Произведена первая правка. Буду рад критике. Вторая история Три пути
Споткнулся, упал, оступился, ошибся -
Ты просто от жизни устал,
Дал смерти своей свежей крови напиться,
В слюнях весь и мерзкий оскал.
В снегу, на коленях, измазанный грязью,
Вставай, сотвори чудеса!
На этой тропе развернись, станешь князем,
Она ведь ведет в небеса.
- Крылья - Дорога в небо
Пролог
- Марек!
Чей-то тянущий зов разорвал витающую рядом со мною тишину, донесся откуда-то со стороны потонувших в сером мареве дворцовых покоев. Люди вокруг были чем-то заняты, кто-то что-то волок, кто-то кого-то тащил, - никто не обернулся. И тот зов с концами потонул в беспросветной мути происходящего.
Туманные тени предо мною, за мною, вокруг меня. Они молчат, они даже не смотрят друг на друга, не слышат зов, не откликаются на него. И меня, еще не ставшего частью их серо-черного безрадостного мира, они словно не видят. Их глаза пусты и темны, а лица ничего не выражают, замерев масками одного момента: приоткрытый в испуге рот, закушенная от боли губа, яростно сжатые челюсти, потонувший в невозможной тишине вопль отчаяния. И ни единого положительного, светлого и доброго, отражающего радость или счастье.
Я не знаю их. Может быть, помню, но они мне столь же чужие, как и случайные прохожие на улицах больших городов, идущие куда-то, толпящихся в очереди за представлением и ревущих от удовольствия зрелищности. Кто все они? Лишь наблюдатели - чужаки.
- Марек!
Снова тот же призыв - единственный звук, разрывающий уши. Кто кричал, и кого звали? Они молчат, они не смотрят, все они делают вид, что ничего не произошло. Все вокруг лицемеры, злобные предатели и черви! Я часто-часто дышу, какими-то толчками приходя в себя. Это все неправда, все - ложь. Просто я слишком часто забредаю сюда и слишком подолгу здесь остаюсь. И этот раз не был исключением - окружающее плохо на меня влияет, затягивает, а я словно безвольная кукла поддаюсь. Так больше нельзя, только не снова...
Они тянут ко мне руки. Будто слышат мои мысли, пытаясь остановить и задержать. Они на меня не смотрят.
Мне с ними не по пути, потому как шаг, еще шаг, и фигура, только что терзавшая мой взор, навсегда растворяется в гиблом небытии втянувшей ее в себя темноты. Я стою на крохотном пятачке света, все что спереди - мне доступно, мне подвластно, и даже столь нелепым образом, словно зазевавшийся мир, оно продолжает жить.
- Марек!
Я делаю шаг назад.
Глава 1
"Приветствую, друже! Оставим вопрос о том, как я тебя нашел, потому как я, собственно, даже не представляю, где ты можешь находиться. Но будем надеяться что эта необыкновенная птица верно разобрала порученное ей задание и все же каким-то образом, уж не представляю каким, донесет до тебя мое послание. Потому как мне есть, что тебе сказать.
Не стану высокопарно преувеличивать, что мне вновь потребовалась твоя помощь, знаю, ты этого не любишь. Поэтому скажу как есть. Я очень обеспокоен твоей судьбою, нашей слишком долгой разлукой и отсутствием вестей друг о друге уже более, представить только, целых двух лет! А посему я во что бы то ни стало решил тебя найти и наладить с тобою контакт.
Признаюсь, мне известны причины твоего ухода в тень, того, от чего ты так упорно скрываешься, но спешу тебя уверить - практически напрасно. Буря миновала. Не полностью, конечно, кое-где еще бушуют ураганчики, но самый пик уже давным-давно прошел. И выходит, твое таение оказывается излишним, а смиренное ожидание - чрезмерным, гордо превозносящим в тебе аскетову долю.
Мне бы, как твоему давешнему и искреннему знакомцу, было бы приятно думать, что я мог бы помочь тебе в твоем нелегком положении, - понять и поддержать словом это одно, но полезным и необходимым делом - совсем другое. И я, в самых лучших традициях приятельских отношений, спешу тебе навстречу, предлагая небольшое, но достаточно интересное приключение. Надеюсь, занятное и полезное нам обоим: тебе - вернуться в мир, мне... Что уж тут греха таить, у меня тут особенно корыстный интерес, выраженный преимущественно в золотом эквиваленте. Между прочим, при успешном приключении, полагаемом нам обоим.
Это пари, дорогой друг. Не скажу, с кем и на что - это коммерческая тайна, но играть с тобой, если ты все же согласишься, мы будем вдвоем. Я направлять, ты исполнять. Самое то, чтобы размяться, верно?
Что ж, думай, предполагай. Последнее слово сейчас за тобою, но я ни в коем случае не оскорблюсь, если ты все же решишь не воспользоваться моим предложением. Ведь мы слишком хорошо друг друга знаем, чтобы обижаться на такие сущие пустяки, не так ли?
Решение за тобою, в любом случае. Воля твоя. Однако если решишься, напиши мне ответным письмом, переданным этой самой птице, название ближайшего к тебе города, и в самые кратчайшие сроки жди на почтовом отделении письмо до востребования со всеми полагающимися от меня инструкциями".
Я стоял на краю обезлюдевшей деревни. Покосившиеся деревянные избы с прохудившимися соломенными крышами, плохо обструганные подпорки под обваливающиеся стены, да совсем никудышные доски, выставленные вокруг поселения на манер совсем уж жалкого палисада. Такой не защитит даже от загулявшего по ночи пьянчуги, что уж тут говорить о диких зверях или диких тварях. Так как последние, судя по всему, здесь и наделали делов.
Однако мое замечание, если не считать его безнадежного запоздания, было излишне. Собственно, это была обыкновенная деревенька на шесть домов, и требовать от бывших ее жителей чего-то большего, в такой-то глуши, просто немыслимо. Озаботились хоть таким, и ладно. Тем более, что судя по словам знающих окрестности лесовиков, - егерей-то в таких никчемных землях и подавно не водится, - места здесь тихие, а живность там же, где и егеря. То есть, не здесь. Ни волка ни лисицы, даже полевых сусликов и тех не было - повывела их поголовье местная детвора, щедро заливая их норы целыми ведрами воды.
И полное отсутствие в окрестностях зверья ввело меня, считающего всему виной именно животные нападки, в некоторый ступор. Одно с другим явно не сходилось, и это заставляло меня нервничать в непонимании произошедшего.
Мысли витали где-то в облаках, отказываясь заниматься порученным мне делом. А дело было серьезней некуда. Даже если не учитывать плохо скрываемое раздражение моего давнего приятеля, по своему обыкновению чрезмерно бодро описывающего то положение, в которое он меня втянул. Или, выражаясь нормальным языком, я влез сам, как обычно поверив его сладким речам. Я рисковал, вновь возвращаясь к этому миру, но происходящее мне уже настолько осточертело, что я согласился не думая. Его внезапное появление в той черноте, в которой я пребывал сутками напролет, оказалось поистине глотком из живительного родника. И неудивительно, что я столь жадно к нему приник, упиваясь его невозможной свежести.
Да, деревенька была пуста, как от людей, так и оставшихся от них вещей - постарались мародерствующие соседи, под шумок прибравшие к рукам все худо-бедно ценное. Оно и понятно, мало ли что сельским может пригодиться по хозяйству, что добру пропадать? Поэтому, видя разобранные и утащенные на доски крыши домов, навесов и крылец, я не особенно удивился. Странным было другое.
В селении, выраженном единственной улочкой, царил совсем слабый, едва различимый кисловатый запах, отдающий примесью аммиачного духа, отчего меня, думающего о постороннем, словно залихорадило. Все прочее вылетело из головы, передав бразды правления четкой ясности и собранности. Давно забытое чувство проснулось, потребовав ответа. Оно требовало решений и действий, твердя о том, что этот запах, если он мне не почудился, витал здесь неспроста.
Я ткнулся в один дом, во второй, обыскал подворья, рыская словно оголодавшая собака в поисках некогда припрятанной кости. Заглянул во все сараи и залез во все подвалы и чердаки, но, будто в насмешку, остался ни с чем. Везде сопровождал меня тот кислый и местами сладковатый запах. Иногда даже казалось, что он хватал меня за руки, оборачивал голову, намеренно подбрасывая мне нужное направление, но признак, казавшийся верным, на деле выходил обыкновенной пустышкой. И... ничего. Я шел туда, в какой-то момент вонь достигала апогея, заставляла мой разум биться в предвкушении, однако в следующий миг просто растворялась, понукаемая прочь вездесущими сквозняками. Откуда она бралась и почему упорно отказывалась до конца растворяться, я так и не смог себе ответить, сколько бы ни рыл окрестности.
Страшно признать, но я чуть ли не выл от тоски, скребя землю, камни, стены, надеясь найти хоть что-то, указывающее на принадлежность этих запахов. Странное чувство, захлестнувшее меня с головой. Номад, видимо, оказался прав, когда в одном из писем бил навскидку, порицая меня за то, что в своем времяпрепровождении и намеренном бездействии я совершенно захряс: как физически, так и морально. Ему было невдомек, что я этого возможно и добивался. Впрочем, радостных настроений и чувства полезного дела, как теперь, у меня действительно давненько не водилось.
Как итог, деревня пуста - ни единой живой души или твари. Деревня необычайно тиха, словно бы даже птицы не решаются нарушить царящее здесь безмолвие. Хотя на ветвях сидят, изредка перелетая с места на место. Не вороны - обыкновенные пичуги, что немного смущает меня с третьим, последним пунктом, - в деревне отвратительно смердит мертвечиной, и чем дольше я здесь нахожусь, тем сильнее понимаю, что запах этот здесь по-настоящему устоявшийся, буквально въевшийся в саму плоть земли. И если поначалу он казался слегка ощутимым, то теперь, дыша через платок, я не чувствовал иного запаха, кроме приставшего гнилья.
Выходит, жители не просто так пропали - не растворились бесследно, чего я опасался изначально. А значит, от этого уже можно начинать действовать.
- Как это растворились? Такого просто не бывает!
- Однако это так, - развел руками старый вояка, видимо, действительно веривший в то, что говорил.
- Абсурд какой-то...
- Отнюдь. Странностей всегда хватало. Одной больше, одной меньше - какая, в общем-то, разница?
- Вы не отсюда, - каким-то внутренним чутьем догадался я, обличив свои мысли в слова перед тем, как успел подумать о последствиях такого нездорового любопытства и чрезмерной проницательности.
Однако вопреки всем ожиданиям, офицер на мои слова не обиделся, и даже несколько смущенно улыбнулся.
- Действительно, я родом не из империи, с ее северных окраин. Но о причинах приведших меня сюда, право слово, говорить не стоит.
Я примирительно поднял ладони - у каждого могут быть свои причины, и эти причины - лишь их личное дело, интерес к которым в некоторых случаях и с некоторых пор в одностороннем порядке может признаться оскорбительным и требующим искупления. Часто извинением золотом, но иногда и кровью.
- Оставим в покое обезлюдевшую деревеньку.
- Оставим, - задумчиво кивнул я. - Но я просто обязан уточнить у вас насчет трупов.
- Каких трупов? - В искреннем недоумении в какой уже раз за сегодняшний разговор уставился на меня усатый дядька.
- Не берите в голову.
Я встал, благодарственно протянув служаке руку. Тот пожал, проводив меня до самой двери.
- Если были б трупы, тогда другое дело, - бормотал он на ходу. - А так... Словно испарились там все. Р-раз, и нету.
- А запах? - Обернулся я на самом выходе.
- Да, запах... Припоминаю. Воняло так, что всех моих ребят прямо там и повывернуло. Да я и сам, что уж тут скрывать... Но вот трупов...
- Странно, правда?
- Хватает у нас тут странностей, уж поверьте.
Я задумчиво пожевал губами, глядя на его хмурое лицо.
- Запах мертвечины есть, мертвечины нет. - Подвел я итог, и офицер, чуть подумав, как-то рассеянно кивнул.
Оказавшись на улице я, во весь рот и никого не стесняясь, зевнул, блаженно потянувшись. Заметившие меня имперские пограничники лишь понятливо хмыкнули - разговор с их начальством дело всегда нелегкое, а зачастую и долгое.
Переливание из пустого в порожнее, сказал бы я, припоминая те два с половиной часа, улетевших в оказавшимся бесполезном разговоре прочь. Вытащить из командира приграничного лагеря хоть какую-нибудь мало-мальски серьезную информацию оказалось делом невыполнимым. Усатый офицер упрямо стоял на своем - пропали и все тут, и так от загадок уже тошно как от прогоркшего масла, а тут еще я со своими нелепыми расспросами. Поэтому приходилось терпеть, снова и снова, виляя хвостом словно лисица из стороны в сторону, пытаясь запутать, задавая наводящие вопросы, потому как иного источника информации поблизости просто не было. А выспрашивать что-либо у подчиненных, здесь, посреди граничного лагеря, минуя обращение к начальству - это только искать себе на голову приключений. Бежать отсюда некуда, ближайшая цивилизация лишь в двух неделях пути на запад.
Зато у подобного лагеря были свои плюсы - увидев врученную мне приятелем грамоту, мне пообещали полное довольствие и, не спрашивая, посадили на армейскую харчу. То есть относительно свободы передвижения и бесплатного пропитания, как и проживания, я мог не беспокоиться.
Пока молчаливо насыщался на одном из притащенных к общему котлу пней, в голове крутились обрывки недавнего разговора - самое полезное, что удалось от него поиметь.
- Я пойду туда. - Не видя иного решения, кивнул я собственным мыслям.
- Там уже не наши земли. Чужая территория.
- Думаете, будут стрелять без предупреждения?
- Нет, - уверенно мотнул он головой, - не будут. На этой границе тишайшие земли, и никому не хочется обострять ситуацию. Да и нужды в этом совершенно никакой.
- Тогда в чем проблема?
- Никакой проблемы, просто предупреждение. Предостерегать вас не от чего, а вот предупредить обязан.
- Насколько я могу судить, вольные баронства?
- Именно так, там, за перелеском уже начинаются баронские земли. И случайного путника они, конечно же, не тронут. Другое дело отряд, но и тут думать нужно на кого зарываться - все-таки мы хоть и числимся дальней заставой, но одно - солдаты империи. - И добавил, видимо, прочитав по лицу мои мысли. - Кто знает, может, закроют глаза на мелкую стычку там, сверху, а может, подобная агрессия лишь развяжет загребущим ртам руки. Бароны ведь тоже не дураки, должны понимать что к чему и предполагать определенные последствия.
Собственно, общаться со столь образованным человеком в подобной глубинке, было сродни любования вальса в исполнении породистого жеребца и облезлой дворовой собаки. То есть ему было здесь совершенно не место, как и оркестру на заднем дворе какой-нибудь фермы. О его офицерском чине я не спрашивал, но что-то мне подсказывает, что высокий - много превышающий обыкновенного командира приграничного гарнизона на тридцать скучающих от безделья глоток.
Как и сказал этот усатый солдат, загадок вокруг действительно полно, и обезлюдевшая деревня лишь одна из них. Кто обратит внимание на такой пустяк, как растворившиеся без следа люди, если и расследовать, собственно, нечего?
Грамота баронам оказалась с собою, в раздутом от всяческих вверительных бумаг и писем подсумке. Брать с собой его весь я, конечно же, не собирался, ограничась одной единственной бумажкой - надолго уходить во владения баронов я не планировал. Другое дело, что судьба и случай вольны распорядиться иначе.
До границы меня проводил молчаливый солдат, на опушке лишь кивнувший, мол следующее поле - чужая территория. Шли пешком, никаких лошадей, так как идти тут оказалось буквально на пятнадцать минут по ноголомным буеракам. А дальше уже самому. Пересеча поле, увидел призывно махающего мне пограничника.
- Здрав буди, путничек. Это какими же тя ветрами сюды занесло-то, а?
- Дело у меня в ваших землях.
- К барону небось, - махнул из них самый младший, а встретивший меня недовольно на него шикнул.
И сам обернулся ко мне.
- Так шо?
- Действительно, к барону. - Я протянул им заранее вынятую грамоту.
- Те к какому барону-то? Евойному, - кивнул он на младшего, - или евойному? - Кивок на последнего, безмятежно разлегшегося на травке. - Эмель, шукаешь, что то би написано?
- Не-э-э, - протянул отдыхающий солдатик, бегло вглядевшись в документик.
- А ты шож, - обернулся первый ко мне, - ежели разумеешь писанное, да давай так, реки, то бишь.
- И ты вот так запросто поверишь? - Хмыкнул я ему, определив, что из них троих именно он главный.
- А че б нет?
Действительно, подумалось, че б нет?
Быстро сориентировавшись по направлению к обезлюдевшей деревеньке, я указал в ту сторону. Вроде и до границы недалеко, должно быть в самый раз.
- Значит, к нашенскому. - Без особого энтузиазма отметил старшой, а младший часто-часто закивал. Глаза у первого довольно блеснули. - Вот он тя и проводит, знач.
Я в очередной раз хмыкнул - солдатики откровенно маялись дурью, и лишь самое пекло не давало им преспокойно гонять самогон на троих. Спокойная территория, делать нечего, дремать жарко. Одно слово - скукотища.
- А...
- А про грамоту свойную младшому все и порасшукаешь по дорожке.
Письмо, заставившее меня двигаться к восточной границе империи, пришло от Номада немного погодя. Это было месяц назад, три недели которого мне пришлось потратить на дорогу, благо я оказался в непосредственной близости к границе. Неясным оставалось лишь одно: либо это я так удачно оказался поблизости от восточной границы либо у знакомца было припасено сразу несколько точек по всей территории империи, и мне довелось попасть именно на эту.
В письме Номад вкратце описывал мне странную ситуацию, произошедшую с населением одной из деревень, то есть его бесследное исчезновение. Стоящий рядом приграничный гарнизон, услышав новости от приносящих им еду товарок из других селений, лично подтвердил наличие странности. Уже известный мне командир собственноручно заполнил рапорт, отослав его начальству в ближайший город с первой же сменной партией бойцов. А уже оттуда, поразмыслив над ситуацией, и оформив документ от имени следующего по списку чина, его передали дальше, пока тот не дошел уже до самой столицы, где его намеревались предать забвению, навсегда поместив в безграничные архивы. И именно там сей рапорт и перехватил столь расторопный Номад, как он мне сам похвалился.
Была деревня и не стало деревни, - вот и все, что он мне поведал. Ни следов драки, ни массового переселения шести семей, ничего. Хотя нет, следы побоища изначально были, как удалось выпытать у усатого офицера, другое дело, что кровь и трупы, им сопутствующие, отсутствовали напрочь.
Узнал я о происшествии четыре недели назад, здесь рыскаю уже чуть больше семи дней. Сама странность имела место быть десять месяцев назад.
Усатый офицер молчаливо передал мне сверток, быстро скосив взгляд на сургучную печать которого, я удостоверился в его полном порядке, и офицера - порядочности. Конверт, отвязанный от лапы почтовой птицы, был полностью цел.
Большегрудая, с небольшой головой и коротким, острым и немного закругленным клювом птаха, по габаритам раза в три превосходящая голубя, словно только и дожидалась того, чтобы посылка достигла адресата - меня, после чего молчаливо взмахнула крыльями. Раз, другой, и, сделав небольшой круг над лагерем, устремилась прочь. Я задумчиво проводил ее взглядом, привев на грубо сколоченную скамейку из расщепленного надвое бревна на подпорках, принявшись неуверенно распарывать конверт голыми руками.
"Уходи оттуда! Немедленно!" - кричала на меня единственная строчка того срочного письма, которым меня выдернули из общества приветливого и гостеприимного барона. Номад пребывает сейчас в истерике и полнейшем бессилии, запоздало понял я, подсчитывая в уме примерную дату отправления. Уже одни эти слова произвели на меня неизгладимое впечатление, а когда я все же подсчитал дни... По спине липкими пальцами пробежал такой предательский холодок, что под ложечкой противно заныло. Сердце на долю секунды замерло, чтобы в следующий миг пуститься вскачь. Как бы там ни было, то, от чего меня пытался уберечь мой далекий приятель, должно вот-вот случиться.
Была бы у этой лавки спинка, я бы обязательно на нее откинулся, а так... пришлось делать вид, что разминаю затекшую невесть от чего шею, судорожно оглядываясь кругом. Все как обычно, все ведут себя естественно - лениво и беззаботно, как и положено на дальних заставах при лояльных командирах. Или мне все это только кажется? Создатели, как же это все не по настоящему! Словно в тягучем сне, из которого я не могу проснуться.
Мой смирный конь флегматично жевал травку чуть поодаль, полностью оседланный и готовый к скачке. Наверняка мне стоило повременить тогда, задуматься, прийти в себя в конце концов! Но я, на несколько лет отрекшийся от мира, мгновенно поддался самому страшному чувству, овладевающему человеком - панике.
- Марек, вы куда-то собрались? - Прямо над ухом прозвучал столь не вовремя возникший голос. Стоило мне сделать лишь пару шагов в направлении своего коня, как из ниоткуда появился командир приграничного гарнизона, цепко ухватив меня за рукав куртки. - Не торопитесь, - легко разгадал он мои намерения.
- Благодарю за гостеприимство, но мне срочно требуется отъехать. - Пробормотал я сквозь зубы, не особо успешно сдерживая охватившее меня чувство.
- Куда? - Офицер не отпускал моего рукава.
Туда! - чуть было не рявкнул я, вырывая из его пальцев собственную куртку. Все произошедшее следом слилось для меня в какой-то запутанный клубок нитей. Я действовал, действовал верно, но все это происходило словно без моего обязательного участия.
Командир схватил меня за предплечье, разворачивая к себе, а я, словно этого мне и не хватало, довершил оборот, ребром ладони ударив его под локоть. Хватка мгновенно ослабла, однако его вторая рука дернулась, полоснув по заклепкам куртки зажатым в ладони кинжалом. Я остался цел, но вот и так неновая одежда обзавелась очередной прорехой.
Второй раз полоснуть, - именно полоснуть, а не уколоть, это было видно по замаху, - он не успел. Охнув, присел на одну сторону, получив удар по колену, и следующий - кулаком в скулу. Я навалился на него всем весом, лицом прижав к земле, а коленом раздавив удерживающую оружие ладонь. Кинжал в долю секунды перекочевал к его шее, жадно впившись в кожу и глотнув несколько алых капель. Кинжал - не меч, - без труда разрежет податливую плоть, нужно лишь легонько надавить. Однако я пока поостерегся от столь скоропалительных действий.
На меня смотрели все, и во всех тех глазах плавала незамутненная злоба, презрение, даже страх. Но не удивление. Не тому, что я одолел их командира, а тому, что я в одночасье стал для них врагом. Как же долго они прикидывались невинными овечками?
- Пеньку... - Голос не слушался. - Пеньку! - Рыча, потребовал я.
Ни один не шелохнулся, продолжая упорно выцеливать меня из самострела. Пришлось налечь на клинок, приподняться словно в решительном движении, намекая на то, что я в любом случае кончу их командира, и только лишь тогда к моим ногам упала размотавшаяся бухта веревки.
Связывать одной рукой лежавшее под тобой тело, при этом поносящее тебя же на чем свет стоит, а вторую не отрывать от остро заточенного клинка, проторившего себе удобную ложбинку в считанных миллиметрах от артерии - то еще занятие. Учитывая, что солдаты даже и не думали опускать свои арбалеты, дожидаясь либо приказа от старшего либо грубой ошибки от меня. В любом случае, шанса выстрелить я им не дал.
Кое-как, пятясь со стреноженным офицером в обнимку, что-то ядовито шипящим в мою сторону, я подбирался к своему коню. Тот, словно почуяв мою в нем нужду, оторвался от травы, сделав несколько шагов навстречу. Спрятавшись за крупом животного, я перекинул через седло пленника, все также продолжая на глазах остальных угрожать ему кинжалом, а на деле просто делал вид, так как теперь я потерял все свое преимущество, и первый же шальной болт в ногу поставил бы крест как на всей затее, так и надо мной. Из такого положения гарантированно прикончить усача представлялось проблематичным.
Я пятился, понимающий конь шел боком, кося глазом то на меня, то на неуверенно замерших на месте пограничников - что поделать, их командир был слишком занят припоминанием моей родни, а на своих подчиненных не обращал ни малейшего внимания. А ведь достаточно было лишь дать отмашку на огонь...
Долгие часы слились в один нескончаемый виток погони от собственной тени. Коренастые деревья сменялись мелким, скудным на листву кустарником, в свою очередь внезапно расступающимся перед покрытыми жесткой травой полями, лугами и склонами редких повышений. Каждый раз конь норовил свалиться в очередную яму, воткнуться брюхом в редкий ручеек, но вместо этого мы каким-то образом все же продолжали бегство.
Это не могло продолжаться бесконечно - внимание притупилось, а силы уже были на исходе. Уже под вечер, в накрывающих землю сумерках, я все же решился остановиться, понимая, что и так слишком долго испытывал судьбу. Я устало сполз, буквально свалился на землю. Адреналин отступил, в необходимый момент пригасив неконтролируемую панику, оставив место холодной расчетливости. Пустая, казалось бы, голова, но на такую зачастую думается лучше всего.
Хрипящий конь, с немой укоризной взглянув на развалившегося хозяина, медленно прошел мимо. Трава, в которой я оказался, была высокой, жесткой и дикой. Неудобной, однако я не делал ни малейшей попытки подняться. Глядел в скоро темнеющее здесь небо, припоминая произошедшее и пытаясь разобраться. И чем дольше я так лежал, тем сильнее хмурился.
Погони я не боялся - каким-то шестым чувством понимал, что ее не будет. Только ни в ближайшее время, необходимое мне для побега.
Беспамятного командира я сбросил спустя пятнадцать-двадцать минут безумной скачки по перелескам и бездорожью. Сами здешние дороги я старательно объезжал, опасаясь случайных разъездов. Как мой конь не поломал себе ни одной конечности в тех буераках, не сверзился ни в один появляющийся прямо под носом овраг, - загадка или, как мне больше нравилось думать, чудо. Подверни он хоть одно копыто, споткнись хоть один раз, я рисковал бы уже больше никогда не подняться, навсегда оставшись лежать где-то в столь же густой траве со свернутой шеей.
Командира обязательно найдут в самой ближайшее время, если уже не нашли. Не верю я, что никто из застопорившихся вояк не бросился за нами следом. А вот дальше им придется попетлять, ведь избавившись от усача, я развернулся чуть ли не в противоположную сторону, гоня флегматичного мерина что есть мочи. К тому же я опасно рисковал, чего брошенное вслед преследование, если ему дорога его шея, делать не будет. И лишь одно но не давало мне успокоиться окончательно.
Конь позволил снять с него сумки, удивленно глянул, мол, мож и расседлаешь тогда, но, заметив мое невнимание, фыркнул. Неплохо бы протереть его от пота, запоздало заметил я про себя, а животное, словно услышав мысли, поощряюще кивнуло.
- Не сейчас. - Сунул я ему в рот нечто сладкое. Тот аж поперхнулся от невиданной щедрости, проглотив угощение разом. И почему-то отошел бочком от меня на пару шагов. Что же я такого ему дал?
Седельные сумки были полностью укомплектованы - все мои вещи оказались здесь, а сверху них запас еды на три-четыре дня самыми свежими продуктами. Я вдохнул их запах, бросил в желудок кусок козьего сыра, запив чем-то сводящим зубы своей кислотой, понимая, что продукты как минимум сегодняшние. На такой же срок запас фуража, воды и крохотный отрезок времени, чтобы прийти в себя и принять некое решение. Последнего не было в сумках, но я его все же мысленно добавил.
Я устало откинулся на ствол дерева, прикрытый со всех сторон густым кустарником - врасплох, если что, меня здесь не застанут. И крепко задумался. Мне не нравилось то, что произошло, а главное, что происходит прямо сейчас. Я ничего не понимаю, но от этого за целую лигу грозит такими неприятностями, что лучше бы мне дальше находиться там, откуда я малодушием выполз. Номад так настойчиво уверял меня в том, что все нормально, что все позади и весь мир не замер в ожидании, что я ему поверил. Да чтоб этого Номада, ведь все выглядело именно так с самого начала!
И теперь - где я? В своих бесцельных и безумных скитаниях я окончательно потерялся. Внезапным письмом меня выдернули из баронства и вытурили из приграничного лагеря, снабдив напоследок всем необходимым, но в ту ли сторону я побежал? А какой, собственно, у меня был выбор куда бежать?
Командир прекрасно знал о содержании письма. Или, может, не знал, но догадывался, на раз раскусив мое резко сменившееся настроение. Вопрос в том, как давно меня там держали под колпаком? Неужели с самого начала?
Судя по всему, я сейчас все еще где-то на границе, удалившись от нее не дальше пары лиг в сторону империи. Примерно между двумя военными приграничными лагерями, если я правильно разобрал пространные объяснения усатого офицера за одной из немногих бесед. Назад возвращаться нельзя, в другие лагеря соваться тоже категорически не желается. Пока я не пойму что происходит, придется вынужденно считать всех встречных пограничников врагами.
А вообще слишком гладко я бежал, и это отнюдь не воля случая. Для моего побега все подготовили, а все остальное - представление, лишь пыль в глаза... Кому? Своим же подчиненным? А сомневаться в игре командира не приходилось ни мгновения: так глупо повести себя, передать мне оружие, подставиться, лишив солдат возможности остановить беглеца, а потом изображать самые искренние гнев и безумие, потерю рассудка сможет не каждый. В то, что он пребывал в бессознательном состоянии, когда я его спихивал с крупа коня где-то там, под деревом, я ни за что не поверю. Значит, именно он помог мне бежать. Он рисковал, причем очень сильно. Несколько раз даже был на волосок от смерти, не удержи я клинка, которым он сам меня, кстати говоря, даже и не пытался ранить, и разрежь плоть чуть сильнее положенного. Жаль, что теперь не у кого уточнить насчет того, чья все же была инициатива седлать моего коня без меня же. Но я и без этого знания догадываюсь.
До ближайшего имперского города семь дней проторенного пути, которыми мне, к слову, пользоваться теперь заказано. Значит, снова перелески, овраги и ноголомные скачки, что увеличивает время пути почти в два раза. При том, что еды у меня всего на несколько дней - три-четыре, которые при желании можно растянуть до шести. Не больше. Вглубь империи, учитывая, что деревеньки попадаются только вблизи военных лагерей, добраться оказывается невозможно.
С противоположной стороны вольные баронства, прямо здесь, буквально под боком - полная противоположность сложнодостижимому городу на востоке. Миновать распитые вусмерть кордоны баронов раз плюнуть, однако никому из хозяев тех земель нет до меня какого-либо дела. Скорее наоборот, узнай они интерес имперских пограничников к моей персоне. Интерес империи к чему либо - всегда звенящая мешочком радость.
Есть еще нейтральная территория, там, дальше, между участками баронств. Некрупный городище-торжок, примерно в трех днях пути отсюда. То самое место, куда меня, видимо, столь навязчиво и толкает некая сила в лице усатого командира приграничного гарнизона.
Все, больше доступных путей не было, или я просто переутомился, чтобы вообще хоть как-то соображать. Пару часов сна, а там, когда окончательно стемнеет, будет видно.
- Разбудишь. - Бросил я где-то бродящему в округе коню, подкладывая под голову подсумки.
Не знаю, почему я решил, что по темноте обязательно разберусь с дальнейшими планами. Странная навязчивая мысль, почти мгновенно погрузившая меня в короткий сон без сновидений, успокоила.
Ночь опустилась на землю внезапно - стоило мне на секунду закрыть глаза, а потом раскрыть, как вокруг все изменилось. Мой конь меня не разбудил, и я явно проспал еще какое-то лишнее время.
Тишина стояла как в гробу. Она была бы абсолютной, если у меня над ухом постоянно недовольно бы не сопели, а в последнее время, как повеяло противной прохладой откуда-то спереди, еще и настойчиво не покусывали за куртку. В общем-то, терпимо, пока конь не начал возмущенно ржать, совершенно отказываясь идти дальше.
- Замолкни! - Шикнул я на него, схватив за ноздри и развернув к себе. Животное нервно уставилось на меня одним глазом, но разрывать округу бесконтрольным ржанием прекратило. Моргнуло, отдышалось и вроде как удовлетворенно фыркнуло.
Старое, поросшее могучим бурьяном кладбище, практически не различалось в темноте. Никакой ограды не было, ни тропинок, ни даже холмиков. Однако явственно чувствовалось здесь старое захоронение по веявшей с этого места прохладе. Дорогу сюда если кто и знал когда-то, то давным-давно забыл.
Но так мне показалось изначально, пока я не увидел в траве, наполовину вросшую в землю и расколотую деревянную лопату. Кто-то здесь был и, по всей видимости, пытался взрыть одну из неразличимых могил. Довольно неудачливый попался гробокопатель, разбив свой инструмент о подземный булыжник - своего он явно не добился. Хотя занимался он этим, судя по всему, несколько лет назад.
Конь в очередной раз инстинктивно дернулся, поведя ушами.
- А теперь представь, как будут реагировать остальные лошади, если даже ты трусишь здесь как последний заяц. - Мои слова остались без внимания, потому что где-то невдалеке хрустнула ветка, заставившая животное испуганно присесть. - Вот об этом я и говорю. Выглядит лучшим местом, чтобы переждать самую бурю, ты так не считаешь?
Естественно, он так не считал.
- Побудем здесь, - отвел я его в густо разросшиеся кусты неизвестного мне растения, к крохотным плодам которого конь, ни тени не смущаясь, приступил мгновенно. Но на меня в ожидании продолжения все же поглядывал. - Побудем несколько дней, поэтому с нашим запасом провизии придется несколько стянуть ременные петли. Теперь еда будет только один раз в день - в обед. Нам нужно протянуть на этом месте как можно больше.
Конечно же, конь моих планов не понял, намеренно укусив мимо ягоды за ладонь. Чувствительно, но сам наглец в ответ только фыркнул, поворачиваясь ко мне крупом. В общем-то, если с едой дела действительно пойдут туго, всегда можно разжиться свеженькой кониной.
В то, что меня преследуют сейчас, я не верил - если я так нужен кому-то определенному, усатый командир придумает кучу отговорок, только бы дать мне время уйти. Примерно пару дней, необходимые для того, чтобы незаметно прошмыгнуть через земли баронов. Ничего не мешает ему на эти пару дней изобразить какую-нибудь лихорадку, запретив валандаться своим бойцам по лесам одним, резюмировав это тем, что я опасный преступник, возможно, поджидающий их необдуманных действий в ближайшей рощице.
Можно долго думать и предполагать, строить догадки, тыкать пальцем в небо, но как оно там на самом деле мне все равно не узнать. Может, солдаты в одной упряжке с их офицером, может, лишь в роли пешек - не знаю, а на тех обрывочных знаниях, что мне доступны, и не узнаю. Но факт в том, что ехать в упорно навязываемую мне сторону я не собираюсь. Да, некто правильно рассчитал, что с таким скудным запасом еды я рисковать не стану, пытаясь углубиться в империю, но и на баронском торжище мне делать было нечего.
Активность поднялась на пятые сутки, когда конь с голодным прищуром в глазах поглядывал на мои ноги. Некто, заметивший мое слишком долгое отсутствие, противоречащее его задумке, решился на активные действия. Меня начали искать.
А в следующие ночи, каковые в этой глуши славятся своей звенящей тишиной, я слышал далекие переклички, хруст палок и веток. Если раньше поиски моего возможного переломанного тела среди канав проходили исключительно днем, то теперь поисковые группы действовали круглые сутки. И, насколько я мог судить, силами не одного и не двух гарнизонов.
Но все это как-то обходило старое захоронение стороной - животные сюда идти боялись, а люди подсознательно чувствовали нечто, особенно не стремясь к пронизывающему даже днем холоду. Это я, безвылазно обитая здесь, попривык и сейчас не особенно обращаю на это внимание, но поначалу был просто вынужден укрывать своего коня попоной, сам греться в его тепле.
О том, что было бы, сунься на это позабытое кладбище кто-либо из ищеек, я старался не думать. И так слишком сильно рисковал.
На десятый день чуть ли не голодовки конь требовательно толкнул меня лбом, а после того, как я отказал ему в дополнительной порции, встал на дыбы, слегка толкнув грудью. На следующий день он не получил пищи, поэтому к вечеру уже был куда более дружелюбен. Иногда мне кажется, что это наспех купленное животное выглядит поумнее многих разумных.
От безделья, перемежая с вылазками к и не думающей затихать вокруг бурной деятельности, я все же раскопал ту самую могилу, на которую позарился давешний гробокопатель. Вопреки всем ожиданиям, в полуистлевшем от времени деревянном гробу не оказалось ничего заслуживающего внимания. Даже трупа не было, если не считать таковым те останки на провалившемся дне некогда плохо сколоченной коробки.
Я уже начинал скучать, прекрасно понимая, что сюда никто так ни за что и не сунется, но и пройти мне самому мимо столь усиленных кордонов не удастся. Только не теперь. И уже ни в одну сторону, даже если бы я желал все-таки попасть на то злополучное торжище. Однако вскоре случилось то, что случайными воспоминаниями заставляет меня передергиваться всем телом. В который раз моя жизнь, не дожидаясь очередного витка спирали, круто повернула, сиганув на следующую по порядку нить.
Холодно, стало слишком холодно, еще успел тогда подумать я. Густой пар вырывался изо рта и ноздрей, оседая прямо в воздухе морозной крошкой. Одежда и волосы почти мгновенно покрылись тонкой инеевой коркой. Под ногами захрустело.
Истошно заржал мой конь, в панике вставая на дыбы. Ему вторили десятки голосов поодаль, как лошадей, так и их всадников. Нечто потусторонне-творящееся почувствовали все.
Я упал на колени, отчаянно пытаясь сохранить хоть сколько-нибудь вертикальное положение, когда земля заходила. Я принялся судорожно хватать ртом воздух, когда дыхание сперло, а все воздушные потоки словно остановили свое движение. Я застыл на месте, прикованный к земле какой-то потусторонней силой, а эта сила... как будто бы искала себе выхода. И тогда начался твориться неописуемый ужас - древнее, позабытое всеми кладбище ожило. Кладбище, границы которого ломали все разумные пределы, раскинулось вокруг - везде, докуда хватало глаз, оно засуетилось. А там, где я сейчас находился, с выпученными от поглотившего меня мрака глазами, был его самый центр. Огромное древнее захоронение... Откуда оно здесь?!
Я не буду припоминать небылиц как пересилил себя, как поднялся, готовясь дать отпор любому врагу. И задышал я вдруг полной грудью, и замогильный холод лишь подогрел и без того кипящую кровь. Как засвистел, засверкал в свете меркшей время от времени луны мой кинжал, чиня добро и справедливость, возвращая мертвяков в мертвяково пристанище.
Нет, все это неправда. Вместо этого я словно провалился в какое-то небытие - воспоминания обрывочны, часто короткими урывками, запечатленными в голове недвижимыми картинками ужаса. Хрипя от ненормальной тяжести, упавшей на мои слабые плечи, я стоял на карачках, едва удерживая вмиг обессилевшее тело на дрожащих руках. Все, что помню, это как ползу пару метров до вкопанной в землю лопаты, словно до недостижимой цели. Как наваливаюсь на нее всем телом, и как проваливаюсь в открывшееся нутро рассохшейся могилы. Крышка хлопнула надо мной, земля погребла руки, ноги, засыпала за воротник. Последний раз, не в силах вдохнуть, я раззявил рот, глотая воздух вперемешку с землею, и потом все померкло - я провалился в то самое гремящее неестественными звуками и воплями небытие.
Сознание приходило рывками. Сначала я понял, что мне нечем дышать, но не придал этому значения, потом появилась жажда, которую я тоже проигнорировал. А следом пришли воспоминания. И вот именно их заслугами я и дернулся. Раз, другой. Заскреб руками и ногами, пытаясь освободиться от навалившей сверху земли. Попытка вдохнуть жалкие крохи воздуха привела лишь к бесполезным режущим спазмам в горле.
Перевернуться в столь замкнутом пространстве, - коробке, - было невозможно, как и подогнуть колени или, хотя бы, упереть в дно руки. Все, что мне оставалось, это ткнуться начинающей паниковать головой в крышку гроба, надавив изо всех сил. Сначала самой головой, а потом, когда крышка чуть поддалась и треснула, расходясь в стороны, и всею спиной. Земля тяжелым потоком ринулась на меня, погребая под собою, но вместе с ней такой свежий живительный воздух!
Я наконец смог подогнуть конечности, остановив падающую землю таким образом, чтобы она в очередной раз меня не засыпала. Чувствовал себя титаном, подпирающим небо, зато титаном живым, не задохнувшимся, дышащим. Однако я замер, звуки заставили меня осторожничать, не торопиться, поостеречься. Звуки... их полное отсутствие. Тишина лежала над кладбищем такая, что ее без преувеличения можно было бы назвать мертвецкой. Холодной, замогильной - все эти эпитеты были бы теперь к месту.
Выбирался я из ямы с трудом, постоянно прислушиваясь к окружению. Ничего не менялось, но это почему-то не успокаивало, а как будто заставляло тревожиться еще сильнее. Земля с грандиозным, как мне тогда казалось, шумом отпускала меня, шелестела моему уходу. Легши в могилу, я из нее восстал.
Сейчас день, с каким-то запоздалым чувством понял я, когда шальной луч коснулся моего взора. Самый разгар дня и неправдоподобно теплый воздух. А значит, ночь позади, и я пережил тот кошмар.
Я устало развалился на земле, отплевавшись и кое-как очистившись от земли, полной грудью вдыхал свежий воздух. Вокруг все оставалось по-прежнему: тот же вид, та же небольшая поросшая невысокими деревцами и кустарником долинка, в которой я прятался, и в которой приютилось такое огромное по своим размерам кладбище. Казалось, это не долина, это земля будто просела под несчетным количеством здесь погребенных.
И ничего... Ни единого следа ночного происшествия. Дерн словно девственно нетронут: не взрыт, не перевернут. Трава продолжала расти там же, где и росла, камни лежать там же, где и лежали, и только лишь в том месте, откуда я выбрался, зияла раной развороченная могила.
Прохлада, хоть и было тепло по сравнению с ночными событиями, едва заметный кисловатый запах и тишина. Гробовая тишина из них всех была самой страшной, потому что с первыми двумя я уже встречался. А еще было страшно тут оставаться, помня какие тайны сегодняшней ночи хранит в себе это место.
Я потянул носом воздух - совсем слабый запах гнили, и ведет он, кажется, прямиком на юг. По моему мнению - лучший ориентир и направление, потому как я уже подозреваю, что встречу у финала.
Приграничный имперский лагерь, за одну единственную ночь порастерявший весь свой гарнизон. Никакого побоища в привычном смысле этого слова не было. Была драка - кратковременный бой с превосходящим по численности противником с закономерным итогом. Против той силы у солдат не было ни единого шанса.
Я задумчиво провел ладонью по шее коня, тоже столь же задумчивого. Меня он нашел сам, вышел на половине пути навстречу и сначала даже не поверил собственному счастью. Странно, но его мертвяки не тронули, а сам он не нарывался.
- Может, дать тебе имя, как считаешь?
Конь фыркнул мне в ухо.
- С другой стороны я никогда не даю имена своим временным лошадям. Но ты ведь не лошадь, верно? Ты ведь конь.
Он с самый серьезным видом кивнул, кося на меня одним глазом.
- Хоть и мерин.
Он негодующе заржал, попытавшись укусить меня за ухо. Я, улыбаясь, потрепал его по холке, прекрасно понимая, что никакого имени ему давать не буду, потому как вскоре мне от него придется избавиться. Надеюсь, продать.
Требовалось зайти в лагерь, озаботиться едой и снаряжением в дорогу, но мы стояли на самой границе, глядя на быстро истлевающие остатки человеческих костей и мяса. Стояли, не смея ступить дальше. Потому как знали, что дальше просто невыносимый запах разложения, уже не раз заставляющий мой пустой желудок припадочно биться в конвульсиях, пытаясь исторгнуть из него то, чего там уже давно не было.
Сладковато-кислый запах аммиака.
- Запах мертвечины есть, - задумчиво проговорил я, - а мертвечины нет.
Глава 2
- Что ты выращиваешь?
Ее комната была похожа на цветник, и тем удивительнее было, что вырастила она все это своими собственными руками. Доступ сюда имели лишь немногие, и приятно осознавать, что я принадлежал к их числу.
- Базилик. - Промурлыкала она, на короткий миг обернувшись ко мне. Я был уверен, что она улыбается.
Комната была полна света, но там, где стояло интересующее растение, как будто оказалось его средоточие. Я попытался увидеть то, что видела она.
- У него листья красивые, на стройной ножке. - Произнесла она таким тоном, словно это должно было мне многое прояснить.
Я критически оглядел кучу тонких стебельков, вымахавших из земли на целый палец и сейчас жадно тянущихся к свету. Некоторые из листьев оказались болезненно завернуты: то ли от недостатка влаги, то ли от ее избытка.
- Красиво ведь, правда?
- Красиво. - Согласился я.
Обыкновенное растение, ничего выдающегося. Наверняка я чего-то не понимаю.
- Итак, мы все-таки встретились.
- Собственно, да. - Не стал я отрицать очевидного.
Хозяин откинулся на спинку высокого кресла, вперив в меня жадный взгляд. Странно было как тон его речи различался со столь безынтересными глазами. Пожевал губами, - воздух здесь приторно-сладкий, - и вдруг сплюнул. Прямо так, на ковер.
- Ну, вот и к чему все это было? К чему те бесполезные поползновения, если в итоге ты и так здесь сидишь?
- Вообще, во мне взыграла жажда жизни. Знаю, глупо.
- Дурак! - Выплюнул он слово и снова сплюнул, теперь уже в другую сторону. - Нервы ни к черту, - посетовал уже совершенно другим голосом, протягиваясь к непочатой бутылке алкоголя, - а еще ты их треплешь.
- Виноват, - развел я руками, хотя виноватым себя не чувствовал ни на грош. Но тут уж мне отвечать перед судом собственной совести. Могло ведь все повернуться иначе, могло, но закрутилось, завертелось и теперь я угрюмый, хоть пытаюсь и не подавать виду, сижу здесь. Пленник без пут и кандалов.
- Можно я задам тебе всего один вопрос? - Откликнулся хозяин, пригубив какого-то терпкого напитка от приторности которого сводило скулы даже на расстоянии в несколько метров. Мне выпить он даже не предложил.
- Валяйте!
- И все-таки, где же ты прятался все это время?
Он пристально вгляделся мне в лицо, и сложно описать те усилия, что я приложил, чтобы во весь голос не расхохотаться - у меня было на редкость хорошее настроение. Он ожидал ответа на неуточненный вопрос - пускай его получает!
- В могиле! - Хлопнул я себя ладонями по коленям, с удовольствием отметив в глазах напротив первую блеснувшую эмоцию - смятение.
***
Дорога от Далии к Криметрику занимает по разному в зависимости от времени года, погодных условий, разбойничьей составляющей в пути, а также от простого направления. Как минимум, к Криметрику ведет два качественных проторенных пути - тракта, еще с десяток большаков и целая куча разветвленных во все стороны проселочных дорог. Тракты наиболее оживлены и безопасны, с раскиданными по всей длине почтовыми и торговыми постами, а также постоялыми дворами, практически никогда не пустующими. Но самые используемые не значит самые короткие. Выгибаясь кривыми дугами, они захватывали все мало-мальски значимые населенные пункты, что для торопящегося путника было не с руки. Как правило, он был вынужден съезжать с этой крупной дороги, ища путь попрямее и покороче. Не всегда разведанный, а потому небезопасный.
Трактом точка назначения достигалась двумя-тремя месяцами торопливого скача, остальными же путями это время сокращалось до месяца. А если рискнуть, как следует приплатив проводникам по незнакомым территориям, то все и вовсе ограничивается двумя неделями.
Однако не всегда все упирается во время, и иногда бывают моменты, когда, выбирая из двух, выбор падает на наиболее протяженный путь, - иначе не поступить. Кому какое дело до лишних пары-тройки дней, если в итоге ты рискуешь не доехать туда, куда так стремишься? Поэтому мне рассчитывать на чудо не приходилось. Да, я знал, что путь долог, как и то, что рисковать на нем все же не следует. И хотя две жалкие недели такого длинного пути и кажутся чем-то несерьезным, и в них хочется верить, задним умом я все же понимал, что это невозможно. Только не в нынешнем случае знакомых действующих лиц.
Тридцать дней я еще пойму, сорок пять - самый оптимальный, по моим прикидкам, срок, но вот четырнадцать дней не вписываются ни в какие рамки. Все, что ниже одного месяца ожидания, лишь подозрительная и неправдоподобная активность.
Я прошел плотными шторами, удивительно чисто выстиранными как для обыкновенной харчевни. Необыкновенными были в ней разве что кусающиеся цены. Зато, в отличие от трактиров, народу исключительно мало.
Кривой стол буквой "П" мог поместить за собою, кажется, до пятнадцати человек, однако прямо сейчас за ним сидел всего один - ранний посетитель сонного заведения.
- Надеюсь, ты обеспечен деньгами, - присел я на лавку напротив него. - Остановиться здесь стоит приличных средств.
Приятель раздраженно махнул рукой, удостоив меня взглядом невероятно невыспавшихся и уставших глаз.
- Должна быть серьезная причина, по которой ты выглядишь столь скверно.
Номад мою пробную иронию не оценил, вновь наградив взглядом тех темных глаз исподлобья. Наверняка у него на языке вертелась целая куча оправданий, выраженная преимущественно в нелитературной форме, но озвучить он их не успел. Только раскрыть рот. Спас ситуацию не церемонящийся корчмарь, без какого-либо предупреждения вломившийся к нам в отдельную занавешенную комнату. Номад тут же нашел для чего применить столь так удачно раскрытый рот.
- Ты куда прешь, скотина? Тебе за что плачено?
- Он глухой, - перебил я набирающего дыхательную мощь знакомца.
- А...
- Однако все понимает.
- Э...
- К тому же немой.
- О...
- Я сам закажу. Чего ты хочешь?
- Н-не знаю, чего-нибудь сытного. На твой выбор.
Я изобразил несколько пассов руками корчмарю, повторив себе такой же заказ, а также что-нибудь выпить, на его, корчмаревское, усмотрение. Сам я здесь еще спиртное не заказывал, поэтому руководствоваться особенно нечем - жалкие солдатские средства, найденные на том побоище, просто не позволяли жить на широкую ногу.
- Давно ел в последний раз? - Поинтересовался я, когда хозяин заведения, удовлетворенно кивнув, вышел.
- Пару дней назад. Кажется, еще в дороге.
Он едва держался, чтобы обессилено не завалиться прямо на стол. Все, на что хватило моего раздобревшего за пару лет знакомца, это добраться сюда в самые кратчайшие сроки, не свалившись с лошади. Все. Теперь он совершенно никакой - хоть приходи и бери его голыми руками, буде кому он нужен.
И все же интересно, что заставило этого никогда не изменяющего себе товарища так отчаянно мчаться в такую даль?
- Все настолько серьезно? - Прежде чем поинтересоваться, я дождался пока не особо расторопный, но и не затягивающий сверх меры корчмарь принесет нам еду, наблюдая, как Номад зверски накидывается на баранье рагу.
- Угу, - кивнул он, давясь мясом и овощами. Не слишком содержательным у нас вышел диалог, хотя с моей стороны требовать большего наверное не стоило.
А он постарел, с каким-то отстранением понял я. Глубокие морщины вокруг глаз и губ, седина на висках, тяжелый взгляд и скованные движения - и это не признаки чрезмерной усталости, это явное следствие его работы. Даже не верится, что за такой короткий срок можно так кардинально измениться внешне. Хотя... неизвестно как со стороны выгляжу я сам. Наверняка обросший, с торчащими во все стороны длинными патлами и буйно топорщащейся бородой.
- Ты получил мое письмо до востребования? - На этот раз я был умнее, и продолжил задавать вопросы только после того, как он отставил быстро опустевшую миску в сторону, потянувшись к кувшину.
- В противном случае меня бы тут не было.
Номад с сожалением оторвался от кувшина, запах содержимого которого он сумел только вдохнуть, вытащил из сумки сверток и бросил передо мною на стол. Я быстро глянул, убедившись что на бумажке, написанной моею рукою, лишь время и место.
- И, предваряя твой следующий вопрос, - разливая, продолжил он, - конверт был не вскрыт. Что это еще за пойло? - Поморщившись, он с омерзением взглянул в свою кружку.
Я осторожно понюхал, попробовал на язык и даже глотнул. Чуть терпкая сладость разлилась во рту.
- Обычное вино, - пожал я плечами. - Слегка разбавленное водой.
- Разбавленное?! - Номад сделал вид, что ему плохо.
- А ты хотел надраться прямо с утра?
- А, ну тогда другое дело. - Он подлил себе еще, глотнув уже с явным наслаждением. - Давно меня здесь поджидаешь?
- Всего пару дней.
- Значит, я вовремя. - Расслабленно выдохнул он, отирая губы и подбородок.
- Вовремя, - кивнул я, перегибаясь через стол. Приятель, явно что-то увидев на моем лице, отшатнулся назад. - Даже слишком вовремя. Не объяснишь, что происходит?