Любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко пуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце. И вот что необъяснимо: слепая страсть - самая упорная. Она особенно сильна, когда она безрассудна.
(Виктор Гюго)
Играла одинокая скрипка.
Я уже слышала эти звуки, что отдаются эхом в моем сердце. Когда легкая симфония жизни, проникает вглубь твоего сознания, а душа раскрывается в перламутровом сиянии белоснежной азалии. Вбирая в себя каждую новую ноту, я стояла с закрытыми глазами, прислонившись к дверному косяку темной гостиной. Блики лунного света играли на прекрасном лице молодого человека, стоявшего посреди призрачной тиши, подчеркивая его утонченные скулы, идеальные брови - мои щеки зарделись, и я мысленно улыбнулась про себя, зная, что в этой мгле румянец не будет заметен - его брови, они должны быть похожи на шелк, если провести по ним пальцами.
На улице стояла беспроглядная тьма, накрывшая шумные улицы Парижа, по которым сновались люди, заглядывая в открывавшиеся только в это время ресторанчики. На Османском бульваре уже загорелась тысячью переливающимися огнями знаменитая галерея Лафайет, а официанты одевали свою черную униформу, придавая себе элегантный вид, разливая удивительное красное вино Романея-Конти, обжигающее горло своим бархатным букетом. Опьяненные забвением, гости пробуют тонкие, как кружево, миндальные черепицы и шоколадный ризотто, несравнимый ни с одним другим в мире. В ночи гуляет аромат лаванды и лилий, усыпавшие каждый свободный участок земли и нежные лепестки падают на город, словно снег, застывая на мокрых улочках. Уже художники вышли с мольбертами и огромной палитрой красок, а на их плечах висят сундучки, в которых аккуратно разложены цветные грифельные карандаши. Бросая взгляд на закрытые железные ворота одного из особняков, вы увидите причудливый фасад с небольшим садиком, где творятся чудеса - пруд с ледяной водой и миниатюрный мост, на котором сидит улыбающаяся фея, протягивающая руку в небесную тьму; цветы светло-желтого окраса, издающие ванильный аромат, навевающий воспоминания о мороженом с пряностями и хрустящими медовыми хлопьями.
Когда я открыла глаза, я увидела его тихую улыбку на губах, светлые волосы, падающие непослушными прядями на лоб, старомодную шелковую рубашку, ворот которой был распахнут, словно юноше было жарко в эту холодную, дождливую ночь. Между нами появился неуловимый призрак тишины, но нежная мелодия его завораживающей игры, отправляла меня в новое путешествие. Смычок в его руках напоминал волшебную палочку, заставляющую людей по желанию хозяина подчиняться и впускать в свое сердце новую волну блаженства. И я подчинялась этой нечестной игре. Я не сразу заметила, что музыка прекратила свое божественное звучание, а виртуозный гений с недоумением смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами.
- Что ты здесь делаешь? - спросил он. - Я думал, что ты легла спать. Его ловкие пальцы покрутили пару раз смычок, и он осторожно положил свою скрипку в футляр, поглаживая лаковую поверхность, будто величайшую драгоценность.
- Ничего не могу с собой поделать, Ноэль, - призналась я, - люблю твою игру.
- Вот как, - произнес он безжизненным голосом. Былое счастье, отразившееся на его лице, исчезло, как один миг, который не вернется больше никогда, отдай я хоть все богатства мира. Я в тревоге поддалась вперед, не зная, что предпринять. Я видела его закрывшиеся глаза, пролёгшую неровную линию между бровей, заметила губительную смертельную бледность, ужасные синяки от очередной бессонницы, мучавшей моего сводного брата уже второй месяц. Его пухлые губы задрожали, похоже, он пытался что-то сказать, но ему все же удалось подавить в себе этот порыв, и ангел просто отвернулся от меня.
- Я никогда не слышала этой мелодии, - произнесла я слабо. - Что-то новое?
Ноэль в тревоге обернулся, словно только что понял, что перед ним стою именно я, и растерянно пробормотал что-то вроде сладкого прощания на ночь, и, не дав мне новой попытки заговорить, быстро пересек разделявшее нас расстояние и, остановившись подле меня, тихо произнес, почти шепотом:
- Твой французский стал гораздо лучше.
Мое сердце забилось в неутихающем пламени, разнесшимся по телу опасным лесным пожаром. Слыша его удаляющиеся шаги по коридору, я почувствовала внутри себя раздирающее на части меня одиночество, и мне захотелось кричать, но я просто стояла, смотря на то место, где только что стоял юноша, с которым я никогда не смогу быть близка так, как того желает мой учащенный ритм и дрожащие руки. Казалось, что земля ушла из-под моих ног, а от страха я не смогу ощутить в легких спасительный кислород. Черная тварь ревности, проникшая в мысли, вновь стала терзать меня в невыносимой агонии. Я обняла себя за плечи, чувствуя жар своего тела под ночной сорочкой, но мне все равно было холодно.
Я переехала во Францию два года назад из-за бесконечных командировок моего отца, который после развода с мамой, попросту решил от меня избавиться, свалив мое существование на плечи родного брата. Дядя Морис часто напоминал мне героя сошедшего с альбома художника, нарисованного небрежной рукой для очередного сборника сказок - настоящий добрый волшебник. Блеклые изумрудные глаза, словно стеклянные, показавшиеся над тонкой оправой очков долго изучали меня, а на лице его играла загадочная теплая улыбка. Я шагнула вперед в открытые массивные двери особняка, слыша, как за мной закрывается замок, и в тот момент я поняла, что старая жизнь стирается из моей памяти, оставляя горький след и размывая границы в будущее. Первые несколько месяцев были настоящей катастрофой, потому что я не могла выговорить даже пары простых фраз и ничего не понимала, когда разъяренные прохожие бросали на меня свои осуждающие взгляды - я не знала, как оплатить проезд до института; долго привыкала к новой обстановке. Будто взаперти золотой клетки, окованной магическими цепями, я пыталась снять заклятие - ночами учила слова, зазубривала тексты, чтобы хоть как-то освоиться в новом мире. Чужая страна - это и есть потусторонний мир, самый абсурдный из всех, что ты видел прежде. И этот мир был страшнее, чем кошмарный сон, в котором обитают коварные призраки и чудовищные создания смерти, поскольку был пропитан одиночеством. Пока не появился Ноэль.
Наша первая встреча была такой же неожиданной и необъяснимой, как и его волшебная игра. Мне снились фантастические сады, где алеющие розы цвели круглый год, а с яблонь падали золотые плоды; волнующееся море, цеплявшееся за холодные скалы и серебристые чайки, парящие в небесной выси. Очнувшись в ту ночь, я долгое время не могла понять, где нахожусь - в очередном видении или реальности. Влюбленность сложно выразить в словах, она возникает постепенно: из образов, из отзвуков первых произнесенных слов, которые будут сопровождать тебя до самого конца жизни, из моментов, когда у тебя кружится от счастья голова, и которые ты больше никогда не вернешь. Все это возводит в нашем сознании хрустальный дворец, увлекающий тебя в пространство, полное приключений, чувств и страсти.
Его сапфировые глаза блестели в свете огня камина, а кожа была оттенка мокрой бронзы. Любимого человека узнаешь по глазам. Кожу, руки и волосы, даже легкие шрамы на теле и облик твоего спасителя согревает сердце и умертвляет душу. Возникало ли у вас такое состояние, когда ты хочешь чего-то настолько сильно, но не можешь его получить? Оно у меня и не проходило с той черной ночи. И этот пожар внутри себя я не могу потушить и сейчас. Я счастлива просто оттого, что этот человек находится рядом со мной так близко, и что именно сейчас счастлив он, приходя домой, обнимая меня за плечи и рассказывая о своей удивительной девушке. За столом он сидит подле меня и только со мною делится впечатлениями о прочитанных романах Дрюона и Леви, восхваляет Моцарта и Бетховена и просит поддержки, уходя на сцену концертного зала. Сколько же раз я представляла в своем воображение сладость и тепло его губ, бархат кожи и томные глаза, переливающиеся в лучах солнца - все это принадлежит мне каждую ночь, в моей хрустальном дворце, сотканном из предрассудков и мечтаний, желаний и надежд, горечи и сладости. Моя история, словно скрученная по спирали линия жизни, обуреваемая жгучей любовью и не менее жгучим проклятием. Такая щедрость со стороны непогрешимого неба - получить дар любить кого-то так сильно, но не иметь возможности передать эти чувства больше широкой улыбки на лице и трепетного поцелуя в щеку, в надежде на то, что он вернется к ней с букетом жасмина и ирисов от поклонников его творчества.
Несколько месяцев назад мой брат расстался с Аделиной. Шел ливень, а он все не возвращался домой с репетиции. Наш особняк находился загородом, поэтому приходилось каждый день добираться до курсов на поезде, если дядя не решит подбросить тебя на своем элегантном черном роллс-ройсе, но разве можно беспокоить его такой мелочью, когда он и так отдает ей все, что имеет. После того проливного дождя я тяжело простудилась - я промокла до ниточки, пока добиралась пешком до станции. На щеках уже играл болезненный румянец, когда я с бодрым видом шла по главной платформе. Я стояла и смотрела на его силуэт в дорогом сером пальто из кашемира, такого безмолвного, ушедшего в себя, с отсутствующим взглядом. Тысячу раз мне хотелось вернуться в этот миг и поцеловать его лицо, его веки, щеки. Подняв глаза и встретившись со мной взглядом, он только улыбнулся, но ничего не мог ответить, как бы старательно я не расспрашивала его о случившемся.
Ноэль ничего не сказал и о дрожи в руках, превращавшей каждую пуговку, каждую застежку его одежды в непреодолимый груз, вес которого не давал дышать. Открытый, беззащитный, я убаюкивала его в своих объятьях, пытаясь вобрать в себя всю накопившуюся боль.
- Это ты, - шептал он, уткнувшись мне в шею, а я гладила его по голове, эгоистично наслаждаясь моментом, пропуская его волосы сквозь пальцы. Я не разобрала всех слов, что он говорил мне в ту ночь, но почему-то знала наверняка это непереносимое чувство утраты. После этого наши отношения превратились в некую привязанность, и образовалась связь, которую ни я, ни он не могли больше разорвать. Мы часто сидели по вечерам в гостиной на махровом белоснежном ковре, упиваясь, горячим шоколадам и зефиром, в то время как Ноэль читал мне вслух Шекспира. Было неловко спрашивать его о словах, которых я не понимала, но он придавал лицу притворную гримасу ужаса и восклицал: "Ты что, не знаешь?", смеясь во весь голос и осторожно разъясняя мне их значения, приписывая прямо в открытой книге транскрипции для правильного произношения. По завету Соломона и эти чудесные часы исчезли из моей жизни, а воспоминания, украденные у жара пламени о двоих, лежащих возле огня, растворились. Ноэль избегал моего взгляда, и только мне чудилось притяжение подрагивающей кожи, как он тут же отдергивал руку, словно от склизкой ядовитой змеи. И я, укрывшаяся от всего мира в своей комнате, воссоздавала в своей памяти эти вечера. Я спрашивала, почему судьба была такой жестокой именно ко мне, заставляя меня чувствовать такое жжение в груди. Я в замешательстве опускала глаза, сталкиваясь с ним в лабиринтах огромного дома, ставшего таким чужим. Отдавшись учебе, я поздно возвращалась домой, поэтому мне приходилось ужинать с друзьями в местном кафе и кажется, тот высокий официант с темными кудрями по имени Марри заинтересовался во мне. Было так забавно наблюдать, как он однажды бросил поднос с фарфором на пол, разбившейся вдребезги из-за моего внезапного ухода. Скорчив интригующую и недовольную физиономию - одна бровь вверх, другая вниз - он испуганно спрашивал, не обращая внимания на ругательства главного шеф-повара, разносившиеся по всей улице: "Ты уже уходишь? А как же яблочный бисквит?".
Марри просил как-то проводить меня до станции и незаметно для нас самих, мы шли уже по темным улицам, ступая по холодной мороси из-за начинающегося дождя. Сгустившие сумерки окутывали город своим призрачным покровом, и пелена пурпурных облаков скрывала золотистый диск солнца. Улицы, сверкающие дождевой водой, превратились в зеркала, отражавшие янтарное небо. Я помню, как проходила по влажной, поблескивающей брусчатке мостовой, по которой скользили одинокие прохожие и, как с грустной улыбкой всматривалась в их лица. Мы дружно шли домой, крепко держась за руки, не глядя друг на друга, но, несмотря на тепло, исходившего от его широкой ладони, я не ощущала биение тока в том месте, где его кожа касалась моей. Было как-то само собой понятно, что нам не следует заходить ко мне домой, но остановившийся возле нас автомобиль и знакомая кривая улыбка, готовы были завоевать весь мир. Дядя Морис, прибывавший в приподнятом настроении от увиденного, был столь галантным хозяином, что пригласил Марри на ужин. Мне пришлось покорно согласиться на безумную авантюру, но я долгое время не могла успокоиться, сидя за столом и неотрывно смотря входную дверь в столовую и нервно теребя подол юбки из-за занятого моим другом место Ноэля. Из-за этого я пропускала часть беседы, что вели мой дядя и Марри, но была рада до невозможности, когда ужин, тянувшейся бесконечность, закончился. Благодаря всех богов, которых знала, я уже собиралась провожать Марри, как в зал вошел Ноэль, застыв прямо на пороге и бросив любопытный взгляд на юношу, сидевшего рядом со мной слишком близко. Он покорно расположился напротив меня, не сказав ни слова, и оставшуюся часть вечера выглядел мрачнее тучи.
Я так и не смогла заснуть, пока заря не окрасила окно комнаты в сотни оттенков розового, золотого и красного. В этот вечер мой брат принес скорбную весть о его отстранении из состава участников турнира одного из престижных музыкальных конкурсов Европы. Терзавшись угрызениями совести, своей трусостью и слабостью, я день за днем, притаившись за дверью, смотрела на его побагровевшие от ран руки, причиной которых была нескончаемая игра на скрипке. Это создавало ностальгическое чувство чего-то потерянного, и жгучие, почти что безудержное желание прикоснуться к необычно изогнутому грифу, почувствовать на пальцах стальной холод струн - все эти головокружительные сцены хаотично мелькали в моем сознании. И единственное, что я делала, это задумчиво наблюдала, пока, наконец, не решилась записать на аудио одну вещь. Я так давно не пела, что первые недели ходила с охрипшим голосом, который придавал мне зловещую ауру. Пришлось объясняться очередной простудой, сославшись на дожди и легкую одежду - я часто ходила с насморком, поэтому никто особо не заострил на этом внимания, кроме Ноэля, который несколько дней подряд приходил ко мне в комнату и без каких-либо слов ставил чашку горячего чая с чабрецом и горький шоколад.
Я не испытывала панического стресса, что обожал вселяться в неуверенных в себе людей, ведь в крови бурлило предвкушение долгожданного испытания, когда я стояла у микрофона. Одевая наушники, я не питала никаких иллюзий относительно своего успеха, но в душе все еще продолжала хранить надежду, что теплилась во мне с самого начала. Заиграла мелодия моего любимого, скрипка, что дает мне дыхание жизни, без которого я умру, без которой рассыплюсь прахом в безграничном вихре чувств, что я питала к нему одному. В каждое слово я вкладывала всю свою душу, всю любовь и отчаяние. Я молилась, чтобы он услышал, понял и принял меня всю - бескорыстность, преданность и доверие. Когда я запела высоким сопрано, из моих глаз покатились слезы, что я держала в себе каждую ночь и каждую минуту каждого дня, но я улыбалась. Как же я улыбалась - чувствуя нарастающую волну сил, глубокого безразличия ко всем, кто окружал меня, я была собой, и напряженной ритм скрипки наполнял меня им. Всем его существом.
"Я люблю тебя, одного тебя. И ничего не нужно в этой жизни. Я умру ради тебя, я паду только ради тебя", - звучали мистические фразы в моей голове.
Открыв глаза, я заметила несколько странных вещей - одни, кусали губы, сдерживая слезы, другие взволнованно бегали по комнате за стеклянной рамой, набирая все работающие телефоны, перекрикивая и тех, и других, но больше всего мне запомнились сияющие и восхищенные глаза девочки, которая прошла в прослушивающую аудиторию. Она обняла меня и печально улыбалась, шепча слова благодарности. Услышав такое, я буквально лишилась дара речи и кукольным жестом свесила руки, не зная, что делать дальше. Я пела "Ave Maria". Я благодарила Всевышнего за любовь, что живет во мне, за жизнь, что он дал человеку, которого я так люблю. Мои мысли путались, а на лице читалось измождение. В зеркальном отражении я увидела себя - свои черные невыразительные глаза, припухлые губы, напоминающие открытую рану, но я была счастлива. В воздухе растекался сильный запах кофе и соленый аромат слез, но мне виделись лишь букеты белого, непорочного жасмина.
Вернувшись вечером домой, я вела себя так, будто не совершила безрассудный поступок, который может стоить мне слишком дорого. Набравшись храбрости, я проскользнула в комнату Ноэля, в которой часами проводила время, когда хозяин отлучался на репетиции. Я знала вещи в его комнате, как свои собственные, проводя здесь многие часы, обвыкаясь среди принадлежащих ему предметов, аккуратно ставя их на место. Пахло лавандой и его одеколоном, хотя в действительности, он пах солнцем, травой и сладкими фруктами. Я осторожно вложила диск в музыкальный плеер, который был неотъемлемой частью его жизни. На прикроватной тумбочке лежали десятки дисков классической музыки, оперных див и масса современных певцов, была даже металлика. Человек, с детства увлекающийся таким искусством, уж точно не мог проникнуться в тяжелое и гремящее, схожую с какофонией, палитрой звуков, от которых кровь застывает в жилах, но как выражался сам Ноэль - он избранный, для которого музыка все, и, слушая композицию, он открывает вместе с новым звучанием и свое сердце.
Я испустила вздох и крепко вжалась в его подушку, впитывая губкой, сказочный аромат. Прижимая к груди шелковую ткань, я подумала, какими могут быть его объятья и против воли заулыбалась, через секунду начиная отчитывать саму себя за неподобающие девушке вроде меня мысли, а после покачала головой - я настоящий фанатик, раз так влюблена. Но разве это плохо?
***
Моя комната была залита солнечным светом, отчего казалась белой, как первый выпавший снег. На стенах играли солнечные блики, соткавшие невесомые холсты и прозрачные пейзажи, наполненные чудесами. Возможно, когда-нибудь меня переубедят, но в то раннее утро, я поняла насколько изменилась. Свет разливался жидким золотом по простыням, и пришлось протереть глаза, прежде чем сфокусироваться на четкости. У постели на стуле сидела знакомая фигура, мирно и сладко посапывающая и издававшая тихие вздохи. И в тот же миг, я не удержалась от того, что так давно хотела сделать. Я дотронулась до его брови и медленно провела пальцами до виска, задев шелковистый локон волос. Я подобрала под себя простынь, придвинулась ближе так, чтобы я смогла губами ощутить тепло бархатной кожи. Я подняла глаза, и мне достаточно было взглянуть в его широко распахнутые глаза, отсвечивающиеся переливающимся мистическим тоном индиго. Мы сидели друг напротив друга, а я не могла разгадать чувства, смешанные в этих самых чистых голубых глазах, которые когда-либо видела - потрясение, обида, смятение. Отчего? Я совершенно не помню, что он говорил, помню, что он долго держал мои руки в своих, которые потом неожиданно переместились: одна легла на поясницу, другая ласковыми движениями поглаживала шею. Томленная столькими событиями я не сразу поняла, что происходит, а когда поняла, припала к его губам так же отчаянно, как если бы тонула в синеве моря. Были ли в этот миг мы сами собой или нами овладело нечто большее? Я растворялась в нем, пытаясь убедить себя, что это не иллюзорный сон, но если и сон, я не хотела просыпаться.
Рассвет еще только наступал на великолепный город Париж, и мы просто лежали на моей широкой и уютной кровати. Улыбаясь, мы тихо изучать друг друга, изредка проводя по линии скул и рта. Тем же утром я проснулась уже не на подушке, а на плече, удовлетворенно уткнувшись Ноэлю в шею. Мечты, мечты, мечты... я мечтала все это время. Быть может, мечтать и вправду невредно? Повернув голову, я заметила лежащую у изголовья кровати скрипку, а вместе с ней и диск.
- Славься, Мария, - прошептала я, обнимая Ноэля за плечи и благодаря небеса за спасение.
От автора: новелла посвящается самой чистой и светлой девушке, которую я знаю и которую я очень сильно люблю. Ее зовут Нина, и мне безумно нравится звучание двух этих слогов - они легкие, как перья ангела, и яркие, как лучи солнца. Рассказ называется "Соната восьми чисел". Если вы представите себе число восемь, то обнаружите математическую хитрость и загадочность этой цифра - это та же бесконечность. А в чем проявляется бесконечность? В жизни, в смене времен года, в рождение и смерти, чередом событий и любви. Любовь, как конец неба, которого нет, и не будет, она вечна. Я писала это на скорую руку, поэтому позже буду ругаться на себя за нелепые фразы, но я все равно надеюсь, что эта история понравится тому человеку, которому она посвящена.