Это слово особое. Из нескольких тысяч слов составляющих великий и могучий русский язык есть только несколько десятков тех, которые не затерлись от привычного каждодневного употребления и рождают отклик в душе слышащего их. У любого кадрового офицера слово "двухгадюшник" такой отклик вызывает однозначно, причем в зависимости от личной погруженности в проблему, обозначенную этим понятием, сила отклика варьируется от презрительной улыбки, до неудержимого приступа тошноты. Первоначально "двухгадюшник" в процессе эволюции произошел от "двухгодичника" так назывался человек по сущему недоразумению надевший военную форму после окончания гражданского ВУЗа, сроком на два года в звании лейтенант, еще порой кадровые офицеры зовут таких "тоже лейтенанты" - первое слово обязательно подчеркивается голосовой интонацией. Итак лейтенант-"двухгадюшник" в эволюционной цепочке Homo militaries (человека военного) находится где-то на предпоследнем месте снизу - между солдатом первогодком и прослужившим год черпаком. Конечно при большой сообразительности, огромном упорстве и неком мазохизме он может со временем поднять свой статус почти до царя военной природы - полковника, или даже генерала, а то и стать венцом военного творения (вспомните кто у нас министр обороны). Но сразу оговоримся, что такие случаи чрезвычайно редки, как правило, средний двухгадюшник мелок, прожорлив, ленив и несообразителен, а, следовательно, практически не имеет шансов пробиться на верх военной пищевой цепочки.
На нашем полигоне в свое время, генерал приказал всем офицерам в обязательном порядке носить на форме значки об образовании. Так многие полигоновские негодяи, в жизни не имевшие отношения к институтам и студенческой вольности, а закончившие нормальные военные училища, все же поналепили на грудь гражданские ромбики. Спросите зачем? Увидев гражданский ромбик и сообразив, что перед ним ни кто иной, как задержавшийся в армии "двухгадюшник" любой командир и начальник только махал рукой, не желая тратить время и силы на воспитание заведомо бестолкового офицера.
Лейтенант Веня Дмитриенко прибыл на испытательный полигон в конце лета, он закончил какой-то провинциальный филиал МАИ и на этом основании кто-то в Главном Управлении Кадров решил, что Веня вполне сможет заняться испытанием ракет. Решения Главного Управления Кадров, как и пути Господни, порой неисповедимы. На нашем полигоне встречались субъекты и почище чем выпускник МАИ - было несколько моряков, пара десантников, а однажды даже неведомым образом у нас очутился военный переводчик. Так что в явлении Вени никто не усмотрел бы ничего экстраординарного, если бы сразу же на остановке автобуса пришедшего с вокзала он не повстречал начальника штаба полигона полковника Злобнотворского.
Как уже говорилось, прибыл к нам Веня в конце лета, жара под пятьдесят, горячий ветер бьет в лицо как из открытой духовки и ко всему еще пыльные дожди. Это когда идет дождь, но от жары капли воды испаряются в воздухе, не долетая до земли, а вниз вместо желанной влаги валится пыль. Надо сказать, Веня весьма гордился своим новым положением в обществе, поэтому приехал не как нормальный человек в майке и спортивных штанах, а полностью в лейтенантской форме. Но жара с непривычки подействовала на него довольно сильно, потому из автобуса он выходил без пилотки и в полностью расстегнутой рубашке, из-под которой весело выглядывала майка с Микки Маусом. Стоявшего на остановке начальника штаба от его вида чуть не хватил удар. Полковник Злобнотворский известен был своим диким, необузданным нравом и фанатичной верой в то, что только скрупулезное соблюдение всех канонов ношения военной формы одежды и отличная строевая выучка отличают российского офицера от обезьяны. А потому, когда полковник замечал у офицера хоть малейшее отклонение в этих двух важнейших вопросах, он буквально зверел. Обычно, когда Злобнотворский выбирался из штаба и отправлялся в путешествие по городку, неважно куда и зачем, на его пути все мгновенно вымирало, всякая жизнь останавливалась, а любое существо в погонах готово было испариться на месте или забиться в какую-нибудь щель лишь бы его не заметили. Можете себе представить какое впечатление произвел Веня со своим Микки Маусом на начальника штаба. А уж как впечатлился сам Веня, когда с первых же шагов по земле полигона на него вдруг надвинулось нечто, полтора центнера живого веса, воняющего потом и вчерашним перегаром, и заорало прямо в лицо:
- Лейтенант!!! Па-а-ачему в таком виде!
- Жарко, употел совсем, - простодушно глядя в глаза дяденьке-полковнику, начал Веня. - Знаете, я только сегодня приехал сюда на поезде. Так представляете, всю дорогу кондиционер в вагоне не работал. Я проводника спрашивал, в чем причина, а он...
- Лейтенант!!! - взвыл начальник штаба, чувствуя, что от возмущения у него перехватывает горло.
- Вот я и говорю, - участливо продолжал Веня, удивленно наблюдая, как у дяденьки багровеет лицо и выкатываются глаза. - Как вы в такой жаре живете, это же не возможно. В автобусе ехал тоже такая духотища, и почему ученые до сих пор тропическую форму не придумали. А может она и есть, просто нам не выдают, как считаете?
Злобнотворский судорожно сглотнул, пытаясь проглотить застрявший в горле комок яростного возмущения, и вдруг его качнуло, лейтенант поплыл перед глазами. Далеко и глухо как сквозь вату донеслось:
- В такую жару немудрено и тепловой удар получить. Вы бы тоже расстегнули рубашечку, да и галстук, наверное, на шею давит.
Начальник штаба еще попытался отмахнуться от тянущихся к его галстуку лейтенантских рук, но тут земля под ногами неожиданно вздыбилась как норовистый конь и прыгнула к полковничьему лицу. Последним, что увидел Злобнотворский, был Микки Маус злорадно подмигнувший с лейтенантской груди.
В госпитале военные медики констатировали тепловой удар, спровоцированный жарой, нервным истощением и неожиданным стрессом.
После такого громкого прибытия Веня заслужил почетное прозвище Антиполковник.
Кадровик полигона изрядно помучился, подыскивая для Вени должность. Начальники научных отделов, все полковники, между прочим, от такого сомнительного приобретения отказались на отрез. В солдатские подразделения отправлять подобного кадра было по меньшей мере глупо. Закрытая для посторонних высшая каста работников тыла лишь презрительно пожала плечами и не захотела принять в свои ряды новоявленного защитника Отечества. Наконец после долгих уговоров и нескольких литров спирта, Веню пригрела служба РАВ (служба ракетно-артиллерийского вооружения). Должность начальника отделения хранения, на которую определили Веню, тяжелой и напряжной никак не назовешь. Есть здоровенный металлический ангар, в нем широкий центральный проход, а по бокам стеллажи со всякой всячиной. Вот собственно и все. Сидишь целый день в ангаре, принесли накладную, выдал то, что в ней написано, остальное время свободен, обезьяна справится.
Но двухгадюшник Веня в отличие от обезьяны имел беспокойный пытливый ум, который не позволял ему целыми днями пребывать в пошлой праздности, а настойчиво требовал постоянного притока новых знаний, событий и впечатлений. На вопрос, как ему вообще в голову пришла такая идея, Веня впоследствии отвечал одной сакраментальной фразой: "А чо? Я же только поглядеть хотел чего у него внутри..." У него, это у движка от ПТУРСа (противотанковый реактивный снаряд). Этот движок представляет из себя большую металлическую трубу зеленого цвета набитую твердым ракетным топливом. До появления Вени на складе он пролежал там уже несколько лет и никому не был нужен, и все было хорошо. Но обстоятельства изменились, и в недобрый час движок попался на глаза двухгадюшнику. Два дня Веня решался, ходил вокруг зеленой трубы и облизывался, останавливало соображение, что эта штука может вдруг кому-нибудь понадобится. Но любопытство настойчиво зудело внутри, побуждая к действию, и вот на третий день наш герой не выдержал. Обстоятельства располагали - на складе он остался в полном одиночестве, и прибытия нежелательных свидетелей тоже не ожидалось. Повертев вожделенную штуковину в руках, Веня принял решение для начала распилить ее по полам ножовкой для металла. Для пущего удобства штуковина была зажата в тиски на огромном столярном верстаке. Веня с решительным видом и ножовкой в руке приступил к эксперименту. "Ширк, ширк" - мерно скребла ножовка в руках двухгадюшника, Веня что-то напевал себе под нос ей в такт, металл мало-помалу поддавался его усилиям. И вдруг штуковина в тисках зашипела на лейтенанта как рассерженная кошка, и из нее повалил дым. Как и следовало ожидать, нагретый Вениными стараниями топливный заряд воспламенился и движок запустился.
Приехавший на склад сдавать гильзы от снарядов "Тунгуски" прапорщик, потом долго еще заикался. Едва он открыл массивную входную дверь ангара, его глазам представилась картина из американских фильмов ужасов. По центральному проходу огромными скачками, таких не постыдился бы и гепард, выпучив глаза, несся двухгадюшник Веня, а за ним исходя дымом и пламенем с ужасным грохотом скакал внезапно оживший столярный верстак. Прапорщика эта картина настолько впечатлила, что, придя домой, он рассказал жене: "Такую жуть видел лишь раз! В детстве, в книжке про Мойдодыра. Но живой верстак гораздо круче говорящего умывальника".
- Это же киллер!!! - орал на совещании генерал. - Ниндзя! Его специально на нас наслали! Пока всех не перебьет, не успокоится!!! Вы как хотите, а я с завтрашнего дня хожу только с личной охраной!
Киллер Веня скромно краснел в углу.
После этого случая Веню отказались терпеть в службе РАВ, и по приказу начальника полигона, лейтенанта перевели в отдел воспитательной работы. "Там сильно не нагадит!" - довольно потер руки генерал, издевательски подмигнув главному замполиту. Рависты были так рады уходу Вени, что даже не стали требовать с него восстановления разнесенного живым верстаком склада.
Начался новый виток военной карьеры двухгадюшника, на этот раз в стане воспитательных работников, призванных "глаголом жечь сердца людей". Произошло это как раз в канун Нового года. Этот святой для каждого русского человека праздник, в отделе воспитательной работы ждали с неприкрытым страхом. Если все нормальные люди в праздники отдыхают, конечно когда не заступают в наряд, то у замполитов в праздники самый разгар работы. Дел по горло: для бойцов организовать мероприятия выходного дня, обеспечить для офицеров и их жен концерт самодеятельности, нарядить елку на центральной площади городка, еще одну на плацу в казарменной зоне, выпросить у начальника штаба офицеров для охраны елок, чтоб игрушки не растащили да мало ли что еще. Вобщем трудятся замполиты не покладая рук, пардон, обычно не рук, а языка. У них же как, рот закрыл - рабочее место убрано.
А в этот Новый год случилась у замполитов прямо таки катастрофическая неприятность. Прохлопал их главный ушами и вовремя не заказал для полигона елки, а какой же Новый год без елок. Добро бы служили где-нибудь в Подмосковье, съездили в ближайший питомник, договорились и нарубили, ан нет, шалишь, в степном Казахстане елочных питомников днем с огнем не сыщешь. А у начальника полигона была одна маленькая слабость - голубые ели, целая аллея высоких стройных красавиц, специально высаженных, всячески оберегаемых от степных невзгод. Может ностальгия по родине у генерала так проявлялась, может просто хвойный аромат его радовал, только в эту аллейку офицерского и солдатского труда было вбухано не меньше, чем во все испытания вместе взятые. Вот на этих то сибирских красавиц и нацелился Главный замполит. Две недели он обхаживал генерала, ходил за ним тенью, вздыхал горестно, падал на колени и бил челом. Наконец к концу второй недели осады генерал сдался.
- Ладно, уговорил, разрешаю обрезать нижние ветви, на метр в высоту. И не больше, смотри у меня!
Главный замполит умчался, радостно вскидывая задом в свой отдел. На беду в воспитательном отделе никого кроме Вени не оказалось, остальные замполиты в поте лица готовились к предстоящему празднику, а двухгадюшнику поручить что-либо просто побоялись. В другое время Главный замполит тысячу раз подумал бы прежде чем возложить такую ответственную задачу на Веню, но сейчас он был слишком окрылен победой над начальником полигона, любил весь мир и на время утратил присущее всем замполитам чувство самосохранения.
- Значит так, - обратился он к скучающему за столом двухгадюшнику. - Бегом в автопарк, там возьмешь машину. Едешь на ней к еловой аллее и опиливаешь ели на метр от земли, все ветки кладешь в машину и везешь к штабу. Понял?
Веня быстро закивал в ответ, преданно глядя в глаза начальству.
После разговора с замполитом у генерала, что называется сердце было не на месте, он уже десять раз успел пожалеть, что сдался на его уговоры и не отстоял своих любимец. Еле дождавшись обеденного перерыва, генерал вышел из штаба и направился к елочной аллее. Шок, который он испытал там, едва не свел его в могилу. Вся правая сторона аллеи щетинилась аккуратными елочными пеньками ровно в метр высотой. А по левой стороне навстречу начальнику полигона бодрым шагом двигался радостно улыбавшийся Веня с бензопилой на плече. За ним, тихо шурша шинами, полз ГАЗ-66 кузов которого до верху был завален голубыми елями. Оцепенев, как в страшном сне, когда нет сил, чтобы прервать кошмар, генерал молча наблюдал, как, подойдя к очередной ели, Веня взвизгнул пилой, и с таким трудом взлелеянная в чуждом климате гордая красавица со стоном опустилась на асфальт. За спиной Вени топорщились такие же аккуратные, ровно один метр, пеньки, как и на правой стороне аллеи.
Через две недели Веню перевели в Москву, в один из военных научных институтов, при этом подло кинув блатного капитана, имевшего волосатую лапу аж в самом Министерстве, и тоже рассчитывавшего на это место. Провожал Веню весь полигон. Сам генерал долго тряс его руку, как заклинание снова и снова повторяя: "Ну, надеюсь, больше не встретимся..."