То, что его который год нет в живых, очевидно, освобождает меня от необходимости быть такой, какой я незаметно сделалась после многолетнего проживания под одной с ним семейной крышей. Я понимаю это умом, однако, ничего не могу поделать с исказившимся - как мне кажется, раз и навсегда - взглядом на мир. Дело осложняется тем, что основная часть жалкой жизни проходит в забытьи по Платону: на стенах первобытной пещеры разворачивается грубое представление театра теней. Иногда в темном углу меня посещает прозрение, но оно сродни единовременной вспышке теплящихся в очаге углей, и лишь ненадолго возвращает к вполне осознанному существованию в теле.
Но сегодня мне приходят удивительные по своей простоте и действенности вещи, вроде того, чтобы ущипнуть себя несколько раз за щеки и попытаться, не глядя в зеркало, сымитировать мимикой и позой торжество, ликование, может быть, даже восторг при виде воображаемого поверженного врага. Взамен изрядно поднадоевшей гипсовой маски я начинаю ощущать собственное ужасно незнакомое лицо. Нарочитая костно-мышечная форма, некоторое время лишенная истинного величия победителя, после ряда попыток мало-помалу наполняется обнадеживающим эмоциональным содержанием.
И, - кто бы мог подумать, - меня овевает освежающим бризом новизны.