Аннотация: Счастье для всех, даром! Спасайся кто может!
ОЛЕГ КОСТЕНКО
СЧАСТЛИВЫЕ ЛЮДИ
Рассказ
Рёв толпы был слышан повсюду. Кулаки вздымались к небу и опускались вновь. Небритые мужчины и взлохмаченные женщины, они пришли, дабы требовать принадлежащие им по праву, они хотели счастья. И крики их достигали верхнего этажа в огромном доме правителей, с которого поблёскивали линзы телекамер - специальная группа вела репортаж для всего города. Правители ничего не собирались скрывать от народа, ведь всем ясно - их забота только о благе людском.
- Счастья! Счастья! - орала толпа.
Несколько репортёров рыскали в толпе, опрашивая присутствующих.
- Во имя чего вы протестуете? - вопрос был задан мужчине крупному, но медлительному.
Тот повернул к журналисту голову, взглянув на него выпуклыми пустыми глазками.
После некоторого раздумья мужчина ответил:
- Счастья мало.
- Вас не устраивают обычные нормы его распределения?
- Чего, - мужчина тупо уставился на журналиста. В его взгляде явственно читалось подозрение.
В разговор вмешался невысокий подвижный старичок, явная противополжность первому собеседнику. Он уже давно крутился поблизости, желая обратить на себя внимание репортёра, и вот теперь не выдержал.
- Не устраивают, молодой человек, не устраивают. Все эти разговоры о научно рассчитанных нормах гроша ломанного не стоят. Правительство утверждает, будто, став более счастливыми, мы вообще забросим работу и умрём с голоду. Ну и что! Зато мы умрём счастливыми людьми. Ведь в глубине души вы согласны, молодой человек.
Репортёр предпочёл не отвечать, ибо в глубине души действительно был согласен. Но за пропаганду другой, не правительственной политики, он был бы немедленно лишён своей нормы.
На доме правителей огромные круглые куранты принялись отбивать время. Холодные мерные удары разносились далеко вокруг. Наступил час решения.
Толпа замерла ожидая. Ведь вместо вожделенного счастья разгневанные правители могли ответить волной боли и ужаса. Один из журналистов немедленно покинул толпу, другой впрочем, предпочёл остаться на месте.
Однако правители понимали свой народ и были добры. На этот раз они решили проявить милосердие. Излучатель на крыше дома повернулся, посылая в людей волны керна, волны которые сделали возможным всеобщие счастье.
На лицах появились улыбки, и люди там же где стояли, опустились на землю. Они были счастливы. Абсолютно! Интенсивность волн намного превышала привычную норму, один из пришедших тут же и умер, от счастья, разумеется.
На глазах у миллиардов людей, лицезревших эту сцену выступили слёзы, о, как они завидовали счастливчикам.
Потом кадр сменился, на экране появился диктор. Он улыбался туманной улыбкой. Диктор явно только что принял норму, и теперь, похоже, не вполне понимал, где находиться. Пауза длилась минуты две, и многие из зрителей успели подумать, что прежде за подобное выгоняли с работы.
Наконец диктор слегка опомнился:
- Дамы и господа, - он одарил невидимых ему зрителей стандартной телеулыбкой, которая тут же разъехалась в прежнюю бессмысленную. Только, что вы видели счастливых людей, которые стали ещё счастливей. Но как не странно в нашем обществе существуют лица, которые вовсе не хотят счастья.
Многие из телезрителей подумали, не ослышались ли они.
- Да, да, их мало, но они все-таки есть, они даже организовали свои общины по всему миру. Люди со странным поразительным мышлением. Сегодня один из них в нашей студии.
Камера отодвинулась назад, давая широкий план. Теперь можно было разглядеть стол, за которым рядом с диктором сидел подтянутый мужчина с суровым лицом. На его голову был надет шлем, пластмассовая, вроде мотоциклетной, каска.
- Знакомьтесь, Константин Пальман. В течение часа в студии будет работать контактный телефон, вы можете задавать ему любые вопросы. Звоните по телефонам: три два два, два два три и пять два семь, семь два пять.
Полминуты спустя в студию ворвался молодой женский голос:
- Господин, господин, почему у вас каска на голове, - в голосе звучало наивное, бескорыстное любопытство.
Пальман тихонько рассмеялся.
Телезрители удивились: оказывается этот мрачный, суровый человек способен улыбаться.
Однако ответил гость чётко:
- Шлем защищает мозг от волн керна.
Какое-то время царила тишина, лишь в динамики были слышны помехи, которые бывают в телефонной сети. Потом новый голос спросил:
- Вы так боитесь счастья?
Пальман еле слышно вздохнул.
- Не счастья, совсем не счастья, но такого "счастья", как у вас.
Когда заговорил третий голос, в нём слышалось вполне искреннее удивление:
- Разве может быть другое?
- Счастье, которое даётся людям само по себе, вне чего-либо другого противоречит смыслу жизни. Знаете, у нас в общине детям часто показывают опыт. Крыса облучается волнами керна, когда нажимает на педаль, в результате она забывает обо всём и падает от истощения.
- Но ведь она умывает счастливой, - недоумевали динамики.
И Константин подумал, что в общине были правы отговаривая его от выступления. Объяснять, что-либо было бесполезно, как бесполезно объяснять, что-либо мучающимся от ломки наркоманам. Он читал о таких в старинных хрониках. Сейчас их уже не было. В прежней форме во всяком случае. Зачем возиться с какими-то таблетками, если ежедневно люди получают самый сильный и самый жуткий наркотик - чистое счастье.
Телефон молчал. Ну о чём ещё можно спрашивать этого сумасшедшего. Некоторые, наиболее сентиментальные дамы даже всплакнули. Какие они несчастные, эти сектанты. Ведь всем известно, что только правители, заботясь о благе народном, носят экранирующие шлемы, жертвуя счастьем, дабы не отвлекать себя от государственных дум. Слава им! Слава!
Конечно, они тоже принимают норму время от времени. Но какой негодяй посмеет обвинить их? Но носить шлем просто так...
Одна из телезрительниц так расчувствовалась, что позвонила в студию:
- Послушайте, неужели никто, никогда так и не пытался осчастливить этих несчастных?
Диктор хотел ответить, но Пальман перебил его:
- Нас пытались осчастливить много раз, мадам, и десятилетиями нам приходилось скрываться. Потом убедились в нашей безвредности, и даже позволили основать свои поселения. Хотя мы и носим шлемы вне дома, дабы не попасть случайно под всеобщее излучение в дни праздников, например. Да и добряки порой находятся готовые истратить на нас свою норму.
Неужели в наше время есть такие благородные люди. Телезрители испытали умиление.
- Скажите...
Однако никто так и не узнал, какой вопрос хотели задать, поскольку в студию ворвались люди с автоматами в руках.
- Всем оставаться на местах, - воскликнул главарь, - помещение контролируется жёлтыми бригадами.
Диктор и операторы слегка побледнели, но испугались они не сильно: этим конечно тоже счастье нужно, может быть и нам перепадёт.
- Не бойтесь нас зрители, - произнёс главарь, подойдя к камере вплотную, - ведь мы несём счастье всем, мы не эгоисты.
Эго помощники уже выкинули оператора из пультовой, и теперь делали, что-то с аппаратурой.
- Вторая группа уже захватила в доме правителей излучатель керна, отсюда мы перестроим систему спутниковой связи, и вся планета будет счастлива.
Телезрители бурно возликовали, а Константин Пальман почему-то побледнел. Снаружи слышалась стрельба. Он осторожно бросил взгляд за окно. Здание было окружено солдатами в экранирующих шлемах.
- А ты чего в каске бедняга? - воскликнул один из террористов. - Ничего, сейчас мы тебя осчастливим.
Пальман побледнел ещё больше. Террорист шагнул было к нему, как вдруг лицо налётчика осветилось изнутри, и он сам, его товарищи, и служащие телекомпании счастливо улыбаясь, опустились на пол. Они получили желаемое.
Пронесло, - подумал Пальман. Он подошёл к лежащим. Тела их содрогались в экстазе. Излучатели использовались на полную катушку, как не использовались ещё никогда. Ну, конечно, стоило ли иначе и огород городить. Пальман снова посмотрел в окно, лицо его вытянулось, солдаты снимали шлемы подставляя свой мозг под излучение.
На губах лежащих возникла пена, тела дёргались, Это походило на агонию, и действительно было ею. Люди умирали от счастья. Бешеное сердцебиение у людей внезапно остановилось сперва у одного, потом у другого, и Константин содрогнулся, представив себе планету мертвецов и лишь немногих уцелевших на ней.
Он вспомнил свою общину, как они там?Хотя всё должно быть хорошо: на улице общинники носят шлемы, а дома экранируют крыши. Он вдруг подумал, что ему страшно, потому, что вся планета превратилась в огромный могильник со счастливыми мертвецами.
Может быть так и лучше, - пришла странная мысль. Он повернулся и пошёл прочь из студии и из здания. Он торопился в общину, ибо приближалась ночь, а за ней будет и ещё день, и ещё.