Снег лип к не подшитым валенкам, хлюпал талой водой, холодил ноги. С призывного пункта шли прямиком, чтобы сократить путь до деревни. Наиля думала о муже: "Надир уже в эшелоне". Прощание было скорым. Обнимая плачущую жену, провёл рукой по большому животу: "Береги себя, найду вас, если буду жив. Если. Большая беда пришла. Рамиле, сестре моей, доверяю тебя..., поможет, держитесь вместе, не расставайтесь. Тише, сынок, тише, не тревожь эни, ей больно..." Поддерживая снизу живот руками, Наиля щла, приговаривая, задыхаясь от тяжёлой ходьбы: "Потерпи, сын, мой дорогой, вырастешь большой, ямьле, как эти. Тихо, тихо..." Раздался зловещий вой мотора самолёта. Немец летел низко, высматривая жертвы на дороге. Женщины упали в чёрную грязь, замерли, сливаясь с землёй. Пролетел к деревне, сбросил смертоносный груз. Ухали взрывы. Крики, лай собак, мычание коров. Ярко полыхали горящие дома. Лежали, не двигаясь. Самолёт сделал круг, полетел за новой порцией смерти. Деревня горела. Больше идти некуда, надо согреться. Кругом лес. Земля будто отталкивала - "спасайтесь сами!". Затих гул. Поднялись из мёрзлой каши, пошли к деревне. Леденящий ветер. Мокрая одежда встала колом, тянула к земле. Еле передвигая ноги, шли вперёд к бедовому костру. Трещали горящие брёвна, рушились догорающие избы. Молча метались в темноте женщины, дети, пытаясь что-то спасти от огня. Около уцелевшего дома толпились люди. "Детей заводи, детей!" - громко кричала учительница Нина Петровна: "Тише, тише, слышите, гул какой-то, шум на дороге. Тихо!!! На крыльцо выскочил пацанёнок, "полил" темноту. Кудрявая голова мальчонки была, как у девочки. За ним появилась женщина в цветастой юбке: "Давай, давай, ходи сюда, пузатенькая, поместимся! Ещё амбар на краю деревни уцелел, да там полно людей. Битком понаселялось!" Шум приближался... Дорога светилась от фар. Собаки лаяли, заходясь до хрипоты. Первый мотоциклист прошил очередью собравшихся около пожарища собак. Взвизгивая, умирали псы... Стало тихо. Женщины, дети прятались за дом. Лающие голоса незнакомого говора. Из грузовика выскочили солдаты с овчарками, побежали к дому: "YUDEN! YUDEN!" Что-то зловещее было в этом окрике. Наиля надвинула платок на лицо. От испуга, усталости, присела на землю. С болями потянуло вниз живот. Начались схватки. Рядом догорали брёвна обрушившегося дома. Металась, кусая в кровь губы, боясь закричать. Рамиля гладила по кудрявой голове: "Тише, тише, терпи, я с тобой..." Вышла из дома женщина в ватнике, "в догонку" кто-то крикнул хрипло: "Нюрка, такую-то...., раз.. тебя куда понесло? Пулю захотела схлопотать, с..а любопытная! Нюра, не обращая внимания на окрик, наклонилась к Наиле: "Ну-у-у, надо ж, ...смерть кругом, ...нашла время рожать! Да ладно, молодец, тужься, тужься, помогу...не впервой подик... Мужика рожай на подмогу. Из каких будешь?" "Юсуповы мы, я жена Надира, тракториста из Малышовки." - прошептала Наиля, теряя силы. Боялась закричать. - "Давай, давай, тужься! Ну, молодец, девочка моя. Мы, немчугам назло, нарожаем новых солдат! Пока наши мужики воюют ! Та-а-к, умница.." Женщина наклонилась, зубами перегрызла что-то, вытерла рукавом кровь на губах, спрятала в юбку родившийся комочек, сказала Рамиле: "Пойдём, поможешь, опосля вернешься, пусть немного полежит... в себя придёт. Лежи тихо, ишь вылупился на тебя немецкая морда.... Тихо-тихо!" Нюра прикрыла Наилю платком, подошла к Нине Петровне, что-то пошептала ей, вошла в дом, прижимая к груди комочек новой жизни... Возню в темноте услышал офицер, посветил фонарём, сдёрнул носком сапога платок... Брезгливо плюнул в лужу крови, что-то резко произнёс. Разметались по снегу локоны чёрных волос. Немец осветил фонарём дом. Ткнул опять сапогом в живот женщину, хрипло зашипел: "Юде, юде" - Глаза Наили потемнели ещё больше от нестерпимой боли, страха... Подошла учительница, загородила собой Наилю: "Какая еврейка? Русская! Татарка из соседнего села. Рожает..., Немцы, что по-другому на свет появляются?" - произнесла громко по-немецки. Офицер, ещё раз пнул Наилю сапогом, выстрелил. Повернулся к защитнице, скорчив брезгливую гримасу, выстрелил. Та упала, разметав светлые волосы по чёрным прядям...Тяжело дыша произнесла: "Будьте вы прокляты, а я учила детишек немецкому...!" Дальше она говорила что-то неразборчиво, быстро, по-немецки. Офицер стоял, не понимая, почему слышит в русской деревне родную речь. Солдаты в это время из дома прикладами выгоняли цыганский табор, сгоняя всех в амбар, кричали "юде, юде!", подгоняя "чернявых" детишек ногами, прикладами. Малыши цеплялись за длинные мамкины юбки, плакали, не хотели идти.
Выбежав из дома, Рамиля, спрятав ребёнка на груди, тихо лежала за дровником. К рассвету всё было кончено. Амбар, набитый стариками, женщинами, детьми, догорал. Сгорели деревенские жители и случайно оказавшийся в деревне табор... Чёрные печные трубы пепелища тянулись к небу, нависшему свинцовой тучей над мёртвой деревней, мёрзли на ледяном ветру. Замерла зловещая тишина. Чёрная гарь покрыла землю. Кладбищенская тишина наступила на земле. Вдали грохотали разрывы. Война шла по земле... Нелюди искали новые жертвы. Сытые, пьяные нацисты уезжали из деревни, гнали с собой коров, везли мешки с курами...Всё стихло... Зловещая тищина затаилась в сожжённой деревне...Вдали грохотали разрывы...Война терзала русскую землю... Рамиля, прижимая к груди ребёнка, поплелась по рыхлому снегу к соседней деревне. Новорожденная девочка сосала девичью, не созревшую для материнства, грудь... Согревая живой комочек, шла, устало, хрипло шепча-напевая "А-аа - а-а - ау- а...", шла вперёд. Не оглядываясь. Слёз не было... Очнулась в тёплой избе..., какая-то старуха растирала её. Обмороженное тело нестерпимо ныло от боли, Рамиля покачивала головой из стороны в сторону, прижимая руки к груди, мычала-пела "Аа - аа-а-а- а-а". её глаза лихорадочно горели безумным огнём. И опять... "А- аа-аа..." Бородатый дед, прикрывая тулупом, причитал: "Дочку твою напоили молоком, спит. "Согрели, не боись... Баба моя растёрла её барсучьим жиром,..., холодная была. Охотник я! Выходим! Живая! Поспи, пока тихо. И откуда вас гонит беда? Оставайся у нас, немцы на подходе, скажем - дочка. Ба! Марфа! Смотри, она седая, а такая молоденькая!... Как зовут-то?...Молчит.." Металась, опять напевала "А- аа- аа.."... "Лады, придёшь в себя, скажешь.." - дед ласково погладил по голове что-то неразумное бормотавшую женщину. - "А дочка твоя жить будет..., не боись... Поспи, поспи, родимая. Марфа, куда подевала остатки самосада? Закурить невтерпёжь, а то сердце лопнет от боли и жали... Ружьё моё из сенцов на дровник перепрячь, неровён час пригодится... Трём девкам я теперь защитник... Поняла, Марфушка, важность момента? В ответе я за вас перед сынком своим. Не подведу!"
Вот такая история. Заброшенная маленькая деревенька. Заживали раны войны, приходили в себя люди, дождавшиеся мира... Из землянок переселялись в дома, неумело сколоченные бабами. Ждали мужей с фронта, вместе плакали над "похоронками". Жили надеждой. На завалинке мазанки сидела вечерами молодая седая женщина, "баюкала" свёрнутый половичок. "А - а а -а - а-..." - тоскливо выводила. Никто не знал откуда она. Как подобрали старики, не сказала ни слова. Девочка росла красивой, стройной, с шапкой смоляных кудрей. Старики назвали её Санией в честь погибшего сына Саньки... Шли годы, никто не искал их. Тихо похоронили седую женщину, отревели "в голос" бабы... Звали её в деревне Тата. С тех пор, как старики нашли её с новорожденной девочкой, так и не заговорила, только руками показывала, как строчил пулемёт "та-та-та"...Иногда пряталась за дровник, пугливо оглядываясь по сторонам...Померла тихо. Шли годы..., старики "ушли" друг за другом... Сания, управлялась по хозяйству одна. В деревне любили ее, добрую, трудолюбивую, красивую... Вышла замуж за непутёвого парня из соседнего села. Полюбила, поверила клятвам, что бросит пить. Затихала, когда играл на гармошке для неё, пел, клялся в вечной любви. Дочку назвали Ульяной. Летели годы, опять крутилась по хозяйству одна. Смотрела в зеркало: вот уже седина появляется, а она так и не знает, какого она роду. Некого спросить, знала только историю своего появления в деревне... От тоски, что не всё получается, как хотела, иногда садилась с мужем "за компанию". Однажды вернулась с поля, а её Колька с полюбовницей в койке кувыркается... Запила, загоревала, часто вечерами наигрывала на его гармошке, пела тихо, жалобно, про любовь, разлуку. Когда утонул Колька по пьяному делу, не рыдала на берегу над "утопленником-мужем". Вечером, после поминок, на всю округу запела его песню, которую пел он всегда с надрывом, слезой. Запела "в голос", подражая ему: "Хараню изменщика па-а-астылаго, пра-а-а гулять жалаю эту ночь..." Тосковала и любила попрежнему...В стакан с того дня больше "не глядела", гармонь в руки не брала..., растила дочку. Судьба поскупилась для неё, раздавая счастье на земле. Ульянка с Санией жили одни... Ульянкину свадьбу играли всей деревней, по старинным русским обрядам. Родилась Олеся..., молодые отправились в город на заработки, оставив Олесю на попечении бабушки Сании...
Оль шёл "на бреющем" над зелёными просторами. Спортивный самолёт, похожий на стрекозу из детства, когда он "заболел" небом, летел легко. Хотелось приземлиться, лечь на землю, дышать травяными запахами, думать, мечтать, глядя в небо с плывущими лёгкими белоснежными причудливыми облаками. Просто лежать.
Ни о чём не думать. Лёжа на спине, смотреть в эту голубую бесконечность...Случилось непредвиденное...Аварийная посадка. Надо ждать, когда за ним прилетят. Как сообщить, где он? Пошёл к деревне по тропинке. Шёл, любуясь разноцветьем: "Как же хороша моя Россия!" Вдруг услышал стон с всхлипываниями. В высокой траве у тропинки сидела, раскачиваясь, худенькая девушка. "Ой-яй, как больно, сил моих нет, нет моченьки терпеть. Русые волосы разлетелись по плечам, серые глаза Олеси смотрели внимательно, требовательно. Произнесла: "Ты же мужчина, сильный, ты же видишь, как мне больно, как страдаю. Помоги мне. Я теперь не могу встать - с ногой что-то! Помоги, подними меня, почему у тебя строгие глаза? Помоги мне, Боюсь одна. Там, в траве что-то шуршит... Боязно, вдруг гадюка своих деток ищет? ...Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне добраться до дома. Ой, глаза у тебя помягчели, подобрели. Не виновата, спешила к тебе на встречу, тебе не больно было спускаться на землю? Твоя птица, твой самолёт, ранен. Бабушка ждёт нас, она меня полечит. Она знает, что я побежала встречать своего гостя... А кто починит твою птицу? У неё ранено крыло? Оль не мог понять: "Нас? Творилось что-то невероятное, как- будто здесь ждали его прилёта..." Наклонился, чтобы взять девушку на руки. Неожиданно порывисто она прильнула к нему, обняла, прижимаясь всем телом. Ловко поймала его губы. Шептала: "Помоги мне,пожалуйста, видишь, как мне больно, сделай что - нибудь, ты такой сильный и взрослый!" От горячих губ со сладким вкусом земляники он "потерял" голову. Поднял на руки, невольно прижал к себе, боясь уронить, оглядываясь, куда можно положить или посадить неожиданную ношу: "Что делать, как быть, как всё это некстати! А сладкие губы так пахли спелой земляникой! Девушка оказалась лёгкой, как подросток, только девичья грудь, под сарафаном, "говорила", что ей лет восемнадцать-двадцать. Она шептала: " Иди ко мне, пожалей... Дарю тебе голубое небо. Ты - принц, ждала тебя с зорьки. Послушай, ты приснился мне нынче ... Когда солнце проснулось,... и твоя птица, твой самолёт, начал клонить к земле крыло, я узнала тебя, догадалась, что ты прилетел за мной. Рассказала бабушке, она знает, отпустила меня: "Беги, встречай! Небо сегодня такое ясное, без хмурых туч! Взяла корзинку и побежала за земляникой, чтобы угостить тебя. Посмотри, как красиво кругом. ... Бежала к тебе так быстро, что подвернула ногу. Неси меня теперь к бабушке Сании. Она поможет. Посмотри, какое земляничное поле, это всё для тебя, я дарю его тебе тоже. Всё созрело и налилось соком. На земле ждали тебя. Оль бережно положил девушку на траву. Всё было так хорошо и просто - небо, девушка, земляничный запах её волос, травяная перина. Они и эта земляничная бесконечность...! Не думал, что это ТАК будет! Остановить себя уже не мог. Сладкие теперь и его губы, касались ресниц, душистой кожи. Она шептала, обнимая: "Бабушка говорила, если терпеть невзгоды, Бог наградит за трудолюбие, послушание, пришлёт жениха. Скажи, ты знал, что жду тебя? Знал? Знал?...Ждала очень-очень и ты спустился ко мне. Какой ты сильный! Ты будешь меня защищать? Что так внимательно смотришь на меня, я немного люба тебе? Мне хорошо с тобой, неси пожалуйста, в деревню! Ты искал меня? Скажи, скажи..." Оль медленно пошёл к маленькой деревеньке у леса... Как я так мог? Родители хотели, чтобы женился только после училища. Разве бывает любовь на заказ!?! Он шёл легко со своей неожиданной ношей, бережно прижимая ... Готов был сейчас взлететь и без самолёта.
Бабушка Сания, седая женщина в белом, завязанном на затылке платочке, воскликнула, взяв из его рук корзинку с ягодами: "Дети! Какая земляника у девочки на сарафане! Созрела красна ягодка! Подойдите. Как тебя звать-величать, наш небесный гость? Береги мою Олесю, не обижай её, она хорошая, чистая, как родниковая капля. Положи её на лавку. Ей сейчас отдохнуть надо, я всё сделаю, а ты попей молочка с земляничкой. Выйди во двор, опусти ноги в озерцо, земля через воду силу тебе даст.
В войну бомба разворотила землю, воронку заполнили родниковые воды, зовут это озерцо в деревне Олегир., оно лечит раны души и тела. Так говорят... Берегите друг друга! Совет вам, да любовь! Счастливый, такую ягодку на полянке нашёл! Ждала тебя с ночи, песни пела. Пусть поспит. Любовь, как волшебный эль, ко сну клонит. Птица гнездо вьёт на рассвете, деток ждёт... Красна девица милого привечает, любовным соком поит... А ты пока поведай мне из каких краёв к нам прилетел, как звать-величать, чем, каким трудом на земле занят. Пей-пей..."
Оль слушал чудные речи женщины, пытаясь осознать происходящее, больше всего похожее не на действительность, а на какое-то наваждение. На лавочке спала девушка. Каким простым и добрым было её лицо. Казалось, что он давно знал её...Какое чудное солнечное утро, будет хороший день. Такого настроения у него никогда не было. Казалось, что теперь всё ему по плечу, всё сбудется!...
Вот так всё это было. Когда очень- очень хочешь, сказка становится былью.
Вот такая история.
P .S.
Эни- мама, эти - папа, ямьле - красивый (татарский яз.)