О КОРОЛЕ АРТУРЕ И ЕГО РЫЦАРЯХ, НАПИСАННОЙ Т.МЭЛОРИ)
Редкостью по тайне рождения несравненною, вровень с драгими каменьями желательною гостьей на пиру перебираемых без запинки в семье славной крови, очень, обычно, ревнующей по представлению в обществе по достоинству своего дома, утонченных вещей, молчаливо, но исчерпывающе внятно прибавляющих ценности убранству, каковое хотят узреть надетым поверх атласных в уложении, заданном фантазией модного цирюльника, слегка взволнованного экзаменацией посуленного самой значительностью предстоящего выхода королевского присутствия на торжестве, на блестящей головке кудрей или гладкой греческой прически или обвитым вокруг высокой шеи родовитой, невозможной (быть созданною по человеческому намерению, но лишь при содействии Господа Бога) красавицы, мерцающей морскою жемчужиной из порфироносной глубоководной раковины Премудрости, тоненько оправленною в венчик золотых зубчиков для восхищения сиянием под нею в короне (вкупе с еще доброй сотнею окатанного мантиями моллюсков крупного русалочьего перламутра, пожертвованного дарителем, спасшимся Ее посредничеством) лица Пресвятой Девы, вызывающиеся (из людей, каковые льнут по природному расположению первоочередно) называть перед ювелирными изделиями духовную благодать (вроде не имеющего мыслимо представимой цены, утраченного, но могущего вдруг быть возвращенным верующим через какую-то лавру, (куда выходит туннель, прокладываемый в нарастающей скале времени ангельскими силами, как заведенными машинами, ровно на деления, как раз только ликвидирующие изменение в сторону увеличения сАмой толщи, которой положено обозначаться особенной, всегда постоянной величиной, то есть, как бы дверцей до поры внезапного для всех восставления светового столба от мощей опять, вынуждены мы сказать, незнаемого, когда не знаем в точности лавры, святого в высь пространства божественной тверди, населенного невидимыми созданиями Неба), рукописного апостольского экземпляра Евангелия I века) рассказывают, что один менестрель на Кельтском соборе двенадцати королевских сладкопевцев исполнил песнь о победе сэра Ланселота Озерного над драконом, несколько отличающуюся от получившей распространившееся хождение за столами, накрывающимися по числам, к коим всеобщей историей у нас всё, как радостное, так и печальное, в чем мы волновО движемся, будучи народом-с-Богом, приурочено.
СорокА речными руслами облагодетельствовалась тогда сплавляемая Умным Плотогоном в Царствие Небесное земля островов и ближайшего к ним материка, пестревшая пущенными полоскаться флагами английских и французских королей и герцогов крови на полюсах магнита Ла-Манша, соединяющего их в предмет, обоюдо привлекательный для глаз обеих наций, пребывавших в поре, активизировавшей в натурах саксов и норманнов алчные гены Завоевателей, сбросившая с себя тяжесть (злого) духа, исторженного очень старым, заручившимся дьявольским всемогуществом драконом Геронтиусом в результате кровавого убийства его по приговору Суда, обращавшегося на заре мира с подобным же поручением к Михаилу Архистратигу, отсечения головы Тьмы, не до конца истощившего противостоянием души благородного рыцаря лишь заступнической молитвою за него самого святого Георгия, с заметным предпочтением покровительствующего кристальному в клятвенном намерении служить проводником Господней Воли воинству, далеко не очертя голову решающемуся на -- верно расчету, не имеющему под собой любви ни к близким людям, ни к Отечеству, не сравнивающегося с тем-в-светлом-доспехе, который спросился в сердце жить истинным орудием Бога, - человека, небезопасно (тем, что трудно будет с плеча своей нерешимости после уже снять) примеривающего на себя шкуру раба малодушия, -- кажущиеся безнадежными такие дела. Столькими, по три да по четыре ряда затянувшимися водяными извивами представились причиненные раны прощального ущерба, традиционного плана в пунктах и подпунктах для которого не составлял мозг ада, искаженный отсутствием в нем всякой добродетели, положившись на нечто, на как бы черноту без луны и звезд, в которую сублимируется гнусное, одним помышлением трансформирующее морских птиц в умирающие при разлитии в прибрежьи нефти, страшные от одевания в сплошной ее тягучий на них покров бедные создания, серное и смоляное марево от пола до потолка подземной среды, в коем и питание, и плоды деятельности Искусителя Жизни. Ибо, перетекая и катясь как бы самопроглоченными бездушной золотою ящеричною кольчугой вонючим мясом и костьми среди камней пустующих ныне гробниц, оглашающихся длинноречивым эхом непрерывного падения куда-то в бездонную щель звонкогремящей драконовой монеты, из коих плоско лежавший под маленькими минутными смерчами гуляющих на воздухе сухих ивовых листьев безмысленный прах людской скоро поспешил, соткав по памяти, врученной им ожидавшей его у последнего одра вечности, прежние фигуры, истлевшие в лучшем на день успения платье, всюду пробитом вышивальными стежками, нередко приделанном к меховому воротнику, собраться с гранитных плит и с грозным аквилоном, помогшим кое-кому и в мелочи, как то: подкатив перстень к руке или меч, улетучиться, Геронтиус отравлял существом сатаны святилища Духа Святого, живые и мертвые, и те, в какие голубь Отца мог кружением стремительно низойти, то есть вот-вот бы уверовавших в Господа Иисуса Христа.
Сорок связанных в условный легион бесов сидели (словно в том человеке в стране Гадаринской, изнутри которого договаривались сего отвергнутого рода духи изгнанья с Сыном Божиим о своем переселении в стадо свиней,) в перевернутом, согласно законам во всем обратного к Царствию Небесному мира, ковчеге летающего дракона, вяло, на одно сложенье, (предуведомляющее ветер о возможном раскрытии трех основных здоровенных коленцев, смыкавшихся теперь в убранный на рею каждого дубового его плеча вообще-то тридцатиметровый черный кожаный парус,) выпустившего в камнях обманчиво смехотворные крылья, одноглавость коего, продавленная по бокам опалесцирующими в непроглядном мраке при извращенном свете невидимой планеты Вельзевула глазами, льстящая человеческой беспечности отсутствием затруднений с запасом сил для многократного занесения меча над шеей златобрюхого Геронтиуса, кроме требуемых от отважившегося на подвиг рыцаря к случаю обычных, призвана была заслонять как бы вырезанными из белой бумаги силуэтами абсолютно черный за ними лист.
В тонком сне побывавший, стававший на колени в ночь на пятидесятницу перед иконою Богородицы, устроенной в нише природной внутрискАльной пУстыни (специально отлучившегося в монашескую обитель за маслом) отшельника Хабаккука, выздоровевший благословленными Пресвятою Девой стараниями оного от смертельной раны на шее сэр Ланселот, изучив свиток древнего пергамента, с коим он очнулся в сведенной судорогой правой руке, чтобы нагреть под утро на пламени неугасимой лампады, спрыгнул со стены квадратной башни, которую давно, опережая мертвецов, как-то очень стремительно покинул вечный караул заклятых адом рыцарских гробниц, держа в железных рукавицах изготовленное по типу бороны стальное оружие направленным для нанесения одновременного удара в семь уязвимых только таким образом вязигоподобных точечных мест на хребте проползавшего по земле хитрого дракона Геронтиуса, распрямлявшего с опасностью для себя синусоиду своего поганого тела единственно в тисках между башней и надгробными камнями именно под зубцами, на которые был сориентирован тайной картою, составленной Иосифом Аримафейским, Озерный рыцарь.
Образовавшиеся извилистые реки, поднятые впоследствии без оставления Музе физической географии фиксируемого следа в зачет инакого, фактического подкрепления к словесному существу песни менестреля в обители Творца "небу и земли" чудесами, продолжавшимися во все время явлений Святого Грааля рыцарям на острове Англия, получили через отшельника Хабаккука в покровительство имена святых мучеников, пострадавших во времена гонений на веру, - вот как поручила Царица Небесная прославить их духовные подвиги.