Красовская Елена. Виски с содовой

Виски с содовой

У тебя нет души. Ты - душа. У тебя есть тело.

К. С. Льюис

...А мы мчимся наперегонки с ветром на длиннющих, выше неба, ногах, задевая макушками облака! У каждого в охапке красные маки, васильки, незабудки. За нами летят птицы с синими бесклювыми лицами, ударяет, словно в бубен, песнопенный прибой.

Но чернила на пере Сказителя заканчиваются, и я просыпаюсь.

Небо по-прежнему затянуто вулканическим пеплом, города тлеющими окурками доживают остатки дней. Последние островки жизни медленно заносятся песком, вымирают. Запасы воды сохранились лишь в бункерах толстосумов и городских колодцах, и никто не знает, на сколько их хватит. Дышать почти нечем, но мы держимся. Чем? Виски с содовой.

Прошлой ночью Бадди проигрался в хлам. Дёрнул у меня сигарету и, скрепя сердце, поставил на кон последнюю яхту, намертво впечатанную в пески.

- На кой мне такая недвижимость, - нервно заржал хамоватый хлыщ с лисьей мордой и жидкой бородёнкой. - Воды-то на тыщи лье - на вес золота. Впрочем, оно давно не в цене.

- Некислая выйдет ночлежка, чтобы встретить последние дни, - вяло пошутил Бадди. Конечно, он надеялся отыграться, но где-то в глубине души уже предчувствовал свой безоговорочный провал.

- Повтори, - кинул Лисья морда официанту, который расторопно метнулся к бару, стремясь во что бы то ни стало выслужиться перед клиентом, что платит водой.

Я сидел в углу, потягивая глинтвейн, и думал о благах, которые достались нам на закате цивилизации. Электричество, выпивка, покер - вот и весь джентельменский набор. А ещё крутящие задом красотки, что за глоток воды готовы всю ночь изощряться во всевозможных па.

Утром раздался звонок от Бадди.

- Хоуп, выручай, буду должен, - всплыла на дисплее его одутловатая рожа.

- Тебе во век не рассчитаться со мной, - буркнул я в ответ.

- Ты же меня знаешь, - надтреснуто шаркнул динамик.

Вот именно, знаю. Что паршиво.

Ему понадобился электроход, чтобы проводить людей хлыща к яхте. Сам Бадди по какой-то причине, как всегда в последний момент, ехать отказался. И я вынужден был идти один, рассекая металлоколёсами песок, что брызгами разлетался в стороны, бил по лобовому. За мной, колея в колею, шла пара электроходов, не отставая ни на дюйм.

В городе благодаря неону сумерки были не так ощутимы, как здесь. Или в нас ещё сохранялась иллюзия, будто где-то остались просветы неба? А может, мы просто привыкли не замечать? Не замечать того, как постепенно засыпают пеплом яму с нашими гробами. Мы шутим, смеёмся, задёргиваем на ночь шторы... За городом же, когда глазу открывается необозримый пейзаж лесо-степей, горных хребтов, поддерживающих плечами пепельно-бурое небо, давящее всем весом, рождается чувство обречённости. И ты понимаешь, что выхода нет.

Когда впереди показался ржавый остов погребённой в песках яхты Бадди, я порядком подустал, с трудом удерживал веки открытыми. Песок был повсюду: снизу, сверху, в воздухе, во снах... Сладкая дремота сковала мышцы. Перед глазами поплыли голубые рыбины с радужными хвостами, и я едва успел спохватиться, чтобы не ткнуться носом в руль. Вдавил тормоза в пол и, глянув в зеркало, увидел остановившийся за мной кортеж: водители мирно спали, обнявшись с баранками.

Изо всех сил сдерживая желание отключиться, я пытался сражаться со сном. Но в голове навязчиво прокручивался образ засыпанной песком яхты, пустых кают... Люди хлыща, наперевес с пушками, обнюхивают их сверху-донизу... Я улыбаюсь во все тридцать два, возвращаюсь к своей крошке, проворачиваю зажигание...

Моторы взревели, электроходы дают обратный ход. Что происходит? В голове чёткое ощущение того, что осмотр яхты прошёл успешно, хотя никто даже не выходил из машин. Я стараюсь не подавать вида, следую примеру остальных. А что мне остаётся? Сообщить головорезам, что их одурачили? Вариантов исхода два: либо первые изрешетят меня пулями, либо дадут по башке вторые - те, кто заставили нас думать, будто мы побывали внутри и с чувством выполненного долга возвращаемся назад. Итого, либо через минуту я - труп, либо во власти сна, уверенный, что пригрезившийся обман был всего лишь виденьем. Я решил отмолчаться.

Купол пепла озаряется багровыми всполохами - где-то над ним скатывается за горизонт солнце. Как давно мы не видели неба? Какое оно теперь?..

Никто, в сущности, не знал, что послужило началом катаклизма, и чем было вызвано повальное извержение вулканов, но, как следствие, волна землетрясений захлестнула мир, что привело к всемирному взрыву. Небо затянул вулканический пепел, а вода ушла под землю. Говорят, океан оказался погребённым под тектоническими плитами, и ловить на этой планете больше нечего. Частично выжившие города ещё как-то держатся, но правда заключается в том, что человечеству осталось не более полусотни лет.

Уста одних проклинали правительство и друг друга, на устах других расцветали молитвы, третьи обещали обратить вино в воду, рассчитывая нажиться на шарлатанстве за счёт тех, чья доверчивость вкупе с доброй волей ещё не угасла. Были и такие, кто продолжал бороться, надеясь пробиться к небесам, запустить дирижабли, ракеты, но ресурсов не хватало. Остальные предпочли попросту прожигать жизнь, не задумываясь о днях насущных и о том, сколько их осталось. Мы с Бадди относились к последним.

...Мы лежим в траве, над нами проносятся голубые лисицы, разметающие хвостами сиренево-дымные облака. Заливистый смех звучит над цветущими вереском лугами. Это Ноэль раскачивается на легкокрылых качелях, унося нас в детство - беззаботное время бесконечного лета, кристальных ручьёв и песен у костра.

- Бадди, одолжишь блондинку на час? - приятель уставился на меня ошалелыми глазами. Ещё бы: я ворвался в паб, наглым образом прервав интимное рандеву, и требую его шлюху. - Не кипятись, ты мне должен, - вовремя напомнил я, пока его кулак не успел достичь цели в виде моей выдающейся челюсти.

- Всё, что от тебя требуется, это не спать, - инструктировал я девицу по дороге.

- Хах, - только и сумела вымолвить она, пытаясь сложить на бегу дважды два.

Мысль о странном происшествии на яхте не выходила у меня из головы. Задавать вопросы Бадди я не стал, вместо этого собирался вернуться в пески, чтобы разведать всё наверняка, потому как терзаться догадками мне вовсе не улыбалось. Хотя, по большому счёту, догадок у меня не водилось, разве что - гипнотическое воздействие затаившейся шайки, которая нашла приют на борту развалины.

Наглотавшись под завязку кофеина, я двинул в пески, решив по дороге прихватить кого-нибудь с собой. Первой я вспомнил о Талисе, но не стал звать сестру. Она глубоко переживала гибель родителей, которые оказались в одном из эпицентров. Трудно сказать, боялся ли я бередить её раны или сам не хотел повторно погружаться в тяжёлые воспоминания, но прошёл месяц после похорон, а мы так и не виделись, хотя раньше были не разлей вода. Вспоминал её заливистый смех, чёрные, непослушные кудри... Никого не знал родней.

Впутывать Бадди не хотелось тоже. Он увильнул от поездки, и это наводило на подозрения, поэтому я решил взять в оборот Мию - девчонку, с которой приятель коротал время. Будет знать, как водить меня за нос.

По дороге белокурая красотка без умолку трещала о каких-то талисманах и каменных черепашках, а я молча рулил. Воздух густел песчаными частицами, и юркие ящерицы ухитрялись бегать по ним снизу-вверх - по вертикали. Мия со смехом тыкала в них пальцем, но вскоре заснула. На обратной дороге она с восторгом щебетала, как отлично провела вечер на заброшенной яхте (надеюсь, Бадди порадуется за нас), в то время, как я битый час наблюдал спящую на переднем сиденье красавицу. Пришлось отправиться к яхте в одиночку. Но чем ближе я подходил, тем ощутимей клонило в сон. Привиделось, будто ветра поднимают с земли песок, высыпая неясные образы: песочные часы, восковые силуэты, маски... Слепые и уродливые, они искажаются злыми гримасами, кривляются, хохочут, застилая глаза, и распадаются пылью - колкой, немой. Приходит осознание бесполезности поиска... Всё сожрёт время: тропы, глаза, ушные раковины, твои кости...

Стараясь удерживать в сознании бесноватые картинки, (ведь кто-то же их внушает?) я следую дальше.

"А что, если гипнотический щит стоит сам по себе, никем не поддерживаемый и неохраняемый?" - пришла мысль, но я не знал, моя она или навязанная извне. Единственное, чему я доверял - это намерению проникнуть вовнутрь. Но что, если и оно не принадлежит мне? Почему заснула девчонка и те громилы, а я умудряюсь бодрствовать? Быть может, кто-то хочет мне что-то сказать?

Как бы там ни было, я открыл дверь. В лицо пахнуло непривычной свежестью, почти позабытым запахом чистого кислорода. Неужели ощущения обманывают, потому что ничего, кроме обшитого деревом камбуза, я не увидел. Но, как оказалось, чувства не подвели. Двинувшись дальше, я обнаружил просторную каюту, заставившую ахнуть. С потолка и стен в несколько ярусов причудливым каскадом свисали зелёные растения. Всевозможных форм и оттенков с распустившимися красными, розовыми, жёлтыми цветами, они напоминали висячие сады Семирамиды. Между ветвей плавали разноцветные рыбы, плавно перебирая в воздухе веерами плавников, и я поймал себя на мысли, что всё-таки сплю. Увиденное никак не могло быть реальностью моего мира.

Среди зарослей я заметил фигуру в голубом до пят балахоне. Это был старик. Он старательно выводил гусиным пером какие-то символы на пергаменте. Голову старца покрывал капюшон, вокруг которого золотистым облаком-ореолом мерцали песчаные частицы. Борода волнистым дымком струилась вниз, янтарные прядки, будто водоросли, плавно покачивались в воздухе. Старик походил на мага. Когда-то в детстве похожих старцев я видел в иллюстрациях детских книжек. Так изображались Сказители - волшебники из мира снов, сочинители ночных видений, которые поутру, обратившись в лисиц, убегали за облака.

Завидев меня, старик нахмурился:

- И всё-таки ты не спишь...

Да, чёрт возьми, и всё-таки она вертится!

- Сказитель? - озвучил я первую мысль, пришедшую на ум. - Что здесь, небесные лисицы, происходит?

- Не чушесловь, - упрекнул старик, проигнорировав мои вопросы.

Так вот кто выпроваживал незваных гостей, наводя дремоту.

- Охраняешь свою обитель, чтобы сочинять сны? - слова сами собой произнеслись вслух.

- Я делаю то, что должно, - отрешённо сказал Сказитель. - Быть может, сны - единственное, что осталось нам от старого мира.

- Старого мира... То есть, ты, как манна небесная, послан богами человечеству? - ироничная ухмылка заставила уголки губ подпрыгнуть.

- Это просто моя работа, - отозвался старик.

- Хороша специальность... Жаль, что водой за неё не платят. Или небеса снабжают тебя провиантом? Хотя, о чём я толкую... Ещё Ницше похоронил Бога.

- А потом тот его, - старик сощурился, будто сытый лис.

- Брось, эта шутка стара, как мир. Старик, я точно не сплю?

Сказитель усмехнулся:

- Хотел бы я, чтобы спал.

- А все эти цветы? Плавающие рыбы? Как это получается? - в воздухе пахло зеленью и живительной влагой, свежим ароматом цветения. Пир во время чумы... Не ожидал, что когда-нибудь увижу зелень в таком изобилии.

- Ловкость пера и никакого мошенства, - он вновь взялся за письмена.

Старик лукавит. Наверняка поблизости сохранилась вулканическая полость или колодец, откуда он берёт воду, чтобы заботиться о саде. Но - летающие рыбы? Сон наяву? Этого я объяснить не мог. Если верить старцу, то Сказители снов и впрямь были единственными, кто сохранял людям надежду. Пусть даже во снах.

Хотелось о многом расспросить старика. О том, причастен ли человек к созданию сновидений или только Сказитель решает, что явить нам во сне... О том, свободен ли он или, как раб лампы, вынужден сочинять сны... Но то ли старик не хотел давать ответы, то ли вопросы испарились сами собой, гонимые песчаным ветром, однако я уже не мог ухватить нить беседы, которая только что выплеталась в сознании. Быть может, как-нибудь... "В другой раз," - подсказывал мягкий тенор, откуда-то взявшийся в моей голове, и я согласился с ним, оставив стариковское пристанище.

...Щедрая вода с неба. Мы прыгаем под дождём, стучим в шаманские бубны и улюлюкаем во славу небес. Я, Талиса, Бадди и Ноэль - промокшие до нитки, уставшие и счастливые, бежим к старой коряге. Под ботинками скрипят еловые иголки, отскакивают в стороны шишки; в нашей норе тепло и сухо, пахнет смолой и сахарной ватой.

У церковных ворот, будто воробьи на проводах, ютились бомжеватого вида попрошайки, выставив пустые бутыли в ожидании милостыни. Головы нищих обматывали чёрные повязки, чтобы не набивался песок, но тот всё равно набивался, щипал ноздри, глаза, и побирушки чесались, как прокажённые. Благословенными возгласами провожали они редких прохожих, что наливали из фляг несколько капель воды, и колючими взглядами награждали тех, кто кидал монеты.

"Хочешь помочь - пусти ему пулю в лоб," - сказал как-то Бадди то, что сидело у всех в головах. Запасы воды и без того истощены до предела. Зачем продлевать жизнь тех, кто сам не в состоянии позаботиться о себе?

- Подайте ради всего живого, - раздались напевные призывы, но, просканировав мой равнодушный взгляд, просящие сообразили, что не дождутся подношений, и тотчас потеряли ко мне интерес, занявшись привычными занятиями: почёсыванием зудящих мест, попытками разгрызть зачерствевший в прошлом столетии хлеб.

Один из побирушек поднёс к пересохшим губам бутыль, дрожащей рукой приспуская с лица повязку. Но склянка вдруг выскользнула и опрокинулась на песок. Вода выплеснулась, быстро впитываясь в землю. Нищий заорал дурным голосом, сгребая пальцами грязь. Его сосед тотчас подхватил упавшую бутыль и поспешно стал трясти её над губами, хватая ртом уцелевшие капли. Заметив это, первый накинулся на вора, и они кубарем покатились по пыльной земле.

Люди давно не верили в богов: ни в старых, ни в новых, ни в единого. Церкви занесло песками задолго до песчаных бурь и землетрясений.

Когда-то в детстве я спрашивал у бабушки, откуда берутся тучи, и она рассказывала о янтарноокой Ноэль, что танцует небеснодивные танцы на облаках, взбивая их в пену и посылая на землю дожди. С тех пор Ноэль часто являлась ко мне во снах, ныряя туда то ли из колыбельных матери, то ли из-под пера Сказителя. Пора детства тем и хороша, что в тебе живёт вера в чудо. Но ты взрослеешь, миф рассеивается, и однажды утром понимаешь, что верой в небылицы ты можешь жить только во снах.

Но сегодня мир перевернулся. Я увидел Сказителя собственными глазами. Увидел. Сказителя... Не во сне. Былые россказни вдруг обрели очертания яви. Возможно, мир сошёл с ума, но тогда мне с ним по пути. Пусть скептики продолжают устраивать пляски на костях усопших религий, мне же вдруг остро захотелось поверить. Поверить, быть может, в чудо, каким бы коротким оно ни оказалось. Отвести последние страницы сказке. Быть может, Сказитель явился знаком? Ступенью к чему-то большему, высшему... Быть может, боги - не вымысел, и им нужна наша вера так же, как нам вода, думал я, подходя к храму Ноэль.

Бронзовая, позеленевшая от времени и увечий дверь застонала тягучим скрипом, нехотя разевая пасть. Из тёмной утробы тянуло сыростью и прохладой. По нефам песком вьюжился ветер. Царивший полумрак казался серым и неуютным, очертания силуэтов скульптур застыли в пустоте безвременья, не потревоженного ни лучом света, ни дыханием кадил. Витражи стрельчатых окон были частично разбиты. Когда-то они играли на солнце сотней оттенков, переливаясь рубинами, изумрудами, лазурью. Сейчас же их осколки валялись под ногами на холодных камнях. Камни молчали тоже.

- Ноэ... Где же ты? - проронил я, удивившись бесцветию голоса и его робкому в сводах эху. - Отчего не заводишь небесные пляски?..

С потрескавшихся фресок взирали безучастные лица. Тусклые и равнодушные. Я вдруг ощутил нелепость действа. Прийти в храм, в котором никогда не был, просить о помощи у тех, кого никогда не знал... Воспевать в горестный час ту, которую не славил в час радости? Глупо. Лживо. Не потому ли боги отвернулись?.. А жили ли они здесь когда-нибудь? Или чхать хотели на всё сущее. Быть может, все бедствия - их затея? Вздумали поквитаться за неверие? В груди разрастался комок пустоты и, нарывая, вдруг лопнул волной отторжения. - За что? Чем мы не угодили? Тем, что пытались быть счастливы? Не мы выбирали землю. Она выбрала нас. Посыпай же головы пеплом. Превращай колыбель в могилу. Смейся! Но знай, Ноэль, ты не погубишь нас. Мы выживем. Мы всё исправим, мы превратим землю в рай, только тебя в нём не будет.

Ночь прошла без сновидений.

Я пытался представить солёный бриз, воздушных змеев, но те никак не хотели превращаться в сны, исполненные ощущений. Пробуждение не дарило чувство, словно вынырнул из горного родника светлых образов. Прежние эмоции исчезли, будто их и не было никогда.

Сумеречное утро казалось ещё более мрачным, чем обычно. Куда ушли сны? Внутри шевельнусь беспокойство, принялось ворочаться, переваливаясь склизким тельцем с боку на бок, но так и не сумело улечься. В надежде угомонить непрошенного поселенца, я глотнул прокисшее мерло, сварганенное в подпольном подвальчике, но оккупант не желал стихать. "Разве могло с ним что-то случиться?" - уговаривал я себя, но в конце концов сдался, прыгнув в электроход.

Вторая волна тревоги накатила в песках, когда, приближаясь к жилищу старика, я не ощутил тягу ко сну. Отворил дверь, но неожиданной вспышкой мир вдруг подкосился, и я провалился в темноту.

Очнулся в сыром погребе от боли в затылке. В ноздри врезался запах плесени и мха. Где-то капала вода. Вода? Я поднял голову с пола и не поверил глазам: передо мной, будто привидение, стояла Талиса. Тёмные волосы, платье - узкий крой.

- Что ты здесь... - я запнулся. Из темноты выступали чьи-то фигуры. Их лица скрывали маски с птичьими клювами вместо носов, а в прорезях глаз лежали тени. Стало немного не по себе.

- Оставьте нас, - кивнула им Талиса. Лучистые глаза сестры казались уставшими и отчуждёнными, щёки впали - прежняя красавица в ней почти не угадывалась.

- Кого будем вызывать? Жаль, не предупредила, я захватил бы с собой мел, - отсалютовал я в качестве приветствия. В моём воображении при виде клювастых масок тут же нарисовались ритуальные свечи, пентаграмма и жертвенный стол.

- Т-сс, - Талиса поднесла к губам тонкий палец и кивнула на дверь - противоположную той, через которую вышли её сообщники.

Повернув ручку, мы каким-то чудом оказались в лесу у старой хижины. Тёплая ночь накрывала сосны звёздным саваном. На поляне потрескивал костёр, вьющийся сизым дымком.

Талиса сняла с огня котелок, предлагая чай.

- Хочешь? - в её голосе дрогнули нотки заботы.

- Конечно, - кто в нашем мире не хотел сейчас пить? Горячий напиток, обжегший горло, разлился теплом по венам. Мы сидели на бревне, и ароматы летней ночи сладко дразнили ноздри. В траве пели сверчки. Пришло ощущение, будто мы нырнули в сказку.

- Что ты искал на яхте? - только сейчас, кажется, я начал осознавать, что передо мной живая Талиса.

- Позволь мне задавать вопросы, - голос прозвучал резче, чем нужно, и я постарался смягчить тон, пусть и не совсем успешно. - Может быть, объяснишь, что за маскарад? Зачем вам Сказитель?

- Так ты знаешь... - выдохнула она то ли с облегчением, то ли с грустью. - Понимаешь, мир умирает... Возможно, Сказитель - наш последний шанс.

- Пф. Для чего? Ночная анестезия не лекарство от болезни. Что Сказитель может сделать? Сны - это всего лишь сны.

- Я расскажу тебе, - Талиса доверительно склонила ко мне голову, и я почувствовал знакомый запах её волос. Они пахли фиалками и туей. - Сказители слагают сны... - тихо начала она. - Это особый мир, некая параллель, куда переносятся наши сознания, когда мы спим. Материя и всё, что нас окружает в реальности - словно клетка, соты, а сны - пространства между ячейками... Мир снов так же реален, как наш. В нём могут жить сознания, но не тела. Ты же понимаешь, что с гибелью всего живого уйдём и мы. Будет ли это небытие или загробный мир, своего рода надуровень - никто не знает. Будем ли мы осознавать своё в нём пребывание - неизвестно... Но мы точно знаем, что сознание может сохраняться в мире снов, даже когда лишено клетки тел. Мы можем жить там - в сновиденческой надреальности. Постоянно. Только представь! Вечное, счастливое существование. Bсё то, что мы видим сейчас во снах станет нашим родным домом.

- То есть ваша клювастая банда договорилась со Сказителем о переносе сознаний в мир снов?

- Да, да, - Талиса улыбалась. Её глаза искрились светом, на личике играли оранжевые отблески костра. Мертвенная бледность сошла, появился румянец - казалось, она оживает.

- А как быть со Сказителем? Он останется коротать свои дни в нашем мире?

- Какое-то время, да... - она запнулась, отчего стушевалась. - Но мы думаем, что, поселившись во снах, нам уже не понадобится поддержка Сказителя.

- Кому "нам"? Что за бред... Сестрёнка, ты хоть веришь в то, о чём говоришь?

- Братство считает, что это единственно возможный вариант, - пробормотала Талиса.

- Уф... То есть, "братство" разработало этот идиотский план и держит Сказителя в заложниках собственной утопии? Так вот почему к нему на аудиенцию не пробиться. Странно, что им не удалось вогнать в сон меня, в отличии от остальных.

- Вероятно из-за того, что ты мой брат... - предположила Талиса, стряхнув со лба чёлку. - Наши сознания родственны и во многом схожи. Сказители могут видеть души. Они настраивают щитовые волны снов так, чтобы огибать членов братства.

Это многое объясняло. Возможно, сличая сознания, волна приняла меня за сестру, и я прошёл идентификацию.

- Могут видеть души... - отсутствующе повторил я. - Ты часто приходишь ко мне во снах. Мне кажется, что мы и сейчас спим. Этот костёр, ночь. Мы как будто перенеслись в детство...

- Хоуп, представляешь, а ведь мы можем всё вернуть! Жить в мире детства вечность, - её голосок звенел счастливыми нотками. Открыто, искренне, как в старые времена.

- Нет, ты не понимаешь... Сны - не наш мир, - в горле першило. - Это выдумка. Фантазия. Блеф. Наш мир здесь, Ли. Наша жизнь здесь.

Талиса мотала головой, не желая понимать:

- Наш мир рухнул. Наше спасенье - сны.

- Они - забвенье, фальшь. Пусть сны дарят тёплые эмоции, но это всего лишь эмоции. Мы должны пробуждаться. Всегда. Чтобы жить дальше.

Глаза Талисы потухли.

- Ты никогда ни во что не верил! - вдруг зло огрызнулась она, отвернувшись.

Я пожалел о том, что погорячился. Она хотела верить... Хотя бы в сны.

- Ты совсем малышка, - ласково произнёс я, пригладив ладонью её взъерошенные волосы, согнав запутавшегося в них мотылька.

Талиса повернула ко мне осунувшееся, повзрослевшее лицо:

- Нам пора. Ты должен вернуться в город. Не приходи сюда больше. Никто не должен узнать о Сказителе. Мы стараемся уберечь его. Понимаешь?

Я кивнул. Она просит сохранить ей веру...

- Могу я увидеть его?

Талиса с сомнением заглянула в мои глаза.

- В последний раз, Ли.

- Хорошо.

Она проводила меня обратно в погреб.

- Вот эта дверь.

- Погребок с дверьми во все измерения?

Талиса улыбнулась:

- Мы всё ещё на яхте.

- А лес?

- Полусон, полуявь... Сказитель экспериментирует с образами.

- Мы ведь ещё посидим там?

Талиса отвела взгляд.

...

Войдя к Сказителю я ощутил терпкий запах незнакомых растений. От золотистой бороды старика тянулся мерцающий шлейф, обвивая собой густые заросли, теряясь в них. Голубые рыбки ныряли в листву, стряхивая росу, неожиданно выпрыгивали оттуда и снова пропадали в зелени. Где-то в глубине сада журчали фонтаны, птицы выводили затейливые рулады. Были ли они настоящими?

- Ну, и где ты прохлаждался этой ночью вместо того, чтобы слагать сказки, старик? - протянул я, памятуя ночь без сновидений. - Или ты решил взять отпуск без содержания, потому что вдохновенная муза покинула тебя?

- Быть может, она покинула тебя? - проворчал Сказитель. На мгновение мне показалось, что его зрачки сузились в две вертикальные щели.

Ах, вот какие пироги. Он ещё ёрничает.

- Ты намекаешь на Ноэль? - спросил я, вспомнив пустой храм с одиноко гуляющим по нему ветром.

- Ноэль? - золотистые брови Сказителя подпрыгнули вверх.

- Я разговаривал с ней.

Взгляд старика испытующе застыл на мне, ожидая продолжения.

- Она не ответила, - признался я.

Сказитель спрятал улыбку в усах.

Вредный старик. Из него и слова не выдавить.

- Работаешь над перемещением сознаний братства в мир снов? Сам-то хоть веришь в это?

- Я всего лишь слагатель снов.

Но ведь не может быть всё так... глупо! Ведь зачем-то он здесь. В нашем мире. Ведь не для горстки фанатиков, верящих в надреальность?

- Послушай, привратник миров. Я, конечно, тот ещё скептик... Но ведь не спроста ж Сказители пришли в этот мир. Никто уже сотни лет не верит в сказки, но сейчас, когда всё катится лисицам под хвост, небеса вдруг являют чудо: тебя и этих рыб, - я махнул рукой на плавающих в лианах чешуйчатых существ. - Скажи, как это возможно? Как ты засылаешь нам в головы сны?

- Это происходит само собой, - уклончиво ответил старик. - Макаю перо в чернила, скребу им по бумаге... А видения сами создают свой мир.

- И ты можешь поручиться за то, что он не рассыплется, когда в него переместятся сознания всех людей?

Старик, казалось, колебался.

- Скажи, - меня вдруг осенило, - ты слагаешь только людские сны? Я хочу спросить... Ты ведь можешь перенести моё сознание в сон бога?

Сказитель посмотрел на меня, как на умалишённого:

- Боги являлись во снам людям, но ещё ни один человек не являлся во сне богу.

В его тоне, казалось, звучало скрытое торжество.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошли черноклювые.

- Лимит исчерпан, Хоуп, - сказал один из них, не снимая маски.

- Это сработает! - воскликнул я, не обращая внимания на вошедших. - Старик, покажи меня Ноэль.

- Безрассудство, - глухо отозвался тот. Казалось, он вновь взял себя в руки. - Если для вас жизнь сознаний по плотности всего лишь сон, то для божеств тем же сном является материя. Вы для них пшик, эфемерность. Никто и глазом не моргнёт, когда сны рассыплются в прах. Жизнь материи - тлен. Сон одного из богов.

- Да вы издеваетесь. Какой ещё сон...

Человек в клювастой маске указал мне на дверь.

- Её сон - водоворот измерений. Ты сгинешь. Ничего не вернёшь.

Я чуть не вышиб старику дверь, хлопнув ею на всю вселенную.

- Эй, а что это пролетело такое?

- А, это жизнь... Она всегда тут пролетает.

Бахнув поутру вискаря, я принялся шататься по переулкам. Сон, говорите? Акай. Пусть это будет самый никчемный сон в вашей коллекции.

Небо сыплет песком. Бросает горсти в глаза, стучит в висках: "Ну, давай же, Хоуп, я хочу увидеть, насколько далеко ты можешь зайти и сможешь ли обыграть меня."

Смогу ли? А что я могу? Меня звали когда-то Хоуп. Я проектировал дома. Безумные конструкции из стекла и бетона. От фундамента и контрфорсов до дверных ручек и шпилей крыш. Сейчас от них остались только воспоминания в моей черепной коробке. Хотел бы я, чтобы они сохранились в мире снов, как память планеты? Вряд ли. Воспоминания бестелесны, их нельзя осязать. Не отвечая потребностям, они блекнут, утрачивают функциональность и всякий смысл. Утерянные знаки эпохи, которой больше не существует.

Но я смогу. Не сомневайся. Я придумаю что-нибудь. Буду грызть асфальт и рыть землю, пока не найду воду, буду потрошить Бадди, пока из его гениальной башки не вывалится дельная мысль. Когда-то он был способен свернуть горы. Куда пропал тот стремительный и рисковый, с пронзительным взглядом и живыми мозгами парень, который мог из груды металлолома собрать электромобиль или даже два? Он мастерил продвинутые штуки, пока не спился. Совсем как русский, только Бадди. Когда-то мы мечтали мотнуть на цветном фургоне в рассвет... Только рассветов в ближайшую сотню лет уже не предвидится. Да и Бадди, который после катастрофы дневал и ночевал над чертежами, надеясь озариться идеей, в итоге поднял в потолок бокал и нарёк его лучшим из того, что с ним случалось.

Нам не осталось ничего, кроме виски.

Опустившись на ступени, что вели вниз к набережной, где когда-то текла река, я уставился на покорёженный бетон. Вероятно, похожий вид имеют сейчас континенты, ломкими кусками разбросанные по безжизненной планете.

Я спустился ниже, отогнал голубей, которые зачем-то волочились за мной. Вот же живучие твари! У нас апокалипсис, а им - хоть кол на голове чеши.

- Нет у меня хлеба! И воды нет.

На дне, среди обломков играли дети. Один из них подбежал ко мне, показывая расплавленные камушки. Когда-то в детстве у меня тоже были трофеи, свои, редчайшие. Глаза покалывало - не от песка.

Я сглотнул сухой ком.

К вечеру ветер усилился. Бил песком в уши, воротил валуны.

- Тебе так и не выдали повестку к богу? - спросил Бадди. Я, наконец, посвятил его в историю со стариком.

- А ты до сих пор не отыгрался? - парировал я, поёжившись. Ночи становились всё холодней. Быть может, стоит перестать таскать за собой якорь земной материи и отвязать от ноги цепь? Но я не был готов проститься со старым миром. Не сейчас.

- Да гори оно всё, - отмахнулся Бадди. - Вода и воздух - вот и всё, ради чего осталось жить.

- Это не всё...

Хотелось многое ему сказать, но слова не шли. А те, которые были сказаны - подхватил ветер и закружил в песке.

Этим утром город не проснулся. И без того мёртвые улицы опустели вовсе. Люди не встали с кроватей, не вышли из домов. Будто мор накрыл землю. Мы носились с Бадди, как оголтелые, расталкивая задремавших у барных стоек пьянчуг, незнакомцев на порогах питейных, бомжей у храма. "Не спать, не спать!". Некоторые открывали веки, взгляды приходили в осмысленность, другие же не подавали признаков жизни. Слабый пульс - сомнительное утешение, я догадывался об истинной причине комы, в которую впал город. Похоже, орден клювастых открыл крестовый поход в небеса.

Главное - не спать, не спать... Не видеть снов. Не поддаться, не слиться. Несколько раз набирал Талису - но та молчала. Мне нужно было найти Сказителя. Хотел схватить за бороду и вытрясти душу из его голубого хитона. Конечно, в нашем мире старика и след простыл, нужна была дверь - Туда. Если старый плут сумел создать проход в сновиденческие реалии, куда он пускает сестру, то и я смогу отыскать его... Заливался содовой, цепляясь за рыбьи хвосты у себя в голове, но те увиливали, словно змеи. Я знал, что заснув, могу не проснуться, но понимал, что бодрствуя, ничего не сумею исправить.

Наконец, окружающая реальность сдалась, постепенно мутнея, отступая на дальние слои, - я ухватил, нащупал дорожку... Поплыл по течению вслед за стайкой серебристых рыбёшек. Краем сознания всё ещё понимал, что не сплю, но круговерть образов уже подхватила меня, потащив за собой. Подо мной стелилась иссиня-ртутная ткань океана, теряясь на горизонте в золотистой дымке. Мы летели, отражаясь в бликующей ряби китами.

Только бы отыскать след - золотисто-лазоревый шлейф Сказителя. Рыбы проносились над океаном, задевая поверхность воды плавниками, и солёные брызги летели в стороны, окатывая с головой. Неожиданно вода накрыла меня целиком. Тёплая и густая, словно парное молоко, она приняла меня в распахнутые объятия. Захлестнула ласкающими телами нимф, что сливаются с волнами, обращаясь в негу. Нагие плечи, бёдра... Солёные прикосновенья губ. Вокруг струятся тела... Ими дышишь, в них утопаешь, будто в тягучем мёду. Капкан? А быть может, завеса - холст с нарисованным на нём очагом, в котором застреваешь, вязнешь, но стоит ввести пароль, отдёрнуть - покажется нужная дверь.

В голове что-то щёлкает, и я перелистываю страницу. Перед глазами шелестит рыжее море, колышется пушистыми хвостами лисиц, что бегут своими тропами, петляют, теряясь в кедрах и елях, которые, словно палубы, возвышаются над ними. Глаза разбегаются, но я хватаю взглядом одну - голубую лисицу, и припускаю за ней, сломя голову, боясь потерять из вида. Но вдруг проваливаюсь в красные маки. Вижу перед собой огромного, словно облако, лиса с четырьмя мордами и золотыми щелями тысячи глаз. Он глядит на меня в упор, покачивая девятью хвостами, будто готовясь к прыжку.

- Эгей, вот ты где, - говорю девятихвостому. - От меня не скроешься.

Лис улыбается, цедит сквозь зубы:

- Хотел бы - скрылся б.

Отчего-то трудно дышать. Горло сжимают спазмы.

- Зачем ты начал эту чёртову миграцию в сны?

- А ты не понял? Если исчезнут люди - исчезнут сны. Мой мир испарится, - поясняет лис.

- Значит, тот старик в нашей реальности - проекция? А все эти лисы - Сказители?

- Каждый из нас проводник в свой мир, - отвечает лис. - Чтобы выжить, нам нужны обитатели.

- Вот как... - удивляюсь, но не его словам, а тому, что качнулось в воздухе. Что-то липкое, грязно-бурое заходит на вираж и обрушивается с неба, клювом-стрелой пикируя в темечко лиса. Я вскидываю перед собой руки, и ударная волна, что сорвалась с ладоней, отшвыривает лиса в сторону. Пернатый скользящим касанием успевает процарапать одну из морд, но в следующее мгновенье когтистые лапы лиса уже сжимают мёртвой хваткой горло птицы.

- Пусти-и, - сипит существо, но Сказитель непреклонен.

Пичуга, хрипя, жёлто-чёрным пятном растворяется в лапах зверя, вытекая сквозь поры сна. Одиночные серые перья поблекшими пухом продолжают кружиться вокруг лисьих морд.

Мы молчим, приходя в себя.

Где-то на горизонте тают, уносясь вдаль, опалённые солнцем ветра, прихватив очередную усопшую душу. Ветра неизбежности.

Что будет с нами? Что будет с Талисой? Во снах мы играли в детство, даже не догадываясь об изменчивых реалиях общих снов, когда каждый снимает маску и становится собой - тем собой, которого ты не знаешь.

Молчание затянулось.

- Не знал, что ты уязвим.

- Все уязвимы, - скупо бросает Сказитель, и я понимаю, что лисы не умеют благодарить. Да уж, кому доставит быть уличённым в собственной слабости? - Мы защищены в переходах между мирами, но, погружаясь в мир, подчиняемся его законам так же, как вы. Мы тоже боремся за выживание. Порой - между собой. Некоторые решили, что, уничтожив друг друга, больше снов получат на нос.

- Сказители выслеживают друг друга? - я вспомнил хлыща, которому проиграл Бадди.

- Да, но не своими руками. Скорее всего, птаху, - он кивает на недавнее место борьбы, - подослал кто-то из наших.

- Значит, ты тоже ищешь способ... Сохранить себе жизнь. Почему бы тебе не поселиться во снах богов?

- Я обитатель множества миров, но в каких-то ещё менее званый гость, чем ты здесь. Ты ведь пришёл остановить меня? Зачем помог?

Пожимаю плечами. Наверное, потому, что ему верит Талиса? Но неужели...

- ...выхода нет? - задаю вопрос вслух.

- Ты про свой план со снами богов? - Сказитель скептически прищёлкивает языком. - Ты не вернёшься.

- Ты можешь попробовать.

Сказитель снова молчит. Устало, безразлично. На мгновение мне кажется, будто он спит, но вот золотистая дымка, охватывающая зверя, густеет, скрывая его из вида, а затем и вовсе рассеивается в воздухе, не оставляя ничего. Тяжёлые головки маков качаются надо мной, развеивая по ветру дурманящий аромат. Лис, который гуляет сам по себе... Что за манеры...

...А она выходит, светлолунная, с косым месяцем во лбу, взвивается в причудливой пляске, поднимая вихри розопенные, и вскипают медвяные пряди волос, разливаясь зарницами.

- Ноэль, - зову её, и понимаю, что сон не мой.

Вижу огоньки золотых глаз Сказителя - он кивает, даёт добро.

В моих руках - цепи, шаткая дощечка под ногами, и ветер свистит в ушах. Ввззвии - и облака падают вниз, ввууух - уходят вверх. Я раскачиваюсь на качелях. Страх сводит позвоночник. Прыгнуть? Туда, к ней, в облака... Или открыть глаза в своей постели, под слоем пепельной завесы?

Ржавые цепи впились в костяшки, впечатались. Но я разжимаю пальцы, отталкиваюсь от доски. Прыжок кажется вечностью. Повсюду её чертоги, повсюду одна она. Златокудрые волны, белогривые небеса. Мне девять лет, ей - вечность с хвостиком. Вот обернёт небоозарённый лик, вспыхнут янтарём глаза - опалят, сожгут дотла. Страх сковывает суставы. А она оборачивается. Улыбается, наполняя сердце радостью до краёв. Совсем дитя - девчонка. Прячет за спиной что-то, не отдаёт.

- Будешь со мной рисовать?

- Буду, - улыбаюсь в ответ.

Ноэль раскрывает краски, протягивает палитру. И танцует, встрепенувшись хвостами-крыльями, разливая по ветру лазурь. Мы берём в руки кисти и рисуем небо, пляшем посреди облаков, и лазоревый смех венчает утро.

Сквозь жалюзи пробиваются лучи рассвета. Впервые за долгое время. В темнеющем пепле неба - клинки просветов. Оно дышит! Живёт.

- Живёт! - выдыхаю, ополоумев. Высовываюсь по пояс в окно. Нас ждёт череда рассветов. Новая череда рассветов! И фургончик на заднем дворе.

Неожиданно по небу прокатывается колесница - сквозь пепельные бреши срывается вниз вода. Хлещет, унося реки песков, смывая пыль с ржавых арматур. Дети выбегают на улицу, хватают дождь разинутыми ртами, прыгают босиком по лужам и смеются на весь мир. Среди детей, как девчонка, скачет Талиса. И смеётся вместе со всеми.

Я улыбаюсь.

А где-то в баре Бадди раскупоривает очередную бутылку и хлопает себя по карманам в поисках телефона, чтобы набрать мой номер.

- Это нужно отметить, Хоуп, - трещит динамик, на дисплее расплывается довольная рожа Бадди. - Виски с содовой?

Комментарии: 1, последний от 19/04/2016. © Copyright Красовская Елена (shantel@mail.ru) Размещен: 19/04/2016, изменен: 19/04/2016. 41k. Статистика. Рассказ: Фэнтези Иллюстрации/приложения: 2 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Постапокалипсис в фэнтезийном мире. Архитектор Хоуп случайно попадает на заброшенную яхту друга, где встречает мистического сказителя. Встреча меняет представления героя о реалиях, открывая ему новый мир и возможные пути к спасению человечества.

Красовская Елена : другие произведения.

Виски с содовой