До пенсии ему оставалось четыре месяца. Он плохо представлял, что станет делать, когда больше не надо будет вставать ровно в шесть, слушать гимн из радиоточки, готовить бутерброд сейчас и два с собой.
В КБ все были молодые. Даже те, кому за сорок. Ему до пенсии оставалось ещё четыре месяца.
Чертёжники, художники. Даже на "почтовом ящике" жизнь била ключом. И поддать находилось время, и поприкалываться. Бородатый Саня был мастером на шутки и розыгрыши. Он ненавидел Саню.
Регулярно становиться объектом дурацких шуток, слушать, как гогочут идиоты, и застенчиво улыбаться было невыносимо. Один раз он испытал чувство настолько феерическое, что долго потом мысленно проигрывал эту историю, и смаковал детали.
В туалетном предбаннике, приспособленном для курения, он наливал воду в эмалированную кружку - захотелось чая. Саня зашёл с беломориной в зубах, чиркнул спичкой, искра кометой прочертила воздух и скрылась в его бороде. Раздался непередаваемый звук, и борода вспыхнула. Саня клеил макет, работал то ли с дихлорэтаном, то ли с ацетоном, его пары пропитали бороду и мгновенно вспыхнули. Он даже не обжегся, но борода сильно пострадала, и, главное, он выглядел дураком - таким, каким обычно выглядела его главная жертва.
После этого события надо было реабилитироваться, и шутки посыпались из Сани как из рога изобилия.
До пенсии оставалось четыре месяца. Пришлось отдирать от стола любимую кружку, приклеенную намертво каким-то "оборонным" клеем. Он чуть не упал, когда выяснилось, что его тёплые клетчатые тапочки прибиты к полу гвоздями...
Он считал дни.
Ему поручили сделать отмывку интерьера самолёта на большом планшете. Работа долгая и кропотливая. Как раз на несколько месяцев. Он ушел в неё с головой. Слой за слоем наносил очень жидко разведённую китайскую тушь. Кресла, иллюминаторы постепенно проявлялись, как фотография в кювете с проявителем.
Он решил закончить накануне последнего дня работы. Можно было и раньше, но что бы он тогда делал оставшиеся дни? Тончайшей кистью, час за часом, он прорабатывал крошечные детали. Было даже немного грустно - ведь он точно знал, что на заслуженном отдыхе никогда больше не возьмёт в руки кисти и карандаши.
- Давай, давай быстрее, он воду наливает!
Саня пристраивал виртуозно вырезанную из чёрного целлулоида кляксу на планшете Петровича. Он старался расположить её так, чтобы она обязательно попала на изображение. В этом случае настоящую кляксу невозможно срезать бритвой и работу надо делать заново. На краю стола он поставил баночку с тушью, мол, кто-то шел, зацепил...
Он зашел в комнату, положил кипятильник в кружку, вставил штекер в розетку. И только после этого заметил кляксу. Его и без того острый нос заострился ещё больше, лысина мгновенно покрылась капельками пота. Все приготовились смеяться. Но тут он схватил со стола баночку с тушью.
- А, пропади всё пропадом! - он наотмашь хлестнул по планшету чёрной струёй туши.
Целлулоидная клякса отделилась от плоскости бумаги и осенним листком мягко спланировала на пол.
Скорая помощь выехала за ворота. Из окна курилки за ней наблюдали конструкторы и художники.