|
|
||
Как у всех высокоимпульсных двигателей, у Гильгамеша была та же проблема малой относительной мощности. И хотя он мог достигать более высоких скоростей, чем обычные взрыволёты, тратя на это меньше топлива, это достигалось лишь после очень медленного разгона.
Поэтому Гильгамеш не умчался кинематографическим рывком к звездам непосредственно от причала топливозаправочного завода, а величественно отвалил от него, очень медленно, почти невидимо наращивая свой ход.
Разгон до децисветовой скорости длился несколько долгих лет. Это было время напряженной работы всех его автоматических систем и значительной части робототехнической прислуги, кроме тех, кто был жёстко специализирован для работ на планетах.
Разгонные сессии чередовались длительными паузами, во время которых происходил ремонт и при необходимости замена различных модулей двигателей, ускорителей и иных систем, в работе которых отмечались какие-либо отклонения.
Вся эта деятельность более напоминала работу какого-то глубоко автоматизированного завода, но никак не мерный рокот дизелей трансатлантического Титаника, когда напрягаются только кочегары.
Зато по окончании разгона механическая жизнь на корабле как будто вымерла, погрузившись вместе с ним в глубокую спячку. Даже температура в отсеках понизилась до глубокого по земным понятиям холода, до минус сорока градусов по Цельсию. И только где-то в самой середине головного Отсека Полезной Нагрузки, неподалеку от Центра ручного управления, тоже выключенного, ни одного светящегося огонька, в небольшом плотно заставленном электронным оборудованием нежилом отсеке продолжалась суетливая беготня электрических и световых импульсов в микросхемах и коннекторах автоматических устройств, контролирующих состояние корабля и окружающего пространства.
А в других отсеках, там же, неподалёку, поддерживалась даже нормальная температура, и там булькала какая-то серая, коричневая и зелёная жижа в стеклянных ёмкостях и зеленела настоящая трава в фитотронах. Но это была единственная искорка жизни во всём тёмном и холодном звездолёте.
И так продолжалось полторы сотни лет. Лишь изредка, считанное число раз глубокий сон прерывался внезапной активацией ремонтных бригад, спешащих исправить или переналадить функционирование какого-либо узла, вышедшего из подчинения или давшего неправильный ответ на запрос контроллера.
И наконец настало время пробуждения.
Жёлтый карлик 82 Эридана, по созвучию названный в процессе подготовки экспедиции Эридой, уже сиял на небе Гильгамеша как Венера на земном.
Теперь надо было погасить чудовищную скорость, уравняв её с галактическим движением Эриды.
Но для перехода в режим торможения Гильгамеш следовало развернуть.
А это была отнюдь не простая процедура.
После пробуждения и активации всех систем корабля последовала глубокая профилактика с исправлением или компенсацией выявленных дефектов. И наконец пробудились и его двигатели.
Растративший значительную часть топлива на разгон, Гильгамеш теперь напоминал паутинку вокруг тонкого стебелька, обросшую ледяными сосульками, и прочность его была соответствующей.
Большой океанский лайнер нельзя вынуть из воды, взявшись, скажем, за середину его корпуса. Он просто разломится на две половины. И это с морскими судами иногда случается, в шторм, при очень уж большой волне. Точно также и Гильгамеш при быстром развороте просто развалился бы на части. Да и где взять ту силу, которая могла бы быстро развернуть миллионы тонн его конструкций вкупе с оставшимся запасом топлива?
Какие-нибудь привычные "маневровые двигатели" потребовали бы немыслимого количества топлива или рабочего тела, либо сами представляли бы тяжелую и сложную конструкцию, если основывались бы на технологиях взрыволёта.
Единственное, что оставалось, это небольшое отклонение от продольной оси вектора тяги основных двигателей. Тогда к тангенциальной составляющей тяги, направленной вдоль оси звездолёта, появляется небольшая добавка, которая будет его разворачивать. При этом, создав соответствующий импульс, требовалось только дождаться, когда махина довершит по инерции разворот, затормозив симметричным импульсом в конце этого процесса.
Помимо того, что не разрушающий корабль разворот должен быть весьма неторопливым, следует ещё озаботиться защитой от набегающего потока частиц межзвёздной среды. Ибо в момент разворота скорость корабля относительно него максимальна. То есть надо не только переместить лобовой защитный экран на корму, но и попутно защитить корабль с "наветренного" бока, пока он совершает свой величавый разворот. Так что во время него Гильгамеш напоминал ветку дерева, покрытую муравьями-листорезами, когда роботы транспортировали разобранный экран, попутно прикрывая его частями борт.
В кормовой конфигурации экран имел центральное отверстие, куда уходил извергаемый из реактора плазменный шнур. Выхлоп двигателя, конечно, сам по себе отражал встречный ветер, но вне его рабочих сессий, чтобы двигатель не оставался беззащитным, подобно лепесткам некоего фантастического цветка закрывались его подвижные щиты.
И так продолжалось до тех пор, пока скорость звездолёта относительно газово-пылевой межзвёздной среды не упала до приемлемой величины, после чего и сам экран был разобран и сгорел в термоядерной топке.