За окном было где-то минус 10, мороз уже во всю расстарался, разрисовывая окна. Было далеко до кануна Нового Года, где-то середина ноября, но, оказывается, ноября здесь совсем не равен тому ноябрю, где я родилась и выросла. Три здоровых и физически развитых парня рубили под окном дрова. Кто-то сменил диск, и теперь играло что-то другое, а не те наркоманчиво-весёлые The Doors, которых просила я. Если бы сейчас в окно кто-то постучался я бы, скорей всего, приняла его за подарок на Новый Год. И меня бы совсем не удивило, что три здоровых и физически развитых парня не заметили его. Калитка была раскрыта настежь, приглашая любого ночного гостя в единственный горящий окнами домик дачного посёлка. За калиткой, утопая в снегу, стояли пятёрка и Волга с заранее выключенной сигнализацией, и не потому, что мы не боялись воров (да и откуда им взяться в этом забытом богом и людьми дачном посёлке в несовсем ближнем Подмосковье), а потому что эта самая сигнализация имела свойство включаться от перепадов температуры. Поэтому сейчас она была благополучно выключена, а приветливо распахнутая калитка заботливо и даже как-то отчаянно приглашала ночных путников. Под окном слышались голоса, периодический стук единственного топора и громкий мужской смех. Вторила ему незнакомая повизгивающая музыка. Распахнулась дверь, без всякого стука, не отвечая моим представлениям о романтике и сказочности момента, и в маленькую горницу ввалился один из парней. Нет, не Дед Мороз, и не замёрзший ночной гость, а всего лишь водитель Волги.
- Да уж. - Проговорил он, и, не пытаясь объяснить свою мысль, отряхнув с горных ботинок снег, прошёл к печке, пошерудил кочергой, проверяя наличие дров. Убедившись, что с дровами всё отлично, он сменил пластинку на "седую старину" и, сделав несколько танцевальных "Па", вышел вон.
Новая музыка оказалась ничем не лучше предыдущей. С его уходом ничего не изменилось, только лишь новые сгустки холода потянули ко мне свои колючие щупальца. Водитель Волги вновь открыл дверь, лишь для того, чтобы занести недопитую бутылку крымского вина. Поставив её ближе к печи, он снова исчез.
От вина пахло родиной и морем. Сказка, казавшаяся такой близкой и практически осязаемой, сменилась лёгкой тоской и непривычным чувством ностальгии. И стало совсем неважно, скоро ли Новый Год, и появится ли принц из тридевятого царства на пороге (мой-то принц в это время колит дрова под окном). Сказка изменилась. Моя новая сказка пахла солью и водорослями, и был наполнена криками чаек и, как нестранно, ворон.
- Фу, какая гадость! - Произнёс, появившийся из ниоткуда водитель Волги, переключил песню и ушёл в холод.
Вновь открылась дверь, и вошёл мой принц с взлохмаченными волосами и красными щеками. Он отряхнул облепленные снегом джинсы, вытащил из бутылки пробку и налил в кружку красного вина.
- А там холодно. - Так и не пригубив вина, проговорил он, и с той же улыбкой вернулся к прежнему занятию, счастливый от того, что может хоть на время сменить приевшуюся клавиатуру на тяжёлый топор.
Я дописала последнюю строчку и отложила блокнот в сторону. Убирая с печи кастрюли, радовалась разварившимся сосискам как некогда разогретому в СВЧ печи китайскому блюду.
Вернулись мальчишки, забросили дрова в печь, в очередной раз сменили песню и, с горящими чем-то непривычным глазами, начали пританцовывать.