Можно было сидеть и любоваться морем или, чуть дальше, городом.
   Оказавшись наедине с Левмиром, Айри растерялась. Хочет ли он посидеть в беседке, или подняться наверх? А может, вообще ничего не хочет. Но это ведь невозможно! Старуха не обманула ни разу и не могла оплошать с такой простой задачей. Руку жжет прикосновение, но Левмир не пытается освободиться.
   В одной из беседок сидела пара. Целовались, не замечая ничего вокруг. Поравнявшись с ними, Айри покосилась на Левмира и встретила такой же осторожный взгляд. Быстро отвернулись, ускорили шаги.
   -- Здесь красиво, -- сказал Левмир.
   -- Очень, -- согласилась Айри. -- Особенно когда закат.
   -- Надо будет прийти на закате...
   Осекся, но слово прозвучало. Айри мысленно повторила жест Рикеси. Что-то меняется! Так стоит ли продолжать корчить из себя незнамо что?
   Возле очередной лестницы Айри остановилась.
   -- Наперегонки до самого верха?
   Левмир взглядом смерил расстояние.
   -- Давай! -- Айри, смеясь, толкнула его кулаком в плечо. -- Покажи, на что способен.
   -- Хочешь, чтобы я остановил сердце?
   -- А что, без этого тебе со мной не совладать?
   Взгляды пересеклись, Айри затаила дыхание.
   -- Кажется, нет, -- шепотом ответил Левмир.
   Никогда прежде она не видела его таким растерянным.
   -- Да брось, -- улыбнулась Айри. -- Я ведь в платье не такая резвая.
   Одним прыжком перемахнула через пяток ступеней и побежала вверх, не оглядываясь. Миг спустя топот ног Левмира настиг ее. Княжна удвоила усилия. Ступени слились в серую полосу, одно неверное движение, и можно не только подвернуть ногу, но и сломать шею. Только ноги знали, как ступать, и отдай мозг не ту команду, его бы просто не стали слушать.
   Дыхание Левмира стало тяжелым. Впереди просвет. Площадь фонтанов опоясала еще одна живая изгородь, и золотые арки стояли во главе каждой лестницы. Айри прыгнула, развернувшись в воздухе. Подошвы любимых туфель коснулись гладкого мрамора. Сила прыжка протащила Айри несколько метров. Пришлось расставить руки, чтобы удержать равновесие. Зато получилось встретить запыхавшегося Левмира лицом к лицу.
   -- Никто не обгонит Солнечный Лучик! -- засмеялась Айри.
   -- Лучик? -- улыбнулся Левмир.
   -- Так меня называла мама. Ну? Как тебе здесь?
   Левмир покрутил головой. Круглая площадка не меньше ста шагов в диаметре стреляет в небо струями воды. Мягкое, умиротворяющее журчание и ослепительная белизна. Левмир прошелся между фонтанами, разглядывая статуи людей в переплетении сверкающих на солнце потоков.
   -- Все это -- великие воины прошлого, герои сражений с вампирами, -- говорила княжна, ступая след в след. -- Я знаю имена каждого.
   -- Не думаю, что они рады меня видеть, -- усмехнулся Левмир.
   -- Будь все вампиры подобны тебе, не было бы тех войн. Остановись. Смотри.
   Айри схватила за руку Левмира и показала вверх. Он запрокинул голову, с губ сорвался вздох.
   -- Это -- Роктаткай, -- сказала княжна. -- Предводитель, вождь, сумевший объединить людей и выгнать вампиров. Мой очень далекий предок.
   Статуя такая огромная, что Левмир сначала принял ее за колонну, непонятно зачем поставленную под открытым небом. Суровое лицо воина, бережно вырезанное в камне, трудно рассмотреть, но Левмир видел зорче любого человека. Если не обращать внимания на узкий разрез глаз, присущий всем восточным жителям, Роктаткай скорее напоминал великана Ратканона, чем Торатиса или, тем паче, Айри. Такой же могучий, так же сурово сдвинуты брови. Даже усы и борода похожи, не говоря об имени.
   Левмир отвел взгляд. Воспоминания о великане затронули больной участок в сердце. Айри не оказалось рядом. Повернув голову, увидел ее сидящей на краю фонтана. В красном платье, будто капелька крови на белоснежном мраморе. Ветерок колыхал черные волосы. Почувствовав взгляд, Айри улыбнулась, похлопала рукой рядом с собой.
   -- Вампиры рассказывают другую историю, -- сказал Левмир, усевшись около княжны. -- Про людей там, честно говоря, почти ни слова. Как говорила Ирабиль...
   -- Кто? -- В глазах Айри зажегся интерес. -- Так ее звали?
   -- Зовут, -- поправил Левмир. -- Принцесса Ирабиль. Но ей больше нравится И. Нравилось.
   -- Принцесса? -- Айри нахмурилась, подняла руку, отбросила прядь волос. -- Постой... Выходит, она...
   -- Дочка Эмариса, все верно.
   -- Ну ничего себе, -- протянула Айри. -- Он и не заикался, что у него есть дочь.
   -- Думаю, он все силы приложил, чтобы забыть о ней. Но тут появился я.
   Айри справилась с растерянностью. Усмехнулась.
   -- Да, господин Левмир, вы мелко не плаваете. Принцесса, княжна... Расскажи о ней.
   -- Зачем? -- удивился Левмир. Если в сердце еще оставался какой-то участок с зеленоглазой девчонкой с золотыми и серебряными волосами, то раскрывать двери туда совершенно не хотелось.
   -- Мы ведь просто разговариваем, -- пожала плечами Айри. -- Мне интересно, какая она, эта твоя Ирабиль. Вампирская принцесса.
   Что-то сломалось внутри с таким треском и грохотом, что Левмир недоумевал, почему не слышит Айри. Падали, обращаясь в пыль, крепостные стены, стонали, умирая, люди, придавленные обломками. Но над всем этим возвышался кто-то, в ком Левмир узнал себя. Негасимое красное пламя полыхает в глазницах, кровь сочится из пор, рвется наружу. Этот другой Левмир стоял на коленях, вытянув руки, будто пытаясь удержать нечто огромное. Черная кровь хлынула через плотно сжатые зубы. Рот приоткрылся. Голос Аммита, почти незнакомый, загремел над всем миром: "Не уверен, будто понимаю, что с тобой творится, парень, но если речь о войне, то она не закончится, пока ты не испробовал все. На этом рубеже ты можешь держаться очень долго".
   -- Не хочешь рассказывать? -- спросила Айри, заметившая только, что Левмир зажмурился.
   Глаза медленно открылись. На границе между жизнью и смертью Левмир повернулся к Айри.
   -- Мои слова о ней -- ничто для тебя. Слово -- ложь. О таких, как она, нельзя рассказать. Но ты можешь видеть моими глазами.
   -- Ты чего? -- насторожилась Айри. Очень уж странным стал голос Левмира.
   -- Закрой глаза, -- прошептал Левмир, и Айри подчинилась. Порыв ветра разметал волосы, но убрать их нет сил. Дыхание Левмира совсем рядом, на шее... Айри затрепетала, сердце готово выскочить из груди. Сбежать бы, да тело не слушается.
   Крошечный укол, и все прошло. Айри перевела дыхание. Двигаться пока не получается, но хоть это странное и страшное чувство близости прошло.
   -- А теперь -- смотри, -- прошептал Левмир.
   Айри открыла глаза. Не то что двигаться -- даже закричать нельзя. Потому что собой она больше не была, а на бревне рядом с ней сидит, улыбаясь... сказка.

***

   Это не фонтаны журчат, а ручеек. Полянку освещает луна. Старое бревно, запах трухи и еще чего-то -- сладкого, волшебного...
   -- Ну и что ты натворил?
   Голос! Услышав этот голос, Левмир увидел Ирабиль. Растерянная улыбка, блестящие волосы, а в зеленых глазах вспыхивают искорки.
   -- Не знаю, -- прошептал Левмир. -- Но ты -- здесь.
   -- Я всегда здесь, где мне еще быть, -- проворчала сказочная девчонка. -- Только вот зря ты эту сюда приволок. Не боишься, что мы выпьем до дна ее душу?
   -- Не боюсь. -- Левмир улыбнулся. Здесь, на полянке, не было места сомнениям. -- Пусть знает, с чем связалась.
   Протянул руку. Прохладные пальцы И быстро теплели, сжимая его ладонь. Все как на самом деле... При мысли о том, что происходит на площади фонтанов, Левмир содрогнулся, мираж потускнел, и в глазах принцессы загорелась тревога.
   -- Еще немножко, -- попросила она. -- Не думай о ней еще чуть-чуть.
   Худенькое тельце прижалось к нему. Губы нашли губы. Исчезло время, исчезло все, даже полянка. Полет вдвоем сквозь вечность, ради чего и шли, умирая, к Реке. Вечность, длящаяся миг, и миг, растянутый в вечность.
   Поцелуй прервался. В зеленых глазах стояли слезы.
   -- Возвращайся скорей. Я не смогу так долго.
   -- Я стараюсь, Ирабиль. Дождись меня, слышишь? Дождись обязательно! Пусть даже Запад сгорит дотла -- я приду.
   -- Я дождусь. -- Шепот таял в темноте.

***

   Снова журчат фонтаны, греет солнце. Левмир открыл глаза, чувствуя влагу на щеках. Сердце билось болезненно, гулко.
   -- Что это было?
   Айри, тяжело дыша, отскочила от Левмира. Дрожащие руки коснулись губ, ноющих от чего-то такого, что в книжках звалось "поцелуем".
   Левмир засмеялся, вытирая рукавом глаза.
   -- И, -- просто сказал он.
   -- Я была ею. И тобой одновременно. Как такое может быть? Это колдовство какое-то?
   -- Хороший вопрос!
   Айри вскрикнула, когда Левмир оказался рядом с ней. Сквозь солнечный цвет глаз проступила угрожающая краснота.
   -- Это колдовство? Или что?
   -- Я ничего не понимаю, что ты, -- зашептала Айри, отступая. Перед ней стоял Враг, с которым не совладать. Впервые в жизни. "Вот с чем они столкнутся на Западе!" -- подумала княжна, и колени задрожали.
   -- Думала, я не узнаю вкус твоей крови в вине? -- наступал Левмир. -- Думала, я не узнаю вкус своей крови? Значит, все ради меня, да?
   -- Я не понимаю, о чем ты говоришь, -- спокойно солгала Айри. -- Собираешься убить меня? Давай, только без долгих разговоров. А нет -- прекрати. Я могу испугаться, а вот бояться -- не стану.
   Краснота отступила. Из губ Левмира вырвался вздох.
   -- Осторожно! -- Айри подскочила к нему, подставила плечо, когда он пошатнулся. -- Наверное, нам лучше вернуться.
   -- Пожалуй...

***

   Обратный путь прошел в молчании. Рикеси, теперь севшая рядом с княжной, снова спряталась под капюшон, лишь изредка стреляя глазками то в Левмира, то в Айри. Старый кучер тоже не спешил веселить беседой. Он, кажется, вообще не успел проснуться, а сообразительные лошадки сами решали, куда сегодня ехать.
   Когда повозка остановилась, Левмир опять помог спуститься княжне. Рикеси спрыгнула сама и топталась на месте. Видела, как Левмир отвел взгляд от Айри, как пошел к дверям. Айри стояла на месте, понурившись.
   -- Госпожа? -- Рикеси дотронулась до руки девушки. -- Что-то прошло не так?
   -- Более чем, -- пробормотала Айри и пошла вслед за Левмиром. Рикеси семенила рядом, пытаясь заглянуть в лицо. У самых дверей забежала вперед и уперла руки в бока.
   -- Так вы целовались, или нет?
   Айри остановилась.
   -- Это так важно?
   -- Смертельно!
   -- Тогда -- да. И нет.
   Отодвинула служанку, вошла в дверь. Рикеси снова оказалась рядом.
   -- Ясно, -- качнула головой. -- Вы все-таки перестарались с языком.
   У входа стояла стойка с веерами. Взяв один, Айри устало шлепнула служанку по голове.
   -- Это ничего! -- немедленно расцвела та. -- Делайте все, как я говорила: теперь вы -- холодная и равнодушная дама.
   -- Думаешь? -- Во взгляде Айри сквозила надежда.
   -- Постоянно! -- заявила Рикеси. -- И только о вас.
   Глава 17
   Север
   Этот день Ирабиль запомнила бы как один из лучших в жизни. Она будто вернулась в детство, в ту недолгую пору, когда отец научился смягчать взгляд. Только вместо отца был Кастилос, а вместо конных прогулок и визитов к чопорным лордам -- веселый человеческий мир, таящий столько на первый взгляд глупых, а в действительности очень смешных развлечений.
   Добрались до центра города, поймав извозчика. Парень долго смеялся, когда Ирабиль назвала его коляску каретой, и даже не хотел брать денег за проезд. Принцесса посмотрела на Кастилоса с тревогой, но тот лишь улыбнулся.
   Утро только-только переходило в день, народу на улицах становилось все больше, но пьяных почти нет. Вздохнув с облегчением, И позволила Кастилосу окунуть себя в водоворот. За каких-нибудь два часа она до тошноты укаталась на карусели, ловя на себе удивленные взгляды детей и строгие -- взрослых; перепачкалась сладкой ватой с ног до головы и в панике умоляла Кастилоса достать воды; разинув рот, посмотрела кукольное представление в деревянном ящике (гомон стоял страшный, разобрать, что говорит кукольник разными голосами не получалось, но когда все смеялись, И смеялась тоже); вскарабкалась на высоченный столб за плюшевым медвежонком, которого тут же подарила плачущей девочке; гладила и кормила морковкой маленькую лохматую лошадку пони.
   -- Почему в Кармаигсе всего этого нет? -- воскликнула уставшая, но счастливая принцесса, усевшись на край огромной цветочной клумбы.
   Кастилос протянул ей невесть где раздобытую вазочку с чем-то белым и холодным. Сам уселся рядом.
   -- А много ты так гуляла по Кармаигсу?
   Задумалась, подцепила ложечкой кусочек непонятной штуковины, похожей на снег.
   -- Нравится? -- улыбнулся Кастилос, глядя на лицо принцессы. -- Это мороженое. Ешь потихоньку, а то горло заболит.
   Он придвинулся ближе, их плечи соприкоснулись, но Ирабиль не обратила внимания, увлеченная мороженым.
   -- В Кармаигсе был театр, -- говорил Кастилос. -- Ну и еще кое-что, по мелочи. Видишь ли, любое начинание утверждает граф, а графом Кармаигса был Эрлот. Его отношение к людям тебе хорошо известно.
   -- А театр?
   -- Везение. Один из тех, кто его придумал, знал Чевбета, и попросил его об услуге. Чевбет обратился к Освику, Освик -- к королю. Все решили в обход Эрлота.
   -- Освик был добрым, -- вздохнула Ирабиль.
   -- Освик был разным. Кстати, помнишь нашу первую встречу? Я тогда еще был человеком.
   Удивленный взгляд принцессы заменил ответ.
   -- Вы с Аммитом приехали в гости к Освику. Я подал тебе чай, а ты уронила пирожное на платье и разревелась.
   -- Пирожное помню, -- хмурясь, сказала Ирабиль. -- Тебя -- нет. Я вообще никогда не видела у Освика слуг.
   -- На самом деле ты и не должна была меня видеть, -- сказал Кастилос. -- Мы все там в совершенстве изучили искусство незаметного существования. Освик любил людей, которых выдумал сам -- сильных и гордых, но угнетенных. Настоящих же предпочитал не замечать. Они его раздражали.
   Мимо прошла девушка в туфлях на высоком каблуке. Состроила глазки Кастилосу, метнула презрительный взгляд на его рыжую спутницу, которая как раз испачкала кончик носа мороженым. Платье девушки очень напоминало то, что осталось в гостинице. Теперь, оглядываясь, И заметила, что все девушки ее возраста одеваются примерно так. Сама же она, должно быть, больше напоминала мальчишку в своих брюках и блузке. Отсюда и презрение.
   Так решил разум, но в груди проснулось желчное, злое чувство. Не успев обдумать, И придвинулась еще ближе к спутнику и храбро встречала все взгляды.
   -- Скажи, -- послышался тихий, нерешительный голос Кастилоса. -- А если бы не Левмир, ты вышла бы за меня замуж?
   Вазочка разлетелась, упав на булыжную мостовую. Остатки мороженого белыми пятнами усеяли сапоги принцессы, но она этого даже не заметила. Попавшись в ловушку взгляда Кастилоса, она не могла отвернуться.
   -- Повторю вопрос. -- Он улыбнулся, достал из кармана платок и встал на одно колено перед принцессой. -- Я ведь вижу, как тебе хорошо со мной. Иногда мы боимся своих настоящих чувств, стараемся не замечать их. Но они от этого становятся лишь сильнее, сжигают изнутри. Так что? Согласилась бы?
   -- Н-н-не знаю, -- пролепетала И, глядя широко раскрытыми глазами, как Кастилос осторожно протирает ее сапоги. Его взгляд не отпускал, вкрадчивый голос, взывая к остаткам яда в крови, кружил голову:
   -- Беспокоишься о Левмире? Он взрослый парень, поймет, примет твой выбор. К тому же, у него есть Айри.
   Принцесса соскочила с клумбы. Айри, опять эта Айри! Минувшей ночью она снова видела ее во сне, и в этот раз видение оказалось еще ужаснее.
   -- Перестань! -- хотела закричать, но взмолилась. -- Зачем ты так?
   -- Я просто делаю то, что считаю нужным в данный момент, -- пожал плечами Кастилос, пряча платок в карман. -- Когда-нибудь ты поймешь, что я к тебе испытываю. Тогда твой взгляд станет другим. Идем в гостиницу, тебе нужно отдохнуть.
   -- Я не устала.
   -- О, хочешь еще погулять?
   -- Нет! -- Ирабиль схватилась за голову. -- Нет, пойдем в гостиницу, я... посплю.
   Ирабиль брела впереди, а следом, заложив руки за спину, вышагивал Кастилос. Обернувшись однажды, она заметила, что он улыбается.
   Восток
   На тусклые карандашные линии легла блестящая тушь. Левмир сам не заметил, как остановил сердце, обводя знакомые до слез линии. Чтобы не дрогнула рука, чтобы не упало случайное дыхание... Разум понимал, как это важно, и сказал сердцу замереть.
   Быстрые, уверенные движения. Нажим сильнее -- линия толще. Едва касаясь -- глаза, волосы. Наконец, последний штрих -- готово. Левмир отстранился, разглядывая портрет. Безукоризненный, лучший из всего, что он когда-либо рисовал. Даже губы принцессы алели, пропитанные его кровью.
   Застучало сердце, боль пронзила его. Левмир выпустил из дрожащих пальцев листок, и тот, качнувшись в воздухе, упал на стол.
   -- Я ничего не чувствую, -- прошептал Левмир, пряча лицо в ладонях. -- Как это могло получиться? Почему?
   Он и не представлял, что можно испытывать такое. И не смог бы объяснить, спроси кто. Когда чувство ушло из сердца, почему разум цепляется за него с такой страстью?!
   "На то она и страсть, -- прошептал кто-то у него в голове. -- Ты вампир, благодари за это Реку. Ты не сдашься без битвы. Не отступишь, пока кровь не смоет всех преград".
   Слева на столе -- карандашный набросок лица Айри. Беглый и где-то даже небрежный. Но глаза не видят серых линий, они видят блеск черных глаз, улыбку или возмущенную гримаску. Или печаль. Княжна всегда немного печальна.
   Звук шагов заставил Левмира отвести взгляд. Уставился на дверь, моля сердце успокоиться. Но чем ближе шаги, тем отчаяннее колотится в груди...
   Дверь открылась и тут же захлопнулась, впустив в покои серый ураганчик, оказавшийся Рикеси. Левмир перевел дух.
   -- Чего тебе? -- Не хотел так грубо, само вырвалось, но служанка и не подумала обидеться.
   -- Прячусь, -- сообщила она. -- Госпожа Айри удалилась гулять в расстроенных чувствах, а меня с собой не взяла, и дверь в свои покои закрыла. А меня, если поймают, отдадут Преосвященству, чтобы в жертву принести! А я... Я, господин Левмир, не хочу в жертву. Можно я у вас посижу тихо-тихо? А как госпожа Айри вернется -- сразу убегу?
   -- Сиди, -- улыбнулся ей Левмир.
   Рикеси напоминала деревенских девчонок -- простая и понятная, вся душа нараспашку.
   Он попытался собрать листы, но портрет принцессы Ирабиль выскользнул из пальцев и, подхваченный ветерком с лоджии, полетел к усевшейся на кровати служанке. Рикеси подхватила его.
   -- Ух ты! -- восхищенно выдохнула она. -- Это сестричка ваша? Какая красавица...
   -- Если бы, -- вырвалось у Левмира, и он до крови прикусил губу за эти слова.
   Рикеси посмотрела на него исподлобья. На портрет, на Левмира. Нахмурилась.
   -- Так это -- ваша возлюбленная, господин Левмир? Но... Она ведь совсем маленькая!
   Он возмущения в глазах служанки Левмиру сделалось не по себе, но тут же вспыхнувшая мысль заслонила собой остальные.
   -- Ну да! -- воскликнул он, вскочив со стула. -- Конечно! Я ведь только такой ее и помню!
   Он подбежал к Рикеси, отобрал портрет, вернулся к столу. Пусть ненамного, но полегчало. Может, в этом и секрет? Он запомнил тринадцатилетнюю девчонку, а шестнадцатилетнюю девушку... Шестнадцатилетнюю девушку узнал другую.
   -- Мне срочно нужно отсюда убираться, --пробормотал Левмир, пряча портреты во внутренний карман кафтана.
   -- Госпожу Айри искать? -- влезла Рикеси, о которой Левмир успел позабыть за эти две секунды. -- Вот правильно! Очень уж она огорченная с прогулки вернулась, никогда ее такой не видела!
   Левмир посмотрел на служанку, которая и сама сейчас выглядела несчастной, как щеночек, которого пнули ни за что ни про что. Кажется, даже слезинка блеснула...
   -- Ну и что мне ей сказать? -- прошептал Левмир, вдруг утратив голос.
   -- То, что чувствуете. Это -- всегда самый верный путь.
   -- Этот путь никуда не ведет.
   -- Господин Левмир! -- Рикеси вскочила, перестав походить на щеночка. Глаза сверкнули решимостью. -- Когда двое чувствуют одинаково -- путь ведет в правильном направлении! Все остальное -- ерунда. Знаете, как говорят? Сердцу не прикажешь!
   Должно быть, что-то изменилось в лице Левмира, потому что Рикеси попятилась от него и, столкнувшись с кроватью, шлепнулась на матрас.
   -- Ну, я могу приказать сердцу, -- усмехнулся Левмир, чувствуя, как удлиняются клыки. -- И оно меня послушает.
   -- Вы сейчас -- не как человек говорите! -- прошептала Рикеси.
   -- Человеку не всегда стоит разевать рот. Иногда лучше предоставить вампиру эту честь. -- Левмир направился к лоджии. -- Прячься здесь, пока я не вернусь. Запри дверь на задвижку. Княжна на улице?
   -- Совершенно верно, -- подскочила Рикеси. -- Она с обратной стороны, в саду. А я посижу, спасибо вам огромное, господин Левмир, вы такой добрый и...
   Рикеси моргнула, а Левмир исчез. Только красное пятно мелькнуло за перилами лоджии.
   -- Ох, ради меня бы кто с балкона прыгнул, -- вздохнула служанка и поспешила к двери -- запереться.

***

   В густом запахе цветов княжна Айри переходила от одной клумбы к другой, пристально вглядываясь. В руках ее постепенно увеличивался букет. Цветок оттуда, цветок отсюда...
   Искусству составления букетов Айри научилась от матери. Княжна любила цветы и заполняла ими все помещения во дворце, а уж свои покои и дочери -- особенно. Айри засыпала и просыпалась под сладкий аромат.
   Потом цветами украсили корзину воздушного шара, на котором княгиня отправилась к Солнцу. Айри стояла, вцепившись в бортик корзины, и ждала чуда. Мама смотрела на нее молча, не в силах сказать ни единого слова из-за уничтожившей ее болезни. А слуги все носили и носили цветы...
   Мотнув головой, Айри отогнала воспоминания. Нельзя сейчас расклеиться, битва еще не окончена. Значит -- собраться и идти до конца!
   "Глупенькая, -- прошептал голос матери. -- Разве так вернешь судьбу? Разве Алая Река подчинит себе Солнце?"
   -- А как? -- шепнула Айри, и букет задрожал. -- Я никак иначе не умею. Либо все возможное, либо -- ничего.
   Но непрошенный призрак матери исчез. Вздохнув, Айри сорвала алую розу и попыталась пристроить ее к букету. Нет, не сюда и не сюда... Не годится она в этом букете, но... Но...
   -- Рикеси считает, я должен сказать тебе, что чувствую.
   Айри вздрогнула только в мыслях. Тело же, привыкшее к внезапной опасности, мгновенно развернулось, и каждый мускул изготовился к битве.
   Левмир. Стоит в трех шагах, смотрит в глаза. Как же он подкрался так незаметно? Ах, да... Эмарис тоже так может -- не раз ее врасплох заставал.
   -- Для служанки, которая в должности чуть больше суток, она слишком много считает, -- заметила Айри. -- Скажу ей, чтобы не досаждала.
   Удар попал в цель -- Левмир смутился. Интересно, бьется ли у него сейчас сердце? Наверняка бьется -- вон, румянец на щеках.
   -- Она не досаждает. Может быть, она права. Давай поговорим начистоту?
   -- О твоих чувствах? -- Айри, всеми силами стараясь двигаться спокойно, примеряла розу к букету. -- Ну что ж, говори.
   -- Кажется... Я тебя люблю.
   Не сдержалась. Дрогнула рука, острый шип вонзился в палец, выступила капля крови, а вместе с ней -- злость. "Кажется!" Это все, чего она удостоилась? Какого-то жалкого "кажется"?
   Айри смяла цветок в кулаке и бросила под ноги останки. Левмир опустил взгляд на мертвую окровавленную розу.
   -- А дальше? -- заговорила Айри. -- Это ведь только начало. Продолжай! Скажи, что я тебя околдовала, обвини меня во всем. Давай! Как ты все это представляешь? Что я кинусь тебе в ноги прощения вымаливать, а ты меня утешишь и простишь?
   "Что я несу? -- застонала она мысленно. -- Это ведь он мне нужен! Он -- мне, а не наоборот! Или... Или, может, все правильно? Может, Рикеси права? Почему иначе он выглядит таким несчастным от моих слов?" И, ободренная догадкой, Айри усилила атаку:
   -- Когда любят -- не "кажется". Когда любят -- не ищут причин. Когда любят -- больно не делают. Или я тебе так противна, что любить меня не хочется? Ну так иди, отпускаю!
   Айри носком туфли раздавила уничтоженную розу. Левмир от этого движения вздрогнул.
   -- Зачем ты так? -- спросил дрогнувшим голосом.
   -- Как? -- Айри вскинула голову. -- Зачем розу сломала? Сперва она показалась мне красивой. Потом не захотела войти в букет. А когда я отвлеклась -- она поранила меня. Чего ради я должна терпеть ее дальше?
   Она отвернулась и пошла по дорожке, закрыв глаза. В висках стучало, дыхание сбивалось. Что же теперь будет?..
   Захлопали крылья. Айри резко обернулась, но не увидела даже птиц. Пусто. Она одна в саду. И в сердце стало так пусто...
   -- Вот теперь я действительно перестаралась с языком, -- прошептала Айри и выронила букет.

***

   Стук в дверь оторвал Эмариса от самострела. Почувствовать присутствие вампира не составило труда, а вампиров вокруг не так много. Эмарис взглянул в окно, пытаясь определить время по солнцу. Вечереет. Если бы князь с утра огорошил парня отказом, тот прибежал бы гораздо раньше. Или его что-то задержало? Вспомнив сцену, устроенную Айри после битвы, Эмарис улыбнулся.
   Вытер руки грязной тряпкой, пошел открывать. Едва брякнула щеколда, угол двери врезался в лоб перворожденному вампиру и бывшему королю Западного мира. Стремительная тень влетела в дом, исчезла в комнате, откуда послышалось скрипение кресла.
   -- Нет, это уже ни в какие рамки! -- воскликнул Эмарис, запирая дверь. -- Что ты себе позволяешь, ребенок?
   Левмир забрался в кресло с ногами, руки обнимают колени, безумный взгляд устремлен в пустоту. Слова застыли на губах Эмариса. Слишком жалким выглядело лицо парня.
   -- Посмотри на это с другой стороны, -- вздохнул Эмарис, усаживаясь напротив. -- Ты ведь так рвался на Запад. Сборы войска отняли бы не меньше недели, а так -- можем выдвигаться хоть сегодня ночью. Если, конечно, ты соизволишь дождаться меня. Я, к сожалению, не могу лететь днем.
   -- Войско собирается, -- прошептал Левмир, не глядя на Эмариса. -- Айри убедила князя. Как-то...
   Эмарис помолчал, обдумывая услышанное.
   -- Значит, княжна все-таки решилась разыграть свою карту. Поздравляю. Похоже, ты действительно пришелся ей по сердцу. Если не затруднит, сделай одолжение: не заставляй ее страдать. Она сильная девочка, но у любой силы есть предел. Ее предел близок.
   Взгляд Левмира остановился на собеседнике.
   -- У моей силы тоже есть предел. И я сейчас стою на границе. Потому я и пришел сюда, Эмарис. Мне нужна твоя помощь.
   Эмарис встал, прошелся по комнате. Левмир, опустив ноги на пол, следил за ним, затаив дыхание.
   -- Полагаю, ты хочешь, чтобы я передал ей кровь. -- Эмарис в задумчивости щелкнул в лоб деревянную мишень. -- Что ж, это возможно. Только при одном условии. Здесь она не останется. Для Айри на Востоке счастья нет. Заберешь ее с собой на Запад?
   Левмир двигался беззвучно. Только чувство крови позволило Эмарису ощутить его присутствие рядом. А потом -- голос:
   -- Эмарис, я не об этом прошу. Я прошу тебя убить ее. Потому что не знаю, смогу ли сам.
   Юг
   Глардот считал себя настоящим вампиром, и у него были на то основания. Принять дар -- не великая доблесть. Вопрос, что ты делаешь с этим даром после. Что делаешь с вечностью.
   Считалось, что человек становится вампиром, преодолев порог жизни -- сто лет. Тогда, если твой разум сохранился ясным, ты больше не назовешь себя человеком. Как будто умирает что-то внутри. Глардот помнил этот миг.
   Целую вечность ему удавалось выживать, прятаться, охотиться на людей и ни разу не попасться. Он привык оставаться незаметным. И когда власть переменилась, ему стоило больших трудов обратить на себя внимание. Но к этому времени остатки человеческого сознания растворились. Вампир ясно понимал: теперь нужно стоять на виду, чтобы выжить.
   Он поступил в услужение к барону Модору. Пас людей наравне с Рэнтом, ничтожеством, которое за глаза прозвал "бревном с ушами". Благо, это быстро закончилось. Как только из Кармаигса прибыли воины и устроили смотр, Глардот оказался в числе перспективных. Целый год он учился искусству войны, каждый день открывая новые и новые удивительные способности. Разве мог раньше представить, сколько огня по силам выплеснуть его душе? Разве догадывался, сколь стремительными и незаметными могут быть превращения? А скорость? Глардот считал себя очень быстрым, но когда один из воинов Эрлота сломал ему руки и ноги меньше чем за мгновение, понял, что больше напоминает улитку.
   Стиснув зубы, Глардот учился, старался стать лучшим, постигал все новые знания... И ради чего? Ради того, чтобы однажды его и вверенных ему бойцов оплевали и опозорили -- люди?!
   -- Ты не виноват, -- говорил Леррат, видя, что произошедшее гнетет командира. -- Мы ведь обязаны были ей подчиниться, так?
   -- Я не виной терзаюсь, Леррат, а ненавистью. Как только с нас снимут слово -- я найду их. И они сдохнут все. И этот наглый сопляк, и старик, и -- особенно и очень мучительно! -- Сиера. Выступала там, как госпожа, а у самой еще солома от навоза в волосах торчит.
   Что это за "солома от навоза", Глардот сам не знал. Ни с навозом, ни с соломой жизнь его особо не сталкивала. Просто слышал где-то такое выражение и понял, что оно -- презрительное, о тех, кто только-только дар принял.
   Тянулись дни, а добиться аудиенции у графа не получалось. Каждый день они приходили к дворцу, пробирались в сопровождении слуги тенистыми тропинками сада, ждали и ждали в приемной, но каждый раз слуга приходил и качал головой. "Как же далеко они успели уйти?" -- с тоской думал Глардот.
   В тот чудовищный день они нарушили слово -- авансом. Вернувшись в дом барона, обнаружили в подвале дворецкого, который плакал и просил его выпустить, потому что терпеть эту вонь нет никаких сил. Смердело в подвале и вправду нещадно. Глардот и его бойцы с удивлением открыли эту неизвестную страницу жизни барона.
   Дворецкого убили там же. Выпили досуха и сожгли, мстя всему человеческому роду за унижение. Только вот легче от этого не стало.
   Самое скверное -- в чем Глардот с трудом отваживался признаться сам себе -- тот старик его напугал. По силе и скорости, по умению обращаться с огнем он намного превосходил учителей Глардота и дал понять, что может больше.
   В отличие от людей, вампиры всегда казались Глардоту воплощением благоразумия. И если такой сильный вампир, как этот старик, пошел против существующих порядков, значит, ему есть на что опереться. Есть какая-то сила, о которой, быть может, не знает никто, даже граф, даже король...
   Три дня потребовалось Глардоту, чтобы прийти к этой мысли. И гнев поутих. А вот насчет странного старика надо бы поговорить с графом. Что-то затевается, и лучше погасить это в зародыше, пока не начался пожар.
   На следующий же день слуга не повел их с Лерратом во дворец. Они шли другой тропинкой через сад, благоухающий тысячами ароматов. Вьющиеся растения поднимались по загнутым дугами прутьям и сплетались в живой зеленый потолок, солнце через который пробивалось редкими, но живыми, забавными пятнами. Странно это -- идти темным коридором, когда слева и справа -- залитый солнцем сад.
   -- Он что, слепой? -- шепотом спросил Леррат, имея в виду слугу, который сегодня шагал с повязкой на глазах.
   -- Нет, -- еще тише отозвался Глардот. -- Просто граф любит сам повелевать светом и тьмой для каждого.
   -- Чего?
   Глардот ответить не успел. Коридор оборвался, все трое остановились перед пятном света. Даже повязка не помешала слуге. Выждав секунду, он отступил на шаг и поклонился. Очевидно, таков был ритуал приветствия здесь -- кланяясь, слуга оставался на стороне тьмы.
   Глардот незаметно ткнул друга кулаком в бок и повторил маневр слуги. Леррату ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Прежде чем склонить голову, он успел разглядеть графа Кэлпота. Грузный, почти лысый мужчина сидел на простом деревянном стуле в беседке, сплетенной из того же растения, что и коридор.
   Граф глядел перед собой, на груду орехов на столе. Он перебирал орехи, считал их, безмолвно шевеля губами.
   Видимо, покончив с церемониями, слуга развернулся, и шаркающие шаги его скоро стихли. Глардот и Леррат смотрели на графа. Из тьмы -- в тьму, через свет. Тяжелое ощущение. Казалось, шагни вперед, и свет испепелит тебя, будто все эти выдумки, что люди когда-то рассказывали в деревнях, оказались правдой.
   -- Вы можете войти, -- сказал граф Кэлпот скрипучим голосом, от которого хотелось поморщиться.
   Леррат шагнул первым, Глардот замешкался. Чтобы преодолеть внезапный нелепый страх, он зажмурился, переходя световое озерцо, и открыл глаза, лишь всей кожей почувствовав тьму.
   Как будто попал в другой мир. Здесь ни один солнечный лучик не проникает прямо, ни одно пятнышко не моргнет на полу или столе. Полумрак, в котором человек, должно быть, вовсе ничего не разглядит, несмотря на то, что сзади -- целое озеро света.
   -- Присядьте, -- повелел граф, и Глардот разглядел два плетеных стула.
   Кивнул в ответ на вопросительный взгляд Леррата. Молча они сели. Граф выделил из кучки орехов на столе два и посмотрел Глардоту в глаза.
   -- Вы так настойчиво добивались аудиенции, что мне пришлось сдвинуть свои дела. Когда вампир чего-то отчаянно хочет, мир делится на две части: одна часть ему помогает, другая -- мешает. Третьего не дано. Упаси Река становиться на пути собрата. Итак, чего вы от меня хотели? Говори теперь, командир потерянного войска.
   Глардот открыл и закрыл рот. "Командир потерянного войска"... Похоже, граф знает все, что приключилось с бароном Модором. Знает и спокойно смотрит в глаза. И о чем же говорить? Да с чего он взял, будто графа тревожит его судьба? Судьба его бойцов?
   -- Я тебе помогу начать, -- вздохнул граф. -- Двое неизвестных вампиров убили твоего господина, забрали все, что ему принадлежало, унизили тебя и скрылись в лесах. А ты не мог им помешать, потому что тебе запретила твоя госпожа. И теперь тебя душит гнев. Ты хочешь, чтобы я освободил тебя от присяги и позволил пуститься в погоню, испепелить дерзких негодяев. Все верно?
   Глардот посмотрел на Леррата, в глазах которого запылали яростные огни. "Да!" -- мысленно кричал его помощник и заместитель.
   -- Нет, -- сказал Глардот.
   Граф Кэлпот щелчком выбросил со стола один из орехов. Леррат вздрогнул, полагая, что так решилась судьба Глардота. Глардот улыбнулся и посмотрел графу в глаза.
   -- Ожидание пошло тебе на пользу, -- тихо сказал Кэлпот. -- Ты хочешь знать, что происходит? Хочешь спросить, чем можешь быть полезен?
   Глардот молча наклонил голову. Впервые с ним творилось такое. Он вел разговор с кем-то до такой степени сильным и мудрым, что тому даже слов не требовалось. И сейчас будет принято решение, которому он, Глардот, с радостью подчиниться.
   -- Сегодня я получил летучую мышь от госпожи Атсамы, вассалом коей с гордостью являюсь, -- произнес граф. -- Король Эрлот отдал приказ, который вскоре дойдет до всех и каждого. Когда будете уходить, смотрите по сторонам внимательно. Запомните Туриудс таким, как сейчас, потому что больше вы его можете не увидеть, или увидеть нескоро.
   -- Король Эрлот уничтожит Туриудс? -- ахнул Леррат.
   Граф не удостоил его и взглядом.
   -- Туриудс останется на месте, а мы уйдем. Вы. Я. Вампиры, люди, звери, которых можно есть, на которых можно ехать. Здесь останутся только псы, которым вскоре придется сразиться с волками за право господствовать над заброшенным городом.
   Глардот молчал, хотя внутри все леденело. Значит, прав был, но не представлял, насколько. Если его величество поступает с городами так же, как прежде обошлись с деревнями, впереди ждет нечто такое, для чего разума трехсотлетнего вампира не хватит.
   -- Незадолго до этого, -- продолжал граф, -- я, как и каждый перворожденный, ощутил волнение Реки. Так же было, когда некто Кастилос достиг ее берегов. Мы чувствуем, когда появляется равный. Хотя за все время таких случаев было... -- Граф помолчал, вспоминая. -- Восемь. И восьмой отличался от предыдущих. Я потерял сознание, а когда очнулся, из глаз, изо рта, из носа шла кровь. И тут же мне доложили, что два взявшихся невесть откуда вампира уничтожили барона Модора, освободили партизан и скрылись в лесах. Должен ли я заметить связь, или это слишком самонадеянно с моей стороны?
   Граф Кэлпот ждал ответа, и Глардот кивнул.
   -- Ты заслуживаешь титул барона, -- улыбнулся граф и, отодвинув орешек, положил на середину стола еще два. -- Вот эти вампиры. Они добрались до Алой Реки, и она сочла нужным выбросить их здесь. Они не стали тратить время на размышления. Просто пошли и сделали. Необходимо заметить два момента. Они безжалостно уничтожали вампиров, но освободили и забрали заключенных людей. Так что это, барон Глардот? Что за страсть управляет ими? Постарайся поднять голову, привстань на цыпочки, если нужно, -- узри дальше своего носа. Те, что одолели путь до Реки -- неужели они хотят просто пошалить, поиграть в разбойников, как малые дети?
   -- Война с людьми? -- пробормотал Глардот.
   Граф Кэлпот поморщился.
   -- Я боялся, что ты это скажешь, но я тебя не виню. Видишь ли, пока речь идет о той горстке, которую они похитили, войной это называть нельзя. Люди все-таки сидят под охраной, и не со всеми удастся провернуть такой же фокус, как с Модором. Но когда мы пойдем в Кармаигс -- придется смириться с этим -- мы потеряем многих. Караван уязвим. Это доказали партизаны, среди которых не было ни одного вампира. На что способны эти же партизаны, которых возглавят двое могущественных Вечных?
   Его бледные руки окружили два орешка кучкой других, помельче.
   -- Все равно это не та сила, о которой стоит беспокоиться всерьез, -- подал голос Леррат. На этот раз граф на него посмотрел.
   -- А ведь верно -- не та, -- кивнул он. -- Рассказать тебе о силе, малыш? Ты прошел подготовку, ты считаешь себя воином, ты спокойно отнесся к тому, что вынужден прислуживать барону, который, как боец, мизинца твоего не стоил. И ты думаешь, что мир сложен именно так. Да только все иначе. Я -- перворожденный вампир, и моя память хранит две Великих Войны. Собери здесь всех воинов Туриудса и заставь их на меня напасть -- битва будет жаркой. Но в конце живым останусь только я. А я -- ничто против Эрлота. Я ничтожно мал даже против Атсамы, хотя она и не вышла из Реки, а приняла дар перворожденного. А эта пара, что развлекалась здесь, преисполнена таких сил, играть с которыми не стоит никому. Запомните раз и навсегда. В схватке вампиров все решает поединок. Тот, кто считает иначе, либо трус, либо глупец. Неважно, сколько у тебя воинов. Важно насколько силен самый лучший из них, потому что в конце только он останется защищать тебя. Люди меня не беспокоят, Леррат. Ты прав, это не та сила. Меня беспокоят те, что поставили свои силы на службу людям. И я пытаюсь разобраться, чего же они добиваются сейчас. Куда идут? К чему стремятся?
   Чуть в стороне граф выложил еще одну композицию. Один крупный орех в окружении мелких.
   -- Вот к чему я пришел, -- сообщил он Глардоту. -- Ратканон. Сила этого человека не поддается осмыслению. Он превосходит среднего вампира. В битве один на один без магии одолеет любого из вас. Быть может, надо было убить его сразу, но он столько успел натворить, что заслужил казни в Кармаигсе. Он надежно заперт в фургоне из стали на моей крови. Его охраняют два десятка прекрасных воинов. Но теперь, зная о том, что произошло здесь, я думаю: а достаточно ли хорошо охраняется Ратканон?
   Граф откинулся на спинку стула и посмотрел в глаза Глардоту. Голос изменился, стал резким. Закончились рассуждения, граф Кэлпот отдавал приказы:
   -- Вы двое отправитесь с закатом вслед фургону. Представитесь командиру отряда и скажете, что прибыли укрепить защиту. Не задавайте глупых вопросов. Итак, двадцать два серьезно обученных бойца против двух вышедших из Алой Реки. Не сказать, что серьезное преимущество. Однако вы летите туда не пополнить число, а доставить это.
   Граф наклонился и вытащил из-под стула саквояж -- такой же, в каких раньше носили кровь из центров донаций. Глардот вспомнил, как однажды сумел украсть такой и долго пировал, довольный жизнью. Давно, задолго до того как набрался смелости выйти из тени.
   -- Здесь моя кровь, --сказал граф. -- Кровь перворожденного, кровь древних Драконов, во?ды Алой Реки. Каждому из вас достанется по две пробирки. Каждая примерно на полчаса сделает вас -- мной. Постарайтесь использовать их с умом. И помните: ваша задача -- узнать границы.
   -- Границы? -- нахмурился Леррат. -- Какие? О чем...
   -- Леррат, -- тихо осадил его Глардот. -- Молчи.
   Он понял все еще до того как оказались произнесены слова. Их посылают не защитить фургон. Нет, граф просто хочет выяснить, способны ли два десятка действительно могучих вампиров одолеть двух вышедших из Реки. Если одолеют -- прекрасно. Если нет -- доложить Эрлоту. Это -- важные сведения, на основе которых можно строить стратегию и делать далеко идущие планы.
   -- А поч... -- Глардот оборвал сам себя. Почему не послать армию побольше? Глупый вопрос, только что ведь все объяснили. Потерять два десятка -- не страшно. Две сотни --перебор. Если уж задавать вопросы, так не о своей шкуре, а о тех, кто тебе вверен.
   -- Простите, -- наклонил голову Глардот. -- Я понял приказ, господин. Осталось лишь одно...
   -- Ты беспокоишься о своем отряде, -- перебил Кэлпот. -- Похвально. Что ж... Вампиры, у которых не осталось ничего...
   -- Многие из людей барона вернулись, и...
   -- И прекрасно расположились в моих бараках. Они не доставляют мне ни малейшего беспокойства, барон Глардот. Итак, о твоих бойцах... Я освобождаю их от данной присяги. Отныне они -- мои вассалы. И если хотят получить свое -- пусть сделают то, о чем мечтают. Скажи, что я даю разрешение. Быть может, им удастся отбить немного людей.
   Глардот помолчал, подбирая слова.
   -- Должны ли они знать то, что знаю я?
   Граф пожал плечами.
   -- Сам реши. Того, что знаешь ты, не знает сейчас даже твой друг.
   Глардот покосился на Леррата, который старательно скрывал недоумение. Небьющееся сердце заныло непривычной болью. Той самой, что и три дня назад, когда со всех сторон летели плевки.
   -- Глардот, -- мягко сказал граф. -- Нельзя предать того, кто стоит ниже тебя. Запомни это. Того, кто ниже тебя, можно и нужно лишь использовать. Потому что если ты начнешь относиться к нему как к равному, закончишь как барон Модор. А теперь -- идите. Все, что вы должны были услышать, здесь прозвучало.
   Глардот встал, поклонился и подхватил саквояж. Граф больше не смотрел ни на него, ни на Леррата. Он смотрел на горку орехов на столе. Когда оба вампира, одолев озерцо света, растворились в саду, граф Кэлпот порывистым движением сгреб все орехи со стола и сжал их в ладонях. Хруст, переходящий в вязкое чмоканье. На землю закапали маслянистые капли.
   -- Так все и будет, -- прошептал граф. -- Так всегда все заканчивается.
   Слуга, спешащий к беседке узнать, не нужно ли чего, замер, боясь показаться на глаза господину, чей безумный, истерический смех рассыпался по саду.
   Глава 18
   Восток
   Меч со свистом выкашивал густые ряды зеленых захватчиков. Эмарис, храня угрюмое выражение лица, торил просеку за просекой. Некоторые объединились в полянки. Идущий следом Левмир подбирал скошенную траву и бережно укладывать в скирд возле внезапно обнаружившегося сарая. Кажется, сам Эмарис удивился, когда за стеной сорняков открылось дощатое строение.
   В очередной раз повернувшись и увидев перед собой Левмира, Эмарис сорвался на крик:
   -- Хватит за мной ходить! Я все сказал, ты все услышал. Добавить нечего. Пошел вон отсюда.
   Левмир сгреб в охапку толстые стебли, швырнул их к сараю.
   -- Слушай, я погорячился, -- миролюбиво сказал Левмир. -- Вспомни, сколько мне лет. Сам не знаю, не то тринадцать, не то шестнадцать. А теперь еще такое...
   -- Какое "такое"? -- Эмарис сплюнул в сторону и опять взмахнул мечом. -- Ты попросил меня убить девчонку только потому, что влюбился в нее! Я знать не хочу, какой дурью ты руководствовался, когда говорил это. А если ты сейчас хоть слово вякнешь о моей дочери, я снесу тебе голову. Да я все силы приложу, чтобы ты, недоделок, никогда больше ее не увидел.
   -- Я не влюблялся в Айри. -- Левмир заговорил громче. -- Сколько раз повторять? Мне подмешали в вино приворотное зелье -- так она это назвала. Все эти чувства -- не мои! Но они скоро станут сильнее меня. Прости, что говорил об убийстве. Но я все еще прошу помощи! Эмарис, да неужели за те миллионы лет, что ты живешь на свете, не было ничего подобного? К кому мне еще здесь обратиться?
   -- Миллионы лет?! -- взвыл Эмарис. -- Да насколько я, по-твоему, стар?
   -- Старше меня, -- пожал плечами Левмир. -- Так, значит, нет?
   -- Я все сказал.
   Кивнув, Левмир опустился на корточки. Эмарис, щурясь, наблюдал, как он достал из-за пазухи свернутый лист бумаги. Коснулся пальцем среза растения, размазал зеленый сок.
   -- Куда пойдешь? -- спросил Эмарис.
   -- Айри не трону, -- отозвался Левмир, продолжая колдовать над бумагой. -- Есть только один человек, которого я могу убить, чтобы избавиться от проблемы. Передашь И, что я был готов сражаться со всем миром, но не смог одолеть самого себя. Вот, возьми. Наверное, тебе это нужно.
   Рука Эмариса, стиснувшая бумагу, задрожала. Зеленые глаза хитро смотрели на него, алые, будто кровь, губы улыбались. Меч выпал из ладони. Подняв голову, Эмарис увидел Левмира у калитки. Парень шагал быстро, не намереваясь задерживаться.
   -- Стой.
   Когда он обернулся, на лице читалось раздражение. Эмарис подошел ближе, заглянул Левмиру в глаза.
   -- Вот так запросто готов пойти и сжечь себя?
   -- Я отойду подальше, чтобы у тебя не было неприятностей.
   Он не моргал. Взгляд Эмариса, от которого порой становилось плохо даже Эрлоту, падал в пустоту. Медленно сложив листок, Эмарис убрал его в карман.
   -- Поклянись, что не отступишь.
   -- Что? -- Левмир моргнул. Будто нехотя отозвался на окрик с той стороны Алой Реки.
   -- Если я возьмусь тебе помочь, поклянись, что не отступишь. Сделаешь все возможное и невозможное для того, чтобы она была счастлива.
   -- Клянусь, -- сказал Левмир, не размышляя ни секунды.
   -- Если думаешь, что все так просто...
   -- Хочешь, чтобы я вычистил языком все конюшни в городе -- я пошел. Хочешь, чтобы я убил всех людей на Востоке -- я начну сейчас. Скажи, что мне сделать, чтобы она была счастлива, и я приступлю.
   Эмарис покачал головой:
   -- Ладно. Для начала останови сердце.
   Левмир отвел взгляд.
   -- Мне все сложнее... Если остановлю -- понадобится кровь.
   -- Значит, нет?
   После секундной заминки на Эмариса посмотрели два черно-красных глаза.
   -- Хороший мальчик. А теперь пойдем обедать.

***

   -- Это что-то вроде таверны? -- спросил Левмир, когда стражник пропустил их через ворота.
   Сразу за высокими стенами начался пустынный двор, посреди которого громоздилось каменное строение,похожее на вход в подземелье. У дверей играли в какую-то игру с камешками на доске еще двое стражей. По периметру стены -- башни, на каждой из которых вооруженные арбалетами часовые.
   -- Да, для особых посетителей, -- бросил через плечо Эмарис.
   Стражники поднялись навстречу Эмарису, один вопросительно поглядел на Левмира.
   -- Мальчишка со мной, -- сказал Эмарис. -- Есть?
   -- Всегда найдется, -- усмехнулся стражник. -- Не живет народ спокойно. Косби, проводишь?
   Второй стражник открыл висячий замок. Дверь открылась. Ступеньки действительно уводили вниз. Левмир последовал за Эмарисом. Дверь за ними захлопнулась, но стражник зажег спичку. Очень скоро ушей Левмира достигли голоса.
   -- Что здесь происходит? -- тихо спросил он.
   -- Сам все увидишь, -- отозвался Эмарис. -- Помни: ты обещал не отступаться. Вот тебе первая битва.
   Ступеньки закончились. Стражник отпер еще одну дверь и ступил в коридор. По обе стороны тянулись решетки. За ними началось движение. Словно притягиваемые светом, узники подползали ближе, смотрели, щурясь, на посетителей. Эмариса тут видели не впервые, на лицах читался ужас. Пахло по?том, грязью и испражнениями.
   -- Эй, мальчик, -- прошипел заросший бородой практически голый мужик. -- Иди ко мне, я тебе кое-что покажу.
   Левмир обратил к нему лицо, и мужик с воплем шарахнулся.
   Коридор оказался длинным, со множеством ответвлений. Стражник шел прямо, пока не уперся в третью дверь. За ней оказалось просторное помещение, выложенное серыми плитами. Стражник погасил спичку. Подняв голову, Левмир увидел высоко вверху забранное решеткой отверстие. К стенам крепились огромные баки, трубы от которых змеились вниз, расходясь на множество отростков.
   -- Здесь заключенные принимают душ, -- пояснил Эмарис, когда стражник скрылся за дверью.
   -- А что мы здесь делаем?
   -- Мы здесь пытаемся тебя исцелить.
   -- Так ты знаешь способ?
   -- Не уверен наверняка, но других вариантов у меня нет. Подойди.
   Остановились у самой стены. Здесь в пол вставлены решетки, под которыми поблескивает вода. Эмарис протянул Левмиру кинжал.
   -- Разрежь вены и спускай кровь, пока не почувствуешь слабость.
   Левмир повертел в руке кинжал.
   -- Ты серьезно?
   -- За те миллионы лет, что я живу, было несколько случаев, когда вампиров травили полынью. Не смертельно, но может вывести из строя на месяц-другой. Сама по себе полынь из тела не выходит и сердце запустить не дает. Лечится это таким образом. Так что давай, смелее.
   Левмир опустился на корточки. Лезвие коснулось запястья.
   -- Просто разрежь, одним движением, -- посоветовал Эмарис. -- Не позволяй ране закрыться, заставь кровь течь. Ты поймешь, как это сделать. Ну?
   Левмир, поморщившись, полоснул по руке. Разрез медленно заполнился кровью. Эмарис забрал кинжал и показал пальцами, как нужно расширить рану. Кровь -- густая, почти черная -- потекла сквозь решетку. Рана зудела, в голове сгустился туман, но Левмир продолжал гнать кровь наружу. Это оказалось просто -- как заставлять ноги шагать.
   -- Пожалуй, хватит, -- сказал Эмарис, и Левмир с облегчением позволил ране закрыться. Встал только с помощью Эмариса.
   Скрипнула дверь. Стражник втолкнул в душевую двух здоровых мужиков. Они щурились после темного каземата. Один, остриженный наголо, с татуировкой во всю грудь, принялся разминать плечи. Другой, с длинными волосами и шрамом через все лицо, увидев глаза вампиров, попятился и уперся спиной в дверь.
   -- Что предпочитаешь? -- Эмарис указал на заключенных, как на блюда, лежащие на столе. -- Резаный готов, а с лысым еще можно поиграть.
   Левмир посмотрел на Эмариса с упреком.
   -- Ты не мог сразу сказать?
   -- Нет. Ты бы отказался.
   -- Я и откажусь!
   -- Во-первых, ты обещал не отступаться. Во-вторых -- это смертники. Князь позволяет мне здесь кормиться, а заодно экономит на палаче. Так что давай, покажи свою натуру.
   Лысому надоело ждать.
   --Хватит сопли размазывать,-- крикнул он. -- Ну? Кто первый?
   -- Я начну. -- Эмарис хлопнул Левмира по плечу. -- Запоминай последовательность.
   Здоровяк надеялся на драку. Эмарис обманул его ожидания. Словно исчез, и тут же появился рядом. Кулак врезался в челюсть, и лысый, хрюкнув, стукнулся затылком о стену. Подняв обмякшее тело, Эмарис впился в горло. Руки заключенного взлетели, тут же опустились. Жизнь стремительно уходила. Через несколько секунд Эмарис позволил посеревшему телу упасть.
   -- Не затягивай, он и так перепуган.
   Левмир шагнул к скорчившемуся у стенки смертнику. Посиневшие от страха губы шевелились, шепча беззвучную молитву.
   -- За что ты здесь? -- спросил Левмир.
   Безумный, отчаянный взгляд в ответ.
   -- Что ты сделал? -- Левмир заговорил громче. -- Почему ты в тюрьме?
   Заключенный попытался говорить, но захлебнулся собственным голосом. Заплакал. Сквозь рыдания прорвались слова:
   -- Я... Убил. Убивал... За деньги...
   -- Образцовый гражданин, -- сказал Эмарис. -- Наверняка начинал в армии, а потом вылетел и не захотел учиться ничему новому. Будешь слушать?
   Горло жгла невыносимая жажда. Пока ее можно было терпеть, но Левмир отпустил поводья разума. "Сначала дело, -- вспомнились слова Саната, -- потом -- страх".
   -- Тебе не будет больно, -- сказал Левмир. -- Даже приятно.
   Не дав опомниться ни себе, ни жертве, он проткнул клыками кожу. Инстинкт вел в нужном направлении, кровь хлынула в рот. Левмир судорожно сглотнул, и мир поблек. Он снова стоял на черном берегу, а перед ним текла Алая Река. Бесконечно прекрасная, безгранично могучая. Воды ее прошли сквозь него, наполнили, насытили каждую клетку тела, затопили душу. Где-то далеко слышался стук -- могучее сердце Алой Реки. Удар за ударом, удар за ударом. И тишина.
   Разжав руки, Левмир выронил человека. На мертвом лице застыло выражение блаженства. Левмир отступил на шаг.
   -- Все? -- тихо спросил он.
   -- Ты мне скажи, -- отозвался Эмарис. -- Запусти сердце и подумай о княжне.
   Лишь только в груди застучало, Левмир скривился. Смеющееся лицо Айри заслонило все.
   -- Бери кинжал. Эй, Косби! -- Эмарис постучал по двери.
   Дверь открылась, вошел стражник. Равнодушно посмотрел на тела.
   -- Закончили?
   -- Нам еще раз того же самого. И не отходи далеко.
   Стражник скрылся. Эмарис подошел к Левмиру, посмотрел, как тот сливает кровь в канализацию.
   -- Всегда можно отказаться. Айри...
   -- Нет.
   Покачав головой, Эмарис принялся мерить шагами душевую.
   -- Знаешь, -- донесся до него голос Левмира, -- я впервые убил человека.
   -- Наверное, ты не поздравлений ждешь, -- отозвался Эмарис. -- Что тебе сказать? Любовь -- это игра с огнем. А любовь вампира -- это салки с пламенем в доменной печи.

***

   Весь день княжна просидела у себя. То падала на кровать, пряча лицо в подушках, то ерзала на стуле. Отослала учителя танцев, заглянувшего пригласить на урок, обругала некстати подвернувшуюся служанку. Каждый раз, когда в дверь стучали, княжна бледнела, бросала взгляд в зеркало и неслась открывать, но каждый раз снаружи ждало разочарование. Даже Рикеси куда-то задевалась и не отвечала на звонок.
   "Не надо было с ним так! -- беспокоилась Айри. -- Но как же он терпит? Ведь приворот на крови -- такое сильное средство!"
   Чтобы успокоить сердце, княжна решила пройтись. Посетила кладбище, пустое и молчаливое. Дошла до фамильного склепа и обнаружила разломанное надгробие. Хмурясь, окинула взглядом кладбище и поспешила обратно -- сгущались сумерки.
   Не дойдя двух десятков шагов до парадного входа, Айри увидела Эмариса, выходящего из дворца. На лице вампира застыло выражение яростной решимости.
   -- Эмарис! -- закричала княжна, побежав к нему.
   Айри могла поклясться, что он услышал. Но вместо того чтобы остановиться, превратился в стаю летучих мышей и исчез во мраке. Айри скрипнула зубами. Что ж, ладно! Быстрым шагом пересекла двор, отворила конюшню. Минуту спустя оттуда стрелой вылетела черная лошадь, унося на спине пригнувшуюся всадницу.
   Остановив лошадь у забора дома Эмариса, Айри спрыгнула. Рука решительно толкнула калитку, туфельки застучали по мощеной камнем дорожке. Дверь дома открылась, и навстречу вышел Эмарис. Руки сложены на груди, лицо непроницаемо.
   -- Доброго вечера, -- кивнул он.
   -- Я тебя звала! -- Княжна дышала так тяжело, будто сама одолела весь путь, не утруждая лошадь. -- Кто дал тебе право...
   -- При всем уважении, -- перебил Эмарис, -- это мой дом. И я не желаю терпеть здесь подобное обращение.
   -- Забыл, кто мой отец? -- прошипела Айри, стискивая кулаки.
   -- Забыли, кто я?
   -- Угрожаешь?
   -- Намекаю. -- Эмарис сверкнул на княжну серыми глазами. -- Там, откуда я родом, каждый отвечает за себя сам. И если у тебя нет силы решить проблему, ты с этой проблемой живешь. Мне плевать, кто твой отец, девочка. Со мной ты будешь вести себя подобающе, или я вышвырну тебя отсюда, как дворнягу.
   Звук, вырвавшийся из горла Айри, напоминал нечто среднее между яростным воплем и испуганным возгласом.
   -- Где он? У тебя?
   -- Он не хочет тебя видеть.
   -- Этого не может быть!
   -- Хочешь в чем-то признаться?
   Подскочив к Эмарису, княжна схватила его за отворот куртки.
   -- Если с ним что-то...
   Айри замолчала. Эмарис проследил за ее взглядом и увидел в окне Левмира. Парень спокойно смотрел на разыгравшуюся в саду сцену. Рука девушки опустилась. Княжна шагнула назад, еще раз, не отрывая глаз от Левмира. Горькая улыбка искривила губы. Поклонившись, Айри развернулась, стук каблуков по камню звучал грустно и одиноко.
   Эмарис проводил девушку взглядом. Скрипнула дверь -- Левмир вышел на крыльцо.
   -- Герой, --усмехнулся Эмарис. -- От девчонки спрятался.
   -- А что мне с ней, драться, что ли? -- пожал плечами Левмир.
   -- Как ощущения?
   -- Гораздо лучше. Если не считать того, что я убил... Скольких?
   Не отвечая, Эмарис вытянул правую руку. Захлопали крылья, на палец спикировала летучая мышь. Эмарис поднял ладонь к лицу, серые глаза вампира встретились с черными -- зверя. Левмир затаил дыхание -- вот она, передача вести!
   Странный звук привлек внимание Левмира. Опустив голову, он увидел кулак Эмариса. Кулак сжался так крепко, что кожа лопнула, меж пальцев текла кровь.
   -- Левмир, -- тихо сказал Эмарис, отпустив летучую мышь. -- Мы отправляемся на Запад.
   Запад
   Проходя под окном Ареки, Атсама метнула наверх яростный взгляд. Если этот вызов -- ее рук дело, Атсама многое выскажет. Как самой дерзкой девчонке, так и ее господину.
   В окне пусто, хотя створки раскрыты. Чем она там занимается? Опять корпит над дурацкой книжкой? Атсама фыркнула и отвернулась. Ей-то что? Будто других игрушек не хватает.
   Вспомнив о своих фаворитах, Атсама поморщилась. Когда она с ними разговаривала? Пожалуй, что никогда.
   Герцогиня вошла в крепость. Гулко зазвучали по камням подбитые сталью подметки ботинок. Сегодня Атсама была в суровых мужских одеждах и чувствовала себя куда увереннее.
   Эрлот поднялся навстречу герцогине с кресла. Привычный черный плащ сменил другой, серый, простого покроя, слишком просторный. Атсама нахмурилась, узнав плащ паломника. В таких одеждах баронеты уходили искать Монолит. В таком плаще когда-то покинул дом Освика Кастилос.
   -- Ты запутался и хочешь вернуться к истокам? -- Слова сами сорвались с губ, Атсама будто перенеслась в прошлое, когда они стояли на одном уровне и могли бесконечно изводить друг друга такими вот горькими шутками.
   Эрлот улыбнулся, и Атсама улыбнулась в ответ. Хотя бы этого не отнять -- Эрлот никогда не задирал нос. В отличие от Эмариса, который, приняв бразды правления, тут же отрешился от всех и вся, Эрлот был и остался высокомерной сволочью, плюющей на условности.
   -- Собираюсь отлучиться на несколько дней, -- сообщил король. -- Узнал, что кое-кто приготовил мне ценный подарок, хочу встретить, чтобы ничего не пропало. В мое отсутствие ты будешь принимать решения.
   Атсама развалилась в кресле, закинув одну ногу на подлокотник. Этот плащ, этот тон, в котором не звучало ни нотки пафоса, располагали к разговору по душам.
   -- Доверишь поиграть в твои игрушки? -- задумалась Атсама. -- Лестно. А если что-нибудь поломается? Мне бы не хотелось платить.
   Эрлот сел напротив, посмотрел в глаза своей герцогине.
   -- Сколько мы знакомы, Атсама? -- тихо спросил он. -- С тех самых пор... Мы ни разу просто так не говорили. Почему?
   -- Потому что говорить не о чем, -- отозвалась Атсама. -- Наши души одинаковы. Наши страсти похожи. Твоя -- война ради победы. Моя -- война за выживание. Рано или поздно мы получаем то, чего жаждем, как сейчас: ты победил, а я -- выжила. Поэтому нам нечего делить, поэтому ты можешь мне доверять. Поэтому я -- твоя герцогиня, и на меня ты оставляешь Кармаигс. Я верно передала суть заготовленных тобой слов?
   Эрлот развел руками.
   -- Сам не сказал бы лучше. Все верно. Только не до конца. Состоись этот разговор три года назад, я бы уже перешел к делам, но теперь...
   Эрлот сделал паузу, и Атсама, сохранив невозмутимый вид, внутренне напряглась. Три года назад многое изменилось.
   -- Если я не оправдываю доверия -- оставь Каммата. -- Атсама поднялась, изображая спешку и равнодушие. -- Не надейся, что ради сомнительной радости неделю управлять огромной тюрьмой я стану валяться у тебя в ногах.
   Эрлот вскочил следом.
   -- Я не велел тебе уходить! -- В голосе загремела угроза. Атсама остановилась.
   -- Так давай к делу, милый. С каких пор ты стал таким болтливым?
   Эрлот подошел к ней. На лицо вернулась улыбка.
   -- Атсама. -- Он покачал головой. -- Ты единственная, кто еще может и смеет вывести меня из себя.
   Герцогиня кивнула, будто королева, принимающая извинения.
   -- Последние годы тебя что-то гложет, -- продолжал Эрлот. -- Какая-то мысль не дает покоя. Не расскажешь, в чем дело? И как это связано с моей фавориткой? Она называет ваши отношения "дружбой", ты знаешь об этом?
   Атсама выдержала взгляд Смерти. Времени подготовиться хватило с лихвой.
   -- Ты проницателен, Эрлот, -- сказала она. -- Пожалуй, кое-что меня гложет. Скука. Да, родной, мне попросту скучно. После того как погиб Мэросил, исчез Варэлл, остались только два этих глупца, говорить с которыми все равно что биться головой о стенку. Теперь, когда все дозволено, трудно развлекаться по-настоящему. Потому я пытаюсь нарушать правила, которых никто не устанавливал. Да, я тесно общалась с девчонкой и нашла этот опыт весьма занимательным. Вправлять мозги несмышленышу тоже бывает весело. Но если тебя это беспокоит...
   -- Пока нет, -- перебил Эрлот. -- Пока я удовлетворен твоими объяснениями. И, как только вернусь, предлагаю тебе охоту.
   -- Что? -- Атсама моргнула от неожиданности. -- Охоту? На людей? -- Она расхохоталась. -- Милый, ты что, хочешь проверить, могу ли я убить человека? Не превратилась ли в Освика?
   Эрлот молча наблюдал ее веселье. Зал погружался во тьму, но сегодня господин не торопился зажигать свечи.
   ---- Просто предлагаю развлечься, --сказал Эрлот, когда наступила тишина. -- Но к делу. Все, что нужно знать, расскажут поверенные бароны. Они завтра придут сюда...
   -- Ах, нет-нет, -- воскликнула Атсама. -- Здесь я не останусь. Я согласна поиграть в королеву, но только у себя дома. Эта крепость всегда меня раздражала.
   Эрлот нахмурился. Он прекрасно понимал, отчего Атсама не любит крепость, точную копию той, что разнесли до основания во время битвы с Киверри. Но если даже он, более всех пострадавший, усмирил эту боль, то она должна бы справиться еще легче.
   -- Я надеялся, ты присмотришь за моей фавориткой.
   -- И я присмотрю, -- кивнула герцогиня. -- У себя дома.
   Эрлот задумался.
   -- Ну же, милый, не вредничай. -- Атсама осмелилась похлопать его по плечу. -- Позволь девчонке сходить в гости. Обещаю, шалить не будем.
   -- Говори об этом с ней, -- решил Эрлот. -- Согласится -- будет так. Нет -- посидишь неделю здесь.
   -- Что? -- Атсама ощутила, как чернеют ее глаза. -- Я должна спрашивать у нее разрешения? Эрлот, отдай приказ, или я...
   -- Дружба -- очень неприятная вещь, -- усмехнулся Эрлот, когда Атсама не нашлась со словами. -- Иногда приходится делать то, чего ты не хочешь, ради другого. Мне интересно, где я найду тебя, вернувшись. А теперь -- прощай. Ночь начинается.
   Атсама не успела возразить. Фигура Эрлота раскололась на два десятка черных летучих мышей, которые, описав круг под потолком, вылетели в раскрытое окно. Проводив их взглядом, Атсама с тоской посмотрела на лестницу.

***

   Арека оттолкнула от себя книгу. Глаза болели, непонятные знаки резвились чехардой. Но постепенно Арека начинала понимать суть грамоты вампиров. Эти значки, в отличие от привычных глазу букв, сами по себе несли смысл, а не просто о нем говорили. Теперь, когда значки уже не приходилось разгадывать, сверяясь со словарем, Арека пугалась возникающих в голове картинок. Но вместе со страхом и напряжением в глубине души просыпалась гордость: она -- единственная из людей, кто сумел одолеть письмена вампиров!
   Стук. Арека обернулась к двери и нахмурила брови. Господин обычно входит без стука, а прислуга... Что им делать тут в столь поздний час?
   Подойдя к двери, прислушалась. Тишина. Служанка бы сразу сказала, зачем пришла, а больше... Больше некому.
   Взгляд упал на задвижку. Открыта. Почему-то в этот момент испуг сменился равнодушием. От кого можно защититься задвижкой? От вампира?..
   Арека открыла дверь. В темноте коридора, освещаемая лишь слабым огнем керосиновой лампы, стоящей на столе за спиной Ареки, замерла Атсама, с лицом бледным и мрачным.
   Арека молча смотрела ей в глаза, готовая закрыть дверь в любое мгновение. Герцогиня отвечала холодным, злым взглядом. Наконец, Арека улыбнулась и сделала шаг назад.
   -- Прощаю, заходи.
   Атсама воспользовалась приглашением. Зеркало в этот раз не удостоилось внимания. Герцогиня сразу же уселась на кровать.
   -- Чтобы больше об этом -- ни слова. -- Погрозила пальцем. -- Просто...
   -- Не объясняй, наврешь, -- засмеялась Арека, выгребая золу из крошечной печки в углу комнаты. -- Будешь чай?
   Покосившись на чайник, Атсама поджала губы.
   -- Вот еще. Собирайся. Пора лететь.
   -- Куда? -- Арека замерла посреди комнаты с мешочком чая в руках.
   -- Поживешь у меня. Эрлот изволил улететь, а меня за главную оставил. Так что ты теперь принадлежишь мне. Ясно? Безраздельно!
   Но Арека не слушала слов, и попытка Атсамы начать игру пропала втуне.
   -- Куда улетел? -- прошептала Арека.
   -- Забыла спросить. Но это ведь Эрлот. Видимо, хочет кого-то убить. Не так много кандидатов. Кастилос где-нибудь нарисовался, например...
   Она говорила все тише и тише, опускала голову, мысленно кляня себя последними словами.
   -- Он бы, наверное, сказал про Кастилоса, -- пролепетала Арека. Она не заметила, как мешочек выпал из рук, чай рассыпался по ковру. -- А если...
   -- Хватит! -- Атсама мигом очутилась рядом, длинные пальцы впились в подбородок Ареки. -- Ты мне как обещала? Вспомнила? Вот и перестань.
   -- А ты мне как обещала? -- Голос Ареки задрожал от слез. -- Ты-то исполнила?
   -- Пыталась!
   -- Пыталась она! -- Арека оттолкнула ослабевшую руку вампирши. -- С играми своими дурацкими...
   Села за стол, обхватив голову руками.
   Атсама тихонько завыла:
   -- Откуда же в тебе столько ненависти? -- Пнула печку, подняв облачко угольной пыли. -- Мало того что я извиняюсь, что приглашаю в гости как равную, трачу здесь свое время... Так мне что, утешать тебя? Всему есть предел! Либо успокаиваешься сейчас же, либо я тебя досуха выпью, а перед Эрлотом... Отвечу.
   Атсама уставилась на плечи девушки. Они задрожали чаще, но, кажется, не от плача.
   -- Нет, я тебя точно убью! -- воскликнула герцогиня.
   Арека повернулась к ней, хохоча сквозь слезы.
   -- Ладно, страдалица, не буду! -- пообещала она. -- Только с условием.
   -- Каким еще? -- нахмурилась Атсама.
   -- Никуда мы не полетим. Ногами дойдем.
   -- С ума сошла? -- Атсама упала на кровать.
   -- А что? Боишься прогуляться со мной как с равной? Вдруг увидит кто?
   Атсама сопела до тех пор, пока не сообразила, что сердце ее бьется.
   -- Наглая ты, -- сообщила герцогиня. -- Дорого тебе эта прогулка встанет!

***

   Как будто забрав из города людей, Эрлот остановил его сердце. Пустой, мертвый, холодный, Кармаигс продолжал странное существование. Смотрел пустыми глазницами окон на идущих по дороге девушек, разевал рты дверных проемов. Словно вампир, четвертый год шепотом молящий о глотке крови.
   Арека, кутаясь в теплый плащ, остановилась возле одного из домиков. Потрогала повисшую на единственном гвозде дощечку с надписью.
   -- Мы заходили сюда, -- сказала тихо подошедшей сзади герцогине. -- Много раз. Я, он и... Кастилос.
   Она каждый раз задумывалась, прежде чем назвать это имя. Чуждое слуху, какое-то надменное и жестокое, оно все же звучит не так горько, как другое, более знакомое. Санат -- предатель. Волк в овечьей шкуре. Или все же овца -- в волчьей?
   -- Где его дом? -- резко спросила Арека.
   -- Не в этой части города, -- отозвалась Атсама. -- Покажу в другой раз, если захочешь. Или сейчас, но полетим.
   -- В другой раз, -- отозвалась Арека, напоследок погладив почти невидимые в лунном свете буквы. -- Пошли.
   Атсама задержалась. Ее глаза видели во тьме куда острее. За выбитой дверью лежал на стойке скелет. Череп раскрошился, одежда истлела вместе с плотью. Человек, который умер, не желая покидать свою нору. Атсама видела его три года назад и улыбнулась. Сегодня она не улыбалась. Этой тихой загадочной ночью дешевая забегаловка с надписью "Питейное" превратилась в святыню, а скелет корчмаря оказался стражем, отдавшим жизнь этой святыне. Атсама вспомнила пустые глаза берсерков, окруживших Храм, и содрогнулась.
   Арека шла, не оборачиваясь. Атсама догнала ее, выбивая частую дробь каблуками по камням. Держалась чуть сзади, но первой заметила неладное. Арека покорно остановилась, когда рука вампирши легла ей на плечо.
   Впереди сгустился туман, передернулся алыми сполохами. Появился силуэт.
   -- Куда это мы идем в такую поздноту? -- промурлыкал голос.
   Герцогиня вышла вперед с бьющимся сердцем. Странная ненависть к этому ничтожеству, что даже не чувствует присутствия Вечной, переполнила ее.
   -- Хочешь повеселиться? -- в тон ему ответила Атсама. -- Мы торопились на свидание, но если ты заплатишь...
   Баронет расхохотался. Атсама разглядела его глупое лицо с глазами навыкате, алые нашивки гвардейца на плаще.
   -- Чем тебе заплатить, дура? Хлеба с собой нету, птичкам скормил.
   -- О, ты не знаешь? -- Ласковая рука герцогини скользнула по теплой щеке запустившего сердце вампира. -- Монеты, дорогой. Монеты все еще в ходу. Это вы перестали ими пользоваться. Нет монеток? Что ж, тогда папиросы. -- Прижалась, зашептала на ухо краснеющему от удовольствия баронету: -- Водка? Карманный ножик? Что, ничего? Ну, может, тогда сделаешь нас своими фаворитками? И мы будем с тобой каждую ночь, сколько пожелаешь.
   Арека отбросила капюшон, расправила волосы и улыбнулась. Лишь отчасти чтобы подыграть Атсаме. Хотелось выяснить, сто?ит ли чего-то ее красота за пределами крепости.
   Баронет впился в ее лицо жадным взглядом, быстрый язык облизнул мясистые губы.
   -- Да, точно, -- прохрипел он. -- Хорошая мысль. Мне как раз нужны... -- Его рука поползла по спине герцогини. -- Только меня сменят на рассвете...
   -- На рассвете? -- Атсама отстранилась. -- Нет, милый, так не пойдет. Так у нас ничего не выйдет.
   -- Чего? Почему это? А! -- вскрикнул гвардеец, когда его шею пронзили клыки.
   Арека смотрела, как умирает вампир. Вот побледнело его лицо, глаза окрасились черным, а вместо алых огней сверкнули две тусклые искорки. Арека видела, как он обмяк, как опустились веки, проступили кости черепа сквозь кожу. На мостовую упала высушенная кукла. Куча тряпья, похожая на пугало, которое ставят на полях.
   Атсама картинным жестом вытерла губы. Рука простерлась над телом гвардейца, и вспыхнувший огонь пожрал безжизненную плоть.
   -- Идем? -- Атсама поглядела на спутницу с улыбкой, будто только что поймала сачком бабочку, а не убила одного из своих же.
   Арека пошла дальше, обогнув пепелище.
   -- А тебе не попадет за это?
   Атсама скривилась.
   -- Что за слова? "Попадет!" Оставь их для деревенских детишек. Если Эрлот об этом узнает, скажет мне спасибо.
   Когда они добрались до затерявшегося в лесу дома герцогини, луна начала бледнеть. Арека, истершая ноги в мозоли, скинула туфли и остаток пути проделала босиком, улыбаясь осколкам детских воспоминаний.
   Дом примостился на большой поляне, окруженный высокими каменными стенами. Стены выше самого дома. Почему-то Арека улыбнулась, увидев их. В отличие от крепостных, эти совсем не пугали.
   К дому вела укатанная дорога. Пройдя через ворота, Арека услышала скрип. Повернулась и увидела двух баронетов, закрывающих створки. Повернувшись, потеряла равновесие и упала бы, но Атсама вовремя подхватила ее, да так и держала за локоть, пока шли через двор, застроенный бараками.
   -- Между прочим, раньше здесь у меня был цветник, -- проворчала герцогиня. -- Цветы пахнут приятнее людей.
   Арека остановилась, прислушалась. Как будто музыка, но так тихо и далеко, что не разобрать мелодии.
   -- Что это?
   Атсама фыркнула, но от едких комментариев воздержалась. Потянула девушку за локоть.
   Они обошли круглый, низенький, всего в два этажа, пузатый каменный домик. Со всех сторон его окружали посеревшие от дождей и времени деревянные одинаковые постройки, между которыми то и дело мелькали тени баронетов. Они будто бежали откуда-то, почуяв приближение хозяйки. А музыка становилась все громче, все сильнее сжимала сердце. Арека с удивлением узнала свирель. Оказывается, на ней можно играть не только простые веселые песенки, но и что-то такое, чего не высказать иначе, не доверить бумаге.
   На заднем дворе, в окружении мрачных бараков, сидел худой, коротко стриженый парень и играл. Последние трое баронетов разошлись по сторонам, делая вид, что не слушали. Парень... а для Ареки он почему-то сразу же стал Мальчиком, оборвал мелодию. Свирель опустилась, исчезла в складках одежды. Мальчик наклонился. Из-под скамьи появились костыли. Опираясь на них, мальчик направился в сторону барака. На подошедших Ареку и Атсаму он так и не взглянул.
   Глава 19
   Юг
   За прошедшие годы Рэнт совершенно разучился удивляться. Да и чему тут удивляться, когда одна жизнь сменила другую, а теперь притворяется прежней? Взять хоть последнюю работу -- пасти земледельцев. Не самая дурацкая работа, если разобраться. Некоторые, вон, пастухов пасут. Идет пастух за стадом, а вслед -- вампир. Смех, да и только. Казалось бы, чего проще -- хлыст вампиру выдать, да и пускай себе с коровами управляется. Ан нет, не положено. Что ж, привыкли и к такой дури, никуда не денешься.
   Но то, что происходило сейчас...
   Рэнт сидел, опершись спиной о ствол дерева, и задумчиво смотрел на стремительно темнеющий кусок неба меж ветвей. Да уж, стал героем-освободителем. Первые два дня пути, пока в людях, оставивших бараки, еще горели зажженные Сардатом искры, Рэнту тоже досталось немного тепла. И девушки глазки строили, и мужики вступали в разговоры. Но теперь до всех постепенно дошло, кто их тащит и куда.
   Никто. Никуда.
   Сардат и Аммит после той потасовки разговаривать почти прекратили. Командование передоверили полностью Варту, который признавал лишь своих партизан, от заключенных брезгливо отмахивался, а на барачных так и вовсе плевался. Не выдержав гнетущей обстановки, Рэнт минувшей ночью отозвал Варта в сторонку и надавал ему хорошенько. Лица не трогал, чтоб не позорить.
   -- Тебе людей доверили, а ты носом крутишь, -- укоризненно прошептал на ухо согнувшемуся в три погибели командиру. -- Не могёшь командовать -- так и скажи, поставим взамен ту красотулю с копьем. Она-то, вишь, со всеми управляется.
   Женщина, с легкой руки Сардата прозванная Милашкой, действительно куда больше походила на лидера, чем флегматичный Варт. К ней шли за советом, ее указаний слушались. Даже партизаны, выслушав приказ Варта, смотрели на нее в ожидании еле заметного кивка.
   Разговор оказался полезным. Утром Варт, подняв своих, подошел к барачным и миролюбиво сказал:
   -- Ну чего, воины-герои? Идем, что ли, вампиров резать?
   И, как ни глупо прозвучала фраза, люди заулыбались. Трудно не почувствовать, когда тебе протягивают руку.
   Рэнт оказался, как обычно, никому особенно не нужным и отошел от людей. Вампиры держались особняком. Не специально выпячивали свою особенность, просто как-то так получалось. Сардат и Аммит, как разругавшиеся детишки, будто спорили, кто дольше пройдет, не глядя под ноги и не споткнувшись (пока Аммит побеждал -- Рэнт считал от нечего делать). Сиера предрассветной тенью скользила впереди меж деревьями. Изредка оборачивалась -- убедиться, что за ней идут.
   А лес все густел. Так далеко Рэнт еще не забирался. Прошлой ночью он поднялся над деревьями летучей мышью и широким кругом облетел стан людей. Изрядно раскинулись. Как бы не потерялся кто -- зачнет сдуру аукать да метаться -- погоне подсобит. Но пока все друг за дружку держались. Приказ передавался по цепочкам, детей держали под присмотром.
   Рэнт все вздыхал о покинутом городе, но чтоб вернуться -- и в мыслях не заикался. Ясно, конечно, как его красиво перед всеми выставили: предатель, мол, барона убить помог, людей за собой увел. Да только если бы остаться изловчился -- что тогда? Опять -- к графу на поклон? Приютите сироту, капельки крови с утра во рту не держал... Сожжет ведь к чертям, подумает, что издевается.
   -- Дай-ка покурить.
   Рэнт вздрогнул, заморгал. Перед ним появился Сардат. Вот тоже подарочек -- курево тянуть. Но Рэнт жаться не привык, понимал -- откуда ж тут, в лесу, табаку-то найти? Вынул кисет, достал бумагу.
   -- Сам свернешь, аль помочь? -- Говоря, Рэнт косился на левую руку Сардата. Она уже потемнела, с одного взгляда и не заподозришь. А парень почему-то увечным казался. Даже с одной рукой здоровее выглядел.
   -- Давай, сам.
   По неопытности вместо самокрутки Сардат свернул едва ли не сигару, но нисколько этим не смутился. Подпалил, сверкнув на миг глазами. Вот чего Рэнт никогда не смел делать -- огнем баловаться ради мелочей таких. Сам достал спички. Хоть и отсырели, а третья все ж зажглась.
   -- О девчонке знаешь чего? -- Сардат уселся рядом, окончательно сломав надежду Рэнта на одинокий вечер.
   -- О какой?
   Сардат кивнул в сторону Сиеры. Облаченная в балахон поверх платья, она почти таяла в стремительно сгущающейся тьме. Стояла, потерянная, у дерева. Одна, подальше от всех.
   -- Беспокоюсь за нее. Учителя бы расспросил, да он на меня надулся. А чего, спрашивается? Ну получил по морде -- делов-то. Верно говорю?
   -- Го-о-ордый он, -- протянул Рэнт, незаметно втягиваясь в беседу. -- Таким по морде не моги. Лучше сразу прибить, а то -- не трогать.
   -- Ну а как его не трогать, если он человека в грош не ставит? -- развел руками Сардат. -- Ничего. Позлится, да успокоится. Дядька взрослый, разберется. А с ней-то чего? -- Снова кивок в сторону Сиеры. Она уже исчезла -- ушла куда-то, как и каждую ночь. Тоже, наверное, одиночества искала, как и Рэнт.
   -- Да чего... Погано ей, видать. И как иначе? Она ж из людей-то. В деревне, в горах жила. Никто про ту деревню не знал, а она -- жила. А как все эти бараки пошли, так и за деревню взялись. Ну, барон-то наш к ней и подвалил, как я понимаю. Давай, мол, выходи за меня, а я за деревеньку слово замолвлю. Ну и замолвил, недоделок косорукий! -- Рэнт сперва выругался, а потом с испугом посмотрел на руку Сардата. Рука дрогнула, но сам Сардат, кажется, ничего не заметил.
   -- Чего было-то? -- торопил он.
   -- Было... Ну, того и было, что оказалось -- грош цена слову барона. Граф на него плюнул и растер. И деревню -- всю под нож пустил. Но пожениться позволил, добрый, гад. Вот она с тех пор и ходит сама не своя. Ты не волнуйся особо -- это уж три года такая картина. Гложет снутри -- сам знаешь, как оно бывает.
   -- Ну да, -- тихо сказал Сардат. -- Бывает...
   Докуривал он свое полено молча. Рэнт, давно расправившийся с самокруткой, немного помаялся, глядя на то тут, то там мелькающие в темноте огни костров, и решился задать вопрос:
   -- Вот скажи мне, командир... А чего потом будет? Ну, спасем мы этого мужика. Если спасем, конечно. А дальше? Ты чего, неужто вправду с этим сбродом воевать собрался? Да тебя ж не заметят даже -- стол вытирать будут, смахнут тряпкой, и поминай как звали.
   Сардат глубоко затянулся, медленно выпустил дым.
   -- Еще раз так выскажешься -- клыки выбью.
   -- Я не прав, что ли? -- изумился Рэнт. -- Как лучше ведь хочу...
   -- А это неважно. Прав -- не прав... Если командиром меня называешь -- беги, куда говорю, улыбайся и песни пой. И смотри, чтоб другие тоже от счастья колесом ходили. А вот это, -- показал он окурком в сторону, куда удалилась Сиера, -- неправильно. Такие вещи решать надо. Только не тебе, само собой. За табак -- спасибо. Сочтемся как-нибудь.
   -- Сочтется он, -- буркнул Рэнт, когда Сардат удалился на безопасное расстояние. -- "На тебе, Рэнт, шишечек мешочек, чем могу..." Так, что ли? А, да что с вами, упырями, разговаривать...
   Тут он вспомнил, что сам вампир, и загрустил. Спать не хотелось совершенно. Встал и направился вслед за Сиерой. Может, разговорить удастся. Красивая печальная девушка всегда нравилась Рэнту, но, пока был жив Модор, словно стена какая-то стояла между ними. Нельзя, мол, и все. Теперь нет барона. Отчего бы счастья не попытать? Девкам много надо ли? Выслушай повнимательней, обними покрепче, да от таракана какого-нибудь защити.
   Подбадривая себя такими мыслями, Рэнт продирался сквозь кустарники, падал в канавы, и увидел-таки впереди огонек. Костер, стало быть, развела. Вовсе прекрасно. У костра, значит, посидим, звездами полюбуемся.
   Разминувшись с очередным деревом, Рэнт вышел к маленькой полянке и остановился, раскрыв рот. Чего-чего, а такого увидеть не ожидал.
   Посреди поляны горел костер без дров. Просто огонь на земле -- алый, будто кровь. Рядом с ним на спине лежала Сиера. Она пыталась отползти, но рука барона схватила за воротник, приподняла, а рука Сардата прислонила к шее лезвие меча.
   -- Нравится? -- услышал Рэнт. -- Этого хотела? Чтоб побольнее было? Я тебе устрою...
   Быстрое движение, и руки поменялись. Теперь левая держит меч.
   -- От его руки сдохнуть хочешь? Так и будет. Слышишь меня? Глаз с тебя, дуры, не спущу. Еще одна такая выходка -- тебе тот подвал баней с вениками покажется.
   "Ну давай, -- подбодрил себя Рэнт. -- Защити девчонку от таракана".

***

   Как только сгущалась тьма, приходил Модор.
   В первую ночь Сиера дрожала, свернувшись под деревом, а он сидел напротив, смотрел на нее сочувственным взглядом и качал головой.
   -- Почему ты здесь? -- шептала Сиера. -- Тебя отправили на Ту Сторону. Оттуда не возвращаются!
   -- Ты -- моя, -- отвечал Модор таким же шепотом. -- И на Той Стороне, и на этой. Ты любишь меня. Забыла? Я жду. Жду. Жду. Когда ты позволишь огню пожрать и тебя? Ведь он все жарче полыхает внутри. Просто дай ему вырваться на свободу, и мы опять будем вместе. Мой прекрасный горный цветок.
   -- Я никогда, никогда тебя не любила! Ты жизнь мою украл. И смерть. И все, что я любила -- ты растоптал. Оставь меня хоть теперь.
   Барон Модор улыбался, будто слушая лепет несмышленого младенца.
   -- Я -- часть твоей души, Сиера. Ты сама впустила меня туда. Мы -- союз Вечных, и нас ничто не разлучит. Великая Река скрепила наши узы...
   Сиера закрыла глаза и принялась шептать:
   -- Для тех, кто внизу -- Река повелительница. Мы же отданы Солнцу. И нет другого господина -- лишь Солнце великое, Солнце всеобщее. Солнце однажды взойдет над Рекой и осушит ее воды. В тот день и час скверна исчезнет с земли, и каждый возрадуется свету великого Солнца. А принесут его двое великих богов, что примирят меж собою тьму и свет.
   Модор засмеялся.
   -- Глупая девчонка! Сколько можно верить в сказки? Открой, наконец, глаза. Я -- твой бог. Я -- твое Солнце. И я жду тебя, жду, пока ты решишься.
   Ни в первую, ни во вторую ночь она не сомкнула глаз. Он приходил и смотрел своими тусклыми, высасывающими душу глазами. Говорил одно и то же. Те же нелепые слова, что и при жизни. "Ты любишь меня..."
   -- Я тебя ненавижу! -- шептала Сиера.
   А Модор смеялся. Хохотал, глядя, как она впивается клыками в свою руку. Боль пока еще помогала заглушить пламя, что разгоралось внутри. На краткий миг Сиера даже смогла изгнать барона. Крошечное мгновение она верила, что победит, преодолеет этот кошмар... Но из тьмы проступило лицо брата. Он сидел возле очага, вытянув безжизненные ноги к огню, и вертел в руках свирель.
   -- А зачем? -- спрашивал он. -- Ради чего тебе жить? Зачем ты нужна по эту сторону? Ты все отбросила, сестра, и ни с чем осталась. Длить страдания?
   -- О чем ты говоришь? -- Сиера задыхалась от ужаса. -- Это ведь... грех!
   -- Грех? -- Брат смеялся. -- Грех?! Да ты посмотри на себя. Кем ты стала? Говоришь о грехе! Каждый миг твоей полужизни -- грех, искупить который можно миллионом лет страданий. То, о чем я говорю -- очищение от скверны. Ты -- скверна, сестра!
   Днем становилось легче. Сиера брела хорошо известным путем, видя тропу там, где глаза других видели чащу. Шла и шла, не зная, зачем и куда. Пообещала вроде вывести к мосту... А для чего? Вернет ей это брата? Убьет Модора? Может, хоть на миг позволит забыться сном?
   Сзади что-то происходило. Кто-то кому-то что-то доказывал. Люди ссорились, люди мирились, люди выясняли, кто главный. Люди из сотни смыслов жизни выбирали свой. Только Сиере выбирать не из чего. У нее оставался лишь этот путь. Бессмысленный, глупый путь к смерти.
   "Смерть! -- слышала она отголоски прошлого. -- Смерть, Смерть!"
   День минул, как в бреду -- сплошное серое пятно, окрашенное алыми сполохами воспоминаний.
   А когда сгустились сумерки, Сиера поняла: этой ночи ей не пережить. Не вынести еще одного визита барона, не перетерпеть укоризненного взгляда брата. Она остановила сердце, но руки все так же тряслись, а в голове плескался алый туман.
   -- Смерть...
   Слово привело ее в чувство. Как будто кусок жизни вырезали -- как она здесь оказалась? Одна, посреди маленькой полянки, стоит и смотрит в огонь. Да это же ее огонь! Потоком хлещет из самой души, распускается, будто невиданный цветок, и ждет.
   Костер...
   Вспомнились танцы в деревне. Горящий костер, смеющиеся люди вокруг и крик, который подхватывают десятки голосов, который становится все громче, разносится по долине:
   -- Си-е-ра! Си-е-ра!
   На этот крик накладывается другой, крик-шепот:
   -- Смерть! Смерть!
   -- Люби меня, смерть моя, -- прошептала Сиера, делая шаг к огню. -- Будь со мной, не брось меня...
   В огне почудилось лицо брата. Он улыбался и кивал. Он ждал.
   -- Положусь я на тебя. Если я один -- забери меня. Если много нас -- начинай с меня...
   Еще один шаг, и жар опаляет брови. А в огне -- Модор. Тянет руки, ждет принять ее в вечный плен. Даже на Той Стороне не будет избавления. Но, быть может, Солнце еще простит ее, примет и сделает одним из своих лучей.
   -- Я -- навеки твой, ты -- всегда моя, -- завершила Сиера заклинание.
   Последний шаг. Огонь взметнулся по плащу, в мгновение ока охватил ее всю... И тут, когда Сиера приготовилась сквозь страшную боль прорваться навстречу благословенной смерти, жизнь нанесла удар.
   Кулак врезался в скулу. Перед глазами все замелькало. Огонь, звезды, ночной лес, Сардат... Сардат?!
   -- Тварь безмозглая, -- рычал он, срывая с нее догорающую тряпку. -- Ты что тут устроила? Я давал приказ гореть?
   -- Что? -- Вопрос прозвучал так нелепо, что Сиера действительно растерялась. Лежала и смотрела на Сардата, хлопая глазами.
   -- Я спрашиваю: приказ гореть был?
   -- Н-нет...
   -- Так какого?..
   Сардат задохнулся, не в силах говорить спокойно. Момент, когда он выдернул из ножен меч, Сиера пропустила. Ее мало заботила правая рука Сардата. Левая держала за одежду. Рука барона.
   -- Нравится? -- перехватив ее взгляд, спросил Сардат. -- Этого хотела? Чтоб побольнее было? Я тебе устрою...
   Он перехватил меч так быстро, что Сиера не успела разглядеть движения. Рука барона угрожала ей смертью. И лишь теперь сделалось страшно. Сиера отпрянула, рванулась назад, но Сардат держал ее крепко.
   -- От его руки сдохнуть хочешь? Так и будет. Слышишь меня? Глаз с тебя, дуры, не спущу. Еще одна такая выходка -- тебе тот подвал баней с вениками покажется.
   Сардат с размаху всадил меч по рукоять в землю и резко ударил Сиеру по лицу. Голова мотнулась, кровь брызнула с губ и из глаз. Сиера вновь плакала, но не от боли, не от страха. Она видела, как ласково умоляют жить, видела, как в гневе призывают умереть. Но чтобы вот так, с такой яростью кого-то заставляли жить?
   Она приоткрыла губы, чтобы сказать, заверить: поняла, и не будет больше такого. Вынесет до конца свое проклятье, и умрет, когда угодно будет -- Реке, Солнцу, еще кому-то, более сильному, более умному, чем она.
   Слова не успели родиться. Сиера упала спиной на землю, изо рта вырвался вскрик. Слышались звуки борьбы.
   -- Вы что тут, с ума все посходили? На кого прыгаешь, бревно с ушами? -- процедил сквозь зубы Сардат.
   Сиера одним движением вскочила на ноги, чтобы увидеть сцепившихся -- пока просто как люди -- Сардата и Рэнта.
   -- А ну, осади! -- прорычал баронет. -- Нашел, на ком силу пробовать.
   Сардат взял верх в считанные секунды. По-простому драться умели оба, но северянин явно сильнее. Удар, еще удар, захват -- хрустят кости. Стиснув горло Рэнта, Сардат почти ткнул его в огонь головой.
   -- Сейчас пищишь, что тебе очень жаль, и ты больше не будешь. Ну? Пищи громче, не слышу!
   -- Пошел ты! -- Рэнт попытался лягнуть Сардата, но тщетно.
   -- Спалю ведь, дурачина. Ну? "Мне очень жаль, больше не повторится". Эй, ты! Тебя это тоже касается.
   Сиера старалась погасить огонь. Это ведь ее огонь полыхает, тот, которым лишь она может повелевать. Но теперь жадная стихия отчего-то не слушалась. Огонь разгорался все выше, пожирая воздух, сыпля искрами. Вытягивал силы, опустошал душу. Сиера почувствовала, как кожа обтягивает череп. Как будто вваливаются глаза. Живот скрутила судорога. Сколько же крови потребуется...
   Кто-то еще появился на полянке. Разлетелись в разные стороны Сардат и Рэнт, погас огонь, послушный мановению властной руки. В наступившей темноте кто-то опустился на колени перед Сиерой. По силуэту, по запаху, по тому особому холодку, что сжимает сердце, она узнала Аммита и попыталась отползти. Он придержал ее за плечо. Наклонился и заглянул в глаза.
   -- Зовет тебя? -- Тихий, спокойный голос.
   Сиера кивнула. Аммит покачал головой в ответ.
   -- Мой друг тоже потерял ту, что вступила с ним в союз.
   -- И... что? -- прошептала Сиера.
   -- Он держался тринадцать лет. А потом сделал то, что пыталась сделать ты. В следующий раз найди местечко поспокойней. И не позволяй никому за тебя решать. Когда дело касается двоих, третьему места нет и быть не может.
   -- Хватит чушь пороть, учитель недоделанный, -- заговорил Сардат. -- Без моей команды никто здесь помирать не будет. Даже ты. Ясно? Отойди от нее. И не приближайся больше.
   Аммит встал. Сиера наконец-то вернула себе возможность видеть в темноте. Вот они оба, глядят друг на друга с ненавистью, доступной лишь друзьям.
   -- Если я тебе позволил в командира играть... -- начал Аммит.
   -- Это я тебе слишком много позволил, -- перебил Сардат. -- Скотина лицемерная. Знаешь, как она о тебе вспоминала? Добрый Аммит, хороший Аммит, справедливый Аммит! Однажды мы встретимся. И я Рекой клянусь -- все ей расскажу. Понял? Я не доносчик. Просто ее я уважаю, а она на тебя чуть не молится. Пусть знает, какая ты мразь на деле. Пусть поревет, ничего страшного. А потом плюнет и забудет. У нее друзья есть, а ты один останешься. Так что это ты найди место поукромней. Даю разрешение. Пшел вон!
   Сардат толкнул Аммита в грудь, наклонился к Сиере.
   -- Ты сколько не спала, дура? -- Он схватил ее за подбородок, повертел голову, осматривая. -- Вон, глазищи красные какие. Шучу, чего таращишься! Пошли отсюда.
   Сиера позволила увести себя. Рэнт и Аммит остались на полянке, провожая их взглядами. Когда две фигуры скрылись в темноте, баронет покосился на Аммита.
   -- Так и отпустим, что ль? Он ее тут колошматил, как мужика путного. А она и словечка поперек не пикнет -- робкая.
   -- Не лезь, -- бросил в ответ Аммит.
   -- Да как не лезть? -- нахмурился Рэнт. -- Что ж вы за люди такие?
   -- Это вы -- люди. А мы -- вампиры. И малыш потихоньку начинает это понимать.
   Рэнт вздрогнул, увидев улыбку на губах Аммита. Чему улыбается? "Обласкали" только что, как ребенка напакостившего -- то-то радость!
   Аммит повернул голову и заглянул Рэнту в глаза.
   -- Я разжевывать не люблю. Если говорю что-то -- лучше сразу запомни. Жить хочешь -- не лезь. Встанешь между ними -- умрешь. Иди, спать ложись.
   И Аммит сам, первый, не оглядываясь, ушел с полянки.

***

   -- Вот скажи, почему все бабы -- дуры?
   Милашка вздрогнула, открыла глаза. В лунном свете, пробившемся сквозь ветви, узнала Сардата. Из глубины черных глаз пылали алые огни.
   -- Ты где так вымотался, болезный? -- содрогнулась женщина.
   -- Дурынду одну кормил. С ложечки. Жить она, видишь ли, не хочет.
   Милашка, заинтересовавшись, поднялась, села рядом. Вокруг все спят, часовые далеко. Однако страха нет. С самого первого взгляда Сардат показался ей... человеком. Причем, человеком, которому довериться можно.
   -- А ты думаешь, мы все тут особо жить хотим? -- тихо сказала она. -- Не хотим. Где тут жить? Зачем? Морщимся, да ползем. Потому что придумали себе цель -- вампиров убивать, сколько получится. А не будь этой цели... Как знать. Я бы точно давно уже...
   Она замолчала, вспоминая детей и мужа, вспоминая огонь, унесший их навсегда. Руки стиснули копье, с которым и ночью не расставалась.
   -- Чего хотел-то? -- буркнула женщина. -- На баб пожаловаться? С меня сейчас утешительница -- так себе.
   -- Нет, -- отмахнулся Сардат. -- Я мальчик взрослый, надо будет -- сам себя утешу.
   Милашка рассмеялась. Рядом заворочались, но никто не проснулся.
   -- Я побираться пришел, -- вздохнул Сардат. -- Жрать охота -- спасу нет, а кроме тебя никого и на ум не пришло. К скотам этим барачным подступаться неохота. Рты разинут, глаза круглые -- ах, вампир-освободитель! Тошно.
   Вот это положеньице! Вампир сидит и крови просит, будто милостыни. Милашка думала долго, Сардат, понимая, молчал.
   -- Много надо-то? -- буркнула женщина.
   -- Не знаю. Этой трех глотков хватило оклематься. Много это? Я ж ни разу...
   "Ну вот, -- с тоской подумала Милашка. -- Он еще и "ни разу". Вот же ж... Принесла Река".
   -- Давай уже, хрен с тобой. Не увлекайся только. Мне бы выжить, да отшагать завтра, сколько положено.
   Укуса она не переживала ни разу. Сдавала кровь в центрах донаций, это да. И сейчас ждала подобного -- укол, слабость, дурнота. Не поверила бы, скажи кто-то, что вцепится двумя руками в этого вампира недоделанного, будет его к себе прижимать и просить, чтоб не останавливался...
   -- Все, хватит! -- отстранился Сардат. -- Экая ты горячая оказалась.
   Милашка, тяжело дыша, упала на свою подстилку. Сердце тяжело бьется, щеки пылают -- стыдно сделалось. Надо же, расклеилась перед мальчишкой. Лет на десять младше, небось. То-то позорище...
   -- Вот чем они их и держат, -- непонятно прошептала женщина. -- Твари...
   -- Порешим мы этих тварей, обещаю, -- прошелестел голос Сардата. -- Спасибо. Отдыхай... Милашка.
   Он ушел, а она улыбнулась в темноту. Как будто немного неизбывной боли и горечи ушло из сердца с этим укусом.

***

   Когда с рассветом Аммит подошел к Сардату поинтересоваться, почему тот не поднимает людей, увидел его сидящим под деревом. Сиера спала, уютно устроившись головой на его коленях. Правая рука Сардата покоилась на ее плече.
   Поймав взгляд Аммита, Сардат молча покачал головой. Учитель отошел.
   -- Чего там? -- поинтересовался у Аммита Рэнт.
   -- Ничего. Варту передай, что стоим пока. Время, кажется, терпит...
   Восток
   Алая Река дарила забвение. Каждый раз, преклоняя колени перед алтарем, Торатис на несколько кратких мгновений забывал все, что мучило душу. Река топила страдания, омывала раны, тогда как Солнце бередило и жгло, вытаскивало все самое темное из дальних уголков души.
   Торатис молился. Беззвучно, отчаянно. Просил Реку указать ему верный путь, но сам не замечал, как начинает просить о свете. Река всегда требует жертву, и Торатис об этом знал. Он уже отдал свет, а теперь время окончательно потерять дочь. Так или иначе. Торатис предпочитал иначе.
   Он подошел к алтарю, пальцы правой руки сжали стилет. Мягкий свет свечей отражался от стенок серебряной чаши, внутри которой свернулась дремлющим зверем тьма. Левая ладонь сжала лезвие. По старой привычке глаза смотрели вперед и вверх, туда, где три года назад сияло восемью цветами окно.
   -- Прости меня, Айри, -- шепнул Торатис. -- Последний раз я причиню тебе боль.
   Лезвие скользнуло, в тишине -- звуки капающей крови.

***

   Они столпились в коридоре, возле дверей молельни. Торатис окинул их тяжелым взглядом. Везирь, шут, прислуга.
   -- Все готово? -- спросил он.
   Вперед выступил Сэдрик:
   -- Нет ее во дворце, повелитель. Все обыскали, все перерыли.
   Князь закрепил на ладони платок, пропитанный кровью. Губы плотно сжались, готовые выплюнуть слово. Но его опередила бывшая служанка Айри:
   -- Княжна тоже пропала.
   -- Что? -- Торатис прожег ее взглядом.
   -- Госпожа Айри пропала. Я осмелилась войти в ее комнату, но там пусто.
   -- О, я не стал бы беспокоиться, -- гнусно улыбнулся шут. Дверь в комнату нашего гостя заперта.
   Алая пелена закрыла весь мир. Торатис сорвался с места. Ноги несли его по лестницам и коридорам, а сзади слышался топот. Все они неслись следом, кто из злобного любопытства, кто из страха. Торатис, не сбавляя шага, ударил плечом в дверь запертой комнаты. Петли со стоном выскочили из косяка. Князь шагнул внутрь. Пусто, темно. Только лунный свет наполнял комнату через открытую лоджию. Аккуратно заправленная кровать, все холодно и чисто, будто никто никогда здесь не жил.
   -- Куда же он подевался? -- Везирь шагнул к кровати.
   -- Он вампир, -- сказал Торатис. -- Улетел, да и все. Или думаешь, тот, кто собирается воевать с Западом, спрятался от нас под кроватью? Пошли отсюда.
   В молчании князь спустился в тронный зал, челядь следовала за ним. Остановившись у трона, князь утопил в подлокотнике алый рубин. Послышались шаги -- пред повелителем предстал начальник стражи Дигор. Пожилой мужчина с саблей на поясе, в красно-коричневом кафтане, поклонился, взгляд скользнул по собравшимся слугам.
   -- Скажи, что ты знаешь, где Айри, избавь меня от того, что я должен буду сделать, как князь и отец.
   Тишина. Только шут придурковато хихикал, потирая руки.
   -- Еще днем она взяла лошадь и ускакала, -- сообщил Дигор. -- Лошадь вернулась только что. На седле следы крови. Немного, но... -- Дигор шумно сглотнул. -- Я как раз шел доложить вам.
   Князь закрыл глаза.
   -- Не порадовал ты меня. Зато я вам устрою праздник, которого вы давно ждали. Горбуна в каземат. Потом собери людей и перелови всех крыс в городе. Найдешь Айри -- можешь их просто убить. Не найдешь -- сгони на площадь. Людей не пускать. Привести палачей. Пусть пытают их до утра, а с рассветом туда приду я. И закончу дело.
   Сэдрик задохнулся, а губы Дигора растянулись в улыбке, которой он не сумел сдержать.
   -- Слушаю и повинуюсь, мой князь!
   Двое стражников стояли снаружи, ожидая возвращения начальника. Увидев Дигора с верещащим и упирающимся шутом, они переглянулись.
   -- У нас сегодня праздник, ребята! -- крикнул Дигор. -- В подземелье эту дрянь. Будите всех. Начинаем крысиную охоту.
   -- Вы не шутите? -- вырвалось у одного стражника.
   -- Разве только повторяю шутку князя. Выполнять!
   Но прежде чем двинуться с места, один стражник протянул другому руку, сжатую в кулак. Кулак второго обрушился сверху.
   -- Да взойдет Солнце сегодня ночью! -- воскликнули оба.
   Глава 20
   Север
   Граф Ливирро, бессменный правитель Варготоса, перемещался в недрах древней пирамиды как рыба в воде, с легкостью обходя ловушки, выбирая нужный путь из десятков обманных. В хаосе коридоров и комнат можно было отыскать и привычный тронный зал, который использовался для важных церемоний, либо для секретных бесед, таких, как сейчас. Находящийся в самом сердце пирамиды, зал этот окружен толстым слоем камня, через который не пробивалось ни звука. Лишь узкий коридор вел к двери, и каждого, кто к ней подходил, чувствовали находящиеся в зале.
   Ну и, конечно, тронный зал не терпел людей. Люди в нем начинали задыхаться. Причиной тому -- глухие стены и плотная дверь. Быстро заканчивался небольшой запас воздуха, и люди, зачем бы их ни привели туда, выполняли волю приведшего.
   Отворив дверь, граф Ливирро застыл. В нос ему ударил смрад дешевой сигареты.
   -- Рад приветствовать господина графа! -- провозгласил Роткир, развалившийся на троне. -- Проходите, милостивый государь, не стойте в дверях. Выбирайте кресло по вкусу, налейте себе чего-нибудь выпить, можете поиметь какую-нибудь из понравившихся служанок -- чувствуйте себя как дома!
   Говоря, Роткир обводил широким жестом пустое серое помещение, в котором, помимо трона, только чадили свечи на стенах.
   -- Ты не много себе позволяешь? -- Граф закрыл дверь.
   -- Я давно проверяю длину поводка. -- Роткир тщательно затушил окурок о подлокотник трона и спрыгнул на пол. -- Чем больше проверяю, тем больше склоняюсь к мысли, что поводка нет.
   Ливирро молча сел на оскверненный трон, смахнул хлопья пепла с подлокотника.
   -- В одной из городских тюрем есть такая штуковина -- стул, -- заговорил Роткир. -- Так и называется: "стул". Так вот, мы его пуще палок боялись. Если тебя отправляют на стул, никто не чает, что вернешься. Как-то так хитро, собака, устроен, что вроде на нем удобно, а посидишь пару минут -- и начинается. Кости ломит, спина ноет, руки-ноги девать некуда. А надо сутки высидеть! Вот после таких суточек почти все с ума сходили, пеной брызгаться начинали, мычать всякую ерунду. Я, правда, никогда на нем дольше часа высидеть не мог. Меня, знаешь, привязывать-то бесполезно, я цепи рву, коли надо. Так вот, о чем... А, да! Трон твой -- ровно такая же удобная штуковина. Пару минут посидел, а уже сдохнуть хочется. И зал тоже.
   -- Трон не должен быть удобным, -- сказал Ливирро, приглядываясь к капелькам пота на лбу Роткира. -- Чтобы владелец слишком не любил на нем рассиживаться.
   -- Вот-вот, так и есть, -- закивал Роткир. -- На другой тюрьме, где меня повесить хотели, мужик один был, так он чего сказал однажды? Что в самом низу, что на самом верху -- все одинаково. Только внизу приходится, а наверху -- по желанию. Внизу -- за деньги, наверху -- задаром. Я как в верхи-то пролез, сразу давай смотреть. А тут и правда разницы никакой.
   -- Хватит трепотни. Говори, что вокруг.
   Роткир сел на пол и вынул еще одну сигарету. Когда он поднял голову, выпуская изо рта струю сизого дыма, Ливирро заметил, что лицо парня побледнело, пот исчез. Остановилось сердце, но сам он, как всегда, этого не заметил. Подступающую жажду примет за плохое самочувствие и поспешит выйти на воздух, где в последний момент запустит сердце. И останется человеком -- до странного сильным и ловким, стремительно залечивающим раны.
   -- Как сказал мне все тот же мужик в ночь перед казнью -- время раскаяться в содеянном и ввериться Реке.
   Граф зажмурился. Ждал ведь, знал, что так случится.
   -- Цепь сомкнули еще позавчера и чего-то ждут, -- продолжал Роткир. -- Так-то их не видно. В лесу -- понятное дело, а в полях они на день в землю зарываются, а ночью наблюдают. Жуткие парни, даже меж собой не говорят. Я одного прирезал, для пробы, но скорее по случайке вышло. Так и оставил. Починили уж небось.
   -- Я ведь велел тебе только наблюдать! -- прорычал Ливирро.
   -- Ку-ку! -- Роткир помахал рукой с зажатой между пальцами сигаретой. -- Город в кольце, отмашки ждут! Делать-то чего будем? Прорваться, конечно, можно, если по уму, и спрятаться тоже -- если совсем по уму. Да только у нас ведь и в доме не все ладно.
   -- Сегодня я заключу договор с Кастилосом, -- сказал Ливирро. -- Мы быстро перебьем крыс в городе. А у тебя будет особое задание.
   Роткир выслушал задание с кислым выражением лица.
   -- Нормально, -- заключил он. -- Вы, значит, будете веселиться, убивать всякую мразь, а я -- девчонке сопли подтирать?
   -- Разве она тебе не нравится? -- Граф спрашивал как бы невзначай, но смотрел пристально.
   -- Забавная, слов нет. Только вот не хочется со всеми тараканами в ее рыжей башчонке знакомиться. А на раз-два она не согласится. Так зачем мне эти муки? Опять же брательник у нее -- чисто пес цепной. Я ему не сильно-то как родня приглянулся.
   -- Он ей не брат.
   -- То-то я и смотрю, непохожи, -- кивнул Роткир.
   Ливирро поднялся с трона. Взгляд его покинул пределы зала и блуждал где-то далеко.
   -- Приказ ты слышал. Остальное -- моя просьба. Постарайся подружиться с ее тараканами. Изо всех сил постарайся. Если мы когда-нибудь сквозь все это прорвемся... Эта дружба сильно выручит и тебя, и меня.
   Граф прошел к двери. Роткир поднялся следом, размазывая окурок по полу носком ботинка.
   -- Слышь, да кто она такая? Как меня выручит? Объясни, я хоть знать буду, что делаю.
   -- Будешь знать -- сделаешь неправильно. Придет время -- сообразишь. А теперь езжай к Кастилосу, скажи, что я жду его за городом для конной прогулки.

***

   "Замуж!" -- думала И, выстраивая третий этаж карточного домика, который все больше напоминал дворец Ливирро. -- Да как ему в голову-то пришло такое?" От возмущения принцесса передергивала плечами, но тут же чужой голос начинал шептать в голове: "Он ведь заботится о тебе, глупая! Гораздо больше, чем ты этого заслуживаешь. Видела, как он тебя защищает? Надо будет -- жизнь за тебя отдаст, не задумается. К тому же, собой недурен..."
   -- Я сошла с ума, -- пропела негромко И, выставляя очередной "шалашик" из карт на четвертом уже ярусе.
   Она сидела за столом и, при помощи своего строения, пряталась от Кастилоса, который, лежа на заправленной кровати, смотрел в потолок. Лежал так с самого утра, молчал и о чем-то думал. Принцесса не решалась начать разговор. Боялась выйти на улицу -- ведь Кастилос безмолвной тенью пойдет следом. Приходилось терпеть это -- непонятное, повисшее в воздухе, будто наковальня.
   Затаив дыхание, И поставила последний "шалашик", завершивший пирамиду. Хрупкая конструкция радовала недолго. Дальше-то что делать?
   Принцесса с опаской поглядела на Кастилоса через пирамиду. Будто неживой. На память пришел рассказ отца о берсерках. Что если и Кастилос будет таким же? Ирабиль вздрогнула от этой мысли, пирамидка трепетнула, но удержалась.
   -- Можешь войти, -- громко сказал Кастилос.
   Пока И пыталась сообразить, что он имеет в виду, дверь в номер открылась, и на пороге оказался Роткир. Он, видимо, сразу почувствовал, что в комнате вместо воздуха повисла темно-серая туча, и обошелся без шуточек и болтовни. Улыбнулся И (она в ответ махнула рукой), шагнул к кровати.
   -- Граф просил передать, что сожалеет о вчерашнем. -- Голос Роткира звучал спокойно, убедительно. -- Ну, знаешь, вся эта ерунда с волками... Говорит, ты ему ничего не должен.
   -- Прекрасно. -- Ни один мускул не дрогнул на лице Кастилоса. -- Все?
   -- Граф предлагает составить ему компанию в конной прогулке за городом. Коня я тебе привел, граф за воротами.
   -- Еще что-нибудь?
   Роткир переступил с ноги на ногу.
   -- К тебе -- нет. С сестрой твоей словом переброситься можно?
   -- Если она того захочет.
   Роткир приблизился к столу, посмотрел на И поверх пирамиды. Девушка ответила настороженным взглядом.
   -- Мне все равно тебя сторожить, пока наши детишки развлекаются. Не хочешь заодно рассчитаться?
   Много сил понадобилось принцессе, чтобы хоть частично скрыть радость. Не только выбраться из этого страшного места, но еще и с долгом дурацким разделаться!
   -- Да! -- подскочила она и тут же покосилась на Кастилоса, которому этот возглас, должно быть, ножом впился в сердце. -- Можно? -- тихо добавила она.
   -- Конечно. Развлекайся.
   До боли прикусив губу, И пошла к двери. Сегодня она надела-таки платье в цветочек, а вместо сапог -- босоножки. Роткир открыл дверь, и принцесса, бросив затравленный взгляд на Кастилоса, выскочила на свободу.
   -- Паренек!
   Роткир остановился, держась за ручку двери.
   -- Она должна быть здесь до темноты. Иначе к утру от города не останется даже пепла.
   -- Как скажешь, мужик, -- кивнул Роткир. -- Не забудь про встречу.
   -- И еще! -- Оклик Кастилоса вытащил Роткира из коридора. -- Извини за проблемы, которые я создал.
   -- Что это с тобой сегодня? -- изумился Роткир.
   -- Пытаюсь быть вежливым.
   Лишь только дверь закрылась, Кастилос улыбнулся. Когда стихли шаги -- рассмеялся, а через минуту катался по полу, задыхаясь от хохота. Уборщица, подумавшая, что номер пуст, открыла дверь и остановилась, потрясенная зрелищем.
   -- Простите! -- Кастилос вскочил и вытер слезы. -- Я веду себя недостойно.
   -- Наверное, что-то хорошее случилось? -- улыбнулась женщина.
   -- Ах, нет, что вы! -- отмахнулся Кастилос. -- Просто сделал пакость и радуюсь, как ребенок. Ладно, не буду мешать, делайте свое дело.
   С этими словами он покинул номер.

***

   Черный конь, привязанный к столбику у входа в гостиницу, оказался покладистым, и Кастилос без труда с ним совладал. Рысью по улицам, стражники предупредительно раскрыли ворота. Единственная дорога, ведущая из города, карабкалась вверх по холму, на вершине которого -- одинокий всадник.
   Копыта глухо простучали по грунтовой дороге, поднимая облачка пыли. Поравнявшись с Ливирро, Кастилос натянул поводья, и конь, поднявшись в дыбы, остановился.
   -- Рад, что откликнулся, -- сказал Ливирро, не глядя на Кастилоса. -- Кажется, наш план трещит по швам.
   Кастилос проследил за его взглядом. Далеко-далеко виднелись остатки деревни. Даже человеческому глазу ясно, что жизнь покинула эти места. Глаз вампира различал обугленные остовы домов.
   -- Мы ведь друзья.
   -- Это точно. -- Ливирро повернул голову, и Кастилос увидел его усталые глаза. -- Скажу больше: ты -- единственный, кого я так называю. Вампирам не свойственно сходиться близко.
   -- Чушь. Бред, который выдумали вампиры, стремясь отличиться от людей. Это как вилка в левой руке.
   Ливирро кивнул, улыбаясь. Кастилос же решил сменить тему:
   -- Мы теперь встречаемся в открытую? То есть, с проблемой ты разобрался?
   -- Ринтер исчез. -- Голос графа стал грубым. -- Тварь быстро соображает. Но я его найду, будь спокоен. Даже по законам Эрлота у меня есть полное право его убить.
   -- Рад, что тебе нравятся законы Эрлота. Да продлятся вечность его дни на троне.
   От столкнувшихся взглядов едва не полетели искры. Ливирро тряхнул поводьями, и лошадь направилась вниз, к деревне. Кастилос последовал за ним.
   -- Ради чего? -- спросил Ливирро. -- Скажи мне, я в замешательстве.
   Кастилос глядел вниз. Дорога не различалась. Поросшая сорной травой, она исчезнет через год или два.
   -- А ради чего бьешься ты? -- Вопрос заставил графа опустить голову. -- Ты согнал столько людей в город, дал им работу. Они строили эту бесполезную стену за кусок хлеба и миску супа. Ты дал им надежду, цель, дело. Хотя мог просто закрыть центры донаций и посылать Эрлоту караваны с данью. У тебя работают заводы, школы, ты хотел провести железную дорогу до самого Кармаигса. Ради чего, Ливирро? Не отвечай. Мы -- те, кто мы есть. Мы не проводим границ. Нам не нужна власть ради власти. Для нас владеть -- значит, улучшать. Вот ради чего. Не из "любви к людям", как Освик, а из желания слить воедино два несочетаемых начала. Принять мир, в котором живем, и сделать его великим. Познать все тайны и рассказать о них. Низвести войны до ученых споров. Не дать людям равные с вампирами возможности, но сделать людей равными вампирам. Вот ради чего.
   Пустили лошадей в галоп. Дорога окончательно потерялась, высокие стебли доставали до сапог. Лошадь Ливирро вырвалась вперед, но Кастилос не собирался состязаться. Ветер весело свистел в ушах, солнце припекало, а сердце билось часто и сильно.
   Ливирро осадил коня посреди мертвой деревни. Ни травинки, только пепел и прах. В одном из домов Кастилос разглядел обугленные скелеты.
   -- Иногда я прихожу сюда, стою и задаю себе вопросы. Зачем? Почему? Что? Кастилос... Эти три года я не жил, я рвался на части, чтобы хоть что-то уберечь, и не знал, зачем. Просто не мог иначе. И вот, приходишь ты, и отвечаешь на все мои вопросы. Ты, ребенок по сравнению со мной!
   Кастилос тихо засмеялся и ответил:
   -- Дети видят жизнь такой, какая она есть, без всякого самообмана. Дети говорят правду. И дети однажды перевернут этот поганый мир, вытрясут из него всю дрянь и поставят на место. Решайся, друг. Ты ведь не веришь, что сможешь вечно скитаться со своим народом, прячась от Эрлота? Он подомнет под себя все, он не остановится. Остановить его -- наша забота. Твоя и моя, потому что только мы по-настоящему знаем, ради чего вести войну.
   Спешившись, Ливирро подошел к дому, ладонь легла на черные доски.
   -- За всех я отвечать не могу.
   -- Ты за себя ответь, остальные меня не интересуют.
   Ливирро рассмеялся.
   -- Нет, ну вы послушайте только! Король собирает армию.
   -- Почти, -- без тени усмешки сказал Кастилос. -- Только я -- не король. Король придет с Востока и сядет на трон рядом с королевой.
   Восток
   Вытащив кресла в сад, они до утра сидели, глядя на постепенно сереющее небо. Эмарис достал из погреба бутылку вина и разделил ее с Левмиром. Бокалов не брали, бутылка переходила от одного к другому. Когда она опустела наполовину, Левмир сказал:
   -- Когда-то давно люди могли считаться друзьями только после того, как разделят воду из одного сосуда.
   -- Чего? -- покосился на него Эмарис.
   -- Первое, что сказал мне Кастилос, приехав в Сатвир... Скажи, неужели все было необходимо?
   Эмарис молча смотрел на бледнеющие звезды. Не дождавшись ответа, Левмир продолжал:
   -- До меня только сейчас дошло, что убийца моих родителей, Ареки -- это ты. Ты отдал приказ, тогда как Эрлот -- всего лишь пес на цепи. Пес, которому ты сказал: "Фас!"
   Эмарис передал бутылку Левмиру, и тот принял ее.
   -- Арека жива.
   Левмир закашлялся, поперхнувшись вином.
   -- Ну, или была жива, когда я уходил. Эрлот взял ее фавориткой. Меня можно во многом упрекнуть, как короля, но только не в слепоте. О своих лордах я знал все, позволяя им думать, что тайны остаются тайнами. Тогда, кстати, я впервые услышал твое имя. Тобой бредила эта девчонка. Она постоянно упоминала "эту дурацкую куклу, которая увела его". Ирабиль пропала в ночь суда. Я сопоставил одно с другим и... Кастилосу сказал, что не хочу огласки, потому ничего не предпринимаю. Отчасти так оно и было, Эрлот не упустил бы возможность взять заложницу. Но на самом деле я просто решил дать ей шанс.
   -- На что? -- Левмир вернул бутылку.
   -- На счастье, -- отозвался Эмарис. -- Вот так вот просто и глупо. Потому что не видеть того, что с ней творится, мог только слепой. А теперь взгляни мне в глаза, мальчик, и скажи, что предпочел бы никогда ее не встретить, жить в Сатвире с родителями и, может, даже жениться на Ареке.
   Глядя в глаза Эмарису, побледневший Левмир мотнул головой. Эмарис улыбнулся и допил вино. Бутылка разбилась о забор.
   -- Я не буду извиняться за то, что убивал людей. Не раскаюсь, что сделал сиротой какого-то мальчишку. Но и за то, что ты сумел поднять голову над кучей навоза, я благодарности не жду. Хочешь мстить? Назови время и место. Не хочешь -- закрой рот и радуйся жизни. Так решают проблемы вампиры. Привыкай.
   Эмарис встал, глядя на алую полосу, набухающую над забором.
   -- Идем, -- сказал он. -- Тебе предстоит сегодня услышать еще много неприятного.
   Он двинулся к калитке, не слушая вопросов Левмира.
   Они шли как смертные, пропуская ранние экипажи. Левмир содрогался, представляя встречу с Айри. Выдержит ли сердце? А еще он не мог добиться от Эмариса ответа на вопрос, почему тот называет эту встречу "прощанием".
   -- Это тебе объяснит князь.
   Портрет Айри жег сердце через карман. Портрет И оставался у Эмариса, Левмир не решался попросить его обратно. Придется рисовать еще один. Лицо девочки тринадцати лет...
   Остались позади элитные кварталы. Прямая дорога вела к дворцу. Несколько конных разъездов попались навстречу, путники провожали их взглядами. Всадники в кольчугах и шлемах распространяли запах крови.
   -- Что-то мы пропустили, -- сказал Эмарис и взмахнул рукой перед следующими тремя рыцарями.
   Остановились. Ехавший во главе спешился и снял шлем. Левмир узнал ординарца князя, того самого, что пришел на помощь в храме Реки. Ординарец кивнул, не посчитав нужным кланяться, и Левмир ответил таким же движением.
   -- Если хотите видеть князя -- он на площади казней.
   -- А княжна? -- вырвалось у Левмира.
   -- Во дворце ее нет.
   -- Она с князем?
   -- Во дворце ее нет. Князь на площади. Больше сказать ничего не могу.
   Рыцарь запрыгнул на лошадь, и троица унеслась вдаль.
   -- Знаешь, где это? -- повернулся Левмир к Эмарису.
   -- Бывал пару раз. Давай-ка бегом, не нравится мне эта суета.
   Побежали в обратную сторону, остановив сердца. Так быстро, что люди не могли их разглядеть и удивлялись сильным порывам ветра.

***

   Подступы к площади казней затопила пестрая река людей. Мужчины и женщины, многие с детьми, тянули головы, подпрыгивали, то и дело разражаясь восторженными воплями. Эмарис пошел первым, расшвыривая людей в стороны. Изредка кто-то пытался возмутиться, но одного взгляда хватало, чтобы заставить смельчака побледнеть.
   Левмир шел следом, а за ним волны смыкались. Кровью пахло все сильнее. Сердце удалось запустить с большим трудом.
   Эмарис уперся в спину рыцаря, одного из перегородивших дорогу. Это об их утесы билась взбудораженная людская река.
   Рыцарь обернулся и вполголоса сказал:
   -- Еще один.
   -- Еще один! Еще один! -- с восторженным смехом подхватили люди.
   Рыцарь посмотрел на Эмариса, на Левмира и посторонился. Должно быть, видел сражение с Бинвиром. Левмир шагнул в образовавшуюся брешь вслед за Эмарисом.
   Посреди площади мрачным когтем возвышалась виселица. Человек в черном плаще, с вываленным на бок языком, покачивался в петле. На плече у него -- ворона, выклевывала левый глаз. На месте правого -- безобразная дыра.
   Перед помостом на коленях стояли десятки людей, облаченных в плащи. Их руки связаны за спинами, глаза либо смотрели в землю, либо таращались на князя с обагренной по самую рукоять саблей. Князь подошел к очередному адепту Алой Реки, оставив за спиной не меньше десятка обезглавленных трупов.
   Лезвие сабли опустилось на плечо молодого парня. Кровь капала на плащ, незаметная на черном. Парень трясся, губы шептали молитву.
   -- Где моя дочь? -- ровным голосом спросил Торатис. -- Княжна Айри.
   -- Я не знаю! -- крикнул парень.
   Раздался знакомый хриплый голос Браира, стоящего на коленях рядом:
   -- Не смей с ним говорить, брат. Он -- отступник, и Река покарает его.
   -- Где моя дочь? -- Князь не сводил глаз с молодого.
   Парень молча дрожал, плотно сжимая губы. Сабля поднялась к небу, багряный отблеск скользнул по клинку. Одно движение, и голова парня покатилась по земле. Прежде чем тело повалилось, обдавая фонтаном крови стоящего сзади, князь шагнул к Браиру. Лезвие легло на плечо Преосвященства.
   -- Еще один! -- услышал Левмир, и толпа за спиной взорвалась радостными криками.
   Торатис заговорил с Браиром:
   -- Можешь спасти свою паству, если ответишь на вопрос. Простой вопрос. Где моя дочь?
   Браир заскрипел зубами:
   -- Отступник! Как смеешь ты...
   -- Это ответ?
   -- Река...
   Сабля поднялась. Сглотнув, Браир заговорил, будто выталкивая наружу непослушные слова:
   -- Ты впустую льешь кровь, брат. Я не отдавал приказа насчет нее. Никто не знает, где она. На тебе тяжкий грех, но все еще можно будет искупить жертвой...
   -- А что я, по-твоему, делаю?
   Голова Браира покатилась по земле. Брызжущее кровью тело подскочило на ноги, бросилось на князя, но тот ударом ноги бросил его на землю.
   -- Преосвященство! -- заорал рыцарь, позабыв о скрытности.
   От вопля толпы задрожала земля. Левмир бросил взгляд на Эмариса. Вампир улыбался.
   Торатис достал из кармана белоснежный платок. Отер пот со лба. Платок пробежал по лезвию, сделавшись алым. Князь дождался тишины.
   -- Я устал, -- сказал он, обращаясь ко всем сразу. -- Мне жаль терять время. Кто-то из вас думает, что Река спасет его, если он будет молчать? Надейтесь. Ни один правитель не запрещал надежды. Спрашиваю в последний раз: где моя дочь?
   Тишина. Сабля со стуком упала в ножны. Торатис повернулся к рыцарям.
   -- Веселитесь.
   Рыцари, будто того и ждали, двинулись вперед с обнаженным оружием. Князь прошел мимо Левмира. Толпа расступилась. Люди склонялись, и на их лицах читалась радость. Эмарис дернул Левмира за рукав. Они поспешили за князем, ловя на себе остатки почестей, им не предназначенных.

***

   Торатис молчал до самого дворца, и они поддержали молчание. Князь ехал верхом, один. Левмир и Эмарис позаимствовали пару лошадей, хозяева которых предавались кровавой потехе на площади. В голове Левмира крутилась одна мысль: Айри пропала! Он не знал, где заканчивается слабеющее действие приворота, а где начинается он сам. Из памяти не шел неистовый взгляд этой стремительной и яркой девчонки, которая все делала как в последний раз. Перед каждым шагом прощалась с жизнью. Куда она направилась после разговора с Эмарисом? Что могло с ней там приключиться?
   Вошли во дворец. Торатис поднял с трона седло и бросил Эмарису.
   -- Все, что осталось.
   Эмарис перебросили седло Левмиру. На кожаной поверхности засохшие пятна крови. Левмир коснулся одного из них языком.
   -- Это ее кровь.
   -- Выродок! -- Торатис, обнажив саблю, ринулся на Левмира. Путь преградил Эмарис.
   -- Остынь. Думаю, парень все может объяснить.
   -- Объяснить? -- Торатис тяжело дышал от сдерживаемой ярости. -- Что объяснить? Он посмел коснуться...
   -- Ее кровь была в вине, -- сказал Левмир, оттеснив Эмариса. -- Как и моя. Может, это я должен броситься на вас с оружием?
   Отступив, Торатис вогнал саблю в ножны.
   -- Да будьте вы навеки прокляты, кровососущие исчадия!
   Устало опустился на трон, закрыл глаза рукой. Левмир содрогнулся от услышанных слов, но Эмарис только усмехнулся:
   -- Спасибо, мы уже. Лично мне больше всего нравится "навеки", а остальное вполне терпимо. Так что теперь? Обыщешь храмы?
   -- Обыскали. Ничего, -- тихо отозвался Торатис.
   -- Может...
   -- Они действительно ничего не знали, Эмарис. До моего прихода их пытали так, что Браир взмолился Солнцу.
   -- Тогда зачем их всех убили? -- воскликнул Левмир.
   Торатис обратил к нему холодный взгляд.
   -- А что еще я могу для нее сделать? Загладил хотя бы часть своей вины. Ничтожно малую. Непонятно лишь одно: кто мог похитить их? Кому еще они нужны -- обе?
   -- Обе? -- переспросил Эмарис. -- Речь о рабыне?
   Издав громкий возглас, Левмир сорвался с места. Его шаги не успели затихнуть на лестнице, как раздались вновь. Он влетел в зал, держа на руках взъерошенную Рикеси, поставил ее перед князем.
   -- Простите, -- потупился Левмир. -- Я совсем забыл про нее.
   -- Ты где была? -- подскочил князь.
   -- Под кроватью господина Левмира, -- пролепетала Рикеси. -- Пряталась от вас. А что, меня все-таки возвращают?
   -- Некуда возвращать, успокойся, -- улыбнулся Эмарис. -- Беги-ка лучше, пока до беды не дошло.
   Рикеси, которая переминалась с ноги на ногу, сложив руки внизу живота, тут же упорхнула. Ее не остановил даже окрик Торатиса.
   -- Надо спросить ее...
   -- Она почти сутки лежала под кроватью, -- перебил Левмир. -- Хотите спросить, скольких тараканов видела?
   -- Прошу прощения, -- сказал Эмарис, взъерошив волосы Левмира. -- Мой малыш недавно из деревни, он не хотел нанести оскорбление.
   Торатис не успел ответить. Дверь распахнулась, и в зал широким шагом вошел Дигор. Поклонился.
   -- Мой князь, кажется, мы ее нашли.
   Торатис подбежал к нему.
   -- Жива?
   -- Не знаю. На площади меня разыскал попрошайка с набережной. Говорит, видел, как ночью княжну схватили пятеро и на лодке отвезли на корабль. Пограничный корабль Абайата, мой князь.
   Они смотрели друг другу в глаза, понимая без слов. Дигор побледнел, но не отвел взгляда. Его слова прозвучали тихо и твердо:
   -- Вам стоит отдать приказ.
   -- А если попрошайка врет? Ты готов поставить на кон жизнь своих детей?
   -- Мой князь... Вам стоит только отдать приказ.
   Торатис покачал головой, потом махнул рукой в сторону дверей.
   -- Подожди снаружи, мне надо подумать.
   Лишь только дверь за начальником стражи закрылась, заговорил Левмир:
   -- В чем дело? -- Он переводил недоумевающий взгляд с Торатиса на Эмариса. -- Я видел этот корабль, он стоит совсем рядом.
   -- Захват корабля равносилен объявлению войны, -- процедил сквозь зубы князь.
   -- А похищение княжны лучше?
   -- Хуже. Но вместо уверенности у меня -- пьяный бред одного нищего.
   Эмарис подошел к князю, ставшему вдруг таким старым и беспомощным. На поникшее плечо легла сильная рука.
   -- Мы шли сюда проститься, старый друг. Так или иначе, но мы уходим. Глядя на нас, никто не сможет сказать, что мы -- твои подданные. Просишь ли ты меня о последней услуге?
   Взгляд Торатиса не просил. Он умолял. Кивнув, Эмарис шагнул в сторону, показывая на Левмира.
   -- Я подчинюсь его решению. Проси, Торатис. Но будь честен. Я про наш вчерашний разговор.
   Левмир устал крутить головой. От всех недомолвок стало тошно. Неужели нельзя просто и прямо сказать, что происходит? Судя по выражению лица, Торатис как раз собрался сделать что-то такое. Сердце едва не остановилось, когда князь, опустившись на колени, коснулся лбом ковра.
   -- Я прошу прощения за то, что обманул тебя, Левмир. Никакая армия не собирается. Я всего лишь велел начинать учения, чтобы запутать тебя, дать Айри время добиться желаемого. Обманул и тебя, и ее, и самого себя. Сможешь ли ты простить меня? Согласишься ли помочь? Убей меня, я этого заслуживаю. Но она не виновата. Спаси ее!
   Торатис закрыл глаза. Блаженная тьма кругом, и лишь один звук в тишине -- лязг клинка, покидающего ножны. Свист рассекаемого воздуха, удар...
   Удар руки о руку.
   -- Подумал? -- Голос Эмариса. -- Если да, то я отступлю. Готов заменить его? Готов взять ответственность и принять его ношу?
   -- Да что у него за ноша? -- Голос Левмира неузнаваем. Рычание с Той Стороны. -- Объясни мне! Что он такого сотворил, что его невозможно ни убить, ни простить?
   -- Он украл судьбу у дочери. Все, что я скажу. Об остальном догадаешься сам, если не дурак. А теперь спрячь оружие и решай.
   Грохот. Левмир пнул по трону и, кажется, что-то отломил. Клинок лязгнул в ножнах.
   -- Проклятое место, -- сказал Левмир обычным голосом. -- Я надеялся увидеть здесь торжество людей, а увидел пиршество скотов. Идем. Потопим этот корабль и забудем Восток навсегда.
   -- Тоже соскучился по Эрлоту? -- Кажется, Эмарис улыбнулся.
   -- Ты даже не представляешь, как.
   Шаги. Хлопнула дверь. Торатис открыл глаза. Все еще жив, все еще несет свою ношу. Ноги медленно выпрямляются, сухие глаза смотрят на застывшего в дверях Дигора.
   -- Если на набережной кто-то есть -- убери их, -- велел князь. -- Я буду стоять там один.
   Глава 21
   Север
   Варготос предлагал не так много развлечений, приличествующих юным дамам, но Ирия смотрела на эти крохи с таким унынием, что Роткир поневоле загрустил сам. Если поначалу ему еще нравились уважительные взгляды парней и завистливые -- девушек, то час спустя энтузиазм потонул в мечтах о выпивке. Нелегкая это задача -- подружиться с тараканами.
   Разумеется, Роткир был осторожен и не допускал, чтобы Ирие на глаза попалось что-нибудь печальное, но все ж не удержался, прошел так, чтобы мельком увидеть здание тюрьмы. В сердце шевельнулись теплые воспоминания о проведенных там развеселых днях и вечерах.
   Когда Ирия, равнодушно помахивая палочкой с сахарной ватой, досмотрела представление кукольного театра, Роткир плюнул на все. Он даже представил лицо графа Ливирро и мысленно плюнул в него. Впрочем, это не доставило ему удовольствия.
   -- Мне кажется, ты устала, -- сказал Роткир. -- Вернемся в гостиницу?
   Ирия вышла из спячки мгновенно.
   -- Нет! -- Завертела головой. -- Нет, я просто задумалась. Давай пойдем туда? Что это за очередь?
   Роткир проследил за ее взглядом.
   -- Опять какая-то белиберда, связанная с этикетом? Хочешь -- иди, я подожду.
   Смотреть, как она хлопает глазами в искреннем удивлении с примесью обиды, можно было бесконечно. Роткир сжалился:
   -- Это туалет. Ладно, забыли. Пошли, еще кое-куда заглянем.
   Он взял покрасневшую девушку за руку и потащил, лавируя между рядами торгующих всяким хламом. Еще три года назад стражники регулярно разгоняли это столпотворение, сегодня всем плевать. Словно перед казнью, людям позволяли все, кроме убийств и грабежей.
   Со всех сторон неслись крики. Ирие предлагали купить прекрасные платки, чулки, бусы и туфли, Роткиру -- перчатки и ремни. Кто-то торговал бесформенными фигурками, склеенными из речных камней. Роткир лениво удивлялся, как все эти люди умудряются выживать в городе, зарабатывать на жизнь? Кто покупает эти фигурки?
   Потом прикинул, что, когда началось переселение и продукты первой необходимости начали выдавать по списку бесплатно, у многих завалялось немало монет. Сегодня же монеты могли пригодиться только для выпивки и всякой чепухи, вроде тех же фигурок.
   -- Роткир, -- послышался вкрадчивый голос Ирии.
   Роткир замер. Кажется, она впервые назвала его имя.
   -- А ты можешь не держать меня за руку?
   Он опустил взгляд и заметил, что ладонь девушки осталась прямой. Разжал пальцы, ладонь исчезла. Ну и где, скажите на милость, воспитывалась эта принцесса?
   -- Спасибо, -- кивнула Ирия.
   -- Тогда шагай рядом, рыжая. Не хочу тебя потерять.
   -- Я тоже не хочу. Потеряться.
   Пришлось сбавить шаг. Роткир не любил ходить медленно. Роткир не умел ходить медленно. В его представлении такая скорость ходьбы имела право на существование только вкупе с объятиями, поцелуями и прочим. Чтобы хоть как-то занять свой живой ум, Роткир обрушился на Ирию с допросом:
   -- А что тебе в парнях нравится?
   Наверное, пора было привыкать, но Роткир все равно опешил, когда Ирия завертела головой и спросила: "В каких?" Пришлось собрать все силы, чтобы сдержать сначала удивление, а потом -- волну сарказма.
   -- Я к чему... Ну, знаешь, мальчикам и девочкам иногда приходится гулять, взявшись за ручки, целоваться, делать прочие веселые гнусности, потом -- жениться и заводить детей. Впрочем, ты, наверное, слышала. Так вот, обычно все это происходит, когда мальчик и девочка друг другу симпатичны. Я и спрашиваю, что тебе нравится в мальчиках? Ну, вот этот твой парень, который где-то далеко, но однажды вернется. За что ты его любишь?
   -- Как -- "за что"? -- изумилась Ирия, замедлив шаг еще больше. -- Люблю и все, потому что по-другому не бывает.
   Роткиру захотелось плакать. Его спутнице было лет семнадцать на вид, и не имей он раньше дел с девушками такого возраста, подумал бы, что так и должно быть. Но опыт говорил об обратном. Ирия вела себя как ребенок. К тому же в мыслях явно витала где-то далеко.
   -- Ладно, договорились, по-другому не бывает. Но что-то же тебя в нем привлекло? Что-то во внешности? Или умеет он что-то лучше всех?
   Ирия думала около минуты, пока они не вышли на площадь поменьше. Здесь собирался простой народ, и Роткир надеялся встретить кого-нибудь из старых знакомцев, скоротать время за разговором. Как назло, лица сплошь оказались незнакомые.
   -- Умеет меня терпеть, -- засмеялась вдруг Ирия. -- А еще -- рисовать. И стрелять. Из самострела.
   Тут Роткир споткнулся на ровном месте.
   -- Ладно, -- сказал он. -- Слушай, давай немного начистоту, а? Я вижу, ты просто не хочешь обратно в гостиницу. Я не спрашиваю, почему так вышло, и ты не спрашиваешь, почему я соглашаюсь продолжать тянуть кота за ус. Сейчас покажу фокус. Смотри!
   Роткир резко выбросил ладони перед лицом Ирии, сопроводив жест возгласом: "Бах!"
   -- Видишь? Свершилось чудо, мы превратились в двух взрослых людей, которые без толку убивают время. Ты говорила, что твой парень стреляет из самострела. Я об этом не знал. Но когда шел сюда, предполагал, что мы потратим пару минут вот на это заведение.
   Ирия посмотрела, куда он показывал, и увидела вытянутое полуоткрытое здание тира. Несколько самострелов лежали на прилавке, за которым скалился довольный тем, что его заметили, усатый мужчина. Далеко за его спиной висели мишени. На крюках под потолком -- понурые мягкие игрушки.
   -- Позволь выиграть тебе плюшевого зайчика! -- Роткир приложил руку к груди. -- Клянусь, я не попытаюсь занять место твоего избранника у тебя в душе.
   Свершилось чудо. Ирия улыбнулась. Ирия засмеялась, прикрыв рот ладошкой. В этот самый момент Роткир понял, что "начистоту" не получилось. Потому что когда засмеялась она, засмеялся и он.

***

   Перед ними в очереди стояли еще три пары, позади пристроилась четвертая. Ирабиль оглянулась на них, а когда посмотрела вперед, успела заметить, что стоящая впереди девушка окинула равнодушным взглядом их с Роткиром.
   Сначала она не понимала, отчего вдруг становится так легко и уютно, почему хочется улыбаться. На нее никто не таращил изумленные глаза, не шептал, не показывал пальцем. Растаяло с детства преследовавшее чувство: "Ты особенная!" Сейчас, стоя с Роткиром в очереди к тиру, посреди единственного живого города, принцесса Ирабиль впервые в жизни почувствовала себя обычной.
   "А ведь этот подарок тебе Кастилос сделал", -- прошептал кто-то в голове, и добрую половину легкости и уюта словно ветром сдуло.
   Послышался знакомый щелчок -- спущена тетива на самостреле. Тут же подал голос хозяин тира:
   -- Мимо! Две попытки, уважаемый. Дорогая, поцелуй милого на счастье.
   Девушка с пепельно-серыми волосами чмокнула парня в щеку, и он тут же разрядил второй самострел.
   -- Ах, опять мимо! -- всплеснул хозяин руками. -- Ну, дорогая, кто ж так целует? Этак никакого счастья парень не дождется с тобой.
   Очередь засмеялась. Пристыженная девушка поцеловала парня в губы. Вокруг зааплодировали.
   Третья стрела тоже улетела в стену. Хозяин отпустил пару утешительных шуточек, посоветовал девушке учиться целоваться и принялся перезаряжать самострелы, подмигивая следующей паре.
   Ирабиль осмотрела площадь. Должно быть, в дни расцвета Варготоса здесь и помимо тира было много интересного. Остались следы павильонов, очевидно разобранных на дрова или для постройки домов. Теперь же лишь несколько торговцев, не поместившихся на рынке, предлагали купить рыбу, яйца, пучки подвядшей зелени. Да еще одна старуха сидела прямо на земле, скрестив ноги. Если и продавала что-то -- ничего не видно.
   К старухе подошла не снискавшая счастья в стрельбе парочка. Заговорили о чем-то неслышно. Звякнула, покатилась монетка, и старуха накрыла ее ладонью. Девушка протянула руку, и принцессу передернуло. Казалось немыслимым позволить прикоснуться к себе этим сухим, сморщенным рукам. Старуха, улыбающаяся беззубым ртом, с белесыми волосами, выбивающимися из-под грязного серо-зеленого платка, превратилась для принцессы Ирабиль в саму Смерть. "И я такой же буду!" -- подумала она. В глазах потемнело.
   -- Ну, почти, почти попал! -- воскликнул хозяин. -- Эх, дорогая, да поцелуй ты его покрепше, видишь, у парня руки ходуном ходят от твоего равнодушия!
   Ирабиль бросило в жар. Это что, ей тоже придется Роткира целовать? Она покосилась на спутника -- тот в задумчивости смотрел куда-то в пустоту. Может, для того и привел сюда, знал обычаи хозяина?
   -- Кто это? -- спросила И, указав взглядом на старуху.
   Роткир посмотрел.
   -- Гадалка. По руке гадает. Хочешь попробовать?
   -- Хочу!
   -- Держи тогда, далеко не убегай.
   В ладонь высыпалось несколько медных монеток. Не веря своему счастью, И вышла из очереди. Она-то думала, что Роткир заупрямится, или, в лучшем случае, они пойдут к старухе вместе. А тут все так просто...
   Ирабиль споткнулась. А если он надеется, что она успеет вернуться? Всего одна пара в очереди, и парень уже приноравливается к самострелу.
   "Нет, не успею!" -- твердо решила принцесса и медленно, изображая светскую прогулку, двинулась к старушке. Разумеется, она не увидела, как побледнел хозяин тира, встретившись взглядом с Роткиром, не услышала их быстрого и тихого разговора, в котором явственно прозвучали слова "старый жулик" и "снова сядешь". Уж подавно не видела и не слышала, как Роткир взял, наконец, самострел и сказал хозяину, заставив вытянувшуюся за ним очередь расхохотаться: "Ну, поцелуй, что ли, на удачу, добрый человек?"
   В принцессу Ирабиль впились страшные белые глаза. Когда-то они имели цвет, но теперь сливались с белками. Старуха будто была вампиром наоборот. Белизна вместо черноты. Вечная смерть вместо вечной жизни.
   -- Здравствуйте, -- дрожащим голосом произнесла И, остановившись перед гадалкой. -- Это, кажется, вам, -- протянула монетки.
   Старуха подставила ладони и приняла плату. Улыбнулась, показав редкие желтые зубы. Принцессе захотелось убежать, но что-то не пускало. Разве можно убежать от смерти?
   -- Щедро наградила! -- Ирабиль с трудом разобрала шамканье старухи. -- Жа это фшу правду рашкажу! Дай-ка ладошку!
   Прежде чем И успела возразить, сморщенные руки схватили ее ладонь. Палец старухи заскользил по линиям. Хотелось закричать, но горло сдавило. В ушах грохочет, в глазах темнеет. Но слова старухи доносятся, каждое слышно:
   -- Вижу, красавица, большую любовь и дальнюю дорогу. Много друзей на пути, а еще больше -- врагов. Вольной птичкой ты была, да только теперь, глянь, судьбу твою черный человек на кулак наматывает, и полетишь ты к нему, на смерть верную.
   Голос старухи задрожал, уверенности в нем поубавилось.
   -- Смерть твою вижу. Смерть. Смерть. Смерть. -- Палец ткнул в три разных места на ладони, и принцесса заметила, что гадалка дрожит. -- Ничего, кроме смерти. И куда ни шагнешь, везде, вкруг тебя, внутри тебя, лишь тлен и разрушение. Тысячи и десятки тысяч падут вкруг тебя, а ты будешь жить...
   Закричала.
   Все, кто был на площади, повернулись к старой гадалке, что, тряся головой, отползала от перепуганной рыжей девушки. Рассыпались монеты, но старуха лишь продолжала голосить:
   -- Кто ты? Зачем ты сюда пришла? Уходи! Уходи! Уходи прочь! Проклята...
   Крик оборвался, перешел в бульканье. Ноги у принцессы подкосились, и она упала бы, не поддержи кто-то под локоть. Вокруг собралась толпа, все смотрели на нее и на бьющуюся на земле старуху, на губах которой выступила кровавая пена.
   Костлявая рука в последний раз вытянулась к принцессе. Тонкие губы шепнули:
   -- Уходи...
   А потом будто кто-то вырвал душу из тела. Сухая, не похожая на человека кукла замерла посреди круга.
   Что-то мягкое касается рук, что-то говорят на ухо. Ирабиль повернула голову и увидела стоящего рядом Роткира. Прислушалась.
   -- ...гада давно знаю, у него там педаль, он мишени двигает. Но я его припугнул, с третьей попытки вышиб. Держи, подгон тебе.
   Ирабиль позволила втиснуть себе в руки плюшевого зайца с глупой улыбкой. Посмотрела на него, на Роткира, на старуху.
   -- Она...
   -- Что она? -- Роткир бросил на гадалку равнодушный взгляд. -- Она -- всё. Айда перекусим?
   И потащил принцессу за руку прочь от изумленных и перепуганных взглядов. Лишь свернув раза четыре, оставив позади всех, кто видел произошедшее, Роткир усмехнулся и покачал головой:
   -- Ну ты, рыжая, даешь! Зачем старуху ушатала? Сидела себе да сидела, квашня беззубая, никому не мешала.
   -- Я ничего не сделала, -- прошептала Ирабиль. -- Она взяла руку, а потом... Потом закричала. Сказала, что все умрут...
   -- Ага, и тут же сдохла, -- кивнул Роткир. -- Слышал я. Смешно получилось.
   -- Смешно? -- Ирабиль вырвалась, остановилась, даже не думая, как смешно выглядит сейчас сама -- злая, перепуганная, с огромным зайцем в руках. -- Она же умерла! Что тут смешного? Ничего в смерти смешного нет.
   -- Да, знаешь, в пореве тоже веселого мало, однако все шутят, -- с серьезным видом сказал Роткир. -- Будешь такой серьезной -- скоро состаришься. Идем или нет?
   -- Куда? -- спросила принцесса, отчаянно пытаясь понять только что услышанную фразу.
   -- В баню, пиво пить, -- огрызнулся Роткир. -- Перекусим, говорю же. С утра не жрамши, живот крутит. Тут рядом неплохой кабачок есть. Пить не буду, клянусь, а то опять смертью стращать начнешь. Старуха, кстати, говорят, прикладывалась изрядно, так что, может, ты права. Не пила бы -- еще б лет двести продюжила.
   Ирабиль посмотрела на солнце, все еще стоящее достаточно высоко. Ничего ведь не изменилось после этой ужасной сцены на площади. Все так же сидит в гостинице Кастилос, к которому не хочется возвращаться...
   -- Может, куда-то еще? -- спросила Ирабиль. Представила кабак, полный пьяных людей, которые будут на нее таращиться, шепча друг другу на ухо пошлые шутки.
   -- Можно ко мне домой, -- подумав, предложил Роткир. -- Тут рядом. Да не бойся, я один живу. Готовить-то умеешь?

***

   Она сказала "нет".
   Сейчас, сидя в крошечной замызганной кухонке и наблюдая, как Роткир режет овощи, И пыталась понять, зачем солгала. Она продолжала обнимать плюшевого зайца, в котором вдруг почувствовала родственную душу. Такое же бесполезное создание, которым все зачем-то стремятся обладать.
   -- Мой тебе бесплатный совет, -- говорил Роткир, помахивая ножом. -- Если хочешь парня отшить -- не наводи туману. Тайны -- они, знаешь, притягивают. Особливо тех, у кого ум пытливый. А я на тюрьме знаешь, как загадки разгадывал? Был там один мужик, он их сам выдумывал, а я -- тут же, как орехи. Правда, у него все загадки -- то про задницу, то про причиндалы.
   Роткир высыпал картошку в котелок и принялся за лук. Ирабиль еле сдержалась, чтобы не поправить. Сначала ведь лук обжаривают, а потом уже... Впрочем, пусть делает как знает, она ведь есть не собирается.
   -- Никакого тумана я не навожу.
   -- Ну да. Вот скажи, каким чудом деревенская девчонка умудрилась готовить не научиться? Тайна, как ни крути. Или, например, такой вопрос: отчего в гостиницу не торопишься? Поссорилась бы с брательником -- так бы и сказала, а тут другое что-то. Скажи, не туман? Самый, что ни на есть, туманище! А то вот еще: почему у тебя одна прядь светлее, другая темнее? Сколько рыжих видел на своем веку -- такой расцветки не припомню. Будто специально выхорашивалась, только к чему -- не ясно. Пока не присмотришься, и не понять ведь ничего. Кругом одни загадки, вот от тебя старухи замертво и хлопаются. Научись еще смотреть таинственно, ресницами взмахивать, как эти курвы, что по ночам зарабатывать выходят -- вообще весь Варготос к твоим ногам свалится, не шучу.
   -- Я умею готовить, -- буркнула И, пряча покрасневшее лицо в мягкую макушку зайца.
   -- Само собой, умеешь, -- ничуть не удивился Роткир. -- Просто не хочешь, чтобы я на тебя как на хозяйку дома смотрел. И помирать страшно, и жить по-людски неприятно. Тебя как будто вырвали откуда-то, не спросясь, да пересадили. Опять-таки -- туман. Не расскажешь ведь, вижу. А то меня еще знаешь, что царапнуло? Куда это твой разлюбезный из самострела стрелял? Охотник, что ль?
   -- В вампиров, -- сказала И, прежде чем успела задуматься.
   Рука Роткира дрогнула, на оранжевую морковку брызнула красная кровь.
   -- От зараза! -- Роткир отдернул руку. -- Сейчас заживет...
   Что в этот момент случилось у нее в голове, принцесса и сама не знала. Не то вдруг память сыграла злую шутку, не то желание быть хоть кем-то, кроме красивой игрушки, на мгновение перевесило здравый смысл. Жест вышел непринужденным, будто само собой так разумелось. Она схватила Роткира за руку и положила в рот его окровавленный палец.
   Впервые за весь день Роткир не нашел, что сказать. Он чувствовал, как язык девушки коснулся ранки, остановился. В зеленых глазах, будто затянутых пеленой, вспыхнул ужас.
   Ирия отшатнулась с криком. Ножки табурета подломились, она упала, бледная, прижимая ладонь ко рту. Роткир дернулся было к ней, но передумал. С детства обладающий хорошим чутьем, сейчас он понял, что лучшим вариантом было бы исчезнуть вовсе.
   Первые несколько секунд казалось, Ирию вырвет. Но она справилась. Встала. Роткир молча смотрел ей в глаза, пока она боком двигалась вдоль стены, огибала печь. У самой двери хотела что-то сказать, но лишь невнятно пискнула и вылетела прочь.
   Роткир опустил взгляд на палец. Ранка почти исчезла, все как обычно, только кожа вокруг поблескивает от слюны.
   -- Какая интересная девочка, -- пробормотал Роткир.
   Дверь открылась с хлопком.
   -- Роткир! Ну что за дела? Договорились ведь! -- На пороге стоял хозяин тира с несчастным выражением лица. -- Я ж никогда, ты же знаешь...
   Роткир обтер палец грязной кухонной тряпкой и встал. Посмотрел в котелок.
   -- Откуда у тебя ключ вообще? -- продолжал хозяин.
   -- У меня от всех замков ключи, -- отозвался Роткир. -- Не плачь, я тебе тут суп приготовил, только сварить осталось. Не благодари, потом заплатишь. Девчонка с зайцем куда побежала?
   -- Туда, -- указал пальцем мужчина. -- Только так неслась, будто стену головой пробить собиралась. Ты что ее тут... Сдурел, что ли?!
   -- Фу, -- поморщился Роткир. -- Как только подумать мог? Ладно, бывай, пора мне. Суп посоли.
   Он выскочил за дверь, оставив хозяина дома недоумевать над котелком с как попало порушенными овощами.
   Восток
   Волны мягко накатывали на берег, почти касаясь ног. Белая пена оставалась на камнях. Левмир улыбнулся, глядя на необъятную громаду моря.
   -- В первые дни я постоянно приходил сюда, -- тихо сказал Эмарис. -- Море... Последний раз видел его много тысяч лет назад. Тогда люди еще не умели строить корабли.
   Левмир кивнул. Никакого сравнения с виденными реками и озерами. В море ощущалась великая сила.
   -- Если не хочешь -- можем просто уйти, -- предложил Эмарис. -- Учись думать как вампир. Это всего лишь люди. Они постоянно умирают, так или иначе. Полувеком раньше, полувеком позже...
   -- Я не для того шел к Алой Реке. Пусть вампиры учатся думать как люди.
   Эмарис пожал плечами. Пограничный корабль виднелся вдали. Паруса спущены, на палубе пусто. Вдохнув в последний раз, Левмир остановил сердце. Ушла боль от еще одной раны. Воспоминание о князе, лопочущем извинения, вызывает теперь лишь усмешку. Какой прок оправдываться, если сразу знал, что делаешь подлость?
   -- Не суди князя слишком строго, -- сказал Эмарис. -- У него были причины.
   -- Причины солгать? -- Левмир повернул голову к Эмарису. -- Устроить балаган с якобы сборами армии? Я не вижу этих причин.
   -- Не видишь, потому что смотришь только на себя. Посмотри на князя.
   Левмир обернулся. Князь, заламывая руки, стоял в двадцати шагах. Отвел взгляд, когда Левмир посмотрел на него.
   -- После такого унижения он все равно просит тебя о помощи, -- продолжал Эмарис. -- А если ты откажешься -- он, пожалуй, возьмет лодку и поплывет туда сам. Князь любит дочь превыше всего. А она этим умело пользуется. Вот и весь расклад. Виновница -- там, на корабле. А князь виновен лишь в том, что любит и не может отказать.
   -- Для тебя он, наверное, герой, -- усмехнулся Левмир.
   -- Нет. Мы с ним оказались в одинаковом положении. Но я поступил куда лучше.
   Левмир ждал объяснений, но Эмарис лишь покачал головой и вздохнул:
   -- Люди... Страшно подумать, что они способны пережить, с чем могут смириться, после каких ударов продолжают идти. У каждого своя Алая Река. Но воды ее всегда -- кровь.
   Левмир первым шагнул в набежавшую волну. Следом двинулся Эмарис. Князь подался вперед, глядя, как скрываются из виду две фигуры.

***

   Пальцы впились в скользкое днище, с треском ломая древесину. Левмир подтянулся. Соленая вода стекла с застывших мертвых глаз, вверху показались мачты. Оставляя отверстия от пальцев на корпусе, Левмир карабкался вверх. Слева послышалось бряцание -- Эмарис, взбирался по якорной цепи. Поднявшись до середины, он с небольшим усилием разогнул одно из звеньев. Цепь с тихим всплеском ушла под воду.
   -- Якорь почему-то потерялся, -- сказал Эмарис в ответ на вопросительный взгляд Левмира.
   Через борт перепрыгнули одновременно. Бесшумные, быстрые, облетели верхнюю палубу.
   -- Смотри, -- шепнул Левмир, склонившись у штурвала.
   На ладони алым росчерком лежал лоскут.
   -- Платье Айри.
   -- Я помню, -- кивнул Эмарис. -- Как хочешь поступить?
   Левмир перевел взгляд на закрытую дверь, ведущую в трюмы. Где-то там, наверняка связанная, дрожит от страха княжна. Ее глаза наполнены слезами. А может, она уже ничего не боится.
   -- Мы не знаем корабля, не знаем, сколько их, -- заговорил Эмарис. -- Ворвемся -- девчонка может пострадать. Лучше бы выманить наверх. Тогда у нас, по крайней мере, будут заложники.
   Левмир улыбнулся. Эмарис не разглядел его движения -- парень просто исчез, а миг спустя стоял на одной из мачт, расправляя парус.
   -- Канат! -- донесся громкий шепот.
   Эмарис провернул штурвал, обострившееся чутье подсказало ему, когда остановиться. Прыгнул к мачте, потянул канат. Парус поймал ветер. Метнувшись к штурвалу, Эмарис выровнял курс. Корабль, наращивая скорость, пошел к берегу. Левмир беззвучно спрыгнул на крышу кубрика, Эмарис присоединился к нему. Оставалось ждать.
   По человеческой привычке Левмир прикусил губу, но тут же вздрогнул -- клыки пронзили кожу до крови. Шепотом выругался и поймал на себе взгляд Эмариса. Как хорошо, что сердце не бьется, иначе щеки тут же бы покраснели. Закрыв глаза, Левмир попытался представить Ирабиль. Будто карандашом нарисовал в воображении золотые и серебряные волосы, зеленые глаза, робкую улыбку. А когда образ завершился, Левмир понял, что до сих пор видит тринадцатилетнюю девчонку. Такой она засела в памяти, маленькой и яркой, всегда смотрящей вперед с надеждой и верой.
   Топот, донесшийся снизу, привел Левмира в чувства. Открылись глаза, почерневшие -- не от голода, нет -- от злости. На Реку, укравшую счастье, на Айри, поселившуюся в сердце, и на этих подонков, что выбегают на палубу, крутя головами. Трое, в одинаковых темно-зеленых мундирах.
   Левмир прыгнул, метнулся вниз Эмарис. Почти беззвучно повалили двух пограничников. Эмарис ударил своего лбом о палубу, Левмир последовал его примеру. Оставшийся, мужчина лет тридцати, с грубым обветренным лицом, обернулся, и крик застыл на губах. Две пары черно-красных глаз смотрели на него.
   Эмарис скользнул за спину пограничника, выкрутил руку, зажал рот.
   -- Спокойно, -- прошептал на ухо. -- Хочешь жить -- стой тихо. Сколько вас? Покажи пальцами.
   Пограничник поднял дрожащую левую руку с растопыренными пальцами.
   -- Всего? Значит, внизу еще двое?
   Кивнул, насколько позволяла хватка Эмариса.
   -- Девчонка жива?
   Еще кивок.
   -- Теперь слушай меня. -- Эмарис отпустил пограничника, развернул его лицом к себе. -- Сейчас ты очень тихо и очень подробно расскажешь, где ее держат. Один громкий звук -- и ты мертвец. Выясню, что солгал -- убью. Если девчонка пострадала -- убивать буду три дня подряд. Я могу надеяться, что ты меня понял, храбрый воин Мокрые Штаны?
   -- Да, -- прошептал пограничник. На палубе под ним расплывалось большое пятно.

***

   Началось!
   Айри прикусила губу, капля крови стекла на подбородок. Веки опущены, руки связаны за спиной.
   -- Эй, ты чего? -- всполошился Добряк.
   -- Отстань ты от нее, -- посоветовал Шестерка. -- Пусть делает, что хочет. Ненормальная ведь.
   -- А вдруг припадок? Помрет еще.
   -- Когда я в последний раз проверял, за бортом было море.
   Айри мысленно улыбнулась. Она сидела в углу крошечной каюты, бледная, обессилевшая. Голод и жажда помогли освободить голову от лишних мыслей. Что сделано, то сделано, к чему жалеть теперь? Тем более что уже...
   Началось.
   Трое -- Дурак и Шестерки -- слишком долго отсутствуют. Корабль движется, сердце бьется быстрее. Он рядом.
   Княжна сдала последний бастион. Права оказалась колдунья, не отличить судьбы от счастья. Права глупая рабыня -- хватит врать самой себе.
   Началось...
   Шаги по лестнице. Один человек идет, или больше? Один...
   Приоткрыв глаза, Айри увидела Шестерку, подошедшего к запертой двери. Стук.
   -- Ну что там? -- нарочито вальяжным тоном спросил Шестерка.
   -- Парни, не поверите! -- засмеялся из-за двери Дурак. -- Акула сцапала якорь и плывет! У нас где-то был гарпун? Надо убить эту тварь, пока границу не пересекли.
   -- Ты чего несешь? -- Шестерка отодвинул щеколду. -- Какая акула заглотит якорь?
   Добряк шагнул к двери, лицо по-детски любопытное.
   Началось. Дверь распахнулась. Дурак влетел в каюту, сбив с ног Шестерку. Два смертоносных вихря завертелись и пропали. Левмир и Эмарис остановились посреди каюты. В руках Эмариса дрожал Добряк, казалось, будто они целуются, но...
   -- Не до конца! -- сказал Левмир.
   Эмарис поднял голову, впервые продемонстрировав Айри эту свою натуру. Окровавленные клыки...
   -- Займись лучше княжной, -- с ноткой раздражения сказал он.
   Левмир опустился на корточки рядом. Из-под трепещущих ресниц Айри видела его страшные глаза и притворялась бесчувственной.
   Холодная рука похлопала по щекам. Тихий вздох, и пальцы потеплели. Солнце вернулось, прогнав Алую Реку. Айри открыла глаза.
   -- Я знала, что ты придешь.
   А он покраснел, даже сейчас. И улыбнулся.
   -- Как эти бестолочи умудрились тебя поймать? Они ничего не сделали?
   Айри пошевелилась. Несколько часов неподвижного сидения, тело болит. Левмир наклонился вперед, развязать веревку на руках. Почти обнял. Айри прижалась щекой к его щеке, прерывисто вдохнула.
   Стоило шевельнуть пальцами, и веревки упали. Ладони легли на плечи Левмира. Вот он поворачивает голову, его губы приоткрыты...
   -- Ты ведь сама это устроила?
   Сердце, только что пылавшее, сковало льдом. Где-то наверху слышались шаги Эмариса. Он вытащил из каюты полуживые тела и разложил их на палубе.
   Айри посмотрела в глаза Левмиру, впервые полностью раскрыв дотлевающие клочья некогда живой души.
   -- Я не умею иначе.
   Он моргнул первым. Руки, все еще обнимавшие Айри, сжались сильнее. Она ткнулась носом в его шею, хлынули слезы.
   -- Не умею, понимаешь? -- лепетала, боясь отпустить судьбу, чужую, но такую близкую.
   -- Дурочка ты, -- шепотом сказал Левмир. -- Хуже меня.
   Глава 22
   Запад
   С улицы доносились голоса -- люди собирались на работы, весело гомоня. Потянувшись, Арека поморщилась. Мышцы затекли, боль гуляла по телу. Оказывается, уснула в кресле, с книжкой в руках.
   Дом Атсамы не годился для гостей, и хозяйка вспомнила об этом лишь вчера ночью. Спальня всего одна, и Атсама, судя по мучительному выражению лица, собиралась уступить ее Ареке, когда на помощь пришли баронеты. Кажется, только в этот миг герцогиня задумалась, где и как они спят в ее владениях. Приволокли откуда-то кровать, поставили посреди одной из трех библиотек, взяв лишь хозяйкины перины да простыни.
   Арека, засветив лампу, ложиться не торопилась. Она осмотрела длинные стеллажи с книгами, коих оказалось куда больше, чем в крепости. Выбрав один небольшой томик, Арека едва сдержала восторженный крик. Внутри не только оказались красочные картинки, но -- человеческие, знакомые с детства, буквы.
   Чтение увлекло девушку, и постель осталась несмятой. В книжке рассказывалась история вампира, оказавшегося посреди огромной пустыни. Он долго метался то в одну сторону, то в другую, прежде чем понял, что заблудился. Наконец, ему повезло набрести на деревушку, которую опекали трое вампиров. Они отказались накормить страждущего, прогнали его. Но вампир, изнемогающий от жажды, не собирался сдаваться просто так. Арека уснула на том моменте, когда женщина-человек нашла его в пустыне и предложила свою кровь в обмен на избавление от ига троицы.
   Заметив место, на котором остановилась, Арека поставила книжку на место и отправилась знакомиться с домом.
   Знакомство началось громким воплем. Стоило открыть дверь, как Арека нос к носу столкнулась с одним из баронетов -- высоким и широким парнем, лицо которого изумляло простодушным выражением.
   -- Повелительница повелела за тобой присмотреть, -- сказал баронет таким басом, что каменные стены, казалось, задрожали.
   -- Повелительница? -- пискнула Арека. -- Атсама? А где она?
   -- Работает, -- вздохнул баронет.
   -- А что делает? -- Арека заинтересовалась. Она никогда раньше не задумывалась над тем, какие именно дела ежедневно требуют внимания герцогини.
   -- Говорит, не дает этому полудурку изничтожить все начисто.
   Арека не смогла вдохнуть, все тело будто онемело. Баронет, наверное, почувствовав ее состояние, счел нужным извиниться:
   -- Неудобно получается. Не подумал. Ты ведь его фаворитка.
   -- Кого -- его? -- еле слышно переспросила Арека.
   -- Полудурка, -- с невиннейшим видом пояснил баронет. -- Двигай в столовую, есть будешь.
   Поплелся по коридору, сунув руки в карманы. Арека, преодолевая слабость, двинулась за ним. Она, конечно, знала, сколь остра на язык герцогиня. Но таких слов о господине слышать не приходилось. Будто опору из-под ног выбили.

***

   Изнутри дом Атсамы казался больше, чем снаружи, из-за пристрастия хозяйки к просторным помещениям. Залы громоздились одна на другую, большие окна наполняли помещения светом. Деревянная отделка стен и потолков добавляла уюта и приятного лесного аромата.
   Усевшись за вытянутый, овальной формы, стол, Арека принялась расправляться с жареной рыбой и картофельной запеканкой. Хотя поголовье скота постепенно росло, запрет на мясо, введенный герцогиней, оставался в силе.
   Баронет слонялся из угла в угол, то присаживался на стул, то опирался кулаками на подоконник и таращился угрюмым взглядом на улицу. Ареке наскучили его передвижения, и она предложила сесть за стол.
   -- Не ем человеческой пищи, -- дернул плечами баронет.
   -- А зовут-то тебя как? -- вздохнула Арека, подливая себе молока.
   -- Не скажу свое имя человеку, -- прозвучал ответ.
   -- А сам-то что? -- не выдержала Арека. -- Из Реки вышел? Руки еще от земли черные, а туда же.
   Говоря, она краснела, вспоминая себя три года назад. Столько гордости из-за того что господин Эрлот сделал ее фавориткой. Обрати он ее тогда, сейчас вела бы себя так же как этот, похожий на сердитого бычка, баронет.
   -- Где? -- Он простодушно вытянул перед собой белые руки.
   -- В п..., -- огрызнулась Арека. Слово вырвалось само. Ни с господином, ни с Атсамой она не позволила бы себе такого. А с этим баронетом почему-то сразу все стало проще.
   -- Вот же ж ты языкастая! -- засмеялся тот, позабыв, о своем вампирстве. Арека же почувствовала в сердце давно позабытую гниль: вспомнила отца, который места бы живого на ней не оставил за такие выражения.

***

   После завтрака Арека обошла дом. Несмотря на топающего позади баронета, прогулка получилась интересной. Арека будто бы знакомилась заново с Атсамой. Эти бесконечные книги, большие залы, стоящие то тут, то там диваны, обитые мягким сафьяном. Картины в изобилии висели на стенах. Арека медлила возле каждой.
   Вот тщательно выписанная роза, усеянная капельками росы. Нежно-розовые лепестки кажутся прозрачными. А вот зеленая долина с холмами под летним голубым небом. Картина кажется пустой, но перед ней можно стоять вечно.
   Арека осмотрела несколько десятков картин и ни на одной не увидела войны. Мирные пейзажи, портреты. Один из них был подписан: "А., И." Арека долго разглядывала старика с ядовитым выражением лица. Художник мастерски ухватил эту особенность вампиров: неопределенность возраста. Старик только казался стариком, из-за седых волос. Взгляд и стать сорокалетнего уверенного мужчины значили гораздо больше.
   Скрепя сердце, Арека опустила голову. Рука вампира лежит на плече прелестного создания в белой шляпке, из-под которой выбиваются золотые и серебряные локоны. Девчонке лет восемь, смотрит до смешного серьезно, руки вытянуты по бокам, кулачки сжаты.
   Портрет, который Арека видела в крепости, полнился обожанием. Королева изобразила на нем свою болезненную мечту и страсть, мало похожую на реальность. На этой же картине художник запечатлел настоящую принцессу. Глядя на нее, Арека могла с уверенностью перечислить все ее качества. Добрая? Да. Умная? Пожалуй. Надменная? Нет, нисколько. Самовлюбленная? Снова нет. Счастливая? Увы. На Ареку смотрела девчонка, которая привыкала хватать счастье малюсенькими кусочками и драться за эти крохи со всем миром. Вот сейчас она рада тому, что рядом близкий и дорогой человек, ей смешно, что ее рисуют. А потом... В какую тьму ей придется погрузиться?
   Арека смотрела на нее дольше, чем хотела. Эта принцесса не вызывала ненависти. С ней, кажется, можно было и подружиться. "Пошли назад, я помогу добраться", -- как будто наяву прозвенел голосок из далекого прошлого.
   -- Без тебя обойдусь, -- прошептала Арека, но уже без того раздражения, что в ночь встречи.
   -- А? -- повернул голову спутник Ареки, до сих пор придирчиво разглядывающий золоченую раму.
   Арека подавила желание снова ответить в рифму.
   -- Кто это? -- кивнула на портрет. -- Король Эмарис?
   -- Дура, что ли? -- фыркнул баронет. -- Это ж Аммит.
   -- Что за Аммит? -- Арека пропустила мимо ушей оскорбление, за которое баронета убил бы любой вампир. -- Он опекал принцессу?
   Баронет пожал плечами.
   -- Вроде. Я только слышал, что он -- старый дружище короля. Что боец отменный. А тебе что? Глянулся?
   Арека молча отправилась дальше. Дверь в очередную комнату отворилась с трудом, сначала даже показалось -- заперто. Шагнув за порог, Арека оказалась в таком маленьком помещении, что даже растерялась. Здесь располагался один лишь весьма скромный стул, да непонятная крестовина перед ним, заляпанная красками.
   -- Что это? -- воскликнула Арека, не в силах поверить внезапному озарению.
   -- Кладовка какая-то, -- отозвался вампир слегка удивленным тоном. -- Прибраться бы...
   Арека посмотрела на пол, увидела ведро с мокнувшими в нем кистями. В дальнем углу лежали холсты.
   -- Повелительница, видать, частенько здесь сидит? -- спросила Арека, улыбаясь.
   -- Бывает, -- признал баронет. -- Только обычно на ключ запирает, не разрешает никому.
   -- Вот, значит, как. -- Арека прошлась по комнате, посмотрела в окно. Ночью прошел дождь, землю между бараками развезло, не видно ни души. Кроме одного мальчика, что сидит на скамейке так же, как минувшей ночью. В этот раз он без свирели. Смотрит в небо, кажется, прямо на солнце. Костыли стоят рядом, прислоненные к скамье.
   Прежде чем пальцы Ареки принялись перебирать холсты на подрамниках, аккуратно расставленные под окном, она догадалась, что там увидит.
   -- На ключ обычно запирает, -- пропела Арека, любуясь картиной.

***

   Атсама заявилась после заката -- влетела в окно столовой летучей мышью и сразу же оказалась за столом. Арека взглянула на нее поверх книги, встретила суровый взгляд.
   -- Для чтения есть библиотеки, -- заявила Атсама. -- Я не Эрлот, у меня нельзя таскать книги везде и всюду.
   -- Прости, -- улыбнулась Арека и перевернула страницу. -- Ужин сейчас принесут.
   Атсама моргнула от неожиданности.
   -- А с чего ты, скажи на милость, решила, что я буду делить с тобой трапезу?
   -- О, прости! -- Арека вскочила. -- Так опрометчиво с моей стороны. Вообразить, что герцогиня сядет за один стол с простушкой...
   -- С кем? -- поморщилась Атсама. -- Где ты это слово нашла?
   Вместо ответа Арека продемонстрировала обложку книги, в которой трое вампиров называли людей "простецами" и "простушками".
   -- Так давно никто не говорит, да и раньше -- редко.
   -- Тебе неприятно, что я так себя назвала? -- спросила Арека.
   Слуги принялись сервировать стол, и Атсама молча сверлила улыбающуюся Ареку взглядом, пока они не удалились. Арека тем временем села напротив своей покровительницы. Между ними лишь узкая часть стола. В отличие от Эрлота, Атсама не любила сидеть во главе.
   -- Нашли общий язык с Барклом? -- спросила герцогиня, пригубив вина.
   -- Это баронет, которого ты ко мне приставила? -- Арека подняла свой бокал и тоже отпила немного. -- Он отказался назвать свое имя человеку.
   -- Вот мерзавец! -- воскликнула Атсама. -- Давно хотела спалить... А это что такое?
   Взгляд герцогини остановился на чем-то, находящемся за спиной Ареки. Белки глаз потемнели, но Арека видела такое слишком часто, чтобы испугаться. Так, мелкая житейская неприятность, вроде тучки, набежавшей на солнце.
   -- Ты очень красиво рисуешь, -- сказала Арека, разделывая запеченного окуня. -- Мне понравились все твои картины, но эта, кажется, лучшая. Почему ты ее не повесила?
   Арека едва заметила, как, сорвавшись с места, Атсама подбежала к стене. Замерла на миг перед картиной. Ночь. Хромой мальчик, сидя на скамье, играет на свирели. Музыка розово-голубыми завитками опутывает его пальцы, летит вверх, к равнодушному и холодному блюдцу луны, растекается по земле, касаясь каждого из собравшихся вокруг людей.
   Картина вспыхнула, по столовой поплыл маслянистый запах горящей краски. Арека не успела вскрикнуть, а чудесная музыка обратилась в пепел. Герцогиня вернулась за стол, позвонила в колокольчик. Тут же прибежала служанка.
   -- Убери там, -- махнула рукой Атсама.
   Арека молча смотрела, как герцогиня отрезает кусок рыбы, запивает вином.
   -- Твое суждение далеко от истины, -- проговорила Атсама, словно продолжая светскую беседу, прерванную звоном упавшего бокала. -- Да, я пыталась рисовать людей, но -- увы. Самые лучшие представители вашего рода едва ли достойны украшать собой стены отхожих мест. Не говоря обо всяких увечных. Но благодарю за комплимент, я знаю, что великолепно рисую. Приятно, что даже ты это понимаешь.
   В глазах ее Арека не заметила злости. А вот бокал стукнулся ножкой о стол с таким звуком, что стало ясно: разговоры на сегодня окончены.
   Юг
   Шагая в потемках, Варт скрежетал зубами. Такого позора терпеть ему еще не приходилось. Утром он всех поднял, заключенных проверил, завтраком накормил, с барачными поговорил -- все было прекрасно. Не успели шагу сделать, как нарисовался Рэнт и заявил:
   -- Командир отбой дает, отдыхайте пока.
   Ляпнул и ушел. А Варт остался обтекать. "Командир отбой дает"! Надо же! А он, Варт, -- пустое место. Сунулся было к Милашке (которую до этого прозвища никак и не звали -- не говорила имени) за советом, а та лишь отвернулась, да буркнула:
   -- Ну и ладно. Отдохнем хоть.
   Да не нужна, ни на миг не нужна ему власть эта! Ходил спокойно под Ратканоном, го?ря не знал, жизни радовался. Но вот случилась беда -- пришлось взвалить на себя. А теперь что? Взять, да и уступить первому встречному вампиру? А Ратканон-то, ежели получится его спасти, что на это скажет?
   В путь тронулись за полдень, когда "командир" изволил приказать. И тут уж, конечно, давай наверстывать, едва ли не бегом. Детей хнычущих -- на лошадей погрузили. Тут бы, по-хорошему, и лошадей-то оставить, только мешаются. Так ведь на себе много не утащишь. Мороки -- кошмар, а толку... Толку Варт пока не видел. Зачем вся эта прорва народа? Ладно б хоть оружия на всех хватило. А то больше половины, вон, -- палок наломали и шагают с важными рожами. Кинься ты на вампира с этой палкой, глянем, куда он тебе ее запихает. Вояки, тоже мне...
   Варт сплюнул в сторону.
   -- Э, ты осторожней будь, -- послышалось оттуда.
   -- Ой! -- вздрогнул командир, пытаясь опознать голос. Темнело стремительно. -- Извиняй, не заметил.
   -- Да ладно, бывает. Что, тоже плюешься?
   Наконец, Варт узнал голос Рэнта. Баронет говорил тихо, доверительно, и Варт подстроился в тон ему:
   -- А как тут еще? Поразевали рты, да прутся за этим недоноском. Надо же, плащ у него, видите ли, клыки отрастил! А он что хочет, то и творит. Этому, старому, кажется, и дела нет, себе на уме.
   -- Это да, -- вздохнул Рэнт. -- Старый с ним чего-то размусоливает. А надавал бы как следует -- оно, авось, и в пользу бы пошло. Видал бы ты, как этот недоносок девчонку лупцевал -- у меня аж ноги отнялись. Разве можно так? И она тоже... Нет бы отойти подальше -- липнет к нему, дура такая.
   -- А девки все так, -- махнул рукой Варт. -- Найдут срань какую-то -- и давай с нее пылинки сдувать. У нас в деревне одна с пьянчугой жила, так на ней места живого не было. Уж сколько мужиков нормальных подступались -- бросай ты, мол, своего подонка! Куда там. Улыбается только, да ползет под крылышко. Вот такие-то они все и в бараках потом жизни радуются.
   Варт разошелся и слишком поздно сообразил, что откровенничает перед вампиром, который не так давно тех самых барачных на выпас гонял. Сразу осекся, но Рэнт, заминки не заметив, подхватил:
   -- И не говори! По-человечески-то я, может, даже и со всем согласен. Вампиры уж поперек глотки всем, и если есть какая оказия их опрокинуть -- давай опрокинем. Только что уж, обязательно вот так всех, мордой в грязь? Сами-то кто? Одних вампиров скинем, других поставим -- то-то счастье! Бараки в красный цвет перекрасят, да похмеляться по четвергам запретят?
   -- Верно говоришь, -- опять забылся Варт. -- Но я те так скажу: старый-то нормальный. Он, глянь, и не лезет особо. Видно, у него там свой интерес -- морду королю набить, или еще чего. А вот молодой этот... Не, вот это -- зверь лютый.
   -- На тракту-то старый кошмарил, -- засомневался Рэнт.
   -- Ну, я того не видал. Да только одного доходягу спалить -- оно не кошмар. Зато целую толпу увели.
   -- Ну... Да, -- бормотал Рэнт, смутно понимая, что где-то вкралась ошибка, но обнаружить ее не мог.
   -- Старый понимает, что люди сами должны управляться. А этот -- нет. Вот ты! Вампир же?
   -- Ну.
   -- Гну. Не лезешь ведь командовать!
   -- Да с меня командир такой...
   -- Да не в том суть! Умом-то понимаешь, что люди -- сами по себе, а вампиры -- сами?
   -- Так-то оно и правильно...
   -- А Сардат? Ты глянь-ка, чего вытворяет? Нет, брат, я тебе так скажу: надо с ним решать. Либо пусть место свое знает, либо идет отселе.
   Рэнт долго шагал молча. Варт, затаив дыхание, прислушивался. Что-то сейчас скажет? План созрел -- простой и действенный, как любой толковый план.
   -- А чего ему -- морду, что ли, набить? -- наконец, выдал Рэнт. -- Я уж пробовал, не дается.
   Варт с облегчением рассмеялся.
   -- Морду набить! Не, толку не будет. Тут похитрее надо сделать. Слушай, что скажу.
   И он, наклонившись к собеседнику, принялся шептать ему на ухо.

***

   -- Обед.
   Перед Сиерой брякнулась миска. Наполовину пустая, даже не расплескалось ничего. Сардат встал напротив, неторопливо работая ложкой и открыто глядя на сидящую девушку.
   Сиера отвернулась, посмотрела в глубину леса, где между деревьями мостились люди, вполголоса переговариваясь. С наступлением сумерек громкие разговоры заканчивались. Легкий туман, щелчок ветки в чаще, хлопанье чьих-то крыл -- все казалось предвестием нападения. И раз за разом десятки пар глаз обращались к вампирам: не встрепенутся ли? Но вампиры хранили спокойствие, и вместе с ними успокаивались люди. Пока еще их не нашли.
   -- Ну ладно, извини, -- ужин, -- поправился Сардат. -- Мне что, колено преклонить?
   Сиера не успела ответить -- ее прервал голос Рэнта:
   -- Да не голодная она, командир, я уж подступался. Не лезь к человеку.
   -- Скройся с глаз, -- велел ему Сардат. -- Тут я буду решать, кто голодный, а кто нет. Хочешь завтра весь день без еды сытым быть?
   Может, Рэнт и посмеялся в мыслях над угрозой, но благоразумно отошел подальше -- туда, где сидел в одиночестве Аммит. Сардат же вновь посмотрел на Сиеру.
   -- Слушай, ты это... Прости за ту гадость на полянке. Да и в доме барона тоже...
   Сиера вздрогнула, сжала кулаки.
   -- Там ничего, кроме гадости не было, -- шепотом отозвалась она. -- Никогда.
   -- Возможно, -- легко согласился Сардат. -- А голодовка -- все ж не дело. Поешь сама, или с ложки покормить? Я запросто.
   Наконец, Сиера повернулась к нему. Сардат тут же опустился на корточки, их лица оказались на одном уровне.
   -- Не хочу я, не могу, -- призналась она. -- Не лезет, правда.
   Покончив со своей порцией похлебки, Сардат отставил миску в сторону.
   -- Я поговорил с этим чучелом. -- Кивок в сторону Рэнта. -- Он мне про тебя рассказал немного. Знаешь, как по мне -- чушь полная. Ты попыталась, у тебя не получилось. Да, жаль. Да, грустно. Только деревня ведь и без тебя бы накрылась.
   Сиера опустила веки. "Деревня и без тебя бы накрылась". Просто у него все, даже смеяться хочется. Как ему объяснить, что действительно -- ничего не сумела изменить тогда, зазря свою жертву принесла, и вот оно -- наказание. Жить день за днем, лишившись корней, будто ветром несомая.
   -- Ты кем в своей деревне была? -- Голос Сардата стал жестче. -- Никем. Заруби себе это на носу: никем. А я за поселок отвечал, там каждый мне в рот заглядывал. Мужики в три раза старше слушались, как пострелята. И я принял решение -- попытаться спасти поселок. Теперь его нет. Моих друзей нет. Мать только еще, может, жива где-то. Да, без нашей попытки крови было бы меньше. Но мы поверили и сделали, а не тупо стояли баранами, как все эти ваши... -- Он сплюнул в сторону притихших, укладывающихся спать людей. -- Вот и ты тоже -- поверила и сделала. Да, глупость. Ну так что ж? Я людей на смерть отправил, и мне от этого так погано, что словами не сказать. Но я зачем-то выжил. И, раз так, буду жить. И жизнь покажет, что я все сделал правильно.
   Слушая, Сиера ощутила что-то вроде зависти. Если бы она тоже тогда осталась, встретила опасность со всей деревней -- многое было бы иначе. Может, со своими сейчас делила бы судьбу. Но кровь могущественного графа, которую ее заставили принять, убила ее. Сиера ощущала себя одиноко стоящей на вершине горы, на пронизывающем ветру. Свобода, с которой непонятно, что делать.
   -- Как можно жить после такого? -- спросила она. -- Ты либо самый сильный в мире человек, либо... подонок, каких поискать.
   -- Подонок, -- тут же согласился Сардат. -- Можешь не искать -- таких больше нигде нет. Я даже вот это, -- потряс он перед лицом Сиеры пустой миской, -- у ребенка отобрал, потому что на всех не хватало. Малыш сейчас ревет, наверное, с голодухи. А мне чхать. Закалился.
   На краткий миг у нее остановилось сердце. Сиера хотела броситься на этого равнодушного дикаря в одеждах трижды проклятого барона, испепелить его на месте. Лишь одна мысль, вовремя мелькнувшая, остановила: потом придется пить кровь. И сердце застучало, заколотилось, наполнив болью грудь.
   Сиера подхватила миску и бегом отправилась в стан людей.
   -- Экая ты все же скотина, командир, -- покачал головой подошедший ближе Рэнт.
   -- Да ладно, -- усмехнулся Сардат. -- Ты все равно меня любишь. Дай-ка покурить.
   -- Нету! -- Рэнт нахмурился. -- Кончилось! Листочков, вон, надергай.
   Сиера металась среди засыпающих людей, толкала, шепотом спрашивала. Одни шарахались от нее, другие сонно отмахивались, и нигде не слышался плач несчастного ребенка. Должно быть, уснул уже.
   Отчаявшись, Сиера остановилась у присыпанного землей кострища. Пара котлов стояли рядом перевернутыми, а один -- накрыт еловыми лапами. Сиера приподняла ветку. В котелке остывала густая похлебка.
   Сиера долго смотрела в котел непонимающим взглядом. Потом опустила ветку, выпрямилась. Поглядела туда, где оставался во тьме за деревьями Сардат. Не сразу поняла, что улыбается.
   -- Подонок, -- шепнули губы. А рука осторожно взялась за ложку.

***

   Костерок погас сам собой. Сардат перевел взгляд от черных с алыми прожилками углей на Сиеру. Девушка свернулась калачиком под деревом. Кажется, теперь она спит. Вот даже будто улыбнулась во сне. Красавица...
   Сардат вздрогнул от этой мысли, отвернулся. "Мечтать хватит, -- приказал сам себе, потому что иначе с собой разговаривать не умел. -- Нужен ты ей. Кроме мордобоя, что хорошего-то сделал? Вот и сиди теперь".
   Спать он не торопился. Никто о том не знал, но во сне Сардат тоже чувствовал себя неуютно. Стоило сомкнуть веки, как вспыхивали знакомые до дрожи дома, лилась кровь, метались летучие мыши. И если поначалу сердце переполнял страх, то под конец сна его заменяла ярость. Сардат просыпался, сжимая кулаки и рыча сквозь зубы. Как бы он хотел вернуться туда сейчас. И снова, и снова -- отрывать бошки этим выродкам, испепелять их взглядом.
   Каждая такая ночь не прибавляла сил. Сардат поднимался разбитым и усталым. Но колючий взгляд его стремился вперед, находя лишь ему одному видную точку, а ноги упрямо шагали. Все, кто смотрел, видели прямую спину неутомимого командира и больше ничего.
   Лишь один раз ему удалось спокойно уснуть. В ту ночь, когда Сиера положила голову ему на колени. После того как пил впервые кровь человека. После того как делился своей кровью. Что из этого послужило причиной -- Сардат не знал.
   Рядом нарочито громко хрустнула ветка. Аммит.
   -- Пойдем, поговорим.
   -- Есть о чем? -- холодно спросил Сардат.
   -- Найдется. Ты что, занят?
   Сардат вместо ответа снова поглядел на Сиеру. Спит. Вроде бы...
   -- Вечно ты за ней следить не сможешь. Если шагнула раз -- шагнет и другой. Иначе не бывает, Сардат. Она себя убьет. Потерявшие судьбу долго не живут.
   Первым порывом было -- выругаться, схватить этого гада за грудки, да хорошенько оттаскать. Но остановило Сардата то, что Аммит говорил тихим, сочувствующим голосом, в котором не слышалось ни поучающих, ни надменных ноток.
   -- Что еще за "потерявшие судьбу"? -- буркнул Сардат.
   -- Так может, все-таки, пойдем, поговорим?
   Морщась и кряхтя для видимости, Сардат поднялся и пошел вслед за Аммитом. Шагали долго. Издалека слышалось журчание, и вот -- появился ручей. На крутом берегу Аммит остановился, повернулся спиной к воде, казавшейся черной.
   -- Судьба -- это то, что написано на роду. Так говорили в древности, -- начал он рассказ. -- Еще до Первой Войны люди разделились на тех, кто поклонялся Солнцу, и тех, кто предпочитал Алую Реку. Считалось, что ко вторым примыкают потерявшие судьбу. Те, что шагнули за грань своего маленького мирка. Убийцы и насильники -- в первую очередь. И все те, кто волей-неволей преступил законы Солнца, осквернился -- тоже. Они могли умереть, а могли наполнять своей кровью ритуальные чаши и надеяться на жизнь По Ту Сторону.
   -- Она-то кого убила? -- Сардат сжал в кулак руку барона. Сейчас как никогда хотелось ее отрубить. Мертвый, холодный груз. -- Этого, своего, что ли? Так там иначе...
   -- Ты не из тех, кто любит слушать, -- вздохнул Аммит. -- А я -- не из тех, кто любит объяснять. Зачем-то Река нас свела вместе. Быть может, для того чтобы мы убили друг друга. Река не помогает осуществить справедливость. Река питает страсть. Вдумайся в мои слова, Сардат. От Солнца отлучали всех оскверненных. Жертвы насилия, те, кто случайно попал в "нехорошее" место, те, кто утратил имущество и стал бродягой. Слепые, калеки, уроды. Считалось, что есть в глубине души у человека некий изъян, который не позволяет ему жить под Солнцем.
   Аммит опустился на корточки. Его пальцы сорвали травинку, переломили в нескольких местах. Сардат внимательно смотрел на Учителя.
   -- Ты мне нравишься, -- сказал вдруг Аммит. -- Да, все эти твои выходки -- дурь полная, но я вижу, когда что-то идет от души. Ты действительно хочешь как лучше. Но я вижу и другое: ты загоняешь себя в клетку.
   Сардат стиснул зубы. Что ж, пришло время и начистоту высказаться.
   -- Слушай, ты уж определись, а? Сначала мне говоришь, что ненавидеть -- плохо, надо искать другую страсть. Лады, уговорились, ищу. Ты у нас тут за мясника остался, я держу себя в руках. Нахожу что-то, о чем... Нет... Ладно, хрен с тобой: нравится она мне. Хорошо мне с ней. Душа успокаивается. Может, вот оно и есть, а? Пока она рядом, никого ненавидеть не хочу. Так тебе и это не нравится! Тебе чего вообще надо?
   -- А когда ее не станет?
   Вопрос Аммита рухнул в пустоту. Пустота началась в сердце Сардата и выплеснулась наружу.
   -- Пошел ты... -- Он развернулся и двинулся обратно, прочь от ручья.
   -- А ну, стой!
   Таких раскатистых, повелительных ноток в голосе Учителя слышать не приходилось. Из чистого любопытства Сардат остановился и пренебрежительно взглянул назад.
   -- Вы все пока ничего не чувствуете, -- чуть тише заговорил Аммит, приближаясь к Сардату. -- Но я знаю: нынче ночью за нами двинулась погоня. Я чувствую, как чужая воля рыщет по лесу. Если они чего-нибудь да стоят, след они возьмут. А значит, завтра вечером настигнут. А теперь давай-ка посмотрим, что здесь случится тогда. С чем мы встретим отряд подготовленных бойцов.
   Сардат резко повернулся.
   -- И какого ты молчишь? Хоть бы сказал костров не разводить!
   -- Вампиры ищут не по дыму, -- усмехнулся Аммит. -- Не надейся, Сардат. Битвы не избежать. Завтра вечером они налетят. Люди даже не поймут, что их убивает. Но ты -- ты будешь знать. И попытаешься биться. Давай, попытайся. Сейчас все по-настоящему. Я хочу тебя убить, сукин ты сын.
   Последнее слово заглушило хлопанье десятков крыльев. Стая летучих мышей накинулась на Сардата. Он ощутил, как крошечные коготки царапают кожу, маленькие клыки вонзаются в плоть. Вскинул руки, пытаясь защититься, попятился и упал.
   Стая заметалась над ним, будто в недоумении, куда подевалась жертва. Но вот под ними вспыхнуло и разрослось пятно огня. Языки пламени, свиваясь в кольца, крутились, с ревом пожирали воздух.
   Сардат откатился в сторону как раз вовремя -- столп огня ударил в землю, туда, где он только что лежал.
   "Совсем ополоумел? -- подумал Сардат, вскакивая. -- Я ж правда чуть не сгорел!"
   -- Десяток таких стай, -- прогремел голос Аммита. -- Что сделаешь с ними?
   Меч -- из ножен. Сардат кинулся на голос, но обнаружил, что один стоит на крутом берегу. Сзади послышалось рычание. Резко обернувшись, Сардат увидел несущегося на него огромного зверя. Бросился было на землю, но волк оказался быстрее. Мощные лапы ударили в грудь, мир завертелся перед глазами, в нос ударило зловоние звериной пасти, меч куда-то исчез.
   Сардат спиной рухнул в ручей. Вода скрыла его с головой на миг, а когда он вынырнул -- увидел Аммита. Тот схватил его за плечи и швырнул. Ударившись об откос берега, Сардат, наконец, остановил сердце.
   -- Держи, скотина! -- рявкнул он, выплескивая наружу всю ярость.
   С вытянутых рук хлынул черный огонь. Мгновение Сардат видел фигуру Аммита, потом она исчезла. В ночное небо ударила струя пара -- стремительно пересыхал ручей. И вдруг -- как будто облачко мелькнуло сбоку, вошло в землю за спиной.
   Повернуться Сардат не успел -- из земли высунулись две руки, схватили его за плечи, острые клыки пронзили шею. Жизнь бурной рекой хлынула прочь из тела.
   Страх и ненависть придали сил. Что-то сместилось в голове Сардата, отголоски рассказов принцессы Ирабиль воскресли в памяти, и он мысленно шепнул: "Туман! -- А когда сознание полетело вниз, будто он вновь падал с обрыва, добавил, перебрав все, что носил на себе: -- Разделен!"
   Теперь он видел все. Ручей, небо, оба берега. Руки и голову Аммита, торчащие из земли. Вот руки сложились лодочкой, и в них зародился огненный дракон. Расправив крылья, он порхнул в сердцевину тумана, и все существо Сардата пронзила жестокая боль.
   -- Как насчет еще двух десятков таких же? -- услышал он голос Аммита. -- Сколько ты продержишься? Или полагаешь, кто-то тебе поможет?
   Уже никаких слов -- лишь движение мысли. Летучие мыши, соткавшись из тумана, взлетели на берег, заметались и исчезли, оставив окровавленного Сардата в изодранной одежде. Он скорчился на земле, но прийти в себя не успел -- сапог врезался в лицо, заставив опрокинуться на спину. Лезвие меча коснулось шеи.
   -- Это просто игра, -- объяснил Аммит. -- А те, что придут завтра, играть не станут. Сотня людей, которые внезапно поймут, что все их палки, мечи и копья ничего не стоят. Ты, избитый и израненный, будешь искать меня взглядом, но не найдешь, потому что я буду далеко. Кто тебе поможет, Сардат? Рэнт? Возможно, его и хватит на минуту-другую. Сиера? Она встанет под первый же огненный удар и исполнит свою мечту. А потом ты встретишь смерть. Ну, или высвободишь свою страсть и победишь. А потом сам же убьешь их, всех до единого, утоляя жажду. Я видел подобное. Я убивал подобных. Убью и в этот раз.
   Глаз Аммита Сардат поначалу не видел. Потом будто два маленьких огонечка загорелись.
   -- Чего ты от меня хочешь? -- прохрипел Сардат. -- Твою мать... Чего?
   -- Реши здесь и сейчас, кого ты хочешь спасти: человека или людей?
   -- Людей, -- выплюнул Сардат в бесстрастное лицо Учителя.
   -- Она к их числу не относится.
   -- Да пошел ты...
   -- Вытряси дерьмо из своей пустотелой башки! -- Лезвие расчетливо пронзило кожу на шее, вниз потекла капелька крови. -- Я не оскорбляю, я признаю?. Люди -- это стадо, безмозглый скот, которым можно управлять или жертвовать. Так всегда было и будет, иного им не дано. А вот человек... Человек -- это уже что-то очень похожее на вампира. Вот что я усвоил, столкнувшись с Ратканоном впервые. Вот почему я хочу его вытащить. Он -- человек. Как и ты. Как и Сиера. Как, может быть, та Милашка, к которой ты сейчас поползешь за глотком крови. А я -- вампир.
   -- Ты ведь сам хотел спасти партизан! -- завопил Сардат, ощущая, как его начинает колотить дрожь, холодная и неудержимая. -- Зачем? Чтобы потом бросить?
   -- "Спасти" и "тащить с собой" -- разные вещи, -- прозвучал спокойный ответ. -- Я бы вывел их из оцепления. Может, прошел с ними немного днем, а ночью полетел бы вперед и уже решал главный вопрос. А вместо этого я засел тут, с тобой, и до сих пор понять не могу, что меня держит? Не то собственная жалость, не то какие-то обязательства перед принцессой...
   -- Она бы поступила так же, как я, -- прошипел Сардат. -- И ты слова бы поперек не пикнул.
   -- Это возможно, -- легко согласился Аммит. -- Но она -- принцесса, ей полагаются капризы, и в моих силах иногда им потакать. А вот чем ты оправдаешься? Как я сказал: выбирай. Либо подыхаешь здесь и сейчас, либо идешь и будишь двух женщин, которые что-то для тебя значат. Мы уходим. И забываем про то, что с нами было еще какое-то стадо. Я сосчитаю до трех. Раз...
   С пронзительным визгом в грудь Аммита ударилась стая летучих мышей. Учитель отлетел назад, рухнул на спину. Сардат вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть Сиеру. Она взмахнула рукой, и между ней и Аммитом пролегла огненная черта.
   Аммит встал. Одним взглядом погасил огонь и уставился на Сиеру, рядом с которой стоял Сардат.
   -- Только не позволяй ей принимать это решение. Из двух вариантов она всегда выберет тот, что ведет к смерти. Просто потому, что голоса зовут ее на Ту Сторону, не из-за желания спасти людей.
   Сиера вздрогнула и съежилась. Шагнула назад. Сардат придержал ее за локоть, но она высвободилась.
   -- Уходи! -- прошептала, отвернувшись к ручью. -- Иди с ним, он все правильно сказал.
   Сардат перевел взгляд на Аммита. Тот кивнул. Почудилась ли на его лице печаль?
   -- Все верно, -- вздохнул Учитель. -- И та, другая, рассудит точно так же. Обе они знают, ради чего остаются. А ради чего остаешься ты?
   Тишина. Только ручей журчит. Так спокойно течет вода, будто недоумевает, из-за чего можно переживать в этом совершенном мире.
   Сардат схватил Сиеру за руку и на этот раз не позволил ей вырваться. Встретился с ней взглядом, мотнул головой в сторону лагеря. В ответ лицо ее исказилось.
   -- Зачем...
   -- Молчи. Идем.
   Они пошли, подставив Аммиту спины, даже не думая защищаться.
   -- А что бы ты сказал, -- донесся вслед грустный голос, -- о старателе, который, не сумев достать две золотых песчинки, утопился в реке?
   Не услышав ответа, Аммит закрыл глаза и покачал головой. Меч вошел в ножны.
   -- А мне-то зачем это все? -- услышали лес и ручей исполненный муки голос.

***

   -- Слушай, это уже не смешно!
   Милашка смотрела на Сардата, с виноватым видом присевшего рядом.
   -- А я что -- смеюсь?
   -- Теперь после каждой драки тебя отпаивать? Ну найди ты кого другого, народу кругом -- плюнуть некуда. Этим, барачным, поди еще объясни, что гадить в одно место нужно. Заключенные хоть понимают... Ай, да о чем это я, -- поморщилась женщина. -- Я только-только оклемалась немного, а тут -- опять.
   -- Завтра -- хочешь, на закорках понесу? -- предложил Сардат.
   Милашка фыркнула:
   -- О картинка будет! Может, тогда уж и на ночь останешься? А после победы вовсе свадебку справим.
   -- Ты ж решительная, -- заметил Сардат. -- Хотела бы "нет" сказать -- давно б сказала. Так чего ломаешься?
   Милашка долго молчала, борясь с этим гадким чувством, поселившимся в груди после вчерашнего укуса. И проиграла.
   -- Знаешь, Сардат -- сука ты, вот что. И все вы, вампиры, -- суки скулящие. Вас, должно быть, когда-то пожалели да приласкали, а вы и решили, что так оно и положено.
   -- Вот бы Аммит тебя послушал, -- усмехнулся Сардат.
   -- Завтра силы нужны, -- продолжала рассуждать Милашка. -- Битва будет. А мне -- опять полудохлой ползать... А, чего там -- давай. Может, хоть от тебя польза выйдет. Напобеждаешь всем по первое число, да опять -- ко мне. Доедать. Жри, разрешаю.
   Она оттянула воротник, взгляд направила в сторону. Однако Сардат в этот раз не торопился. Лицо его было уже рядом, а укуса все нет.
   -- Ну? Чего испугался? В первый раз, что ли?
   Милашка повернула голову, и в этот момент он ее поцеловал. Она отпрянула. Сердце гулко заколотилось в груди.
   -- Ты... Ты чего? -- раздался хриплый шепот.
   -- Ничего, -- тихо ответил он. -- Просто... Спасибо тебе.
   А в следующее мгновение сладкая боль пронзила шею.
   Перед уходом он поцеловал ее еще раз, и теперь ее губы ответили. "Дожилась, -- мелькнула мысль в меркнущем сознании. -- Фаворитка..."
   Однако даже эта горькая мысль не смогла согнать с лица улыбку. Милашка засыпала, погружаясь в невыносимо-прекрасные грезы, от которых утром останется лишь слабость и смутные воспоминания.
   Вдруг губы скользнули по ее шее. Холодные. Кожа покрылась мурашками.
   -- Опять ты, -- пробормотала, не в силах открыть глаз.
   Но когда клыки впились в плоть, из глубины души хлынул ледяной ужас.
   Чужой!
   С каких-то пор Сардат стал своим. А этот -- чужой. Наглый, безжалостный. Каждый глоток -- будто ножом по сердцу. Милашка застонала сквозь стиснутые зубы. Еще и еще, снова и снова. Хватит, кто бы ты ни был! Я ведь умираю!
   Эта мысль оказалась последней, она долго держалась на плаву, а потом -- утонула.
   Глава 23
   Восток
   Ввалившись в свою крошечную комнатушку в подвальном помещении, Рикеси завизжала и попыталась выбежать обратно сквозь дверь.
   -- А это всего лишь я, -- вздохнула Айри, покачиваясь на хлипком стуле. Поежилась, взглянула на маленькое окно. -- И как ты здесь живешь? Лето, а холодина... Нет, я все изменю. Раньше слуги жили на втором этаже, теперь будет так же.
   -- Госпожа Айри, я бы вас отлупила, -- сказала Рикеси, держась за сердце. -- Вас там все ищут... Ну, Левмир вас ищет, остальные не знают, что вы опять пропали.
   -- Конечно, ищет, -- согласилась княжна. -- Потому я и здесь. Не хочу с ним разговаривать.
   Суровая гримаска Рикеси разгладилась. Девушка подошла к госпоже, уселась рядом на деревянный столик.
   -- Что вы такого натворили?
   Айри перестала качаться, уставилась на руки, сцепленные на коленях.
   -- "Ногу подвернула"...
   -- И правильно! А он?
   -- Понял, что специально.
   -- И что?!
   -- Пожалел и отвернулся, как от пустого места.
   Рикеси вздрогнула.
   -- Какой мерзавец!
   -- Нет, он прав, наверное, -- пожала плечами Айри. -- Я ведь не свою ногу подвернула...
   Айри рассказала Рикеси все. Как не сработал приворот, как Левмир отказался с ней говорить. Как перепугалась и выдумала за мгновение дурацкий план. Подкупленный нищий, кровь на седле, украденная лодка, мешок монет для скучающих пограничников...
   -- Правда отлупила бы, -- покачала головой Рикеси. -- Это ж надо столько ерунды за один вечер натворить.
   -- А знаешь, что глупее всего? -- Айри решила открыться служанке полностью. -- Я ведь его правда не люблю. Не умею, не знаю, как это. Ухватилась за любовь, как за удобное оружие, и давай размахивать. А оно... Только по мне самой и попадает.
   -- Зачем-то он вас ищет ведь, -- тихо сказала Рикеси.
   Айри поморщилась, подтянула ноги к подбородку.
   -- Вот уж точно не для поцелуев. Да оно и понятно. Такое чудо, как его на Западе дожидается, только дурак на что-то поменяет. И откуда мне лицо ее знакомым кажется? Может, на Эмариса похожа? Нет, чушь, чушь!
   Айри вскочила, пересекла комнату три раза. Три шага в одну сторону, три -- в другую. Рикеси поворачивала голову вслед за движениями госпожи.
   -- Так и выскажите ему все! -- стукнула кулаком по столу. -- Без слез, спокойно, но с яростью злобной и холодной. Тогда или конец вовсе, или ухватится за ниточку.
   Айри остановилась, глядя на Рикеси.
   -- "С яростью злобной и холодной"? Ты откуда такого нахваталась?
   -- Я три месяца в библиотеке пыль вытирала, -- гордо заявила Рикеси. -- Но давайте я Левмира приведу? А то он ведь и князю расскажет.
   -- Я не хочу его видеть, -- отозвалась Айри. -- Можешь так ему и передать. Я ничего не забыла? Ты же вроде моя служанка?
   -- Забыли! -- Спрыгнув со стола, Рикеси подошла к Айри и заглянула ей в глаза. -- Я к тому же ваша лучшая подруга и сделаю то, что просит ваше сердце, а не губы. Вы ведь здесь будете?
   -- Конечно, -- кивнула Айри. -- Никуда не уйду.
   Подняв сжатый кулак над головой, Рикеси выскользнула за дверь. Айри досчитала до десяти и вышла следом.

***

   Дверь, отражающаяся в зеркале, отворилась, на пороге возникла Рикеси. На этот раз она подавила визг, закрыв рот руками.
   -- Неужели я правда такая страшная? -- грустно спросила Айри, разглядывая свое отражение.
   Нижняя губа, прокушенная до крови ради спектакля, чуть припухла, но Айри казалось, что она безобразно раздута.
   -- Во всю жизнь никого красивее вас не видела! -- топнула ногой Рикеси. -- Вы почему сбежали? Мы вас уже два часа ищем.
   -- И только сейчас решили заглянуть в мои покои?
   -- Третий раз захожу! Где вы до этого были?
   -- У Левмира, где же еще, -- призналась Айри. -- Как вы туда пошли, я -- сюда, через лоджию.
   -- Через лоджию! -- Рикеси всплеснула руками. -- Какой стыд! Господин Левмир! Здесь она, бегите скорее, а то опять исчезнет!
   -- Теперь это глупо было бы, -- заметила Айри, подперев ладонями подбородок. -- Ладно, поймали. Бейте, радуйтесь.
   -- С превеликим бы удовольствием! -- погрозила пальцем Рикеси, прежде чем уступить дорогу Левмиру.
   Он вошел. Тихий и спокойный, как обычно. Вместо промокшего кафтана -- серые, невзрачные рубаха и брюки. Айри узнала одежду Эмариса и мысленно закрыла глаза. Левмир отказывался от всего здешнего. Он уже на Западе.
   -- Хочешь попрощаться? -- Айри перешла в наступление. -- Давай быстро. Не надо рассказывать, какая я дура, как нелепо себя вела.
   Левмир взял стул и уселся чуть позади. Она смотрела в один угол зеркала, он -- в другой. Молчание стало невыносимым.
   -- Может, я пойду? -- Айри дернула плечами. -- Тебе и без меня хорошо.
   Она сделала вид, будто уходит, и Левмир заговорил:
   -- Князь Торатис истребил всех, кто служил Алой Реке.
   -- Что? -- Айри развернулась вместе со стулом.
   -- Он думал, что они тебя похитили. Теперь их нет, никого. В городе великий праздник.
   Айри встала, с губ сорвался нерешительный смешок, но тут же лицо посерело.
   -- А Сэдрик? Шут?
   -- В темнице, как я понял.
   Айри упала на стул, лицо спряталось в ладонях. Не плакала, нет. Скорее укрылась, чтобы о чем-то подумать в относительном уединении.
   -- Он тебя любит, Айри, что бы ни произошло между вами, -- продолжал Левмир. -- Сейчас пограничники, которых ты обдурила, у него в руках. Он убил сотни служителей из-за одного лишь подозрения, а тут -- уверенность. Я хочу знать, есть ли тебе хоть какое-то дело до их судьбы.
   Айри подняла голову, и Левмир подался назад, устрашившись ее взгляда.
   -- Пошел вон, -- прошептала Айри.
   -- Я только...
   -- Уходи. Убирайся. Немедленно. Из комнаты, из дворца, из княжества -- беги, пока я не вбила твои слова тебе же в глотку. Я просила не говорить о нем, но тебе, видно, плевать. Ты ведь герой, таинственный странник, рыцарь, влюбленный в прекрасную даму, и никакая сажа к тебе не пристанет. Всегда только вперед, везде только правда, а в глазах -- солнышко путеводное. Вот и лети туда, где тебя ждут, такого. Забирай с собой замечательного князя. А меня оставь здесь, в грязи и темноте.
   Говоря, она теснила Левмира, и когда он, споткнувшись о порог, оказался в коридоре, закрыла дверь. На этот раз повернула задвижку.
   -- Я не хотел обидеть, -- донесся растерянный голос с той стороны. -- Прости, если можешь, но я ничего не понимаю. Просто люди...
   -- Люди? -- Айри рассмеялась. -- Как же всем вам дороги эти люди. Да пусть они все вымрут в одночасье, и я вместе с ними -- то-то радости будет!
   Последнюю фразу она прокричала, срываясь на визг. Кулак врезался в дверь, оставив вмятину в твердой древесине. Айри бросилась на кровать, зарылась в подушки и закричала еще громче, но теперь крик утонул в пуховом плену.

***

   Распустив гвардейцев, князь метался по тронному залу. Глаза, обычно спокойные, метали молнии, кулаки стиснуты. Сложив руки перед собой, Эмарис наблюдал за яростью Торатиса.
   -- Ну и что я должен делать? -- воскликнул князь, остановившись напротив Эмариса. -- Эти выродки даже под страхом смерти продолжают нести чушь!
   -- Что говорят? -- полюбопытствовал Эмарис.
   Князь фыркнул, но бегать перестал. Взгромоздился на трон. Пальцы пробежались по золотому подлокотнику.
   -- Лучше бы ничего не говорили. Они, дескать, не знали, что Айри -- моя дочь. Они ее даже не похищали. Она сама приплыла к ним на лодке и попросила помочь разыграть приятеля.
   Эмарис кивнул.
   -- А тот попрошайка?
   -- Исчез, -- махнул рукой князь. -- Испарился сразу, как понадобился. Да и какая польза от него? Очная ставка между сумасшедшим нищим и пятью достойными рыцарями? Да Абайат меня на смех поднимет, если я так объясню свои действия.
   Князь закрыл лицо ладонью. Исчез суровый правитель, теперь на троне -- смертельно уставший человек. Плечи его поникли, седые волосы, казалось, посерели еще больше. Эмарис смотрел на него и видел себя. Таким был и он три года назад. Измученный, истерзанный, обессиленный. Придя на Восток, думал отдохнуть не меньше сотни лет, прежде чем заняться чем-то подобающим, но вот прошло три года, и куда делась усталость? Куда ушла боль потери, рвавшая душу с рождения Ирабиль? Эмарис улыбнулся, вспомнив дочку. Впервые -- без грусти и скорби. Забавно сознавать, что покой в сердце принес ему Левмир. Глядя на него, Эмарис молодел сам.
   -- Понимаю, сейчас не лучшее время, но мне есть что сказать, -- начал Эмарис.
   Князь отнял руку от лица, отсутствующий взгляд устремился на вампира.
   -- Мальчишка прав.
   Покачав головой, князь вздохнул. Эмарис, не отрываясь, следил за его лицом. Раздражение, вина, стыд, страх -- невероятная смесь, из которой предстоит выковать копье.
   -- Я получил вести от летучих мышей. Все, что он сказал -- правда. Запад мертв. Эрлот ступил на путь, с которого не сойти. Он ждал атаки с Востока и опустошил земли.
   Князь усмехнулся.
   -- Эмарис, послушай... Запад и вампиры -- все это почти наша семейная легенда. Первое письмо от Освика получил еще мой прапрапрадед. С тех пор письма приходили регулярно. Отвечал на них и я. Кажется, Освик даже не понимал, что говорит с шестым потомком рода. Так вот, все эти годы, все это время откуда-то из ниоткуда идут непрестанные уверения в необходимости военного вмешательства. Когда я рос, и мой отец посвящал меня в дела государства, он показал мне бюро, забитое этими письмами. Знаешь, что он сказал мне?
   Эмарис пожал плечами.
   -- "Эти письма, сынок, пишет странное существо, называющее себя "вампиром". Оно рассказывает о другом, странном мире, находящемся на Западе. Люди там -- рабы, все до единого. Это существо призывает нас пойти на Запад войной, чтобы остановить вампиров. Почему-то вампиры не могут покинуть Запад. Они уничтожили всех людей и теперь хитростью заманивают нас туда. Когда примешь правление, переписка ляжет на твои плечи. Будь вежлив с этим существом, не зли его, но и не поддавайся на его уговоры. И еще. Надеюсь, ты многократно увеличишь мощь княжества, но заклинаю тебя: никогда не расширяй его на Запад. Там -- смерть".
   -- Бедняга Освик, -- сказал Эмарис с улыбкой. -- Он был моим дорогим другом, но, кажется, время помутило его рассудок. На полном серьезе надеяться поднять незнакомых людей на непонятную битву при помощи писем... Да и о войне Освик не имел ни малейшего понятия.
   -- Я сказал это к тому, что все слова, которые говоришь ты, которые говорит этот мальчик -- все воспринимается мной через призму этой нелепой переписки.
   -- Этот мальчик спас твою дочь, -- напомнил Эмарис. -- После того как ты обманул его, глядя в глаза. После того как ты подставил его. Посмотри через эту призму.
   Князь отвел взгляд. Теперь вины в его лице было больше, и Эмарис ударил снова:
   -- Торатис, ты ведешь себя так, будто от тебя требуют бессмысленной жертвы на алтарь чуждого божества.
   -- А разве это не так? -- Князь вскинул голову. -- Разве не об этом речь? Мы обсуждали тысячу раз. Единственное, чего я добьюсь, послав армию на Запад, -- это оставлю княжество без защиты. Недели не пройдет, как войска Бинвира и Абайата войдут в город.
   Эмарис на секунду прикрыл глаза, собираясь с силами для последнего довода.
   -- Тебе придется посмотреть на ситуацию так, как ты не смотрел ни разу. Без всяких призм. Если Бинвир и Абайат захватят княжество, оно останется в руках людей. Если сюда придут вампиры -- эпоха людей завершится. Навсегда. По всему миру. Я не хочу сказать, что мир вымрет. Но рано или поздно люди превратятся в безмозглых животных, разучатся ходить на двух ногах, утратят дар речи.
   Князь слушал, но лицо выражало недоверие.
   -- И почему же ты вдруг решил выступить на стороне людей?
   Эмарис ответил не сразу. Помолчал, подбирая слова.
   -- Я не на стороне людей. Я на стороне разумного сосуществования. Долгое время казалось, что система донаций разумна и оправдана. Да, в ней были изъяны, но мы своевременно затыкали дыры. Теперь же я понял, что был тираном. Никто и никогда не должен ставить рамки другому. Но даже система донаций разрушена. Эрлот сжег мосты.
   -- Лучше бы ты сидел на своем месте и правил своим гнилым Западом, -- вздохнул князь. -- Как можно было оставить трон тому, кто...
   -- Я не знал, что он повернет все так, -- перебил Эмарис. -- Я сразу отправился сюда, чтобы сдержать возможную атаку. Каково же было мое облегчение, когда я увидел, что вы и не собираетесь воевать! Но теперь все изменилось, Торатис. Теперь я знаю больше, чем хотелось бы. Слишком поздно я понял, что произошло с Эрлотом за те годы, что я не обращал на него внимания.
   -- Что же это? -- спросил князь.
   -- Я не смогу объяснить в двух словах. А если и объясню -- ты не поймешь всего ужаса ситуации. Могу сказать лишь одно: в Кармаигсе осталась чудовищная сила, и скоро Эрлот найдет способ ее использовать. Полагаю, как только это случится, он направится сюда. Вся наша надежда -- в упреждающем ударе. Так что скажешь, Торатис? Кто ты, наконец? Человек, или скотина, дрожащая за клочок земли, на котором лежит?
   Кулак князя ударил по подлокотнику.
   -- Я не привык, чтобы со мной так разговаривали! -- Громовой голос заметался под сводами потолка.
   Эмарис улыбнулся.
   -- Ты ответил. Начинай собирать войско как можно скорее.
   Встав с трона, князь прошелся по залу, глядя под ноги. Эмарис с удовольствием наблюдал, как ожесточается его лицо.
   -- Я посмотрю на ситуацию иначе, -- сказал Торатис.
   Лишь только смолк отзвук его слов, в зал ворвался командир гвардии.
   -- Ты как раз вовремя, -- повернулся к нему князь. -- Мне нужно собрать посольство. Для начала пошли гонца к князю Бинвиру. Пусть ему скажут, что речь о деревеньке на наших границах -- прилетит быстрее ветра. Потом -- Абайат...
   -- Абайат на подходе, -- перебил командир гвардии. -- Идет с небольшим отрядом, десять рыцарей.
   -- Превосходно, -- кивнул князь. -- Окажи ему всевозможные почести и веди сюда.
   Когда командир гвардии убежал, князь повернулся к Эмарису.
   -- Я не оставлю княжество без защиты, -- сказал он. -- Я уведу угрозу с собой.
   -- Ты мудрее, чем я предполагал, -- склонил голову Эмарис. -- Мне остаться, или с Абайатом будешь беседовать лично?
   -- Прошу, останься.
   Из дальнего угла зала донеслись шаги. Повернув голову, князь увидел Айри, и плечи его поникли.
   -- С тобой все в порядке? -- спросил он.
   Не надеялся на ответ. Скорее всего, Айри пришла поблагодарить Эмариса. Но она и не взглянула на вампира. Остановилась перед отцом, смущаясь, пряча взгляд.
   -- Мне нужно кое-что сказать, прежде чем Абайат войдет сюда, -- почти шепотом произнесла она. Покосилась на Эмариса. Тот отвернулся и отошел, делая вид, что изучает узоры на колоннах.
   Торатис нахмурился, глядя на пылающее лицо дочери. Что произошло? При чем тут Абайат? Чего она боится?
   -- В чем дело, Айри? -- И, осененный внезапной догадкой, вскинул голову. -- Что ты сделала?!

***

   В суматохе все позабыли про выбитую дверь, и Левмир, не желая никого беспокоить, починил ее сам. Инструменты где-то раздобыла Рикеси, пока искали княжну. Левмир отнес ящик к себе в комнату, и теперь, оставив Айри у себя, успокаивался, прикручивая дверь на место.
   -- Какой вы талантливый! -- восхитилась Рикеси, незаметно проскользнувшая в покои. Не то так тихо ступала, не то Левмир слишком погрузился в себя.
   -- Это ведь просто дверь, -- улыбнулся Левмир, проверяя ход. Дверь чуть задевала косяк, но от этого даже плотнее закрывалась.
   -- А думаете, князь бы так сумел? -- возразила Рикеси.
   -- А я, думаешь, править бы сумел?
   -- Я думаю, да. Там делов-то -- слушай министров, да кивай.
   -- Что-то я тут не видел никаких министров. -- Левмир убрал инструменты и отставил ящик в сторону.
   -- Я тоже. А вы правда вампир?
   Левмир сел на кровать рядом с Рикеси. С ней он не ощущал неловкости, и разговор не имел никакого скрытого смысла. Будто с сестрой говорит.
   -- Похоже на то.
   -- И кровь пьете?
   -- Приходится, -- пожал плечами Левмир. Сказав, на мгновение обмер, лишившись слуха и зрения. Так же отвечал Эрлот, тогда, в центре донации.
   Воспоминание разбудило дремлющий страх. Слишком привык Левмир думать об Эрлоте, как о далекой черной фигурке, до которой достаточно добежать с мечом, и все закончится. Левмир ни разу не видел Эрлота в бою, но видел его глаза.
   -- Господин Левмир! -- Рикеси потрясла его за плечо. -- Вы меня не слушаете.
   -- Прости, -- улыбнулся Левмир. -- Что ты говорила?
   -- Я говорю, сделайте госпожу такой же и заберите с собой. Она ведь не вас хочет окрутить, а отсюда убежать. Просто не умеет о том ни вам, ни себе признаться, все непонятности какие-то про судьбу сочиняет. Я тоже ее поняла не сразу, насоветовала глупостей, а она вот чего устроила. Из-за меня все, не ругайте ее, помиритесь. Госпожа Айри хорошая и добрая, но будет вредничать, пока вы сами с ней не заговорите. Она сейчас наплачется, а завтра утром вы -- сразу к ней.
   -- Рикеси, -- отозвался Левмир, -- ты понимаешь, о чем меня просишь? Взять с собой -- куда? Там... Смерть. Ничего, кроме смерти для нее.
   Рикеси встала, расправила передник и строго посмотрела на Левмира.
   -- А здесь для нее, думаете, лучше? Не решайте за других, господин Левмир. Князь вон -- княжит, а несчастнее человека я не видела. А я вообще непонятно кто, но счастливей меня не бывает. Заберите ее, она знаете, как обрадуется? Да и вам веселее будет, путь-то не близкий.
   Рикеси вышла, с усилием закрыв за собой дверь. Левмир упал на кровать, раскинув руки. Все было просто и понятно, и вдруг, откуда ни возьмись, появилась какая-то Айри.
   -- Почему я ей что-то должен? -- рассуждал Левмир. -- Ну что она для меня сделала? Зельем опоила? Корабль угнать заставила? Людей убивать? Ах, да, альбом с карандашами купила! И ведет себя так, будто...
   Звук шагов -- быстрых, злых -- заставил Левмира сесть рывком на кровати. Приближалась княжна, и ее переполняла ярость. Левмир оглядел полутемную комнату. Взгляд упал на свечи в канделябре возле зеркала. Крошечным усилием он зажег три фитиля. Вспыхнул зеленый огонь, но почти сразу принял обычный оттенок.
   Княжна ворвалась, едва не сорвав дверь с петель еще раз.
   -- Доволен? -- От крика зазвенели стекла. -- Рад теперь? На, полюбуйся!
   -- Что случилось? -- Левмир, позабыв о своих размышлениях, подскочил к Айри. Пальцы коснулись огромного синяка, ползущего от правой скулы на щеку. Айри ударила Левмира по руке.
   -- Не смей меня трогать! Почему ты еще здесь? Я велела тебе убираться. Что, убедиться хотел? Вот, смотри, какая красавица стала!
   Айри метнулась к зеркалу, и Левмир вздрогнул, услышав всхлипывания.
   -- Ты что, призналась? -- прошептал он.
   -- Замолчи. Просто замолчи, уйди отсюда. Иди к своему Эмарису, прямо сейчас. Уходи. Оставь ты меня в покое!
   Но Левмир шагнул к ней. "А я-то что для нее хорошего сделал? Только пугал, да жизни учил? Жизни, которой сам не знаю толком".
   -- Прости...
   -- Убирайся!
   Слезы лились водопадами, дыхание стало судорожным и тяжелым. Еще немного, и она сорвется, сделает что-то страшное.
   -- Я уберу синяк, -- быстро проговорил Левмир.
   Сердце остановилось. Выросли, заострились клыки. Левмир склонился над беззащитной шеей девушки. Айри не успела пошевелиться. Только зрачки стремительно расширились, рот приоткрылся, дрогнули руки.
   Кровь обожгла горечью, сквозь которую невероятным образом проступила сладость. Левмир поборол желание довести дело до конца, забрать жизнь из беззащитного тела. Один глоток, и все -- заставил себя отстраниться.
   Айри глубоко и неровно дышала в его объятиях. Он видел ее лицо в зеркале. Ее руки поднялись, ощупали место, где только что был синяк.
   Когда пальцы Айри коснулись его лица, сердце запустилось само. Левмир ощутил свои руки на животе Айри, почувствовал жар ее тела.
   Тишина. С лоджии тянет легкий ветерок, колышет пламя свечи, и тени пляшут на лицах. Айри провела пальцами по щеке Левмира, а он боялся вдохнуть, боялся шевельнуться. Откуда это чувство, будто она идет по тонкому шнурку, натянутому над бездной? Должно быть, из ее крови.
   Айри развернулась. Теперь ладони Левмира на ее спине. Свечи горели за спиной Айри, и ее глаза казались черными, как глубокие колодцы. Она коснулась губами его губ. Осторожно, будто спрашивая разрешения. "Что ты делаешь?" -- кричал, задыхаясь, чей-то голос в голове Левмира.
   "Не знаю".
   Голос пропал. Поцелуй сделался страстным, потом -- грубым. Громкий треск. Пуговицы с одолженной у Эмариса рубахи разлетелись во все стороны.
   -- Айри, -- прошептал Левмир.
   -- Хоть сейчас замолчи, -- ответила она.
   Он замолчал.
   Жар обнаженного тела.
   Прохладный шелк простыней.
   И целый мир, с его Востоком и Западом, людьми и вампирами, растворился, утонул в алых водах, сгорел в лучах солнца.
   Север
   Роткир проводил ее до дверей гостиницы и, скомкано попрощавшись, исчез. Ирабиль задержалась на крыльце. Пустынный двор окрасился алым -- заходящее солнце дарило последние лучи. Хотелось сесть на каменную ступеньку, подпереть кулаком подбородок и грустить, пока не стемнеет. Или пока не рассветет.
   -- Ну чего вам всем от меня надо? -- вздохнула И, усевшись. -- Правда, что ли, палкой отбиваться?
   Заяц молчал, глядя честно и преданно.
   -- Вот приду я туда. Валяется он там, как бревно страдающее. -- Тут, представив страдающее бревно, Ирабиль не удержалась -- фыркнула. -- Что мне делать? На шею ему броситься? Понятно теперь, каково людям жилось. Хоть ты что делай, хоть кем будь, а от тебя только одного надо. А я не хочу. Понимаешь? Не хо-чу!
   Потрясла зайца, плюшевая голова закивала.
   -- Что уши повесил? Вот возьму сейчас и пойду на Восток. Не сложнее, чем к Алой Реке. Приду, а там... Айри. Ну и пусть! Хоть десять Айри! Неужели он ко мне не вернется? Не бывает ведь такого, правда?
   В пустых глазах игрушки принцесса прочла горький ответ: еще как бывает.
   -- Да ну тебя, -- вздохнула И, поднимаясь. -- Пошли. Надо поговорить с Кастилосом, и ты мне поможешь. Не умею я про такие вещи говорить.
   Плетясь по ступенькам, принцесса думала, что не видела здесь ни одного постояльца. Должно быть, гостиница пустовала последние три года, а то и дольше. Безжизненная громада всей тяжестью обрушилась на сердце.
   Остановившись перед дверью, И провела рукой по бедру, но обнаружила, что на ней платье. Ни одного кармана. Значит, ключа нет. Значит, откроет он, и, увидев его неподвижное, застывшее лицо, И потеряет всю накопленную для разговора смелость.
   Занесла руку, чтобы постучать, но дверь тут же распахнулась. Позабыв обо всем, И взвизгнула и отскочила. Показалось, будто на пороге стоит Эрлот.
   -- Сам в восторге, -- заявил сияющий Кастилос, оглядывая рукава плаща. -- Заходи, чего стоишь? Отличный заяц, кстати.
   Войдя в номер, И осторожно прикрыла дверь. Сердце еще трепетало. Кастилос, в черных одеждах, с длинными волосами, сейчас действительно походил на Эрлота. Разве что живой цвет лица и глаз разрушали образ. Ах да, еще Кастилос радовался. Эрлот не позволял себе такого никогда.
   -- Что-то случилось? -- поинтересовалась И, делая нерешительные шаги к столику, на котором поблескивали два бокала.
   Кастилос схватил бутылку, вырвал тугую пробку. Принцесса вздрогнула, когда он поднял бутылку высоко над столом и перевернул. Красная струя вина заполнила один бокал, затем -- второй. Стремительное движение, и бутылка стоит на столе, ни капли не пролилось. Кастилос подтолкнул бокал к принцессе:
   -- Держи. Хотя нет, постой, сперва переоденься.
   -- Чего? -- Ирабиль устала удивляться внезапным переменам своего спутника. Переодевания, вино... Лечь бы, да уснуть. Но брошенный едва ли не в лицо сверток пришлось ловить.
   -- Прошу сюда! -- Кастилос уже в углу. Оба экрана он заранее перетащил, сделав что-то вроде маленькой комнатки.
   Как только И зашла внутрь, Кастилос сдвинул экраны. В комнатке оказалась свеча в подсвечнике и даже зеркало. Усадив зайца на пол, Ирабиль распустила тесемки на свертке. Внутри оказалась гладкая светло-зеленая ткань.
   -- Как прошло свидание?
   -- Никакое не свидание, -- откликнулась Ирабиль. -- Отвратительно. Я вообще не умею с людьми разговаривать. Либо глупости несу, либо грублю, а то и вообще не знаю, что сказать.
   -- Вчера мы довольно весело болтали, пока я не спросил о замужестве.
   Принцесса как раз сняла ситцевое платье и застыла, медленно краснея.
   -- Почему ты так просто об этом? -- спросила, радуясь, что не видит лица Кастилоса.
   -- Потому что все предельно просто. Ты -- самое милое в мире существо, а залезть к тебе в душу -- легче легкого. Поставь засовы покрепче, мой тебе совет. Если уж я сумел смутить тебе сердце и разум, то у Роткира еще больше шансов. Я лишь ударил первым, чтобы держать тебя на виду. Ведь, согласись ты стать моей женой, ответом будет лишь подзатыльник.
   -- А ну, погоди! -- Принцесса, раздвинув экраны, вышла. Даже в зеркало взглянуть не успела. -- Так ты что, специально все подстроил?
   Кастилос, опустившись на одно колено, поставил перед ней пару туфелек с серебряными пряжками. Потом скользнул за спину и мгновенно распустил надоевшую косу.
   -- Испортил ли я Роткиру весь день? Да, конечно. Планировал ли я, что ты будешь болтать с плюшевым зайцем на крылечке? Нет, за это я должен просить прощения.
   Туфельки приятной прохладой сжали ступни. Впервые за столько времени Ирабиль почувствовала себя принцессой. Даже волосы рассыпались по плечам, как в детстве. Повернувшись, она задала самый главный вопрос:
   -- То есть, ты меня не любишь? Правда-правда?
   Кастилос сжал ладонями виски принцессы, поцеловал ее в одну щеку, в другую.
   -- Я тебя ненавижу! -- воскликнул он, снова переместившись к столу. Поднял бокал. -- За ненависть. За этот великий огонь, очищающий душу!
   -- Что ты несешь? -- Принцесса яростно вытирала щеки ладонями. -- И чему ты так рад?
   -- Дорогая моя, бесконечно любимая и обожаемая принцесса, -- провозгласил Кастилос. -- Сегодня наша великая армия увеличилась вдвое. Граф Ливирро изъявил желание присоединиться. Вот чему я радуюсь. А теперь -- хватай бокал.
   Голова пошла кругом еще до того, как Ирабиль ощутила аромат вина. К радости примешалась грусть, почувствовав которую, принцесса разозлилась сама на себя. Пригубила вино, а Кастилос залпом осушил бокал и расколотил его об стену.
   -- Прекрати! -- вскрикнула принцесса, поставив бокал на стол. -- Как тебе только в голову такое пришло? Да неужели я бы...
   Он просто исчез, чтобы тут же появиться напротив. Правая ладонь легла на талию принцессы, и комната закружилась в вальсе. Не успев сообразить, что происходит, И уверенно ответила на знакомые движения.
   -- Ты танцевать умеешь? -- удивилась она.
   -- Я умею все, что нужно, радость моя. А от моих поцелуев, говорят, сгорают сердца.
   Его лицо оказалось близко, так близко, что И забыла, как нужно дышать. Бросило в жар, потом -- в холод.
   -- "Да неужели я бы", -- передразнил Кастилос и повлек принцессу дальше, смел с пути экран и, сделав изящный разворот, остановился перед зеркалом. Он стоял за спиной принцессы, положив руки ей на плечи. Из зеркала смотрела обворожительно красивая девушка в платье, похожем на струящийся зеленый поток воды. Щеки девушки алели, зеленые глаза искрились. А позади, улыбаясь невозмутимой улыбкой, стоял прекрасный молодой мужчина.
   -- Подросткам нельзя ничего запретить, -- сказал он. -- Зато ими очень легко управлять. Простишь мне эту милую шалость, или дашь пощечину?
   Девушка в зеркале опустила голову.
   -- Я такая слабая...
   -- Ты открыта миру и наивно веришь, что мир тебя пощадит. Все ждешь нападения чудовищ. А ведь доброта порой ранит не хуже злобы. Любовь убивает. Один поцелуй может спасти или уничтожить мир. Вся наша жизнь -- безумие, а ты недостаточно сумасшедшая, чтобы, смеясь, танцевать на краю пропасти. Тебе никто не нужен, принцесса, кроме одного лишь человека. А ему -- никто, кроме тебя. Но хватит киснуть! Пока я за тобой присматриваю, ты себя не уничтожишь.
   -- Не отходи далеко, -- попросила Ирабиль.
   -- Обещаю. А теперь давай, обними своего лучшего друга.
   -- Зачем это? -- нахмурилась Ирабиль.
   -- Вскружу тебе голову еще сильнее, а заодно выполню обещание.
   Кастилос развернул И, прижал к груди. Она обняла его, расслышала, как один раз стукнуло и остановилось сердце.
   -- Просто доверься. Я никогда такого не делал, к своему стыду, но уверен, что все получится.
   Прежде чем Ирабиль успела испугаться, мир рассыпался на десятки осколков.

***

   Ощущая себя частью стаи, принцесса ликовала. Да, она не могла управлять полетом, всецело подчинялась Кастилосу, но все же -- летела! Купалась в воздушных потоках, упивалась скоростью и не заботилась о том, куда влечет ее чужая воля.
   Стая промчалась над засыпающим городом. Вот позади каменная стена -- узкая полоска, с такой высоты. Приближается гора, на вершине которой выросла башня. Принцесса различила лестницы, площадки, темные окна. Лишь наверху горит свет.
   Кастилос миновал ряд освещенных окошек. Стая поднялась еще выше, туда, где из широких прорезей в крыше выглядывали четыре огромные трубы. Пролетев между ними, летучие мыши сбились в кучу. Наступила темнота. Открыв глаза, Ирабиль отпрянула от Кастилоса. Они стояли посреди каменного зала, словно бы накрытого круглым колпаком, крест-накрест исполосованным двумя широкими щелями. Лунный свет, несколько десятков круглых фонарей освещали нагромождения рычагов и зубчатых колес у основания каждой трубы.
   -- Понравилось? -- спросил Кастилос. -- Этот фокус я подсмотрел у Эрлота.
   -- Я летала, -- рассмеялась Ирабиль. Расставив руки, закружилась на месте. -- Здорово!
   -- Под платьем все на месте? -- уточнил Кастилос. -- Я старался думать об этом, но...
   Принцесса остановилась, глаза опасно потемнели.
   -- Хватит! Лазить! Мне! Под платье! -- закричала, тыкая в грудь Кастилоса пальцем.
   -- Если бы не "залез", ты бы рассердилась сильнее...
   -- Ну можно было хоть не говорить об этом? -- застонала Ирабиль. -- Что за манеры? Когда ты рядом, я постоянно чувствую себя голой.
   -- Это потому, что я -- выдающаяся особь мужского пола, -- усмехнулся Кастилос. -- Эй, не надо меня бить, Осколочек! Ну да, я люблю шутить на скользкие темы...
   -- Как ты меня назвал? -- ахнула Ирабиль.
   Спор прервали громкие хлопки. Из-за ближайшего механизма вышел улыбающийся граф.
   -- Аплодисменты, друзья мои, -- заявил он. -- Между вами определенно не просто искорка, но целый пожар.
   -- Ливирро. -- Кастилос кивнул графу. -- Не забивай моей сестренке голову ерундой. Там и без того -- бардак. А где твои звездочеты?
   -- Послал прогуляться. Ну так что, ваше величество? Примете мою присягу?
   Ирабиль покосилась на Кастилоса, тот ободряюще улыбнулся. Когда взгляд принцессы вернулся к Ливирро, граф преклонил колено.
   -- Клянусь каждым действием и помыслом служить королеве Ирабиль.
   -- Я не королева Ирабиль, -- прошептала Ирабиль. -- Никогда ей не стану.
   -- Ну, тогда -- Осколочку? -- пожал плечами Ливирро. -- Ирие? Просто И? Я сделал выбор, сделайте и вы.
   Из далекого прошлого вынырнуло воспоминание о присяге Кастилоса. Сразу после того как Эмарис в присутствии лордов наделил его этим именем. Истинным, пришедшим из-за Реки.
   Шагнув вперед, она положила ладонь на плечо Ливирро.
   -- Я принимаю твою присягу. Я верю твоим словам и уважаю твою страсть. Будь верен вечность, и моя благодать не оставит тебя.
   Ливирро снял с плеча ладонь принцессы, коснулся ее губами. Церемония завершилась. Кастилос потерял к ней интерес еще минуту назад. Прохаживался вдоль покатых стен, разглядывая...
   Ирабиль прищурилась, подошла к стене и широко раскрыла глаза. То, что в полумраке казалось трещинами и щербинками на камне, в действительности являло собой звездную карту.
   Беспорядочно разбросанные звездочки чья-то рука объединила в причудливые фигуры. Едва шевеля губами, И читала названия: "Эмкири-охотница", "Император", "Великая Река"...
   -- "Королева Ирабиль"! -- воскликнула она. -- Что это?
   -- Созвездия, -- раздался голос Ливирро над правым плечом. -- Так их легче запомнить. Названия выбираю сам. Созвездие королевы -- причудливое скопление звезд. Их так много, что... Впрочем, что рассказывать? Взгляните сами.
   Граф подбежал к ближайшей трубе, завертел одну из многочисленных ручек. Зубчатые колеса механизма завертелись, труба со скрежетом приподнялась. Ливирро с минуту еще крутил разные ручки, потом приник глазами к двум трубкам.
   -- Да, все верно, -- поманил принцессу. -- Взгляните.
   Ирабиль осторожно приблизилась. Стеклышки в трубках казались черными, как глаза вампира. Но, прильнув к ним, И не сдержала восторженного возгласа:
   -- Такие большие! Так... много...
   Она отскочила от трубы, посмотрела в небо, но увидела в том месте лишь несколько тусклых искорок. Вернулась к увеличительным трубкам. Множество звезд, золотых и серебряных, красноватых и зеленых. Как драгоценные камешки, рассыпанные по небу. Принцесса с тоской подумала о своих волосах, которые так же переливались, блестели, пока не стали рыжими.
   -- Я не оскорбил память вашей матери? -- спросил Ливирро.
   -- Вы сделали ей честь, -- отозвалась принцесса, даже не заметив, как ненавистный этикет пробрался в ее речь.
   -- Желаете посмотреть на луну? Сейчас видна только половина, но на это стоит взглянуть.
   Вслед за графом И порхнула к противоположной трубе. Зрелище, открывшееся там, лишило принцессу дара речи. Потеряв счет времени, она вглядывалась в тоскливую желтую равнину, испещренную черными провалами, усеянную горами. Половину луны будто откусили. Несколько раз И отстранялась, смотрела на луну поверх трубы, после чего снова наклонялась к трубкам.
   -- Кажется, по ней гулять можно...
   -- Не кажется, -- отозвался Ливирро. -- Вопрос лишь в том, как до нее добраться. Когда-нибудь я на этот вопрос отвечу.
   Лунная поверхность притягивала взгляд, и Ливирро не мешал принцессе любоваться. Отвлек ее голос Кастилоса:
   -- В прошлый раз такого не было, не так ли?
   Он указывал на какое-то место на звездной карте. Ливирро подошел к нему.
   -- Великолепная память. Это действительно появилось недавно, года три назад. Тогда я получил первые тревожные вести. Эрлот разорял мои деревни, разогнал золотодобытчиков, разобрал железную дорогу. Я был в отчаянии, но вдруг примчался гонец отсюда и вытащил меня из дома. Все звездочеты сходили с ума. Может, стоило посчитать это скверным знамением, но я увидел добрый знак. Рождение чего-то нового, когда все вокруг только гибнет...
   Заинтересованная, И подошла к стене. Палец Кастилоса указывал на две крохотных точки, издали сливающиеся в одну. На принцессу не обращали внимания. Ливирро подвел Кастилоса к трубе, повернул несколько ручек, покрутил колесики.
   Кастилос смотрел не меньше минуты, а когда поднял голову, принцесса увидела, что он улыбается.
   -- Три года назад... Иди-ка сюда!
   Ирабиль подошла к трубе. Этот участок неба чернел бездонной пустотой, жуткой, затягивающей. Но посреди круглого черного озера И увидела две точки. Крошечные звездочки слабо пульсировали, будто раздуваемые ветром. Серебряная и золотая.
   -- Как они называются? -- прошептала принцесса.
   -- Пока никак, -- сказал Ливирро. -- Я не смог подобрать подходящего...
   -- Назовите их Драконами.
   Принцесса Ирабиль отпрянула от трубы, подскочила к Кастилосу, улыбаясь, как безумная. Он улыбнулся в ответ и наклонил голову.
   -- Как пожелаете, ваше величество. -- Ливирро вернулся к стене, в руке у него возник карандаш. Тонкий грифель вывел название над двойной точкой.
   Глава 24
   Восток
   Стоя по правую сторону трона, Эмарис разглядывал Абайата. Посередине абсолютно голого черепа -- длинный хвост черных волос. Черные усы, перевязанные в нескольких местах, опускались до ключиц. Абайат прибыл в боевом облачении. Кожаная безрукавка, увешанная кинжалами и метательными ножами, сапоги бряцают шпорами, на поясе широких штанов -- огромный кривой палаш.
   Окружавшие князя рыцари выглядели проще. Легкие кольчуги, одинаковые высокие шлемы с гребнями из конских волос -- очевидно, в подражание прическе повелителя. Все десятеро стояли, держа руки на эфесах сабель. Переглядывались, нервничали -- Торатис почему-то не позвал своих рыцарей. Рядом с ним какой-то пожилой человек -- вот и вся защита.
   -- Дорогой друг! -- Голос Абайата звучал ласково. -- Дай мне совсем чуть-чуть времени, чтобы понять твои слова. Я пришел к тебе, надеясь получить разъяснения по поводу пропавшего корабля. А ты говоришь, что я должен отправить свою армию на Запад. Торатис, я люблю тебя, как родного брата, но мой бедный приземленный разум отказывается понимать тебя. Мои глаза ищут пропавших пограничников -- и не видят их. Мои уши ждут извинений -- и не слышат их. Мои руки хотят погрузиться в сундук с золотом, но они -- посмотри на них! -- они висят без дела, совсем бесполезные. Единственное, до чего они могут дотянуться, это оружие. Но разве оружие укрепит нашу с тобой дружбу? Разве пролитая кровь сделает наши узы прочнее?
   Торатис кивал в такт плавному течению речи Абайата, а когда тот закончил, сказал так:
   -- Я приношу глубочайшие извинения за пограничников, любезный мой сосед. Прямо сейчас, пока мы с тобой ведем неспешную беседу, мои слуги заботятся о них. Каждый получит кров и пищу, каждый будет гостем моего дома. И, поверь, ни один не уйдет отсюда без щедрых даров. Торатис всегда готов исправить ошибку. Что случилось, Абайат? Отчего я вижу твою руку на эфесе? Из-за маленького недоразумения? Но мы его легко загладим. Первым делом прошу тебя быть моим гостем на эту ночь. Тебя и твоих отважных рыцарей. Мы сядем за стол, отведаем лучших кушаний, на которые только способны мои повара, и спокойно обсудим количество золота, которое загладит даже воспоминание о неприятной цели твоего визита ко мне.
   Эмарис выступил вперед, и Абайат посмотрел на него.
   -- Корабль взял я. Я не являюсь подданным восточных княжеств. Надеюсь, в свете этого ты оценишь то великодушие, которое проявляет Торатис.
   -- Ты? -- скривился Абайат. -- Старик!
   -- Со мной был еще мальчишка.
   -- Старик и ребенок? Ждешь, что я поверю?
   -- Придется поверить во многое. Я здесь не для того чтобы лгать и выдумывать. Я -- вампир. А пока ты обдумываешь мои слова, пока ты видишь, как мои глаза чернеют и вспоминаешь все те страшные сказки, что рассказывала тебе на ночь мама, выслушай еще кое-что. Меня зовут Эмарис, и я три тысячи лет правил Западным миром. Узнав, что меня решили сместить, я ушел сам. Однако мой преемник оказался безумцем. Он собирается двинуть свои силы сюда, на Восток. Вампиры налетают, как вихрь. Я даю вам неделю. Но я порой бываю неоправданно добр. Теперь поговорим о приятном. Если мы все неожиданно ударим -- сможем победить. Но армия нужна великая. Потому Торатис и просит у тебя помощи. У тебя -- первого, а потом -- у всех остальных князей. Как только я верну трон -- раздам долги. Каждый князь, принявший участие в войне, получит обширные и плодородные земли на Западе. Мы объединим две стороны света в одно могучее процветающее государство. Так о чем ты хочешь поговорить, Абайат? О пятерых недотепах-пограничниках и жалкой кучке золота, или о том, сколько акров земли придется на каждого твоего храброго воина? Может, поговорим о десятках объединенных княжеств, которыми будут править твои наследники?
   Абайат не дрогнул, рука так и лежала на эфесе, когда эхо слов Эмариса затихло.
   -- Я вижу, что у тебя глаза дьявола, -- сказал Абайат. -- Я вижу твои клыки. Но я не вижу твоей силы, чтобы поверить тебе. Что ты сделаешь, если я брошу в тебя нож?
   -- Поймаю, -- пожал плечами Эмарис. -- Могу вообще ничего не делать. Нож меня не убьет.
   Торатис зашевелился на троне, осененный идеей.
   -- Эмарис, прошу, позови мальчика сюда! Если наши гости настаивают на демонстрации, то, право же, хрупкий юноша произведет большее впечатление.
   От Эмариса не укрылась мимолетная хищная ухмылка, скользнувшая по лицу Абайата на словах "хрупкий юноша". Пожалуй, посмотреть на то, как мальчишка разберется с этим дикарем, будет интересно.
   -- Одну минуту.
   Рыцари вздрогнули и шарахнулись, когда стая летучих мышей рванулась к приоткрывшимся дверям.
   -- Это еще что, -- сказал Торатис. -- Сейчас вы увидите, каковы эти ребята в бою.
   Абайат, единственный не шелохнувшийся, убрал ладонь с оружия. "Добрый ли это знак?" -- задумался Торатис. Теперь ему стало не по себе. Он один перед вооруженными врагами. Скорее бы Эмарис вернулся...
   Он вернулся раньше, чем кто-либо успел сказать слово. Летучие мыши собрались вместе справа от трона и превратились в задумчивого Эмариса.
   -- Ну? -- развел руками Торатис. -- Где Левмир?
   -- Левмир? -- переспросил Эмарис. -- А... Он занят.
   -- Чем он может быть занят, когда я прошу его...
   -- Вы хотите своей просьбой оторвать вампира от его дел? -- Эмарис почему-то улыбнулся, глядя на Торатиса. -- Я бы не стал этого делать. Обойдемся без него. Я к вашим услугам, господа. Сделайте одолжение -- попытайтесь меня убить.

***

   Открыв глаза, Айри долго лежала без движения, глядя на серебрящийся в лунном свете полог. Ветер колыхал легкую ткань, казалось, над головой текут невесомые реки. Думать не хотелось, и Айри просто смотрела вверх, изредка опуская веки. Вдох и выдох, легко и спокойно.
   Когда обнаженная кожа покрылась мурашками, Айри повернула голову. Пусто. Но пустота почему-то лишь развеселила княжну. Улыбнулась. Руки нащупали почти сползшую на пол простыню. Айри бесшумно соскочила с кровати, завернувшись в гладкую ткань.
   Левмир сидел на полу в одних штанах, подтянув колени к груди. Взгляд его прикован к огромной луне, глядящей сквозь дверь лоджии. Айри села рядом, опустила голову на плечо Левмиру. Закрыв глаза, она улыбалась ветру, что поигрывал растрепавшимися волосами.
   Левмир хотел что-то сказать, Айри чувствовала его порывы и замирала в страхе. Неужели заговорит? Неужели разрушит эту единственную светлую ночь за всю жизнь?
   Он только вздохнул. Обнял Айри за талию, прижал к себе. Другой рукой стиснул ее ладони.
   Айри задремала, а когда снова открыла глаза, луна стала маленькой и бледной.
   -- Три дня, -- прошептала Айри.
   В ответ он лишь крепче сжал ее пальцы.
   Из коридора послышалось покашливание. В дверь поскреблись.
   -- Господин Левмир, к вам поднимается князь. -- Громкий шепот Рикеси. -- Он сейчас споткнется, но это ненадолго.
   Зашуршали удаляющиеся шаги. Айри подняла голову, встретилась взглядом с Левмиром. Он наклонился к ней первым. Поцелуй получился быстрым и легким, как пушинка на ветру. Айри не стала портить это чувство. Вскочила, подняла платье с пола. Левмир улыбнулся, проводив взглядом упорхнувший с лоджии край простыни. А мгновение спустя раздался стук в дверь.

***

   Спускаясь вслед за князем, Левмир остановил сердце, и стало легче. Теперь не нужно прятать румянец, ежесекундно обонять нежный запах Айри, перемешавшийся с его собственным, вспоминать вкус ее крови. Шаг стал тверже, рука, легшая на перила, не дрожала.
   -- Господа! -- провозгласил Торатис, открыв двери в зал, которого Левмир еще не видел. -- Представляю вам юношу, о котором мы беседовали. Левмир с Запада, рожденный в деревне Сатвир.
   Левмир остановился, рассматривая огромное круглое помещение, освещенное люстрой размером с упомянутый Сатвир. Посредине накрыт стол, но закуски, похоже, никого не интересовали. Только что слышался гул взволнованных голосов, а теперь -- тишина. Десятки пар глаз смотрели на Левмира -- оценивающе, с сомнением.
   Левмир быстро выделил в толпе вооруженных людей лысого здоровяка с торчащим из головы хвостом. Его взгляд особенно неприятен. Рядом с ним кто-то, показавшийся знакомым. Так ли уж много знакомцев на Востоке? Левмир перебрал все случайные встречи и вспомнил. Да, в прошлый раз лицо наполовину скрывалось шлемом, но сомневаться не приходится. Бинвир.
   Эмарис, сложив руки на груди, стоял у стены, и Левмир, заметив его, тут же отвернулся. Вот уж кому не хочется смотреть в глаза.
   -- Как же я счастлив приветствовать сильного воина, о подвигах которого складывают легенды незамужние красавицы! -- заговорил "хвостатый". Приторный голос звучал противно. К тому же он приближался, и Левмир почувствовал опасность. Маленькую, смешную, но -- опасность. А еще понял, как удобно быть вампиром. Ведь, что бы тебя ни мучило, это легко топится в крови. Хотя бы в мыслях о ней.
   -- Позвольте, я представлю себя сам! -- "Хвостатый" начал кланяться, подходя все ближе. -- Князь Абайат, сосед и дорогой друг князя Торатиса. Владелец...
   Представление оборвалось выпадом. Должно быть, для людей рука Абайата с кинжалом двигалась стремительно. Левмир же успел удивиться и подумать, стоит ли реагировать на шутку. Лишь потом пришла злость, алая пелена застила глаза.
   Захватить, выкрутить руку -- кажется, чему-то такому когда-то учил Ратканон, и тело сейчас вспоминает полезный прием. Полезный лишь потому, что иначе самозащита закончится убийством.
   Абайат вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли. Кинжал беззвучно упал на ковер.
   Левмир, заломив руку князя за спину, склонился над его шеей, клыки коснулись кожи...
   -- Остановись и отпусти.
   Холодному и властному голосу трудно не подчиниться. Левмир поднял голову и встретил стальной взгляд Эмариса. Однако Река сдаваться не собиралась.
   -- Он пытался убить меня, -- прошипела она устами Левмира. -- Человек!
   -- Он испытал тебя, и теперь все видят, что таких, как я, может быть много. Отпусти. Левмир, я к тебе обращаюсь.
   Пальцы разжались, Абайат ускользнул, успев подхватить с пола кинжал. Похоже, князя нисколько не смутило унизительное положение, в котором он успел побывать.
   -- Мальчишка отразил "укус гадюки"! -- воскликнул он, и зал вновь загудел восторженным гомоном.
   Эмарис подошел, встал напротив Левмира, глядя ему в глаза.
   -- Запусти-ка сердце.
   -- Не хочу.
   -- Я спросил, чего ты хочешь?
   Левмир едва сдержался. Попытаться схлестнуться с Эмарисом означало снова позволить Реке выйти из берегов. Пришлось подчиниться.
   Запах, от которого он бежал, проник в ноздри, щеки покраснели, и Левмир опустил взгляд.
   -- Тебе обязательно тут стоять? -- спросил он.
   -- Да. Я хочу посмотреть тебе в глаза.
   -- Не сейчас.
   -- Тяжело?
   -- Тяжело.
   -- Могу облегчить тяжесть.
   -- Вряд ли ты...
   Кулак Эмариса врезался в живот с такой силой, что Левмира подбросило на месте. Он ударился спиной о запертую дверь. Внутренности подпрыгнули, изо рта хлынула кровь.
   -- Ну как ты? Легче? -- Эмарис склонился над согнувшимся в три погибели Левмиром, положил руку ему на плечо.
   -- Немного, -- просипел Левмир.
   Как ни странно, ему действительно стало легче. Даже смог посмотреть Эмарису в глаза.
   -- Вот и хорошо. Еще одна такая выходка -- и ты забываешь о моей дочери навсегда. Я могу рассчитывать, что ты понял, о чем речь?
   "Как он узнал? -- мысленно завопил Левмир. -- Неужели у меня на лице все написано?"
   Тут же замелькали суматошные мысли об Айри. Как теперь с ней быть? Как поведет себя она? Что скажет отцу? Чего ждет? Айри, Айри, Айри...
   -- Не переживай так, малыш. -- Эмарис похлопал его по щеке. -- Папочка за тобой присмотрит.
   -- Эй, старый вампир! -- воскликнул Абайат. -- Не обижай мальчишку, я ведь сам напросился.
   -- Все в порядке, князь, -- откликнулся Эмарис, не сводя глаз с Левмира. -- Ему не повредит твердая рука. Деревенские ребята другого языка не понимают.
   Левмир вытер кровь рукавом прежде чем вспомнил о лежащем в кармане платке. Ну да, насчет деревенских ребят с Эмарисом лучше не спорить...
   -- Что тут происходит? -- спросил Левмир, осторожно выпрямляясь. Внутренности постепенно приходили в норму.
   -- Мы задержимся еще на недельку-другую. Нужно обойти всех восточных князей и либо убить их, либо убедить отправиться на Запад. Трое, считая с Торатисом, согласны. С остальными может сложиться иначе. Беда в том, что не у всех есть дочери твоего возраста...
   У Левмира перехватило дыхание. Он смотрел на Эмариса широко раскрытыми глазами и не мог найти слов. Последняя фраза пролетела мимо ушей -- может, и к лучшему.
   -- То есть... Получилось?
   -- Этот вопрос ты княжне задай, при встрече.
   -- Эмарис! -- Крикнул Левмир, но взгляд отвел. Щеки снова заполыхали нестерпимым жаром.
   -- И ты еще на меня орешь? Ты? На меня?
   Левмир страшным усилием усмирил гнев и гордыню, так не к месту поднявшиеся в груди.
   -- Извини, -- прошептал он. -- Спасибо.
   -- О, тебе еще рано меня благодарить, -- сказал Эмарис, и, хотя голос его звучал все так же холодно, в нем прорезались мирные нотки. -- Я не сделал еще для тебя самого важного.
   -- Чего?
   От удара в грудь ощутимо хрустнули ребра. В этот раз Левмир вылетел из зала вместе с дверью и еле успел повернуть голову на бок, чтобы не захлебнуться очередным потоком крови.
   -- Приношу извинения за погром! -- услышал он веселый голос Эмариса. -- Но в наше время воспитывать детей иначе, право, не получается. Особенно касается мальчишек.
   В ответ раздался дружный хохот.
   Юг
   -- Говори! -- Варт подтолкнул в спину Матука, лучшего стрелка.
   Тот засмущался. Его ответа ждали партизаны, барачники, заключенные, вампиры -- все, кроме одного. Сардат опустился на колени перед бездыханным телом Милашки.
   -- Да чего говорить? -- забубнил Матук. -- Ну, приказал... Ну, ты же и приказал -- присмотреть за ней, значит. Я и поглядывал. И как увидел, что этот пришел -- сразу, с докладом...
   -- Что увидел? -- не отставал Варт. -- Кто пришел? Толком говори, тут народ недоумевает.
   -- Этот, Сардат, к ней пришел. И давай кровь сосать. Она вроде сама разрешила. Ну, они там говорили сперва, я не понял толком. И вот, он только ей в шею вцепился, так я сразу -- доложить.
   Варт обвел собравшихся людей победоносным взглядом. Наконец-то на их лицах появлялись страх, презрение, разочарование. От кислой рожи Рэнта Варт поспешил отвернуться. Зато, встретив взгляд Аммита, демонстративно округлил глаза: видишь, мол, какие дела.
   На Аммита посмотрели сразу все. Тот, ощутив внимание, всплеснул руками:
   -- Ничего себе, новость! Вампир человека убил! Слыхано ли дело? А я тут, кстати, на днях белку видел. Рыжая такая, пушистая. Нет, вы только представьте: в лесу -- и белка! В голове не укладывается. Да что не так с этим миром?
   Качая головой и продолжая бормотать, Аммит отошел в сторонку. Десятки взглядов безмолвно переместились от него к Сардату. А тот, стоя на коленях над безжизненным телом, казалось, не замечал ничего. Ни того, как некоторые барачники перехватили поудобнее оружие; ни того, как Сиера сделала крошечный шаг к нему; ни того, как Варт, устав сигналить глазами, тайком бросил шишкой в Рэнта.
   -- Что ж ты так-то, командир, -- пробубнил баронет. -- Ну подумай-ка -- отшила баба. Так уж сразу убивать?
   -- А ты-то знаешь чего? -- встрепенулся Варт.
   -- Да уж знаю...
   -- Говори!
   Ни Сардат, ни Сиера не слушали, как Рэнт, запинаясь, бормочет заготовленную чушь. Сиера, затаив дыхание, смотрела, как пальцы Сардата стиснули запястье Милашки, потом переместились на шею и вздрогнули.
   -- Что для этого нужно? -- тихо спросил он. Так тихо, что слышать мог лишь вампир, стоящий рядом.
   -- Просто кровь, -- прошептала в ответ Сиера. -- Могу... Могу я. -- Голос ее дрогнул.
   Сардат достал нож.
   -- Могу я, правда, -- еще тише сказала Сиера. -- Если она для тебя...
   -- Нравится себя наказывать? -- Сардат полоснул по запястью. -- Тогда признай, что тебе есть, зачем жить.
   Все смотрели на Рэнта, который, захлебываясь, рассказывал о том, как Сардат всю дорогу клеился к Милашке, а она его чуть ли не копьем гоняла. Сочинять Рэнт любил и сейчас так вошел во вкус, что некоторые уже посмеивались, а Варт вновь без толку пучил глаза. Так никто и не заметил капель крови, упавших на посиневшие губы Милашки. Никто не услышал шепота Сиеры: "Только если она сама захочет".
   Губы приоткрылись, пересохший язык медленно скользнул по ним.
   -- Вы что тут устроили? -- Растолкав людей, к Сардату бросился Аммит, но путь ему заступила Сиера. Осекся и замолчал Рэнт.
   -- Ой-ой! -- воскликнул женский голос. -- Она оживает!
   Люди отпрянули. Только партизаны да смертники остались на месте. Эти и не такого в жизни насмотреться успели.
   Напряглись, вцепились в землю руки Милашки. Дрогнули веки, приоткрылись, явив черные с красным глаза. Они тут же посветлели, стали обычными.
   Несколько секунд она молча смотрела в небо, пытаясь понять, что с ней произошло. Потом глубоко вдохнула, и трое вампиров ощутили, как перестало биться ее сердце.
   -- Вы, мрази, хоть что-нибудь можете в дерьмо не превратить? -- простонала Милашка. -- И как я теперь своим на Той Стороне в глаза посмотрю?
   -- А ты не торопись туда, -- усмехнулся Сардат. -- Прости. Прости, я ничего другого не мог сделать. Из-за меня...
   -- Нет. -- Она рывком встала, вскочила на ноги, сжимая копье. -- Не из-за тебя, мальчик.
   Перед ней отступили Сиера и Аммит, молча смотрели, как женщина подходит к Рэнту. А тот побледнел, попятился.
   -- Хорошо покушал, скотина? -- Наконечник копья точно уставился в сердце.
   -- Ты чего делаешь? -- Варт шагнул к своей бывшей подопечной. -- А ну, уймись, а то...
   Быстрым ударом древка Милашка подбила ему колени, пинком бросила на землю.
   -- А ну-ка все сюда! -- заорала она, обернувшись к барачникам. -- Не бойтесь, я -- вампир, вы такое уже видели.
   Из-за деревьев робко полезли заинтересованные лежащим на спине партизанским командиром мужчины и женщины.
   -- Вот этот человек, -- громко сказала Милашка, -- приказал тому недоделку, -- показала на Рэнта, -- меня прикончить, чтобы свалить вину на Сардата. Одного не учел -- придурок хрен от пальца не отличает, не то что живого от мертвого. И вы тоже слушайте! -- Она окинула взглядом изумленный партизанский отряд. -- Вот так этот скот от своих избавляется, чтобы власть себе вернуть.
   -- Я не за-ради власти! -- заверещал Варт, пытаясь отползти от копья. -- Просто чего они все ему в рот смотрят? На смерть ведь тащит, а они...
   Сухие хлопки привлекли всеобщее внимание. Хлопал в ладоши Аммит.
   -- Великолепно! -- провозгласил он. -- Просто потрясающе. Наконец-то хоть до одного дошло, что тут в действительности происходит. Жаль только, что для всех он навеки останется предателем и подонком. Не грусти, Варт. Старина Аммит не забудет твоей выдающейся смекалки. А теперь давайте выясним, кто у нас новый никому не нужный командир, и поторопимся в путь. Если будем бежать достаточно быстро, то, может, доживем хотя бы до рассвета.
   Милашка опустила копье, посмотрела на Сардата.
   -- Это чувство... -- Она повела плечами.
   -- Да, -- кивнул Сардат. -- Нас нашли.
   Он бросил спокойный взгляд на Варта, потом -- на Рэнта.
   -- Две минуты на сборы! -- крикнул, обращаясь к людям. -- Коней с поклажей бросаем. Привала не будет до рассвета.
   Мгновение стояла тишина, потом все засуетились. Милашка выпустила Варта, и тот метнулся было к своим, с объяснениями, но тут же отлетел в сторону, держа рукой разбитые губы. Рэнт, понурившись, стоял поодаль. Аммит, придав лицу торжественное выражение, подошел к Милашке.
   -- Я -- перворожденный, -- сказал он. -- Могу назвать твое истинное имя, которое...
   -- А пошло оно, -- отмахнулась копьем Милашка. -- Вот зараза... Эти теперь от меня нос воротить будут. Ну и что мне, с вами, что ли, дружить?
   -- Потерпи уж сутки как-нибудь, -- буркнул обиженный Аммит.
   Глава 25
   Запад
   Арека в этот раз проснулась с первыми лучами солнца. Накануне, после сожжения картины, Атсама стала молчаливой и, покончив с ужином, сразу удалилась к себе. Арека тоже вернулась в библиотеку, где, немного почитав, отложила книжку, ставшую слишком жуткой для ночи. Когда улеглась в мягкую постель, задула свечу, снаружи потекли мягкие, чарующие звуки свирели. Все тяжелые мысли пропали, и Арека быстро уснула.
   Утро выдалось хмурым, но пока без дождя. Вчерашняя грязь подсохла. Арека, надев туфли, решилась выйти. Баронет Баркл опять следовал за нею, но сегодня усмехался еще более гнусно, чем вчера. Арека решила, что до него дошли слухи о вчерашней вспышке повелительницы. Должно быть, решил, что Арека теперь в опале.
   На улице дул прохладный ветерок, и Арека плотнее укуталась в шаль, накинутую поверх бело-сиреневого платья. У нее были только платья, никакой другой одежды. Эрлот не видел смысла одевать игрушку в простые и практичные вещи. Придерживая раздуваемый ветром подол, Арека думала, что можно попробовать решить эту проблему через Атсаму, если она, кончено, соизволит оттаять к вечеру. Еще до света герцогиня снова улетела вершить государственные дела.
   Бараки пустовали, людей выгнали в поля. Деревенская жизнь потускнела в памяти, но Арека все равно не понимала, что такая орава людей делает там среди лета. Спросила Баркла.
   -- Какие полют, -- сказал он. -- Других на охоту, третьих рыбу ловить. Людёв нельзя без дела надолго оставлять -- дуреют.
   Кивнув, Арека продолжила путь. За ворота выходить не хотелось, там стеной стоял лес. Лес, окружавший родной Сатвир, которого, говорят, и нет уже вовсе.
   Арека вспомнила брата и улыбнулась. Какой он был здоровый, сильный, а сам -- как ребенок. Обидчивый, шебутной. Арека нередко при нем чувствовала себя старшей. Как и в ту ночь, когда он визжал и плакал, а она не нашла силы издать ни звука. Только глаза закрыла, когда началась казнь. Как он теперь? Жив ли?..
   Медленно шагая вдоль стены дома, Арека смотрела под ноги, пока странное чувство не заставило поднять голову. Мимолетное узнавание, которого не понять, не объяснить. Даже с закрытыми глазами это место она бы отличила. Да вот и окно той самой каморки, где нашлась злополучная картина.
   Мальчик сидел на скамье, глядя в небо. Маленький, невзрачный, как воробышек. Волосы растрепаны, а тело так напряжено, словно вот-вот он сорвется с места, спасаясь от чего-то, или что-то преследуя. Только стоящие рядом костыли будто смеются над его собранностью.
   -- Он остается один? -- шепотом спросила Арека.
   -- Ага, -- кивнул Баркл. -- С него все равно толку никакого. Только дудеть и могёт.
   -- А ты сам-то что умеешь?
   Не дожидаясь глупого ответа, Арека пошла к мальчику. На полпути колени задрожали. Арека собиралась заговорить с человеком впервые после смерти Акры. Три года ее окружали одни бессмертные вампиры. Или Вечные, как называли себя они.
   -- Привет. -- Арека постояла молча, но мальчик продолжал смотреть в небо.
   -- Как тебя зовут?
   Тишина. Как будто вздохнул, и только. Арека нахмурилась.
   -- Ну и не говори. Я просто сказать хотела, что мне понравилась твоя музыка. Очень красиво. Она... как будто светится. Вот и все.
   Арека сделала шаг в сторону, отвернулась, когда ушей ее достиг тихий, сильный голос:
   -- Спасибо.
   Арека развернулась. Он все так же сидел, глядя в небо, ничего не изменилось. Но "спасибо" явно сказал он.
   Арека вернулась к скамье.
   -- Я сяду?
   Спустя вечность молчания приятный голос раздался вновь:
   -- Я здесь не хозяин.
   Вперед выступил Баркл. Легонько толкнув калеку в плечо, рыкнул:
   -- Вежливо разговаривай! Перед тобой тут гостья повелительницы, если что, распинается.
   -- Баркл, пошел вон! -- вскричала Арека и попыталась оттолкнуть баронета. Но это ей не удалось бы, даже будь он человеком.
   -- Не уважаешь ее -- не уважаешь повелительницу, -- продолжал Баркл, невзирая на потуги Ареки. -- Не уважаешь повелительницу -- подыхаешь. Понял?
   Арека со страхом смотрела на мальчика, ожидая слез или мольбы. Мальчик... Назвав его так, Арека забыла, что он ровесник ей, если не старше.
   Мальчик опустил голову. Светло-голубые глаза сияли улыбкой, глядя на Ареку.
   -- Простите великодушно, -- заговорил мальчик, кивком обозначив поклон. -- Коли уж вы -- гостья повелительницы, так можете сидеть, где вам угодно, и только сделаете мне честь, насколько вообще это слово применимо к людям.
   -- То-то же, -- проворчал Баркл и отошел к дому, нанося размашистые удары невидимой жертве.
   Арека села рядом с мальчиком. Он смотрел на нее, улыбаясь такой светлой улыбкой, что не ответить на нее невозможно.
   -- Желаете со мной говорить? -- Голос звучал дружелюбно, только Арека отчего-то поежилась.
   -- Как тебя зовут? -- спросила она.
   -- Никто меня не зовет, я никому не нужен.
   -- Ну, тогда как твое имя?
   -- Как вам будет угодно. Любое имя. Зовите Ратканоном, Барклом, Эмарисом или Левмиром, если пожелаете.
   -- Почему ты назвал последнее имя? -- быстро спросила Арека.
   -- Потому что вы искали человека с таким именем. Если пожелаете, я буду им.
   -- Я другого человека искала, -- шепотом ответила Арека.
   -- Почему же вы думаете, что он такой же? Каждый миг человек меняется, а вы преследуете тень отражения миража. Тот Левмир уже совсем иной, а я... Быть может, я лучше него. Попробуйте называть меня Левмиром, и если это принесет вам радость, я буду счастлив.
   Что за чушь он городит? Или знает что-то? Смотрит все так же, с улыбкой.
   -- Я называю тебя -- Мальчик, -- сказала Арека.
   -- Прекрасное имя, поношу и его, пока не истреплется.
   Арека задумалась, и мальчик поднял взгляд к небу. Улыбка исчезла, лицо приняло серьезное выражение.
   -- Мне не больно. -- Арека коснулась пальцами груди, там, где слабо трепыхалось сердце. Мальчик повернулся к ней, быстро, будто маску, натягивая улыбку.
   -- Ты ведь хотел причинить мне боль, -- продолжала Арека. -- Ты ненавидишь меня. Не спрашиваю, за что. Просто, если захочешь ударить, меть в другое место.
   Она встала, пошла к дому. Баркл, поджидавший ее, повернулся спиной, готовый идти. Арека глотала слезы. Нет, имя не причинило ей боли, Атсама заставила ее стать сильнее чувства. Но страшное презрение в глазах мальчика ужалило в самое сердце. Если он понял это, у него есть оружие.
   -- Эй, гостья повелительницы! -- нагнал Ареку веселый голос. Обернулась. Мальчик, улыбаясь, махал рукой, но смотрел в небо. -- Приходи, когда будет свирель. Обещаю не бить.
   Арека кивнула. Две слезинки, не удержавшись, выкатились из глаз, прочертили мокрые полосы по щекам.
   -- Приду. Обязательно приду! А почему ты смотришь на небо?
   Мальчик обратил на нее удивленный взгляд.
   -- Жду, когда солнце взойдет.
   -- Так взошло ведь, -- рассмеялась Арека. -- Тучи просто, не видать.
   -- Нет! -- рассмеялся в ответ мальчик. -- Не это, другое. Когда взойдет Солнце, ты поймешь. Только поздно будет.
   Север
   Проснувшись, Ирабиль полежала немного, глядя в окно на сереющее утро. Улыбнулась. Кастилос еще спал, и пришлось выбираться из своего угла тихо, осторожно. Наконец-то повзрослевшее тело начинало слушаться, становится таким же легким и ловким, как всегда. Пусть всего лишь человеческое, но уже привычное.
   Принцесса Ирабиль приняла холодный душ -- вода не успела прогреться. Ледяные струйки, вопреки ожиданиям, не напомнили ужасов перехода через снежную пустыню. Алая Река и ее испытания меркли в памяти. Как и многое другое.
   Закутавшись в пушистое полотенце, И сидела в комнате перед открытым окном, ожидая, пока высохнут волосы. Снова и снова пыталась вспомнить лицо единственного человека, жизнь которого имела значение, и не могла. Мальчишеское лицо иногда мелькало в воображении, но тут же исчезало, оставались лишь глаза, исполненные солнечного света. Плюнув на все, И всмотрелась в эти воображаемые глаза и улыбнулась.
   "Все будет хорошо, -- думала она. -- Он придет. Война прогремит где-то там, далеко. Может, мне и увидеть ее не придется. Конечно, не придется! Что от меня там толку? Я не воин и не вампир даже".
   "Ты -- дракон", -- прошелестел знакомый голос в голове.
   -- Левмир? -- встрепенулась принцесса.
   "Ты -- дракон. -- Голос таял, но слова еще различимы. Ирабиль жадно вслушивалась. -- Ты гораздо сильнее, чем я. И ты все выдержишь".
   -- Что выдержу? -- прошептала Ирабиль.
   -- Одевайся!
   Принцесса вздрогнула. Кастилос отбросил одеяло и тут же оказался на ногах. Он спал в одежде, и сейчас быстро приматывал на спину меч императора.
   -- Быстрее, у нас меньше минуты, -- сказал он, заметив, что принцесса не двигается. -- Думал, успеем поговорить. Сейчас тебя арестуют.
   -- Что? -- Только потянувшаяся за блузкой, И вновь замерла, стоя у кровати. -- Кто? За что?
   -- Одевайся быстро! -- рявкнул Кастилос.
   Теперь она слышала крики, доносящиеся снизу. Сердце затрепетало. Схватив одежду, И опрометью бросилась в ванную. Одеяло полетело на выложенный гладкой плиткой пол. Торопясь, натянула одежду на влажное тело. Застегивая последнюю пуговичку, услышала, как в комнате выбили дверь.
   -- Стоять! -- завизжал кто-то мерзким голосом. -- Стой, тварь! Именем графа Ливирро, вы арестованы за... Ах, урод. Вы двое -- за ним! Ты -- стой, где-то должна быть девчонка.
   -- Похоже, в душе. -- Голос раздался рядом с дверью. Принцесса отступила на шаг. Огляделась в поисках оружия. Тщетно. Сабля осталась под кроватью, и все, что она могла -- запустить во врага кусочком мыла.
   В дверь постучали.
   -- Простите, что прерываю, -- заговорил тот, второй голос. -- Вы одеты?
   Окинув себя критическим взглядом, И кивнула:
   -- Да. А кто вы?
   -- Гвардия графа.
   -- Да чего ты с ней разговариваешь? -- взвизгнул первый. -- Дверь вынес, и все.
   -- Я выхожу, -- поспешила сказать Ирабиль.
   Она потянула дверь на себя. В комнате небольшой погром, кровати сдвинуты, стол и одно из кресел упали. Рядом с ванной стоял молодой не то человек, не то вампир. Аккуратно постриженный, с добрым выражением лица. Другой, тот, что визжал, стоял посередине комнаты, гневно глядя в окно. Отвратительно жирный, лицо перекошено, длинные волосы безобразно облепили потные щеки.
   -- Госпожа Ирия, если не ошибаюсь? -- Добрый улыбнулся и протянул руку. -- Прошу прощения за неудобства, но нам придется взять вас под стражу до тех пор, пока не поймаем вашего брата.
   -- Да-да, представь, он тебя бросил! -- повернулся к ней визгливый. -- Даже не попытался спасти. Выскочил в окно и был таков. Но ничего! Когда по городу объявят награду...
   -- Скинтер, замолчи, -- мягко сказал добрый. -- Ты здесь для того чтобы наблюдать, а не для того чтобы визжать. Побереги силы.
   -- Говори-ка со мной вежливо, -- погрозил пальцем Скинтер. -- Если граф узнает...
   -- Если граф узнает, что начальник гвардии не может без отдыха взбежать на второй этаж, он тебя лично на четыре части порвет. Глядишь, выйдет четыре расторопных служаки. Предъявляй обвинение и поехали.
   Скинтер подошел к принцессе и, дыша ей в лицо смесью перегара и гниющих остатков еды, протявкал:
   -- Вы арестованы по обвинению в покушении на убийство Роткира, фаворита графа Ливирро. А также за попытку ложно обвинить в вышеуказанном деянии барона Ринтера, ставленника нашего великого короля.
   -- Да продлятся вечность его дни на троне, -- усмехнулся оставшийся пока безымянным Добряк.

***

   Добряк оказался вампиром, а визгливый толстяк -- человеком. Первое И поняла, когда холодные пальцы коснулись ее запястий, надевая наручники. Второе было очевидно сразу. Ни один вампир не доведет себя до такого состояния.
   Наручники тянули руки вниз и чуть не падали с тонких ладоней. Из какой-то непонятной покорности Ирабиль слегка расставила пальцы, чтобы удержать увесистые браслеты. Добряк не мог не заметить, но ничего не сказал, а визгун и вовсе не обращал внимания на процедуру.
   Принцессу вывели на улицу. Ирабиль опустила голову, чувствуя стыд и подступающие слезы. Метрдотель проводил преступницу презрительным взглядом. Уборщица, стоявшая рядом, что-то шепнула.
   -- Ну а откуда, по-твоему, у них деньги на такой номер? -- фыркнул метрдотель. -- Ясное дело...
   Хотелось остановиться и заплакать, но добряк подтолкнул в спину.
   -- Не слушай, -- прозвучал его голос. -- Знаешь правду сама -- и хватит.
   -- Ты ее поцелуй еще! -- взвизгнул Скинтер.
   -- Могу тебя поцеловать, -- предложил добряк.
   Визгун не ответил.
   У входа притаился окованный железом экипаж. При виде его И охватила дрожь. Давнее воспоминание змеей скользнуло в душу. Однажды она видела похожий экипаж, и отец рассказал, кого и куда он везет. Тогда она смотрела вслед с осуждением и страхом.
   Визгун проявил заботу. Забежав вперед, открыл дверцу и с поклоном сделал приглашающий жест рукой. Как бы И ни боялась, толкать себя она больше не позволила. Лишь на миг задержалась, поставив ногу на подножку. Внутри тоже все обшито металлическими листами. Два сиденья, как в карете. Только нет окон, а на стенах красно-коричневые пятна. И нет задвижки на двери. Даже ручки нет.
   Добряк открыл дверцу в переднюю часть экипажа, с окнами и кожаными сиденьями, но задержался. Закусив губу, И прыгнула внутрь. Едва успела сесть на холодное железное сиденье, как дверь захлопнулась, настали тьма и тишина.
   -- Вот и прилетели, -- вздохнула принцесса, когда экипаж тронулся.
   Качаться в темноте на жестком сиденье было не очень приятно. Принцессу быстро затошнило, она сползла на пол. Лежа на спине и глядя вверх, воображала луну и звезды, мягкую траву. Левая ладонь скользила по полу, робко и без особой надежды. Но вот чьи-то пальцы накрыли ее, сжали... Испустив тяжелый вздох, принцесса как будто открыла другие глаза, и -- волшебная полянка, освещенная холодным лунным светом, и старое бревно, и приглушенный цокот копыт превратился в пение ручья.
   -- Ну и что ты натворил? -- прошептала И, глядя в глаза единственному родному существу в целом мире.
   -- Не знаю, -- улыбнулся он. -- Но ты -- здесь.
   -- Я всегда здесь. Где мне еще быть, -- проворчала И, пытаясь сдержать слезы, скрыть смущение. Бесполезно. От него ничего не спрятать. Он видит, как она плачет в глубине души, но не спросит. Потому что знает: гордая. И она ничего не скажет, потому что знает: слишком он далеко. Все слова теряют смысл. Не затем эта встреча, а чтобы укрепиться верой.
   Но они не одни здесь. Принцесса могла лишь позвать, а Левмир услышал и пришел тем путем, что оказался по силам. Теперь что-то металось меж ними, какой-то невидимый ощетинившийся сгусток силы. И эту силу они пьют поочередно, сотворяя свой мир. Здесь И снова была вампиром, забирала чужую жизнь. Жизнь по имени Айри. Жизнь, в которой давным-давно не было ничего светлого. Эта жизнь не хотела спасаться. Она с радостью отдавала всю себя, впитывая взамен чужую любовь, чужие поцелуи, объятия и слезы горечи и восторга.
   -- Возвращайся скорей, -- не выдержала И, когда умолк цокот копыт. Не журчит больше ручей, страшно открыть глаза. Но прикосновения все еще чувствуются. -- Я не смогу так долго.
   -- Я стараюсь, И. Дождись меня, слышишь? Дождись обязательно! Пусть даже Запад сгорит дотла -- я приду.
   -- Я дождусь, -- прошептала в темноту экипажа, под скрежет отодвигаемой снаружи задвижки.
   -- На выход, бегом! Чему радуешься, дура? -- провизжал мерзкий толстяк. Его передернуло при виде залитого слезами, но улыбающегося лица пленницы.
   -- Я не дура, -- сверкнула на него счастливыми глазами принцесса. -- Я -- дракон.
   -- Ага, конечно. Вылазь давай, расселась!
   Визгун не заметил, как И просунула ладошку обратно в "браслет".
   Стоило спрыгнуть на серые плиты, как подошел добряк. В руках у него такой же серый мешок.
   -- Это придется надеть на голову. Не оглядывайся, не надо.
   Прежде чем ткань скрыла дневной свет, принцесса успела заметить, что находится в странным образом пустынной части города. Здесь не было пристроек, не шатались праздные люди. Приземистые каменные домишки, чистые пустые улицы.
   Добряк повел ее, держа за локоть. Принцесса старалась поднимать ноги выше, но все равно то и дело спотыкалась. Необходимость растопыривать пальцы мешала сосредоточиться.
   Несколько раз повернули. Хлопали двери. Теперь, кажется, вокруг помещение. Кто-то подошел, сказал несколько тихих слов.
   -- Экипаж на пятой, -- ответил добряк. -- Гони скорее.
   -- Эй, а мы как? -- В голосе визгуна впервые мелькнул страх. -- И может мне кто-нибудь, наконец, объяснить, почему именно эти казематы?
   Снова пошли. Принцесса слышала шаги семенящего сзади визгуна.
   -- Слушай, ты теперь молчать решил? -- Кажется, он схватил за плечо добряка. -- Не надо выпендриваться, что ты вампир. Мне дана полная свобода управления гвардией, а ты -- всего лишь временное подкрепление. Так что быстро объясни, что творится? Мы прошли уже пять пустых казематов!
   -- Мы идем в самый дальний, -- пояснил добряк. -- Так распорядился граф. А тебе, к тому же, оказана высокая честь лично охранять заключенную.
   -- Что? -- Визг заметался в узком коридоре. -- Он думает, я соглашусь...
   -- Ну разумеется, нет, идиот, -- вздохнул добряк. -- Граф наивно полагал, что ты захочешь пожить на две минуты дольше, чем заслуживаешь. К сожалению, он ошибался.
   Вскрик, хрипение. Принцесса застыла на месте и слушала, как брякают звенья цепи, соединившие браслеты. Упало что-то тяжелое.
   -- Прошу прощения, мы почти пришли, -- прозвучал над ухом спокойный голос добряка.
   Шаг за шагом, становится холоднее. Вот с головы сорвали мешок. Ирабиль сощурилась, но свет не ударил в глаза. Света почти не было. Крошечное окошко под сводчатым потолком едва рассеивало тьму.
   -- Ожидайте.
   Прежде чем принцесса успела обернуться, тяжелая ржавая дверь захлопнулась. Ирабиль прижалась к ней спиной.
   Она оказалась в пустом помещении из серого гранита. Узкая лавочка у стены лишь подчеркивала удручающую пустоту. Принцесса содрогнулась -- холодно. Что же будет ночью?
   -- Если я простужусь и умру, то... Нет. Не простужусь и не умру. Прыгать буду.
   Подбадривая себя, она несколько раз подпрыгнула. Теплее не стало, зато заурчал желудок. Принцесса села на скамью и подперла кулаками подбородок.
   Перебирая в памяти события утра, она почти успокоилась. Кастилос не бросил бы ее без необходимости, и уж тем более не позволил бы посадить в тюрьму. Значит, скоро все разрешится. Надо только подождать.
   "А что если бросил? -- прошипел мерзкий голос мертвого визгуна. -- Нужна ты ему! Да он здесь застрял только из-за тебя. Платьишко ее высочеству, покушать, выспаться".
   -- Я ведь ничего этого не просила, -- шепнула И, глядя на птичье перышко на одной из гранитных плит.
   "Кастилос уже несется в Кармаигс, -- не унимался визгун. -- А ты сгниешь здесь. Про тебя уже все забыли".
   -- А вот и не сгнию, -- чуть громче сказала Ирабиль. -- Это ты сгниешь, а я живая.
   Она моргнула несколько раз, стряхивая слезы с ресниц. Все расплылось. Перышко поползло вверх вместе с плитой. Движение сопровождалось тихим скрежетом.
   Принцесса вскочила, отирая глаза рукавами. Плита с перышком отползла в сторону, а из открывшейся дыры высунулась рука с фонарем. Следом показалась голова.
   -- Ты? -- ахнула принцесса.
   -- Я, -- кивнул Роткир. -- И если нам суждено поцеловаться, то лучшего момента может и не быть.
   Запад
   В этот раз Атсама вернулась раньше -- алые полотна заката только начали устилать комнаты. Арека сидела в библиотеке, когда сквозь окно просочился туман, а миг спустя на застеленной кровати сидела Атсама.
   -- Еще немного, и я сойду с ума, -- заявила она, ослабляя завязки корсета. -- Эрлот за тысячу лет не рассчитается.
   -- Как ты превратилась? -- Арека с сомнением посмотрела на окрашенное алым небо. Атсама проследила за ее взглядом и вздрогнула.
   -- Забавно, что спросила, -- сказала она. -- В последнее время, кажется, Река становится сильнее.
   Лицо герцогини ожесточилось, но Арека отважилась задать еще один вопрос:
   -- Это из-за того, что собирается сделать господин? Расскажешь мне?
   Атсама покачала головой. Губы ее плотно сжались. Вампирша, что веками находила развлечение в убийствах и пытках, боялась сделать больно человеку.
   Арека захлопнула книгу.
   -- Ладно, -- вздохнула она. -- Идем ужинать.
   В обеденном зале Арека рассчитывала разговорить подругу, но ее застала неожиданность: кроме них двоих за столом сидели двое мужчин, широких в плечах и мускулистых. Атсама отнеслась к ним с тем же вниманием, что и к паре дополнительных стульев, на которых они сидели. Мужчины поднялись, когда герцогиня появилась в дверях, и сели, когда села она. Арека, пряча смущение, устроилась рядом с Атсамой и за молчаливым ужином то и дело перехватывала надменно-обиженные взгляды мужчин.
   -- Мои фавориты. -- Атсама бросила салфетку на пустую тарелку. -- С тех пор как ты здесь я не уделяю им внимания, потому и смотрят так, будто убить хотят. Да, милые? Ничего, сегодня мама о вас позаботится.
   -- Мы вовсе... -- начал мужчина неожиданно писклявым голосом, но Атсама перебила его:
   -- Тс-с-с-с! -- прошипела, закрыв глаза. -- Ты опять все забыл, Безымянный Раз? Бери пример с Безымянного Два, он молчит куда успешнее тебя. Еще одна оплошность, и я в самом деле лишу тебя языка.
   Арека исподлобья посмотрела на Безымянных Раз и Два. Искала на их лицах затаенную обиду, злобу, хотя бы печаль. Она бы расстроилась, заговори с ней господин в подобном тоне. Но лишь покорность и предвкушение светились в глазах людей.
   -- Идем. -- Атсама поднялась с места. -- У вас сегодня много работы.
   Арека вышла вслед за герцогиней, борясь с искушением оглянуться -- две пары глаз сверлили ей спину.
   В коридорах горели свечи. Арека так и не смогла понять, зажигают их слуги, или фитили вспыхивают, повинуясь огненной воле вампиров.
   Атсама остановилась у дверей своих покоев.
   -- Присоединишься?
   Арека посмотрела на нее, на ухмыляющихся безымянных фаворитов и отступила.
   -- Подумай, -- пожала плечами герцогиня. -- Я ведь буду рядом. Не беспокойся насчет господина, вампиры не столь щепетильны в мелочах, как люди.
   Арека, готовая ответить отказом, замерла с приоткрытым ртом.
   -- Сообразила? -- кивнула Атсама. -- Рано или поздно, но -- обязательно. Поэтому и предлагаю. Будешь знать, что предстоит.
   Насмешки в ее словах не было, лишь желание помочь, от которого Ареке стало плохо, голова закружилась.
   -- Благодарю, нет, -- прошептала она, раздавленная новым знанием об отношениях вампира и фаворита.
   -- Как угодно. -- Атсама толкнула двери и вошла в темную комнату. Безымянные шагнули следом.
   -- Спокойной ночи! -- донеслось оттуда, и двери захлопнулись.
   Чуть не бегом Арека вернулась в библиотеку, съежилась в кресле, спрятав пылающие щеки в ладонях.
   -- Не хочу так, -- прошептала в темноту, обращаясь к слабо светящемуся прямоугольнику окна.
   Арека затыкала уши пальцами, до последнего пытаясь укрыться от жуткого знания, что так вдруг, запросто обрушилось на нее. Несмотря на толстые стены, на то, что библиотека находилась у противоположного края круглого домика, она затыкала уши.
   Почему же раньше такая мысль не вызывала страха? Да и мысли-то не было! Просто когда господин касался ее, тело трепетало и тянулось навстречу. А теперь воспоминание об Эрлоте превратилось в кошмар. Что-то черное, чуждое, с вечной снисходительной улыбкой на тонких бледных губах.
   Ответ отыскался легко: яд господина слабел, вот уже который день Арека не ощущала, как его клыки пронзают кожу, не чувствовала головокружительного падения вверх и вниз одновременно. Она становилась человеком. Маленькой Арекой, трясущейся от страха, стоя на коленях перед телами отца, матери, бабушки.
   "А ты расцветешь дивным цветом, -- слышался голос того, кто принес в Сатвир смерть. -- Оставь ее мне, Атсама".
   Кулаки девушки сжались до хруста. Как могло истаять такое воспоминание? Что же это за память, если отбрасывает самое главное? Почему она называет лучшей подругой ту, что убила ее родителей?
   -- Не хочу так, -- прошипела Арека сквозь зубы. -- Не хочу!
   Отняла кулаки от лица, и ушей тотчас достигла музыка. Тихая нежная мелодия лилась в окно вместе с серебряным светом луны.
   "Приходи, когда будет свирель", -- вспомнила Арека. Но как она пойдет туда теперь, ощущая себя такой грязной? Можно ли выйти на свет, тая? в сердце столько тьмы?
   "Выходи ко мне, -- звала музыка. -- Тьма вокруг тебя, но не внутри. А ты лишь выйди ко мне, и пусть лунный свет омоет тебя, а мелодия осушит кожу, ведь в сердце твоем живет кусочек музыки. Ты слышишь, как он рвется навстречу?"
   Арека слышала. Сердце билось все быстрее, и она, не выдержав, соскочила с кресла. Утопая по щиколотку в мягком ковре, подбежала к окну, отворила. Музыка и теплый удушливый воздух ударили в лицо. Арека обернулась к двери, где оставались туфли -- словно в другой жизни. Слишком далеко, слишком долго. И вот, будто вернулось детство, она бесшумно взобралась на подоконник и спрыгнула на ту сторону.
   Шаг за шагом, стена дома медленно ползла по левую руку. Музыка все громче -- яркая, сияющая, переливается невероятными цветами, как на сгоревшей картине. Еще замедлив шаг, Арека, наконец, увидела людей, окруживших невидимого музыканта. Их не больше двух десятков, но многие смотрели из окон бараков. Эти первыми заметили ее, освещенную луной и мелодией. Что-то тревожное прокатилось по толпе. Люди оборачивались, отступали...
   "Пожалуйста, останьтесь!" -- мысленно умоляла Арека. Глаза наполнились слезами, бестолково сжимались и разжимались пальцы.
   Люди слышали. На мужских лицах, поросших щетиной, на женских, на детских Арека видела сочувствие. Как будто мелодия вывернула ей душу наизнанку, вывалила ее перед всеми этими людьми, не оставив ни одной потаенной мысли. Впервые со смерти Акры Арека не боялась показать себя настоящую, признать свою слабость. Вот лица исказились от набежавших слез, и Арека закрыла глаза. Глубоко дышала, позволяя мелодии проникнуть в грудь, разбежаться по телу, заполнить каждую венку.
   Мальчик продолжал играть. Каждый раз, когда он прерывался на миг, сердце Ареки замирало. Нет, не сейчас, музыку нельзя оборвать вот так! Но мальчик быстро вдыхал воздух, и волшебные звуки пронизывали ночь.
   Середина уступила место финалу. Все веселые нотки, переплетясь, обрели грозное звучание. Не в силах вдохнуть, Арека внимала истории, что рассказывала свирель. Страшной истории о том, как весь мир, затопленный кровью, озарил солнечный свет.
   Умолкла свирель. Молча расходились люди. Дождавшись, пока двор опустеет, Арека подошла к скамье. Мальчик сидел -- понурившийся, усталый, -- вертел в руке свирель. Увидев Ареку, он поднял голову и улыбнулся.
   -- Спасибо, -- сказала Арека и села рядом. Чуть ближе, чем в прошлый раз -- теперь она могла на такое отважиться.
   -- Я знал, что ты придешь, и для тебя играл, -- произнес мальчик.
   Арека потупила взгляд, не зная, что ответить на такое заявление.
   -- А мне показалось утром, что ты меня презираешь...
   -- Так и было утром.
   Непреклонная честность ответа неприятно царапнула сердце.
   -- А что изменилось?
   Мальчик с улыбкой осматривал свирель, поглаживая ее пальцами.
   -- Ты показала мне себя, и я тебя увидел. Я не слепой и никогда им не был. Я не менял дар видеть на бессмертье, как сделала моя сестра.
   Речь мальчика звучала не так, как днем -- ритмично, монотонно, и Арека тряхнула головой, отгоняя пелену сонного морока, наведенного ее звучанием.
   -- Твоя сестра -- вампир?
   Мальчик наклонил голову в знак согласия.
   -- Я видел все. И вместе мы могли дождаться восхода. Но она не верила моим словам. Клялась, что спасет меня... Но я-то видел, впереди -- огонь.
   Последнее слово он произнес резко, бросив пронзительный взгляд на Ареку. Горящие дома в Сатвире проскользнули в памяти, не оставив следа. Вместо них задержался объятый пламенем портрет принцессы Ирабиль.
   -- Бывают люди -- как тучи на небе, -- продолжал Мальчик. -- Их ветер несет, хмурые, черные. Но в просветах сияют люди, как звезды, они лишь и могут сиять.
   "Кто же ты?" -- слова эти остались невысказанными, но гремели в тишине, в его взгляде, в его улыбке.
   -- Я не умею сиять, -- прошептала Арека.
   Мальчик поднес к губам свирель и легонько подул, будто пробуя звук. Ареке вдруг захотелось сбежать. Рядом с этим хромым музыкантом она чувствовала себя горстью праха, а не человеком.
   -- Есть тот, для которого твой тихий свет загорится, как тысяча солнц. Но это не тот, которого ждешь. Тот выбрал гореть, разогнав темноту, как я, как она, как другие. Но только не ты, но только не тот, что однажды придет и поднимет тебя из развалин.
   Когда мальчик закончил говорить, будто две звездочки погасли у него в глазах. Наваждение рассеялось, и Арека нашла силы улыбнуться.
   -- Да кому я нужна?
   -- Мне, -- просто ответил Мальчик. -- Ему. И тысячам тех, что будут славить твое имя вечность.
   И, предупреждая расспросы, он заиграл другую мелодию. Все слилось в ней: и беззаботное детство, и глупая влюбленность, которую Эрлот раздул в иссушающую душу страсть, и нелепая надменность, и непреклонная служанка Акра, и тот вечер, когда она, стоя на вершине башни, смотрела вниз, и ревущий в ушах ветер, и удар -- сильный, но отчего-то не смертельный. Как наяву услышала Арека крик, в котором Атсама спрятала за яростью страх: "Тебе-то чего не хватает?"
   А мелодия понеслась дальше. Сквозь странную, неправильную дружбу и вплоть до сегодняшнего прозрения. Арека закрыла лицо руками, но не сумела сдержать слез.
   Отголоски мелодии еще таяли в звенящем тишиной ночном воздухе, когда Арека ощутила легкое прикосновение к плечу.
   -- Хорошие слезы, -- прошептал Мальчик. -- Однажды они потушат пожары и омоют раны. Плачь чаще. Об одном лишь прошу.
   Арека, вытерев глаза рукавом платья, посмотрела на мальчика.
   -- Не плачь, когда меня не станет.
   Глава 26
   Восток
   Люди в трущобах шарахались от одиноко бредущей фигуры в белом плаще. Затыкали рты и носы, старались обойти по широкой дуге. Ведь всем известно, что в белое облачаются больные скорбной болезнью.
   Двигаясь явно незнакомыми закоулками, фигура то и дело останавливалась, вертела головой, невидимой под белым капюшоном. Пыталась обратиться за помощью, но никто не спешил помогать прискорбнику. Зато удалось наслушаться обрывков разговоров.
   Люди в трущобах болтали без умолку. Некоторые, из тех, что старались вести честную жизнь, несмотря на пожирающую душу бедность, радостно смеялись и прославляли князя Торатиса, в одну ночь истребившего опостылевшую власть Алой Реки.
   "Они ведь и ко мне приходили, -- слышалось из окна покосившейся хибары. -- Да-да, представь, сам Преосвященство. Детей выкупить хотел. Я уж его послал повежливей, а он пригрозил, что скоро милостыню просить пойду. Сучий сын. И правда ведь, начальник давай придираться сразу, да покрикивать, того гляди уволит. Это что! Вот парень один живет, по девятой улице, так его три дня колотили, пока бумагу на сына не написал. И все, и до свидания".
   Но были и другие. Те, что жили грабежами и кражами, убийцы и насильники, отвернувшиеся от Солнца, вполголоса обсуждали новый приказ, с утра разнесенный глашатаями. Отныне запрещена вера в Алую Реку. Отныне каждый, разрезавший ладонь над чашей, подлежит казни на месте, без суда. Этих было мало, и говорили они тихо, но слова их звучали более веско.
   "Князь себе могилу вырыл, это точно. Река такого не прощает. Он ведь сам от Солнца отошел, назад нет пути. Подождем, пока приберет его, а там девчонка на трон сядет -- поглядим. С девчонкой-то проще".
   Слыша такие слова, человек в белом плаще улыбался. Но даже эти суровые люди, завидев его, плевались и переходили на другую сторону.
   Наконец, поиски увенчались успехом. Вот дом, подходящий под описания. Пустой, заколоченный, и запросто можно поверить, что в окнах его ночью пляшут привидения.
   Фигура приблизилась ко входу, толкнула повисшую на одной петле дверь. Засов выворочен с мясом, но внизу кто-то есть. Теплится огонек в конце лестницы в подвал. Нога в кожаном ботинке опустилась на ступеньку.
   -- Бесстрашные какие! -- доносилось снизу сквозь непрестанный грохот расшвыриваемых вещей, бряканье осколков. -- Думали, конец Мирунге? Пляшете, да празднуете? Сыночка в тюрьму упрятали и решили, что выпутались? Нет, милые, паутинка-то моя посложнее будет. Все в ней сдохнете!
   Человек в белом плаще спустился в разгромленную каморку. Порушены полки, перевернутый стол с одной отломанной ножкой валяется посередине, пол завален растоптанными сухими растениями, побиты все склянки и в воздухе стоит удушающий, немыслимый запах, от которого заслезились глаза. Неосторожно вдохнув, человек закашлялся.
   Мирунга метнула на гостя раздраженный взгляд.
   -- Чего скрипишь? Стул возьми там, да садись. Сколько вас, красавцев, осталось? Мечи-то есть?
   Оглядевшись, человек нашел в углу стул и, прислонив его к стене, чтобы не упал, уселся.
   -- Не боишься меня, старая? -- глухо спросил он.
   Мирунга расхохоталась.
   -- Тебя? Боюсь? Совсем от горя ополоумел, что ли? В белое рядишься, тени своей шарахаешься, а над старухой, ишь, крылья распустить решил? Да захочу -- угроблю тебя, дурака такого, пальцем не пошевелив.
   Человек отбросил капюшон, явив старухе юное лицо, не тронутое скорбной болезнью.
   -- Кроме меня -- еще пятнадцать осталось, -- сказал он. -- Что делать-то? Все на тебя только и молятся, но я один прийти решил.
   -- Смелый, да? -- рассеяно сказала старуха, разгребая мусор в другом углу. -- Погоди, у меня где-то здесь леденец был, слабящий -- награда тебе.
   -- Перестань потешаться!
   -- Перестань мне приказы отдавать! -- огрызнулась Мирунга. -- Просить пришел -- так проси, нечего храбреца строить. Храбро надо было дураков этих княжеских убивать ночью, а теперь поздно уж морду грозную строить. Иди вон, князюшке покайся, -- авось, простит.
   -- Ладно, -- поморщился человек. -- Чего делать-то? Мы думаем, девку надо похитить.
   -- Правильно думаете. Только не похитить, а убить. Вслед за ней и князюшка в могилку-то сойдет. А того, кто взамест него сядет, -- того мы уж обласкаем, да убедим. Да же?
   Человек покивал. Что ж, если Мирунга говорит убить -- значит, убить. Даже проще похищения.
   -- Пятнадцать, говоришь? Недурно. Всем говори, пусть готовятся. Выйдем в ночь Алой Бури, скоро уже. Никто не посмеет нос высунуть, я слух пущу, даже стражей во дворце не будет.
   -- А разве можно, в бурю-то? -- поежился человек.
   -- Мне все можно. -- Мирунга с кряхтением потянула за кольцо в полу и открыла маленький люк. -- Собери там еще барахла всякого побольше. Таких, кто за кусок хлеба зарежет, имени не спросит. Скажи, дворец грабить будем. Уразумел?
   Человек молча смотрел, как старуха достает из ниши в полу серую куколку и что-то вроде ниток. Нет, не нитки -- волосы. Длинная прядь черных волос. Ловкие пальцы туго обмотали куколку поперек туловища, затянули крепкий узел.
   -- Так-то тебе, маленькая, -- проскрипела Мирунга. -- Посмотрим, как теперь запоешь.

***

   Рикеси в очередной раз заблудилась, разыскивая в лабиринтах дворца неприметную лесенку на такую же неприметную, укрытую среди цветастых куполов, террасу. Когда же, наконец, толкнув нужную дверь, выбралась на воздух, зажмурилась от ярких лучей солнца и чихнула.
   -- Сказала?
   -- Все передала, слово в слово! -- заверила Рикеси невидимую пока госпожу. Девушка быстро моргала, стараясь скорее привыкнуть к свету, и уже различала силуэт, сидящий на каменном бортике. -- Вы там не боитесь? А ну как упадете?
   -- Не бо-юсь, -- почти пропела Айри.
   Наконец, разглядев госпожу, Рикеси опасливо приблизилась к мраморному бортику и посмотрела вниз. Далекий-далекий двор, по которому, будто мураши, ползают люди. Где-то там, должно быть, и Левмир, и Эмарис, и князь -- собираются, обсуждают что-то. Через час отплывут корабли с долгим посольством, оставив госпожу хозяйкой над княжеством.
   -- Страх, как высоко! -- отпрянула Рикеси.
   -- Что он сказал?
   Рикеси помолчала. В ее стройную картину мира никак не могло уложиться то, что происходило между госпожой Айри и господином Левмиром. Все эти прятки, переданные слова -- это раньше должно было быть, а теперь уж пора в открытую вместе ходить, да говорить без стеснения. Но вот, поди ж ты...
   -- Сказал, что все понимает, -- нехотя выдавила Рикеси. -- Сказал, что обязательно еще вернется. Говорит, очень вас любит и каждый день вспоминать будет...
   -- Последнее сама выдумала?
   -- Конечно. Пока блуждала, скучно было, вот я и...
   Айри вздохнула, пото?м, не выдержав, рассмеялась. Рикеси с улыбкой смотрела на нее. Как бы то ни было, а госпожа теперь куда веселее стала.
   -- Скоро хозяйствовать с тобой останемся, -- сказала Айри. -- Сделаем что-нибудь веселое? Может, налог какой отменим?
   -- Лучше бы не надо, -- серьезно отозвалась Рикеси. -- Князь вернется -- вам влетит.
   При упоминании о князе по лицу Айри скользнула тень.
   -- Князь вернется, Левмир уйдет -- я тоже уйду, -- сказала она. -- Напрашиваться не стану. Все уж сказано. Позовет -- уйду с ним, а нет -- уйду в трущобы. Ты со мной?
   -- А как же вы без меня, в трущобах-то? -- возмутилась Рикеси. -- Конечно, с вами! Денег-то возьмем, хоть немножко, на первое время? Я там домик один хороший знаю, комнату снять можно. Хозяйка добрая, хоть и покуривает чего не нужно. У ней прачечная, там всегда устроиться можно... Что с вами?
   Рикеси вцепилась в локоть побледневшей княжны.
   -- Так... Накатило что-то, -- прошептала Айри, прижимая ладонь к груди. -- Тяжко стало. Да ничего, пройдет, верно...
   Только в глазах княжны Рикеси прочитала другое. Айри знала, что с ней, и ничего не пройдет.
   -- Слезете все же? -- прошептала служанка. -- Страшно мне.
   Айри сползла на пол террасы и повалилась на Рикеси. Девушки медленно пошли к двери, и даже Рикеси не решалась больше ничего сказать. Страшное предчувствие разом смело? все солнечное и радостное из души, поселив там тьму.
   Юг
   -- Мы не заблудились? -- Сардат перекрикивал оглушающий шум дождя, разразившегося ближе к вечеру.
   -- Берем севернее, может, сбить удастся! -- закричала в ответ Сиера.
   Они вдвоем неслись впереди толпы, даже не представляя, сколько человек еще за ними следует. За весь день делали три коротких передышки, считали людей. В первый раз были все. Во второй недосчитались троих. В третий -- как отрезало целый десяток. Барачники, плюнув на все, оставались ждать новых хозяев. В основном -- те, кто тащил с собой детей.
   А теперь еще и дождь. Заливающий глаза, валящий с ног ливень, раскаты грома. Сколько людей просто заблудится, сбившись с пути? Скольких затопчут в суматохе? Сардат только зубами скрипнул. Было бы на кого надеяться...
   Впрочем, было. С наступлением дождя Милашка отстала и, судя по раздающемуся иногда голосу, успешно выполняла работу впавшего в немилость Варта. Как ни странно, порой доносился и басок Рэнта. Этот не бросал подопечных, несмотря ни на что, и Сардат мысленно сделал себе заметку: если дойдет до разборок, учесть этот момент.
   -- Иди! -- Сиера махнула рукой, отбросив с лица мокрые волосы. -- Ты там нужнее.
   -- Поклянись, что за себя до последнего биться будешь, -- потребовал Сардат.
   Она молчала минуту, потом Сардат почувствовал быстрое пожатие -- пальцы Сиеры коснулись его правой руки.
   -- Клянусь, -- сказала девушка.
   В то же мгновение Сардат исчез в темноте позади. Сиера продолжала бежать, иногда поднимая руку с красным огнем -- сигнал остальным. Они сильно сбились с курса, перескочили ручей, чего делать не следовало. Но все оказалось тщетным: холодок, сжимающий сердце, становился сильнее.
   "Так зачем бежать? -- подумала она, зажигая в очередной раз огонек. -- Если все равно бой принимать -- отчего бы не остановиться?"
   Но в боях она не разбиралась. А где-то сзади неслись партизаны, Сардат и, наверное, Аммит, который пока никак себя не проявил. Наверное, они знают, что делать и когда следует остановиться. Наверное, они решат. А ей остается лишь бежать...
   Укрепив волю этой мыслью, Сиера резко сменила курс, взяла восточнее, возвращаясь к прежнему направлению. Ярко заполыхал огонек на поднятой руке.

***

   Рэнт бежал последним, закинув на плечо мальчишку лет пяти от силы. Тот визжал и колотил вампира по спине. Поначалу Рэнт подумал, что ему мерещится, но нет -- сквозь гром и ливень, сквозь визги несколько раз отчетливо прозвучало: "Это ты Милашку убил, гад!"
   Рядом спиной вперед скакала мамаша ребенка. Она тянула руки и вопила проклятия. Когда, наконец, милостивая Река послала ей корень под ногу, и она, взмахнув руками, полетела наземь, Рэнт подхватил ее на другое плечо. Теперь ему орали в два уха и с двух сторон били.
   "Терпи, гад, -- мысленно приказал себе Рэнт. -- Отрабатывай".
   -- А ну, встал! -- рявкнул он, увидев впереди упавшего на карачки мужика.
   -- Не могу! -- застонал тот. -- Лучше помереть...
   -- На бегу помрешь, скотина ленивая!
   Прицельный пинок разом и поставил изнемогшего на ноги и придал нужное ускорение.
   В какой-то миг появился Сардат. Окинул взглядом Рэнта с его ношей и пропал. Рэнт оскалил клыки в темноту. Помоги Река этот кошмар пережить -- а с командиром еще поболтать придется. Прошлой ночью Рэнт, может, и не решился бы на предложенную Вартом подставу, если б не видел, как откуда-то из-за деревьев выходит злой, с горящими глазами, Сардат и поникшая, тихая и несчастная Сиера.
   -- Порву скота, -- прошипел Рэнт, и эта мысль добавила ему сил.

***

   Сардат метался среди людей, разыскивая Аммита. Кричать не хотел -- упаси Река, подумают еще, что он в чем-то не уверен.
   Рэнта обнаружил в хвосте, Варт плелся в стороне, вокруг него будто круг кто очертил. Милашка обнаружилась в самой гуще барачников -- на бегу умудрялась что-то объяснять мужчине, в котором Сардат признал того самого, которому еще там, на тракте, выдал копье.
   Аммита нигде не было. "Будешь искать меня взглядом, но не найдешь, потому что я буду далеко", -- вспомнил Сардат пророчество Учителя и сплюнул под ноги. Ничего, старый. Как-нибудь без тебя обойдемся.
   Впереди мигал огонек, и люди неслись за ним, будто мотыльки на свет.
   "Где лучше с ними биться? -- размышлял Сардат. -- В лесу -- неудобно, им тут каждое дерево -- укрывище. Чего проще -- стае летучих мышей в ветвях засесть. Поляну сыскать? Надо бы спросить Сиеру".
   Но уйти с каждым мигом становилось все сложнее. Вот рядом споткнулась и вскрикнула, падая, девушка, почти девчонка, и Сардат подхватил ее на руки.
   -- Детей держите! -- крикнул он. -- Чуть-чуть осталось!
   А чего -- чуть-чуть? Самому думать страшно.
   Вот впереди ударила молния, и что-то вспыхнуло -- дерево, не иначе. Раздался стон, будто человеческий, только громче в сто раз. Тут же огонек Сиеры вспыхнул левее -- она огибала пожар.
   Еще молния, снова в дерево, и опять метнулся огонек. После третьего удара Сардат понял: каким-то образом эти твари направляют молнии, заставляют Сиеру бежать... Куда?
   -- Аммит, сука! -- прорычал Сардат, торопясь вперед. Как же ему сейчас нужен этот старый циник, который всегда знает, что делать, пусть и готов на любые жертвы.
   -- Не бросишь меня? -- пискнула девчонка на руках, про которую Сардат уж позабыл.
   Ее тонкие ручонки вцепились ему в шею, в огромных глазах застыл ужас.
   -- Разве что покрасивше найду, -- подмигнул ей Сардат, стараясь не думать, насколько жутко это звучит и выглядит, учитывая полыхающие алым огнем глаза.
   Серая тень мелькнула сбоку и, прежде чем Сардат успел разглядеть волка, рядом с ним уже бежал Аммит. На краткий миг от сердца отлегло. Ровно до тех пор, пока Учитель не повернул к нему бледного лица и не крикнул:
   -- Забудь, о чем я говорил. Все куда хуже!

***

   Еще одна молния сразила дерево справа, и Сиера, воздев руку с горящим путеводным огнем, вновь изменила курс. Да, ее зажимали в тиски, заставляя бежать к единственному в этом лесу месту, которое она надеялась обойти. Да, одна она бы смогла ускользнуть, даже не меняя формы, но позади -- толпа людей, которые не сумеют все разминуться с огнем.
   Молнии, одна за другой, будто коридор очерчивают. Треск древесины, рев огня, надсадный шепот дождя. Мешающиеся в отвратительное зловоние запахи гари и сырости. И это бесконечное чувство холода. Они ближе. Они больше не склонят головы и не уйдут по ее слову. Они пришли убивать. И почему-то сейчас мысль о смерти пугает как никогда. Почему? Неужели умудрилась впустить в сердце всех тех, кто сейчас за ней несется? Или только одного...
   С очередным гигантским факелом Сиера разминулась в считанных шагах. Это, наверное, приказ остановиться. Но в сердце поднялась волна протеста. Нет уж, давайте до конца. Мертвый Яр, место, где ее народ сменил одну судьбу на другую. Сиера вспомнила, как ее водил сюда отец, как они стояли, глядя вниз, на постепенно покрывающуюся травой и подростом пустошь. Отец указывал едва различимые впадины и темные пятна, говорил: "Здесь изба стояла, а вон там -- сарай. Тут целый десяток сожгли. Видишь, пятно не зарастет никак?"
   Нет, сам он не застал бойни. Просто когда-то в детстве его привел сюда отец и все показал. А того приводил его отец. Это братику следовало стоять на краю Мертвого Яра, но братик стоять не мог, он остался дома, с мамой. А Сиера опять украла кусочек его судьбы. Не первый и, увы, не последний.
   -- Держи! -- Крик заставил ее отбросить воспоминания.
   Сиера повернула голову как раз вовремя, чтобы поймать цепь. Одну из тех, которыми сковал ее Аммит. Вторую держал Сардат.
   -- Оружие, -- сказал он, прежде чем исчезнуть во тьме.
   -- Мы сейчас упремся! -- выкрикнула Сиера.
   -- Тогда и станем! -- прозвучал далекий ответ.
   И она продолжала бежать, обогнув очередное горящее дерево, сжимая холодные звенья последней родственницы -- цепи на крови Модора.

***

   Саспий попрощался с жизнью сразу, как зашло солнце. Единственное, о чем еще молил Реку -- успеть бы убить хоть одного вампира. Несясь в толпе задыхающихся людей, сжимая у груди копье, он вновь и вновь шептал:
   -- Одному бы брюхо порвать. Хоть одному бы. Больше и не надо.
   Эти слова превратились в заклятие, произносимое на выдохе. Бездумно, постоянно, хрипло. Эх, знала бы мамаша, о чем в последние минуты сын умолять будет!
   -- Где один -- там и трое! -- в пугающей близости послышался женский голос. -- Мало просишь. Давай вместе. Я на десяток замахнулась.
   В очередной вспышке молнии Саспий узнал ту, кого партизаны прозвали Милашкой. Ту, что умерла сегодня утром, а потом восстала, приняв кровь вампира. До чего же весело она смотрит! И сама помолодела будто, теперь и впрямь -- милашка милашкой.
   Саспий споткнулся о корень и едва не полетел кувырком, но спутница его удержала.
   -- Осторожней! -- прикрикнула. -- Меня держись. И копье вот так сожми. Понял? Бить так будешь. Резко, быстро, сразу выдергивай, нечего пялиться.
   -- Ага, -- выдохнул Саспий, перехватив копье.
   Остатки страха куда-то подевались. Только жгучее нетерпение: ну где они уже, эти вампиры?

***

   Вопреки невысказанным ожиданиям Аммита, никто из бывших заключенных не отстал. Они бежали наравне со всеми, задыхались и бледнели, невесть откуда черпали силы. Некоторые понимали, что вышли за границу жизни, что сердца их бьются вопреки законам природы, и, чем бы ни закончилась битва, им только и остается что умереть, откашливая заполняющую легкие черную кровь. Умереть ночью, под дождем, в густом лесу, глядя в затянутое черными тучами небо. Можно ли было о таком хоть мечтать в вонючем подвале?
   Нет. Эти люди неслись навстречу своей мечте, которая лишь несколько дней назад казалась бессмысленной. Их дрожащие руки сжимали топоры и простые палки. Их губы столько раз повторили заговор на смерть, что сердца перестали ее бояться. И поэтому когда раздался громовой голос, они лишь ускорили шаг.
   -- Люди! -- пророкотал голос. -- Остановитесь! Мы не тронем вас и пальцем. Клянемся, с вами будут хорошо обращаться!
   Если бы могли, они бы ответили, но сил едва хватало на дыхание. Поэтому живые мертвецы лишь ускорили шаг вслед за остальными. Ни один человек не внял голосу. Ни один барачник не остановился.
   -- Если вы не остановитесь, прольется кровь! -- ожесточился голос. -- Ваша кровь! Вам не нужно умирать!
   Всегда они решали, что им нужно. Сдавать кровь. Голодать в бараке. Гнить в тюрьме. Должен быть где-то предел!
   -- Это -- ваш выбор! -- Из голоса исчезло то немногое человеческое, что слышалось прежде.
   А потом -- полилась кровь.

***

   Рэнт ощутил начало бойни, когда его ноша внезапно замерла и как будто сделалась легче. Он скинул на руки сначала ребенка -- туловище без головы, потом женщину -- также обезглавленную. Исполненный ужаса вопль подтолкнул в спины впередиидущих:
   -- Они убивают!
   С этого мига даже те, кто сомневались, удвоили усилия. Рэнт поравнялся с тем самым мужиком, которого пинал не так давно. Этот бежит, не разбирая дороги: глаза закрыты, голова задрана, воздух с хрипом врывается внутрь и вылетает наружу.
   "Я-то улететь могу", -- подумал вдруг Рэнт.
   Делов-то -- в летучую мышь обернуться, и поминай как звали. Остальные-то, небось, давно так и сделали, то-то не видать никого.
   Но тут, когда Рэнт практически решился, рядом с ним возник Сардат с цепью в руках.
   -- Веселей, скотина! -- подбодрил он. -- Сейчас в обрыв упремся -- разгуляешься. Это тебе не баб спящих посасывать.
   Сзади послышалось рычание. Рэнт и Сардат обернулись одновременно. Туша волка -- пока одного -- летела на Сардата. За миг до столкновения он взмахнул цепью. По звеньями пробежало пламя, и пылающий металл двумя смертельными кольцами обхватил зверя.
   Страшный вой потряс чащу. Туловище волка переломилось пополам. Обе половины, корчась, исчезали в огне, который не мог потушить даже льющий стеной дождь. Сардат высвободил цепь и, крутнув ее над головой, закричал во враждебную тьму:
   -- Я убиваю!

***

   Память, чутье, инстинкты -- все сразу подвело Сиеру. Обрыв начался внезапно и гораздо раньше, чем она ожидала. Просто вдруг земля кончилась, ноги скользнули вниз, руки беспомощно взлетели в воздух, пытаясь уцепиться...
   Говорят, настоящие реакции вампира приживаются лишь через сотню лет. Настоящий вампир в таком положении не стал бы махать руками, а обратился летучей мышью. Мгновение -- и все. Но Сиера, падая, ощущала себя человеком. И человеческие пальцы обхватили ее запястье.
   -- Стой! -- закричал Аммит людям, одновременно вытаскивая Сиеру. -- Здесь стоим!
   Снова под ногами -- твердая земля. Сиера кивнула в знак благодарности, подняла цепь. Аммит обнажил меч.
   -- Попытаюсь уничтожить заклинателей молний, -- сообщил он. -- Защищайте меня изо всех сил.
   -- Поняла! -- Сиера бросилась вперед, проталкиваясь через тяжело дышащих людей, останавливающихся на краю Яра, которому предстояло сегодня оправдать название.
   "Поняла"... Ничего она не поняла. Что это за такие "заклинатели молний"? Как он их уничтожит, спрятавшись за спинами людей? А впрочем, разве это имеет какое-то значение? Сардат ведь там, смотрит в глаза смерти. Значит, и ей судьба рядом стоять.
   "Это за вас, -- думала Сиера, воскрешая в памяти лица односельчан. -- Вот мой правильный выбор. Здесь, на земле предков, я приму свою судьбу!"
   Прорвавшись сквозь толпу, Сиера увидела Сардата, который что-то с жаром втолковывал Милашке.
   -- Да не умею я по-вашему! -- заорала та в ответ. -- Выживем -- научишь! А пока -- так!
   И она взмахнула копьем, отметая возражения. Рядом с ней стоял мужчина -- тот самый, которому Сардат выдал копье на тракте. Вот пара бойцов, а где же остальные? Ага, вот они: партизаны спешно выстраивают оборону, натягивают луки. А командует-то Варт. Разом все позабыли, что командир -- сволочь. Впрочем, нет, не все. Кто-то, вон, поднимается, челюсть потирая, да больше не спорит.
   Огромная ветвящаяся молния разорвала пространство, грянув совсем рядом в лес. И, почти утонув в раскате грома, оттуда донесся предсмертный вопль. Короткий, но исполненный страшной боли.
   Тут же из лесу вылетели три стаи и ринулись к Аммиту.
   -- А вот теперь -- гуляем! -- крикнул Сардат. Раскручивая над головой цепь, он шагнул навстречу десятку волков.
   Сиера двинулась следом, запустив огонь по звеньям. Цепь загудела в руках. И, может, впервые в жизни, Сиера почувствовала желание убивать, топить в крови свою боль и ярость. Лишь много времени спустя она поняла, что не ее это было желание, а отголосок крови Сардата, которой немало выпила в ту ночь, когда неудачно попыталась себя сжечь.

***

   Еще до наступления сумерек Аммит догадался, что означает эта атака. Не так много, чтобы сдавить наверняка, не так мало, чтобы расценить как отчаянную выходку обездоленных вампиров. Это -- испытание. Кто-то хочет посмотреть, чего же стоит в бою Аммит.
   Он понимал, что Эрлот подготовил бойцов, но даже не думал, какие древние, позабытые умения решил тот воскресить. Когда ударила первая молния, Аммит не обратил на нее внимания. После второй едва не лишился разума. Заклинатели молний?! Среди этого сброда? Когда-то считалось, что сему искусству может научиться лишь перворожденный, да и то -- не за три года. Небесный огонь нужно почувствовать, когда он только зарождается. Нужно присоединить к нему толику своего пламени. И нужно уметь четко указать ему место, потому что малейшее сомнение, неточность обратят удар на тебя.
   "Что ж, -- оправдывал Аммит свое решение остаться, -- если впереди -- битва с Эрлотом, то это можно считать легкой разминкой. Посмотрим, могу ли я что-то сказать против".
   Он не заклинал молнии со времен Второй Войны, но умение сразу же воскресло в памяти. Воздев к небу меч, Аммит зажмурился и будто бы слился с черными тучами. Где-то там зрела сила, и Аммит устремился к ней. Так и есть. Сила огня, сила вампира и его же воля.
   Несчастный, должно быть, не понял, что происходит -- такому его не учили, такое вообще произошло впервые с сотворения мира. Аммит "вырвал у него из рук" молнию и нанес удар. Внутренним взором увидел, как вспыхнул и обратился в пепел незадачливый заклинатель.
   И вновь бойцы его удивили. Сразу поняли, где главный враг, и три стаи устремились к нему. А следующий заклинатель уже нащупывал в небесах новую вспышку.
   Летучие мыши закружились вихрем над головами перепуганных людей, под их лапками зародилось, расползлось огненное пятно. Еще немного, и из него грянут вниз струи пламени, испепеляя все -- людей, вампиров, деревни, города.
   Аммит позволил пламени выйти из души наружу. Огненный дракон взмахнул крыльями и поднялся навстречу летучим мышам. Те ничего не заметили -- собственная огненная пелена сделала их слепыми.
   Вознесясь над падающими с криком людьми, дракон взмыл в небо, испепелив по пути три стаи. Трое вампиров перестали существовать. Но раздавшийся тут же дикий вопль помешал Аммиту насладиться победой. Воздух наполнился отвратительным и таким знакомым запахом горящей плоти.
   Другой заклинатель нанес удар в самую гущу людей. Аммит успел заметить десяток пылающих тел, обратившихся в ничто под его взглядом. Удар пришелся на барачных, и остальные бросились врассыпную. А из лесу вылетела стая. Эти будут осторожнее. А Сардата и Сиеру занимали волки. Вполне может быть -- самые обыкновенные волки, призванные на битву.
   Решение нужно принять быстро. Вот сейчас стая вновь соберется над головой, отвлекая, а заклинатель нанесет удар.
   -- Лес! -- заорал Аммит, бросив в чащу огненного дракона.
   Сардат, горящей цепью разделавшийся с очередным волком, заметил дракона, подпалившего сразу три дерева, и бросил вслед клуб черного пламени.
   -- Какой сообразительный малыш, -- пробормотал Аммит. И ушам не поверил, услышав крик Сиеры:
   -- Бегайте! На месте не стоять! -- И сама, подавая пример, бросилась в сторону, швыряя сгустки огня в деревья. Ее примеру последовал Рэнт.
   Толпа пришла в движение, люди засуетились, забегали, и через небо Аммит ощутил смятение заклинателя. Молния требует времени и сосредоточенности. Попробуй-ка, попади в одну из раскатившихся по столу горошин.
   А лес пылал. Невзирая на дождь, магическое пламя пробиралось все глубже. Со стоном валились друг на друга деревья, распространяя пожар. Несколько десятков волков высыпали на поляну. В них тут же ударил залп стрел. Партизаны, даже рассеявшись, продолжали действовать как одно целое.
   Прикрыв глаза, Аммит позволил молнии разродиться. Ударила в лес, и еще один заклинатель исчез навсегда. А больше ничьей воли в небе Аммит не ощущал. Над головой заметались летучие мыши.
   -- Ну давай, дурачок, -- усмехнулся Аммит и рассыпался в крылатую стаю.

***

   Первого волка Саспий убил не иначе как случайно. Тот летел на него, и Саспий попятился, выставив копье вперед. Тяжелая туша наделась на копье грудью и забилась, рыча и брызжа кровью. Памятуя указ, Саспий дернул копье, но куда там.
   Повернув голову, увидел Милашку. Она тоже поразила волка, но ловчее. Сама нанесла удар, повалила и, упершись ногой в тело, выдернула копье. Так же, как из Аммита, тогда, на тракте.
   Саспий последовал ее примеру. Только волк никак не хотел подыхать. Щелкала зубастая пасть, когти вцепились в лодыжку.
   -- Да что ж ты, -- шипел Саспий, стараясь смотреть только на волка. Вокруг творилось что-то ужасное. Кажется, дрались уже все. От криков закладывало уши, вот-вот на него бросится еще кто-то и -- конец... Лучше уж не смотреть.
   "Ты что, с ума сошел? -- в ужасе подумал Саспий. -- Не смотреть?! Пусть убивают, что ли?"
   Он поднял голову.
   Трое волков рвут на части кого-то из партизан. Стремительные фигуры в свете пожара -- это вампиры. Швыряют огнем, уходят от ответных ударов. Вот мимо пронеслась стая.
   Чуть повернул голову -- еще волки, атакуют людей. Люди бегут. Некоторые падают с обрыва, другие -- валятся на землю, умоляя, визжа. Но есть и те, что поднимают оружие. И они побеждают!
   -- Что застыл? -- Крикнула, пробегая мимо, Милашка и бросила ему меч. -- Голову!
   Поймав меч, Саспий посмотрел вниз и завопил. Пронзенный в грудь копьем, на земле лежал человек. Нет, он только казался человеком -- алые огни в черных глазницах мигом выдали его. Дрожащими руками он вцепился в древко и полз навстречу Саспию.
   -- Я -- вампир! -- прохрипела тварь. -- Что ты делаешь?
   Меч задрожал в руке Саспия. "А ведь и правда -- что?" -- подумал он.
   -- Я помогу.
   Ботинок Сардата припечатал голову вампира к земле. Саспий посмотрел в спокойные, но уже налившиеся чернотой глаза командира.
   -- Давай, смелее, -- кивнул Сардат. -- Они поняли, что человек может создать проблемы. А вот что люди способны их убивать -- пока не соображают.
   И этот спокойный голос, пусть и произносящий непонятные слова, убедил Саспия. Меч перестал дрожать, взметнулся под иссякающими струями дождя. Лезвие отразило вспышку молнии, огонь пожара, прежде чем обрушиться на шею корчащегося на земле вампира.
   Сардат поддел голову носком ботинка, будто мяч, и пнул в сторону обрыва. Улыбнулся Саспию и сказал слово, перевернувшее весь мир:
   -- Раз.
   Саспий выдернул копье из мертвого тела и, оглядевшись, увидел женщину с ребенком, бегущую к нему. За ней несся волк, набирая разгон перед прыжком.
   Саспий, перехватив копье, шагнул, целя наконечником в окровавленную пасть зверя. А над поляной в этот миг разнесся голос Сардата:
   -- Убейте выродков! Пусть ни один не уйдет!
   Глава 27
   Север
   Что-то вроде звука или дуновения ветра заставило Келза вскинуть голову. Руки сжали арбалет, губы приоткрылись, но, прежде чем вырвались слова, рот заткнула шершавая, пропахшая табаком ладонь.
   -- Тихо, -- прошипел Гепул. -- Он!
   Площадь, такая оживленная днем, сейчас казалась мертвой. Тусклый фонарь, чадящий на центральном столбе, лишь добавлял уныния. "Весь этот город мертв, -- подумалось Келзу в тот краткий миг, что пролетел с первого по второй шепот Гепула. -- Только мы еще зачем-то дергаемся".
   Все стало глупым и бессмысленным. И невероятная награда, и плачущие от голода дети, и укоризненный взгляд жены. Даже эта серебряная стрела, на которую ушли все сбережения, его и Гепула, оказалась верхом нелепости.
   -- Сейчас на свет выйдет, -- прошелестел Гепул.
   Когда темная фигура бесшумно выступила из тьмы, Келз заставил себя опустошить голову. Поднял арбалет, но медлил. При всей плавности движений фигуры в ней чувствовалась мощь. Стрела летит быстро, но вампир движется еще быстрее. Если он услышит свист воздуха...
   Лицо вампира осветилось ненадолго, и Келз прищурился, почти перестав дышать. То самое лицо с плакатов, тот самый высокомерный взгляд. Кастилос.
   -- Жди, -- просипел Гепул. -- Когда второй появится...
   Только сейчас Келз задумался, кто этот, второй. Ладно если человек, а вдруг вампир? Каковы шансы, что он убежит в страхе, увидев павшего мертвым Кастилоса?
   В памяти воскресли изможденные лица детей. Сомнения исчезли. Как бы ни обернулось дело, больше он этого не увидит.
   Кастилос стоял один, сунув руки в карманы. Одежда на нем простая, человеческая, и короткий меч, висящий на поясе, смотрится нелепо. Говорят, он отобрал этот меч у Ринтера, когда нанес подлый удар в спину. Что ж, скоро он сам получит такой же удар.
   Келз понял, что Кастилос любуется плакатом. Такой же сейчас лежал в кармане Гепула. Они выучили его наизусть: "Разыскивается Кастилос Вэссэлот, вампир, убивший барона Ринтера и покушавшийся на фаворита графа Ливирро. Нашедшему вознаграждение: лордство и титул барона со всеми возможными регалиями. Личная благодарность его величества короля Эрлота!"
   Кастилос смотрел на плакат, по-человечески качаясь с пяток на носки и обратно. Можно ли выглядеть так легкомысленно сейчас, когда...
   Словно сквозняком потянуло, ледяные пальцы потрепали Келза по щеке. Подол платья скользнул по напряженной руке. Захрипел в изумлении Гепул.
   Женщина вышла на освещенный пятак, и Кастилос повернулся к ней.
   -- Какой ты неосторожный! -- Вампирша покачала головой, покрытой черными кудрями. -- Не дергайся, Кастилос. Я тут не одна.
   По тому, как вздрогнул Кастилос, как забегал его взгляд, Келз понял: все кончено. И для него, и для них. Непонятно только, почему она не убила.
   Келз покосился на Гепула, и, хотя их окутывала тьма, показалось, что по его щеке стекает слеза.
   -- Сколько вас? -- донесся жалобный голоса Кастилоса.
   -- Пятеро, -- тут же откликнулась женщина. -- Пока я говорю, остальные готовятся сжечь тебя. Но потом у нас будет проблема с тем, чтобы доказать графу, что ты -- это ты. Потому предлагаю тебе остаться в живых. Следуй за мной и уповай на милость графа и короля.
   Кастилос отступил на шаг, прижался спиной к столбу.
   -- Я ни в чем не виноват. Прошу, позвольте уйти. Я всего лишь...
   -- Ты всего лишь ждал своего дружка, который снабжает тебя пробирками. Выследить вас -- плевое дело. Он не придет. Так что положи меч на землю и пошли со мной.
   -- Стреляй, как только он дернется, -- зашептал Гепул. -- Может, хоть монет отсыплют.
   Келз сомневался, что их хотя бы оставят в живых, но руки подняли арбалет. Идти, так уж до конца.
   -- "Не придет", в смысле, ты его убила? -- Умоляющие нотки пропали из голоса Кастилоса.
   -- Ну, не я, -- пожала плечами женщина. -- Кто-то из моих...
   Кастилос перебил ее, подняв голову и крикнув:
   -- Она что, одна?
   -- Однее не бывает, -- немедленно отозвался чей-то голос, и, прежде чем Гепул и Келз успели что-то сообразить, мимо них прошел закутанный в плащ мужчина.
   Женщина попятилась, но Кастилос положил руку ей на плечо.
   -- Мне нужно найти остальных, -- сказал он. -- Подкинешь пару-тройку имен -- останешься жива.
   Женщина открывала и закрывала рот, не издавая ни звука. Глаза бегали, глядя то на Кастилоса, то на закутанную в плащ фигуру.
   -- Только не улетай, -- попросил незнакомец. -- Спалю моментально.
   Он отбросил капюшон, и Келз подавил возглас. Даже при тусклом свете узнать профиль графа не составляло труда. Он украшал собой каждую монету, даже медную.
   -- Я ничего не понимаю! -- Голос женщины дрожал. -- Зачем вы тогда объявили награду?
   -- Чтобы ловить таких, как ты, -- пояснил граф. -- Итак? Порадуешь чем-нибудь?
   Плечи женщины поникли. Секунду казалось, что она сдалась, потом прямо на Келза рванулась стая. Следом прянул сноп огня, и пылающие летучие мыши, пища в последний раз, свалились под ноги. От неожиданности Келз спустил курок...

***

   -- Все это ерунда, -- сказал Кастилос, вертя стрелу с серебряным наконечником между пальцами. -- Не уверен, что она работала на Эрлота. Скорее просто решила попытать счастья.
   -- Чего тогда бежала? -- мрачно спросил Ливирро.
   -- А что ей оставалось? Нет, Ливирро, так мы ничего не добьемся. Подпали им хвосты. Уничтожь всех, кого точно знаешь. Тогда остальные задергаются.
   -- Если сделать все тихо, -- пробормотал Ливирро, -- пустить слух, что ты начал охоту... Они либо начнут охоту на тебя, либо прибегут ко мне. Оба варианта прекрасны. Только Ринтер... Вот неизвестная величина. Что он сейчас замышляет?
   Говоря, они медленно шли к двум замершим людям, один из которых сжимал бесполезный самострел.
   -- Думаю, он тоже смотрит по сторонам и делает выводы. Ты ведешь себя правильно, так что... Кстати, как тюрьма?
   -- Пока ничего. Если он туда сунется... Ну, по крайней мере, мы об этом узнаем.
   -- Ирабиль?
   -- Роткир присматривает за ней, мои бойцы присматривают за ними обоими.
   В этот момент они остановились в шаге от Гепула и Келза. Келз затаил дыхание, глядя то на свою стрелу, которую Кастилос поймал легко, как сонную муху, то на бледные лица вампиров.
   -- Ты бы уточнил, что людям лордства не полагается. -- Кастилос протянул стрелу Келзу. -- Однажды кто-то погибнет.
   -- Сейчас, -- заметил Ливирро. -- Я не позволю правде гулять по городу.
   -- Но...
   Ливирро указал на Гепула.
   -- Ты. Семья есть?
   Гепул помотал головой и тут же вспыхнул факелом. Келз шарахнулся от него, но далеко не убежал. Взгляд Ливирро пригвоздил его к месту.
   -- Жена? Дети?
   Келз кивнул. Дальнейшее напоминало глупый розыгрыш. Граф достал из кармана плаща маленькую книжку в черном переплете и огрызок карандаша. Келз назвал адрес и имена. Только выговаривая имя младшей дочки, он подумал, что граф, возможно, не так благороден, как о нем принято думать, и лучше бы помолчать...
   -- О них позаботятся, -- сказал Ливирро, словно прочитав мысли Келза. -- Голодать не будут.
   Так легко на душе не было никогда.
   -- Спасибо, -- шепнул он, глядя графу в глаза. Тот коротко кивнул. Келз попытался встретиться взглядом с Кастилосом, поблагодарить его тоже, но успел разглядеть лишь силуэт. Огонь закрыл обзор, мгновенно охватил все тело, проник внутрь костей. Боль взметнулась и улеглась. Моргнув, Келз увидел свои догорающие останки. Далеко-далеко. По ту сторону Алой Реки, что безмолвно струит свои воды у самых ног.
   Юг
   Дождь иссяк. Над поляной собрался туман. Сиера, вращая огненную цепь, вытягивающую силы, оглядывалась, пытаясь увидеть врага в этом белесом мареве, но различала лишь силуэты растерянных людей. Варт, согнув колени, водил мечом туда-сюда, не зная, какой отдать приказ. Рэнт с топором в одной руке и обломком копья в другой ошалело крутил головой. Сардат застыл на месте, ожидая атаки.
   -- Безумцы, -- вздохнул чей-то голос, будто исторгнутый самим туманом. -- Зачем вам умирать?
   -- В шеренги! -- закричал Аммит. -- Спина к спине. Смотреть под ноги!
   Партизаны, быстро сообразив, что от них требуется, кинулись строить людей. Медленно, суетливо, бесполезно...
   -- Если таков ваш выбор, вы умрете все, до единого. Но я даю последний шанс. Кто хочет жить -- выходите! И вы не пострадаете.
   -- Мы! -- От самого обрыва выбежала ближе к горящему лесу светловолосая женщина, таща за собой мальчишку лет семи. Тот упирался. В его широко раскрытых глазах Сиера видела ужас. -- Мы хотим жить! Заберите нас!
   -- Отпусти меня! -- завизжал ребенок и вцепился зубами в руку женщине. Та вскрикнула, выпустила его, и мальчишка почему-то бросился к Сиере. Пришлось погасить цепь.
   -- Не отдавай меня им! -- стуча зубами, попросил мальчик, прижавшись к Сиере спиной.
   Сиера положила ладонь ему на плечо, обещая защиту, и взглядом остановила мать, с вытянутыми руками идущую к ней.
   -- Не тронь, -- тихо сказала Сиера. -- Своей жизнью играй как хочешь.
   -- Малыш, да что же ты? -- пролепетала женщина, упав на колени. -- Они ведь убьют нас всех!
   Мальчик поднял голову, заглянул в глаза Сиере, ища поддержки. И Сиера улыбнулась:
   -- Не убьют. Рекой и Солнцем клянусь.
   Воздух наполнился рычанием. Женщину подхватили и, несмотря на визг и брыкания, заставили встать в шеренгу.
   -- Река приносит смерть! -- изрек голос.
   -- Начинай уже. Скучно, -- отозвался Аммит, возникнув неподалеку. Взмахнув руками, он поднял огненный столп, который принялся пожирать туман. -- Смелее, волчата! Немного осталось.

***

   -- За подставу -- простишь?
   Мало того, что спиной она ощущала спину предателя Варта, теперь еще и его голос! Милашка стиснула копье так, что холодные пальцы вонзились в мокрую от дождя и крови древесину.
   -- Подставу? -- тихо переспросила она. -- Ты ж убил меня, сволота этакая. Вампиру на сожрание отдал.
   -- Дурак был, -- вздохнул Варт.
   -- Да ну? Молодой и глупый? Сейчас повзрослел?
   -- Перед смертью все взрослеют. Видала пацана? Сопляк, а понимает. Не хочет к этим мразям идти.
   -- Ты с мразью сейчас разговариваешь.
   Милашка ждала чего угодно -- еще одного извинения, раскаяния, удивления, утешения. Но досталась ей насмешка:
   -- Ну и как оно, кстати? А то, может, нам всем -- того?
   Милашка успела обдумать вопрос, заглянуть к себе в самые недра души. И, прежде чем со всех сторон хлынула кровь, ответила:
   -- Жить хочется. Вечно. И никогда не сдаваться.
   Слева и справа стояли барачники, перепуганные настолько, что даже к разговору не прислушивались. Слева -- женщина, справа -- пожилой мужчина. Оба погибли одновременно.
   Милашка успела заметить, как из тумана вылетела когтистая лапа и порвала женщине горло. Когда та упала на колени, брызжа кровью, из земли появились руки, потянули ее навстречу жадно скалящимся клыкам.
   Мгновение Милашка стояла неподвижно. Казалось, сама земля пожирает людей. Один за другим вскрикивали и падали. Так вот что означали слова Аммита: "Смотреть под ноги"!
   -- Да как вы так, суки? -- воскликнул Варт, тыча куда-то вниз мечом.
   Милашка вскинула копье. Наконечник пронзил шею умирающей женщины и ушел в землю, зацепив по пути что-то еще. Захлебывающийся крик послужил наградой. Милашка улыбнулась.
   Высвободила копье, пинком отшвырнула тело женщины и увидела корчащегося вампира. Из земли торчали только руки, голова, пробитая копьем, да плечи.
   -- Застрял, бедолага? -- Милашка сверкнула глазами. -- Сейчас помогу.
   Все случилось само собой, она даже сообразить не успела, как. Пламя зародилось в сердце, брызнуло из глаз невидимой силой. Задрожал и вспыхнул вампир.
   "А они ведь голодные, -- сообразила Милашка. -- Многие ума лишились с голодухи!"
   Что-то изменилось у нее внутри в этот миг. Сначала обрадовалась -- нашла слабость врага, почуяла запах победы. И тут же навалилась черная безысходность. Если такой кошмар устроила свора голодранцев, то что же будет потом? Какая дикая бойня ждет их при попытке освободить Ратканона? А дальше? А кто, вообще, освобождать-то будет? Трупы, в изобилии усыпавшие землю?
   Но все эти мысли крутились пока где-то далеко. Здесь и сейчас Милашка подняла копье и приготовилась к атаке.

***

   Аммит прошел немало битв, но защищать людей ему не приходилось. Поэтому именно Сардат нашел нужный способ наладить оборону. Спина к спине, смотреть под ноги... Все бы хорошо, будь люди -- вампирами. Но сейчас идет не та война.
   -- Ушастый! -- рявкнул Сардат в ухо Рэнту. -- С огнем -- нормально?
   -- Умею, -- неуверенно кивнул тот.
   -- Делай как я. Сиера? Аммит! Эй, вы! В кучу, собрались! Десяток!
   Он заставил десять человек из ближайшей шеренги сжаться в комок, обняв друг друга. Потом отпрыгнул, поднял руки...
   -- Нет! -- взвизгнула Сиера.
   Ей показалось, будто он поджег их. Бросилась в огонь, но остановилась, почувствовав вцепившиеся в пояс платья маленькие руки.
   -- Он их защитил! -- крикнул мальчишка.
   И пелена упала с глаз. Сардат окружил людей стеной огня, через которую не прорвется ни один вампир, желающий выжить.
   -- Быстро! -- крикнул Сардат. -- Закройте всех, кто остался!
   Враг быстро понял, что происходит. Клыки и когти появились повсюду. Кровь из чьей-то артерии хлестнула Аммита по лицу, пока он сбивал в кучу перепуганных заключенных.
   -- Вампир! -- поднялся крик.
   Аммит растолкал их и нос к носу оказался с вампиром в испачканном грязью плаще. Тот, видно, надеялся оказаться за огненной завесой вместе с людьми, но не подумал, что те поднимут тревогу. Аммит свернул и оторвал ему голову, оставив сожжение на потом.
   -- Собрались! -- крикнул заключенным. -- Быстро!
   Один за другим вспыхнули огни: его, Сиеры, Рэнта и еще один. С удивлением посмотрев туда, где бушевало желтое пламя, Аммит увидел Милашку. Быстро учится.
   Люди, которых не успели защитить, погибли в мгновение ока. Казалось, тьма и туман раздирают их на части. От криков заложило уши. А решать нужно было срочно. Огонь прекрасно защищает людей, но высасывает все силы, к тому же люди в этих западнях легко могут запечься.
   -- Ко мне! -- закричал Аммит, поднимая с земли оброненный кем-то из партизан лук. -- Бегите сюда!
   Цель придала людям сил -- и оставшиеся десять человек бросились к Аммиту с разных концов истерзанной битвой поляны. Волк появился из тумана -- его сразило копье Милашки. Еще одного поджег Сардат, стаю летучих мышей умудрился спалить Рэнт. Когда высунувшийся из земли вампир попытался схватить за ноги бегущую женщину, Аммит спустил стрелу, подпалив древко в полете. Огненный снаряд вонзился в шею вампиру, и тот выпустил жертву.
   Люди облепили Аммита, бледные, как наледь, покрывающая лужи пасмурным утром, рыдая, вопя, требуя защиты.
   -- Все ко мне! -- рявкнул Аммит.
   От своих костров к нему слетелись вампиры. Сардат, Сиера, Милашка, Рэнт.
   -- Без нытья, -- прорычал Аммит. -- Поймете, что делать.
   Он снял огненную завесу, и люди бросились к своим ошалевшим собратьям, от мокрых одежд которых столбом валил пар. Они ждали, что защита вернется, но Аммит не зажег огня.
   Все поняли его взгляд. Быстро распределились вокруг толпы людей.
   -- Мы что -- наживка? -- взвизгнул мужской голос.
   -- Есть предложение лучше? -- огрызнулся Аммит.
   Рык и клацанье зубов тут же убедили его, что наживка работает.

***

   Никогда прежде Сиере не приходилось драться и, если не считать подвала Модора, -- убивать. Теперь же она потеряла счет сожженным вампирам. Почему она побеждает снова и снова, вместо того чтобы погибнуть? Почему так легко становится переходить эту черту -- убийство? Вопросы рождались и таяли где-то далеко-далеко, серые и тусклые. А здесь и сейчас всеми мыслимыми оттенками расцветала битва.
   Огонь, которым Сиера прикрыла людей, опустошал ее, как и тот, который она развела, надеясь покончить с собой. Едва ли не больше силы пожирала огненная цепь, которая не останавливалась ни на миг, вертелась пылающим диском и то и дело бросалась змеей туда, где возникало движение, где клочья разорванного тумана пытались оформиться в нечто, похожее на человека или волка.
   -- А как бы оно сейчас сподручно было -- с пробирками-то, а? -- услышала она хохот Аммита. -- Славьте великого короля Эрлота! Бегом за жратвой! Сюда, ко мне, ублюдки!
   Сразу пяток вампиров бросился на него. Сверкнул меч -- и двое переломились пополам. Третий вспыхнул, четвертому Милашка пробила копьем голову, а пятый... Пятый упал на колени. Аммит замешкался над ним, потом быстрым движением свернул шею и уперся ботинком в грудь.
   -- Предательница!
   Вздрогнув, Сиера повернула голову. Перед ней, трясясь и зажимая рану на плече, стоял вампир. Один из тех бойцов, что присягали барону, а теперь должны были слушаться ее.
   -- Это вы -- предатели, -- услышала Сиера свой ровный голос. -- Но я готова прощать. Если прямо сейчас ты встанешь на мою сторону.
   На миг в черных глазах вампира мелькнуло сомнение, но тут же лицо исказила гримаса отчаяния. Он завыл и побежал на нее. Прогудела горящая цепь, снеся ему голову. Туловище пробежало еще несколько шагов и упало, перерубленное топором Рэнта.
   Сразу вслед за этим пришло восхитительное чувство. Как будто с сердца упали ледяные оковы, как будто на плечи перестала давить страшная тяжесть.
   -- Все? -- не веря себе, спросила Сиера.
   -- Гаси огонь, -- повелел Аммит. -- Пока -- все.
   Один за другим погасли четыре костра. Люди, кашляя, падали на раскаленную землю и замирали без движения. Ловили ртами воздух, смотрели в небо, успевшее расчиститься. С неба звезды равнодушно взирали на Мертвый Яр, выжженный, усеянный трупами, залитый кровью.
   От голода заныли зубы, желудок свело, подкосились ноги. Еда так близко, -- только руку протяни -- от этого еще хуже, еще тяжелее. Сиера выронила цепь и застонала. Покачнулась, но ее кто-то подхватил под руку. Кто-то...
   -- Молодец, -- хрипло сказал Сардат. -- Я в тебе не сомневался.
   Милашка и Рэнт подошли к ним. Оба -- растерянные, с голодными глазами. Последним неспешно приблизился Аммит. Обтирая лезвие меча куском плаща того вампира, которому свернул шею, он по очереди взглянул в лицо каждому.
   -- С тракта мы увели две сотни, -- прозвучали страшные слова. -- В живых осталось -- едва шесть десятков. Сейчас мы пойдем и будем пить их кровь. Много крови, чтобы запустить сердца. Постарайтесь, если вам так угодно, объяснить несчастным, что все -- ради их блага. Что в бараках было бы гораздо хуже. Что главное поверить -- и люди победят вампиров. Не жалейте ярких красок. Вперед. Вот они -- люди.
   И, бросив меч в ножны, он пошел к копошащимся на земле телам.
   Глава 28
   Запад
   Язык не поворачивался назвать это "собранием". Двое оставшихся лордов и Атсама, в дом к которой приволоклись оба. Расселись в столовой средь бела дня. На подносе перед каждым две пробирки из старых запасов. Это должно было означать, что разговор будет долгим и, к тому же, секретным -- людей до него не допустить.
   Атсама, непоколебимая, будто каменная глыба, смотрела то на одного, то на другого, восседая во главе стола. Единственная не держала под рукой пробирок, подчеркивая независимость и преданность королю.
   Лорды старались друг на друга не смотреть. Олтис крутил на подносе пробирку -- нервничал, несмотря на остановленное сердце; Каммат сидел неподвижно, сдвинув седые брови, следил взглядом за беспокойными пальцами Олтиса.
   -- Знаете, зачем я вас собрала?
   Лорды подняли головы. Все смолкло, даже пальцы Олтиса перестали вертеть пробирку. Атсама усмехнулась надежде, сквозившей в их взглядах.
   -- Ни зачем, идиоты, -- сказала она. -- Это вы ныли, что нужно поговорить, вы назначили время. Как теперь расценивать ваше молчание? Оба резко лишились ума?
   -- Попридержала бы язык, девочка, -- резко сказал Олтис. -- Я старше тебя и...
   -- И вполне способен решить свои проблемы без меня. -- Атсама встала. -- Собрание окончено, прошу покинуть мой дом.
   На лице Каммата проступила досада. Метнув выразительный взгляд на поникшего Олтиса, он протянул руку к герцогине:
   -- Не нужно злиться, прошу. Мы все сейчас немного не в том состоянии, чтобы полностью себя контролировать.
   -- Да? -- Атсама осталась безучастной. -- Тогда, может, отправиться к Реке и вернуть дар?
   Тем не менее, она села, взмахнула рукой, позволяя говорить.
   Каммат, покосившись на Олтиса, осушил пробирку.
   -- Я думаю, нужно начать с того, чтобы обозначить цель собрания, хотя она всем хорошо понятна.
   -- Немного завидую, -- сказала Атсама. -- Лично я в неведении.
   Она проигнорировала яростный взгляд Олтиса. Умный здесь только один, с ним и придется вести беседу.
   -- За несколько лет мы привыкли к политике Эрлота, -- заговорил Каммат. -- В ней есть свои положительные моменты, как ни крути. Проблема баронетов исчезла, люди под присмотром...
   -- Люди, если ты не заметил, отказываются воспроизводить потомство, -- перебила Атсама. -- Так что лет через пятьдесят ты запоешь по-другому.
   -- Вот об этом мы и хотели поговорить, -- приободрился Каммат. -- Ты совершенно права, Атсама. В политике Эрлота имеются существенные изъяны...
   Атсама расхохоталась, и смущенный Каммат замолчал.
   -- Как это мило! -- воскликнула герцогиня. -- Я совершенно права! Теперь все выглядит так, будто это сборище действительно затеяла я, и можно, в случае чего, указать на меня пальцем. Спасибо за доверие, Каммат, но я просто сказала, что ситуация с людьми далека от идеала, и я сейчас пробую разные способы ее решения. -- Она помрачнела. -- Не всё получается...
   -- Приношу извинения, -- сказал Каммат, жестом приказывая сесть Олтису, который подскочил было, намереваясь гордо уйти. -- Я закончу мысль. Итак, хотя мы изначально настороженно отнеслись к нововведениям, с ними, как оказалось, можно мириться. Пусть многое еще нужно доработать, но в целом жизнь продолжается -- и не самым худшим образом. Однако из последней беседы с королем мы сделали вывод, что и эта система долго не простоит...
   -- Если бы вы слушали, что он говорил изначально, -- перебила Атсама, -- то знали бы, что он никогда и не собирался превращать вампиров в жиреющих на дармовой крови сторожей бараков. Все, что он делал -- делал на время и не скрывал этого. Теперь пришло время перемен.
   -- Верно, -- кивнул Олтис, стараясь не смотреть на герцогиню. -- Только вот говорить он об этом начал, когда Эмарис уже был мертв.
   Атсама на мгновение прикрыла глаза, вспоминая сумбурный рассказ Ареки о смерти лорда Варрэла и открывшемся тайном ходе из тронного зала. Так она и не придумала, что делать с этим знанием.
   -- Эрлота мог усмирить только Эмарис, -- говорил Олтис, перебрасывая из ладони в ладонь пробирку, -- а Эмарис зачастую прислушивался к совету лордов.
   -- Я бы не назвала действия Эрлота глупыми, -- сказала Атсама. -- А вот о чем вы думали, когда поддерживали его? Уж не о тех ли неиссякаемых реках крови, что обещал он?
   Каммат потупил взгляд, Олтис, напротив, посмотрел на Атсаму в ярости:
   -- А ты чем руководствовалась?
   -- Здравым смыслом, -- отозвалась герцогиня. -- Не поддержи я его -- он бы меня уничтожил. Как вы все, наверное, помните, я была ему должна.
   В этот раз даже Олтис отвернулся, вспомнив злополучную охоту. Повода для гордости у него не было.
   -- В отличие от вас, -- продолжала Атсама, -- я хорошо знаю Эрлота, еще со времен Войны. И знаю, на что он способен. Встать на пути у такой силы? Нет, я не настолько глупа. Встать против Эмариса? Тут можно было делать ставки. Как видите, вы до такой степени бесполезны, что вас никто в расчет не принимал. Эрлот знал, что вы пойдете туда, куда я ткну пальцем. Это его слова, Олтис, не мои. Хочешь плеваться оскорблениями -- дерзни плюнуть Эрлоту в лицо. Только извести меня заранее, хочу посмотреть.
   Атсама прервала неспешную речь, чтобы вдохнуть. Лорды молчали, опустив головы.
   -- И вот мы плавно подходим к цели нашего собрания. Что же вы задумали, мальчики? Хватит ходить вокруг да около. Прикончить Эрлота? Ну? Таков план?
   Каммат вздрогнул, дикий взгляд выплеснул на Атсаму весь его ужас перед собственными мыслями. Олтис еще ниже опустил голову, подбородок почти уперся в грудь, а кулаки крепко сжались.
   -- Детишки, -- вздохнула Атсама, прикрыв глаза, -- вам нужно, чтобы мамочка дала разрешение? Так вот, я его не даю. Но, просто чтобы вас успокоить, давайте обсудим. Как вы это себе представляете -- убийство сильнейшего в мире вампира?
   После продолжительного молчания слово взял Олтис. Он встал и, не глядя на Атсаму, выдохнул:
   -- Девчонка.
   -- Это комплимент или оскорбление? -- пожала плечами Атсама.
   -- Фаворитка Эрлота. -- Каких же сил стоило Олтису не сорваться! -- Она ведь сейчас у тебя, так? Когда Эрлот вернется, он наверняка захочет глотнуть ее крови. Мы подумали, что было бы неплохо напоить ее полынным отваром...
   Хохот герцогини оборвал его речь. На глазах у нее выступили кровавые слезы.
   -- Прекрасный план! -- воскликнула она. -- Нет, правда, просто чудо! Даже если забыть о том, что по приказу Эмариса полынь истребили на всех известных землях...
   -- Да ну, -- вставил Олтис. -- Каждый немного припас, на всякий случай...
   -- Даже если забыть об этом, -- повысила голос герцогиня. -- Вы что, решили, будто Эрлот до такой степени глуп, что не поймет, что с ней не все в порядке? Бледная, едва шевелится, бессвязная речь. Или что, я должна буду сказать, будто мы с ней перед расставанием решили напиться, и перебрали?
   Атсама переводила взгляд с одного унылого лица на другое, и губы ее дрогнули в печальной улыбке.
   -- Ясно, -- сказала она. -- Вы полагали, что, раскрыв покушение, Эрлот сразу поймет, что за этим стою я. Кто же еще? Ведь у меня гостила девчонка. Господин Эрлот убивает Атсаму, и один из вас становится новым герцогом. После чего в действие вступает вторая часть гениального плана под названием: "А там посмотрим". Верно?
   -- Отравление может и получиться, -- пробормотал Каммат. -- Эрлот доверяет тебе. С чего бы ему подозревать...
   -- Эрлот не доверяет никому, -- отрезала Атсама. -- То, что он сейчас бросил на меня город, говорит лишь о том, что на город ему плевать. Обнаружив на его месте груды трупов и руины, он просто вздохнет и пойдет дальше. Но скажите, мне правда интересно: кто, по вашему, должен занять место Эрлота? Ведь новый король -- кто-то из нас, правильно?
   Оживились. Глаза забегали.
   -- Поначалу, -- заговорил Олтис, -- мы думали разделить власть. Нужно будет многое восстановить. Скажем, оставить фаворитов, но вернуть деревни, донации. Городское население вообще можно исключить. От них одна зараза и беспорядки.
   -- А когда "поначалу" закончится? -- не отставала Атсама. -- Кто? Раз уж вы делаете мне такие смелые предложения, скажите хоть, чьи прямые интересы я должна буду защищать?
   Каммат посмотрел на Атсаму с улыбкой.
   -- С этим мы пока не определились. Но для тебя важно другое, так? Мы решили, что ты в любом случае останешься герцогиней. Никто не заменит твоего опыта на этой стезе. Кто бы из нас ни сел на трон, ты будешь его правой рукой. Это мы решили точно. Верно, Олтис?
   -- Не скажу, что мне это решение нравится, -- проворчал тот, -- но оно разумно. Да, так и будет.
   Трижды Атсама медленно кивнула. Лицо ее при этом менялось от удивленно-растерянного до холодно-бесстрастного.
   -- Я услышала, -- сказала она, поднимаясь со стула. -- Можете быть свободны.
   -- Что? -- подскочил Олтис. -- А как же...
   -- Громче, -- посоветовала Атсама. -- Открой окно и кричи: "А как же убийство Эрлота?" Когда закончишь, я встану рядом и закричу в ответ: "Я вас услышала, Олтис и Каммат! Обещаю, что не скажу Эрлоту ни слова о нашем разговоре. Представьте, что все это было во сне, и ступайте домой!"
   Пока Олтис хватал ртом воздух, не в силах подобрать слов, Каммат вышел из-за стола.
   -- Полагаю, ты еще подумаешь о наших словах, -- сказал он. -- Мало ли, что может случиться.
   -- Не думаю, что Эрлот способен еще чем-то меня удивить.
   Каммат пожал плечами и, сделав Олтису знак, направился к дверям, насвистывая какую-то мелодию. Олтис поплелся следом. Ясно, кто из этих двоих скорее сядет на воображаемый трон.
   -- Еще несколько секунд вашего времени, -- остановила их Атсама. -- В свете всего услышанного должна спросить, как выполняется приказ короля. Вы отправили графам летучих мышей?
   Каммат обернулся.
   -- Если здесь будут все графы, осуществить переворот...
   -- Ясно, -- перебила Атсама. -- Сейчас же выполните приказ. Иначе оправдывать вас я не стану.
   Олтис хотел что-то сказать, но Каммат потянул его за рукав, и слова не сорвались с губ. Атсама неподвижно стояла, глядя им вслед, слушала мелодию, что насвистывал Каммат, пока не донесся хлопок входной двери. Излишне громкий хлопок -- Олтис решил хотя бы так отвести душу.
   -- Вот ради чего мне молчать? -- вздохнула Атсама, опустившись обратно в кресло. -- Идиоты...
   Пальцы левой руки коснулись лба, правая вцепилась в подлокотник. Несколько мгновений фигура герцогини казалась напряженной, как туго натянутая струна, потом расслабилась. Будь рядом кто из вечных -- услышал бы, как заколотилось сердце.
   -- Выходи, -- слабым голосом сказала Атсама. -- Только не надо притворяться, что тебя здесь нет. Я же не притворяюсь, что не заметила.
   Из-за дивана поднялась смущенная Арека. Отряхнув с подола несколько пылинок, она приблизилась к столу.
   -- Садись, -- велела Атсама. -- И рассказывай.
   -- Что рассказывать? -- едва не шепотом отозвалась Арека. На нее было жалко смотреть. Не то от страха, не то от смущения по лицу разливался нездоровый румянец. Ладони тянулись к вискам, будто для того чтобы успокоить головную боль.
   -- Все, что думаешь, -- вздохнула герцогиня. -- Все свои смешные страхи и подозрения. Чтобы потом твои мысли не сделались проблемой.
   Арека вскинула голову:
   -- Я не стала бы говорить Эрлоту!
   -- Так говори мне.
   Глядя на полированную поверхность стола, Арека спросила:
   -- Почему ты меня не выставила? Сразу ведь знала.
   -- А зачем? -- Атсама пожала плечами. -- Мне кажется, я могу тебе доверять. Кроме того, было интересно, смогут ли эти... ощутить твое присутствие. Выходит, нет.
   Арека кивнула и задала следующий вопрос:
   -- А полынь...
   -- Трава такая.
   -- Знаю.
   Атсама воззрилась на Ареку с изумлением.
   -- Росла у нас, -- пожала та плечами. -- Парни иногда отвар делали. Правда, Лакил, староста, одного чуть не убил за такое... Что? Ну как можно траву-то "истребить"? Сама подумай!
   Атсама засмеялась, справившись с ошеломлением. Сама того не ведая, Арека рассказала, как Эмарис допустил еще одну промашку. Если бы кто-то из людей отправился на донацию после такого "отвара"... Хотя, вряд ли что-то страшное могло случиться. Если только действия людей не оказались бы спланированными.
   -- Они серьезно, насчет полыни? -- спросила Арека.
   -- Полынь вампира не убивает, -- пояснила Атсама. -- Но обездвижит надолго. Забудь и не переживай.
   -- Они ведь могут подослать ему другую.
   -- Ты так о нем переживаешь? -- Атсама внимательно посмотрела на подругу. -- Или начала думать чуть дальше положенного?
   Сглотнув с видимым усилием, Арека прошептала:
   -- Если они решат убить меня, чтобы подставить тебя?
   -- А вот это -- запросто, -- улыбнулась герцогиня. -- Только, видишь ли, убить тебя у них не получится. Потому что ты под моей защитой и под защитой твоего господина. Наивные дурачки считают, что ты для Эрлота -- просто удобно расположенный стакан с кровью, именно так они относятся к фаворитам. Но я-то знаю Эрлота. Он не позволит тебя убить никому...
   "Кроме тебя самой", -- чуть не сорвалось с языка. Нет, никогда она не расскажет той жуткой тайны. Как в тот вечер, когда началась их странная дружба, улыбался Эрлот. Битый час Атсама, не помня себя, давала и требовала клятвы с девчонки, которая отчего-то вдруг стала небезразлична. Не удовлетворившись этим, она выпила у нее столько крови, чтобы та заснула и не просыпалась до утра. Потом разыскала Эрлота в тронном зале.
   Он сидел с блаженной улыбкой на бледном лице и лишь слегка приоткрыл глаза, когда Атсама остановилась перед ним. Ни слова об Ареке не было сказано, только Атсама поняла: он знает. Что еще могло заставить Эрлота так улыбаться в год, когда люди вокруг сотнями гибли от голода и непосильного труда?
   -- Ты как-то скверно выглядишь, -- сказала Атсама, разрывая цепочку воспоминаний. -- Напугалась?
   Арека пожала плечами, и лицо исказила мучительная гримаса.
   -- Плохо себя чувствую, -- пробормотала она. -- Не знаю... Может, простудилась.
   Атсама поморщилась. За минувшие три года появилась фраза "болезнь фаворитов". Разжалованные "счастливчики", лишившись защиты яда хозяина, падали от каждой заразы, умудряясь простужаться даже посреди жаркого лета. Но Арека не выглядела простуженной.
   -- Сколько раз в день он тебя кусал?
   Вопрос заставил Ареку покраснеть.
   -- Зачем тебе?
   -- Говори.
   -- Не знаю... Два-три.
   -- Я так понимаю, это значит пять-шесть?
   В ответ на затравленный взгляд Ареки Атсама подмигнула:
   -- Девочки преуменьшают, мальчики преувеличивают. У тебя болит голова, в висках стучит, тошнит. Это не простуда. Пока не разобрались с этим, потеряли много людей в первый год. Тело привыкло восстанавливать много крови, и теперь в тебе ее с лишком, кровь просится наружу. Некоторые сами резались, когда невмоготу было. Иди сюда.
   Арека шарахнулась от Атсамы, когда та вышла из-за стола. Прижавшись спиной к стене, прикрыла руками горло. Атсама остановилась.
   -- Не доверяешь мне?
   -- Но ты ведь... Ты никогда... -- пролепетала Арека.
   -- Если неприятно, все можно устроить при помощи ножа. Но тогда будет больно, да и с остановкой крови придется помучиться.
   После непродолжительной внутренней борьбы Арека отняла руки от горла и вздохнула, закрыв глаза. Атсама подошла и склонилась над ней.
   -- Немного волнуюсь, -- усмехнулась герцогиня. -- Укус многое раскрывает вампиру и жертве друг о друге. Тебя это не беспокоит?
   -- Я не жертва, -- твердым голосом отозвалась Арека.
   -- Знаю. Не теперь.
   Атсама не позволила девушке ответить. Движение было стремительным, укус -- осторожным. Она услышала громкий вздох Ареки, ощутила, как безвольные руки легли ей на спину, а потом пришли другие чувства.
   Она могла угадать заранее почти все. Несколько оттенков горечи -- начиная от яда Эрлота и заканчивая скорбью и страхом, ненавистью и ревностью. Легкая сладость безумной надежды. Но вот этого, ярко-фиолетового с алыми росчерками, Атсама не предвидела.
   Что же такое зреет в душе девчонки? Убедившись, что держит себя в руках, Атсама пошла дальше, и второй глоток заставил трепетать тело Ареки, ее пальцы впились в спину герцогини.
   Ярко-фиолетовое. Будто огромные пузыри, несущиеся над землей, поднимающиеся к небу, как на сгоревшей картине. Вот оно что... А эти алые крапинки... Неужели они есть на самом деле? Неужели ОН изменил музыку? Или это лишь воображение девчонки? Так не узнать. Нужно пить кровь другого, а на это Атсама не отважилась ни разу.
   Третий глоток. Атсама попыталась забрать как можно больше горечи, взамен добавив немного нежно-голубого спокойствия. Убедившись, что кровь Ареки приняла ее дар, она разорвала связь.
   Арека упала, и герцогине пришлось удержать ее в объятиях. Запустив сердце, она погладила спутавшиеся волосы девушки, вспоминая фиолетовый пузырь мелодии. Странное беспокойство охватило герцогиню.
   Рука замерла, только пальцы подрагивали на голове Ареки. Мелодия, которую Каммат насвистывал, выходя... Не та ли самая? Та. Не просто та, а именно та, с алыми крапинками.
   -- О чем думаешь? -- послышался тихий голос Ареки.
   -- Да вот, прикидываю, сильно ли взбесится Эрлот, если передать тебе дар.
   -- Убьет обеих. -- Ответ прозвучал так, будто Арека долго размышляла над подобной возможностью и давно все решила.
   -- Пожалуй, -- вздохнула Атсама. -- С чувством юмора у него дела плохи.
   Отстранившись, она заглянула Ареке в глаза.
   -- А теперь говори честно. Не надо краснеть и лгать, я вам не помешаю. Просто наведу небольшой порядок в доме. Как давно Мальчик изменил для тебя мелодию? Кто из баронетов видел вас с тех пор вместе?
   Север
   На улице жара еще не уступила место вечерней прохладе. Окна закрыты, в домике чад, но Роткир поджег третью папиросу. Он сидел в одном углу крохотной кухни, а девушка, которую зовут "И... рия", -- в другом. Она забралась на табурет с ногами, обняла колени и смотрит в пустоту.
   -- Ничего, что дымно? -- не выдержал Роткир. Этот молчаливый кошмар, длящийся второй день, совсем не походил на то, что он себе представлял, соглашаясь на задание.
   -- Голова болит, -- сказала Ирабиль. Не то на вопрос ответила, не то просто так сказала.
   Роткир вмял папиросу в пепельницу и открыл окно. От свежего воздуха мигом начался кашель.
   -- Сразу бы сказала, -- буркнул, не оборачиваясь. Сумерки сгущались над пустым кварталом. Тьма, клубящаяся в подворотнях, выползала наружу.
   -- И ты сразу бы открыл, а потом еще какую-нибудь ерунду придумал.
   Роткир наклонился, и плевок полетел в чахнувшую под окном клумбу.
   -- Ведешь себя как дура.
   -- Знаю.
   Опять никакого сопротивления. Роткир стукнул кулаком в подоконник.
   -- Слушай, давай начистоту, а? Я ведь не прошу, чтобы ты со мной голая на крыше танцевала, хотя было бы забавно. Про поцелуй -- пошутил, хотя... Ладно, оставим "хотя". Нам здесь еще, может, очень долго сидеть придется. Мы хоть разговаривать можем с тобой или нет?
   Роткир задержал дыхание, готовясь услышать равнодушное: "Разговаривай". От такого он бы взорвался окончательно.
   -- Нет.
   Злость будто Река унесла.
   -- Почему?
   -- Вот, уже разговор...
   -- Нет, объясни. Я что, виноват перед тобой в чем-то?
   -- Не виноват.
   -- Противен?
   -- Нет.
   -- За дурака меня считаешь?
   -- Не считаю.
   -- Так... Стой. -- Роткир смотрел на девчонку, которая еще больше сжалась под его взглядом, будто исчезнуть надеется.
   -- Так вот оно что, -- усмехнулся Роткир, наконец, отметив покрасневшие щеки девушки. -- И в чем беда? Или все своего ждешь?
   Радостное предчувствие, всколыхнувшееся в груди, тут же обратилось в черную дыру. Стоило увидеть, как она улыбнулась, как посмотрела в окно. Роткир тоже глянул. Но нет, никакой расписной красавец к дому не подходит. Только вот чувство оказалось таким сильным... Будто сейчас она вскочит, засуетится, собирая на стол, запоет... А его, Роткира, будто и нет здесь вовсе.
   -- Ну и где же он на самом деле? -- Роткир сам принялся собирать на стол, чтобы отвлечься. -- В бараке каком гниет? Думаешь, твой брат его вызволит?
   -- Он на Востоке, -- вздохнула Ирабиль.
   -- В каком городе?
   -- Не знаю, какие там города.
   -- Не так много.
   Роткир сходил в соседнюю комнату, которую они разделили напополам шкафом с книгами. Взяв один фолиант, бухнул его на стол в кухне.
   -- Так покажешь?
   Ирабиль покинула свой насест и склонилась над разворотом книги. Эту карту она видела, когда пыталась разобраться в отцовской библиотеке, и сейчас с любопытством разглядывала знакомый рисунок. Сразу нашла Кармаигс, примерно определила Сатвир. Потом взгляд скользнул выше. Варготос, горная гряда, за которой карта почти сразу обрывается.
   -- Мы -- здесь, -- счел нужным сказать Роткир, и его палец указал на точку с надписью "Варготос".
   -- Я умею читать, -- проворчала Ирабиль.
   -- Брательник натаскал?
   -- Фу! -- Принцессу передернуло. -- Обязательно так выражаться?
   -- Ну прости. -- Роткир пытался говорить раздраженно, только в голосе все равно слышалось удовлетворение.
   Принцесса тряхнула головой, еще ниже наклонившись над книгой. Густые рыжие волосы укрыли покрасневшее лицо.
   "А вот Левмир когда что-нибудь такое говорил, я совсем не злилась, -- подумала Ирабиль. -- Только чего это я вдруг сравниваю?"
   -- Где тут Восток? -- Толкнула карту по столу.
   -- Справа. -- Роткир обвел пальцем несколько городов. -- Вот Пармиатр, Симмакт, Гамваит. Смотря что считать Востоком.
   -- Симмакт? -- Ирабиль уставилась на самый восточный город. Прежде чем Роткир сказал, она вспомнила имя графа, что правит городом. Нет, что-то здесь не так...
   -- А дальше? Это ведь не вся карта?
   Роткир посмотрел на нее с удивлением:
   -- Это все.
   -- Как -- "все"? -- нахмурилась принцесса. -- Что, там земля обрывается?
   -- Вроде того. Болота, леса, в которых живут такие вот твари. -- Роткир перевернул несколько страниц и показал жуткую картинку. Существо напомнило принцессе медведя, но выглядело в сто раз уродливей. Вытянутая, похожая на волчью, пасть, длинные не то руки, не то лапы с огромными когтями волочатся по земле. Самым страшным в изображенном чудовище было его неуловимое сходство с человеком. Будто художник, озлившись на людей, задался целью создать гнусную пародию. Монстра, который, судя по виду, только и мог, что хватать и жрать.
   -- Это волколак, -- пояснил Роткир. -- Там их логово, из других мест давно вышибли. Хотя, говорят, иногда встречаются. Брательник... в смысле, брат твой одного встречал.
   -- А ты откуда знаешь? -- удивилась принцесса.
   -- Граф как-то обмолвился. Ну, так что?
   Ирабиль перевернула страницы и наткнулась на еще одну карту. Леса и болота, о которых говорил Роткир, переходят в практически пустое пространство с редкими "домиками" и знаками вопроса. Заложив пальцем, вернулась к первой карте.
   -- Это не все, -- уверенно заявила И. -- Просто полной карты нет.
   -- Да как же нет? Вот она!
   -- Да? -- Принцесса толкнула книгу к Роткиру, палец ткнулся в клочок моря на западе. -- Покажи тогда, где соединяется это, -- открыла вторую карту, показала пустыню на востоке, -- и это? Куда делось море, если здесь его нет? Тот, кто карту рисовал, даже близко к нему с этой стороны не подошел!
   Роткир посмотрел на карту, перевел взгляд на торжествующую девушку.
   -- И что? Хочешь сказать, он где-то там? Миленькая, да ты бредишь. Ни один человек туда не доберется, даже через лес не пройдет. Ты понимаешь, какие здесь расстояния? -- Он снова показал ей первую, потом вторую карту. -- Сплошная пустыня. Даже рек нет. Я не говорю, что где-то там не живут люди. Я говорю лишь, что даже вампир не одолел этот путь.
   -- Слышали мы уже это! -- Девчонка засмеялась, а Роткир содрогнулся: в этот миг она была не одна, кто-то третий незримо сел между ними, и от него повеяло холодом. -- Знаю, про кого говорю. Он -- дойдет и вернется ко мне и через пустыню, и через лес, и никакие волколаки его не остановят. А этот твой вампир -- трус и ничтожество. Вот. -- Палец ткнулся в горную гряду наверху карты. -- А дальше -- что?
   -- Да ничего, пусто, -- пожал плечами Роткир.
   Принцесса расхохоталась:
   -- Да у тебя куда ни ткни -- всюду пусто! Там одной степи на три дня пути конного, а потом начинаются владения Реки. Где все это? То-то же.
   -- А ты, можно подумать, сама там была, -- усмехнулся Роткир. Улыбка поблекла, когда принцесса посмотрела ему в глаза. Впервые за два дня.
   -- Была. И он был. Потому и говорю тебе: не рассказывай, что он может, а чего нет. Может быть, Река нас обманула. Может, забрала больше, чем подарила. Но мы до нее дошли, а ничего тяжелее просто не бывает.
   Она вышла из кухни, оставив Роткира одного. Он закрыл книгу, прикурил папиросу. В комнате заскрипела кровать.
   -- Я так понял, ужинать ты не будешь, -- сказал Роткир.
   -- Нет, -- отозвалась принцесса. -- Хватит с меня ужинов. И так уже штаны едва налезают.
   Помолчав, она добавила:
   -- Вампиры так гордятся, что сильнее людей. Только не знают или позабыли, сколько сил нужно, чтобы человеком оставаться.
   Роткир молча стряхнул пепел в жестяную миску. Надо будет о многом подумать. Сегодня его подопечная разговорилась не на шутку и выдала столько, что и за ночь не передумаешь.
   Глава 29
   Юг
   От хруста шейных позвонков Рэнт содрогнулся.
   -- Чего морщишься, ублюдок? -- раздался голос Милашки. -- Жизнь для тебя слишком сурова?
   Он не ответил. Вообще старался с ней не разговаривать и триста раз проклял тот миг, когда согласился на подлый план Варта.
   Люди еще спали. От Мертвого Яра отошли еще ночью так далеко, как смогли, и повалились лишь под утро. Сцену кровавого пиршества, последовавшую за этим, никто старался не вспоминать. Были те, кто понимал -- да. Но большинство от пережитого ужаса посходили с ума. Визжали, отбивались...
   Вампира со сломанной шеей Аммит уволок с собой, и вот теперь пришло время допроса. Солнце, взбираясь на небосвод, окрасило лес в серые тона, птицы беззаботно щебетали, перепрыгивая с ветки на ветку -- будто и не было ночью никаких битв, будто не гибли с пугающей скоростью десятки людей.
   Все теми же цепями, которыми сражались Сардат и Сиера, Аммит связал вампира, притянув за спиной лодыжки к запястьям, и подвесил на толстом суку. Только после этого повернул ему голову в нужном направлении. Этот-то хруст и нагнал на Рэнта дурноту.
   Пятеро вампиров отошли от людей подальше и теперь полукругом стояли перед пленником, ожидая пробуждения. Рэнт покосился на Милашку -- эта в полном порядке. Достаточно взглянуть на ее суровое лицо, чтобы угрызения совести поутихли. Посмотрел на Сиеру. Сложно что-то по ее лицу понять -- горцы хорошо умели прятать истинные чувства. Но она здесь. Стоит, правда, рядом с этим распроклятым Сардатом, зато не одна, не убегает, как раньше. И на том спасибо.
   А вот в Сардате после битвы что-то изменилось. Рэнт пока не мог подобрать слов, чтобы объяснить это. Как будто ожесточилось и без того суровое лицо. Как будто в глазах ярче запылал недобрый огонек. Как будто, помогая Аммиту вешать вампира, без всякой нужды грубо оттолкнул Учителя. Как будто Сиера попыталась коснуться его руки, а он -- отдернулся.
   -- С добрым утром! -- прикрикнул Аммит. -- Посмотри, какой прекрасный день настает, а ты все спишь. Как не стыдно?
   Вот уж кто точно ни на грош не изменился, да оно и неудивительно. Что такое для перворожденного эта потасовка? Смех, да и только. Сколько ему тысяч лет? Что это вообще такое -- тысяча лет? Рэнт не представлял, чем можно заниматься такую прорву времени. С ума сойти. С другой стороны -- это ж скольких баб можно...
   -- Кровь, -- просипел пленник, оборвав мысль Рэнта на середине. -- Пожалуйста, хотя бы глоток...
   Черные с красным глаза умоляюще смотрели на Аммита, на Сардата.
   Аммит захлопал по карманам с озабоченным видом.
   -- Знаешь... Нету. Вся закончилась. Извини, придется как-нибудь так.
   Вампир застонал, принялся раскачиваться. Рэнт услышал смешок -- Сардат ухмылялся, глядя на эти качели. Вроде бы покосился на Милашку, и та, подбрасывая копье, ответила на улыбку. Похоже, какое-то воспоминание посетило их одновременно.
   -- Я буду говорить, -- начал Аммит, -- а ты перебей, если где ошибусь. Начнем с простого. Ты -- внебрачный сын кобеля и шлюхи.
   -- Мой отец был...
   -- Достаточно, -- оборвал его Аммит. -- Вижу, суть ты уловил. Продолжим. Обделавшись на тракте, вы поползли на коленях к графу. Описали ему меня. Он понял, о ком идет речь...
   -- Не знаю, -- пробулькал пленник. -- Говорил... Глардот. Глардот и Леррат, они двое только и видели графа. А потом сказали нам, что... -- Он сплюнул черной спекшейся кровью. -- Что мы свободны от присяги. И, если хотим остаться в живых, надо отбить людей барона, разделить их и владеть...
   -- А вы, такие умники, предпочли их всех убить, -- кивнул Аммит. -- Поистине проклят тот день и час, когда вампиры поняли, что бывает, если дать человеку свою кровь. Как по мне, перворожденных бы вполне хватило. Люди -- никудышный материал...
   Сардат повернул к нему голову и сверкнул глазами.
   -- Может, еще костерок разложим, да начнем байки травить? Ты вроде что-то важное узнать хотел, так давай, не тяни кота за ус.
   -- На севере говорят про ус? -- удивился Аммит.
   Сардат смешался:
   -- Ну... Да, а что?
   -- Так... В Кармаигсе слышал про хвост. Здесь, на юге, про другое место говорят, если не ошибаюсь. Да, Рэнт? Ладно, хватит лыбиться, у нас тут допрос, между прочим. -- Аммит перевел взгляд на пленника. -- А главные ваши где? Того, с кем говорил на тракте, вчера не видел.
   Вампир долго собирался с силами, прежде чем ответить.
   -- Глардот... И Леррат... -- Приступ глухого кашля и еще несколько сгустков черной крови. -- Их послали на защиту фургона.
   -- Двоих? -- переспросил Аммит.
   -- Вроде бы. Они не объясняли. Говорил Глардот. Только самое основное. Что, мол, кто-то очень хочет освободить Ратканона, и его надо любыми силами остановить...
   Аммит, хмыкнув, опустил голову, руки сложил за спиной.
   -- Граф Кэлпот... -- пробормотал он. -- А этот негодяй всегда был умен. Надо же... Но если и так. -- Он посмотрел в мутные глаза пленника. -- Что еще говорил Глардот? Давай, напрягись, любая мелочь пригодится.
   Вампир застонал, из глаз потекли слезы -- такие же черные, как слюна.
   -- Ничего, -- прошептал он. -- Сказал отбить людей, и все. Сказал, что больше нам не командир.
   -- Попрощался как?
   -- Так и сказал: "Прощайте".
   -- Ясно. -- Аммит повернулся к своим. Заговорил, обращаясь, в основном, к Сардату: -- Их отправили на убой. Ну или по-другому скажу: на пробу. Толпа посредственных вояк, которых никому не жалко. Пощупать, из чего скроен Аммит. Я говорю это для того, чтобы все вы лишний раз поняли: минувшей ночью мы одолели ничто.
   -- Ты с ним закончил? -- холодно спросил Сардат.
   -- С этим? -- Аммит обернулся на пленника. -- Пожалуй.
   -- Тогда иди. Все -- идите отсюда. Эй, Милашка! Поразвлечься не хочешь?
   Женщина посмотрела на пленника, на Сардата и, покачав головой, двинулась к лагерю. Рэнт поспешил за ней, краем глаза увидев рядом Аммита. Сиера задержалась дольше всех.
   -- Иди, -- услышал Рэнт голос Сардата. -- Я вернусь, как закончу. Не надо тут подсвечивать, лады?

***

   Партизан осталось трое. Минувшей ночью они первыми кидались на врага, позабыв страх, и практически все погибли. Выжил Варт, который, несмотря на всю свою скользкость, все же был самым сильным и опытным после Ратканона. Выжил Матук, чьи стрелы летали и жалили, как рой разъяренных пчел. И, наконец, Милашка, которая теперь решительно подошла к остаткам партизанского отряда.
   Сиера проследила за ней взглядом. Здесь, в этой части леса, деревья росли не так часто, и все как на ладони. Кто-то уже проснулся и раскладывает костер, не думая пока о том, что припасы пропали -- брошены с лошадьми. Кто-то еще ворочается. Некоторым так и не удалось заснуть. Двух-трех совершенно седых молодых людей -- парней и девушек -- Сиера заметила точно. Все -- барачники. Из заключенных не поседел никто. Их выжило больше всего. Видно, вампиры предпочитали нападать на тех, кто выглядел поздоровее.
   После битвы Сардат и Рэнт собрали оружие. Теперь у каждого под рукой меч, многие разжились луками и стрелами. Да только никого не переполняло ощущение силы от прикосновения к смертоносным предметам. Ночь показала, чего стоит вооруженный человек против вампира.
   Впрочем, некоторым она показала иное. Вот Милашка, о чем-то спорящая с Вартом, подозвала Саспия. Тот подошел, забросив копье на плечо, встал рядом с ней. Варт только головой качает, начинает что-то говорить... Милашка не слушает. Развернулась, ушла. Саспий, пожав плечами, за ней.
   Загорелся первый костер. Парень, разжегший его, грустно огляделся и, подхватив котелок, отправился к ручью. Путь неблизкий, но куда же без воды...
   Вопль, донесшийся из глубины леса, заставил всех поднять головы. Сиера читала страх на лицах: неужели опять?
   -- Ниче! -- гаркнул Рэнт, махнув рукой. -- Это командир наш развлекается. Добрый он. Забаву любит.
   С этими словами баронет покосился на Сиеру. Она отвела взгляд. Подошла к Аммиту, который, усевшись под деревом, задумчиво созерцал белесое небо.
   -- Можно поговорить с тобой?
   -- Нет, -- лениво отозвался Аммит.
   -- Нет?
   -- Нет. Не собираюсь тебя утешать.
   Сиера, хмурясь, переступила с ноги на ногу. Не понравилось ей, как этот старик сходу все про нее понял -- да не в первый раз. Она будто мешок картошки для него -- простая и понятная.
   -- Ну так не утешай. Скажи правду.
   -- А правду ты и без меня знаешь.
   -- Я больше не хочу умирать, -- понизила голос Сиера. -- Мы ведь можем сами создавать свою судьбу!
   Новый крик оборвался на самой высокой ноте, и Сиера вздрогнула.
   -- Иди, создавай, -- кивнул Аммит. -- Думаешь, дальше будет по-другому?
   Посмотрев на ее растерянное лицо, Аммит вздохнул и смягчился:
   -- Я ему все объяснил, и он все понял. Чтобы не превратиться в самого кошмарного берсерка из всех, что видел мир, ему нужно работать над собой день и ночь, по крупице собирая все самое ценное и светлое. Но понять мало. Из меня помощник плохой. Будь здесь И -- она сумела бы помочь. Такая уж она. К тому же, она знает дорожку к его сердцу. Для меня эта тропа тонет во мраке.
   Сиера не стала переспрашивать, кто такая И -- поняла, что какая-то девушка, тем и удовлетворилась. Спросила другое:
   -- А я? Если я найду эту тропу?
   Аммит покачал головой. Видно, разговор ему нелегко давался. Видно, он предпочел бы вообще другую компанию. Но Река принесла эту, и он смирился.
   -- Внутри нее живет свет. Может, единственный свет, что еще остается этому миру. А в тебе, моя дорогая, зреет тьма. Как бы тебе ни хотелось поверить, что барон окончательно мертв, он не умрет. Ты сама поселила его в своей душе, и он рано или поздно займет ее всю. Нет, я не сомневаюсь -- ты и Сардат рано или поздно вступите в союз. И тогда у тебя будет выбор: либо пасть от его руки, либо бок о бок с ним противостоять целому миру. В обоих случаях ты достигнешь того, чего хочет твое сердце.
   Аммит встал, потянулся и посмотрел в чащу, туда, где оставался Сардат.
   -- Как видишь, учитель из меня так себе. А другого тебе Река не дала. Думай лучше о том, что важно сейчас: перехватить фургон. А дальше... Дальше мы посмотрим.
   Аммит ушел, а Сиера стояла, глядя ему вслед. Лицо окаменело. Все чувства опрокинулись внутрь, пока бесполезные.
   -- Эй, Рэнт! -- обернулась она к бродящему рядом вампиру. -- Пошли на охоту.
   -- Куда? -- вытаращился тот.
   -- Еды нет. Возьми лук и стрелы -- идем.
   Помешкав, Рэнт выполнил указание. Идея охоты его не слишком увлекла, но то, что Сиера обратилась к нему, показалось важным.

***

   -- Хорошо, -- заметил Аммит, глядя на опустевшие цепи и горку пепла под ними. -- А я уж было думал, тебе помощь нужна.
   -- Не нужна, -- отрезал Сардат и вознамерился пройти мимо, но Аммит его удержал. -- Что еще?
   -- Прекращай-ка гавкать на меня, малыш. А то я рявкну. Ночью ты не так чтобы блистал...
   Проглотив гордость, Сардат доверительно сказал Аммиту:
   -- Вот это меня и бесит сильнее всего!
   -- Понимаю, -- охотно признал Аммит. -- Потому и решил с тобой поговорить. Возьми-ка. -- Он протянул Сардату топорик. -- Будь добр, повали это дерево.
   Сардат посмотрел на дерево, где еще недавно висел вампир. Ствол вряд ли бы получилось обхватить руками.
   -- Издеваешься?
   -- Самую чуточку. А что, это составит проблему? Я ведь все же остался и помог тебе в бессмысленной бойне. Неужели ты не можешь отплатить такой мелочью как поваленное дерево?
   Сардат взял топорик. Нанес несколько ударов, гулко разнесшихся по лесу. На стволе появилась расщелина.
   -- Да мне тут час ковыряться!
   -- А я никуда не спешу. -- Аммит уселся неподалеку, скрестив ноги. -- Сегодня все равно далеко не уйдем. Можешь не торопиться. Работай так, как будет удобно.
   Выругавшись, Сардат принялся за дело. Топорик не годился для таких работ. Лезвие туповато, топорище коротко. Сардат остановил сердце и вложил в удар больше силы. Ответом стал едва ощутимый треск в топорище.
   -- Падла, -- буркнул Сардат, запустив сердце.
   Теперь он бил осторожнее. Когда топор начал вязнуть, шагнул в сторону и принялся метить в противоположную часть ствола. Удар за ударом, с одинаковыми промежутками. Аммит молча наблюдал за тем, как рушится опора дерева.
   Наконец, после очередного удара дерево, заскрипев, повалилось, повиснув на кронах соседей. Сардат, тяжело дыша, бросил топорик -- тот вонзился в землю -- и повернулся к Аммиту.
   -- Ну? -- развел руками. -- Что теперь?
   -- Теперь возьми этот топор и никогда с ним не расставайся. Лишь только почувствуешь, как гнев заполняет душу -- повторяй то, что сделал сейчас.
   Сардат фыркнул:
   -- Этак лесов в мире не останется.
   -- Да ну? -- Аммит легко вскочил на ноги, подошел к Сардату, заглянул в глаза. -- Ты попробовал решить задачу просто и быстро -- не получилось. Тогда ты разозлился, но в гневе почувствовал, что еще один удар сломает топорище. Ты усмирил гнев и придумал, как повалить дерево наверняка. Заметь, у тебя получилось. И топор -- целехонек.
   Сардат, опустив взгляд, посмотрел на торчащий из земли топор.
   -- Если зовешь меня Учителем -- так изволь учиться, -- продолжал Аммит. -- То, что сейчас произошло, должно тебе многое открыть. Не обязательно ненавидеть, чтобы победить. Достаточно верить в победу и правильно вести битву. Не все можно решить с налета -- есть опасность сломаться. Иногда -- и таких ситуаций в жизни большинство -- необходимо действовать спокойно и долго. Ты ведь никогда не пытался заполнить бочку золотом за один день? За один день ее даже дерьмом заполнить нелегко. Возьми топор, Сардат. Не говори мне ничего. Не думай, не пытайся спорить. Просто поверь и делай, как сказано. Может, это и полная глупость, но здесь есть кое-кто, кому на тебя не плевать. Так ты хоть попытайся, что ли.
   Аммит ушел, оставив Сардата в одиночестве. Тот долго смотрел вперед, потом присел, поднял топор. Подбросил его пару раз в руке. Тоненькая трещина ползла по гладкому топорищу.
   -- Я буду осторожен, -- пообещал Сардат.
   Запад
   С вечера небо хмурилось, и сердце Ареки замирало. Она выглядывала в окно, просила, чтобы обошлось без дождя. Нет, она знала, что и в дождь он выйдет сыграть на свирели, но также знала и то, что не сможет усидеть сама. И тогда, оказавшись рядом с ним, несмотря на дождь, скажет слишком многое сама себе.
   На столике пылилась книжка, которую вот уже несколько дней не хотелось читать. Окошко весь день открыто, несмотря на замечание Атсамы: свежий воздух вредит книгам.
   Обошлось. На закате усилился ветер и прогнал редкие тучи. На ясном небе утвердился лунный диск, и Арека выскочила наружу, прежде чем поняла, что не слышит мелодии. Стук сердца заглушал бы ее, играй в ночи хоть десяток свирелей.
   Возле скамейки, на которой сидел, понурившись, мальчик, переминалось с ноги на ногу несколько человек. Видно, они чувствовали неладное, потому что, увидев Ареку, которую давно перестали бояться, поспешили уйти.
   Замедлив шаги, девушка приблизилась к скамейке. Что-то не пускало дальше, словно невидимая рука уперлась в грудь.
   -- По-твоему, ей без тебя мало? -- прошептал Мальчик.
   -- Что? -- Звук этот и шепотом-то назвать нельзя было. Арека лишилась дара речи. Такая странная тоска и боль переполняли голос мальчика.
   -- Зачем ты ей уступила? -- На этот раз слова пришлось угадывать по губам, почти незаметным в темноте.
   Арека улыбнулась:
   -- Она не такая, как ты думаешь.
   -- Да? -- Мальчик поднял голову; теперь слова его звучали по-человечески, не походили на странные стихи. -- Она не убивала людей? Все лгут?
   -- Убивала. -- Арека смешалась под его взглядом, но нашла силы говорить твердо. -- Убивала, да. Но для нее это иначе, понимаешь? Она никогда бы не тронула тебя или меня.
   -- Потому что ты принадлежишь Эрлоту, а я недостаточно смешно бегаю?
   -- Нет! -- Щеки Ареки горели. -- Потому что она любит нас, представь. Атсама спасла мне жизнь однажды и до сих пор, как умела, спасала, каждый день, пока... -- Облизнула губы и закончила решительно: -- Пока ты не появился.
   Что-то изменилось -- дыхание? взгляд? выражение лица? -- и пропала невидимая рука. Арека опустилась на скамейку, села так близко к нему, как не отваживалась ни разу, ощутила бедром тепло его тела.
   -- Вот как, -- пробормотал Мальчик. -- Я не знал...
   Арека не задумалась, о чем именно он говорит. О той роли, что Атсама играла в ее судьбе, о своей собственной роли, или о чем-то большем. Она просто радовалась, что вновь звучит его голос. А еще -- что наконец-то чувствует себя хозяйкой положения. Тот, кто только что пытался отчитывать ее, будто старший брат, теперь походил на смущенного ребенка.
   -- Все неправильно, -- произнес он, глядя в стену дома.
   -- Ага, -- согласилась Арека. Пока не угасло странное чувство торжества и свободы, она взяла его ладонь, сжала сильно. У самой дух захватило, закружилась голова. Мальчик вздрогнул, дернулась робко рука, но тут же пальцы сжались, обхватив ее ладошку.
   -- Все неправильно, -- шепнул снова. -- Ты не должна... Ты... Пожалеешь об этом.
   -- Она не против, -- сказала Арека и поморщилась, услышав ненужную фальшь в своих словах. Будто лгала себе так изощренно, что почти не подозревала об этом.
   -- Она -- никто.
   -- Не говори так, -- попросила Арека. -- Не надо, хватит о ней.
   -- Забудем о ней, как прикажешь. -- Манера речи вновь неуловимо изменилась. -- О чем же ты хочешь услышать? Какие слова придутся сейчас?
   От непривычной близости, его сухой, горячей ладони и вызывающего взгляда Ареку прошиб пот. "Пожалеешь об этом", -- прошелестел в голове его голос. Арека поняла, что не готова, что не приготовится и за тысячу лет -- слишком уж колотится сердце, грозя разнести в клочья грудь.
   -- Расскажи, как ты здесь оказался, -- глухо попросила Арека, отводя взгляд. -- Ты ведь откуда-то с юга, да?
   Не сразу поняла, что Мальчик смеется. Если бы он не сжал руку еще крепче, Арека вырвалась бы и сбежала.
   -- С юга, -- произнес он. -- С гор, там была моя деревня. Мне повезло оказаться в караване данников. А дальше ты почти все знаешь.
   -- Что знаю?
   Арека повернулась к нему и тихонько вскрикнула, потому что глаза мальчика оказались провалами в прошлое, в воспоминание о том дне, когда...
   ...крики с улицы заставили Ареку подняться с постели. Последние дни она почти не выходила из комнаты принцессы, ожидая, когда исчезнет эта страшная тяжесть, повисшая на сердце. Но становилось лишь хуже с каждым днем.
   Во сне она видела всех, кого потеряла. Сначала родителей, брата, потом -- Акру и, наконец, Левмира. Улыбаясь солнечной улыбкой, он всегда появлялся последним и уходил в закат, ведя за руку ту, которой нечего было делать в ее сне. При виде зеленых глаз Арека просыпалась на мокрой от слез подушке.
   Кто-то стонал. Растворив окно, Арека выглянула во двор крепости. На весеннем перемешанном с грязью снегу толпились люди. Это уже третий караван данников, но другие выглядели иначе.
   Первым в глаза бросился старый горбун. Он стоял, шатаясь, и его руки раскачивались из стороны в сторону. Впрочем, он хотя бы стоял. Многие сидели, лежали, потому что у них не было ног. Несколько одноруких, один вовсе без рук держатся кучкой -- видно, сдружились по пути.
   Широким шагом навстречу сброду калек вышел господин. Сопровождающий баронет выдвинулся навстречу.
   -- Что это? -- Скрытая до поры ненависть клокотала в голосе Эрлота.
   -- Такую дань прислали из Туриудса, -- сказал баронет.
   -- Убрать отсюда и сжечь. Головы баронетов, что прибыли с ними, отвези обратно. Я напишу сопроводительное письмо. Привезешь в три раза больше условленного и людей выберешь сам.
   Арека не расслышала ответа, потому что в этот миг взгляд ее встретился со взглядом парня на костылях. Когда все вокруг рыдали, кричали, пытались умолять, он улыбнулся и помахал рукой.
   -- Она проходила мимо, -- сказал Мальчик, разорвав наваждение. -- Случайно увидела расправу и подошла выяснить, зачем уничтожается столько крови. К тому времени я один остался, меня она и забрала. "Таких игрушек у меня еще не было", -- вот что она сказала.
   Не вполне верно истолковав взгляд Ареки, Мальчик пояснил:
   -- Я играл на свирели, когда она подошла. Играл, пока они убивали остальных. Должно быть, она услышала музыку издали, потому и пришла. Почему ты так смотришь?
   Арека не сразу совладала с собой. Слова упрямо застревали в горле, и наружу вырвалась лишь малая часть:
   -- В один день.
   -- Что же?
   -- Она спасла нас в один и тот же день.
   -- Вот как? -- улыбнулся Мальчик. Высвободив руку, он достал из-за пазухи свирель. -- Расскажешь, как она спасла тебя? А я буду тихо играть твою мелодию, чтобы легче текли слова. А когда ты закончишь, мелодия станет другой. Мы вместе выдумаем ее, если хочешь.
   -- Хочу, -- выдохнула Арека, когда первые тихие нотки сплелись с ночными шорохами. -- Ты только играй, не останавливайся, хорошо?
   Глава 30
   Юг
   Дневной переход, молчаливый и безрадостный, вымотал остатки отряда совершенно. Зато впереди появились горы. Увидев их с вершины холма, Сиера остановилась и долго смотрела, как темнеют знакомые громады в лучах заходящего солнца. Смотрела и улыбалась, запрещая себе думать, что дома больше нет, что горы теперь -- пустая порода.
   -- Ты будто горишь.
   Она вздрогнула.
   Сардат шел впереди и теперь смотрел на нее снизу вверх. Солнце светило на девушку сзади, ветерок играл волосами, наполняя их ярко-красным огнем. Лицо же тонуло во мраке.
   -- Пошли. -- Сардат протянул руку.
   Сиера коснулась ее пальцами, позволила повести себя вниз. Через несколько минут подняв голову, гор она не увидела. Все застили кроны высоких деревьев.
   Стали на ночлег возле ручья -- того же самого, выписывающего немыслимые кульбиты. Умываясь, Сиера заметила:
   -- Холодный еще.
   -- В смысле? -- поинтересовался Сардат.
   -- Ручей течет с гор, из источника, что в моей деревне. Вода ледяная -- зубы ломит. Потом нагревается, конечно. А тут -- холодная. Недалеко мы, значит.
   Улыбка Сиеры ушла в пустоту, и она поспешила отвернуться. Сардат-то понимает, что она сейчас старательно прячет воспоминания. Он не из тех, кто привык отворачиваться от беды.
   -- Знаю, -- вздохнула Сиера, все еще сидя на корточках и позволяя струям ласкать руки. -- И все равно -- там мой дом. И ручей начинается оттуда. Это -- святой источник, и он не иссяк.
   Сардат сел рядом, посмотрел на нее. В глазах заклубилась недобрая тьма, которую он старательно подавлял.
   -- Хочешь зайти в деревню? Я так понял, не совсем по пути...
   Сиера задумалась. Вспомнила -- впервые без содроганий -- как вместе с бароном смотрела с вершины скалы на мертвую долину. Валяющиеся трупы...
   "Я предал их тела огню", -- долетел с Той Стороны тихий голос Модора.
   Закрыв глаза, Сиера кивнула.
   -- Да. Думаю, да. Я бы хотела побывать там, прежде чем... все закончится.
   -- Эй! -- Сардат толкнул ее в плечо, и глаза потемнели еще сильнее. -- Ничего не закончится, ясно? Мы что-нибудь придумаем. Так, как там, -- он махнул рукой назад, туда, где отгремела страшная битва, -- не будет. Аммит в этом деле соображает, он вообще хотел сам все решить, так что нечего мне тут сопли размазывать, лады?
   -- Извини, -- легко согласилась Сиера. -- Не буду размазывать. А в деревню все равно хочу зайти. Прежде чем Аммит начнет все решать.
   Посмотрела ему в глаза, улыбнулась. На этот раз Сардат ответил. Но каких трудов стоила ему эта улыбка?
   Первые тревожные намеки Сиера получила через несколько минут, когда к ней вальяжной походкой приблизился Рэнт и предложил "сходить на охоту". Сардат, оказавшийся неподалеку, услышал и, прежде чем девушка успела ответить, сказал:
   -- А может, со мной сходишь?
   Рэнт растерянно замигал, явно не ожидал такого.
   -- Или с Милашкой? Ты подойди, спроси -- она, думаю, не против с тобой прогуляться подальше, только копье возьмет.
   -- Командир! -- Рэнт поднял руки к груди, будто собираясь в порыве искренности разодрать одежду. -- Да я...
   -- Ушел, -- процедил сквозь зубы Сардат. -- Быстро.
   Рэнт исчез. Сиера, в которой всколыхнулась родовая гордость, заставила себя молчать, хоть и многое рвалось наружу. Уж в чем в чем, а в отношении Рэнта она за себя постоять могла, и помощь ей не требовалась.
   Вовремя задумалась -- почему же за целые сутки Сардат Рэнту слова не сказал? Быстро поняла, как дорого ему обошлось это молчание. Сейчас же будто нить протянулась от него к баронету. И Рэнт не решался дергать поводок.
   Хуже всего -- думала Сиера -- что во всем этом как-то замешана она сама.
   Несмотря на то, что вокруг валялось много веток, Сардат срубил дерево. Пилы, разумеется, не нашлось, и он продолжал кромсать его на щепы топором. Люди, смеясь, подходили, набирали дров и складывали костры, а Сиера, глядя то на ожесточенное лицо Сардата, то на превращаемую им в кашу древесину, понимала, что видит он отнюдь не дерево, и не щепки алыми брызгами разлетаются по сторонам. "Бревно с ушами", -- вспомнилась фраза, брошенная Глардотом на тракте. Сиера поежилась и нашла взглядом Рэнта. Тот как раз вышел из лесу, держа в одной руке за уши нескольких зайцев. Посмотрел и обошел по широкой дуге Сардата. Слава Солнцу и Реке -- понимает хоть что-то!
   Когда разжигали костер, к Аммиту подошел, хромая, Варт.
   -- Скоро уж, -- заметил ставший теперь еще более печальным и молчаливым командир партизан. -- Как там будем-то? План бы какой придумать.
   -- Тебя порежем малек, чтоб кровь текла, да кинем охране, -- вмешался Сардат, нахохлившийся рядом. -- Пока они жрать будут -- все сделаем. Нормальный план? Вполне как тебе нравится.
   -- Оно, может, и хорошо бы, -- невозмутимо отозвался Варт. -- Да только будь вампиры такими тупыми, мы б уже во дворце в Кармаигсе пьяные валялись. По уму б чего придумать...
   -- Ты меня сейчас тупым назвал? -- ни с того ни с сего поднялся Сардат, сжав кулаки.
   Варт попятился, но тут подал голос Аммит:
   -- Нет плана. Смотреть будем, как там и чего. Одно скажу: бойня будет. И другое: делать надо днем. И еще: я по-прежнему не понимаю, чем там можете помочь вы все.
   Услышав такое, Сардат отвернулся, а Варт насупился:
   -- Там все-таки главный наш. Не сидеть же, сложа руки.
   -- Это да, -- покачал головой, глядя на зародившийся огонь, Аммит. -- Знаешь, как мамаша дочери дает картофелину и ножик тупой -- на, мол, помогай, раз рвешься. А дите потом дивится: как так -- только дочистила, а обед на столе уже?
   Варт понурился, а Сардат, сорвавшись с места, исчез где-то в сгустившихся сумерках. Аммит посмотрел на Сиеру, и в его глазах она увидела -- впервые, кажется, -- боль. Новые и новые нити натягивались кругом, и Сиера путалась в них, как в паутине.
   За ужином к вампирам, сидящим особняком, приблизилась Милашка. Сиера заметила, что разговор у людей задался только когда она ушла. Тяжко ей, должно быть, сносить такое, но по лицу не скажешь. Все та же злобная насмешливость, да то и дело прорывающаяся невеселая, но открытая улыбка.
   -- Вечер добрый, господа кровососы, -- поздоровалась она, присаживаясь с миской рядом. -- Вот, интересно, как живете. Какие разговоры ведете -- дай, думаю, послушаю. О том, может, у кого кровь вкуснее, да откуда пить лучше? Без шуток, правда интересно. Как в партизаны ушла -- тоже долго прислушивалась, какие речи ведутся...
   -- Вот и помолчала бы, послушала, -- огрызнулся Сардат, бросив на землю наполовину полную миску. -- Чем языком трепать...
   -- Тебя не переслушаешь, -- и не подумала обидеться Милашка. -- Как почнешь байки травить -- хоть уши затыкай. Да все с прибаутками. Дай, думаю, тоже словечко вставлю, авось папочка не наругает.
   Сдавленный смешок Сиеры, кажется, спас Милашку от неприятностей. Сардат, собравшийся высказать что-то непоправимо резкое, покосившись на Сиеру, смолчал и отвернулся. Милашка же обратилась к Аммиту:
   -- Так чего с фургоном-то? Варт грустит. Ему, конечно, грустить-то надо бы, веселого мало, да только дело так не сделается. Как два десятка бойцов одолевать будем?
   Аммит пожал плечами:
   -- Сам теряюсь. Девчонка советовала разобрать мост -- наверное, так и поступим. А потом... Куда они денутся? Никуда. Попробуем поговорить. Если они знают, кто я такой, от разговора не откажутся. Быть может, сдадим им кого из ваших на обмен. Варта, например. В Кармаигсе притворятся дураками, скажут, что Ратканон в дороге усох.
   -- Эх, -- вздохнула Милашка, в отличие от Сиеры, спокойно выслушавшая предложение, -- надо было у тех, вчерашних, голов напилить. Оно, знаешь, хорошо действует, когда на тебя головы друзей сверху швыряют. Мы раз так наслаждались -- до сих пор дрожь пробирает.
   -- Вот -- ага! -- подал голос до сих пор молчавший Рэнт. -- Еще бошки гниющие с собой волочь!
   -- Вампиры не гниют, дурачина, -- хохотнула в ответ Милашка. -- Ой, помрешь с вами... Тоже мне -- владыки-горемыки. Ладно. Спасибо за добрую беседу, пойду к любимому под крылышко. Не грусти, папаша! -- крикнула на прощанье Сардату. -- Покромсаем еще врагов ненавистных, отведешь душеньку.
   Сиера смотрела на его руки. Пальцы правой подрагивали на колене, а левая сжалась в кулак. Рука барона.
   С уходом Милашки сделалось и вовсе грустно. Мало-помалу все поели, Сиера собрала посуду. Пошла к ручью, вдыхая теплый ночной воздух, слушая цикад. Странное было чувство. Как будто вся тьма из души, казавшаяся незыблемой, уходит и заполняет душу Сардата. Не по себе -- будто ношу свою на кого-то переложила. Да только так хорошо, что плакать хочется.
   По пути Сиера собрала миски у всех людей. Многие опешили, увидев вампира, рвущегося услужить, но Сиера даже не заметила. Хотелось посидеть одной на берегу, подумать ни о чем, выполняя простую работу.
   Не дали ей такого счастья.
   -- Дай помогу-то -- набрала сколько, -- выскочил откуда ни возьмись Рэнт.
   -- Спасибо, сама справлюсь, -- по возможности вежливо сказала Сиера. Сто раз уж прокляла тот миг, когда позвала баронета на охоту.
   -- Да ладно, чего! -- Рэнт доставал миску из мешка, в который Сиера их собирала. -- Мне ж не сложно, я не гордый...
   Возразить она не успела -- сзади послышался резкий голос Сардата:
   -- Ты оглох, уродец? Тебя послали -- задницу поднял и ушел.
   Сиера не выдержала.
   -- Никого я не посылала! -- повернулась она к Сардату. -- Тебе-то что за дело?
   Понимала прекрасно, что ему за дело. Знала и что за посудный интерес тут у Рэнта. Не вчера на свет родилась, и не впервые из-за нее парни грызлись. Да только терпеть такого высокомерия не хотела и не могла.
   -- Мне что за дело? -- В голосе Сардата загремело что-то нехорошее. -- Этот скот чуть человека не угробил. Меня оболгал. И, как ни в чем не бывало, теперь будет глазки тебе строить? Нет уж. Слышал меня? Вон отсюда пошел. Хочешь помогать -- иди Варту сапоги почисти, как раз по тебе задача.
   Рэнт встал, наклонив голову, Сардат шагнул навстречу. Сердце Сиеры сжалось ледяными обручами -- оба останавливали сердца.
   -- Рэнт! -- окрикнул Аммит. -- Сюда иди. Быстро.
   Баронет вздрогнул, и одним обручем стало меньше. Потупив взгляд, Рэнт заторопился на зов. Сардат подождал, пока баронет уйдет.
   -- Такому только повод дай, -- сказал негромко. -- Нечего его подкармливать.
   -- Нечего меня от него защищать! -- нахмурилась Сиера. -- Случись что -- я трех таких на месте сожгу, глазом не моргнув.
   -- Ой ли? -- Еще один обруч растаял. Сардат насмешливо прищурился.
   -- Вот тебе и "ой", -- смягчилась Сиера. -- Что с тобой творится? Сам мне говорил, тогда еще: сделал все, что мог, а получилось, не получилось -- другой разговор. Чего ж теперь на своих рычать да кидаться?
   -- Этот, что ли, свой? -- Сардат кивнул в ту сторону, куда удалился Рэнт.
   -- Этот! А что он, по-твоему, в город вернется, да на службу поступит? Нужен он там. А дрался, вспомни, вместе со всеми. Ты видел, как он девчонку из пасти у волка вынул? Я видела. Мы тут все теперь заодно, вашими стараниями. Так что хочешь злиться -- иди лучше дерево еще сруби.
   Слова сами с языка сорвались. Сказала -- и пожалела тут же. Потому что Сардат вдруг побледнел и еще раз взглянул в ту сторону, где сидели невидимые и далекие Рэнт и Аммит.
   -- Извини, не хотела, -- забормотала Сиера, чувствуя, что походя зацепила какую-то лишнюю струну. -- Просто...
   Не дослушав, он развернулся и ушел. Сиера осталась на берегу одна. Постояла с минуту, думая -- вернется. Потом опустилась на корточки. Все хорошее разом из сердца ушло. Воздух казался удушливым, цикады -- раздражали. Не хотелось ни сидеть, ни думать. Только гора посуды осталась прежней.
   -- Два дурака, -- буркнула Сиера, протирая песком первую миску. -- Да и сама не лучше...
   Работу она специально затянула -- пусть все улягутся, хоть разговаривать ни с кем не придется. Однако вернувшись в притихший лагерь, Сиера поняла, что с одним человеком поговорить бы не отказалась. Что-то влекло ее к Милашке -- будто к матери или старшей сестре. Почему-то ее совсем не пугает этот, новый Сардат. Может, потому что сама в одночасье изменилась?
   Бесшумно обойдя стан, Сиера приблизилась к сидящему у костра часовому. Это оказался Матук.
   -- А? -- встрепенулся тот, когда девушка опустилась рядом. -- Ты чего так тихо?
   -- А ты от кого сторожишь?
   Посмотрели в глаза друг другу. Сиера улыбнулась, а Матук отвернулся и сплюнул в костер:
   -- Да иди ты! Что ж теперь, всем спать, как младенцам? Мало ли что, вдруг, успею...
   Сиера удостоила его задумчивым взглядом. Что-то новое постепенно раскрывалось в людях. Что-то, чего раньше Сиера не замечала. Стремление поступать правильно, даже если никакого смысла в этом нет.
   -- Чего хотела-то? -- Матук старался говорить миролюбиво, но ощутимо нервничал, что рядом сидит вампир.
   -- С Милашкой поговорить. Где она, скажешь?
   -- Там, -- махнул рукой Матук. -- Тихо будь только -- мало ли...
   Смысл предупреждения дошел до Сиеры не сразу. Она, скинув туфли, легкими шагами двигалась в указанном направлении. Слуха достигли удары и смех. Обогнула еще несколько деревьев -- и вот маленькая полянка, посреди которой горит костерок.
   Милашка и Саспий дрались на копьях. Сиера дернулась было вмешаться, но тут, в ответ на очередной выпад Саспия, Милашка спокойно сказала:
   -- Вот так. А теперь давай-ка по-настоящему, готовься.
   -- А не боишься? -- фыркнул тот. -- Баба!
   -- Сам баба! -- рявкнула в ответ Милашка.
   Ее копье заметалось с немыслимой скоростью, но Саспий если и уступал, то не намного. Удары превратились в нескончаемый треск, быстрые движения сливались.
   -- Ах ты! -- воскликнул Саспий, отпрыгивая -- копье Милашки прочертило борозду у него на плече. Милашка в ответ показала ему свое оцарапанное предплечье.
   -- Все, хорош, -- сказала, воткнув копье в землю. -- А то увлекусь -- взвоешь!
   -- Ты все обещаешь! -- усмехнулся Саспий.
   -- Сюда иди.
   Сиера замерла, когда губы Милашки коснулись раны Саспия. Вот кровь остановилась. Вот Милашка поднимает голову. И что теперь?
   Сиера не могла поверить глазам. Эта странная пара на поляне -- целуется? И Милашка -- эта боевая, неприступная женщина -- позволяет себя вот так лапать? Подумать -- и то страшно становится, не то что увидеть!
   Попыталась было уйти, но вся легкость куда-то делась. Наткнулась на ветку, та хрустнула. Тихо совсем, да только вампиру и того хватит. Сиера замерла, опустив веки. Эта глупая привычка тянулась за ней с детства: зажмуриться и ждать, что беда пролетит мимо.
   Как будто ветерок дунул в лицо -- движение.
   -- Ой-ой! -- раздался насмешливый голос Милашки. -- Ну и кто это у нас тут притаился?
   -- Я не таилась. -- Сиера открыла глаза. Милашка стояла напротив, вертя двумя пальцами копье, и улыбалась. -- Поговорить шла, а потом... Ладно, я... Пойду.
   Повернулась, ступила босой ногой на землю. Наконечник копья стукнул по плечу.
   -- И чем же я тебе помочь могу? -- задумчиво сказала Милашка, когда Сиера остановилась. -- Драться научить? Вряд ли. Кашу варить? Вроде не с чего. Ребенка вытравить? Нет, не вздрагиваешь, мимо, значит. Наоборот, выходит? Вот, теперь похоже на правду!
   Сиера крутанулась на месте, сбросив копье, и оказалась лицом к лицу с ухмыляющейся Милашкой. Саспий переминался с ноги на ногу шагах в пятнадцати и делал вид, что ничего не замечает.
   -- Он почему-то только с тобой разговаривает нормально, -- сгоряча выпалила Сиера.
   -- Да ну? -- Женщина приподняла бровь. -- Как он меня за ужином обласкал -- нормально? Ну, для вас, кровососов, может, и нормально, а я так и обидеться бы могла. Это не он со мной -- "нормально", это я его не боюсь, вот и все. А мне чего уж бояться-то? Сделали из меня то, что ненавидела больше всего на свете, так теперь -- хоть на Ту Сторону вприпрыжку, лишь бы не скучно.
   -- Ясно. Спасибо. -- Сиера опять попыталась уйти, но по плечу снова стукнул наконечник.
   -- Погодь. Пришла за советом -- получишь. За мной, знаешь, мужики толпами не ходили никогда, но кое-что подскажу. Иди к нему и будь с ним. Когда надо -- поддержи, когда надо -- удержи. Никакие разговоры тебе не помогут. Неразговорчивая ты, вот и нечего наизнанку выворачиваться.
   Сиера немного подождала, но продолжения не последовало.
   -- И все? Быть рядом -- и только?
   -- А это как твоей душеньке возжелается -- можешь и не только. Просто от вздыханий издалека, да от ночных советов проку не будет. Нравишься ты ему -- примет, не нравишься -- оттолкнет. А ты ему нравишься. И он со всеми "нормально" разговаривает, как ему природой положено, а перед тобой -- вона как держится. Кипит весь от злости, а слова лишнего не вякнет.
   Опустив голову, Сиера нахмурилась. Как же так получилось, что один вопрос сам собой заменился другим?
   -- Ну? Все? -- спросила Милашка, подняв копье.
   -- Нет. -- Сиера опустилась на корточки, по-детски обняв колени. -- Я не про то хотела поговорить. Запутала ты меня. Почему он таким становится -- знаешь? Аммит говорит, что ему так недолго осталось. Да и без него ясно...
   -- Что кидается на всех, будто пес цепной? -- Милашка села рядом, задумчиво почесала голову древком. -- А кто его знает. Это после бойни с ним такое. Гложет его что-то.
   -- Понять бы, что, -- подхватила Сиера. -- Я подумала, может, ты сообразишь.
   -- С чего бы? -- покосилась на нее Милашка.
   Сиера пожала плечами:
   -- Я, например, знаю, что за страсть вела графа Кэлпота, потому что его кровь меня обратила. Он жаждет так глубоко ступить во тьму, чтобы обрести полную силу при свете солнца. Думает, что можно выпустить мрак из души, и ночь настанет днем.
   -- Знатный недоумок, -- протянула Милашка.
   -- Нет. Если бы ты чувствовала это как я, не говорила бы. А сейчас от разговора уходишь. Ну скажи, что тебе сто?ит?
   Милашка долго молчала, глядя на Саспия, который от нечего делать принялся тренироваться с копьем в одиночку.
   -- Когда я пила его кровь, -- тихо заговорила Милашка, -- чувствовала много всего. Капельку страха, капельку заботы, капельку любви. Но потом все сгорело в черном огне. Я не знаю, как еще тут сказать. Просто -- вдруг все сгорело. И это была ненависть. Поэтому... Теперь я не хочу ненавидеть. Никого и никогда.
   Милашка встала, сделала шаг к Саспию, но остановилась.
   -- Если в нем правда сидит такое, -- услышала Сиера ее непривычно тихий голос, -- он и близко не человек. Вот и выбирай, чего ты хочешь. Сгореть вместе с ним, когда придет время, или жить.
   Она ушла, полагая, что сказала все необходимое. Сиера осталась сидеть под деревом.
   -- Жить, -- сорвалось с губ слово. Странное и как будто чуждое сердцу. Что это значит -- жить? Когда не будет его. Когда останется только прошлое, залитое кровью. Зачем, ради чего тогда жить?
   Сиера тряхнула головой, отгоняя навязчивый образ костра, в котором чуть не оборвалась ее жизнь. Нет, для этого еще будет время. А пока за жизнь можно и побороться. Ни Аммит, ни Милашка в него не верят, Рэнт -- ненавидит, а вот она -- будет верить.
   И Сиера, поднявшись на ноги, решительно зашагала обратно к лагерю. Не считая нужным более скрываться, бросила на землю туфли, обулась. На этот раз Матук ее заметил издалека, отсалютовал мечом, который невесть зачем -- должно быть, просто от скуки, -- совал в костер. В ответ Сиера махнула рукой.
   Все легли на ночлег, стараясь оставаться на виду друг у друга. Между Сардатом и Рэнтом оказалось кострище, Аммит -- тот вовсе куда-то пропал. Сиера ни разу не видела его спящим.
   Сардат во сне хмурил брови, что-то еле слышно шептал. Улегшись рядом, Сиера приблизила ухо к его губам и явственно услышала:
   -- ...я не такой.
   -- Конечно, не такой, -- прошептала ему на ухо Сиера и, отбросив сомнения, обняла вздрагивающее тело. -- И я -- не такая...

***

   Сардат подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Луна ярко освещала Мертвый Яр. Там грудами валялись трупы -- людей, вампиров. А между ними скользила чья-то тень. До ушей долетали взрывы визгливого хохота. Наконец, весельчак вышел на свет, и Сардат узнал барона Модора.
   -- Как дела? -- улыбнулся барон. -- Как рука?
   -- Спасибо, не жалуюсь, -- ответил Сардат. -- Зачем вернулся?
   -- О! Я не дошел до Алой Реки. Слишком слаб -- вот и вернулся. Кстати, смотри, что нашел по пути! Она лежала неподалеку от разодранных лошадей и зарубленных волков.
   С этими словами барон взмахнул левой рукой. Черной, промерзшей, гниющей рукой Сардата.
   -- Зачем ты ее взял?
   Барон захохотал, мотая головой, будто услышал самую смешную в мире шутку.
   -- Да просто хотел, чтобы во мне было что-то человеческое. Она болит! Представляешь? По-настоящему болит! А ты-то не забыл еще, что это такое -- настоящая человеческая боль? Не та боль, которую способен испытать вампир, зная, что -- заживет. А та, что доступна лишь человеку: смотреть на умирающую руку и понимать, что ничего не сделаешь.
   -- Отрубить ее!
   -- О, нет. Я позволю ей умереть, я наслажусь ею до самого конца. Потому что я -- вампир, и я все выпиваю до дна. Но если хочешь -- я могу тебе ее вернуть. Все, что нам нужно -- пара взмахов топором или мечом. И каждый из нас получит свое.
   Барон прыгнул, и Сардат едва успел отскочить от края, чтобы дать ему место.
   -- Река послала меня, -- заговорил барон, -- чтобы предложить то, чего не предлагала никому. Отменить все. Стать человеком. Что решишь? Я мертв, Сардат, мне ничего не нужно. А ты, если согласишься, получишь вдобавок мою жену. Она ведь тебе приглянулась. Не ври, что нет.
   -- Я и без тебя ее получу.
   -- Нет! -- Барон ухмыльнулся, и схватил гниющей рукой Сардата свою -- белую и гладкую. -- Вот этим ты ее убьешь. Вот это стоит между вами. Капля моей крови, смешавшись с твоей, могла бы свести тебя с ума. А ты отхватил целую руку. Руку, которая убивала людей просто так, ради развлечения. И ты скоро будешь таким. Разве один уже не получил свое?
   Сардат услышал стон, обернулся. На ветке дерева покачивался истерзанный вампир в цепях.
   -- Это -- не человек!
   -- Столь велика для тебя разница? На самом деле -- нет. Я ведь говорил тебе, Сардат: мир -- это вонючий подвал, куда спускаются такие мрази, как я, чтобы убивать. Добро пожаловать в подвал! Вот он, полюбуйся!
   Он начал узнавать лица мертвецов внизу. Аммит. Сиера. Рэнт. Кастилос. Ирабиль. Левмир. Еще тысячи людей, лица которых казались смутно знакомыми -- отголоски чужой памяти. Изломанные, обескровленные тела подставляли безжизненные лица холодному лунному свету.
   -- Я никогда не причиню вред своим, я не такой, -- прошептал Сардат.
   -- Ну разумеется. Только вот граница между своими и чужими очень тонка и в гневе так легко переступается. "Он посмотрел на меня пренебрежительно -- он враг!", "Она улыбнулась другому -- она враг!"
   Барон все еще держал его за руку и, опустив взгляд, Сардат почувствовал, как мир начинает кружиться. Его рука... Рука барона...
   -- Время, Сардат! -- закричал Модор. -- Решай. Гнев или жизнь? Забери обратно свое, отдай чужое и будь, наконец, счастлив!
   Откуда-то в его голосе прорезалось искреннее участие. Как будто Модор вправду хотел сделать Сардата, своего убийцу, счастливым. Но как? Отдав гниющую мертвую руку взамен живой?
   -- Ты, должно быть, смеешься, мразь, -- оскалил клыки Сардат. -- Хочешь сдохнуть еще раз? Да хоть сто подряд -- мне это никогда не надоест!
   Барон грустно посмотрел ему в глаза и кивнул:
   -- Так тому и быть, -- вздохнул он. -- Так, тому и быть... малыш.

***

   Сиера задремала, но из сна ее вырвал низкий утробный рык. Открыла глаза и вскрикнула, отшатнувшись -- на нее смотрели горящие черно-красным огнем глаза.
   -- Это я, -- зашептала Сиера, чувствуя, что голос отказывается повиноваться, слова падают в пустоту. -- Я! Понимаешь?
   Такие знакомые пальцы стиснули ей горло. Пальцы барона.
   Стало нечем дышать, потемнело в глазах. Отчаявшись вырваться, Сиера остановила сердце.
   -- Хоть сто раз подряд, -- прорычал Сардат ей в лицо. -- Никогда не надоест, мразь!
   -- А ну, отпрыгнул! -- Будто молния, сверкнул, отразив луну и костер, меч. Лезвие прикоснулось к шее Сардата, и тот с воем вскочил на ноги. Сиера принялась дышать, расправляя смятую гортань, а глаза искали неведомого спасителя.
   Им оказался Аммит. Меч в его руке опустился, отделив Сиеру, сидящую на земле, от Сардата.
   -- Чего он опять? -- сонным голосом произнес Рэнт. -- Вот... скотина!
   Сардат повернул к нему голову и издал рычание. Словно ветер поднялся. Лишь краешком зацепил он Сиеру, но и этого хватило, чтобы дрожью пробрало до самых костей. Погас костер. Рэнт пискнул и, шагнув назад, упал.
   -- Сардат, -- хрипло произнесла Сиера. -- Не надо...
   -- Эй, папаша, -- с деланным безразличием подошла к нему Милашка. -- Ты чего эт...
   От внезапного удара она улетела шагов на двадцать и, разметав заключенных, едва не угодила в соседний костер.
   Люди просыпались, хватались за оружие, перешептываясь, пытаясь понять, в чем дело.
   -- Никому не подходить! -- крикнул Аммит, шагнув к Сардату. -- Парень, я даю тебе последний шанс притвориться, будто тебе просто дурной сон приснился. Ну?
   Сардат зарычал снова, и Сиера съежилась от страшного чувства, но Аммит не дрогнул:
   -- Это твой ответ? Топор потерял?
   Алые огни впились в Сиеру, вытягивая душу.
   -- На меня смотри! -- прикрикнул Аммит.
   Сардат отвернулся, из груди Сиеры вырвался вздох облегчения.
   -- Вы получите то, чего хотели, -- прошипела тварь, лишь немного похожая на Сардата. -- Сполна получите! -- Он подпрыгнул к ближайшему дереву и, размахнувшись левой рукой, нанес удар.
   Кто-то завизжал -- должно быть, ребенок, -- но остался без внимания. Каскад щепок, окрашенных алой кровью, разглядеть в темноте сумели только вампиры. Но удар, треск и покачнувшуюся сосну видели все люди.
   После второго удара Сардат зарычал от боли. Третий удар -- и Сиера за треском дерева услышала хруст кости. Дыхание перехватило. Только запущенное сердце больно колотилось в груди. Сиера сделала движение вперед, но остановилась, увидев меч Аммита, неподвижно застывший перед ней -- не то охраняя, не то пленяя.
   Меч Аммита... Да разве? Это меч Модора, который ни разу не пользовался оружием, зато любил собирать его, чистить и развешивать по стенам.
   Взметнулось пламя костра, и почудилось Сиере, будто в языках его появилось лицо барона с грустной улыбкой.
   -- На! -- взревел Сардат, сокрушая дерево. -- Держи! Вот тебе, подавись!
   От последнего удара рука -- рука Модора! -- повисла безжизненной плетью. А сосна, издав протяжный стон, наклонилась и с треском полетела на землю, ломая ветки других деревьев.
   -- Разбежались! -- услышала Сиера вопль Милашки. Едва успела голову повернуть, как сердце само собой остановилось. Дерево, падающее на толпу людей, вспыхнуло черным пламенем.
   Люди бросились врассыпную, перепуганные скорее мечущейся среди них Милашкой, чем действительной опасностью. Сиера выскочила из-за спины Аммита, доверившись внезапно прорезавшимся инстинктам. Кажется, прыгнула она волком, долетела до места летучей мышью, и только там, над хнычущим мальчишкой, склонилась в привычном облике.
   Тот самый мальчик, что жался к ней во время битвы. Сиере показалось, будто его парализовал ужас, но ужас оказался лишь следствием. Нога мальчика напоминала переломленную тростинку -- затоптали в суматохе.
   Бесценное мгновение ушло на глупую мысль: как вытащить его, не сделав больно? А потом в спину ударила волна жара, и Сиера перестала думать. Выбросив руки вперед, упала, прикрыв мальчика телом. Закрыла глаза, позволив всему огню из глубины души подняться туда, навстречу смерти. Не спастись, так хоть ребенку дать шанс.
   Что-то кричала мать мальчишки. Сиера видела, как она ползет на коленях, как вытягивает руку, а глаза -- глаза, широко раскрывшись, смотрят вверх. И в ее глазах Сиера видела пылающий ствол. Как же все медленно!
   Перед Сиерой в землю вонзилось копье -- это все, что успела сделать Милашка. Но ведь древко тут же переломится под весом огромной сосны, разве лишь самое маленькое мгновение добавится к жизни...
   Сиера глубоко вдохнула, ощутив запах дыма, а сквозь него -- удушающе-прекрасный аромат разгулявшегося лета.
   "Все, наверное", -- подумала она, не зная, как еще попрощаться с миром. В нужный момент все красивые слова куда-то уходят...
   Что-то полыхнуло жарче прежнего, поднялся и оборвался крик...
   Слишком долго ничего не происходит. Или, может, все уже закончилось? Надо посмотреть, открыть глаза.
   -- Ты... Ты так плачешь?
   Дрогнули ресницы, поднялись веки. Сиера встретила взгляд мальчишеских глаз. Почему-то и страх, и боль исчезли из них. Почему-то на его щеках -- красные капли. Вот еще одна упала, и еще.
   -- Да, -- выдохнула Сиера и, подняв одну руку, вытерла глаза. -- Извини...
   Что-то, светясь, падало вокруг. Сиера подняла голову и лишилась дара речи. Медленно кружащиеся частички пепла сыпались на поляну, на раскрывших рты от изумления людей. Несколько красновато-желтых хлопьев легли на ладонь Сиеры и горели, не причиняя боли, еще пару секунд, прежде чем погаснуть и стать серыми.
   -- Красиво, -- прошептал мальчик, глядя в небо.
   "Да, -- подумала Сиера. -- Красиво. Как будто золотые песчинки".
   Но долго любоваться она себе не позволила. Отстранилась от мальчика, села, уставившись на его ногу.
   -- Кто-нибудь кости править умеет? -- Сама не узнала своего дрожащего голоса.
   -- Я могу! -- тут же подскочила Милашка. -- Ох, ты ж... Как неудачно. Варт! Метнулся быстро, две доски прямые нужны. Или палки. Да не тронь ты его! -- Последнее относилось к матери мальчика, которая, наконец, доползла до сына и пыталась сгрести в объятия. -- Не видишь, ему без того плохо. Варт! Я долго ждать буду? -- И тут же -- Сиере. -- Слушай, а ты можешь укусить его, пока я делаю?
   -- Чего? -- вздрогнула Сиера.
   -- Ну, вроде не так больно должно быть. И заживет быстрее. Сможешь?
   Сиера медленно кивнула. От укуса вампира у людей действительно быстрее заживали раны, притуплялись болевые ощущения. Пожалуй, фавориты сами до некоторой степени становились вампирами, регулярно подставляя шеи господам. Но только сейчас Сиере пришло в голову, что можно использовать это и так.
   -- Не смей! -- взвизгнула мать. -- Не прикасайся к нему, ты, тварь...
   -- Я тебе сейчас копье в глотку забью, дура, если не заткнешься, -- рявкнула на нее Милашка. -- С мозгами не подружилась -- беги, вон, деревья колоти. Можно сразу головой.
   Сиера вытянула шею, пытаясь отыскать взглядом Сардата, но не нашла. Показался Рэнт, потерянно стоящий у костра, и все.
   -- Сардат сжег дерево? -- с надеждой спросила, глядя в глаза Милашке, руки которой ловко разрезали ножом штанину мальчишки.
   Она покачала головой:
   -- Нет. Аммит.
   Сиера кивнула, и беглый взгляд Милашки не смог поймать у нее на лице ни разочарования, ни горя.
   -- На! -- К Милашке подбежал Саспий, протягивая два обломка. -- До этого пока дойдет...
   Милашка покрутила палки в руках, и даже до Сиеры дошло, что это -- обломки копья.
   -- Вот ты сообразительный! -- не то с восхищением, не то с хорошо скрываемым ядом в голосе заметила Милашка. Но тут же принялась за дело, бросив Сиере: -- Давай.
   Не позволяя себе задумываться, Сиера приникла губами к шее ребенка. Лишь в тот миг, когда клыки прокололи кожу, в памяти всплыло одно из многочисленных наставлений барона, которые он давал, пока она валялась в бреду под действием странных отваров: "Кровь ребенка -- величайшее искушение для вампира. Ее вкус прекрасен настолько, что даже перворожденные не всегда могут остановиться. Бывали случаи, когда вампиры сходили с ума от этого вкуса и начинали убивать детей без остановки. Поэтому со временем сложилось правило: с детей до пятнадцати лет кровь брать нельзя".
   Даже если бы готовилась вечность, все равно этот нежнейший поток застал бы ее врасплох. Сиера почувствовала, что тонет в чем-то столь же могущественном и прекрасном, как сама Алая Река. Слышала стук маленького сердечка, все быстрее и быстрее. Казалось, чем больше она пьет, тем чаще оно стучит, но еще чуть-чуть -- и начнет замедляться...
   Сиеру привел в чувства удар. Она открыла глаза, часто-часто заморгала.
   -- Извини, -- глухо произнес пятящийся Саспий, потирая кулак. -- Она сказала...
   -- Мне спасибо, ага, -- махнула рукой Милашка, сидящая возле мальчишки, на ноге которого Сиера увидела тщательно примотанные веревками обломки копья. -- Забыла сгоряча, что вы от детишек дуреете. Задница вместо головы... Моих-то так и сожрали ведь.
   От этого высказывания Сиере сделалось дурно. Сердце вновь заколотилось, и к горлу подступила тошнота.
   -- Где Сардат? -- хрипло спросила она.
   -- Где был, там есть, -- холодно отозвалась Милашка. -- Если старик его еще не прикончил.
   Она тут же потеряла к Сиере интерес, о чем-то заговорив с матерью мальчишки. Сиера, поднявшись на дрожащие ноги, обогнула бормочущего извинения Саспия.
   Сардат действительно остался на месте. Только сел на корточки и, согнувшись, баюкал руку, от одного взгляда на которую Сиере стало дурно. Рядом с ним стоял Аммит. Сиера замедлила шаг, затаила дыхание, чтобы услышать его слова.
   -- ...этом и говорил. И рука тут ни при чем. Все у тебя в голове происходит. Хватит скулить! Встань, посмотри мне в глаза и скажи, что справишься с этим.
   -- Пошел вон! -- заорал Сардат, и в голосе его Сиера услышала непривычные истерические нотки.
   -- Нет, мой друг, -- покачал головой Аммит. -- Это ты -- пошел вон.
   Теперь Сардат засмеялся. Теперь он встал. Правая ладонь сжалась в кулак, а меч Аммита чуть заметно приподнялся.
   -- Меня гонишь? -- переспросил Сардат. -- Совсем с головой попрощался? Куда вы все без меня, а? С людьми ты чего делать будешь? Они ж все на меня одного равняются, я -- их командир! Пойдут они за тобой, как же.
   -- Ты оглянись, -- посоветовал Аммит. -- Посмотри по сторонам. Никто на тебя не равняется. Тебя боятся сильнее, чем тех, с кем дрались в Мертвом Яре.
   Сардат повернул голову. Сиера тоже обернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Люди, пришедшие в себя после падения сосны и звездопада золотых песчинок, подбирались ближе, шепчась и переглядываясь. На Сардата они и в самом деле косились с ужасом.
   -- Трусливые мрази, -- услышала Сиера и содрогнулась -- такая ненависть переполняла голос.
   -- Я уважаю тебя, несмотря ни на что, -- холодно говорил Аммит. -- Я уважаю мнение принцессы и поэтому обещаю: не убью тебя до тех пор, пока не покончим с Эрлотом. Если не будешь путаться под ногами, конечно. Спрячься где-нибудь, чтоб тебя никто не видел, и сиди смирно. Быть может, я про тебя и вовсе забуду.
   Сиера осторожно поглядела на Сардата. Не хотела верить в то, что слышала. Разве можно вот так, хладнокровно, решить судьбу человека... или вампира? Взять -- и выгнать. Отречься от того, с кем столько времени делил все тяготы, преломлял хлеб и...
   "Ну, даже не знаю, -- усмехнулся призрак барона. -- Ты мне скажи -- можно? Хладнокровно убить того, с кем даже заключила союз?"
   Сиера тряхнула головой, выгоняя непрошенного гостя. По ушам резанул смех Сардата:
   -- А ты заставь меня уйти, Учитель. Мне чего-то не хочется.
   Выпад Аммита остался незаметным для человеческих глаз. Возможно, он даже превратился на крошечную частичку мгновения в летучую мышь. Меч пронзил живот Сардата и вышел из спины. Кулак врезался в лицо, с хрустом ломая кости. Лезвие выпорхнуло из упавшего тела и описало стремительную дугу, разбрызгивая кровь. А когда снова замерло, осталось чистым.
   -- Следующим ударом снесу голову, -- предупредил Аммит. -- Уходи. Постарайся, чтобы я о тебе не слышал.
   Сардат корчился на земле, его колотила дрожь. Сиера шагнула к нему, но чьи-то грубые руки остановили ее.
   -- Брось ты его, дурочка, -- зашептал на ухо Рэнт. -- Да ты глянь только -- за что там бороться?
   -- Я ведь ничего плохого не хотел, -- простонал Сардат. -- Эти твари... Они ж весь мир подмяли, всех на колени бросили! Это несправедливо!
   -- Быть может, -- кивнул Аммит. -- Но когда мы ставили на колени так называемый мир, мы думали не о справедливости, а о таких вот ситуациях. Когда вампиры будут решать вопросы меж собой, а люди -- спокойно ждать. А такие, как ты, ломают все. -- Теперь в голосе Аммита прорезался гнев. -- Ты, Кастилос, этот ваш трижды проклятый Левмир, задуривший голову принцессе -- все! Тебе надо было встать на колени еще тогда, в поселке, безмозглая ты тварь! Смирить свою гордость, по ошибке выросшую там, где должна быть покорность. А не заставлять людей верить в дурацкие сказки о победе над вампирами. Не будет никаких драконов, не будет чудес, не будет победы. Будет безобразная резня вампиров с вампирами -- и все. А эти пять десятков чуть живых калек, которых мы зачем-то тащим на верную смерть, не решат вообще ничего. И даже если все люди внезапно вырвутся из бараков, найдут оружие и станут великими бойцами в одночасье, половину их до обеда убьет его величество Эрлот, а со второй половиной до заката управлюсь я. А ночью мы решим, кто из нас двоих сдохнет, а кто будет счастливо попивать кровь выживших. Хочешь уничтожать вампиров, щенок? Иди и уничтожь себя, потому что ты -- худший из них. Ты чуть не подпалил кучу вкуснейшей жратвы!
   Эти слова неслись над поляной, и люди бледнели, слыша их. Сиера чувствовала то, что чувствуют они. Впервые за последние годы она, хоть и не человек больше, ощутила себя частью людского племени. И это чувство -- потерянности, опустошенности -- неожиданно согрело душу.
   "Я такая же, как они, -- подумала Сиера. -- Мне так же страшно видеть и слышать все это. Сардат уйдет. Аммит, должно быть, тоже -- в другую сторону. А мы останемся. Я, Рэнт, Милашка -- те, кто понимает и чувствует людей. Не знаю, куда мы их поведем и зачем, но знаю, что останемся с ними до конца..."
   Она не додумала до конца, потому что вдруг обнаружила стоящего перед собой Сардата. Окровавленные пальцы правой руки протянулись к ней. Ладони Рэнта крепче сжали ей плечи.
   -- Отстань ты от нее, -- тихо сказал баронет. -- Иди, куда сказали. Хватит.
   Глаза Сардата сверкнули, заставив Рэнта отшатнуться. Сиера почувствовала, что больше ее ничто не держит. Расправила плечи, глубоко вдохнула, и сердце остановило ход.
   -- Уйдешь со мной? -- еле слышный, донесся голос.
   Сзади стояли недоумевающие люди, Рэнт. Они ждут, когда Сардат уйдет, хотят, чтобы страх исчез, опасность пропала. Быть может, лишь Милашка что-то понимает. А вот Аммит смотрит на нее грустно, хоть и усмехается. Этот точно все знает, каждое движение души ему открыто. Наверняка много таких видел, заранее чует, чем все закончится. Ну и пусть себе чует. Пусть ждут. Пусть смеются и осуждают. Ей-то известно, каково это -- мечтать защитить то, что дорого, а очнуться в темном подвале, где тебя зовут Смертью.
   -- Уйду.
   Ахнул Рэнт, покачал головой Аммит. Сиера коснулась пальцами ладони Сардата, и тут же ощутила, как он ей благодарен за это движение. Он доверился ей сразу, покорился, смирил гнев, и даже глаза его будто просветлели.
   Сиера повернула голову к Аммиту:
   -- Двигайтесь в том же направлении. Начнутся горы -- севернее найдете тропу. Крутая, местами карабкаться придется. Подниметесь на плато -- сразу налево. Кажется -- бездорожье, но скоро выйдете на ущелье...
   Говоря, она содрогалась -- память о родных местах терзала душу. Как же много чужаков скоро пройдет там -- знали бы старейшины...
   -- Я знаю дорогу, -- со вздохом отвел взгляд Аммит. -- Раз уж прощаемся... Ты мне с самого начала была ни к чему. Иди. И пусть принесет тебе счастья твоя судьба.
   Сиера улыбнулась. Давно следовало догадаться. Очень уж уверенно Аммит ориентируется в лесу. А Мертвый Яр? Разве произнесла она при нем хоть раз это название?
   -- Прощайте, -- шепнула Сиера.
   Никто ей не ответил. Лишь крепче сжались пальцы Сардата. Движение души -- и многочисленная стая летучих мышей устремилась, лавируя между деревьями, к далеким горам.
   Аммит опустил меч и в наступившей тишине стоял, безмолвно чертя узоры на земле его острием. Выписав очередной замысловатый вензель, поморщился и бросил оружие в ножны.
   -- И чего теперь-то? -- подступился к нему Рэнт. В ответ получил холодный взгляд:
   -- А разве что-то изменилось?
   -- Ну... Как же?..
   -- Я с утра двинусь спасать Ратканона. До заката надеюсь обследовать местность. По моим расчетам, послезавтра фургон будет там на рассвете. Ты можешь идти со мной, а можешь -- куда угодно. В конце концов -- все равно.
   Положив на плечо неизменное копье, к ним приблизилась Милашка.
   -- Меня это тоже касается? -- спросила она.
   -- Всех касается.
   Она покачала головой и сощурилась, глядя на поседевшего, постаревшего Аммита.
   -- А ты ведь умирать собрался, Учитель.
   Ответная усмешка Аммита привела бы в ужас принцессу Ирабиль. Таким своего наставника она еще не видела.
   -- Тебя-то я точно ничему не учил. Можешь звать по имени.
   -- Ну как же? -- Милашка закатила глаза, будто вспоминая что-то. -- Ты научил меня тому, что вампиры -- самовлюбленные ослы, не видящие дальше своего носа. Когда у одного из котелка убежала каша и затопила все города, вы продолжаете кричать, что это -- ваше дело, и что никто не должен эту кашу расхлебывать. Ты научил меня тому, что люди -- величайшие бойцы, до которых вампирам далеко. Слабые и смертные. Поколение за поколением им вдалбливали, что они -- никто. Но как пришла пора -- взялись за оружие и убивали вампиров, воинов. А еще ты научил меня тому, что путь вампира -- смерть, а путь человека -- жизнь. Собрался умирать, а сердце-то не бьется... Запусти его, старик. Скажи себе, что идешь на смерть. И один ты не останешься.
   И сердце Аммита зашлось в неистовом ритме. Больших трудов ему стоило удержать внутри чувства. Наружу прорвалась только кривая ухмылка.
   -- Ну объясни ты мне... Тебе-то зачем это нужно? Всем вам? -- Кажется, впервые в жизни он просил человека, пусть этот человек и был вампиром. -- Даже зная, что ничего не изменить...
   -- Да потому что это -- наш мир, -- повысила голос Милашка. -- Наш! Понимаешь? Здесь все -- наше, все сделано нашими руками. И вампиры без нас -- ничто. Погибнем? Пускай! Но и вампирам без нас не протянуть. А победим -- будем распоряжаться в своем мире, и никто, ни одна собака не посмеет влезть.
   Нестройный гул голосов поддержал Милашку. Аммит повернул голову -- люди подошли ближе и прислушивались к разговору. Даже Варт -- этот, похоже, окончательно сложил полномочия и стоял наравне со всеми.
   -- А где Рэнт? -- нахмурился вдруг Аммит.
   Милашка дернула плечами:
   -- А куда бы ты делся на его месте?
   Глава 31
   Восток
   Во сне Айри бежала по пустыне от огромной летучей мыши. Ноги вязли в песке, грудь горела, рот жадно хватал воздух, но тварь не отставала. Оглянувшись, Айри увидела гигантские крылья, застившие луну и звезды. Визг чудовища заставил зажмуриться, закрыть уши руками. Нога зацепилась за ногу, и Айри покатилась по склону дюны.
   Острые когти вонзились в кожу, безобразная морда нависла над лицом. Айри проснулась, задыхаясь. Грудь что-то действительно сдавило. Что-то, впрочем, не страшное, а вовсе даже мягкое, теплое и сонно ворчащее.
   -- Рикеси! -- прохрипела княжна, размыкая крепкие объятия.
   -- Лежи смирно, а то уйду, -- зевнула служанка. -- Опять всю ночь реветь будешь, а утром -- розгами...
   Айри замерла. Мысли бестолково заметались, но ничего дельного не принесли. Какие розги? Что за "опять"?
   -- Так! -- вскочила Айри. -- А ну, проснись! Что ты тут забыла?
   На столике она отыскала спички, подожгла свечу, и увидела служанку, смешно и по-детски трущую глаза кулаками.
   -- Мне одной страшно было, -- сказала Рикеси. -- Дворец такой огромный, а народу нет совсем. Буря еще эта...
   Айри со вздохом опустилась на край кровати. Давно предсказанная Мирунгой буря действительно приближалась. Ночное небо обретало алый оттенок, ветер крепчал, и с заходом солнца люди старались запереться в домах, законопатив окна. Пользуясь отсутствием князя, большая часть прислуги вовсе предпочитала не появляться, знали нетребовательность княжны.
   -- Рикеси, ты хоть чуть-чуть соображаешь, кто я и кто -- ты? Тебе нельзя просто так заходить среди ночи в мои покои. И уж тем более...
   Череда ударов по стеклу, приглушенный писк -- совсем как во сне. Айри вскрикнула, услышала визг Рикеси. Сама не заметила, как оказалась в объятиях служанки.
   -- Хоть режьте, никуда теперь не уйду! -- зашептала Рикеси, вцепившись в княжну. -- Давайте под одеяло спрячемся и будем до утра сказки рассказывать?
   Удары и визг не прекращались, но Айри рассмеялась:
   -- Просто летучая мышь бьется в стекло. Отцепись ты! Я запущу ее и убью.
   -- Не смейте убивать зверюшку! -- Рикеси вскочила на ноги, сжав кулаки. Айри замерла у окна, с удивлением глядя на служанку.
   -- А что с ней еще делать?
   -- Госпожа Айри! -- Рикеси уперла руки в бока. -- Убьете -- я вам больше не подруга. И ночевать к вам тоже не приду, и не просите.
   -- Как же я без тебя, солнце мое ясное, -- проворчала Айри, открывая окно.
   Летучая мышь ворвалась в комнату, описала круг под потолком. Визг ее смешался с визгом Рикеси, которая в панике наматывала на себя простыни.
   На лапке летучей мыши Айри заметила белый клочок бумаги. Поморщилась. Ничего неожиданного.
   Княжна властным жестом вытянула руку, и мышь опустилась на ладонь.
   -- Ой, какая гадость, -- шептала Рикеси, сверкая глазами из бельевого кома. -- Кошмар какой! Только не убивайте. Она хоть страшная, а все равно жить хочет...
   Айри распустила шнурок, обвязанный вокруг когтистой лапы. Разворачивая бумажку, пальцы почти не дрожали. Взгляд заскользил по беспорядочным письменам Мирунги. Понять что-то в этом переплетении было нелегко. Несколько раз упоминался "сыночик", трижды -- "манеты", и уж вовсе без счету всяких проклятий.
   Айри макнула перо в чернильницу, написала на обороте одно короткое слово, пока мышь сидела на столе, кутаясь в крылья, как Рикеси в простынь.
   Когда чернила подсохли, Айри привязала бумажку обратно. Мышь, издав напоследок писк, улетела навстречу кроваво-красной луне. Айри затворила за ней окно. Потушила свечу.
   Рикеси выпуталась из своего кокона и теперь приводила постель в порядок. Закончив, покосилась на Айри.
   -- Ложись, -- велела та.
   -- Правда? -- засияла Рикеси.
   -- Теперь мне одной страшно. Хорошо хоть недолго осталось.
   -- Ну да, -- сказала Рикеси, устраиваясь рядом с княжной. -- Скоро, наверное, господин Левмир вернется.
   Служанка заснула, а княжна все смотрела в потолок, морщась от боли в груди.
   -- Не успеет, -- прошептала Айри и закрыла глаза. Слез не было, наоборот, скоро она улыбнулась.

***

   Мышь вернулась на следующую ночь, и через одну. Записки стали короче и страшнее. Как Рикеси ни допытывалась, Айри молчала об их содержании. Лишь в последний раз служанка умудрилась подсмотреть ответ, что Айри вывела на обороте размашистым почерком. Одно слово: "Нет".
   На следующую ночь мышь не прилетела. В раскрытое окно дул жаркий, невыносимый ветер. Рикеси то проваливалась в тревожный сон, то вскакивала, будто толкнул кто. В одно из таких пробуждений обнаружила, что кровать пустует. В поисках княжны Рикеси заметалась по комнате, выскочила в коридор в ночной рубашке.
   Пустой дворец, пустой и мертвый. Скользя босыми ногами по ковру, со свечкой в дрожащей руке, Рикеси боялась даже громко позвать госпожу Айри. Что угодно могло откликнуться на зов из темноты.
   -- Левмиру этому по голове дать надо, -- ворчала Рикеси, пытаясь подбодрить себя. -- Как можно бросить девушку в таком кошмаре?
   Мысль о том, что для Айри дворец -- родной дом, а вовсе не кошмар, Рикеси в голову не пришла.
   Походя мимо приоткрытой двери молельни, Рикеси услышала тихие звуки. Заглянула внутрь. Темно, как в могиле. Подняла свечку над головой, несколько робких шагов. За алтарем у стены -- белое пятно.
   "Привидение!" -- мысленно завизжала Рикеси. А ноги шагали вперед, немея на холодном камне. Пятно обрело очертания. Госпожа Айри стояла на коленях, положив руки на стену, будто пыталась вырваться наружу, выдавить кирпичную кладку.
   -- Что с вами? -- прошептала Рикеси.
   Айри повернула голову, но ответа Рикеси не услышала. Приглядевшись, поняла, что княжна плачет. Не тихо и обреченно, как могло показаться. Минуту назад она еще, должно быть, рыдала в голос, а теперь силы закончились, только страшная мука сжала грудь, не позволяя вдохнуть, лицо исказилось страшной гримасой.
   -- Айри! -- крикнула Рикеси. Свеча полетела на пол, страх перед привидениями куда-то исчез. -- Прекрати, успокойся!
   Рикеси трясла княжну за плечи, орала, не решаясь пустить в ход крайнее средство. Видела уже такое. На ее глазах одна девушка умерла после того как хозяин переборщил с розгами. Тоже ревела до последнего, а когда затихла, все решили, что уснула.
   Глаза Айри закатились. Больше Рикеси не размышляла. Размахнувшись, влепила госпоже пощечину, потом еще -- по другой щеке. Приготовилась к третьему удару, но хриплый, тяжелый вдох прозвучал, будто музыка.
   -- Там. Было. Солнце, -- прошептала Айри, обмякая на руках служанки.
   -- Где?
   Рука княжны поднялась, указывая на стену.
   -- Так ночь же ведь, -- всхлипнула Рикеси. -- Нету Солнца.
   -- Есть, -- улыбалась Айри, не отводя глаз от стены. -- Река меня гонит, а Солнце зовет.
   Рикеси обмерла, услышав эти слова. Трудно сказать, когда она их услышала впервые. Наверное, когда княгиня, мать Айри, вверяла себя Солнцу. Ну да, кончено! Весь город повторял ее последние слова: "Река меня гонит, а Солнце зовет". Так прощались с миром солнечные люди, те, которые, говорят, появились в незапамятные времена из чистого света. Их нельзя было предавать земле. Они чувствовали смерть заранее и просто возвращались к Солнцу.
   -- Не пущу, -- заявила Рикеси, сжимая неподвижное тело княжны. -- Что вы такое выдумали? Да вы не жили толком, госпожа Айри!
   -- За десятерых пожила, спасибо, хватит, -- отозвалась Айри. -- Хоть не одна боль была. Пусть ничтожная капля, но -- счастья. Может быть, даже любовь. Я ведь умею любить, наверное. Я вот тебя люблю, Рикеси. Ты мне будто сестренка. Была бы у меня сестренка... Или братик. И детей-то никаких не будет ...
   -- Госпожа Айри, -- перебила Рикеси. -- Я вас сейчас снова по щекам лупить начну. Пойдемте лучше спать, а утром и Солнце выглянет.
   Княжна замолчала. Она позволила отвести себя в постель, покорно легла, укрылась одеялом. Рикеси, устроившаяся рядом, лишь теперь заметила, что от Айри волнами исходит жар. Потрогав лоб, служанка заметалась по комнате. Ринулась к выходу, но вспомнила, что не одета. Побежала к шкафу, но сообразила, что там вещи Айри. Махнув рукой, закуталась в серый плащ госпожи. Снова к выходу, потом к окну -- закрыть на всякий случай. Отыскала в ящике стола ключ и убежала, наконец, заперев дверь.
   Жаркий ветер бушевал снаружи. Темные силуэты деревьев гнулись, листья летели в лицо. На бледно-розовом небе пылала красным луна. Буря разразилась во всю силу. Служанка тряслась, стоя на крыльце. Говорят, Алая Буря может душу из тела вынести, а вместо нее поселить демона...
   -- Куда ж вы собрались-то? -- Рядом с замершей на крыльце Рикеси появился стражник. -- Ночь-то страшная...
   Тут он заглянул в лицо Рикеси и понял, что обознался.
   -- Лекарь есть у князя? -- завопила в ответ Рикеси.
   -- Дома он, никуда не выйдет, -- отвечал стражник. -- Видишь, буря какая? Мирунга давно предупреждала. А что с тобой?
   -- Княжна болеет! -- отозвалась Рикеси.
   -- Ох, беда, -- вздохнул стражник.
   Рикеси затащила стражника внутрь.
   -- Ты один здесь, что ли? -- спросила, оставив за дверью ревущий ветер.
   -- Вахта моя, -- кивнул стражник. -- Остальные все по домам. Проклятая буря, говорят. Нелюди в этот час ходят...
   Рикеси выдернула из ножен стражника палаш, всучила ему в руки.
   -- Никого к ней не пускай, понял меня? А утром сменщик твой придет -- сразу беги за остальными. Всех собирай! Конюшня открыта?
   -- На засове, -- растеряно сказал стражник. -- А что...
   -- Княжну убить хотят.
   Рикеси сказала это, не задумываясь. Просто хотела, чтобы стражник был настороже. Выскочила на улицу, понеслась к конюшне, из которой доносилось испуганное ржание. Тугой засов, пришлось всем телом приналечь. Ворвавшись внутрь, Рикеси заметалась. Ржание со всех сторон, на стенах висят все эти непонятные ремешки. Стражника, что ли позвать?
   Ветер донес издалека громкий смех. Как будто старуха потешается.
   -- Мирунга, -- прошептала Рикеси. Значит, не ошиблась. Хоть бы стражник выстоял...
   Рывком открыла дверцу в один из денников. Обняла лошадь за шею и вспорхнула ей на спину.
   -- Беги куда-нибудь! -- закричала Рикеси в ухо лошади. -- Если я дура, давай хоть ты умной будешь?
   Повернув голову, лошадь покосилась на всадницу черным глазом.
   -- Очень надо, -- пояснила Рикеси. -- Только не проси тебя пятками бить, хорошо?
   Лошадь коротко заржала.
   -- Хозяйку твою спасать будем! -- завопила Рикеси, с каждым словом чувствуя себя все глупее. -- Чего тебе еще? Скачи давай!
   И чудо свершилось. Лошадь медленно двинулась, вышла из конюшни. Рикеси вцепилась в мощную шею.
   -- Умничка хорошая, -- прошептала на ухо лошади. -- А теперь давай быстро-быстро!
   Лошадь всхрапнула и понеслась. Как она выбирала дорогу в колышущемся алом тумане -- этого Рикеси не могла понять. Уткнувшись в лошадиную гриву, она старалась дышать только так, лишь изредка поднимая голову. От каждого вдоха что-то темное и страшное проникало внутрь, кружилась голова, и чей-то голос будто начинал шептать: "Оставь, ты не сумеешь помочь".
   Вокруг мелькали черные пятна. Не то люди, не то кусты. Кажется, подъездная аллея осталась позади, начался город. Луна выглянула из-за туч, и в ее красном свете Рикеси увидела их. Уродливые черные фигуры в развевающихся рваных плащах. Десятка три, не меньше, двигались со стороны трущоб. Одна из фигур подняла руку, указала на Рикеси.
   -- Вот она!
   Голос Мирунги. Рикеси похлопала лошадь по шее, и та, свернув, понеслась еще быстрее.
   -- А ну, стой! До утра помрешь! -- визжала старуха, но голос терялся в порывах ветра.
   -- Жаба старая, -- шепотом сказала Рикеси, поражаясь собственной смелости.
   Перед въездом в элитные кварталы Рикеси легким касанием заставила лошадку повернуть. Проезжая через опустевший рынок, изловчилась обернуться. Светлячки факелов удалялись от дворца.
   -- Ждут, что упаду, -- пояснила Рикеси на ухо лошади. Ответное ржание так сильно напоминало смешок, что Рикеси вновь забыла, с кем говорит:
   -- Знаешь, где доктор живет?
   Лошадь неопределенно мотнула головой в сторону кварталов.
   -- Это ерунда, а не доктор, -- нахмурилась Рикеси. -- Никуда он в бурю не выйдет. В трущобы давай, на улице Горшечной крайний домик.
   Вопросов лошадь не задавала, просто понеслась по указанному адресу.
   Север
   Войдя в вестибюль гостиницы, а по совместительству кабак, Кастилос огляделся. На нем была простая одежда, купленная на рынке. В руках тряпичный сверток непонятных очертаний.
   Хозяин, узнав давешнего постояльца, зевнул и отвернулся. Ноги со стойки, правда, убрал. Толстый палец указал в самый темный угол, но Кастилос и так чувствовал присутствие Вечного. Кроме того, в столь ранний час занят был лишь один столик.
   Кивнув хозяину, Кастилос подошел к сгорбившейся над столом фигуре с низко опущенным капюшоном. Второй вампир положил на стол голову и, кажется, спал. На полу черепки от первого кувшина, второй в руках вампира. Вот он налил полную кружку вина, отхлебнул.
   Кастилос сжал губы. Слишком велик соблазн прибить обоих сразу -- вампир, напивающийся перед лицом опасности, -- это позор. Но эти сами его разыскали, пришли на встречу. Как знать, может, разговор что-то и поменяет.
   Столик расположился в нише, так, что у троих за спиной оказывалась стена, а четвертый всегда чувствовал себя гостем. Кастилос занял третье место, покосился на спящего.
   -- Простите, господин Кастилос Вэссэлот, -- раздался свистящий шепот того, что сидел напротив. -- Мы все напуганы, потому некоторые ведут себя неподобающим образом.
   -- Страх либо заставляет бежать, либо сковывает движения, -- заговорил Кастилос, положив сверток на стол. -- Положим, бежать вам некуда, Эрлот убьет дезертиров. Но к чему эта встреча? Думаешь, мы сможем о чем-то договориться?
   Смех. Сиплый, неприятный, будто кто-то старательно меняет голос.
   -- Всегда можно договориться, господин, если речь не о кровной вражде. Надо лишь определить, кто мы и чего хотим. А там остается малое. Понять, чем мы можем помочь друг другу. К примеру, я -- барон, который хочет жить. А вы, господин Кастилос? Кто вы и чего хотите?
   Неприятное ощущение, будто этот вампир, опять прикладывающийся к кружке, устраивает ему допрос. Кастилос положил ладонь на сверток, но вампир не отреагировал. Спокойно поставил кружку, обе руки на виду. Только лица все не видно.
   -- Хочу перебить вас всех, -- сказал Кастилос. -- Каждую тварь, подосланную Эрлотом. И, боюсь, так я и сделаю, что бы ты мне ни предложил.
   Пальцы, длинные и бледные, постучали по столу.
   -- Заблуждение, -- вздохнул вампир. -- Но хорошо. Допустим, ты убил меня, моего дорогого друга, -- тут он кивнул на неподвижного пьянчугу, -- остальных шпионов. А дальше? Сложишь оружие и уйдешь в лес отшельником, потому что добился всего? Я тебя не о том спросил, Кастилос. Чего тебе по-настоящему хочется? Какова твоя мечта, если угодно? То, о чем ты говоришь, это прихоть. Впрочем, и она будет исполнена.
   Кастилос ощутил приближение Вечных раньше, чем отворилась дверь. Один за другим вошли десять вампиров. Десять, а Ливирро знал о шестерых. Среди них две девушки, на их лицах Кастилос увидел печать страха. Остальные тоже боялись, но лучше скрывали.
   Вампиры заняли столики. Толстый хозяин встал. Остановил рванувшегося к посетителям подавалу. Даже люди начали понимать -- происходит неладное.
   -- Вот мой первый взнос в нашу большую дружбу, -- проговорил собеседник Кастилоса. -- Все до единого здесь. Можешь прикончить их сам, или я займусь, чтобы доказать безграничную преданность и благие намерения. Они не станут сопротивляться. Если, конечно, ты сам этого не захочешь.
   До ушей Кастилоса донеся шепот. Одна из девушек читала молитву. "Речка Алая, Речка добрая, сохрани меня от напасти злой..."
   -- Не трать слов, -- громко сказал Кастилос. -- Алая Река никогда не была доброй.
   Девушка замолчала, а собеседник Кастилоса вновь зашелся сиплым смехом. Кастилос просунул пальцы под ткань свертка и нащупал рукоять меча.
   -- Сними капюшон, -- потребовал он.
   -- Я бы предпочел сделать это позже. Немного позже. Или неизвестность пугает тебя?
   -- Злит. Как и то, что меня принимают за дурака. Здесь сейчас слишком много бессмертных, и ты говоришь слишком дерзко, чтобы я поверил. Что помешает мне вогнать меч тебе в лицо?
   -- А что мешает сжечь меня, Паломник?
   Кастилос едва не отшатнулся, столько ярости прозвучало в этом шипении.
   -- Не хочу портить заведение, -- ровным голосом ответил он. Пальцы медленно размотали сверток. На столе оказался меч, а вампир так и не остановил сердце. Наполнил кружку и одним махом осушил половину.
   -- Ну да, ну да. -- Тихий голос, уже не искаженный. Кажется смутно знакомым. -- Твоя известная любовь к людям. Равноправие для всех. Вампир и человек трудятся бок о бок, создавая прекрасный мир, где никто не будет обиженным. Где люди со счастливым смехом подставят шеи... Это твоя цель, Кастилос?
   -- Отдаленная. Есть кое-что более насущное.
   -- Поделись? -- развел руками вампир.
   -- Хочу убить того, кто вывалял мое имя в грязи, убил моего отца, сверг законного короля и превратил людей в скот. После того как омою руки от его праха, займусь новым миром. Ну так что? Можешь помочь?
   Кастилос поднял меч, ожидая уклончивого бормотания собеседника. Сразу снести ему голову, сжечь остальных... Да, хозяину придется распрощаться с гостиницей. Но так ли это страшно, если город все равно опустеет со дня на день?
   Вампир засмеялся, на этот раз в полный голос. Меч, блестящий в ладони Кастилоса, дрогнул.
   -- Любезный мой Паломник! -- Бледная рука нарочито медленно отбросила капюшон, освободив длинные черные волосы, обрамляющие неузнаваемо румяное, человеческое лицо. -- Превратил людей в скот? Да они родились скотами. Я просто напомнил дорогу в стойла.
   Глаза. Черные радужки с красными прожилками. Можно было вечно обманывать себя, глядя на раскрасневшееся от хмеля лицо, но такие глаза достались одному существу в целом мире.
   -- Вот тебе драгоценная возможность обратить меня в пепел, -- сказал Эрлот, с улыбкой глядя на потерявшего дар речи Кастилоса. -- Или же пощадить. Не спеши, подумай. Если уж я нашел время отдохнуть в столь чудесном заведении, то тебе и вовсе торопиться некуда. Барон Кастилос.
   Эрлот допил вино и вытянул шею в сторону стойки.
   -- Эй, хозяин! Неси кувшин, да вторую кружку.

***

   "Раз, два, три, четыре..."
   На счет "пять" принцесса упала носом в землю -- руки подогнулись.
   -- Какая целеустремленность, -- восхитился Роткир.
   Покраснев, И вскочила, принялась отряхиваться. Не первый день она уединялась на заднем дворике, пытаясь вспомнить уроки, которые давал Левмиру Великан. Как глупо тогда ими пренебрегала, надеялась вечно оставаться собой.
   -- Чего тебе надо? -- буркнула принцесса. Взгляд ее остановился на живой изгороди. Кусты, позабывшие, что такое садовые ножницы, щетинились во все стороны зелеными ветками, изгородь напоминала заросли.
   -- Руку, сердце, -- принялся загибать пальцы Роткир, -- пожрать бы тоже не помешало. Еще хочу бочку пива. Можно сапоги новые, а то на этих, вишь, потертость. А ты конкретно что предлагаешь? Или так, из вежливости спросила?
   -- Я хочу побыть одна, понял? -- Принцесса посмотрела на своего стража исподлобья.
   -- Понял, -- кивнул Роткир. -- Но тут я тебе не помощник. Видишь ли, мне тебя из виду выпускать нельзя. Будь ты страшная, я бы еще иногда помаргивал, а так -- уж прости.
   -- А раньше!.. -- выпалила принцесса.
   -- Могу как раньше, незаметно подглядывать, -- кивнул Роткир. -- Но вчера, шлепнувшись так же, ты разревелась, и мне теперь неудобно.
   Принцессе казалось, будто ее заперли в бане, так горело лицо. Она резко отвернулась, подняв вокруг себя рыжую волну. Негнущиеся ноги сами поднесли Ирабиль к изгороди. Шагов Роткира не слышно, значит, так и стоит, дом подпирает. На том спасибо.
   Глядя на колючие ветки, принцесса пыталась найти причину своего смущения. Сколько раз ей приходилось падать? А сколько слез пролито при незнакомцах? Конечно, тогда она была маленькой...
   -- Но ведь я такая же, -- шептала И, борясь с новыми слезами.
   -- Зачем тебе это? -- Роткир не смеялся. -- Поначалу я думал, ты просто время убиваешь. Но теперь сомневаюсь.
   -- Я не хочу быть слабой, -- ответила принцесса. Несколько слезинок все же вытекли, и порыв ветра размазал их по щекам. Тихо... До чего же здесь тихо! С ума можно сойти. Как будто город вымер.
   Голос раздался ближе -- Роткир подошел, но остался на почтительном расстоянии:
   -- Нельзя стать сильной чуть-чуть. Есть слабые люди, есть сильные, и это дается с рождения. Некоторые, конечно, пытаются изменить судьбу. И у меня есть знакомцы, что валуны здоровые тягают, чтоб сильнее стать. Да только, знаешь... У одного из сотни выйдет. А когда выйдет, ему с другими сильными тягаться приходится, которые раньше его и не замечали. А там уж не победить, как ни старайся.
   "А он -- победит, -- упрямо думала И, сжимая в ладони шипастую веточку. -- Всех, до единого, и меня заберет".
   Роткир продолжал говорить, подойдя еще ближе. Ирабиль напряглась, ожидая прикосновения, и вот на плечо легла рука. Должно было дернуться плечо, скинуть ненужное бремя, но... Не пошевелилось.
   -- Природа редко кого обижает, -- почти над самым ухом звучали слова. -- Каждому дает какой-то дар, который нужно научиться использовать. Одному -- силу, другому -- ловкость, третьему -- ум...
   -- Мне только ничего не досталось, -- прошептала И, недоумевая, почему до сих пор на плече -- его ладонь. И почему когда Кастилос к ней прикасался, так не жгло беззащитную кожу?
   -- У тебя есть твоя красота.
   -- Толку мне с нее...
   -- Благодаря этому дару тебя есть кому защищать.
   Лавина слов рвалась наружу. А чем повинны те, кто не красив? А если я лицо разобью? А состарюсь? А нельзя ли отдать эту всю красоту, а взамен получить столько силы, чтобы со всеми врагами разделаться? И самое горькое хотелось высказать: я не хочу, чтоб меня защищали! Это я -- защитница, я спасительница! Вот что мне природа дала!
   Ничего принцесса сказать не успела. Знакомый голос раздался от дома, заставив ладонь Роткира соскользнуть с плеча. Облегчение, легкая досада, испуг, быстро перешедший в ужас, добавились к чувствам принцессы.
   -- И сейчас мы на это представление полюбуемся! -- сказал голос.
   Повернулась. Барон Ринтер, улыбаясь, стоял на заросшей дорожке. В правой руке он сжимал мешок. Бордовый плащ колыхал ветер, а из черных глазниц полыхали алые огни.
   Роткир мотнул головой, будто высматривая кого-то.
   -- Этих потерял? -- Барон тряхнул мешком, и по дорожке раскатились округлые предметы. Один из них Роткир остановил носком сапога.
   Ирабиль закричала. Под ногой Роткира незрячим взглядом уставилась в небо голова Добряка.
   Глава 32
   Юг
   Рэнт делал то, чего делать не умел совершенно -- он следил за вампирами, обернувшись летучей мышью. Органов чувств только-только хватало, чтобы не врезаться в деревья, вело его нечто другое.
   Сиера...
   Ее лицо, ее улыбка, ее слезы, -- вся ее душа звала, молила о помощи. И Рэнт, путаясь в ветвях, продолжал рваться следом.
   А еще его влекла ненависть. Сардат... Ведь поначалу-то он зауважал этого парня. Но верно говорил отец: каждый парень хорош настолько, насколько хорошо относится к женщине. А этот? Ну ладно, избил сгоряча в подвале -- можно понять. А потом? Девчонка в лепешку разбивалась, а от него -- ни слова доброго. То прикрикнет, то опять бить затеет. И почему, почему, скажи, Великая Река, именно за такими всегда толпами бегают девушки?
   Что-то изменилось впереди -- они приняли человеческий облик. Рэнт не сразу заметил, что лес закончился, начался подъем. Пролетев немного, он укрылся за зубцом скалы и позволил сердцу стучать. До этого его вела холодная ненависть и спокойное осознание своей страсти. Теперь же все это огнем разлилось по телу, да еще примешался страх.
   -- Ты ничего не почувствовал? -- Голос Сиеры в пугающей близи.
   -- Нет.
   -- Как будто кто-то... Нет, наверное, это я тебя почувствовала.
   -- Почему мы превратились сейчас?
   Она долго молчала, и Рэнт начал переминаться с ноги на ногу за каменным укрытием. В темноте он видел тропку, ползущую ввысь, и мысленно вздыхал, представляя, как долго и тяжело по ней идти.
   -- Я хочу хотя бы походить на человека. Там... не место вампирам. Ты сумеешь запустить сердце?
   Тишина. Потом -- сдержанное рычание.
   -- Ничего, -- мягко говорит Сиера. -- Возьми крови, сколько нужно. Мне кажется, я уже становлюсь человеком.
   Рэнт скрежетнул зубами. Впервые так прочувствованно говорила Сиера. Зачем она перед ним -- всю душу наизнанку? Да и только ли душу...
   Услышав судорожный вздох, Рэнт не утерпел -- выглянул из-за камня. В свете луны увидел пару. Увидел бы их человек -- решил бы, что целуются. Глаза вампира видели другое. Сардат пил кровь Сиеры, а она обнимала его.
   "Хватит таращиться! -- оборвал себя Рэнт. -- Думай, как от этого выродка избавиться. Драться бесполезно. Огонь... Вона куда он тебе этот огонь затолкает. Что ж тогда?"
   В задумчивости Рэнт прислонился спиной к зубцу и почувствовал, что тот как будто немного поддался. Посмотрел вниз, толкнул плечом -- действительно, вот и трещинка по земле пробежала. Человеческих усилий тут -- дня на два, должно быть, но если толкнет вампир?..

***

   Сардат посмотрел в глаза Сиере, и она улыбнулась. Провела рукой по его щеке.
   -- У тебя теперь такой спокойный взгляд...
   -- Мне с тобой спокойно, -- прошептал Сардат и крепко обнял девушку. Она замерла, положив голову на его мускулистую грудь, и слушала, как размеренно стучит сердце.
   -- Знаешь, тебе не обязательно идти со мной, -- сказала Сиера. -- Можешь подождать. Я вернусь, и мы пойдем...
   -- Куда? -- Сардат отстранил ее, снова заглянул в глаза. -- Куда бы мы теперь ни пошли -- нам только вместе. Так зачем разбегаться? Идем в твою деревню. Или ты не хочешь, чтобы я...
   -- Хочу! -- Она схватила его за руку, стиснула пальцы. -- Хочу, чтобы ты был со мной там. Мне важно почувствовать, что я права... или ошиблась.
   -- Веди, -- кивнул Сардат. -- Я не отстану.
   Она побежала вперед -- так легко, словно возвращалась в детство, когда в ее мире не существовало ничего, кроме деревни. Разметались от движения черные волосы, трепетало серое платье. Быстрая, ловкая, будто рожденная этими горами, Сиера возвращалась домой.
   Сардат любовался ею в свете луны, пока не почувствовал, что остается один. Тогда -- шагнул следом. Вдалеке, остановившись у торчащего клыком камня -- таких тут на каждом шагу полно -- Сиера оглянулась, махнула рукой. Сардат ответил ей и перевел взгляд под ноги. Он не заметил, как вздрогнула и замерла рука Сиеры. Услышал лишь ее отчаянный крик, слишком поздно донесшийся:
   -- Берегись!
   Что-то заслонило луну, бросило большую уродливую тень. Инстинкт сработал, пусть и с задержкой -- Сардат отпрыгнул назад, но этого не хватило. Тяжелая, невыносимая, как сама смерть, каменная глыба рухнула на него, сокрушив грудную клетку и ребра, выдавив наружу весь воздух из легких вкупе с кровавой пеной.
   Сердце должно было остановиться, сердце хотело остановиться, но Сардат ему не позволил. Глядя широко раскрытыми глазами в небо, он мелко-мелко дышал, а в голове трепетала лишь одна мысль: "Там не место вампирам. Не место. Не место..."
   С каждым мигом дыхание все больше походило на предсмертный хрип, в глазах темнело, и в полузабытьи Сардат подумал, что так, наверное, можно взаправду умереть. Что тогда? Та Сторона, или обреченность быть вампиром до скончания веков?
   -- Ну что, командир? -- С глыбы свесилась голова Рэнта. -- Вот и песня, допрыгался. Хватит девчонке голову морочить.
   Если бы Сардат решился остановить сердце, он бы услышал, что в голосе Рэнта звучит отнюдь не спокойная уверенность и не насмешка. Он бы удивился, различив там ужас и, пожалуй, безумие. Рэнт понял свою ошибку лишь тогда, когда толкнул плечом камень, одновременно остановив сердце. Понял, что в этом и была его единственная страсть, которую он умудрился посеять и взрастить за несколько дней. Спасти Сиеру... Даже в глубине души он не мог позволить себе обладать ею. А потому не стал таиться.
   -- Не сопротивляйся, -- прошептал Рэнт, подняв руку с огненным шаром. -- Ты ведь сам себя ненавидишь, чудовище. Оставь ее!
   "А ведь верно, -- подумал Сардат, уже не ощущая боли. Блаженное онемение расползалось по телу. -- Разве это -- не лучший выход? Сгореть и не видеть больше всей этой дряни. Не надеяться, не страдать, не бороться с гневом. Просто прийти снова на берег с друзьями, зачерпнуть песка и промывать его -- вечность. Собирая золотые песчинки..."
   Он увидел эти песчинки. Тысячи, медленно кружась, падали, будто горящие снежинки. Наверное, всё. Темнота и много-много ярких огонечков. Красиво и совсем не страшно.
   Вдруг -- лицо Сиеры. Бледное, перепуганное.
   -- Что ты делаешь? Перестань! -- закричала она, пытаясь поднять глыбу.
   "Умираю", -- шевельнулись беззвучно губы.
   -- Не смей! -- она сорвалась на визг. -- Не смей меня оставлять, слышишь? Ты меня с собой позвал, так не вздумай бросать. Останови сердце, выбирайся!
   Ее глаза залило чернотой от усилия. Упершись спиной в глыбу, она сумела-таки ее приподнять. Сардат вдохнул, и еще более страшная боль пронзила ребра.
   "Не кривляйся, -- улыбнулся барон. -- Ты ведь хочешь жить. И убивать. Снова и снова. Для этого всего-то и нужно -- позволить себе чуточку умереть".
   -- Давай! -- крикнула Сиера.
   И Сардат позволил себе умереть. Забилась в уголок, стала почти незаметной боль. Движения сделались легкими и плавными. Подогнуть ноги, упереться в землю, резко выпрямить ноги... Еще, еще раз -- и вот Сиера со стоном бросила глыбу наземь. Облачко пыли в темноте поднималось выше, выше...
   -- Ты убила его, -- прошептал Сардат, когда Сиера опустилась рядом с ним на колено. -- Зачем... Он хотя бы человек...
   -- Он -- зверь. -- Голос Сиеры непривычно холоден. -- Он напал -- я защитилась.
   -- На меня напал. Я...
   -- Ты для меня -- больше человек, чем он. И не говори про Учителя своего. Я-то помню, что на тракте творилось. Все, молчи. Ребра перевяжу...
   Сиера повозилась с застежкой плаща. Пальцы дрожали.
   -- Сядь, -- велела она и помогла приподняться. Плащ соскользнул с плеч. -- Вдохни, пусть расправятся...
   Он вдохнул, и Сиера туго обвязала ему плащом грудную клетку. Села сзади, позволив опереться спиной на спину. Кости срастались медленно, жгуче, заставляя тихонько скулить. Гнев поднимался из глубины души...
   -- Расскажи мне о своих, -- попросил Сардат.
   Почувствовал, как она напряглась.
   -- Ну давай, чего ты? В гости ведь идем. Знать хоть, к чему готовиться...
   Спустя долгие минуты тишины Сиера заговорила:
   -- Когда я была маленькой...

***

   ...когда Сиера была маленькой, она и представить не могла, что мир настолько больше ее деревни, по которой можно было носиться от зари до зари, находя каждый день десятки новых развлечений.
   Вечерами ей казалось, что мир -- не больше крошечного домика с очагом, вокруг которого сидели они все: сама Сиера, братик, который почему-то так и не смог научиться ходить, отец, пока еще живой, да вечно кашлявшая мать.
   А однажды этот мир еще уменьшился. Тем вечером Сиера пересказывала брату легенду, которую не так давно узнала сама. Предание о том, как появилась деревня.
   -- Тогда многие люди ушли из деревень, не желая служить вампирам, -- звенел в тишине ее голосок. -- Собрались вместе, построили селение в горах. Научились коз и лошадей разводить, засеяли поля.
   -- А дальше? -- требовал мальчишка.-- Расскажи, как вампиры приходили, как им тут устроили!
   -- Поздно, малыш, -- устало сказала женщина. -- Положишь его, Сиера? Спина не разгибается...
   -- Конечно! Давай, братик, держись.
   Она подхватила его, отнесла к лежанке, помогла укрыться.
   -- Спи! А завтра я тебе другую сказку расскажу, еще лучше!
   Говоря, Сиера мысленно одергивала себя -- не сказки это! -- и прикидывала, как подобраться к старейшине, чтобы тот обучил новым историям. Так уж любила она рассказывать брату истории. Так сверкали его глаза -- едва ли не сильнее, чем когда он играл на свирели.
   А мать смотрела в окно, искала во тьме движение -- и не находила. Всю ночь просидела так -- Сиера знала. Сон никак не одолевал ее. Девочка вертелась под одеялом, дремала, но вновь и вновь открывала глаза, вновь и вновь видела силуэт матери у окна.
   Днем мужики, разделившись, пошли известными тропами, и отец вернулся домой -- замотанная в тряпки кукла, на которую не позволили взглянуть.
   -- Под обвал угораздило, -- слышала Сиера глухие голоса. -- А потом -- звери еще. Волки, должно быть...
   Матери тогда помогали сложить костер всей деревней. Всей деревней провожали к Солнцу дым, уносящий дух отца Сиеры. И даже горцы... Нет, не каждый в деревне мог называть себя горцем.
   -- Он сам, сам на меня накинулся! -- кричала, захлебываясь слезами, Сиера. -- А папа его на меня ругался. Сказал, права не имею на него руку поднимать.
   Отец, тогда еще живой и улыбчивый, погрустнел.
   -- Держалась бы ты подальше от горцев, -- посоветовал он. -- Больно много они о себе воображают -- а было б почему.
   -- А почему? -- Слезы высохли, Сиера затаила дыхание, предвкушая историю.
   История оказалась короткой и скучной. Когда много лет назад люди пришли в долину, они спасались от вампиров. Поэтому жилье строили такое, чтоб летучие мыши не видели -- долбили норы в горах, расширяли пещеры, прятали входы.
   Но год шел за годом, а летучих мышей все не было и не было. Рождались дети. Долбить неподатливое тело скалы хотелось не всем. И вот однажды внизу, в самой долине вырос первый каменный домишко, на который с осуждением косились горцы. Так появились те, кого презрительно именовали "нижниками" -- те, благодаря кому вампиры рано или поздно отыщут деревню.
   Если бы люди знали, что вампиры никогда их не теряли. Граф Кэлпот наблюдал за устройством первых жилищ и решил ослабить поводок. Люди, выжившие после бойни в Мертвом Яре, заслужили иллюзию победы. Деревня превратилась в парк развлечений. Если бы люди знали, от чего на самом деле погибают попадающие под обвалы... Но голодные животные уничтожали следы вампирских укусов.
   Люди не знали. И однажды, когда в деревне появился барон Модор, ополчились на Сиеру. Это ведь она, в нарушение всех запретов, ходила в город, она привела за собой вампира...
   Но разве Сиера могла поступить иначе? Мать нуждалась в лекарстве, а достать его можно только в городе. Отец его приносил, пока был жив, а с тех пор как его не стало, мать превратилась в старуху. И Сиера пошла продавать глиняные фигурки, которые сделал брат. Трижды ходила удачно, на четвертый... Надо было сразу вернуться, видела ведь, неладное творится в городе. Но перед уходом мать так кашляла, даже с кровью...
   -- Блудница! -- шипели все в деревне, не только горцы. -- Нечистого в дом пустила!
   Пока она шла мимо, люди плевали под ноги, отворачивались, но никто не смел бросить камень или ударить. Причина была проста. В первый и единственный раз появившись в долине, барон Модор спокойно заявил:
   -- Если она внезапно исчезнет -- деревня умрет. Если на ее коже появится царапинка -- деревня умрет. Конечно, это несправедливо. Но мне очень нравится ее кожа, а на вас всех -- в общем-то, плевать.
   А потом пришла пора исполнить договор. Сиера получила большой запас лекарства для матери, получила обещание уберечь деревню, а взамен отдала себя.
   -- Сестра, не смей! -- В глазах братика яростный огонь. -- Неужели так смерти боишься? Душу отдать готова?
   -- Вранье все это, про душу, -- бормочет в ответ Сиера. -- Он мне рассказал, как...
   -- Вранье для тех, у кого душа вампира. А твоя душа -- человеческая. И не смей о нас думать. Знаю я, где умрем, и помешать ты не в силах.
   -- Что ты говоришь такое? Не надо умирать. Мы все жить будем...
   -- Сестра. -- Братик закрывает глаза с усталым вздохом. -- Когда решишься, я тебя опла?чу и забуду. И больше мы не встретимся по Эту Сторону.
   После церемонии обращения Сиера вспоминала его слова, глядя в темноту спальни. Огромной спальни, в которую можно вместить два или три прежних ее домика. Но всю ее не получится сменять даже на один -- тот, в котором сидели бы у огня отец и мать, братик со свирелью, и она сама. Во всем, оказавшемся таким огромным мире этого домика больше не было.

***

   -- Дрянь...
   -- Что? -- вздрогнула Сиера.
   -- Правду ты тогда сказала. Ничего, кроме дряни не было. И не будет. Вампиры под другое не заточены.
   Опустив голову, Сиера смотрела на свои сцепившиеся пальцы. Вспоминала, как барон брал ее руки в свои, как заглядывал в глаза -- прося, заискивая.
   -- Он любил меня на самом деле, -- шепнула Сиера. -- Это его и убило.
   -- Я тоже однажды любил, -- заметил Сардат. -- А потом понял, что на пути стоит один человек, которого я уважаю, и отступил. А этот...
   Вздохнув, Сардат махнул рукой -- о чем тут, мол, говорить.
   -- И что теперь? -- Голос его окреп, да и ребра, кажется, срослись. -- Я не могу запустить сердца. Ты тоже. Что вампиры делают в таких ситуациях?
   Послышались хлопки крыльев, почти сразу -- захрустели камни под ногами. Сиера вскочила, рядом с ней оказался Сардат. Меч легко вылетел из помятых ножен.
   -- Вампиры в таких ситуациях, -- произнес низкий и насмешливый голос, -- возвращаются в лагерь и тайком пьют кровь людей. Ведь они же сильные и величественные создания, достоинства столько, что из всех щелей хлещет.
   -- Милашка? -- удивился и обрадовался Сардат. -- Ты... Как тут?
   Женщина -- так непривычно ее видеть без копья -- вышла из тени каменной глыбы, поправляя рубаху.
   -- Хреново, спасибо, что спросил, -- огрызнулась тут же. -- Дождалась, пока старик отвернется, и тут дошло! -- Милашка хлопнула себя по лбу. -- Я ж не знаю, как превращаться в одежде! Раз попробовала -- чувствую, не то. Пришлось, в общем, в когтях одежду нести -- потому так долго.
   Сиера засмеялась:
   -- Никогда о таком не слышала!
   -- А тебе лет-то сколько, соплячка, -- фыркнула Милашка. -- Поживи с мое -- не такого наслушаешься. А это Рэнт, да? Смотри-ка, аж с лица спал...
   Милашка наклонилась над кучкой пепла и покачала головой. Потом обернулась к Сардату и Сиере:
   -- Без дураков -- рада за вас. Вы, конечно, оба -- того, -- покрутила пальцем у виска, -- но лучше пары во всем мире не сыскать. А теперь -- давайте.
   Они переглянулись. Милашка протянула руки, будто надеясь обнять обоих.
   -- Ну же! Раз к драке опоздала -- хоть так. Сил у меня полно, аж выплескиваются. Молодая-смелая. Давайте бегом, пока не передумала!
   Несколько минут спустя все трое сидели возле каменной глыбы, осыпанной пеплом Рэнта, и тяжело дышали. Сардат закрыл глаза. Сиера, улыбаясь, глядела в сереющее небо.
   -- Возвращаться пора, -- сказала тихо Милашка, не сделав движения.
   -- Зачем? -- спросила Сиера. -- Ты ведь не хочешь туда.
   -- А что мне -- с вами, что ли, горе мыкать? Ждать, пока Сардату зрелой ягодки захочется, взамест зеленой? Нет уж. Там, конечно, не мед, зато хоть кому-то нужна. А вам двоим -- никто теперь не нужен. Так что я пойду, а вы -- вы убирайтесь вон, чтоб я вас больше не видела. Друг о друге думайте больше, а про все остальное забудьте. Иногда из такого, должно быть, получается счастье.
   Она встала, сделала шаг вниз...
   -- Постой! -- окликнула Сиера. -- Спасибо тебе.
   Милашка, улыбнувшись, махнула рукой.
   -- И еще. -- Сиера встала. -- Чтобы превратиться в одежде...
   ... Они смотрели вслед стае, несущейся к брошенному лагерю. Пальцы Сиеры обхватили ладонь Сардата, сжали. В этот раз Сиера даже не вспомнила, что держит руку барона.
   -- Я обещаю, что не выпущу гнев наружу, -- сказал Сардат. -- Никогда. Того, что было сегодня, не повторится.
   -- Я обещаю беречь свою жизнь, -- эхом отозвалась Сиера.
   Сардат высвободил руку, приобнял девушку за плечо, прижал к себе. Горный склон постепенно серел, за спинами всходило солнце. Сардат повернулся к нему, повернулась и Сиера.
   -- Идем? Твоя деревня ждет.
   Сиера кивнула. Последнее препятствие в душе рухнуло -- ей не хотелось приходить в деревню ночью, как воровке. Теперь, с рассветом, все стало иначе. Лучше и правильней.

***

   Бессонная ночь -- не такое уж страшное испытание для вампира. Даже с бьющимся сердцем тело не требует столько питания и отдыха, как у человека. Только чтобы понять это, нужно прожить немало, а испытать и того больше.
   Аммит сидел, скрестив ноги, и наблюдал за гаснущими угольями костра. Шагах в двадцати, у такого же костра, зевал часовой из партизан. Люди ворочались -- многим не спится после пережитого.
   "Зачем я здесь?" -- подумал Аммит, и вопрос будто сгорел в ярком пламени, которое он вызвал силой воли. Огонь заплясал над углями, но вскоре поник -- дров не осталось. И Аммит подумал, что вампир -- как тот огонь. Резвится, пока есть дрова-люди, а как они закончатся -- исчезает. Конечно, огонь красивее серых уродливых палок. И тепло дает лишь огонь. Но...
   Но.
   -- Зачем я здесь? -- вслух повторил Аммит и запустил в костер комком земли.
   Быть может, просто страх заставил его в первые часы пребывания на юге выдумать смешную цель: спасти человека. Или Река вложила ее в голову. Кто теперь разберет? Теперь остается лишь сделать все возможное. Или отступить?
   Подняв голову, Аммит оглядел кроны деревьев. Сквозь густую листву кое-где виднеется сереющее небо. Скоро встанет солнце, но еще до свету нужно двинуться в путь. Нужно ли? И если нужно, то кому?..
   Приближение Вечной Аммит почувствовал сразу. Молодая, совсем не умеет скрываться, при всем желании -- сила будто плещет. Хорошо хоть не крадется. Остановилась за спиной, словно испрашивая разрешения.
   -- Ну и как они? -- Аммит переложил меч на другую сторону.
   Милашка подошла к костру, села, косясь на Аммита со смесью недоверия и любопытства.
   -- Прекрасно. Сожгли Рэнта, идут в деревню на поминки. Ребятишки скучать не будут. Мы-то чем займемся?
   Аммит бросил в костер еще комочек земли.
   -- Давай так: я буду говорить, а ты -- спорить. Может, до чего-то и дойдем.
   -- Спорить -- это я умею, -- наклонила голову Милашка. -- Только если разгорячусь, у меня один довод. -- Она похлопала по древку копья.
   -- Надеюсь, до такого не дойдет. Итак. Чего я хочу? Вернуть все как раньше? Бред, это невозможно. Собрать вокруг себя тех, кто мне дорог, и сохранить этот союз? Возможно. Беда в том, что все, кто мне дорог, одержимы идеей Третьей Великой Войны. Переубедить их?
   -- Попробуй! -- засмеялась Милашка. -- Это как у нас в деревне говорили: удержи дурака от драки! Нет уж, это я по себе скажу. Меня вот -- не отговоришь. И партизан всех -- тоже. Так мы -- люди. Ну, я... Ну, ты понял. А эти, твои -- они ж вампиры! А вампир -- что твой бык! -- с ним вообще разговаривать бесполезно. Втемяшилось -- и попер.
   Аммит моргнул. Чего-чего, а таких сравнений в адрес вампиров слышать не приходилось. Пожалуй, и правда многое меняется в мире. Раньше вампиров боготворили, боялись. Потом возненавидели. А теперь вот и до шуток дело дошло. Где-то там, в головах, некая черта преодолена. Осталось лишь одолеть ее взаправду, и...
   -- И ничего не выйдет, -- резко сказал он. -- Война, такая, как они себе ее представляют, невозможна. Партизан и подобных им -- ничтожно мало. Как я сказал этому -- будет просто резня вампиров с вампирами, вот и все. Они хотят усадить на трон человека? Но кого? Варта? Ратканона? Смешно.
   -- Нам лично без разницы, кто там на троне сидит, -- прилежно спорила Милашка. -- Развлекайтесь как хотите. Люди испокон веков сами прекрасно управлялись. Деревня, над деревней -- староста. В городе -- свои порядки, но тоже -- сами. Мы чего -- много так хотим? Вы нам просто пальцами не тычьте, как жить и чего делать! А если иначе не можете -- ну, тогда только воевать и остается.
   -- А какой смысл в ваших жизнях? -- Аммит резко повернулся к собеседнице. -- Зачем?..
   -- А в твоей -- какой? -- сдвинула брови Милашка. -- Что ты свою принцессу воспитывал -- и все? Велика заслуга, золотой горшок выносить! Ради этого тебе ящиками кровь таскали? Какую ты пользу людям принес? Что хорошего сделал? Вот то-то и оно, что ничего. Жрал, потому что считал себя в праве, и не задумывался. Даже девчонка эта -- всю свою жизнь поломала, чтоб пацана одного спасти. Ребенок! А ты? Тоже мне, мудрец-учитель...
   -- Ты-то откуда все это знаешь? -- изумился Аммит.
   Милашка, сбавив обороты, почесала в затылке копьем -- Аммита передернуло от этого жеста.
   -- Удачно спросил... Такое чувство, будто с его кровью пришла память. Ее память. Такое вообще бывает?
   -- Бывает...
   Последние алые прожилки исчезли на углях, и Аммит не стал пережигать дальше мертвую породу.
   -- Сардат -- дурак, -- говорила тем временем Милашка. -- Но он -- свой дурак был. Не психанул бы -- шли бы за ним. И Сиера тоже. Вот они понимали, что вампир -- это человек в первую очередь. И коли уж выпала такая участь, думать надо, чем ты заслуживаешь право чужую кровь забирать. Чем тебе кто обязан? А ты, Учитель... Ты сейчас сидишь и думаешь, спасать ли Ратканона.
   Милашка поднялась, опершись на копье, и сверху вниз посмотрела на Аммита.
   -- Я вашу братию не так чтоб хорошо знаю, но из того, что слышала... Вампир одинок. И если ты хочешь, как говорил, собрать рядом всех, кто тебе дорог, придется немного перестать быть вампиром. Никто с тобой не останется, если ты просто жрешь. И эта принцесса, хоть я ее и не видела в глаза, пошлет тебя на все четыре стороны.
   Аммит открыл было рот возразить, но замер, осененный простым откровением. Кастилос! Кастилос, которому, волей Реки, досталось опекать Ирабиль, наверняка стал ей и другом, и наставником, и много кем еще. Занял место, предназначенное Аммиту. Придется бороться за это место. А значит, Милашка права. Да и сам Кастилос... Теперь, когда нет простой и понятной цели -- найти двух детей -- что его с ним связывает?
   -- Постой.
   Милашка отошла на несколько шагов, но, услышав тихий голос, обернулась и вскрикнула: Аммит стоял перед ней.
   -- Мне неприятно это говорить, но ты права.
   На глазах у изумленной женщины древний вампир опустился на одно колено и склонил голову.
   -- Все мои страсти исчерпаны, -- звучал безжизненный голос. -- Я не знаю, ради чего продолжать существование. Я потерял судьбу. Научи меня тому, что умеешь.
   -- Чему научить? -- хрипло спросила Милашка.
   -- Жить.
   Долго они стояли так, множа тишину, не в силах ничего добавить к сказанному.
   -- Встань, -- велела Милашка.
   Аммит поднялся. Взгляд его оставался спокойным, и женщина мысленно содрогнулась. Перед ней -- чистая сила, которую можно куда угодно направить. Страшная сила, признавшая, что утратила волю.
   -- Помоги нам спасти Ратканона. Вот именно так: ты -- нам, а не мы -- тебе. Это -- наша цель, наш вожак, наша вера.
   -- Хорошо, -- кивнул Аммит. -- Но сразу уясните одно: скорее всего, мы там погибнем, не добившись ничего.
   -- Ну и ладно, -- пожала плечами Милашка.
   -- Прошу тебя -- объясни мне вот это "ладно". Это единственное, чего я еще не понял в людях.
   Она засмеялась.
   -- Ох, беда... Да мы, знаешь, все тут судьбу потеряли. А и та, что была -- плюнуть и растереть. Если своего не добьемся -- зачем жить? Зачем детей плодить? Чудовищ раскармливать? Умирать не так уж страшно. Жить порой страшнее.
   Она видела лишь, как потемнели глаза Аммита, и не знала, о чем он думает. А он вспоминал снежную пустыню и сани с тремя мертвыми телами. Как встал рядом с Кастилосом и шагнул навстречу смерти. Был ли это поступок вампира? Или уже -- человека?
   -- Поднимай всех.
   -- Что?
   -- Что слышала. Все, кто способен драться, пусть берут оружие и готовятся выйти через пять минут. Если хотим приготовиться как следует -- надо будет бежать. Что встала? Выполнять!
   Прежде чем успела сообразить, что делает, сорвалась с места. Именно так отдавал приказы Ратканон -- резко, грубо. Не пережевывал сопли, как Варт. Не пытался солгать, глядя в глаза. Каждый бой был как последний. И теперь последний будет таким же, как все остальные.
   Глава 33
   Север
   "Я в ловушке", -- думал Кастилос, глядя на свое отражение в черном зеркале вина. Будто в колодец смотрел.
   -- Ты стал каким-то молчаливым, -- заметил Эрлот. Теперь, когда ему не нужно было горбиться, скрывая лицо, он принял вальяжную позу, откинувшись на спинку стула. Правая рука свободно свисала, пальцы левой поигрывали деревянной кружкой. -- Расскажи мне еще о людях, о том, какой я негодяй. Очень интересно, особенно под вино. Да не бойся, мы просто разговариваем.
   Действительно, таким разговорчивым Эрлота не видели никогда. Собравшиеся вампиры принялись переглядываться, но Эрлот сделал жест правой ладонью, и все замерли.
   -- Видишь? -- Он кивнул на раскрытых шпионов. -- Это сейчас твои союзники. Они бы меня убили, но не ради каких-то идеалов, а чтобы спасти свои ничтожные жизни. Каждый из них с радостью займет мое место и ничего не изменит. Потому что так сытнее, вольготнее. Вот мои враги, Кастилос. Их можно убивать сотнями, но тут же придут тысячи. Несмотря на запрет, каждый год появлялись новые баронеты. Даже сейчас сложно представить их количество. Знаешь, скольких за свою жизнь обратил я?
   Кастилос нашел в себе силы посмотреть врагу в глаза. Эрлот улыбался ободряюще. Вот поднес кружку к губам. Ни дать ни взять, загулявший делец, из людей. Лишь глаза напоминают, с кем приходится говорить.
   -- Не меньше сотни? -- спросил Кастилос.
   -- Ни единого. Никогда. У меня нет детей, ни в одном из смыслов этого слова. Чего не скажешь о тебе.
   Кастилос вздрогнул.
   -- Ты это о чем? -- Он повысил голос, ладонь вновь обхватила рукоять меча.
   Эрлот фыркнул и взмахнул рукой:
   -- Прости, бил наугад. Я имел в виду таинственно пропавшего мальчишку. Левмир, кажется? Ты, вроде, собирался представить его пред мои светлые очи, вот я и подумал...
   -- А зачем ты его искал? -- спросил Кастилос. В голове у него в этот миг возникло перепуганное лицо принцессы. Как бы все ни повернулось, Эрлот не должен о ней узнать.
   -- Искал? -- Эрлот в задумчивости потер нос. -- Да, пожалуй, что-то такое было. Если уж мы говорим начистоту, открою страшную тайну. -- Он наклонился вперед, понизил голос: -- Этот мальчишка мне даром не нужен. Но он избежал казни, и люди это видели. Поэтому мальчишка обязан был умереть, вот и все.
   Кастилос остановил сердце, чтобы не выдать себя вздохом облегчения. Эрлот и не думал хитрить. Он действительно не связал Левмира с принцессой.
   "Да что с тобой? -- подумал Кастилос. -- Почему так о ней беспокоишься? Вздряшная девчонка стала чем-то бо?льшим, нежели просьба короля и веление Реки?"
   -- Не подумай только, что я бы не дал ему шанса, -- продолжал Эрлот. -- Смелость, ум и силу я уважаю, даже в людях. Узнать о казни, сбежать из родного дома и столько времени скрываться... Я бы, может, сделал паренька сыном. Или просто отдал бы его своей фаворитке. Она до сих пор влюблена, это такая потеха.
   Заметив недоуменный взгляд Кастилоса, Эрлот усмехнулся:
   -- Арека. Ты ведь просил тогда не убивать детей. Я взял ее к себе в дом. Считай, вырвал из клыков Атсамы. Забавная ирония: они подружились. Можешь представить?
   -- Арека жива? -- прошептал Кастилос.
   -- Выросла настоящей красавицей. Обрати я ее сейчас, она бы благодарила меня вечность. Но увы, ни одной серьезной страсти, кроме любви, в этой душонке не пылает. Однако мы отвлеклись. Я не прочь предаваться воспоминаниям, но сначала нужно решить серьезные вопросы. Насколько сильно твое желание испепелить меня силой своего гнева?
   "Чего ты боишься? -- спросил себя Кастилос. -- Ты, дважды достигший Алой Реки? Разве не о такой встрече ты мечтал?"
   -- Я убью тебя.
   Эрлот хмыкнул. Так по-человечески.
   -- Жаль разочаровывать, но... нет, не убьешь. Я не до такой степени пьян. Вопрос стоял иначе, Кастилос. Насколько серьезно твое желание? Впрочем, позволь мне зайти издалека.
   Эрлот допил вино и наполнил кружку опять. Когда он ставил кувшин, под локоть попалась голова соседа.
   -- Совсем забыл. Это тот, с кем ты должен был встретиться.
   Эрлот поднял вампира за волосы, и Кастилос увидел обескровленный труп. Эрлот вышвырнул его из-за стола. Откуда-то послышался сдавленный вскрик хозяина. Кастилос смотрел на Эрлота, не отрываясь. Разгадать жест оказалось несложно: Эрлот выбросил труп, не останавливая сердца. Даже человеческая его сила была огромной.
   -- Многие думают, что я странный и противоречивый вампир, -- заговорил Эрлот. -- Говорят, сам не знаю, чего хочу. Что ж, тут они правы, у меня действительно есть проблемы такого рода, но они здесь. -- Он постучал пальцем себе по лбу. -- Их никто не видит, и разбираться с ними я буду сам. А все мои действия легко объяснимы.
   -- Аммит сказал, что ты либо сошел с ума, либо уподобился Киверри, -- сказал Кастилос. -- Впрочем, он сказал, что результат будет один, в любом случае.
   И вновь Эрлот засмеялся вместо того, чтобы разозлиться.
   -- А сам-то что думаешь?
   -- Мне разницы нет, -- пожал плечами Кастилос.
   -- Как храбро. Ладно, оставим вопрос о моем сумасшествии. Видишь ли, в чем беда: на Востоке процветают люди, которых Освик столетиями готовил к войне с нами. Когда это раскрылось, Эмарис должен был принять меры, нанести упреждающий удар, но он просто замолчал проблему. Король, который не печется о благополучии подданных, не может оставаться королем. Я сделал то, что должен был, пока ты не вошел в силу как герцог. Иными словами, у меня было два врага: Эмарис и ты. С первым я разобрался, второй исчез, и я получил возможность идти дальше. Три года подготовки, три года ожидания. Нанеси Восток удар в эти три года, они могли бы победить. Теперь -- нет. Теперь приходится признать: да, возможно, Восток и не собирался нападать. Но Освик подписал им приговор. Все готово к войне, я собираю графов, чтобы разработать план сражения. Моя цель, моя мечта на данный момент -- мир, которым правят вампиры. Когда моя власть проникнет в каждый уголок, когда нигде не останется непонятной угрозы, мне понадобятся толковые ребята на местах. Сильные, смелые, умные, способные управлять. Как ты на это смотришь? Занять, допустим, остров или целый архипелаг, взрастить свои города и деревни. Ты будешь волен делать там все, что захочешь. Равноправие, целование ног людям, донации, фавориты, оргии, скотоложство -- все, на что хватит фантазии. А я не буду вмешиваться до тех пор, пока во главе стоишь ты и гарантируешь мне безопасность. Как знать, может, у тебя получится что-то настолько интересное, что я решусь перенять опыт.
   Кастилос откинулся на спинку стула. К вину он не притронулся, сердце не запустил. Взгляд скользнул по настороженным лицам собравшихся вампиров. Среди них не было одного: Ринтера. Самого главного врага, не считая сидящего напротив. Похоже, Эрлот все же не до конца откровенен, значит, не так уж верит в свои силы.
   -- Хочешь сказать, если я добьюсь продуктивного равноправия людей и вампиров, ты согласишься распространить такую систему? -- Кастилос изобразил заинтересованность.
   -- А почему нет? -- пожал плечами Эрлот. -- Если система будет действительно продуктивной. Но в любом случае на своих землях ты будешь властвовать безраздельно. Твое решение? Отвечаешь согласием, и мы тотчас отправляемся вместе в Кармаигс. Примешь наследный титул. Определим, что будешь делать на грядущей войне. Твой голос на совете, равный графам и превосходящий лордов. Твой дом, кстати, в неприкосновенности, а твои фавориты... -- Эрлот усмехнулся, -- подросли и хорошо питаются.
   -- Как Атсама отнесется к потере титула?
   -- Прекрасно. Я дам ей повышение.
   Теперь интерес во взгляде Кастилоса стал настоящим:
   -- Серьезно?
   -- Именно что серьезно. -- Помрачневший, Эрлот оттолкнул пустую кружку. -- Я понимаю ответственность. Моя королева не будет красивой игрушкой.
   -- Прими мои поздравления.
   Кастилос поднял кружку и сделал маленький глоток. Передернуло. Тело ожидало крови, только крови. Вино сейчас -- досадный обман.
   -- Я не за поздравлениями сюда явился, -- сказал Эрлот. -- Прими решение.
   Поставив кружку на стол, Кастилос покосился в сторону вампиров. На их лицах печать надежды, рты приоткрыты.
   -- Ты что, не станешь их защищать, если я отвечу отказом?
   Эрлот с удивлением проследил за взглядом Кастилоса.
   -- Их? А с чего мне их защищать? Единственный ценный для меня фигурант в Варготосе -- барон Ринтер, и он уйдет вместе со мной. Этот сброд сделал все, что нужно. Развлекайся с ними как душе угодно. Узнав об опасности, они бросили дело и спрятались. Допустимо ли такое поведение? Я считаю, нет. Если Ратканон, человек, продолжает борьбу, то от вампиров поневоле ждешь большего. Так ты дашь мне ответ?
   -- Дам, -- кивнул Кастилос. -- Я приму титул, я пойду с тобой в Кармаигс. Но только при некоторых условиях.
   Тонкие губы Эрлота разжались, выплюнув одно слово:
   -- Излагай.
   -- Первое. Ты гарантируешь неприкосновенность моей спутнице.
   -- Полагаю, речь о твоей загадочной сестре? Да, это приемлемо. Дальше?
   -- Никакой войны не будет. Ты позволишь мне отправиться на Восток и провозгласить себя его правителем. Оттуда я буду гарантировать твою безопасность. Я готов на уступки. Разумеется, со мной нужно отправить кого-то еще, чтобы помогать и контролировать, хотя бы на первых порах. Пусть это будет кто-то, кому ты доверяешь.
   Эрлот качал головой, слушая. Румянец сошел с его щек, сердце замолчало.
   -- Что-нибудь еще?
   -- Сразу как вернемся в Кармаигс, начнем восстанавливать деревни. Бараков больше не будет. Ты готовился к войне -- войны нет. Пусть люди живут как прежде. Будут школы, институты. Этим займусь я и доверенные лица. Все графства должны подчиниться. Такова моя цена, для начала. Цена спокойствия и безопасности. Твое решение?
   Эрлот выбрался из-за стола, оправил плащ. Потом сорвал его, бросил на стол, оставшись в камзоле и штанах черного цвета. Кастилос поднялся следом, в опущенной руке -- меч на крови графа Ливирро.
   Эрлот прошелся между столиками. Вампиры провожали его затравленными взорами.
   -- Ты требуешь слишком много доверия, -- сказал Эрлот, глядя под ноги. -- Поверить, что ты не возглавишь армию Востока, что тебя там не убьют и не отправятся сюда немедля... Нет, в таком виде это невозможно. Я согласен отказаться от бараков. Это уже не так весело, как поначалу. Но не раньше, чем угроза исчезнет. А она для меня исчезнет лишь тогда, когда я лично окину взглядом коленопреклоненный Восток. Война неизбежна. Но ты можешь принять в ней участие и попытаться смягчить участь людей. Попробуй убедить их сдаться, попробуй найти бескровные пути. Это немало. И это разумно. Куда разумнее, чем твоя дурацкая затея меня убить.
   Эрлот остановился напротив одного из вампиров. Между ними было больше двух метров, руки Эрлот держал за спиной.
   Вампир закричал. Ладони взметнулись, словно пытаясь защитить глаза. Вспыхнула плоть. Стал выше, зазвенел и прервался крик. На пол осыпалась горстка пепла.
   -- Видишь? -- сказал Эрлот. -- Необязательно сжигать все здание. Я умею действовать аккуратно. Если удар нанесем мы, у Востока будет шанс. Если сюда придут они... Я буду вынужден их уничтожить. Каким же будет твое последнее слово?
   -- Я все сказал. -- Кастилос шагнул вперед, поднимая меч. -- Я с тобой, если войны не будет. Если же будет война, я встану на сторону людей. Мне осточертело жертвовать своими принципами, своей верой. Я не хочу снова убивать и предавать людей, говоря себе, что это для их же блага. Нет. Сегодня мой путь будет прямым.
   Эрлот отвернулся. Перед ним сгрудились девятеро вампиров. Теперь они хватались друг за дружку, вели себя как...
   -- Как люди, -- прошептал Эрлот. -- Будь ваша воля, вы... Эй, Паломник! Ты бы хотел вновь стать человеком?
   -- Нет, -- отозвался Кастилос. -- Не в этом мире. Не в такое время.
   -- Ну а эти твари с радостью пожертвуют вечностью ради полусотни лет нужды и болезней. Так ведь?
   За стойкой что-то загремело. Кастилос успел заметить, как толстый хозяин и мальчик-подавала пытаются выбраться через окно.
   Грохот послужил сигналом. Вампиры бросились врассыпную. Эрлот провернулся к Кастилосу:
   -- Смотри же, с чем тебе придется сражаться, храбрец!
   Взмах рукой. Вокруг черной фигуры взревел огненный смерч. Девять беглецов исчезли, не успев покинуть кабак. Языки огня разлетелись по стенам, по полу. Сверху донеслись крики, и тут же рухнул потолок. Горящие, кричащие люди посыпались вниз.
   Жар опалил брови. Кастилос попробовал защититься мечом, прежде чем понял -- Эрлот пытается поджечь его изнутри. Так же, как всех этих бедняг. В памяти пронеслись строки из древних трактатов. Он никогда не пытался применять эти силы, да и разве помогли они Освику?
   Кастилос зажмурился. В ноздри бил запах горящего дерева и человеческой плоти. А изнутри поднималась страшная волна испепеляющего жара.
   Огонь побеждает огонь, таков принцип. И Кастилос выпустил собственное пламя. Оно подавило атаку Эрлота, рванулось наружу, умножая разрушения. Дождь из черепицы. Она стреляет в непроглядном огне. Слышен смех Эрлота, и больше никто не кричит. Треск половиц под ногами.
   Кастилос прыгнул в стену. Плечо выбило -- приглушенная боль, не заслуживающая внимания. Пролетев через полыхающие доски, Кастилос покатился по мостовой, звеня мечом. Мелькнули перед глазами копыта. Чей-то крик, бешеное ржание.
   -- Кас! -- раздался истошный визг.
   Только не это!
   Подняв голову, чувствуя, как безвозвратно почернели белки глаз, Кастилос нашел взглядом перепуганное лицо принцессы и заорал, вкладывая в этот крик больше сил, чем в отпор Эрлоту:
   -- Пошла вон отсюда!
   Последний звук превратился в стон, потому что в спину ударило что-то, похожее на наковальню, круша ребра, наполняя легкие кровью.
   -- Это лишь малая часть, -- засмеялся над ухом Эрлот. -- Сейчас я отучу тебя верить в сказки.

***

   Прежде чем испугаться, принцесса Ирабиль успела удивиться: сколько же силы, оказывается, сокрыто в Роткире. Он схватил И одной рукой за талию. Ветер свистнул в ушах, когда Роткир повернулся на месте, увлекая ее, будто в танце. А потом сердце сжалось, внизу мелькнула живая изгородь, и принцесса, едва удержав равновесие, приземлилась на ноги с той стороны. Громкие злые голоса, и почти сразу -- звон мечей.
   Тряхнув головой, И вспомнила, как прошуршал напоследок голос Роткира: "Отбеги и спрячься!" Оглянулась. Пустая улица, пустые заброшенные домики с живыми и деревянными оградами. Заходи в любой, прячься, живи... А Ринтер потом обойдет их все. С нечеловеческим слухом, носом, способным учуять капельку пота за милю в этом странном пустующем квартале. Рано или поздно он найдет ее, а Роткир будет уже мертв. Рука дернулась к поясу -- когда только привыкнуть успела? Нет сабли, сберегшей отцовскую кровь, единственной родственницы. Не то у Кастилоса осталась, не то в гостинице. А может, вовсе забрали при аресте.
   Над изгородью взметнулось пламя, вскрикнул Роткир.
   -- Потом поговорим, -- прошипел Ринтер.
   Ирабиль подняла голову. Барон заслонил на мгновение свет солнца. Плащ порядком измят, в камзоле -- резаные дыры, пятна крови на черной ткани. Держа в руках меч, Ринтер спрыгнул рядом с принцессой.
   -- Хочу вас кое-кому представить, ваше высочество, -- скороговоркой выпалил он, тщетно пытаясь сохранить надменно-саркастичный вид.
   Барон боялся. Барон хотел сбежать. В его глазах металось недоумение: как же так? Почему он, легко убивший нескольких вампиров, не смог справиться с человеком? Ирабиль шагнула вперед, тогда как он ждал от нее бегства, и плюнула в лицо.
   -- Слабак, не достойный дара, -- произнесла древнюю формулу отчуждения. Судя по тому, как перекосилось лицо барона, слова он узнал. Даже не позаботился стереть плевок. Лезвие меча задрожало. Трусливый взгляд метнулся к изгороди, на которую как раз взлетел, сверкая бешеными глазами, Роткир.
   -- Тебе что сказано было, дура рыжая? -- заорал он.
   Ринтер выругался. Принцесса ощутила, как ее снова хватают, опять свистит ветер в ушах. Она не подарила врагу ни крика, ни слезинки. Не рвалась, не колотила по каменной спине. "Пусть лучше убьет, -- думала она. -- Драконы не просят и не скулят. Они побеждают, или гибнут".
   Ринтер почти летел, прыгая по крышам домов. Пустынный квартал закончился, начались жилые дома. Люди шарахались и тыкали пальцами в барона, несущегося с рыжей девушкой на плече. Ирабиль успела заметить огромный щит, перегородивший дорогу в пустой квартал. Надпись на нем гласила: "Чума. Людям не входить. Мародеры будут уничтожены".
   Во время одного из поворотов И увидела Роткира, который умудрился не отстать. Прямо на ее глазах он перескочил с одного приземистого домишки с дощатой крышей на другой, каменный, и пошатнулся, когда из-под ноги вылетела красная черепица. Она упала на брусчатку и рассыпалась перед носом у человека в шляпе, который спешил куда-то с тростью под мышкой.
   Миновали площадь. В прыжке Ринтер пролетел мимо верхушки столба с призами. При желании можно было протянуть руку и сорвать еще одного плюшевого зайца или коробку с чем-то загадочным и интересным. Желание осталось в прошлом. Ловя взглядом то уменьшающуюся, то увеличивающуюся фигуру Роткира, принцесса молила Реку, чтобы он отстал. Река предала ее, отобрала силы, разделила с любимым, вычеркнула три года жизни, но чему же еще оставалось молиться?!
   Снова знакомые места. Принцесса узнала трактир-гостиницу, где они провели первую ночь. Языки пламени рвались сквозь крышу. Пестрая гудящая толпа внизу. Ринтер приземлился мягко посреди толпы, и вокруг него тут же оказалось пустое пространство. Оказавшись на ногах, И качнулась, но Ринтер удержал ее за запястье. Хватка сразу же стала железной, из поддержки превратившись в узы.
   -- Лицезрей явление повелителя, -- воскликнул он принцессе на ухо. В его голосе слышалось безумие. Ирабиль ощутила дрожь, колотящую тело барона. Что это? Страх? Возбуждение?
   Цокает копытами лошадь, таща за собой бричку. Кучер и лошадь так смешно одновременно поворачивают головы. Рот кучера приоткрыт. Экое диво -- гостиница загорелась!
   "Пьяные подрались, светильник упал", "Да это парень с нашей улицы, хозяину должен был, вот и запалил", "Не, там уснул один умник с папироской, вот и занялось", -- несется со всех сторон. Сквозь гул голосов и треск горящих досок И слышит, как касаются земли ноги Роткира. Свистит сталь, и на запястье повисает мерзкая тяжесть. Опустив глаза, И первым делом воспринимает визг Ринтера, а потом уже видит его руку. Падает, будто огромный черный лепесток, рукав плаща, и остается голая рука, вцепившаяся в запястье принцессы.
   -- Дай-ка, -- шепчет Роткир. Не без усилия разжимает мертвую хватку и швыряет руку в барона. -- Глянь, не твое?
   Запоздало кто-то вопит. Народ шарахается. Голова кучера поворачивается к троице, что теперь в центре внимания. Израненный, опаленный парень с коротким мечом прикрывает рыжеволосую красавицу, которая не сводит глаз с пылающей гостиницы. В пяти шагах -- вампир, скрипя зубами, пристраивает на место отсеченную руку.
   Треск ломающихся досок, сноп искр, огонь, взметнувшийся до небес. Под копыта ошалевшей кобыле вылетел человек. Никто еще не успел понять ничего, только заржала и метнулась в сторону лошадь. А в следующий миг воздух расколол крик:
   -- Кас! -- Принцесса рванулась к нему, но Роткир удержал ее за руку, как секундой раньше -- Ринтер.
   Кастилос поднял голову. Лишь только И встретила его взгляд, который столько раз утешал и успокаивал, сердце замерло. Не как у вампира, а как у насмерть перепуганной девчонки.
   -- Пошла вон отсюда! -- закричал Кастилос. Что же это, в его взгляде? Страх? За нее? Нет, не только. Страх смерти? Или чего-то худшего? Против всех своих желаний, борясь с ужасом, с тьмою, обступившей душу, И повернулась к гостинице.
   Твердой стремительной походкой из огненного ада вышел тот, кого она ненавидела и боялась всю жизнь. Лорд Эрлот. Эрлот -- убийца короля. Король Эрлот. Ни закричать, ни броситься -- тело будто стало деревянным. Даже решимость умереть куда-то подевалась перед лицом самой Смерти.
   -- Повелитель! -- проскулил Ринтер. -- Повелитель явился!
   Эрлот поставил ногу на спину Кастилоса. Наклонившись, что-то сказал. Руки принцессы сами собой взметнулись к лицу, чтобы подавить крик, когда Эрлот легким движением, будто игрушку, поднял Кастилоса и бросил обратно, в горящий дом. Снова затрещали доски, на этот раз -- куда громче. Провалилась крыша, рухнули стены.
   -- Нет, -- прошептала Ирабиль. -- Пожалуйста, не надо. Не так.
   -- Кастилос Вэссэлот! -- смеясь, провозгласил Эрлот. -- Хватит притворяться мертвым, это дурная привычка, от нее трудно отвыкнуть. Выходи, люди жаждут зрелища! Их все больше и больше.
   Принцесса огляделась. Почему-то в этот момент она мыслями потянулась к Ливирро. Он ведь граф, хозяин этого города. Неужели не может просто прийти и... И что? Усмирить Эрлота?..
   -- Твою-то ж мать, -- пробормотал Роткир. Эта его фраза напомнила принцессе, что с тех пор как она появилась здесь, прошло секунд десять, не больше. Отрубленная рука, Кастилос, Эрлот...
   Она выглядывала из-за спины Роткира, поднимаясь на цыпочки. Народ все прибывал. Те, кто не видел кровавой сцены с Ринтером, окружили троицу и взволнованно переговаривались. Смысл разговоров ускользал от принцессы.
   Разметав горящие доски, из пожарища выскочил Кастилос. Ирабиль перевела дух: живой. В руке сверкает меч. Не тот, огромный, но все же меч. Эрлот же безоружен.
   Кастилос стремительным броском оказался между Эрлотом и принцессой. На нее он даже не взглянул. Он хотел, чтобы она убежала. Оглянувшись, принцесса поняла, что ничего не выйдет. Плотная толпа напирала. Наконец, удалось разобрать слова:
   -- Вампиры бьются! -- восторженно прошептал кто-то.
   -- А слезы наши льются, -- был угрюмый ответ.
   Смех Эрлота раскатился над головами зрителей.
   -- Что, Кастилос, решил стоять до конца?
   -- Нет. -- Голос Кастилоса дрожал, и, как ни была напугана, Ирабиль уловила в нем фальшь. Притворство, которого не мог не заметить каждый. Неумелое, глупое, бесполезное. -- Я вижу, ты сильнее. Прошу, оставь.
   В наступившей тишине принцесса услышала лихорадочный стук собственного сердца. Перед глазами сгустилась тьма. Губы приоткрылись, крик рвался наружу, но что-то мешало ему, заставляло сидеть в груди, разрывая ее на части мучительной болью.
   -- Вот как? Просишь, значит? -- задумчиво произнес Эрлот. -- А как насчет умолять? Встань на колени, Кастилос, и моли меня о пощаде.
   Она закрыла глаза. Тихий ропот толпы заменил зрение: Кастилос опустился на колени. Снова тишина. Голос Эрлота:
   -- Так интересно... Что бы все это значило, а? Как будто... О, нет. Нет-нет, Великая Река, прошу тебя, это не может быть правдой!
   Ирабиль распахнула глаза и ощутила, как холодный пот выступает на лбу. Взгляд Эрлота намертво прикован к ее лицу. Оказывается, она, сама не замечая, протолкалась вперед, и Роткир, ее последняя защита, оказался справа.
   Эрлот рассмеялся, подпрыгнул, хлопнул в ладоши и согнулся пополам от нового приступа смеха. В голове принцессы мелькнула мысль, тем более страшная от того, что нелепая: Эрлот пьян.
   Кастилос рывком поднялся, но Эрлот неуловимым движением отшвырнул его обратно в огонь. Один шаг, ветер взметнул волосы принцессы, и Эрлот уже рядом. Но Роткир успел заступить ему путь. Лезвие меча почти коснулось груди вампира. Люди, взволнованно загудев, подались назад. Эрлот, Роткир, Ирабиль, Ринтер и с трудом поднимающийся на ноги Кастилос оказались в одном кольце.
   -- Милый мальчуган, -- улыбнулся Эрлот. -- Скажи, ты знаешь, кто я такой?
   -- Догадываюсь, ваше величество. -- Роткир говорил, как и обычно: спокойным, чуть насмешливым голосом.
   -- И все-таки встал у меня на пути. Что же это? Любовь?
   -- Моя любовь к вам безгранична, ваше величество, -- произнес Роткир затверженную фразу. -- Могу быть еще чем-нибудь полезен?
   Эрлот улыбнулся:
   -- Конечно. Позволь поговорить с этой прелестной особой, что прячется у тебя за спиной?
   Ринтер, все еще прижимая отрубленную руку, захихикал:
   -- Это она, повелитель. Про этот сюрприз я вам говорил.
   -- Можешь считать себя лордом, -- откликнулся Эрлот, не удостоив Ринтера взглядом. -- Ну? -- обратился к Роткиру. -- Сделаешь милость?
   -- Я не расположен сегодня милостынями разбрасываться.
   Ответ прозвучал резко. Таким же резким оказался взмах меча. Движение -- взгляд Ирабиль метнулся за спину Эрлота -- Кастилос с бешено горящими глазами обрушивает удар на голову врагу. Где-то взвизгнул от ужаса Ринтер. Ирабиль сжала кулаки. Что если сейчас все и закончится?
   Снова не вышло разглядеть маневр Эрлота. Со сдавленным вскриком Роткир улетел куда-то за спины собравшихся людей. Меч Кастилоса ухнул в пустоту. Принцесса проследила взглядом за лезвием и вздрогнула, когда его сжала рука Эрлота. Легкое движение кисти, и лезвие, пропитанное кровью вампира, переломилось пополам. Эрлот перехватил обломок...
   Принцесса, позабыв обо всем, бросилась ему на руку так же, как Левмир когда-то пытался остановить топор Великана в землянке. Но Эрлот оказался быстрее. Лезвие с отвратительным хрустом вошло в грудь Кастилоса. Тот пошатнулся. Остатки меча выпали из руки, печальный звон брызнул из каменной мостовой.
   Сапог Эрлота ударил Кастилоса в живот, кровавая пена хлынула изо рта. Кастилос упал в десяти шагах. Эрлот развернулся, как раз успел поймать принцессу. Его ладони сжали ее запястья. Ладони оказались теплыми. Он даже не останавливал сердца...
   -- Моя малышка! -- Эрлот как будто всхлипнул, и принцесса почувствовала кислый запах вина у него изо рта. -- Как же ты выросла! Не поверишь, все эти годы я думал, что ты в Храме. Ожидал однажды увидеть твой засохший трупик у ног статуи королевы.
   Как же давно она не видела этих странных глаз -- черных, с красными прожилками. Будто Алая Река отметила Эрлота для каких-то своих целей. Взгляд поглощал волю, высасывал силы и, хотя голос звучал насмешливо, в глазах -- только тьма и холод. Ирабиль падала в удушающую бездну и недоумевала, зачем живет это существо, которое не ведает радости, любви, счастья. Существо, единственная страсть которого -- смерть.
   Она не сразу поняла, что Эрлот кружит ее в танце. На глазах изумленной толпы, напротив горящего дома странная пара вальсировала, а мелодией служил истерический хохот Ринтера. Он даже хлопал в ладоши от восторга.
   -- Жаль вашего отца, -- вздохнул Эрлот. -- Не подумайте только, что я лицемерю. Мне действительно не хватает старого друга. Сколько мы с ним вместе пережили...
   Принцесса изловчилась моргнуть, на миг вырвавшись из плена черных глаз. Когда же веки вновь поднялись, она успела заметить, что ее сапоги оставляют на камне красные следы. Кровь Кастилоса. Сам он, дрожа, пытался подняться на ноги. Лезвие все еще торчало из груди.
   -- Все кругом говорят: Эрлот убил Эмариса, чтобы завладеть троном! -- Эрлот рывком развернул принцессу так, чтобы она не видела Кастилоса. -- Только вот знаете, что? Это ложь. Ложь, которую распространили с моего ведома и согласия. Хотите, я открою вам истину, юная леди?
   Ирабиль вскрикнула, когда Эрлот нагнулся, заставляя ее отклониться назад. Его лицо оказалось так близко, что казалось, сейчас он ее поцелует.
   -- Я не убивал твоего отца, принцесса. Он сам себя убил. Верь мне или нет, дело твое. Только я видел его глаза перед смертью. Тебя в них не было. Только она, только королева, все эти годы. Помнишь, как ты убегала из дома, остригала волосы, пытаясь понять, любит ли он тебя? Так вот тебе ответ: нет. И никогда не любил. Эмарис шагнул на Ту Сторону, сбросив тебя с плеч, как надоевший груз.
   Внезапно потеряв опору, И взмахнула руками, упала на спину, тело пронзила боль, но боль от услышанных слов не шла ни в какое сравнение с этой. "Он лжет!" -- первая мысль. Вслед за ней пришла вторая: "А зачем? Будто он боится тебя? Или чего-то добивается?"
   Сквозь пелену слез Ирабиль увидела причину своего падения: Роткир напал с мечом на Эрлота сзади. Меч упал в трех шагах от принцессы. Одной рукой Эрлот схватил Роткира за горло и приподнял.
   -- Занятный мальчик, такой отважный. Твой, Ливирро?
   Ирабиль рывком повернула голову и увидела графа. В фиолетовом плаще он стоял на шаг впереди толпы. Осунувшееся бледное лицо, горящие красным глаза.
   -- Не нужно, Эрлот, -- послышался его тихий голос. -- Хватит.
   -- Хватит? -- вскричал Эрлот. -- Шутишь? Да я так не веселился с тех пор, как мы с Кастилосом чинили суд в той деревеньке. Эй, Кас, помнишь золотые денечки? Хотя, конечно, тогда и вполовину не так здорово было, как сейчас.
   -- Оставь его, он тебя не потревожит, -- еще тише сказал Ливирро.
   -- Знаешь, если я его не оставлю, он тоже меня не потревожит.
   Эрлот вздохнул, будто ему вдруг надоело все происходящее. Словно хмель отступил, и сквозь пелену сиюминутного веселья он увидел тысячелетия своей черной, как безлунная ночь, жизни. Роткир упал к ногам графа, хрипя и растирая горло.
   -- Скройся, -- велел Ливирро, бросив лишь беглый взгляд на него. -- В другой раз думай, на кого прыгаешь.
   Подняв взгляд на Эрлота, граф поклонился:
   -- Приношу извинения за неподобающее поведение моего... помощника. Мы можем пройти ко мне во дворец и обсудить...
   -- Мне нечего с тобой обсуждать, Ливирро, -- отрезал Эрлот. -- Тебя больше не существует, и этот путь ты выбрал сам. Через три дня город падет. Мне известны все твои пути отхода. Да, все десять. -- На этих словах Ливирро содрогнулся. -- Прямо сейчас горят запасы еды. Мертвы твои часовые. А все шансы -- все, до единого, -- закончились. Я здесь не ради тебя, граф. Я пришел ради Кастилоса, но с ним мы уже побеседовали. Осталась лишь одна нерешенная проблема.
   Эрлот повернулся к принцессе и рассмеялся. Держа в правой руке окровавленное лезвие, перед ним стоял Кастилос.
   -- Я вижу ее перепуганную мордашку через дыру у тебя в груди, -- сказал Эрлот. -- Есть в этом нечто символичное. С чего такая преданность, Кастилос? Готов умереть за девчонку, которая оказалась настолько глупа, что потеряла дар?
   Он засмеялся еще громче, на глазах выступили слезы.
   -- Дети! -- вскричал Эрлот. -- Какие же вы все дети! Каждый почему-то считает, что в двенадцать или тридцать лет может рассуждать так же, как тот, кто потерял счет столетиям. Принцесса Ирабиль, я всю тебя прочел в твоих изумрудных глазах. Так рваться к Алой Реке -- зачем? Тебе ли не знать, что Река тысячекратно усиливает страсть, с которой ты к ней приходишь! А ты? Так сильно хотела стать человеком ради того ничтожества, в которое влюбилась! Такова жизнь, малышка. Слабый подчиняется сильному сам, его не нужно принуждать. И ты подчинилась ему. Мальчишке, которого я теперь действительно хочу повидать. Надеюсь, он зайдет ко мне в гости со своей женой. -- Эрлот выдержал паузу, после чего усмехнулся, показав клыки: -- С Айри?
   -- Нет! -- завизжала принцесса и вскочила на ноги, готовая тут же броситься в бой.
   -- Роткир! -- Крик графа.
   Но Роткир не обернулся. Подхватив свой меч, он встал рядом с Кастилосом. Эрлот не взглянул на него.
   -- А что же с тобой, Кастилос? -- продолжал он. -- Где твоя страсть? Где твоя любовь к людям, ради которой ты принял дар и добрался до Реки? Ты полагаешь, что сохранил ее? Думаешь, сражаешься за идеалы Освика?
   Эрлот снова согнулся от приступа смеха. Теперь белки его глаз залило чернотой, сердце не бьется, но он не может удержать смех. Смех, такой же черный, как его глаза, как его душа, как берега Алой Реки.
   -- Ради чего, ради какой страсти ты шел в свое паломничество вторично? -- воскликнул Эрлот. -- Насколько же ты глуп, если до сих пор не понял, в какую западню себя усадил?
   Когда Кастилос заговорил, голос его прозвучал страшно. Низкий, хриплый, булькающий. Сердце И сжалось от боли и ужаса. А еще -- от досады: она не может, как равная, встать рядом с двумя, что пытаются защитить ее. С двумя, потому что граф так и остался на месте.
   -- Я знаю, кто я такой, -- произнес Кастилос. -- Мне известно, за что я сражаюсь.
   -- Ложь, -- отрезал Эрлот. -- Никто не знает о себе подобных вещей, пока не встанет перед выбором. Но если ты хочешь мне что-то доказать -- изволь.
   Шагнул или прыгнул? Принцесса заметила только, что Кастилос и Роткир разлетелись в разные стороны, ее руки оказались за спиной, стиснутые холодной ладонью Эрлота, а другая ладонь легко сжала горло.
   -- Итак, господин Кастилос Вэссэлот, сын Освика Вэссэлота! -- провозгласил Эрлот. -- Сейчас перед лицом всех этих людей ты сделаешь выбор.
   Кастилос стоял, шатаясь. Подняться во второй раз ему оказалось гораздо сложнее. Кажется, он даже не понимал толком, что происходит. Его черные глаза с красными радужками подернуло пеленой. Но он стоял. Рука сжимала лезвие. И он шел вперед. Медленно и бессмысленно приближался к Эрлоту.
   -- Я пощажу Варготос, -- заговорил Эрлот, и голос его разлетелся, достигнув ушей каждого из перепуганных людей, сотни которых толпились вокруг. -- Прямо сейчас, выйдя из города, отдам приказ оставить и забыть. Ты слышишь, Ливирро? Тебе даже не обязательно бежать со своим народом. Можешь жить, как жил, пока тебя не сметут орды Востока, если прежде их не остановлю я. Ты знаешь меня лучше всех, кто здесь присутствует. Ты знаешь, что я безжалостен, свиреп, жесток. Но я -- не лжец. Когда я объявляю приговор -- я смотрю в глаза. Когда я пью кровь -- я пью из глотки. Пробирки придумал Эмарис, лгавший самому себе всю жизнь.
   Эрлот перевел взгляд обратно на Кастилоса, который продолжал идти.
   -- Слышишь меня? Десятки, сотни тысяч людей будут жить. Но моя цена -- у меня в руках. А теперь делай свой выбор, Кастилос Вэссэлот, и покажи нам свою истинную страсть.
   Кастилос остановился, и лезвие выпало из разжавшихся пальцев. От удара о камень несколько капель крови разлетелось по сторонам. В наступившей тишине тихий звон показался ударом молота по наковальне.
   Глава 34
   Юг
   Сардат твердым шагом спускался к реке. Привычная дорога тронута рассветными лучами, пыль поднималась из-под сапог, ветер перебирал волосы. Внимательный взгляд скользил по берегу, но видел лишь одну фигуру, сжавшуюся в комок у воды.
   -- Эй! -- издалека крикнул Сардат. -- Ты кто? Где остальные?
   Не доходя шагов пятнадцати, Сардат остановился. Фигура поднялась, развернулась.
   -- Барон Модор, ваше величество. -- Поклон, гниющая рука отставлена в сторону. -- Пришел засвидетельствовать свое почтение.
   -- Какое я тебе "величество"? -- прошептал Сардат. В душе поднималась буря, но он ее подавлял. Зачем? Почему это вдруг стало важным?
   Барон подхватил ковш и потряс им, будто что-то доказывал.
   -- Где все? -- повторил Сардат. И это тоже очень важно выяснить.
   -- Они ушли, -- пояснил барон. -- Здесь нет золота, ваше величество. Все, до последней крупинки, вымыли.
   Он перевернул ковш, и на берег перед Сардатом полилась жидкая грязь. Наметанным взглядом командир определил: барон прав. Золотом здесь и не пахнет.
   -- И... что же мне теперь делать?
   -- О, ваше величество, вы найдете, чем потешить свои страсти!
   Сардат развернулся, и крик замер на губах. Он увидел их всех -- всех, до единого! -- мужчин и женщин, стариков, детей. Стоят и смотрят красно-черными жадными глазами, скалят острые клыки. Рогид, Кутаз, Гидар... Даже Олнора восстала из мертвых, волосы утопленницы все еще мокрые. Даже...
   -- Мама? -- шепнул Сардат. В ответ донесся глухой рык.
   -- Они голодны, Сардат, -- слышится голос барона. -- Это -- просто люди, которые хотят есть. Они ни в чем не виноваты. Убьешь их за это?
   Вампиры сорвались с места. Потемнело. Вокруг загорелись дома. В правой руке оказался меч. Где-то хлопают крылья, где-то рычат волки. Сардат завертелся на месте, пытаясь увидеть всех сразу.
   -- Стойте! -- закричал он. -- Это ведь я, слышите!
   -- Нет! -- взвизгнул кто-то в пугающей близости, и холодные пальцы вцепились в левую руку. -- Это не ты, я бы узнала!
   Повернув голову, Сардат увидел мать, вцепившуюся клыками ему в руку. Попытался освободиться, но слабость сковала движения. Голова закружилась, дрогнул меч.
   -- Ты бросил своих людей одних на Той Стороне! -- Казалось, сам воздух гремит голосом барона. -- Оставил их голодать и мучиться. Они перешли Реку вброд и вернулись, чтобы ты накормил их.
   Теперь и в правую руку вцепились клыки. Меч глухо стукнулся о землю. Десятки рук схватили, подняли, вцепились. Десятки клыков вонзились в плоть. Сардат закричал.
   А перед глазами вновь лицо барона.
   -- Неужели стерпишь? -- прошипел он. -- Позволишь кровососущим тварям убить тебя? Спали их, Сардат! Сожгите их, ваше величество! У вас впереди долгий путь, ваше величество. Вы должны вырвать сердце из груди короля и растоптать его, дать людям свободу и власть. Неужели вы погибнете здесь? Погибнете, пытаясь прокормить ненасытных тварей, которые только и могут думать, что о жратве?
   -- Да, -- шепнул Сардат, и голос обрел видимые черты, свернулся, как дым, кольцами, полетел в небо. А вслед ему устремилась сиреневая музыка.
   Мелодия летела из свирели, которую держал в руках незнакомый парень. Сардат встретился с ним взглядом, и тот опустил свирель.
   -- Не та война идет, на которую ты спешил, -- прозвучал голос, такой же звучный и чистый, как и умолкшая музыка. -- Но воины и мирные люди все еще ждут тебя.
   Холод сковал тело, проник в сердце. Посиневшими губами Сардат шепнул:
   -- Я умираю...
   -- Еще нет, -- покачал головой парень, и Сардат вдруг заметил, что стоит тот, опираясь на костыли. -- Смерть твоя будет иного оттенка. Тебе будет... жарко.

***

   Сардат пробудился, трясясь от холода. Не сразу понял, где он. Темно, мягко... Кажется, впервые за невесть сколько времени он лежит в постели, да еще и не один.
   -- Тише, -- прошептала Сиера, гладя его по лицу. -- Что случилось? Опять -- сон?
   Сардат ответил не сразу. Понадобилось время, чтобы успокоить дыхание и понять: холод этот иного рода, чем тот, от которого можно спастись одеялом.
   -- Не сон, -- прошептал он. -- Ты чувствуешь?
   -- Конечно, -- кивнула Сиера. -- Они близко. Но они пройдут, и все закончится. Не думай о них, прошу. Смотри на меня. Смотри мне в глаза.
   Глядя в глаза девушки, Сардат думал, что никогда не сможет назвать себя человеком. Разве по силам человеку разглядеть что-либо в такой тьме? Даже луна не заглядывает в окно. Окно...
   Наконец-то полностью рассеялся сон. Они в деревне Сиеры, в ее доме. Единственные живые существа на всю долину.
   Они появились здесь утром и долго стояли на горе, глядя вниз. Держались за руки. Тело соседней скалы испещрено дырами, в которых Сардат узнал пещеры из рассказа Сиеры. Все, как одна, пустые, мертвые.
   Ниже, в самой долине, заросшей высокой зеленой травой, одинаковые каменные домишки. Двери открыты вовнутрь, откуда тоже веет пустотой. Загоны для скота, сараи, амбары... Все так похоже и так непохоже на знакомый поселок.
   Сардат посмотрел на Сиеру. Она плакала. Беззвучно лила слезы, глядя на умерший дом.
   -- Все равно пойдешь?
   -- Пойду!
   Сиера легко находила путь на, казалось бы, нехоженом склоне. Сардат, оскальзываясь и спотыкаясь, торопился за ней. Солнце поднималось, тени гор ползли по деревне, и казалось порой, что там, внизу, что-то шевелится. Что-то живое. Но нет. Даже птиц, даже горных коз тут не оказалось. Жизнь покинула долину больше трех лет назад.
   Ступив на ровную поверхность, Сиера повернула налево, в сторону, противоположную деревне. Оттуда доносился шум падающей воды.
   -- Куда сейчас? -- осведомился Сардат.
   -- Очиститься, -- отозвалась Сиера. -- Таков закон: возвращающийся из мира должен омыться в священном источнике и сутки поститься. Значит, не есть ничего.
   -- Это мы запросто, -- вздохнул Сардат. Мысль о еде посещала его неоднократно. Поезд-то не приедет, придется учиться охоте.
   Обогнули скальный выступ, и Сардат увидел священный источник. Вода вырывалась из горы тугой струей и падала в выемку шириной локтей в десять. Озерцо пенилось и плевалось холодными брызгами. Сардат задумался, почему вода не потечет в деревню, но тут же нашел ответ: озерцо расположилось у самого края земли и непрестанно переливалось вниз.
   Обогнув озерцо, они посмотрели вниз, и Сардат отпрянул. Вроде не таким уж крутым казался подъем, а поди ж ты...
   Низвергающаяся вода струилась по желобу, проточенному в скале, то и дело срываясь водопадами. Далеко внизу начиналось русло ручья. Серебристая лента, вильнув, исчезала в непроходимых скалах, за которыми, невидимый отсюда, таился лес. Где-то там, наверное, идут Аммит, Милашка, Варт и прочие.
   -- Они пройдут дальше! -- крикнула Сиера и указала рукой вперед. -- Во-о-он там! Видишь -- в просвете между скалами вода?
   Сардат заметил блеск и кивнул.
   -- Там -- река. Перед ней скалы сужаются и...
   -- Не надо, -- оборвал ее Сардат. -- Забыли, все.
   Минута, заполненная грохотом воды. Потом Сардат расслышал вздох:
   -- Забыли...
   Еще немного полюбовавшись горной панорамой, Сардат отвернулся и вздрогнул. Стоя на берегу священного озерца, Сиера раздевалась. Поймав взгляд Сардата, она покраснела, но не сделала и попытки прикрыться.
   -- Омовение, -- угадал Сардат по ее губам, а в глазах прочитал, что и от него она ждет того же.
   Сбросив одежду, Сардат привлек к себе Сиеру, коснулся губами ее губ. Она поначалу ответила, но тут же отстранилась.
   -- Не сейчас. Не здесь.
   Он кивнул. Вместе, держась за руки, шагнули в ледяную воду. Мурашки пробежали по коже, но Сардат заставил себя двигаться дальше. Северная гордость не позволила отступить.
   Водопад валил с ног. Под сплошной стеной воды с трудом получалось урывать кусочки воздуха. Сардат посмотрел на Сиеру, превратившуюся в бледное пятно. Как она такое выдерживала раньше?
   И словно коснулся ее памяти, понял: никак. Ощутил то немое отчаяние, с которым она боролась каждый раз, как возвращалась из города с лекарством для матери. Будто ее глазами смотрел. Как она падает на колени под гнетом водопада, как мечется в поисках глотка свежего воздуха, а обретя его, оказывается над бездной, в полушаге от края...
   Сардат дернул Сиеру за руку, и она вновь охотно к нему прильнула. Тела привыкли к холоду, но вздрогнули, ощутив тепло друг друга. Священные воды не только смывали с них грязь мира, сегодня они делали нечто большее. Соединяли, создавали союз.
   До тех пор Сардат не размыкал объятий, пока в голове прочно не обосновалась мысль: "Моя". И по тому, как расслабилось тело Сиеры, он понял: в этот же миг такая же простая мысль посетила и ее.
   Вместе они вышли из источника и, остановившись, позволили солнцу и ветру осушить кожу. Вопросов Сардат не задавал -- понял, что и это часть традиции, нарушить которой Сиера не посмеет.
   -- Что теперь?
   Они натянули одежду, кажущуюся теперь грязной и отвратительной.
   -- Дом, -- отозвалась Сиера. -- Только дом. И все.
   Она опять шла впереди, но шаг все замедлялся и замедлялся. Сиера останавливалась у каждого домика, что-то вспоминала, и плечи ее поникали. Сардат взял ее под руку.
   -- Здесь нет твоей вины, -- сказал, подкрепив слова твердым взглядом. -- Они даже не надеялись на тебя. Вспомни! Все, как один, отвернулись.
   -- Я помню, -- шепнула Сиера. -- Просто... Уже скоро.
   Какой-то из этих одинаковых домиков -- не такой как все. И чем он ближе, тем труднее давался каждый шаг Сиере.
   -- Вот здесь разжигали костер, -- задрожал голос посреди заросшей бурьяном площадки. -- В честь весны. Пели и танцевали. Я лучше всех танцевала у огня. Меня всегда выкрикивали. Девушки, кто из верхних, зло так смотрели, но...
   Будто переломив что-то внутри себя, она закричала:
   -- Знаешь, как гордо я на них глядела, когда пришла сюда с Модором? А они тряслись от страха. А я -- смеялась. Я называла себя спасительницей деревни. Как думаешь, они вспоминали мой смех, когда умирали?
   И снова Сардат не смог сделать ничего иного, кроме как прижать плачущую девушку к груди, провести рукой по влажным волосам. "Слезы -- это хорошо, -- вспомнил он не то от матери, не то еще от кого-то слышанную фразу. -- Плачет -- значит, справится. Плохо, когда человек уже не плачет".
   -- Вряд ли. -- Спокойствию своего голоса Сардат удивился. -- Когда умираешь -- другое вспоминается. Чего не сделал в жизни, чего не сказал, не успел. В такие минуты не до злости, не до мести.
   Она подняла на него колючий взгляд:
   -- Тебе-то откуда знать?
   -- Умирал.
   Сардат глядел в южные глаза девушки, которая и представить себе не могла, наверное, что это такое -- лежать в санях посреди бесконечных снегов и чувствовать, как холод высасывает из тебя тепло. Для нее смерть -- это вспышка пламени. Быстрая и яростная, как удар мечом.
   И вновь -- шаг за шагом по траве, щекочущей кончики пальцев рук. Взгляды на раззявленные рты и пустые глазницы домов. Смерть танцевала здесь, настоящая Смерть, -- и ни одному человеку не удалось победить ее.
   И вот то, чего боялся Сардат, свершилось: один из домиков оказался особенным, тем самым. По-особенному рос мох в расселинах между камнями, иначе смотрели окна, необычного оттенка доски забора...
   Сиера опустилась на колени возле крыльца. Не то молила потерянную судьбу вернуться, не то просто лишилась сил. Ее пальцы медленно подобрались к лежащей на верхней ступеньке тростинке, переломленной пополам.
   Свирель. Старая свирель, которую сломала чья-то злая -- или последняя? -- воля. Обломки, пережившие снега и дожди, палящее солнце и холод. Сиера сложила две части, поднесла к губам. Звук родился страшный, будто стонали мертвецы, лишенные покоя. И когда он смолк, когда задрожали плечи девушки, Сардат снова оказался рядом, глотая вспышки гнева. О, как бы он хотел встретить сейчас всех тех трусливых ублюдков, что явились в деревню! Любители показать силу тем, кто сопротивляться неспособен!
   Изувеченный инструмент упал на камень. Сардат рывком поднял Сиеру, заставил повернуться к себе.
   -- Я держусь, -- сказал он. -- Помнишь, что обещала?
   Она кивнула. Она помнила.
   Минул первый день, почти прошла первая ночь, и Сардат лежал в холодном поту, глядя в темные глаза Сиеры.
   -- Нам ведь придется уйти, -- прошептал он.
   Кивнула. Здесь, под носом у вампиров, долго жить не получится. Придется искать место поспокойнее. Скрываться... Все существо Сардата поднялось против унизительной мысли, но он смолчал. Было бы ради чего -- а вынести можно все, что угодно.
   -- Как только они пройдут, -- сказала Сиера. -- Должно быть, около полудня все закончится. А ночью мы улетим. На север? На восток?
   Север -- мертв. Единственное, что осталось о нем в памяти Сардата -- тлеющие останки поселка и глядящие в небо мертвецы. Восток -- место, где Левмир продолжал борьбу. Этот никогда не сдастся и не захочет видеть друга -- таким. Мир внезапно сделался крохотным -- и шагнуть-то некуда. Люди, вампиры... Кровь, еда... Кем же стать теперь? Что означает -- "улетим"?
   -- О чем ты думаешь? -- Вопрос застал его врасплох, но сдвинул что-то важное в душе. Сардат отстранился от теплого тела девушки, сел в постели, глядя через окно в звездное небо.
   -- Тот мост, о котором ты говорила... -- начал он.
   -- Значит, все? -- перебила она.
   Тишина. И в этой тишине он боится повернуть голову. Почему каждый выбор дается с таким трудом? Почему здесь, в этом проклятом мире, жизнь не может просто толкнуть вперед, как делала всегда?
   -- Я только хочу разобрать мост, -- шепотом сказал Сардат. -- Они еще далеко. Аммит тоже -- как бы ни кривлялся, людей он не оставит. Сойдутся одновременно. Если мы...
   -- Значит, все.
   Сиера выбралась из постели, потянулась, будто с наслаждением стряхивала с себя неприятный сон, и принялась одеваться.
   -- Летим, -- сказала, бросив взгляд на замершего Сардата. -- Рассветет -- не успеем превратиться.
   -- Я не отступился!
   Боль заставила Сардата вздрогнуть -- левая рука сжалась в кулак, ногти вонзились в кожу, и капельки крови упали на серые простыни. Тихий смех наполнил маленькую комнатушку. Сиера стояла спиной к Сардату, но он не сомневался -- смех лишь скрывает слезы.
   Восток
   Как будто сама смерть на грудь уселась, смотрит молча и ждет. Вынырнув в очередной раз из кошмара с летучей мышью, Айри застонала.
   В окошко брызжут первые лучи рассвета, странная серая птичка сидит на подоконнике. То так головку наклонит, то эдак. Айри улыбнулась ей, и птичка раскрыла клювик. Сквозь стекло донесся тихий щебет. Пять лет назад точно так же прилетала птичка за мамой. Каждый день, одна и та же. Айри прогоняла ее, но птичка никогда не улетала далеко, каждое утро садилась на подоконник и смотрела, чирикала.
   Голоса в коридоре. Щелкнул замок. Треща без умолку, в комнату влетела Рикеси. Лицо перепуганное, грязное. Одежда... Айри узнала свой плащ, но с трудом -- Рикеси превратила его в тряпку.
   -- Живая, смотрит! -- Рикеси махала кому-то рукой. Звуки будто с другого конца города доносились.
   На кровать опустился незнакомый мужчина. Лысый, худой, один глаз закрыт повязкой, второй смотрит пристально. Айри заметила у него за спиной двух возмущенных служанок. Кажется, Рикеси на них крикнула. Ушли.
   Грубые руки ощупали лицо, отбросили одеяло. Айри не шелохнулась. На миг все скрыла темная пелена, а потом свет вернулся. Левую руку пронзила острая боль, на лоб опустилось что-то мокрое и холодное.
   -- Вы очнулись, госпожа? -- Лицо Рикеси, все такое же грязное, даже хуже -- слезы размазала. -- Вам сейчас кровь отворяют, лучше станет. И вот еще, выпейте.
   В губы ткнулся краешек стакана. Айри отхлебнула горькой жидкости, сколько смогла. Слабость, обманчиво похожая на облегчение, расползлась по телу, а вместе с ней пришла ясность. Айри огляделась.
   Заплаканная чумазая Рикеси гладит ее правую руку, лысый мужчина, видимо, полагающий себя лекарем, держит левую. Из разреза сочится черная кровь. Течет в серебряную миску на полу.
   -- Что это? -- прошептала Айри.
   Лекарь поднял голову и невесело усмехнулся. Хотя, "невесело" -- не то слово. На бледном лице Айри увидела ужас, грозящий превратиться в истерику. Понадеялся оказать услугу княжескому дому, не знал, что тут увидит.
   -- Беги, дурак, -- шепнула ему Айри. -- Перевяжи и беги.
   Сознание снова помутилось. Кажется, вопила Рикеси, еще чей-то голос мерзко скрежетал. Стало душно.
   -- Окно, -- хрипло сказала Айри, приоткрыв глаза.
   В комнате осталась одна Рикеси. Она бросилась к окну, распахнула створки. Айри вытянула левую руку, с повязкой, по направлению к птичке. Та чирикнула, перепрыгнула внутрь. Маленькая головка наклонилась влево, вправо, опять влево. Будто пичуга за что-то укоряла Айри.
   -- Ты за мной ведь? -- шевельнулись пересохшие губы.
   Рикеси с воплем кинулась на птичку, замахала руками. Птичка вылетела в окно. Айри увидела несколько ее пируэтов, прежде чем странная вестница унеслась прочь.
   Рикеси, гневно сопя, закрыла окно на шпингалет, а когда обернулась -- ахнула. Госпожа Айри, покачиваясь, стояла на ногах.
   -- Как же вы, -- бросилась к ней Рикеси. -- Куда же...
   -- Одеваться.
   Рикеси всплеснула руками:
   -- Да вы же едва держитесь!
   -- Одеваться, -- повторила Айри слабеющим голосом. -- Быстро.

***

   По истечении недели в глазах начало рябить от множества незнакомых городов и лиц. Левмир отчаялся запомнить имена всех князей, даже перестал вести им счет. Дворцы состязались друг с другом в роскоши, города -- в многолюдности. Каждый встречный склонял голову, увидев Левмира -- пришлось привыкнуть и к этому.
   Эмарис и Торатис говорили мало, как и другие князья, присоединявшиеся к посольству. Именно Левмиру выпадало стоять перед тронами власть имущих и произносить нужные слова. Потом -- показательный бой. Слова Эмариса о земельных наделах. Князья соглашались -- один за другим.
   -- Они идут ради земель, -- сокрушался Левмир вечерами на корабле, под тихий плеск весел.
   -- Не так важно, -- отвечал Эмарис. -- Мы ведь исполняем волю Реки.
   Проблемы возникли с последним князем. Выслушав и посмотрев все, что, уже как отрепетированное представление, рассказали и показали Эмарис и Левмир, он пожал плечами:
   -- Ну что ж, я рад, что вы решились. Но когда вы все уйдете, я лучше останусь здесь, со своим войском.
   -- А как насчет отразить совместный удар армий остальных княжеств? -- спросил Эмарис.
   Князь вздрогнул, посмотрел в сторону застывших без движения соседей. Те склонили головы. Князь развел руками:
   -- Ну... Так когда выступаем?
   На обратном пути Левмир видел множество кораблей, готовящихся к выходу. Вереницы людей заполняли трюмы припасами. Огромная махина войны пришла в движение.
   Однажды утром Левмир стоял на носу корабля, неподвижный, будто изваяние, и смотрел на безоблачное небо. Сзади к нему приблизился Эмарис.
   -- Хотел поговорить, чтобы никто не слышал, -- сказал бывший король. -- Я не просто так водил тебя в каземат, Левмир. Вернее, не только для того чтобы очистить кровь. С этим, думаю, ты бы справился и сам, со временем. Я хотел посмотреть, как ты переживешь убийство.
   Левмир продолжал вглядываться в незаметную человеческому взгляду точку на небе. Эмарис продолжал:
   -- Когда мы войдем во владения Эрлота -- а это будет нескоро -- люди начнут погибать. В огромных количествах, каждую ночь. И вину за это будешь ощущать ты. Поэтому осознай уже сегодня: великая армия, которую мы ведем на Запад, обречена на смерть.
   -- Тогда зачем? -- тихо спросил Левмир.
   Эмарис помолчал. Проследил взгляд Левмира и нашел точку на небе. Нахмурился.
   -- Пока они будут подыхать, мы с тобой получим возможность добраться до Эрлота. И чем скорее испепелим эту обезумевшую тварь, тем больше людей выживет.
   -- Мы? -- удивился Левмир. -- Ты признаешь меня таким сильным, чтобы...
   -- Я признаю, что понятия не имею, что свершила с тобой Река, -- перебил Эмарис. -- Признаю, что у тебя открылись и другие силы, которых, судя по всему, Река вовсе не знает. А еще я знаю, что ты свершил паломничество, а значит, способен одолеть самых страшных врагов, тех, что внутри. Считай эти слова проявлением отцовской заботы, если тебе так легче. Почаще представляй, как ты, обессиленный, с переломленным хребтом, истекаешь кровью в руках Эрлота на вершине башни и видишь, как погибают остатки армии Востока. И в этот момент...
   -- Эмарис, -- перебил его Левмир. -- Я ценю заботу, правда. Но видишь ли, здесь я кое-что понял. Возможно, понял в каземате, возможно -- раньше, когда пришел к тебе с той дурацкой просьбой. Или еще раньше. Может, я начал это понимать еще тогда, в поселке, когда сжигал беззащитного баронета.
   Левмир вытянул руку, продолжая говорить, и Эмарис увидел, как издалека, яростно хлопая крылышками, приближается маленькая серая птичка.
   -- Я не хороший человек. Меня не пугает смерть невинных. Если Солнце и Река могут равнодушно взирать на то, как гибнут миллионы, то почему я должен волноваться больше? Они умрут? Пусть так. Зато исполнена воля Реки, что прислала меня сюда. И плевать, если ее воля -- это просто глупая надежда маленького мальчика, вытащенная откуда-то из глубины и облеченная в слова. Я не хочу в этом разбираться, не хочу рассуждать о добре и зле. Волнуешься, смогу ли я пережить смерть великой армии ради освобождения Запада? Не беспокойся. Я сам готов уничтожить их ради встречи с ней. Я помню, ради чего шел к Реке. Все остальное давно не имеет смысла.
   Птица уже близко и летит прямо к Левмиру, к его вытянутой руке, словно летучая мышь, несущая весть.
   -- Если бы ты шел к Реке ради этого, Река бы вас не разделила, -- сказал Эмарис. -- Не она твоя страсть, парень. Путь к ней. Твоя бесконечная попытка стать вровень. И ты готов умножать эту бесконечность снова и снова, отбрасывая себя назад. Можешь смеяться, но я хорошо знаю свою дочь. Она бы не смогла спокойно глядеть на гибель даже котенка, не говоря о людях. А у тебя нет этого страха, и потому ты боишься. Потому готов свернуть горы, нырнуть в пучину войны и увидеть столько смерти, чтобы отыскать в ней ужас для себя. Починить свою душу. И тогда воссоединиться с ней.
   -- Пустые слова, -- прошептал Левмир, когда в указательный палец вцепились коготки.
   Поднес руку с птицей к лицу, всмотрелся в бусинки глаз. Рука задрожала. Взгляд вновь переместился к точке на небосводе.
   Издав измученное щебетание, птичка перескочила на плечо к Эмарису, и вампир вздрогнул, покосившись на нее. Когда же повернулся к Левмиру, успел заметить лишь его силуэт, который тут же распался на сотню таких же маленьких птичек. Стая устремилась вперед и вверх, туда, где все отчетливей прорисовывалось красное пятнышко в небе. Пятнышко, означающее смерть.
   -- "Пустые слова", -- повторил Эмарис. -- Похоже, сегодня малыш кое-что о себе узнает.

***

   Открыв глаза в последний раз, Айри увидела кусочек голубого неба и ярко-красный бок воздушного шара. Должно быть, высоко поднялся. Холодно. Или просто знобит. Какая теперь разница.
   Айри положила себе не закрывать больше глаз. Лететь к Солнцу и прятаться за фальшивой темнотой? Вот уж глупости!
   Холодно, тошно, оборвать бы все мучения разом. Да нельзя, Солнце таких не примет.
   Чтобы отвлечься, Айри принялась перебирать все свои счастливые воспоминания. Сначала из раннего детства. Вот они гуляют с мамой по берегу моря. Айри нашла огромную раковину, и мама смеется. "Ты мой маленький Лучик", -- гладит по голове. Айри рада. Айри еще не уверена, что ее зовут Айри. Чаще всего она -- Солнечный Лучик.
   Еще несколько ярких картинок с улыбающимся маминым лицом. Потом улыбка меркнет, лицо бледнеет и превращается в красный воздушный шар. Айри бежит за ним. Спотыкается, падает, расталкивает собравшихся на улице зевак.
   Никто ее не удержал, никто не утешил. Отец предавался скорби в одиночестве. Кажется, он забыл вовсе об Айри. И она бежала до самой пустыни и дальше, по пескам. Когда крошечное пятнышко воздушного шара скрыла тьма, Айри еще продолжала бежать. В памяти почему-то крутились легенды об Алой Реке, дойти до которой можно, только перешагнув отчаяние. Может, и здесь так же? Если совсем-совсем не сдаваться, то рано или поздно получится вернуть маму. Или не вернуть, а пойти с ней, куда поведет.
   Рано утром обессилевшую княжну нашел пустынник. Не иначе как благодаря чуду один из этих странных молчаливых людей подошел так близко к людским поселениям, заметил занесенную песком девчонку и узнал ее. Пустынник донес Айри до самого дворца и, положив на крылечке, удалился. Он все время молчал, весь день. Айри тоже молчала. Наверное, они поняли друг друга так хорошо, как не смогли бы за годы болтовни. Айри поняла, почему люди уходят жить в пустыню -- там спокойно и одиноко, нечего терять, кроме воды и еды. Пустынник понял, что за горе выгнало девочку в путь, и не позволил ей отправиться вслед за матерью.
   Словно разматывая клубок ниток, Айри пыталась отыскать еще хоть одно светлое воспоминание, но видела лишь ужас. Пусть так. В последний раз можно вспомнить все.
   Трепещущий бок воздушного шара превратился в раскрасневшееся от выпитого лицо князя Торатиса. Отца, так правильно. Теперь можно, недолго вздрагивать осталось.
   Середина лета, Айри празднует день рождения. Гостей немного, их с каждым годом все меньше. Несколько министров из богатых семей пришли с детьми. Айри исполняет танец живота, двое мальчишек не отрывают от нее глаз. Должно быть, один из них сегодня попытается поговорить наедине. Айри тринадцать лет, а значит, она может заключить брак, достойный и выгодный. Один из мальчишек ей нравится. Он почти не смотрит на ее тело, пытается встретить взгляд и улыбается. Рядом сидит его сестра, с таким же добрым, открытым лицом. Она после окончания торжества подходит к Айри, предлагает съездить на прогулку. Конечно, Айри согласна. Нужно только сказать отцу, который перебрал вина и ушел к себе, сославшись на важные дела.
   Айри постучала, вошла в темную, с закрытыми шторами залу. Что-то говорила, смеялась.
   "Он тебе понравился?" -- спрашивает отец. "Кажется", -- смущается Айри. Она села на край кровати. Ладонь отца гладит ее руку, плечо, шею.
   "Тебя никто не заберет", -- шепчет чужой, страшный голос. "Папа? -- удивляется Айри. -- Мне ведь можно погулять? Я хочу подружиться с девочками, они такие забавные".
   Он должен обрадоваться, ведь после смерти матери Айри ни с кем не дружила. Понадобилось время, чтобы растопить кусок льда в сердце. Два года. Сегодня лед растаял, сегодня Айри поняла, что может выйти из дворца, может дружить и любить, как все.
   Но папа не радуется. Его поглаживания становятся грубее. Когда Айри настигает страх, уже поздно. Он сильнее, он больше. Остается лишь кричать до звона в голове, плакать и надеяться, что сейчас, вот-вот, кошмарный сон развеется.
   Но это все остальное обратилось в дым, а кошмар остался. Все смешалось. Бегство из дома. Неделя на улице, неделя голода. Айри знала, что можно просить милостыню, но стыд не позволял показываться на глаза.
   В помойной яме ночью кто-то нашел ее и отнес Мирунге. "Нет у тебя больше судьбы, -- сказала колдунья на следующий день. -- Отцу своему ты не дочь, мужу -- не жена. Ни судьбы, ни жизни. И за грех твой унесет тебя Алая Река. Если Мирунга не поможет. Мирунга умеет заклинать Реку. Но Мирунге нужны монеты".
   Сначала были монеты, потом -- другие услуги. Айри вернулась домой. Айри брала деньги человека, которого боялась и ненавидела, чтобы отдать их старухе, которую боялась и ненавидела ничуть не меньше. А потом случилось что-то странное.
   Придя однажды домой, Айри обнаружила гостя -- первого, с тех пор. Его серо-стальные глаза пронзали насквозь, и от каждого взгляда бросало в дрожь. Казалось, ни одной, даже самой маленькой тайны нельзя от него утаить.
   "Этот человек утверждает, что он -- вампир, -- сказал князь, избегая смотреть дочери в глаза. -- Он просит нас не двигаться на Запад, а сам хочет остаться здесь".
   Рядом сидел вампир, но Айри боялась отца. Да что может сделать вампир? Убить? Тоже мне, ужас.
   Вампир сделал больше. Он дал Айри надежду, смутную и непонятную. Через месяц после знакомства Айри встретила его в трущобах. Вернее, это он ее нашел, когда она отбивалась от пятерых пьяных головорезов.
   Скорость, сила, безжалостность -- вот что поразило княжну. Минуты не прошло, как все пятеро превратились в бескровные трупы. "Держи. -- Эмарис бросил ей кошелек одного из мертвецов. -- Купи себе новое платье, это больно коротко становится".
   Было много таких встреч, случайных и не очень. И каждый раз сердце Айри замирало. Он хотел помочь, ничего не требуя взамен. Он радовался ее победам и хмурился над поражениями. Он не пытался стать ей другом, и за это Айри была ему благодарна больше всего. Он учил ее метать ножи и сражаться с противником, который гораздо сильнее человека.
   Айри моргнула, стряхивая теплое, как одеяло, воспоминание. Алый шар, синее небо. Холодно. Щебет. Айри скосила глаза и увидела маленькую серую птичку, усевшуюся на бортике корзины. Все так же наклоняет головку то влево, то вправо, разглядывая Айри поочередно обоими глазами. Дрогнула рука, не в силах подняться, но птичка поняла жест. Взмах крыльев, и крошечные коготки вцепились в указательный палец.
   -- Заберешь мою душу к Солнцу? -- шепнула Айри.
   Глядя в желтый глаз необычной птички, Айри отдалась последнему воспоминанию, самому прекрасному за всю жизнь. Три дня непонятной войны, слез и смеха, взлетов и падений. Странный поцелуй между сном и явью. Рикеси... Эта глупенькая, но такая верная душа. Пали оковы Алой Реки, освободив княжество. А потом... Потом была ночь, будто живительный поток, смывшая всю боль и отчаяние. Ночь, пережив которую, Айри сложила оружие. Теперь можно уйти. Теперь можно не бояться. Если еще что-то осталось в жизни, вряд ли оно стоит усилий.
   -- Лети! -- Айри шевельнула пальцем, сгоняя пичугу. -- Забери меня, я готова.
   Но птичка сидит, вертя смешной головешкой. Влево-вправо, влево-вправо. Открылся клювик, послышалось чириканье.
   -- Лети же ты! -- улыбнулась Айри.
   От слез все расплылось, и Айри почудилось, будто вместо одной птицы стало две. Почудилось ли? Ведь когти второй птицы впились в запястье. А вот еще одна, опустилась между этими двумя. Целая стая птиц, гомоня, заполнила пространство корзины. Когда они исчезли, Айри ощутила прикосновение. Чьи-то руки схватили ее ладони.
   -- Левмир, -- прошептала Айри. -- Ты меня заберешь?
   -- Да, -- сказал он, наклонившись. -- Пойдешь со мной?
   -- Пойду. -- Айри обняла его. -- Скорее...
   Прежде чем она поняла, что это не видение, что Левмир спрашивал о другом, шею пронзила боль. Как в ту самую ночь, о которой только что вспоминала.
   Вместе с потоком крови рванулись наружу воспоминания. Они превратились в красный шар, улетающий вверх и вдаль, а она, глупая малышка, бежала вслед за ними, вытянув руки, плача, спотыкаясь. Шар уносил умирающую маму, старую судьбу, мучительную смерть и жалкую жизнь. "А что у меня останется? -- закричала Айри. -- Кто я?!"
   Шар исчез. Стало темно, Айри остановилась. "Кто я? Кто я?" -- эхо разносит крик в темноте. Между пальцами левой руки появились метательные ножи. Правая ладонь обхватила рукоять сабли. Прежде чем Айри успела удивиться, впереди вспыхнул костер. Еще один и еще -- целая вереница огней уводит вперед. Айри пошла огненной тропой, ступая по языкам пламени, но не чувствуя боли.
   "Я -- Айриэн, идущая сквозь огонь".
   Вереница закончилась, Айри прыгнула в темноту, ножи полетели вперед, сабля свистнула, рассекая воздух. Снова мрак, ни проблеска света. Где-то далеко другая Айри принялась пить кровь, похожую на густой сладкий сок, которым невозможно напиться.
   Еще один взмах, и лезвие сабли засияло так ярко, что тьма исчезла из целого мира. Айри видела весь его. Огромный материк, напоминающий корчащееся в судорогах чудовище. Видела пустыни, разделившие Запад и Восток, пламя, пожирающее незнакомый город. Видела черную крепость, внутри которой затихла сила, границ которой не ведает никто. Видела тварей, разбросанных Алой Рекой по миру. Многие жили в пустыне, иные -- в лесах, а одна, самая страшная -- в море.
   "Я -- Айри, Солнечный Лучик".
   Весь свет из целого мира огненной стрелой вонзился в сердце Айри, и сердце замерло. Смерть? Нет, не похоже. Другая жизнь пришла и выжгла старую дотла.
   Айри оттолкнула руку Левмира, вытерла губы тыльной стороной ладони.
   -- Прости. -- Она услышала шепот Левмира. -- Прости, но я не мог позволить тебе погаснуть.
   Айри смотрела вверх, на алый шар, на небо, которое из голубого превратилось в темно-синее. Как это странно -- ни холода, ни страха, ни боли. Дышать -- и то не нужно.
   -- Я не погасну.
   Вскочила на ноги. Корзина закачалась, когда рядом поднялся Левмир. Выглядел он скверно. Лицо бледное, под глазами -- круги. А сами глаза...
   -- У меня такие же? -- Пальцы Айри коснулись века.
   -- У тебя таких долго не будет, -- ответил Левмир. -- Глаза чернеют от голода.
   Горелка плевалась искрами, чадила. Края шара начали тлеть.
   Левмир перехватил взгляд Айри:
   -- Пора отсюда.
   -- Это точно.
   Левмир не успел даже вздрогнуть -- Айри выдернула палаш у него из ножен.
   -- Пригнись!

***

   Пустынник, прикрывая глаза от солнца, следил за тающим в небесах воздушным шаром. Пять лет назад он видел такой же. А поутру обнаружил в песках несчастную девчонку. Последнюю из тех, кто был достоин Солнечного погребения. Значит, сегодня пришел ее черед. Так быстро, так несправедливо. Пустынник проронил бы слезу по этому поводу, но вода в пустыне слишком ценна. Поэтому он просто смотрел, отдавая дань уважения династии рожденных Солнцем. Династии, которая сегодня оборвалась.
   Но что-то случилось там, в высоте. Маленькое пятнышко распалось на две части, одна, охваченная пламенем, полетела вниз. Сердце пустынника дрогнуло. Неужели Солнце отвергло несчастное дитя? Неужели даже в этом, последнем вознесении ей отказано?
   Он побежал, не отрывая глаз от падающей средь бела дня звезды. Не знал, зачем тратит столько сил и влаги, почему добежать, увидеть, стало так важно.
   Звезда рухнула с громким взрывом, взметнулся столп огня и песка, до ушей донесся заливистый девичий смех. Пустынник остановился, тяжело дыша. Далеко впереди из пламени вышли две фигуры. Девушка в сером платье, с распущенными волосами, и парень в красном кафтане. Пустынник видел только их спины, их сцепившиеся руки.
   Они шли к городу, оставляя за спинами мертвую пустыню.
   Глава 35
   Юг
   "До чего тихо", -- думал Глардот, сидя на крыше фургона из пропитанной кровью стали.
   Шестерка ломовых лошадей тащила фургон по каменистой земле. Слева и справа -- высокие каменные стены. Скалы. А кажется, будто великан поставил две ладони, смотрит и ждет, когда бы хлопнуть, прибив зазевавшихся мушек.
   Это ощущение -- будто бы кто-то смотрит -- не покидало с самого начала, с тех пор как они с Лерратом прибыли в отряд. Ночью еще ничего, а вот чем ближе утро -- тем страшнее.
   "Я -- вампир, -- повторял вновь и вновь Глардот. -- Мне нечего бояться в этом мире, я -- его хозяин".
   Но там, где неизвестность, логика бессильна. Этот страх можно победить только одним -- работой. И Глардот в который раз за ночь открыл крышку люка перед собой, просунул голову внутрь фургона.
   -- Живой?
   Тишина в ответ.
   -- Мне спуститься и порезать тебя, или ты дашь ответ?
   Пленник молчал так долго, что Глардот уже собрался привести угрозу в исполнение. Но вот пророкотал голос, от которого задрожали стальные пластины:
   -- Ты правильно боишься.
   -- Я ничего не боюсь, -- брякнул Глардот и тут же обругал себя последними словами. Зачем вступил в пререкания с человеком?
   -- Ты правильно боишься, -- повторил чуть тише Ратканон. -- Недолго осталось...
   Что-то ударило по стальному листу рядом, и Глардот подскочил. На него смеющимися глазами смотрел Кардар.
   -- Смена, гуляй! Как там наш? Разговаривает?
   -- Разговаривает, -- проворчал Глардот, закрывая крышку люка. Увы, здесь он не был командиром. Только титул барона грел душу.
   -- Слезай, старший зовет.
   Глардот задержался ровно настолько, чтобы его движение не выглядело поспешным. Подошел к краю фургона, посмотрел вниз. Понурые кони, вынужденно ведущие ночной образ жизни, спотыкались под всадниками, предвкушая скорый отдых. Одна белая лошадка выступала рядом с фургоном, и на нее-то спорхнул невесомой тенью Глардот -- только плащ трепыхнулся за плечами.
   Лошадь фыркнула, приветствуя седока, а Глардот искал взглядом командира среди одинаковых сумрачных фигур. Увидел Леррата, молча кивнул, получил кивок в ответ.
   С тех пор как они нагнали караван и передали слова барона, отряд словно погрузился на дно мрачного озера. Говорили мало, только по делу. За исключением Кардара, который, стремясь разбавить тягостные часы молчания, вечно пытался шутить. И сейчас он, за неимением другого собеседника, обращался через раскрытый люк к Ратканону:
   -- Вот ведь здоровый мужик -- стоишь, ничего не делаешь. Не стыдно? Может, хоть овес, что ли, подавать будешь? -- скоро лошадей кормить. Да и вообще -- лошадей кормить! Почему мы этим занимаемся? Тебе-то в радость должно быть со скотиной повозиться, да?
   Только слух Вечного мог уловить глухой ответ из громады фургона:
   -- А ты сними цепи -- я всех накормлю. Повожусь со скотиной, так и быть.
   Кардар тихо засмеялся, памятуя приказ не шуметь:
   -- Ладно тебе, здоровяк. Не сердись. Ну не получилось, бывает. Зато самого короля перед смертью увидишь -- честь-то какая! Не то что твои недоделки -- дохнут сейчас в лесу где-то, с этим Аммитом, или как там...
   -- Кардар!
   От выкрика командира Глардот подпрыгнул в седле, тут же мысленно обругал себя -- застрял тут, заслушался, вместо того чтобы найти командира и получить приказ. Но хмурый вампир с увязанными в хвост длинными седыми волосами на него и не смотрел. Со своего вороного коня, едва ли не в два раза превосходящего лошадь Глардота, он сверлил взглядом незадачливого шутника.
   -- Ты что сейчас сказал, Кардар?
   И снова Глардот расслышал едва различимый гул:
   -- Так вы их до сих пор не убили?
   -- Тс-с-с! -- поморщился Кардар и захлопнул крышку, после чего с невинным видом заморгал командиру: -- Неподумавши...
   -- Как только закончим работу, я вышвырну тебя из отряда. Просто чтоб знал. У тебя остается право еще на одну ошибку. И тогда я не стану ждать окончания работы. Сгоришь на месте.
   -- Да ладно! -- возмутился Кардар, непозволительно повысив голос. -- Ну и что, что он узнал? Кому какое...
   Командир вытянул руку в черной перчатке, сжал в кулак и Кардар схватился за сердце.
   -- Допусти эту ошибку, -- прошуршал голос командира. -- Прошу!
   Кардар замотал головой. Губы посинели, в глазах блеснул страх.
   -- Как жаль... -- Командир разжал пальцы, и Кардар повалился на крышу, тяжело дыша. -- Впрочем, я умею ждать.
   Глардот постарался, чтобы его лицо оставалось бесстрастным, когда взгляд встретился с холодным взглядом командира.
   -- Вы хотели меня видеть, -- наклонил он голову.
   -- Ты и твой друг -- летите вперед. Скоро мы должны добраться до реки. Это -- самое опасное место, и если засада будет -- будет там. Хочу, чтобы вы все увидели и вернулись обратно. В бой не вступать. Только разведка. Скажи, что ты меня понял. Потому что если поступишь иначе...
   -- Понял, -- сухо сказал Глардот и взмахом руки подозвал Леррата. -- Разрешите выполнять?
   -- Да поскорее. Солнце вот-вот взойдет.
   Глардот вполголоса передал другу суть приказа. Леррат кивнул, и седла двух лошадей опустели. Летучие мыши взвились над ущельем, понеслись вперед.
   В последние мгновения перед смертью Глардот думал о том, почему все получилось именно так. Виной ли тому недальновидность командира, оплошность Леррата, или его собственная глупость. Приказ был четким и ясным, сам Глардот не простил бы подчиненного, умудрившегося запороть такое простое дело. Но любое дело кажется простым лишь до тех пор, пока в него не вмешается жизнь.
   Стремительно оставив позади отряд, стаи пролетели один поворот, другой. Заметили, что ущелье стало у?же, расслышали шум реки. Очередной поворот каменного коридора -- и в глаза ударило солнце. Еще не прямые лучи, но сереющее небо означало последнюю возможность. И Леррат принял свой облик.
   За миг до того Глардот понимал, что ему надлежит вернуться именно в виде стаи и передать командиру, что на мосту через реку замечены двое. Предположительно -- вампиры. И разобрали они столько, что без задержки не переправиться. Все это командир мог бы прочитать, глядя в глаза летучей мыши.
   Но почувствовав, что друг превратился, Глардот последовал его примеру, уступив предрассветной панике.
   -- Сиера? -- воскликнул Леррат, но его крик утонул в грохоте воды, разбивающейся о каменные пороги.
   Сиера сидела на мосту вполоборота к ним, распуская веревки, крепившие очередное бревно. В воде по грудь рядом стоял тот самый парень в одеждах барона Модора, благодаря которому пришлось пережить страшное унижение на тракте.
   Глардот и Леррат переглянулись. Они давно знали друг друга, чтобы понимать без слов: приказ уже нарушен. А эти двое обязаны умереть.
   Глардот мог воспламенить вампира взглядом, если тот стоит неподалеку, но здесь расстояние оказалось слишком велико. И он метнул огненный шар в парня. Одновременно вперед рванулось пламя Леррата и полетело к Сиере. Все должно было случиться быстро и просто. Но в последний момент...
   В последний момент Сиера повернула голову.

***

   Работать начали затемно. Первые веревки Сардат разорвал, но Сиера возмутилась:
   -- А как они потом все обратно соберут? Развязывай!
   -- Это ж сколько... -- попытался возмутиться Сардат, но Сиера его перебила:
   -- Не так много -- чтобы хоть одно колесо точно проваливалось. Уже не рискнут.
   Не запуская сердец, приступили к делу. Сиера ощущала отголоски боли в содранных до костей пальцах, на краю сознания теплилась мысль, что придется искать где-то кровь. Но, одна за другой, веревки ослабевали, и Сардат, все глубже заходя в воду, кидал бревна на противоположный берег. Еще чуть-чуть, еще немного, еще парочку...
   Сереющего неба не заметили. Просто вдруг поняли, что превратиться не выйдет. Сиера встретила взгляд Сардата. Река бушевала, можно было только кричать, но девушка шепнула: "Хватит?"
   Сардат в ответ поднял палец: "Еще одно!"
   Тугие неподатливые веревки распускались с трудом. Все сильнее мерзкое холодное чувство. Отряд приближается. Где же проклятый Аммит? Не он ли больше всех рвался освободить Ратканона? И что теперь? Да, разобранный мост их задержит, но ведь они же его и соберут! А дальше?
   А дальше, за рекой, горы сходили на нет. Широкая тропа вилась среди лугов, которые просматривались на многие версты. Застать врасплох отряд на такой местности не получится даже у Аммита. Так сколько еще бревен нужно убрать, чтобы дать ему шанс? Или поджечь все, наплевав на переправу? Как-нибудь выкрутятся, перетащат людей поодиночке.
   Что-то сверкнуло, и Сиера повернулась к ущелью. Всколыхнулся и пропал испуг. В этот последний миг все стало предельно просто. Она даже не разглядела тех, кто стоял на берегу. Какая разница? Два сгустка смерти несутся сюда, один -- ей, другой -- ему.
   В последний взгляд, который достался Сардату, Сиера вложила одну лишь мысль: "Я тебя освобождаю". И сбросила с себя оковы данного обета.

***

   Сардат не успел ничего понять -- Сиера, только что спокойно распускавшая веревку, прыгнула на него. От неожиданности он упал, с головой погрузившись в ревущую воду.
   Что-то вспыхнуло наверху, резануло глаза. Сардат замолотил руками и ногами, пытаясь уцепиться за дно, выпрямиться, встать. Неумолимое течение относило его все дальше, а вокруг почему-то кружились золотые песчинки. Кружились и гасли, медленно и печально, будто танцуя.
   Течением Сардата ударило об уступ. Кажется, в плече пошла трещина, но он просто отгородился от боли. Все -- потом. Сейчас нужно понять, что происходит. Что это за вспышка там, снаружи?
   Сардат выпрямился, приподняв голову над пенящейся поверхностью реки. Лишь только с глаз отекла вода, он увидел пламя, пожирающее мост. И больше -- ничего. Разве что десяток-другой золотых песчинок в потоках воздуха, но вот и они погасли. Думать о них не хотелось.
   Сардат двинулся к берегу. Взгляд, бессмысленно пометавшись, нашел двух вампиров, чьи лица показались знакомыми. Вытянувшиеся, обескураженные лица. Вот и они его заметили, бросили огнем. Два пылающих шара летят, угрожая смертью. Но где же страх?
   Левая рука поднялась, окутанная черным пламенем. Чернота разлилась по воздуху, будто щит, и жалкие снаряды разбились об нее. Сардат шевельнул пальцами -- чернота исчезла.
   Шаг за шагом. Вот закончилась река, вот твердая почва под ногами. Хлюпала в сапогах вода.
   -- Где она? -- Так буднично и спокойно звучал голос. Сардат будто со стороны его слышал.
   Рука -- правая рука -- привычным движением полезла в карман куртки за папиросами. Но папирос нет. И куртки тоже нет -- на нем чужая одежда, как во сне. Да можно ли думать иначе? Конечно, это сон! Откуда у него, старателя из крохотного поселка, меч на поясе? Откуда эта одежда? Откуда эти безумные воспоминания об отрезанной у барона руке?
   -- Если я задал вопрос, я жду ответа, -- процедил Сардат сквозь сжатые зубы, чувствуя, как мешают, впиваются в десны клыки. -- Где она? Сиера? Девушка, которая была тут?
   Таких глупых лиц он никогда не видел. И вампиры еще чем-то там кичатся? У последнего недоумка в поселке выражение лица было умнее.
   Левая рука дрогнула на эфесе меча. Левой неудобно будет его вытащить, надо бы правой, но правая висит недвижно, будто в растерянности, не знает, что делать.
   -- Сгорела! -- крикнул, наконец, один, выхватив меч. -- Не видел, что ли?
   Удар должен был развалить Сардата пополам, но черная пелена огня окутала, защитила, и меч рассыпался в прах. Вампир ахнул, отпрыгивая. Еле успел разжать ладонь, прежде чем и рукоять сгорела. Второй вампир отступил. В его расширившихся глазах отражался такой ужас, что стало смешно. Надо же, его, Сардата, боятся вампиры. Так боятся, как не каждого ребенка напугаешь.
   Вот рука вампира метнулась за пазуху, достала пробирку. Ну да, о пробирках что-то рассказывали... Сардат успел заметить позолоченную голову дракона, венчающую стеклянный сосуд. Пальцы вампира надавили на нее, и пробирка стала прозрачной.
   -- Сгорела, -- повторил Сардат слово, которое упорно не хотело забираться в голову. Скакало вокруг да около, странное, чудное. -- Сгорела...
   Пустота внутри такая, что туда можно упасть и лететь, лететь бесконечно, созерцая благословенную тьму. Тьма -- это покой и ярость. Ярость, несущая покой. И разве может быть что-то прекрасней?
   -- Я устал, -- вздохнул Сардат. -- Как же я устал от всей этой дряни... Не нужно было сюда приходить. Не нужно было брать чужого. -- Левая рука нащупала рядом с мечом старенький ножик, еще отцовский.
   Острие сверкнуло у самых глаз. И, прежде чем боль, кровь и тьма залили мир вокруг, Сардат воскресил в памяти картинку, которую хотел оставить с собой даже во тьме. Обнаженная фигурка девушки, искаженная струями воды. Очищение. Возвращение. Смирение.
   "Я тебя освобождаю", -- долетел с Той Стороны голос.
   -- И я тебя, -- шепнул Сардат.

***

   Глардот бежал так быстро, как не летал ни разу в жизни. Если бы мог обратиться -- летел бы несколько дней подряд, пока не переломились бы крылья летучих мышей. То, что он увидел на берегу горной реки, не должно было существовать, но оно явилось -- то, чему не было названия.
   Глардот все еще видел два окровавленных шарика на ладони безумца. Он протягивал их, будто пару ягод, даже улыбался. А когда Леррат, заорав, попытался обрушить на него огонь, только эти глаза и сгорели. Черное пламя вновь вырвалось из самого сердца сумасшедшего, окутало и защитило его, но не пропало. Костер тьмы разгорался все выше, обретая очертания, знакомые из легенд, из древних картин, изображающих начало Алой Реки.
   Расправились огненные крылья -- черные, будто абсолютное ничто, -- и огненная голова на длинной огненной шее выплюнула алое пламя. Глардот повернул голову недостаточно быстро, поэтому и сейчас ему казалось, что Леррат бежит рядом. Ведь он увидел только огонь -- и все, не успел заметить исчезающий силуэт друга.
   Глардот бежал к отряду. Выпил пробирку с кровью графа -- не чтобы сразиться, а чтобы развить такую скорость. Бежал рассказать, что нарушил приказ и потерял бойца. Даже сейчас, в панике, Глардот понимал, что наказание может быть лишь одно. Но остальные... Они-то заслужили хотя бы узнать, к чему готовиться!
   Если бы он несся помедленней, если бы успевал смотреть по сторонам, то заметил бы две фигуры, не больно-то и таящиеся, застывшие на горном склоне среди зубцов и валунов.
   -- Не иначе -- кровь несвежая попалась, -- сказала Милашка, проводив вампира взглядом.
   Аммит усмехнулся, но лицо его оставалось озабоченным. Ощущение присутствия Вечных давило с двух сторон. Справа -- привычное, отряд вампиров. А слева... Слева двигалось что-то намного сильнее. И этот бегущий без памяти боец никак не добавлял причин смеяться.
   Всех, кто не мог сражаться, они оставили. С оружием в руках наперерез отряду отправились два с половиной десятка человек и два вампира. Варт шел в числе первых, но главными оказались Аммит и Милашка. Последняя честно сказала, глядя в глаза Варту:
   -- Ратканон все узнает.
   -- Ясное дело, -- согласился тот.
   -- Он тебя убьет.
   -- А ты постарайся, чтобы он меня убил. А не кто другой.
   Улыбнувшись, женщина хлопнула его по плечу и отвернулась. Вскоре в арьергард выбился Саспий. Помимо двух копий -- одно в руках, другое за спиной -- он обзавелся мечом и кинжалом. В оружии теперь недостатка не было, только вот уверенности оно не добавляло.
   -- А вы нам чего-нибудь скажете? -- спросил Саспий, обращаясь через голову Милашки к Аммиту.
   Тот удостоил его задумчивым взглядом.
   -- Ну, перед дракой, -- попытался пояснить человек. -- Напутствие какое, или план...
   -- Скажу, -- решил Аммит. -- Передай остальным: я собираюсь победить и вытащить Ратканона живым. Все остальные, скорее всего, погибнут. Собственно, вы можете просто остановиться и ждать. Я тащу вас с собой по одной лишь причине: меня всю дорогу убеждают, будто люди чего-то стоят и заслуживают. Что их бесполезно топить в дерьме -- они все равно выйдут все в белом и победят. Они знают, что такое честь и достоинство, и смерть в битве за то, во что они верят, для них -- радость. Так что иди -- и делай. Я тебе не вожак. Спрашивай с нее.
   Аммит кивнул на Милашку. Та, поморщившись, тут же улыбнулась Саспию:
   -- Не слушай старика, с него учитель -- никакущий. Он только горшки за принцессами выносить умеет. Как начнется -- убивай вампиров, всех, каких увидишь, только меня не зацепи. Вот тебе напутствие. Сойдет?
   Перевалив через хребет, Аммит раскачался-таки на небольшую речь:
   -- Если те ребята хоть что-то соображают, -- говорил он, обводя взглядом уставшие, ожесточенные лица людей, -- то засаду они заподозрят у моста. Это -- самое удобное место. Мы же нападем здесь. Раньше. Тут очень легко устроить обвал. Поэтому часть из вас сейчас спрячется с той стороны. Вон тот камень нужно будет столкнуть сразу, как я столкну вот этот. -- Аммит указывал на внушительный кусок скалы, казалось, вросший в землю. -- Мы зажмем их с двух сторон и нападем. Нападем мы двое. -- Положил руку на плечо Милашки. -- Как только прыгнем вниз, вы все начинаете стрелять из луков. Первый залп -- одновременно. Варт -- тебе придется дать сигнал, или как там у вас это устроено.
   -- Дам, -- кивнул Варт, натягивая тетиву.
   -- Скорее всего, они отобьют стрелы. Но даже если некоторые попадут в цель -- это ничего не значит. Десяток лучников пусть продолжают стрелять. Самые лучшие и меткие. Нужно постоянно двигаться, потому что в вас тут же полетит огонь. Остальные -- вниз, с оружием, и дальше, наверное, сами сообразите, кого резать, а кого нет. Все ваше оружие -- на крови вампиров. И все же старайтесь рубить головы, это вернее.
   Аммит проглотил слова, которые хотел произнести последними: "Хотя вряд ли вас подпустят так близко, чтобы отрубить голову. Скорее всего, вы сгорите, не добравшись даже до дна ущелья".
   Вместо этого он, кивком поставив точку, отвел в сторону Милашку. Предрассветный сумрак только-только начинал рассеиваться. Где-то трижды прокричала птица.
   -- С огнем, значит, умеешь, -- скорее утвердительно произнес Аммит. Милашка на всякий случай кивнула. -- Ну так они умеют гораздо лучше. И с огнем, и с оружием. Ни силой, ни искусством ты их не одолеешь. Преимуществ у тебя никаких нет...
   -- Это ты меня так подбадриваешь? -- резко перебила Милашка.
   -- Сейчас, уже почти. Ну вот, пора -- слушай: от тебя тоже будет кой-какая польза.
   -- Прям с души отлегло, -- вздохнула женщина.
   -- Паясничать потом будешь. Если захочется.
   -- Мне если захочется -- взвоешь.
   Аммит наградил ее долгим тяжелым взглядом, но Милашка смотрела насмешливо и виниться не спешила.
   -- Так вот, -- вздохнул Аммит. -- Драться буду я. Буду нападать и убивать. А ты -- держаться сзади и прикрывать мне спину. Если какая-то нужда заставит их выстроиться шеренгой и атаковать по очереди, я управлюсь и один, но эти бесчестные твари наверняка попытаются окружить, и тут-то ты мне и пригодишься. Огонь летит довольно медленно, и уж твоей-то реакции точно хватит, чтобы бросить в ответ собственный. Попросту сбивай их снаряды -- вот все, чего я прошу. Возьми меч, у некоторых их по два висит. Мечом тоже получится отразить огонь. Поняла?
   -- Разберусь, -- кивнула Милашка. -- Это все?
   -- Когда люди пойдут в атаку, они начнут умирать. И тебе захочется оставить меня, защитить их. Не вздумай этого делать. Потому что как только погибну я -- погибнет все. И ты, и они, и Ратканон. Я -- самое ценное, что у тебя есть. И меня тебе нужно защищать в первую очередь.
   Аммит смотрел, как то бледнеет, то заливается краской лицо женщины. Она пыталась представить битву, и картина ей не нравилась.
   -- Значит, все они -- только для отвлечения вампиров, так?
   -- У них будет возможность сказать вампирам все, что захочется. Есть другие идеи?
   Как бы ей ни хотелось ответить иначе, она покачала головой. Аммит смягчился:
   -- Я ведь был против. Но это -- ваш выбор. Вы зачем-то хотите погибать.
   -- Чтобы после того как все закончится, знать: имеем право! -- сверкнула глазами Милашка. -- Спасибо.
   -- За что?
   -- За то, что говоришь "вы". Мне это пока еще очень важно.
   -- Тебе это всегда будет важно. А теперь пригнись.
   -- А?
   Аммит рывком утащил женщину за камень, и тут же мимо пронеслись две стаи летучих мышей.
   -- Разведчики.
   -- Поняла. Не заметили?
   -- Не думаю. К реке летят. Все как я говорил. Только вот...
   Только вот что-то пошло не так. Даже Милашка это поняла, когда сначала будто ушатом ледяной воды плеснули с той стороны, куда улетели мыши, а потом выбежал этот мо?лодец, которого даже разглядеть толком не получилось.
   Он скрылся за поворотом, откуда слышался мерный цокот копыт. А слева, будто раздуваемое в гигантской кузне пламя, что-то заревело. Милашка услышала хруст и, повернув голову, заметила, как пальцы Аммита вонзились в каменный зубец, из-под них посыпался песок.
   -- Не двигаемся, -- одними губами произнес побледневший старик. -- Не вздумай дышать. И упаси тебя Река остановить сердце.
   Изумленная такими указаниями, Милашка предпочла прижаться к Аммиту плотнее, чтобы обоих надежно укрывал каменный клык.
   Слева вновь заревело, и как будто вопреки всем законам и правилам начало темнеть. Солнце вставало там же, золотило скалы теплыми лучами, но по ущелью почему-то ползла тьма. Пальцы Милашки вцепились в плечо Аммита.
   -- Что это? -- пискнула она, не узнав своего голоса.
   С другой стороны произошло движение. Появились первые всадники. Они тут же замерли, оглядываясь. Вот вперед выехал, очевидно, главный. Милашка предположила это по величественной осанке и кожаным перчаткам. Да и длинные седые волосы очень уж благородно серебрились.
   Вампир посмотрел вперед, на сгущающуюся в ущелье тьму, и, что-то сказав, направил коня в сторону.
   Дикое ржание, донесшееся из-за поворота, заставило сердце болезненно сжаться. Милашка хорошо знала, как кричит перепуганная лошадь, застигнутая ночью волками. Знала и этот отвратительный звук -- когда хлыст рассекает шкуру, свистит и падает, снова и снова, заставляя животное выбирать между болью и страхом.
   Вот они показались. Шесть коней со струящейся по бокам кровью. Будь оно проклято, это вампирское зрение! Даже отсюда Милашка видела их безумные глаза. Впереди -- смерть, сзади -- чудовищная боль от хлыста, усеянного стальными шипами, и стальная же воля вампира, ослушаться которого не могут даже люди.
   -- Пошли! Пошли! Пошли! -- донесся крик погонщика. Хлыст в его руках почти не различался глазом, только кровавые брызги фонтанами летели в стороны.
   -- Суки трусливые...
   Милашка вздрогнула. Больших трудов стоило узнать в этом сдавленном рыке голос Аммита. Зато она поняла, чего добиваются вампиры. Они выставляли перед собой защиту. Та сила, что двигалась, наполняя ущелье тьмой, не собиралась различать правых и виноватых.
   В следующий миг в глазах у женщины потемнело от злости и отчаяния: в грудь погонщика вонзилась стрела. Невесть откуда прилетевшая, она сохранила достаточно силы, чтобы швырнуть его спиной на фургон. Что ж, можно понять стрелка: как вытерпеть такое зверство?
   Стоило кнуту на миг остановиться, как одни лошади кинулись влево, другие -- вправо. Что-то затрещало, снова раздался этот страшный животный крик. Лошади падали, не в силах избавиться от пут, не могли сообразить повернуть в одну сторону, и лишь бестолково метались.
   Что-то крикнул командир, и спешившиеся всадники взмахами мечей оборвали жизни животных. Сам командир тоже спрыгнул с коня, который дрожал мелкой дрожью.
   -- Спешиться! -- прогремел приказ. -- К оружию.
   Освобожденные кони стремглав понеслись в обратном направлении. К седовласому командиру подбежали невидимые до сих пор воины. Два десятка насчитала Милашка, чтобы хоть чем-то отвлечь разум от ужаса, приближающегося с другой стороны. Среди них она узнала и того, беглеца. Он что-то лихорадочно рассказывал, тыча пальцем вперед, но вот к нему приблизился командир, и острие меча коснулось шеи.
   Короткий вопрос, короткий кивок в ответ, и все стихло. Обнажив оружие, вампиры ждали удара. Милашка перевела взгляд на Аммита.
   -- Что?! -- спросила, стараясь не издать ни звука.
   И получила самый страшный ответ в своей жизни:
   -- Не знаю.
   Зато кое-кто другой знал. Треск камней, стон земли, и на мертвых тягловых лошадей низверглась каменная глыба.
   -- Бей их! -- прогремел крик Варта, и стрелы полетели в вампиров.
   Лицо Аммита вытянулось. Милашка и сама понимала, что Варт устроил невероятную глупость. Да, все пошло не по плану, и в такой ситуации хороший командир всегда примет верное решение. Но Варт никогда не был хорошим командиром. Он был человеком, которому объяснили, что сегодня он умрет. И за собой он вел таких же.
   Ни одна из стрел не достигла цели. Командир отряда повел мечом, и в воздухе будто мигнули двадцать светлячков. Мигнули и пропали. Ну конечно же. Предполагалось атаковать ни о чем не подозревающих растерянных вампиров, а не изготовившихся к битве воинов.
   В полном соответствии с приказом Аммита -- или попросту глумясь над ним? -- стрелы полетели вразнобой, и тут же вниз обрушилась голосящая толпа. Барачные, несколько бывших заключенных, размахивая мечами, ринулись в атаку из укрытий, в которых до сих пор умудрялись оставаться невидимыми.
   С замиранием сердца Милашка скользила взглядом по стенам, надеясь не увидеть там... Увидела. С копьем в одной руке и мечом в другой Саспий пошел в атаку.
   -- Все равно все наперекосяк, -- сказала Милашка, извиняясь перед Аммитом.
   И сразу стало легче на душе. Будто цепи какие сбросила. С копьем наперевес, остановив сердце, стремительная и смертоносная, Милашка прыгнула вниз.
   Глава 36
   Юг
   Глардоту стоило огромных усилий прийти в себя. Он предполагал, что, выслушав его сбивчивый рассказ, командир развернет отряд, но ничего подобного не произошло.
   -- Фургон вперед, занять оборону!
   Кому-то могло показаться, что со стороны реки ползет тьма, -- да может, так оно и было -- но Глардот видел клубы и сгустки черного пламени. Того самого страшного огня, что вырвался наружу из безумца, лишившего себя глаз, и пополз, ничем не сдерживаемый, наружу. Не затопит ли он весь мир?..
   На стрелы, полетевшие из-за камней, никто внимания не обратил. Что такое стрелы, если на тебя несется настоящая смерть? Однако когда в атаку бросились вопящие оборванцы, командир схватился за голову.
   И Глардот его понимал. Пусть партизаны -- враги, но даже к врагу можно испытывать жалость. Атака же была целиком и полностью жалкой. Безмозглые людишки не только кинулись в полымя очертя голову, они еще и подставили спины тому, страшному, что неумолимо наползало со стороны реки. Со стороны Реки...
   Командир воздел указательный палец, сделал несколько круговых движений. В воздухе завертелся огненный диск и, послушный воле создателя, полетел в сторону людей. На лету диск расширялся. Двое человек успели под него поднырнуть, трое или четверо вспыхнули и пропали без следа. Диск ударился в каменную стену, от чего по ней пошли трещины.
   -- Глардот -- люди, -- бросил командир. -- Остальные -- щит.
   Прежде чем в груди кольнуло от обиды -- бросили на людей, как самого слабого! -- Глардот взглянул вперед и поспешил отвернуться, чтобы хоть сейчас не позволить чувствам нарушить приказ.
   Рука выдернула из ножен меч, глаза нашли цель -- бородатого мужика с перекошенным от вопля лицом -- и Глардот начал убивать.

***

   Мысли разбежались, но одна, самая сильная, грохотала на весь мир: "Почему у них все так просто?"
   Аммит не мог и не хотел понимать этого дурацкого оголтелого восторга, с которым посыпались вниз люди. Да за каким они вообще вылезли? Видно же, что творится непонятное, сигнала не было -- зачем?! И эта, Милашка -- тоже. Все ведь объяснил, даже кивала с умным видом -- нет, без толку. И ведь у всех в головах сейчас так просто все устроено: вот моя цель, и я к ней бегу. Люди кинулись убивать вампиров, Милашка -- защищать людей. А ему-то что делать?
   Внизу гибли люди, скоро их не останется вовсе. Сражаться за них?
   Тьма затапливает ущелье, скрывая под собой тварь, появления которой так надеялся избежать Аммит. Атаковать ее?
   Беззащитный фургон, который с минуты на минуту раздавит чудовищная сила -- встать на его защиту?
   Аммит видел огненный диск, разбившийся о скалу, унеся с собой нескольких людей. В этот момент он остановил сердце, и ревущий водопад мыслей превратился в размеренно текущую речку.
   "Зачем я здесь? Чтобы освободить Ратканона. Вот она, моя цель".
   Однако прежде чем ринуться вниз, Аммит с тоской взглянул на незадачливых людишек. Против них выставили единственного бойца, и он успел зарубить Варта. Остальные вампиры выстроились в боевой порядок, знакомый с последней Войны. Подняли ладони, на кончиках пальцев забрезжили огоньки, разрослись и, соединившись, превратились в глухой щит из бушующего пламени. Щит увеличивался, вот-вот перегородит ущелье. Но Аммит успел нанести удар.
   Одновременно вниз полетели он сам, и огненный шар. В тот миг, когда ноги гулко ударили в крышу фургона, шар настиг вампира. Тот вскрикнул и исчез, нашел покой по Ту Сторону.
   Над Аммитом протянулась тьма. Как будто ночь наступила в ущелье. Но сквозь черную пелену проглядывало солнце. Правда, все слабее.
   Заревело. Так близко источник этого звука, но Аммит запретил себе оборачиваться. Атаку он почувствует, а до тех пор -- вот она, цель. Укрытая плотно пригнанными, тщательно склепанными стальными пластинами. Взгляд нашел ручку на одной из них.
   Аммит метнулся к ней, потянул -- без толку. Осторожно потряс из стороны в сторону и по звуку, по движению догадался: заперто изнутри. Выпрямился, обнажил меч; по лезвию пробежали языки огня. И тут сзади грохнуло, крыша фургона подскочила под ногами. Аммит рывком повернулся и встретился взглядом со смертью.
   Сардат застыл напротив него, с бледным лицом и горящими глазами, а вокруг клубилась тьма. Черный огонь рвался наружу из каждой поры, расплывался в воздухе, превращаясь в темное марево. Огненный меч в руке Аммита дрогнул.
   Иногда память -- плохой союзник. Аммит заново пережил апогей Второй Войны, когда, единственный оставшийся на ногах, Эрлот налетел на императора Киверри. Тогда так же померк свет дня, и тьма, казалось, затопила целый мир. Каждый камень, каждая травинка заходились от неистового вопля, моля избавить мир от этого кошмара. И, пока не звенели даже, а громыхали, будто раскаты грома, мечи, Аммит встретился взглядом с Эмарисом. Они поняли друг друга: чем бы все ни закончилось, Эрлот должен умереть.
   -- Того парнишку, что от тебя драпанул, я сжег, -- сказал Аммит неожиданно спокойным голосом. -- Если интересует Милашка -- она где-то там. И я бы поспешил.
   Еще секунду два провала в ничто -- глаза Сардата -- вытягивали из него душу. Потом черные языки огня завихрились, окутали человеческое некогда тело, и Аммит увидел черного дракона, который задрал голову и заревел, сотрясая скалы.
   Пальцы крепче сжали рукоять, по лезвию продолжал струиться огонь. Но дракон, снявшись с места, пролетел над головой -- туда, где ширился огненный щит.
   Аммит предоставил этой истории идти своим чередом. Огненный меч взметнулся в воздух и обрушился на крышку. Раз, два, три. Стонет металл, гнется пластина. Граф Кэлпот -- не самый сильный из Вечных, и кровь у него -- не самая могучая. Даже прошедшие годы не смогли ничего изменить. Аммит побеждал. Пусть медленно, пусть трудно, но -- побеждал. Еще пара ударов, и...
   Вспышка, блеск клинка. Аммит оттолкнулся обеими ногами, отлетел назад и рухнул спиной на крышу.
   -- Доброго дня, господин Аммит, -- прорычал седовласый командир. -- Давно ждал поединка с вами.
   Рисуясь, он убрал меч в ножны, достал две пробирки из кармана и одновременно выпил обе. Два куска стекла, тускло сверкнув, раскололись о стальные пластины. Меч вылетел на свободу, описал огненную дугу.

***

   Никто не обратил на нее внимания. Вампиры спешно меняли боевой порядок, что-то выкрикивал командир. Почему-то против людей встал один-единственный воин, тот самый, что не так давно бежал от неясной пока опасности. Милашка бросилась к нему, огибая по широкой дуге скопление вампиров. Краем глаза успела заметить растущий щит, и сердце дрогнуло. Столько силы выплескивается в никуда... А сколько же еще осталось?
   Она видела, как Варт разлетелся на две половины. Видела, как окровавленный меч вознесся над Саспием, который несся следом. Не успеть, не добежать...
   Милашка, остановившись, метнула копье, понимая, что полетит то не намного быстрее. Наконечник на лету окутался огнем -- ее собственным пламенем, из самого сердца. Саспий занес для удара свое копье. Поднялся -- нет, взлетел, так быстро и неотвратимо -- меч вампира...
   Откуда-то сверху прилетел огненный шар, и фигура вампира исчезла в ослепительной вспышке. Два копья почти одновременно пронзили горящее пятно, превратились в дым. Милашка мотнула головой, успела заметить сквозь черноту, скрывающую дневной свет, летящую со скалы вниз фигуру. Улыбнулась.
   -- Молодец, Учитель!
   Обнажила меч. Люди сбегались к ней, единственной, кого могли назвать предводителем. Саспий незаметно пожал ее руку.
   -- Что делаем? -- прозвучал вопрос.
   Милашка не спешила.
   Они стояли в тылу врага. Ни один из вампиров не повернулся, все их силы, все внимание -- на щит, от жара которого даже здесь трещит кожа.
   -- Резать их, пока не видят, -- прохрипел другой голос.
   Чудовищный рык раздался ближе. И тьма сразу сгустилась. Бледное пятно солнца над головой -- будто луна, закрытая дымкой тумана.
   "Во что мы тут влезли? -- зародилась истерическая мыслишка. -- Мыслимо ли -- увидеть, пережить такое?"
   -- Ждем, -- упрямо, твердо сказал кто-то ее губами.
   -- Но ведь...
   -- Ждем! -- повысила она голос.
   От удара по земле прошла трещина. Люди попа?дали с криком, Милашка устояла только потому, что взглядом вцепилась в огненный щит, по которому проползли черные пятна.
   -- Держать! -- надрывался кто-то из вампиров. -- Держать до последнего!
   "Последнее" наступило тут же. Чернота скрала алые сполохи, щит сделался черным, а потом исчез. Половина вампиров с криками повалились на колени -- похоже, неведомая тварь выпила их силы, будто кровь из жертвы, -- а остальные, воспламенив мечи, бросились в атаку на... Дракона?!
   Это чудище одновременно походило и не походило на сказочного ящера. Как будто сама тьма приняла его форму. И глаза горят, и огонь вырывается из пасти. А в самой груди -- как будто что-то иное, что-то чужеродное.
   Приглядевшись, Милашка разглядела в расступившейся на мгновение мгле мертвое, бледное, искаженное неземной яростью лицо Сардата.
   -- В атаку! -- закричала она. -- Дракон -- за нас!
   И, хотя сама ни на грош не верила в эти слова, первой ринулась в битву. Саспий побежал за ней, а остальным ничего другого не оставалась. Смерть, к которой так долго шли, -- вот она, рукой подать. Так чего же еще хотеть?

***

   Где-то рядом кипела бойня. Бушевал огонь, клубилась тьма. Трижды фургон обдало фонтанами крови. На крышу полетели ошметки тел -- человеческих? вампирских? Но Аммит смотрел в глаза своему противнику, думал только о том, чтобы отразить его атаки.
   -- Ты ведь все равно сейчас подохнешь, -- крикнул Аммит, отведя очередной выпад и с трудом удержавшись на крыше фургона. -- Опусти оружие!
   -- Чтобы подохнуть потом? -- усмехнулся враг. -- Я предпочитаю умереть за то, во что верю.
   -- За покореженный фургон и чуть живого человека?
   -- Не так уж мало, да? Ты подыхаешь ради того же.
   Атака. Аммит махнул мечом, каскад искр разлетелся далеко вокруг. Нырок, поворот, прыжок...
   -- У меня нет на тебя времени, -- вздохнул Аммит.
   Он успел заметить расширившиеся от изумления глаза вампира. Еще бы не изумляться, когда среди дня противник исчезает, когда на тебя несется десяток летучих мышей, трое волков и облако тумана в придачу.
   Командир завертелся на месте, бестолково размахивая мечом. Мыши вцепились ему в волосы, крохотные коготки породили пламя. Волк ударил лапами в грудь, повалил, а двое других, рыча, вонзили клыки в ноги.
   Последнее, что успел увидеть вампир -- лицо Аммита, соткавшееся из тумана. А последнее, что услышал:
   -- Я просто чуток постарше, вот и все.
   Аммит пинком отправил вниз догорающие останки. Не позволил себе смотреть туда, где лилась кровь, не позволил торжествовать мизерную победу. Весь его успех объяснялся лишь тем, что он уже видел такую же тьму средь бела дня. И еще тогда успел убедиться: такая тьма ничем не хуже настоящей, она позволяет вампиру менять форму.
   Вновь и вновь меч врезался в стонущую пластину на крови графа Кэлпота. Графа, который тоже видел ту давнюю битву. С тех пор он сделался одержимым. Играл со светом и тенью у себя дома, искал пути, по которым можно запустить в душу достаточно тьмы, чтобы презреть свет солнца и стать самым могущественным из всех. Но не преуспел за тысячелетия. И теперь его кровь сдавалась под напором силы Аммита.
   Еще удар, и крышка полетела вниз, звякнула об пол. Аммит прыгнул следом, освещая темноту мечом.

***

   Первого вампира убить получилось случайно, не иначе -- Милашка снесла ему голову, пока он поворачивался, и поспешила поджечь ее взглядом. Тот же, на которого налетел Саспий, резво отбил атаку. Хотелось крикнуть: "Отойди!" -- но крик замер на губах. Куда отходить? Здесь не спрячешься. И неумение биться -- не повод скрываться от судьбы.
   Милашка налетела на этого вампира, зажгла лезвие своего меча. Брызнули искры, заметались языки пламени. Силен... Как же он силен! Даже в ту ночь в Мертвом Яре она не встретила противника столь же опасного.
   Саспий пытался атаковать его сбоку, сзади, но каждый раз отлетал в сторону, едва не выронив меч. Слава Реке, хоть руки у него сильные!
   Беглый взгляд на фургон. Две фигуры сражались на крыше, в одной узнала Аммита. Но вот фургон исчез за непроглядной темнотой. Пасть дракона перемалывала очередного вампира, кровь хлестала так, будто тысяча сердец бешено колотились в одном теле.
   Целые бури огня летят в дракона, колышется тьма, потревоженная, яростная. Вот снова виден Сардат. Он поднимает меч, шагает наружу... Нет, этого нельзя понять, невозможно даже толком увидеть -- глаза болят, коснувшись чего-то запредельного, разрывающего ткань привычного мира.
   Тает, слабеет дракон. Сардат наносит удар за ударом, клинки вампиров переламываются, будто деревянные. Одного из них Сардат хватает за волосы, подтаскивает к себе и пьет кровь. Тот визжит и трепыхается, будто бессильное дитя. Рывок -- и голова летит в фургон, разбивается вдребезги о стальную стенку. А Сардата вновь обнимает черное пламя.
   Люди гибнут один за другим. Вампиры отмахиваются от них, будто от назойливых насекомых, не дающих сразиться с главным врагом. Каждая смерть болью отдает в небьющемся сердце. Этот удар могла бы отвести, этого успела бы оттолкнуть... Но она здесь, снова и снова защищает одного человека, и в конце концов только он единственный останется в живых. И может ли она поступить иначе?
   -- Сардат! -- Сама не узнала своего визга.
   В глазах противника вспыхнуло злобное торжество -- узрел слабость и едва ли понял, что за имя она кричит.
   Сардат услышал. Тьма стала гуще, только огонь клинков еле-еле разгонял ее.
   Вампир взлетел в воздух, заметался и оборвался крик. Тело исчезло из виду, и тут же пошел дождь из крови
   -- Спасибо, -- выдохнула Милашка.
   Меч другого вампира, почти соприкоснувшись с плотью беззащитного человека, отлетел, отбитый ее клинком.

***

   Приглушились звуки битвы, вспышки огня досюда не достигали. Только горящий меч Аммита -- вот и весь свет. Но его хватило, чтобы увидеть две фигуры у дальней стены.
   Первая -- вампир. Дрожащий от ужаса, с выпученными глазами и открытым ртом. Стоит, держа кинжал у горла второго. А вот этот, второй...
   Аммит не узнал бы в изможденном, безнадежно старом человеке Ратканона, если бы не знал, что это он. Даже сейчас закралось сомнение: а не для отвода ли глаз затеяна вся эта перевозка? Может, настоящий Ратканон давно мертв, а это -- случайный старик из барака?
   Кандалы притянули безвольные руки и ноги к балкам каркаса. Серые патлы, свисая с поникшей головы, закрывали впалую грудь. Единственная одежда -- старые рваные штаны. И только по их размеру, по тому, что их пришлось прихватить веревкой, можно было догадаться: этот человек не всегда был таким.
   -- Шагни -- я ему глотку перережу, -- пообещал вампир. -- Слова не скажу! Шаг -- глотка!
   -- Да ладно? -- прошипел Аммит. -- Так-таки и не скажешь? А мне вот думается, что ты будешь умолять меня остановиться до последнего.
   -- Не шевелись! -- заорал вампир, когда Аммит сделал вкрадчивый шаг. -- Еще движение -- и все! Понял? Конец! Мне все равно не жить!
   -- Себя можно подбадривать криком, когда идешь в атаку, -- мягко сказал Аммит. -- А когда стоишь в такой ситуации, поможет только холодность. Спокойствие. Такому вас не учили, верно? Опусти кинжал, мальчик, и я позволю тебе выйти.
   Брякнули цепи, вампир подпрыгнул от неожиданности. Седая голова медленно поднялась, и в Аммита впились два глаза. Мутные, блеклые...
   -- Сколько ж вы, мрази, с него высосали, -- прошептал Аммит. -- Трусливые подонки...
   Впалая грудь поднялась, наполняясь воздухом, шевельнулись слабые губы:
   -- Нашли?
   Хриплый голос, будто ржавый нож, вгрызся в память, отрезал, оторвал все ненужное и обнажил суть. Ту ночь, когда Аммит впервые встретил Ратканона. Ту ночь, когда Кастилос опустился перед ним на колени.
   -- Закрой пасть! -- велел вампир. Кинжал дрогнул, из-под него потекла капелька крови, но Ратканон этого не заметил. Он смотрел на Аммита, дрожал от напряжения, с трудом удерживая голову прямо, и ждал, ждал ответа.
   -- В отличие от тебя, -- сказал Аммит, -- они живы. Они сильны как никогда. И очень скоро мы накормим Эрлота его же собственной плотью. А ты, жалкий мешок с костями, решил подохнуть тут? Ублажаешь своих драгоценных кровососов? Это на тебя я потратил неделю своей жизни? Я разочарован.
   Меч погас. Раскаленная сталь с шипением рухнула в ножны. Но тьму осветили вспыхнувшие глаза Ратканона.
   -- Живы! -- прорычал он, подтягиваясь на цепях. -- Хорошо.
   Горящие невиданным огнем глаза уставились на попятившегося вампира.
   -- Кузнецы из вас... -- ухмыльнулся Ратканон, -- дрянь.
   Руки рванули оковы. Застонали гнущиеся балки, заверещал в истерике вампир. Все, во что он верил, гнулось, трещало, рушилось, как этот, казавшийся нерушимым, фургон.
   Снова полыхнул меч, и вампир замолчал. Аммит шагнул к Ратканону. Меч ударил по ножным кандалам, руки же тот освобождал сам. Одна из балок упала, повисла с приклепанными к ней пластинами, и в фургон брызнула кровь, полыхнуло черно-красным огнем.
   -- Вы что там устроили? -- проревел великан, выламывая вторую балку.
   Аммит пригнулся, защищая голову мечом от падающих искореженных пластин.
   -- Твои люди пожелали умереть. А кто я такой, чтобы им приказать обратное?
   Пленник распрямил плечи, обернулся. В каждой руке он держал по длинной балке. Еще недавно они служили ему узилищем, а теперь превратились в оружие. Вот одна из них взметнулась, и Аммит не успел разглядеть выражения лица вампира, голова которого превратилась в кровавый всплеск.
   -- Ратканон! -- закричал кто-то. -- Это же Рат...
   Крик оборвался, и великан, стиснув зубы, ринулся в бой.

***

   Ноги подкосились, задрожали руки, когда над обломками фургона Милашка увидела его. До сих пор как-то не думалось, сколько он значит -- этот несгибаемый, твердый, как скала, человек. А он значил не просто многое. Он значил -- все. И когда, забыв о сопернике, последний из оставшихся в живых партизан, лучник Матук, закричал имя предводителя, лишь одно не позволило ей присоединиться: она уже не была человеком. Что Ратканон ей скажет? Прежде чем снести голову...
   Обо всем этом можно подумать и после, а теперь -- битва. Милашка воспользовалась замешательством противника и, сделав обманный выпад, нанесла удар обломком копья. Наконечник пронзил грудь, взгляд воспламенил одежды, и она рванулась дальше. Дальше...
   Дальше не было ничего. Дракон раздирал оставшихся вампиров, и у Милашки потемнело в глазах от этого зрелища: куски мяса летели в разные стороны, воняло, как на скотобойне, только в тысячу раз хуже, потому что к запаху сырого мяса примешивалась вонь горящего.
   Саспий налетел на последнего вампира, который вдруг прекратил сопротивляться.
   -- Пожалуйста, пожалуйста, нет! -- Он выронил меч, закрыл руками голову и затрясся. Саспий не остановил удара. Меч прошел через ключицу и застрял на середине груди. Вампир с криком пошатнулся, упал на колени. Руки зашарили по земле в поисках меча.
   Милашка выдернула из крепления за спиной последнее копье, метнула, но рука дрогнула, и удар, который должен был стать смертоносным, лишил вампира нижней челюсти. Его рука подняла меч. Саспий, вместо того чтобы отступить, все пытался освободить оружие. А у Милашки почему-то никак не получалось спалить этот еле двигающийся обрубок ...
   Взревел рассекаемый воздух, стальная балка обрушилась на голову вампира, и тот, наконец, затих. Милашка испустила крик. Подбежала ближе, подняла руку, и вот с пальцев хлынул огонь. Сразу стало ясно, почему не получалось -- силы на исходе. От жажды в ушах грохотало, перед глазами -- алая пелена. Но сил хватило, чтобы сжечь останки. После чего женщина упала. Поползла навстречу судьбе, заливаясь кровавыми слезами. Подняла голову, увидев перед собой босые ноги.
   -- Прости, -- застонала она, единственный боец, дотянувший до встречи. Позор и надругательство над всем, что этот могучий человек считал делом своей жизни. -- Я не должна была...
   Рядом кто-то встал. Она повернулась, увидела Саспия, который, тяжело дыша, поднимал меч.
   -- Не надо! -- крикнула Милашка. -- Не смей!
   Сталь ударила в сталь, и яркий свет ослепил женщину. В первое мгновение она не понимала, в чем дело, но сообразила быстро: солнце. Тьма исчезла, и над ущельем поднялось солнце!
   -- Отойди на шаг и не дергайся, -- прогудел голос вожака. -- Ты теперь будешь мне подчиняться или сдохнешь здесь.
   Ратканон опустился перед ней на одно колено, коснулся исхудавшей, но все такой же сильной рукой подбородка. Глядя в его спокойные глаза, бояться не хотелось. Милашка улыбнулась.
   -- Тебе не за что извиняться, Ринайна, -- произнес он, доставая откуда-то из далекого прошлого ее настоящее, человеческое имя. -- Ты все сделала правильно. Осталась в живых и дошла до конца. А теперь -- пей.
   -- Нет, -- прошептала Ринайна, пытаясь отползти, но он удержал ее двумя руками.
   -- Да. Меня надолго хватит. И все то, чего тебе сейчас не хватает, ты потратила на меня. Я возвращаю долги. Всем и каждому -- сторицей. Упрашивать не буду. Это приказ: пей.
   Сражаться с жаждой дольше было невозможно, и Ринайна, всхлипнув, прижалась губами к некогда могучей шее, пронзила клыками плоть.

***

   Аммит бежал, преследуя ускользающую тьму, и меч в его руке пылал, выжирая остатки сил. Сколько бы их ни было -- все равно мало. Он не знал, на что уповать в этой последней битве. На удачу? На ловкость? Хитрость? Опыт? Точно не на силу.
   Быть может, потом в легендах (если настанет час этих легенд) все будет передано иначе. Но Аммит-то видел, как в лапах чудовища исчезали не только вампиры, но и люди. Исполненная первозданного гнева тварь убивала без разбора, ненавидела всех, кроме, быть может, пары-тройки тех, к кому пыталась испытывать какие-то другие чувства. Например, к той, в жилах которой текла его кровь. Например, к тому, кто пытался, на самом деле пытался ему помочь, с самого начала. И к Ратканону, жизнь которого так много значила.
   Каменный коридор сузился, повернул. Послышался шум воды, и последние языки черного пламени пропали из виду.
   Аммит выбежал на берег, остановился. Никто не ждал его, никто не готовился к битве. В первый миг почудилось, будто здесь и вовсе никого нет.
   Но у самой воды сидел, сжавшись в комок, человек. И Аммит, неслышно ступая, медленно двинулся к нему.
   Это был Сардат. Дрожащие руки пытались удержать что-то в неистовом потоке, и, спустя несколько шагов, Аммит смог это разглядеть.
   Одна из пластин, покрывавших фургон. Выгнутая ударом, напоминающая не то уродливый таз, не то... Ковш?
   Меч погас и опустился. Аммит во второй раз за всю свою долгую жизнь испытал желание умереть. Прямо здесь и сейчас -- прекратить существование, не возрождаясь по Ту Сторону. Просто исчезнуть, раствориться навсегда в Великой Реке, утратить память и разум, и никогда, никогда не касаться вот этого.
   Сардат поднял "ковш", медленно вылил из него прозрачную воду чистейшей горной реки. Разжал пальцы, и кусок стали унесло вдаль. Брякнуло о торчащий зубец, перевернуло. Миг -- и нету.
   -- Ничего не осталось -- сказал Сардат, поднявшись на ноги. -- Ни песчинки, понимаешь?
   Аммит молчал. Смотрел в кровавые провалы на месте глаз Сардата, смотрел на его кривую улыбку и не мог ничего сказать, потому что здесь, в этом мире боли и гнева, равных которым не видел свет, он стоял впервые.
   -- Ни песчинки, -- повторил Сардат и пошел назад, туда, где оставались Милашка, Саспий и Ратканон -- начало нового отряда.
   Помедлив, Аммит вернул меч в ножны и отправился следом.
   -- Мне жаль, -- тихо сказал он, поравнявшись с Сардатом.
   Тот замер. Повернул голову.
   -- Молчи. -- В голосе послышался рык дракона. -- Не заставляй меня видеть то, чего нет.
   Аммит отступил на шаг, когда Сардат поднял руку -- правую, свою -- и будто погладил воздух:
   -- Она здесь. А больше ничего не существует.
   Глава 37
   Восток
   Половина князей оказались приверженцами Алой Реки, другая половина -- Солнца, поэтому много спорили о времени начала заседаний. Точку в споре поставил усталый князь Торатис, сказав, что собираться будут через раз: то утром, то вечером. Тридцать правителей склонили головы и провозгласили Торатиса Князем Князей, за выдающуюся мудрость. Торатис в ответ лишь кисло улыбнулся. После того, что произошло с Айри, он будто постарел лет на десять и утратил интерес ко всему.
   "Так Алая Река карает отступников", -- говорил он.
   "Придержал бы язык! -- одергивал его Эмарис. -- Твою дочь спасли от смерти. За это нужно благодарить -- хоть Солнце, хоть Реку, хоть Фиолетового Трехглавого Крокодила. Но правильнее -- того, кто осмелился совершить верный поступок".
   "Верный?" -- сомневался князь.
   "За последние дни я видел твою дочь три раза, и все три раза она смеялась, -- сказал Эмарис. -- За предыдущие три года я не слышал ее смеха ни разу".
   Слова Эмариса повлияли на князя. Однажды утром Левмир обнаружил у дверей своих покоев большой сундук, в котором нашел десяток перемен одежды, на этот раз выдержанной в темных тонах, и множество золотых изделий -- от монет до украшений, названия которых он не знал, да и знать не хотел.
   -- Вот это да! -- восхищенно выдохнула вездесущая Рикеси. -- Какой вы счастливый!
   Левмир в ответ повесил ей на шею золотую цепочку с красивым камешком почти черного цвета.
   -- А зачем это все мне? -- пожал плечами Левмир в ответ на возражения покрасневшей девушки. -- Не самому ведь носить. Здесь меня кормят, а на Западе сейчас на золото ничего не купишь.
   -- У вас же есть любимая девушка! -- нахмурилась Рикеси, пряча цепочку под одежду. -- Разве ей не будет приятно?
   Левмир попытался представить И, с восторгом перебирающую драгоценности, и... у него получилось.
   -- Вот-вот! -- закивала Рикеси. -- Так что берегите сундучок, а я побежала, дела у меня.
   Рикеси унеслась, спасая подаренную цепочку, а на ее место тут же пришла Айри. Окинув содержимое сундука придирчивым взглядом, она изрекла:
   -- О, мое приданное? Блеск! Поехали в город, напьемся.
   Левмир опешил, не зная, против чего возражать первым делом. Новая Айри немного его пугала. Внутри девушки бушевал огонь, и как он вырвется наружу, предсказать было невозможно. Она будто родилась вампиром и всю жизнь ждала, пока ей об этом напомнят.
   Левмир осторожно начал разговор о приданном уже в карете, несущей их с Айри в город -- напиваться.
   -- Я ведь уплыву на Запад, -- сказал он, глядя в окошко.
   -- Да, конечно, я слышала, -- отозвалась Айри. Она жонглировала семью золотыми монетами и как раз подумывала добавить еще парочку. -- Надо же, раньше только пятью получалось!
   -- Ты ведь не отправишься со мной? -- робко продолжил Левмир. -- Кто-то должен остаться управлять княжеством.
   -- Ну разумеется, я останусь и буду тебя ждать. -- Айри довела число монет до десяти. -- Побеждайте своего Эрлота и возвращайтесь. Съездим в город, напьемся.
   -- Вот как раз о возвращении... Ирабиль...
   -- Об этом не волнуйся, -- перебила Айри. -- Здесь ты можешь иметь хоть триста жен по закону. Если хочешь, за время твоего отсутствия я выстрою для нее отдельный дворец. У принцессы Запада будет полный достаток, собственный штат прислуги и, возможно, доля от налогов. Мы весело будем жить здесь. Может, даже как-нибудь съездим все вместе в город, напьемся.
   Закрыв глаза, Левмир попытался представить переезд И на Восток. Не сумел. Зато представил, как говорит ей обо всем этом. Вот сверкают зеленые глаза, сжимается острый кулачок... Да, так все и будет. Потом, когда у него зарастут переломы, настанет черед слез, извинений и клятв.
   Карету тряхнуло, Айри сделала неверное движение и монеты рассыпались по полу.
   -- Ах, какая жалость! -- всплеснула руками княжна. -- Я совсем забыла, что ты передал мне кровь, и я тебе теперь все равно что дочка. Увы, ничего не выйдет. Нет, ты, конечно, можешь привести ее сюда, и дворец я построю, мне не сложно. Мы можем даже напиться, но не целовать тебе уст моих сахарных, не погреться тебе у огня моего...
   Айри прятала лицо, усердно собирая с пола монетки, но, когда подняла последнюю, выпрямилась, и сдерживаемый смех вырвался на волю.
   Левмир с облегчением улыбнулся.
   -- Ты шутишь, -- сказал он. -- Я уж думал...
   -- Рикеси была права. Ну как так можно? Если даже я тебя, после всего, что было, могу поколебать... Знаешь, на месте Эрлота я бы выставила против тебя какую-нибудь девчонку. Она проведет с тобой две минуты, и война закончится. Учись сражаться, Левмир. Бой -- это не только когда у тебя палаш в руке.
   Говоря, она коснулась его ладони, заглянула в глаза. Левмиру стало стыдно. Действительно, о чем только что думал? Ведь нет, да и быть не может между ними тех прежних чувств.
   -- Ты слишком мудрая, чтобы я считал тебя дочерью. -- Левмир сжал пальцы Айри, погладил ее ладонь. -- Будь мне сестрой.
   -- Как скажешь, братик, -- кивнула Айри.
   -- Ну, так... Куда же мы в таком случае едем?
   -- Ах, я не сказала? В одну паршивую забегаловку, где подают неплохое вино, как говорят в трущобах. Видишь ли, ты сам говорил, что мне нужно учиться пить кровь, и я хочу начать сегодня. Но кусать людей на трезвую голову... -- Айри содрогнулась. -- Нет, давай начнем с чего-нибудь приятного.
   Проезжая рынок, они услышали грохот и вдвоем, как дети, приникли к одному окну. Черный храм Реки окружили странные деревянные конструкции. Что-то в них двигалось, раздавались удары, и стены храма осыпа?лись.
   -- Стенобитные орудия, -- пояснила Айри. -- Тараны. А я бы пригнала баллисты.
   Голос ее звучал зло, но когда Левмир повернул голову, увидел, что княжна улыбается. А по щекам текут слезы.
   Глубоким вечером, когда, засветив многочисленные свечи, князья устроились в одном из залов, чтобы обсудить структуру будущей совместной армии, Эмарис, также сидевший за длинным столом, застонал и спрятал лицо в ладонях. Спросить его о причинах такого отчаяния никто не успел -- в окно ворвалась стая летучих мышей.
   Князья, большая часть которых знала, что это может означать, повскакали с мест, но летучие мыши вели себя миролюбиво. Описав круг над столом, они, все как одна, упали возле дальней стены и превратились в Айри, которая взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.
   -- А все-таки я первая! -- воскликнула она. -- Слышишь? Ах, не слышишь...
   Тут в окно влетела еще одна стая, которая повела себя схожим образом, и вскоре возле Айри очутился Левмир. Ему, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за плечо Айри. Князья чувствовали запах вина. Эмарис -- запах крови.
   -- Как прошло? -- спросил он, глядя на Левмира.
   Левмир окинул взглядом собравшихся князей и кивнул Эмарису -- разговоры о том, чтобы научить Айри кормить свою бессмертную сущность, возникли несколько дней назад, и Левмир понял, что имеет в виду Эмарис. Все прошло отлично.
   -- Ты говорила, здесь никого не будет! -- повернулся Левмир к спутнице.
   -- Да? -- удивилась та. -- Что-то напутала.
   -- Айри! -- Князь Торатис поднялся, опираясь кулаками о стол. -- Неужели обязательно вести себя таким образом перед нашими уважаемыми соседями?
   Он вздрогнул, когда дочь встретила его взгляд и неуклюже присела, изобразив нечто вроде реверанса. В облегающем платье ее жест выглядел так потешно, что князья негромко рассмеялись, некоторые даже похлопали в ладоши.
   -- Прошу простить, великий князь, -- пробормотала Айри. Она успела запустить сердце, и язык с каждым мигом заплетался все сильнее. -- Должно быть, я и вправду позволила себе лишнего. Но позвольте лишь сказать, что на вашем собрании явно кого-то недостает. Вот я вам его и привела. А за сим -- разрешите удалиться.
   Следующее приседание прошло еще хуже -- если бы не Левмир, княжна грохнулась бы на ковер.
   -- Нет-нет, спасибо, я дойду сама, -- зевнула Айри и, высвободив руку, направилась к выходу из зала. Князья проводили ее взглядами.
   Эмарис сидел рядом с Торатисом, а место слева от него пустовало -- никто не решался сидеть так близко к вампиру и, может быть, возражать ему. Теперь сюда опустился смущенный Левмир.
   -- Мы как раз обсуждали численность армии, -- сказал Эмарис и поглядел на соседа справа. -- Что выходит?
   Торатис обратил взгляд к листу бумаги, на котором только что каждый князь записал количество бойцов, которых мог выставить для похода.
   -- Выходит без малого триста тысяч. -- Торатис повернул голову к Эмарису. -- Как по мне, такая армия победит кого угодно. Вопрос скорее в том, хватит ли кораблей, учитывая, что еще поедут лошади, провизия, пушки...
   -- Пушки ни к чему, -- покачал головой Эмарис.
   -- То есть как? -- подскочил Абайат, взмахнув нелепым хвостом. -- Знает ли этот твой Эрлот, каково получить ядром в голову? Я хочу с ним побеседовать на эту тему.
   -- Думаю, представляет, -- холодно отозвался Эмарис. -- А ты знаешь, каково получить тем же самым ядром в голову? Ну, после того как он его поймает и швырнет обратно? Или когда взглядом подожжет порох, и пушка взорвется?
   Эмарис в наступившей тишине отобрал у Торатиса листок, покачал головой:
   -- Баллиста, катапульта, онагр, таран... Нет, это там не понадобится. Постойте... Слоны?!
   Эмарис нашел взглядом самого низкорослого князя, который единственный носил на голове нечто, называемое "тюрбан". Князь кивнул:
   -- Мои люди бьются на слонах!
   -- А сколько жрут твои слоны?
   Левмир склонился к Эмарису.
   -- А что такое "слоны"? -- прошептал он.
   -- Лучше тебе не знать. Нет, никаких слонов!
   -- А верблюды? -- подскочил князь в тюрбане. -- Верблюдов, скажешь, тоже не брать?
   -- Верблюдов можно пару штук, -- задумчиво проговорил Эмарис. -- Они смешные. Дочке покажу, если встретимся. Хотя, она бы и слону, наверное, обрадовалась... Ладно, я отвлекаюсь. Лошади, верблюды -- согласен. Слоны -- нет. И никаких пушек, никаких осадных орудий.
   -- Мне казалось, придется брать крепость, -- продолжал возмущаться Абайат, чувствуя молчаливую поддержку остальных князей.
   -- Знаешь, чем вампиры отличаются от людей? -- Эмарис пронзил его взглядом, заставил сесть. -- Кармаигс стоит в низине.
   Абайат тряхнул головой, и Левмир едва удержался от смеха -- дурацкий хвостик на голове князя закачался.
   -- Что значит -- "в низине"?
   -- Почему все ваши княжества стоят на возвышениях или равнинах? Не для того ли чтобы усложнить задачу врагам? Чтобы видеть их издалека? Так вот, у вампиров таких мыслей нет. Кармаигс выстроен в низине и лишь частично окружен лесом. Потому что когда начинается война, вампир знает -- стены ему не помогут. Когда воюют, смотрят в глаза друг другу. Если мы сможем добраться до крепости, если перебьем всех вампиров, Эрлот сам выйдет нам навстречу. И вот тогда, о храбрейший, начнется война. Только тогда -- не раньше. Поэтому вышвырните всю эту дрянь и возьмите побольше людей.
   -- Были бы эти люди, -- проворчал тот самый князь, что хотел остаться, когда все уплывут. -- Лично я выставил всех. Если трехсот тысяч мало... Великая Река, да о чем мы говорим? Что значит -- "мало"? Как будто нужно первыми полками накормить какое-то чудовище! А потом, когда оно, сытое, уснет, малым числом подкрасться и отрубить ему голову!
   -- Ну вот, среди вас появился тот, кто понимает ситуацию верно, -- кивнул Эмарис.
   Тишина.
   -- Мы все еще можем отказаться? -- послышался чей-то голос.
   -- Безусловно. Но... Простите, вы не могли бы продолжить? -- Эмарис обратился к тому же князю, что говорил о сытом чудовище. Князь, побледневший и злой, окинул взглядом собравшихся.
   -- Смысла нет отказываться, -- сказал он. -- Если не победим в атаке -- здесь нас просто размажут, когда мы того и ждать не будем.
   Тут Левмир, все последнее время молча глядевший на лакированную поверхность стола, встрепенулся и посмотрел на Торатиса:
   -- А сколько заключенных в ваших казематах?
   В этот раз тишина длилась дольше. Все смотрели на Левмира сперва с удивлением, потом -- с ужасом, и, наконец, наружу прорвались другие чувства.
   -- Проклятая Река! -- Бинвир ударил кулаком по столу. -- Зачем ты засунула столько ума в этого младенца и обделила меня? Додумайся я вывести смертников в поле, давно бы уж владел той деревней, ничего не потеряв!
   -- Такого, кажется, никто еще не делал, -- пробормотал Абайат. Ему было не по себе от предложенного.
   -- Так почему не начать?
   -- Правда! Мужчины уйдут на войну, а эти негодяи будут просто ждать, пока топор палача освободится?
   -- А пожизненные?
   -- Вот когда ты прав! Этих -- в первую голову!
   -- Я бы и других прибрал. Тех, что за убийства.
   Левмир переводил взгляд с одного говорившего на другого и тщетно искал в сердце хоть крупицу детского страха, жалости к тем людям, о которых сейчас говорят князья. Но лишь одна мысль не давала ему покоя: придется запомнить лица князей, выучить имена. Придется жить с ними достаточно долго, прежде чем корабли причалят к Западным землям.
   Торатис первым написал число на листе и толкнул его вправо.
   -- Понимаю, точных цифр мы не вспомним, но приблизительно...
   Листок совершил полный круг и вернулся к Торатису. Тот пробежал его глазами.
   -- Плюс еще почти сотня тысяч.
   -- Уже веселее, -- кивнул Эмарис.
   На этом собрание завершилось. Поднимаясь к себе по застланной алым ковром лестнице, Левмир обнаружил Айри. Не то силы внезапно покинули ее, не то она хотела дождаться Левмира, но уснула, развалившись на ступеньках.
   Левмир обернулся -- за ним шел только Эмарис.
   -- Объясни ей утром, что можно вести себя и посдержанней, -- сказал тот. -- Она останется княжить и, если будет продолжать в таком духе, ни к чему хорошему не придет.
   -- Не представляю, чтобы она осталась, -- сказал Левмир, подняв Айри на руки. -- Кажется, она и сама не представляет. Эта страсть, о которой ты говоришь... Не похоже, будто ее страстью было -- управлять княжеством.
   -- Не похоже. Но она не настолько забыла, что значит быть человеком, чтобы отказаться от возложенных обязанностей. Должно быть, это для нее даже хорошо.
   Эмарис помолчал. Потом улыбнулся. Так, будто собирался живьем выдрать из кого-то душу.
   -- Я прогуляюсь. -- Он развернулся и пошел по лестнице вниз. -- Утром приезжай на плавильни, есть дело. Попроси сестру, она тебя доставит, только внутрь не пускай.
   -- Откуда ты узнал? -- крикнул вслед Левмир. Ни он, ни Айри никому не успели рассказать об утренней договоренности.
   -- Просто ты слишком мал, чтобы иметь детей.

***

   Костлявая рука бросает монеты в мешочек, сухие губы медленно шевелятся, отсчитывают деньги. Старуха сидит за столом, на котором места нет от горшочков и склянок. Стены и потолок тесной каморки увешаны пучками растений, высушенными трупиками животных. В воздухе густыми волнами плывет аромат гнильцы.
   -- Сто пятьдесят, -- прошипела старуха, пряча мешок под скамейку. -- Какая щедрая была девочка. Жаль, что мертвая.
   Хриплый смех прервал стук по стеклу. Старуха вздрогнула. С трудом передвигая ноги, подошла к маленькому круглому оконцу, стерла копоть. Снаружи билась летучая мышь.
   -- Заходи, ночной странник, -- сказала старуха и открыла окно. -- Вечно вас тянет к Мирунге.
   Мышь влетела в каморку, повисла над скамьей, яростно хлопая крыльями.
   -- Дьявол! -- заорала старуха. -- Дьявол, дьявол!
   -- Всего лишь вампир, -- улыбнулся Эмарис, устраиваясь на скамье.
   Горшочки загремели, когда по ним пробежались его пальцы. Две склянки упали и разбились. Старая Мирунга жалась к стене, беззвучно шлепая губами.
   -- Ты меня удивила, -- заговорил Эмарис. -- Я впервые столкнулся с человеческой магией. Оказывается, есть в мире и такая сила. Но ты допустила страшную ошибку. Поняла ведь, что имеешь дело с вампирами, и не отступила.
   -- Мирунга не отступает, -- сказала старуха. -- Мирунга идет до конца.
   -- Считай, дошла. Зачем навела порчу на девчонку? Она с лихвой тебе заплатила.
   -- Мало! -- улыбнулась Мирунга, вновь чувствуя себя хозяйкой. -- С Мирунгой так нельзя.
   Эмарис кивнул, будто и не надеялся услышать другого.
   -- Я хочу, чтобы ты сняла порчу. Сейчас жизнь девчонки вне опасности, но я не знаю, чего от тебя еще можно ждать.
   -- Вне опасности? -- Старуха хихикнула. -- Лжешь, вампир. Она сейчас умирает, если уже не мертва!
   -- Пусть так. Ты снимешь порчу?
   -- Не-а, -- ухмыльнулась Мирунга. -- Сперва пускай князюшка на коленках приползет.
   -- Не приползет, -- сказал Эмарис и вытащил из кармана кучу скомканной бумаги. -- Вот все записки, что ты слала во дворец с летучими мышами. Извини уж, но они все летели ко мне, князь даже не знает о твоем существовании. Отступись. И никто больше не пострадает.
   -- А чем ты меня пугать-то вздумал? -- засмеялась колдунья. -- Смертью, что ли? Так не боюсь я ее, не молодая.
   -- Сэдрик.
   Мирунга замерла с открытым ртом.
   -- Твой сын, верно? Он все тебе рассказывает, что во дворце творится. Иначе как бы ты поняла, что тебе принесли кровь вампира. Хочешь голову Сэдрика в красном колпаке? Просто украшение для твоего жилища.
   -- Ты не посмеешь, -- прошептала Мирунга.
   -- Я? -- Эмарис засмеялся. -- Не посмею? Старуха, да я могу всех жителей твоего вонючего района перебить до рассвета, а к закату забуду об этом. Хватит болтовни. Сделай то, о чем я тебя прошу, и мы расстанемся.
   Огонь потух в глаза Мирунги. Ворча проклятия, она опустилась на колени. Скрипнула, перевернулась половица. Эмарис увидел в руках старухи крошечную куколку. Двумя пальцами Мирунга размотала волос, опутавший куколку. Протянула Эмарису.
   -- Сожги, -- сказала она. -- Дурной человек найдет -- дурное дело сделает.
   Эмарис не протянул руки. Перевел взгляд с куколки на старуху.
   -- Это все?
   -- Говорят тебе -- забери волос и сожги! Все, связь разорвана.
   -- Хорошо. -- Эмарис поднялся с лавки. -- Сожгу. Не переживай за сына, никто его не тронет. Он спокойно догниет в тюрьме.
   Посмотрев в окно, Эмарис прищурился. В тишине явственно щелкнул шпингалет. Старуха вздрогнула.
   -- Дети не отвечают за грехи родителей, -- продолжил Эмарис. -- А ты заставила ее три года платить за грех отца. Три года несла чушь, пичкала всякой дрянью, колдовала, подсылала наемников -- за ее же деньги. Все могло сойти с рук Мирунге. Но вот Река прислала ей видение. Большие перемены. И решила Мирунга напоследок выжать из девчонки все соки.
   -- У нее не было судьбы! -- каркнула ведьма. -- Кабы не я -- померла бы давно девчонка!
   -- Такие, как она, не помирают. Такие доходят до Алой Реки и бегут обратно вприпрыжку. Смерть -- для других. Таких, как я. Таких, как ты.
   Остановившись у двери, Эмарис щелкнул пальцами. Одновременно вспыхнули все пучки сушеных трав, каждое мышиное тельце. Огонь, сперва голубоватый, а потом красный, настоящий, заполнил каморку. Провожаемый воплем Мирунги, Эмарис вышел, притворил за собой дверь.
   -- Какой же я скверный, -- пробормотал он, шагая прочь от деревянного дома. Отойдя на десяток шагов, вскинул голову и закричал:
   -- Пожар!
   Крик подхватили. Заметались тени, силуэты. Запах дыма разносился по улице.
   Запад
   Должно быть, летели дни. Арека удивлялась тому, как скомкалось, смешалось время. При свете солнца вокруг летали призраки, раздавались безжизненные голоса. Говорила что-то Атсама, но тут же махала рукой. Приходил лорд Каммат и возмущался обнаруженной в постели голове какого-то баронета.
   "Подумаешь, -- зевала в ответ Атсама. -- Я у себя в постели иногда и не такое нахожу, особенно если посвистеть накануне".
   Арека засмеялась этой фразе, и Каммат, дико посмотрев на нее, ушел. Потом опять говорила герцогиня, но слов уже не разобрать.
   Лишь после захода солнца в голове прояснялось, волшебная мелодия разгоняла туман. Возможно, летели дни...
   Другие больше не появлялись. Люди словно почувствовали, что нынешняя музыка -- не для них -- и в лучшем случае прислушивались у раскрытых окошек.
   Сидя рядом с тем, имени которого узнать так и не удалось, Арека улыбалась. Теперь ей хватало смелости каждый раз брать его за руку, и каждый раз он в ответ сжимал ее пальцы. А потом музыка кружила весь мир в хороводе волшебных видений.
   -- Ты не любишь меня, -- резко сказал мальчик, и Арека замерла с приоткрытым ртом.
   Он повернул голову, темные глаза отразили луну. Робко запели цикады, усыпленные было свирелью.
   "Что? Ты о чем? Да я вовсе не... Но почему?" -- ничего этого сказать не успела.
   -- Поверь, -- попросил Мальчик, который теперь выглядел каким-то беззащитным. -- Таких, как я, нельзя любить. Мы, как звезды, лишь светим влюбленным.
   -- Что за глупость... -- Арека опустила голову, пряча жгучие слезы. И так обидно слышать его тихий смех...
   -- Самая большая в мире глупость, -- произнес Мальчик. -- Нельзя любить звезду. Звезды могут лишь светить, и они сгорают. Лишь огнедышащий дракон, что сможет заставить звезду гореть вечно, отважится быть с ней всегда.
   -- Что же сейчас со мной творится? -- прошептала Арека, прижимая ладони к груди. Там, глубоко-глубоко, колотилось, грозя разорваться на части, сердце.
   -- Жизнь, -- не задумываясь, ответил Мальчик. -- Ты живешь, Арека. Впервые за долгое время стучит твое нежное сердце. Теперь будет больно. С каждым днем все больней и больней. Но ты обещай, что не заплачешь, когда я сгорю. Нет, не твои, но другие слезы боль усмирят от огня.
   -- Так говоришь, будто правда умереть собрался. -- Арека не решалась ни поднять взгляд, ни отереть слезы. -- Тебя ведь Атсама любит, что с тобой случится? Да она за тебя любому голову оторвет.
   -- Должно быть, не любому, да и не она, -- как-то туманно ответил Мальчик. -- Закрой глаза, Арека. Не думай ни о чем, я хочу проститься.
   Она закрыла глаза, и все мысли, послушные его просьбе, разбежались.
   "Прощай".
   Так называлась эта песня без слов -- "Прощай".
   Сиреневые и голубые завитки звуков. Розовые, и совсем немного алых, будто пролитая кровь. Они заполнили тьму, закружились, размазались и слились в один нежный цвет, которому не было названия. Цвет и звук.
   Арека ощутила пожатие и, стиснув пальцы его руки, прогнала глупую мысль о том, как он продолжает играть. Остальные мысли ушли сами, когда он поднял ее со скамьи и закружил в такт музыке; когда под ногами исчезла земля, а волосы разметал холодный ветер.
   -- Мы под самыми звездами, -- прошептал он. -- Их свет обнимает тебя.
   Арека чувствовала его объятие, его губы и дрожала, и слезы струились бесконечными потоками. Холодный свет звезд пронизал насквозь, но внутри из искры разгорелось пламя.
   -- Храни его, -- разлетелся шепот. -- Вечность храни. Помни, как взлетела к звездам, но забудь меня.
   -- Я запомню, -- шепнули непослушные губы.
   Ветер утих, но осталась музыка, вновь разбившаяся на тысячи оттенков. Арека вдохнула запах старых книг, шелк простыни скользнул по беззащитной коже. И прикосновение, от которого она забыла, как нужно дышать.
   Прощай, прощай, прощай, -- пели голоса звезд.
   Невесомые пузыри дивной музыки ринулись в нее, переполнили сердце и душу и с выдохом, со сдавленным вскриком улетели к звездам, погрузив мир в спокойную, умиротворяющую тьму, уступив тишину цикадам.
   -- Прощай, -- услышала Арека.
   -- Прощай, -- ответила она. И, прежде чем сон одолел смущенный рассудок, успела сжать в объятиях свет звезды.

***

   -- Поздравляю.
   С трудом, будто весь день накануне провела в поле, Арека разлепила веки. Грязно-желтый свет утреннего солнца вливался в раскрытое настежь окно библиотеки. Атсама сидела в кресле и смотрела со странным выражением лица.
   -- Что ты сказала?
   -- Поздравляю, -- громче повторила Атсама.
   -- Позд... с чем? -- Арека покраснела, вспомнив беспорядочные видения минувшей ночи, но, несмотря на смущение, на губах расцвела улыбка.
   Атсама заметила ее гримасу и усмехнулась, но тут же посерьезнела. Взгляд устремился в окно, пальцы выбивали неровную дробь на подлокотнике. Арека замерла, прижимая к груди простыню. Удары сердца все чаще, все сильнее, а вот кровь от лица отхлынула.
   -- Он вернулся.
   Сбился ритм. Атсама с досадой прищелкнула пальцами и забарабанила вновь. Гулкий, тяжелый звук, как от капель дождя, бьющих по крыше.
   -- Кто? -- Губы шевельнулись, но в груди не оказалось воздуха, чтобы вытолкнуть звук наружу.
   -- Он требует тебя.
   Теперь Атсама глядела на нее. Арека смотрела и смотрела, не в силах поверить, стараясь отыскать лазейку. Но сон все дальше, солнце все выше, а вызов в глазах герцогини слишком страшен, чтобы принять его. Арека зажмурилась, коротко кивнула.
   Скрипнуло кресло.
   -- Прикажу подать завтрак.
   И еще, спустя секунду:
   -- Жду в столовой.
   Лишь только закрылась дверь, Арека отбросила простыню. Собрала одежду, в беспорядке разбросанную по полу. Подбежала к окну. Утро. Люди и баронеты ходят, переговариваются. Прикусив нижнюю губу, Арека метнулась к дверям.
   Коридоры, картины на стенах.
   Вот и выход, свет солнца обжигает глаза. На миг замерев, Арека двинулась вокруг дома.
   Скамейка. На ней развалился матерящийся мужик. Он пытался надеть явно малой сапог и на чем свет стоит костерил какого-то "сопляка", что убежал в его ботинках. Рядом хохотали другие мужики и бабы.
   Его нет.
   Арека смотрела на длинное дощатое строение. Вот она войдет туда, вот двинется между рядами коек. Увидит его. Он лежит, такой бледный и беспомощный, как звезда, от которой днем осталось лишь смутное воспоминание. Что им даст эта нелепая встреча?
   "Прощай".
   -- Ну не могу же я так, -- прошептала Арека.
   Подалась вперед, но рука опустилась на плечо. Арека остановилась. Понимала, что дрожит от рыданий, но не могла сдержаться. Хотела обернуться и обнять ту единственную, кто хоть что-то понимает, но и этого нельзя. Не здесь, не сейчас. Никогда.
   -- Завтрак на столе. -- Мертвый, глухой голос.
   -- Да, -- кивнула Арека и отвела взгляд от барака. -- Да, идем.

***

   После завтрака, не сказав друг другу ни слова, они пошли пешком, провожаемые удивленными взглядами баронетов. В прошлый раз, ночью, мертвый Кармаигс казался пугающим, но сейчас, при свете дня, он вселил в сердце Ареки настоящий ужас.
   Пустые улицы, освещенные ярким светом, кричали о смерти. Выбитые окна, болтающиеся на петлях двери, одинокий крик птицы в тишине... Теперь и думать нечего о том, что город просто уснул. Город мертв, вот что ощутила Арека. А до бараков просто не успел добраться тлен.
   На середине пути дорогу перебежала галдящая стайка ребятишек. Арека углядела несколько знакомых лиц и даже вспомнила имена. Сагда, Унтиди... Не сразу поняла, куда они бегут, почему сейчас, здесь звучит смех.
   -- Школа, -- тихо сказала Атсама.
   Арека кивнула. Остановившись, они смотрели вслед детям, скрывшимся в переплетении улиц. Старый дворецкий Кастилоса, всеми забытый, продолжал бессмысленную войну.
   -- Скажи правду, -- попросила Арека, -- на что он живет?
   -- Сама как думаешь? -- поморщилась герцогиня. -- Пошли. Нас ждут.
   Арека кивнула. Она давно привыкла слышать не слова Атсамы, не голос даже, а что-то за ними. Что-то, что без обиняков говорило правду.
   -- Зачем тебе это?
   Возможно, это был первый раз, когда ответ прозвучал одинаково. И слова, и голос, и то, что за ними, ответили разом:
   -- Не знаю.
   Чудовищная исповедь, наизнанку вывернувшая душу. Арека не стала копать глубже.
   Последний участок пути она едва проползла. Та сила, что обосновалась в башне, издалека стиснула волю своей игрушки черными ладонями. Еще чуть-чуть, и раздастся треск.
   И тут, второй раз в жизни, Арека услышала исповедь Атсамы:
   -- Найди что-то, что нельзя уничтожить, и береги. Все равно, что это. Мечта, воспоминание, предмет, который ты не потеряешь. Даже если тебя разнесет на куски, даже если тебе придется душить сотню младенцев в день, так ты сумеешь выжить.
   В памяти возникло лицо Мальчика.
   -- Что-то, что никогда не умрет, -- сказала Атсама и ускорила шаг.
   А Мальчик упрямо заиграл на свирели, не желая уступать место ничему другому. Улыбнувшись, Арека догнала Атсаму. Стало легче идти, хватка ослабла.
   Резкий, отрывистый, полный лживых и презрительных ноток голос доносился издали.
   -- Началось, -- прошипела герцогиня, и глаза ее полыхнули красным.
   Миновав ворота, Арека ахнула. Обычно все эти люди выбирались наружу маленькими группками, но теперь все жители бараков высыпали во двор. Колышущееся море людей окружило крепость, многие сидели на крышах бараков.
   "Как же они там все помещались?" -- удивилась Арека. Казалось, загони людей обратно, и они едва смогут стоять, стиснутые в невообразимой тесноте.
   Недалеко от двери в башню на сколоченном наспех помосте стоял барон Ринтер. Арека видела его несколько раз, но очень уж давно.
   -- Оголодавшие орды Востока идут сюда, чтобы отнять ваши земли, вашу еду! -- кричал он, оглядывая затаивших дыхание людей. -- Они -- дикари. Им неведома жалость. Они убьют всех мужчин, а женщин заберут для утех. Они презрели Алую Реку и молятся солнцу! Ваших детей заставят поклоняться бездушному светилу.
   Протискиваясь вслед за Атсамой через толпу, Арека смотрела на лица людей и пыталась понять, как они относятся к этой речи. Люди слушали, и в их глазах распускались цветы ненависти и страха.
   -- Но величайший король Эрлот в своей мудрости предвидел это. Вы проклинали его за бараки? Так начинайте благословлять, потому что он дал вам жизнь. Когда придет время, вы получите больше, чем мечтали. Те, кто идет поработить вас, станут вашими рабами.
   -- Эй, малыш! -- окликнула Ринтера Атсама. -- Папа знает, чем ты тут занимаешься?
   Если бы сердце Ринтера билось, он побагровел бы от этих слов, ведь в ответ на них по толпе прокатился смешок. Те же люди, что передавали по цепочкам речь Ринтера, пересказали слова Атсамы, и если те, что стояли перед бароном, ограничились спрятанной в кулак ухмылкой, то с заднего двора громыхнул раскат хохота.
   -- Поучись-ка говорить уважительно! -- взвизгнул Ринтер. -- Я теперь -- лорд.
   -- О, совсем большой стал, -- улыбнулась Атсама, вызвав новые смешки. -- Ну а я все еще герцогиня. Так что спрыгивай со своего насеста, вставай на колени и хорошенько оближи мне сапоги -- запылились. Ну? Долго ждать не буду, спалю на месте.
   Арека с испугом посмотрела на суровое лицо Атсамы. Не с ума ли сошла? Ясно ведь, что Ринтер выполняет приказ. Но черты лица герцогини быстро смягчились.
   -- Шучу, малыш, -- улыбнулась она. -- Продолжай. Ты остановился на том, как поработители поработятся порабощенными, или что-то в этом духе.
   Схватив Ареку, она поспешила внутрь башни.
   Окинуть взглядом место, которое до недавних пор звала домом, Арека не успела. Со стороны обеденного зала вышел облаченный в черные одежды господин Эрлот, и улыбка на его устах, искренняя и добрая, напугала Ареку так, что задрожали колени.
   Подойдя ближе, Эрлот кивнул в ответ на реверанс Атсамы, но взгляд его не отрывался от лица Ареки.
   -- Да уж, -- прозвучали слова короля. -- Все это было необходимо?
   Как же быстро забылось это жуткое чувство, когда взгляд господина пронзает душу насквозь и не оставляет никаких тайн. Арека покраснела, но не смогла ни отвернуться, ни опустить веки.
   -- Ей стало плохо, я приняла меры. -- Голос Атсамы звучал спокойно, даже вальяжно. -- Мы ведь знали, что люди без кровопусканий...
   -- Это я могу понять, -- перебил Эрлот. -- Не понимаю лишь, как ты позволила испачкать простыни другой кровью.
   Лицо горело, от слез все расплывалось, но Арека стиснула зубы. Главное сейчас выстоять, а потом...
   -- Ах, это... -- Смех герцогини так натурален. -- Ну, детишки заигрались, что поделаешь. Не знала, что это -- проблема.
   "Что он может увидеть в моих глазах? -- думала Арека. -- А что узнает, когда..."
   Ей не достало духу подумать об этом словами. Лишь яркий образ -- и почти настоящее чувство, когда клыки пронзают шею. Сейчас Арека глядела на плотно сжатые губы господина и готова была трястись от ужаса. Все неправильно, все слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Если вот это -- ее жизнь, и это существо ей -- и повелитель, и возлюбленный, то что же осталось там, в маленьком, спрятанном в лесу домишке? Что, если не жизнь?
   Эрлот улыбнулся:
   -- Поломали мою игрушку. -- Со вздохом потрепал Ареку по волосам. -- Ничего. Все можно починить, или собрать из обломков новое. Иди к себе, навещу тебя позже.
   Арека слишком поспешно ринулась к лестнице, но Эрлот не обратил на нее внимания. Теперь его взгляд сосредоточился на герцогине. Атсама выдержала с достоинством.
   -- Как в городе?
   Атсама поморщилась и, не дожидаясь приглашения, прошла в обеденный зал. Она двигалась, как хозяйка, и Эрлот покорным гостем следовал за ней. Позволял играть.
   -- Все движется, как должно. -- Атсама опустилась в кресло. -- С единственным исключением: летучие мыши к большинству графов вылетели с запозданием.
   -- Причина? -- Эрлот сел в кресло рядом, вполоборота, подчеркивая неформальный характер беседы.
   Атсама старалась не допустить на лицо ни единого чувства. Даже с молчавшим сердцем нелегко. Хочется сбежать и забыться. Как и всю жизнь, только, наверное, сильнее.
   -- Каммат, Олтис... -- Герцогиня зевнула и махнула рукой. -- Думаю, ты ждал от них подобного.
   Эрлот тихо рассмеялся:
   -- И что же предлагали? Полынь?
   Атсама улыбнулась, а в голове пролетела вереница сохранившихся в памяти лиц. Кто еще из баронетов доносит? Хотя, возможно, Каммат и Олтис действовали по приказу, чтобы проверить ее. Или же течь у них в лодках...
   -- Полынь, что же еще. Думаешь, им хватит духу напасть открыто?
   Эрлот посерьезнел.
   -- Почему не приняла предложение? Почему даже не задумалась?
   Только сейчас, спокойно и расчетливо, герцогиня позволила себе потупить взгляд.
   -- А зачем? -- Дернула плечом, будто мысль отгоняла. -- Ты уничтожаешь мир, но хотя бы знаешь, что делаешь. А эти отработают в три раза быстрее, но будут бегать ко мне каждый день и просить помощи.
   Обдумав ответ, Эрлот кивнул.
   -- А что ты ожидал услышать? Признание в любви?
   -- Ну, было бы неплохо услышать подобное хоть раз в жизни, -- улыбнулся король. -- Говорят... -- тут он рассмеялся, -- что от таких слов замирает сердце.
   Не удержавшись, герцогиня фыркнула и тут же прикрыла рот кулаком.
   -- Я бы с радостью, да не люблю лгать, -- сказала, откинувшись на спинку кресла. -- Обратись к своей зверушке. Она стосковалась.
   -- Что, устала изображать лучшую подругу?
   Из тысячи мыслей, хороводом промчавшихся в голове, герцогиня выбрала по наитию одну:
   -- Нет, мне действительно с ней интересно.
   Удивленный взгляд Эрлота послужил великолепной наградой.
   -- Раз уж об этом заговорили, я бы хотела обратиться... Думаю, ты понял. Если вдруг захочешь другую игрушку, я бы забрала эту. Или приняла бы в дар, например, за хорошую службу. Только не обращай ее, хочу сама дать девчонке кровь.
   Эрлот молчал, глядя на Атсаму. Та хранила на лице безучастное выражение. С улицы донесся особо громкий взвизг. Указав пальцем на дверь, Атсама вскинула брови:
   -- Ринтер -- лорд?
   -- Я опрометчиво обещал лордство тому, кто достанет принцессу.
   Атсама подалась вперед.
   -- Ринтер же присматривал за Ливирро. Погоди... Ирабиль объявилась на севере?
   Эрлот кивнул. Атсама нахмурилась, зашевелила губами, будто что-то высчитывала. Потом вновь откинулась назад:
   -- Несчастное дитя... И что же дала ей Река?
   -- Кастилоса, -- зевнул Эрлот. -- Увы, ничего больше.
   -- И чем все закончилось?
   Эрлот усмехнулся, изучая взглядом каменный пол.
   -- Расскажу как-нибудь в другой раз, еще будет подходящий случай. Как ты смотришь на то, чтобы провести охоту? Несколько жертв, чтобы было интереснее...
   Атсама с видимым трудом отвлеклась от мыслей о принцессе Ирабиль и бывшем герцоге Кастилосе.
   -- Охота? -- Пальцы пробарабанили по кожаному подлокотнику. -- А почему бы и нет?

***

   Неровное черное пятно на камнях так и не сумели отмыть. Портрет будто въелся навсегда в стену, и пусть изображения не разглядеть, от него все равно веет чем-то невыносимым.
   Арека, держа канделябр с тремя горящими свечами, впервые за прошедшие годы стояла в этой комнате. В голове кружилась одна и та же фраза: "Бывают люди, как звезды. Они лишь и могут сиять". Фраза наложилась на другое воспоминание. Похожая на куклу девчонка в пышном платье внимательно смотрит себе на ладошку, где, как цветок, распускается синее пламя.
   Ни одного слова, произнесенного в крепости, Арека не могла считать своим. Поэтому, когда не хватало мыслей, а доверить воздуху было нельзя, она беззвучно шевелила губами, вперившись взглядом в черноту на стене.
   "Ненавижу тебя все равно. Хотя бы за то, что нет больше ненависти".
   -- Тебе все не дает покоя принцесса? -- Эрлот ступил в комнату, бесшумно, как всегда. -- В странствиях своих я встретил ее.
   Арека взглянула господину в глаза. Свет свечей превращал его лицо в белесую маску.
   -- Поверь, милая, нам больше нечего ненавидеть.
   -- Она мертва? -- До чего же спокойно звучат слова. До чего легко слушается тело.
   -- Можешь не сомневаться, -- улыбнулся Эрлот, и его холодный палец погладил щеку Ареки. Она прикрыла глаза, подняв подбородок. Губы приоткрылись, уступая вздоху.
   -- Принцесса Ирабиль более чем мертва, -- шепот над самым ухом.
   -- Тогда зачем говорить о ней? -- еще тише откликнулась Арека.
   Укус. Исчезла крепость. Арека сидит на скамейке, глядя в небо. Там, высоко, будто созвездия, стоят двое: Арека и Эрлот, соединившиеся в поцелуе крови. Здесь, на скамье, настоящая Арека засмеялась. За один миг она трижды обманула господина: притворилась, что осталась прежней, подсунула вместо себя пустышку и, самое главное, убедила, что верит в ложь. Все три раза Эрлот поверил.
   Глава 38
   Запад
   Красное солнце заблудилось в переплетенных ветвях. Пятеро мужчин и четыре женщины молча переминались с ноги на ногу на краю полянки неподалеку от Кармаигса. Вампиры так далеко, лес так близко. Кажется, только шагни...
   -- Да уймись ты, никуда они без команды не денутся! -- Олтис плюнул на землю и растер слюну носком сапога. -- А даже если сбегут -- что с того? В этом вся суть.
   -- Поди найди их потом, -- ворчал Ринтер, косясь в сторону людей.
   Олтис перевел взгляд на Каммата, который с напускным безразличием прислушивался к спору. Заметив внимание лорда, дернул плечами, отошел в сторону. Серый плащ с откинутым капюшоном делал его похожим на бродягу.
   -- Слушай, Каммат, -- не выдержал Олтис, -- я не могу смотреть на твою голову. Отчего бы тебе не помолодеть, как все делают? Ну или хотя бы зайди ко мне как-нибудь за расческой.
   -- Не вижу смысла прятать седин, -- отозвался Каммат, и рука его пробежалась по волосам. -- Я жил немало как человек и гораздо больше -- как вампир. И что, мне стыдиться этого?
   Голос герцогини, выступившей из-за широкого ствола сосны, заставил всех троих повернуться.
   -- Он полагает, что седина делает его мудрее, -- сказала Атсама. -- Жаль только, что покупаются на эту байку лишь люди.
   Ринтер захихикал, но быстро прекратил. В отличие от других лордов, Атсама не считала нужным скрывать своего к нему отношения. Ринтер с тоской покосился на широкую тропу, ведущую к полянке. Пусто. Король задерживается.
   -- По-твоему, я рисуюсь перед людьми? -- Каммат удостоил герцогиню высокомерного взгляда.
   -- А что, это секрет? -- удивилась та. -- Ну, я про твои... Как ты это называешь? "Душеспасительные беседы"?
   Каммат замер с открытым ртом. Олтис и Ринтер переводили взгляды с него на герцогиню и обратно.
   -- Что? -- засмеялась Атсама. -- Никто не слышал? Ну так позвольте, я расскажу.
   -- Что ты несешь? -- невпопад ляпнул Каммат, но внимания на него никто не обратил.
   Атсама, заложив руки за спину, принялась расхаживать по полянке.
   -- Да будет вам известно, -- говорила она, -- что лорд Каммат -- величайший мыслитель. Жаль только, что мысли его не интересуют никого из вампиров. Впрочем, к чести седовласого мудреца стоит заметить, что вампиров вообще мало что интересует, помимо крови. Итак, что же он делает в своем имении?
   Остановилась, окинула взглядом лица: Ринтера и Олтиса -- заинтересованные, Каммата -- яростное.
   -- Раз в неделю-другую господин Каммат собирает людей во дворе. У него там есть специальные скамейки. Сам же мудрец восседает на шикарном кресле, покрытом выделанной кожей...
   -- Атсама! -- фальшиво улыбаясь, перебил Каммат. -- К чему все это?
   -- Сейчас расскажу, спасибо за наводящий вопрос. Итак, устроившись в кресле, господин Каммат несколько минут сидит молча с закрытыми глазами и вздыхает. Говорят, в эти минуты у него бьется сердце. Он позволяет себе ровно три вздоха. Проверенное число. Если больше -- люди начинают зевать, меньше -- не успевают проникнуться благоговением.
   -- Прекрати пороть чушь, -- прорычал Каммат.
   -- О, нет, пусть продолжает! -- Из легкого облачка тумана посреди поляны появился король Эрлот. -- Пока ждем последнюю жертву, можно и поболтать, не так ли?
   Атсама поклонилась, отметив, что остальные лорды последовали ее примеру, и продолжила рассказ:
   -- Господин Каммат начинает с того, что указывает концом посоха -- ах, я не упомянула посох? -- на кого-нибудь из людей и спрашивает, плохо ли тому живется. Поначалу люди смущались, но потом привыкли, и теперь смело заявляют: "Да, господин, плохо нам живется. Вот раньше -- хорошо было!"
   Под насмешливым взглядом Эрлота Каммат не знал, куда деваться. Вертел головой, отходил в сторону, но успокоился лишь когда король обратил все внимание на рассказчицу.
   -- Дождавшись нужных слов, господин Каммат вздыхает снова и начинает говорить. "Глупые вы создания! -- Тут Атсама нарочито приглушила голос ради сходства с Камматом. Ринтер и Олтис рассмеялись громче прежнего. -- Жалуетесь на долю, а не ведаете, что Река вам такое испытание уготовила. Известно ведь: кто достойно долю свою здесь вытерпит, тот По Ту Сторону весело да беззаботно живет! Вот, взять меня. Завидуете вы вечной жизни моей, силе и власти, роскоши, в которой я существую. Но потребна ли мне та роскошь? Мне, привыкшему довольствоваться тем ложем, что любой клок земли обеспечит? Нет. А нужна эта роскошь лишь для того только, чтобы в душах ваших злобу и зависть пробуждать, испытывать их. А власть и сила мне к чему? Наделила меня всем этим Река, чтобы стражем я стоял между вами и Нею. Усмирите свою гордыню, опустите головы, раскайтесь в мыслях дурных и поступках, и будет вам благо. А не будь меня тут, над вами, вечно, тонули бы во грехе, а По Ту Сторону работали бы в каменоломнях без сна и отдыха".
   Герцогине пришлось остановиться, потому что Олтис визжал от смеха, обнимая дерево, чтоб не упасть. Ринтер смеялся осторожнее, прикрыв губы ладонями. Эрлот же, улыбаясь, глядел на Атсаму. Она улыбнулась в ответ и продолжила:
   -- Снова вздыхает умудренный седовласый старец и говорит: "Что бы выбрали вы? Срок жизни свой, исполненный удовольствий и веселья, а после -- каменоломни без срока, или же праведных страданий исполненную жизнь свою, а после -- негу и умиротворение? То-то же. И не ропщите вы, ибо стократ мне хуже, чем вам! Я вечность пребуду пастырем вашим, и нет мне надежды на забвение. А сила моя, роскошь жилища -- слабые то утешения..." Долго так может говорить мудрый Каммат. Потом отпускает всех величественным жестом и подзывает баронетов. Пока люди расходятся, он незаметно указывает какого-нибудь юношу с милой мордашкой и уходит, постукивая посохом. Юношу затем уводят, и больше никто его не видит. Кроме господина Каммата, разумеется. Господин Каммат показывает ему краткий путь к неге и умиротворению у себя в спальне, где обычно и протекает Великая Река. Вот какой он, Каммат. Доблестный спаситель людей от каменоломен. Одного не понимаю: зачем По Ту Сторону столько камня, что его вечность добывать приходится? Не иначе как огромное изваяние строится. Статуя до небес. С посохом.
   Каммат бросился на герцогиню, но путь ему преградил Эрлот.
   -- Так близко к сердцу принимаешь насмешку? Ты вампир и лорд, на тебя смотрят люди. Веди себя достойно.
   -- Расслабься, посвисти чего-нибудь, -- посоветовала Атсама. Впервые за вечер в ее голосе за издевкой послышался гнев, и этот гнев смирил Каммата.
   -- Прошу простить. -- Он поклонился Эрлоту и сделал шаг назад.
   -- Так чего же мы ждем? -- поинтересовалась Атсама. -- Еще одна жертва? Должно быть, кто-то особенный?
   -- О, еще какой особенный! -- улыбнулся ей Эрлот.
   Атсама взглянула на Каммата, но тот стоял спиной, и выражения его лица она не увидела. Олтис не придал никакого значения словам короля. Но в сердце герцогини шевельнулась тревога. "Арека! -- подумала она. -- Спокойно. Если так случится, ты убьешь ее быстро и без раздумий". Если бы можно было заставить сердце биться еще медленнее, чем не биться вовсе...
   Солнце исчезло, лес погрузился во тьму. Тучи сокрыли ночные светила. Кто-то чиркнул спичкой. Атсама повернулась к людям. Грубое мужское лицо освещается огоньком -- человек раскуривает трубку. Огонек в чаше то разгорится, то пригаснет, будто крошечное сердечко пульсирует, тщась целый мир осветить.
   Стук копыт.
   Атсама посмотрела на тропу. Показалась повозка. Пара лошадей вороной масти остановилась, подчинившись руке кучера. Фырканье, тихое ржание.
   Две фигуры в повозке. Одна помогла слезть другой, и Атсама на миг прикрыла глаза -- оба силуэта мужские.
   Тот, что спустился, стоит, прислонившись к повозке.
   -- Держи! -- Сверху ему протягивают костыли. -- Скачи скорее, на четырех-то ногах точно до рассвету сдюжишь.
   Атсама медленно повернулась к Эрлоту и обнаружила, что он смотрит на нее.
   -- Как это понимать?
   -- Видишь ли, этот парень куда как расторопнее, чем кажется, -- сказал Эрлот. -- Года три назад его прислали из Туриудса в качестве дани. Вся партия была такой, и я велел их уничтожить. Но этот изловчился сбежать. Спрятался у тебя, а ты ничего и не заметила, верно, Атсама?
   Атсама бросила взгляд на Каммата. Лицо его было бледнее обычного. Позабыв обиды, лорд коротко мотнул головой. Олтис и Ринтер молчали и переглядывались, ничего не понимая. Сопровождающий баронет подвел мальчика к остальным жертвам. Люди засмеялись, прозвучало что-то про ноги и костыли.
   -- Пусть так, -- сказала Атсама. -- Но почему я об этом узнаю сейчас, вот таким образом? Почему в моих владениях хозяйничают посторонние?
   -- Потому что я -- король. -- Голос Эрлота утратил все шутливые нотки. -- Весь мир -- мои владения.
   Атсама склонилась, быстро обдумав следующую фразу:
   -- Что проку гнаться за калекой? Скучная жертва.
   -- Мы дадим ему чуть больше времени. А впрочем... Дадим время всем. Эй, вы, там! Бегите. Спасайтесь.
   Баронет подтолкнул замешкавшихся. Курильщик выбил трубку и скрылся среди деревьев. Мальчик, опираясь на костыли, заковылял в другую сторону.
   -- А теперь я кое-что скажу. -- Эрлот окинул взглядом четверых лордов. -- Скажу один раз и хочу, чтобы мои слова запомнились. Сегодня -- последний день, когда вы можете наслаждаться жизнью. Эта охота -- мой вам подарок. Завтра... Примите это сами, доведите до каждого барона и баронета! Завтра я запрещу убийства. За каждого убитого взыщу высокую цену. Вы узнаете, каково это -- молить о доле смертного.
   Только Ринтеру хватило глупости открыть рот:
   -- А что такого изменится завтра?
   -- Ничего особенного, кроме твоей жизни, -- отозвался Эрлот, глядя при этом на Атсаму. -- Слушай меня, выполняй приказы, и все будет хорошо. Рано или поздно.
   Перевел взгляд на Каммата:
   -- С завтрашнего дня мужчины не должны выходить в поля. Гоните женщин и детей. Мужчин же я направлю на другие работы. И, ради Великой Реки, я не хочу больше слышать разговоры о том, что я лишился ума и меня нужно отравить полы?нью. Безумен не тот, кто делает непонятное, а тот, у кого не достает ума понять.
   Посмотрел на Олтиса:
   -- Со дня на день Восток двинется к нам в гости. Собирается огромная флотилия, все свободные князья Востока идут на Запад. Если им удастся преодолеть океан, если их не убьют те маленькие гостинцы, что Река оставила по всему миру, то рано или поздно они будут здесь. Возможно, раньше, чем это вообще возможно, потому что ведут их двое безумцев, готовых попрать все законы. Мальчишка, принявший дар от Алой Реки, и Эмарис Виллеран.
   -- Как ты мог такое узнать? -- вскричала Атсама. -- Летучие мыши не могут...
   -- Эмарис? -- в один голос воскликнули трое лордов. -- Но как...
   Атсама закрыла глаза, даже сквозь веки ощущая насмешливый взгляд Эрлота. Поздно изображать удивление -- попалась.
   -- Кажется, моя фрейлина действительно тебе доверяет. Хорошо. Я придумаю, как это использовать. Не переживай, Атсама. Я не стану убивать ее, чтобы досадить тебе. Она умрет, когда дождется того, кого ее сердце жаждет все эти годы. Умрет счастливой -- так я хочу.
   -- Но Эмарис... -- воскликнул Олтис.
   -- Достаточно, -- оборвал его Эрлот. -- Вы знаете все, что необходимо. А теперь -- да начнется охота!
   Едва умолк раскатистый глас Эрлота, стая летучих мышей рванулась в чащу. Лишь одна. Остальные замешкались и предпочли обличья волков.

***

   Раскинувшись так широко, что чувство стаи получалось хранить с огромным трудом, летучие мыши заполнили лес беззвучными криками. Он не мог уйти далеко, но мог укрыться. Атсама проклинала себя за то, что ни разу не отведала кровь мальчишки. Сейчас бы чувствовала его, пусть и слабо.
   Голос одной из мышей вернулся с четкой картинкой. Вот он, стоит, прислонившись к дереву. И не пытается прятаться. То ли дурак, то ли наоборот слишком умен, чтобы питать глупые надежды.
   Стая собралась, Атсама шагнула к Мальчику, взяла его за плечи.
   -- Хорошенько запомни все, что с тобой и на тебе!
   -- Не так уж много, -- улыбнулся он. -- Может, лучше здесь? Тебе будет не так больно, если я назову тебя кровососущей шлюхой и плюну в лицо?
   Тысячи лет назад юная Анитти разрыдалась бы от таких слов, но Атсаму называли и похуже.
   -- Очень смелый, молодец, -- буркнула она. -- Глаза прикрой.
   К стае добавилось еще несколько мышек. Лавируя между деревьев, они летели в западном направлении.
   "Как тяжело! -- металась в стае мысль. -- Почему так тяжело нести человека?"
   Мыши стали сбиваться с курса, натыкаться на ветви. Не дотянуть до остатков Сатвира... Последним рывком Атсама изменила направление и, как только стая вылетела на открытое пространство, вернула облик себе и Мальчику.
   Они стояли перед дырой в земле.
   -- Полезай внутрь, -- велела Атсама. -- Сиди тихо, я за тобой вернусь, как только...
   Она не договорила, понятия не имела, когда вернется, и, главное, -- зачем. "Эрлот отобрал то, что принадлежит мне, и я это верну", -- немного успокоила ее глупая мысль.
   -- Ну же! -- прикрикнула Атсама. -- Внутрь, быстрее! Ратканон здесь столько лет прятался, ты уж как-нибудь пару дней выдержишь.
   Мальчик нехотя, будто потакая капризному ребенку, заглянул в дыру.
   -- Что ты возишься? -- прорычала Атсама. -- Помочь?
   -- Немного.
   Что это у него в руках? Свирель? Но зачем?
   Атсама схватила ее, спрятала за пазуху.
   Луна выкатилась из-за туч, и Мальчик вздохнул:
   -- Надо было соглашаться на кровососущую шлюху...
   Ни слова сказать Атсама не успела -- за спиной прозвучал ненавистный голос:
   -- Я знал, что этот мерзавец более прыток, чем пытается казаться. Вот докуда добежать успел. Но ты его догнала, молодец.
   Атсама повернула голову.
   На стволе поваленного дерева сидел Эрлот. В руке он что-то вертел, и Атсама, приглядевшись, узнала трубку. Другой рукой Эрлот вынул из кармана забрызганный кровью кисет и принялся набивать трубку табаком.
   -- Кроме того, этот калека успел забраться и ко мне в карман. Надо же. Видимо, увечья не только его ног коснулись. Другим хватало ума даже близко не подходить к тому, что принадлежит мне.
   -- Извини, -- поморщилась Атсама. -- Наверное, я просто не хочу сейчас крови. Вот и решила оставить мальчишку до лучших времен.
   -- Мальчишку! -- Эрлот выпустил клуб дыма. -- Почему в последнее время все вертится вокруг мальчишек и девчонок? Ради бесполезных детей взрослые люди, вампиры жертвуют жизнью. Дети поднимают армии и ведут их в никуда. Странное время, Атсама, ты не находишь?
   -- Есть и другие странности, -- отозвалась герцогиня. -- Чего ты хочешь? Убить его? -- кивнула на Мальчика. -- Прошу. Я что-то действительно не в настроении.
   От сильной затяжки трубка загорелась в руке Эрлота и обратилась в ничто. Выдохнув дым, он исчез. Атсама вздрогнула -- перед носом хлопнули кожистые крылья.
   -- Необычный мальчик. -- Эрлот склонился над жертвой. -- Говорят, ты прорицаешь. Предскажи мне будущее, не бойся.
   -- Мне нечего бояться, -- услышала Атсама спокойный голос. -- Не смертью ли пугаешь? Не болью ли грозишь? А будущее вижу, и смерть твою, правитель. Ты в ужасе погибнешь, какого и не знал. Увидишь перед смертью немыслимое чудо, и, может, вспомнишь даже слова мои тогда.
   Атсама закрыла глаза. Зачем он несет эту чушь? Лучше бы молчал или молил о пощаде.
   -- Значит, только великое чудо сможет меня уничтожить? -- кивнул Эрлот. -- Благодарю за комплимент, храбрый прорицатель. Должно быть, тебе интересно знать, думает ли моя игрушка о тебе? Постоянно. Хоть и пытается скрывать. Но вот слёз она не скроет. Сегодня вечером она лишится многого, а я с нетерпением жду возможности услышать ее рыдания. До каких же пор можно терзать человеческое сердце? Вот что мне интересно во всей этой истории. Но с тобой, малыш, мне скучно. В тебе нет ни страха, ни боли. Наверное, ты думал, меня это напугает... Разочарую. Ты все равно послужишь инструментом. Ты -- моя свирель, на которой я сыграю симфонию тьмы.
   Говоря, Эрлот отходил от Мальчика. Его лицо поднялось к небу, на бледных губах, озаренных луной, поселилась улыбка.
   -- И смерть моя послужит королю, -- со смешком сказал Мальчик. Тут же его тон сменился, стал притворно-жалобным: -- Прошу, господин, скажите ей, что я люблю ее. Что умер, вспоминая ее лицо.
   Эрлот рассмеялся:
   -- Клянусь, я бы обратил этого дерзкого гаденыша, но он ведь не примет дара!
   Эрлот повернулся к Атсаме. С мальчиком он больше не говорил, будто тот уже был мертв, будто и весь разговор с ним умер.
   -- Нет, Атсама, я не убью его. Я всего лишь расскажу тебе историю, о которой ты просила.
   -- Ничего я не просила!
   -- О, ты просто забыла. Это о принцессе. Ну, Варготос, Кастилос... Вспоминаешь? Почему-то мне кажется, что, пока я буду говорить, к тебе вернется аппетит. Уже сейчас твои глаза чернеют. Но мы не спешим. У вампиров есть вечность, не так ли?
   Эрлот вновь уселся на бревно, спрятав руки в карманы.
   -- Было утро, -- послышался громкий его шепот. -- И был день. Солнце всходило так быстро...
   Север
   Принцесса не могла пошевелиться. Руки Эрлота, сжавшие горло и запястья, казались ерундой по сравнению с тем, что сковало ее изнутри. Она смотрела в глаза Кастилосу, который стоял, несмотря на чудовищную рану и слабо сочащуюся кровь. Он покачивался, с трудом удерживая равновесие, но взгляд прояснился. За пропавшей пеленой не было больше надежной стены, на которую И привыкла опираться. Там разверзлась пропасть.
   -- Если убьешь ее -- умрешь здесь же, -- медленно сказал Кастилос. -- Я смогу сжечь нас обоих, не сомневайся.
   -- Нет, Кастилос, ты так ничего и не понял, -- покачал головой Эрлот. -- Ты пытаешься переложить решение на меня. Думаешь, сейчас ты будешь тянуть время, смотреть на меня ненавидящим взглядом, а я разозлюсь и прикончу девчонку. И, вроде как, это будет мое решение, а ты -- пострадавший безвинно герой, который, к тому же, торжественно сожжет себя вместе со мной. Ты представляешь памятник, который воздвигнут тебе люди по приказу графа Ливирро. Что там будет? Ты, высотой с пирамиду, гордо смотришь в сторону Реки? Или ты, преклонивший колено над трупом принцессы Ирабиль Виллеран? Что бы ни было -- уверен, это очень красиво. Но нет, я тебе такого подарка не сделаю. Тебе придется выбирать здесь и сейчас. Самому. Кто останется жить? Она? -- Палец Эрлота холодным червем скользнул по щеке принцессы. -- Или они? -- Кивок в сторону людей.
   Кастилос обратил взгляд в толпу. Ирабиль посмотрела на лица людей и задрожала. Их лица умоляли, боялись, но... не сомневались. Ни один взгляд не выражал сомнения в том, что спасение рядом. Как может кто-то в здравом уме выбрать одного человека, обрекая на смерть город?
   Странное, обездвиживающее спокойствие пришло, разлилось по телу. Не замечая слёз, И зажмурилась. Ледяная хватка смерти все сильнее. Если бы остановить сердце один-единственный раз. Не для того чтобы стать вампиром, но чтобы умереть -- самой, по собственному выбору, лишить эту притаившуюся сзади тварь удовольствия вершить ее судьбу. Но нет, сердце лишь сильнее колотится, не унять его и не остановить.
   -- Дерись со мной, -- слышится хрип Кастилоса. -- Зачем трогать ее?
   -- Ты сам-то понимаешь, как глупо и слабо звучат твои слова? -- вздохнул Эрлот. -- Что интереса драться с тобой? Мы пробовали. Вот я, целый и невредимый, а вот ты, готов упасть от дуновения ветра. Хочешь, чтобы я добил тебя? Хочешь так сбежать от решения, хотя бы без памятника? Не выйдет, Кастилос. Ты слишком много общался с детьми и сам начал мыслить как ребенок. Давай папочка расскажет тебе немножко страшной правды. Видишь ли, твои слова потому пустой звук для меня, что убийство -- это не страшно. Я могу убить ее одним движением. Потом дам отмашку, и город падет. А через минуту я об этом и не вспомню. Просто удивлюсь, откуда у меня такое хорошее настроение. И это вовсе не потому, что я такой злой. Просто убийство для меня -- не страшно. Это моя страсть, Кастилос. Война, разрушения, подавление, победа. Итак, я могу победить тебя в бою, но я уже это сделал, и в этом ничего интересного. Однако в тебе остается кое-что такое, с чем я еще не сражался. Вот этот бой начался, и я от него не отступлюсь. Я буду спрашивать до вечера, снова и снова: она или они? Только теперь после каждого вопроса буду убивать одного человека. Пойми меня правильно: я мог бы вместо этого отреза?ть принцессе пальцы, но я тоже ценю красоту. Если она умрет, то умрет безупречной.
   Тишина. Открыв глаза, сквозь слезы И разглядела лицо графа. Случайно их взгляды встретились. Из самых недр души вырвался безмолвный, мысленный крик: "Ты ведь присягнул мне!"
   Взгляд Ливирро холодно бросил ответ: "Когда ты умрешь, я стану свободным, а мой народ -- выживет".
   Ливирро ждал. Люди трепетали. Кастилос размышлял. Барон Ринтер, потирая руки, улыбался, и глаза его сияли. Роткир хранил спокойствие. Стоя в трех шагах от графа, он все еще сжимал меч, глядя куда-то поверх левого плеча принцессы. Должно быть, там -- лицо Эрлота.
   Чуть заметное движение. Принцесса опустила взгляд. Левая рука Роткира медленно вытягивала из-за пояса нож. Ирабиль улыбнулась. Бросить нож в Эрлота? Роткир либо наивен, как ребенок, либо... Либо тоже хочет избавить Кастилоса от трудного, но неизбежного выбора.
   -- Подумай еще и вот о чем, -- сказал Эрлот. -- Ее смерть будет легкой и приятной. Их смерть -- мучительной. Выбирай. Я задаю вопрос снова: она или они?
   Пальцы исчезли с горла. Эрлот вытянул руку, указав на первого попавшегося человека. Толпа прыснула в стороны, оставив бедолагу одного. Мужчина лет сорока, в грязном сером комбинезоне, со спутанной бородой, попытался отбежать, но не успел. Огонь объял его тело. Мгновение виднелся силуэт, крик метался под ярко-голубым безоблачным летним небом, но вот остался лишь пепел.
   Снова зажмурившись, И представила полянку, ручей, луну и звезды. Сколько же времени у них было, и все оно оказалось ночным. Потом -- зима и весна, отравленные болью потерь. Лето осталось нетронутым, непорочным и неизведанным. Как так вышло, что ни разу не встретились при свете дня? Не купались в теплой речке Росвирк, не бегали по лугам, собирая цветы? Все бы отдала за один такой день, но отдавать нечего.
   -- Стоять! -- Громовой голос Эрлота вырвал принцессу из забытья. -- Каждый, кто побежит -- умрет!
   Подтверждая его слова, раздалось еще несколько предсмертных криков. Ирабиль решила больше не открывать глаз. В окутавшей ее темноте мысленно прочертила алую полосу. Когда будет пора, она просто перейдет на Ту Сторону, и все.
   -- Лорд Ринтер, будьте добры, обеспечьте порядок в стаде, -- попросил Эрлот.
   -- Будет исполнено, ваше величество!
   Тут же закричали еще люди, не меньше десятка.
   -- Стойте на месте, твари! -- крикнул Ринтер. -- Это ж просто: бежишь -- умираешь, стоишь -- живешь. Стоять проще, для этого ногами шевелить не нужно. Вот, поглядите на вашего графа. Он прекрасно владеет этим искусством, берите пример с него.
   Когда все стихло, И услышала чей-то исполненный отчаяния голос:
   -- Да пусть он ей башку свернет, делов-то! Ну чего ты застыл?
   Его поддержал гул толпы. Люди недоумевали, почему Кастилос медлит. Ирабиль тоже не могла понять. "Ну же, -- просила она мысленно. -- Ты ведь сам учил: сначала -- дело, потом -- страх".
   -- Продолжим? -- сказал Эрлот. -- Она или они? Пожалуй, на этот раз я спалю кого-нибудь из детей. Может, это пламя растопит твое сердце?
   -- Стой! -- Крик Кастилоса смешался с визгом ребенка. В лицо принцессы дохнуло жаром. Должно быть, малыш пытался бежать прямо на собственную смерть, потеряв голову от ужаса.
   Заголосила мать. Она не бросилась на Эрлота, не упрекнула ни словом. Люди хорошо знали свое место даже в этом вольготном мире, где по рельсам ходил поезд, а на высокой башне звездочеты составляли небесные карты.
   -- О, ты решил? -- огорчился Эрлот. -- Надо было быстрее, Кастилос. Ну, у тебя будет еще шанс. Много шансов. Они прибывают, погляди. Их все больше. Но продолжим. В этот раз я дам тебе чуть больше времени на ответ. Итак, твой выбор: она или они?
   Прозвучавшее в ответ слово показалось пустой оболочкой, безжизненной, не наполненной смыслом. Случайное сочетание звуков, странным образом напоминающее речь. Ирабиль продолжала смотреть на алый росчерк в темноте. Слово прозвучало, значит, вот-вот придется сделать шаг. Страх куда-то пропал. "Прости, что не дождалась", -- попросила она Левмира, надеясь, что как-то эти слова долетят до него.
   -- Я вынужден уточнить, -- заговорил Эрлот, в голосе которого затаилось непонятное пока чувство. -- Чтобы потом ты не упрекал меня в том, что я извратил твои слова. Ответь громко и четко, кто будет жить: Варготос или принцесса?
   В такой тишине, которой не было и в снежной пустыне на пути к Алой Реке, прозвучал ответ:
   -- Принцесса Ирабиль Виллеран будет жить.

***

   Эрлот смеялся. Казалось, он бьется в истерике. Ирабиль до такой степени изумилась непривычному звуку, что не сразу поняла: она свободна. Исчезла ледяная хватка.
   Медленно подняла веки. Эрлот лежал на мостовой перед ней, закатываясь от хохота. Кажется, он даже не притворялся, его трясло, из глаз -- дикое зрелище! -- текли кровавые слезы.
   Подняла голову. Бледное лицо Ливирро.
   -- Ты что сделал? -- Голос графа сорвался на визг, смешался в безумную какофонию со смехом Эрлота. -- Кастилос! Ты помешался от боли? Измени решение!
   Роткир. Улыбка облегчения у него на лице. Слабо и нерешительно И улыбнулась в ответ, понимая пока лишь одно: она будет жить. Этот теплый летний воздух, пусть и пропитанный гарью, еще не раз заполнит грудь, солнце продолжит греть кожу. Можно будет плакать и смеяться, есть и пить, бегать и спать -- делать так много простых вещей, свойственных живым!
   -- Я даже позволю ему это! -- воскликнул Эрлот, поднимаясь на ноги. Вынув из кармана белый платок, он отер лицо. -- Да, господин Кастилос, осознавший свою истинную страсть. Скажи нам всем еще раз, только другими словами. Кто погибнет? Славный город Варготос, или принцесса Ирабиль?
   -- Тебе это нужно? -- Кастилос говорил тихо, и принцесса все еще не решилась посмотреть на него.
   -- Я этого вожделею!
   -- Варготос погибнет. Таков мой выбор.
   -- Кастилос! -- взревел граф. -- Ты...
   -- Позже, Ливирро, позже, -- осадил его Эрлот. -- Не порти мне веселье. Ты сейчас как пьяный дебошир на детском празднике. Позволь нам с Кастилосом насладиться принятым решением. Позволь нам попрощаться, как старым друзьям. А когда я уйду -- можешь выплакать ему наболевшее.
   Эрлот повернулся к принцессе. Усмехнулся и отвесил поклон.
   -- Приятно было повидаться, ваше высочество. Примите мои поздравления: вы превращаетесь в прекрасную женщину. Если дождетесь своего избранника, я всегда буду рад принять вас у себя в замке. Правда, вряд ли я сочту нужным оставить вас в живых после этого визита. Кстати. -- Эрлот сделал шаг и наклонился, будто для того чтобы сообщить секрет. -- Думаю, моя фрейлина не обидится, если я передам от нее привет. Она, помнится, лично хотела оторвать вам голову, да как-то не сложилось. Потом немножко заскучала и попыталась покончить с собой. Сбросилась с башни. Но обошлось: Атсама, случайно проходившая мимо, ее подхватила. Теперь они вроде как подружились. Обе думают почему-то, что мне ничего не известно. Ах, вы недоумеваете... Я же не сказал, как зовут фрейлину. Арека. Да-да, Арека. Она так тосковала по Левмиру, что решила умереть. И все это благодаря вам, ваше высочество. Но это лишь мелкая монетка в копилку тех прекрасных чувств, что вам предстоит испытывать ближайшие... Ну сколько там живут люди? Сорок лет? Восемьдесят? Сто? Надеюсь, вы не огорчите своего "брата" самоубийством, а будете терпеть огонь, который уже начинает жрать вашу душу? Будете терпеть до самой смерти? Не разочаруете вашего доброго друга Эрлота?
   Потом он наклонился еще ближе и добавил шепотом:
   -- Помнишь, когда-то давно ты просила, чтобы я научил тебя сражаться? Вот тебе мой первый урок, Ирабиль. Сделай так, чтобы враги убивали себя сами, и тебе не придется воевать никогда. А теперь -- прощай.
   Эрлот подошел к застывшему с опущенной головой Кастилосу, спутанные волосы которого скрыли лицо.
   -- Прощай и ты, Кастилос Вэссэлот. Если тебя это утешит -- я не сомневался, что решение будет таким. Поживешь несколько тысячелетий -- тоже научишься видеть страсть вампира прежде него самого. Постарайся не переходить мне дорогу. В следующий раз я не буду ни играть, ни разговаривать. Если острие твоего меча будет направлено на меня, ты умрешь. А теперь забирай свою страсть и иди. Пока я здесь, никто не посмеет тебе мешать.
   Кастилос поднял голову. Наконец, И увидела его лицо. Хотела бы вновь зажмуриться, но не смогла.
   -- Пошел вон, -- прошептал Кастилос.
   -- Ты не в том состоянии, чтобы драться даже с человеком. Ну? Что мне для тебя сделать? Хочешь, выберу жертву?
   -- Пошел вон! -- Хрип, стон, крик, рычание -- все, что угодно можно услышать в этом звуке.
   -- Уверен? -- Принцесса посмотрела на Эрлота с удивлением. Кажется, он правда сочувствовал.
   Не дождавшись ответа, Эрлот пожал плечами.
   -- Ринтер! -- Щелчок пальцами. -- Уходим. Три дня, Ливирро. Постарайся объяснить стаду, что бежать бесполезно. Цепь сомкнута. Прощай. Жаль, что ты не принес присягу, когда в этом был еще смысл.
   Толпа расступилась, пропуская двух вампиров, идущих к городским воротам. А когда люди вновь сомкнули ряды, И всем телом ощутила их ненависть. Если бы они могли поджигать взглядами, как Эрлот, даже пепла бы не осталось -- ни от нее, ни от Кастилоса.
   Кастилос провел ладонью по лицу, будто снимая паутину. Медленно, шатаясь и волоча ноги, побрел в том же направлении, что и Эрлот.
   -- Сука! -- выдохнул оказавшийся перед ним парень и размахнулся для удара. Не успел -- нож Роткира по рукоятку вонзился ему в горло. Парень, хрипя и пуская кровавые пузыри, упал под ноги Кастилосу. Заметил ли он? Вряд ли. Переступил через тело, как через бревно, и двинулся дальше узким коридором, который нехотя для него освобождали.
   Больше никто не пытался бить. Смотрели, скрежеща зубами, потом принялись плевать.
   -- Идем. -- Принцесса ощутила, как кто-то взял ее за руку. Роткир потянул ее за собой, пришлось идти быстро, гораздо быстрее, чем позволяли одеревеневшие ноги.
   -- Роткир! -- крикнул граф, когда они ступили в коридор со стенами из бессильной ненависти. -- Ты что делаешь?
   Роткир повернулся к графу, и принцесса заметила, что в руке он все еще держит меч.
   -- То же, что и всегда -- иду туда, куда хочу.
   -- Твой долг...
   -- Я полагаю, что рассчитался. Думаешь по-другому -- приходи получать.
   Ливирро подскочил к нему, заглянул в глаза. На принцессу он даже не посмотрел.
   -- Значит, сбежишь? Бросишь и меня, и людей, с которыми прожил всю жизнь? Пересидишь атаку и пойдешь странствовать с новыми друзьями, как ни в чем не бывало?
   -- Нет, что ты, я обязательно вернусь, -- заверил графа Роткир. -- Помародерствовать, когда все закончится. -- Он вздохнул и добавил: -- Чего ты от меня хочешь, Ливирро? Ты вытащил меня из петли и взял на службу только потому, что знал: я ловкая, беспринципная мразь, способная переступить через все что угодно во имя того, во что верю. Я переступил через многое во имя тебя, но сегодня моя вера закончилась. Потому что ты стоял и жрал сопли, пока он, -- кивнул в сторону Кастилоса, -- дрался за свое. Теперь я переступаю через тебя во имя того, во что верю. Все по-прежнему. Старина Роткир не меняется.
   Они прошли коридором, который смыкался за их спинами. В них уже не плевали. Видно, серое от пережитого ужаса лицо принцессы и свирепый взгляд Роткира, которого, к тому же, знал каждый в городе, делали свое дело.
   Все люди высыпали из домов и хижин. Коридор змеился по длинной дороге. Тысячи взглядов провожали поверженных до самых ворот. Стражники открыли створки. А когда ворота захлопнулись за спиной, принцесса заплакала. Никто ее не утешал. Они просто продолжали идти.
   Эпилог
   Запад
   В сиренево-фиолетовый искрящийся сон проникло что-то чужое. Знакомые звуки волшебной мелодии задрожали, рассыпались осколками. Поблекло и исчезло лицо с горящими глазами.
   Плач.
   Сдавленные рыдания.
   Но кто, кроме нее, может плакать здесь?
   Чей это голос, такой знакомый, что узнавать его не хочется?
   Арека открыла глаза. Слабо светит лампа на письменном столе. На кровати кто-то сидит, согнувшись. Вздрагивают плечи, покрытые водопадом темно-рыжих, а в темноте кажущихся черными волос.
   "Что с тобой?" -- исполненные ужаса слова застыли на губах. Арека поджала ноги, села, стараясь не шуметь, зная, что все равно каждое движение услышано.
   Теперь видно лицо, мокрое от слез. Настоящих, не кровавых. Знает, что уже не одна, но не повернется. Куда же она смотрит? Арека опустила взгляд.
   Ладони герцогини сложены вместе. Так в детстве носили ягоды земляники, так зачерпывают воду, чтобы попить или умыться. Но что у нее в руках?
   Пыль? Песок? Земля?
   Пепел.
   Дыхание сбилось. Арека закрыла глаза, будто яркая вспышка ослепила ее. Тьма и пустота. Даже в том укромном уголочке она теперь одна. Сидит на пустой скамейке, смотрит в пустое небо.
   Нет... Не пустое. Вот одна слабая звездочка мелькнула среди туч. Всего одна, такая маленькая...
   Ладонь Ареки коснулась плеча Атсамы, легонько сжала. Скользнула по спине, еще раз и еще.
   -- Почему?.. -- разобрала Арека тонущее в слезах слово.
   Встала на колени. Обняла, прижала к себе ту, что оказалась рядом однажды, вопреки всем законам и правилам, и не отступилась ни разу.
   -- Почему... -- Теперь только угадать можно, ни звука не разберешь.
   Арека молча смотрела в ночное небо, затянутое тучами. Там правда горела звезда. Крошечная звездочка. Разве что от слез покажется, будто она двоится. Но ведь нет слез, и не будет. Обещала.
   Шумно вдохнув, собравшись с силами, Атсама прокричала терзавший ее вопрос:
   -- Почему ты меня утешаешь?!
   Ярко вспыхнул и погас огонь в лампе. Звезда исчезла, и мир погрузился во тьму. В тишине, сковавшей мертвую крепость, едва слышно стучали два сердца.
   Север
   Эрлот солгал.
   Той же ночью Ирабиль увидела гибель Варготоса.
   Когда они вышли из города, ни принцесса, ни Роткир не решились заговорить с Кастилосом, который брел, будто зомби, переплывший с Того Берега на этот. Обойдя часть городской стены, наткнулись на рельсы и пошли вдоль них.
   -- Там у нас завод по выплавке чугуна, -- сообщил вполголоса Роткир.
   Ирабиль посмотрела на него широко раскрытыми глазами. После всего, что случилось, можно вот так просто хвастаться достопримечательностями?
   Роткир неправильно истолковал ее недоумение. Кивнул на рельсы:
   -- Эти штуки там отлили. Паровозы тоже. Хвала тому веселому выродку -- ни одного не осталось.
   Теперь принцесса видела вдали трубы и непонятные сооружения. Так далеко. Добредет ли Кастилос? Если, конечно, именно завод -- его цель.
   -- Далеко от города, -- продолжал Роткир, -- потому что чадит сильно. А все равно, когда ветер дул неправильно, покашлять приходилось. А уж там-то...
   Принцесса как будто уплыла куда-то прочь от своего тела, воспарила над ним, глядя, как упрямо шагает вперед сама, как рядом идет Роткир, размахивая правой рукой, а левой -- сжимает ее ладонь. Надо же, и не почувствовала ведь.
   -- Эй! -- Роткир стиснул руку, и принцессе пришлось вернуться. -- Ты будешь меня слушать, поняла?
   -- Я не хочу, -- хрипло отозвалась Ирабиль.
   -- Меня это ни разу не колышет, рыжая. Слушай, кивай, задавай вопросы иногда, чтобы я поверил, что вникаешь. Не будешь спрашивать -- вопросы я начну задавать. Ясно?
   -- Ясно, -- кивнула она, не отрывая глаз от окровавленной спины Кастилоса. -- Как плавят металл? Мечи же в костре обычном не плавятся.
   -- То в обычном, -- тут же отозвался Роткир. -- А вот попросим потом твоего брательника какую-нибудь железяку растопить -- увидишь, как просто.
   -- Он мне не брат, -- прошептала Ирабиль.
   -- Тут уж как пожелаешь. Только вот мое мнение: если мужик ради тебя такое делает и при этом в койку не тянет -- он тебе скорее брат, чем что-либо иное. А на заводе -- там да, вампиры на домне стояли. Домна знаешь, что такое? Дойдем -- покажу.
   Первым зданием завода оказалась сторожка, из которой выскочил седой старичок. Увидев Кастилоса, всплеснул руками и помог зайти внутрь.
   Тесное помещение, наполненное стариковским запахом. Роткир поморщил нос. Кастилоса уложили на застеленный тряпками лежак хозяина, Ирабиль села на крошечный табурет у стола. Роткир пытался стоять у двери, но все равно мешался сторожу, собиравшему на стол.
   Гостеприимство старика пропало втуне -- никто не хотел еды и чая. Просидев внутри минутку, И выскочила наружу. Следом вышел Роткир.
   -- Ну что ты за мной идешь? -- всхлипнула она.
   -- Эрлота не догнать, они на лошадях ускакали, -- сказал Роткир. -- А домна -- она вон в том здании, самом высоком. Здоровенная такая бочка! Идем, посмотрим.
   До вечера они осмотрели весь завод. Каждый раз, как принцесса начинала хлюпать носом, Роткир показывал ей то желоба, то прокатный стан, то еще что-нибудь, заставляя задавать вопросы.
   Когда же смерклось, Роткир настойчиво потянул ее обратно к сторожке. Туда, где лежал безмолвный Кастилос.
   -- Я уж хотел искать идти, -- проворчал сторож. -- Не нужно тут по ночам шарашиться.
   -- Отдыхай, дружище, -- махнул рукой Роткир. -- Видал я их, даже трогал -- безобидные.
   -- Так-то оно, может, и безобидные, -- нехотя согласился старик. -- Только даму-то к чему пугать?
   -- Даму! -- фыркнул Роткир. -- Слыхал бы ты, как эта дама матом загибает!
   -- А нынче время такое, -- заступился сторож. -- Как иначе-то?
   -- Кто такие "они"? -- спросила И, больше по привычке задавать вопросы, чем из интереса.
   -- Сама погляди.
   Роткир вытянул руку в сторону доменного цеха.
   Солнце опустилось за горизонт, и в наступившей темноте принцесса не сразу заметила человеческие фигуры. Удивление уступило место страху, когда фигуры принялись сиять.
   Словно наполненные звездным светом, они плыли над землей от дверей цеха к выходу с завода. Потом к ним присоединились призраки других цехов.
   -- Чего это они сегодня? -- удивился сторож. -- Обычно все больше там бродят, как будто работают.
   Ирабиль уже различала черты лиц этих странных созданий, когда Роткир потянул ее в сторожку.
   Кастилос лежал в прежней позе, с закрытыми глазами. Роткир откашлялся, сообщая о своем присутствии:
   -- Знаешь, мужик, ты бы хоть пальцем шевелил изредка. А то по вампирам в таком состоянии не понять -- то ли помер, то ли нет.
   Принцесса содрогнулась. Роткир нарушил негласный договор, обратившись к Кастилосу. Столько всего сразу навалилось. Как теперь с ним быть? Что говорить? Сказать "спасибо", или осыпать проклятиями? Но важнее другое. Нужно дать ему крови, и много.
   -- Как будто жив, -- сказал сторож. -- Только от крови отказывается.
   -- Ты это брось, мужик, -- снова заговорил Роткир. -- Кушать надо, тебе разве мама не говорила? Мне вот не говорила, я ее вовсе не помню, от других слышал. Как проголодаешься -- скажи. У старика выдержанная, терпкая, а у меня -- огонь! Смотря что больше любишь.
   -- Перестань, -- шепнула И, дернув Роткира за руку.
   Они сели у окна, кое-как сдвинув рядом два табурета. Сторож навис над ними. Все трое смотрели, как призраки расползаются по равнине, стоят, безмолвные и непоколебимые.
   -- Вот ..., -- выругался Роткир в полный голос, а когда И взглянула на него, указал вдаль. -- Началось.
   Там, где виднелись башни и пирамида Варготоса, полыхало зарево. Алые сполохи окрасили небо, и на их фоне принцесса видела тысячи летучих мышей. Город жгли беспощадно.
   Роткир видел гораздо больше.
   -- Умно работают, твари, -- процедил сквозь зубы. -- В два кольца взяли, никого не выпускают. А мыши сверху... Сколько ж там огня...
   -- Вот и мне, значит, конец придет скоро, -- вздохнул сторож, промокая рукавом глаза.
   -- Врать не буду, -- кивнул Роткир. -- Как сухари догрызешь -- лучше сразу помирай.
   -- Ай, спасибо, добрый человек. А куда это раненый подевался?
   Роткир подскочил с места, но И не шевельнулась. Заметив ее спокойствие, вернулся к окну и Роткир.
   Кастилос стоял там, окруженный призраками. Его непривычно ссутуленная фигура пугала едва ли не больше, чем эти тускло светящиеся существа.
   Принцесса Ирабиль поднялась.
   -- Куда ты? -- Роткир посмотрел на ее мокрое от слез лицо.
   -- Где его вещи?
   Сторож приподнял крышку лежака, на котором только что лежал Кастилос. Там обнаружился и огромный меч, и сверток с плащом, и новые ботинки.
   -- Что делать собираешься? -- спросил Роткир, когда она, взяв одежду и обувь, шагнула к двери.
   -- Жить, -- отозвалась Ирабиль.
   Призраки не обращали внимания ни на нее, ни на Кастилоса. Их было так много, что вскоре обходить сделалось невозможным. Принцесса двинулась сквозь них, будто через серебристый туман. Думала, внутри будет холодно, затхло, но нет. Только легкий туман, и все.
   Она остановилась перед Кастилосом, положила сверток с одеждой у его ног и, выпрямившись, заглянула в глаза. Даже если бы луна не выкатилась на небосвод и не озарила пустынную равнину таинственным светом, принцесса увидела бы эти два тусклых уголька на черном фоне. Гаснущий огонь вампира.
   -- Спасибо, -- шепнула Ирабиль. -- Спасибо, что оставил мне жизнь. Смотри на меня теперь. Не на них -- на меня. Меня ты выбрал, на меня и смотри.
   Кажется, он посмотрел. Кажется, огонь сверкнул чуть ярче. Переборов страх перед его болью, И подошла ближе, ее ладони легли на плечи Кастилоса.
   -- Нам нужно идти дальше, -- прошептала она. -- Найдем цель, выберем путь. Давай... Знаешь, что? Давай пойдем к Монолиту! Давай разберемся, кто мы есть, и что нам делать. А пока... Пока мы живы.
   Повернув голову, она увидела Роткира, прокладывавшего путь через толпу призраков. Он чуть сгибался под тяжестью чего-то огромного. Подойдя ближе, с облегчением уронил на землю меч императора Киверри.
   Принцесса опять заглянула в глаза Кастилосу. "У тебя есть твоя красота", -- сказал Роткир... сказал сегодня, хотя так давно. Что ж, хоть что-то у нее есть. Что-то, кусочек чего можно и подарить. Даже если это не нужно Кастилосу -- он поймет, не может не понять, что она дарит единственное, что у нее есть, так же, как он подарил ей все, чем обладал сам.
   -- Спасибо, -- повторила принцесса и коснулась губами его губ. -- Спасибо, -- шепнула вновь, положив голову ему на плечо. -- А теперь возьми мою кровь. Она вся твоя, по праву, так возьми столько, сколько нужно, или она сожжет меня изнутри.
   Несколько страшных мгновений казалось, что ничего не произойдет. Он, должно быть, и не слышал, и не видел ничего, кроме бредовых видений. Но вот холодные руки сомкнулись на спине принцессы. Холодные губы коснулись кожи на шее. Ирабиль зажмурилась, и вовремя -- клыки вонзились в плоть.
   В том водовороте, в который вовлек ее укус, в том вечном падении и бесконечном взлете она ухитрилась сохранить частичку себя. Эта частичка смеялась от счастья. Он взял ее кровь, он выбрал жизнь, а значит -- ничего не кончено. Война, первый бой которой так позорно проигран, продолжается.
   Кастилос отстранил от себя ослабевшую, бледную девушку. Глядя на нее обычными человеческими глазами, приподнял уголки губ:
   -- С поцелуем, пожалуй, перебор. Обещал ведь, что налысо побрею, балда.
   -- Прости, -- выдохнула принцесса, и сознание оставило ее.
   Восток
   Стискивая боевой молот, князь Торатис шел по красной ковровой дорожке к дверям молельни. В ушах все еще стоял грохот падающих камней, стенобитных орудий. Церкви Алой Реки крушили по всему княжеству. Вопящие от восторга дети и взрослые собирались толпами, позабыв о делах. На их глазах рыцари отрабатывали штурм крепости, а под конец разносили вдребезги черные здания, будто нарывы, покрывающие светлое лицо города.
   Не все князья, собравшиеся у Торатиса, одобряли этот шаг. Бинвир даже хотел отказаться от похода, но Эмарис его переубедил. Торатису же не было никакого дела до мнения князей.
   Толкнул двери ногой, широкий шлейф света протянулся до самого алтаря, блеснула серебряная чаша. Торатис взял молот обеими руками. В несколько больших шагов пересек зал. Удар обрушился на каменный алтарь, смялась чаша, полетели обломки. Еще дважды Торатис поднимал орудие, дважды опускал, и алтарь обратился в крошево.
   Перешагнув через обломки, князь остановился у стены. Глухая стена, казалось бы, но глаза князя видели круг, заложенный кирпичом, щели, замазанные шпатлевкой.
   Снова взмыл в воздух молот. Удар, еще, еще. Кирпичи вылетали наружу, а внутрь рвался солнечный свет, заполнял мрачное помещение, делал его веселым и приветливым. Как в те дни, когда они все втроем встречали здесь едва ли не каждое утро. Солнце вернулось в сурию.
   -- Свети для той, что никогда от тебя не отворачивалась, -- шепнул Торатис. Отброшенный молот грохнул о каменный пол. Эхо вскинулось и затихло. Только с улицы рвался птичий гомон, свежий ветер развевал волосы.
   Торатис забрался в круглый проем. Руки еще цеплялись за острые осколки кирпича по краям. Взгляд пробежал по пустому саду, поднялся выше, к небу. Так же Торатис стоял здесь пять лет назад, разбив цветные стекла, с кровоточащими ладонями, и взглядом провожал ненавистный воздушный шар, пока тот не исчез за горизонтом.
   -- Надо было закончить все еще тогда, -- прошептал князь.
   Торатис подался вперед. Один шаг -- и все кончено. Один шаг, и все грехи перечеркнуты. Он задыхался от радостного предвкушения, одна нога повисла над пропастью.
   -- Вряд ли она станет счастливее.
   Торатис замер, узнав Эмариса. Плечи князя поникли.
   -- Уйди, -- сказал, не оборачиваясь. -- Я решился и счастлив, а ты сеешь сомнения.
   Голос Эмариса слышался слева, а с правой стороны заговорил Левмир:
   -- Ты не счастлив и никогда не будешь. На Той Стороне забвения нет. Но что ты предпочтешь вспоминать там? Позорное бегство от своих деяний, или битву за будущее своего народа?
   Торатис тихо засмеялся. Слезы текли по щекам, руки дрожали. Один шаг, один миг... Или долгие месяцы мучений.
   -- Зачем вам еще один смертник? Да еще такой, которому не во что верить.
   Вновь заговорил Эмарис:
   -- Там, на Западе, лишних смертников не будет. А такая тварь, как ты, пригодится всегда. Тварь, готовая сдохнуть без рассуждений. Отойди от окна, Торатис. Позволь своей жалкой жизни принести хоть какую-нибудь пользу.
   Высота уже не казалась такой манящей, руки не дрожали. Прыгнуть? Но ведь это смешно. Двое вампиров, чьи сила и быстрота значительно превосходят человеческие, сумеют его вытащить, будто ребенка, упавшего в фонтан.
   Торатис повернулся к солнцу спиной. Посмотрел в глаза Эмарису, Левмиру.
   -- Надеюсь, там все настолько страшно, как вы говорите. Потому что в противном случае я останусь разочарованным.

***

   День отплытия подкрался внезапно. Левмир лег спать с головой, гудящей от бесконечной вереницы военных терминов, расчетов, карт. А проснувшись утром, понял, что -- все. Канул в небытие еще один кусочек души, привязавшийся к Востоку. Востоку с глазами Айри.
   Еще до рассвета на пристани собралась толпа. Женщины, дети, старики и старухи -- все, плача, провожали мужчин на далекую и непонятную войну. Один за другим отплывали корабли, присоединяясь к длинной веренице, уходящей за горизонт. Князь и приближенные стояли особняком, ожидая последнего корабля. Когда он приблизился и на борт стали входить лучшие бойцы, Торатис повернулся к дочери.
   -- Ты должна была сама понять, что я не вернусь, -- сказал, глядя ей в глаза. -- Все остается тебе. Малая цена за... за все. Я не в праве даже попросить у тебя прощения. Просто пообещай, что постараешься стать счастливой. Пообещай, как умирающему, если можешь.
   Левмир следил за Айри с тревогой. Боялся, вдруг она плюнет князю в лицо или вовсе на него набросится. Но лицо княжны осталось спокойным. Она лишь наклонила голову:
   -- Приложу все силы. А их у меня немало.
   Торатис кивнул и двинулся к трапу, подняв над головой сжатый кулак. Толпа провожала его дружным воплем, хотя, Левмир знал точно, князь предпочел бы один-единственный голос, тихо говорящий: "Прощаю".
   -- Запомни все, чему я тебя учил, -- обратился к Айри Эмарис. -- Не вздумай плодить себе подобных. Никакой охоты. Чем скорее озаботишься поиском фаворитов, тем лучше будет для тебя и княжества.
   -- Я запомнила, а дальше предоставь мне решать, -- сообщила Айри.
   Эмарис заглянул ей за спину и с улыбкой махнул рукой Рикеси.
   -- И ты прощай. Приглядывай за хозяйкой, не позволяй ей глупостями заниматься.
   Служанка кивнула с серьезнейшим видом и сделала шаг по направлению к Айри, будто уже готовая в случае чего хватать ее и тащить прочь от опасных глупостей.
   -- Не задерживайся, -- сказал Эмарис, хлопнув Левмира по плечу, и пошел к кораблю.
   Левмир с Айри отошли подальше. Айри подняла голову и улыбнулась. Над пристанью возвышалась каменная стена, увенчанная зеленой шапкой кустов.
   -- Помнишь?
   Левмир пожал плечами, но тут же хлопнул себя по лбу ладонью. Конечно же! Там, наверху, -- аллея, опоясывающая площадь фонтанов.
   -- Вели себя как дураки, -- сказал он, пряча взгляд от Айри.
   -- Мне хоть будет, что вспоминать, -- отозвалась княжна. -- Впервые в жизни вела себя как дура. Может, больше и не доведется. Возвращайся.
   Левмир посмотрел на нее исподлобья.
   -- Как только отыщешь ее и убьешь этого своего Эрлота -- летите сюда. Что-то мне подсказывает, здесь будет приятнее жить.
   -- Не думаю, -- покачал головой Левмир. -- Для нас с ней здесь не будет места, как не будет и там. Я не вернусь, Айри. Мы прощаемся навсегда. Спасибо тебе за все.
   Он сунул руку за пазуху и достал увесистый сверток. Протянул Айри. Она осторожно распустила тесьму, развернула мягкую кожу.
   -- Ты что, сам их сделал? -- ахнула она, увидев множество блестящих метательных ножей.
   -- Нет, конечно, -- улыбнулся Левмир. -- Делали кузнецы. Но в них -- моя кровь. Их не сломать, не расплавить, и, если нужно, они понесут твое пламя врагам. Береги себя, ладно? И не забывай меня.
   Айри с явной неохотой завернула ножи обратно. Левмир подумал, что сегодня же вечером княжна тайком от всех ускользнет в трущобы искать приключений.
   -- Не забуду, -- пообещала она. -- Скорее Солнце взойдет на Западе.
   -- Пора бы ему там взойти, -- вздохнул Левмир.
   Обнялись, не обращая внимания на восторженный гул толпы -- сотни глаз наблюдали за княжеской дочкой. Левмир долго не решался разжать руки, выпустить Солнечный Лучик, шагнуть в холодную тьму, которую придется освещать самому. Айри отстранилась первой.
   -- Да, еще... -- Он протянул сложенный вчетверо лист бумаги.
   Айри несколько секунд смотрела на свой обведенный тушью портрет. Свернула и отдала обратно.
   -- Похоже вышло. Но оставь себе. Не забывай меня.
   С корабля донесся крик Эмариса:
   -- Его величество Эрлот изволят подыхать от скуки!
   Левмир быстро коснулся руки девушки, кивнул, напоследок одарив ее взглядом солнечных глаз, и поспешил прочь, ни разу не обернувшись. Впрочем, Айри и не смотрела вслед. Щелчком пальцев подозвала Рикеси, а когда служанка подбежала, схватила ее за локоть и потащила к карете.
   -- Что происходит? -- Рикеси оглядывалась и спотыкалась. -- А корабль? Куда мы? Разве не будем махать платочками? Я платочек взяла! Вы из-за цепочки? Но господин Левмир мне ее сам подарил, честно, я отказывалась, хотите -- забирайте.
   -- Ри-ке-си! -- громко сказала Айри. -- Сделай одолжение, прекрати болтать хотя бы до захода Солнца. Мне тебе так много нужно рассказать, а тебе так много запомнить, что я начну прямо сейчас. Значит, так: делать особо ничего не придется, главное -- слушай министров...
   Стоя на борту, Левмир вглядывался в пеструю толпу, остающуюся на пристани. Корабль отплыл, все разошлись по палубе, привыкая к новому жилищу, а он все смотрел и смотрел, но не видел той единственной, что, как ему казалось, должна была стоять там до вечера.
   -- Когда уходишь -- уходи, -- сказал за спиной Эмарис.
   -- Ты-то знаешь, о чем говоришь, -- огрызнулся Левмир.
   -- Потому и говорю. Хватит, забудь. Посмотри лучше сюда.
   Левмир нехотя обернулся и замер с открытым ртом.
   -- На бумаге все не так впечатляюще, да? -- рассмеялся Эмарис.
   Море пестрело разноцветными флагами и парусами. Алые, желтые, синие, зеленые. Сколько хватало глаз -- простиралась немыслимая флотилия, неся в неведомый край сотни тысяч отчаянных воинов.
   Среди аляповатого месива, как вороны среди павлинов, выделялись корабли смертников и пожизненных заключенных -- эти шли под черными парусами. Даже их было много, гораздо больше, чем мог уместить в голове Левмир.
   -- Мы победим, -- прошептал он, сжав кулаки. И больше не смотрел на тающую вдали опустевшую пристань.
   Сентябрь 2016 -- сентябрь 2017-го. Окончательная редакция -- июль 2018-го
   Послесловие автора
   Роман этот писался долго и трудно. Можно сказать, что писал я его несколько раз, стараясь добиться полного совпадения с тем прекрасным фильмом, что прокручивался у меня в голове. Были добрые люди, которые изо всех сил старались доказать, что у меня ничего не получится, да и никогда ничего не получалось -- не будем о них. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Поговорим лучше о других -- о людях, благодаря которым работа продолжалась до самого конца, несмотря на все нервные срывы и творческие кризисы.
   Я бесконечно благодарен в первую очередь Миле Бачуровой, благодаря которой этот роман на целую четверть лучше, чем мог бы быть. Внимательнейший читатель и беспощадный критик. Я последовал не всем ее советам, хотя она всегда была права. Если вам понравилась история Сардата и Аммита -- это ее заслуга, если вам не понравилась история Левмира и Айри -- тут виноват я. Будет время -- обязательно прочитайте ее роман "Заложники солнца", например, здесь: https://author.today/work/8614. Роман отличный, и я его, в меру сил и возможностей, редактировал.
   Огромное спасибо АсельМухитовой, которой так сильно понравился первый том и черновой вариант второго, что она безвозмездно согласилась сделать великолепные обложки для всей трилогии. Для меня это очень много значит.
   Спасибо всем тем, кто читал, подбадривал, критиковал, перечитывал -- Антону Захаваеву (кстати, не упустите его роман "Агрегация", который также редактировал ваш покорный слуга: https://author.today/work/7213), Роману Филинову, Федору Медведеву, Равилю Нурутдинову и другим.
   Спасибо Асе Криптоновой, моей жене, которая всегда с удовольствием читает все, что я пишу. Как бы там ни было -- один благодарный читатель у меня есть всегда.
   Ну и спасибо вам, что дочитали до конца. Осталась последняя часть трилогии (надеюсь, с ней не произойдет того же, что произошло с последней частью дилогии -- она, как вы можете заметить, изволила раздвоиться), которая будет называться "Солнцеворот". Хотите следить за творческим процессом -- подписывайтесь на страницу: https://vk.com/vkriptonov. Отзывы и пожелания, если таковые будут, можете отправлять мне на электронную почту: VKriptonov@yandex.ru
   Спасибо за уделенное время. Всего вам доброго. И да хранит вас Алая Река!
   В. Криптонов. 19. 01. 2017
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"