Ковцур Максим Сергеевич : другие произведения.

Очевидное и Невероятное в жизни пана Педа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.00*2  Ваша оценка:

  Пед шел по дороге и совершал нежные поскребывания своего тела, он только что вкусно поел свой обычный ужин в очаровательном заведении господина со скромным именем Pig , кое называл всякий праведник “ В ХЛЕВУ ”. Пед думал о том, как хорошо кормят в хлеву у пана Свиньи, этот вкусный суп, залитый свежим овечьим жиром, всё ещё наполнял брюхо героя, наполняя его чувством полного блаженства. Пан Пед шел и даже не помышлял о том, что через несколько минут он захочет в клозет. Шли злосчастные минуты, наш герой чувствовал небывалое напряжение в области правого лёгкого, так было всегда, когда душа хотела покинуть его тело со всеми экскрементами, он понял, что пора в клозет.
  Все городские клозеты собрал в своих руках бывший мэр пан Чистюля, теперь он богател на горе горожан, но все ещё был человеком очень уважаемым, так как большая часть рисунков и надписей на городских заборах касалось его. Бывало, читаешь фразу "пан Чистюля-Свинья", всякий знает, что ничего здесь страшного нет, так как про других пишут ещё более странные фразы, вот, к примеру, как-то про пана Туева писали на стенах забора городского театра, что он бздун, хотя сам пан в этом усомнился.
  Мсье Пед постепенно понимал всю важность своего намеренья, но может потому, что ближайший клозет был очень далеко, то Пед впервые заметил всю прелесть городских кустов акации вместе с зеленой травой. Поспешив в укромное местечко, пан Пед стянул свои штаны с намерением поскорей завершить задуманное, но, не успев сделать первые шаги, он был, окликнут полицейским паном Густавом.
  Пан Густав был очень знаменит, своими манерами преподать урок какой-нибудь свинье, нарушающей нормальный ритм городской жизни, он долго наблюдал за тем, как какой-то обыватель мешкал в нерешимости совершить скверный поступок, но за любой решимостью следовал поток отборных ругательств. Пан Густав всегда считал, что в отношении подлеца нельзя скупиться на ругательства, любая мягкость, как считал пан, усугубляло положение, и нарушитель жаждал повторить свой дерзкий поступок. Пан Густав
  был любимцем пана мэра, но скромные горожане были не всегда рады методам борьбы полицейского с преступностью. Пан Репа был не очень рад тем оплеухам, которые он получил зато, что посмел испортить воздух в общественной столовой " У КИТА ЗАПАЗУХОЙ", Густав назвал его "вонючкой дерьмовой" и стукнул пяток раз ему в харю, после чего потребовал "волшебных слов". Пан Густав считал себя спасителем человеческих душ и всегда требовал благодарности от спасаемой им личности после очередной серии оплеух.
  Вот и сейчас добросердечный пан орал на Педа и тряс паразита за совершенное им прегрешение. Бедняга Пед стоял со спущенными штанами и, растерявшись, даже не думал о том, чтоб прикрыть свой срам. Погода была прескверная, и срам пана Педа замерз бы в другой ситуации, но на этот раз всё складывалось удачно. Пока полицейский исполнял свой служебный долг, Педу вспомнился случай про пана Соколика. Эта история сама собой заполнила его сознание, став причиной того, что лекция пана полицейского не дошла до сердца падшего горожанина, тем самым пан Пед потерял ещё одну возможность "стать человеком в полном смысле этого слова".
  
  История господина Соколика
  Пан Соколик решил посвятить свою жизнь истине, он уже с малых лет, подхваченный идеями свободы, равенства, братства, пытался бороться за свои права. Один из лучших своих бунтов против ненавистной ему диктатуры он совершил в третьем классе, написав на школьной парте фразу "директор - говно". Пан директор был человеком строгим, но юный Соколик все же переоценил его способности диктатора. Пан Соколик пронес свою ненависть к всевозможным унижениям человека через годы своей жизни, и позже, когда он уже стал заслуженным учителем города, он не переставал учить своих учеников своим идеям. Пед помнил своего учителя и всегда говорил его слова в узком кругу обывателей. Любимой фразой Соколика считалось - "В ШКОЛЕ ЖИЗНИ НЕТ КАНИКУЛ". Бывало, пан часто говорил эту фразу, когда какой-нибудь скверный мальчишка опаздывал к нему на урок физкультуры, в этом случае ученика ждало скромное наказание, причем всегда был выбор либо это 7 оплеух, либо это пара пинков. Ученики Соколика чаще предпочитали оплеухи, пан гордился их выбором, и дело своё исполнял с должным усердием. Пан не всегда доверял своим коллегам и всегда уделял на своих уроках время для изучения передовых школьных дисциплин. Почти всегда пан Соколик начинал свой урок так: " Вы знаете говнюки вонючие, кто такой пан Македонский...? А, что такое энтропия?". Соколик сам не знал, что такое энтропия, но слово звучало так заманчиво для ребятишек, что пан считал своим долгом учителя еще и еще раз напомнить об оном, подарив пару подзатыльников рядом стоящим.
  - Дрянная свинья, ... ты, где насрал, разве тебе пан Жозов не говорил, что срать нужно в сортире?
  - А это не моё, пан Густав, это собака или волк, я видел как-то такие кучи, пан Мелох говорил, что волки всегда делают такое, когда видят добычу больше, чем их запросы. Как-то пан Мелох говорил, что собаки породы Сятролоб воют, когда они чувствуют приход весны.
  -Ты мне зубы не заговаривай, такой прохвост как ты всегда рад нарушать закон, но меня ты не проведёшь. А если дети наступят, да, причём здесь дети, главное, что ты совершил плохой поступок и должен за это ответить. Каждый преступник должен ответить за свои поступки, особенно тот, который вредит незначительно. Пан Густав начал рассказывать о том, как хорошо соблюдать закон и почитать обычаи своего народа.
  -Вы пан меня извините, но как рассказывал пан Прохор, который был адвокатом и защищал на суде преступников, говаривал про то, что нельзя истязать людей, чья вина не доказана.
  Пан долго думал, но всё же искорка правосудия заставила его забыть обо всём, даже об спущенных штанах Педа, что-то говорило ему "ДУМАЙ, ГУСТОВ, ДУМАЙ", что-то заставляло его делать то, что он ток стеснялся делать в школе. Это новшество пугало его, но в то же время оно было желаемым, чем-то долгожданным, тем, чему его не научили в школе. Много ещё мыслей пронеслось в голове пана Густава, но долг был выше любых проявлений свободомыслия, и мсье Пед пошел за решетку. Хотя в первый раз пана Грызла Совесть, как он считал, но пан законопослушный господин победил, более того он укрепил свои позиции, и пан пошел искать новых нарушителей порядка. Пед понял то, что, он обязан ответить на выпавшую ему честь быть подсудимым городской тюрьмы, он уже был там, но тогда ошибка судьи заставила беднягу опять идти работать, но сейчас он не мог ошибиться, "судья должен делать своё дело, как впрочем, и пан полицейский, или пан сантехник.
  Городская тюрьма встретила Педа с небольшой улыбкой. Пан священник сидел в правом углу небольшой камеры, как бы поджидая гостя. Хотя камера была небольшой, но все же в ней должно было быть человек 70, большая компания иногда нравилась новым гостям, в действительности это был небольшой клуб людей, где можно было теоретически найти друга. Но, к сожалению, для Педа в камере был один священник, так что друга выбирать не приходилось, как говорили односельчане пана Соломина: "что бог послал". Собственно ему было всё ровно, где искать друга, но пан Соколик его приучил к наличию выбора.
  - Добрый вечер, пан поп, вы пришли случайно не исповедовать меня? Но знаете, я не могу вам рассказать о своих грехах, ещё господин пастор Самуил говорил, что человек, который творит по нужде не грешник, а совсем наоборот, представляет собой пример благочестия и порядочности.
  - Сын мой, если бы ты знал, как мне сейчас насрать на твою душу, пусть не гневается на меня господь, но, достопочтенный пан, кто сейчас спасёт мою душу? Когда говорят то, что господь может простить всех страждущих, черт бы его побрал, но может он простить рабу своему то, что тот пропил икону в святом храме.
  - Простите меня, пан поп, но мне кажется, что такой святой человек, как вы, совершил этот поступок с чистыми помыслами, вам не надо бояться божественной кары. Вот пан Веничек как-то украл гуся у пани Занозы, он был очень голоден и не боялся попасть в немилость к богу, так как пообещал ему сразу вернуть любого своего лишнего гуся, пани не могла слышать этого разговора и, как только узнала о "коварстве пана", то треснула его по котелку скалкой.
  - Сын мой, если бы дело было только в прощении бога, то я бы не волновался, бог обладает, когда надо неслыханной способностью к прощению, но наш настоятель не разделяет мнение всевышнего, и вот сейчас здесь сижу я, голодный и жду того момента, когда принесут вонючую тюремную баланду.... Ах, какой бывало вкусный окорок мы ели с отцом Лаврентием прямо во время поста, настоятель заставлял нас есть мерзкую траву, говорил, что это нужно богу, но у отца неподалёку жила сестра, у которой в хлеву было много жирных свиней и кур, поэтому мы не когда не испытывали блаженство святого поста.
  Поп умолк, улёгся на тюфяк и начал вылавливать вшей, иногда он странно вздыхал, наверно излавливая очередную вшу. Пан Пед тоже замолчал, завалился и начал размышлять о "высоком". Он вспомнил газетные вырезки, которые читал у господина Писулина пару лет назад, тогда это не произвело на него должного впечатления. Очень теперь радовал Педа рассказ об НЛО, он ухмылялся кривляя свою харю, нормальный человек подумал бы, что он дебил, но поблизости был только поп, который тоже не отличался нормальностью.
  НЛО. Очевидное и невероятное (из коллекции пана Писулина).
  Начало статьи было посвящено роле науки в жизни людей, раскрывался простор для фантазии обывателя, некоторая безграничная бесконечность, которая уже в скором времени должна была ворваться в нашу жизнь. К примеру, учёные Жмульке и Шмульке обещали подарить миру лекарство от тунеядства, по словам учёных, лекарство приобщает к труду любого человека, если ежедневно принимать по чайной ложке, то постепенно был обещан иммунитет от лени, тунеядства и беспутной жизни на долгие годы. Статьи очень часто принимали неожиданный характер для читателя, извергая целые кучи удивительных историй и неожиданных выводов, к примеру, пан прочитал в ней про героиню нации пани Дубовую, кормившую умирающего поросенка пана Заморова пареными отрубями и тухлой капустой. Поросенок, конечно, сдох, но пани продемонстрировала всем читателям газеты то, "как надо любить животных". Очень многим читателям нравилась постоянная рубрика газеты со скромным названием "доска позора". В ней паны и пани находили своих знакомых, и как правело, узнавали о них то, о чём уже давно догадывались. Так пани Пупырь узнала о том, что пан Пупырь - зоопед, значения слова она не знала, но чувствовала, что это что-то плохое. Несколько статей всегда посвящали великим идеям господина президента. Господин президент был человеком плодовитым, поэтому идеи выползали из его головы настолько часто, что газеты не справлялись с потоком информации. Проблема принимала угрожающий характер, президент обвинял газетчиков в своих неудачах потому, что народ не мог знать всех идей президента по халатности газетчиков, и грозил навести порядок. Выпуск специальных газет ("Мечта президента", "Путь президента", "Семья президента", "Страна президента", "Растениеводам и Хлеборобам", "Как президент стал президентом"), не решил назревшей проблемы.
  "Как построить целый дом"- такой заголовок носила одна статейка из рубрики "перо года". Статья в какой-то мере защищала пчёл от необходимости нести мёд. Написанная в форме диалога, она запомнилась Педу только потому, что интервью давал профессор с фамилией Черножоп, столь странный набор букв не мог поставить под сомнение профессионализм светила науки. Господин Черножоп выдвинул гипотезу о том что, пчёлами, собирающими мёд, управляет не инстинкт, как это было принято раннее, а некая трансцендентная воля, которая суть божьего проявления. Эта воля свободна от воли пчёл, но в то же время является её основой. По-видимому, профессор сильно разгорячился, рассказывая свою теорию, так, что журналист пропускал слова. Позже он добавил кое-чего своего и сделал это очень даже хорошо, подвох заметил только один человек, который, может быть, ждал этой статьи больше всех. О профессоре можно сказать только то, что он так и не пережил клеветы и заболел в возрасте 89 лет полной апатией к своему труду, вспомнил, что дед его был рыбаком и решил продолжить семейную традицию.
  Может быть, ещё одна статья на научную тематику могла стать самой любимой для Педа, во всяком случае, лёжа на грязном, вонючем тюфяке в камере, он вспоминал её вместе с остальными и так же радовался этой незатейливой истории. Это был рассказ молодого жителя села, который с ранних лет привык считать себя обязанным накормить всю страну, поэтому, выполняя деревенскую работу, всегда примечал особенность земельно-скотского и скотско-земельного труда. Его без тени сомнения можно было назвать рационализатором, к примеру, он предлагал жителям села справлять нужду на своём огороде весеннее или осеннее время. Таким вот образом земля хлебопашца удобрялась биоостатками, которые, по словам деда Дремоты, были гораздо ядрёнее, чем другие аналоги, причём человек освобождался от переноса каких-либо тяжестей. Рационализатор дал ещё с десяток советов, а потом окунулся в газетное философствование, и очередной раз изрёк то, что, дескать, всё состоит из дерьма. Хотя автор и не подозревал, что такое "логос", но все же посчитал нужным подкрепить свою теорию аргументами, суть всего сводилась к фразе "все вышло из дерьма, и все туда же канет".
  Пан Пед уже проснулся, вскорости принесли еду, и наш герой, уже достаточно голодный, очень даже почтительно сожрал весь завтрак, он даже крикнул "спасибо", но охранник не оценил его вежливости, попросил заткнуться и не нарушать порядок. Пед замолчал, присел на свою задницу, он просидел так около часа, грызя свои ногти, пока покой его не нарушил приход нового арестанта. Поп всё ещё мирно спал. Пед не наблюдал за ним большой подвижности, даже во сне он вёл себя очень странно для человека, говорящего с богом, лежал, как бревно, вместо того, чтоб шевелиться с улыбающимся лицом и изредка выкрикивать библейские мотивы. Меж тем арестант уже пристраивался к своему новому жилищу. Он забился в угол и начал с недоверием рассматривать своих соседей. Вид у парня был довольный, но в то же время его что-то пугало в пане Педе. Он слишком походил на его дядю пана нового арестанта, который был портным и шил вещи с основой на собачьем меху, вызывавший аллергию у бедного мальчика. Сыпь выступала на теле, порождая всё новую волну недоверия, ненависти и презрения. Увидев Педа, он впал в оцепенение перед возможностью заполучить новые цыпки, прыщи и гнойники. Его голову заполнила битва между позитивной и негативной частями его "Психе". Пед же, увидев новичка, поспешил подарить ему несколько улыбок, на его лице появилась надпись "я не твой дядя, давай сидеть вместе", которая и решила исход кровавого поединка внутри "несчастного человека", тем самым, положив начало новой беседе на тему жизнь. Арестанта звали Мотыгу, пан Мотыгу Соболь. Он стал горожанином совсем недавно, а до этого его руки были привязаны к земле, и хлевам его односельчан, где он и занимался охотой на домашних кур-несушек. Попал сюда Мотыгу тоже за воровство, но уже у жителей славного города. Эта оплошность его не сильно огорчила, так как род его уже 300 лет пополнял армию оптимистов-пофигистов, вырабатывая в крови следующих поколений сверхзащиту от возможных потрясений.
  - Почему вы здесь, добросердечный пан, может, Вы, хотите увидеть это все своими глазами и получить массу новых ощущений? Вы случайно не писатель? Как-то я слышал разговор в трактире "Помой...ка", который находится у дома пана старшего тюремного надзирателя. Так пан Фрэнсик рассказывал то, что художник Мазинушь специально залазил в грязь, чтоб наиболее полно нарисовать стадо свиней в период половой активности. Он говаривал, по словам пана Фрэнсика, что прежде чем создать шедевр нужно пропустить его основу сквозь себя. Тогда скажите мне, пан, как писать исторические романы? Еще ученый пан Глобус говорил, что машины времени не бывает и быть не может. Не значит это, что пан Мазинушь лжец?
  - Какой я тебе к черту писатель?! Ты думаешь, я занялся бы таким бесполезным делом. Пан президент говорит, что нашей стране нужен чугун, а не какая-нибудь мазня. А сижу я здесь лишь потому, что пан президент не нашел управы на чиновников кровопийц. Да, пан президент очень добрый и мягкий человек, а то бы уже давно сгнили в тюрьме душегубы.
  - Нет, вы меня не переубедите, вы видно лицо творческое, интеллигентное. У вас нос очень длинный и с горбинкой, как у француза, вы не можете заниматься тем, чем занимается обычные люди. Скажите, а вы знаете, пан, курс немецкой философии? Пан Ежик говорил, что все писатели его знают. Бывало, он говорил: "Это вам не просто понять, откуда струится источник бытия, не прочитав курса немецкой философии".
  - Ты совсем, прихвостень, умом тронулся на тюремной баланде. Ну какой я тебе философ, меня силой не заставили им стать. Пан Лучик рассказывал, что философ должен отказаться от всех земных благ в пользу своей философии. Он также сказал, что в положении философа нельзя щупать баб. Нет, пан, никакой я вам не философ, зря вы так ошибаетесь. Я здесь потому, что хотел украсть у поганого пана директора консервного завода бельё, которое вывесила его жена после стирки. Я хотел отомстить зажравшемуся буржую за то, что он губит страну. Но меня увидела его жена и вызвала полицию. Да, я попался, но клянусь рогами дьявола, что я шел на дело с чистыми помыслами.
  - Пан, а что бы вы сделали с бельем, если смогли бы его украсть.
  - Как что?! Носил бы. Зачем пропадать добру? Месть местью, но народным достоянием раскидываться нельзя. Раскидываться народным добром - это совершать преступление против своей страны.
  Так постепенно собеседники сливались в единое целое. Речь каждого из них становилась более плавной, размеренной, вопросы и ответы становились все более экзотическими. Пану Педу все меньше казалось, что пан Матыгу похож на художника, а пан Матыгу все меньше винил бюрократов в своих неудачах. Постепенно их разговор сводился к проблемам черного населения Центральной Африки. Наши герои уже успели узнать друг у друга имена, семейное положение и номера паспортов. Теперь они пытались закончить свой разговор так, чтоб остаться на целый век друзьями. Поп в один момент соскочил, окинул комнату бешеным взглядом великомученика и, увидев, что перед ним всего лишь люди, с такими же ушами, носами и глазами как у него, а не демоны огненной гиены, улыбнулся, повалился на бок и мило захрапел.
  - Как вы считаете, пан Матыгу, достигнет ли Центральная Африка таких высот политической, экономической, социальной жизни как это имеет место быть у нас.
  - Хрен его знает этих негров. По-моему, они до сих пор с копьями. Я это в кино видел. Негры там бизона копьем кололи или даже не бизона, а обезьяну, я уже не помню. Но все они были в краске, как наш моляр пан Красило.
  - Пан историк как-то говорил нам, когда мы были в трактире "Мочевой пузырь", что у них есть вождь, который выполняет у них роль президента, а министерства культуры и здравоохранения в руках шамана.
  - Не знаю, что там шаман, наша бабка пани Жерко, хоть и не министр, а лечит отменно травами и заговорами. Мы к врачам не ходим, по-моему, они все прощелыги. Не доверяю я их таблеткам и уколам. Мне люди добрые сказали, что таблетки не столько лечат, сколько калечат. Нужно лечить себя природным лекарством, естественным, народным, таким, которым ещё наши деды лечились. Бабка Жерко говорила, что все болезни лечатся мочой. Я вот, пан Пед, сердце излечил себе только мочевыми компрессами на грудь. Конечно, не всё моча лечит хорошо, удобно конечно, она всегда рядом, но если болезнь опасна, то можно попробовать и другие средства. От сглаза очень хорошо помогают опилки на спирту.
  Возможно, пан Пед был сильно поражен рассказом Мотыгу, что впервые ничего не ответил за весь разговор. Его мнение было всегда за современную медицину, его учили, что таблетки - составная часть двигателя прогресса, но целебные свойства мочи дедовых времён, могли перечеркнуть его веру в прогресс.
  Вскорости зашел охранник, обычный рыжий дядька, в котором изрядно угасла вера в незыблемость закона. Он попросил Педа последовать за ним к следователю. Он так же сообщил, теперь уже очень счастливому Педу, что следователь Ванек вытрясет его бандитские потроха на алтарь правосудия. Педу хотелось повстречать нового собеседника, так что приглашение следователя пришлось ему вовремя. Ванек был недоволен выходкой пана Густава, который по своей профессиональной тупости приволок арестанта Педа в тюрьму, вместо того, чтоб взыскать с него административный штраф за совершение осквернения городских зелёных массивов. Собственно так он и вернулся снова к нормальной жизни свободного человека, заплатив по счету в городскую казну.
  Часть 2
  Тихо в лесу.
  Только осёл
  Хочет поесть,
  Но поесть ему не удастся,
  Так как нужно на дерево лезть.
  Думай осёл!
  На хрен мозги?
  Если нужно скорее покушать,
  Так ползи, родимый, ползи.
  Если упал,
  То не беда.
  Все ровно терять тебе нечего,
  Вот такие вот братец дела.
  Ночь. В полумраке своей лачуги супергерой Плюмба стругал себе дубину.
  Действие продолжается несколько минут, причём периодически слышны вздохи на подобие АХ-ААХ или ОХ-А-ЁХ. Заходит мужик, наверно друг Плюмбы, Делает жест гиперкрутизны: " ПОЙДЁМ ДРЯБНИМ". Можно считать, что завязался разговор.
  -Не пить не могу, хреново что-то, враги одолевают, проходу нету и жизни нету, а жизнь ...штука тонка.
  -Управу надо искать на врагов-то, дубинкой одной делу не дать ходу. Егор бензопилу держит, она этим помеха побольше будет. А дрябнуть надо, а то победы не сыскать и вовек, душевное несчастье - убойная силища. А кто вражина твоя, дружища?
  -Абстракция, браток, она - матушка залётная погибели моей хочет. Во сне пришла странось, у лохов - очкариков расспросил - абстракция, как быть в ум не приходит.
  Пулей...выбило 20 грамм мозга,
  Думать, ...думать теперь не возможно,
  Но это ещё не беда.
  Тело, ...тело стало гнилое,
  Оно не нужно мне такое.
  Это моя ли мечта?
  Буду, ...буду мечтать о хорошем,
  Стану скорее пригожим.
  Скоро разлука, братва.
  -Да, абстракция - штука странная и опасная. Мало ли в какие степи занесёт.
  Твоя-то мне совсем не нравится, злая она, опасностью от неё веет. Смотри, будь осторожен с такими вещами, это тебе не стрелку набить, тут штука мистическая, такая прямо, как в кино.
  -А может верное средство? ты говоришь, дрябнем и забудем про лихую печаль и про заботы разные, а то и в правду вдруг поможет.
  Как в пруду наловили мы лягушек котелок,
  Как в счастье мы время провели.
  Наши руки словно молоток,
  Их поганых со свету сжили.
  Нет раскаянья в наших во глазах,
  Хотя руки до сих пор в крови.
  Зато есть ухмылка на устах,
  День не плохо сегодня провели.
  А тем временем маэстро Карлос сочинял песни про странную любовь. Это дело очень его радует, что видно по ухмылке на его лице.
  Ой, не чирикай воробей,
  Не чирикай, не чирикай.
  А то не соберешь костей,
  А то не соберешь мудей,
  Как не рыскай,
  Как не кликай.
  Твой брачный сезон
  Меня по горло достал.
  Он разрушил мой сон,
  Моим демоном стал.
  И пилюли уже,
  Его вряд ли спасут.
  Мне б большое ружьё,
  Чтоб начать быстрей суд.
  "О, Карлос, зачем ты порочишь святые чувства?" - бормотал писака себе под нос. "Наверно мне пора начать писать более возвышенные вещи?" - так или иначе, думалось ему. Не в силах больше сдерживать своё желание творить шедевры, он схватился за перо, пару раз причмокнул, и пошло....
  Абстрактнее любви нельзя придумать,
  Чем к ней же оная любовь.
  Об этом даже не подумать,
  Так быстро стынет в жилах кровь.
  О да, к абстракции любовь,
  В петлю вела не одного поэта!
  Тут маэстро и подумалось: "Ах, о чём же я так,...совсем не так".
  Венцу вела не одного поэта...
  "Опять не то, что хотел. Что делать, а что же делать?!"
  К ларцу вела... "НЕТ".
  Вела к концу, началу всех начал!
  "Нет таинственности, да именно её, а она так необходима для шедевра."
  Те, что абстракцией зовутся.
  Раздался стук в дверь. Маэстро очнулся, и ругаясь, спросил о том, что может быть надо. В ответ раздалась новая серия ударов, ещё более значительных, вызывая раздражение Карлоса. Он ринулся открывать дверь, где оказался сборщик бутылок.
  О, сударь, не спи!
   Бутылки неси!
  Ведь я знаю,
  Что они у тебя есть.
  Ведь я знаю,
  Их число не перечесть.
  Бутылку вина
  Себе не куплю.
  Всё детям отдам,
  Себя ущемлю.
  Давай же быстрей,
  Всё будет "ОК".
  Маэстро протяжно зевнул, почесал правый свой бок и незначительно сменил свою позу, поворотом корпуса вправо относительно парижского меридиана.
  "Бутылки говоришь..., ладно, но сначала".
  Куда же ты лезешь, грязный ты пень.
  Не уж-то ума в тебе нет уж совсем.
  И в лоб тебе дать мне будет не лень,
  Загнешься, свинья, как вонючий тюлень!
  Сборщик бутылок посмотрел на него слегка улыбаясь, как бы говоря: " Ты чего? Это же не я!?".
  Зачем угрожаешь ты мне, молодец.
  Прейду, чёрт, с Серегой, и наступит конец.
  Отдай пузыри, я тебе говорю,
  А то по горячке здесь дел натворю.
  Забудешь писака, в чём мать родила,
  Запрячешь обрубки свои под пола.
  Подумай, чертила, даю тебе час.
  Серёга у нас такой ловелас,
  Дубиной ударит аж искры из глаз.
  Карлос видно испугался неожиданного поворота событий. Это было видно по резкому изменению тона его речи. Она стала плавной, именно плавной. Изменился и смысл произносимых слов. То есть с маэстро произошла метаморфоза, чего и следовало ожидать.
  -Да вы проходите.... Нечего стоять у порога, так даже можно простудиться, а то и подхватить рад новоиспечённых вирусов. Они могут вас повредить. А кому я буду отдавать пузырьки. У меня накопится их куча, мне станет трудно ходить. О, вы мой спаситель, я вас сразу узнал. Только решил проверить.... Решил посмотреть пацан или не пацан, наедет или не наедет. Да берите вы, берите эти бу..., ... а лучше заходите, и тогда мы вместе споём в вами песню или две, а может и три. Как вам эта идея?
  -Бутылки даёшь?...А?
  -Даю...? Даю. Даю! Даже две дам. Одну чистую, но без этикетки, а другую грязную, но с этикеткой. А может споём? А маэстро, маэстро Карлос, а вы бомж. Очень приятно, вот и познакомились, как хорошо стало.
  Маэстро отдал бутылки, гость буркнул и пошел прочь, дав повод снова взяться за перо.
  Как нагрянут к вам бомжи,
  Тут, народ, не до любви.
  Ищешь пору пузырей,
  Чтоб отделаться скорей.
  Если нету пузырей,
  То отхватишь пи....
  Ой, что-то потянуло писать правду, а все это из-за бомжа-тунеядца. А может немного соносозерцания, этак на пару часов.
  ***
  -Я вам, что ребята скажу. Знаю, нет тут ребят, никого нет. Горемыка я, бомж я поганый, а как хотел стать космонавтом, ну хотя бы чистым бомжем. Чистый бомж... - он ведь от грязного отличается не только частотой, но и своей победой над страхом быть чистым. Это вам, фраера, смешно и непонятно, а мы бомжи всё понимаем и осознаём. Ах, как хочется, чтоб меня кто-нибудь услышал. Тогда они поняли бы, как я ушёл далеко от них в своей житейской мудрости. Ох, опять пойдёт дождь, мне нельзя дождя, я до сих пор очень хрупкий. Уйду в могилу, всё с собой заберу; всё, всё, все свои навыки выживания в сложных условиях. Вот и проходите весь курс заново. Почему же я в школе не учился? Сейчас был бы пре..., не им, но хотя бы прорабом. Жил бы в тепле, пил чай, жену бы.... Да ладно, можно было, и учиться также, но в тюрьму зря попал, так уже всё хорошо было, сварщик из меня через полгода вышел. Ух, жизнь, ух, жизнь..., но я мудрости накопил, своей ... бомжовской, особенной, не как у других. Значит я выше их, хотя и воняю плохо. Почему раньше об этом не думал, теперь всё будет иначе. Пойду, соберу бутылки.
  ***
  Президент сидел на стуле, придерживая свою голову обеими руками. Он всегда так делал, когда хотел помечтать о прогрессе государства. " Вот скоро мы победим не прогресс, он застал нас почти врасплох, заставив нас взяться за ум народа. Что-то здоровье пошаливает, подошел к штанге 200 кг, поднять не смог. Подошел к штанге 10 кг - её поднял. Позже получил кайф, но его было меньше, чем вчера. Хочу кайфа, очень хочу. Надо найти минимакс в моей штанге. Сегодня щупал кнопку - тоже кайф. Поганые "наши друзья". Да нет, здоровался с одним, он пах не вонюче. Зовут его так, как в моей деревне называли лепёшки.
  А кнопка у меня хорошая. Ой, разозлюсь, тогда всем будет не по себе. Но я добрый, очень добрый. Кнопка есть, а я добрый. Сегодня приходил министр.... Жирная свинья, но он, худее меня, а свинья все равно. Смотрел на себя в зеркало, ...себе нравлюсь больше, чем народу, значит у меня более любвеобильная душа, чище сердце, светлее разум".
  ***
  -Борька, почему ты роешься в песке не как, как я. Это меня угнетает. Я понимаю то, что врач говорит то, что мы дебилы. Но мне это нравится. Я чувствую себя особенным. Ну что толку с этой нормальности. На жизнь надо зарабатывать, а так я НАПОЛЕОН, и мне хорошо.
  -Что болтать, рой песок, мне от тебя больше ничего не надо. ...А врач сказал, что я как Ромео, могу всех поразить своей внешностью. Правда у меня чирей на носу, плешь на голове, но что-то есть в моём лице, что манит женщин. Врач сказал, что это надо развить и тогда все дамы будут моими. Я часто страдал из-за их отсутствия, но вида не подавал, чтоб поддержать врождённый мой имидж. А сегодня, я посмотрел в зеркало, прыщ стал разрастаться, увеличился в размере раза в два. Я его тронул, из него потёк гной, много гноя, гораздо больше, чем раньше. По-моему, Петя, врач врун.
  -Да чёрт с тобой, врач не врун, я не верю. Он сам мне говорил, что нас любит, мы ему как дети. Хотя я думаю, что не могу быть его дитём, я его старше на 2 года. У меня усы даже гуще.
  -Он тебе врёт, что мы ему дети. Вчера заставил санитаров скрутить Митю и засунуть в смирительную рубаху зато, что он его спутал со своим братом и полез целовать.
  -А может это правильно, что затолкал в палату Митю, если все будут целовать доктора, то у него не будет времени нас лечить, а доктор сам говорил, что если нас не лечить, то хана прогрессу. Мы не покорим космос, начнется новая мировая война, доктор не получит зарплаты и умрёт с голоду, а он сёже нем как минимум брат.
  ***
  
  - Техничка Марья Прокопьевна была женщиной незаурядной даже потому, что у неё было очень пылкое сердце. С малых лет она разглядывала в серой толпе мужиков, парней и мальчиков своего принца. В детском возрасте она разглядела рыцаря в Степке, но он обделал себе штаны, вместо того, чтоб попросить учительницу - воспетку отвести его на горшок. Такой мерзкий поступок разом перечеркнул высокие чувства. Потом школа, в которой достаточно было считать до 11, чтоб понять в котором классе ты сейчас. Марья поняла то, что её принц - Володька, который даже был одноклассником. Шел урок литературы, и наша Марья рассказывала о любви очень юного мужичка к деве. Ах, как тогда трепетало её сердце. Но Володька не смотрел на неё, он ел, он ел как свинья, набивая полный рот печением и запивая всё это лимонадом. Иногда он похрюкивал невзначай, как будь-то говоря: "Эй, прекрати галдеть, мне сейчас так хорошо... ". Марья, изнывая от сердечной боли, продолжала свой рассказ о любви к деве (а если б это был Володька), она повышала свой голос, выделяла слова, которые несли повышенную смысловую нагрузку, краснела, белела, у неё тряслись ноги, а Володька всё жевал. В общем, любви конец.
  "Кое-как поднялась сегодня на работу, хотела спать очень сильно. Как нашла в себе силы..., ума не прилажу. Вчера был выходной, наверно по этому в общаге было веселье. Твари, свиньи, да где же их культура как минимум. Почему сейчас нет Тимура, хотя бы без команды. Хотя,...сейчас другое время, всё по-другому. И кто был Тимуром, стал теперь братком, а кто был братком, тот стал дедом. Ох, любил бы меня принц, он катал бы меня на коне. Ох, долго бы катал. Чёрт, кто накидал здесь столько мусора? Убила бы гадюку.... Почему же я не нашла себе жениха богатого, ведь не уродина. Теперь приходится драить пола этой замызганной параши. Времени закончить работу осталось слишком мало, наверно на меня косо посмотрят люди, идущие на улицу по своим делам. Сейчас они спят, но скоро проснуться, и полезут со своих комнат, как тараканы, будут ехидно надо мной смеяться. Может и не будут смеяться. Раньше я такого и не замечала, но сейчас мне ещё больше кажется, что они будут это делать"
   ***
  Космический корабль бороздил просторы бескрайнего космоса. Он давно покинул родные края, и летел, не зная, куда и не зная зачем. Команда устала на столько, что перестала думать о высоко, лишь ждала, когда подойдёт конец их одиссеи. ....
  Капитан Гонза-Старший сидел на своём капитанском кресле и молча смотрел на экран, где безмолвствовал космос. Мысли его были направлены на то, чтоб понять зачем и почему он сегодня не ел кашу. "Как хочется есть, почему так сильно, ведь был завтрак, а потом и ужин. Каша - Говно!? Нет,... я очень хотел есть, просто бы этого не понял. Тогда странно! Не вижу причин, чтоб не поесть каши, однако не ел"
  В это время зашел, нет, даже забежал Гонза-Наблюдатель, с криками "Земля, Земля". На лице виднелось чувство искренней радости.
  - Стоять, молчать, - Гонза-Старший - я понял - Земля - радость, вы свободны.
  - Но капитан?
  - Не люблю повторять, но повторяю: "вы свободны".
  Гонза-Старший взял рацию и вызвал к себе боцмана Гонза-Среднего, попросив, ознакомится с делом.
  - Итак, Гонза-Средний, что делать? Ситуация сложна. Попробуйте инструкцию посмотреть, я стал понимать то, что она - истина.
  - Капитан, в инструкции сказано то, что, повстречав землю необходимо сделать следующие вещи на выбор: а) Покорить, б) Победить, в) Накормить, г) Цветами засадить, д) Напугать, е) Предложить дружбу и взаимопомощь.
  - Истина плывет, пахнет абстракцией, надо звать звездочета Гонзу-Абстрактного. Может он нам помочь? А?
  - Позовём, потом и узнаем, капитан. А так не понять без проверки.
  Итак, наши космо-герои стали ждать корабельного звездочёта, чтоб ликвидировать абстракцию в инструкции.
  - О, я уже здесь. О, капитан, да пробудите вы в вечном здравии, не считая особых моментов наших с вами сор. Готов выполнить любое ваше приказание, да именно любое, если великие силы будут не против.
  - Я замечаю, великие силы, по твоим словам, очень часто против. Это меня угнетает. Я чувствую раздражение.
  - О мой капитан, не берите близко к сердцу великие силы имеют право быть против. А сейчас я готов выслушать вас, исполнить вашу просьбу.
  - Моё капитанство хочет ликвидации абстракции на всём корабле, особенно в великой инструкции.
  Гонза-Абстрактный понимал, что ликвидировать ему придется почти себя, поэтому решил действовать решительно, но осторожно, чаще взывая к богам или к великим силам. Гонза- Старший понимал ответственность звездочёта и в случае неудачи знал, что делать.
  - Итак, я жду результата.
  - Но если посмотреть на звёзды, задать вопрос себе: "Кому это нужно?", а потом обратится к великим силам (В.С.).
  - Так покорить?
  - Но сатурновые ведения Гонзы-Психического заставляют усомниться...
  - Засадить цветами?
  - Но Уран шлёт воздушный поцелуй Юпитеру, не подозревая разницу масс, а тот получает его, думая, что это приглашение на что-то большее.
  - Значит накормить?
  - Комета Галлея летит с огромной скоростью не землю, желая опередить нас, но, не говоря в чём. В ней млеет сжиженный газ, разогретый до абстрактной температуры.
  - Напугать? Боцман, Слушайте мой приказ... Я, капитан Корабля Гонзы, постановляю выкинуть Гонзу-Абстрактного за борт, по причине того, что он абстрактен и представляет угрозу кораблю. Приказ привести в исполнение немедленно.
  - Но постойте, так нельзя, ведь я живой, очень живой и здоровый. Во мне еще будет нуждаться Гонза-Империя.
  Боцман с двумя матросами Гонзами-Космонавтами тащили звездочета к люку. На их лицах было полное равнодушие к происходящему. Гонза-Абстрактный же кричал, ругался так, что нельзя понять его слов, но иногда понималось его палачам то, что он завёт маму.
  - Вот угрохали одного, а проблема не решена,- сказал капитан - но проблему решать надо. Так что зовите новую жертву БОЦМАН......
  И тут пан Пед проснулся, ощущение, чего-то странного, пережитого сегодня ночью, чуток тревожило его, но не на столько, чтоб начать новый день не так как всегда.
  
  
  
  Часть 3
  Пан Пед решил зайти к своему знакомому пану Галушке. Пан Галушка проживал не далеко от дома Педа, так что такие путешествия могли быть взаимными, но пан Галушка все же любил встречать, а не быть встреченным. Галушка считался жирным человеком, поэтому держал большие запасы еды в своей кладовой. Гурманом он не был, жрал всё подряд, ценя в продукте не вкус, а калорийность. Сам пан Галушка рассказывал, что случись война, так он голодной смертью не умрёт, добро-то непобедимо и голод ему не помеха. А вообще пан Галушка производил впечатление человека общительного и заботливого к окружающим. Он всегда собирал при себе все свежие заявки, объявление, заверения, заявление, сплетни. А вообще Галушка был человеком мечтательным, он всегда хотел выявить опасный политический заговор, тем самым вписать себя на века в историю своего народа. Поэтому даже в разговорах с самыми близкими друзьями он проявлял крайнюю наблюдательность. У Галушки тоже были враги. Его недолюбливал сосед, которого величали паном Лошариком. Галушка сразу заподозрил в физиономии пана Лошарика противоречивость, особенно из-за его маленьких усов. Приняв его за агента британской разведки, он начал писать письма туда, где их ждали, чтоб быстрее поделиться своими наблюдениями и идеями. Главный аргумент причасности пана СОСЕДА к работе в британской разведки, пан Галушка видел в его усах, знании нескольких английских слов, которые он успешно комбинировал с местным диалектом, и в политических разговорах соседа с кем попало. Пан "сосед" - Лошарик был учителем иностранных языков, очень этим гордился, старался всем об этом рассказать, применяя фразы примерно такие: " Мы для каждого kingа не жалеем и cordа". А за попытку уличить врага пан Галушка получил благодарственное письмо, написанное рукой самого начальника тайной полиции, и кордонную медаль. Галушку назначили внештатным агентом с пожеланиями продолжать дело, необходимое для прогресса страны. Получив очередную медаль, Галушка выругался, упрекая государство за жадность, но потом простил опять всех и даже нашел применение медали, подложив её под ножку стола.
  Пан Пед уже подходил к дому пана Галушки, как решил последний раз обдумать мотив своего визита. Пан Пед поднялся на второй этаж, туда где находилась квартира пана Галушки. Поднимаясь, он прочитал несколько надписей на стенах. Особенно его поразила надпись: " Я люблю тебя абстрактно, Жора". Очень много ассоциаций всплыло в его голове. Пани Голован учила, что мыслить нужно абстрактно, ...но любить абстрактно...
  Ассоциации возникли и со словом "ЖОРА". Он вспомнил лучшего быка - осеменителя на хуторе пана Шышковца, петуха Жору у бабки пани Юстыси, а также Жор: пуделя, кота и поросёнка. Голова пана Педа кипела от полного непонимания: " Пусть Жорами зовут зверьё, но почему любовь к нему абстрактная".
  "А вот и комната пана Галушки" - радостно сказал Пед, и принялся стучать в дверь.
  -Кого там чёрт принёс?
  -Пан Галушка, Это я - пан Пед.
  -А это вы!? Сейчас впущу, подождите пару минут.
  Галушка принялся неторопливо открывать дверь, справляясь с несколькими замками, желая впустить в дом гостя.
  -Входите, достопочтенный пан, вы, наверно устали меня ждать? Но что делать..., преступность растет.
  Комната пана выглядела очень убого, составляя с ним одно частично целое. На кухне возвышалось строение из двух небольших тумбочек и облезлой плитки, удачно завершающих эту конструкцию, подчёркивая изысканность вкуса. Посреди комнаты стоял стол с железными ножками, на котором царственно восседал чайник, окруженный своими слугами: сковородкой и кучей грязных тарелок и алюминиевой кастрюлей. Кастрюля содержала в себе гречнево -рисовый отвар. Пед понял то, что хозяин пригласил его в кухню затем, чтоб накормить, но удручающее состояние в комнате внушило Педу то, что он очень даже сыт.
  -Пан Галушка, я хочу посмотреть ваши книги.
  -Поздно, пан, в ваши годы уже пора доски на гроб подбирать, а то прижмёт, поздно будет. Пойдёмте лучше есть отвар, ...он вкусный-в нём даже соль.
  -Нет, мне пища нужна духовная, есть отвар не могу. Пора смотреть книги. А к книгам, по-моему, у меня природная тяга появилась. Пан Грибовский рассказывал, что у человека иногда просыпается тяга к совершенству. Вот я и решил, что пора само совершенствовать свой внутренний мир. Христом богом молю, пан Галушка пойдемте смотреть книги.
  -Не знаю, чушь, по-моему, ты порешь. Нет никакого внутреннего мира, да если и есть, то мои книги тебе не помогут, так как книги у меня про огород, рыбалку, есть Карл Маркс, и пара книг про шпионов. Пойдемте пан, я лучше покажу вам живопись.
  Пед и Галушка зашли в комнату, которою пан хозяин считал своей любимой и неповторимой по эстетическому оформлению. Комната действительно собрала в себе неповторимую подборку живописи и антиквариата. Достаточно было посмотреть на первую картину, которая так резко бросалась в глаза. Картина действительно была оригинальна. Главное, что ее сделал местный шулер пан Барыга, который в тяжелые дни своей жизни почувствовал беспощадную жажду к живописи, задолжав приличную сумму денег. Полотно представляло собой кладовую цветов и оттенков. Пан Грязило непременно назвал всё это одной фразой, сказав: "Эге, цветастый рог изобилия".
  -Глубоко уважаемый пан Пед, вы очень удачно выбрали предмет своих вожделённых взглядов, эта картина написана великим мастером всех времён творческого изыскания паном Барыгой. Этой картиной всецело восхищаются очень много людей.
  -Пан Галушка, почему от картины так пахнет керосином? Поди, художник разводил ей краску. Можно я подойду поближе?
  -Да, конечно, обязательно подойдите, только ничего не трогайте руками, очень тонкое изделие.
  -А чем нарисована картина?
  -Не понял..., вы имеете в виду краски?
  -Да, пан, именно краски. Мне пришлось читать в газете, что краски - туловище шедевра.
  -А...масленые, да масленые, использовались именно они.
  -Я думаю, что это мельченный кирпич, солидол и конский навоз, перемешанные керосином. Пан Строгайло часто замазывал таким вот делом щели в своём сарае. Он был хорош в приготовлении всяких замазок.
  -Вы что, пан, это никакой не кирпич, а специальные краски, которые готовят мастера долгие годы по специальным рецептам.
  -Вам виднее, краски так краски, просто уж сильно он похож на раствор Строгайлы. А что на ней нарисовано?
  -А вы что сами не видите? Ослеп что ли, бздун? Ты сюда зачем пришел? Тупостью меня своей поражать!? А-?
  -Нет, пан, я пришел попросить у вас книгу.
  -Пошел вон, пахучий пёс, видеть тебя не могу в своём доме - тупого такого.
  Не разбираешься в искусстве, нечего ходить надоедать интеллектуалам.
  Пан Пед поблагодарил хозяина за гостеприимство, пожелал приятного аппетита, здорового сна и весело пошагал домой. Его, безусловно, мучило то, что он чувствовал себя, не разбирающимся в искусстве, но что он мог делать. Поэтому его это не опечалило на столько, чтоб не замечать прекрасное кое-где. Вообще, последнее время, пан Пед, не отличался большой мечтательностью. На вопрос нормального человека: " А что ты не мечтаешь, свинья? Все мечтают, а ты что, особенный что ли?". Он бы ответил: "Да не знаю!? Что-то не получается. Я и так и сяк, а не мечтается".
  С паном Галушкой дела обстояли хуже. Он очень перенервничал в разговоре с паном Педом и теперь чувствовал себя не важно. Он долго ходил по комнате и ругался, иногда останавливался и пенал по стенке ногой. "Я так не оставлю. Ты у меня поплатишься за связи с Британской разведкой" - сказал он. Он сел и начал строчить донос. Но висевший на стене шедевр неожиданно упал. Слабое сердце героя не выдержало, и он помер. Так пан Пед лишился друга.
  По дороге домой Педа обуяла немыслимая жажда знания и творчества, так всегда бывало, когда он разговаривал с людьми творческой мысли, наподобие пана Галушки. Теперь он хотел научиться садоводству и огородничеству. Из-за отсутствия института земли в городе пан Пед решил поехать в село. Сельчане были добрыми людьми и всегда предоставляли возможность горожанам участвовать в свинопроизводстве.
  Собрав свои вещи в пару мешков из-под сахара, пан Пед пошел до ближайшей станции, в надежде оказаться в истинно трудовом коллективе. Пан профессор Головар утверждал, что традиции нескольких цивилизаций могут быть обнаружены при детальном изучении поведения сельчан. Так по заверениям ученого брачный танец гомосельчанина и инка совпадает. Так же сохранилась символика древности, к примеру, очень часто сельчане называли друг друга различными частями гениталий. Даже если бы пан Пед не доверял ученым, то для него село все равно оставалось бы чем-то мистическим и до конца не разгаданным.
  Работать жаждою томим, Пед шагал на станцию "Геркулесова", чтоб попробовать свои силы в искусстве быть сельчанином. Путь его лежал через множество дорог, с различными изгибами, на которых всегда можно было отыскать лавку, где усталый путник всегда мог отдохнуть. На самом деле путников ждало разочарование, так как лавку оккупировали с раннего утра местные бабки, и путникам приходилось идти дальше. Бабки же преследовали обычную цель, а именно: хотели узнать то, почему их соседи так сексуально распущены, или, почему одни живут лучше, чем живут другие. Темы были очень интересными и актуальными для пожилых людей, и обсуждались очень бойко, но усталый прохожий, зачастую, не мог понять скрытого в них смысла. Дело обычно заканчивалось взаимными оскорблениями, подкрепляемые доводами о взаимной ненужности или о взаимной тупости.
  Кирзовые сапоги мешали пану Педу грациозно шагать, обуяли его чрезмерной усталостью, так что желание отдохнуть было вполне естественным. Неподалёку показалась деревянная скамейка, на которой восседали три пожилых леди. Разговор их нельзя было назвать мягким и, тем более, этичным, как полагал это их статус.
   -Марфа, ты хахаля пани Простиси видела?
  -Какого?.. Это того, который с зубами?
  -Да нет.... Тот уже был давно, а этот ещё совсем новый. Какое-то чучело с усиками, да и уши, как у слона.
  -А кто лучше не неё посмотрит, на неё - на выдру. Хоть такого себе нашла, да и то ладно.
  -Извините, но я очень устал и хочу сесть. Вы можете подвинуться?
  -Ты погляди, каков нахал! Здесь старые люди собрались поговорить, а он лезет.
  Совсем совесть потеряли. Авдотья, в наше время порядочные девушки не заманивали к себе мужиков, а пряли себе дома приданное, чтоб не ударить в грязь лицом перед своим возможным мужем. К примеру, пани Шерсткова, к 43 годам наткала себе около 5 сундуков различной вязанины. Конечно, такую муж будет ценить!
  -Марфа, ты права, в наше время люди были куда порядочней, мораль-то уважать надо.
  -Бабушки, вы все-таки меня пустите присесть? У меня ноги не стоят, а скоро ехать.
  -Ты отстань от нас по-хорошему. Сплетник поганый стоит здесь, слушает, о чём люди говорят. Уж постеснялся бы, доживи сначала до нашего возраста, а потом требуй, еще, поди, палец об палец не ударил, а грубиян-то какой. Правда, бабаньки?
  -Да стрелять таких сволочей надо, итак старым продыху нет, а тут ещё они покоя не дают. Поседеть ему надо, устал собака, лоб здоровый, а ты иди и поработай. Я вот 45 лет на страну отпахала, заслужила, поди, себе место на лавке.
  -Ну и дура, что не страну работала, ума нет, вот и работала. А теперь ты и никому и не нужна рухлядь старая, потому, что толку оттого, что ты работала, нет. По-хорошему бабки дайте сесть.
  -Я тебе покажу сейчас "бабки дайте сесть", грубиян проклятый, сейчас полицию вызову, договоришься.
  -Да, что вы до молодого человека пристали, Авдотья и Марфа, он ведь только сесть хотел. Лавка общая, на ней каждый может сидеть, тем более место ещё осталось.
  -А ты, Раздобрина, бы не вмешивалась, он нас здесь унижает, а мы и слова не моги сказать. Если так и дальше пойдет, то вообще поедом нас съедят, в гроб дубовый загонят.
  -Садитесь молодой человек, я уже насиделась, ноги затекли, аж сил нет.
  -Да что вы, в самом деле, я ведь правды сикать хотел, не хочу я сидеть. Идти мне пора, а то опоздаю на поезд.
  -Давай, давай, чеши, иезуит, глазоньки мои тебя бы не видели.
  -А ты заткнись, старая свиноматка, пока в морду не получила, и ты, вторая квочка.
  Пед пошагал дальше, гордясь тем, что обругал назойливых пенсионерок, он добился все же своей правоты, хотя ноги от этого болеть и не перестали. Вообще борьба за правду теряла сейчас в глазах Педа свою привлекательность, уж очень она давала всем абстрактные плоды: её и не пожаришь, её и не поешь, что с ней делать, не совсем ясно. Как бы так за свободу побороться, чтоб потом ещё и поесть, а может сразу бороться не за свободу, а за то, чтоб пожрать побольше, делая для этого всего поменьше. Это конечно хорошо, но кто согласиться бороться за это, все борются-то за вещи абстрактные. Да хрен с ней с этой борьбой, пойду лучше на станцию побыстрее.
  Бабка Марфа сидела молча, две её подруги промывали кости соседу-музыканту, который мешал общественному сну своими уроками. Бабка действительно не любила нестарых из-за недостатка в оных, по её мнению, житейской мудрости, и она всегда старалась поставить их, нестарых, на место. Один раз она запрещала своей внучке играть в кубики, так как не видела в этом образовательного момента, возмущенная внучка в знак протеста долбанула свою бабушку по голове. Как-то раз бабушка решила учить кошку Муру ловить мышей, она ставила мышеловки, выуживала пойманных мышек, кидала их кисе, мило оголяя свой частично беззубый рот. Мышка, конечно, съедалась кошкой, но без всякого желания заниматься ловлей самой. Да, много было неудач в воспитательной работе старухи, может быть, она слишком хотела уж изменить неправильность окружающих. Так, постепенно, у неё родилась идея временного скачка через молодость. Бабуля проводила многие часы в непрерывных раздумьях, мечтаниях, размышлениях, измышлениях, она иногда абстрагировала по целым утрам, иногда почти безрезультатно. Когда приходилось очередной раз столкнуться с не понятием смысла бытия, старуха, охая, пыталась докопаться до оного, если не удавалось ей этого сделать, то её родственников ждал очередной разгон. Дочь упрекались за нерадивость, зять - за тунеядство, а внучку - за врождённый дебилизм. Вот так проходила старушечья жизнь: в исканиях, страданиях, мечтаниях, нападках, обороне, одним словом, как и положено настоящему супер-гипер человеку.
  Пед тем временем подходил к станции "Геркулесово", где он намеревался пожрать перед долгой дорогой и купить себе билет. А дальше, как говориться:
  " и флаг ему в правую, чуть приподнятую руку, с характерным символьным изображением". Пан Пед захотел узнать время, для того, чтоб все рассчитать наилучшим образом своё путешествие. Это можно назвать нормальным желанием путешественника. Часы отыскать большой проблемы не было, так как на кирпичной стене были прикреплены "хранители времени", они душевно тикали, желая сообщить всем, что они ещё живы, и могут пережить любого из двуногих. До отправления поезда оставалось около десяти минут, так что желания поесть пришлось отказаться в пользу не менее сильного желания купить билет. К счастью, касса оказалась неподалёку от часов, вещающих истину "время - билет", кроме того, там совсем не было людей, которые могли бы помешать покупки билета.
  -Дайте, пожалуйста, один билет до "Небрежного"...
  -Шары разуй, уже поезд почти отошел....Раньше думать надо было. Мозги ведь на что.
  -Но до отправления поезда ещё 10 минут. Я успею, тут идти всего ничего.
  -Не 10, а 8 минут осталось. Сейчас тебе билет продам, а потом ты его, опоздав, побежишь сдавать обратно. Мне, куманёк, за лишнюю работу денег не платят.
  Завтра приходи вовремя, я тебе тогда билет продам, а сегодня я не могу, регламент.
  -Да поймите вы меня, я не могу опоздать, времени у меня позарез. Мне именно сегодня необходимо ехать. Завтра ехать нет времени.
  -А что это тебя так приспичило, помер кто что ли? Если бы помер, то я бы билет продала. Что я не человек, понимать не могу?
  -Да какая вам разница помер у меня кто, или нет? Не должно быть разницы, когда продавать человеку билет, когда и по какой причине.
  -Это вам бесчувственным пням разницы нет, когда нужно действовать по закону, а когда - по совести. Это только люди с тонкой душой понять могут.
  -А разве закон и совесть - это не одно и то же. Как вроде должно совпадать, вещи то почти одинаковые. Уже времени мало осталось, ...если вы мне не продадите билет, то я уж точно опоздаю.
  -да не горячись ты мужик! Смотри, вон на стене приказ весит. Там написано, что продажа билетов прекращается за 15 минут до отправления поезда, а раз у тебя закон и совесть одно и то же, то можешь шуровать домой. Закон не даёт добро на продажу тебе билета.
  -Дура вонючая.
  -Сам такой, козёл.
  Времени оставалось совсем немного, так что Пед поспешил занять место в электропоезде. Билета у него не было, но он намеревался приобрести его в самом поезде, надеясь на наличие в нём кондуктора. Электричка удобствами не располагала, да и красотой и изяществом не выделялась. Все посадочные места в ней были заняты панами и пани, причём и те, и эти стояли в проходе, судорожно цепляясь, друг за друга, когда электричка тормозила. Пед занял место в вагоне, оперясь на какую-то жирную тётку. Ему пришлось стоять, как и многим, чувствуя несколько прижавшихся к нему тел. В вагоне было очень душно, пованивало чесноком, потом, ландышами и мечей. Каждый человек вносил в этот запах частичку себя, своего характера и социального положения.
  Вот, к примеру, от стоящего недалеко от Педа садовника веяло травой, навозом, добротой ко всему зеленому и дешевой масленой краской, а от одной пожилой дамы пахло интегрированием и маленькими демонами, она была бухгалтером, да воспитывала своих внуков. Вот так Пед стоял и ждал прихода контролёра, с которым намеревался начать разговор о покупке билета. Ожидание было поистине томительным, причём самые мерзкие мысли лезли ему в голову. "А вдруг меня высадят на полпути, что я тогда буду делать?" - думал он, почёсывая себе то голову, то ногу. А, меж тем, контролер действительно выполнял свою работу, стремительно приближаясь, к пану Педу, как грозовая туча, разгоняя безбилетников.
  -Граждане предъявите билеты,...а у Вас, где билет, пан? Без билетов высаживаем, так что смотрите, вам ведь хуже будет.
  Это, Ваш? Но почему льготный, вы же не ученик?
  -Молодой человек, в наше время учиться никогда не поздно. К примеру, я сейчас ученик 4 класса средне специальной школы выживания в условиях информационной войны, обусловленной резким взлётом Н.Т.Р., поэтому и езжу почти бесплатно.
   Вот так началась полемика между контролёром и пожилым человеком, очень умного вида, которая использовала мощный инструмент логики в соединении с риторикой в корыстных целях каждого из участников. Этот разговор привлёк интерес окружающих, в частности, и Педа, и заслуживает права быть рассказанным. Его участником был с одной стороны, как уже отмечалось раннее, некий контролёр пан Сдирало, который в каждом пассажире видел либо безбилетника, либо шулера - подельщика, хотящего проехать задарма. Эта его подозрительность очень часто вызывала в людях гнев, а так как пан Сдирало был от природы человеком очень мягким, то ему приходилось потом извиняться в течении часа, вызывая ещё большую людскую раздражительность. Но если Сдирало ловил человека заведомо более слабого, чем он, то уводил пассажира в специальное место, где стращал и ругал его. Все свои поступки Сдирало оправдывал любовью к Родене, желая увеличить её благосостояние за счёт штрафования безбилетников.
  -Вы не можете быть учеником,...богу душу скоро отдадите, а всё ученик. Так гражданин не бывает, чтоб всю жизнь на халяву ездить, у нас и без того страна не богатая деньгами, чтоб всякие без билета разъезжали.
  -Не торопитесь..., у меня есть справка, в которой прямо значится, что я школьник, причём младших классов. Вот возьмите посмотреть, пан.
  Дедуля протянул пану Сдерале удостоверение, в котором подлинно значилось его ученичество. Сдерало тщательно изучил документ и, не найдя в нём неправильности и незаконности, начал впадать в психоз из-за такой, уж очень откровенной противоречивости.
  -Это поддельный документ. Я знаю это, и вам меня не обмануть, как бы не хотела этого ваша бессовестная дедовская рожа. Платите штраф, дядя, а то я вас выгоню.
   -Давай, давай... обижай старика; выгоняй, штрафуй, но учти, голубчик, у меня связи..., очень большие связи. Я тебе покажу такого, чего тебе и не приснится.
  -Ладно тебе запугивать, старик, сиди тут бесплатно, пей соки из народа. Люди всё видят, их бумажкой не обмануть.
  И люди действительно видели. Они видели то, что стариц их умней, их проворнее, и поэтому он не заплатит. Многие бы поняли то, что он возвысился над ними вполне законно, предъявив документ на свои права, если бы зависть не ослепила светлые головы. А так они рассмотрели в старике подонка, чей поступок вследствие их житейских логик приводил к противоречию. В общем-то, поднялся крик, хотя сторонников пана контролера было и не большинство. Были и те, которые сочувствовали старцу, даже сомневаясь в истинности его документа, но они молчали, иногда покачивая своей головой. Видно порешив то, что их вмешательство им не выгодно, да и мало что изменит, доверили правосудие жаждущим. "Жаждущие" помогли спровадить старика за билетом на следующую электричку на ближайшей станции. А старик пошел, обещая со всеми разобраться, прибегнув к силе хранителей закона.
  Пан Пед относился к этой истории с неким отчуждением, но все же он симпатизировал старику, представляя себя на его месте. То, что он был без билета, заставило его извлечь выгоду из этой заварухи. Он перебрался в другой вагон, воспользовавшись занятостью контролера. Теперь он продолжил свой путь спокойно, вспоминая пережитые моменты жизни.
  
  Глава 2.
  
  ***
  
  Электричка прибыла по адресу и почти во время, если не считать важным опоздание в 2 часа. Пан Пед осознал необходимость покинуть транспорт. Дальше в голову полезли мысли: ”Так идти 2км или 3”— судорожные воспоминания, хотя он еще не осознал до конца свой путь, но все же шел. Вот ,наконец, нашло озарение: “Идти нужно по этой тропинке, мимо того общественного туалета, затем вдоль алей, затем вдоль пашни, затем вдоль болота.... Тьфу, нужно идти и идти, вон туда идти, а там и Небрежное. Ох, и поработаю на земле-матушке, стану братом, скотов земных крупнорогатых и мелко... Нужно идти нужно торопится. ” Так наш достопочтенный Пан Пед побрел по пыльным тропам мимо целого ряда дач. И иногда на него смотрели дачники, как бы говоря: “Чего шляется скотина, работать надо”. Его окликнуло несколько человек, даже не человек, а так братил, очень простых братил.
  -Эй, баклан, есть курить?
  Он оглянулся, посмотрел на тех, кто его окликнул. Некоторое время он их разглядывал: грязные, лысые - славное детище эволюции. Пан Пед подумал о том, что лучше бы они остались обезьянами. Чем-то они напоминали инопланетян из фильма "ну всё нагрянули", но они и походили на спецназ из фильма: "Мститель из куста!". Ощущений ему хватало. А теперь оставалось решить "Что делать?". Это Чернышевскому было легко написать книгу про Это, а у нашего героя явно возникли затруднения. Пана звала земля в своём первоестестве, ему как-то было не до того, кто там хочет курить. Но внешний вид собеседников убедительно требовал дать ответ.
  -Нет, курить нет, но врачи говорят, что это дело дурное, так что я воздерживаюсь. Да!? А почему вы назвали меня бакланом? В учебнике за 5 класс природоведения "Баклан" значится как птица. Вы же не будете утверждать, что я птица?!
   -Конечно, какая ты птица; ты баклан, очень лоховатый баклан. Слушай, а деньги у тебя есть - задали пану вопрос собеседники - сам пойми, такое дело то, друга из тюрьмы вытащить. Может, дашь что сможешь? В общем, отдай, что у тебя есть.
  -Да, браток, помоги, выручи, отдай то, что у тебя есть.
  -Да чем же я вам помогу. Деньги у меня есть, но совсем немного, они мне не меньше чем вашему братку нужны. Да и что я буду отдавать свои деньги, кому попало?
  -Жадный ты- с некоторой иронией ответили ребята- а это не хорошо. Живёшь ты видно не по понятиям. В наше время так жить нельзя. Придётся тебя бить. Ты еще подумай немного, помозгуй, сам понимаешь, деньги нужно отдать. Всё говорит о том, что тебе они нужны меньше, чем нашему братку.
  Пан Пед всё быстро понял и пустился наутёк, перебежал аллею и прямо по картофельному полю. Братки, не долго думая, пустились за ним. Они, скажем так, намекали, чтоб он остановился, но панов кормят ноги не реже чем волка зубы. Пан бежал не встречу с "Небрежным"
  
  ***
  
  Акклиматизация в "Небрежном" пошла очень бурно. Так дрожи не принимаются за свою работу, так птицы не машут крылом, и некроманты не
  воскрешают мёртвых, как пан Пед вливался в колхозную жизнь.
  Пан стал квартирантом в доме мамаши N. Он получил комнату, или даже свою маленькую квартиру, а может быть и почти свой дом. Это была не до конца изношенная баня, переоборудованная под комнату для постояльца. Котел был выкинут, дыры а полу заколочены фанерой. А сам пол теперь покрывало покрытие, которое по заверению мамаши N называлось “Дерюгою”. Нашлось в бане место для кровати, стиля железный ромбик, стола, с названием “Три ножки”, и сучковатого берёзового пня, который почему-то именовался табуретом. Всю картину дополняло “помойное ведро”, которое было старым пластмассовым баком, стояло в левом углу, возле входной двери, и принимало в своё лоно бумагу, гнилые фрукты и овощи, огрызки, фекалии и другие спутники человеческой жизни. Комната была, в общем-то, со всеми удобствами. Предбанник послужил раздевалкой и одевалкой, здесь также поместился умывальник, младший брат Моидодыра. Комната пану сразу понравилась, так как отвечала духу Дао, гармонии с собой, с миром, даже с помойным ведром, которое всего на всего было старым пластмассовым баком. Комната отвечало и духу христианско-коммунистической морали, не могла породить дурных качеств в Педе. Уснул в Педе Наполеон, Дирак, Сартр и даже маленький мальчик, когда он оказался в этой божьей обители. Не мог он представить себя и буржуа, сразу возникал вопрос: ”А зачем?”. Не мог он, и подумать о любви, ни о каком сексуальном извращении. От всего этого его сразу излечал запах веника: веника соснового, веника дубового, веника берёзового, веника кленового, веника различной толщины, длинны и способа высушки. Теперь этот букет запахов, соединившись с запахом плесени, сырости, создавал огромный положительный импульс человеческого поведения. А впрочем, пана не посещали никакие другие мысли, кроме блаженного слияния с землёй - матушкой и небом - отцом.
  Пан Пед улёгся на свою постель, как японский крестьянин ложится на свою сановку, думая о том, как замечательно начнётся завтра его первый день труда в селе "Небрежное". А что может придти в голову человеку, который, после массы приключений, добрался, наконец, до земли обетованной и очутился на сетчатой койке.
  Так вот он и лежал, потирая ногу об ногу, носок о носок, в мечтах своих, идущим с косой на сенокос. А мужики будто смотрят на него и говорят: "Ай, да наш Пед". А Педу это нравится, он, улыбаясь, говорит: "Это оно как-то само так получается". А с каждым взмахом косы Педа приближается день вселенской благодати, всеобщего и частного прогресса. "Чего я раньше не ехал"- думал Пед - "Ждал чего-то от города. А надо было давно сюда в деревню по - грибы, по - ягоды, а то и искупаться в пруду. Здесь есть пруд, глубокий, с кувшинками, который скучает по туристу, по колхознику, по работнику. Вот приду утром на него, или даже вечером приду, нырну в самую глубь; туда поплыву, сюда поплыву, а тина будет щекотать мне лодыжки".
  Резкий поросячий визг прервал грёзы пана. Визг, который разрушил прекрасное в голове Педа, заменив её обыденностью. Он сел на кровать и стал ругать свиней за то, что их поросячий эгоизм не знает предела, средняя свинья не может из-за этого спокойно перетерпеть своё за резание, вместо этого она орет и мешает людям спать, еще раз доказывая свою ущербную греховную свиную природу. Пан понял мусульман, которые, после такого свинства отказались есть свиней эгоисток. В общем, пан гневно, почти крича, назвал свинью свиньёй, а после этого, выплеснув свои чувства, уже мог трезво мыслить. Свинья тем временем визжала еще громче, до одурения надрывая свою глотку. Слышно было, что рядом кричали и ругались мужики. Пан Пед поднялся со своего лежбища, и, нагнувшись, чтоб не разбить голову о низкий потолок, попытался пересесть за свой стол, подтаскивая под себя свой пенек - табурет. Присев за стол, он начал вслушиваться в звуки, отнявшие у него неподкупное блаженство. Немного подумав, пан сделал вывод о том, что визг свиньи и ругань мужиков не простая случайность, а истинная закономерность, продиктованная принципом детерминизма. Мужики резали свинью, свинья визжала, мужики ругались - очень простая и логичная, по мнению Педа цепь. Свинья брыкалась, пытаясь получить хоть какой-нибудь шанс на спасение своей туши, как целостного биологического организма, имеющего право на размножение. Мужики же считали свинью заготовкой, мясом, тушею, колбасой, тушенкою, свежиной, но только не своим братом меньшим, отвергая свободную свиную волю, право выбора и биологическое совершенство. Они еще долго её проклинали, заламывали ей копыта и, в конце концов, перерезали ей глотку. В мире скоро стало гораздо тише, всё вернулось на круги своя, как исчезли лишние Дб.
  Все эти события пан восстановил по крикам мужиков, по визгу свиньи, методом дедукции и индуктивного предположения, учитывая книги, прочитанные вместе с другом Миколой. Постепенно и эта мысль ушла из головы пана, на ее место пришла новая, не связанная ни с коровами или свиньями, ни с лугом или пашней, ни с вилами, лопатами или косами. Он вспомнил свой дом. Зачем, почему? Может, вспоминал, чтоб разобраться, зачем вспоминал. Ему стало казаться, что он потерял идею в городе, идею своего существования. Чему-то такому его учили в школе и далее по жизни не переставали учить. Так и говорили, не кривя душой: " Вам всегда нужна великая идея, без неё вы никуда, без неё вы никто, а если нет великой, то бери на заметку любую, даже плохонькую идею. Без неё вы не человек, даже хуже обезьяны". Говорили еще много чего, теперь пану пришло в голову вспомнить многие идеи, перспектива "быть хуже обезьяны" его не радовала. Первым делом он вспомнил марки, которые он собирал в детстве. Марки большие и малые, с печатями и без, купленные и не купленные. Их у него скопилось очень много, теперь собранные они лежали в альбомах, собирая пыль. Следом вспомнились штаны, которые пан порвал, садясь на шпагат. На шпагат он так и не сел, но ходил неделю в рваных штанах. Пед спасал еще и бездомных беззащитных животных. Мигом квартира наполнилась кучей грязных лохматых чудовищ, которые, не ведая законов социальной жизни, рвали и терзали друг друга. Но нервы родителей сдали, и вся эта псарня и кошарня вернулась в естественную свою среду обитания на городские помойки. В период полового созревания пана пронизывал целый пучок всяких идей, но одна из них просто сияла, озаряя Педа изнутри. Перед ней меркло всё мяуканье кошек и тявканье собак. Эта была любовь. Но это была любовь не к чему-то или к кому-то, а любовь трансцендентная, любовь как вещь сама в себе, любовь к самой любви. Он включил в эту идею почти всё, о чём он знал, что подчеркнул из Даоской йоги и Каббалы. Не имея опыта в таком ощущении, он прибегнул к небольшой хитрости. Выбрал объект своей любви, но такой страшный и убогий, что в такой сублимации можно было сказать о не существовании объекта любви, но при наличии любви носителя и направляющего вектора в область сверх любви. Объектом любовной проекции оказалась одноклассница пани Крыся, такая толстая, такая гнилозубая и прыщавая, со снопом за головой, с челюстями бультерьера. Как пан Пед её увидел, сразу понял, что любить надо именно её, но только трансцендентно. Хорошо, что долго достойную искать не пришлось, быстро можно было начать любить. Пан так и сделал. Он проявил свою любовь резко, стремительно и многозначно, перебрав огромное число форм любовного потока. Чего достиг, вспомнить Пед уже не успел, так как в дверь постучала госпожа N с предложением выполнить список крестьянских работ.
  Пан Пед словно Золушкой стал, но различие полов стало существенным признаком и в выборе работы. Ему не смешивали крупы в одну кучу, работы на селе и без этого можно было придумать. Первая работа продвигалась с переменной скоростью. Часто случались перекуры, тогда работники могли отдохнуть.
  Из четырех человек, складывающих сено, только пан Пед был не посвящен в деревенскую жизнь. Товарищ N, глава семейства, уважаемый среди животноводов человек, их сосед пан Соседик без остановки перебирали в разговоре тему за темой. Пан Пед же недопонимал смысла разговора, его целей и способа построений предложений, он никак не мог включиться в разговор. Поэтому он молчал и тщательно запоминал всё, что говорили остальные.
  -За сколько, сосед, воз сена купил? - спросил пан Соседик.
  -А тебе, зачем это знать? - ответил тов. N -кидай да кидай, ты ж не еврей какой-то, чтоб всё спрашивать!? Больше знаешь, меньше спишь! Помни это сосед.
  Работа Педа состояла в правильной укладке сена большими вилами, путем перекидывания маленьких кучек в помещение, именуемое сеновалом. Работа была пыльная с множеством сено уколов. Под жарким солнцем такие трудяги вскорости превращались не-то в леших, не-то в жителей Центральной Африки.
  - Я читал несколько книг по экономике... - сказал Пед - Я даже Маркса читал, но совсем не много. Прочитал так страниц 20 из серединки.
  - Ну и че?! - ответил пану педу товарищ N - От меня то ты чего хочешь? Я ведь Маркса не читал. Вот если по укладке сена чего не понятно, то милости просим, объясню. А так к Марксу я, поди, ничего нового не добавлю.
  - Да про сено объяснять смысла не вижу, кидается оно и без того. - Говорил, тыкая вилами в сено, пан - А про цену я бы узнал, чтоб понять выгодность бизнеса на селе.
  - Ну, тогда ладно, - добродушно ответил товарищ N - секрета тут большого нет. Вон видишь, ходит бык годовалый?
  Товарищ N указал на черную рогатую скотину пальцем. Пед махнул головой в знак согласия. Пан Соседик обиженно продолжал кидать сено.
  - Так вот, - продолжал глава семейства - эта телега сена стоит чуть больше, чем этот бык.
  - А сколько надо таких телег, чтоб бык вырос таким? - спросил Пед. Сено упало с вил прямо ему на голову.
  - На зиму этой телеги хватит наверно, если соломки прикупить! - ответил N.
  - Да, точно хватит! - подтвердил сосед.
  - А зачем корову держать? - продолжал допрашивать пан Пед, воткнув вилы в землю.
  - Но ты что-то, городской, совсем ничего не понимаешь...- пробубнил Соседик, ища взглядом поддержки у остальных. - Чтоб было молоко. Много жирного молока. И телятина очень вкусная.
  - Но не выгодно же?! - удивленно воскликнул пан Пед. - сами же говорите, что на сколько сена купил, на столько и телятины нарастет. А где прибыль?
  - Как где? - тут удивился уже сам товарищ N. - Молоко продать, свинью тоже можно. Или это уже не прибыль?
  - Свинья понятно! - сказал Пед. - Где прибыль от быка?
  - От быка прибыль никто считать не будет, - философски заметил пан Соседик. - Главное, чтоб от всего хозяйства польза была.
  - Традиция такая у нас, - подхватил товарищ N. - чтоб в каждом дворе была корова и бык. Корова дает молоко, навоз на перегной, для всего этого нужно сено. Если никто не будет коров держать, то откуда возьмется молоко.
  - Пусть другие выращивают, - предложил пан Пед. - Соседи ваши например. А вы будете просто покупать молоко, не заготовлять сено и не кидать навоз.
  - А что тогда делать? - спросил товарищ N. - Раз не работать по хозяйству. Да и дорого покупать молоко. Да и суета лишняя, бегать просить у соседей, чтоб назвали никчемным хозяином. А деньги для другого сгодятся. Еще вон можно сена воз купить. Да ты нам зубы не заговаривай. Работай лучше, а то толку от тебя мало.
  - Да, разговорчивый у тебя поселенец! - заметил пан Соседик.
  Пан Пед осознал полное непонимание крестьянского товаропроизводства, не дошел до него экономический стержень села. Во всяком случае в книгах не так. То, почему каждый житель Небрежного считал натуральное хозяйство наилучшим, для пана Педа осталось загадкой. Наверно тут виновата СТАБИЛЬНОСТЬ. Но еще в учебнике 5-го класса истории писали, что натуральное хозяйство - прелюдия каменного века. Прогресс должен был покончить со всем этим еще в эпоху феодализма. Так вот и прошла первая сенная работа.
  Уже довольно усталый Пед обмылся в бочке у колодца и пошел спать в баню. Он решил, что не является революционером, и к деревенской жизни будет привыкать постепенно, увеличивая нагрузку с каждым днем.
  Пан Пед проснулся только на следующее утро. Открыл глаза и потянулся. Очень хорошо потянулся, что услышал хруст собственных позвонков и суставов. Очень Педу хотелось есть. Голод просто возобладал над его сущностью, убив мысль понежиться в кровати. Он пошел к умывальнику, но воды там не оказалось. Кусок хозяйственного мыла раскис, представляя собой гриппозные сопли. "Черт подери! Ну, удастся мне сегодня помыться. За водой я сам не пойду. Не хочется мне этого делать. Как хочется есть! Просто жуть. Сам себя не понимаю; то ем, то не ем, сегодня, кажется, ем, но совсем нечего. Может что-нибудь есть в огороде? Надо посмотреть". Пан Пед двинулся в огород в поисках чего-нибудь съестного. В огороде он нашел два огурца, пучок укропу, пару перышек чеснока. Он помыл все это в бочке для полива. Там же он помыл свое лицо, руки, прополоскал рот. Потом он отошел, сел на пенек и принялся, есть дары огорода. Тут он заметил, что в огород заглянул сын N, которого звали Прохор. Прохор подошел к бочке и стал стирать в ней свои носки. Он делал это с неистовым удовольствием, предвкушая свежесть стираных носков. Наверно, почувствовал себя первым кавалером на деревне в чистых пушистых носках, теперь возвращается к этому состоянию снова и снова.
  - Прохор, ты что там делаешь в бочке? - спросил Пед.
  - Носки стираю, - без всякого стеснения ответил Прохор - Вам как будто не видно?!
  - Да видно, конечно, - честно признался пан Пед - Но я хотел убедиться наверняка. И часто ты это делаешь?
  - Да постоянно! - сказал Прохор - здесь все моют носки и обувь.
  - Но мне отец твой сказал, что воду здесь можно даже пить, такая она чистая, - удивленно сказал пан Пед.
  - Папа прав! - заявил Прохор - Если бочку помыть и набрать новой воды из колодца, то ее можно будет пить.
  - В этом я с тобой полностью согласен, - искренно признался пан.
  - А вы что здесь огурец помыли? - спросил Прохор, глядя как Пед поедал огурец.
  - Я? А я... Да, тут помыл огурец, укроп и все съел, - признался пан Пед - Теперь у меня может быть дизентерия.
  - Да ничего страшного, - пытался успокоить Прохор - Не будет дизентерии. Вот мой друг Иван как-то литер воды отсюда выпил, а я канистру из-под солярки там мыл. Жив он и здоров, даже поноса не было. У него случай гораздо серьезней, чем у вас. Так что волноваться нечего.
  - Конечно нечего, ты прав! - сказал Пед и вышел из огорода.
  Пан Пед решил погулять по деревенским улицам. Есть больше ему не хотелось. Слова Прохора его убедили не совсем, и душу грызли сомнения. Он шел и тщательно рассматривал деревенскую действительность.
  Он шел по месту, которое в Небрежном именовали как "Зады", но "Переды" явно отсутствовали. Но в место "Передов" существовало такое название, как "Улица". Если сельчанин говорит, что пойдет на улицу, то он пойдет как раз на место, где должны быть "Переды", а если скажет: "Я пошел на зады!", то он, непременно, на зады и пойдет. А на задах, помимо ветхой грунтовой дороги, имелись еще кучи навоза, горы не пиленых дров и возы сена. Зады - склад под открытым небом. Дорога была изрыта двумя колеями; очень глубокими и широкими колеями от колес трактора. Но умные жители села стали использовать колеи как мусорохранилище. Скидывали туда все, что ненужно, а когда колеи зарастали, проезжал трактор и делал новую.
  Пед наблюдал за всем этим уже потом. Шел дождь. Колея набиралась водой. Сельчанин засыпал ее мусором. Проезжал трактор и смешивал все это с землей. Пан Пед сделал выводы о подсознательном наборе взаимоуничтожающихся факторов. Хотя друг от друга факторы зависели лишь косвенно, но при суммировании они давали 0, но не абсолютное ничто, а приемлемую для жизни картину: чтоб не лучше или хуже, а как всегда.
  "Здесь начинает свой поток река прогресса! Именно с села мы пришли к мегаполисам" - думал пан Пед, гуляя по задам, наблюдая, как мужики и бабы пилят дрова или кидают навоз на кучи, придавая по возможности ей правильную геометрическую форму куба.
  На одной из таких куч, он увидел детей, которые, усевшись на ее вершину, держали в руках сломанные пластмассовые автоматы, всматриваясь в даль. На их грязных лицах проглядывала искорка счастья. Возможно, некоторые из них ощущали себя героями, под тип Рембо.
  - Дети, зачем сидите на этой куче дерьма? - крикнул Пед - Слезайте быстрей, а то замажетесь.
  - Мы играем, дяденька, - ответили дети своими тонкими голосками - Это наша крепость. И мы в ней караулим наших врагов. У нас сейчас очень важная битва, а вы нам мешаете.
  - Да, здесь же дурно пахнет! - не умолкал пан - Да и замарались вы в коровьем дерьме. Слезайте с кучи бегом.
  - Мы в грязное оделись, дяденька, - оправдывались дети - Нам можно здесь сидеть.
  - Дяденька, - сказал мальчишка, молчащий до сих пор - Не мешайте нам, пожалуйста, а то нас убьют.
  - Кто убьет? - удивленно спросил пан Пед.
  - Васкина команда убьет, - ответил мальчишка - Мы их караулим и должны сидеть тихо.
  Пед понял, что детям все равно: сидят ли они в говне или нет. Их завлекла игра, и не волновало мнение окружающих, а может, и с мнением они таким не встречались раньше. Пед постоял, посмотрел; развернулся и пошел в свою баню, где, если не заставят работать, он сможет поспать. Так он и шел, понимая, что те, кто родил прогресс, не всегда поедают его плоды.
  
  ***
  
  Вот и новая работа. Работа - заготовителем дров на деляне. Он должен был отрубать сучья с поваленных деревьев, оттаскивать сучья туда, где они никому не мешают. Пан Пед еще должен был закидывать бревна и пеньки в машину. Профессия эта могла называться грузчик - дровосек, но ее просто вообще никто никак не называл иначе, чем просто рабочий. Зарплаты не было, но обещали дать телегу дров, в чем у пана Педа не было никакой нужды. Не повезет же он их в город на электричке?! Но они могли пригодиться госпоже N, которая так чистосердечно приютила батрачка в своей старой бане.
  На работу он должен был поехать с завтрашнего дня в 6 часов утра. Его и группу таких, как он натуралистов, искателей, старателей, должен был везти грузовик. Ехать пришлось в кузове грузовой машины, причем не очень чистом. Это не удивительно, так как он активно использовался в деревенских нуждах, и возили в нем все: от стройматериалов, до кормов свиньям. Ехали не долго, всего около двух часов, но дорога была ужасной. Ехать приходилось по проселочной дороги, чтоб объехать пост служб автоинспекции и не платить штраф за перевоз людей в необорудованном под это дело месте.
  Наступило долгожданное утро. Петух не орал, отгоняя своим криком нечистую силу. Он был зарублен на суп еще 2 недели назад. Лишившись вестника утра, нечистая сила засиживалась в селе до начала дня, совершая асоциальные поступки. Одним из проявлений черных сил было воровство. Причем ворованные вещи попадали в пользование самым благо порядочным сельчанам. Механизм перекачки предметов никто не знал точно, хотя идеи были у многих. Веянье черной магии стало таким сильным, что воровать стали почти все. Воровали у свата и у брата. Люди, не ворующие, пользовались дурной славой в Небрежном, их считали подозрительными, слишком ленивыми, психически неполноценными, алкоголиками или наркоманами. Не ворующий считался нерадивым хозяином. Воровать у государства - считалось добродетелью, воровать у сельчан - гнусное дело. И даже люди вслух гордились теми, кто успел наворовать у государства ничейного. Но тут тоже надо было знать меру. Сильно отличившихся воров у государства начинали ненавидеть, как воров частной сельской собственности. Многие неустанно взывали к богу, дабы наказал он отступников - воров карой небесной. Бог молчал. Начинали молить президента, который для колхозника был чем-то мистическим и добрым, как Дед Мороз. Но существование президента не ставилось под сомнение, как существование бога. Сельчане не знали Юма, поэтому не могли предположить того, что президент дан им лишь в ощущениях.
  С воровством у сельчан своих все немного обстояло по-другому. Таких наказывали всеобщими побоями и осуждением, когда ловили. Но ловили редко, а воровали часто и друг у друга. Не смотря на опасности, стойкие просыпались ночью и шли на дело, если не было опасностей. Воров, в отличие от оборотней, полная луна скорее раздражала, чем приманивала. Бабка Матрена, местная гадалка и повитуха, заметила тут не только буйство темных сил, а саму печать Лорда Тьмы. Она охотно делилась своими догадками с сельчанами на лавочных сходках. Слушающие ее бабки качали головой и говорили: "Ой, Ой, Ой...".
  Другим проявлением нечистой силы было так называемое колдовство. По словам все той же бабки Матрены похитители душ вселялись в человека, превращая его в колдуна. Поверите в то, что некоторые особо жадные колхозники умели колдовать, наводить сглаз и порчу, проникая в умы сельских атеистов и коммунистов. Многие приезжие люди сначала сопротивлялись вере в темные силы и колдовство, но пожив, пообтесавшись, начинали верить, как все.
  Итак, петух не орал, а пана Педа разбудила сама госпожа N, которая решила в столь раннее время оприходовать свою корову.
  И вот уже машина несется по колдобинам и ухабинам. В кузове трясутся люди. Кто-то из сельчан заговорил о том, что благо нет дождя, а то их поездка стала бы не возможной. Пан Пед усиленно разглядывал окрестности. Кругом были поля, ветрозащитные полосы тополя, которые можно было назвать аллеями, если 2 глубоких рва не отгораживали их от внешнего мира. Мужики в кузове в отличии от пана Педа вели себя бойко. Они обсуждали курьезы собственной жизни, долго смеясь над каждым предложением. Особый интерес у многих вызывал досуг в колхозном диско-баре. Вот послушайте, что рассказал Петро: "Вчера Гвоздь с Косоглазым так нахлесталися, что морды свиные друг другу побили. Бились друг с другом до полусмерти, но когда их начал разнимать Мухомор, то они двое накинулись на него. Отделали Мухомора так, что тот два дня носа не кажет, зато сами помирились". Все мотали, кроме Педа и Васильича, выслушивая эту историю.
  - Иван, а у тебя голова после вчерашнего не болит? - спросил какой-то парень.
  - Да нет, пронесло, - ответил Иван.
  Пед сидел в углу у правого борта, и пытался представить себя в роле дровосека, но как-то не получалось. Но пофантазировал он с большим удовольствием. В голоса остальных он не вслушивался, потому что в говоре остальных было для него не больше смысла, чем шум машины, постоянно подскакивающей на кочках. Так они и доехали до своего места назначения.
  Как только они выгрузились из машины, к ним подошел бригадир, который разбил прибывших людей на кучки по 2 человека и указал место работы и участок ответственности.
  "Ничего себе, только с машины и сразу работать. Никакой разминки не дали. Вот так жизнь" - думал пан Пед, отправляясь к месту своей работы. В напарники пану достался дед Егор, который хотя и был человеком ворчливым, но сыскал себе уважение добротой и ответственностью к своим делам. Дед ценил в других людях те же качества, какими обладал сам. Педу и Егору необходимо было вдвоем обрубать сучки у поваленных деревьев. Деревья эти находились совсем рядом с вагончиком дровосеков и машиной. Дед Егор был человеком разговорчивым, а пан Пед был охотно настроен на продолжение беседы и перекрестные вопросы. Беседа завязалась у них сразу. Старик еще раз объяснил своему напарнику его обязанности и требования, которые возлагал на него. Пед почти со всем соглашался, иногда переспрашивал и задавал вопросы на уточнение. Егору нравились дополнительные вопросы, он считал себя хорошим инструктором и хотел, чтоб таковым его считали и другие. Он сразу улыбался и принимался за объяснения. Но разговор начался ни с этого.
  - А ты чего сюда приехал, а? - спросил дед Егор.
  - Я сюда приехал, чтоб поработать на земле, - не задумываясь, ответил Пед - Воздух здесь чище, Пища калорийней.
  - Это ты правильно сделал, - сказал старик - В городе все не то. Они не знают там, из чего хлеб делают, до сих пор считая, что он растет в магазине. А мы для них свинопостосы, вонючки и дебилы, а себя прям академиками считают.
  - Да в городе тоже разных людей хватает, - заметил пан Пед - Пан Загнида точно был свинопостосом, а пан Лютик был настоящим академиком.
  - Это ты Пед правильно подметил, - похвалил Егор, - Но сучки не так рубить надо. Так опасно топорам махать, себя порубишь. А ты наклони его чуть в сторону, так рубить легче и не опасно.
  Внимание Педа привлек парень, который качал грудную клетку лежа на земле маленьким бревном. Был он ни маленьким, ни большим, а так, средненьким, но по старанию его можно было понять, что он хотел стать силачом.
  - А ты чего засмотрелся, - ехидно поддел его Егор, но без злого умысла, - Наскучило работать, так езжай в город.
  - Да нет, дед, просто парень больно уж странный, - ответил Пед - лежит на земле и качает мышцы какой-то корягой. Зачем ему это? Почему бы ни пойти в тренажерный зал?
  - Да это же Ванька Чех, - ответил дед Егор, улыбнулся, посмотрев в Ванькину сторону - Ты на него внимания не обращай, он немного того, ненормальный. Сильным хочет стать, как Геракл, вот все перекуры хватает бревно и начинает качаться, пока его бригада в домино в вагончике наяривает.
  - И давно он такой абстрактный? - спросил пан Пед.
  - Ой, давно! - ухмыльнулся дед Егор - Он пацаненком все машинку на веревке катал. Другие пацаны за девками ухлестывать начинали, а он все свою машинку за веревку по асфальту таскал.
  - Да, парень странный, - проговорил задумчиво пан Пед, - А вы еще что-нибудь расскажите Дед.
  - А зачем тебе? - не скрывая удивления, спросил Егор.
  - Механизм хочу знать, по которому люди с ума сходят, - честно ответил Пан Пед.
  Дед еще порубил сучки, почесал бороду. А когда был морально готов, принялся за свой рассказ: " Ах, какая это слезливая история. Да и было это много лет назад. Я еще конюхом, а жена моя - тепличницей. Председателем был Федор Петрович, а дождь выпадал раз в неделю в одно и тоже время. Зайдешь, бывало в лес, а там птиц видимо, не видимо. А заяц, какой жирный был, сало с ладонь толщенной. А на каждые выборы нам трудягам палку колбасы давали бесплатно. Пестицидов в те времена и не видывали, а обрабатывали огород свежим коровьим говном. Я молоко в то жаркое лето только пил, от него потом не так воняешь. Даже вкусно себя нюхать, такой от молока пот сладкий. Да много еще чего было, всего и не вспомнишь. Тебе и без этого сучки рубить нормально будет. Все хватит болтать пора за роботу".
  На этом рассказ деда Егора прервался, а пан Пед стоял, раскрыв рот, думая о том, что Ваньке еще повезло.
  
  ***
  
  Вот уже пролетело более 2-х недель, как пан Пед начал работать на месте веткообрубателя. Миссия его завершилась, и он, получив телегу дров, вернулся на покой в баню. Покой представлял лежание на кровати и переменное смотрение на экран телевизора. За телегу дров семейство N не отказали даже в этом. Теперь днем он мог смотреть телевизор в доме, если у него не было несделанной работы.
  По селу пошел слух об открытии нового деревенского диско - бара "Бомонд". Этот слух залетал в каждый дом, заставляя сердца трепетать от присутствия возможности получить кайф. Так он долетел до пана Педа. Слух застал пана за поеданием лука, картошки в мундирах и отварной свиной ножки.
  Зашел сын N Прохор, сообщил радостную новость, предложил присоединиться. И настало радостное время, когда можно было с головой окунуться в море кайфа. Пан запас деньги и начал приводить себя в порядок. Он надел новое трико и кофту, так посоветовал одеваться Прохор. Очень долго пан чистил зубы, если и придется с кем-то целоваться, так чтоб не воняло. Это тоже посоветовал Прохор. Пед делал еще что-то, и еще, и еще. И вот они Пед и Прохор мирно вышагивают по направлению к диско - бару. На улице они встречали тусовую молодежь села, и жали друг другу руки.
  Они специально пришли туда раньше, чтоб пан Пед смог рассмотреть местные достопримечательности. И вот перед взором Педа предстал диско - бар во всей своей красе. Это было здание напоминающие собой букву "П". Оно было таким красивым, таким одноэтажным, таким из красного кирпича, и деревянная крыша была покрыта волнистым шифером. Но самое красивое заключалось не в этом, и не в том, что раньше в этом здании была средняя школа, а позже - медпункт, сауна и морские ванны. Самое замечательное было то, во что здание превратилось сейчас, когда в него на белом коне въехал диско - бар. Пан Пед подумал, что в Небрежном есть авангардные архитекторы. История этого здания была поистине интересной, превышающая интересность попсовой гробницы Тутанхамона. Это здание, а вернее ту часть от буквы "П", которая напоминала инвертированную букву "Г", отдали на растерзание народу. Иногда на растерзание народу отдавали преступников, а сейчас выделили целое здание. Здание отдали народу как праведника, как святого, решившего принять на себя грехи, людские. Оно собой еще раз напомнило деяния Христа, накормив голодных сельчан своими досками и кирпичами. Сытые сельчане на время забывали про существование других зданий. Что же все-таки увидел пан Пед? Кусок левой "ноги" этой "П" еще являлся зданием. Тут и поместился известный диско - бар. Все остальное - были полуразрушенные стены, просто стены, на которых кое-где сидели люди и отбивали кирпичи на свои сельские нужды.
  - И где же здесь бар? - с усмешкой спросил Пан Пед у Прохора.
  - Как где.... Да вон там, где крыша осталась, - ответил Прохор и указал туда, где осталась крыша.
  - А почему оно такое? - спросил Пед.
  - Да потому, что остальное разобрали за ненадобностью, - ответил Прохор с раздражением, не понимая непонимание Педа.
  - Кто разобрал? - спрашивал пан, пытаясь добраться до самой сути.
  - Как кто... - недоумевал Прохор - Люди разобрали. Людям и доски нужны, и шифер, и кирпич, вот они и разобрали.
  - А кусок, почему оставили? - интересовался Пед.
  - А где, по-твоему, должен находится наш диско - бар? - спросил Прохор?
  - Ну тогда пойдем во внутрь, - сказал пан Пед - А что делают те люди в развалинах? Почему они не идут в бар?
  - Они тусуются, а в диско - бар идти у них денег нет, - ответил Прохор - Вот подождут часок, а потом так зайдут.
  Диско - бар внутри ничем не отличался оттого, что было снаружи. Да, в общем-то, это и не сильно волновало посетителей. Свой кайф, кто хотел, могли получить.
  Прохор и Пед сели за столик о четырех ножках на стулья, доставшиеся в наследство от школы. Прохор решил развлекать гостя. Пошел и купил бутылку водки, запивона и пару стаканчиков. Открыли бутылку, и выпили по одной. Начал прибывать народ, а у Педа появлялось все больше и больше друзей. Сначала появился первый новый друг под личиной некого Думана. Он подошел к их столику, пожал руки, поговорил о чем-то с Прохором, познакомился с Педом. Он сел за их столик. Втроем выпили за знакомство и счастливую жизнь. В восторге Думан признался Педу, что станет его лучшим другом. Подходит новый друг. Здоровается, садится за столик. Его рука тянется за бутылкой. На этот раз выпили за урожай. Прохор идет и покупает еще одну бутылку. Когда возвращается, приводит на хвосте еще двух новых друзей. Опять беседа о наболевшем. Приходят новые друзья, садятся, выпивают, но не всем хватает. Пед идет и покупает еще одну бутылку водки и две бутылки вина. Он рад, что его друзья прирастают, как на дрожжах. Еще друзья.... И еще друзья. Друзья превращаются в реку и захлестывают Педа. Выпивают, разливают и снова выпивают. Приходят новые люди. Всем очень весело. Пед в глубокой задумчивости. Теперь друзей ровно 12, как апостолов: Думан - апостол Павел, Прохор - апостол Иоанн, а в центре миссия пан Пед, с жиденькой бороденкой. Кто-то начал "бузить". Так сказал Думан, что этот начал бузить, прежде, чем начал пинать его своими универсальными ботинками. Подбежала хозяйка бара и с матами предложила выяснить отношение на улице. Все вышли, и началось.... Уже достаточно стемнело. Начали драться: сначала Думан и Петро, затем Быкан и Мартын. Кто-то подбежал с палкой и начал бить новых друзей Педа. Его завалили, отобрали палку и начали пинать. Драка расширялась и расширялась, втягивая новый человеческий ресурс. Прохор и Пед стояли у куста, наблюдая за происходящим. Прохор объяснял, что бесполезно вливаться: правды не сыщешь, а по башке получишь. Пед решил с ним согласиться, новых друзей он ценил не высоко. Бойцы подбегали к забору колдуньи бабки Матрены, начали вырывать из него штакетины. Вооруженные бойцы неслись на врага, как рыцари Джедай, срубая неприятеля на скоку. Прохор предложил идти домой. Пед согласился. Как только Прохор сделал пару шагов, его сразило штакетиной. Пед побежал и врезал обидчику Прохора кулаком в глаз.
  На утро Пед проснулся позже, чем обычно. Голова болела от похмелья, тело - от побоев. Подошел к зеркалу: губа разбита, глаз припух. А собственно и не большие повреждения.
  
  ***
  Дневник дровосека.
  День 1
  
  Прибыл на работу. Кругом лес. Березки растут, такие кудрявые, как прям в песни: "Эх, березушка ухни". Люди ничего... Напарник у меня дед Егор, который рассказал мне историю про Ваньку Чеха. Этот Ванька работает как конь, хотя сам человек. Противоречие.... Выходит Ванька - человек-конь. Обрубал сучки с деревьев. Один угодил деду Егору в лоб. Он меня материл, а я его просто ругал про себя.
  
  День 2
  
  Решил развлечься с коллективом. Точнее будет сказать, что меня принялись развлекать. Результат превзошел все мои ожидания. Я остался пять раз козлом и восемь - дураком. Чтоб поддержать во мне боевой дух, коллеги стукали мне картами по носу.
  
  День 3
  
  Зуб мой подвергся яростному гниению. Я, по совету деда Егора, грыз сосновые ветки, чтоб уничтожить на корню позорных бактерий. Здесь правильно будет вспомнить знаменитого дантиста пана Сверлило, который предлагал вырывать без жалости пропащие зубы. Он вступил в явное противоречие с дедом Егором, который даже в больном зубе видел реликтовую частичку человеческой души. Эта частичка и заставляла бороться деда Егора за каждый зуб. Мне он рассказал, что даже внукам своим молочные зубы обратно в рот втыкал, чтоб они не потеряли что-нибудь ценного.
  
  День 4
  
  Меня повысили за прилежное поведение и за качественный труд, вручив в руки в место топора бензопилу. По настоянию того же деда Егора, я этой бензопилой в место деревьев начал землю пилить. Уничтожив пилу, я получил крепкого матерного словца от бригадира, и ко мне в руки вернулся мой старый привычный топор и не тяжелая работа. Кстати, бригадир и не сильно буйствовал, он ведь тоже наш человек и все понимает. Это он так для имиджа человека строгого выступал.
  
  День5
  
  Еще раз испытал чувство юмора на себе. Какой-то чувак мне в баланду полевую мышь подложил. Пришлось блевать под березкой, под всеобщее понимание. Полевая мышь вернулась бумерангом в чей-то суп, пусть это не шутник. Но так глядишь, круговой порукой возымеет справедливость. А вообще у нас с мужиками почти душевная близость! Вот сегодня так классно побеседовали на тему, как от коровы лучше жеребенка принять.
  
  День 6
  
  Приехал трактор на нашу деляну. Привезли всякие запасы, да молочка деревенского захватили. Ванька Чех, по настоянию того же деда Егора, принес пучок конопли и пару мухоморов. Дед Егор сворил из ингредиентов нам снадобье по древним бабушкиным рецептам. Выпили по стакану вместе с бригадиром, и такая абстракция через полчаса привалила. Я, прям дельфином, плыл через весь земной шар. Блин, до чего жизнь трудового человека хороша.
  
  День 7
  
  Опять меня заманили играть в карты, и, проиграв, я получил на день пилу. Пришлось мне работать побольше остальных. Вспотел, и опилки к телу прилипли. Чувствовал себя дровосеком, который мог спасти Красную Шапочку, но почему-то не спас. Видно на то все воля диалектического материализма.
  
  День 8
  
  Сегодня пела птичка. Очень славно пела. Хотя странно, зачем ей это? Брачный ведь сезон у птиц закончился. Тормозная, поди, птица попалась. Совсем не думает о серьезном.
  Мухи грызут больно. Говорил мужикам, чтоб не кидали объедки возле жилого помещения. А им что, никакой культуры. Мух развели и хоть бы хны. Наверно их толстую шкуру мухи не прокусывают, а мою тонкую кожицу интеллигента - запросто. Я может быть в крови своей дворянин с голубой кровью, а живу среди свинолюдей?! Может за перо взяться?
  
  День 9
  
  Хотя мужики не такие уж плохие, но они не такие чистые и умные, как Шиллер. Но здесь и такие сойдут. Было бы очень приятно рубить сучки с Кантом, за место деда Егора, но это все только в сказках.
  Я сейчас такой убогий, что увидят люди умные, сразу подумают, что я хрюньдель. Я стал поваром, и работы стало меньше, чем при рубке сучков. Мужики меня хвалят и уважают больше, чем себя и друг друга. Это и понятно, когда знаешь силу рубленной в суп крапивы.
  
  День 10
  
  Наблюдал, как кружит лист, падающий с дерева. Наблюдал до тех пор, пока радом со мной не упало спиленное дерево. Это обстоятельство быстро из моей головы всю романтику выветрило. Не пана это Педа за листьями наблюдать!
  
  День 11
  
  Скоро конец моему пребыванию здесь. Получу телегу дров и на покой. Но время я провел весело. Еще я увеличил свой жизненный опыт, именно так мне объяснил дед Егор. На последок облажался в домино и хрюкал сто раз, забравшись на сосну. Жизнь прекрасна! Это факт! Веруйте пану Педу.
  
  ***
  Сон про город счастья!
  
  Пан Пед мирно спал в своем уютном гнезде, когда его посетил чудный сон. Сон был на столько цветным и реальным, что вытеснил из подсознания сны о еде, о женщине, о работе, развлечениях и размышлениях.
  "Пестик шел по новому миру, перебирая землю копытами. Его короткий хвост периодично раскачивался на ветру. Он медленно подходил к обрыву, за которым могло скрываться неведомое. Обрыв был покрыт кустарником, так что идти приходилось, цепляясь хвостом за кусты. Копыта стали проваливаться в сырую глину, слегка обросшую травой. "Я Пестик - Высшее Биологическое существо иду покорять мир своей гениальностью, совершенством и уникальностью" - проносились в голове мысли. Пестик прошел еще немного и увидел деревню из соломенных шалашей на равнине за оврагом. "Вот первое, что покорит мой гений. Сначала деревне, затем весь мир! " - думал Пестик, отчеканивая копытами ритм. Он дернулся идти дальше, но его хвост зацепился за ветки кустарника. Распутывая свой хвост, Пестик ругался, проклиная мелочи жизни, мешающие становлению гения на этой земле. Впереди была деревня, которую необходимо было покорить. Он очень осторожно продолжил спуск, чтоб не повредить то, что создавали лучшие умы цивилизации. Он спустился в долину, которая, не смотря на свои маленькие размеры, производила впечатление рая. Была сочная зеленая травка, березы и тополя, но не сильно густо, небольшое болотце, большая река вдалеке, много разного кустарника то там, то тут, и венчала все это соломенная деревня. Пестик, гордо подняв голову, величественно шел к хижинам, под райское пение небесных птах. Он прошел еще шагов 10, прежде чем его стукнули по голове, закинули себе на плечи и понесли. Расстояние между ним и деревней продолжало сокращаться, даже более стремительно.
  - Кто это?
  - Это? Я не знаю, мой господин; он шел в нашу деревню, а я его приостановил.
  - Приведите его в чувство и ведите ко мне. Но вы поступили правильно, солдат.
  Вот Пестик лежит на сырой земле, а его поливают болотной водой, пытаясь привести в чувство. Ряска облепила его тело, но он никак не проснется. Вот он очнулся и поднял голову. Окинул взглядом присутствующего солдата и тройку рабов.
  - Где я?
  - Ведите его к повелителю, он уже очнулся!
  И двое рабов взяли Пестика под руки и потащили к повелителю. Впереди горделиво шел солдат. Он шел так, как будто был целой армией. А в заде тащился презренный раб. Шел, еле передвигая ноги, готовый выполнить волю своего господина, хотя и с нежеланием.
  Пестика доставили к дому повелителя. Солдат зашел в дом и доложил о том, что требуемый доставлен. Рабы внесли его в дом, а затем вместе с солдатом покинули помещение. В доме-шалаше остался повелитель и Пестик один на один.
  - Кто ты есмь? - спросил повелитель.
  - Я пестик - Высшее Биологическое Существо, - поспешно ответил Пестик.
  - А что значит, что ты "Высшее Биологическое Существо" ? - спросил повелитель.
  - Я не знаю, - сказал Пестик, пожав плечами.
  - Это очень стыдно, что ты не знаешь этого. Может Ты не оно? - спросил повелитель, немного подумав, добавил - А зачем ты шел сюда?
  - Меня что-то тянуло сюда, - ответил Пестик.
  Он решил пока не говорить, что хотел завоевать деревню.
  - Мне показалось, что здесь дивный рай! - продолжал Пестик.
  - Тогда ладно... - улыбнулся повелитель - Я покажу тебе нашу страну, открою ее цели, и если ты захочешь остаться, я выберу тебе место, которого ты заслуживаешь.
  - Спасибо большое! Вы - великий повелитель, - говорил Пестик, не скрывая своей радости.
  Они вышли из соломенного шалаша и пошли, чтоб еще раз посвятить существо в тайны долины.
  - Наша страна великой целью своей ставит счастье и гармонию. Главное, чтоб каждый делал то, что заслуживает по рождению и своим способностям.
  Они остановились у одной хижины.
  - Здесь живет великий ткач, он готовит одежду на всю страну. И всем делает разную, чтоб никому не было обидно.
  Они зашли во внутрь. Там увидели ткача за работой.
  - Он счастлив сейчас, Высшее Биологическое Существо, потому что делает пользу. Ткач делает все необходимое от него, чтоб помогать нам идти к прогрессу.
  Ткач не обращал ни на кого внимания. Он все ткал и ткал. Порождая одежду жителей деревни.
  Они последовали дальше, пожелав ткачу всех благ. Великий властитель продолжал рассказ про чудеса своей страны. Пестик слушал все это и думал, что за свое врожденное величие он получит роль бога. Они остановились посреди поля, не далеко от болота.
  - Вот смотри, гость, на поле работает наш пахарь, а на болоте и реке наш рыбак. Каждый из них знает, зачем они нужны и что должны делать. Каждый знает свое место в общей цепи и больше ни на что не претендует.
  Они опять пошли в сторону скопища хижин, и подошли к одной из них.
  - Здесь живет наш мудрец. Он изучает мудрость во всех ее проявлениях, обогащая себя и свое племя. Этим он служит прогрессу.
  Пестик заметил то, что в этом краю счастливы даже рабы, но не мог понять этого. Они тоже видели свое место в прогрессе, ничего большего не желая. Они возвратились в комнату великого вождя, который снова занял свой соломенный трон.
  - Итак, ты, Пестик, хочешь остаться в нашей стране? - спросил владыка.
  - Да, конечно, она мне очень нравится, - ответил Пестик.
  - Нам не надо богов! У нас есть диалектический материализм, он заменит нам высшие силы, - начал заключительную речь великий вождь - А ты будешь нашим... нашим... Ты слишком бесполезен, потому что ты совершенен! В нашей стране нет места Высшему Биологическому Существу. Нам не надо ставшее, даже если оно совершенно, нам необходимо становящееся, то, что не завершено. Иначе мы утеряем веру в прогресс! Иди отсюда, Пестик, пока еще жив...
   Пестик брел из сказочной страны, низко опустив голову. "Эта сотая деревня, где я получил отказ. Неужели и дальше все будет так?" - думал он. Его копыта проваливались в землю, а хвост цеплялся за кусты ".
  
  ***
  
  Уже спустя приличное время, проживая в деревне Небрежное, пан Пед узнал о местном философе, живущем в маленьком доме на окраине деревни. Он получал пенсию, не чем не отличаясь от других стариков. Иногда за деньги показывал фокусы, но только тогда, когда хотел выпить. Был он стар, да ростом мал, а зубы потерял в борьбе с разложением. Но в нем сохранился юношеский задор, который редко найдешь у стариков. Всех остальных, кроме себя, он любил называть бездельниками, хотя за всю жизнь сам не уработался. По выходным, раз в неделю, он ходил за пивом в удаленный ларек. Покупал себе пол-литра. По дороге выпивал, разворачивался и снова шел за пивом. Некоторым нравилось энергичность старика, другие называли его ненормальным и крутили пальцем у виска. Старикам не нравилось, что он не работает, как они: не колет дров, сопли внукам не подтирает, не держит кур, коров и свиней, а просто пинает днями балду. Но он был теоретиком накопителем некой деревенской философии. Он придумывал ее постулаты, делал выводы, и все рассказывал подростковому поколению. Молодые люди слушали его и смеялись, ведь это было действительно весело. Его философия часто противоречила его укладу жизни. Он утверждал, что человека очищает работа на земле, но всю жизнь шарахался от такого счастья. По многим вопросам его система совпадала с неявными системами других стариков. Для них 2 НТР прошли, травы не всколыхнув. Дед Ходыко вызвал живой интерес у пана Педа. На счастье обоих встреча их произошла на рыбалке, случайно. Дед не любил рыбалку как процесс, но считал это занятие полезным для своего мира. Но на рыбной ловле он бывал все ровно не часто из-за комаров, грязи и россы.
  Пан Пед сидел на берегу болота Кривое. Оно оправдывало свое название из-за кривизны. Все заросло камышом, лишь кое-где рыбаки сделали себе дырки, чтоб можно было закинуть удочку. Пан Пед закинул свою удочку не с первого раза, но с первого поймал водоросли. Для неопытного рыбака водоросли - это стабильный улов. Было около 5 утра. Комары еще спали, за редким исключением особо бодрых, с избытком желающих попить крови. Пан Пед закинул свою многоскладную удочку из сучковатого тальника. Плохая была удочка, но товарищ N другой для Педа не нашел. Клев был плохой. Азарт отсутствовал. Пана у болота удерживала только надежда.
  Подъехал старик на велосипеде. Он подшутил над паном и его способом рыбачить. Затем принялся накачивать свою резиновую лодку, успевая болтать с Педом. Тот отвечал Ходыко без особого энтузиазма, пока не услышал ключевое слово, о том, что собеседник пана - дед философ. Это прибавило оборотов пану Педу, и он стал гораздо разговорчивей. Дед Ходыко заканчивал с приготовлением своего снаряжения. Готова была лодка, в которую было сложено все остальное: удочки, банка с червями, мешок для рыбы, скамейка и.т.п. Ходыко предложил Педу сплавать с ним на рыбное место, тот согласился.
  Они отплыли на другую сторону болота, привязав лодку к камышам. Они закинули все свои удочки, но клева еще не было долго. Они были из породы рыбаков, которые любят поговорить даже в ущерб собственному улову. Поэтому скучать не стали.
  - Видно рыбы нет, - сказал дед Ходыко, после некоторого молчания.
  - Что? - пан Пед был погружен в свои мысли и не сразу уловил вопрос.
  - Рыбы, говорю, нет! - повторил Дед, потом достал из кармана пачку папирос и закурил - А ты видно мужик задумчивый. Молодой еще, но задумчивый. Наверно важные вещи обдумываешь? Ты, конечно, можешь думать сколько тебе угодно, но давай я лучше сам все тебе объясню. Я ведь истины не скрою, дурного не посоветую.
  - Да мне нечего у вас спрашивать, - признался пан Пед.
  - Можешь звать меня на ты, - дед входил в кураж.
  - Странно у вас в деревне, - сказал Пед.
  - А ты что хотел?! Здесь ведь деревня, - гордясь, проговорил Ходыко - Полое единение с землей. Желудок - царь по страшнее Ивана Грозного.
  - Я не соглашусь, - сказал Пед - Здесь многие не копаются в земле, а живут без душевного разлада.
  - Я, конечно, соглашусь с тобой пан, что не все хотят работать. Но разве это жизнь? Если еще сдернуть что-нибудь у кого-то....
  - Вы торопитесь с выводом, - сказал Пед - Воровство - вред социальному прогрессу!
  - Ну, я ж говорю спереть у государства, - начал оправдываться дед.
  - Не так нельзя, - замотал головой Пед - Это тоже как-то нехорошо. Надо трудом зарабатывать!
  - Трудом зарабатывать долго, а спереть - быстро, - ответил Ходыко.
  - Нет, я бы так делать не стал, - отнекивался пан - Убого это как-то - воровать.
  - Знаешь, - не унимался дед, - Воровство ведь штука очень тонкая. Один, когда ворует, делает это себе на благо, другой, наоборот, - терпит убытки и лишения. Это подарок господа - украсть так, чтоб это тебе на благо. А если сам господь разрешает, то что людей бояться. Может это не так, но у некоторых воров, после промысла, корова дохнет или сарай горит. Люди перестают верить в случайность, на нее вины не сложишь.
  - А что, если я украл, а у меня не сдохла корова? - спросил Пед - То я могу продолжать воровать, считая, что на все воля бога?
  - Да какая тебе разница!? - повысив голос, сказал Ходыко - Тебе чего расстраиваться? Не воруешь, так и не воруй. Что не говори, а это дело спорное.
  Дед закурил папиросу и подкормил рыбу, а затем посмотрел на то, как пан высматривал клев.
  - Какой-то ты дед странный, - признался Пед - Может больной на голову?
  - Это еще почему? - возмущенно спросил Ходыко.
  - Да пристаете к людям и рассказываете чушь, - сказал пан - Словесный понос и ничего нового. А мне вас хвалили, как местного интеллектуала.
  - Ты ничего не понимаешь, - ответил немного нервно старик.
  - А что ты не уедешь? - спросил Пед.
  - Везде одинаково! - ответил Ходыко.
  - Почему жизнь не поменяешь? - продолжал Пед.
  - Я всем доволен, - сказал старик и начал опять подкармливать рыбу.
  - Дурак! - крикнул Пед.
  Старик бросился на обидчика, и лодка перевернулась. Пед оказался в холодной болотной воды, назвал старика: "Козлом", и молча поплыл к берегу.
  
  Глава 3.
  
  1. Распределитель.
  
  Пан Пед очнулся на траве, рядом стояла лавка, какие-то здания виднелись за небольшими участками деревьев. Все выглядело совсем по-другому, как-то странно, не похоже на вчера, позавчера или неделю назад.
  "Что было вчера?" - спрашивал у себя пан - "Кажется, мы праздновали День Хлебороба". Дальше пришли другие воспоминания, как пили водку, ели огурцы и сало, и многое другое. Пан Пед пошел по дорожке, выложенной булыжником. Голова совсем не болела, хотя выпили прилично, но это пан посчитал к радости.
  Было солнечно, дул теплый ветер. На одном толстом дереве сидела облезлая белка с оторванным хвостом. Она смотрела мутными глазами на приближающегося Педа. Птиц пан не заметил. Хотя при такой погоде они должны, по идеи, петь. Дорога повернула вправо, и перед глазами пана Педа предстал старик, который сидел на скамейке и дремал. Он выглядел очень опрятно, с небольшой седой бородой. Когда Пед подходил к старику, тот проснулся и повернул голову на встречу путнику. Пан медленно подошел к старику, на лице его нарисовалась улыбка.
  - Скажите, пожалуйста, где я нахожусь? - спросил пан Пед.
  Старик тоже улыбнулся Педу.
  - Вы не считаете такой вопрос странным, молодой человек? - спросил он.
  - Нет, не кажется, - без тени сомнения ответил пан - Еще вчера я знал где нахожусь. Поверьте, это было ни это место.
  - Уж в этом я с вами полностью согласен. Как вас там зовут? - спросил старик.
  - Пан Пед! - гордо ответил наш герой.
  - Очень приятно, - старик снова улыбнулся - Если вам интересно, пан Пед, то вы находитесь на том свете.
  - В смысле? - недоумевал пан Пед.
  - Вы знаете, - сказал он - Ваша реакция мне понятна. Много лет назад я задавал такой же вопрос какой-то бабуле. А знаете, что она мне ответила? Да, впрочем, откуда тебе, Пед, знать?! Она сказала мне, что я на том свете и должен идти к начальству, чтоб определиться в ад, рай или чистилище. Я сильно разозлился на бабку, а в последствии оказалось, что это действительно так.
  - Что так? - опять не поняв ничего, спросил пан.
  - Ты, сударь, находишься в Распределителе того света, - спокойно ответил старик.
  - Ну, так я то не душа! - злобно ответил пан Пед, пытаясь поймать старика на противоречии.
  - Как не душа? - удивился старик - Дай я на тебя посмотрю. Все нормально, ты самая настоящая душа. Ступай смело вперед прям по этой дорожке.
  - Но вы-то, почему здесь? - спросил пан Пед - Вас то что не распределили? Зачем здесь сидеть, когда есть возможность побывать в аду или раю?.
  - Я? - старик задумался на мгновение, затем рассмеявшись ответил - А ты что думаешь здесь всю работу выполняют черти да ангелы, или сам господь бог должен дорогу указывать таким балбесам, как ты, до распределителя? Я здесь работаю осведомителем на пол ставки, говорю всем вновь прибывшим, куда им надо направляться и зачем. Я ведь тоже дух, поэтому мне не надо пить, есть и ходить в туалет. Сижу себе, да иногда посылаю всех в нужное направление.
  - А чем вам платят? - поинтересовался пан.
  - Чем платят.... Не судят, батенька, не судят! - гордо ответил старик - Грешил я много на земле. Ой, много грешил. Так бы в ад упекли, а там скучно и жарко. А так мне дали работу и забыли про всякий суд. А мне здесь нравится. В раю ведь тоже не сладко, весь день на пролет славить бога, кто выдержит?! Но некоторых такая спокойная жизнь не устраивает. Одним подавай ад, кто веселье любит, другим - рай, кто прибивается по любви и хоровому пению, а дурачков шлют обратно на землю. Ну, ты иди, не трать время даром.
  - А что будет, если я не распределюсь? - спросил Пед.
  - Не хочешь, не надо! - ответил старик - Заставлять тебя порядок соблюдать никто не будет. Но, не распределившись, ты тут целую вечность будешь, как говно в проруби болтаться!
  - А как же вы? - не унимался пан.
  - А тут при должности, а ты пока нет, - сказал старик с хитрецой - Ну все иди не мешай мне.
  Пед, не спеша, пошел туда, куда путь ему указал старик. Пана терзали черные мысли. Он прокручивал в голове события вчерашнего дня: складывал их, вычитал, умножал, делил, а после знака равно все ровно не видел распределителя.
  Пан вышел на площадь, которую украшало серое шестиэтажное здание. На площади было полно народу. Большую часть народа составляли старики со старухами, хотя мужиков, баб и детей тоже хватало. И все были одеты в одежды цвета хаки. Это сильно удивило пана Педа, а когда пришла догадка, он начал осматривать себя. Результат превзошел все ожидания. На пане такая же прекрасная одежда, ноги в кирзовых сапогах, а это в замен теплых ватных кальсон и туфлей, на свиной коже.
  Пан увидел какого-то очкарика, который стоял в отдалении и никак не принимал участие в массовых беседах. Иногда он начинал чесаться, да так, что остальные его еще больше сторонились. Он заталкивал эти руки себе в голову, начинал там наводить порядок направо и налево. Пед подошел к нему и спросил:
  - А вы что? Вы тоже душа?
  - Нет! - сказал очкарик и заплакал, а правая его рука начала рвать ухо.
  - Да вы зря себе ухо рвете, уважаемый, - заметил пан - Так не эффективно, и кроме боли ничего не получите. Как учил пан Мучило, ухо или другие выпирающие предметы нужно удалять используя инструменты всякие: пилу, ножовку, тесак, топор или лопату.
  Очкарик не чего не ответил, только громче стал рыдать. Руки его принялись вырывать собственный язык.
  "Каков дурак!" - подумал пан Пед и направился в серое здание. По пути он встретил много людей, но только несколько показались ему интересными.
  Здание внутри было просторным, даже веяло какой-то пустотой. Воздух был спертым и вонючим от пота и "запахов индустриального человека". Первый этаж был почти пуст, лишь некоторые люди попадались то там, то здесь. На стене напротив входа весела доска объявлений, на которой было написано все, что может интересовать людей в такую минуту о загробной жизни. Тут тебе 10 заповедей Моисея, притча о царе Ироде, всевозможные инструкции о том, как пройти регистрацию и страшный суд. Впервые умершему и попавшему случайно необходимо было зарегистрироваться на втором этаже в кабинетах с первого по десятый, после этого грешная душа должно ожидать вызова на страшный суд, где судья решит, что будет дальше. Ознакомившись со всеми инструкциями, прочитав несколько стихотворений о смерти фаталистов и некоторых талантливых чертей, пан Пед отправился этажом выше на регистрацию.
  Приемная Љ3 сразу стала для пана Педа местом незаурядным. Очередь была приличной: душ 20 или 30 толпились у входной двери к чиновнику. Некоторые недовольные начинали кричать, что даже тут нет справедливости. Были посадочные места: железные стулья и скамейки, но их явно на всех не хватало. Те, кому не хватило, стояли, прижавшись к стене, или бродили туда сюда по маленькой площади комнаты ожидания.
  В комнате стоял гул от многочисленных разговоров. Пан Пед присел на корточки и начал вслушиваться в разговоры окружающих. Раз уж случайно попал в потусторонний мир, то нужно изучить все, как есть. Пан не сильно верил, что находится в каком-то мистическом Распределителе. За все свое время пребывания здесь он не увидел ни черта, ни ангела, ни какой другой аномалии. Пан слушал разговор двух бабок. Они обсуждали, какие лечебные травы лучше б сейчас попить, но негде достать. "Если они и правда тут души, то травы им точно не понадобятся. Но спроси у них, и старухи ответят, не задумываясь, что они души" - подумал пан Пед и засмеялся. Он постоял некоторое время в одиночестве, затем к нему подошел какой-то калека и предложил обсудить тему.
  - Скажите, молодой человек, вы как подохли? - спросил калека, прищурив глаз.
  - Я? Подох? Я к твоему сведенью, урод, еще жив, здоров и умирать не собираюсь! -
   Грозно кричал пан Пед.
  - А тебе дед разве не сообщил, что мы тут все на небе? - как бы не заметив грозного тона Педа, продолжал калека.
  - Да, сообщил. Постарался, очень хорошо постарался, все по полочкам разложил, - с какой-то обидой в голосе ответил пан - Я бы ему поверил, если бы не встретил такого замызганного мужичонку как ты. Тебе не странно, что ты вознеся на небо со всем тем дерьмом, что накопил на земле?
  - Грешен я! - гордо ответил калека - Мне своих грехов прятать, смысла нет. А ты хоть перед страшным судом перестал злословить. У самого руки не чистые, да и потом от тебя разит за километр, а за другими недостатки замечаешь. Ничего, бог берет нас на свои руки такими, какие мы есть. Он не погнушается взять к себе его дитятко, даже если оно измазано в говне. Ему нет дела, что пахнет от меня не духами, а рот полон гнилого зуба. Кесарю - кесарево, богу - богово!
  - Я тебя не звал сюда, - почти крикнул пан Пед - Говорить мне с тобой не интересно. Мне все равно, кто сидит в этом кабинете, какими он чернилами какие указы подписывает. Я до сих пор уверен, что я на земле. Куда нам с нее деться?! Умрем, перегноем станем, все ровно сохранимся во всей своей массе и энергии, а если потомство наплодили, то вообще бояться нечего.
  - Видно ты вообще страшный грешник, - сделал вывод калека - Даже под ликом господа не хочешь признать, что он есть. Смотри, зашлют тебя в ад, будешь в гиене гореть.
  - Что ты к человеку пристал, окаянный! - не выдержав, вступилась за пана Педа какая-то бабуля - Покоя от тебя нет. Только человек присядет отдохнуть, так ты сразу пристанешь, как банный лист.
  Видно до сих пор бабка считала своим долгом помогать людям, а те стесняются попросить ее защиты в открытую, а дают понять это в знаках и жестах. Оборванец встал и вышел из комнаты, видно стычка с бабулей у него была не первый раз. Ощущая слабость своей позиции, он решил пойти на попятную. Пед отреагировал на это с полным равнодушием: никакой ненависти к калеке он не испытывал, как не испытывал и благодарности к бабусе.
  Пан Пед вошел в кабинет, где за большим столом, закиданным папками, бумагами, ручками фабрики "Древесина", сидел жирный мужик с большой плешью на голове. Он уткнулся в свои бумаги и совсем не обращал внимания на то, что у него посетитель. Бюрократ так и копался в своем ворохе бумаг, если первым не заговорил пан Пед.
  - Извините.... Но я тут к вам пришел. Я бы хотел узнать...
  - Вы? А кто вы? Наверно недавно умерли?
  - Нет, я живой. Совсем не понимаю, почему все называют меня мертвым?!
  - Не важно! Не важно живой ты или мертвый, все ровно проходить регистрацию. Вы зарегистрированы? - просил регистратор, отклонясь на спинку стула.
  - Нет, - ответил пан и подошел ближе к столу.
  Толстяк достал из ящика своего стола какие-то бумаги.
  - Тогда мы тебя сейчас зарегистрируем, а потом пройдете на страшный суд, когда вызовут. Свое имя смотреть в списках на первом этаже. Там укажут номер кабинета, и время когда тебя будут судить. Вы готовы к регистрации?
  - Да, - сказал пан Пед, как бы предвкушая динамику заполнения протокола и последующее попадание на страшный суд.
  - Как зовут?
  - Пан Пед!
  - И все?
  - И все!
  - Мать есть?
  - Есть.
  - Отец?
  - Тоже есть.
  - А как зовут?
  - Не скажу.
  - Так и запишем, что имело место быть порочное зачатье.
  - Когда почувствовали, что мертвы?
  - Не чувствовал.
  - Считаете себя живым?
  - Да.
  - Психических расстройств не было?
  - Врачами не замечено, но пани Зацепа утверждала обратное.
  - Пани Зацепа дура, не обращайте внимания. Давай дальше. Где и когда работал и на какой должности?
  - Всякое было.
  - Что ж достойный ответ. Семя Израиля или нет?
  - Скорее уж нет.
  - А зря, бог любит семя Давида. Считаете себя греховным?
  - Нет. Законов государства почти не нарушал.
  - Я имею ввиду закон божий.
  - А какая разница?
  - Так и запишем: "Не имеет понятия о грехе, законе божьем и наказании за содеянное".
  Регистратор вложил протокол в папку и засунул ее в бесчисленные ящики своего стола. Он посмотрел на Педа и сказал, чуть-чуть повысив голос: "Свободен!", на что пан махнул головой и вышел.
  Прошло уже три дня. Вызова еще не было, но впрочем, пану Педу было все равно. Маленький городок был довольно хорошим местом, где постоянно был теплый солнечный день, дул слабый сухой ветерок, а иногда можно было услышать пение всяких разных птиц от соловья, до какаду. Кормили в двух столовых, которые были не далеко от чудного серого здания. Причем, можно было вообще не есть, душам это как-то не надо, но некоторые делали это по привычке, и им не стали отказывать. На лавочке все так же сидел старик, который всех, как и Педа отправлял к распределителю. Пед повстречал множество людей, с некоторыми даже поговорил. Пан пед относился с полным равнодушием ко всему, что с ним происходило. Он ел, спал в комнате, которую ему выделили в спешном порядке, иногда лежал на травке, заводил разговоры от скуки с зеваками. Его социальная активность теперь ровнялась нулю, но пан во всем винил Распределитель.
  Пан пошел в дом развлечений, который тоже был предоставлен душам в бесплатное пользование. Он состоял из большого числа увеселительных штучек, известных человечеству с мамонтовых времен. Там можно было найти комнату с игровыми автоматами или компьютерами со скромным названием "Клуб веселого Гарри", было несколько пивнушек, где пан Пед коротал свое время. Очень полюбилась Педу и бильярдная, после пивнушки он шел туда. Так как было очень много любителей читать газеты и смотреть телевизор, а так же следить за политикой на мировой арене, то было несколько комнат с понятными для всех названиями: библиотека, зал простой и сложной философии, место телерадиоабстрагирования. Пан Пед растерялся сразу, как только зашел в дом развлечений. Он долго понимал свои потребности. Так как место это было удивительное, то пан, не теряя времени даром, решил испробовать почти все, что попадется ему на глаза.
  Пан подошел к бильярдному столу на котором лежали квадратные шары. В место кия был резиновый молоток на длинной ручке. А так правила большинства игр оставались неизменными, как на земле. Именно об этом говорила инструкция Љ7687654399876 игры в бильярд, прикрепленная на стену напротив бильярдного стола. Пан присмотрелся и заметил маленькую деталь: квадратные шары были одного цвета, а еще были разноцветные шары, формой напоминающие правильную пирамиду. Один должен забивать кубики, другой - пирамидки. Пан Пед попробовал стукать молотком по кубикам и сразу получил удовольствие. Причем, стены здания не располагались к полу под прямым углом, а у каждой стены был свой угол наклона. Эта деталь усиливала радость Педа.
  Пока Пед резвился, за ним наблюдал человек, сидящий в углу на стуле с высокой спинкой. Он наблюдал пристально и молча. Следя глазами за тем, как пан Пед лупит резиновым молотком по кубикам и пирамидам. Переводил взгляд с пана на стены, не под прямым углом стоящие, которые в изобилии были украшены картинами Босха. Пед раздражался, когда единственный зритель на него не смотрел и принимался со всей силы колотить по кубикам, аж удлиненная ручка молотка сгибалась дугой. От таково Педова буйства, мужичонка в углу приходил в восторг, начинал ржать, как конь, валился вместе со стулом на пол. Он еще долго катался по полу, ржал и скреб когтями себя и стены или дубасил по ним хвостом. Потом он резко приходил в себя, извинялся перед Педом, поднимал стул, садился на него и снова начинал наблюдать. Пан смеялся про себя и нарочно подавался опять же себе в бильярде. От такого избытка чувств, пирамиды на столе сокращались быстрей, чем кубики. Наконец мужичонка, сидящий в углу не выдержал. Он встал, подошел к играющему пану, скинул на пол все шары, и под хлопанье Педа, пошел в присядку прям на столе. Картины Босха начали хохотать во весь рот, несколько поменялись друг с другом местами. Пан Пед оббежал три раза бильярдный стол, и он превратился в шахматную доску. Мужичонка рассыпался на множество насекомых и пауков, напоминающих шахматные фигуры. Пед подпрыгнул, кувыркнулся в воздухе и превратился в двух Педов: один был маленький и толстый, а другой был длинный и тонкий, с руками до пят. Педы поздоровались, пожали друг другу руки, рассказали по стиху и принялись играть в шахматы. Толстому Педу не повезло, его пешки начали расползаться дождевыми червями. Он нервничал и давил пешки каблуком своих кед. Длинный Пед пытался рассказать маленькому и толстому анекдот, но расплакивался на середине и замолкал. Педы играли часа три в шахматы, и никто не мог одолеть, пока белый ферзь не ужалил белого короля и не уехал на черном коне, который был божьей коровкой в бикини и с усами. Педы закивали, подпрыгнули и превратились в одного уже известного нам Педа, который, повеселившись, пошел спать.
  
  2. Страшный суд.
  
  Настал день страшного суда для пана Педа. Ему выдали с утра пять порций мороженого, чтоб скрасить горе. Может для многих людей этот суд и был страшным, но не для пане Педа, который ночь перед судом провел в пивнушки. А еще пану очень сильно надоело без смысла пинать балду в Распределителе. Поменять обстановку сейчас было бы в самое время.
  Вот уже Пан стоит перед комнатой судьи. Судей в ней несколько и большинство - злые пердуны. Опять приходится стоять в очереди. Некоторые ковыряют в носу, но это больше по привычке, чем по надобности. Души, они лишены всякого рода козюль. Потом не пахло в комнате, перед судом все души божественно чисты. Пан Пед все еще считал себя живым, хотя в туалет не ходил с неделю. В этом он винил НЛП, которое лишило его возможности пользоваться свободной волей. Хотя воздух имел лишь символьное значение для Педа и других, он все равно яро в последний день перед судом за его чистоту.
  Какой-то чиновник предложил душам последовать на суд. Видно он давно уже был мальчикам на побегушках, так отлично он выполнял свою работу. Он пригласил пана к судье, для которого настал момент истины. Они находились теперь в одной комнате: пан Пед и судья, причем судья сидел за своим дубовым столом, заваленным бумагами, а пан стоял в метрах трех от него, вытянув руки по швам.
  Судья сидел, уставившись на свои бумаги. Вероятно, он читал дело пана Педа. Занятой человек раньше не нашел времени для этого. Но видно он был очень быстрым, так шустро он водил глазами по страницам. Его лицо напоминало морду бульдога, правда, щеки свисали еще сильней. Нос судьи скорее напоминал клубень картофеля, чем початок кукурузы. Его маленькие глазки презрительно сверкали. Видно за годы своей службы судья составил классификацию душ. Теперь он ее активно использовал для вынесения приговора. Цвет глаз, длинна ноги, количество и качество пальцев - все это было связанно в его мозгу с возможным грехопадением. Бумагам он не верил, так как считал ангелов-шпионов, всю жизнь следящих за человеком, собирающих о нем информацию, бездельниками.
  - Ты кто? - задал судья грозный вопрос.
  Пан Пед вспомнил своего учителя Мудрашенко, который учил отвечать на такой вопрос кратко: "Я - человек!". Мудрашенко осуждал детей за глупость, которые отвечали на такой вопрос не правильно, говоря: "Я Петя" или "Я Вася".
  - Я - человек! - гордо ответил пан Пед.
  - Ты дурак, даже придурок и подлый грешник, - кричал разозленный судья - Разве ты не знаешь, что нужно назвать свое имя, чтоб открыть нужное дело.
  - Тогда я пан Пед, - ответил уже менее гордо грешник.
  - Тогда дело выбрано правильно, - сообщил судья, потирая руки - Грешил ты много. По мелкому грешил, но много. Да куда тебе увальню, даже согрешить по крупному не можешь ни разу так, чтоб вздрогнули небеса.
  - Нельзя мне грешить, батенька, - сказал Пед - Божий закон суров.
  - Это мой закон суров, - сказал судья, повысив голос - А богу до таких, как ты дела нет, хоть греши ты, хоть не греши. Ему на тебя насрать, а мне нет, потому что у меня работа такая. Так почему же все-таки грешил?
  - Собою я пожертвовал, чтоб другому место в раю освободить, - признался пан.
  - Собою говоришь, пожертвовал? - переспросил судья - Благородно, но глупо. Думаешь, это тебе зачтется?
  Пед кивнул головой.
  - Правильно думаешь, может это тебе зачтется. Посмотрим, что тут у тебя, - сказал судья, открывая дело пана Педа - Вот оно что! Грешил нормально, как все: зависть, чернословие, гордился, прелюбодействовал, больше конечно в мыслях, но разницы нет.
  - А что мне было делать? - спрашивал Пед - Душу губить человеческую?
  - Да не душу человеческую, - ответил судья - Ты видно бракованная душа.
  - Да я не душа! - начал нести пан Пед - Я еще жив, а сюда попал случайно.
  - Нет, ты самая настоящая душа, - пытался успокоить Педа судья - Сдох и попал к нам, чтоб мы возложили на тебя кару господа.
  - Но я чувствую, что жив, - спорил Пед.
  - Ты верно ошибка создателя! Хотя таких много, - заметил судья - Тебя бы в "огненную гиену", но это бесполезно. Вы там, в Аду привыкаете ко всему, и чувствуете себя, как рыбы в воде. Лучше тебя в чистилище. Там твои грехи побудят, и попадешь в рай петь "АЛИЛУЯ". Хотя все равно ты ошибка создателя! Все ясно?
  - Да, ваша честь! - ответил пан Пед и вышел вон.
  
  3. Чудо.
  
  - Прибыли, можете все выйти. Приготовьтесь принять страдание.
  Да прибыли. Теперь прибыли. Только пан Пед не совсем понимал, куда он прибыл. Судья говорил о чистилище, но он мог и наврать. С такой работой нервной ему не долго до вранья. Здесь пройдет целая вечность для пана Педа, чтоб еще большую вечность испытывать блаженство в раю. "Здесь наверно образцовые колонии, на том свете поди постарались" - думал пан Пед - "Хотя какая разница, где очищать грехи: будь это общественный грех и вонючая камера нашей городской тюрьмы или грех божественный, который я искупаю в чистилище". Пан долго думал о том, какая величина чистилища во времени и в пространстве. Сначала ему казалось, что бесконечность, но он пришел к мысли долгими раздумьями, что - ноль: времени ноль и пространства ноль. Пану пришло в голову, что чистилище создано для средних людей, они как мрут, сразу попадают очищаться. В АД, как и в Рай, они попасть сразу недостойны. А здесь можно заработать на билет в Рай или Ад. Пан Пед считал, что ему на редкость повезло, хотя повезло бы больше, если он оказался в трактире " В Хлеву". Там меньше на Земле было передряг, слаще была жизнь. Пан убеждал судью, что жив, а тот сказал, что это не принципиально: есть грехи - есть зашитое на тебя дело, а там хоть жив, хоть мертв. Судья еще сказал, что пану целую вечность работать над своими грехами, раньше начнет - раньше кончит. Пан сказал, что может при жизни грехи искупить, став праведником, но судья ответил, что это полная чушь и отговорки. Но все же Пед сейчас понимал, что верни его сейчас на землю, то ни каким праведником он бы не стал, а жил бы так, как жил до этого.
  - Эй вы, шевелитесь там. А ты что глухой? Всех касается, быстрей выходите.
  Пан дивился тому, куда его закинул небесный корвет. Здесь прям как на зоне, только черти и ангелы за место паханов.
   Пан Пед вышел на почву. Это по-другому и назвать было нельзя. Вышел пан на ту твердыню, которая должна была его носить теперь на своих плечах. Очень уместным было такое поэтическое сравнение. Новый мир Был не так суров, пан Пед понял это минут через 10, как приехал. Серебрено - синий цвет почвы, почти такой же цвет неба, а вдали город, или почти город с почти замками и бараками. К воротам этого чуда вела дорожка, которая хорошо была видна, так как по обе стороны от нее стояли красные столбики по полтора метра, соединенные между собой зелеными цепями.
  Педу почудилось, что когда сооружали эту дорогу, то очищался Дали. Веретеница грешников уже отправилась в чудо-город, Пед поспешил соединиться с ними, чтоб напоследок не получить пинка от черта для скорости. Шли очень легко по дороге, приятно было всматриваться в окружавшую всех пустоту. Пока все забавляло грешников, они вертели по сторонам головами, как и пан Пед. Никто не пытался говорить друг с другом. Шли плавно и молча, поворачивая свои головы то направо, то налево. Потеряв телесность, они потеряли свои различия и стали почти тождественны друг другу. Теперь разница между душами определялась только степенью вины, количеством грехов, которые они успели накопить за свою жизнь. Но в середине шел пан Пед, который считал себя человеком и всматривался в перспективу, которая его ожидает.
  Что на счет перспективы, то их сразу встретили несколько ангелов и чертей, которые объявили новой партии грешников о том, что их ждет, что они должны будут делать для того, чтоб отправится дальше.
  Один из ангелов, с суровым лицом выдвинулся вперед, сделав пару шагов. Остальная группа встречающих осталась стоять в некотором безмолвии, относясь с абсолютным равнодушием ко всему происходящему. Видно вечность убила в них любое желание делать свое дело, теперь, утратив смысл своего существования, они механически точно выполняли свою работу. Ангел с суровым лицом всматривался в лица грешников. Видно он был выше всех на иерархической леснее и чувствовал ответственность за свои дела. Эта ответственность породило ангельскую любовь к загубленным душам.
  - Вы прибыли в чистилище, - начал ангел свою речь - Здесь вам господь дал возможность искупить свои грехи. Запомните, времени у вас будет сколько угодно. Использовав его, вы должны сделать что-нибудь такое, что поможет вам искупить свой грех и попасть в Рай, либо отяготить свою участь, и дать возможность низвергнуть вас в Ад. Можете идти и делать то, что хотите в приделах города. Места вам хватит. Но вы здесь совсем никому не нужны, следить за вами и указывать то, что делать никто не будет. Так что вы свободны. Можете идти и творить.
  Ангел закончил свою немногословную речь и взлетел, оставив ничего не понимающую кучку душ, среди которых ничего не понимал и пан Пед. Остальные ангелы взлетели на стены города, уходящего в даль. Черти продолжали стоять и смотреть в никуда, виляя периодически хвостами. Видно они сильно истосковались по своему Аду, где они могли заставить раскаяться любого грешника. Здесь они были лишены возможности влиять на процесс очищения, и выполняли роль жандармов, следя за порядком среди душ. А если что, то всех бунтарей переправить в Ад. Но души были послушны, а всех бунтарей уже туда определили. А среди бывших законопослушных обывателей бунту негде было взяться.
  Меж тем куча новоприбывших начала разбредаться по разным направлениям. Большая их часть отправилась к центру города, надеясь понять то, что надо сделать, о чем говорил суровый ангел.
  Пед остановился после получаса ходьбы. Присел на камень и начал думать, перебирая в голове все увиденное за эти полчаса здесь. Повсюду было очень много народу, а точнее говоря - душ. Эти души творили то, что совершенно не поддавалось пониманию пана Педа. Одни из них что-то строили, другие ломали, третьи сидели как свиньи в какой-то грязи, а четвертые молились богу. Город представлял собою что-то совершенно не понятное, совершенно бесформенное и беспорядочное. Во многих местах царил хаос, какого пан Пед не видел даже в Небрежном. Все уже побывали в Распределителе, но по сравнению с этим городом, он казался маленьким тихим курортом. Но пану здесь было интересней, чем в Распределителе.
  Пед смотрел в даль. Он увидел большую каменную глыбу, заслоняющую ему горизонт. Она была в двухстах метрах от него и казалась просто огромной. Глыба была бесформенна и представляла собой изуродованный цилиндр. Повсюду ее украшали и уродовали множество выступов и зазубрин. Пана привлекло в глыбе то, что по ней ползали люди и пытались долбить ее. Одним словом, это были каменотесы, которые хотели придать ей задуманные формы, сделать глыбу правильной. Некоторые каменотесы срывались, падали, но вставали и снова ползли на верх, цепляясь за выступы. Когда они доползали до места своей работы, то вновь начинали долбить камень.
  - Я вижу, Вас, сильно заинтересовало это строительство?!
  Пан Пед оглянулся. Сзади него стоял человек, одетый в греческую тунику. Именно такую одежду он видел в фильме про Одиссея.
  
  4. Грек.
  
  - Меня зовут Эдип, - представился грек.
  - Я меня пан Пед, - сказал свое имя наш герой - А вы тот самый пан Эдип, который куролесил со своей матерью, тем самым, вдохновив пана Фрейда на написание психоанализа?!
  - Ну, было дело, не скрою, - ответил грек - Я вот теперь здесь, поэтому и прохлаждаюсь, а не в раю. А вы наверно недавно сюда прибыли? Другие, кто здесь давно, так по сторонам не смотрят.
  - А как они смотрят? - спросил пан.
  - Как? Да, как на свой дом родной или на тюрьму, - ответил грек - Но совсем не так, как на чудо.
  - А разве это чудо? - снова задал вопрос Пед - Я видел бессмысленные вещи, но не такие, как эта глыба. Зачем они строят эти башни, эти уродливые статуи? Только от них толку не очень много.
  - Ошибаешься, мой друг, - ответил Эдип, улыбнувшись - Для них эти статуи имеют больше значения, чем для того, кто их смотрит. Даже для мастера, который делает, чтоб смотрели.
  - А они не делают разве, чтоб смотрели другие? - спросил пан Пед - Зачем тогда вообще делать? Совсем какая-то бессмыслица.
  - Они это делают, чтоб попасть в Ад или Рай, - ответил грек и снова улыбнулся - Этим людям здесь тягостно. Они очень сильно тоскуют, город этот напоминает им тюрьму, правда без тюремных надзирателей. Вы знаете, что такое грех, Пед?
  - Грех?! - пан Пед задумался, а потом продолжил - Может быть. Я слышал, что говорил судья, да и мнения различных людей.
  - Да, вполне может и то, что говорил судья, но может быть и нет, - сказал Эдип - Может ваш грех был в том, что вы ковырялись в носу?
  - А что здесь греховного? - удивился пан Пед.
  - Совершенно не знаю, - признался грек - Да это поди и не грех. Но здесь чистилище! А отправляют сюда тех, у кого грехов слишком мало, чтоб попасть в Ад, но слишком много, чтоб попасть в Рай. Здесь дается время, чтоб искупить грехи или не искупить, таким образом решить свою судьбу. Здесь всем дан свободный выбор, но это рок.
  - Но перед кем нужно искупить свой грех? - спросил пан Пед - Перед богом?
  - Может и перед ним, - ответил Эдип - Хотя мало вероятно, чтоб бог тратил время на такие дела. Скорее всего, мы должны отчитаться перед тем суровым ангелом. Бытует мнение, что деяние здесь - это способ искупления грехов.
  - Очень интересно, - сказал пан и почесал себе спину - Вредная у меня привычка.
  - Эти люди строят статую в надежде попасть в Рай, - Эдип указал пальцем на глыбу - Другие ее разломают, в надежде попасть в Ад. Никто из нас не знает того, осуществляется ли их мечты.
  - А что могут, - поинтересовался пан Пед.
  - Конечно, могут, - ответил грек.
  - А почему вы ничего не делаете? - спросил Пед у Эдипа.
  - Я хочу остаться здесь! - гордо ответил грек - Мне никуда не хочется. Зачем мне куда-то хотеть, если везде одинаково скучно? Мне здесь нравится, и место мое тут.
  - И ничего вас не разубедит? - уточнил пан.
  - Это никому не нужно. Поверь мне на слово, - сказал грек и рассмеялся.
  - А что делать мне? - спросил пан Пед.
  - Решай сам, а я могу показать тебе город получше, - предложил Эдип.
  - Пожалуй, я соглашусь, - сказал пан и последовал за греком.
  Они шли по городу; теперь шли вдвоем и направленно. Они смотрели на то, что Эдип давно уже видел и по много раз. Он наблюдал за тем, какой эффект это оказывает на новичка. Пан смотрел на все с выпученными глазами, широко открытым ртом. Все приводило его в неописуемый восторг. Он даже увидел то, что какой-то скульптор возводил "Фаллос", великолепный огромный глиняный фаллос, а художник рядом срисовывал все на свое полотно.
  Видел пан Пед девочку, которая сидела на куче книг. Она пыталась читать одну из них, но взгляд ее бегал по прохожим. Эдип сказал, что она попадет в Рай, если прочитает все эти книги. Но это не факт. Может ее грех в том, что она не читала книжек. Это для нее была кара такая, читать то, что лишено для нее всякого смысла. Какой-то ученый писал формулы на зеленной стене одного из зданий. Он не успел доделать свой труд, хотел завершить его здесь. Хотя ему это ничем не поможет и ничего не даст. Видели они и варваров, которые рушили все, что попадалось им под руки, что они могли сломать. Никто их не останавливал. А зачем? Пусть рушат. Здесь никто не оберегал предметов искусства, никто ими не дорожил.
  Черти и ангелы между собой были не общительны. Но это дело божественных и демонических существ. Чем-то этот город напоминал Педу дом. Здесь не надо было, конечно, ходить в туалет и принимать пищу. Многие тут делали что-то, чтоб приблизить лучшее или худшее для себя. Ждали перемен почти все. Надеялись на это, но кроме таких, как Эдип. Ему перемены были не нужны.
  Многие так и не избавились от своих земных привычек. Сначала они выполняли непосильный труд, а потом забивали и оставались в этом городе. Ведь здесь был обеспечен творческий покой, но нужно было забыть про то, что кто-то оценит твои творческие полеты. Если хочешь творить для себя, то, пожалуйста, а остальным это не надо. Эдип показал Педу большую часть города, а затем пошел по своим делам. Пед решил думать над тем, куда ему приложить свои руки. Мысль здесь текла медленно, и пану пришлось думать несколько дней.
  
  5. Куча глины.
  
  "Этот человек Эдип сказал мне, что надо творить что-нибудь, что поможет мне вернуться на землю. Но я могу попасть в Ад или Рай, а то и остаться здесь. И что это за чистилище такое? От чего здесь чистят? Но чистят как-то странно. Вынуждают лепить всякую фигню. Этот маэстро, что играет на площади на скрипке, он уже лет триста там, а его никуда не отправляют. Неужто он так и останется здесь?! Он что не заслужил, чтоб попасть в Рай? Даже в Ад? А что делать мне? Я ничего не умею. Если здесь платишь за лень, за ограниченный духовный мир, за свою неспособность к творчеству, за неспособность думать. Но маэстро - он гений, почему же он не дома? Может это его дом, он нужен здесь, в этом городе, а не в Раю. Здесь можно делать все, что хочешь. Можно убивать, но нельзя убить, можно воровать, но нечего. Я даже пытаюсь ненавидеть, но понимаю, что некого. Я не привык к покою, я привык к действительности. Что же я здесь буду делать?".
  Пан шел, рассуждая о многом, что мог навеять на него этот город. Он остановился перед большой лужей с мокрой глиной. Лужа была почти в центре города, но были и окраины и эта стена, за которой непонятно что. Но эта лужа не была пуста, в ней были люди, которые брали глину. Они брали ее, чтоб лепить статуи. Может это им не поможет, но они делали что-то. Невозможно было не делать ничего целую вечность. И десятки душ лезли в глину, пачкались, марались, но продолжали копаться, иначе было невмоготу.
  Пед молча зашел в лужу. Его начало засасывать расквашенное глиняное дно. Идти было сложно, но он шел, желая зайти дальше, очутиться ближе к центру лужи. От воды разило затхлостью и вонью. Добравшись до места, Пед присел на корточки и пошарил дно руками. Он медленно начал собирать глину в кучу, пока над водой не появился бугорок. Он продолжал рыть глину, и над водой уже выделялась небольшая площадка. Яркий свет и теплый воздух высушил ее. Теперь он мог стоять на ней и не проваливаться. Пан решил поставить на площадке свою статую, которую он решил сам слепить. Она будет возвышаться над этим вонючим болотом с глиной. "Тогда посмотрим какую дорогу изберет для меня всевышний" - и с этими словами пан Пед начал ржать и бултыхаться в луже, предвкушая свою победу.
  
  ***
  
  Великий Гонза подошел к наблюдательному пункту зоопарка Гонз. Он остановился рядом с Гонзой - поэтом. Произнеся великое приветствие, Гонзы смотрели в глубь зоопарка, где в грязи рылся пан Пед, пытаясь искупить свои грехи.
  - Смешное нынче у нас зверье, Великий Гонза? Я все опишу в стихах.
  - Это не зверье, а людишки! Но что не говори, а смотреть приятно.
  - Для чего он это делает, Великий Гонза?
  - Какая разница, Гонза - поэт! Нет смысла нам проникать в мозг к приметивным! Что нам с этого?
  - Спасибо, Великий Гонза, я прозрел!
  
  
Оценка: 4.00*2  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"