День со днем не схож, и обволакивающая город овсяная пасмурность, читаемая в замерших на нас с потолочных фресок "оттуда" "земнаго суща образом, ангела естеством"(1) мускулах лиц и недокрученных, - как их, незримых, отобрал для передачи в "сегодня" стародавний двигатель времени(2), толкавшийся среди учеников Гирландайо и античных статуй во саду ли, в огороде Лоренцо Медичи, - динамичных поворотах с отяжелевшим от дождевой влаги взметом свободных краев римских тог рассеивающейся при отрыве от торсов энергии, стекает по чертам сфинкса вчерашнего ослепительного солнцестояния, стягивая в воду мокнущее бумажное воспоминание о поникшем перьями лучке гиацинта, о китайской певчей игрушке с заводом, золотыми крылышками принакрывшей горшок с землей на подоконнике и грудкой по нем распластавшейся от перегрева и жажды(3). Джинсы, надетые по случаю грянувшего снаружи паводка, глотками нерезких шагов, вышколенных при выходе за дверь приказом к соблюдению аккуратности, тянут ухмыльчатыми пятнами до подколенных ямок сиропы, которым автоматически присваивается отметка выше ожидаемого, широко и глубко - прощай, нафабренная ваксой пара обуви! - разлившегося в улицах, вымощенных илом и снегом, Нила. Сахарные головы снега слепо высовываются из-под волочащихся над ними кимоно теплых воздухов, разрезанных для удобства хождения по хребту сугроба облаченных в них акаций, и мы, повергнутые в раздумья лужей, как свинцом залившей дорогу вдоль дома от уха до уха, зазываемся какой-то доброю душой в возрастном обличье согнувшейся фигурки с хозяйственной сумкой без молнии, в которой трепетно переносится от прилавка в дом большая, в ярусных оборках, с упирающейся в бок ручкой народницы, подцвеченной ярко-зеленым нарукавником, бутылка постного масла, приметившей понятную нашу перед стихией растерянность, в сымпровизированные на месте вырванного буша(4) ворота Расемон(5), подпертые с обеих сторон лаковыми очередями поднявшегося на цыпочки кустарника, семенить благополучной узенькой просадью по всхолмью, удерживаемому арьергардом зимы. Становится людно, и все шествие хлопотливо спасаемых друг другом бусин перетекает гуськом по правилам простейшей, сожженной на пустыре временем, обутым в сапоги-скороходы, наладонной игрушки по желобкам лабиринта в болтающиеся по прорубям дворы и машущие дверями магазины.
Вывиливаем на захваченный атлантическим теплом, отмытый щетками брусок охряными, красноватыми, графитовыми, белесенькими камушками обложенного асфальта, мыслесотворенными драконами свою зимнюю спячку до того заполнившего, что сейчас вижу в нем Смауга(6), золотою монетою инкрустированного, вот он бок его, метящий приближение угла, как, чуть отступив, подтверждают этот же угол две согнутые о колено черные полоски мягкого автомобильного полотна, похожего на сэндвич с выступившей по краю жирной серебристой прослойкой тунцеспинных трамвайных путей. И моментально открывается главное русло, подбирающее под себя малейшие ручейки бугристых въездов в массив линяющих по фасаду многоэтажек. Поджав под себя колеса, вспотевшие жуки одной силой воли пробираются системой трещинок в коре земли. Нас подхватывает и недолго несет пока что небурный поток, и, прежде чем будто ведром выльет к цели, на ступень супермаркета, на островке с частоколом ребер, запрещающим механизмы, старенькая бабушка тихо окликает нас показать лесного аристократа - хвостом и клювом сбалансированный овал тщательного пера и пуха, в мечтательности повисшего на одревесневшем канате под раздерганной кисточкой рябины. Второй свиристель стынет в краткосрочном сне двумя трапециями ниже ветвистого, в алых брызгах, купола по соседству.
Ломовой ледоходный ветер, грудью навалясь, ворочает кучки прохожих, лохматя их, завернувшихся в обрывки пальто, заботясь более всего о том, как бы не стала река, и потому нести ответственность за пропуск своей остановки предоставляется посередь торосов путешествующему. И столько всего красноречивого происходит вокруг; одновременно, куда не кинь испытующий взор, случается, - что поди только успевай вспышкой пяти человеческих чувств на долгую память тюками препровождать: дикое, перетрудившееся солнце ли секундно высунет на город простоволосую, взлохмаченную лучами голову; по шелестящему при порыве тоненькому взвеньгу - совершенно сохлый прошлогодний листик, по неказистому виду - измятый морщинистый пакет ли, прорвавшись, кисло-сладко опаивает вешний день оранжевизной не в сезон египетского ноздреватого биллиардного шара, на ковшик вытянутой к нему руки апельсином послушно закатывающегося.
март 2014
Примечания:
(1) - имеется в виду роспись потолка Сикстинской капеллы, которая всегда, мнится, живет в облаках в небе над головой;
(2) - Микеланджело Буонарроти;
(3) - соловей из сказки Г.Х.Андерсена "Соловей";
(4) - кустарник;
(5) - Ворота Расемон: Новеллы/ Акутагава Рюноскэ;
(6) - имя дракона из книги Дж.Р.Р.Толкина "Хоббит"