Не останавливаясь, Александр залпом выпил его, прихватив со стола зачерствелый хлеб. Жена испуганно застыла в рваном халате.
- А ну с дороги, стерва! Долго пялиться на меня будешь?! – двинулся к ней муж.
Женщина в страхе попятилась, едва не сбив при этом пятилетнюю девчушку, выглядывающую из-за ее спины.
- Осторожней, дура! – взревел Александр, залепив жене звонкую пощечину.
Губы женщины задрожали.
- Саша… Сашенька, не пей… пожалуйста, не пей… - едва слышно прошептала она, последним усилием сдерживая слезы.
Муж молча открыл новую бутылку.
- Ну, иди ко мне, Надюшка, - растянул он губы в улыбке и уселся на скрипучий стул, раскрыв объятия.
Малышка выскочила из-за матери и радостно подбежала к отцу, сходу запрыгнув к нему на колени.
- Вот ты какая у меня, - ласково пробормотал мужчина, любуясь детской нежностью, проступившей на лице дочурки. – Доча. На меня похожа. Только нос мамкин.
Он попытался чмокнуть ее, но колючая щетина явно не нравилась Надюшке.
Он протянул дочке пробку от бутылки. Раздался заливистый детский смех, гулко застучали пятки – счастливая дочь побежала в свою комнату.
Жена неуверенно приблизилась к мужу, по ее щекам катились робкие слезы.
- Сашенька… - тихо начала она. – Ну, не пей… пожалуйста.
- Заткнись, баба! – рыкнул муж. – Чтоб сегодня еще бутылок купила! Мужики придут.
- Но… у нас уже денег нет… - пролепетала женщина.
- А мне плевать, - бросил Александр через плечо. – Займешь у кого-нибудь.
- Саша…
- Отвали, - презрительно фыркнул муж. – Мне на работу пора.
* * *
Надюшка тихо сидела под столом, медленно перебирая в руках металлические пробки маленькими пальчиками. В ногах у нее лежала старая наполовину облысевшая кукла Люба – давний подарок матери. Это были единственные игрушки девочки, но она и не жаловалась. Знала: заноет – получит подзатыльник, да и мама потом будет долго плакать, а папа – долго ругаться злыми незнакомыми словами. Надюшка внимательно рассматривала отцовский подарок. Эта крышечка отличалась от остальных, хотя взрослые, возможно, и не заметили бы разницы. Но на то они и взрослые, чтобы беспокоиться по своим более важным взрослым проблемам. А у Надюшки глаз был наметанный. Сейчас она задумчиво повторяла узор, который обнаружила на этой крышечке. Это занятие полностью завладело ей. Сидя под столом, она рисовала на полу обугленной палочкой. Тихо. Она никогда не шумела. Девочка не говорила. Вообще.
Надюшка закончила узор. Еще раз посмотрев на результат, она сосредоточенно кивнула, подобрала куклу, сжала в маленькой ладошке крышечку и крепко прижала к себе. Кукла пахла мамой, а крышка – папой. Девочке нравились эти запахи. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Так проходили дни.
* * *
В одно утро Надюшка проснулась от крика. Сонно потирая глазки кулачками, она пошлепала на звук. В комнату она зашла как раз вовремя, чтобы увидеть, как от удара отца падает мать.
- Саша, не надо! – это были единственные слова, которые можно было разобрать в ее рыданиях.
- Заткнись, скотина! – заорал муж и, единым рывком схватив жену за волосы, поставил ее на ноги.
- Саш…
- Закрой рот, кому сказал! – снова последовал удар.
Женщина, безуспешно пытавшаяся подавить слезы, поднесла ладонь ко рту и выплюнула два зуба. Побежала кровь.
- Тварь, сейчас все тут замараешь, - с шипением начал Александр, отталкивая от себя жену, при этом брезгливо морщась и отворачиваясь.
И тут его взгляд наткнулся на дочь.
- Надюшка, - протянул он руки.
Девочка молча перевела взгляд на скорчившуюся у его ног мать.
Попятилась.
- Надюшка, постой! – повысил голос Александр, но дочь развернулась и быстро побежала прочь.
- Стой, кому сказал! – крикнул отец, без труда нагоняя девочку и поворачивая ее лицом к себе.
Как только его руки коснулись ее маленьких плеч, Надюшка заплакала. Громко, навзрыд.
- И ты туда же! – зло крикнул Александр, резко отпуская дочь. – Да идите вы все лесом! Тоже мне, дамы!
И, больше не обращая внимания, он быстро натянул куртку и ушел, хлопнув дверью.
Надюшка забилась под стол, в самый дальний, темный и пыльный угол. Раньше она его боялась из-за свисающей с краев паутины, а самих от пауков ее бросало в дрожь. Однако теперь ей стало как-то все равно. Странное чувство для пятилетней девочки, Надюшка интуитивно ощущала всю глупость и неправильность ситуации. Так быть не должно. В конце концов, она еще ребенок! Ей бы бегать да с другими детьми играть, а не рисовать под столом. Холодильник не должен быть пустым. Мама не должна плакать. Папа не должен злиться.
Перед глазами снова выросла запечатленная детским сознанием картина: грозный отец, у ног которого валяется побитая мама. На видавшем виде халате – новые рваные дырки.
Надюшка сжалась в комок, прижимая к груди куклу. Очень хотелось плакать, но она боялась. Вспоминала отца. И сжималась еще сильней.
Мать так и не смогла вытянуть ее из-под стола. Промучившись часа три, она оставила дочь в покое и легла на кровать. Усталость и нервное истощение дали о себе знать – женщина быстро уснула.
Надюшка тихо вылезла из-под стола и осторожно проследовала на кухню, готовая в любой момент броситься обратно в свое убежище. Ей было очень плохо, но выпустить слезы она не решалась. Мало ли что.
Девочка точно помнила фразу, которую ей однажды сказал отец:
- Слушай, дочь, - наставительно проговорил он тогда, усадив ее к себе на колени. – Слушай и запоминай. Когда тебе будет плохо – да не просто плохо, а очень даже паршиво и погано - вот это, - рука с широкими узловатыми пальцами показала на стоявший полный стакан, - вот это – лучшее лекарство! Никогда не дает осечек!
Непонятно, почему именно этот момент так хорошо запомнился, но это сейчас было неважно. Главное, что на столе Надюшка обнаружила стакан отца. Он был полон. Видимо, в спешке Александр забыл про него.
«Когда тебе будет плохо – да не просто плохо, а очень даже паршиво и погано, - вот это – лучшее лекарство».
Пахло из стакана так же, как пахло от крышечек-игрушек. Так же, как пахло от папы. Надюшка взобралась на стул, и, свернув на пути две пустые тарелки, дотянулась-таки до «лекарства». Колебалась секунды три, а потом выпила. Залпом, как папа. Горло тут же сдавило в спазме, зрение пропало, на глазах выступили слезы. Легкие отказывались принимать кислород. Последнее, что почувствовала Надюшка – это приятное чувство полета и тепло.
Врачи долго не ехали. Не заводилась машина из-за холодов. Когда же они прибыли на место, им только и оставалось, что констатировать смерть. Синяки жены мало кого волновали. Позвонили на работу Александру. Тот сразу протрезвел от такой дикой новости и пулей примчался домой. Не верил. Бил жену, что не уследила. Женщина даже не противилась – она тихо плакала, склонившись над дочерью.
* * *
Хоронили Надюшку на третий день, как и положено. Соседи поспособствовали, собрали деньги на гроб, организовали поминки.
Александр сидел, бессмысленно глядя вдаль. Три дня как водка перестала давать свой эффект: мужчина был трезв, как стеклышко, хотя выпил больше любого, собравшегося за столом. Жены не было – ее увезли на скорой прямо с кладбища. Не протянет долго.
Гости по очереди вставали, что-то говоря и при этом активно жестикулируя. Александр не слышал их. Да и гости, собственно, тоже его не замечали. Пользуясь этим, мужчина вышел в другую комнату.
Стол. Александр нагнулся и увидел причудливый узор, слегка потертый, нарисованный горелой деревяшкой. Рядом были аккуратно разложены крышки от бутылок. Лицо Александра окаменело. Он медленно опустился на колени и бережно, с нежностью обвел каждую из пробочек, ничего не сдвигая с места. А потом уткнулся лбом в ножку стола и закричал. Неистово, громко, что-то умудряясь говорить при этом. На него никто не обращал внимания: всех занимал более важный процесс – как бы напиться на халяву, да побольше.
Когда сил на крик уже не осталось, Александр завыл. Глухо, тоскливо, с болью. Так, что душа уходила в пятки. На кухне замолчали, всего на секунду. Кто-то предложил вызвать врача и получил такой ответ:
- Оставь. Не каждый день единственная дочь умирает.
Трапеза возобновилась.
Ушли гости далеко за полночь. Александр так и не вернулся к ним. Он бы не вынес этих притворных пьяно-сочувствующих взглядов. Сил не было. Эмоции иссякли. Александр почувствовал, как все его существо наполняет черная пустота.
- Умерла… Надюшка… Надя… Надежда моя… умерла… - время от времени повторял он, прерываясь судорожными вздохами и рассеяно поглаживая пробки.
Утром позвонили из больницы. Сообщили о скоропостижной кончине жены. Александр принял это известие с пугающим спокойствием. Он почувствовал, как его душа медленно съеживается и скукоживается, обращаясь в пепел и тлен. Александра это уже не волновало. Он вошел в кухню.
На столе стоял стакан водки.