"Либерасьон" уже вошел в Грандстрим, когда лейтенант Веи обнаружил на борту незарегистрированного штатского. Штатский сидел между мешками с мукой и крепко прижимал к груди надкусанный ломоть твердого кирейского сыра. Глаза штатского сверкали из-под лохматой челки, замурзанные щеки двигались - он спешно дожевывал сыр.
- Оголодал? - с обманчивой лаской в голосе спросил лейтенант Веи.
Штатский судорожно сглотнул и подобрался.
- Вставай, негодник. Попался - теперь не взыщи. Придется сдаваться.
Штатский шмыгнул носом и встал.
- Ну и ладно, - сказал он независимым тоном. - Подумаешь.
Веи вывел арестованного из кладовой и подозвал кока.
- Сержант Анео, в вашем хозяйстве непорядок. Я поймал в кладовой крысу. Проследите за ней, пока я доложу на мостик.
- Я не крыса, - вскинулся арестованный.
- А кто же ты, если шаришься по кладовым? - неприятно улыбнулся Веи, подходя к переговорному устройству. - Докладывает лейтенант Веи. На камбузе обнаружен посторонний. Сао, это ты? Передай адмиралу - это его младший сын.
-2-
Я не видел снегов моей родины с детства. Я забыл, как завывает метель в печной трубе, как трескаются на морозе губы, как окутаны паром морды оленей, тянущих сани селянина по обледенелой до железного звона дороге. Но иногда во сне я вновь возвращаюсь туда; мне десять лет, я заблудился во дворе собственного дома по пути от крыльца к гаражу. Ледяной ветер сбивает с ног, колючий снег залепляет глаза и режет щеки, и я все кружу и кружу в серой обжигающей мути, и понимаю, что вновь свернул не туда, и в пятый раз прохожу мимо колодца... в десятый... в двадцатый... Этот сон никогда не кончается, я кружу, задыхаясь, по двору, пока не нахожу в себе сил проснуться и вспомнить, что на третьем круге меня перехватил Юстин.
Ни Георгий, ни Юстин, ни папа не снятся мне никогда.
-3-
В доме только и говорили, что о скором походе через Грандстрим на новейших кораблях, которые строились в великой тайне на гильдейской верфи в Аррау. Говорили, конечно, тоже в великой тайне, и если замечали поблизости младшего, сразу замолкали. Да разве можно скрыть хоть что-нибудь от двенадцатилетнего шустрого пацана с большими внимательными ушами и острыми глазами? Разве он пропустит такое событие, как визит тощего белобрысого гильдейца с оловянным взглядом и клеймом на лбу? В тот раз не удалось подслушать, о чем отец говорил с гостем, потому что у дверей кабинета встали навытяжку еще два гильдейца, молодые, с каменным выражением на лицах, а у окна ошивался командор Акаи. Но для человека, мало-мальски умеющего мыслить логически, главное было ясно.
На верфях в Аррау строят корабли. Отец - адмирал. Гильдеец чего-то хочет от отца.
Значит, скоро новый флот поднимется в небо, это нужно Гильдии, а поведет корабли отец. И поход, скорее всего, будет через Грандстрим - и может быть, даже в таинственный Анатоль, где, по слухам, растут абрикосы. Алекс однажды пробовал абрикос - гильдейский гвардеец угостил. Волшебный, незабываемый вкус! И аромат... Алекс посадил косточку под окном, но она не проросла. Когда Георгий узнал, он долго смеялся: "Наше лето, когда ночами замерзает вода, не годится для абрикосов, глупышка Алекс. Вот в Анатоле..." Старший брат тоже никогда не бывал по ту сторону Грандстрима, но у него были знакомые гильдейцы, а уж те, конечно, знали.
Словом, когда стало ясно, что отец и старшие братья уходят в Грандстрим, Алекс просто не мог остаться дома. Сидеть в четырех стенах, потому что на дворе минус пятьдесят, зубрить математику с историей - и пропустить такое событие! Не так-то просто было пробраться в отцовский автомобиль, да не замерзнуть в багажнике, да вылезти наружу на Аррауской базе, чтобы никто не заметил, да просочиться на борт - под самым носом у часового и, что еще труднее, - у гильдейского гвардейца с ледяным взглядом, который, кажется, и затылком видит, а уж слышит своими острыми ушами... И все это Алексу удалось, и вот теперь так глупо попасться!
Но вышло все-таки не очень плохо, потому что сержант Анео только поглядел на голодную мордаху пацана - и сразу налил ему большую миску густого флотского супа.
А флагман в Грандстриме отец разворачивать не будет. Даже из-за непутевого младшего сына.
Конечно, на досуге адмирал Филипп Роу будет страшен в гневе. Но сейчас ему просто некогда.
Вот и славно!
-4-
Небо огромное, куда больше, чем видит глаз.
Небо принимает тебя, и ты падаешь, падаешь в него - и падение бесконечно. И только потом понимаешь, что так и не оторвался от земли.
Это небо бескрылых. Оно прекрасно, таинственно, оно завораживает и пугает.
Но небо крылатых - это яд, растворенный в крови. Иногда мне кажется, что если полоснуть ножом по руке, из раны потечет небо, синее, густое, с хлопьями облаков. Я знаю - это не так. Я разбился однажды о небо, и кровь моя была так же красна, как на земле.
Крылатые либо живут в небе, либо умирают там.
Я знаю - я с детства крылат.
-5-
Юрис и Клеа гонятся друг за другом в воздушном потоке. "Не поймаешь, не поймаешь", - распевает Юрис, ловко ускользая от звездочки своей верной подружки. "Госпожа Юрис, осторожнее!" - отвечает Клеа, повторяя лихой вираж. Не дай боги, случится что-нибудь. Юрис шустра, неугомонна и любопытна. Детство бродит в ней, толкая от авантюры к авантюре. Вот пожалуйста: ныряет в облака, скрывается из виду, а на позывные не отвечает.
Все ей игрушки, даже Грандстрим.
"Госпожа Юрис, пора возвращаться!"
А она выныривает из облачной стены, и голос ее необычайно серьезен: "Клеа, скорее домой! Там идут корабли!"
Юрис бежит по гулкому коридору, волосы ее расплелись и развеваются за спиной. Клеа едва поспевает за ней.
- Ареландис, отец у себя?
- Да, но, госпожа Юрис, он занят... Постойте, госпожа! - даже не притормозила, врывается в зал совещаний, кричит:
-Отец, через Грандстрим идет чужой военный флот, у них пушки, я видела!
Отец бледен, смотрит странно. Вокруг него его советники - с бластерами в руках, дула направлены на отца. Несколько стволов поворачиваются в сторону Юрис и Клеа.
- Хорошо, что вы здесь, принцесса, - скалит зубы Сандис Эраклеа. - Не придется искать вас по всему дворцу. Господин Бассианус, будьте добры, не отвлекайтесь от нашего дельца. Руки за спину! Марш! - и, обращаясь к другим советникам: - Это прибыли наши союзники из Дизита. Кузен Эдонис, как всегда, точен.
Распахиваются двери, врываются отцовские гвардейцы. Клеа реагирует мгновенно: швыряет Юрис на пол, падает сама, прикрывая ее своим телом, и шепчет:
- Госпожа, через Цветочный кабинет и лестницу для слуг - в ангар!
Девчонки на четвереньках пробираются к боковой двери. Над головами шипят разряды. Прямо перед Юрис падает залитый кровью Ареландис. Глаза его пусты, рука скребет пол, оставляя кровавые полосы.
- Скорее, госпожа, - шепчет Клеа, и Юрис, очнувшись, огибает тело улыбчивого офицера, который всегда был с ней ласков... не думать, бежать, бежать... Они проскальзывают в Цветочный кабинет; по его двери ударяет заряд, но они уже перебежали кабинет по диагонали, Клеа отодвинула декоративную панель. Лестница. Задвинуть панель - и вниз, вниз.
- Наши звездочки еще стоят на взлетной полосе, - торопливо шепчет Клеа. - Сразу в них - и наружу.
- Да, конечно, - кивает Юрис.
Но звездочки больше не годятся для полета - девочки сразу это поняли, едва выбежали в ангар.
В ангаре шел бой.
Высокий мужчина заметил девчонок, кинулся к ним.
- Хорошо, что вы здесь. Скорее, скорее... - в лифт, вниз, вниз - к папиному "Урагану". По лестнице, вьющейся вокруг лифтовой шахты, бегут и стреляют люди в белых мундирах, и Юрис давно не понимает, кто здесь спасает ее и Клеа, а кто - хочет убить. Ясно только, что вот этот высокий мужчина, который вскочил в лифт вместе с ними и который падает, потому что загородил их собой, был их другом. Юрис не помнит, как его зовут.
Они бегут по трапу к крейсеру, пригибаясь под выстрелами, у самого входного люка падает Клеа. Юрис останавливается, поворачивается, наклоняется над пятнадцатилетней девочкой, с которой они всю жизнь были вместе - Клеа, моя подруга, моя сестра, мое второе я! - но из корабля выскакивает отцовский гвардеец и впихивает ее в дверь. Железный лязг, гудение двигателя, пушечный залп - и, втягивая на ходу трап, "Ураган" вываливается наружу через разбитые ворота нижнего ангара.
- Маэстро, госпожа Юрис на борту, с ней все в порядке! - кричит гвардеец в рацию.
Но с ней не все в порядке. Она сидит на коленях на железном полу грузового трюма, в порванном, обожженном выстрелами, заляпанном чужой кровью летном комбинезоне, и тихо воет на одной ноте, раскачиваясь вперед-назад. Клеа! Моя сестра, моя подруга, мое второе я!
"Ураган" содрогается под ударами пушек чужого флота, пробравшегося из Дизита через Грандстрим, судорожно отплевывается. Уходит.
Флагман дизитцев разворачивается, гонится за ним.
- Скорострельными по уходящему кораблю, адмирал, - спокойно говорит тощий белокурый гильдеец, сидящий в свободной ленивой позе рядом с Филиппом Роу.
- Да, господин Эраклеа, - отвечает Филипп Роу необыкновенно почтительно. - Правый борт, скорострельными по гильдейскому крейсеру - огонь!
- Маэстро, у нас недостаточно топлива, - сообщает главный инженер "Урагана" Дагобел. - Предлагаю снять все, что можно, с дизитского корабля.
- Я больше не маэстро, - отвечает бледный лысый человек в грязной белой мантии. - Двигатель в твоем ведении, тебе и решать. Только быстрее, пока нас не нашли.
Когда крейсер свергнутого маэстро отваливает от мертвого "Либерасьона", на борту запасные топливные баки с дизитского флагмана и двое дизитских подданных: судовой повар в страшных ожогах - его обварило кипятком, - и мальчик двенадцати лет с разбитой головой. Оба дышат, но надолго ли - неизвестно. Оба плохи.
Больше живых на "Либерасьоне" не обнаружено.
-6-
Ромашки такие маленькие и наивные, с желтыми жесткими серединками и нежными, узкими белыми лепестками. Растут где угодно, в воде почти не нуждаются, не боятся равнодушных ног, а те идут, не зная о существовании ромашек, и топчут, топчут... Не со зла - просто ноги считают, что они главнее, чем ромашки.
Мы с тобой тоже как ромашки. Нас ничто не берет. Хоть наступи, хоть камень кинь, хоть колесом переедь - выпрямимся снова. И будем смотреть себе в небо и перемигиваться с облаками.
-7-
Горячее солнце бьет через окно прямо в лицо.
Мальчик пытается отвернуться, но получается плохо: голова тяжелая, как каменная, а от попытки пошевелиться начинается болезненный ритмичный стук в висках.
- Свет, - говорит он и не узнает своего голоса: жалкий глухой сип.
- Очнулся, - произносит рядом незнакомый гулкий баритон, перекатывающийся в больной голове, как ядро в железной бочке. - Ну, значит, не помрешь. Здравствуй, парень!
Алекс с трудом поднимает веки. Над ним высокий бледно-зеленый потолок, за окном по ослепительно синему небу бегут белые пушистые облака.
- Парень, - снова окликает незнакомец. Ну что пристал? Не видишь, человеку плохо?
Алекс скашивает взгляд на голос. Здоровенный лохматый молодой мужик разбойничьего вида сидит на соседней койке. У него забинтовано полголовы, но ухмыляется он залихватски.
- Точно, ожил, - радуется забинтованный. - Я Уокер, а ты кто?
Уокер говорит внятно, но со странным акцентом - Алекс никогда раньше такого не слышал. Дома произносят иначе, и гильдейские...
И Алекс вспоминает внезапный грохот, вспышку... и полет через Грандстрим... и лейтенанта Веи...
- Я Алекс, - говорит он слабым голосом, но четко. - Александр Роу, младший сын адмирала Филиппа Роу. Мы шли через Грандстрим и стреляли в гильдейских. Это... Это что - Анатоль?
- Анатолее не бывает, - смеется Уокер.
- Абрикосы, - шепчет Алекс, теряя сознание.
Когда он очнулся снова, на тумбочке возле кровати одуряюще пахли два абрикоса.
-8-
Двенадцать лет. Темные, почти черные волосы отросли, на глаза падает густая неровная челка, которую он время от времени стряхивает набок, смешно вздергивая голову. Начал вытягиваться, поэтому нескладен - ноги и руки слишком длинные, тощий. Шустрый - не ходит, а бегает, везде сует нос. Очень интересуется техникой и оружием. Машины его завораживают, но созерцать их благоговейно он может не долее 7 - 10 минут, дальше ему необходимо узнать, как это устроено внутри. Если вы хотите, чтобы мальчик вам не докучал, дайте ему пару гаечных ключей, отвертку и двигатель, какой не жалко. Пока не разберет до винтика, покой вам обеспечен. Позже можно сказать: "А теперь собери обратно", - и снова надолго воцарится благословенная тишина. Случается, что после таких манипуляций техника, которую вы уже собирались сдать на переплавку, начинает работать.
О машинах может говорить бесконечно, но во всех остальных случаях молчит. Никогда не рассказывает о своей семье. Бывает, забивается в темный угол, сидит там тихо, и лучше его в это время не трогать. Он выберется на свет сам, встряхнет челкой, шмыгнет носом и полезет копаться в каком-нибудь ржавом железе.
В естественном состоянии перемазан машинным маслом, под ногтями траурная кайма, пальцы в ссадинах, ноги в синяках, любимая одежда - какую не жаль.
-9-
Юрис Бассианус сидит на траве, поджав ноги в серых полотняных брюках. Папино поместье. Надо же, у папы, оказывается, есть в Анатоле поместье. Или это ему только что император подарил? Папы нет дома - он в столице.
Дядя Анастас ей не понравился. Он как будто радовался падению клана Бассианусов. "Что, теперь ты частное лицо, Мариус! - гудел он в бороду. - И каково это - с небес да на нашу пыльную землю? Ты слишком высоко сидел, жизни не видел. Ну теперь увидишь..." Но он тоже не знал жизни - из своего заоблачного дворца. Юрис и то знает больше. Она знает, как мало в Анатоле воды, как выжжена трава за пределами отцовского сада. Она убегала в город и познакомилась с местными ребятами. Все в поместье с ума посходили: о боги, госпожа пропала! А она вернулась из Миесса вечером, полная новых странных впечатлений - о которых некому было рассказать, потому что Клеа осталась в Грандстриме. Маленькая окровавленная фигурка в белом летном комбинезоне, рассыпавшиеся светлые волосы... Клеа!
Госпожа Эррин Трелей, приставленная к Юрис местная учительница хороших манер, приходила в отчаяние от вечных серых или коричневых брюк с карманами и линялых маек, которые подопечная всегда умудрялась где-то находить. Платья с оборками пылились в гардеробной вместе с шелковыми лентами для волос. Дикая гильдейка, ничего не понимающая в приличиях. Убегает при первой же возможности в Миесс и носится там с самой простецкой ребятней. Как прикажешь с такой заниматься? Не то что не слушает - ее и дома-то нет! А потом является из столицы господин Бассианус - и откуда что берется! Глаза опущены, прическа волосок к волоску, даже платье приличное, приседает, как положено: "Да, папа, конечно, папа"...
Вчера она сказала: "Нет, папа". Нет, она не поедет в столицу и не будет жить во дворце. Конечно, отец скучает без нее, но он все равно занят с утра до вечера своей непостижимой политикой - дядя Анастас моментально привык к его советам. Отец долгие годы правил Гильдией; столько, сколько он, никто не знает ни о Гильдии, ни о Дизите. А Дизит при новых гильдейских правителях обнаглел и так и валится на анатольские головы из Грандстрима. Император Анастас спешно модернизирует флот: воздушная война разгорается все шире и шире.
Юрис сидит на траве в тени цветущей оливы, поджав под себя ноги в серых полотняных брюках, и размышляет - не пора ли уже дунуть через забор в город? Там Никос, Агата и Катти, а Лиз обещала показать катер, на которых они тут летают - ваншип. Юрис расспрашивала об устройстве двигателя и приборах, но мало что поняла из объяснений. Какая-то совсем другая, примитивная, но эффективная машина.
Вот чего ей действительно хочется - так это летать. Ей кажется, что в небе Клеа снова будет рядом - серьезная, немного занудная, такая надежная Клеа.
Наконец она встает, небрежно отряхивает брюки и выбирается из сада. За оливковой рощицей стена растрескалась и оплетена плющом, очень удобно.
Когда она соскальзывает по наружной стороне стены, ее ушей достигает крик менторши: "Госпожа Юрис!" Поздно. Госпожа Юрис со всех ног бежит к городу.
Никос сказал, что богатые дети учатся летать в военно-воздушной академии. Некоторые бедные тоже - за казенный счет. Но у Юрис богатый папа, ей не нужна стипендия.
Об этом стоит подумать.
-10-
Когда живешь войной, не замечаешь, как умираешь.
Когда живешь политикой, не замечаешь, как умирает твоя душа.
Когда живешь любовью, не замечаешь, как умирает любовь.
Я попытался жить и тем, и другим, и третьим одновременно. И не заметил, как ничего не осталось - ни любви, ни души, ни меня самого.
Не слушай меня, я несу чушь.
Впрочем, ты и не слышишь - меня ведь нет.
-11-
Господину Мариусу Бассианусу
Маэстро!
Договорился с талантливым местным инженером, владельцем верфи Уокером о разработке известного Вам проекта. Наш корабль, безнадежно разбитый, со вниманием изучается. Починить его не удастся, да он и слишком приметный, чтобы стоило этим заниматься. Мы снимем с него двигатель, отладим и используем в новой конструкции.
Уокер деловой человек и умеет держать язык за зубами. А кроме того, это именно он умудрился подбить наш крейсер, когда мы вывалились из Грандстрима неподалеку от его заведения - что много говорит об Уокере как знатоке военной техники. Думаю, с ним необходимо сотрудничать. Он действительно лучший.
О дальнейшем продвижении проекта буду сообщать по мере развития ситуации.
Рессиус Дагобел
PS. Помните дизитского мальчика, которого мы подобрали в Грандстриме? Уокер пригрел его. Очень смышленый ребенок. Я показал ему, как ходят шахматные фигуры, так вчера он умудрился поставить мне мат. Думаю позаниматься с ним на досуге.
PPS. Уокер набросал первые эскизы по нашему проекту. Прилагаю чертежи.
-12-
Девушка во флотской униформе, с волосами, завязанными в небрежный узел, девушка в дешевых грубых брюках и линялой майке, девушка в кремовом с золотом бальном платье, девушка, лежащая в моих объятиях, девушка, к которой я прижимаюсь всем своим несуразным юношеским телом, моя, моя... девушка в летном комбинезоне, волосы плещут по ветру, девушка, которую я потерял и никогда не найду, девушка, которая умирает во мне каждую ночь и все же жива, потому что еще живу я, девушка, которую убило небо, девушка...
Я брежу, любимая. Прости. Больше не буду.
-13-
- Где гаечный ключ на восемь?
- Спроси Алекса, он брал.
- Алекс! Опять не положил инструмент на место?
- Несу, Альфи, уже несу!
- Что ты там строишь?
- Не строю, а перебираю двигатель.
- Ну-ну, - проворчал Альфи, принимая ключ. - После тебя, сдается, этот двигатель ничего двигать не сможет.
- А вот и сможет! - на щеке и лбу у мальчишки черные пятна, руки и того краше. Темные дизитские глазищи азартно блестят. - Спорим, он даст сто узлов!
- Нет, сто узлов он никак не даст. Это же старая вангеновская развалюха, ей лет тридцать. Не больше шестидесяти, парень.
- Спорим - сто?
- На что спорите? - вмешивается подошедший Уокер.
- Тебе лишь бы ставки принимать, - ворчит Альфи. - Десять против одного, что вон та рухлядь больше шестидесяти узлов не выжмет. Если вообще взлетит.
- Сто, - мальчишка горячится, даже подпрыгивает слегка. - Сто, и ни узлом меньше!
- Букмекер, - фыркает Альфи. - Ставлю десять клавдиев.
- Ставлю сорок на Алекса, - говорит молодой механик.
- Двадцать на Альфи.
- Пятьдесят на Алекса.
Уокер собирает деньги, Альфи доказывает, что выигрыш уже в кармане у его сторонников. Потом оглядывается:
- Где Алекс-то?
Мальчишка зарылся по уши в старую машину, только тощая задница, обтянутая рабочим комбинезоном, торчит.
Входит Дагобел, окидывает взглядом суету, прислушивается к разговорам.
- Сто клавдиев на Алекса, - говорит он, протягивая Уокеру деньги. - Пока вы тут развлекаетесь, парень работает. У него все получится, а вот у вас...
В голосе его звучат обещающие неприятности нотки, и механики поспешно берутся за инструмент.
Уокер косит единственным глазом на Дагобела, хмыкает, бурчит себе под нос:
- Гильдия, чтоб ее...
-14-
На огонь можно смотреть бесконечно. Он то гудит, то затихает, оранжевые и синие язычки прихотливо изгибаются, пляшут, меняются, угли стреляют, шипят, рассыпаются, покрываются седым пеплом. Я поднимаю корявый сук, ворошу костер. Пламя веселеет, взлетают крошечные золотые искры, и вьются, вьются, отражаясь в зеркальной водной глади.
Где и когда это было - озеро, ночь, костер? - я не помню. Но ведь было.
Я зажигаю свечу и долго смотрю, не в силах отвести взгляд, на жалкий узкий огонек.
Свеча - тень костра, как костер - тень пожара.
Я тоже тень того, кем мне не стать никогда.
Наступает рассвет, и мы гаснем.
-15-
Двое сидят на крыше дока.
- Здесь другие звезды... - Алекс смотрит в небо, запрокинув голову.
- Ну, не все, - отзывается Рессиус. - Просто некоторые на других местах.
- У нас общее небо, - Алекс вздыхает совсем по-взрослому. - Небо общее, а жизнь разная... Рессиус, почему?
- Почему в Анатоле жарко, а в Дизите холодно?
- Нет, это-то ладно... Почему люди воюют?
Дагобел пожимает плечами.
- Ваши замерзают и рвутся к теплу. А наши делят власть. Но знаешь... войны обязательно кончаются, и приходится договариваться.
- Война кончается, когда кто-нибудь победит. Как ты думаешь, победят наши или ваши?
- Кто - наши? - спрашивает Дагобел. - Маэстро Мариус? Или маэстро Эдонис Эраклеа?
- Маэстро Эдонис - это, выходит, наши? - Алекс кривится. - Рессиус, я его видел, он мне совсем не понравился. Лучше пусть победит маэстро Мариус.
- Тогда ваши, дизитские, проиграют вместе с Эраклеа...
Алекс замолкает, хмурит брови.
- Знаешь, Рессиус, - говорит он после долгого раздумья. - Пусть лучше выиграет твой Мариус. А потом наши дизитские будут договариваться. С ним. А не с этим Эдонисом.
- Это было бы совсем неплохо, - вздыхает Дагобел. - Но пока что мы проиграли.
- Папа тоже проиграл, - бросает Алекс. - Совсем. Насмерть.
- А ты победил, - замечает Дагобел. - Ты жив.
- И ты, - отвечает Алекс. - Ты тоже жив. Покажешь мне чертежи корабля?
- Покажу. Пойдем.
Они спускаются в комнату Дагобела. На столе расстелены чертежи.
- Она красивая, - говорит Алекс. - Серебристая.
- На эскизе - да, - Дагобел улыбается. - А уж как будет потом, в натуре, - поглядим.
- Серебряная, - повторяет Алекс. - Рессиус, ты возьмешь меня в команду, когда ее построят?
- Обязательно. Выучишься - обязательно возьму.
- Механиком?
- Механиком я бы тебя хоть завтра взял. Нет, ты можешь больше. Выше бери. Офицером. Если будешь заниматься. Задачу решил?
Алекс потупляет глаза.
- Ясно, - Дагобел качает головой.
- Я решу!
... За иллюминаторами давно ночь. Дагобел подходит к столу, смотрит на мальчишку. Уронив голову на исписанный формулами, исчерканный лист, Алекс спит, посапывая. Инженер трогает его за плечо, парнишка поднимает голову, смотрит сонно. На щеке чернильное пятно. Дагобел подталкивает мальчика к койке, тот покорно падает поверх одеяла и засыпает снова.
Рессиус смотрит на лист.
Задача решена. Вдвое короче, чем предполагал учитель.
-16-
Иногда под свист ночного ветра меня одолевает бес - бес сомнений. Я смотрю в синюю темноту и думаю: правильную ли сторону я выбрал тогда? А потом накатывает жаркая волна стыда. Разве был у меня выбор? Нет, не так: разве мог я выбрать другую сторону?
Надо шикнуть на беса и прогнать его. Но я медлю.
Выбираю...
Иногда мне кажется: если бы я выбрал тогда иначе, она была бы жива.
И ненавидела меня?
Выбираю...
-17-
Господину Мариусу Бассианусу
Маэстро!
Проект наш продвигается успешно. Отчет прилагаю.
Хочу обратить Ваше внимание на юного Алекса Роу, о которым я уже писал Вам. Мальчика необходимо учить, способности его явно выше среднего. Не могли бы Вы поспособствовать его поступлению в хорошее учебное заведение? Идеальна была бы военно-воздушная академия: мальчик проявляет интерес ко всему, что связано с полетами. Уокер готов оплатить обучение, но без Вашего содействия, полагаю, не обойтись: Алекс не анатолец.
Заранее благодарен.
Рессиус Дагобел
Господину Рессиусу Дагобелу
Здравствуй, друг!
Александр Роу может быть зачислен в Анатольскую военно-воздушную академию с будущей осени. Для процедуры оформления гражданства необходимы следующие сведения: 1. Дата и место рождения. 2. Ближайшие родственники. 3. Если таковых не имеется, - опекуны. 4. Личное прошение Александра Роу о предоставлении анатольского гражданства. Образец прошения прилагается.
Рессиус, наверное, будет проще, если одним из опекунов буду я сам. Пришли ко мне мальчика, я хоть посмотрю, за кого теперь придется отвечать.
Мариус Бассианус
-18-
Ей нравилось летать. Это была самая большая радость ее жизни.
Переворот лишил ее всего, к чему она привыкла с детства, и вернуть утраченное было невозможно.
Кроме полета.
Подняться в небо снова, дышать небом, жить в небе.
Она тоже была крылата. Она вернулась в небо.
Однажды она осталась там навсегда.
-19-
Алекс входит вслед за анатольским офицером в синей форме в огромный холл столичного дома господина Бассиануса. Мраморный узорчатый пол такой гладкий - как бы не поскользнуться. Высокие окна, за которыми синее анатольское небо. Посреди холла журчит фонтанчик с чистейшей водой.
Офицер протягивает пакет с бумагами чопорному слуге в зеленой с золотом ливрее.
- Идите за мной, молодой господин, - говорит слуга.
Алекс идет, озираясь. Такого дома он никогда не видел. Очень светло. Все блестит. Камень и металл. Дерево - только перила на широкой лестнице, застеленной толстым ковром.
Кабинет. За столом сидит немолодой лысый гильдеец. Клеймо на лбу, пронзительный взгляд.
- Здравствуй, Алекс Роу, - произносит гильдеец, отсылая слугу движением острого подбородка. Тот кланяется, кладет на стол пакет и испаряется.
- Здравствуйте, господин Бассианус, - отвечает Алекс, глядя прямо в глаза гильдейцу. - Вы теперь мой опекун?
Бассианус рассматривает подопечного. Высокий для своих тринадцати лет, нескладный, глазастый. Темный, темнее большинства здешних. Лицо упрямое. У этого мальчика есть характер.
- Дагобел писал мне, что у тебя талант влезать куда не надо и когда не надо, - говорит Бассианус. Мальчик опускает глаза на мгновение, потом снова смотрит - прямо и, пожалуй, нахально. - Я предпочел бы, чтобы это случалось как можно реже.
Мальчик молчит, смотрит.
- Я взял на себя ответственность за тебя, Алекс Роу. Не подведи меня.
Мальчик хочет что-то сказать, но Бассианус останавливает его движением руки.
- Ты тоже теперь анатольский гражданин, - как и я, - и через полгода станешь курсантом военно-воздушной академии. Вероятно, тебе придется в будущем воевать и против Дизита. Ты это понимаешь?
- Да, - говорит мальчик.
- Что ты об этом думаешь?
Алекс смотрит прямо в глаза бывшему правителю Гильдии.
- Войны заканчиваются, и приходится договариваться. Я сделаю все, что смогу, чтобы Дизит договаривался с вами, господин Бассианус.
-Ого, - Бассианус слегка улыбается. - Хорошо. Иди, Алекс Роу. Арраниус! Покажи молодому господину дом. Он останется на ужин, затем вернется к своим друзьям. Помни, Алекс Роу, ты обещал меня не подвести.
- Да, господин Бассианус.
Мальчик слегка кланяется и выходит вслед за дворецким.
- Возможно, тебе действительно многое предстоит, Алекс Роу, - говорит Бассианус, оставшись один. - Войны заканчиваются, так? Ну-ну... Чтобы они заканчивались, приходится много воевать, мальчик. Ты это еще поймешь.
-20-
Судьба любит описывать круги. Кажется, движешься вперед, а смотришь - снова на том же месте.
Я уходил, чтобы не вернуться. Скрип, скрип - с кряхтеньем проворачивается колесо, и те, кого я покинул, идут мне навстречу - и не узнают меня.