Как сообщает агентство "Интерфакс", австралийскими учёными получены неопровержимые доказательства того, что динозавры имеют в ближайших родственниках вовсе не рептилий - зелёных крокодилов и серых ящериц, а птиц. Это открытие уже всколыхнуло умы и за пределами Австралии. И неудивительно: через динозавров, как вид, человек всё-таки пытается косвенным образом получить ответ на прямой вопрос о собственном происхождении.
Вот уже почти два столетия научная мысль так и идет окольными путями, малодушно оставляя этот вопрос открытым. Двуногие в основном разделились на две группы: на идеалистов, то есть тех, кто считает, что сначала было слово, а потом Адам, а также на тех, кто согласен и на предка-обезьяну. Есть и те, кто пытается объединить обе точки зрения, получая в итоге некую говорящую обезьяну, которая верит в Бога. Пускай. Это их право. По понятным причинам именно этот аспект вопроса нас интересует меньше всего. Нас интересуют динозавры.
Хотя, с другой стороны, интересно, зачем многие из двуногих роют корни своего генеалогического древа? Ладно, если откопают Адама без пупа - всё-таки, как ни крути, приятно быть в родстве с персонажем самой популярной книги. А если откопаешь обезьяну? Впрочем, и это ищущей душе может быть радостно. Но не докопаются никогда. А вот динозавров выкапывают регулярно.
В девятнадцатом столетии динозавры нанесли главный удар по всему человеческому мироустройству, пусть тогда их и сочли ископаемыми рептилиями. Этот удар был сравним с тем, что нанесла по впечатлительным натурам теория Дарвина. Вспомним, чем была обезьяна до Дарвина? Она была данной в природе забавной хвостатой карикатурой на человека, не более. В то время иметь в родстве (пусть и столь отдалённом) обезьяну было всё-таки печально, если не оскорбительно.
Обезьяна Дарвина (а так и представляешь её себе как злобное, пакостливое, смеющееся существо на поводке) всё же оставляла место для сомнений, тогда как скелеты глиптодонтов, найденные в 1857 году в зарослях Лухана, самим фактом своего существования теорию о творении, уложившемся в шесть иудейских суток, решительно опровергали. И дело было уже не в генеалогии, а в самой что ни на есть геологии: если всё произошло за шесть суток, что же было тогда делать с теми временными пластами, в которых были обнаружены останки глиптодонтов?
Была, конечно, теория, утверждавшая, что никаких глиптодонтов на самом деле никогда и не было, несмотря на сохранившиеся скелеты, а скелеты были просто подброшены Богом, чтобы испытать набожность теологов. Однако за пределами теологического сообщества эта теория по понятным причинам распространения не получила.
Нынешнее же открытие австралийцев, кроме всего прочего, наносит удар по птицам, и он сродни тому, который динозавры и теория Дарвина уже нанесли по мечтательному человечеству. Именно вслед за этими достижениями цивилизации двуногие стали методично разрушать многовековой уклад и стремительно дичать, попутно развлекая себя всё новыми и новыми аттракционами, научными и не только.
Птицам же, впрочем, ни до открытия, ни до удара, нанесённого по ним человеком, дела нет. Птицы не роют генеалогических дерев - для них такого леса попросту не существует. За птиц это делает всё тот же пытливый человек, который мало того, что склонен видеть теперь в них мутировавших птеродактилей, так ещё и оставил без предков крокодилов и ящериц.
Охочему до истины человеку не до сантиментов. Он по-прежнему, пусть и опять окольными путями, не щадя окружающего мира, ищет в итоге ответ на всё тот же сакраментальный вопрос: чем человек отличается от бобра? Но, как и раньше, с этой сколь неизбежной, столь и смехотворной метафизикой каждый разбирается для себя сам. И что касается сути вопроса, то здесь новое открытие австралийцев ничего ровным счётом не открывает. Общего ответа, ответа для всех, так и нет. По-прежнему, с одной стороны - временные пласты, против которых не попрёшь, с другой - трудолюбивые обезьяны, рассудительные бобры и птицы-птеродактили.