Костюк Ярослав : другие произведения.

1

У военного инженера, прибывшего по запросу Сергея, были пугающие серые зрачки. Мёртвые, со стальным отливом — почему-то мерещились за ними бегущие строчки с изнаночной стороны. Видимо, особые контактные линзы. Прямая проекция инфы на сетчатку. Он и не моргал почти — этот сухопарый профессионал в камуфляже.
— Деньгами не беру, — хмуро напомнил он. — Пользы от них, сами знаете. Где, собственно, товар?
— Это вторая треть, — сказал Сергей, протягивая карту. — Последнюю получите, когда закончите.
Глаза-блюдца просканировали карту.
— Хорошо. Приступим?
— Участок в вашем распоряжении.
— Хорошо.
На крыльцо вышел Кирилл, протёр заспанные глаза и вздрогнул, заметив группу военных — мобильный стройотряд на бронированных джипах. Никаких опознавательных знаков. Сергей сумел разузнать лишь никнейм инженера, набор букв с форума, на таком слое интернета, куда не всякий проникнет. Ему вот удалось.
Сергей подошёл к сыну, положил руку на плечо; хрупкое, будто птичья кость.

— Это они? — спросил мальчик.

— Да.

— Когда они закончат?

— Через шесть дней. У них все расписано. А нам пора...

— Куда?

— На охоту. Помнишь?

Кирилл помотал головой.

— А как же они? — спросил он. — Я бы посмотрел.

— Посмотришь, когда вернёмся.

Пока мальчик переодевался, Сергей побросал в рюкзак все необходимое. Звякнул мобильник. Красная 'раскладушка' с человеком-пауком, подаренная сыну на прошлый год. Мальчик схватил 'нокию', прикрыл рукой, чтобы отец не слышал, и что-то шепнул — точно раскалённые уголькис шипением посыпались в бурлящий котёл. Уже через секунду Кирилл с мольбой уставился на отца. Можно, мол? Ну, точно, Машка. Конопатая, рыжая и вся от макушки до пят какая-то посконно-деревенская, насквозь пропитанная можжевеловым запахом. Таких больше и не делают. Наверное, последний экземпляр. Как Кирюху увидит, так спинка досточкой и нос по ветру. Грудки торчком. Взгляд загадошный. Джульетта Мценского уезда. Сергей видел как-то раз её мать возле продмага, тоже ничего, статная личность, а в молодости ещё краше была — да и сейчас мужики челюсть роняют. Сам свидетель. Сам же и уронил. Вот и Кирюха мой пропал, подумал Сергей, мать и дочка — одного поля ягодки. Правда, у Машки с Кириллом всё это как бы в зародыше. В лопухах пошепчутся, и ладно. В их возрасте, самое оно. Разрешить, что ли? Пусть пойдёт на охоту. Жаль только, что потом всё это по живому обрывать... с треском...

Кирилл забыл дышать, прикрыв трубку рукой. Сергей дал добро, стребовав, чтобыМашка, во-первых, не ныла, во-вторых, в хвосте не плелась, и воду взяла свою, и вообще экипировалась как на войну. Получив разрешение, Кирилл заметно оживился. Даже браслет-пеленгатор нацепил небрежно.

— Поосторожней с ним, — предупредил Сергей. — Это наш билет. Понял?

Мальчик провёл пальцем по чёрному, непроницаемому циферблату. Подышал на него и протёр, пытаясь разглядеть чтовнутри. Бесполезно. Ещё рано.

— Ты говорил, они укреплённые, — сказал Кирилл. — И непромокаемые.

— Так и есть.

Мальчик шмыгнул носом.

— Вот бы всем такие выдать, — сказал он. — Машке, например.

Сергей покачал головой.

— Машке нельзя, — сказал он.

— Только нам?

Вот и первая ниточка, с досадой подумал Сергей. Он стянул горловину рюкзака, похлопал по боковым карманам, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Детская вера в чудо неистребима. Сергей надел рюкзак, пере кинул через плечо ружьё. Когда выходил из комнаты, зацепил подкову на притолоке и железяка с грохотом покатилась по полу. Сергей наступил на неё, поднял и аккуратно повесил на место и, не оборачиваясь, уронил в набрякшую от напряжения тишину:

— Только нам.

2

После недели дождей и туманов, когда по утрам стала появляться первая наледь на лужах и, казалось, уже окончательно по вернуло на зиму, наступила оттепель. Уже к десяти утра иней на серебристой поверхности убежища таял. Над болотами стояла слоистая дымка. Деревенский люд, обычно кормивший в это время печки дровишками, обрадовался экономии. Старики в калошах щурились на солнышке и улыбались. Да и с чего бы им бить тревогу, если в новостях ни гу-гу? Между тем у продмага состоялся разговор с Машкиным отцом.

— Эй, командир, на пару слов!

Рыжий мужик в дырявой матроске под пирал покосившийся штакетник. Известной помятости лицо дышало исключительной трезвостью. Непонятно было, что ему вообще надо, этому чёртику из табакерки.

— Что у вас за стройка там?

Почувствовал, подумал Сергей. Увидел джипы и насторожился. Машка болтала, служил где-то под Архангельском — кто знает, чем они там на своих подлодках занимаются? И кричит по ночам. Она как-то раз проснулась, прежде чем у бати припадок случился (будто предчувствовала), и всё-всё разглядела — сначала у бати кадык запрыгал, пальцы задёргались, а потом он ухватился за простынку, сел и как закричит, всё нутро наружу полезло, будто чёрная туча выплеснулась, а глаза у него — ну точь-в-точь голубые угольки. Только он всё равно ничего не видит, минуты с две.

Вернее, видит, но что-то своё. А потом выбредает в сени и там припадает к молочно-сивой бутыли, которая всегда наготове с кадушкой огурцов... Мать, конечно, плачет. А отец по нескольку дней не выходит из запоя, а так-то он не пьющий, ни-ни, да и на ферме на хорошем счету... ферма тут неподалёку — немец какой-то заведует, коров своих из Мекленбурга выписал...

Вот Машка ему и доложила, заключил Сергей. Да и слухи по деревне ползут. Пришлый народ, москвичи, полгода всего как из нерезиновой — да ещё со своими причудами, как тут языкам не развязаться? Никаким дауншифтингом не отмажешься.

Вообще, Машка разведала многое, прямо как заправский шпион — ко всему приглядывалась, ничему не удивлялась и всё за поминала. Как поздним вечером подкатил грузовик, как выгружали армейские пайки. Как порвалась картонная коробка и просыпались баночки с мульти-витаминами. Как бурили артезианскую скважину и обшивали каплевидную конструкцию металлическими листами, похожими на рыбью чешую. Вот, кстати, чем не рыба? Рыба и есть. Чудо-кит. А мы будем жить в его чреве, когда придёт время...

Сергей сделал шаг на встречу, да и Машкин отец отступил, точно заманивая в тень. В затылок жарило солнце, всплыло откуда-то имя... Павел... а Машка у нас, значит, Мария Павловна...

— Тут такое дело, командир.

Павел покосился на браслет-пеленгатор, облизнул губы. Происходящее нравилось Сергею всё меньше.

— Ты девку мою сохрани, — потребовал Павел. — Хорошая девка. Головастая. А умная девка, что три взвода мужиков в дозоре. Бери, не пожалеешь!

— Куда бери?

— В укрытие! Долго ещё осталось? Жара!

А ведь это он сейчас просит, сообразил Сергей, а потом войной пойдёт... А если по телевизору раззвонят? Не дай бог!

— Видал я такие штуки, как у тебя во дворе. Говорили, на двух человек расчёт. А ты третьего пристрой — не за себя ведь прошу!

Правильно он по ночам кричит, решил Сергей, есть от чего, но как всё-таки узнал, а? И что за служба была на тех подлодках, что ты до сих пор живой ходишь? Сергей и сам-то случаем разведал, на попойке с от ставным генералом, и даже не в попойке дело, а в том, что генерал оказался хвор, вдов и ни на что уже не рассчитывал, а подливавший перцовку Сергей напомнил ему погибшего сына... эх, кудри вы мои паслёновые, на вас я эту путёвку в один конец и купил! А заодно и карту генеральскую.

Павел жадно вчитывался в его лицо. И что-то такое прочитал. Нет, нельзя ему от ворот поворот давать. Пообещать надо.

— Её возьму, — буркнул Сергей. — Больше никого.

Павел громко икнул. Попятился, продавил лопатками штакетник. Сергей отвёл взгляд, чувствуя как сосёт под ложечкой — ложь ворочалась, поднимаясь к горлу горячим комом. Павел забормотал:

— Ну дык это... Я ведь...

— Тихо ты! — прошипел Сергей, заметив, что продавщица поглядывает на них сквозь сетчатую дверь. — Попробуй кому вякнуть, понял?!

— Машка! — позвал Павел. — Дочка!

Сергей выругался. Девочка выбралась из-за заржавленной квасной бочки.

— Здравствуйте, дядя Серёжа, — сказала она.— Я тут была...

Сергей опять выругался. На сей раз, про себя.

— Здравствуй, Маша, — сказал он. — Всё слышала? Ну, тогда, пойдём.

В убежище Машка долго щурилась, привыкая к свету 'экономных' ламп. Две кровати. Стол. Крупы, тушёнка. Машка прошлась вдоль ряда банок, ведя по нему указательным пальцем. Постояла, вытаращив глаза, возле панели с датчиками и вздрогнула, когда включился телевизор в углу.

Сергей убрал пульт в карман. Вообще-то, когда наступит час икс, сигнал пропадёт, а пока что по 'Вестям' транслировали выступление президента. Глаза-буравчики. Почти как в молодости. Зато щёки обвисли, запали, будто налитые серостью. Позади президента торчал новый телохранитель, а может быть, советник; внешность у него была примечательная: челюсть — деформированная в какой-то аварии, нос рябой, жёсткий ёршик волос, а через плечо перекинута тушка то ли писца, то ли соболя. Много слухов ходило про этого бодигарда, с которым президент теперь не расставался... Похож на шамана в костюме 'армани'. Картинка дрогнула и сменилась агиткой 'нашистов' — куда-то они шли и за что-то они выступали.

— Плохое место выбрали, — неожиданно сообщила Машка.

— Почему это? — опешил Сергей.

В открытую дверь затекал жаркий полдень. Президент беззвучно шевелил губами, министерская челядь дежурно строчила в блокнотах.

— Марковна здесь жила. Вы у её дочки дом купили.

Девчонка сунула голову между полок и деловито принюхалась, точно уже сей час примерялась, как будет оттуда выгребать пыль.

— Ну жила. Ну и что? Пойдём, что ли?

Девчонка помотала головой. Перекрестилась:

— Тут посвятить надо. Повесилась она.

— Кто повесился?

— Марковна.

На улице Кирилл встретил их радостным криком.

— Маша, смотри!

Он подбежал к ней, держа на ладони жука-рогача. Жук сидел смирно. Машка уважительно провела пальцем по чёрной гладкой спине.

— Большой.

Они долго рассматривали жука.

— Ему коробка нужна, — решила Машка. — Возьмём его с собой.

— А чем кормить?

— Не знаю.

— Я тоже. Мы что-нибудь придумаем. Да, дядь Серёжа?

— Ага.

По краю небу плелась грозовая хмарь. В обход села. Турханы накроет. Кирилл сбегал в дом и принёс пустую банку из-под горчицы, запустили туда жука, накидали травок. Походное жилище было готово. Сергей потёр лоб. С тех пор, как мальчик узнал, что Машка будет с ними в укрытии, он так и светился.

— Вот и ещё один поселенец, — сказал Сергей. — А ты, значит, его вахтенный... Бери ружьё и строевым шагом, ать!

Мальчик выпятил грудь, козырнул.

— Так точно!

Вышли за село и двинулись вдоль болота. Тут оно было жёлтое, травянистое с редкими хилыми берёзками — по другую сторону вырастал чёрный лес.

Подняли выводок уток, и мальчик судорожно, путаясь в ремне, вскинул ружьё, выстрелил — птица упала в воду, близко от берега. Сергей вытащил селезня, придавил к земле, полоснул по горлу, уселся на раскладной стульчик и подвесил тушку головой вниз. Кирилл делал вид, что проверяет, не застрял ли в стволе пыж.

Машка, наоборот, таращилась. Смокшиеся перья, точно плевки ложились в траву, а где-то натужно кричала кряква, взывая к собрату.

Вскоре Машке надоело смотреть, и она отвернулась.

— Ой, дядя Серёжа, смотрите!

Марево над болотом превратилось в туман. Внутри выплясывали столбы дыма, надвигались они медленно, но зато шеренгой — колыхались за спинами синие шипы. По две штуки на каждого. Как всё просто, подумал Сергей, и, главное, почти буднично и согласно прогнозу, хотя ничего общего с 'крыльями' шипы не имели, но что будет дальше?

Кирилл выстрелил.

Сергей перехватил ружьё, но справиться с мёртвой хваткой мальчика удалось не сразу.

— Ты чего? — рассердился Сергей. — Сдурел?!

Кирилл не ответил.

Только смотрел в глаза, и не хотел отпускать ружьё.

— Я же тебе объяснял, — терпеливо напомнил Сергей. — Не поможет.

— По ту сторону... А вдруг...

— Нет, — твёрдо сказал Сергей. — Нет.

Мальчик разжал пальцы. Теперь, когда испуг прошёл, ему было просто стыдно. Перед Машкой. Впрочем, ту и саму будто обухом перешибли. Она стояла, разинув рот.

— Я тоже кого-то видела... только не поняла...

— Ничего ты не видела.

Ниточки рвутся. Это больно. А Машка пока не догадывается — мне же хуже...

— Не могла ты видеть. Пеленгатор бы засёк. Заранее! Мы бы уже дома сидели и чай пили. Понятно?

Он сунул утку в пакет для мусора. Тушка ещё сохраняла тепло — липкое, настойчивое тепло жизни, которой уже не было... нигде не было — по обе стороны от тумана.

Сердце заколотилось. Нет, дудки! Мы ещё поборемся.

— Поэтому сейчас мы вернёмся и запечём эту утку на гриле.

— С белым перцем... — подхватил Кирилл, но не слишком уверенно. — Как ты рассказывал!

Сергей заставил себя улыбнуться.

— Да, — подтвердил он. — По нашему стародавнему, дальневосточному рецепту комсомольцев-строителей!

3

С холма было видно, как уплывают в молочный кисель лоскутки дворов, деревья, опоры линии электропередач. Судя по без людью, счёт погибшим уже был открыт — зомбоящик отрубило на первый же день. По улицам бродили дымчатые столбы. Между тем приборы показывали, что до часа икс осталась неделя, а наружные датчики так и вовсе рисовали благодать. Ступай куда хочешь. Уже к десятому часу стояла жара. Солнце накатывало, точно прибой из-за невидимого горизонта, и тут же растекалось по небу церковной позолотой.

Сергей спал на полу, в армейском спальнике. Машка, не успевшая с собой ничего взять, ходила в спортивном костюме Кирилла, складывала пазлы с 'Человеком-пауком' и неохотно делала зарядку по утрам, а порой, задумавшись, хватала себя за горло рукой и зажмуривалась, проговаривая про себя молитву. Ещё они с Кириллом о чём-то шептались под кроватью, из-за свешенного до пола одеяла доносилось обрывками: 'подлодка', 'тюлени', 'северный полюс'...

Так прошли три дня. А затем, вечером четвёртого дня, их навестила Машкина мать. На мониторе было видно, как она выросла будто из-под земли и встала у входа. Почему-то боком к нему. Как бы прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Сергей в тот момент сидел за пультом, и, наверное, по-хорошему, надо было вырубить экран, но панель уже разродилась предательским пиликаньем, и зажглась красная лампочка.

Машка метнулась к пульту, увидела мать и тут же отпрянула, разглядев в рябящих помехах две дымчатые фигуры.

Столбы. Пониже и повыше.

Мать держала руку с платком у горла и тянула подбородок вперёд, точно проникала своим слепым взглядом сквозь стены и видела спрятавшихся людей.

Знала, что они смотрят. Прощупывала.

В серо-оливковых тонах прибора ночного видения её горящие глаза нагоняли жуть.

— Машенька, — с тихим надрывом затрещали динамики. — Павлуша сказал мне, что ты здесь... я бы сразу пришла... да только не пускали меня... Иди домой, дочка!

Сергей сжал зубы, закрыл глаза. Пальцы сжимали тумблер отключения звука.

Прижавшись к нему тёплым комком, стоял за спиной Кирилл.

Машка всхлипнула.

Пусть бежит, сказал себе Сергей. Ты же этого хотел.

— С Кирюшей меня познакомишь. Папка рассказывал про него, славный парень... папка теперь не пьёт совсем... только в доме всё починяет...

Машка не побежала. Она уже всё знала.

— Выключите! Выключите! — крикнула она. — Не могу!

Бросилась на кровать и долго там рыдала, закутавшись в одеяла. Кирилл утешал её как мог.

Утром заработал телевизор, и Сергей отважился сходить на разведку в деревню.

В новостях была тишина. Снова показывали президента, который спокойно вещал что-то про сельское хозяйство и, как всегда, давил журналистов цифрами.

Дети проводили Сергея угрюмым молчанием.

Пока шёл к сельсовету, перед глазами стояли их встревоженные лица. Рука стискивала погон ружья, в горле усиленно першило. У закрытого почтамта грелся на ступенях старик в калошах. Старик, увидав Сергея, попытался привстать.

— Сынок, не знаешь, когда контору откроют? Третий час поджидаю!

Не проронив ни слова, Сергей обогнул пенсионера по широкой дуге. Кричали вороны. Выбредшая на футбольное поле корова равнодушно хрупала чертополохом.

Пастораль и благорастворение воздухов.

Сергей прирос к земле, когда через улицу метнулся котяра и с треском затесался в сухостой георгинов.

Сволочь.

Сергей ещё долго стоял, прислушиваясь. Ничего не происходило. А ведь я даже не успел вскинуть ружьё...

— Посмотрю Машкин дом, — решил Сергей. — Обещал ведь.

Теперь он шёл с ружьём в руках. Оголодавшие дворовые псы провожали его рычанием. За шторами в окнах мерещились фигуры, размытые тюлевые призраки.

Машкин дом окружал яблоневый сад. Стены были из деревянных брусьев; крытая жестью стрёха и растрескавшаяся резьба. Распахнутая в сарай дверь демонстрировала красный бок скутера, похожего на выставившего усики-антенны сердитого хруща. В сенях пахло рассолом и почему-то металлической стружкой. Поперёк порога в главную комнату валялись резиновые сапоги. Павел сидел за столом, обхватив руками десятилитровую бутыль с самогоном, рубашка на спине разодрана, от затылка книзу разбегались... аккуратные вензеля и канальцы... затвердевшая кожа... точно потоки раскалённого свинца... плеснули... и они стекли вниз красивым узором и затвердели... в затылке зияла рваная дыра...

— Вот и всё, Павлуша, — сказал Сергей. — Ни фрицу шнапс, ни чёрту ладан.

И сразу понял. Надо уходить. Возвращаться.

Возле укрытия кто-то порыл землю, точно большущий вепрь, — других следов поблизости не было, слишком уж твёрдо, но там, где были, 'зверь' потрудился на славу. Сергей провёл браслетом по панели, дверь открылась.

— Не бойтесь, это я...

Первым делом Сергей напился воды. Потом приготовил завтрак. Бухнул на сковороду слипшуюся тушёнку, разогрел и перемешал со вчерашней гречкой.

Машка, насупившись, скребла ложкой по тарелке — зачерпывала и отправляла в рот, чисто механически. Странно, что они не накинулись на него с вопросами сразу.

Наконец Кирилл попросил:

— Пап, расскажи, что там?

Сергей отложил ложку. Дети замерли.

— Я видел старика. Он выглядел нормальным.

Он помолчал.

— Я не стал к нему подходить.

Машка скривилась, то ли собираясь заплакать, то ли ещё что-то сделать. Она выпалила:

— А мамку, мамку мою вы видели?

Сергей покачал головой.

— Вы в дом ходили? Что там в доме?

— Ходил. Ничего.

— А папка мой?

Тут возникла пауза. Предательская трещинка в словах.

— Ключ лежал, где ты и сказала. Под ковриком. Я сначала постучал. А потом вошёл... Никого не было. Я поискал, может, записка какая... В общем, кажется они кудато ушли. А как вы тут без меня?

Машка дрожала. Трещинка расползлась, обнажив зияющий провал, на дне которого подрагивала нежно-розовая пеночка боли.

— Телевизор смотрели, — сообщил Кирилл. — Только там всё старое.

— В каком смысле?

Кирилл пожал плечами.

— Ну, чёрно-белое... Не знаю.

Сергей включил монитор. Президент куда-то пропал, вместо него гремело 'Лебединое озеро'. По другим каналам показывали 'Утреннюю почту', 'В мире животных' с Александром Згуриди и, что поразило Сергея больше всего, 'Ленинский университет миллионов'. В новостях сообщалось, что в посёлке Табка в Сирии заложен первый камень высотной Евфратской плотины, воз водимой с помощью Советского Союза...

Сергей медленно поднял пульт дистанционного управления и так же медленно вдавил непослушную резиновую кнопку.

По спине растекался противный холодок.

4

Когда деревня утонула в зелёном тумане и через небо протянулась полоса белого света, они перестали выбираться из убежища. Хотя теперь так и подмывало. Просто выйти и постоять на травке. По монитору было видно, что там ещё осталась травка. Вполне нормальная. Ветерок равнодушно приглаживал её своей невидимой рукой. Да и датчики пищали — можно.

Впрочем, поначалу Сергей ещё выходил. Перекопал грядку и посадил лук. В качестве экспресс-теста лук лучше всего — молодые перья вымахают за две-три недели. Выросла несусветная штука. Расправила жгуты и расцвела. Как у Машкиного отца на спине. Узорчиком. Всю эту потраву Сергей растоптал, а луковицы изрубил в мелкую крошку. От них несло металлической стружкой. Кто его знает, в чём тут дело? К генеральской карте прилагались доклады, прогнозы, но они были обрывочны, строились на домыслах. Рыба-кит заплыла за край земли. И теперь её чрево спасало их. Кто-то кричал снаружи. Раздавался скрип рассохшейся ветки и тут же... крик голодной гиены, стаи бабуинов, дельфина, но почему-то было ясно, что кричит одно существо. Рыба-кит плыла дальше. В небесные сферы.

Поначалу дети грустили, потом подсели на аниме-сериалы, выключившись из реальности; выгонять их на зарядку стало труднее. Сергей надеялся, что это ненадолго.

Сейчас дети спали. А он рассматривал красные точки на экране, сигналы других пеленгаторов -инкубационный период рано или поздно минует... А пока что не удавалось даже связаться... военные и тут напортачили...

Кирилл осторожно тронул его за плечо.

— Пап, у меня в боку колет. Слева.

Сын задрал футболку. Сергей потрогал живот. Он ничего про это не знал. Вспоминались лишь детские визиты к врачу.

— Покажи, где?

Мальчик показал. Сергей пощупал, ничего не понял, но придал лицу самое неунывающее выражение.

— Переборщили с тушёнкой, — сказал он. — Сегодня посидишь на овсянке.

Мальчик обнял его, чего давно не случалось, задрал голову, и вдруг икнул... запах металлической стружки. Господи ж ты боже мой!

— А как ты себя в целом чувствуешь?

— Нормально.

Надо было Машку сразу выгнать, подумал Сергей со злобой. Или вообще не брать.

Почему Кирилл, а не она? Почему не я? Сказано же, на двух человек... экранирующие свойства... не дураки ведь там сидели...

— Голова не болит?

— Не-а... Только спать хочется.

Таблетки. Сергей растряс картонную коробку, выгреб с самого дна. Подержал, рассматривая капсулы. Сине-белые. Как логотип его первой компании. Как давно это было... комсомолец... кооперативщик... миллионер...

— На вот, выпей! Погоди, надо чем-то заесть. Я открою кукурузу.

Мальчик снова икнул.

— Выпьешь и поспишь. А чего Машка не встаёт?

— Не знаю.

Проспали дети до вечера. Оба икали. От обоих несло. А ночью он и сам проснулся от внезапной икоты, поднёс руку ко рту и ощутил знакомый запах.

Потом у Кирилла начался жар.

— А вдруг наша мама тоже там? Вдруг она придёт? Я видел, там, на болоте. Это был Вадька. Ты его не знаешь, он из параллельного класса, и на дзюдо ходит. Ты тогда в Иркутск ездил, а этот Вадька... В общем, я его убить хотел. Сдачи дать не мог, а убить хотел. Подстеречь и кирпичом по башке. А я его тогда увидел на болоте. Он улыбался. А ведь его нет уже, они с батей на машине разбились в прошлом году. Я потому и вы стрелил в него. А вдруг они все вернутся? Правда, было бы здорово? И мамка наша, да?

Сергей подумал про собственного отца, как тот его бил и гонял бутылки сдавать. Ещё вспомнился генерал — тот, напившись, всё твердил про Апокалипсис, про избранных. А потом выпучивал глаза, взхломачивал кудри и булькающим шёпотом зачитывал потрёпанное Писание; это, говорил, мне баптисты занесли по доброте душевной, давно уже...

Глупость и несусветный мрак.

Камеры вырубило на следующий день, все три сразу. Выходить, смотреть, что случилось, Сергей не решился. Скорее всего, ничего.

Это помехи. Проклятые помехи.

Голова гудит. Ворочалась и перекатывалась тяжё лой болванкой мысль — кому-то надо уйти. Болванка перекатывалась и никак не могла остановиться. Не отпускала. В конце концов, все они теперь в равных условиях, все трое подхватили эту дрянь, но как выгонишь ребёнка? Понадеялся, что пронесёт. Дурак.

Сергей забрался в спальник, но было жарко и он раскрылся. Подумал, что стоит попить чаю и провалился в сон.

Машка ушла сама. Выскользнула из-под одеяла, схватила таблетки и, всхлипывая 'мамка, мамка, мамочка!', бросилась прочь из убежища.

Точно берёзовый лист на солн це, подумал Сергей в полудрёме, глядя, как её фигурка тает в утреннем тумане. Пронзительно-зелёном и неземном. И проснулся будто от толчка.

Кирилл спал, а Машки действительно где-то не было, хотя часы показывали половину второго ночи — непонятно, приснилось или нет?

Нет, не приснилось. Написал записку, положил на самом видном месте. Кирилл проснётся, заметит.

Прихватил ружьё, рюкзак (комплект НЗ, аптечка и тому подобное), вышел наружу.

Куда идти? К Машкиному дому. Разумеется.

Позади осталось метров двести, когда раздался тот самый крик... скрип рассохшейся ветки... и кто-то большой, грузный прошёл в тумане... на четырёх конечностях... каждая метра с два, не меньше... голова свешивается... человеческая голова... и вдруг повернулась, мотнулась в его сто-рону, будто приметив... да так и сгинула... в тумане...

— Дядь Серёжа! Я тут...

Он скатился в придорожные кусты. Машка сидела и всхлипывала. Вцепилась сразу в его рукав и не отпускала.

Он потащил её обратно.

— Сиди тут, не высовывайся! Я сам схожу!

Подпирать дверь не рискнул. А вдруг надо будет выйти...

Впрочем, игра в рулетку.

Уйти далеко не удалось.

— Дядя Серёжа, вернитесь!

Нашла записку, понял он: 'Не забывайте пить таблетки, не покидайте убежища. Ждите, когда за вами придут военные. Люблю вас!'

Он шёл и шёл, пока не стало слышно криков.

И ведь никто не знает. Никто.

Дети, конечно, будут искать его. А потом вернутся... Браслет он тоже оставил на столе.

Зелёное мерцание усиливалось. Как будто сам воздух светился.

Теперь что-то будет, подумал Сергей, сел на лавочку и принялся разглядывать свои ладони, как будто мог по ним угадать, как именно будет... по вот этим мозолям...

Вспомнились разодранная рубашка и спина Машкиного отца в свинцовых разводах.

Теперь что-то будет.

Но не сразу.

5

...небытие оказалось липким, чёрным и пахло прелой трухой со слизнями, квашенными яблоками из бочки...

Выстрела он не запомнил.

Просто вдруг осознал, что лежит на боку, и его действительно унесло течением, как и планировал.

Но, наверное, не слишком далеко.

Жив. Жив. Жив.

Он попытался сесть и обнаружил, что увяз в иле, точно столетняя коряга. Выдрал правую руку. Ногу. Пробовать, что у него там с затылком, нёбом, головой было попросту страшно.

И он не стал.

Рюкзака нигде не было. Пистолета тоже.

Пока плёлся к деревне, развиднелось.

Не помню выстрела, подумал он. Как странно.

Повсюду была трава. Буйная, сочная. Вымахала за ночь.

Ползучий туман медленно обтекал заборы. Небо перечеркнула белая полоса. Пылающий пояс над головой был как трещина на доменной печи. Воздух прогрелся, и над деревней забурлили ароматы чужой жизни.

Вскоре он заметил, что хромает. Нога не болела. Он мог бы пройти так километров двадцать и ничего не заподозрить. Или это трава так дурманит?

Нога подвернулась и он остановился — нет, так не годится, решил он, надо посмотреть. И тут же вернулся страх. Ткнул костя ным пальцем в лоб. Не смотри.

Он закатал штанину. Посмотрел.

Когда впереди нарисовалось укрытие, надежды уже не было. Вымахнули из тумана чёрные сучья. Они торчали под острым углом, врытые в землю так, чтобы задер жать того, кто решиться атаковать. Кое-где валялись гильзы. Видно было, что тут отстреливались. Вблизи стало ясно, что это не сучья, а длинные кости, острые, гибкие.

Он старался не смотреть в их сторону. Так и пробирался, не глядя, к самой двери. Хотел позвать Кирилла, но дверь уже открылась...

— Дядя Серёжа, уходите! Вас же очень трудно убить. А вы опять пришли! Кирилл, его здесь нет... он...

Сергей закричал. Вернее, завыл. Он вообще не был способен произносить слова.

Он уже слышал раньше этот крик.

Гиены, льва, дельфина.

Он завыл громче.

— А вы ходите сюда, и ходите! Теперь всё чаще. И ничего не помните. У вас же линька скоро. И тогда... — Она повела стволом, показывая, что именно 'и тогда'. — А я не хочу больше! Не хочу вас убивать!

Он снова завыл. Женщина была похожа на Машку. Нет, это и была Машка... лет на пятнадцать старше; в камуфляжной форме, а на поясе — здоровенный тесак.

— Убейте себя! Найдите способ!

— Где мой сын?!

Вместо слов получилась каша. Но женщина догадалась.

— Кирилл не вернулся, — сказала она. — Он ушёл... думал, что сумеет... чёрт, я даже

не уверена, что вы сейчас вменяемый...

Дальше он ничего не запомнил. Кажется, он кинулся на неё. И получил два выстрела в грудь и удары тесаком. Кажется, он ходил вокруг убежища. Кажется, кричал, умолял впустить. Стучал кулаками, которые у него на глазах покрылись синей чешуёй — такой же как на ноге.

Кажется, он много чего успел.

...И пришёл в себя в лесу.

Серые сумерки. Скоро ночь.

Он лежал, свернувшись клубком в промоине, устланной палыми листьями и не хотел вставать.

Пусть стемнеет. Пусть я тут умру. И снова забуду.

Так лучше для всех.

Да, я ведь даже не дышу, понял он вдруг, и тут же старательно задышал.

Как будто в этом был смысл.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Вышел из тумана белый конь в серых пятнах, и восседавший на нём всадник направил на Сергея зазубренное костяное копьё. Лицо всадника скрывал балахон.

Конь блед.

То ли галлюцинация, то ли реальность.

Сергей закрыл глаза.

Уходи.

Хруп, хруп. Всадник исчез.

Навалилась дрёма. Сквозь неё он внезапно ощутил, как легло на плечо щупальце, покрытое костистыми пластинами, раздвоенное на конце... скользкое, блёклое... в пупырышках...

Впрочем, ему было почти всё равно.

Длинноног, длиннорук пришёл ко мне, подумал Сергей, и представил себе существо с двухметровыми конечностями, которое видел в тумане... представил, как оно сейчас стоит у него за спиной... раскачиваясь, предвкушая... впрочем, всё равно...

Вдох-выдох.

А потом костяные пластины сдавили ему горло и он услышал:

— Привет, пап! Это я. Я нашёл тебя.