Владимир Петрович Касаткин, 59-летний, статный, седовласый мужчина, после своей поездки на братскую могилу где был захоронен его дедушка, в корне изменил свое отношение к дню Победы. Он стал для него днём Траура. В этот день Владимир Петрович напивался Јвдрызг", так как его тошнило от той ощущаемой атмосферы праздничности и разнузданного бряцанья гусениц танков по брусчатке Красной площади. Впрочем, обо всём по порядку.... .
I
Когда началась война, отцу Володи Петру Алексеевичу, тогда ещё Петьке, было 15 лет. Сразу же, в июле 41-го года, на фронт забрали отца Петьки, Алексея Андреевича и его старшего брата Александра. Похоронки на отца и брата пришли почти одновременно, летом 1942 года. Петина мама сразу же поседела от горя, и поэтому, когда забирали Петьку летом 43 года, сразу после его 17-летия, мама буквально повисла на его ногах и в беспамятьи стонала, повторяя одну и ту же фразу - ЈНе отдам". Петьку забрали, и она осталась совсем одна в далёкой сибирской деревне.
Пете повезло он остался жив, но из армии отпустили его только в 49-м году, через 4 года после окончания войны. Ему было странно, зачем их держат в Белоруссии вдалеке от родной Сибири, так как кроме ежедневной изнуряющей строевой ходьбы на плацу и практически ежедневной вечерней пьянки от вынужденного безделья, они больше ничем не занимались. Горилку они покупали у местных, меняя все что было у них ценного, вплоть до подштанников, поэтому спать приходилось иногда голыми.
Ему это было тем более удивительно, когда он получал редкие письма от мамы. В деревню практически никто не вернулся, кроме нескольких израненных инвалидов. Все погибли; а молодежь из наборов 43-45 годов, кто остался жив, находилась в такой же ситуации, как и Пётр. Мама, конечно, как могла подбадривала его, сообщая, что у них все хорошо и жизнь в деревне потихоньку налаживается, но сквозь скупые строчки писем Петя чувствовал, как им было тяжело, особенно без скотины, которую забрали под лозунгом ЈВсё для фронта, всё для Победы". Что бы выжить надо было пахать, поэтому женщины впрягались в оглобли и выбиваясь из сил, тащили за собой тяжелые плуги и бороны, а он в это время 4 года занимался ерундой. Чудно и странно!
Наконец, в 1949 году Петю отпустили, и он вернулся в родную деревню. Глядя на лица изможденных женщин он стыдливо отворачивал глаза, как будто он был виноват в произошедшем безумии. Но все плохое кончается, и вместе с вернувшимися сверстниками они, по-настоящему, взялись за возрождение своей родной деревни.
Прошло 40 лет. Петр Алексеевич все эти годы списывался с военкоматами и Министерством обороны, чтобы узнать, где захоронены его папа и старший брат, так как в обоих похоронках была запись Јпропал без вести". И наконец, только в далеком 1989 году пришло письмо из Министерства обороны, где было указано место захоронения отца. О брате он так ничего и не узнал..... .
Петр Алексеевич всё порывался навестить братскую могилу, где лежал его отец, находящуюся возле небольшого села в Воронежской области. Но тут начались лихие 90-ые: безденежье, безнадёжье, безверье. В нулевых, когда все уже потихоньку привыкли жить в этих нечеловеческих условиях, да и деваться было некуда; жить то надо, несмотря ни на что; Петр Алексеевич засобирался было ехать в Воронеж, но тут его подкосила болезнь, всё таки шёл уже 78 годочек. Его вскоре не стало, и перед смертью он завещал своему сыну Володе, навестить деда в далёком Воронеже.
II
В 2007 году, перевалив свой 50-летний рубеж, Владимир Петрович поехал в Воронежскую область. Проехав великолепную трассу ЈДон", он ещё 40 километров добирался до места, по совершенно разбитой дороге. Зайдя в сельсовет, он представился и попросил показать ему братскую могилу; председатель сельсовета, мужчина примерно одного с ним возраста, проехал с ним до места захоронения. Это был огромный мемориал, в котором покоилось около трёх тысяч красноармейцев и на котором были выбиты имена, имена, имена, в том числе и имя его деда. Володя взял горсть Земли, передал немного денег председателю для содержания мемориала и поехал в обратный путь.
Когда он отъехал уже километров десять, у него появилось ощущение, что он упустил что-то очень важное. Дорога была убитой, но ощущение того, что он что-то пропустил, заставило его повернуть назад. Владимир Петрович вернулся к братской могиле и внимательно обошёл все надгробные плиты, на каждой из которых было выбито около сотни имён. И тут он обратил внимание, что большее количество имен имеет одинаковую дату смерти, как будто в этот день проходил решающий для них бой. Зайдя в сельсовет Владимир Петрович поинтересовался, что же произошло в этот день; и увидев, что председатель как-то замялся, он продолжил свое небольшое расследование. Проехав по деревне, он спросил у сидевших на завалинке старушек, мог бы он застать кого-либо из участников или очевидцев тех боев. Старушки объяснили ему, что участников уже никого в живых не осталось, а из очевидцев назвали адрес деда, который в то время был двенадцатилетним мальчишкой и крутился среди военных, стоящих на передовой. Владимир Петрович быстро нашел деда, сказал кто он, зачем приехал и попросил его рассказать о событиях тех дней. Дед оказался разговорчивым и с охотой поделился всем тем, что он видел своими глазами. Рассказ старика поразил Владимира Петровича в самое сердце.
- ЈПригнали сюда военных видимо-невидимо, и они начали окапываться. Я со своим другом тоже крутился там, мы даже помогали им рыть окопы. Было жарко, тихо; кошмар начался только на третий день, когда немцы пошли в атаку. Бои длились где-то полмесяца, наши парни отчаянно сопротивлялись; немцы не продвинулись ни на шаг. По вечерам мы с другом, когда затихали бои, иногда приползали к ним в окопы, тем более у нас уже появились друзья. Были мы там и вечером, перед решающим днём. Наши друзья, в тот вечер, на чём свет стоит костерили командование, которое не доставило им патроны. А утром немцы неожиданно пошли в атаку и всех наших безоружных ребят, раздавили танками. Немцы ушли дальше. Всё затихло; мы с другом пришли на поле боя, чтобы как-то помочь тем, кто остался живой. И там мы увидели такое! На поле лежало кровавое мессиво из раздавленных человеческим тел. Мы настолько испугались увиденного, что долго бежали прочь, сломя голову, пока не добежали до речки". - Воспоминания о событиях 65-летней давности были для него настолько сильными, что мутноватые глаза старика увлажнились, а руки затряслись.
Сердце Владимира Петровича заныло. Он сел в автомобиль и медленно тронулся обратно. Вернувшись на братскую могилу он уже другими глазами смотрел на имена, высеченные на мемориале! Вдруг он представил себе все эти имена кровавым мессивом, раздавленным немецкими танками: с вылезающими из наших солдат, кишками, тут же наматывающимися на гусеницы танков, с трескающимися черепами, с брызжущими из них мозгами, с идущими в атаку немцами, гогочущими над безоружными русскими ваньками, в том числе и над его дедушкой. Владимир Петрович громко застонал и рухнул на землю, царапая её скрюченными от бессилия пальцами .... .
Владимир Петрович не помнил, как он садился в автомобиль, не помнил,
как он мчался обратно по убитой дороге. Пришел в себя, лишь заехав на трассу ЈДон". Всю обратную дорогу в Сибирь он сосредоточенно думал. Думал, как же у нас всё легко: вовремя не подвезти патроны - легко, вовремя не вывезти людей из блокады - легко, вовремя не отпустить ребят из армии и наших милых женщин превратить в рабочую скотину - легко, вовремя загнать свой народ в нищету - легко, ... - легко, .... - легко, ..... - легко, и конца этому не видно........