Год назад, когда я переправился вброд через Кокшагу, увидел огни наших стоянок на другом берегу, возникло чувство, что я покидаю не просто Радугу - а надолго покидаю мою Родину, мой Народ.
Хипи- кочевой народ, поэтому у нас нет постоянного Дома, и, с другой стороны, наш Дом - везде! Наш Дом - дорога и странствия. Каждый год хипи всего региона (страны, а то и нескольких стран) собираются на два - три месяца в одном месте. Это место специально выбирается в труднодоступных районах, чтобы случайные люди не могли нарушить гармонию и особый дух такого места. И вот, в лесу, в нескольких часах ходьбы от ближайшей деревни, вырастают сотни шатров.
И это место называется Радуга. Радуга - это Дом хипи. Это десятки стоянок, сотни уютно притаившихся в лесу палаток. И тишина, изредка нарушаемая мелодией одинокой флейты, чьим-то негромким пением, или звуком чистого весёлого смеха. А хипи всё продолжают и продолжают приезжать.
Здесь общаются, обмениваются знаниями и опытом, совершают обряды и священнодействуют, здесь решаются проблемы, касающиеся всего народа хипи.И каждого вновь прибывшего встречают одной фразой:"Добро пожаловать Домой!". Здесь в любое время суток люди приветствуют друг друга словами "Доброе утро!".
Здесь нет алкоголя, наркотиков, телевизоров, городского шума и суеты. Здесь мудрые шаманы слушают мир, Мамочку Землю. Они учат совсем ещё маленьких ребятишек понимать лес, слышать голоса деревьев и цветов, чувствовать биение жизни в каждой травинке. Ведь, чтобы ощущать гармонию природы: взаимосвязь каждой капли реки, облаков в небе, и каждой искорки костра с шелестом ветра в листве, с игрой теней на стене типухи, с пением птиц и с самим собой - необходимо не просто смотреть, но - видеть, не просто слушать, но - слышать. Чувствовать изнутри и понимать всем сердцем.
Здесь не нужна защита, ставшая привычной в городской сутолоке. Здесь не нужна одежда и другие условности. Здесь нужна чуткость и нежность, потому что легко ранить ничем не защищённую душу, нечаянно нарушить священнодействие, или сбить тонкую настройку канала. И каждый человек старается ко всем относиться очень бережно, чтобы невзначай не сделать больно.
Заканчивается день общения и медитации. Сгущаются сумерки. Загорается огонь на центральной поляне. И в созвучие ночных шорохов, в потрескивание горящих дровин и в журчание воды, едва слышно, но, постепенно набирая силу, становятся слышны звуки тамтамов, флейт, бубнов, хамусов, скрипок и гитар. Им вторят негромкие людские голоса. И вот, в такт биению языков пламени, покачиванию ветвей деревьев и непрерывному течению подсвеченных закатом облаков, вплетаются плавные движения танцующих людей. И рисунок танца людей является гармоничным продолжением Танца Огня, Воды, Неба, Деревьев и Ветра. Их руки напоминают и колыхание трав, и переплетение ветвей, и полёт вспорхнувшей птицы. Их тела сплетаются подобно стремительным изгибам пламени костра. Их дыхание сливается с дуновением ветра.
Но вот тишина окутывает лагерь. В сумраке, глядя на тающую в волнах лунную дорожку, сидит красивая девушка с малышом на руках - они встречают рассвет. Где-то на берегу покуривает трубку шаман. И Лес недремлющим оком присматривает за спящими. И первые золотистые солнечные лучи, поднимаясь над кронами деревьев, согревают Дом Хипи - Радугу.
А через 2 - 3 месяца, шатры и палатки исчезают, и Лес становится прежним. Заботливые руки закладывают кусочками дёрна отслужившие кострища, поливают дёрн водой, чтобы быстрее прижился, восстановился. Никто не оставит после себя не одного окурка. И только узенькие тропинки, протоптанные сотнями босых ног, какое-то время будут напоминать Лесу о Радуге. А потом и они зарастут густой травой.
Я вернулся!
... Вокруг стояли мёртвые типухи, и я услышал тишину. Мертвую страшную тишину. Я увидел каркасы типух, и от них не тянулись каналы к Небу. Я включил слух - и не услышал никого из наших шаманов - защитников народа хипи. Я увидел мертвые глаза Слона - они отняли у него все, даже имя. Он называл себя Африка, потеряв свою последнюю зацепку, чтобы остаться в живых - свой тотем. И я увидел сектантов.
Мертвые - они шли на меня. Их глаза горели фанатизмом и страстью разрушения. Они делали вид, что взывают к Джа, но тот, кто отзывался, был окутан непроницаемой зловещей аурой. И не было в том, кто отзывался, легкого стремительного бега, и не было священной запредельной любви, любви до полного растворения во всем, что любишь, не было нашего Бога. Был чужой Бог с его тяжелым стремлением к полному владычеству. С его жуткой жаждой рабского повиновения. С его излюбленными кровавыми методами насаждения единственной, имеющей право на существование, веры в Себя - Единого.
Они шли, мертвые, и их руки были по локоть в крови детей нашего Народа.
Я собрал все силы, до которых мог дотянуться и ударил. Ударил прямым направленным лучом туда, откуда тянулись нити к страшным, идущим на меня зомбям.
Я услышал:
- Откажись от насилия!
Эта фраза долгое время была силой нашего народа.
- А вот не буду! Делайте со мной что хотите, но я отказываюсь от насилия! - и враги были вынуждены отступить, не в силах ничего сделать.
А сейчас эти слова шептали мертвые губы моего Родича, совсем недавно живого, совсем недавно одной со мной души и одной со мной крови. Уже мертвый он продолжал повторять эту фразу. Уже мертвый, уже забывший смысл того, о чем говорит....
Позже, гораздо позже, через мой флэт проехал один из оставшихся в живых моих соотечественников. Я удивился и возрадовался, увидев его - живого!
- Ты не знаешь, что происходит? - спросил я.
- Не знаю, - ответил человек, - я стараюсь не останавливаться ни на секунду, только на трассе можно услышать ещё голос Джа.
Это было много позже, а тогда...
...Сотни выстрелов прогремели в ответ, и я даже не мог понять, откуда. Я пытался посылать разряды обратно по свежим каналам, но не достиг цели. А вокруг меня все кипело и взрывалось.
Стояли мертвые каркасы наших типух и мертвые губы моих соотечественников шептали: "Покорись, откажись от насилия!".
Мёртвые... Они забыли, что "откажись от насилия" не значит - " покорись", а ещё вчера, будучи живыми, они это знали.
И их мертвые руки кидали в меня камни. И сектанты, называющие себя растоманами, добивали последних выживших.
Мертвое. Все вокруг мертвое, а снаружи кажется зеленым и цветущим. И сама Земля - наша любимая мамочка Земля - содрогается в агонии, а мы, дети Земли, дети Неба и дети Цветов - ничего не можем сделать!
Все мертвы. Не слышны голоса наших шаманов! Не слышен смех наших детей! Только боль, горечь и слезы. Потому что мы - последние, оставшиеся в живых, разбросаны по Миру. И на нас - выживших - лежит единственная надежда на возрождение нашего Народа.Событие относится к Радуге 2004,
Видение было в конце февраля 2005
и записано сразу же.
Предисловие автора.
За спиной осталась умирающая Радуга. Угасающие очаги типух. Это погибал мой народ. Единственный народ, который я мог назвать своим, таял и угасал. Почему мой народ гибнет?
Трасса уносила меня.
Быстрее! Неси меня, трасса! Веди меня, папа Джа! Я - один из последних выживших. Я должен найти ответы на вопросы. Только бы успеть! Успеть найти ответы и привезти их до того, как мой народ исчезнет окончательно.
Мой хороший друг, президент Сибирской Ассоциации Боевых Искусств, Михаил Натуральный, однажды повторил фразу восточного мудреца: "Каждое явление имеет три стадии: развитие, расцвет и умирание". Имеет. Но почему никто даже не пытается раскопать причину? Причину, по которой каждое явление имеет три стадии: развитие, расцвет и умирание? Имеет, и все. Так сказал древний мудрец. И это подтверждено многочисленными фактами. Но вопрос - почему? - так и остается без ответа. Так, и все тут.
Мы попытались найти ответ на этот вопрос. Когда явление развивается, формируется определенное ядро людей, которое двигает это явление. Эти люди полны энтузиазма. Но почему, за расцветом приходит умирание? Когда явление зарождается, в его основу закрадываются некоторые ошибки, какие-то утверждения и образ мыслей, несовместимые с самой основой этого явления. Вначале, на порыве, на энтузиазме людей, трудности легко преодолеваются. Потом наступает расцвет явления. Оно уже не держится на каждодневном рывке, на постоянном энтузиазме тех, кто зародил это явление, и оно течет само, подобно лавине. Это расцвет явления. И вот тут начинают сказываться заложенные в самом начале ошибки. Легко преодолеваемые на порыве и энтузиазме, сейчас, когда явление перешло в фазу расцвета, эти ошибки становятся помехой, силой трения на пути лавины. И постепенно скорость потока падает. Поток превращается в болото. Так наступает увядание.
Я не хотел остаться один на развалинах моего народа. Я не мог допустить, чтобы мой народ угас, подобно большинству явлений. Как сделать народ бессмертным? Найти ошибки, заложенные в самом начале. Найти и искоренить их, пока они не превратились в неискоренимые традиции постепенно деградирующего народа.
И я отправился в путь. Отправился на поиск изначальных ошибок, и ответов на вопросы. Я должен успеть, должен понять, как вернуть нашему народу бессмертие.
Дорога вела меня на Байкал.
Я верил, что Мудрейший Дух Байкала поможет мне.
Если бы я знал, к чему приведут мои поиски!
Стремясь вернуть бессмертие своему народу, я наткнулся на силы, пытающиеся уничтожить всю Землю.
Книга I
Введение.
Не перевелись еще волхвы на Земле Русской. Вот и сейчас седой, древний, но крепкий и стройный кощун сидел на залитой солнцем поляне. Волхва знали и помнили таким же седым, да крепким еще дедушки и бабушки нынешних ребятишек, когда сами были детьми. Знали, что в любой момент он может легко подпрыгнуть, взвалить на плечо увесистое бревно или взбежать на крутую гору, на которую молодым приходится долго карабкаться и пыхтеть, восстанавливая сбитое дыхание.
Волхва окружила толпа ребятишек. Дети знали, что волхв обязательно расскажет сказку, только попросить надо правильно, и слушать, слушать хоть целый день.
- Дедушка кощун!
- Дедушка кощун! Расскажи нам сказку!
- Какую? - глубоким низким голосом спросил волхв, взглянув на детей из-под грозных седых бровей
Дети примолкли набираясь храбрости. Маленькие детские глазки - бусинки посматривали то на волхва, то друг на друга.
- Расскажи нам дедушка-волхв про Белую Волчицу, - маленькая девочка слегка побледнела, но не опустила глаз, не отвела от волхва прямого взгляда.
Грозный взгляд кощуна из-под тяжелых нависших бровей окутывал ее целиком и, казалось, пронизывал до самого сердца. Но где-то в глубине, эти глаза смеялись.
"А молодцы, ребятишки", - подумал волхв, - "Не веселую сказку со счастливым концом попросили, а суровую правду наших дедов и прадедов знать хотят".
- Ну - хорошо, - согласился кощун, - будет вам про Белую Волчицу. Слушайте...
И он повел длинную кощуну о деяниях Богов и героев. А дети затаив дыхание, слушали старого волхва.
- Многие из ваших отцов и дедов видели сами, или слышали от щуров-пращуров про Белую Волчицу. Одни говорят - показалось. Другие уверены, что и впрямь видели.
Когда горит Лес, и сама Земля содрогается стоном, и сердце разрывается от боли так, что нет мочи терпеть, многие, кому доводилось быть при этом, видели у самой кромки огня огромную белую волчицу. Может ли волк придержать пламя? Может - да, а может и нет. Она всегда бежала последней, почти окутанная пламенем, как бы прикрывая собой остальных. И пламя, как будто замедляло свой бег. А иногда и останавливалось вовсе. Кто видел сам - кто слышал от щуров-пращуров, но даже самые древние старики не могут сказать, кто и когда впервые увидел Белую Волчицу.
Началась эта история в давние-давние времена. Когда еще не знала Земля - Матушка тяжелой поступи Чернобога. Когда рабы Чернобоговы еще не топили в крови детей Земли-Матушки. Когда детей наших не приносили в жертву владычеству Чернобогову и не надевали на них тяжелых рабских ошейников. Когда никто не смел запретить детям нашим говорить на родном языке и называться славянскими именами. Когда каждый живой был свободен с первой искорки жизни зарождавшейся в нем, еще в утробе матери. Когда каждый рожденный был свободен с первого до последнего вдоха. И только ИЛ - движение сердца, сила Любви, направляла его поступки.
Когда легенды о Чернобоге казались далекими и несбыточными. И только тридцать великих духов-защитников Земли-Матушки в рассказах своих напоминали людям о том несметном войске, что пришло с Чернобогом из-за края Неба. И о Великой Войне, когда закрыли они собой Землю-Матушку и разбили войско Чернобогово, и рассеяли остатки его. И сам Чернобог вынужден был скитаться и прятаться по Земле, чтобы не попасться одному из них.
Тогда сами Боги; кто учит людей жить и любить, расти и развиваться, чувствовать и познавать Мир, кто учит каждого по выбранному им пути, - не верили всерьез, что Чернобог когда-нибудь сможет собрать войско, равное по силе прежнему. Что живые не до конца отстояли свое право на жизнь, а Чернобог далеко не разгромлен. Что Великая Война не закончилась, а это лишь самое ее начало.
Когда новые рабы Чернобоговы пришли на Славянскую Землю, они уже не сражались лицом-к-лицу с защитниками Земли-Матушки. Добрые лица и ласковые вкрадчивые голоса прятали их наполненные ядом сердца. И когда перед ними открывали все двери, и впускали их, как дорогих гостей, лишь тогда коварно вонзали они свои ядовитые кинжалы в спины ничего не подозревающих россичей. Войдя, как добрые гости, стали они топить в крови славянские города и селения, огнем и мечом насаждая веру Чернобогову.
КРЕЩЕНИЕ НОВГОРОДА
Но ветры подули недобрые
В паруса запредельным врагам.
И многие падали в ноги
Чужим иноземным врагам.
Живете теперь, страдаете
Под пятою Бога жестокого.
Рабами его прозябаете,
Забыв нашу Мать светлоокую.
А были когда-то свободными
С ветрами в косы вплетенными.
И были мы непобедимыми,
Но стали, увы, побежденными.
Ирина Капитанова.
Земляне
Русалочка плыла по течению вдоль самого дна, легкими движениями лавируя между камней. Ее звали - Лайла, что на языке коренных жителей Земли означало: юная, звенящая, неугомонная, светящаяся, вечно смеющаяся. Ее золотистые волосы приобрели чуть зеленоватый оттенок - слишком долго она не жила на поверхности. В тот день она очень явно почувствовала голос Мамы. Мама сказала, прячьтесь: скоро придут Очень Злые, они принесут с собой Страшное, то, от чего умирают Первые дети.
До этого они жили на поверхности и прятались, кто в лесу, кто под водой, когда приходили полукровки. Полукровки получились от Первых детей и людей издалека, тех, чей Папа-Фаэтон погиб, и Мама-Земля усыновила их. Теперь их называют Вторыми детьми.
Те, кто общался с ними, говорит, что они какие-то странные. Для них: он сам, еще человек, цветок, дерево, облачко - это все отдельные существа, совсем отдельные. Они не умеют то сливаться, то частично отсоединяться - они отдельные совсем и всегда. Это не умещалось у нее в голове: как это - быть совсем отдельным - не видеть лес глазами птицы, не слышать, о чем говорят деревья, не распускаться в лепестках распускающегося цветка. А как же они тогда делают священное слияние - если ты не можешь проскользнуть внутрь любимого и раствориться в нем, а он не может проскользнуть внутрь тебя, и раствориться в тебе. А еще говорят, кто-то из них может быть заодно с Очень Злыми, несущими с собой Убивающее, потому что им не больно, когда умирает кто-то другой.
Очень Злые надеются как-то пропитать Убивающимвсех детей - и тогда вся кожа Мамы покроется ровным слоем Убивающего, и оно убьет ее.
Но Первые дети умирают, прикоснувшись к Убивающему. Говорят Вторые дети могут прикоснуться к Убивающему и остаться в живых, и полукровки унаследовали от них эту черту.
Люди прятались от полукровок не потому, что не любили или не доверяли им, просто никогда не известно, кем родится их ребенок, будет в нем жизнь Первых детей или Вторых. И иногда, очень редко, в нем даже мог родиться кто-то из Очень Злых. А значит в любой деревне мог оказаться один или двое таких, кто заодно с Очень Злыми. Если он наведет Очень Злых на деревню, они принесут с собой Убивающее и уничтожат деревню.
Сейчас опасность нависла над большей деревней полукровок в дне, ночи и дне пути вверх по течению. Лайла просто чувствовала ее, буквально, на ощупь.
И самое страшное было в том, что деревня сама не могла защититься от этого. Те защитники, которые жили сразу за околицей деревни, могли защитить только от видимого глазами, поэтому Лайла очень торопилась, торопилась домой, посоветоваться с остальными.
Новгород
Дружинные дома Новгородского князя стояли чуть за околицей. Так, чтобы город всегда был виден, чтобы случись что - поспеть.
Князь сидел за дружинным столом и задумчиво разглядывал заморский кинжал с резной рукояткой.
Ратимир - лучший кметь в дружине, - мерил шагами комнату.
-Отчего, Ратимир, с северных застав третьего дня была весточка - не видали норвежских ладей в Ладоге. С Киевом вроде мир - неоткуда ждать подвоха.
-Не знаю, княже. Беспокойно мне что-то. Что-то громовое колесо огнем горит.
-Хочешь, сам с дозором сходи, все проверь. Не вижу я, откуда бы к нам пришло что недоброе.
Волхвы
Тильда сидела у ручья и смотрела, как струится вода. Странное чувство, как будто зовет кто-то. И говорит на каком-то древнем наречии, как будто и думает по-другому. Странное чувство. Берегиня выложила круг из камней и разожгла костер.
Она долго смотрела на огонь, и через огонь на воду. Постепенно ее тело стало покачиваться в такт перекатам ручья и язычкам пламени. Постепенно, волна за волной, Тильда начала растворяться. Тело берегини продолжало покачиваться, а сама она стала костром и играла язычками пламени. Стала ручьем, и заструилась и потекла, перекатываясь по блестящим круглым галькам. Стала деревом и зашелестела на ветру зелеными листочками. Стала синим колокольчиком, что рос у нее за спиной, и потянулась всем стеблем, распуская сиреневатые лепестки.
Она увидел тех, кто звал ее. В глубине, на дне реки они танцевали под перекаты волн. Их красивые тела плавно изгибались, их руки скользили и сплетались в узоры.
Постепенно берегиня начала различать их речь. Речь чувств и ощущений. Так с ней говорила Земля, когда она слышала ее голос. Речь чистокровных детей Земли. В ней была половина той же крови, что текла в них. Вторая половина была от высоких стройных людей, детей погибшего Отца. Когда-то очень давно его можно было увидеть в небе, как маленькую синеватую звездочку. Сейчас тысячей отдельных каменных глыб - его разорванное тело - плыло по небу, так далеко, что их нельзя было увидеть.
Первые дети продолжили свой танец. Что они хотели сказать ей. Тильда с трудом разбирала слова.
Чувство опасности... Большая деревня у реки... Очень большая... Знакомые очертания. Новгород?! Откуда-то с юга... Через двенадцать дней... Дружина беспомощна. Помочь могут только волхвы... Кмети даже не увидят того, что на них нападает...
Знакомая сосна, древняя, разлапистая, в три обхвата. Под ней притаилась хижина Велимудра. Тильда тихонько постучала в дверь.
Заходи - голос прозвучал прямо в мозгу.
- Ты знаешь про деревню русалок вниз по течению от Новгорода?
- Слухи, дочка, только слухи, никто не знает, есть ли эта деревня на самом деле.
- Велимудр, они выходили на связь. Со мной сегодня днем.
- Почему же тогда они не вышли на связь со мной?
- Не знаю, Велимудр, может быть я больше настроена на их волну?
- Тильда, ты же знаешь, что я сильнее тебя. Ты только учишься. Если услышала ты, то я должен был услышать. Может быть, ты поймала видение из давно минувших дней?
- Велимудр! Новгород в опасности!
- Я проверю, Тильда, Новгород и все его окрестности. Этой же ночью проверю. Но как, по-твоему, я мог не услышать того, что услышала ты?
- Через двенадцать дней. Мы должны выйти сейчас, чтобы успеть.
- Если это правда - мы выйдем завтра утром. До Новгорода можно дойти за десять дней.
Земляне
Этой ночью Тильда спала беспокойно. Сон волнами окутывал ее, но сквозь сон чувствовалась тревога. Краем сознания берегиня ощутила, что кто-то проскальзывает в ее сон, да так ловко, что попытайся она не впустить - просто ничего не успела бы сделать.
Онаувидел очень красивое женское лицо. Одной из тех, что танцевали вчера под водой. Ее золотистые, чуть зеленоватые волосы плавно спадали на плечи, мягко облегая руки и спину.
--
Здравствуй, вещая, - проговорила она звенящим голосом, - Ты умеешь слышать голос Мамы. Ты можешь понять то, что мы говорим. Ваша деревня в опасности. Очень большая деревня у реки. Через двенадцать дней и двенадцать ночей с юга придут те, кто заодно с Очень Злыми. У них будет с собой Убивающее. Они попытаются заразить Убивающим всю деревню. Тех, кто откажется заражаться - они убьют.
--
О чем ты говоришь?
--
Я подбирала самые понятные для тебя слова. Точнее я сказать не могу. Вы можете увидеть Убивающее. Те защитники деревни, что живут за околицей в длинных домах, это не видят. Их заразят первыми. Торопись, берегиня.
--
Велимудр не верит мне. Он почему-то вас не слышит.
--
Мы пытались докричаться до него, но он не слышит. Все-таки вы уже сильно отличаетесь от нас. Не все из вас могут отличить наши голоса от дуновения ветра или журчания ручья. Вы все слышите, просто для вас оно сливается.
--
Но почему я разобрала?
--
В каждом из вас есть наша кровь и кровь Вторых детей, и путь любого из вас, может быть, либо ближе к нашему, либо - к пути Вторых детей.
--
А Велимудр?
--
Он сильнее тебя, но он лучше понимает Вторых детей, а потому ему сложно разобрать наши голоса.
Тильда расстроилась, и русалка сразу уловила ее эмоцию.
--
Не переживай. Мы будем кричать громче, может быть, тогда он нас услышит.
--
Я попытаюсь убедить его.
--
Поторопись, - едва слышно прошептала она и выскользнула из её сна также легко, как вошла.
Теперь сон тяжелой обволакивающей волной окончательно накрыл её, и только где-то в глубине подсознания осталось щемящее беспокойство.
Волхвы
Велимудр был бодр и весел.
-Я же говорил тебе, Тильда! Все тихо! На десять дней пути - ни воина, ни мага, ни волхва с недобрыми мыслями.
-Двенадцать дней! Двенадцать, Велимудр!
-И еще, я не нашел деревню русалок вниз по течению.
-Для тебя они слились с дном и водорослями. Если уж мы умеем сливаться с деревьями и цветами, то они могут делать это лучше. Они с этим родились.
-Если они пытались докричаться до тебя, то зачем им прятаться от меня?
-А они не прятались, они просто так живут.
-Тильда, я говорил с волхвами. Никто не услышал твоих русалок, понимаешь? Никто! Вельтазар может найти сверчка в стогу сена! Он не слышал ничего.
-Одна из них приходила в мой сон. Она сказала, что дружина падет первой. И только мы сможем защитить город. И еще она сказала, что они несут с собой Убивающее.
-Убивающее?! Что это?
-Не знаю, Велимудр. Она сказала, что подобрала самое понятное для нас слово. Надо идти, Велимудр! Никто, кроме нас не защитит город!