Появление нового действующего лица заставило Натку Родыгину занервничать. Она сразу почувствовала себя самозванкой, которая собирается совершить мошеннические действия.
Но мысленно призвала себя успокоиться, непроизвольно поглядывая в сторону прихожей, откуда должен появиться человек.
В прихожей тем временем шуршали, скребли, кидали. Наталья вопросительно посмотрела на хозяйку, которая никак не реагировала на новые звуки, будто была к ним привычна.
Потом раздались шаги. Шаги сначала приблизились к гостиной, затем чуть отдалились. В ванной зашумела вода.
Коряжкина беспрерывно рассуждала о непрофессионализме врачей, но Родыгина ее почти не слушала.
И вот на пороге комнаты появился... розовощекий малец под два метра ростом. Мальцу было не меньше тридцати, но наивное удивление на счастливом лице сказочно превращали его в дошколенка - акселерата.
- Добрый вечер, - испуганно пробасил он, увидев в доме докторицу. О ее профессии говорил висящий на шее фонендоскоп.
- Здравствуйте, - с плохо скрытым недовольством ответила Родыгина, будто не могла дождаться появления еще одного члена семьи, который наглым образом отобрал время, предназначенное для следующего пациента.
- А что случилось? Мам, ты заболела? - встревоженным голосом произнес тучный великан. Улыбка с его лица сразу стерлась.
- Не волнуйся, сынок, все нормально. Познакомься, это наш новый участковый врач Наталья Александровна, она делает выборочный обход своих подопечных. Хорошо, что выбор пал на меня.
Натка удивленно взглянула на хозяйку дома, словно до этого они сидели в полной темноте, и не было возможности ее рассмотреть, а пришедший вовремя сынок клацнул выключателем, и вся комната озарилась электрическим светом.
Однако, эта женщина не так проста, как хочет казаться, - подумала Родыгина, - я решила, что мою реплику насчет выборочного обхода она пропустила мимо ушей, но ошиблась. Интересно, что будет дальше? Кто кого переиграет?
- Очень приятно, - тем временем кивнул малец, отчего его щеки заколыхались, как студень. И раз мать почти здорова, то можно заканючить, не стесняясь посторонних, - Мам, я есть хочу!
- Мне пора, - опомнилась Родыгина и стала собирать свои вещи в необъемную сумку.
- А может быть, поужинаете с нами? - предложила хозяйка.
Доктор никогда не позволяла себе "столоваться" у пациентов. Но это был не тот случай: к Анфисе Герасимовне она пришла не как к своей больной. И покидать ее квартиру, ничего не узнав, было поражением. Проигрывать Натка не любила, как не любила подводить своих друзей, возложивших на нее большие надежды. Раз сама вызвалась добыть нужную информацию, то будь любезна, добывай, иди до победного конца.
- Я бы выпила чаю, - смущенно произнесла Родыгина, замирая с сумкой в руках.
- Тогда я нам здесь накрою, а Ленечка поужинает в кухне.
Ленечка чуть ли не вприпрыжку двинулся в сторону кухни, где ему был обещан сытный ужин.
За чаем завязалась непринужденная беседа. Разговаривали вполголоса, чтобы малец не слушал женских разговоров.
С собственных недомоганий Коряжкина перешла на торговлю, которая "никак не ладится". Потом на сына, который работал в небольшой фирме программистом и зарабатывал "сущие копейки". А у нее за сына душа болит. Давно пора жениться, но на какие средства он будет семью содержать.
- Вот и не сплю ночами, всё думаю, думаю, - печально заключила Анфиса. - Где ж тут болеть не будешь.
- Я вам выпишу хорошее успокоительное средство, - отозвалась Родыгина и прочла короткую доходчивую лекцию о связи эндокринных желез с нервной системой, и влиянии последней на все жизненно важные органы человека.
Коряжкина внимательно слушала и изредка поддакивала.
- Вам, Анфиса Герасимовна, надо изменить образ жизни. Больше ходить пешком, движение это жизнь. А вы, наверное, на автомобиле передвигаетесь?
- Нет, я до рынка пешком хожу. Здесь всего-то двадцать минут ходьбы.
- Это... правильно, - нахмурилась доктор, будто двадцати минутные пешие прогулки ее не устраивают. Но ее не устраивало, что разговорчивая собеседница, увиливающая в ненужном ей направлении, не стала говорить о наличие у нее четырехколесного друга, который перешел во временную собственность к некому Романову.
- На рынке я, конечно, больше сижу, - задумчиво высказалась хозяйка.
- Гуляйте перед сном на свежем воздухе, - посоветовала ей Наталья Александровна, - вечером берите сына под руку и видите на улицу, ему тоже не мешает больше двигаться, а то поужинает и сидит за экраном компьютера.
- Это точно. Но он со мной не пойдет, скажет, что уже не в том возрасте, чтобы с мамочкой за ручку ходить.
- Берите приятельницу. Или друга. У вас есть друг?
- А может мне собаку завести? - спросила Коряжкина, не обратив внимания на вопрос доктора. Та смолчала, и она выдохнула, - нет, собаку не буду заводить, ответственность большая.
- Анфиса Герасимовна, - проникновенным голосом проворковала Родыгина, - женщине в любом возрасте необходимо общение с мужчиной. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Понимаю, но где его взять?
В комнату зашел малец. Улыбка на его лице была счастливей прежней. Видимо, ужин оставил в его душе неизгладимый след.
- Спасибо, всё было очень вкусно, - поблагодарил он мать.
- На здоровье, мальчик мой, - расцвела она.
Ленечка хотел удалиться в свою комнату, но вновь обратился к матери.
- А я сегодня дядю Сеню видел, он передавал тебе привет. Обещал заехать, но не уточнил, когда.
Сеня - Арсений, Арсен, Авксентий, Арсентий, Максентий, - сразу выставила Наталья Александровна в ряд полные имена от сокращенного Сени. Явно порадовалась, что в цепочку вписывается Арсений, он же Романов, мило улыбнулась и не удержалась от похвалы:
Когда он все же ушел в свою комнату, сидевшая перед опустевшей чашкой доктор пошла ва-банк.
- И вы утверждаете, что у вас никого нет?! А дядя Сеня?
- Сеня это мой сводный брат. Моя мать вышла замуж за его отца.
- У вас одна фамилия?
- Была одна, пока я замуж не вышла за Коряжкина. Меня отец Сени удочерил и дал свою фамилию. Чему я была очень рада: не хотела вспоминать о прошлой жизни, о своем настоящем отце, который жестоко поступил со мной и с матерью, выставив обеих на улицу.
Ну, почему ты замолчала?! - мысленно взвыла Натка, - неужели так трудно назвать фамилию сводного брата?! Но это не страшно: кое-что я узнала. Теперь можно найти этого братца... Пора бы и честь знать, но...
- Анфиса Герасимовна, а что же вам брат не помогает? Он в этом городе живет?
- Здесь он работает, а живет за городом. А почему не помогает? Так ему самому помощь нужна.
Спасибо, высказалась! - про себя возмутилась Наталья.
- Он болен?
- Сейчас здоровых людей почти нет, - философски рассудила хозяйка, - я имела в виду материальные проблемы. Кто ему поможет, кроме меня. Мы хоть и не родные по крови, но всегда хорошо ладили. Когда-то он мне помогал, теперь пришла моя очередь заплатить ему за добро... Жаль мне брата, столько испытаний на его долю выпало, никому такого не пожелаешь! - с искренним сочувствием сказала она и смахнула слезу.
Родыгина поняла, что больше ей ничего из Коряжкиной не вытянуть.
Уже стоя на пороге не сдержалась.
- У меня мужа тоже Семеном зовут, как вашего брата.
Хотела узнать его полное имя: Арсений это или Семен?
- До свидания, - сдержанно попрощалась с ней Анфиса Герасимовна. Она была задумчиво и печальна. То ли воспоминание о брате с трагической судьбой разбередили ей душу, то ли обеспокоило любопытство загостившейся врачихи...
Всю обрывочную информацию Натка выложила военному совету у себя дома, куда в спешном порядке были вызваны я и Родионов. Собственного супруга она всю дорогу держала в неведении.
- Все ясно - это Арсений Романов! - без долгих раздумий высказалась я. Принятие скоропалительных выводов всегда было моим коньком, несмотря на то, что я настойчиво убеждала себя, что сильно изменилась за последнее время. И все благодаря Романову- Родионову.
- С какой стати сводный брат Коряжкиной пришел к тебе и рассказал о трогательной истории, которая случилось на озере? - задал резонный вопрос Павел. - И вдумайтесь: у него материальные затруднения, а он едет в Заболоченск, селится там в недешевый отель и живет в нем несколько дней. И если подослал к тебе Федора, то на это тоже нужны средства, за спасибо этот пройдоха работать не станет.
- Мало ли, что он наболтал сестре, чтобы ее разжалобить и денег занять, - предположила я.
- Вот мужики пошли! - возмутилась Натка, - сестра, конечно, не нищенствует, но и не жирует, а он...
- Остынь! Вот вы женщины любите ярлыки на мужиков навешивать! - возмутился её супруг.
- Прошу не обобщать! - предостерегающе прозвенел мой голос в уютной кухне Родыгиных.
Наталья посмотрела на меня с одобрением, хотела тоже высказать свою точку зрения по этому поводу, но передумала, решила перенести выяснения отношений на более позднее время, когда гости разойдутся.
Ваня уже несколько раз поглядывал на наручные часы. Скорее всего, ему давно хотелось домой, к ребенку.
- Уже поздно, давайте расходиться, - предложила я, пожалев моего первого помощника.
Родионов будто ждал сигнала, сразу вскочил на ноги и протараторил.
- Я постараюсь найти информацию по сводному брату Анфисы Коряжкиной!
И не предложив свое сопровождение до моего дома, попрощался и умчался.
- У него всё нормально? - спросила я у Родыгиных.
- Марго загуляла, - решился на откровения Павка.
- Как это - загуляла? А ребенок? - опешила я, позабыв, какую характеристику дала молоденькой мамаше после первой встречи. Как давно это было. Я и Митька в тот день нагрянули в квартиру Родионовых, чтобы найти Арсения Ивановича, и начали нести околесицу.
Да, это было в то прекрасное время, когда я могла позвонить Жаворонкову в любую минуту. Просто позвонить и поболтать, не боясь вызвать недовольство его супруги.
- Можно подумать, она впервые такое вытворяет, и здоровье ребенка может её остановить?! - не сдержалась Натка от замечания в адрес непутевой супруги Ивана. Она не любила "перемывать кости" другим людям. Позволяла себе это очень редко, когда возмущение зашкаливало.
- Малыша смотрит бабушка, мать Ивана, - ответил Родыгин, отодвигая Предателя Митьку на второй план, за что Павлу большое человеческое спасибо: надоело каждый раз мысленно перескакивать на Жаворонкова! О чем бы мы ни говорили, чтобы ни обсуждали, а я всё о нем и о нем.
- Надо лишить эту соплячку материнства! - переняла я эстафету у Натальи. - Пусть катится на все четыре стороны!
- Лучок! - засопела Натка, почувствовав себя виновной в этом скольком разговоре. - Давай все-таки не будем лезть, куда не следует. Пусть Ваня сам решает, нужна ему такая мать его ребенка или не нужна.
- Я не лезу, - сразу утихомирилась я, - только не пойму - почему приличным девушкам не везет в личной жизни, а таким, как Маргарита, всё и сразу - и муж-золото, и чудо-ребенок?? Почему, а? Кто ответит? Время пошло!
- Я не знаю ответа на это вопрос, - без эмоций произнесла подруга.
Я подумала, что сейчас она подойдет ко мне, погладит по голове и скажет: у тебя всё еще будет! У тебя все получится!
Но она не подошла, чтобы не довести меня до слез. В последнее время я стала очень слезливой, чего раньше не было.
Или я старею?..
Покинув квартиру Родыгиных, я так остро почувствовала свое одиночество, свою никому ненужность, что не сдержалась от звонка Руслану Автандиловичу, посчитав, что минувшие три дня - достаточный срок для скромной женщины, которая три раза побывала замужем. Но Петров об этом не знал.
Думала, что он не дождался моего звонка и вернулся в Заболоченск. Сей факт подтвердил бы отсутствие чувства, родившегося якобы с первого взгляда.
Странно, но я не хотела, чтобы он укатил обратно. Я надеялась, что он остался и ждет моего звонка. Очень хотелось заглянуть в его глаза. Пошло звучит: хочу утонуть в его глазах, то попадание в самую точку!
Все говорят, что у меня необыкновенные глаза, но у Петрова похлеще моих, потому что мои глаза не заставили Дмитрия забыть о бывшей супруге, а потом о бывшей любовнице, а глаза Руслана заставляли меня забыть обо всем.
Его глаза меня гипнотизировали и заставляли подчиняться.
Подчинение мужчине я считала страшным грехом. Изредка угодить, это куда еще не шло, но пресмыкаться, как дурная собачонка, как рабыня, как домашняя прислуга, ну уж нет!
Я боялась Руслана и мечтала о встрече. Этот мужчина меня завораживал. Подкупала его вспыхнувшая любовь. Кому же не понравится, когда в него влюбляются?! Вот! Даже стихами заговорила.
Тем более, нравится, когда влюбляются такие мужчины, как этот. Не мальчишки типа Федора, а вполне взрослый человек с налаженной жизнью, в которой всё будто бы было великолепно, пока не появилась я. Не стыдно? А если бы на месте супруги Руслана была я? Жили-поживали двадцать с лишним лет в любви и согласии, и откуда ни возьмись появилась она - разлучница.
Я примерила на себя шкурку разлучницы, и поняла, что мне она не подходит. Эта шкурка никогда не будет мне в пору.
Значит, звонить женатому мужчине не следует.
Я вертела в руках мобильный телефон, явно намекая на то, что мое решение может быть оспорено.
А почему я не могу ему позвонить? Я не собираюсь разрушать его семейную жизнь. Напротив, встречусь с ним и объясню свою позицию.
Он откликнулся сразу. Значит, ждал, надеялся, верил. Начал что-то сбивчиво говорить, перескакивал с одного на другое, в итоге признался.
- Лукерья, я хочу вас увидеть!
- Давайте встретимся, - согласилась я сдавленным голосом, потому что сердце застряло в горле и не собиралось оттуда уходить.
- Я хочу пригласить вас на выставку.
- На выставку?! - удивилась я, - а на какую выставку мы пойдем? - совершенно глупо спросила я. В моем голосе четко прослеживалось безразличие. Не мужчиной, а куда за ним следовать. Или с ним. Скорее с ним, иначе я буду похожа на рабыню, которой пренебрегают.
- На выставку антикварной мебели! - с восхищением сказал Петров, будто это было самым модным местом для тусовки...
Честно? Мне было всё равно, куда с ним идти: в кафе, в ресторан, в театр. А на вставку старинной мебели тем более - это так изыскано, так не ординарно.
Может быть, я опять обманываюсь? Придумываю себе интерес к Автандиловичу, а на самом деле это желание поскорее забыть Митьку? Но тогда получается, что я люблю Жаворонкова по-настоящему! А он... А он в тот день, первый день нового года, сказал: "Ты пытаешься внушить себе то, чего на самом деле нет". Лучше бы взял и открыл правду, чем "за нос водить"! Открыто признался: "Дорогая, у тебя нет шансов! Я люблю Климантову и женюсь на ней. За сим откланиваюсь, желаю найти тебе достойного человека, который приложит все силы, чтобы ты обратила на него внимание и забыла обо мне".
Где-то я нечто подобное уже слышала. В голове сплошная мешанина.
О! Об этом говорила гадалка, когда призывала обратить внимание на мужчину, способного меня защитить от всех бед.
Руслан Петров это находка для меня - для женщины, окруженной высоким забором неразрешимых проблем. Только я долезаю до верха и торжествую от близкой победы, как забор вырастает на глазах, а я возвращаюсь на исходные позиции.
Это правильно, что я позвонила Руслану. Приятный во всех отношения мужчина позволит мне... забыть о Жаворонкове.
А вдруг Митька меня обманул? Климантова укатила в дальние дали, он о ней и думать забыл, а когда зашел разговор о моей квартире, в которой происходили их встречи, он вспомнил свою бывшую возлюбленную. Вспомнил и поставил в качестве загородительного сооружения от особы, которая страдает самовнушением.
Я представила хрупкую Людмилу Климантову в качестве загородительного сооружения и горько усмехнулась.
Хватит, терзать себя воспоминаниями о своем потерянном друге. Завтра я встречаюсь с симпатичным мужчиной, который в меня влюблен.
Все-таки, я изменяю своим правилам и завожу лямур-тужур с женатым мужиком. Нет, нет, ничего подобного! Мне просто хочется посетить выставку в приятном мужском обществе. И всё! Я сказала - всё!..
А там посмотрим...
Я совсем забыла, какой сегодня день? А сегодня было крещенье!
И хорошо, что вспомнила об этом, укладываясь в кровать.
В школьные годы в этот день я ложилась спать и проговаривала про себя: "Суженый - ряженый явись ко мне во сне".
Не помню, кто ко мне являлся, но на следующий день все девчонки, в том числе и я, наперебой описывали своих суженых-ряженых. Мало кто из нас отказывал себе в удовольствии восхититься будущим женихом.
- Вы бы так сочинение складно писали, как всякую чушь придумываете, - как- то раз не удержалась от замечания Зоя Афанасьевна Троянова.
На нас это никак не отразилось: сочинения получались более сдержанными, чем ежегодный рассказ двадцатого января - день, сменяющий крещенскую ночь гаданий.
Как и в детстве, я повторила заученную фразу, содрогнулась при этом, когда представила, что во сне мне явится старый друг - крокодил или усач-циркач.
Но внутри крокодила однажды находился Жорка Волков! На Жорку я не согласна. Пока он "зализывает" раны, а мой настойчивый поклонник вновь угодил в больницу, потому как пренебрег советами хирурга Троянова, я могу спокойно идти на выставку, не боясь, что он последует за нами и устроит "шкандаль".
Только легла на подушку, как сразу провалилась в сон, чтобы увидеть суженого-ряженого...
Мы с Наткой Родыгиной - две великовозрастные девицы - вылепили снежную бабу, с удовлетворением полюбовались своей работой и хором воскликнули:
- А где нос?!
- И волосы! - добавила я. Нашла ветку ели и уложила ее на голову снеговички - получилась замысловатая прическа.
Натка тем временем достала из кармана морковку, будто это было привычным делом ежедневно носить в карманах овощи, и сосредоточенно стала пристраивать её в то место, где обязан находиться нос.
Я комментировала действия подруги:
- Чуть левее, чуть правее, глубже втыкай, а то нос отвалится.
Усердие Натки было прервано наглым образом: из-за спины снежной бабы выглянула препротивная физиономия с огромным носом, близко посаженными глазами и большущим ртом и вызывающе заявила: Ку-ку, дорогая!
Заявила и исчезла.
Мы вздрогнули от неожиданности. Я замерла на месте, а моя подруга резко отпрянула от нашего снежного шедевра, вырвав только что прилаженный нос-морковку.
- Идиот! - рявкнула Родыгина и собралась заглянуть за спину снежной бабы, состоящей из трех шаров разного диаметра, и опять шарахнулась в сторону, потому что физиономия появилась во второй раз. Отличие было в том, что на этот раз её прикрывала черная шапочка с прорезями для глаз.
- Ку-ку, дорогая! - заигрывающим тоном пропел мужчина, чье тело пряталось за снеговичкой, виднелась лишь голова.
- Фантомас, фантомас, как тебя зовут? - спросила я, покачивая головой в разные стороны, словно дразнила человека, решившего с нами поиграть.
- Никак! - разозлился он, нервно выкрашивая обеими руками части туловища снежной бабы. Разрушение пришлось на второй шар.
- Лучок, ты же сама ответила на свой вопрос - это фантомас! - резонно заметила Натка, грозно помахивая морковкой, крепко зажатой в ладони, будто это была не морковка, а кисть художника, которой он делает последние мазки на холсте.
- Нет, это не фантомас, - задумчиво проговорила я, - это... Гюльчатай! - подумала и заискивающим голосом попросила, - Гюльчатай, Гюльчатай, сними шапку! Так хочется увидеть не только твое лицо, но и лысину.
- Сама ты лысая, - буркнул мужик и исчез.
Мы с Наткой обошли с двух сторон снежную бабу, чтобы взять в кольцо подозрительного субъекта. Встретились за спиной бабы и весьма удивились тому, что субъект бесследно исчез. В досягаемой видимости его тоже не было видно.
- Ну, его! - махнула рукой Родыгина и вернулась к своему занятию, которое он прервал.
Я встала рядом. Для контроля.
Натка начала вкручивать морковь в верхний шар, усердно сопя носом. Я больше смотрела в то место, где минуту назад виднелась физиономия фантомаса, чем наблюдала за действиями подруги. Поэтому пропустила момент чрезвычайного испуга. Родыгина завопила, как блаженная, и хлюпнулась на попу. Я уставилась на расположившуюся на снегу подругу, которая тыкала пальцем на снеговичку и издавала непонятные звуки, похожие на звуки мартышки, бегающей по клетке. Я проследила, куда указывает перст подруги и открыла рот, чтобы завыть не хуже пожарной сирены, но так и застыла. Звук застрял в горле, перекрыв дыхание. Я собралась присоединиться к Натке, но с трудом удержалась на ногах, немного покачавшись в стороны, как моряк на палубе судна. На помощь пришло плечо подруги, за которое я уцепилась в последний момент.
Третий верхний шар снежной бабы, выполнявший роль головы, до этого представлял собой белоснежное лицо с двумя черными дугами - бровями, выполненными из двух обрывков старого шнурка, и рта, который мы соорудили из четвертинки румяного яблока, что было похоже на улыбку-оскал. С носом произошла задержка по причинам, от нас не зависящих. Теперь наши старания были разрушены. Из третьего шара выглядывало довольное лицо Жорки Волкова. Так делали фотоснимки в старые времена. На полотне был нарисован, допустим, бравый молодец на коне, надо было только вставить свое лицо с овальную прорезь. Сейчас подобное стали вновь практиковать.
Итак, вместо безносого "лица" снежной бабы торчала счастливая физиономия Георгия.
- Что тебе нужно? - справившись с волнением, поинтересовалась я, одновременно помогая подруге подняться.
- Кто это? - шепотом спросила она.
- Это Волков. Ну, тот, которого ранили в подъезде родителей.
- Ясно, - кивнула Натка.
Что ей было ясно, я не сообразила. Она полюбовалась молчаливым Жориком и обратилась ко мне.
- Что он здесь делает?
- Ты у меня спрашиваешь?! - возмущенно произнесла я. И переадресовала вопрос возмутителю спокойствия, - Георгий, что ты здесь делаешь?! Ты должен быть в больнице!
- Я оттуда сбежал, - покаялся он, распрощавшись с улыбкой.
- Почему?
- Они хотели меня прооперировать.
- Неужели отец сделал что-то не так?
- Один врач сказал, что мне надо удалить... сердце.
- З... зачем? - испугалась я.
- Чтобы не смог тебя любить!
- А вы любите Лукерью? - вмешалась в наш диалог Родыгина.
- Очень люблю, но она запрещает мне об этом говорить.
- Лучок, я тебя не понимаю! Вполне симпатичный мужчина. И так тебя любит. - Натка сделала три шага назад, рассматривая творение своих рук с человеческим лицом. - Жених-снеговик! - хмыкнула она.
- Я не снеговик, я Жора!!! - во всю силу легких заорал Волков, завозился и разрушил наше красивое трех шаровое строение.
От его крика я проснулась.
- Так вот ты какой, суженый-ряженый, - зевнув, прошипела я. - Только этого мне хватало! И почему мне постоянно снится всякий бред?! Нет бы приснился Жаворонков.
И что бы это изменило?..
Я не стала скрывать от Петрова, где живу, рано или поздно он об этом узнает, но сказала ему, чтобы он подъехал к автобусной остановке и ждал меня там. Вдруг Волков выписался из больницы, затаился и теперь сидит у окна с биноклем в руках, чтобы вычислить своего соперника, которого надо молниеносно уничтожить.
Не думаю, что угрозы соседа могут напугать Руслана, но совсем не хочется, чтобы в наши отношения вмешивался посторонний. Пусть всё идет своим чередом, без подгона, без тормозов, без препятствий, а там будет видно.
Петров выскочил из машины, едва завидел мою стройную фигуру, сдержанным шагом шествующую по улице. Приветливо поздоровался, не переходя дозволенных границ, усадил меня в автомобиль, сел рядом, и мы тронулись в путь, который занял каких-то пятнадцать минут.
Руслан не говорил о своих чувствах, рассуждал о своих увлечениях, к которым относилась антикварная мебель.
- Я не коллекционер, и не потому, что для этого нужно иметь достаточные финансовые возможности. Сейчас можно приобрести ширпотреб, сделанный под старину, но я не вижу в этом смысла. Я ценю настоящие произведения искусства за дух времени, в которое их создал мастер. Как представлю, что в этом кресле сидел Людовик ХIII, а на этом диване возлежал Генрих II...
Когда мой попутчик переключился на мебель эпохи Возрождения, мне и вовсе захотелось спать. Что я помнила из истории? Генрих второй враждовал с Людовиком седьмым, дружил с Германской империей, которая не дружила, в свою очередь, с Папой Римским. И на этом мои поверхностные знания о том времени, исчерпаны. Про мебель того времени в учебниках ничего сказано не было. И сказать по правде, меня эти мебельные шедевры до сегодняшнего дня не интересовали. В окружении громоздкой мебели я начинала задыхаться, на ум не приходили воспоминания о правителях прошлого. Я люблю помещения, не загроможденные мебелью, где легко дышится, где не витает затхлый запах прошлого. Такая уж я уродилась.
Лучше бы он снова бубнил о своих чувствах, - подумала я, устав от лекции. И запоздало опомнилась: А может быть, не нужно было звонить Руслану, и тем самым давать ему надежду.
Я покосилась в его сторону. Мужской профиль заставил забыть о сомнениях. Тем более, недолгое время поездки, как и нудная лекция, подошли к концу.
Петров свернул на стоянку возле стеклянного здания-куба. Это был выставочный павильон, где я никогда не была, хотя, он открылся несколько лет назад.
Вывеска над входом объясняла, что можно увидеть в данный промежуток времени в этом павильоне.
Руслан пригласил меня внутрь. Мы взяли рекламный проспект и стали осматриваться.
Все три этажа выставочного павильона были отданы под антикварную мебель.
- Откуда начнем? - спросил возбужденный мужчина. Возбуждение было вызвано, увы, не моим присутствием.
Как там у Пушкина: Грусть-тоска меня съедает... Так это про меня.
- Снизу, - сдерживая недовольство, буркнула я, в тайне надеясь, что первым этажом все ограничится. Или сама ускользну, если мужчина перенесется на несколько веком назад и забудет о моем присутствии, или уговорю его уйти по причине усталости, если он будет вменяем. Заодно я и проверю, что или кто ему дороже - эта чопорная старина или я - живая женщина из двадцать первого века.
Неожиданно на память пришла новогодняя ночь, когда мы с Иваном облачились в "старинные одежды". Как мне было весело, как было легко рядом с мало знакомым человеком. А почему? Я не контролировала каждое свое слово из боязни быть неправильно понятой, из боязни, что обо мне он составит неправильное мнение. Я была сама собой.
Сейчас мне хотелось соответствовать Петрову - знатоку антиквариата. И это обстоятельство меня бесило. Развернись и уйди! Так нет, стою и пялюсь по сторонам с напускным интересом.
А как соответствовать Руслану, если я ничего в этом не смыслю? Я не люблю лицемерить. Но ходить с грустным лицом арестанта, которого вывели на прогулку в дождливый холодный день, тоже не прилично. Потому и веду себя несвойственно.
Я нацепила на лицо задумчиво-восторженную маску и стала бродить среди экспонатов, стараясь держаться от Руслана подальше. Но он не давал мне отстать, каждый раз останавливался, ждал, когда я приближусь и придыханием спрашивал:
- Ну как?
- Божественно! - криво скалясь, отвечала я. Когда он отворачивался, я грустно вздыхала и посылала его и всю выставленную мебель куда подальше, словно она беззастенчиво вмешивалась в мою личную жизнь.
Едва Автандилович собрался вести меня на второй этаж, где, согласно рекламному проспекту, были выставлены спальни, я уперлась.
- Руслан, у меня разболелась голова, - солгала я.
- Прошу вас, это не займет много времени. Я обещаю.
Ну, как можно отказать человеку с таким проникновенным взглядом!
Еще полчаса мы бродили между кроватей, комодов, пуфиков и другой дребедени, пока не остановились у импровизированного окна, над которым висел вычурный кованный карниз.
- Какая прелесть! Лукерья, вы только посмотрите какая красота! - воскликнул Петров.
Заметил мою кислую физиономию, уставшую изображать безмерную радость, и сник.
- Вам совсем не нравится?
- Совсем! - неожиданно брякнула я. Хотела заявить, что в последнее время у меня на карнизы выработалась жгучая неприязнь, но сдержалась с неуместными признаниями.
- Возможно, нечто подобное в современных квартирах не будет смотреться, - высоко задрав голову, рассудил Петров, - но если помещение будет обставлено под старину, если имеется камин, к которому приложил руку мастер по ковке, то почему бы нет?.. - Он водил глазами, надеясь узреть камин, который будет подходить всему интерьеру и данному увесистому карнизу.
Я непроизвольно стала его рассматривать. Убожество, да и только. Я не оспариваю противоположное мнение, но...
Представьте себе толстенную трубку, вокруг которой увивается виноградная ветвь, провисая на трубке, что еще больше утяжеляет конструкцию. А на краях трубки ветвь разъединяется на несколько отростков, что также не способствует ее красоте.
Такая штуковина не удержится в креплениях, свалится в самый неподходящий момент - когда ты будешь находиться в непосредственной близости - и стукнет тебе по голове. Спасибо, дорогой мастер, что совершил невозможное - через сто или двести лет расправился с человеком, который пришел полюбоваться твоим убогим шедевром.
Я попятилась назад, ухватив за руку мужчину, продолжавшего искать глазами камин.
- Руслан, мы уходим! - голосом, не терпящим возражений, произнесла я.
- Уходим? - переспросил он с испугом, будто я предложила ему расправиться с Надеждой Климановой, которая отрубила мне путь к счастью.
- Уходим, уходим, - прощебетала я, утягивая его за собой.
Благо людей в выставочном комплексе было не так много, да и те разбрелись по огромным залам и трем этажам, иначе хорошо бы мы выглядели - мама насильно уводит своего упирающегося отпрыска.
- Лукерья, погодите, - вкрадчивым голосом попросил меня Петров. От неожиданной перемены я остановилась и выпустила его руку.
Что-то в его взгляде заставило меня забыть, где мы находимся. Исчезло раздражение, легкие наполнились чистым воздухом. А когда мужчина положил руки мне на плечи, не мигая, уставился на меня, при этом тревожно стал перебирать пальцами, мое тело и вовсе обмякло.
Троянова, опомнись, приди в себя! - без особого успеха мягко приказала я своему пластилиновому организму. Но не унялась. - Сейчас он начнет делать грязные намеки: как было бы неплохо поваляться на кровати, на которой любили друг друга Наполеон Бонапарт и его возлюбленная Жозефина. Какая пошлятина!
Я уже собралась высвободиться из его цепких и таких ласковых рук, то повременила. Пусть только начнет, я найду, чем ему ответить!
Но мужчина молчал и смотрел на меня. Я хотела отвести взгляд, но не находила сил. Его трепетные пальцы больше не шевелились на моих плечах. Но мои плечи горели. Горело мое лицо, уши, по спине пробежала струйка пота.
- Лукерья, - осторожно вступил он.
Я умирала от желаний прильнуть к нему, но не делала этого. Я ждала откровенного признания, мое тело ждало его страстных прикосновений. Я теряла контроль над собой. Я оцепенела, я онемела, только внутри меня бушевал огонь.
Так нельзя! Нельзя поддаваться его чарам!
Я с трудом опустила взгляд, даже удивилась этому. Он ласково взял меня за подбородок. К моему телу подключили электрический ток, то оно почему-то не задергалось в конвульсиях.
Я снова смотрела ему в глаза.
И снова была готова на всё.
- Лукерья...
Я улетела в заоблачные дали от его голоса, от его необыкновенных по красоте глаз.
Как всегда у меня бывает в ответственные моменты, неожиданно в голову ворвалась земная мысль: а почему здесь?
Я горю от желания, я теряю рассудок, но пока не дошла до полного сумасшествия. Хотела запротестовать, но... передумала.
Заметив мое скрытое замешательство, он слегка отодвинул меня от себя, но рук с плеч не убрал. Впился в меня взглядом, и в который раз за сегодня произнес.
- Лукерья, я...
В этот момент в моей сумке зазвонил телефон.
Я дернулась, тем самым скинув оцепенение и вернув себе способность двигаться и разговаривать.
Петров выглядел, как жесткий преподаватель, лекцию которого прервал звонок мобильника нерадивого студента.
Я пока не знала, кто звонит - в моей сумке трудно найти нужную вещь с первой попытки.
Высветился незнакомый номер. С незнакомцами у меня не было желания общаться, тем более в такой ответственный момент. Я отключила телефон и сунула его в сумку, но не смогла вернуть то состояние, которое поселилось во мне до звонка.
- Куда поедем? - беспечно спросил Руслан, несмотря на то, что от недовольства он не смог сразу избавиться.
- Я... не знаю, - пристыжено ответила я, виня себя за разрушенное взаимопонимание. Еще неизвестно, сможет ли оно вернуться.
Смогу ли я так оцепенеть, одеревенеть, онеметь?
Ничего подобного со мной не происходило. Но надо признать, мне это состояние ужасно понравилось, хотя, очень испугало.
Оказывается, со мной можно делать всё, что угодно.
- Ты голодна? - поинтересовался мужчина, посчитав, что наше минутное погружение друг в друга позволяет нам перейти на "ты".
- Н... не знаю.
Скуден сегодня у меня лексикон! И чего заладила: не знаю, не знаю. А что ты знаешь?! Что готова на любые шалости с мужчиной, которого видишь третий раз в жизни?!
Как тебе не стыдно, Троянова! За воротами маячит тридцать шесть лет, а ты все о шашнях думаешь!
Ни о чем я не думаю! - возразила я самой себе. - И, вообще... Подумаешь, тридцать шесть, и что? Закрыться в родных стенах и читать заумные книги? Или посещать выставки и делать вдохновленное лицо, хотя, внутри у тебя восстает весь организм против подобных скучных мероприятий.
С годами я начну читать заумные книги, ходить по выставкам.
Когда других интересов не будет. Когда ни один мужчина в мою сторону не посмотрит. Или посмотрит и ужаснется.
А пока я буду делать то, что хочу. Не мучить себя, не предавать свои интересы.
- Лукерья, ты согласна? - задал вопрос Петров.
По обыкновению я успела переместиться в другое состояние, почти на другую планету, оставив на этой влюбленного в меня мужчину. Его вопрос вернул меня назад.
Интересна, с чем я должна согласиться? Или не согласиться?
Ладно, соглашусь. Не думаю, что он предложил мне что-то ужасное...
Мы поехали в загородный ресторан. Руслан одной рукой управлял автомобилем, другой сжимал мои пальцы. Не могу с точностью сформулировать, что было написано на моем лице, а на его лице было выражение умеренного удовлетворения. Как у человека, у которого начала сбываться заветная мечта.
Мы больше молчали, изредка перебрасывались ничего не значащими словами. Но внутренне радовались тому, что вовремя остановились, не дали нашим чувствам захлестнуть нас. Те слова, которыми не успели обменяться, мы не спешили высказать вслух. И от этого тоже приятной негой расплывалось по телу...
Ресторанчик был небольшой и уютный. Меню было без изысков, простым и понятным. Еда оказалась очень вкусной.
- Ты бывал здесь? - спросила я, расправившись с ухой.