Карбас несло по мутным водам реки - вокруг плыли ветки, сухие кочки, шишки - всё, что буйное половодье вымыло из весеннего леса. Уже стемнелось, берега чернели зарослями кустарников, светились песчаными отмелями - тут и там в речку весело вливались бурлящие ручьи, создавая водовороты, роя глубокие омуты. Песок намывал перекаты - река сужалась, неслась стремительно, неся полосы пены, стволы сухих деревьев. В карбасе сидели двое - один скорчился, нахохлился, второй деловито рылся в заплечном мешке. Лодка шла по воде по воле небес - вёсел не было, странники либо бежали сломя голову, либо были полными растяпами. Однако, тот, что рылся в мешке, вдруг поднялся, выловил в реке длинную жердь, оттолкнул плывущую рядом корягу. Значит не растяпы - беглецы...
- Воевода, ты потерпи, скоро причалим. Мы уже далеко ушли.
- Я тебе причалю! Хотя тропы развезло, конные могут догнать!
- Ты меня совсем за дурака держишь? Мы же потонули!
- Дурак бы сейчас на печи лежал, пироги жевал... А мы умные - в самое половодье погулять вышли.
- Угу. Самое-то половодье было вчера. Когда Белое озеро вздулось, да вода пошла по Шексне, сметая лёд... А сейчас воды уже меньше.
Внезапно Коттин, исполняющий роль кормчего, повернулся, всмотрелся в тёмную мглу.
- Вот это место. Кровь унялась?
- Промокло всё. Куда теперь?
- Вот сюда повернём!
За поворотом открылся широкий плёс - в Шексну по левую руку вливалась речушка, поросшая зарослями камыша. Коттин схватил жердь, изо всех сил упёрся - жердь прогнулась, затрещала, но карбас изменил направление, прижался к левому берегу, проскользнул в устье речушки.
- Ты что ж, против воды пойдёшь? - уставился на кормчего воевода Чудес, поглаживая, пушистые рыжие усы.
- Ты предлагаешь идти в Каспий? Нам надо в другую сторону.
- И то... видать, по голове меня огрели сильно. Кстати...
- Потом, воевода, потом. По воде голоса за вёрсту слышны. Давай побережёмся.
Карбас медленно скользил против течения, благодаря усилиям Коттина. Наконец, в дно стукнуло - раз, другой, вокруг закружили буруны, внизу заскрежетало и лодка плотно села в песок, задрав нос. Коттин плюнул, проворчал что-то, потом шагнул в ледяную воду, оказавшись в речке по пояс. Чудес вскочил, тоже полез за борт, но Коттин махнул рукой - дескать, не надо, и так справлюсь. Ухватившись за кованое кольцо, прибитое к носу карбаса, древний странник напрягся, упёршись ногами в дно, подволок лодку к песчаному берегу. Воевода тут же выскочил, вдвоём они вытащили судёнышко на берег - на половину корпуса.
- Воевода, потащим карбас дальше? Или тут бросим?
Чудес посмотрел на увал, теряющийся во тьме - достаточно высокий, поросший сосной вперемешку с берёзой, почесал затылок. Взглянул на речку - вода, словно чёрное стекло, текла, что-то тихо бормоча, неся на поверхности, пузыри пены.
- Потащим...
- Ты гляди, воевода! Придётся катить на брёвнах!
- Покатим...
- У тебя ранение навылет!
- Мы идём к волхвам тотемским! - раздражённо провозгласил Чудес. - Прикинь сам: являюсь я, воевода, к отшельникам - на каком-то убогом плоту! Позору не оберёшься!
Коттин, на минуту забывший, кто здесь в данный момент он и кто воевода, подавился, закашлялся, но получив по хребтине могучий удар, засмеялся.
- Ты чего? - удивился Чудес.
- Я подумал, что тебе чужой карбас жалко, - обернулся бывший Кот с покрасневшей рожей.
- И карбас тоже. Там, ниже по течению, живут вепсы. У них и поселение есть - Череповепсь. Выловят в реке лодку, заберут себе, скажут: "Наша ладья, ничего не знаем!"
- Слышал, слышал! - вежливо поддакнул Коттин. - Там, в лесу когда-то кладбище черепов было. Огромных, с бивнями! Те звери назывались мамонтами!
- А то ж! Это такие рыжие слоны. Слонялись по лесам когда-то. Великая Пермь - родина слонов!
Привязав к кольцу верёвку, извлечённую из мешка, путники поволокли карбас по ручью на увал. Работа продолжалась до тех пор, пока берега не упёрлись в борта лодки. Уже совсем стемнело - только на северо-западе горела полоса заката, в небесах зажглись звёзды, заметно похолодало, под ногами захрустел ледок.
- Холодная весна нынче, - заметил Чудес, перехватив верёвку и поплевав на заскорузлые ладони. - Скоро уж пахать, а иней.
- Последний заморозок, - флегматично ответил Коттин, не склонный к сельским трудам. - Да и нам на пользу - скользко.
Ручей закончился ямой - в склоне зияла промоина, откуда вытекала ледяная вода.
- Ага - вот и ключ. Дальше покатим это хозяйство на кругляках.
Чудес, попавший сюда первый раз, наклонился, всмотрелся в землю - вокруг лежали брёвнышки - чёрные, срубленные давным-давно.
- Позаботились о нас - купцы, видать, шли.
- Ну, так, волоков с Кубенского озера не так уж и много, - несколько насмешливо, но так, чтоб не заметил воевода, промолвил Коттин.
Воевода застонал, постучал кулаком по голове, что интересно - по своей, ответил мягко:
- Точно, память отбили. Это же водораздел Волги и Двины.
- Для того тут город и городили, чтоб торговые пути содержать, - проворчал новый соратник воеводы.
- А ты умён! Никак, и резами писать умеешь?
Коттин лишь загадочно улыбнулся, забил под нос лодки короткое почерневшее бревно.
Карбас был не настолько велик, чтобы двое мужчин не смогли вкатить его по брёвнам. Даже во тьме наступившей ночи. На счастье путешественников, горизонт на востоке сначала побледнел, затем украсился огромным жёлтым диском Луны - в пятнах, бывших точным отражением гор и морей земного диска.
- Луна взошла, - пробормотал Чудес. - Сейчас поднимется, станет светлее. Видишь, огромная.
- Вайрашура, - прошептал Коттин, задумавшись.
- Что? Вроде понял, но... не понял.
- А! Давно это было - один странник поведал мне древнее имя Луны.
- Не слышал такого. А ведь сказок знаю много.
- Ещё он сказал, что Луна - никакое не зеркало богинь, а огромный шар, что висит во тьме Космоса.
Воевода хрюкнул, отпустил верёвку - карбас просел, бревно под ним хрустнуло.
- Ты чего, воевода? - Коттин перестал толкать лодку в корму, поднялся во весь рост.
- Шар... висит... - воевода утирал слёзы, брызнувшие от смеха. - Он совсем дурак, твой странник? Да она же упадёт вниз! На башку дураку!
Примерно через час воевода вдруг резко выдохнул, фыркнул, остановился. Последние сто метров брёвна не понадобились, склон стал пологим, поросшим белыми берёзами.
- Слышь, как тебя, Коттин! А ведь мы добрались до самого верха!
Древний странник подошёл к воеводе, окинул взглядом дальнейший путь. Местность шла под уклон, внизу под мёртвым светом Луны темнели волны чёрного океана. Коттин всмотрелся - бесконечный еловый лес спускался к горизонту. Там, в чаше, вырытой Великим льдом, лежало Кубенское озеро, из которого вытекала река Сухона - их дальнейший водный путь.
Бывший Кот огляделся, принюхался, смочил слюной палец, поднял руку вверх. Воевода смотрел на нового соратника с зарождающейся симпатией.
- Ветер с заката, тянет чувствительно. Давай вниз спустимся, шагов на пятьсот - там и сделаем стоянку.
- Грамотно! И огонь не увидят, и дым не учуют!
- Я ничего не слышу и не вижу позади, - фыркнул Коттин. - Видать, там решили, что мы остались подо льдом. Если бы они ещё карбаса не хватились!
- Ледоход унёс.
Лунный диск, уменьшаясь в размерах, поднимался всё выше, превращаясь из жёлтого в голубоватый. Уклон становился всё чувствительнее, под ногами опять начали попадаться кругляки, наконец, странники услышали серебряный голос воды, сразу нескольких источников. Затолкали лодку в русло ручейка - посудина шла, легко, слегка поскрипывая. Спустившись до середины увала, где несколько ручьёв сливались, образуя озерцо, решили сделать привал.
Воевода подошёл к травянистому берегу, всмотрелся в чёрную воду:
- А тут заметно теплее. Чуешь, как жарким воздухом пыхнуло? Травка зеленеет, одуванчики цветут, вон - кувшинки плавают...
- Кувшинки, говоришь? - недоверчиво спросил Коттин. - Это, с какого же перепугу в ночь на первое мая...
Беглецы уставились друг на друга, затаив дыхание. Они понимали, что действительность не может соответствовать тому, что предстало перед их взорами.
- Воевода, мне, видать, тоже настучали по голове, - виновато промолвил Коттин. - Сегодня же Майская ночь! Веселятся все ведьмы - вместе с лесной, домашней и полевой навью. Так, что не всё, что мы видим - от нашего мира.
- Как же я замотался, - грустно ответил Чудес. - Даже про праздник забыл! А ведь в первый майский день в городе всегда шумела развесёлая гулянка!
- Срубали в лесу и торжественно вносили на площадь берёзку...
- Да! Украшали её гирляндами, лентами, цветами...
- Девчонки с песнями ходили по домам и собирали колядки - крашеные яйца и пироги с маком и творогом...
- Что я, молокосос, что ли? - обиделся старый воин, подыскивая ямку под костёр.
"Забыли, всё забыли! Тысячелетия назад, когда чудь, готы, русь ещё помнили кровное родство - тогда деревенского увальня никто бы и не подумал вытаскивать из реки, - размышлял Коттин. - Его приносили в жертву ревнивому Даждьбогу, чуть ли не ежедневно вмешивающемуся в повседневную жизнь людей. Нет дождя - и жизнь людского рода, а то и племени пресекалась... Несмотря на жестокую, немыслимо жестокую жизнь, люди постепенно становятся человечнее. Очень медленно, но начинают тянуться к светлому, доброму. Когда-то дотянутся?".
Ответ не приходил в голову, и Коттин наклонился за сухой веткой.
"То, что Покон - закон предков, ослаб - это плохо! Народ без памяти крови обречён. С другой стороны, боги оставили этот мир. Стало быть - почувствовали, что люди подросли, сами с вождями и волхвами обустраивают жизнь. А как же быть мне? Остаться в гордом одиночестве? Не может быть! Где-то есть другие бессмертные, которые, как и я, бродят по свету!"
Коттин соорудил шалашик из веток, взглянул на воеводу, безуспешно добывающего огонь, полез в мешок, достал огниво. Долго колдовал над ним, осторожно дул вытянутыми губами, заглядывал снизу, наблюдая, как на бересту летит искра - наконец, огонь уцепился за нежный завиток. Береста вспыхнула, свернулась. Коттин насадил огненный свиток на веточку, подложил в шалашик.
- О! У тебя кресало старинной работы! - воевода потянулся к огниву бывшего Кота, всматриваясь в медную трубочку, в завитки узора.
Вскоре соратники непринуждённо сравнивали огневые приспособления, выискивали достоинства и недостатки устройств, щёлкали грязными ногтями по деталям, рассказывая случаи, свидетелями которых были эти магические инструменты.
- Погоди, надо бы раздобыть ужин, - наконец, сказал Коттин, поднимаясь. Он потянулся за луком, но вокруг стояла тьма и тишина - кого тут добудешь? Коттин пошёл к ручейку, вытекающему из озерца. Бывший Кот ступал осторожно, оглядываясь - вокруг стоял странный туман, морок, ведь в колдовскую ночь над людьми властвовали навьи силы. Правь, однако, почему-то не отвечала на мольбы людей.
На перекате, там, где серебряная вода пела нежную песню, сверкнуло что-то золотое - странник достал меч, светящийся в темноте, ткнул им в воду. Тут же рванул его вверх - через голову перелетела большая золотистая стерлядь.
- Вот здорово! До самого истока дошла! Икру метать! - бывший Кот сделал шаг и замер - вода озерца колыхнулась, кувшинки закачались на волнах - на Коттина, улыбаясь, смотрела русалка, трепеща крыльями.
- Не замёрзла, девушка? Сегодня заморозки! - вежливо промолвил бывший Кот.
- Здесь всегда тепло, в нашем мире не бывает холодов!
- Сейчас полетишь на праздник? Сегодня же волшебная ночь!
- Конечно, полечу! Передать привет твоей знакомой?
- Ой, а где же перстенёк? - Коттин хлопнул себе по лбу, лихорадочно зашарил по карманам. Вывернул один, другой, просунул в дырку палец, тяжко вздохнул.
- Так я полетела!
- Обязательно передай Кваре поклон от Кота Баюна! Я бы и привет передал, но у меня его нет!
Вдруг неподалёку раздался всхлип, потом вой - словно огромный обиженный пёс вышел на прогулку. Русалка вздрогнула крыльями и исчезла - растворилась в воздухе. Но кувшинки по-прежнему колыхались на чёрной поверхности озерца - волшебство не закончилось. Коттин, с рыбой под мышкой, на цыпочках подбежал к костру - там воевода всматривался в Луну.
Коттин выпустил стерлядь, она сочно плюхнулась на траву, возле самого огня, проследив направление взгляда Чудеса, внимательно всмотрелся.
На фоне Луны, на пригорке стоял волк - на задних лапах, вывернутых самым противоестественным образом. Он поднял вверх острую морду со стоячими ушами, страшно, захлёбываясь, завыл.
- Туши костёр! - одними губами шепнул Коттин, кивнув в сторону оборотня.
- Нет, не надо! - прошептал воевода. - Он нас не видит. Если бы видел, давно бы напал!
- Навье колдовство пока действует!
Волколак прекратил выть на Луну, встал на четыре лапы, как-то сразу уменьшившись в росте, юркнул во тьму леса. Посидев на всякий случай пару минут без движения, путники вздохнули, зашевелились.
- В волка обернулся, волколак проклятый! - Коттин нервно прошёлся вдоль берега, присел возле огня. - А жаль, что не в человека - хотелось бы посмотреть на его лицо, запомнить!
- Ну, это чума, я тебе скажу! - голос воеводы был сухим, надтреснутым. - Когда князь велит поймать оборотня - это одно. Как бы и не веришь в это - мало ли сказок бают люди. Половишь, половишь, и перестанешь, за неимением предмета ловли. А тут... ночью, в лесу...
- Нам страшно повезло, - промурлыкал Коттин, - что сегодня навья ночь, и мы случайно забрели в этот мир. Видимо, кто-то забыл двери закрыть. Ты русалок-то видал? У нас они бескрылые... Оборотень нас не заметил, потому что рыскает в нашем мире. Нам же его показали...
- Пришлось бы пачкать благородное железо о чёрную кровь! - проворчал Чудес. - Слушай, а кому это ты привет передавал?
- Утопшие девушки иногда превращаются в русалок. Если их принимают. Ту, которой я передавал привет - приняли.
- Вон оно как бывает! А если б мы утопли - нас бы взяли в водяные?
- С чего бы это? - засмеялся Коттин. - В речной мир только девушек берут, незамужних!
Разговор стал теплее, нервная дрожь, бившая путников, ушла. Стерлядь, необыкновенно ловко разделанная Коттином, жарилась на углях.
- А праздника завтра не будет, - вдруг опечалился Чудес.
Коттин опешил, задумался. - Какой уж праздник! - мягко промолвил он. - Завтра тризна! Если Долгодуб не солгал, то князя и княгиню положат в один сруб.
- Не солгал он! Я сам видел умирающего князя! Долгодуб послал гридней, чтоб добить его!
- Вот вернёмся в город - всех на воротах повесим!
- Я ж его достал мечом, этого лысого!
- Что? Как это случилось?
- Когда я уходил, то сумел загнать ему под рёбра лезвие ... на пол-карасика! - засмеялся воевода чему-то своему.
- Под сердце?
- Похоже! Вот бы жила-то лопнула!
Утром, проснувшись, странники вскочили - как уснули, не помнили. Устыдившись, не смотрели друг на друга.
- Колдовство! - заявили в один голос. Иначе - чем можно объяснить, что два опытных воина уснули, словно дети на печи - не выставив бодрствующего, в присутствии враждебных оборотней?
Пошли умываться - никакого озера с кувшинками не оказалось. Так себе - болотце с мёрзлой травой по берегам. И никакие стерляди сюда добраться, конечно, не могли.
Коттин в изумлении попинал обглоданный хребёт рыбы, лежащий возле костра - за него уже принялись муравьи.
- Оборотень-то был? Не померещился? - воевода прищурил медовый глаз на нового соратника.
- Тише ты! - прижал палец к губам Коттин. - Был. Я с таким один раз уже встречался.
- О, как! Расскажи! Я князю докладывал про Кота Баюна, что якобы явился в село Чудово из лесов, но князь не поверил - говорил, что это сказки для детей. Я же сам, с Аминтой, ну ты знаешь его, ездил учинять допрос!
- И что выяснил? - Коттин ловко ушёл от рассказа, уловив желание воеводы поделиться мучавшими его сомнениями.
- Приехали мы в Чудово, ну, значит, то, да сё. Попировали, поговорили... Пам их, Папай, сказал, что сам видел оборотня. Он высокий, рыжий... морда кошачья, естественно.
- А вы что? Поверили?
- А что мы... Конечно, поверили! Потом назад поехали - я всё думал - а может маска? Или померещилось им? Или какое зелье подмешали? Есть же травки...
- Не пьют ли они сверх меры?
- Что ты! Селение работящее, пам хороший - держит народ в узде. У них там есть даже ведьма - вот, дела! В стольном граде такой нет - у нас только бабки-знахарки да мамки-повитухи. Костоправ тоже есть, он же по зубам. А там - красавица! - воевода причмокнул, вспоминая симпатичную матушку.
- И что Стина? - древний странник вырвал Чудеса из приятных воспоминаний.
- Ведьма сказала, что видела оборотня, более того - он приходил к ней. Ещё она сказала, что Кот Баюн при пращурах был покровителем племени, и что его нельзя ловить.
- Но они его ловили? Или не поймали?
- А как же его поймать? Папай со своими людьми пытался. Перелом, ранение, половина деревни плоховато слышит. Хорошо, что Кот никого не убил!
- Вчерашние дружинники говорили злодею - ну, тому, что в городе, что они его ловили! С жертвами. Говорили, что Кот убил боярина - но я в это не верю. Происки врагов, - надулся Коттин.
- Всё может быть! На меня тоже хотели смерть князя повесить!
Да, ещё ведьма сказала, что боги молчат - так что оборотень, скорее всего, сгинет в лесах - не сможет обернуться в человека без помощи небес. Это тебе не с русалками любезничать. Поэтому я не верю, что в Белозерск смог проникнуть древний Кот.
- Может, он и сгинул! Но ты теперь веришь в оборотней? Сам же ночью узрел! - засмеялся Коттин.
- Так, то ж нежить! Они всегда были и всегда будут! А Кот Баюн - это что-то другое. Прихоть богов. Он, может, и вправду сгинет, если боги будут молчать.
- Ну, давай собираться в путь! Поедим уже на привале - надо уходить, да подальше. Что-то без волшебства русалки мне здесь неуютно!
Ближе к ночи карбас плескался на мелководье Кубенского озера - огромного, серого. По озеру шла волна с белыми барашками - дул весенний ветер, принёсший долгожданное тепло. На дне лодки спал Коттин, укрывшись курткой. Под ним был распластан мешок с мечом и луком, на ухо надвинута шляпа-пирожок, мятая, неведомо откуда извлечённая. Из-под шляпы выбивались белые волосы, чуть вьющиеся, бороду же Коттин соскоблил стекловидным камнем, поминая чудесный острый кинжал, оставленный им какой-то девице. На корме сидел воевода Чудес - он воткнул в мягкое илистое дно жердь, привязал карбас верёвкой, дремал. На берег выбираться было накладно - лес был где-то далеко, в тумане.
Уткнув склонённую голову в расставленные ладони, Чудес мирно посапывал - в голове вертелись обрывки разговоров, впечатлений, последних событий. Какое-то слово не давало покоя, оно свербело, словно песчинка, попавшая в глаз. Вдруг воевода дёрнулся, открыл глаза - Стина! Откуда новый соратник знает ведьму? Интересно, это надо выяснить!
*
В Чудово случилась некая закавыка. Даже загогулина. Старому паму Папаю, потому как не годится такому видному мужу проживать одному, хотя бы и окружённому многочисленной роднёй, нашли невесту. Дабы он не шастал по банькам, не искал ночных свиданий с изменчивыми вдовушками. В деле участвовала бабка-повитуха Грыня, тётки и племянницы Папая.
Весной о помолвке объявили народу, быстро сыграли свадебку, поели-попили, поплясали. Жених был в годах, само собой уже был женат по молодости, невеста была немного не в себе - как раз для старика. Дабы не вертела им, да не пошла, гулять с заезжими гостями. Папаю сказали, что девушка не первой молодости, но родня держала её в строгости. По-возможности. Только, Пина, так звали невесту, чудная девушка. Папай подумал, почесал затылок, спросил только - что чудного нашли бабы в поведении невесты?
- Да, как же! - ответила паму родня. - Всё молчит, улыбается чудно - деревянная какая-то.
- Мы и сами есть чудь, - отвечал пам. - За остальным же пригляжу, как смогу.
И решил жениться.
Поначалу всё шло неплохо. Поселившись на втором поверхе, Пина навесила занавесок, лент, кружев и прочих женских причуд. Папай, редко бывавший наверху, спавший в комнате возле кухни, теперь взбирался наверх по четыре раза в лень.
- Пина, квасу подай!
Та лениво встаёт с ложа - сарафан одет косо, левая грудь вот-вот выпадет, подходит к кадушке, наливает в деревянную кружку, несёт.
- А что не холодного? Принесла бы с подпола - там холоднее!
Молча, спускается по лестнице - приносит холодный. Через полчаса.
Папай цедит квас, рассматривает жену. Пина садится на ложе, молчит. Запускает руку под подол, чешется. Нисколько не стесняясь, не осознавая, что это не для чужих глаз. Даже мужа. Грудь призывно светит розовым соском. Папай возбуждённо смотрит, затем встаёт, закрывает на крючок лестницу. Внизу тяжелеет, в голове приятные мысли. Подходит, берёт Пину за грудь. Та смотрит на мужа, в бледных глазах талая вода и пустота. Это возбуждает мужчину ещё сильнее. Он заваливает Пину на покрывало, задирает сарафан, наваливается. Пина лениво поднимает колени. Папай делает несколько лихорадочных движений - ужас сладких секунд разрывает мозг...
Приходит в себя - на него смотрят бесцветные глаза жены.
Папай смотрит, плюёт на пол, бежит вниз - дел много, дня не хватает. Он удовлетворён, но уже снова раздражён.
Спустя несколько часов, его опять потянет наверх. Эта мысль ещё не пришла ему в голову, но уже витает где-то на задворках сознания.
Стина кормила кур - сыпала с ладони на камень просо. Куры, толкаясь, клевали жёлтые зёрнышки. Налетел петух, растопырив крылья, красный гребень налился кровью, свалился набок, в глотке что-то клокочет - куры разбежались, кудахтая. Петух, сияя коричневым, золотым и зелёным, осмотрел просо то правым, то левым глазом, наклоняя голову набок. Начал клевать.
- Добрый день, матушка! - голос Папая был сладок, весел.
Стина оглянулась, пам держал под уздцы лошадку, приотстав от мужиков, шагающих в поле - один тащил на спине деревянный плуг с металлическим зубом.
- И тебе того же! Как жизнь молодая?
- Эх, Стина! Это у молодых жизнь сладкая, а у меня - ледяная.
Колдунья поняла намёк пама, ухмыльнулась, - Я тебе её никак не подслащу - у меня мёда нет.
- Мёд к Купале поспеет, - рассмеялся пам. Мужики, ушедшие вперёд, услышали, стали оглядываться, смеясь в бороды, показывая белые зубы.
- До Купалы дожить надо - вон, земля только что просохла...
- Время летит быстро, доживём.
- Ты же до молодой жены охоч, зачем ко мне прикобеливаешь?
- И это тебе доложили?
- Мне всё знать положено...
- Охоч, охоч, - скрипнул зубами Папай. - Не присушка ли это? - наконец он поймал мысль, прятавшуюся где-то в тайниках сознания.
- Ты что на меня уставился? Присушку любая бабка делает! Тебе-то что до того? Храни, что имеешь. Да имей то, что есть.
Папай только открыл рот, чтоб отбрить зарвавшуюся ведьму, как где-то раздался топот копыт - кто-то спешил верхом. Пам, забыв о Стине, вскочил в седло, всё-таки ещё не совсем старик, стал всматриваться во всадника - не с красным ли флагом? Не дай боги - война. Не ко времени - пахать надо...
Вечером на дворе пама собрались все взрослые мужики Чудово. Ворота открыли настежь, двор был полон. Снаружи, у самых ворот стояла Стина - не только всем женщинам поголовно, но даже и колдунье не разрешалось присутствовать на собрании. На плетнях, окружающих двор, висели мальчишки, во все глаза глядели на большой сход - мужики называли его вече. Подошла, было, девчонка, вроде бы Снежка - мальчишки дали ей, щелкана. Она взвизгнула и ушла, утирая слезы.
Солнце скрылось за чёрной полосой леса, во дворе зажгли факела - тихо переговаривались, в полутьме белели чудские глаза, сверкали зубы, кто-то негромко смеялся - все знали, что слова о войне не будет.
Наконец дверь распахнулась, настежь - по причине могучего удара ногой. На крыльцо вышел Папай - в собольей шапке, несмотря на теплынь, в кафтане. На его пальце сверкал перстень с вишнёвым камнем. Рядом с памом покачивался гонец - с коротко стриженой бородкой, длинными усами, с плёткой в руке, в кожаном плаще с капюшоном. За их спинами прятались свояки Папая, вооружённые новенькими мечами - последние месяцы кузнецы стучали молотами практически круглые сутки, навевая в женской половине селения тихую панику и отчаяние.
В верхней светёлке памова дома колыхнулась занавеска - в окошке показалась нечёсаная Пина, в распахнутом халате, с мочёным яблоком в руке. Словно по команде все головы повернулись и уставились на неё - кто-то даже заржал, как конь, но тут, же зажал рот. Пина хмыкнула, почесалась, задёрнула занавесь - все сразу заговорили, кивая друг другу, зашептались, подмигивая и улыбаясь.
Понимая, что ждать далее нельзя, что собрались уже все мужики - ведь сегодня день Макоши, шестой день седмицы, а завтра Неделя, день отдыха, неделания - пам, краснея нетрезвой рожей, пихнул в бок захмелевшего гонца. Тот начал речь:
- Славные люди Чудово! Сам князь... сказал... нет, не князь... хрен знает кто...
Гонец смутился, видимо, заранее выученная речь выветрилась из головы под влиянием медовухи. Он пошатнулся - пам поймал его за рукав, сзади кто-то схватил служивого за плечи.
- Короче, чудь! - воспрял вестовой. - Что я вам скажу? Там такое творится... - слёзы брызнули из глаз нетрезвого усача, закапали на плащ.
Народ заговорил, позади, в полутьме возникло перемещение, кучкование в группы.
Папай, озирая начавшийся разброд, решительно взял ситуацию в свои руки. Он повернулся и что-то шепнул своякам. Тут же в толпу, придерживая мечи и сабельки, спустились молодые нагловатые люди, встали возле людей, прислушиваясь к разговорам.
Папай набрал воздух в грудь и закричал - все повернулись к нему и умолкли:
- Чудь белоглазая! Гонец принёс тяжёлые вести! В Белозерске князь наш, светлый Чурило, безвременно погиб, теперь он пирует с богами! В ту же ночь в городе произошла резня - погибли бояре и многие из дружины. Подавив беспорядки, организованные извне, княжий человек Долгодуб призвал всех памов на Великое вече! Сам он ни на что не претендует, к тому же он ранен ворами!
Мужики подавленно переглядывались, тихо шептались - дело шло к внутренней неурядице, что намного хуже и опаснее войны с соседями.
- Сам я выезжаю на вече завтра, на хозяйстве оставляю своего свояка Ярви - его все знают! (Ярви вышел на шаг - поклонился толпе в пояс).
Кто-то во тьме ругнулся - тут же из-за спины Папая вышел башлык Мел - грозно оглядел народ. Рыбаки завертели головами, выглядывая крамолу - в артели Мела все были - не разлей вода.
- Да, я буду скоро! Вы тут не шутите - варяжские шайки шалят, мы ж крайние - далее земля Словенская! А там известно, кто силу набирает!
Про Кота Баюна, нанёсшего визит в селение прошлым летом, и обвинённого гонцом в городской резне, пам, поразмыслив, решил не упоминать. А то ещё он выйдет из леса, спросит - какого лешего? Отвечать ему что-либо будет страшновато. "Вот съезжу, - думал Папай, - погляжу своими глазами, всё выясню - там и решу, что делать. И мальчишка этот - Ариант - жив. Надо бы его привезти да всё вызнать. Проговорилась же занемогшая бабка Грыня, что этот паренёк не от Майсары. И сразу же язык прикусила. А от кого? Спросить некого - Майсара лежит в сырой земле, померла родами. Опять же, повод к Стине подольститься".
Вече, почёсывая затылки, медленно расходилось по домам. За воротами, старый рудознатец Зензевей, а при нём могучий кузнец с усмехающимися глазами, подошли к Стине - та поклонилась первой - из вежливости.
- Слышала, мудрая, что творится?
- А то ж - Папай кричал громко, всё слышно.
- Что-то он не договаривает, - хмыкнул старик.
- Наше дело - мечи ковать, как Кот Баюн велел, - проворчал кузнец.
- Делайте то, что Кот велел, мечи хороните в кузне. Сдаётся мне - это его след в столичных делах... Что-то да будет, - мрачно напророчила ведьма.
Карбас покачивался на волнах Рабанской Сухоны - течение не чувствовалось, вокруг простирались болотистые берега, поросшие камышом. Долина реки была широка, заболочена топями, покрыта древними старицами. Островки елового леса виднелись далёкими тёмными пятнами. Кучка кривых деревьев росла на холмике посреди долины, путники высмотрели песчаную полоску, продрались сквозь тростник, пристали - развели костёр, вырезали кое-как пару примитивных вёсел. Дело хождения по водам пошло веселее, только воевода Чудес время от времени стонал - рана воспалилась, перевязки не было. Нашли сухой мох, наподобие ягеля, только мельче, Коттин оторвал верхнюю часть подкладки. Рубахи тоже пошли на бинты - сидели в верхней одежде на голое тело, Коттин в куртке, воевода в кафтане. Однако умывались регулярно, пару раз даже искупались - кое-где было видно речное дно - вязкое, топкое.
- Ах, какой меч! Коттин, старина, давай я куплю клинок! - воевода часто брал меч в руки, разглядывал на свет с разных сторон - меч слабо светился, иногда по нему пробегали тени знаков.
- Воевода, оставь! Давай для начала доберёмся до Тотьмы! Клянусь - здесь до самого города нет ни одного селения! - Коттин, разговаривая, работал веслом.
- Почему это, интересно?
- До воды трудно добраться. Везде болото или крутояр.
- Ась? - удивился Чудес. - Не всё, значит, болото?
- Увидишь! - засмеялся соратник. - Неужели не ходил здесь?
- Да, мы здесь водой особо не ходим, - смутился Чудес.
- Дорога есть?
- Здесь наши внутренние земли. Потому проезжая дорога существует. А зимой, да - по реке удобнее. Но я в Тотьме, ни разу не был. Нужды не было к святым волхвам обращаться. Вот доплывём... А куда это мы плывём?
- Действительно, - пробормотал древний странник, проследив направление воеводского взгляда по пальцу с обгрызенным ногтем. Палец указывал на обломок ствола берёзы, торчащий на крохотном островке в окружении моря травы. Карбас продвигался по течению, но в обратном направлении. - Этого я и боялся, - проворчал Коттин.
- Что такое опять случилось? - недоверчиво спросил Чудес, - Наклонился земной диск?
- Да какой там диск, - отмахнулся Коттин, - это Вологда. Нам бы днём раньше здесь идти! Эх!
- Не понял! Дружинник, докладывай обстоятельства яснее! Тут вам не корчма!
- Это половодье, - огрызнулся Коттин.
- И? Вода потекла вверх? Что-то ты беспокоишь меня, воин! То у тебя Луна висит, словно снежный ком, в небесах, то река течёт к истоку! Не угорел ли ты на княжеских поминках?
- Не был я на них, - скромно ответил Коттин, решив не противоречить грозному воеводе, - Виноват. А вода пошла в противоток, потому что река Вологда, ну, на которой основной волок в Шексну, разлилась именно сегодня! Большая вода Шексны уже прошла, здесь же только сегодня пришло половодье. Видишь, какая тут широкая, плоская долина? Вода с Вологды, Лежи, других речек и ручьёв хлынула в Сухону, её много, она и пошла против течения. Ну, мы попали! - помрачнел вдруг Коттин. Он схватил весло, начал изо всех сил грести.
Чудес смотрел на соратника несколько мгновений, всё понял, со стоном взял второе весло, стал помогать Коттину.
- Унесёт сейчас назад, в Кубенское озеро, ночь скоро... заблудимся в камышах. А если ветер налетит? Потонем... адские костры... рогатый Ваал...
- Где ты таких страшилок нахватался? - проворчал Чудес. - Расскажешь потом?
- Замётано.
Руки деревенели, в глазах вспыхивали круги - ещё раз! Ещё несколько движений веслом! У воеводы открылась рана - кровь капала на дно баркаса, собиралась в лужицу. Ещё раз! Коттин отёр рукавом лоб, взглянул в сторону - гнилой ствол берёзы остался позади. Сейчас главное не сбавить темп - не то опять унесёт вверх по реке!
Впереди по правому берегу открылся поворот - Коттин догадался, что это устье Вологды.
- Ещё немного, воевода!
С удвоенной энергией, рыча и ругаясь, путники заработали вёслами, стараясь попадать в такт, чтоб карбас не рыскал носом. Внезапно беглецам показалось, что лодка, несмотря на удесятерённые усилия, идёт вяло, словно в густом киселе. Чудес посмотрел на соратника налитыми кровью глазами, Коттин с красной рожей выбивался из сил, стараясь преодолеть последние метры до спокойной воды.
- Я погляжу! - прохрипел воевода Коттину. Тот кивнул, и Чудес полез на нос.
И действительно - карбас зацепил носом толстый канат, перекинутый с берега на берег, теперь он был натянут, словно тетива.
- Вепсы или меря сеть поставили, рыбку ловят!
- Руби его, мы к ним на уху не собираемся! - Коттин работал за двоих из последних сил.
Внезапно сеть, а вместе с ней и карбас дёрнуло так, что Коттин едва не вылетел за борт, а воевода с трудом удержался на ногах. В ту же секунду он опустил меч на канат, который лопнул, словно конский волос. Путники вцепились в борта карбаса, лодка выровнялась - и застыла на месте.
Правая часть каната вдруг утонула, было заметно, как под водой происходит борьба, чьё-то огромное тело пытается вырваться из крепких сетей. Верёвка дёрнулась раз, другой - и к изумлению путников из воды выпрыгнула огромная рыба. Наполовину запутанная в обрывках сети, с огромной чёрно-зелёной головой, составляющей половину тела, рыба прыгнула выше открывшего рот Коттина. Словно гигантский головастик-переросток - вторую половину туловища чудовища составлял длинный хвост. Рыба изогнулась в воздухе, махнула двухметровым хвостовым плавником, рухнула в воду рядом с карбасом, подняв целый фонтан брызг. Бывший Кот так и остался стоять с открытым ртом, а воевода прошептал, побледнев: