Дорис замер в тени углового здания: старого, с просевшей крышей и плесневелыми, мягко фосфоресцирующеми стенами. С одной сторон сплошная стена из темного, грубо обтесаного камня и Внутрений круг, с другой лавочка старьевщика. Некогда броская вывеска выцвела и едва держалась. Сквозь толстое стекло на первом этаже пробивался вялый, нездорово-зеленый свет, но на столько слабый, что Дорис мог спокойно пройти под самым окном не боясь быть замеченым.
В двух кварталах на север простучали копыта, заскрипел полный экипаж.
- Лорд Эрбус сегодня был в ударе!
- "Леди можно за вас подержаться? Нет?! Ну тогда я подержусь за вашего кавалера!"-Передразнил ломающийся мальишеский голосок и смех маслянистой каплей упал в сознание.
Дорис заскрипел зубами, сжал челюсть.
Не сейчас, еще рано.
За плотно заколоченными ставнями кипела жизнь. Дорис ощущал выводок мышей как вполне домашних, так и летучих, тяжело бьющих крыльями на чердаке. На втором этаже обосновался бродяга. Он то проваливался в беспокойный сон, то с хрипом и бормотанием просыпался и начинал шебуршать, перетаскивать что-то из угла в угол. При ходьбе он странно подволакивал ноги, ни на миг не смолкая. В подполе надрывно орали коты, пытаясь дозваться улизнувшую на промысел мать.
Дорис судорожно втянул влажный, пропахший гнилью возду. Мир будто замер в ожидание. Мужчина чувствовал как время замедляет бег, звуки замирают на одной зудящей ноте. Тьма стала прозрачной. Она преобрела тот неповторимый золотистый оттенок, острыми линиями проступили углы.
Он ощутил себя легендарным Темным Лордом, с чьим приходом останавливается время, но только на одно бесконечно короткое мгновенье.
Он не Лиар Кха Нэм - Лорд Ночи.
Он Дорис Варцев - проклятое дитя Лилит. Один из первых и первый из последни.
Он вампир.
Он Проклятый.
Горло свело судорогой. Губы обожгло все усиливающимся жаром. Пришлось сглотнуть прежде чем боль пламенеющим шаром не ухнула в желудок.
...И острый скрежет выдвигаемых костей запоздало сообщил что его тело готово к охоте.
- Не сейчас,-выдохнул Дорис, облизнув совершенно сухие губы. - Не сейчас, еще чуть-чуть...
Сосущая боль в желудке все нарастала. Последние дня три, Дорис уже точно не помнил, боль была его постоянной спутницей. Его тенью, мыслью, воспоминанием, приследующеми и во сне и наяву. Его Голодом.
Когти с хрустом выступили из подушечек пальцев, глубоко зарылись в плесень и дерево.
Да... Голодом. Именно.
Дорис согнулся пополам пытась сдержать Охотника. Звериная часть рвалась наружу требуя еды и свободы. Если он сам не способен позаботиться об этом теле, то она уж точно может. Надо тлько ее выпустить. Это ведь легко...
- Нет! - Проскулил Дорис сквоз зубы.
Бродяга проснулся с испуганным воплем. И замер, зажав рот руками.
Дорис "видел" его так же отчетливо как и собственную ладонь судорожно цепляющуюся за рыхлое дерево. Тень Дориса уже исчезла за пределами улицы, уйдя на свою собственную охоту. С проиходом Зверя она обретала свою жизнь и волю, переставая жить чужим желанием... И оставаясь таким же продолжением тела Дориса как руки и ноги.
"Да" - промурлыкал внутрений голос и резко выступившие клыки мазнули по нежной коже губ, рассекая ее. Рот тут же наполнился теплой, густой кровью.
Дорис сглотнул.
И тьма из золотой стала багряной.
... Дорис прошел сквозь стену, перетек из "здесь" в "там" - безшумно, легко и естествено. Две толстые мыши испугано шуганулись по углам с иступленным писком. Самая мелкая нырнула в щель в полу, прямиком в лапы к поджидающей мамаше-кошке.
Зверь улыбнулся. И поднял насмешливый взгляд на дыру в потолке.
Бродяга, все так же зажемая рот, попятился назад, глядя полубезумным взглядом на возникший из ниоткуда силуэт. Густая, вязкая тень, с багровыми угольками глаз. Страшный сон приследующий его на протяжение двух недель. Но вместо того чтобы проснуться, он все еще здесь и то липкое состояние, так часто накатывающее на него прежде чем он начал уходить в запой, пришло вновь.
- Тебе страшно?
Бродяга непристойно взвизгнул, рывком развернулся и, споткнувшись о собственный хлам, снова полетел на пол. Кошмар, демон из его снов, чей голос только что доносился из-за спины, стоял в противоположном конце комнаты, покачиваясь на носках дорогих, с медными заклепками, сапогов.
- Уходи...
- Я голоден, - его голос завораживал. Бродяга зажал уши, но горячий шепоток просачивался сквозь пальцы. - А тебе ведь хочется меня накормить, правда?
Бродяга судорожно замотал головой. Это не правильно. Это не должно быть ТАК! Потому что... Потому... что...
- Потому что не правильно. - Он всхлипнул, подняв на оказавшегося перед собой человека затуманенный взгляд. Липкая пелена сдавливала горло. Она пульсировала под обжигающе ледяными пальцами чудовища.
Острый коготь нежно коснулся сероватой от грязи кожи на горле, скользнул ниже, к углублению у основание шеи, оставляя за собой тонкую царапинку. Она набухала становясь темно-бардовой, вспыхивая мериадой звезд в несуществующем свете.
- ...Ведь так?
Зверь заворчал в предвкушении. Запах крови дурманил хуже вина и заклинаний. Он подался вперед, к замершей жертве, удивляясь собственной медлительности. Раньше с ним такого не случалось. Раньше он никогда не тратил время на безполезные игры, когда голод снедает тело и душу. Раньше он всегда был сильным.
- Ошибка... - пробормотал бродяга и липкая волна прошла от корней волос до носков драных ботинок. Клыки наткнулись на нее как на щит, заскребли в тщетной попытке добраться до пульсирующей жилки.
- Кхакхой-то тхы сжхосцкхий. - Пожаловался вампир скосив глаза на пустое, ничего не выражающее лицо.
- Ошибка. - Повторили потрескавшиеся губы. Влажная ладонь легла на сухой лоб и Зверь внезапно "увидел": вход в бордель за вратами в Высокий город...
* * *
...Небо на западе медленно светлело, превращась из дорогого черно-синего бархата, усыпанного драгоцеными камнями в плотный, болотного цвета шелк. Затем в газовую, похожую на легкую дымку вуаль цвета молодого салата.
Линия заката все отчетливей светилась мягким, розоватым золотом.
Киржек лежал, любуясь пляской чуть желтоватого света на стене. Причудливые узоры вытравленные в старом дереве, казалось, живут собственной, никому не понятной жизнью. Краем глаза юноша ловил то чей-то гибкий силует, то тонкие пальцы на протянутой к нему руке, то туманно знакомый профиль возникший и тут же исчезнувший среди сотен и сотен образов.
В какой-то момент Киржек зажмурился и затаил дыхание, как ребенок в ожидание чуда или подарка. Под веками в густой тьме расцвеченой единственой свечей в бронзовые цвета, внезапно возникло солнце. Огромный газовый шар , полыхающий нестерпимым жаром отливал всеми оттенками золотого. Еще миг и вместо солнца разлилось бескрайнее море. Небо сине-черное, с тусклым серпиком луны и пуховая нить рассвета далеко-далеко на горизонте. Тихий шепот легко коснулся его сознания, проник в легкие и против воли вырвался наружу:
- Еще час.
До рассвета еще целый час.
Киржек мягко улыбнулся. Он всегда знал когда закат, когда восход; мог любоваться игрой тени и света стоит только закрыть глаза и пожелать. От всей души. В детстве он часто вскакивал с постели еще затемно и несся к дальним галереям, от туда забирался на широкий карниз опоясывающий центральную башню, дабы лучше видеть приход солнца. В те времена для него оно было божеством, несущим тепло и свет, понимающим и всепрошающим. Уже гораздо позже это превратилось в секрет. Маленький, убаюкивающий секретик, чья сила росла вместе с юношей.
Томно потянулась уютно свернувшаяся в кольце его рук молодая женщина.
Киржек приоткрыл глаза, наслаждаясь правелными, чуть заостреными чертами красивого лица. На загорелой коже плясали рыжевато- алые всполохи, слишком яркие для света почти догоревшей свечи.
- Солнце встает... - еле слышно прошептала женщина поймав его взгляд и снова потянулась всем телом, осторожно и гибко как дикое животное. Она все еще находилась во власти сна и, в тоже время, часть ее страстно тянулась к завораживающе теплому телу рядом. Поймав губами его губы, она перебросила одну ногу ему за спину, запустила тонкие пальцы в густую шевелюру. Темно-каштановые пряди соседствовали с бледным золотом и вкраплениями цвета сахарного сиропа.
Эдлейн обмирала от восторга и нетерпения, каждый раз когда приходил благородный лорд , ощущая себя девочкой-подростком.
- Через час. - Пробормотал он в ответ.
Эдлейн горестно вздохнула, прижавшись к его груди.
- Только не говори что уходишь.
Киржек улыбнулся легко и открыто, коснулся губами ее лба, убрал непослушную прядку за ухо.
- Я вернусь позже. Вечером.
- Я буду ждать.
Киржек соскочил с постели, собрал разбросаную по крохотной комнатке одежду. Почти все свободное место занимала огромная постель, с расписной спинкой. Тяжелая виноградная лоза переплеталась с причудливым геометрическим узором, по самому краю кружевом темнели нечеткие контуры весених цветов. Такой же узор был и на узком трюмо и на уютном кресле в углу.
Эдлейн изящно поднялась на ноги, грациозно прошла к трюмо на один жаркий момент коснувшись обнаженым бедром юноши. Из верхнего ящечка появилась новая свеча.
Поставив ее вместо старой, Эдлйн повернулась к ночному гостю. В глубине сине-зеленых глаз до сих пор кружыли алые огоньки - уже подтухшие, но все еще заметные.
- Сегодня оно красное.
Киржек поднял голову, продолжая застегивать пуговицы. Тени под его глазами вели торопливую пляску.
- Правда?
- Да. Очень, - она запнулась. - Очень красиво.
До рассвета оставалось чуть больше получаса, когда Киржек покинул заведение мадам Тюсон. Эдлейн выглядела недовольной, не смотря на обещание вернуться вечером. Между тонких бровей все еще пролегала хмурая складочка, а, когда Киржек поцеловал женщину на прощание, в темных глазах появилось беспокойство.
Воздух пах сыростью и подступающей жарой. Откуда-то тянуло плесенью и едкой, с тошнотворно-сладким привкусом гнилью.
Киржек помотал головой, прогоняя засевшую в висках боль. Выпитое вчера вино плескалось под черепной коробкой и в желудке. До того момента пока Киржек не решил встать, оно неподвижным грузом лежало в организме. Но стоило Киржеку принять вертикальное положение и вино ожило. При чем настолько, что время от времени Киржек ощущал себя бравым моряком на пляшущей по волнам лодке.
В очередной раз замерев у неприглядного домика, юноша протер глаза тыльной стороной ладони. Не имело никакого смысла уговаривать себя идти дальше - все равно головная боль и тошнота пройдут с первыми лучами солнца, как сотни раз до этого. И пара-другая дюжина шагов ни к чему хорошему не приведут. Правда оставалось еще смутное беспокойство по поводу столь поспешного бегства из дома Любви. Киржек так торопился, что почти не ощущал ни боли, ни головокружения и, уж тем более, как же чертовски сильно ему хочется облегчится!
Ухватившись за последнюю мысль как за якорь, Киржек на полусогнутых нырнул в густую, рыхлую тень, одной рукой операясь о стену, другой нащупывая шнуровку на штанах.
Что-то скрипнуло.
Киржек смущенно оглянулся, ожедая увидеть разносщика спешащего с первым заказом, обьемное брюхо молочника или, на худой конец, парочку шалопаев, решивших по быстрому заработать деньжат. Однако узкий проход между домов заинтересовал разве что блохастую дворнягу, которая тут же с испуганым воем выскочила назад, сбив с ног все еще сонного булочника.
Вертящееся на грани сознания беспокойство трепетно обхватило Киржека за плечи, потерлось о гладко выбритую щеку. Киржек с трудом подавил острое желание сорваться с места и сломя голову нестись куда угодно, хоть к пресловутым работникам топора и ножа, хоть в обьятия к старой деве, так кичащейся своим титулом. Вместо этого он тщательно завязал шнуровку, проверил на месте ли шпага и гарда. Холодные не то от сырости, не то от страха пальцы скользнули верх, коснулись спрятаных под камзолом ножен, нежно погладели серебряную цепочку, несколько прохладных звений которой проглядывали между пуговиц.
На все ушло не больше десяти секунд, но Киржеку казалось будто он стоит так не позволительно долго.
Повернувшись лицом к сероватому проему входа, юноша нервно хмыкнул, откинул падающие на глаза пряди, и совершенно трезвым голосом произнес:
- Кажется я схожу с ума.
- Отнюдь. - Мурлыкнули за спиной и снова что-то хрустнуло.
Киржек испугано вздрогнул, быстро развернулся на пол-круга, одновремено выхватывая шпагу и кинжал. Изумруды призывно мигнули и погасли. Пепельная тьма, заполняющая кишку прохода, казалась не подвижной. Юноша сделал шаг назад, попавший под каблук камешек знакомо хрустнул и зашуршал.
- Кто здесь?
- Только я.
Крик застрял в горле вместе с подступающей тошнотой.
Сильные, обманчиво нежные руки, обхватили его за шею, прижали к широкой груди. Сухие, болезненно горячие пальцы скользнули вдоль шеи, сжались на подбородке, чуть повернув голову влево и назад, открывая шею. Влажный язык осторожно коснулся испугано пульсирующей жилки у самого основания, на один долгий миг замер и устремился верх, оставляя едва заметны след.
Все произошло слишком быстро. Киржек не успел и рта открыть, не говоря уже о сопротивление. Кем бы, или чем бы, это существо не было, но двигалось оно с бешеной скоростью, не доступной ни человеку, ни жевотному. Он не мог и подумать какой опыт надо иметь дабы вот так вот схватить, обнять, притянуть к себе - не сломав позвонки, не смяв ребра и не повредив сухожилий. Только перед глазами заплясали аляповатые пятна и на долю секунды, Киржек увидел солнце. Золотисто-алый диск лениво выползал из-за жирной черты горизонта. Минут пять - десять и оно окончательно утвердится на небосклоне.
...А потом пришла боль.
Киржек закричал, неглядя ткнул гардой куда-то за спину. Его тело выгнулось дугой, стремясь вырваться из ловушки, пальцы разжались и шпага осуждающе звякнула о землю.
Голос сзади недовольно заурчал, как начинающая злится кошка. Зверь любил когда жертва сопротивляется, когда она из последних сил стремится освободится. Эта жертва не была исключением. Юноша пытался кричать, выталкивая звуки с кровавыми пузырями. Гибкое тело выгнулось дугой и сухо затрещали ломаемые ребра. Краем глаза Зверь видел как до этого судорожно сжемаемые на эфесе пальцы дрогнули и разжались. Другая рука все еще цеплялась за рукоять гарды, раскачивая кинжал в ране. Плече уже зудело и наченало нарывать; клыки все глубже входили в лихорадочно дрожащую плоть. Кровь толчками вырывалась наружу заполняя рот, наполняя тело приятным, живительным теплом. С каждым отчаяным движением, каждой попыткой высвободиться рана расходилась все больше и кровь алым фонтанчиком заливала камзол и светлую рубашку.
В каой-то момент мальчишка обмяк. Крупная судорога волной прошлась от макушки до носков сапог, ноги подкосились, голова безвольно качнулась из стороны в сторону.
Зверь в последний раз сглотнул и разжал обьятия. Липкие от чужой и своей крови пальцы нащупали прохладную сталь гарды и с силой дернули. Темно-бордовые брызги разлетелись веером, окончательно испортив костюм.
Зверь вздохнул и тщательно вытер руки о плащ мальчишки - навряд ли тот ему еще понадобится. На том свете, говорят, ничего не надо, а паренек не сейчас, так вот-вот испустит дух. Если б не дергался, может остался бы в живых. Сам виноват.
Вампир хмыкнул. Осуждающе покачал головой. Неужели он жалеет человека? Жертву, обед, одного из многих и многих?
Ха. Ха. Ха.
Сквозь быстро густеющий туман, Киржек видел как его убийца спокойно уходит, зябко кутаясь в тяжелый плащ. У самого выхода он внезапно остановился, будто что-то вспомнив. Не торопливо вытер рот тыльной стороной ладони и... исчез.
Первые лучи солна весело заплясали по крышам.
Киржек ощутил умиротворение, боль почти охотно отступила куда-то на задворки, потом ушла совсем.
... и свет растворился в мягкой тьме...
2
Дорис очнулся в собственной постели. Он лежал свернувшись в позе эмбриона, судорожно сцепив палцы, уткнувшись лицом в колени. Тело болело от переизбытка сухой, потрескивающей силы. Она текла по венам, феерверком вспыхивала в сознание. Хотелось выть.
Дорис сглотнул и через силу разлепил свинцовые веки.
Рыже-синий огонь заливал всю спальню. Он плясал на стенах, перетекал на лепной потолок и деревянный пол, терялся в густом ворсе дорогого ковра. Самое удевительное - страха не было. Дорис не кинулся спасаться бегством, а молча наблюдал за огнем сквозь влажную дымку слез. Когда пламя подобралось слишком близко, опалив край покрывала, и жадно потянулось вверх, Дорис, будто зачарованый, расцепил пальцы, смахнул первый язычек с рукава своей рубашки и еле слышно выдохнул:
- Все. Прочь.
Огонь с обиженым чмоком вспыхнул еще ярче и исчез.
" Ты доволен? - Промурлыкал голосок, позволив проскользнуть в вопросе осуждающим ноткам. - Будешь еще так делать?"
" Я не маленький и ни в чьих советах не нуждаюсь. - Мыслено отозвался Дорис закрывая глаза. Его тело медленно, милиметр за милиметром раслоблялось, позволяя теплым волнам вновь нахлынувшей сонливости уносить себя в даль. - Я просто хотел уйти."
" Уйти! - Презрительно фыркнул голос. - И это, ты считаеш, лучший способ уйти?!"
- Не хуже других, - вслух выплюнул вампир и снова открыл глаза.
Сон ушел.
Дорис лежал тупо глядя на черный от копоти потолок стремясь вспомнить прошлую ночь. Она казалась далекой как старое, полуистлевшее воспоминание из детства. Собственные мысли, назойливый голосок темной половины, короткое и навязчивое " Я сошел с ума! ", в купе с сосущим голодом и обострившимися чувствами. Дорис ощущал монотоное присутствие живых, дашащих, желающих всего и сразу людей на самом краешке сознания.
- Ты мог обратиться к богине и ничего этого не произошло бы!
Дорис тяжело сел.
Из тени все еще дымящегося камина, вышел молодой человек в сине-черной ливрее старшего слуги. Черные с едва уловимым сероватым оттенком, волосы тяжелыми прядями струились по плечам оттеняя неестествено бледное лицо, с чуть сглажеными чертами. Дорис назвал бы его "смазливым", если бы в нем не было той острой, потрескивающейся силы. И будь он добрее. Маргус после подобных слов летел долго и далеко, нашли его только через трое суток.
- Чего хочет богиня?
Юноша улыбнулся став похожим на дикого кота. Тряхнул головой и демонстративно разведя руками почти пропел:
- Ничего.
Дорис нахмурился:
- Тогда зачем здесь ты?
Улыбка стала жесткой. Из-под верхней губы сверкнули кончики клыков. В воздух взлетел указательный палец с выкрашеным в черный когтем.
- Но Она желает что бы все соблюдали хотя бы простейшие правила! Возможно ты вчера и был не в себе, однако Она настоятельно просит тебя убрать за собой. Безмозглый твари в сердце города, признай, нам не к чему.
- Хорошо. Передай Ей что я этим займусь.
Юноша теотрально поклонился снова превратившись в смазливого мальчика на побегушках.
- Госпожа благодарит Вас Дорис Ханнар Лор, Последний из рода Варцев.
* * *
Спервыми лучами солнца Ночной Патруль передает вахту Дневному и раходится кто-куда. Жером Олимар намеревался заглянуть в "Розу Ветров", что вблизи Порта, выпит эля и, прехватив пару бутылочек марочного пива, вернуться домой, в теплые обьятия Би.
Однако "намеревался", еще не значит "сделал".
Когда раздался крик, до Порта оствалось чуть больше квартала. Жером замер с поднятой ногой, сжемая приготовленое серебро. Несколько секунд желание и долг отчаяно боролись, выясняя куда направится и, как всегда, победила совесть, рассудившая что можно сбегать посмотреть из-а чего весь сыр-бор, а затем уже и за пивом.
Тяжко вздохнув, Жером неохотно повеновался под аккомпонемент пронзительного визга и испуганого блеянья призваного изображать крик.
Только овец и коз ему и не хватало!
Вход в Верхний Круг оказался перекрыт плечистым кузнецом, трепетно прижемающим к широкой груди сверток темного бархата в какие обычно заматывают дорогие заказы и, не менее плечистой, купчихой в окружение дворовой ребятни. И если взгляд кузнеца, с большой натяжкой еще и можно было назвать дружелюбным, то купчиха смотрела как взбеленившийся бык, которому тореодор продемонстрировал свои панталоны: ярко-красные, в горошек. При виде Жерома застава как-то вся подобралась, выпятила грудь, расправила плечи и озорно засверкала глазками. Особо старалась купчиха, страстно мигая, словно ей в глаз что попало.
Сраженый столь теплым приемом, Олемар на миг замешкался уже жалея что послушался злодейку-совесть и куда-то пошел. Однако развернуться и трусливо сбежать, Жером уже не мог - его заметили и, похоже, он пока является единственым представителем правопорядка и единственым мальчиком для битья.
- А вот и вы, господин хороший! - Прогудела купчиха, одарив патрульного арболетной очередью томных взглядов. Жером затравлено оглянулся по сторонам, в надежде лицезреть "господина хорошего", но тщетно. Взгляд поросячьих глазок был обращен именно на него и стоило им сместиться хоть на пядь, там образовывалась мертвая зона.
Сглотнув, Жером постарался взять себя в руки и следующий взгляд был встерен в меру холодно, заинтересовано и сурово - не хватало еще что б его посчитали трусом!
- Сударыня, - он коротко кивнул сперва купчихе, затем кузнецу. - Сударь. Могу я узнать где стража и в чем, собствено говоря, дело?
- Стража там, - глухо произнес купец, локтем указав за арку. - Смотрит. И ждут.
- А случилось то, что убили там. Мальчишку еще совсем, из знатных. - Радостно пяснила бой-баба, ощеревшись во всю пасть. Жером загипнотезировано уставился на ровные желтоватые ряды зубов. Зубы у купчихи оказались мелкими и острыми, как у щуки.
- Да Вы сами поглядите. - Предложил купец, отступая внутрь арки.
Олимар охотно кивнул.
Алая полоса тянулась от старого здания в нескольки метрах от заведения мадам Тюсон и почти до арки, соединяющей Город и Верхний Круг. Четверка стражников как могла защещал место преступления от человеческого наплыва, состоящего в основном из девочек мадам Тюсон, их же клиентов и жаворонков, встречающих рассвет уже на ногах. Один из стражников зябко кутался в форменый китель, время от времени бросая завистливые взгляды на товарищей. В сторону подсыхающей "дорожки" он старался не смотреть.
Олимар быстро,цепляясь взглядом то за перчатку, то за разодраный шарф, сперва подошел к узкому проходу, возле которого замер бледный, как первый снежок офицер, затем вдоль полосы, к накрытому темно-лиловым плащем телу. Бросив короткий взгляд на продрогшего стражника, Жером покачал головой. Зачем надо было портить собственный плащ, если дальше лежит плащь убитого? Жером заметил его, когда офицерчик чуть отошел, демонстрируя его содержимое. Плащ, рапира и кинжал. Они тускло вспыхивали розовато-бардовым, с черным, оконтовкой. Кажется на рукояти гарды были какие-то камни, но подходить и смотреть не хотелось.
Усатый стражник отступил в сторону, пропуская патрульного. Жером отмахнулся от двух жирных мух лениво планирующих над набухшим от крови плащем. Н-да, его уже навряд ли можно носить.
Приподняв самый краешек, Жером несколько секунд изучал кровавое месиво месте шеи. Черно-красная плоть клочьями свисала до самой кости, при этом вторая сторона, кажется осталась цела. Для того, что бы понять кто перед ним лежит хватило одного короткого взгляда.
- Граф Мэйр, Киржек.
К горлу подступила тошнота. Еще вчера этот человек угощал его вином и они вместе смеялись над лордом Эрбусом.
Пышногрудая девица с блеяньем осела на землю. Бледный, с лихорадочно горящеми глазками булочник и мальчишка посыльный тут же оказались рядом.
Олимар повернулся к усатому стражник:
- Кто-нибудь видел, что здесь произошло?
- Булочник разве что. Его псина с ног сбила. Пока он товар свой собирал, появился малец. На руках полз. Скончался еще до того как булочник пришел в себя и начал голосить.
- Ему 25.- Тихо произнес Жером, не глядя ни на стражника, ни на тело. - Всего 25.
- Как... трагично. - Промурлыкал бархатистый голос и из густого мрака арки грациозно вышел молодой человек.
Олимар тряхнул головой пытась согнать внезапно налипшую сонливость. Мужчина выглядел одновременно и странно и до неприличия обыденно: тонкие черные волосы, зачесанные назад, черно-синяя ливрея, явно форменого покроя, породистое, смазливое личико и темные, холодные глаза. Из-за его спины удивленно хлопая глазами, выплыла купчиха.
- Пршу прощения, но сюда нельзя! - Пробасил один из стражников, сделав шаг в сторону юноши. Начинающая разростаться толпа отхлынула назад, а незнакомец, наоборот, подошел еще ближе.
- Пропустите! Разойдитесь! - Из толпы, брыкаясь, кругленький, похожий в своем аляповатом камзоле на мухомор, старичек. На приличных размеров груди, мерно подрагивала лекарская цепь.
- Господин Вейзель! Как же я рад вас видет!.. - выдохнул Жером, внезапно поняв что действительно рад видеть старого пердуна.
- Это что ж должно было сдохнуть, чтоб вы мне обрадовались?! - Радостно хохотнул лекарь, моложавым козликом прыгая вокруг Жерома и медленно краснеющего стражника. О любви Антонио Вейзеля к большим мужчинам знал, наверное, весь предворный люд и большинство стражников, ибо и тем и тем приходилось общаться с неунывающим стариков в одинаковой мере.
Козлик очумело присвистнул, тряхнув увесистым чемоданчиком у самого носа отшатнувшегося стражника.
- Дела, однако. Граф... Такой милый мальчик был - просто пальчики оближешь. И кто его, не знаете, а?
- Это случилось не в мое дежурство. Дневные сейчас подойдут, может они что вам и скажут.
Козлик горестно вздохнул. Бросил на труп беспокойный взгляд, покосился на толпу и раздосадованно затряс пегой бороденкой:
- Ну и что вы тут все столпились?! Дел больше нету или ставки делаете кого завтра найдут?! Того кто проиграет, просим зайти в морг - дел у меня больше нету, как трупы по утру собирать.
Олимар сцедил зевок в кулак, отошел подальше подальше от накрытого плащем тела. Оглянулся и так и замер: смазливый паренек в черно-синей ливрее, про которого все как-то забыли, откинул плащ в сторону и, низко склонившись над телом, с недовольным видом изучал рану. Сдернув перчатки, он аккуратно развернул голову, открыв целый участок шеи, черный от запекшийся крови. Покочал головой, недовольно цокнул и, не озаботившись вернуть плащ на место, поднял ясные невероятного синего цвета глаза, на ошалевшего от такой наглости патрульного.
Тонкий, бардово-черный палец взлетел к изогнувшимся вполуулыбке губам. Жером, будто завороженый следил за тем как не то крови, не то чего-то еще более отвратительного скользит вниз, нарушая неестественую белезну узкой, почти девичьей ладошки.
- Ты ведь ничего не видел, правда, Совенок?
Жером зачаровано кивнул. "Совенком" когда-то называла его мать.
- Не видел.
Мужчина отвернулся, снова покочал головой, одновременно недовольно и восхищенно. Он проскользнул мимо стражников подбежавших к арке и, прежде чем исчезнуть в наченающей отступать тени, повернулся к Жерому, прижав окровавленный палец к тонким губам:
- Это наша маленькая тайна.
...Жером Олимар недовольно потряс головой, стер сонную налипь, от которой кружится голова и невозможно что-либо понять. Вокруг голдели люди, в основном стража, несколько студиозусов открыв рты внемлющих козлу - Вейзелю, два Дневных Патрульных, священик и труп. Сине-зеленые, затянутые влажной поволокой глаза осуждающе на яркую монетку солнца, будто оно виновато в произошедьшем. Жером подошел ближе, не сводя взгляда с широко распахнутых глаз. Они же были закрыты... Закрыты!!!
- Олимар!
- Сейчас!
Когда Жером оглянулся, глаза действительно были закрыты...
* * *
...Барабанная дробь. Всхлипывания флейты. Стоны скрипок. Тоненький, похожий на шелест дождя голосок. Они сливались, скручивались в единую, затягивающую мелодию: тихую, горькую, сладостно-грустную.
Киржек любовался причудливым плетением отдельных фрагментов, ловил словно мотыльков, яростно бьющиеся ноты. Они колотились в капкане рук, стремясь вырваться-вылится-выскользнуть меж пальцев подобно песку. Густой перезвон уносился вверх, в пустоту, сбивая скрипки, заставляя флейты испугано взвизгивать, а голосок протяжно, удивленно блеять, под грохот падающих барабанов.
- Киржек...
Как давно он здесь? И где это "здесь"?
Мертв ли он?
Киржек сжал пальцы, раздавив грустно звякнувшую "ля". Голубоватый дым, искрясь и мерцая устремился в темноту, завиваясь причудливой воронкой. Киржек, не моргая, наблюдал как она истончается, тает. В сознание царила пугающая пусота - мысли сбежали когда пришло осознание что кошмар все еще продолжается. Киржек и сам бы сбежал, но увы, от себя без серьезных проблем с головой далеко не убежишь.
Скрипки испугано вякнули, лопнула струна, затем еще одна и еще. С каждым резким "Пиум!", темнота вспыхивала белесым пламенем.
Всего пять раз.
Киржек зажмурился, закрыл глаза руками - лучше ни чуть не стало. Хрупкая надежда, желание, снова увидеть солнце, вяло затлела и тут же потухла. Он все еще был здесь, в этой пустоте - вязкой, жаркой, темной...
- Киржек...
- Кто здесь?!
Киржек извернулся, стремясь одновременно увидеть что происходит со всех сторон.
Пусто. Темно. Никого.
Как от сюда выбраться? Он не мог здесь застрять, он не должен быть здесь!
Юноша рванулся вперед, к на миг мелькнувшему силуэту.
- Киржек.
Они смеялись над ним. Застовляли метаться в вязкой пустоте, глотая обжигающий, пропахший чем-то тошнотворным воздух. В горле свистело и хлюпало.
- Киржек.
Легкое, едва уловимое прикосновение.
Короткий смешок.
Мягкие, теплые губы на внезапно холодной щеке.
- Кто здесь?!
- Я, я, я...
- Кто?..
Жар становится нестерпимым. Он вытанцовывает под кожей, бьется в такт нервной, ломаной мелодии. Киржек запустил пальцы в спутаные волосы, из последних сил сдерживая рвущийся сквозь зубы животный вой.
- Отпусти себя. -Посоветовал тихий, чуть горьковатый голос и Киржек закричал...
Он сидел на каменом столе, в самом сердце городского морга, пытаясь отдышаться. Мир сдвинулся. Он болше не тек, как горячий воск, но уже не был тем, который Киржек видел еще утром.
Тело не слушалось. Его трясло. Холод и жар накатывали аонами - от кончиков пальцев на ногах, до самой макушки.
Он все помнил.
Он ничего не забывал.
* * *
- Ну и где он?
Дорис стоял в пропахшем кровью и смертью морге, в компании не молодого уже лекоря-патологоонатома, угрюмо уставевшись на каменый стол. Ни мальчишки, ни каких-либо следов его пребывания на этом монстре прогрессивной медицины Дорис не заметил. Только на выложеном мраморной плиткой полу бурели несколько пятен верикозного происхождения, и, возможно, они действительно принадлежали искомому субьекту. Но это было давно и на первый взгляд не определялось, а слизывать это при досточтимом Вейзеле, Дорис не соберался.
Два трупа за не полных двадцать четыре часа, его совесть не переживет. По крайней мере, пока досточтимый только стреляет глазками и намекает на свою любовь к большим сильным мужчинам и не распускает шаловливых рученок.
Вопрос был скорее реторическим и подозревалось что, если на него кто и должен ответить, так это сам Дорис. Однако досточтимый Вейзель козликом заскокал вокруг стола, заглняул в морозильную камеру и очумело выдал в полуоткрытую дверь:
- Нету! - И торопливо зажал рот рукой.
- Я это вижу, - отозвался Дорис, скривив уголки губ.
По идее Дорис должен был это еще и чувствовать, но увы, все его чувства упорно твердили что творение рук его до сих пор в глубокой несознанке. А если и проснулось, то почему обитатели этого милого заведения до сих пор живы и даже здоровы? Низшие кроме голода больше ничего не знают, а утолить его можно только убийством. Исходя из этого было решено, что низшим в этом мире места нет. Не стоит гадить там где ешь.
- Не мог же он уйти. - Пробормотал лекарь, снуя по холодной комнатушке. Скрипели давно не смазываемые петли, шелестели бумаги, то в одном, то в другом ящичке вспыхивали инструменты на выдвигаемых подносах. - И простыни тоже нету.
- Простыни?
Козлик торопливо кивнул:
- Мы тела накрываем простынями, чтоб не дай Бог, кто-то из новеньких не наткнулся. Молодежь нынче впечатлительная пошла.
- И ее нету?
- Кого? Молодежи?
- Простыни.
- Нету. Нигде. Зачем она кому-то... - Козлик запнулся, снова покосился на стол, затем на выуженый из многочисленых шкафчиков сверток. Нервно покочал головой. - Нет, не мог же он встать и уйти!? С перегрызаным горлом и сломаными позвонками - не то что уйти - встать нельзя. Да он еще и мертв.
Дорис молча повернулся к выходу.
На ум ничего не приходило кроме похищения. Но зачем кому-то труп мелкого дворянчика? Шантаж? Так родственики у него не те люди, они не кинутся вызволять труп единственного наследника. Он им и при жизни то нужен не был. Сатанисты? В последнее время они упорно соревнуются с тараканами и крысами по количеству душ на один квадратный километр и, похоже, начинают побеждать. Что характерно, больше девяноста процентов, не поддающиеся лечению психи. Дорис вполне мог представить, как под покровом ночи, компания умолешенных проберается в городской морг в поисках свеженького тела и тут же натыкается на мальчишку. Прелесть!
Дорис презрительно скривился.
Зато какое веселье их ждет, когда жертвоприношение внезапно оживет! Дорис конечно сомневается, что это именно то чего они добивались, но билет к Падшему обеспечен каждому.
Луна нервно выглянула из-за серебристой тучки. Призрачный свет залил улицу, ледяной коркой заискрился в окнах. Мягко замерцал тополиный пух, рыхлыми сежинками кружащий в воздухе.
Ночь только-только началась.
Кончиками пальцев Дорис поймал "снежинку", пробормотал заклинание заставив ее вспыхнуть осколком звезды и едовольно поджал губы.
Дорис намеревался по быстрому разобраться с возникшей проблемой, а окажись парнишка менее родовитым, то она разрешилась бы сама собой - еще не один вампир не смог встать не имея сердца. А вместо этого - Дорис уже начинает подумывать, хватит ли ему одной ночи для поимки проклятого низшего или, все таки, ближайшую неделю он будет очень и очень занят. В общем как и весь город, если сегодня выдастся не урожайная ночка.
* * *
Киржек стоял на перекрестке трех улиц. Чуть выше начинался Шпиль и особняки знати. В паре шагов весело журчал фонтан: три девочки-подростка выстроились кружком, самыми кончиками пальцев поддерживая широку, плоскую чешу высоко над гоовами. Вода серебристыми лентами опадает к шелковистой глади. На широком бортике устроилась парочка: не молодой уже мужчина и не красивая девица весьма легкого поведения.
Куда он идет?
Домой?
Там его ни кто не ждет. Киржек не питал ни каких надежд по отношению к дорогим родственичкам. Единственным человеком к которому он мог бы обратиться уже много лет мертв.
Эдлейн?
Он обещал ей прийти. Даже, кажется, этим вечером.
Еще один взгляд на парочку и отупляющее чувство голода стало просто непереносимым...