Экскаватор безостановочно трудился два часа, прокладывая траншею для нового водопровода параллельно старому, давно устаревшему. Группа рабочих, одетых в теплые спецовки с надписью ПО "Водоканал", пристроилась у широкого длинного котлована и обсуждала последние новости, главной из которых было повышение заработной платы.
- Обещали с первого февраля, а на дворе середина марта, - сообщил молодой парень, который пришел в бригаду полгода назад.
Немолодой мужчина с пушистыми усами хмыкнул и заявил.
- Ты бы, Петька, помолчал. Как оставаться на сверхурочные работы, так тебя не допросишься, а как требовать прибавки, так ты первый.
- Если за сверхурочные работы платили нормально, я бы...
- Я бы, я бы, - перебил его усатый, - Учти, я капризы более терпеть не намерен! Вмиг вылетишь из бригады!
- Подумаешь, - протянул Петр, поднимаясь на ноги. Теперь он возвышался над остальными работниками, сидевшими на присядках у ямы, и мог видеть ее основание.
Он настороженно приблизился к краю, надеясь разглядеть в земле непонятные предметы желтоватого цвета. В этом момент экскаватор с ревом вытащил очередную порцию грунта, еще сильнее зарычал и едва начал отъезжать в сторону, чтобы освободить ковш и вновь вернуться к монотонной работе, как из него что-то выпало обратно в яму. Теперь никто не загораживал парню обзор. Он с опаской заглянул вниз.
- Кажется, человеческие кости, - испуганно пробормотал он, зажмурился, потом вновь открыл глаза и более внимательно стал изучать разбросанные по яме предметы.
- Что ты мелешь, - отмахнулся от него бригадир. Но все же поднялся на ноги, за ним последовали остальные рабочие.
- Палыч, точно, человеческие останки, - подтвердил один из них - вихрастый молодой мужчина с носом-картошкой, которого все называли Витьком. Он громко шмыгнул выдающимся носом и азартно провел под ним ребром ладони.
- После вчерашнего выходного дня вы бредите, - сразу поставил диагноз Иван Павлович, пригладил свои пышные с проседью усы, подумал, свистом обратил на себя внимание экскаваторщика, скрестил руки перед собой, приказывая приостановить работу, взял в руки лестницу, опустил ее в яму и, несмотря на свой возраст, лихо спустился вниз.
Вперемежку с рыхлой землей, потревоженной ковшом экскаватора, по дну ямы были разбросаны кости, неподалеку лежал череп.
- Ну, что там? - спросил нетерпеливый Петька, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу.
- Кончай работу, ребята, - приказал бригадир из ямы. - Надо вызывать полицию, мало ли что?
- А можно и мне посмотреть? - полюбопытствовал Витек.
- Ничего интересного здесь нет, - пробубнил, поднимаясь по лестнице, Иван Рудый.
- Палыч, тебе, что жалко?
- До чего же ты любопытный, Недошкуров! - попенял ему бригадир, - твою энергию, да в мирных целях.
- Ну, чего ты, Палыч, на него напал?! - заступился за приятеля Петр Сумеркин. - Я тоже хочу посмотреть.
- На экскурсию будете в музей ходить, - отрезал Рудый и направился к вагончику, стоящему неподалеку.
Мужчина не хотел выставлять напоказ проблемы со здоровьем. Сердце все чаще и чаще напоминало о себе жгучей болью. Вот и сейчас, жаром обожгло грудь, перехватило дыхание. Подобное случалось не впервые, но впервые сердечный приступ был таким сильным и продолжительным. Рудый зашел в вагончик, опустился на топчан, вытащил из кармана упаковку с нитроглицерином и сунул таблетку под язык. Боль стала медленно отступать, сужаясь в размерах и позволяя вдохнуть полной грудью. Палыч налил себе воды из остывшего чайника и медленно ее выпил. Повернул голову к крохотному окну и заметил, как его работники, включая экскаваторщика Леню, по очереди спускаются в яму.
- Детский сад, - прошептал он, растер ладонью грудь и вышел на улицу.
Его появление вызвало сумятицу в рядах любопытствующих. Они закрыли своими телами показавшегося из котлована Леонида. Когда он вылез, рабочие стали громко и излишне возбужденно обсуждать непостоянство весны.
С утра сыпал дождь со снегом. К полудню осадки прекратились, но тяжелое серое небо, давящее на головы прохожих, позволяло предположить, что к вечеру снова повалит мокрый снег.
Воспитательную работу бригадир проводить не стал - бесполезно. Даже его помощник - Сергей Беленоватый, возраст которого подбирался к полтиннику, поддался на провокацию молодежи.
С проспекта на улицу, где едва начались ремонтные работы, свернул полицейский автомобиль. Группа бравых мужчин в количестве трех человек, без интереса выслушала доклад бригадира. Один из них, тот, что моложе и с сержантскими погонами на плечах, спустился вниз, внимательно изучил останки и крикнул.
-Надо бы историков вызвать. Не могу точно утверждать, но мне кажется, этим костям лет сто, не меньше. Я в школе увлекался историей, в старших классах все летние каникулы проводил в археологических экспедициях, так что кое-чему научился. Хотел на исторический поступать...
- Тоже мне археолог-любитель, - сквозь зубы процедил капитан полиции, но при этом облегченно вздохнул - вековые человеческие останки не требуют заведения очередного дела, ставшего в будущем крепким висяком. Но протокол составил, опросил рабочих бригады, оградил место нахождения останков полосатой лентой и приказал сержанту ждать прибытия историков.
Мужики в спецовках потянулись к вагончику, а полицейский стал прохаживаться вдоль котлована в ожидании специалистов.
Они не заставили себя долго ждать и вскоре прибыли на место. Для начала стали осматриваться, словно окружающее пространство могло дать подсказку, затем один из них, седовласый старик с бородкой клинышком, сказал.
- В этом месте никогда не было кладбища.
- Не было, - подтвердил другой мужчина, чуть моложе, но также переступивший черту пенсионного возраста.
- Здесь не массовое захоронение, а останки одного человека, - вмешался в разговор сержант.
Оба корифея непроизвольно скривились и недовольно взглянули на щекастого молодого мужчину в полицейской форме. Тот стушевался и отошел в сторону.
Третий специалист-историк, молодой аспирант с чемоданчиком в руках, первым спустился в яму и принялся изучать находку. Его старшие коллеги увлеченно стали отвечать на вопросы вездесущих репортеров, прознавших про найденные останки. Пресс-конференция заняла не более пятнадцати минут, после чего они присоединились к молодому коллеге, осторожно извлекающему из земли человеческие останки, предварительно терпеливо очищая их кисточкой...
Спустя три месяца...
Группа пассажиров бойко поднималась по трапу самолета. Маленький ребенок капризничал, нервная мать дергала его за руку и придушенным шепотом призывала успокоиться. При этом она успевала бросать затравленный взгляд на симпатичного молодого мужчину в темных очках, в элегантном светло-сером костюме, несмотря на палящее солнце, и с щегольским кожаным кейсом в руках. Они столкнулись с ним у входа в здание аэропорта. Мужчина улыбнулся малышу, обаял молодую мать, услужливо подхватил ее багаж и отнес его к стойке регистрации. Оказалось, что они летят одним рейсом. Оказавшись в зале ожидании, он, наконец, разглядел женщину, мягко намекнувшую на отсутствие мужа, и принялся осыпать ее комплиментами. Люся Клейменова и впрямь была женщиной редкой красоты, портило впечатление выражение лица, на которое не легла печать интеллекта. Люська полагалась на инстинкты, а не на работу буксующей одинокой мысли. Она выпрямила и без того ровную спину, отчего ее обтягивающий сарафан нежного бирюзового цвета едва не треснул в районе груди. Молодая мать не поленилась, нашла в дорожной сумке, не отданной в багажное отделение, игрушечный автомобильчик, и предоставила сыну полную свободу действий. А сама стала с придыханием слушать воспоминания мужчины, назвавшегося Германом, о невероятных случаях на борту самолета. Путешествовал мужчина немало, рассказ мог занять все время до посадки, а затем и все время перелета до столицы. Новый знакомый поедал глазами Люськину грудь, выставленные напоказ круглые коленки, между делом дотрагивался до локтя, словно боялся упустить внимание симпатичной женщины. Женщина не собиралась отвлекаться, позабыла о сынишке, заботу о котором взял на себя совершенно посторонний пожилой мужчина. Герману проследил взглядом за мальчиком, затем внимание перескочило на няню-самозванку мужского пола, занятую починкой автомобиля, и непроизвольно зацепил глазами сидевшую рядом девушку. Девица не была конкуренткой Люське: худющая дылда с тусклыми неухоженными волосами. Она без эмоций наблюдала за действиями соседа. Со стороны казалось, что она, вообще, не понимает, что происходит.
Ну, и чучело, - подумала Клейменова и более пристально изучила девушку, которая сидела, скрючившись, на скамье, обхватив свои плечи скрещенными руками, словно мучилась от холода и пыталась согреться таким проверенным способом. - Это ж надо быть такой страшненькой, - мысленно добавила она без тени жалости.
Люся так увлеклась разглядыванием несуразной особы, что упустила момент, когда ее визави смолк. А он в это время также пристально изучал девушку. Как художник, чьи долгие поиски увенчались успехом - он нашел женский образ, о котором мечтал. На удивление отстраненная от мира незнакомка своеобразно отреагировала на пронзительный мужской взгляд. Дернулась, повертела по сторонам головой, успевая при этом нервно заправлять волосы за уши. Провела быстрым взглядом по Людмиле и Герману, которые нагло пялились на нее, не замерла во внимании и узнавании, и снова погрузилась в себя. Она напоминала заводную игрушку, которой хватило завода на очень короткий промежуток времени.
Клейменова хотела отпустить колкость в ее адрес, но чрезмерное внимание Германа к странной девушке ее отвлекло.
Надо сказать что-то умное, чтобы опять завоевать его внимание, - сообразила Люська. Ничего необычного, да и обычного, в ее голову не приходило. Про непривычно жаркий июнь она уже говорила, про недавнюю выходку сына рассказала... А если о работе... Нет, ничего захватывающего на ее работе не происходит.
Доселе разговорчивый Герман продолжал сверлить взглядом незнакомку, которая, в свою очередь внимательно изучала гранитный пол зала ожидания. Люся поняла, что счастье ускользает из рук, и попыталась его удержать. Увы, она не помнила, о чем говорил мужчина перед тем, как окаменеть, но на всякий случай спросила:
- И что было дальше? - при этом Клейменова ухватилась за рукав его пиджака. Ткань была приятной на ощупь, она непроизвольно поводила по ней ладонью.
Очнувшийся Герман принял изучение качества костюмной ткани за заигрывание и резко высвободился. Соизволил натянуто улыбнуться, извинился и прошествовал к девице, ни разу не оглянувшись на опешившую Люську.
Он пристроился рядом с каменным изваянием, которое снова ожило. Мужчина начал о чем-то возбужденно говорить. Девушка хмурилась, односложно отвечала, но больше молчала, и на новоявленного поклонника почти не обращала внимания, словно его красноречие было обращено не к ней, а к приятному пенсионеру, успевшему к тому времени починить игрушечный автомобиль.
Расстроенная Людмила позвала к себе сына, отобрала машинку, чем вызвала неудовольствие малыша, вылившееся в громкое завывание. Сама она тоже едва не расплакалась и начала мысленно жаловаться на свою нелегкую женскую долю, прожигая взглядом соперницу.
А потом объявили посадку на их рейс.
Сын продолжал хныкать, Люська нервничать, а Герман ухаживать за другой девушкой.
Пока не рухнул на середине подъема по трапу. Поначалу пассажиры не поняли, в чем дело, решили, что молодой мужчина оступился. Кто стоял ближе, попытались оказать ему помощь, но он не двигался. Все решили, что он потерял сознание и собрались обратиться к стюардессе, чтобы она вызвала врача. Но одна энергичная женщина протиснулась сквозь толпу, застопорившуюся перед неожиданной преградой, приложила пальцы к шее, задумчиво кивнула, потом выхватила из сумки круглое зеркальце и поднесла к губам пострадавшего. После чего внимательно изучила, не запотело ли оно, и беспристрастным тоном заявила:
- Кажется, он мертв...
Прибывший на место дежурный врач из медико-санитарной службы аэропорта, подтвердил смерть Германа Борисовича Клунина.
- Похоже на сердечный приступ, но точнее вам скажет судмедэксперт после вскрытия, - сказал он полицейскому из линейного ОВД и выписал направление в морг.
Тот взял показания у других пассажиров, и самолет, вылет которого был на время отложен, в семь вечера взял курс на Москву.
Но вскрытие сделать не успели. Труп Клунина неожиданно исчез. Заметили это, когда через два с лишним часа прибыл фургон с надписью "Специальная". Каталка с телом все это время находилась возле служебного въезда с территории аэропорта. Охранник в будке никого рядом с телом не видел. Его отвлекла от несения службы девушка, которая вывихнула ногу неподалеку. Ему пришлось покинуть свой пост и оказать ей помощь - довести до шоссе (всего-то пятьдесят метров!) и остановить автомобиль, водитель которого согласился довезти пострадавшую до ближайшего травмпункта. Номер автомобиля охранник Марченко не запомнил, спешил вернуться к выполнению своих обязанностей. Он переложил ответственность на полицейского Крыжуху, который должен был передать тело Клунина прибывшим на "труповозке" санитарам. Но Крыжуха ненадолго отлучился по естественной надобности, после чего обнаружил, что каталка пуста, труп исчез...
Следственными органами Следственного комитета РФ по Ростовской области было возбуждено уголовное дело по факту исчезновения тела Клунина Германа Борисовича.
Утром старший оперуполномоченный майор полиции Терещенко и лейтенант полиции Прилуков прибыли на квартиру Германа. Тимофею Прилукову казалось, что сейчас дверь распахнется и перед ними предстанет живой и здоровый хозяин. Рассмеется и скажет, что хотел всех разыграть. Нет, лейтенант не увиливал от расследования, но ему хотелось настоящего, запутанного дела, а не заниматься поисками трупа, который внезапно воскрес и вернулся домой.
Дверь им открыла женщина лет пятидесяти с крашеными светлыми волосами в бежевых бриджах и красной футболке. Она держала двумя пальцами дужку очков, выражение лица было недовольным, отчего мужчины сделали вывод, что хозяйка занималась важным делом и ее отвлекли. Для начала женщина долго изучала удостоверения майора и лейтенанта, а затем представилась Элоизой Георгиевной Клуниной-Местерской. Полицейские решили уточнить, кем она приходится Герману Клунину и очень удивились, что матерью. Значит, женщине было больше пятидесяти, но выглядела она превосходно, и если бы не хмурилась, то морщинки на лбу и возле глаз были не заметны, и ей можно было дать не больше сорока пяти лет.
Прямолинейный Спиридон Терещенко, не любивший "ходить вокруг, да около", сразу рассказал о причине их прихода. Женщина смерила майора пытливым взглядом.
- Этого не может быть, - заявила она, а полицейские поначалу не поняли, что имеет в виду: смерть сына или исчезновение его тела. - Мой сын никогда не жаловался на здоровье. Он сейчас находится в командировке в Москве, а то, что не позвонил и не доложился по приезду, так я не удивлена: контролировать каждый шаг взрослого сына я не вправе.
Женщина тут же взялась за телефон и стала набирать номер Германа. Звонок раздался в портфеле майора Терещенко, в котором кроме мобильника Клунина лежали его документы и наручные часы, изъятые в аэропорту после вынесения медиком вердикта.
Спиридон Яковлевич предъявил матери вещи сына. Она долго их рассматривала, вертела в руках, словно искала подтверждение, что мобильник и часы принадлежат Герману. При этом женщина не проронила ни одной слезинки. Только губы были плотно сжаты, лицо стало белым, как лист мелованной бумаги, а между бровями залегли две отчетливые борозды. Следователь испугался, что мужественная женщина не станет рыдать и причитать, а попросту упадет в обморок, поэтому услужливо препроводил ее к дивану и предложил воды. Она отрицательно покачал головой.
Долго молчала, уставившись в одну точку, а затем еле слышно сказала.
- Про телефон я ничего сказать не могу, а часы я сама подарила сыну на тридцатилетие.
- Герман проживал вместе с вами?
- Прописан был здесь, на самом деле он живет на улице Социалистической, у приятеля, который несколько лет назад перебрался в Израиль. Но квартиру продавать не стал, мало ли как жизнь сложится, вдруг придется возвращаться.
- Вы видели этого приятеля?
- Никогда. Герман был не в том возрасте, чтобы контролировать круг его знакомств. Я с сыном редко виделась, чего уж говорить о его друзьях. Мы чаще перезванивались. - она вскинула опущенную голову и заискивающе спросила, - а вы не ошиблись? Это точно Герман?
Майор Терещенко и лейтенант Прилуков промолчали.
- Я... могу увидеть сына?
- Пока нет, - ответил майор.
- Вы что-то скрываете, - догадалась мать, изучив прищуренным взглядом полицейских.
- Дело в том, что тело Германа Клунина исчезло.
- Значит, я была права - он жив! Гера просто потерял сознание, очнулся и ушел, - монотонным голосом произнесла женщина, поднялась с дивана и вернулась к столу, на котором лежали вещи ее сына. Она снова стала их перекладывать с места на место, словно их расположение могло что-то изменить.
- Его осматривал опытный врач... - начал Терещенко.
- Врачи часто ошибаются, - перебила его женщина, не желая слушать продолжения. - Вот недавно мне стало плохо, я позвонила сыну, он примчался и вызвал неотложку. Приехала немолодая женщина и с порога заявила, что у меня инсульт. А на деле оказалось, что у меня резко подскочило давление по причине переутомления.
- Поверьте, врач не мог перепутать смерть с обмороком.
- Почему не мог? - продолжала стоять на своем Элоиза Георгиевна, - очень даже мог. А если вы утверждаете обратное, то куда делся мой сын? Вернее, его... тело? - споткнулась она на последнем слове. Теперь она выглядела на свои годы, если не старше. Горе незаметно подкралось к ней, как бы она от него не отгораживалась стеной самообмана.
- Элоиза Георгиевна, вы не осведомлены о цели поездки вашего сына в столицу? - витиевато и непривычно для себя выразился майор. Ему захотелось соответствовать этой интеллигентной женщине с мягким приятным голосом.
- Понятия не имею,- передернула она плечами.
- А чем занимался ваш сын?
- Он владелец ювелирного салона "Мерц"... Ой, постойте, кажется, он говорил мне о предстоящей в Москве выставке ювелирных украшений, но не знаю, связывать ли его поездку с выставкой.
- А когда он вам о ней рассказывал?
- Сегодня у нас вторник, тринадцатое июня... Тринадцатое... А я всегда считала число тринадцать счастливым числом, - печально вздохнула Клунина-Местерская. - Герман рассказывал о выставке девятого, в пятницу, еще сказал, что еле взял билеты на самолет, не думал, что люди устремились не на жаркий юг, а в сторону столицы, где температура сейчас не выше восемнадцати градусов.
- Следовательно, ваш сын собирался посетить выставку?
- Честно признаться, я не прислушивалась, о чем он говорит. Я писатель, живу в своем мире. В тот день обдумывала встречу главных героев, никак не выходил диалог, получался каким-то неискренним, высокопарным, а мне хотелось простоты, хотелось вызвать сочувствие у читателей. Поэтому почти не слушала сына. Но слова "выставка" и "командировка" отчетливо врезались в память.
- Мы проверим, совпало ли время выставки со временем поездки в Москву Германа Борисовича, - заявил майор и посмотрел на лейтенанта Прилукова. Тот согласно кивнул головой, вняв негласному приказу старшего по званию.
Потом Терещенко поинтересовался адресом, по которому проживал Клунин, расспросил о его друзьях, полистал фотоальбом, в котором на первой странице красовался голопузый мальчуган, а на последней он же, но уже при костюме, белой сорочке и галстуке, получал диплом о высшем образовании из рук декана факультета журналистики.
- Дипломированный журналист стал бизнесменом? - не особо удивился майор.
- На выборе профессии журналиста настоял мой муж, отец Германа. Он много лет был главным редактором журнала "Вотчина". В нем печатались статьи о памятниках старины, о родовых наследственных владениях, сохранившихся до наших дней. Некоторым удалось вернуть себе наследство, экспроприированное после революции, другие особняки так и остались в собственности государства или частных лиц, выкупивших коммунальные квартиры у бывших собственников. В журнале печатались рассказы о невероятных находках. Издание пользовалось популярностью, тираж рос, муж пропадал на работе сутками. Он мечтал, что сын продолжит династию. Я тоже окончила факультет журналистики, была внештатным сотрудником журнала, пропадала в архивах, писала рассказы. Брала за основу реальные события, а далее безгранично фантазировала. После окончания университета, Борис взял сына на работу, но не прошло и двух месяцев, как муж скоропостижно скончался. Ему тогда было всего-то пятьдесят два...
Она с силой сжала ладони, приложила ребрами к губам, оперев подбородок на большие пальцы. Затем сместила ладони чуть выше, заключив в их "объятия" нос и глубоко вздохнула несколько раз, пытаясь успокоиться. Поправила волосы, печально улыбнулась и тихо сказала:
- Моему Герке исполнилось тридцать три.
Голос слегка вибрировал, но женщина упорно не сдавалась.
- Он вернется, я уверена.
Майор Терещенко старался на нее не смотреть, а стажер Прилуков активно подтвердил кивком головы. Спиридон заметил его участие, по выказывать эмоций не стал. Он постучал пальцами по альбому, лежащему на столе рядом с вещами Клунина, и спросил:
- А можно я возьму его с собой? Обещаю вернуть. - майору не понравились непривычные заискивающие нотки в собственном голосе, он излишне суетливо прихватил альбом, еще не получив разрешения.
- Берите, - разрешила Элоиза Георгиевна, наблюдая, как полицейский складывает в свой портфель вещи ее сына, туда же поместился альбом с его фотографиями...
- Странно все это, - сказал Тимофей Прилуков, едва они вышли из подъезда дома, где проживала Клунина и был прописал ее сын.
- Ты об исчезнувшем трупе?
- Я о владельце ювелирного салона, который проживал на чужой жилплощади. Неужели за все годы не накопил на собственную квартиру? Допустим, жить на одних квадратных метрах с матерью-писательницей он не хотел, да и она, скорее всего, тоже не горела желанием. Отец умер двенадцать лет назад, сын сразу ушел из редакции, занялся бизнесом, пусть не сразу, но бизнес стал приносить доход. Допустим, на приобретение собственно жилья не заработал, но мог снимать приличную квартиру в престижном районе...
- Зачем тратить деньги, если можно жить даром, - резонно заключил майор. - Хотя, к чему строить догадки? Для начала надо поехать по этому адресу и все выяснить. - Он протянул листок Тимофею. - А я отправлюсь в следственный отдел на доклад к Кошечкину.
- Спиридон Яковлевич, поехали вместе по этому адресу, - заканючил лейтенант, - улица Социалистическая не так далеко, я мигом вас туда домчу! Лукаво прищурился и сказал, - может, что-нибудь новенькое откопаем по делу Клунина, и тогда уже будет с чем идти к следователю.
Майор улыбнулся. Вчерашний студент юридического факультета Прилуков очень напоминал его самого на заре трудовой деятельности. Такой же испуганный, но дерзкий взгляд, такие же оттопыренные уши, скулы, обсыпанные веснушками. Но глаза умные, голова светлая, но совершает зачастую ребяческие поступки. Но странность в поведении бизнесмена Клунина уловил.
Неужели Герман не заработал денег на квартиру? Почему ютился у друга? Бизнес не приносил доход? Или деньги утекали рекой в неизвестном направлении? Но одежда на мужчине была дорогой, кейс из натуральной кожи...
- Слушай, лейтенант, а ключей-то при Германе не нашли, - задумчиво произнес Спиридон, усаживаясь в автомобиль Прилукова.
- В кейсе было совсем мало вещей, наверное, ехал в столицу на пару дней, не больше, - сообразил Тимофей, - умывальные принадлежности, смена белья, - перечислял парень, лихо обгоняя величественный "Мерс" на своем "Hyundai" и... и блок сигарет "Винстон". Ключей не было.
- Он что много курил? - недовольным тоном спросил Терещенко, словно был борцом за здоровый образ жизни. Настроение резко падало вниз, как не пытался майор его удержать на среднем уровне. А при расследовании свои эмоции надо прятать в глубокий погреб.
- Надо бы у матери спросить, курил ее сын или не курил.
- Много эта писательница о нем знает, - снова разозлился майор и перекинул гнев на стажера. - А у тебя, вчерашнего студента, откуда такая иномарка?
- Отец подарил на окончание института, - обиженно пробубнил Тимофей.
- Отец подарил, - передразнил его начальник.
- Так машине уже пять лет. Отец себе новую купил, а мне старую отдал.
Это обстоятельство несколько успокоило вредного Терещенко, у которого не было ни семьи, ни машины. Родители давно ушли из жизни, когда Спиридон только вернулся из Армии и стал слушателем школы милиции. Материальную поддержку оказывал старший брат. В то время он уже был начальником убойного отдела. Несколько лет назад брат погиб в автомобильной аварии. У него тоже кроме Спиридона никого не было. Он утверждал, что при их профессии семью иметь нельзя. Младший брат не спорил, их мнения на сей счет раньше совпадали, но в последнее время он все чаще и чаще приходил к мысли, что работа работой, а семья у человека должна быть. Невзирая на опасность выбранной профессии. А зачем тогда жить? Ради кого?
- Надо бы наведаться в ювелирный салон Клунина... "Мерц", кажется? Сотрудники о хозяине знают больше, чем родная мать... Но сначала на Социалистическую!
- Мы уже подъезжаем. Вот дом номер девять, одиннадцать...
- Нам нужен десятый, - напомнил майор, значит, он на другой стороне, где нечетные. Давай разворачивайся на светофоре...
Дом номер десять по улице Социалистической представлял собой постройку начала восьмидесятых годов, как и многие дома в округе - панельная девятиэтажка с множеством подъездов. Тимофей насчитал целых десять, мысленно прикинул, где может находится сто сороковая квартира.
- Четвертый подъезд, восьмой этаж, - доложил он Терещенко, выискивая место для парковки...
Как полицейские и предполагали, на их звонок никто не откликнулся. Пришлось звонить в оставшиеся три квартиры. В замке одной из них завозились ключом, наконец, дверь открылась, на пороге появился старик в трико, майке и в шлепанцах на босу ногу.
- Здравствуйте, молодые люди, - первым поприветствовал он, изучая мужчин зорким молодым взором слегка выгоревших синих глаз.
- Здравствуйте, - дружно поздоровались Терещенко и Прилуков и показали удостоверения.
- О, служба, - заулыбался старик и пригласил в квартиру. - С чем пожаловали? - спросил он, когда гости расположились на кухонных табуретах.
- Нас интересует ваш сосед из сто сороковой квартиры.
- Какой сосед? - удивился дедуля, - нет там никакого соседа! Раньше жила Валентина Карасева, а потом вышла замуж за прибалтийца и укатила к нему... в эту... в Палангу. Есть такой город?
- Есть, - подтвердил Прилуков, - в Литве.
- Укатила, а квартиру не продала?
- Нет, не продала, закрытая стоит.
- И никому ее не сдавала, все же лишняя копейка? - с надеждой поинтересовался Терещенко.
- Никому! - уверенно заявил сосед, - у меня хранятся ключи, на случай... стихийного бедствия. Краны перекрыты, но мало ли что... А квитанции на оплату мне отдают, я все оплачиваю.
- Из своих сбережений?
- Почему же из своих, Валентина мне деньги оставила. Она раз в год приезжает вместе с мужем. Он ее одну не отпускает, очень ревнивый. Конечно, я бы сам такую женщину ревновал, - расцвел он молодой улыбкой.
- Что? Хороша соседка? - не сдержался Прилуков.
- Ой, хороша! - с чувством произнес старикан.
Майору не было дела до красоты Валентины Карасевой, которая вышла замуж за ревнивого литовца. Он покопался в своем любимом портфеле, достал фотографию Германа Клунина и протянул старику.
- Вы этого мужчину здесь не встречали?
Разговорчивый сосед долго всматривался в лицо Германа, а потом неопределенно заметил.
- Где-то я его видел. Но где?.. Вы не думайте, господа хорошие, что я из ума выжил. У меня память дай бог каждому.... Кажется мне, что этот парень с фотографии выглядел как-то иначе.
И без паузы перешел к рассказу о случае, который случился совсем недавно, но Терещенко его перебил.
- Извините нас, мы спешим. Вот мои координаты, если вспомните, то позвоните, - без особой надежды попросил он и протянул деду визитную карточку...
- Вот, блин! - возмутился Прилуков, в который раз перечитывая адрес, написанный рукой Элоизы Георгиевны на листке бумаги, и сверяя его с адресом, указанным на табличке дома, из подъезда которого они только что вышли. - Может, она что-то перепутала?
- Объясни мне другое: зачем сыну давать матери адрес временного пристанища, если она никогда туда не придет? В чем смысл? Причем сделал это Клунин незадолго до поездки в Москву, якобы на выставку.
- Писательница сама сказала, что связь они держат... держали по телефону. Понадобилось ей что-то, она звонит сыну, он приезжает. И лишний раз старается его не отвлекать от дел. А вдруг это подстраховка?! - выдал лейтенант. - Клунин знал, что ему грозит опасность и таким образом намекнул на источник угрозы.
- Хочу напомнить, что Валентина Карасева не может быть виновницей смерти Германа Борисовича. Она живет в Литве. Это, во-первых. А во-вторых, Клунин умер своей смертью. Ско-ро-пос-тиж-но! - по слогам произнес майор, вбивая каждый слог в голову стажера. - Следовательно, не мог предугадать, что с ним случится через несколько дней, тем более не мог предположить, что кому-то захочется выкрасть его тело.
- Вы уверены, что Клунин умер своей смертью? - с загадочным видом поинтересовался Тимофей. - Вскрытия-то не было!
- Неужели ты думаешь, что опытный врач не мог отличить естественную смерть от криминальной?
- А если предположить, что Герман был наркокурьером? Проглотил мешочки с зельем. А мешочек возьми, да и тресни.
- По накатанной дороге ходите, молодой человек, занудным голосом заявил Спиридон Яковлевич, - У нас задача - найти тело, рассуждать о причинах смерти мы будем после!
- Нет тела, нет дела, - с умным видом констатировал Прилуков.
- Есть тело, легче закрыть дело, - философски парировал Терещенко. - Поехали в ювелирный салон "Мерц"!..
По дороге каждый думал о своем. Тимофей о свидании с Катериной, Спиридон о пустом холодильнике, который надо бы заполнить съестными припасами. Майор по привычке читал вывески на магазинах, пока взгляд не наткнулся на большие буквы: "Книжный дом Михеева".
- Тима, останови! - неожиданно приказал он, напугав водителя, который резко затормозил.
Сзади ехавшая "Аudi" едва не "чмокнула" бампер "Hyundai". Ее хозяин высунулся из окна и сказал все, что думает о выкрутасах Прилукова, не пожелавшего ввязываться в перепалку. Но от возбуждения покраснел, веснушки на лице обозначились еще сильнее, и недовольно покосился на майора.
Терещенко запоздало извинился, Тимка благосклонно дернул головой и пристроился у обочины.
- Что-то случилось, Спиридон Яковлевич?
- Хочу поискать книги Элоизы Клуниной-Местерской, чтобы лучше ее узнать.
- По книгам? - удивился лейтенант, выбираясь из салона "Hyundai".
- Иногда роман лучше расскажет об авторе, чем ее близкий знакомый. Очень часто писатель вплетает в произведения свои собственные переживания, воспоминания.
Прилуков не стал спорить, взял умную мысль старшего товарища на заметку, авось пригодится, и двинулся вслед за ним.
Они долго бродили по двухэтажному зданию, пока менеджер не спросила, что конкретно их интересует? Терещенко назвал автора.
- У нас есть книги Местерской, а про Клунину-Местерскую я не слышала. Хотя. Обеих зовут Элоиза.
- Так покажите нам, где полка с книгами просто Местерской, - разозлился от долгих блужданий лейтенант, который уже считал затею майора пустой.
Девушка подвела их к одной из полок. Здесь стояли книги нужного им автора. И в жестком переплете, и покетбуки. Тимофей взял одну из книг, перевернул на обратную сторону и увидел портрет Элоизы, матери Германа. Она была такой же, как жизни.
- Однако, - протянул он, постукивая пальцем по ценнику. - Двести восемьдесят два рубля. И это за одну книгу в..., - он сосредоточился на последней странице, - в триста двадцать пять страниц. А тираж составил сорок тысяч экземпляров. Не хило...
- Можно подумать, автор все деньги кладет себе в карман, - хмыкнул Спиридон Яковлевич.
- Не все, конечно, но на квартиру сыночку хватило бы. - он провел глазами по полке и добавил, - при ее-то работоспособности.
- Думаю, она и так суживала его деньгами. Не удивлюсь, если настоящей собственницей ювелирного салона является Элоиза, а Герман - лишь управляющим.
Прихватив несколько книг, мужчины направились к кассе. Расплачиваясь за покупку, Терещенко пришла в голову разумная мысль: обеспеченная мать могла приобрести квартиру для сына, но оформила ее на себя. Надо узнать, числится ли за гражданкой Клуниной-Местерской еще недвижимое имущество, кроме той квартиры, в которой они прописаны вдвоем с сыном?.. И надо разобраться - зачем она направила нас по ложному пути? Злой умысел или ошибка по незнанию? Неужели она уверена, что ее сын жив, но вынужден был разыграть смерть с последующим исчезновением, чтобы от кого-то скрыться? Значит, Элоиза знает больше, чем пытается нам доказать. Она в курсе дел Германа и осведомлена, где он жил последнее время. И это не квартира сто сорок по улице Социалистической, дом десять. Но почему всплыл, именно, этот дом? Взяла от "фонаря" или адрес дан не случайно? Что-то подсказывает, что должна быть какая-то связь... Должна быть...
- Тимофей, надо бы проследить за Элоизой Георгиевной, - вслух сказал Спиридон.
- Сегодня? - испугался лейтенант, у которого на вечер было назначена встреча с девушкой, которую он добивался долгих три недели.
- Нет, послезавтра, - поерничал Терещенко. - Довези меня до ближайшей остановки, я сам доберусь до ювелирного салона, а сам дуй к ее дому. К полуночи я пришлю тебе замену.
- К полуночи?!
- Будешь переспрашивать, останешься на посту до утра.
- Слушаюсь, товарищ майор!..
Тимка нашел выход. Позвонил Кате и попросил приехать по такому-то адресу. И голосом, полным таинства и собственной значимости, добавил:
- Я сижу в засаде!
Поначалу девушку не привлекло тащиться через весь город и сидеть в душной машине весь вечер, но последнее высказывание ее подвигло на подвиг: она собралась в рекордные для себя сроки и через сорок минут сидела рядом с Тимофеем. Лейтенанту польстила ее забота: она прихватила термос с чаем и бутерброды. Влюбленные перекусили, поболтали и перешли к более захватывающему занятию - жарким поцелуям. Прилуков мысленно хвалил себя за сообразительность, бдительности не терял - изредка посматривал на часы, чтобы не позевать момент прибытия смены. Надо было на время удалить девушку.
Одно из окон в квартире писательницы светилось, из чего Тимка заключил, что она кропает свои романы и никуда идти не собирается.
Увлекшись страстными объятиями, он пропустил момент, когда женщина выскользнула из подъезда и быстрым шагом свернула за угол. Свет в кабинете так и остался гореть...
Утром Терещенко и Прилуков прибыли в следственный отдел Октябрьского района к старшему следователю майору юстиции Кошечкину Илье Аркадьевичу, которому было поручено вести дело об исчезновении тела Клунина. Отчет о проделанной работе занял не более десяти минут.
- Это пока всё, - поставил точку в докладе Спиридон Яковлевич.
- Я повторно допросил Марченко, охранника в аэропорту, - поделился информацией Кошечкин. - Девушку, которая отвлекла его внимание от трупа, он описывает расплывчато: симпатичная миниатюрная блондинка с красивой фигурой, без особых примет. Номер автомобиля, на котором она уехала в травмпункт, не запомнил, пока тело Клунина лежало на каталке, никто к нему не подходил и вопросов не задавал.
- А марку автомобиля Марченко не запомнил? - спросил Спиридон.
- Кажется, белый "Opel".
- Редкий экземпляр, - поехидничал Прилуков, с важным видом восседая на стуле.
Оба майора одновременно посмотрели на него. Без осуждения и улыбки.
- Я позвонил Клуниной-Местерской и попросил приехать ко мне в два часа. - продолжил Кошечкин. - Мне она показалась на удивление спокойной. Другая бы на ее месте мне телефон "оборвала", а она затаилась и ждет, словно ее совершенно не беспокоит, где тело ее сына.
- Клунина уверена, что Герман жив, - вставил Прилуков.
- Я не знаю, как это расценивать? Как умение владеть собой? Как актерскую игру? - задался вопросами Терещенко. - Или это попытка оградить себя от доказательств смерти сына? Я знаю, что он жив, и вы не пытайтесь заверить меня в обратном!
- Поведение Клуниной показалось мне искренним, - заметил Тимофей. .
- Я сделаю собственные выводы после разговора с писательницей. - сказал Кошечкин, выслушав обоих.
- Я взял у нее фотоальбом Германа, - сообщил майор. - Снимков последних лет совсем мало, и то они безалаберно всунуты между страницами, в обычном почтовом конверте хранятся фотографии на документы. Я пока не изучал альбом, что на днях выберу время и займусь им вплотную. В альбоме есть несколько "свежих" снимков Клунина с девушками. Отберу их и покажу Марченко, вдруг опознает травмированную особу, которая крутилась у въезда на территорию аэопорта.
- Она такая травмированная, как я сноубордист! - рассудил Прилуков. - К гадалке ходить не надо - девушка отвлекала внимание Марченко. Из чего можно сделать вывод: смерть была криминальной, и преступник попытался спрятать концы в воду. Или...
- Или? - подтолкнул его к продолжению Кошечкин.
- Или при Клунине было нечто, что не должно было попасть в чужие руки, а это нечто обнаружить сразу не удалось, пришлось выкрасть тело! - заключил Тимофей, удивляясь недогадливости следователя и наставника.
- А что криминалист сказал о кейсе Клунина? Не нашли потайных мест?- спросил Терещенко.
- Обычный кейс без секретов, - ответил Кошечкин, получивший утром заключение эксперта. - Одежду Клунина полицейский из линейного ОВД аэропорта проверил бегло, на предмет ценностей, чтобы после передать их родным. Ничего подозрительного при нем не было. Не спорю, он мог что-то упустить, но кроме паспорта, приличной суммы денег и билета на обратную дорогу в карманах пиджака ничего не было.
Следователь достал из сейфа прозрачный пакет, где лежали паспорт, стильное мужское портмоне и сложенный вдвое билет. Терещенко вернул часы, которые брал для предъявления Элоизе Георгиевне. Мобильный телефон оставил пока при себе - он понадобится для проведения оперативных действий по выявлению людей, с которыми Клунин поддерживал тесную связь и которые могли быть в курсе его дел.
Кошечкин развернул билет и прочел:
- Рейс на тринадцатое июня, на восемнадцать часов пятьдесят минут.
- Я же говорю, Герман что-то вез! Передача много времени бы не заняла, сделал дело и лети обратно, - не унимался Прилуков.
- Хочу напомнить вам, товарищ лейтенант, что предполетный досмотр предполагает не только проверку багажа с помощью технических средств, но и прохождение пассажира через рамку стационарного металлоискателя, - нравоучительным тоном произнес Илья Аркадьевич, который на своем веку много перевидал всезнаек, у которых за спиной неделя службы в рядах внутренних дел. Он не сердился, его забавляли желторотики, желающие выставить себя в выгодном свете. - А если у службы аэропорта пассажир вызывает подозрение, то его подвергают личному досмотру. Герман Клунин личному досмотру не подвергался, вел себя спокойно, во всю ухлестывал за дамами, сначала за молодой мамочкой с малолетним сыном, что подтвердили опрошенные пассажиры, потом переключился на другую кандидатуру.
- Надо бы еще раз побеседовать и с мамочкой, и с другой кандидатурой, - подсказал Прилуков и окинул старших коллег надменным взором.
- Что ты говоришь! - восхитился Кошечкин, который обожал подтрунивать над молодыми работниками, особенно над такими наивными, как Тимофей. И обратился к Терещенко, - да, Спиридон Яковлевич, с таким помощником мы быстро дело раскроем.
Тимофей обиженно отвернулся. Но быстро забыл об обиде, когда речь зашла о ювелирной выставке, на которую так спешил Герман Клунин.
- Никакой выставке в Москве не было! - с гордым видом заявил лейтенант, не сдерживая рвущейся наружу новости. - Я все узнал через одного знакомого. Ближайшая выставка ювелирных украшений в середине сентября. Следовательно, Герману надо было скрыть цель поездки, а матери он ляпнул первое, что на ум пришло и что не вызвало подозрений.
- Или мать вам ляпнула, что ей на ум пришло, чтобы у вас не было подозрений, - констатировал Илья Аркадьевич.
- Так мы ей и поверили, - протянул Тимофей. - Я сразу догадался, что Элоиза Георгиевна та еще штучка!
- У тебя есть версии? Если есть, излагай!
-- Клунина послала своего помощника проследить за сыном, чтобы быть уверенной, что тот благополучно улетел. А когда помощник доложил ей о случившемся, то приказала ему похитить тело, - выпалил лейтенант. Сегодня из него сыпались версии, как искры при заточке ножей на шлифовальном круге.
- Версия принимается, - подвел итог разговора посерьезневший Кошечкин, - а сейчас вам надо наведаться в ювелирный магазин и в аэропорт, разослать фотографию Германа Борисовича Клунина по всем отделениям, вдруг обнаружат его труп, пусть знают, что это наш "клиент"...
Полицейские отправились выполнять указания следователя.
- А почему вы, Спиридон Яковлевич, не рассказали Илье Аркадьевичу о посещении ювелирного салона? - спросил Прилуков, когда они покинули следственный отдел. При этом у него был вид профессионального ябеды, готового терпеливо выслушать собеседника, молящего о сокрытии тайны, заверить его молчании, а затем растрезвонить по всему белому свету. Но сделать это так искусно, что никто не заподозрит, кто источник выдачи секретной информации. Отсюда и профессионализм.
- В ювелирном салоне я вчера никого не застал, - выдал "секретную" информацию Терещенко, - так что пока докладывать следователю нечего. Салоном его можно назвать с большой натяжкой. Маленькое помещение в большом торговом комплексе. По соседству расположен бутик с бижутерией, я заглянул туда и поинтересовался, куда подевался продавец из "Мерца"? Мне ответили, что Рае нужно было срочно уйти. Она второй месяц работает одна, без сменщицы, когда ей нужно отлучиться, она звонит хозяину и тот ее подменяет, но сейчас хозяин в командировке.
- Кот из дома, мыши в пляс, - усмехнулся лейтенант.
- После путаницы со съемной квартирой я, честно говоря, ожидал большей интриги от ювелирного салона.
- Владелец "Мерца" всё-таки Герман Клунин? - скуксился Тимофей.
- Он родимый! - подтвердил майор. - Вчера у меня появилась одна идейка. Я навел справки и узнал, что Элоиза Клунина-Местерская является собственницей еще одной квартиры, номер тридцать четыре по улице Народного Ополчения, дом двадцать.
- Прэлэстно! - возликовал лейтенант, словно уже держал за шиворот ускользнувшего от них Германа.
- Рано радуешься, - осадил его майор. - Не думаю, что в этой квартире мы найдем человека, причастного к похищению тела Клунина... Утром я взял распечатку звонков с телефона Элоизы. После нашего ухода она никому не звонила. Значит, никого не предупреждала о возможном визите. Она не глупа, сразу сообразила, что мы заинтересуемся предполагаемым местом жительства ее сына. Если он не жил с матерью, то жил в другой квартире, которую она купила и оформила на себя.
- Вообще никому не звонила? - обомлел Тимофей, который всегда спешил поделиться новостями с близким другом? И радостными и печальными. - Неужели ей не с кем поделиться горем? Неужели такое возможно? Или это черта ее характера - держать при себе переживания? Тогда верно мое второе предположение: Элоиза - хорошая актриса. Выказала на людях сдержанные страдания, мы ушли, а она занялась своими делами. Или стала обдумывать свои дальнейшие действия, или...
- Или села за стол и занялась работой, - перебил его майор. - Для нее литературный труд это лекарство. Но перед этим внушила себе, что Герман жив. Все случившееся это недоразумение, которое вскоре найдет объяснение.
- Ну, и семейка! - осуждающим голосом произнес Прилуков.
- Семейка, как семейка, таких миллионы.
- Кажется, я догадываюсь, о чем подумала Элоиза Георгиевна. Она решила, что ее сын потерял сознание, поднимаясь по трапу самолета, или впал в летаргический сон, а все врачи полные бездари, не могут поставить правильный диагноз и отправляют живых людей в морг. Но проспал Герман недолго, очнулся, осмотрелся, встал и пошел, куда глаза глядят.
- Почему, куда глаза глядят? - не понял Терещенко.
- Потому что он потерял память! А когда память к Герману вернется, он даст о себе знать. Наверное, подобное уже случалось, поэтому мать особо не тревожится. Не обзванивает знакомых, не донимает следователя.
- Ты сам в это веришь?
- Верю! - звонко подтвердил стажер. - А человек, потерявший память, двигается автоматически, как пьяный, у которого ноги сами ведут к дому. Поэтому надо искать Германа в квартире, недавно купленной Элоизой. Именно, в ней он жил в последнее время, а не на Социалистической, как нас уверяла сама писательница. Она запутала нас, чтобы дать сыну возможность восстановиться после болезни, ведь, летаргический сон это своего рода заболевание...
- По-моему у тебя в голове каша из прочитанных книг. Ты мистику предпочитаешь?
- Причем здесь мистика? - обиделся стажер.
- Ладно, проехали, - отмахнулся Терещенко. - Я думаю, что у матери сработала рефлекс самозащиты. Она будет верить, что ее сын жив, пока не увидит бездыханное тело своими собственными глазами и не убедится в обратном.
- Каждый имеет право на свое мнение, - миролюбиво заметил лейтенант. - Спиридон Яковлевич, а мобильник Клунина у вас?
- У меня, - подтвердил майор и похлопал рукой по портфелю. - Нашел подходящее зарядное устройство и подзарядил батарею.
- Надеетесь, что кто-то позвонит и подскажет, где искать Германа? - хмыкнул Тимка.
Вчера он боялся, что начальник заставит выписать всех имеющихся абонентов и обзвонить каждого. Это в лучшем случае, а в худшем установить, кому принадлежит тот или иной номер, и собрать сведения о каждом. Но Терещенко смилостивился и приказал выписать абонентов, которые чаще других звонили за последний месяц. Тимофей хотел выказать недовольство: рутинная работа его раздражала, но еле-еле сдержался, но реплику вставил.
- Вы считаете, что в списке есть миниатюрная блондинка, которая отвлекала внимание охранника Марченко?
- А хочу выявить круг близких знакомых Клунина, которые могли быть в курсе его последних интересов.
Прилуков согласно кивнул, выписал несколько фамилий, честно говоря отнесся к заданию безответственно, поэтому сегодня завел разговор о мобильном телефоне. Когда они вернуться в отдел, он найдет причину снова выпросить его наставника и подойдет к порученному делу с большим усердием.
Спиридон сделал вид, что ни о чем не догадался...
Дом двадцать по улице Народного ополчения представлял собой новенькую высотку с несколькими необжитыми глазницами окон. На первом этаже сидела консьержка, фанатично охраняющая один единственный подъезд от проникновения преступных элементов, коих она приняла за двух полицейских, выглядевших непрезентабельно.
Тимофей провел ночь у Катерины, заехать домой и переодеться не успел, а Спиридон всегда выглядел так, будто ночевал на вокзале. Чистая, но плохо выглаженная одежда походила на тряпье, презентованное богатыми благодетелями. Майор пренебрежительно относился к своему внешнему виду, даже гордился этим обстоятельством. Покупал одежду по принципу ненанесения ощутимого удара по кошельку, мало обращая внимания на размер. В связи с чем, рукава пиджаков были или чересчур коротки, или длинны, последнее реже, ворот сорочки не обхватывал шею, поэтому узел галстука находился ниже положенного места - ниже до ключицы, с брюками дело обстояло лучше - они постоянно сползали, как следствие, длина доходила, как и полагалось, до середины стесанного каблука. Подобрать обувь требовательному Спиридону было трудно. Новомодные туфли с длинными носами, в которых нога едва занимала две трети, ему не подходили. В подобной обуви майор мог споткнуться и упасть в самом неподходящем месте. Следующим требованием было отсутствие шнурков. Туфли должны обуваться быстро и без помощи рожка для обуви. Это обстоятельство сказывалось на задниках: даже в новых туфлях они были стоптаны и выглядели изрядно поношенными. Хотя, каждое утро мужчина пробегал по ним щеткой с кремом. Единственный день в году, когда майор выглядел прилично, был День сотрудника внутренних дел или, по старинке, День милиции, как его продолжали называть сотрудники полиции. На праздник он облачался в форму и выглядел мужественным и подтянутым. В обычный день в своей непрезентабельной одежде и с потрепанным портфелем в руках он напоминал страхового агента, уговаривающего жителей города застраховать свое имущество.
Но внешний вид был обманчив, и многие люди на него покупались, не воспринимая всерьез умного и наблюдательного оперуполномоченного без возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, а иногда и под полтинник, в зависимости от степени усталости, от настроения, от желания быть добрым или злым, от необходимости вызывать симпатию и доверие у свидетелей или не вызывать. На самом деле Спиридону стукнуло всего-то тридцать шесть. Он был на три года старше франта Германа Клунина, который бесследно исчез у служебного въезда в аэропорт. Он сам или его тело. В тот день майор жестко раскритиковал действия служб аэровокзала, но получил резонный ответ: В первую очередь они заботятся о пассажирах, которые не должны шарахаться от каталки с телом под простыней, которая направляется в медпункт, где будет дожидаться приезда труповозки. После чего каталку с телом провезут по всему зданию аэропорта к выходу, вторично шокируя пассажиров. Второй вариант - оставить покойника на летном поле - был отвергнут сразу. Выбрали третий вариант, который устроил всех, особенно похитителя, который не надеялся на такой легкий доступ к телу.