Марина очнулась от непонятного звука. То ли скрипа несмазанной двери, то ли завывания сильного ветра, принуждающего деревья согнуться перед невидимым повелителем. Прислушалась, затаилась, боясь себя выдать. И неожиданно клацнула зубами. От холода, от сырости, проникшей под пальто. Она запахнула полы пальто и сунула кулачки под мышки, чтобы согреть окоченевшие кисти рук. И тут пришли в движение голые ноги. Колени ударялись друг о друга и обещали разбиться в кровь. Пришлось освободить руки из подмышек и дотронуться до ледяных коленей. Она стала вяло их растирать, постепенно заряжаясь энергией и ускоряя темп. Потом подтянула к себе ноги, укутав их полами пальто.
Трястись от холода Марина перестала, но кусочек льда засел глубоко внутри и не давал расслабиться. Хотелось лечь в горячую ванну, горячую-прегорячую, чтобы лед растаял. Потом растереться до красноты полотенцем, надеть любимый махровый халат, сунуть ноги в тапки-полусапожки, которые она обувает в самые лютые морозы, когда температура в квартире опускается ниже двадцати. Для мерзлячки Власовой это Северный полюс. Или Южный, без разницы. Всегда с ужасом взирает на Андрюшку, как когда-то взирала на Никиту, который ходит в это время в шортах и футболке, шлепая босыми ногами по полу.
Воспоминание о сыне, заставило забыть о льдинке, не желающей таять.
Власова оторвала лоб от коленей, завернутых в пальто, и, наконец, сообразила, что холод это не самое страшное в ее жизни. Вокруг нее сгустилась мгла. Только откуда-то сбоку, и довольно высоко от того места, где она находилась, проникал сумрачный свет. Он процеживался через несколько небольших отверстий, как через сито.
Женщина на всякий случай пересчитала их. Пять. Ровно пять.
Число ей понравилось. Хорошее такое число пять. Не шесть, не четыре. Пять.
Она хваталась за всё, что могло ее успокоить и вселить надежду на благоприятный исход.
Если дырочек пять, то она останется жива. Она не может остаться в этом месте навсегда, чтобы медленно умирать.
Сначала перестанет чувствовать холод, потом исчезнут все желания, накатит тупое безразличие, после чего...
Нет, лучше уж сразу, чтобы не мучиться!
Но прежде чем накатит безразличие, она будет терзаться мыслью о сыне и изводить себя осуждениями: зачем открыла дверь? Почему не стала настаивать на возвращении Михаила?.. Но он сопровождал ее до квартиры и уходил. Если она не собиралась покидать пределы своих владений, то охранник не появлялся.
Надо быть бдительной! А то сказал, что он доставщик пиццы, а я клюнула. А еще рыжий!.. Будто рыжие не бывают преступниками.
Марина робко поводила вокруг себя руками, пытаясь понять, на чем она восседает. Не удержалась и завалилась на бок. Но моментально вскочила на ноги, позабыв, что еще недавно не могла передвигаться. В ступни воткнулись тысячи иголок, как это бывает, когда ноги затекают при долгом сидении в неудобном положении. Она снова села, уперлась руками, почувствовав под ладонями грубую ткань. Склонилась в правую сторону, ведя ладонью, как утюгом, по ткани. Под руку попался выступающий предмет круглой формы. Женщина начала осторожно ощупывать его.
- Пуговица! - с радостью догадалась она, испугавшись собственного звонкого голоса. Испугалась и порадовалась, что речь в ней вернулась. И продолжила свое исследование.
Вскоре ткань закончилась. Под руку попала занозистая деревяшка. Одна особо настырная заноза едва не воткнулась ей в палец. Марина отдернула руку, потерла ладони друг о друга, проверяя, не колит ли где-нибудь в ладони-утюге. Не кололо. На ум пришла догадка. Чтобы ее проверит, она покачалась. Её "койко-место" пришло в движение вместе с ней и надрывно заскрипело. Власова затаилась, боясь привлечь к себе внимание похитителя. Она поняла, что сидит на сдвинутых ящиках, накрытых стареньким пальто. Брезгливость победила. Ей пришлось оторваться от своего ложа. Встав на ноги, она закачалась, как матрос на палубе во время шторма, но на прежнее место не вернулась. Затем на негнущихся ногах дошла до стены, в которой виднелись пять отверстий. Коснулась руками холодного металла, для пущей уверенности постучала по нему костяшкой указательного пальца, словно просилась выпустить ее или проверяла звучание листового металлического листа. На просьбу никто не откликнулся, звучание показалось ей устрашающим и подействовало на нее гнетуще, как токката ре минор для органа Иоганна Себастьяна Баха. Продолжать игру на своеобразном музыкальном инструменте Власова не стала, а то обстоятельство, что никто не отозвался, её не напугало. Напротив, даже лучше, что рядом нет этого "добренького" рыжего. Осмелела, приподнялась на цыпочках, чтобы изучить обстановку на воле и насладиться капелькой воздуха свободы. Чистого дурманящего воздуха. Здесь, в помещении, воздух был спертым, пахло отвратительно. То ли прокисшей капустой, то ли сгнившими овощами.
Ее роста не хватило ни для изучения внешнего мира, ни для получения глотка воздуха свободы. Женщина привычно засунула руки в карманы. Кроме мелочи на проезд в общественном транспорте, да еще носового платка, Марина в карманах ничего не носила, тем более не носила дежурный набор для собственного вызволения из застенков. Все имущество укладывала в сумку. И каково было ее удивление, когда в кармане обнаружились ключи. На ощупь они напоминали ключи от ее входной двери: один длинный, один короткий, ключик от домофона и брелок в форме рыбки. Рыбка не была золотой, не могла выполнить желание, она была сделана из нефрита и была подарена ей Весельчаковой. Просто так, без повода. Со словами: пусть эта рыбка исцелит тебя и защитит от скверны. Именно, такими свойствами обладает этот камень. Священный камень древнего Китая.
Маринка погладила пальцами рыбку и мысленно попросила защитить от скверны, которая выкрала её из собственного дома не ясно, для какой цели. Из глаз прыснули слезы. Она автоматически сунула руки в другой карман, чтобы выудить носовой платок, но там оказалась... зажигалка. Женщина недоуменно нахмурилась, не доверяя такому подарку, но о слезах тотчас забыла. Щелкнула зажигалкой и в робком свете качающегося пламени заметила поржавевшие металлические стены, окружившие её со всех сторон, очень похожие на стены старого контейнера, в котором рыночные продавцы хранят свой товар. Отсюда и плесневелый запах. Но в контейнере ничего не было. Только старое потертое кресло с поломанной ножкой в одном углу и ее лежанка, состоящая из трех деревянных ящиков, накрытых, как она и предполагала, стареньким пальто с искусственным воротником, стоящая в самом центре. Была еще парочка ящиков, сложенных друг на друга в противоположном от кресла углу. Она прихватила один из них и дотащила до заветной свободы, мелькающей за маленькими отверстиями. Взгромоздившись на шаткий ящик и засунув в карман зажигалку - ценную вещь в этих условиях, она прильнула к маленькой дырочке.
Что можно рассмотреть в крохотное отверстие? Почти ничего! Но почти это уже кое-что в данных условиях.
Марина увидела стоп-кадр другой жизни. Здесь, в контейнере, было страшно, холодно, мерзко, а главное - не было будущего. Правда, жила малюсенькая надежда на то, что всё закончится благополучно. А это немаловажный факт. Пока надежда жива, существует способность думать, строить планы освобождения. И мечтать. Мечтать о будущем. Светлом будущем, как утверждали раньше. Все верили в светлое будущее, потому и жилось радостно, с песней веселой. И люди были другими - не озлобленными, не жестокими, не завистливыми. И не потому, что все были равны. Всегда найдется повод для зависти. Время было прямо скажем - ущербное. У кого-то в холодильнике была палка копченой колбасы, а у кого-то, вообще, не было холодильника. Чем не повод для зависти и желание расправиться с зажиточным гражданином? У меня нет вишневой "девятки", а у соседа есть, причем новенькая, блестящая. Дай-ка я ему колесо проткну или нехорошую надпись на капоте нацарапаю. Ему напакостничаю, и себе удовольствие доставлю... Но не было такого! Не было! По крайней мере, о подобных выходках Марина не слышала.
Возможно, всё зависит от человека. Один ищет любой повод для зависти, чтобы себя завести, а другому по барабану, что у него карманы пустые, а сосед живет "в шоколаде".
Философские размышления отвлекли Власову. Она вспомнила родителей, захотела снова всплакнуть, но мысленно приказала себе не расслабляться. Чего же нюни распускать? Надо думать, думать и... придумать что-нибудь...
Полюбовавшись через отверстие красотами природы, в качестве которых выступала часть дерева или раскидистый куст, Маринка слезла с шаткого ящика. И вновь достала самую ценную вещь - зажигалку. Осветила замкнутое пространство, желая отыскать выход.
Как-то ее сюда засунули?! Не предпочли способ Деточкина из известной комедии Рязанова, который с помощью крана поднял гараж и угнал автомобиль, а гараж вернул на место тем же способом.
Женщина представила, как рыжий парень в желтой куртке и бейсболке укладывает ее полуживую на три ящика, ехидно ухмыляется при этом, потом машет рукой подельнику и кричит, стараясь не потревожить похищенную особу со слабыми признаками жизни:
- Майна!
Ну, прямо, как работник дока, руководящий погрузочно-разгрузочными работами на судне.
Марина стукнула пяткой по полу. Раздался звон. Она присмотрелась и убедилась, что у контейнера существует дно, то есть "майнать" похитителю не было смысла. Из чего можно заключить следующее - в контейнере есть выход!
Пламя заметалось от ее резких движений, женщина испугалась, что может остаться без единственного источника света, и загасила его.
- Не видно ни зги! - изрекла она с чувством, как актриса на сцене. - Как утверждал гениальный Чехов: Черный день когда ни зги не видно! У меня черный день в квадрате. Ни шиша не видно, вокруг темень, и черный, в образном смысле. Есть красный день в календаре, есть черный, когда зашкаливает уровень неприятностей.... Да, проблемка, сидишь и не знаешь, что тебя ждет... И не сидишь, а стоишь! - поправила она себя и стала медленно перемещаться, чтобы найти свои ящики, укрытые пальтишком. Сделает шаг, потом подтянет другую ногу и замрет в ожидании. Сделает шаг, подтянет и замрет. - Танец под названием - я не умею танцевать и в том признаться не боюсь, но я учусь, учусь, учусь. - Пропела Марина, подражая некогда известному певцу из Прибалтики, которого любили её родители. Теперешнее пение их дочери было больше похоже на недовольное бурчание.
Продолжая петь и передвигаться, она неожиданно наткнулась на свою лежанку и едва не грохнулась, перевернув один из ящиков. Вернула его на место, радуясь своей способности видеть в темноте.
Одни читают чужие мысли, другие, как кошки, обходятся без освещения, - мысленно констатировала Власова и вслух заметила.
- Я не кошка! Я никогда не гуляю сама по себе. Это Андрей Макаревич утверждает, что только кошки гуляют сами по себе, а лишь по весне с котом. - женщина призадумалась и сказала, - я с котом не гуляю, хоть, и весна на улице. Выходить с ним в свет пока рановато...
Лирическое настроение резко сменилось злостью.
- Ну, ты, рыжая скотина! Какого черта ты меня здесь запер?
Контейнер ответил гулом. Маринке стало не по себе. Ей показалось, что сейчас замкнутое пространство начнет уменьшаться в размерах, причем со всех сторон и... соединиться в одной точке - точке, где находится она. Бедная несчастная женщина.
- Чего ты расселась? - спросила она у себя. Или не у себя, а у того человека, который поселился внутри нее год назад, после ухода Никиты. - Хочу и сижу! - с вызовом ответила она. Или он. - Мне выпадает редкий случай, когда я делаю то, что хочу, а не в угоду кому-то... Вот зачем я затеяла эту дурацкую уборку?! Не надо запирать себя в четырех стенах! И окна могли подождать... Не было бы меня дома, ничего бы не произошло! - с грустью добавила она, - но чему суждено произойти, того не миновать... Что за обреченность в голосе?! Еще возьми и удавись, чтобы облегчить работу преступнику!
Снова была задействована зажигалка. Власова перешла на кропотливое изучение стен контейнера в поисках двери.
И вскоре дверь нашлась, но успокоения этот факт ей не принес. Видимо, снаружи на двери имелся висячий замок, поэтому она слегка пошатывалась, но не открывалась.
Зачем-то она оценила свой внешний вид, словно собиралась тотчас покинуть это место и думала, подходит ли ее наряд для прогулки по... лесу.
А что, если это заброшенный контейнер, который за ненадобностью вывезли подальше, за город, и оставили в... в лесу, - ужаснулась Марина, - тогда... зови - не зови, никто не откликнется и на помощь не придет. И зачем ему, этому гадкому рыжему, об меня руки марать, когда можно оставить здесь... умирать.
Как пить хочется, - пришло в голову ненужное желание. - Без еды я могу протянуть долго, а вот без питья... И без питья долго! Кто сказал - три дня?! Брехня!.. А в холодильнике стоит упаковка грейпфрутового сока. Я бы выпила целый литр. Или больше. Можно и минералку. Или простой воды из-под крана - ужасно вредной, от нее камни в почках образовываются. Так Весельчакова утверждает. Она всё знает. Или почти всё. Или делает вид, что все знает. Вообще-то, меня раздражают люди, который якобы всё знают, у которых готов ответ на любой вопрос. Часто они несут такую ахинею, но с таким уверенным видом, что начинаешь сомневаться в собственных знаниях. Задумаешься, а правда ли дважды два равно четыре, а не двадцать четыре, как утверждает эта мадам с коровьими глазами. Про ахинею я вспоминаю каждый раз, когда слушаю Клавдию Ивановну Говязову. И будто бы не пустышка, грамотный технолог, но иногда, как загнет! Ты теряешься и думаешь: А вдруг она права? Она, а не я?
С Говязовой она перешла на ее подругу, свою соседку - бабу Клушу.
- Она меня видела в обществе рыжего! И если меня станут искать, то Анька настоит на том, чтобы обратиться к ней. Баба Клуша обо всем расскажет. Может быть, даже назовет номер автомобиля. Тогда Тудвасев легко отыщет похитителя... Блажен, кто верует, тепло ему на свете, как утверждал Белинский. Скорее всего, номера на машинке липовые... Эх, ты, рыжий хитрец!.. И эта вертихвостка Шумеева тоже рыжая. Красотка в белоснежном пальто посредине грязной осени... Что-то давненько я ее не встречала... Вдруг этот "доставщик пиццы" ее родственник? Например, братец? А почему бы нет?.. Но зачем ей это? Мы с ней даже незнакомы.
Марина попыталась вспомнить лицо Екатерины Шумеевой, но не смогла. Оно было, как в тумане. В том тумане, который окутал ее, когда ее груди коснулся электрошокер. Странно, но место удара током не болело. Женщина потерла ладонью грудь и лишь после этого определила место поражения.
- Ерунда, - обронила она и вздохнула, - а пить все же хочется. Вот бы сейчас приложить губами к крану и пить, пить вредную для здоровья воду. Вредную, но очень вкусную... Еще яичницу пересолила. Если бы не пересолила, то жажда не мучила. И кофе я выпила, а водой, по привычке, не запила, завозилась и забыла.
Власова облизала пересохшие губы плохо двигающим языком.
- Может, лучше поспать? Тогда и про жажду забуду... Он еще поспал немножко и опять взглянул в окошко, - трагическим голосом заключила она и грустно хмыкнула.
Маленькому Андрюшке очень нравилось это стихотворение Маршака. И еще стихотворение Михалкова "Фома". Каждый раз горько плакал, когда она читала "трусы и рубашка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке". А во время очередного расставания у ворот детсада "Ивушка", мальчик заявлял тоном, не терпящим возражений:
Слезы водопадом полились из глаз. Падали, падали на голые колени, на шорты, на майку, потом на пальто, когда она его запахнула, прикрыв своё замерзшее тельце.
- Сейчас возьму и подожгу ящик! - зло бросила Марина. - Дым повалит, кто-нибудь, да и заметит. Заметит и заинтересуется, что же происходит?.. А пока он заметит, я благополучно задохнусь, - сразу нашелся веский довод. - Тоже мне, удумала! А с виду смышленая женщина! Мать пока одного ребенка... А почему я сказала "пока"? Я беременна?
Власова приложила обе ладони к животу и прислушалась, желая получить подтверждение своему пространному "пока". Там, внутри, было тихо, как на кладбище. Даже голодное урчание не прослушивалось.
- И придет же в больную голову невесть что, - монотонным голосом произнесла она. Но мыслишка в больной голове засела крепко. Пораскинув мозгами, изрекла, - а почему бы нет? Я еще женщина в самом соку. Сорок лет плюс минус пару годков - не критический возраст для современной роженицы... А уж как будет рада Клавуся, когда я уйду в декрет! Идите, гражданочка Говязова, прямо по коридору, упретесь в кабинет начальника! Там для вас местечко освободилось. Бывшая руководительница рожать надумала. И в скором времени возвращаться на работу не собирается... Но я если я беременна, то это меняет дело!
Маринка вскочила с ящика и уверенным шагом двинулась в сторону двери, словно, действительно, обладала кошачьим зрением.
Упершись руками в холодную металлическую стену, она все же достала спасительную зажигалку и осветила помещение контейнера.
Женщина ошиблась на каких-то полметра. Дверь находилась правее. Она со всей силы стукнула по ней, хотя, могла стучать в любое место - звук вышел бы тот же самый. Но действовала по привычке: если стучать, то в дверь, а не в стену.
- Эй, рыжий клоун, быстро выпусти меня отсюда, а то хуже будет! - грозным голосом предупредила она невидимого врага.
За спиной послышался шорох. Тихий шорох. Громкий шорох. Шорох, заставивший ее замереть с поднятым над головой маленьким кулачком, которым она собиралась в очередной раз треснуть по стене своей холодной тюрьмы...
- Спокойно, спокойно, - пробубнила себе под нос Власова, рыская по карманам в поисках зажигалки. Она, как назло, не находилась. - Да, где же ты!.. А вдруг я ее выронила?! Как отыщу в кромешной темноте?
Ей показалось, что шорох раздался чуть ближе к ней, чем в прошлый раз. Раньше он доносился из того угла, где стояло поломанное кресло, теперь слышится в районе ее лежанки, где-то в центре контейнера.
- Ой, мамочки! - проблеяла Маринка дрожащим голосом. Собралась с духом и затравленно поинтересовалась, - кто здесь?
Спросила и затаила дыхание.
Тишина. Приятная тишина, позволяющая ровно дышать и почти не дрожать.
Она устала дрожать от холода. Теперь добавился страх. Он и раньше присутствовал, но теперь стал более ощутимым. Подкрался ближе и дышит в спину.
Женщина немного успокоилась и решила вновь заняться поисками зажигалки. В карманах пальто, увы, её не обнаружила.
- Маша-растеряша! Ну, как можно было уронить такую ценную вещь!.. Марина! Держи себя в руках! Не паникуй! - приказала она себе и опять перешла к танцевальным упражнениям: сделала правой ногой круговое движение перед собой, желая нащупать зажигалку. Под ногу что-то попало. Она присела на корточки и стала водить рукой. Это был мягкий круглый предмет с... хвостиком. Сморщенный и неподвижный. Последнее уточнение было немаловажным. Если бы он был подвижным, то Власова с легкостью выполнила цирковой трюк - многоразовая круговая пробежка по замкнутому контуру с остановкой вниз ногами, чтобы не дай Бог не опуститься на " арену", таящую массу опасностей.
Женщина зажала странный предмет в ладонях и стала ощупывать.
- Это свекла! - с радостью изрекла она, словно за разгадку ей полагался приз - освобождение из застенков. - Даже не свекла, а мумия из свеклы. И что из этого следует? Что контейнер не может находиться в лесу. Еще пару недель назад здесь хранились овощи.
Вывод ее успокоил до такой степени, что она решила прощупать ближайшее к ней пространство, надеясь отыскать еще одну подсказку. Но при этом подумала: А почему бы контейнеру не оказаться в лесу? Преступник хорошо подготовился к похищению. Выкупил у рыночного торговца ненужный ему контейнер, перевез его... подальше от людских глаз и стал ждать удобного момента. Момент представился быстро.
Не думать, не думать, не думать, - мысленно приговаривала она, водя руками по полу. Мысль о том, что контейнер находится среди своих собратьев, пусть временно не пользующихся спросом, вселяла надежду. Кто-то должен сюда наведаться!
Под руку попался еще один предмет. Очень знакомый на ощупь. И такой необходимый! Зажигалка! Ура!
- Мне нельзя волноваться, - осадила она себя и неожиданно расхохоталась. Смех был не долгим. Женщина осеклась на высокой ноте, словно испугалась своей необъяснимой радости в ненужное время в ненужном месте. И посчитала необходимым объясниться. - Человек - странное существо. Может внушить себе, что пожелает. Даже самую несусветную глупость... Это я о беременности. Лучше внушите себе, Марина Леонидовна, что вы силач, способный выломать дверь. Или маленькая мышь...
Совсем рядом раздался шорох. Невидимое существо оказалось близко-близко. Маринка щелкнула зажигалкой. Прямо перед ней сидела крыса и пылилась на нее глазами-бусинками.
-А-а-а, - разнеслось гулким звуком по контейнеру. Жаль, крыша от такого крика не поднялась и не съехала в сторону.
Власова подскочила, как на батуте, а затем перелетела на ящики, не выпуская из рук зажигалку, чей мечущийся свет пугал еще больше. Но в темноте было бы еще страшнее. Ящик под женщиной покачнулся, издал жалобный скрип и развалился. Она переместилась на другой, благо их оставалось еще два. И стала водить рукой, в которой была зажата зажигалка, чтобы увидеть свою соседку по камере. Соседка исчезла. Марина решила, что она спряталась под креслом.
- Надо ее напугать! - громко высказалась она, считая это первым шагом к изгнанию крысы из контейнера. - Думаешь, я тебя испугалась?! Нисколечки! Зря ты так думаешь, - излишне театрально и на высоких тонах объявила она, продолжая выискивать что-нибудь тяжелое, способной стать орудием в борьбе с грызуном. На полу в беспорядке валялись засохшие овощи. Раньше она их не замечала. Крыса в поле зрения не попала. Маринка осмелела и слезла с ящика. Покосилась на поломанный ящик, хотела выломать из него дощечку, чтобы бросить под кресло и проверить, там ли соседка, но побоялась вонзить занозу. Двинулась в противоположную от кресла сторону, постоянно оглядываясь, будто могла во тьме разглядеть крысу. Дойдя до угла, она обнаружила... полуторалитровую бутылку. Поначалу решила, что это какая-то жидкость, не употребляемая человеком, которая пришла на смену минеральной воде, некогда заполнявшей пластиковую тару. Но зажав бутыль под мышкой, чтобы открыть крышку и не погасить пламя, женщина поняла - бутыль закрыта заводским способом.
Недолго думая, отвинтила крышку. Раздалось шипение. Маринка принюхалась. - Кажется, минералка, - недоверчиво протянула она и приложилась к горлышку, сделав осторожный глоток. Потом еще один, потом еще. И потом не могла оторваться. Вода лилась по шее, по груди, а главное попадала внутрь, орошая пересохшее горло.
- Класс! - заявила Власова, едва отдышавшись от долгого питья.
Воды в бутылке осталось менее половины. Подумала-подумала и допила до конца, а бутылку швырнула под кресло, ожидая появления из укрытия нового врага, посмевшего посягнуть на ее господство в стареньком контейнере. Крыса не появилась. Марина повертела головой и голосом чтеца, приглашенного для декламации стихов Маяковского, произнесла.
- Мне без разницы, что ты здесь поселилась раньше меня. Теперь я здесь живу! И прошу освободить помещение! Прошу по- хорошему!
А в голове звенели маяковские строки: люди - лодки, хотя и на суше, проживешь свое пока, много разных грязных ракушек налипает нам на бока.
Не созвучно? Кому как! Кто попадал в передряги, у того в голове еще не то звучало...
Ответом ей было тишина. Никто не пискнул, не оспорил ее слова, не стал грызть засохшие овощи в знак протеста.
- Ушла, - шепотом произнесла Власова, боясь получить опровержение. - Говорю же: точно ушла. Наверное, у нее подобных мест для набивания брюха предостаточно... И это еще раз подтверждает, что вокруг стоят такие же, как этот, контейнеры. Заброшенные или нет, неизвестно, но в один из них может кто-то наведаться... Интересно, как эта крысятина здесь очутилась?.. А мне зачем? Хочу убедиться, что это не галлюцинация на нервной почве? Или хочу уйти по-английски через ее ходы-выходы? А что?! Я могу. Еще немножко посижу на голодном пайке, сброшу пару десятков килограммов и спокойно пролезу...
Она подняла голову и взглянула на пять дырочек, просверленных в металлической стене. Их не было видно.
- А куда они делись? - спросила она у того, кто должен был обладать этой информацией.
И вдруг пламя зажигалки уменьшилось, а затем огонь погас. Она нервно и безрезультатно попыталась высечь пламя.
- А теперь всё! - обречено изрекла она.
На всякий случай попыталась отыскать пять дырочек - связь со свободой, но не нашла.
Наверное, уже стемнело, - догадалась Марина.
Хотела двинуться в лежанке, в которой вышла из строя одна треть, но не успела сделать и шага. Раздался скрежет. Сначала подумала, что это вернулась хвостатая соседка, но ошиблась. Клацнул замок, дверь со скрипом отъехала в сторону, впустив свежий воздух, звездное небо, горбушку-луну и намек на свободу...
Власова не решилась броситься к выходу. И правильно сделала, иначе натолкнулась бы на темную фигуру, появившуюся в дверном проеме. Фигура не сразу выросла на пороге, а некоторое время выжидала. Хотела угадать, как поведет себя пленница? Полетит, как ночная бабочка, на слабый свет и угодит в лапы злодея? Что-то скажет резкое, и... "поцелует" запертую дверь. Затаится, и не будет проявлять инициативу?.. Нужное подчеркнуть.
Марина Леонидовна выбрала третий вариант. Она вжалась в холодную металлическую стену, почувствовав на ладонях куски ржавчины.
Преступник смотрел прямо на нее, будто видел в темноте при помощи прибора ночного видения. Но она заметила, что ничего подобного на его лице нет. Хотя, лица тоже не могла рассмотреть. Даже не сообразила, рыжий это или его сообщник? Но на нем не было желтой куртки и желтой бейсболки. Он был темной личностью, пришедшей к ней в черный день ее жизни, ставшей таковой не по ее вине.
Он стоял и сверлил ее взглядом. Она вжималась и вжималась в стену, будто хотела размазаться по ней.
- Последнее предупреждение, - дружелюбным тоном заявила темная личность. Еще постояла пару минут, словно давала время на обдумывание, на проявление недовольства, согласия или просто присутствия.
Власова молчала. Темная личность ждала. Потом развернулась и исчезла. Как будто ее и не было. Дверь осталась распахнутой.
Звезды манили к себе пленницу, луна задорно покачивалась, размываясь в женских слезах, холодный свежий воздух хозяйничал в заброшенном контейнере, проникая во все углы и выгоняя непрошенных гостей.
Марина опомнилась. Оторвалась от металлической стены, которая отпружинила от нее и подтолкнула к выходу.
Женщина сделала несколько шагов и снова застопорилась, не дойдя совсем чуть-чуть до двери, покачивающейся под порывами ветра. Намек был ясен - будешь упрямиться, я в любой момент захлопнусь и оставлю тебя в неволе. Когда дверь качнуло сильнее прежнего, и она почти закрылась, оставив опасную маленькую щель, Марина рванула с места, отшвырнула ненавистную дверь двумя руками и побежала, не разбирая дороги.
Не было деревьев, хлещущих по лицу своими ветвями, не было погони, не было устрашающих звуков, загоняющих добычу. Была тишина, была мягкая земля под ногами, был высокий кустарник, напоминающий подросших саженцев, появившихся по своей инициативе, без человеческого участия, был длинный ряд контейнеров, небо, расплывающиеся звезды и луна-горбушка.
Слезы лились и лились из глаз Марины. А она бежала и бежала, пока не задохнулась. Контейнеры остались позади. Перед ней появились рыночные ряды. Она повернула налево и пошла вдоль первого ряда. В одном из проходов, прорезающих ряды, увидела большого пса. Он сидел и смотрел в ту сторону, откуда пришла женщина. Ей показалось, что за ней кто-то крадется, поэтому пес заинтересовался. Оборачиваться она не стала, рванула пуще прежнего. Собака побежала за ней, причем не издала ни звука, как это всегда делают бродячие псы, когда громким лаем выражают свое возмущение чужим бегом или покушением на их территорию. Пес догнал ее и побежал рядом, изредка поглядывая на свою новую подружку, разбавившую его одиночество. Они добежали до ворот, закрытых на ночь. Рынок спал, охраны не было видно. Власова вспомнила, что однажды была здесь. Пару лет назад, когда овощной рынок только открылся. Ехать до него было далеко, поэтому путешествие ограничилось единственным разом.
На воротах висела цепь, соединенная висячим замком. Второй висячий замок за день, - подумала Марина. Разъединила руками две половинки ворот, они легко разъехались и дали возможность протиснуться худосочной женской фигуре.
Пес остался сидеть на своей территории. Женщина повернулась и помахала ему рукой, словно поблагодарила за сопровождение и указание пути. Он тихо тявкнул на прощание и потрусил в обратную сторону.
Марина повертела головой, не зная, в какую сторону двигать. Плохо заасфальтированная дорога вливалась в широкую трассу, находящуюся приблизительно в пятистах метрах от ворот. По трассе мелькнул автомобиль, не обращая внимания на одинокую фигуру, замершую вдали.
По обеим сторонам дороги, ведущей к трассе, был насыпан гравий. Видимо, здесь парковались автолюбители, приехавшие отовариться на овощной рынок.
Ближний свет, - мысленно заключила хозяйственная Власова, посчитавшая, что расходы на бензин не перекроют экономию на покупки.
Ненужная в данный момент рассудительность, подтолкнула в нужном направлении, а именно, в сторону шоссе. Куда же еще?
Пока она тащилась на усталых ногах по "травмированной" дороге к заветному шоссе, по нему не пролетел ни один автомобиль.
Ничего страшного, - успокоила себя Марина, главное - я на свободе. Спешить мне некуда, никто меня не ждет. Иду себе и иду. Когда доберусь до дома, тогда и доберусь. Хуже уже не будет.
Дойдя до освещенного шоссе, она повертела головой, раздумывая, в какую все-таки сторону двигать? И повернула направо, посчитав свой выбор правильным.
Она всё шла и шла, а машин, желающих ее подвезти, всё не было и не было.
Марина Леонидовна думала о сыне, старалась не вспоминать прошедший день, принесший столько переживаний. И так погрузилась в себя, что не заметила, как ее охватил своими лучами-фарами автомобиль, подкравшийся сзади. Она отпрыгнула, не первый раз за сегодня, и повернулась к автомобилю. "Проголосовать" женщина не решилась, что-то ее остановило. Наверное, боялась нарваться еще на одну неприятность.
Когда получишь долгожданную свободу после заточения, пусть и недолгого, то так боишься с ней расстаться - проявляешь запоздалую бдительность. Бдительность была не ахти какой. Надо было броситься к спасительной роще, переждать там, а потом двигать дальше. А бывшая арестантка лишь сошла с дороги на обочину.
Автомобиль сбавил скорость, но не остановился. Когда он проехал мимо, она облегченно вздохнула. Но не тут-то было. Сначала водитель затормозил, но не сдал назад, видимо, засомневался в надобности общения со странной женщиной в странном наряде. Изучил ее в зеркале заднего вида и тронул машину в обратном направлении.
Поза Власовой напомнила позу суслика, ожидавшего врага возле норы. Суслик мог в любой момент улизнуть и спрятаться в свою нору. Она не могла. Ноги отказывались ее слушаться. Марина не сдержалась и опустила глаза, выпустив из поля зрения чужой автомобиль. Она хотела разобраться, не погрузилась ли она в болото, которое медленно засасывает ее и не дает двигаться, чтобы в очередной раз избежать опасности.
Перед ней замер автомобиль и перекрыл путь вперед. Но еще оставался путь к отступлению, но об этом Марина не подумала. Как не подумала, что есть еще время для спасения. Пока водитель выйдет, пока будет двигаться в ее сторону...
Но она стояла и напряженно изучала свои ноги, обутые в сапоги. Те самые некогда ультрамодные сапоги, которые купила по смешной цене. Тогда у нее была полноценная семья. Она с таким удивлением изучала свою обувь, будто только сейчас увидела, что она не босая.
И боялась поднять голову, оторвать взгляд от ненавистных сапог, чтобы не увидеть рыжеволосого парня в желтой куртке и желтой бейсболке, который скажет:
- Отпущенное время прошло.
Вытащит пистолет и выстрелит в нее. Потом подойдет к бездыханному телу, пнет его ногой и на всякий случай выстрелит в голову.
А утром...
Вода, выпитая в контейнере, запросилась наружу, причем через то место, откуда поступила. Марина сглотнула вязкую слюну...
- И долго ты будешь стоять, уткнувшись взглядом в землю? Эй, пай-девочка, ты ничего не перепутала? Это не место для прогулок! И время ты выбрала неудачное. - разрезал тишину знакомый голос.
Власова забыла о своем недомогании. Боясь разочароваться, не спешила поднимать голову. Потом все же решилась.
Ты-ы-ы? - протянула она, причем так долго тянула, что потратила много сил, вернее не много, а тот остаток сил, сохранившийся в хрупком женском теле после всех передряг черного дня...
- Это точно ты? - переспросила Марина, оказавшись в его объятиях. Он успел ее поддержать, когда она вдруг решила полежать на холодной земле.
- Нет, не я! Пушкин! Александр Сергеевич, - хмыкнул мужчина. - Могу я спросить, что ты здесь делаешь в столь поздний час? - поинтересовался он, подхватил ее на руки и вместе с невесомой ношей двинулся к пассажирскому месту своего авто.
- Г... гуляю, - стуча зубами, ответила женщина, стараясь как можно дальше отстраниться от него: не обвила его шею руками, не прильнула к груди, напряглась и затаила дыхание. Только сейчас она поняла, насколько сильно озябла.
- Вразумительный ответ! Что удивительно - я тебе верю, - усмехнулся он, усаживая ее со всеми удобствами в салоне, - действительно, почему бы не пройтись по трассе лунной ночью в... странном одеянии?!
Он оценил по достоинству ее одежду. Полы пальто разъехались, явив ему голые грязные коленки, замурзанную майку и шорты.
- Прикрываем новинки летнего сезона весенним пальтишком, позабыв про чулки, - покачал головой мужчина, словно был модельером, которого ослушалась на показе его новой коллекции одна из моделей.
Маринка прикрыла колени полами пальто и самостоятельно захлопнула дверцу, оставив водителя на улице. Тот неторопливо вернулся на свое место, покосился на женщину, которая старалась не стучать зубами и не дрожать.
- Сейчас согреешься, - пообещал он и включил сильнее обогрев в автомобиле. - Ну, поехали? - напряженным голосом задал он вопрос, будто только от нее зависело: доберутся они сегодня до дома или так и будут сидеть в машине?
- Мне надо выйти, - сконфуженно пролепетала Власова.
- Что еще не так? - скривился мужчина.
- Мне... надо... в кустики.
- До дома не дотерпишь?
- Нет, я уже давно... - продолжать она не стала.
- Иди, - милостиво разрешил он и тоже вышел из автомобиля, чтобы быть неподалеку.
Когда они вновь оказались в салоне, Марина Леонидовна опередила мужчину, который хотел продолжить допрос с пристрастием.
- Тудвасев, а ты что здесь делаешь?
- Катаюсь туда-сюда, загулявших женщин подбираю, - буркнул Алексей. - А если честно, то ездил на место преступления.
Уточнять не стал, впрочем, для него скрытность была врожденной привычкой. Так утверждала Весельчакова, причем присоединяла прилагательное "вредная": вредная прирожденная привычка. Но Маринка так не считала - мужчина должен быть немногословным.
- А от тебя, как я понимаю, бесполезно ждать правдивого ответа? - с надеждой поинтересовался он. Власова молчала и смотрела в окно, за которым пролетали деревья, сгрудившиеся тесной стеной по обеим сторонам трассы. - Учти, я от тебя просто так не отстану. Я несу за тебя ответственность перед Анной. - Она сидела и не поворачивалась в его сторону, будто пламенная речь ей не адресовалась. - Я тебя закрою на пятнадцать суток...
- Это за что ты меня закроешь?! - возмутилась она, - у нас в стране комендантский час пока не объявили, могу гулять по ночам! Не воспрещается! Тем более я женщина свободная, никому ничем не обязанная...
- Так-так, гражданка, значит, торгуем телом на трассе? - совершенно серьезно спросил капитан полиции.
- Ты.... ты... с ума сошел, Тудвасев! Да я... Да я... на тебя жаловаться буду! Я управу на тебя найду! Как можно было такое придумать!
- И штраф за этот вид деятельности полагается. А за оскорбление лица при исполнении имеется статья.
- Ну, чего ты ко мне привязался, - захныкала она, растеряв воинственный настрой.
- Быстро рассказывай, что с тобой опять приключилось! - гаркнул на нее Тудвасев.
Марина опешила от угрозы, исходящей от усталого мужчины с красными глазами, и попыталась схитрить.
- Устал, поди, - вздохнула она, - ты высади меня где-нибудь в центре, я такси поймаю и сама доберусь до дома. - Анька тебя, наверное, заждалась.
- Не волнуйся за меня и за Анну, за себя переживай, - гораздо тише, но очень доходчиво порекомендовал ей капитан. - Выбирай, Марина Леонидовна! Или ты мне все рассказываешь здесь и сейчас, или мы едем ко мне в отдел.
- Что мне делать в твоем отделе? - передернула плечами непонимающая Власова.
Теперь настала очередь Тудвасева молчать и ждать.
- Я не хочу никуда ехать, я устала, я хочу домой. Хочу принять ванну и завалиться спать, - заканючила она.
Мужчина уткнулся лбом в собственные скрещенные руки, лежащие на руле, и кажется, задремал.
- Леш, ты издеваешься? - нахмурилась Марина.
- Это ты издеваешься, - парировал он, не отрывая головы от руля. - Я тебе ясно дал понять - пока не расскажешь, я тебя не выпущу! Мне надоели твои недомолвки!
- Какая тебе разница, что со мной случилось...
- Есть разница, - перебил он ее. И голову опять не поднял.
А женщина так хотела увидеть его тигровые глаза. Лучистые и мягкие. Всё понимающие. Видящие насквозь любого. Только не каждый мог разобраться в обладателе этих необыкновенных глаз.
- Поехали к тебе, - прохрипел он, - может, там ты будешь разговорчивее.
Марина кивнула, соглашаясь с предложением, больше похожим на приказ. Он не смотрел на нее, но знал, что она не спорит...
В воскресенье вечером вернулся счастливый и возбужденный Андрюшка. Он собственноручно поймал две "крупные" рыбины, которых сразу предъявил матери для выражения восторга. Мать восторг выказала, причем тот, на который он и рассчитывал. Назвала сына кормильцем, вскользь спросила об отце. Андрей односложно ответил.
- Все хорошо.
Но по его лицу, она поняла, что не все уж так хорошо, как он хочет показать. Но выяснять не стала: захочет, сам поделится.
Пока Марина занималась привезенным уловом, сын успел искупаться, вышел из ванны румяным и осоловевшим. За столом стал клевать носом, она отвела его в кровать, пожурила за невыученные уроки. Сонный Андрей поинтересовался.
- Может, мне в школу завтра не ходить?
- Нет уж, мой дорогой, я поставлю будильник на пять часов, встанешь и за два с половиной часа сделаешь домашнее задание.
- Мам, ты этого не сделаешь, - заплетающимся языком заявил он.
- Не сомневайся, сделаю! А если ты не встанешь по будильнику, то твоя рыбалка была в первый и в последний раз.
- Я встану, встану, - пообещал он, засыпая.
Мать присела на край кровати, погладила сына по лицу, чмокнула в одну щеку, отпрянула, наклонилась и поцеловала в другую.
- Счастье мое, - прошептала она, - мой сыночек, моя радость. Как же я тебя люблю. Ты самый дорогой для меня человек. Главный мужчина в моей жизни. Я тебя никому не отдам.
- Значит, жениться мне нельзя? - поинтересовался мальчик, приоткрыв один глаз.
- Ах ты, притвора! - улыбнулась Марина и легонько щелкнула его по лбу. - Не волнуйся, против твоей женитьбы я возражать не стану. Но надеюсь, это событие случится еще не скоро.
- Лет через пятнадцать, - пораскинув мозгами, пообещал Андрей Власов.
- Давай, спи, жених!
- Что-то мне расхотелось спать. Я, наверное, уроки буду делать. Лучше сейчас, чем вставать в пять утра.
- Хитрец! - констатировала мать. - Я займусь домашними делами, а потом все уроки проверю.
- Пожалуйста, проверяй, - неуверенно пробормотал он, бодро вскакивая с кровати, словно еще пять минут назад не засыпал за обеденным столом.
Марина Леонидовна взялась за ручку двери, собралась покинуть комнату сына, но в дверях замешкалась.
- Андрюша, что-то случилось на даче? - спросила она равнодушно.
- Ничего.
- А все-таки?
- Отец уехал и мне ничего не сказал. Мы с дядей Колей рыбу ловили, а он был в доме, сказал, что у него срочная работа. Он и ноут с собой взял. А когда я рыбу поймал, и побежал в дом ему похвастаться, хотел, чтобы он пришел на берег и увидел ее своими глазами, но не нашел ни его, ни машины. Дядя Коля объяснил, что отцу надо было срочно уехать, но он скоро вернется. И он вернулся. Ближе вечеру. Я уже начал волноваться.
- Это случилось сегодня?
- Нет, еще вчера.
- Значит, вчера. В субботу.
- А что это меняет? - удивился сын.
- Ничего.... Я не понимаю, зачем было ехать на рыбалку, если у тебя срочная работа. Перенес бы поездку на следующие выходные.
- Но он же мне обещал поехать на ЭТИ выходные, а свое слово надо держать.
- Можно подумать, он... - в сердцах вырвалось у нее. От продолжения начатой фразы она удержалась.
Вышла в кухню, прихватив на ходу мобильный телефон. Набрала знакомый номер и сказала.
- Он целый день отсутствовал.
И отключилась, услышав короткий ответ: "Все понятно".
И тут мобильник, брошенный на кухонный стол, загудел, предвещая начало мелодии.
- Бубликова, привет! - закричала в трубку Весельчакова, причем так звонко, что Марине пришлось отодвинуть трубку от уха. - Ты дома?
- Дома. Привет, - опомнилась она.
- А почему на домашний номер не отвечаешь.
- Ой. Я забыла его включить. Ночью его отключила, а вот... включить позабыла.
- А чего ты такая потерянная?
- Я... не потерянная.
- Все выходные тебе звоню, звоню и ни ответа, ни привета.
- Я то уборкой занималась, то по магазинам ходила... Звонков не слышала.
- Ты точно потерянная, - печально вздохнула Анна, словно подтвердила неутешительный диагноз. - Ничего не случилось?
- Ничего, - торопливо ответила Марина.
- Андрюшка вернулся с рыбалки?
- Андрюшка вернулся.
- И Власов тебе нервы не трепал?
- И Власов мне нервы не трепал.
- Какая содержательная беседа у нас с тобой получилась.
- Содержательная, - подтвердила Марина.
- Ладно, появится желание поговорить, звони, - с обидой предложила Весельчакова.
- Появится желание, позвоню, - на автомате повторила подруга уже не по мобильному телефону, а так, в пространство.
Подошла к окну, положила локти на подоконник и уткнулась лбом в холодное стекло.
Пустой двор замер в ожидании утра. Фонари вырывали освещенные участки из темноты, оставляя за границей света знакомые, но сейчас невидимые, скамейки, детскую площадку, зазеленевшие деревья, островки травы, разделенные протоптанными заплешинами.
У Маринки на душе было мерзко и противно. Как погода в ноябре. В том ноябре, когда в ее квартире появился капитан Тудвасев. Погода за окном соответствовала настроению домочадцев, ожидавших чего угодно от визита полицейского, но не успокоительных слов.
Она запуталась. Окончательно запуталась. И теперь невозможно выпутаться.
Я парашютистка, запутавшаяся в стропах парашюта, - подумала она. - Выпустила запасной парашют и запуталась еще сильнее... Дальше будет ба-бах о землю и конец... Но я не парашютиста. Это у неё нет надежды на спасение, у меня она есть. Всё в моих руках... Или идти до конца? Я привыкла всё доводить до логического конца, не останавливаться на полдороге.
Уговоры несколько успокоили Власову.
Еще бы увидеть ЕГО и тогда мне станет намного легче, - мысленно попросила она. - Когда я в детстве болела, то было достаточно одного прикосновения мамы, чтобы боль отступила...
- Я хочу тебя увидеть, - заворожено прошептала Марина, вглядываясь в темноту. - Я знаю, это невозможно, но... Я так хочу тебя увидеть.
Глаза заслезились от напряжения. Она уже отпрянула от окна, но потом вновь повисла на подоконнике. И вдруг в самом центре одного из фонарей, как артист на темной сцене, освещенной лучом прожектора, возник он.
Сначала она не поверила своим глазам. Зажмурилась, сильно-сильно, даже затылок заныл от напряжения, потом открыла глаза. Он стоял и смотрел на нее.
Она приложила ладонь к губам, чтобы сдержать крик. Он ей кивнул, подтверждая, что это он, что он рядом. Он всегда будет рядом. Всегда будет ее поддерживать. А она будет пользоваться его любовью, и требовать от него невозможного. Он готов ради нее на всё.
Глаза Марина наполнились слезами.
Я дрянь, - подумала она. - Дрянь, дрянь, дрянь.
От повторений у нее зазвенело в голове.
Ты же мечтала, чтобы он появился, - напомнил ей другой человек, изменивший своим скандальным привычкам.
- Я очень этого хотела, - шепотом согласилась она и послала воздушный поцелуй.
Он его поймал и вернул ей. Она счастливо улыбнулась.
Она отлично видела его лицо. Тень переживаний за нее легко читалась на нем.
- Я люблю тебя, - четко произнесла Марина, шевеля губами.
Он прижал обе руки к груди и показал, что его сердце рвется к ней.
- Уходи, - приказала она и махнула рукой, - иди, а то тебя увидят.
Он кивнул, немного постоял и быстро ушел, сразу растворившись за границей света.
А она всё стояла и стояла. Ждала и ждала, что он вернется. Снова вынырнет из ниоткуда и посмотрит на нее таким взглядом, который не нуждается в лишних словах.
Он, вообще, неразговорчив. И это качество подкупает ее сильнее постоянных заверений в любви. Он понимает ее с полуслова, с полувзгляда. Он готов ради нее на все.