Краних Виталий : другие произведения.

Насильник (о любви)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.34*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Случай репозиции отломков, когда женщина-врач подвергла пацента страшной пытке, свидетелем и участником которой я был, много раз мне вспоминался, и однажды в совершенно конкретных обстоятельствах, очень круто развернул меня в понимании врачебной этики и ответственности за свои поступки.
Насильник
  Про насильников, попавших в тюремные камеры рассказывают ужасные истории - сокамерники расправляются с ними самым жестоким образом, измываются, увечат их безжалостно и в качестве обязательного ритуала унижения - насилуют их самих; по сути принуждая побоями к сексуальному рабству и полному бесправию на всё время заключения.
  
  Эти зоновские рассказы своими подробностями вызывают ужас и отвращение, даже на фоне досужих рассуждений о "справедливом возмездии". А если подобное происходит вне тюрьмы? Как должен бы себя чувствовать обычный человек, на глазах которого тюремная модель отношений унижения и бесправия вдруг воплощается в реальной жизни?
   Случай в больнице, когда женщина-врач подвергла пацента из касты этих "бесправных" страшной пытке, свидетелем и участником которой я был, много раз мне вспоминался, и однажды в совершенно конкретных обстоятельствах, очень круто развернул меня в понимании врачебной этики и ответственности за свои поступки. Именно об этом я и хочу рассказать.
  
  * * *
   В СССР всех подозреваемых в насилии мужчин привозили для судебно-медицинской экспертизы в отделение СМЭ к дежурному эксперту. Собственно само освидетельствование задержанного было процедурой рутинной : осмотр кожных покровов для выявления наружных повреждений - ссадин, царапин, синяков, выяснение обстоятельств их образования у самого подозреваемого и детальное их описание для протокола. Была только еще одна особенность экспертизы подозреваемых в насильственных действиях сексуального характера - взятие мазков-отпечатков полового члена. Не очень приятная процедура. К обнаженной головке полового члена прикладывали прямоугольную стеклянную пластину и прокатывали головку по стеклу, почти как при снятии отпечатков пальцев. На стекле оставалась естественная влага и с ней частицы оставшиеся на головке пениса после соития. Отпечатки эти потом в лаборатории специально исследовались и иногда на стеклах находили клетки не характерные для мужских половых органов, а именно клетки влагалища. В таких случаях прокуратура считала факт сексуального контакта доказанным, а насколько секс был насильственным или добровольным разбирался уже суд. Впрочем заявления женщины, как пострадавшей стороны, бывало вполне достаточно для сурового приговора.
   Конечно вся схема доказательства виновности была примитивна - бывали случаи когда такая экспертиза вообще не имела смысла, а бывало и так, что подобная схема давала возможность осудить невинного. И надо сказать, что не очень "добрые и честные" женщины этой возможностью пользовались - ставили своего "избранника" перед выбором: либо быть осужденным к долгому сроку со всеми сопутствующими "радостями жизни" или платить отступные.
   Словно специально компенсируя несовершенство следствия и создавая условия для вымогательства, для пострадавших в изнасиловании была предусмотрена возможность отозвать свое заявление на всех этапах уголовного расследования, вплоть до передачи дела в суд и прекратить уголовное преследование обвиняемого. Но даже и в суде женщина еще могла "помиловать" мужчину, открыто отказавшись от обвинения. Правда тогда в процесс вымогания денег могли включиться уже судьи и папавшему "в лапы правосудия" приходилось платить во много раз больше, чем обычно требовали мнимо-изнасилованные. Да и для женщины такой отказ мог, по желанию суда, обернуться осуждением за клевету.
  
  Несколько иначе развивались события если в качестве жертвы оказывались девушки несовершеннолетние, в то время, о котором я рассказываю, моложе 18 лет. Тогда дело по первому заявлению всегда доходило до суда, прокуратура не могла остановить производство примирением сторон и посадка подозреваемому была гарантирована, хотя бы уже на время следствия. А время это тянулось всегда неодинаково и зависило от доброй или злой воли следователя (хотел бы посмотреть хоть на одного доброго). Конечно уже не сталинские времена были и в КПЗ на пред.следствии не сидели годами, но найти повод для "продления расследования", "прекращения" - и тут же следом "возобновления по новым обстоятельствам", или еще какой вариант удержания обвиняемого под своей властью, следователи находили без труда (но это уже тайны советской юстиции, вот уж никому не посоветую в эти лабиринты углубляться).
  
  * * *
   Я работал тогда судебно-медицинским экспертом в городском Бюро и конечно тоже дежурил по ночам и по выходным. Сам осмотр задержанного и взятие материала на экспертизу много времени не занимал, но был в этой процедуре смущающий меня момент. Мужчинам приходилось полностью раздеваться и они делали это отнюдь не добровольно - факт принуждения подтверждали своим присутствием здесь же оперативники и следователи, и хорошо если тоже мужчины. Бывали в качестве зрителей и женщины-следователи. Такое демонстративное обнажение вероятно воспринималось задержанными как намеренное унижение. По крайней мере, видя реакцию этих мужчин, я это именно так воспринимал и мне было очень неудобно выступать в этом спектакле главным насильником - это ведь мне надлежало руководить осмотром. Увы, Уголовно-процессуальноый кодекс РФ разрешал и даже предписывал присутствие следователей и оперативников во время осмотра задержанных.
  
  Я видел, что присутствующие разглядывали голого подозреваемого так же пристально, как и я должен был делать в силу своих обязанностей. Конечно и у них мог быть и свой служебный резон, но мне было неловко видеть, как ёжился под чужими взглядами раздетый донага человек, как стыдился чужих глаз, и уж совершенно сгорал от стыда, когда дело доходило до осмотра половых органов и я одевал перчатки, чтоб провести процедуру.
  
  К слову сказать, я к своим обязанностям относился всегда ответствено и, зная обыкновение иных сотрудников "добывать" показания, всегда вписывал в осмотр любые мелкие повреждения и завершал свой протокол словами : "иных повреждений на момент осмотра не обнаружено". Очень необходимая подробность, которая позволяла обвиняемому в случае пыток, потом доказать нанесение повреждений во время допросов (для тех кто не знает, избиения во время допроса обвиняемых в те времена считались преступлением и иногда даже наказывалось).
  
  * * *
   В тот вечер я сидел в большой лабораторной комнате, где стоял мой рабочий стол, и исследовал под микроскопом гистологические срезы тканей по делу об убийстве. Помню, что к вечеру уже довольно сильно устали глаза, но я не хотел отвлекаться - сроки поджимали, необходимо было торопиться, а прямых доказательств к ответу на главный вопрос следствия я всё еще не нашел.
   Телефонный звонок в приемной начальника заставил меня оторваться от окуляров . Телефон у нас был один на двухэтажное здание (советские времена!), нужно было поднятся по лестнице на второй этаж, чтобы ответить. Звонил дежурный одного из РОВД с сообщением о заявленном изнасиловании.
   -Насильника к тебе уже повезли, - порадовал меня дежурный, а с потерепевшей сейчас прокуратура работает.. Может быть позже подвезем..
   Ну ясно, пока они все допросы снимут и документы оформят, это уж точно до полуночи время протянут. Ну и ладно, может закончу еще сегодня с гистологией, подумал я и пошел открывать двери - у крыльца уже сигналила дежурная машина.
  
  Из машины вышел участковый старшина. Пока с ним на крыльце перекуривали, он рассказал, что привез на осмотр совсем еще молодого пацана, "студентика" одного из технических институтов. Парень был из интеллигентной семьи, воспитанный, начитанный, всё у него в жизни до сегодняшнего дня складывалось отлично, на радость родителям и школьным учителям; заявление об изнасиловании написала на него мать девушки, которой еще не исполнилось 18-ти лет. С девочкой этой парень дружил уже много лет, жили в одном многоквартирном доме с детства, мечтали пожениться, как только девочка школу окончит. Девочка школу окончила, но до совершеннолетия нужно было еще ждать несколько месяцев, а мать её была против: и против детской влюбленности своей дочери и против этого конкретного мальчика.
  
  - Так это же по любви! - не удержался я от замечания.
   -Мать у неё склочница, - пояснил участковый, - весь дом достала, жалуется мне на всех подряд через день. Ей все жить мешают. Не повезло детям.
   - И что же дальше? Ведь посадят пацана! - мне было парня откровенно жалко.
   -Может и посадят, - вздохнул участковый, - прокуратура уже ордер выписала, в КПЗ от тебя повезу. А там, может и сумеют родители по-соседски договориться. Ясно же, что деньги...
  
  Деньги... Может и так. Сколько таких матерей "желают счастья своей дочери", имея ввиду только свою личную выгоду. Сколько "добрых" родителей даже просто от собственной глупости уродовали жизнь, а иногда и до смерти доводили своих детей, мне ли не знать такого! Какое горе должен был испытать сын, наказанный "любимым папой", что он от отчаяния в петлю лезет. Какие чувства должен ребенок испытывать к родителям, когда понимает, что его инвалидность и ожидаемая скорая ранняя смерть станет следствием тупого упрямства матери : "не надо тебе к врачу, я тебя сама вылечу"! Сколько таких несчастий случается в мире, кто скажет?
   Мне ли не знать это с моей профессией, которая поставила меня у границы смерти и жизни, дала знания и причин и следствий, но никогда не позволяла протянув руку туда, вернуть чужую жизнь обратно, на свою сторону.
   Бывало иногда, что знать будешь - гибнет человек, нужна ему помошь, и хочешь помочь, да не можешь... Горькое это чувство: отчаяное бессилие что-то изменить к лучшему.
  
  Задержанный парень был сильно бледен, когда вошёл в лабораторию и оказался на свету. Участковый потолкался нерешительно позади него, но всё-таки тоже втиснулся и устроился у бокового стола со своими рапортами, делая вид, что происходящее в кабинете его мало интересует, это он мол так, по необходимости тут..
   Ладно сложенный, светловолосый, с открытым взглядом и взволнованным выражением на лице. Это был не страх, а скорее ожидание, того что будет дальше. Лицо с крупными правильными чертами, высокий лоб и вопрос прямого открытого взгляда: "Что я должен еще? Я не боюсь... Я готов".
   Я объяснил, что должен осмотреть его и попросил раздеться. Он на мгновение задержал на мне взгляд и спокойно спросил, с некоторым даже нажимом :
   -Совсем? -
   - До трусов. Я осмотрю вас - уточнил я.
   Парень спокойно, но быстро снял с себя одежду, очень аккуратно уложил брюки на стул, повесил на спинку рубашку, майку и носки, стал босыми ногами на коврик и выпрямился передо мной. Тонкая фигура, рельефные мышцы, гордый поворот головы, полный внутреннего достоинства.
   У него была очень чистая розовато-мраморная кожа с голубоватой тенью впадин и углублений. Вообще он оставлял, даже чисто зрительно, впечатление сияющей чистоты. Никаких повреждений у него на теле не было. Я спросил его необходимое для протокола:
   -Был ли у вас секс сегодня?
   -Да.
   -С презервативом?
   -Без.
   -Мылись ли вы после близости?
   -Нет.
  
  Признаюсь, меня удивило с какой легкостью он говорил о том, что сегодня имел сексуальные отношения с девушкой, которая в этом деле будет рассматриваться потерпевшей именно в смысле сексуальной неприкосновенности. По сути он зарание признавал себя виновным и соглашался на любой приговор.
  
  -Но вы понимаете в чём вас обвиняют ?- спросил я негромко.
   -Что понимаю? Что я не должен быть с нею? Мы любим друг друга, мы женимся. Я женюсь на ней. У нас будут дети. Я люблю её.
  
  Я оглянулся на участкового, который сидел метрах в трех от нас. Он покивал мне головой и повел руками - вот видишь, мол, какой. И вздохнул уже громко:
   - Любовь у них...
  
  Я тогда обостренно переживал начальный период своего отцовства, жена несколько месяцев как родила сына и все чувства мои вспыхивали восторженной яркой любовью, как только я думал о них.. Мне было очень легко понять чувства этого мальчика, когда он мечтал о ребенке, о любимой жене.
  
  Но как чудовищно он ошибался! И это мне тоже было совершенно ясно. Сейчас я возьму отпечаток, на стекле обнаружат женские клетки, факт секса будет считаться доказанным, он сам его не отрицает, его признают виновным и посадят лет на пять и то, при наличии смягчающих обстоятельств в виде беззаветной девичей любви и положительных характеристик из института. В худшем случае и на пятнадцать лет раскатают.
   Судебное производство, прокуратура, следствие - это совершенно бюрократические вещи, которые никогда чувственной стороный событий не учитывали, это совершенно бумажный канцеляризм, и судьям нашего "самого гуманного советского суда", совершенно наплевать было на судьбу этих детей, на их надежды и любовь. Для них значение имело только бумажное заявление матери несовершеннолетней девочки и буквальное понимание закона.
   Закон будет исполнен не "для" и не "вопреки тому", чтобы кому-то стало хорошо или плохо. Закон исполняется потому, что это закон. Закон в этом случае - это бумажное чудовище, на страже которого стоит судейский и прокурорский корпус, это чудовище, которое отбирает и уродует судьбы людей, отбирает и уродует жизни таких детей, как этот мальчик и его девочка.
   Мне, в моей профессиональной деятельности, чаще приходилось сталкиваться со случаями, когда Закон и должен бы быть совершенно бездушным и действовать вполне без оглядки на чувства...
   Ну так то Закон об убийствах, а не о детской любви!
  
  Статья 117 Уголовного закона провозглашала защиту женщин, но в действительности очень мало их защищала. Грамотный адвокат мог, опираясь на этот же закон, вытащить из под следствия и настоящего насильника. Но этот же закон позволял оговорить любого мужчину, рискнувшего увлечься незнакомой женщиной и посадить его на долго.
  
  Какая тупая бездушная скотина формулировала положения этого закона я не знаю, он был выдержан совершенно в советско-сталинском понимании гуманизма и не предполагал "чувств".
  
  Именно по этому закону вокзальные профессионалки до копейки обирали проезжих командировочных и отпускников, а горластые мамаши бойких старшеклассниц вдруг становились владелицами подержанных Жигулей и Запорожцев, переданных им по доверенности и совершенно добровольно обескураженными отцами взрослеющих сыновей.
  
  Мне, уже не единожды видевшему перед собой подобные драмы, было понятно какая судьба может ждать влюбленного мальчика. Он был идеалистом советского образца, таким как и я был когда-то, как и многие моего поколения, которые не ведали подлинной серой и грязной жизни советских бюрократических закоулков, которые не знали подлых законов бытия "простых людей". Парню не повезло в самом начале своей взрослой жизни попасть в капкан чудовищной, но узаконеной, несправедливости.
  
  - Да! мы любим друг-друга. Почему я должен врать? Я женюсь на ней. Она согласна.
   - Она согласна, да мамка-то её заявление написала! - проворчал участковый.
   -Тётя Валя поймет, поговорит с дочерью и поймет. Всё будет у нас нормально.
   - Да ведь вас в тюрьму посадят, вы понимаете? - спросил уже я.
   -Я не боюсь. Подожду. Потом заявление заберёт. Но врать я не буду. Мы любим друг друга.
   - Эх! Кто ж отдаст-то? Не отдадут уже. Будешь теперь уже до суда точно сидеть! - участковому было жаль парня, но и он ничего уже не мог сделать для него.
  
  Мне тоже было его жаль. Мальчик вероятно мало знал о тюремных правилах общежития или надеялся на свою силу и спортивную подготовку, но ведь в тюрьме часто побеждает не сильный и бесстрашный, а подлый. К такому повороту жизни родители его вряд ли готовили. Что ему придется испытать впереди, с какой болью и страданием будут связаны разрушение его идеалов советской справедливости - Бог еще знает. А может все и действительно обойдется, как он надеется. В любом случае, помочь ему я уже ничем и не мог. Да и имел ли право вмешиваться в чужую жизнь? То, что последствия поступков непредсказуемы, и чем уложена дорога в Ад, я знал давно. Философское правило: "Делай, что должно и все будет так, как будет", - я применял к себе и старался не нарушать.
  
  Было понятно, что парня уже зацепило, поволокло в жернова бюрократического верчения судеб. Чем уж я мог бы ему помочь? Увы, практически ничем.. Но тут я вдруг вспомнил, как еще совсем молодым санитаром был свидетелем и невольным участником страшной пытки, которой женщина-врач подвергла пациента из зоны, только за "статью", за такую же статью Закона, какая теперь должна быть применена и к этому мальчишке-студенту.
   Я смотрел в его честные открытые глаза, выражавшие спокойную уверенность в право на любвь, и думал, что ведь может быть и тот зек, в грязной вонючей робе, был так же независим и тверд в своем достоинстве, пока его не "сломали", пока его не унизили до последней степени унижения, пока не растоптали его волю и человеческое достоинство, пока не сделали его рабом самых подлых камерных подонков.
   Это ли не ужасно - увидеть во что может быть превращен человек, личность, молодая жизнь? Конечно совсем не обязательно, что именно этот парень сломается внуренне так же, как и тот был уже сломлен в зоне, совсем не обязательно, что и ему будут гражданские врачи, как тогда, руками выламывать кости, и он от страшной боли обмочится, будет биться и орать голосом нечеловеческим и никто не подарит ему даже капли сострадания, потому что на нем будет стоять клеймо уголовной статьи "Изнасилование".
   Но выдержит ли он испытания, которые ему уготованы? Сможет ли смотреть с таким же спокойным достоинством в глаза любому и после страха наступающей боли и после понимания своей униженности?
   За что он должен быть осуждён на такие муки? За любовь? За самое, что ни на есть настоящее, от природы чистое и светлое чувство любви? За желание любить и быть любимым, за стремление жениться и рожать детей? Что это за дикость! Что за несправедливость!
  
  Приблизительно вот такие чувства и мысли тогда во мне полыхали. И еще одно острое чувство жгло меня. Будучи от природы восприимчив к красоте человеческого тела, я видел, как он был красив. Это была не броская картинная красивость смазливых мордашек, а настоящая красота гармоничного сочетания правильных черт и точных пропорций, красота напряженных мышц под тонкой нежной кожей и глубоких спокойных контуров тела. Он был необыкновенно красив. Не хотелось думать о том, как будут издеваться над ним в зоне, как надругаются над его юным телом, но и отделаться от этих мыслей, смешанных с чувством горького сожаления и собственной беспомощности, я не мог.
  
  Увы, какие-бы чувства ни занимали меня, а нужно было продолжать осмотр.
   Я объяснил парню, что я должен осмотреть его уже совсем голого и сделать отпечаток на стекло по описанной методе. Он разделся, стараясь не показывать смущения. Я осмотрел пах и ягодицы - разумеется никаких следов сопротивления "изнасилованию" на теле не было, ни царапил, ни синяков от захвата пальцами или ударов жертвы. Настоящая любовь нежна. Я уже одел перчатки, когда в кабинет ввалилась ватага оперов со следователем прокуратуры во главе :
   -Ну что? Есть что-нибудь? Отпечатки члена взял? Давай быстрее, у нас в Краснофлотском убийство заявили, сейчас едем!
   -Вот так да! А как же потерпевшая по изнасилованию? Её когда осматривать?
   -Не будет потерпевшей сегодня. Она все равно уже мылась, мазки брать бесплезно. И не девственница давно. Потом экспертизу у гинеколога назначу. Заканчивай с насильником и поехали.
  
  Следователь отдал бумаги на задержаного студента участковому и отправился звонить на второй этаж. Двое оперов остались в кабинете, без всякого стеснения разглядывая обнаженное тело. Признаюсь, мне было самому это неприятно, хотелось бы парня защитить, отгородить от холодных чужих взглядов.
   Стекла перед взятием отпечатков следовало слегка смочить. Я подтолкнул парня ближе к умывальнику и развернул к непрошенным зрителям спиной. И пока я откручивал кран вдруг пришло решение, пришло и окрепло в своей совершенной обязательности ...
   Я открыл воду и пользуясь шумом падающей воды, тихо, прямо в лицо парня, произнес:
   -Отказывайся от всего. Они не докажут. Иначе посадят.
   Потом, как и было положено по инструкции, я взял увлажненное стекло, прижал слегка к обнаженной плоти, прокатал справа-налево и слева-направо, затем взял еще одно стекло слегка смочил под струей воды, приложил уже к нижней поверхности и опять прокатал справа-налево и слева-направо.
   -Вот так! - сказал я довольно громко и уже тише повторил:
   - Отказывайся от всего.
   Парень немного склонил ко мне голову и заглянул в глаза.
   -Отказывайся от всего. Здесь.., - я встряхнул перед ним двумя только что отработанными стеклами, - здесь ничего не будет. Отказывайся.
   И пользуясь тем, что сидящие позади парня сотрудники милиции не могли видеть мои манипуляции, я подставил оба стекла под падающую струю воды. Затем, совершенно в соответствии с инструкцией, дал стеклам подсохнуть, маркировал использованную поверхность и очень тщательно упаковал в бумажный сверток с печатями и всеми необходимыми надписями и подписями.
   Парня увезли в тюрьму. Сверток со стеклами следователь прокуратуры "изъял" положенным образом и приобщил к делу об изнасиловании. Всей командой мы отправились на осмотр обнаруженного трупа и пробыли там всю ночь.
  
  * * *
   Это была обычная работа на дежурстве, забирающая массу времени, выматывающая длинными ночными переездами и соблюдением всяких формальностей, работа требующая максимального внимания и собранности в момент непосредственного осмотра места происшествия и потом утомительного терпения, когда ждешь окончания всех положенных процедур, когда надо бы уже отдохнуть и хочется согреться, но приходится ждать на открытом воздухе, а в этом чертовом переулке грязи по колено и не только сесть, прислониться-то не к чему. И уже понимаешь, что следующий день безнадежно потерян для серьезной работы, сил уже нет, голова не соображает и хочется спать. Так собственно бывало каждый раз ближе к рассвету, но тогда было у меня еще одно чувство - чувство облегчения, словно долго мучился над нравственной проблеммой и вот наконец-то придумал и сделал как надо, именно так как надо, правильно, хорошо! И от этого было очень легко.
  
  Я понимал, что совершил самое настоящее должностное преступление, и это не шутки - как никак, за такие "фокусы" грозил срок до трёх лет заключения и лишение права работать по специальности на всю жизнь. Но, вспоминая уверенность мальчика в праве на любовь, мне хотелось улыбаться и надеяться, что уж если я его и не спас от тюрмы, то по крайней мере помог сократить срок ожидания свободы. Я был абсолютно уверен, в том что поступил правильно, смыв в канализацию эти треклятые мазки-отпечатки полового члена - доказательства его любви. Да, формально я был преступником, но вот не ожидал, что от этого может быть так хорошо и легко на душе.
  
  И как же сильно отличались эти мои чувства от прежних переживаний, которые давили меня после дежурства в больнице с Татьяной Романовной. Ведь тогда я не был преступником ни формально, ни по сути. Я помогал врачу в её работе по исправлению перелома, вполне гуманная цель, которая превратилась в пытку невыносимой болью для человека. Мне было стыдно за участие в этой пытке. Нет, это даже не стыд. Я чувствовал себя подонком, сволочью и это чувство причастности к преступлению, чувство не отмытой грязи на руках, сохранилось до сих пор.
  
  * * *
   Дальше понеслись дни и ночи работы и дежурств, командировки, семинары, экзамены, короткие мимолетные отпуска и опять работа - работа- работа... Мимо текли девяностые годы. На улицах постреливали, взрывались иногда автомобили и крупные предприниматели, чехардой крутилась власть, менялись уголовные авторитеты в городе, а судебно-медицинские эксперты работали без перерывов на праздники и выходные.
  
  Разумеется я не мог проследить судьбу студента, фамилии его не помнил, да и кого бы я мог спросить : дежурный следователь только возбуждает дела, а к кому оно потом попадет, это знает только господь Бог и районный прокурор.
  
  Конечно случай остался в памяти навсегда - как можно забыть свое намеренное преступление, тем более, что мое внезапное решение нарушить закон, стало следствием невольного участия в жестокости давних лет, собственную причастность к которой до сих пор чувствую. Так вышло, что я этим своим формальным преступлением как-бы вину за "непреступное" участие в подлинном преступлении против человека искупал.
  
  Через некоторое время изменилось Уголовное законодательство России, появилась новая юридическая норма - возраст согласия для секса. Кажется первоначально было взят за норму 14 летний возраст. Сколько бы поломанных судеб и исковерканных жизней можно было бы спасти, если бы такая норма была в советском законодательстве! Уж точно не было бы того случая со студентом. Увы, былого назад не воротишь. Но давняя история неожиданно продолжилась.
  
  * * *
   Я продолжал работать судебно-медицинским экспертом в том же городе, и скажу честно, работы меньше не становилось. Кроме дежурств с выездами на место происшествия, у экспертов еще всякой другой работы валом. Собственно такие осмотры и участие в составе следственных групп - только малая часть, только начало большой экспертной работы.
  
  Для меня такие дежурства были почти отдыхом, потому что позволяли отвлечься на легкую необременительную работу, отодвинуть сложные дела, да и в конце-концов просто сбежать из отдела, которым я уже заведовал, оставив своих дорогих коллег самим разбираться в вечных проблемах.
  
  Однажды вызвонили меня по дежурству сразу после утренней планерки. Я только-только успел среди сотрудников работу на день раскидать, а за мной уже машина подъехала. Звонивший дежурный знал мало, сказал только, что вроде как обычная "гаражная смерть", ничего особенного.
   "Гаражная смерть" это был наш, экспертный термин, речь шла о случайной смерти от отравления выхлопными газами автомобиля в закрытом гараже. Связана таковая случайность частенько бывала со стремлением пары любовником укрыться от посторонних глаз и устроиться с максимально возможным комфортом - на мягком сидении, в тепле, с выпивкой и закуской, следы которой мы всегда находили в автомобиле. Ну и как правило смерть настигала свои жертвы во сне, когда любовники забывались в блаженной усталости после секса. Поэтому особым признаком именно такого развития событий, кроме обязательной початой бутылки в салоне, служил беспорядок в одежде - погибшие бывали или вовсе раздеты или только снизу. На ментовском жаргоне такие случаи еще назывались "сладкими парочками".
   Помню, удивило меня тогда немного, что не по сезону случай - на улице уже было довольно тепло, да и ночью стояла плюсовая температура. Гонять мотор, чтобы согреться как-будто особенной необходимости не было. Ну да там видно будет..
  
  Машина въехала в закрытый двор пятиэтажного кирпичного дома. Водитель высадил меня и тут же уехал. Я огляделся. Стояло тихое светлое утро, покой и тишина царили здесь. В стороне от въезда, в уютной тени тополей прятались самодельные будки дощатых крашенных гаражей, похожих на обычные дровяные сараи моего детства. Участковый милиционер в распахнутом кителе щелкал семечки на лавочке у щелястого серого забора, перевитого бледной зеленью кислицы. Кругом было так славно, что захотелось усесться рядом с участковым на теплую лавочку, зажмуриться на солце и дремать в тишине.
   -Присаживайся, в ногах правды нет, - милиционер широким жестом предложил мне располагаться рядом и с готовностью протянул мне ладонь с лоснистыми черными семечками.
   -Нет, спасибо, покурю лучше, - я достал сигареты.
   -Так ты же вроде папиросы курил, "Беломор"?
   -Было дело, на сигареты перешёл. А ты почему помнишь?
   -Запомнил, ты меня раз угостил, а я не курил тогда, так чуть не помер.
   - А зачем брал тогда? Если не куришь, зачем себя травить? - я улыбнулся.
   -Вот и не курю... А тогда взял, чтоб вроде разговор поддержать.
   -Ну бывает... Чего ждем-то? Где труп?
   -А куда он теперь денется, лежит себе..- милиционер кивнул на крайний сарай с пологим, устланным досками, въездом.
   Поперек ворот сарая висел довольно широкий железный засов, запертый на тяжеленный амбарный замок. И засов и замок выглядели как-то вызывающе грозными и массивными на фоне сколоченных вручную узеньких досточек "вагонки".
   -А отчего гараж заперт? - спросил я, -так и было когда обнаружили..?
   -Да нет, не думай, там все нормально. Это бабка уже утром заперла, чтоб соседи не болтали. Сейчас прискачет. Её дознавательша опрашивает.
  
  Действительно, я и докурить не успел как из подъезда вышла пожилая женщина в каком-то длинном одеянии, с темным платком на голове, хмуро глянула на нас и пошла к гаражу. В руке у неё появился большой ключ, она отперла замок, скинула с грохотом засов с уключины и отворила вполовину одну створку ворот.
   -А что, дальше не открывается? - я подошёл к входу и заглянул в полусумрак.
   -Ну коли надо, так открывайте, - женщина ответила неожиданно зло, поджала губы и отступила на пол-шага назад.
   Подошла молоденькая дознавательница, тоже в форме с какими-то кукольными махонькими погончиками младшего лейтенант на плечах. Начали писать протокол. Пока девочка в форме описывала гараж, машину, её закрытые дверцы, предметы которые находились в гараже, я во внутрь и не заходил. Успеется еще. Наслаждался покоем, грелся на солнце и наблюдал за сердитой хозяйкой гаража. Странно было, что она была именно сердита, а не горевала. Я даже подумал, что может не её родные погибли в машине. Спросил вполголоса участкового, но он подтвердил - "Её дочь там".
   Так вот оно что! Дочь с любовником задохнулась... Понятно отчего хозяйка не хотела, чтоб соседи видели.
   Осмотр тем временем продолжался и наконец-то дошло да моего участия. Я вошёл в гараж и заглянул в автомобиль. Первой неожиданностью было, то что на откинутых спинках передних сидений мужчина и женщина лежали совершенно одетыми. На нем до ворота была застегнута рубашка, брюки под ремнем, на ногах обувь. Она тоже была в джинсах и блузе. Видно было, что никто из них и не собирался как-то расстегнуться или освободиться от одежды для занятий любовью. Они лежали откинувшись, на спине. Правая рука мужчины и левая рука женщины лежали ладонь-в ладонь, пальцы слегка сжаты. Они спали взявшись за руки.. Они уснули и умерли во сне. Никаких следов предварительного пьянства или просто скромной трапезы в автомобиле тоже не было.
   Машину вытолкали из гаража на свет. Я приступил к детальному осмотру и обратил внимание на лицо мужчины: на тонкой бледной коже очень резко выделялись глубокие горестные морщины к углам рта, на высоком лбу от межбровья вверх тоже легли две тонкие глубокие складки. Плотно сомкнутые губы, с опущенными вниз уголками. Сеточка морщин у глаз. Наверное так должен выглядеть плачущий человек, подумал я. Даже сон не сгладил горестной маски. А может он и плакал во сне, перед тем как умереть?
   -Сколько лет ему?- спросил я дознавательницу.
   -Двадцать шесть было бы... - ответила она мне.
   Еще молодой, а морщины уже вполне возрастные, подумалось мне. Хотя смерть никого не красит. Его довольно красивое лицо с крупными чертами, показались мне как-будто знакомым.
   Погибшая женщина выглядела моложе своего спутника, милое лицо, аккуратная стрижка, маникюр, никаких следов насилия.
  
  Я был обескуражен. Каких-либо признаков, характерных для случайного отравления выхлопными газами в гараже я не видел. Скорее это было похоже на случай самоубийства, когда молодые люди закрылись в гараже с явной целью умереть. Но это были только предположения.
  
  Я снова обратился к дознавательнице, может быть ей что-то стало известно из опросов родных? Нет, она тоже была в недоумении. Опрошенная мать погибшей настаивала на том, что молодые заперлись в гараже для разврата. Никаких записок не найдено, никаких разговоров с матерью у девушки не было. Молодой человек жил один, в квартире у него был полный порядок и никаких видимых признаков, указывающих на желание скорой смерти. Оба жили в разных подъездах одного дома. Понятно, что использовать гараж во дворе для того, чтобы уединиться, при пустующей квартире было бы смешно. Это тем более указывало на самоубийство. Не был известен только мотив.
  
  Когда погибших вынимали из автомобиля, мать девушки вдруг очень зло выругалась над телом молодого человека и даже словно хотела плюнуть, но участковый успел отвести её в сторону и что-то тихо сказал. Женщина разрыдалась. Оно и понятно, ребенка потерять - всегда горе. Машину опять втолкнули в гараж, она сама закрыла ворота на засов с тяжелым замком и не оглядываясь быстро ушла в подъезд.
   -Эх, Валька-склочница, - проговорил участковый - Вот баба вредная, завтра поди на меня побежит жаловаться.
   - Да оставь ты её, понятно, что она за дочерью убивается, - попытался я спокоить участкового, хотя и меня тоже резанула злость, с которой она накинулась на умершего.
   -Да она сама их до смерти и довела! Что? Я неправ что ли? - Участковый вспыхнул.
   -Сначала пацана посадила, а когда он вернулся, жизни им не давала - день-через-день скандал с криками на весь дом. Уж как она его невзлюбила с самой школы, так и грызла до самой смерти.
   -Ого, со школы? Так это история давняя уже?
   -А ты не помнишь разве, как я к тебе его привозил, ты мне вот тогда закурить дал, мы на крыльце курили, мне потом плохо стало, думал стошнит.
   -Не помню. Вообще не помню. И когда это было?
   -Да уж было, сколько лет прошло. Его за изнасилование тогда и взяли. Она, эта Валька-Склочница, подала на него. Ты же его смотрел. Не помнишь?
  
  -Ах! Так это он был?! - конечно я помнил случай со смытыми стеклами, да только не мог соединить оставшееся в памяти выражение гордого достоинства на лице мальчика-студента и увиденную сегодня маску скорби на лице навечно уснувшего молодого человека. Я заглянул в катафалк - конечно, это он, поэтому и показалось знакомым лицо. Узнал, но не вспомнил где и при каких обстоятельствах видел. А обстоятельства-то были как раз самые запоминающиеся.
   -И давно он вернулся? - спросил я участкового
   -Скоро два года будет. Но у него все неладно получилось. Он квартиру после родителей долго не мог разменять, никак с работой не ладилось - его ж тогда посадили считай сразу после школы, ни образования, ни специальности.
   -А почему ж посадили? Ведь там вроде без доказательств было, на одном заявлении взяли..
   -Потому что он не отказывался, дурила. Все подтвердил, еще и про прежнее, что раньше было, рассказал. Ему и выдали по полной. Выпустили после нового УК и то не сразу. У нас ведь только садят быстро..
   -Да, молодой-глупый.. - подтвердил я, хотя надо было бы сказать "честный и принципиальный".
   -Обидно, что Валька-Склочница сама детям жизнь угробила. И ладно бы только чужому, так и свою до могилы довела. Я ей так и сказал. Пусть теперь бежит жаловаться, а я на нее рапорт напишу за вчерашний скандал. Соседей опрашивал, так они все показывают, как она дочь материла в голос. Вот и пускай теперь жалуется - довела детей до смерти...
  
  * * *
   Исследование тел подтвердило смерть от отравления выхлопными газами. Никаких неожиданных находок при исследовании выявлено не было. Причина самоубийства долго осталась неясной. Только месяца через два, а то и позже, ко мне на стол легло извещение от станции эпидемиологического контроля, в котором сообщалось о том, что граждане (указывались имена и фамилии молодого человека и его девушки) "до момента смерти находились в списке учёта по поводу ... вируса иммунодефицита человека (ВИЧ)". ... Вирус - неизгладимый след тюремного насилия привёл их к смерти.
  
   Мой поступок не помог мальчику избежать страшной судьбы. Он не лгал ни в чём, что касалось любви. И был прав - когда появляется ложь, любви не остаётся.
  
   Они любили друг друга честно и искренне и сумели сохранить своё первое чистое чувство несмотря на тюрьму и разлуку, несмотря на страшную болезнь.
  
   Это был их сознательный выбор между любовью и жизнью.
   Они любили друг друга до самой смерти...
  
  
  Bonn. 24.01.2016
Оценка: 7.34*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"