Аннотация: Рассказ вот написал... Amour, exile... Про любовь, короче.
Уже не помню, куда в тот раз поехал. Было около двух часов ночи. У самой дороги заметил быстро идущую со стороны ясеневского леса молодую девушку с большой спортивной сумкой. Заранее сбросил газ, - не надеясь, впрочем, на успех, остановился недалеко перед нею. Когда подошла, опустил окно и, улыбаясь, спросил:
- Я вот подумал, может нам по пути? Далеко вам?
- На Садово-Триумфальную.
- Садитесь.
И еще раз улыбнулся, уже про себя. Мне было в другую сторону.
- Поздно гуляете, ночью-то.
- А я и не гуляю. С мамой поссорилась, да и ушла.
Разговорить ее было нетрудно - сама начала рассказывать, опасливо косясь на меня. Отодвинулся немного к окну, до предела вытянув правую, держащую руль руку. Попутно невзначай посматривал на спутницу - ей было года 23, много если 24, не очень длинные ухоженные волосы, тонкие руки с маленькими ладонями, необычайно худые длинные ножки...Одета была в недорогой розовый свитер и облегающие светлые брючки. На ногах - кроссовки, уже порядком ношенные.
Мама, художник-оформитель по профессии, жила с приятелем-молдаванином; познакомилась с ним довольно давно. С отцом, талантливым скульптором, они развелись, квартиру потом захватили черные риэлтеры. Отец теперь один, к нему и поехала моя спутница, поругавшись в матерью - та приревновала ее к своему ухажеру. Он, в свою очередь, ревновал мать к дочери. Дочь ревновала ее же к молдаванину. Семейство, в котором все друг друга ревнуют...
В этих разговорах доехали до Октябрьской площади. Притормозил у выхода к метро-радиальной, неуверенно произнес: "Вам по переходу на ту сторону, а на Садовом поймаете кого-нибудь еще". И тут она о чем-то спросила...
Включил свет в кабине - было видно, что ей пока не надоело разговаривать и совсем не хочется уходить. Поначалу недоумевал, что со мною сидит и общается столь молодая особа. Уже видел, чувствовал, что будет дальше; знал, что это "дальше" будет, но никак не мог поверить себе...
В кабину начал стучаться бомж, и стоило большого труда прогнать его.
- Как можно так жить, спать на улице и ходить постоянно грязным?
- От такого образа жизни развивается психическая зависимость. Как наркотическая от героина. Они живут среди сплошного потока мелких событий, каждое из них в этой нищете является радостным. И это очень засасывает.
- А как люди становятся такими?
В ответ пустился в описание всяких душевных особенностей отечественного бомжевания.
За разговором повернулась ко мне. Никогда не видел такого странного лица! Слегка вытянутое, полностью лишенное скул, в сочетании с выразительными зелеными глазами, оно производило завораживающее впечатление. И голос... О, этот голос! Мелодичный, нежный, пленительный...
Проговорили почти три часа, потом сообразил, что, наверное, она хочет есть. Проехали дальше, к Дому на Набережной, развернулся под мостом - постоянно беседуя и глядя на неё, заехал на встречку. Оба смеялись, когда неуклюже выруливал на свою полосу: "Вот что значит интересный разговор" - "Вот что значит симпатичная собеседница!". Там же, напротив входа в "Седьмой Континент", припарковал машину на треугольнике.
Зашли в магазин, купили пирожки, салат, она попросила сигареты. Немного подумал, и взял небольшую бутылочку ликера Бейлис. "Любите его? - спросил. В ответ виновато пожала плечами: "Не знаю... Я его очень давно пила." Очень удивилась, увидев у меня VIP-скидочную карточку: "Вы что, часто здесь бываете?" - "Нет, точно такой же магазин есть у нас в Ясенево".
Кушать начала с аппетитом, поминутно спрашивая, а как же вы? - и продолжая рассказывать. Детство в одной кавказской стране, потом гонения на русских и необходимость спешно бежать. "Вы не понимаете, это не люди, а звери. Изнасиловали почти всех моих подруг, некоторых потом убили. Русских вырезали целыми семьями. Они все дикари, от мала до велика. Сама видела, как тамошние мальчишки забивали камнями беременную кошку. Мы с подругой ее спасли, отбили вдвоем у пятерых, она родила у нас на руках мертвых котят, и сама потом умерла. У кошки перед смертью такие глаза были..." - рассказывая, моя собеседница плакала. "Моя воля, я бы уничтожила всю эту нацию. Это не люди..."
Повествовала о странных снах, о посещавших ее мистических видениях. Долго расспрашивала, почему им с мамой в одну и ту же ночь снятся одинаковые сны. В ответ рассказал в двух словах о некоторых теориях Юнга. Вообще, она оказалась очень интересной собеседницей - несмотря на отсутствие какого-либо образования. Когда начала рыться в сумке, заметил у нее маленькую толстую книжку, заложенную красивой ленточкой. Стало интересно, что же девушка читает.
Она постоянно носила с собой Библию. Это было настолько необычно, что не удержался, иронично спросил: "Вы настолько глубоко верующая?" "Нет, просто хочу в этом разобраться. Читаю очень медленно, повторяя каждое слово по нескольку раз, чтобы глубоко понять и во всем разобраться. И я верю, что Христос и был тем Мессией, которого ждал мой народ".
Моя спутница оказалась еврейкой.
Так вот откуда этот странный овал лица, полностью лишенный скул! Вот откуда эта легкость на подъем и невероятная общительность! Но зеленые кошачьи глаза - они-то тогда почему? И ещё - изредка чувствовалось в ней что-то загадочное, почти пугающее, заставляющее вспомнить о нечистой силе.
В книге обнаружил две фотографии - бравые воины на фоне современного танка.
- А это кто?
- Мой друг, он скинхед, мы живем c ним в Подмосковье. Это он во время службы в Чечне. У него даже боевые награды есть.
- Скинхеды - это такие свирепые, которые мочат кавказцев и евреев? А с вами он как?
- Нормально. Но его друзья меня ненавидят. Вообще, мы живем с ним в открытом союзе - каждый не лезет другому в личную жизнь. Я могу встречаться с кем хочу, ну и он может. Он не был бы против моего общения с тобой.
Посмотрел еще раз на фото. Танк был чистенький, без сколов, с неповрежденным красочным покрытием, и даже без малейших следов пыли. Как будто и не выезжал из заводского ангара. Когда служил в авиации, наши дембеля тоже писали на фотках "Кандагар" да "Герат", хотя ни разу там не были. Впрочем, кто их разберет, этих скинхедов...
Впоследствии девушка призналась мне, что он часто ее бьет. Мужественный охотник за кавказскими черепами приходил домой поздно, чаще всего с боевыми соратниками, уже навеселе, донося с поля межрасовой битвы всё новые и новые победные реляции. Впрочем, в присутствии друзей свою подругу никогда не трогал.
Она рассказывала, что все предки по материнской линии были ведуньями. По достижении двадцатилетия мать передала ей послание от прабабки - в нем были указания о духовном наследовании их рода. "Но я не хочу быть ведуньей, - твёрдо сказала девушка, - я приняла христианство. Мне кажется, я всегда верила в Христа-Мессию. Вот ты же изучал богословие, скажи, правда ведовство - это грех?" Между прочим, передали ей и то особое имя, которым наречена она в мистическом мире - Векус. В прабабкином писании была и еще пара эзотерических фраз, заключающих особую силу, нечто вроде наших литургических тайносовершительных молитв, но новая знакомая сказала, что никогда никому их не откроет. "Они выглядят как древний русский заговор" - ответила она на вопрос, на что это похоже стилистически. После этого стал всё время называть её Векус, и это очень ей нравилось.
Там, над каналом, уже поднималось солнце, и, постоянно выходя из машины покурить, она почти перестала дрожать от холода в моей куртке. Мы оба залюбовались рассветом - как первым в нашей жизни; она начала снова что-то рассказывать, весело засмеялась, а я посмотрел ей в глаза, улыбнулся и обнял. Она сама подставила свои губы...
...На Ярославском стояли рядом с кассами, неотрывно глядя друг на друга, как будто боялись не встретиться вновь. Проходящие мимо тетки ошалело оглядывались на маленькую девочку, постоянно поднимающуюся на цыпочки и доверчиво тянущуюся к здоровенному мужику. А мы с Векус не помнили ни о чем, уже тогда не могли оторваться друг от друга.
В этот день заступал на очередное дежурство. Ранним утром отворил окно - природа, казалось, дышала чем-то особенным, отзывалась мне внутренней жизнью, кипела вся при мысли о завтрашней встрече. В ней открылась новая, особенная глубина. Векус. Там, у окна, поймал себя на мысли, что уже позабыл, что такое полнота бытия, отвык от ощущения, что обо мне думает красивая девушка. И что я могу теперь думать о ней. Бродил по служебному помещению, вспоминал ее голос, глаза, нежные руки - и, кажется, сходил с ума. И сейчас спрашиваю себя: почему с такой легкостью она позволила себя поцеловать? При этой разнице в возрасте, в первый же день общения?
...Дома она полюбила носить мою футболку - свободно развевалась на ней, была длинная, как пальто. Когда возвращался с ночного дежурства, всегда ложился спать, а футболка лежала рядом, благоухая чем-то женским, неизъяснимо-мучительным и сладостным...
C Векус было очень хорошо, легко, и как-то по-особому комфортно - она обладала необыкновенной способностью что называется распределять себя в пространстве. Как будто всегда здесь жила. Что это было - проявление её еврейства? И, что особенно оказалось приятно - уже на вторую встречу она полюбила постоянно докасаться до меня или внезапно обнять. Поворачивался к ней, и на следующие несколько минут мы обо всём забывали - толстый бородатый детина и хрупкая девочка, вся в синяках от побоев. "Ты и есть Бегемот" - оторвавшись от моих губ шептала она нежным голосом. И еще - Векус была невероятно, противоестественно женственной, в ней это прямо-таки кричало.
Телефонной связи с нею не было - мобильник оставила у матери, к которой клятвенно обещалась не возвращаться никогда. Те аппараты, которые ей покупал, постоянно где-то теряла. А может, пропивала? Связывалась со мною по телефону своего скинхеда. Когда был свободен, высылал сообщение, состоящее из одного-единственного слова - "Vekus": это был наш условный знак. Мужественный вождь бледнолицых все равно ничего бы не понял - в своей пламенной борьбе совсем не интересовался её жизнью, чувствами и судьбой.
Деньги, которые ей давал, частично успевала истратить на выпивку, хлеб, макароны - все остальное забирал суровый воин, много месяцев сидевший без работы. На службе снова задерживали жалованье, начфин при встрече прятал глаза, но оставшиеся средства полностью просаживал на бензин - каждые два-три дня мотался в подмосковный городишко, останавливаясь в заранее оговорённом месте на пустынном ночном шоссе. И каждый раз по хорошему вздрагивало сердце, когда видел спешащую ко мне маленькую детскую фигурку.
Я замечал на ней всё новые и новые ссадины и синяки от побоев - на руках, коленях, плечах, щеках, и даже на хорошеньких маленьких ушках... Странное совпадение: мать избивал приятель-молдаванин, а скинхед - дочь... На вопрос: как поживаешь, Векус? - она прижималась к моему плечу и начинала тихонько плакать. И, размазывая слезы, все время гладила меня, ластилась, обнимала за шею тонкими руками-веточками, мешая вести машину. Потом рассказывала о себе, всегда спрашивая: "У тебя ничего нет выпить?" И каждый раз отвечал: "Сейчас заедем купить". Чтобы отвлечь, рассказывал, как в прошлый раз мой начальник, ранее бывший замкомом дивизии, настоящий боевой офицер, с присущей воинской строгостью не то в шутку, не то всерьез отчитывал: "Так, Лебедев. Сегодня. Опять. Доложились. На две. Минуты. Позже" - "Но, товарищ полковник, я..." "Когда только к порядку привыкнете?"
Векус была настолько худа, что можно было обхватить её руку двумя пальцами. В чём только душа держится, - постоянно удивлялся про себя. Сначала обиделась, когда назвал её тощей, и гордо заявила, что у неё самая нормальная фигура, просто тонкая кость. Но сама потом стала себя так называть. И говорила про нас, задорно смеясь - "толстый и тонкий! толстый и тонкий!.."
Ясеневский лес благоухал цветущими липами - запах шел аж до Севастопольского проспекта. Мы часто гуляли - иногда до рассвета, и Векус беспрерывно что-нибудь рассказывала. И очень любила потом задать всякие вопросы - "Как ты думаешь, это у меня такой комплекс?" - "Ну что ты - почти у всех такое есть. Не бери в голову", - знал, что такие вещи нужно говорить очень твердым голосом...
* * *
...Решительное объяснение наступило довольно быстро - так и не успел вволю нарадоваться этим сладостным восторгам. Собирался на ночное дежурство - обед, как всегда, готовили вместе, она так и не научилась резать морковь. Укладывая сумку, спросил:
- До какой станции тебя подбросить?
- А почему ты не хочешь оставить меня здесь? Буду читать Библию и тебя дожидаться. Я бы твоих кошек покормила...
- Нет. Сегодня не могу. Слушай, мне через 40 минут заступать на боевой пост.
- Тогда довези до "Битцевского парка".
В машине сидела молча. Выйдя у метро, как-то странно посмотрела на меня. Сказал ей: "Пошли, куплю тебе проездной", и как всегда взял за маленькую ладонь. Внезапно она вырвалась, побежала по тротуару далеко вперед и начала ловить такси.
Затормозил напротив нее, перегородив всю дорогу - сзади нетерпеливо загудели автобусы. Она тут же перестала "голосовать" и быстро отступила на тротуар. Рука дернулась было поставить рычаг на "parking"... Векус, детской походкой, слегка покачиваясь, быстро шла в сторону леса, где мы уже привыкли гулять.
Я вспомнил о вечернем докладе, еще раз посмотрел ей вслед, и со всей силы надавил на газ.