О КОРОЛЕ АРТУРЕ И ЕГО РЫЦАРЯХ, НАПИСАННОЙ Т.МЭЛОРИ)
Как бы вытянутое в полосу для разбега крылатых коней, о каковых существах мы наслышаны, ибо бывали встречаемы на зеленых островах, окруженных священным щитом, в коем ото всех святых друзей Иисуса и (самого) Иосифа Аримафейского - по паре обеих их собственных рук, (плотно прилегающих контурообразующими сторонами ладоней от мизинца до запястья, и от указательного до суставов большого пальца, и разорванными периметрами выступающих вверху пятисвечником пальцев), каковой (сборный щит) непостижимым способом совмещает свою в природе бытность постоянными дождями и туманами и бытность сопутствующую, делящую главенство с природною и лишь кажущуюся нам надуманною и вторичною, - и сие, надо сказать, вчинено человеку какою-то небесною карою в заблуждение, когда весь сотворенный мир прибегает к живым помощам Ангельских чинов от Серафимов до Ангелов-хранителей, когда нам сию бытность нельзя не брать первопричинною, то бишь превосходною над погодным следствием, - как бы отпечатками капельного серебра в тонком лунном мире под положенными на его эфирную стихию ладонями, раскрытыми к земле уповающих и надеющихся, ладонями, пальцы коих как бы и проводят на острова живоносную воду замысловатыми оросительными системами, обращаясь друг ко другу соединениями под углами в девяносто, шестьдесят и тридцать градусов, словно мерцающими какими (сих водопроводных труб) волновыми (свето)кольцами, всюду соблюдая изысканную математическую зависимость, каковой корней мы, сколько ни бейся, а ни за что на свете днем с огнем не отыщем, ежели, начав с указательного перста, и выдержим серебряным или итальянским карандашом непрерывную линию от кисти до плеча и от плеча до стопы небесного защитника, коему тот первоначальный палец принадлежал, ибо выпуски на поле Божественной Игры оного сына человеческого, (в коем живо свидетельство Господа о Себе, ибо оный есть тот, кому справедливо пришло от Него благодеяние по сказанному царем Давидом(1): "ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление"), ибо ходы оного защитника простому смертному неисповедимы, иначе когда бы монастырские послушники и подвизающиеся на религиозном поприще истинно уверовали, что, как правда, что всюду великая польза им читать в Святом Писании: "Он прозирает из века в век, и ничего нет дивного пред Ним; нельзя сказать: "что это? для чего это?", ибо все создано для своего употребления; благословение Его покрывает, как река, и, как потоп, напояет сушу"(2), так правда, что, глядишь, ан нет переворота взыскующего сердца в сердце большего, возлюбленного Богом и людьми Моисея или же Илиево, каковой был пророк огненный, чье слово "горело, как светильник", ибо вот оно, опять у читавшего сие преткновение, что как бы менее малого лесного ореха от тыквы очутится вдруг в его правой руке по закрыванию книги Иисуса, сына Сирахова, и сие страдание, может, до исхода из тела души мучило бы спасающегося в монастыре какими-то вечными муками, не живи послушники и монахи бок о бок с каким из сих мудрых детей Бессмертия, не стой в одном с оным храме на одной с оным церковной службе, не топчись на снегу в морозы, выдергивая поленца, и не помахивай себе топориком у дровяника в монастырском дворе, каковой сей сокрушивший главу дьявола святой подвижник, "претихий и кроткий угодниче Божий" сию минуту тихонько или быстрым шагом пересекает, ибо самоё жизнь оного как бы иной раз просветляет решительнее слова, к каковому искушаемый сатаною человеческий ум, отодвигая преображение искателя куда-то за дым, поднимающийся от концов дымящихся головней, позабывая насущную надобность все время бодрствовать, вдруг вырабатывает привычку не отзываться слезами умиления и радости, и, хуже того, усыпляться не то, чтобы поднимающею свой рог гордостью, (страшной не столько чудовищностью какого-нибудь в галереях аллегорического образа, сколько привлекаемыми оною бедами), но как бы тут уму приходит ужас беспробудным сном незаметно смариваться, вот как если бы, упавши человеку в ущелье, замерзать ночь в снегу, каковая, якобы не имеющая яда сноподобная гордость, есть как бы некий нарост болезненного поражения, не сродственный Царствию Божию, каковое близко, ибо оное, как сказал Иисус, обитает в человеке, на каковую сердце, глянув на святого и тут же на себя, другой раз и возмущенно дико вознегодует, то есть здесь самое святая жизнь святого научает: "выслушайте меня, благочестивые дети, и растите, как роза, растущая на поле при потоке; издавайте благоухание, как ливан; цветите, как лилия, распространяйте благовоние и пойте песнь; благословляйте Господа во всех делах; величайте имя Его и прославляйте Его хвалою Его, песнями уст и гуслями и, прославляя, говорите так: все дела Господа весьма благотворны, и всякое повеление Его в свое время исполнится"(3), так что, посему, чесать кому из нас себе затылок или не чесать, то как дело, так и разумение - каждого, а пальцы, то бишь, персты святых, буде прибавленными к хранилищам ладоней, спасают взвесь и влагонасыщенную пелену, под коей плавают в северном море сии зеленые острова, от пересыхания, и вот за хрустальных слез чистоты холодным озерцом, на дне коего, сами не чуя, как дышат, сгрудились черные камни, шло как бы полосою для разбега крылатых коней, -- о каковых все здесь наслышаны, ибо встречались, о чем не в застольную шутку будет сейчас сказано, в незапамятные дни рыцари, "вышедшие" и "не вышедшие" лицом, но, однако, достойно проведшие свои многочисленные поединки полями турнирных сражений в арки, увитые плющом и алыми и белыми плетистыми розами, коими мы, с позволения читателя, обозначаем благородные победы, ибо сии арки, говоря языком менестрелей, есть арки славного военного триумфа, (словом не те, покуда не зарекомендовавшие себя неофиты, как и не другие, что совершили пока или же во всю жизнь один или два прекрасных подвига, ибо оные, остающиеся, увы, небогатыми трофеями рыцари в построениях перед народом проходят, как словно бы хоть бы записные храбрые, конечно, но все-таки рядовые рыцари, ибо путь иных, с большой буквы Рыцарей, коих мы видим в сиих умственных построениях, набрасываемых здесь весьма общо, с целью разграничения, так сказать, мифических земель занимаемого между рыцарями положения строго по результатам заслуг на королевской службе, Рыцарей, выставляемых как бы военными маршалами, должен быть, очевидно, что называется, усеян великолепными призами, а не сверкнуть одною-двумя золотыми наградами, скажем, из-под листа лопуха), словом, бывали встречаемы редкие, избранные рыцари, запомнившиеся ловко, то бишь со знанием дела, восседавшими на каких-нибудь грандиозных вымерших тварях, от невероятного размера лесных и пустынных хищников до говорящих драконов, запомнившиеся оседлавшими ветробежцев и гиппогрифов, каковых скакунов известная скопидомка Королева История, увы, заставила испариться, подчистив канцелярским ножом труды Иосифа Флавия, Фукидида и Геродота, дабы сократить хозяйственные расходы на бумагу для обширного диссертационного комментария, касающегося вещей, получивших в кладовках величественного Красного Замка, занимаемого сей Дамою Погибельных Пушек, Арбалетов, Мечей и Алебард, "законное" место в разделе дурацких волшебств, и на содержание садовников, окапывающих кусты лавровишни, ибо ежели нет комментария к животному, носившему на своей спине Александра Македонского, удивительному, божественному гиппогрифу Буцефалу, коего, заметим, что все четыре конечности оканчивались лошадиными копытами, а не когтями орла, то нет и венка на голову за победу в сей прогнившей насквозь исторической категории, - итак, шло за озерцом как бы вытянутое в полосу для разбега крылатых коней, (сказочные стати коих, выношенные летающими кобылицами, не делающих различий между твердым профилем горы и облаками, принесенными сюда течениями воздушных масс и натыкающимися на скулы оной как бы рыхлыми краями своих колеблющихся под копытами, шатких льдин, выправлены как бы допускаемыми до безошибочного скока по валунам), каменно-черное, пологое, неправдоподобно равномерно поднимающееся в точку космоса, затерявшуюся в бесконечности звезды, (латинское имя коей немо, как морская рыба, ибо не растрачивает попусту дара речи на непосвященных в расчеты управляющих узлов Судьбы, восход коей и стояние над горизонтом земли даже менее для нас представИмы, чем дьяволы, вампиры и привидения, ибо оные испытывают терпение человеческой души, а немая звезда проливает свой свет как бы в тетрадку астролога, являясь оному символом, открытым ученому взору на схеме астрологических домов и созвездий, сияющим довольно схематично и как - отсюда нам незаметно, и оная - как бы острая (в глазу) соринка, запекшаяся на обратной стороне эбонитовой Тверди, выпавшая из потока астероидов, притянувшегося к изнанке Неба на скорости описываемого им вихря и улетевшего куда-то прочь, - находится там, в черноте далекого космоса, как бы ничего не делая, так вот, шло, значит, за озерцом воды, питаемым святым источником в виде трилистника, каменно-черное, пологое, как если бы это была длинная, лежащая на земле, очень широкая и очень слабо накренившаяся вследствие того, что под один из ее краев попало что-то вроде жерди, доска или же фрагмент деревянного настила, поле, покрытое шатрами и палатками, коего оружейное бряцание, обрывки человеческой речи, лошадиное ржание, столпотворение рыцарей в доспехах, оруженосцев с копьями, топориками и кинжалами, барабанщиков, особ королевской крови в длинных плащах с горностаевой опушкою, коих штаны были вышиты жемчужинами числом до шестисот восьмидесяти или восьмисот сорока, отменных коней в перекинутой поверх их крупов стальной броне, гербовых штандартов подходил представить сэру Ланселоту великий чародей Мерлин, и начал оный, не обращая, так сказать, песочные часы несколько раз вверх тормашками, то бишь, не уделив ни секунды соломенным полотенцам, коими во вред обкладывают иногда будущего воина домашние няньки, отчего появляются на ристалище трусливые рыцари, боящиеся самостоятельно шагу ступить, начал Мерлин говорить стихами, ибо в оных истины в буквах не прятались, но как бы звучали открыто исполнившимися жизненною силой сочинившего их поэта:
Волшба соломинку при помощи своего ремесла делает горой
и снова гору сворачивает, как соломинку.
Уродливые вещи в красивые она превращает своим искусством,
красивые вещи делает уродливыми при помощи подозрений.
Работа волшбы такова, что она дышит,
с каждым вздохом искажая истины.
Человека покажет ослом в один миг,
человеком сделает осла и знамением.
Такой вот волшебник есть у тебя внутри, в твоей сущности,
воистину в искушениях колдовство сокрыто!
В том мире, где есть эта волшба,
есть и волшебники, побеждающие колдовство.
В той степи, где вырос этот влажный яд,
также выросло и противоядие, о мальчик.
Говорит тебе противоядие: "У меня ищи щит,
ведь я к тебе ближе, чем яд.
Речи его - волшба и для тебя разрушение,
речи мои - волшба и отпор его волшбе".(4)
Вот как, не церемонясь, дерзко вырвал достославного Рыцаря Озерного из леса видений сей важный человек короля Артура в обличье восьмидесятилетнего старца, ибо сэр Ланселот немедленно пришел в себя, дабы сразиться с отравою Моргаузы Оркнейской, мертвыми защитниками замка Террабиль, и самому умереть или принять от знаменитого Мерлина кубок с обещанным ему противоядием.
13-14 августа 2015
Примечания:
(1) см. "Ветхий Завет", Псалом 15,(10);
(2) см. "Ветхий Завет", "Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова",[39],(26-28);
(3) см. "Ветхий Завет", "Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова",[39],(16-21);
(4) в приведенном отрывке речь идет о "волшбе" дьяволов (искусительной, каковая ведет к привязанностям к земным благам и раздорам) вплоть до последней строфы, где противостоящею Злу выступает "волшба" Добра, и сие - как бы стук человека в дверь Бога, "обивание порогов Господа путем смирения и совершения духовных подвигов"; здесь у Руми имеется отсылка к хадису "Злейший твой враг - телесная душа, которая меж твоих боков", у суфиев телесная душа - злое начало в человеке, (через каковое действуют дьяволы, Шайтан, Иблис), коему противостоит дух (Бог); см. Джалал ад-дин Мухаммад Руми "Маснави-йи Манави" ("Поэма о скрытом смысле), Третий дафтар, байты 4070-4078; Пер. с перс., примеч. и указ. О.М.Ястребовой/ Под ред. А.А.Хисматулина. - СПб.: "Петербургское Востоковедение", 2010. - 480с.