Косаченко Иван Васильевич : другие произведения.

Перекрёсток миров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый мир. Новые приключения. Возможность прожить новую жизнь, вкусную, славную, насыщенную. Жизнь, где нет границ фантазии, где можно дышать полной грудью, забыв о страхе и рутине завтрашнего дня.

  Перекрёсток
  миров
  
  
  
  
  Властители правят миром, но книга, она правит властителями, определяет будущее и освещает путь. В момент истины писатель возносится над миром и вне его, становится частью нечто большего. И главное. Не верю, не верю, что одни рождены для великих дел, а другие ползать, ковыряясь в мусорной яме огрубелой души. Видимо душа совершенствуется не одну жизнь, и воздаётся нам по заслугам из века в век, а не за то, что ты родился, не за красивые очи, непонятное благородство и гордое свободолюбие стал пионером неведомых миров. Значит в будущем, не в этой жизни, так в следующей, будет достигнута цель, и солнечный ветер озарит новые горизонты, скрытые в туманной дымке неизвестности. Да будет так. Так оно и будет.
  
  
  
  Есть люди, для которых тень войны кровавой слаще мира, для которых мир - война. Честолюбцы, себялюбцы, эгоисты, разбавленные концентрированной скупостью. Многолик вирус зла, распространившийся среди людей, и заразителен. За прошедшее тысячелетие люди не стали лучше и добрее. Чтобы выжить и уверенно смотреть в будущее, надо иметь своё мнение на всё, и суждение обо всём, слова пророков всегда должны оспариваться, ибо нет непогрешимых людей, и мир не стоит на месте. Истина одна, но глаза, ищущие её, разные. Я могу сказать, что люди идут на смерть не из долга, а из любви, а армия неизбежное зло несовершенной системы, что преступление мстить в мире, где одним нажатием кнопки можно убить миллионы. Это - моё мнение, и я ценю, что могу думать и говорить, как хочу. Быть может, это самое высокое достижение современности. Разве не так? Уверен, что так. В этом мире очень не многое одушевляет нас, удерживая от последнего шага. В самом деле, может природа чуточку одухотворяет нетронутым великолепием, привязанность близких, бывает, робкая улыбка человека мелькнёт фиалкой в потоке льющихся на голову помоев. Любовь? Да, эта жемчужина в море акул изредка молодит душу, но чаще сердце жалят только самые ядовитые скорпионы. Можете назвать меня пессимистом, но это не так, я большой оптимист, я ещё стараюсь верить в Армагеддон.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  
  Тропинка, усыпанная многовековой космической пылью, вывела меня прямо к моему дому. Дом мой - необыкновенный.
  Сейчас, правда, у многих есть такие дома, но мой дом единственный в своём роде. Во-первых потому, что он находится на луне, а луну мне подарили всю, совсем совсем всю, со всеми кратерами и морями, а во - вторых, я его переделал на свой лад, и он стал напоминать обычную украинскую хату белую, с чистыми стёклами и трубой из которой так и кажется, сейчас пойдёт дым.
  Приятно выйти так, сесть на холм, и свесив ноги, налить соку, наблюдая, как огромный шар земли плывёт перед тобой и вращается. А видеть, как с разных точек планеты стартуют космические электрички, и по гравитационным тоннелям иглами рассыпаются во все стороны. Это изумительно. Здорово стало жить, особенно сейчас, когда все бессмертные и бог уничтожили всё зло, не омрачив движение мысли ненавистью. Теперь, когда освободились измерения занятые злом, люди и инопланетяне быстро его заполнили, если не физическим присутствием, то психическим. Очень приятно провести отпуск, путешествуя в мире полном чудес, где сказка жива до сих пор. А вообще, люди уже освоили всю мыслимую часть вселенной. Осмотрели и плюнули, поскольку нет ей ни конца, ни края, а путешествовать без тела не интересно.
  Вот и сейчас, сижу я и наблюдаю, как космические корабли развозят население планеты во все стороны нашей галактической системы, а некоторые отморозки растворяются в чёрной бездне вселенской пустоты. А началось всё с чего? А началось всё с того, что подарили мне маленький космический катер, хороший такой, похожий на иглу с изгибами столь стремительными, что так и рвётся в небо. Ну, я и слетал сюда на луну. Нет, началось всё не с этого. Началось всё с того, что стал я увлекаться магией, да не какой - ни будь, а чёрной. Дурак был, ну что теперь поделаешь. Дай, думаю, создам астральную проекцию. Лёг я как-то вечером на диван, когда дома никого не было. Погонял для начала золотой шар по всем частям тела, расслабился, и начал экспериментировать. Представил себе второе я, только и ростом повыше и в плечах пошире, в общем одно загляденье, и давай эту субстанцию энергией накачивать.
   Открываю глаза, смотрю на кровати моё тело лежит, и от него ко мне жилка золотая тянется. Так и думал, всё, крышка, но ничего освоился. Необычайная воздушная лёгкость наполнила моё тело и разорвалась миллионами искр радости, будто услышал зов божий. Чудное, доброе чувство тёплой волной накатило на меня, исторгая слёзы жалости ко всему миру, и как булгаковская Маргарита, будучи не в силах сдержаться, бросился я к окну. Потоки ветра подхватили меня, и, в звоне тугих воздушных струн, послышалась неземная музыка. Жемчужный свет полной луны обаял всё вокруг, и радостный смех полной свободы рвался из меня на волю, утопая в прозрачном звоне.
  Наконец насладившись полётом, в дрожащем, чувственном возбуждении, решил я заняться делом. Сначала узнал я, что, все планеты нашей солнечной системы заселены, только в разных пространственно - временных континуумах, и народа такая пропасть, что жутко стало. Но испугался я, как к своему настоящему телу вернулся, а его нет. Вот тогда я перепугался зверски, по золотой жилке бросился его искать и нашёл в больнице, а там врачи стараются вовсю. Один здоровяк так на грудную клетку жмёт, что слышу, как кости мои трещат, а потом электроды приволокли, и, как дали..., что дальше было, не знаю, но очнулся я в мире совсем другом.
  
  Луч солнца скользнул сквозь листву огромного дуба и упрямо упёрся мне в глаз. Пришлось очнуться. На голову полилась струя холодной воды, видимо из ручья с ледяной водой протекающего рядом. Прямо надо мной склонилась такая физиономия, что я опять закрыл глаза и подумал что умер. Слышу, оно говорит, - "вставай, вставай, а то придут тени, тогда хуже будет". Ну, я и встал. Думаю, что ещё за тени такие, да и знать я их не хочу. А передо мной сидит на корточках старик, лет этак на триста выглядит, и улыбается. Старый старый, а зубы ого - го, у меня таких нет. Ну, думаю это не травоядное создание, надо сматываться. А куда идти, кругом дебри непролазные. А старик сидит себе на корточках и посмеивается.
   Выглядел он древним карликом, росточек не большой, одет в рваную мешковину, такую причудливую, что и не поймёшь, что это такое. На голове серая шапочка, из- под которой выбиваются остроконечные уши, не скрытые даже длинной седой шевелюрой. А из-под густых кустистых бровей, мерцают два ярких, словно не огранённые алмазы, глаза. В руках он держал посошок да такой, что внушал почтение, и видно не одна собака пережила инфаркт, при виде такого веского аргумента. Старик снова заговорил.
   - Как ты оказался во владениях чёрных стражей? - говорит, а сам по сторонам настороженно смотрит. Всё что я умного нашёл сказать, - не знаю я никаких стражей чёрных или белых, я домой хочу. Тут на дереве как ухнет, я аж присел, а это филин подлец рулады свои выводит. Старик, смотрю, в усы улыбается.
   - Ну, без меча, ты отсюда живым не выберешься, чёрные стражи в миг тебя выловят и быть тебе рабом. Как зовут то тебя?
   - Георгий,- говорю.
   - А, Жорик, - и опять в усы свои длиннющие ухмыляется.
   Тут слышу стук копыт лошадиных, и на поляну, раздвигая кусты, выехал рыцарь в чёрных доспехах, в сопровождении отряда лучников. Старик сел себе под деревом и они его как бы и не видят. Пехота быстро меня в кольцо взяла. Дело плохо. Вышел я вперёд, поклонился вежливо, как в кинофильмах про мушкетёров, и спрашиваю, не скажет ли любезный рыцарь, где я нахожусь, думал ещё спросить, не проводит ли он меня, а рыцарь ногой в латах, как двинет меня под рёбра, мигом я все звёзды небесные пересчитал, хоть на улице и день был. Ну, думаю, зараза, пусть и последнее, что в жизни сделаю, а голову твою железную отвинчу. Только встал, а уж пехота меня вяжет. Вдруг луч света мигнул над моею головою, про старика то я и забыл совсем, а напрасно, рыцарь уже падал с коня, а сквозь дыру в его чёрных доспехах светило солнце. Должно быть перед смертью он очень удивился, а пехота вся разбежалась, только треск в кустах стоял. Маленькая змейка выглянула из густой травы и, шевеля быстрым острым язычком, заползла в откатившийся шлем. Старик вышел из тени, поднял меч рыцаря, и протянул его мне.
  - Теперь ты вооружён. Меня зови Велес. Так мы и познакомились.
  - Теперь нам надо уходить. Убийство чёрного стража не может пройти не замеченным. И мы углубились в лес.
  Через несколько дней, когда дебри переплетённых сосен и елей стали, наконец, редеть и стали встречаться величественные дубы, в несколько обхватов толщиной, мы вышли к местам обетованным. Я жутко обрадовался. Одежды на мне не осталось почти никакой, и из мелких порезов на коже сочилась кровь, что очень не нравилось Велесу. Он собрал множество паутины и закрывал ею порезы. Старик постоянно нюхал воздух и недовольно морщил свой длинный нос.
  - Ты пахнешь как свежий кусок мяса, - говорил он.
  Правда, я окреп, ещё бы, ни один богатырь не снёс столько голов, сколько сучьев пообрубил я мечом, расчищая тропу для Велеса. И вот одним вечером, когда здешнее солнце запуталось в колючих ветвях сосен, и разбрызгивало во все стороны ручьи малинового света, мы подошли к небольшому хутору. Несколько тощих коров с опаской посмотрели на вновь прибывших едоков и, горестно мыча, принялись жевать свою жвачку. В стойлах заржали лошади, отмечая своё присутствие. Старый, умудрённый опытом петух, поспешил спрятаться под навесом, где, забившись в чёртовой пропасти всякой дряни, мог вполне безопасно встретить свою смерть от старости. Мы зашли в дом, и у меня отвалилась челюсть. В большой комнате, на обитом струганными досками полу, стояло несколько столов, уставленных всевозможной снедью. Запах жареной птицы и поросёнков тонко сплетался с ароматом согретого смолистого дерева, создавая непередаваемый уют сельского довольства.
  За небольшим прилавком суетился лысый хозяин, чей объёмный живот, наверное, пробуждал аппетит у постояльцев. Несколько приятелей, с острыми рожками на голове, играли в кости, постукивая в такт острыми копытцами. При этом они по-хозяйски разбросали во все стороны свои волосатые хвосты. У стойки стояло чудище и торопливо обгладывало кость, похожую на человеческую. Закусывало оно, при этом, сырой печенью и запивало всё это роскошество красной дымящейся жидкостью. На Велеса, однако, это не произвело никакого впечатления. Он, молча, взял меня за руку, и отвёл к маленькому столику, стоящему в дальнем углу. К нам мигом подлетел служка, и старик сделал заказ.
  - А ты что будешь? В этой хибаре выбор как в большом городе. Я ограничился чисто вегетарианскими блюдами, косясь на приятеля дожёвующего печёнку. Перехватив мой взгляд, Велес рассмеялся.
  - Это тварь болотная, говорит, после ссоры с местными властями поклялся людей не убивать, но от привычек есть мясо отказаться не смог. Теперь ходит в город, палач по дешёвке отдаёт ему свои отходы, благо работы у него много, и приработок постоянный. Ты сынок, не смущайся, я сразу определю, что подают.
  - Вот это, к примеру, козлёнок, - добавил он, с удовлетворением разглядывая огромное блюдо с дымящимся мясом. Служки, в это время, расставляли на столе соусы и приправы.
  - А жареных птиц у них нет? - спросил я, натянуто улыбнувшись. Черти за соседним столиком громко заржали, что мне не понравилось. Пока я ел хлеб, макая его в соус, старик своими корявыми пальцами, разворотил всё блюдо, и скоро от козлёнка остались ножки да рожки.
  - А вот соусы я не знаю из чего делают, - произнёс Велес не внятно, так как пережёвывал в этот момент огромный кусок мяса, - никогда не догадаешься, что они туда кладут.
  Хлеб выпал из моей руки прямо в миску с соусом, окончательно лишив меня аппетита. У стойки что - то хрустнуло. Тварь, разбив кость, высасывала из неё мозг, сопя на всё заведение.
  - Что ж, пора и поговорить.
  - Что ты хочешь знать?
  - Всё.
  Старик улыбнулся.
  - Всего не знает никто, разве только Бог, однажды он мне говорил...
  - Кто говорил? Бог?
   - Ну да. Это было ещё до первой небесной войны.
  Я замер и слушал тихо тихо.
  - Сатана, так его сейчас называют, был тогда любимым его ангелом. Сейчас его настоящее имя забыто, а тогда слава его на небесах велика была. Только Бог возьми и создай людей, да ещё и полюби их больше чем нас небесных агнцев, так нам казалось. Поговаривали, будто создал он их, чтобы понять кто он, и откуда сам. Трудно ведь, сам понимаешь, быть вечным и бесконечным. Где начало, только он и знает, наверное. Ну, Сатана и заревновал. До сих пор не пойму, как создание божье совратилось. Откуда он только зла того набрался? Ведь Бог - это любовь, это правда. Только Сатана тогда людей и совратил, да и не только людей, меня, например, тоже.
  Короче, с богом поспорили. Что бы доказать, кто прав, дано было Сатане время, вот он и пакостит на земле во всю. Только время идёт, а были, и есть люди, которые доказали, что Бог был прав. Дали Сатане по самое не балуйся, обозвали Диаволом, и свергли на землю. Да и нас, кто его послушал, вместе с ним. Только людской грех Иисус искупил, а нас искупать некому. Старик горестно вздохнул. Чудище за столом громко рыгнуло.
  - Вот теперь ты здесь, - сказал он, почти весёлым голосом.
  - Можешь называть это место адом, потому что это и в самом деле могила.
  - Так я умер? - вздрогнул я.
  - Кто умер, тот не существует, а ты здесь.
  - А как мне отсюда, того, выбраться?
  - А как ты сюда попал?
  - Не знаю.
  - Вот и я не знаю. Много здесь вас таких. Впрочем, - голос Велеса упал до шёпота, - способ есть. Он осторожно осмотрелся.
  Наш мир делится на четыре королевства. Каждым королевством правит могучий князь. Они близки самому Сатане, и каждый хранит ключ. Князья взяли себе каждый одно из имён Сатаны. На юге словно паук, сидит Фра-Диаволо, он хранит огненный ключ, ключ Саламандра. На востоке Веельзевул, хранит ключ ветра, сильфы служат ему, и вечное море охраняет его владения. На западе правит Люцифер, где он хранит ундину, не знает никто. А на севере Басаврюк, закабалил подземный народ, и гномы на рудниках, веками копают золото для его сокровищницы.
  Голос Велеса стал ещё тише, и перешёл на свистящий шёпот. Эти ключи откроют дорогу в царство чёрных стражей, владения самого Сатаны. После падения он там заперт, но воля князя тьмы так велика, что даже говорят о нём шёпотом, здесь все ему служат.
  - Что же тогда делать нам в его владениях, - тоже шёпотом спросил я.
  - Где - то в центре своих владений, он хранит талисман, что сможет нас освободить. И, быть может, это искупит наш грех перед Богом.
  - Печально. И подозрительно. Ты ведь меня не знаешь. И можно ли смертному знать этакое. Темнишь старик.
  - Молод ты ещё, подумай сам, как далеко можно зайти по дороге в бесконечность. Глаза старика округлились. В эту минуту в дверях появилась новая личность.
  Харя, ну просто примечательная. Это был чёрт, чуть покрупнее своих подвыпивших собратьев, с трезубцем в лапах. Выпятив нижнюю губу, он оглядел комнату, и, прихрамывая, пошёл к их столу. Старый трезубец, покрытый многовековой копотью, напоминал огромную вилку. Резким фальцетом, он закричал на мелких бесов, чьи пятачки сморщились от обиды. Оказывается, пока они здесь прохлаждались, их подопечные на земле начали исправляться, а один чуть не раскаялся.
  Наконец бесам надоело кривляться, и они дружно закивали своими пятачками в нашу сторону. Старый чёрт повернулся и пошёл к нам.
  - Что ты здесь делаешь Велес, тебе запрещено появляться у границ стражей, и кого ты привёл с собой. Велес даже не повернулся.
  - Шёл бы ты Старк, или тебе нужен ещё один урок? Старый чёрт попятился.
  - Не сердись, ты же знаешь, я только выполняю приказы. Я против тебя ничего не имею. Даже вот что скажу, - бес незаметно подмигнул, - не знаю, что ты натворил, но чёрные стражи тебя разыскивают. Внезапно в глазах чёрта скакнули искры.
  - Меч чёрного стража, - ахнул он. Я поспешил повернуться другим боком.
  - Ну старик, тебе этого не простят, я бы на твоём месте убирался из этих краёв как можно дальше. И старый чёрт, не сводя с нас, блестящих ненавистью, глаз, попятился назад. И этим бы всё и кончилось, да его солдаты ещё не убрались, и их хвосты переплелись на полу, и на один из этих хвостов он и наступил своим копытом. С диким визгом бесёнок взвился под потолок, да так высоко, что рога застряли в притолоке. Пока остальные снимали его, старый чёрт ругался так виртуозно, как никогда в жизни. Чудище за стойкой, держась за живот, ржало как лошадь.
  - Нам тоже пора уходить, - заявил Велес. Мы встали.
  В старом закопчённом зеркале я впервые увидел своё отражение, и у меня опять отвисла челюсть. Я и забыл, что в новом теле. Мало того, что я стал шатеном с волосами, спадающими на плечи, я стал ещё и очень высок, а под кожей перекатывались мускулы, каких я и в кино никогда не видел. Ну и ну, зачем мне это, впрочем. Талию украшал пояс с длинным острым мечом, и он мне чертовски шёл. Задрав голову, я гордой поступью вышел во двор. Велес расплатился с хозяином. Нам вывели лошадей, которых он купил.
  Не смотря на возраст, старик легко скользнул в седло. Я так же с улыбкой уселся на свою кобылу. Она взбрыкнула, и я, пропахав носом кучу навоза, очутился на земле. Чудище задыхалось от смеха. Мне это совсем не понравилось.
  
  
  Глава 2
  
  Ехать на лошади оказалось на удивление приятно. Первое время я настороженно косился на неё, а она на меня. Позже мы свыклись друг с другом. Велес сказал, что, избавившись от слов, я научился понимать чувства лошади, а, следовательно, её эмоции, тоесть нашёл с ней общий язык. Птичий хор оживлял тишину леса. Иногда, от избытка чувств, я пел, и от голоса моего, всё живое пряталось в густо заросших сочной зелёной травой, полянах. В лесу жили эльфы. Я в это не верил, пока не мелькнула серебряной каплей стрела, и чей-то голос, мелодичный как звон колокольчика, не попросил меня заткнуться.
  Однажды, мы ехали вдоль русла высохшего ручья. Внезапно я заметил, что мы едем в полной тишине, даже нескончаемое движение мошкары прекратилось. Всё замерло в тревожном ожидании. Порыв ветра донёс грозный рокот отдалённого грома. Пришпорив коней, Велес и я поскакали на звук. Скоро приглушённый рокот перерос в непрерывные раскаты грома, изредка сопровождаемые негромким стоном или глухим проклятием.
  Берег ручья сделал резкий поворот, и мы оказались в центре грандиозной свалки. Я никогда не любил драк. От них что-то противно сжималось внутри, и руки становились тяжёлыми и непослушными. А тут, отряд человек в двенадцать, всем скопом нападал на одного человека.
  Правда, человек этот защищался с небывалой ловкостью. Его меч мерцал как огонёк свечи на ветру, всякий раз, находя брешь в обороне противника, и то один то другой из нападавших, валился наземь, истекая кровью. Моя лошадь рванулась вперёд, и я, сам не зная как, оказался в самом центре свалки. Здоровый бугай, одетый в обшитую бронзой бычачью кожу, замахнулся на меня топором, и я, проклиная лошадь, выхватил свой меч. Я и понять то ничего не успел, руки солдата всё ещё сжимали топор, и из обрезанных вен на песок сочилась красная кровь. Недоумение в глазах воина сменилось смертельным ужасом, когда он увидел чёрную сталь моего клинка. С коротким воплем, он бросился грудью на меч противника, и, обезглавленный, повалился на землю.
  Оставшиеся головорезы, узрев смерть своего предводителя, бросились наутёк. Велес и я остались одни с удивительным воином. Меня так и подмывало расспросить его, но Велес молчал и я последовал его примеру. Отерев меч и осмотрев лезвие, незнакомец вложил его в ножны. Только тогда он поднял глаза, и, спокойным голосом, выразил благодарность за помощь.
  - Вы так мастерски владеете мечом, что легко бы справились и без нашей скромной помощи. Я спрыгнул с коня и протянул ему руку, которую он пожал так крепко, что пальцы занемели.
  - Солдаты надолго вас запомнят.
  - Какие это солдаты, - незнакомец презрительно сплюнул, - обычные наёмники. На службе у Люцифера им быстро обрубили бы руки, как это получилось и у вас, - и он с лёгким поклоном отступил в сторону, - только напрасно вы носите свой меч так открыто. Мы уселись на траву в тени дуба.
  - Моё имя Георгий. Незнакомец внимательно посмотрел на меня.
  - Вы, наверное, недавно в нашем мире, иначе знали бы, что именами здесь не разбрасываются. Как бы то ни было, я ценю вашу откровенность. Моё имя Гостомысл, но вы можете звать меня Гаятом, под этим именем меня знают.
  Я внимательно всмотрелся в лицо нового знакомца. Передо мной сидел высокий мужчина. Волевое лицо с резкими и прямыми чертами, выделяли глаза, горящие прямодушием и спокойствием. Через висок тянулся тонкий рубец, теряясь в тёмных волосах, густыми прядями спадающих на высокий лоб. Чувствовалась огромная внутренняя сила, готовая в любой момент выйти из душевных глубин, и снести всё на своём пути. Одет он был в кожаные штаны и белую широкую блузу. Коричневый плащ с капюшоном, свободными складками падал с плеч, скрывая расшитый серебром широкий пояс с висящими на нём ножнами, отделанными чёрным жемчугом и другими драгоценными каменьями. Гаят заметил мой недоумённый взгляд.
  - Да, меч кормит меня, хороший воин стоит многих наёмников.
  - Даже если хозяин Люцифер? - тихо прозвучал голос Велеса. Глаза Гаята сверкнули внезапным гневом.
  - Этот меч я заработал у него, - произнёс он, справившись с собою, - и этот шрам тоже. Но вы много спрашиваете. Что вы делаете на приграничных землях? Ты-то старик местный, и твоё волшебство мне не страшно, но откуда пришёл Георгий да ещё с таким мечом. Это что исполнение пророчества?
  Велес усмехнулся, но я, не смотря на его предостерегающий взгляд, решил всё рассказать. Гаят слушал молча. Протянув руку, он дотронулся до моего меча.
  - Чёрная сталь. Клинок воплощённое сплетение тёмной ненависти. Будь осторожен Георгий. Маленький порез приводит к неминуемой смерти в страшных муках. Соединение всей соли душевных страданий и физической боли.
  Я подумал, что нужно обязательно сделать ножны. Из-за кустов на тропинку медленно выплыло туманное облако, и, приняв продолговатую форму, поплыло вдоль неё. Скоро фантом скрылся за поворотом. Велес сумрачно наблюдал за ним.
  - Проклятый шпион. Кому он служит интересно?
  - Или Люциферу, или чёрным стражам. Таких здесь много.
  - А кто это? - спросил я. - Призрак, привидение, дух, называй его как хочешь. Их эгрегор скрыт где-то на юге.
  - Они такие как ты, Велес? Старик нахмурился.
  - Они не принадлежат к первым. Они даже не людишки. Гаят бросил на него быстрый взгляд.
  - Их питает вера, люди на твоей земле боятся и верят, один человечек ничего создать не может, но мысль многих создаёт в нашем мире эгрегор и он рождает эти создания. Сами они слабы, и служат разным могущественным хозяевам.
  - Это правда, в замке Люцифера скрыт эгрегор вампиров и оборотней, поэтому в его владения лучше не ходить ночью. Суровые черты Гаята ещё больше обострились.
  - На твоей земле сейчас полнолуние, эгрегор силён, как никогда. Он резко встал.
  - Я провожу вас до замка Люцифера, но дальше не пойду. Трель соловья прилетела из чащи, словно на крыльях ветра, вдруг подувшего из ниоткуда.
  
  Дни шли чередой. Солнце поднималось на востоке, плавной дугой пересекало небо, и, путаясь в ветвях вековых дубов, исчезало на западе, окутывая заревом, кровавые владения Люцифера. Интересно, это тоже самое солнце или из другого мира. Если да, то границы времени могут быть расплывчаты или сгущены во мраке вселенной, создавая источники вечной молодости. Велес почти всю дорогу молчал, изредка вставляя едкое слово в неспешную речь Гаята. Тот ехал впереди, настороженно вглядываясь в зелень придорожных кустов.
  Под вечер мы ставили лагерь, в стороне от тропы, и Гаят, нарезав свежих веток, тщательно маскировал его. Он ни на секунду не терял бдительности. Дрова для костра он тоже набирал сам, всегда выбирая самые сухие ветки.
  Однажды, мы так остановились на ночлег. Велес сердито ворчал, собирая сухую траву на подстилку. Вдруг наши кони тихонько заржали в темноте, и стали перебирать копытами. Гаят замер в напряжённой позе. Языки пламени, мигая, вырывались из небольшой ямки в земле, и тени неровными бликами легли на его острые черты, похожие на бритву.
  Внезапно, чёрная тень отделилась от зарослей. Лошади дико заржали и, порвав путы, умчались в ночь. В туже секунду рука Гаята выбросилась вперёд с неуловимой быстротой, искрой молнии мелькнул зажатый в ней серебряный нож. Дикий вой, наполненный нечеловеческой болью, разорвал в клочки тишину ночи. Послышался хруст веток, и всё смолкло.
  Гаят, кутаясь в свой коричневый плащ, лёг на землю. Только я видел, что рука его непринуждённо легла на эфес меча. Велес к этому времени уже спал, похоже, его вообще ничего не волновало. Я, весь взбудораженный, уселся на землю, облокотившись о ствол дерева, и, не полагаясь на свою реакцию, вытащил меч, положив его рядом с собой.
  Тишина вновь опустилась на землю мёртвым саваном. Ни малейший звук не тревожил покой этого странного леса. Звёзды сияли на чёрном небе, как мириады разноцветных искр, брошенных в чёрную бездну рукою непослушного ребёнка. Найдя в небе большую медведицу, я немного успокоился. Полярная звезда по-прежнему была на севере, на что указывал и мягкий влажный мох под моей спиной.
  Небо иглой прочертил метеорит, а в кустах красным угольком мелькнул чей - то глаз, за ним ещё один. Чертыхаясь, я схватил головню и швырнул её в чащу. Искры просыпались на землю, и красные огоньки исчезли. Гаят приоткрыл один глаз, убедившись, что я не сплю, он повернулся на другой бок. В ночи снова появились красные огоньки, и я снова чертыхнулся, косясь на мирно посапывающих спутников.
  Луч солнца скользнул по зелёной траве и, ни сколько не смущаясь, упёрся мне прямо в глаз. Ветерок, рождённый утренним вздохом земли, должно быть земля зевнула, зашевелил листву, и тут же солнечный дождь пролился на землю, играя в пятнашки с тенью. Я открыл глаза и зажмурился, ослеплённый лучистой капелью. Велес заворчал во сне и сердито заворочался, отмахиваясь от кого-то руками. Гаят куда-то уже ушёл.
  Не зная чем заняться, я присел над затухшим костром, и принялся дуть на угли. Облако пепла поднялось вокруг меня, и, неожиданно для себя, я оглушительно чихнул. На краю поляны, в зелёной листве, послышался шорох. Я поднял глаза и, от увиденного мною, всё во мне поднялось. В тени могучего дерева стояла совершенно обнажённая девушка, и манила меня рукой. Должно быть, вид у меня был глупый, до того я был поражён. Тонкие точёные пальчики красавицы, касались сосков на груди и глаза влажные от вожделения звали прийти. Иглы солнечных лучей падали на длинные светлые волосы, согревая, тёплыми своими прикосновениями, шоколадного цвета кожу, и скользили вниз живота. Я замер.
  Боясь единым вздохом, спугнуть чудное явление, я не мог оторвать взгляда от прекрасного сплетения грёз уснувшего поэта. Это было невозможно, дитя неведомой страны. На смертной земле не может быть такой перворождённой красоты.
  Это я потом подумал, а тогда просто сидел, разинув глаза. За спиной кашлянул Велес, я обернулся, а когда вновь посмотрел в трепещущую зелень листьев, девушки там уже не было. Клянусь, никогда я не был так раздражён, как в тот миг.
  Вскоре вернулся Гаят. Старику опять повезло.
  Гаят принёс фляги, наполненные водой из ручья, и позвал нас с собой. Велес, кряхтя, поднялся с земли, опираясь о свой старый посох.
  - Пока ты ходил за водой, у нас гости были. Гаят нахмурился.
  - Кто?
  - Я не особенно её разглядел, но Жора её рассматривал довольно долго. Я, наверное, покраснел.
  - Это была молодая девушка, с длинными волосами, очень красивая.
  - И полная бесстыдница, - добавил Велес усмехаясь. Но Гаят не улыбался.
  - Нам надо быть осторожнее, идемте, я вам покажу.
  Мы пошли за ним. Раздвигая руками ветки, мы вышли на узкую лесную тропу. На сырой земле отпечатались следы огромных собачьих лап. Острые когти глубоко врезались в землю.
  - Необыкновенно здоровый волк, - произнёс Велес.
  Я вздрогнул, вспомнив зовущий взгляд незнакомки. Немного в стороне следы зверя приняли иной оттенок. Он недолго постоял на месте и бросился бежать, на что указывал изменившийся характер следов. Только на этот раз следы были обильно политы кровью. Я вспомнил ночной налёт и вой, полный невыносимой боли. Но это было не всё. Следы стали меняться. Оттиски когтей исчезли, следы становились уже и длинней, пока на сырой земле я не увидел отпечаток босой человеческой ноги.
  Открытие так неприятно на меня подействовало, что в затылке даже заломило. Прямо как фильм ужасов, только пострашнее. Чуть в стороне открылась маленькая лесная поляна, заросшая плющом и диким виноградом. Там следы кончались.
  Нас поразил густой гул тысяч насекомых, словно мириады их слетелись в эту глушь со всех концов земли. Из высокой травы выглядывало что-то белое. Мы подошли ближе. Нам предстало зрелище не очень приятное. Из травы торчала человеческая ступня, и, огромная, синяя муха, на мертво присосалась к ранке на пальце.
  Гаят раздвинул заросли, и, тут же, облако мух поднялось в воздух. Прикрыв глаза и рот от налетевших насекомых, мы переждали несколько секунд. Вот уж, правда, - спутники человеческие во все времена и во всех мирах.
  На земле, скрытый травяной порослью, лежал молодой парень. Я никогда не видывал так прекрасно сложенного человека. Стремительная гибкость и недюжинная сила чувствовались в нём. Если бы он ожил, нам бы точно не поздоровилось. Только сделать этого он уже не мог, серебряный нож Гаята торчал у него из груди, вонзившись по самую рукоятку.
  Было удивительно, как он ещё сюда дотащился. Велес, который своей ковыляющей походкой, только что подошёл, ткнул парня своим посохом, и, нагнувшись, приподнял его верхнюю губу. Во рту покойника блеснули два белоснежных клыка, от чего весь вид мертвеца обрёл звериный оскал. Гаят выдернул свой кинжал, и, со спокойствием давней привычки, отёр его о волосатую грудь парня.
  - Мы во владениях Люцифера, - спокойно произнёс он. Не удовлетворённый блеском ножа, он принялся чистить его пучком травы.
  - И у нас нет лошадей, - добавил Велес.
  - То есть, - заключил я, - до темноты нам отсюда не убраться. Гаят вытащил меч.
  - Надо принять меры предосторожности.
  Но я смотрел не на него. В тени зелёной чащи я снова увидел прекрасную незнакомку. Теперь она не отрываясь, смотрела на Гаята. Вот он поднял меч. Вот лезвие со свистом описало в воздухе сверкающую дугу и обрушилось на шею мертвеца.
  Голова покойника, подскочив, откатилась в сторону. Но я этого не замечал. Я видел, как черты девушки исказила дикая ненависть, и с ярких красных губ, сорвалось тихое шипение.
  Гаят резко выпрямился, и я готов был поклясться, что глаза девушки блеснули красным пламенем. Рука воина, словно голова рассерженной кобры, выбросилась вперёд. Мелькнул нож, но девушки уже не было.
  - Плохо наше дело, - прокаркал Велес сухим голосом.
  Гаят направился к дереву, в шершавой коре которого всё ещё дрожал, будто разочарованный, кинжал, и выдернул его.
  - Нам надо уходить, - произнёс он тихо.
  - В землях Люцифера есть только одно место, где мы можем укрыться, и до заката мы туда должны дойти.
  Идти было тяжело. Трава ядовитыми змеями обвивалась вокруг ног. Ветви кустов, словно живые, били по рукам и голове, вонзая в кожу острые, как иглы, шипы. Под вечер я уже изнемогал, и едва передвигал ноги, тащась позади всех. Гаят, спокойно раздвигая чащу, шёл впереди. За ним, на удивление бодро, ковылял Велес. Я заметил, что от его посоха трава расползалась в сторону и кажется, с особой яростью опутывала мои ноги.
  Духота стояла страшная. Потоки солнечного света обрушивались на лесные поляны. Не в силах пробиться сквозь листву, жар растекался с этих полян, отравляя лесную крону. Пот ручьями стекал по моей спине. В кустах раздавались шорохи, то приближаясь, то удаляясь от нас. Я потерял счёт времени. Наконец, жара немного спала, и влажный дух испарений немного ослаб.
  Девушку я больше не видел, зато над головой, с сухим треском перепончатых крыльев, тенями засновали летучие мыши. Нервы и так были напряжены до предела, а я ещё вспомнил про вампиров. Вскоре, тропинка стала шире и через несколько десятков метров чаща внезапно оборвалась.
  Мы набрели на небольшую долину, окружённую лесом со всех сторон. Несколько домишек, огороженных ветхими плетнями и хозяйственными постройками, придавали долине жилой вид.
  - Нам надо отдохнуть и поесть. Гаят посмотрел на солнце.
  - У нас есть около часа. Надо спешить. Велес вытянул свой длинный нос по ветру и втянул воздух.
  - Жаркое и свежий хлеб. Я думаю стоит рискнуть, - и скоро мы уже были на постоялом дворе.
  Под навесом, двое крестьян, со знанием дела, потрошили поросёнка. Запах прелого сена и жареного мяса приятно щекотал ноздри. Скоро мы уже сидели за маленьким деревянным столиком и потягивали холодный, только что из погреба, золотистый сидр.
  Я разрезал огромный окорок, и, обтерев жирные пальцы о бёдра, запустил зубы в сочное мясо. Народу не было, крестьяне находились на работе, только хозяин протирал чистым полотенцем глиняные кружки.
  Приятная сытость разлилась по телу, наполняя блаженством каждую клеточку. Гаят, молча, потягивал воду, внимательно изучая хозяина. Велес беспокойно заворочался.
  - Пора отсюда уходить, - проговорил он, наконец, - странное здесь хозяйство.
  - Это почему? - горячо возразил я.
  - Потому что на огородах здесь растёт только закуска, - едко проскрежетал он своим хриплым голосом, и сморщил свой длинный нос.
  В дверь вошли несколько крестьян, одетых в широкие сельские балахоны, и перепоясанных узкими полосками воловьей кожи. Подозрительно посмотрев на нас, они сели за крайний столик.
  Хозяин засуетился, выставляя вино, и подавая дымящееся мясо. Скрипнул стул. Гаят облокотился о стол и мирно зевнул. Бросив на Велеса быстрый взгляд, он со скучающим видом проговорил.
  - Сядь на место старик, и не вертись. Нам нельзя подавать виду, что мы что-то заподозрили. Я вздрогнул.
  - Эти крестьяне только что из лесу и в жизни не держали в руках серпа. Посмотрите на их руки, на них ни одного мозоля. А кожа? Она не знает палящего солнца, тогда как настоящие крестьяне проливают реки пота, работая с утра до вечера на своём поле. И уж поверьте, у крестьян не бывает таких крепких и белых зубов. Так что кушайте мясо, пейте сидр, и не подавайте вида, что раскрыли их.
  В конце концов, кого ещё мы ожидали здесь встретить? Со стучащим как молот сердцем, я ухватил кость, и начал обгладывать мясо, чем, кажется, вызвал одобрение у мнимых крестьян. Велес мирно затих в своём углу, уставив печальный взор, поверх наших голов, в Тимбукту.
  Минут через двадцать, показавшихся вечностью, Гаят поднялся, и, широко раскинув руки, потянулся. Невзначай откинул складки своего плаща, открыв острое лезвие меча. Крестьяне сделали вид, что ничего не заметили. Я, кажется, вскочил слишком быстро, для только что плотно поевшего человека.
  Велес заковылял к двери, по дороге бросив на стойку золотой. Монета, звеня и подскакивая, покатилась по неровной поверхности, и упала на пол, закатившись под стойку. Пока хозяин искал её, а крестьяне алчным взором помогали ему, мы вышли во двор. Старик скрипуче рассмеялся.
  - Власть золота в этом мире не меньше чем в твоём? А? И, заметив мой взгляд, снова рассмеялся.
  - Теперь у этих молодчиков больше причин догнать нас, - произнёс Гаят.
  - Нам так и так надо спасаться, - взволнованно вскричал я, указывая рукой.
  А за плетнем, одетая в красивое белое платье, шла прекрасная лесная незнакомка, пряча за прекрасными тонкими губами клыки оборотня.
  - Что же, - рассудительно произнёс Гаят, - значит скрываться нам нечего. За этим сараем я заметил трёх лошадок, кони так себе, но выбирать не приходиться.
  Мы бросились за сарай. Кони были там, за что я горячо возблагодарил судьбу, и, как лихой наездник, вскочил на пегую кобылу. Мне показалось, она была, посмирней прочих.
  Велес вскарабкался на серого коня, тут же вставшего на дыбы. Огрев его посохом, он заставил его успокоиться. А Гаят уже поправлял плащ, гарцуя на крапчатой кобыле.
  Солнце склонялось за вершины сосен, когда мы галопом выехали из села, под громкое кудахтанье, разлетавшихся во все стороны, куриц. В селе не было ни одной собаки. Ехать без седла то ещё удовольствие, так что вскоре всё ниже пояса болело так, что пришлось пустить лошадей шагом, иначе я рисковал и вовсе не доехать.
  Дорога постепенно превратилась в узкую тропинку, испещрённую следами диких зверей. Гаят ехал впереди, уверенно правя лошадью. Дорогу, похоже, он знал хорошо.
  Солнце скрылось за деревьями, и тёмные тени легли на тропу. Облака, впитав в себя прощальные лучи солнца, окрасились в пурпур, и сам воздух, наполнился прозрачным розовым сиянием. Листва деревьев и травы тоже приобрели кровавый оттенок, замерев в полном безветрии.
  Возникло чувство, будто что-то тёмное таится в лесу, готовое вырваться на свободу с наступлением темноты. Сердце томилось предчувствием в тревожном ожидании ночи. Я крепче сжал коленями спину лошади, и, ударив прутом по крупу, поскакал вперёд.
  Моим спутникам тоже передалось неощутимое ожидание, предчувствие неминуемой беды, и они, подхлестнув лошадей, поскакали за мной. Мягкий лесной дёрн, пропитанный вечерней свежестью, проглатывал удары копыт. Постепенно облака утратили свой ярко красный цвет, превратившийся в тускло розовый, призрачный след ушедшего дня.
  Сумрак выползал из скрученных узловатых корней деревьев, заполняя пространство чёрною мглою. Наконец, последний луч света, робко отразившись в узком просвете листвы, затух. Ночь опустилась на землю, вытянув тени ветвей, словно щупальца дьявольского спрута. Над головой молча светила полная луна, окутывая тишину жемчужным светом.
  Мы словно призраки летели во тьме, ускоряя бег коней, насколько это было ещё возможно. Когтистые лапы елей тянулись из тьмы, грозя сбросить на землю. Подобно электричеству, судорожная дрожь заскользила по моему телу, напрягая до невероятия каждый нерв, придавая мне необычайную силу и быстроту.
  Внезапно, за спиной послышался мерный топот множества лап, и вой разбил тишину на тысячу кричащих осколков. Лошади понеслись во тьму, не слушаясь команд. Пригнув голову к самой лошадиной шее, я нёсся вперёд. Ветви вырывались из мрака, и, словно живые, остервенело, били по спине, вонзая в кожу длинные шипы, вырывавшие клочки моей плоти.
  Капли крови разлетались вокруг, орошая призрачные тени, и волна безумия накатывала из тьмы. Нечто, засевшее в голове, рвалось на волю, в порывах визжащего страха разрывая виски мощными приливами стучащей крови. Что-то громко кричал Гаят.
  Сбоку мелькнули красные угли глаз. Выхватив меч, я взмахнул им в ту сторону. Грозное рычание, щёлканье зубов, лошадь шарахнулась в сторону. Разрубив тьму, меч нашёл плоть. Что-то тёмное отскочило в сторону.
  Вдруг яркий сноп света разорвал ночь, на миг, осветив всё вокруг. Стая огромных серых волков в ужасе рассыпалась по лесу. Сверкнули клыки, и внезапно всё смолкло, последний шорох кустов, и громкая тишина молотом обрушилась на землю. Лошадь резко стала, так что я чуть не слетел с её спины.
  - Осиновая роща, - прозвучал в ночи спокойный голос Гаята.
  Языки пламени весело поедали сушняк. Наступила реакция, мускулы, сведённые судорогой, расслабились. Стараясь скрыть дрожь в пальцах, я в неровном свете огня разглядывал чёрное лезвие меча.
  Гаят уважительно посмотрел на красные капли крови, стекающие с острия, и подбросил в костёр несколько сухих веток.
  - По крайней мере, один оборотень сдох в муках, - и в его глазах блеснуло удовлетворение.
  - Не пора ли дать имя такому славному мечу?
  - Это меч чёрного рыцаря. Гаят посмотрел на меня и понял.
  - Это был меч чёрного рыцаря, теперь это твой меч, и он может носить новое имя.
  Я взял меч за рукоять и взмахнул им. Клинок, как влитой сидел в руке, послушно рассекая воздух.
  - Я подумаю, - сказал я, - в конце концов, это будет занимательно.
  - Раньше я не мог понять, как ты мог его достать, но сегодня, - Гаят бросил загадочный взгляд на Велеса.
  Старик не торопясь, ощипывал курицу, извлечённую из сумы.
  - Кто задаёт много вопросов, не ест жареного мяса, - произнёс он не спеша, своим скрипучим голосом.
  - Каюсь, каюсь, и в знак раскаяния приготовлю вертел для такой великолепной курицы. Сегодня мы будем есть мясо и славить старика, оказавшегося таким предусмотрительным.
  Вскоре восхитительный аромат наполнил ночной воздух и, кажется, у меня потекли слюнки. Воин с уважением посмотрел на Велеса.
  - Ну старик, если бы ты ещё достал воду, я бы назвал тебя самым великим из первых, когда-либо топтавших эту грешную землю, - и замолк.
  Велес молча извлёк из своей дырявой сумы бутылку, оплетённую виноградной лозой. В ней переливалась на свету рубиновая жидкость и, когда вытащили просмолённую пробку, и к запаху жареной курицы присоединился терпкий аромат виноградного сока, я почувствовал себя на вершине блаженства.
  Луна светила ярко и казалось, согревала своим призрачным светом. После всего случившегося с нами, эта идиллия, счастье прожить ещё немного в этом мире, вызывала чувство благодарности. Лёгкий ветерок что-то тихо пел в зелёной листве.
  - Что за шкурка, словно позолоченная, а жир? Я оплакиваю каждую каплю падающую в огонь.
  - Огню тоже надо принести жертву.
  - Так так, значит, вы уже собрались в гости к Веельзевулу, ещё даже не успев добраться до Люцифера?
  Острые черты Гаята рассекла улыбка. Это было так необычно, что у меня, наверное, рот открылся от изумления. Впервые воин позволил себе расслабиться.
  - Откуда взялись здесь, в стране оборотней, осиновые рощи? - сменил я тему.
  - Я их и рассадил, за это волки до сих пор не могут меня простить. Чудо, что мы сумели добраться до этой рощи.
  - А Люцифер? Он знает об этом? Гаят задумчиво потёр свой лоб.
  - Думаю, знает. Ему нравиться дать жертве маленький шанс. Как кот любит порой поиграть с мышью, чтобы потом, с большим аппетитом, вонзить клыки в трепещущую плоть.
  Серые глаза воина потемнели. Воздух сгустился в лёгкое облако, колыхающееся в порывах ветра. Из этого туманного сгустка сформировалось что-то напоминающее руку, и, указало на запад. В ту же секунду всё исчезло, призрак растворился в пространстве, как и моё настроение. Сердце, свинцовым обручем, сдавило тревожное ожидание неизвестного будущего.
  Некоторое время мы сидели молча. Наконец, Гаят произнёс.
  - Люцифер знает, что мы идём, и ждёт нас, - добавил он, дотронувшись до своего шрама.
  В полной тишине, покончив с ужином, мы легли спать, и проспали до самого рассвета. Этой ночью нас больше никто не потревожил.
  Утро выдалось туманным и сырым. Взнуздав коней, мы поехали на запад. Тропинка вилась между замершими в неподвижности кустами. С деревьев, мокрых от росы, стекали за шиворот холодные ручейки.
  Прошло минут десять, мы продолжали двигаться дальше, и я уже начал надеяться, что удастся проскочить из рощи незамеченными, как вдруг на тропинку из-за кустов вышел высокий субъект в чёрном плаще и поднял руку. Не скрою, у меня дух перехватило от неожиданности.
  - А я думал вампиры ночные создания, обделывающие свои мерзкие дела в темноте, - тихо произнёс Гаят.
  - Только не те, кто служит Люциферу. А ты никак решил присоединиться к нам? Вернуться на службу к хозяину? Заметив невольное движение воина, вампир грозно нахмурился.
  - Не трогай меч, я знаю твоё искусство.
  И в тот же миг из кустов высыпало десятка два нетопырей. В их пустых глазах не было и тени разума, только отсветы телесного пожара, мучительной жажды, терзающей их гнилые внутренности. Но, на их руках и плечах вздувались бугры мышц всегда готовых к убийству. С этим приходилось считаться. Не обращая больше внимания на Гаята, вампир подошёл к Велесу.
  - Ты поедешь впереди. Так велел Люцифер. Не понимаю, что господин нашёл в тебе, впрочем, это дело хозяйское.
  Вновь обратив взор на воина, он приказал нам сдать оружие. Секунду мне казалось, Гаят выхватит меч, и накажет наглеца. Вампир тоже так подумал, и, отступив назад, махнул рукой. Тут же над нашими головами засверкали топоры нетопырей.
  - Имей в виду, хозяин приказал доставить живым только старика, о вас он не сказал ничего.
  С вымученной улыбкой, Гаят вынул меч, и бросил его к ногам вампира. Клинок коснулся его кожи, и дымок горелого мяса поднялся вверх.
  Я думал тут нам и конец, но, оказалось, нетопырям такое обращение с командиром абсолютно безразлично. Зато глаза вампира загорелись неутолимой ненавистью.
  - Ты за это ответишь Гаят. Это тебе говорю я, Карелл. Тут он заметил мой клинок.
  - Откуда это у тебя? В тебе нет ни капли колдовства, жалкий раб. Где ты его украл?
  И как я не надеялся, что он хоть чуточку порежется, этого не случилось. Он заметил мой взгляд и расхохотался.
  - Думаешь, я не знаю что это такое? Давай проверим. Что будет, если я тебя оцарапаю этим мечом? - и он, хохоча, поднёс лезвие к моей груди.
  Признаюсь, в тот момент, когда я почувствовал холодное прикосновение клинка к своей коже, храбрость оставила меня. Я ощутил тот же ужас, что парализовал главаря наёмников, когда яд проник в его тело.
  Про себя я поклялся, что если и придётся ещё убивать, то делать я буду это быстро и без всякого удовольствия. Всё же, я нашёл в себе силы выказать своё отношение, касательно этого вопроса, и нашёл, что клятва не распространяется на нечисть.
  - Если останусь живым, ты, падаль, ответишь за нанесённое оскорбление, - произнёс я, при этом, подумав, что данное утверждение звучит несколько пафосным.
  - На это и не надейся, - и он отошёл в сторону, больше не удостоив меня вниманием.
  Действительно, это походило на пустой трёп, а он, похоже, не верил ни в какие пророчества. Отдав приказ, вампир возглавил отряд, и мы направились дальше на запад.
  По дороге остановились только раз. В стороне от тропы раздавался чей-то приглушённый плач. Гаят, не смотря на пики и топоры, свернул в сторону. Я последовал за ним. Раздвинув кусты, мы остановились, как вкопанные. Под деревом лежало два трупа. Маленькая девочка сидела на земле, и своей крохотной ручонкой дёргала платье молодой женщины, при этом громко плача. Шея и руки её матери были прокусаны во многих местах, женщина была совершенно обескровлена.
  Из-за куста вышел Карелл. Увидев девочку, он нахмурился, но ничего не сказал. Гаят, подъехав, поднял девочку на руки, и укутал своим плащом.
  - Твои головорезы совсем озверели, или может быть, и ты принимал в этом участие?
  Глаза Карелла загорелись мрачной яростью. С минуту длился поединок взглядов.
  - Хорошо, отвези это мясо хозяину.
  Он резко повернулся, и, растолкав своих рабов, вышел на дорогу. Мы поехали за ним. Вечером мы снова сидели у костра. Часть нетопырей скрылась в ночи, но бежать было всё равно невозможно. Наше оружие унесли, а оставшиеся нетопыри были вооружены пиками и топорами.
  Карелл задумчиво сидел у огня, наблюдая за нами.
  - Слушай Гаят, - наконец промолвил он, - я тебе не враг, если ты сможешь свалить Люцифера, я первый скажу спасибо.
  - Тебе не придётся благодарить меня, если я выживу, ты умрёшь.
  - Брось Гаят. Карелл князь вампиров - это звучит.
  К огню подошли несколько нетопырей, и, неловко переминаясь с ноги на ногу, подали знак вампиру. Карелл встал.
  - Подумай над этим, и, быть может, я тебе помогу.
  Они отошли. Отсветы костра падали на высокую фигуру вампира. Я увидел, как он отпрянул, и лицо его побледнело ещё сильнее. Это было видно даже в неровном свете огня. Выхватив мой меч, он обрушил его на стоящих перед ним нетопырей. Нанеся им порезы, он долго наблюдал, как они, с пеной на синих губах, катались по земле, умирая от яда. Мой меч действовал и на вампиров. Я понял, что-то случилось.
  В течение следующих дней Карелл был молчалив, казалось, он что-то обдумывал. В те дни я тоже много думал. О чём, я расскажу впоследствии. Наконец, видимо решившись, Карелл подошёл к нам.
  - Ты обдумал мои слова Гаят?
  - Да, и знай, тебе никогда не быть князем этих демонов.
  - Никогда, это слишком долго, впрочем, я умею ждать. Я знал, что ты так ответишь, но всё равно решил вам помочь. Кстати, я один знаю, где Люцифер прячет ключ ундина, и, если желаете, могу вас туда отвести. Ну, так как?
  - Лучше уж пусть правит Люцифер, чем дать власть такому кровопийце.
  - Ты говоришь со зла, а не как зрелый воин, ведь всё равно согласишься. Всё дело в цене, не так ли? Сколько стоит твоя неподкупность? Вампир улыбнулся, оскалив, ослепительно блеснувшие, клыки.
  - Уйди.
  - Как знаешь, только учти, лишь Люциферу и мне известно секретное место. Князю доставит удовольствие скормить вас оборотням, или придумает ещё что-нибудь. К примеру, он может нарисовать ещё один шрам на твоём лице. Карелл вновь усмехнулся.
  - Не упрямься наёмник, свалим Люцифера, а там уладим между собой нашу проблему.
  Ребёнок тревожно застонал во сне, кутаясь в плащ воина. Взгляд Гаята потеплел. Я решил, что пришла пора вставить слово.
  - Веди нас, но знай, в случае неудачи Люцифер тебе все зубы повыдёргивает, если я не успею этого сделать.
  Карелл согласно кивнул головой. Удалившись, он отдал несколько повелительных распоряжений своим слугам. Освобождённые нетопыри разбежались в поисках добычи.
  - Это на время собьёт Люцифера с нашего следа, - пояснил вампир.
  - Сколько людей они убьют, проклятые отродья.
  - Люди плодятся быстро, не переживай, - и Карелл расхохотался.
  Я подумал, что зря мы согласились принять его услуги.
  Потянулись дни, а мы всё ехали, и казалось, пути нету конца и края. Как-то, после длинного перехода, сидел я в тени дерева, и думал. Знаете, иногда, полезное это занятие думать. Думал о смысле жизни. Зачем мы живём, ведь есть мы или нет, миру, в принципе, безразлично. Вот Велес, например, так и не сказал, есть у человека душа или нет. Да и сам он куда-то подевался. Если есть она, и олицетворяет мою личность, то куда она девается после смерти? Переселяется ли она в другое тело и переживает новые испытания, данные богом. Или попадает в ад, и поджаривается на сковородке.
  Сам я видел, как одни люди жили не зная себе проблем, а других беды не оставляли ни на минуту. Как же можно тогда их судить? Велес говорил, что Бог - это любовь, тогда он не позволит мучить Сатане грешные людские души. Где-то в глубине души, эта мысль давала отраду. Тем не менее, я понимал, что в этом случае грешник будет грешить до самого конца, не боясь смерти, и не задумываясь о вечной жизни. Ему и эта-то надоела до печёночных колик. А если души нет, и человек только сочетание плоти и сознания, не существующие друг без друга? Тогда мы просто исчезаем после смерти, унося и плохое и всё лучшее, что собрали в этой жизни, в небытие, оставляя след только в Его памяти.
  В существовании Бога я уже не сомневался, понимая, что, выражаясь холодными словами, раз ничто не существует, значит, существует Нечто, которое было, есть и будет в своей бесконечности и мудрости. Но смысла жизни это всё-равно не открывает.
  Один раз в своей жизни, самым отдалённым уголком сознания, я ощутил, что смысл жизни в истинной любви. Но те ощущения были столь мимолётны, как тень неземной, прекрасной музыки, и даже тень тени, прозвеневшей в туманной дали. И те ощущения замёрзли в грохоте людской ненависти. Я понял, что демоны, отказавшись от творителя, потеряли любовь, то есть всё. Вот почему они не свергнут князя тьмы, он воплощение их смысла бессмертной жизни. Я чувствовал, что моё возвращение домой, скрыто в этих вопросах.
  Ветер охладил мой влажный лоб, откинув непослушные пряди, и развеял мысли. Невыразимо приятно. Я посмотрел на Карелла. Сам того не зная, он был обречён, и, понимая или не понимая этого, спешил получить от жизни всё, что ценил.
  
  Люцифер сидел на высоком троне и перебирал в длинных узких пальцах тонкую золотую нить.
  
  
  Глава 3
  
  На пятый день пути лес кончился, сменившись равниной, покато спускавшейся вниз. Заросли хмеля оплетали редкие кусты орешника, и головки красных маков спорили с соцветиями вереска, кто займёт лучшее место под солнцем. Ехать стало легче. Карелл недовольно щурился на ярком солнце, и, прикрывая голову плащом, искал спасительной тени. Гаят, тот совсем не думал о себе, сосредоточив всё внимание на крошке Ани. Укрывая её от жгучих лучей солнца, он давал ей воду из своей фляги.
  Я уже настолько привык к этому миру, полному чудес, миру, где волшебство встречалось на каждом шагу, и где так же пели птицы и насекомые опыляли чудные цветы, что возвращение домой, казалось чем-то нереальным. В глубине души я понимал, что здесь жизнь ярче и полнее, здесь не хотелось умирать, не хотелось возвращаться назад.
  Кто-нибудь может сказать, что это уход в мир фантазии. Может быть, это измерение и было этим сказочным миром. Пару раз, я видел, пролетающих в синеве бездонного неба, драконов. Их золотистая чешуя сверкала на солнце так, что глазам больно было. И Гаят и Карелл, при виде их, соскакивали с лошадей, и прятались в зарослях цветов. Я следовал их примеру, предпочитая не рисковать. Таким образом, удалось, как-то подглядеть охоту этих реликтов. Лёжа в траве, я думал, как таким гигантам, сверкающим в солнечном свете, удаётся охотиться, как вдруг, дракон, огненной стрелой метнулся вниз. Нестерпимое сияние ударило в глаза, лишив нас зрения. Воздушный вихрь закрутил пышную растительность, в шуме ветра я услышал предсмертный крик жертвы и всё смолкло.
  Открыв глаза, я увидел в вышине дракона, парящего на огромных крыльях. Огромные когти сжимали тушу пятнистого красавца оленя, которому не помогли ни его осторожность, ни ветвистые рога. На закате, на фоне лазурных гор, выросли неясные очертания величественного замка. Не верилось, что зло могло свить гнездо в таком месте, месте которое Бог создавал в хорошем настроении.
  Дорогу пересекал овраг, и мы спустились в него. Копыта лошадей выбивали искры из гальки и кусков кремня. Гаят повернулся, желая что-то спросить у вампира, как сверху, мелькнув у его головы, упал камень.
  Лошади встали на дыбы. По краям оврага десятки нетопырей выстроились в шеренги, и первые ряды их выворачивали из земли огромные каменные глыбы. С вздувшимися мышцами и красными от титанических усилий глазами, они сталкивали их вниз, прямо на нас.
  Пришпорив коней, мы понеслись вперёд. Огромные камни, с глухим шорохом, катились с обрыва. Облако рыжей пыли поднялось в воздух со дна оврага. Дышать стало почти невозможно. Мимо меня, с треском, прокатился валун размером с купол церкви. Лошадь шарахнулась в сторону и, споткнувшись, упала на камни.
  Шатаясь, в полубессознательном состоянии, я поднялся на ноги, и выхватил меч.
  Сверху, с искажёнными яростной жаждой лицами, посыпались нетопыри. Увернувшись от первого, я выставил клинок, и почувствовал, как сталь вонзилась в плоть мертвеца. Отскочив, я с разворота ударил в неясную дымку вокруг себя. С глухим вскриком, к моим ногам повалился ещё один нетопырь. Отсечённая голова покатилась на дно оврага, а из перерезанных артерий хлынула чёрная кровь. И началась игра.
  Тела нетопырей сыпались отовсюду, подобно сухим листьям в ветреный день и с рёвом падали у моих ног. Я обезумел от страха и возбуждения. Острая сталь искала жертву. Вращая меч над головой, прыгал я из стороны в сторону, рубя кругом себя, ничего не видя и не помня, и, зацепившись за камни, упал. Чувствуя, как скручивают за спиной руки, я глотал пыль и слёзы.
  Вдруг, яркий сноп света прожёг облако пыли, и вокруг меня посыпались горелые куски мяса. Вновь и вновь снопы огня разрывали небо и нетопырей. Встав на колени, я попытался подняться, рядом что-то шевелилось. Коричневый плащ Гаята, засыпанный комьями земли, и вокруг не меньше десятка разрубленных тел. Рядом вытянулась длинная фигура Карелла. В предсмертной агонии, на дне оврага, бились лошади, придавленные огромными камнями. В голове гудело, и мысли трещали, как от статического электричества. Шатаясь, тихо поднялся Гаят, и я вдруг услышал детский плач. Смутно помню, ещё хватило сил улыбнуться.
  Я плыл среди облаков, купаясь в прозрачных струях ветра и ни о чём не думая. Хоровод разноцветных огней кружился вихрем красочных снежинок. Я пытался поймать их губами и не мог. От огромного, сияющего диска солнца протянулась огненная дорожка, и, нежась на прохладных крыльях ветра, я полетел в ничто. Сознание уплывало вдаль, растворяясь в туманной дымке. Вдалеке послышался тихий плеск волн. Чаруя слух дивными мелодиями, переливались, журча, волшебные ключи небесной музыки. Тихо звеня, ключи незаметно растворились в лазоревой синеве неба, и всё исчезло.
  По губам текла вода, и даже её затхлый привкус показался венцом наслаждения. Надо мной склонилось морщинистое бородатое лицо нашего доброго ворчуна, полное тревоги и заботы.
  - Ты что, меня отравить хочешь этой тухлятиной? - только и нашел, что сказать я.
  - Тухлятиной? - возмутился старик, и, схватив кусок дымящегося мяса нетопыря, сунул мне его под нос.
  - Вот это тухлятина, - и отшвырнув падаль, отвернулся от меня.
  Вот ведь язык, я то другое хотел сказать. Только когда надо, слов, как ни бывало, скажешь такое, ну полный бред.
  - Спасибо Велес, - просипел я и тихо добавил, - ты старик, меня извини.
  Подошли Гаят с Ани, и было светло и радостно, только тёмная тень Карелла заслоняла иногда солнце. Как оказалось, Велес в тот же день ускользнул от нетопырей. Их то и уничтожил вампир, догадался я. Теперь стало понятно, почему Карелл изменил хозяину. Он, конечно, понимал, что после побега Велеса, главного пленника, Люцифер его не пощадит.
  Скрываясь в зарослях травы, старик выбирал момент, когда можно будет освободить нас. Позже, когда мы продолжали путь вместе с Кареллом, ставшем на нашу сторону, он решил до времени не показываться, полагая правильным, сначала последить за ним.
  - Или решил потихоньку улизнуть, - сказал я, с лёгкой иронией.
  Но Велес сарказма не понимает, а потому, шмыгнув своим длинным носом, повелел мне заткнуться.
  Острые пики гор взметались ввысь, вонзая свои вершины в облака. Замок врезался в скалы, превращая их угрюмые склоны в застывшие в веках города каменных великанов. Дорога вела к замку. Разбивая рваные уступы, вилась среди бездонных расщелин, поднимаясь вверх.
  Но Карелл, возглавлявший отряд, скоро свернул на узкую тропу, извивающуюся между базальтовых глыб. Велес, которому не легко было пробираться своими маленькими кривыми ножками среди каменных завалов, запротестовал первым.
  - Ну что мы забыли на этой тропе, разве не ведёт к замку прекрасная дорога? Тащимся за мертвяком, которому безразлично где идти.
  - Идите по узкой тропе, ибо широкая дорога ведёт в ад, кажется, так было написано в христианском букваре.
  - Ты Карелл, не кощунствуй.
  - А почему? Что мне с того? Велес прав, я мёртв, а то, что твой мир дальше букваря не продвинулся, так в том не я виноват. Пособие для детишек, что такое хорошо, и что такое плохо, усвоить не можете.
  - А ты его усвоил?
  - У меня выбора не было, я создание ваших пропитанных страхом мозгов, а страх, это зло рождающее ненависть.
  Велес, молчавший в продолжение всей этой тирады, заговорил.
  - Карелл, ты уже давно не зависишь от своего эгрегора. И то, что ты, как сам выражаешься, выбираешь широкую дорогу, это только твой выбор.
  - Разве не хотел ты только что свернуть на эту же дорогу, глупый ты старикашка, или забыл уже?
  - Это разные вещи.
  - Да так ли это? Знай старик, выбор есть и у тебя.
  Вампир ускорил шаги и ушёл вперёд.
  - Сейчас то мы точно идём по узкой и негодной тропе, - произнёс Гаят.
  Вскоре тропа вывела нас к входу в огромную пещеру. Карелл, не задумываясь, вступил под её сумрачные своды, и растворился во мраке. Миллионы летучих мышей, с сухим шелестом кожистых крыльев, замелькали под тёмными сводами. Видя опасливые взгляды друзей, вампир рассмеялся. Его холодный смех вернулся многоголосым издевательским эхом.
  - Не бойтесь, это не мои братья. Ступайте за мной.
  - Надо бы достать факелы, я видел перед входом горную сосну.
  - Свет нам только помешает, он выдаст нас. Да и дети ночи не будут в восторге, и не позволят вам портить их зрение. Возьмитесь за руки и вперёд.
  И тьма поглотила нас без остатка. Даже не подавилась. На самом деле мы просто исчезли, наверное, в этом мраке таилась магия. От страха, между прочим, зубы свело. Мягкие неожиданные прикосновения кожистых крыльев отзывались холодным ознобом. Идти, правда, было легко, пока со дна не поднялись сталагмиты, и шёпот падающих капель не откликнулся самой противной дрожью в районе коленок.
  Впереди меня сопел Велес, тихонько проклиная всех летучих мышей, и Карелла в частности. В глубине сердца, запутавшегося где-то в животе, я был с ним совершенно согласен. Гаят, молча, шагал вслед за вампиром, закрывая своими могучими руками, маленькое тельце Ани, как я об этом догадывался, поскольку в кромешной тьме не было видно ничего кроме тьмы.
  Мы долго брели по бесконечным коридорам, спотыкаясь и поддерживая друг друга, когда Гаят неожиданно остановился. И очень вовремя, ноги едва передвигались где-то внизу, кажется, очень далеко.
  - Стойте. Мы ходим кругами.
  - Ты то откуда это знаешь, - проскрипело что-то, голосом Велеса.
  - Я столько раз ударялся об этот проклятый сталактит, что уже изучил каждую его шероховатость.
  - Карелл, что ты скажешь?
  - Да, Карелл что ты скажешь? - прилетел из темноты мягкий вкрадчивый голос.
  Эхо наполнило пещеру тихим шипением. Скажешьшьшь, скажешьшьшь, скажешьшьшь, отражалось от бесчисленного числа коридоров и подземелий. В темноте раздался холодный голос вампира.
  - Я привёл их хозяин, как ты и хотел. Все они в твоей власти.
  Послышался звон от удара меча. Эхо подхватило его и, слившись с издевательским хохотом Карелла, кануло во мрак вместе с исчезнувшим вампиром.
  - А, Гаят! Вернулся поблагодарить меня за те уроки фехтования? Уж не в обиде ли ты за тот маленький урок покорности, который я тебе преподал? Я мог отрубить тебе руки или голову, я же только поцарапал тебя.
  - Ты убил мою королеву.
  - Что же, это потому, что она, как и ты, не хотела быть покорной моей воле. Вы не притомились? Ваши покои готовы, кстати, как вам моя маленькая выдумка?
  - У тебя бедная фантазия Люцифер, только и додумался, что замкнуть выходы коридоров.
  - Это ничего Велес, у тебя она ещё беднее, если ты изменил нашему повелителю. В жалкой же ты компании, а мог бы править на равне с нами, - елейно проговорил голос в темноте и притворно вздохнул.
  - Правда, ты доставишь нам хоть какое-то удовольствие со времён великой войны. Это будет прекрасно; по капле цедить кровь из твоего растерзанного тела, терзать болью твой дух, а потом мы, быть может, сжалимся и дадим тебе умереть. Ух, прямо слюнки текут от одного предвкушения. А сейчас вам надо отдохнуть, идите на огонёк.
  И мы пошли, что ещё оставалось нам делать? Метров через триста огонёк внезапно потух. Пол под нами провалился, и мы полетели вниз. Вот ты и допрыгался Жора, - думал я, падая, - открылись для тебя врата ада.
  Луч солнца заиграл на гранях огромного бриллианта, сказочно прекрасного своею прозрачной чистотой, таких не было в моём мире. Этот камень, верно, украшал покои горного тролля, или замок снежной королевы. На миг мной овладела алчность, маленькая комната вся сверкала алмазами и жемчугом, я же лежал в роскошной кровати на белоснежных перинах. Должно быть, ад здорово изменился, или его переделали под давлением многочисленных клиентов.
  Роскошь каменных стен, покрытых тончайшими барельефами, оттеняли старинные полотна величайших мастеров прошлого. Неизвестные картины, напоминали полотна Ван - Гога, поражая взор неземным разумом, сокрытым в человеческом обличие. И всё это блистало: спинки стульев, рамы, усыпанные бриллиантами витые опоры портала. На нарочито грубом, каменном столике, стоял хрусталь необыкновенно тонкой работы; чудесный графин, полный таинственной жидкости, и пара высоких узорчатых бокалов. Чёрт. Должно быть, он был рядом.
  Множество разнообразных закусок радовали взгляд, и всё это было не так, не для души. Как часто, бывало, радовался я обычной горбушке чёрствого хлеба, особенно присоленного, да луковице умеренной горькости, и кружке доброго виноградного сока, в дружеской компании. Впрочем, я был не в дороге и, не стесняясь, как следует, закусил. Пора было думать, что делать дальше. Мраморный пол холодил ноги, одежды на мне почти не было, искусство согревало только душу.
  Я пошёл к дверям, которые тот час распахнулись мне на встречу. Передо мной открылся длинный коридор, пол, и стены которого были выточены из серого гранита. Факелы мерцали во мраке, бросая неровные тени на холодные стены и кристаллы горного хрусталя. Вдоль стен стояли старинные доспехи демонических тварей, реальное воплощение извращённого воображения фанатичных безумцев. Свет тускло отражался от полированной стали, свидетельства первой небесной войны.
  Надо сказать тогда мне было страшно. Да и сейчас становится жутко, при воспоминании, как отсветы пламени плясали на остриях копий, и в щелях забрала играли искры, словно огненные глаза адских хозяев искали выход на волю из поглотившей их бездны.
  Человек больше боится призрачных угроз воображения, чем тех ужасов, к которым ведёт его обыкновенная глупость. Тогда мне было очень страшно. Не за долго до этого я болтал с Велесом. Сатана, совершенное творение совершенного Бога, говорил я, набрался греха, и, кто знает, не может ли Он отойти от законов своих.
  Старик тогда укоризненно на меня посмотрел и сказал, что так может говорить только человек недалёкий. Больше он ничего не сказал. Только позже до меня дошло, что за язык и вправду расплачиваются уши, а в этом случае, вечная жизнь. Сомнения делали меня похожим на падшего ангела. Правильно говорил Велес, никто не может причинить душе вреда большего, чем мы сами.
  Весь потный от напряжения, ступал я по холодным каменным плитам, и, когда чёрный рыцарь повернулся, всё произошло мгновенно. Моё тело свела судорога. Огромная дубовая дверь медленно, со скрипом, раздвинула массивные створы.
  
  Ребёнок тихонько всхлипывал, обнимая воина своими маленькими ручонками. Гаят, вместе с девочкой, был заперт в стальной клетке, с массивными коваными прутьями. Вырваться из неё было невозможно. Он, как мог, успокаивал ребёнка, гладил её по головке, стараясь подыскать давно позабытые слова нежности. Ани была смышлёной не по годам. Её худенькое личико, с большими печальными глазами, редко посещала улыбка. С раннего детства приходилось ей терпеть нищету, хотя родители выбивались из сил, работая днём и ночью, в тщетных усилиях прокормить себя и ребёнка. Но даже в праздники, самым лакомым блюдом был чёрный хлеб, щедро посыпанный солью, варёная картошка, да горсть терновых ягод на закуску.
  После смерти родителей Ани была обречена, Гаят вовремя её подобрал, вырвав из лап нетопырей. Своим крохотным сердечком Ани понимала это, и была ему благодарна, насколько может быть признателен маленький ребёнок, то есть всем своим бесхитростным существом.
  Так и сидели они, утешая друг друга. Гаят с удивлением обнаружил, что ребёнок наполняет его необъяснимой волей к жизни, которая давно перестала его тревожить. После смерти возлюбленной, он потерял интерес к жизни, но сейчас, словно горячая волна пробежала по его жилам, сметая весь застоявшийся хлам, а в глазах зажглось неукротимое яростное пламя, ибо перед клеткой стоял Карелл, прямой и строгий как всегда.
  - Предатель, - рука Гаята непроизвольно метнулась к поясу, однако меча там не оказалось, - я знал, что тебе нельзя верить, но ты всё равно нас обманул.
  - Благодарю за комплимент, - по тонким губам тенью скользнула насмешка, - в вашей компании нашёлся хоть один умный.
  - Рано или поздно ты умрёшь с колом в сердце и отрубленной головой.
  - Но не раньше, чем ты друг мой, я слышал, Люцифер собирается казнить вас на рассвете, - вампир немного помолчал, - именно поэтому я здесь. Сколько по-твоему стоит вот эта безделушка?
  - Карелл вытащил из-под полы своего плаща бронзовый ключ, старинной работы.
  - Что ты хочешь за него, - хрипло спросил воин.
  - О! Я уже слышу другие речи, но не переживай, я хочу только то, о чём мы договаривались. Вот возьми его, вспомнишь об этом, когда будешь всаживать мне кол в сердце или отрубать голову. А сейчас мне пора, хозяин ждёт.
  
  Глава 4
  
  Стены огромного зала мерно двигались, сжимаясь и разжимаясь, будто из живой плоти. Из их гладкой поверхности сочилась красная жидкость, и каплями стекала в узкие воронки, проделанные в мраморном полу.
  В конце зала, на белом троне, восседал человек, огромного роста. Необыкновенно красивые черты его лица, делали его похожим на небесного ангела, и только хищный блеск соколиных глаз, да печать необузданного властолюбия в купе с непомерной гордыней, пропитавшей каждую клеточку его прекрасного тела, выдавали в нём демона, избежавшего вечной смерти.
  Надменным взглядом, проникающим в самую глубину души, он смотрел на меня, и в его пальцах, похожих на когти хищной птицы, желтела золотая нить. Презрительно улыбнувшись, он тихо сжал её, и всё моё тело пронзила ужасная боль. Не в силах стоять, я упал на колени, и только тут увидел, что трон выложен из множества человеческих черепов.
  Ужас, холодной волной, пробежал по телу, и волосы зашевелились на голове.
  - Смертный, - прогремел надо мной голос демона, - ты удостоился великой милости видеть перед собой того, кто повелевает миром. Я был, когда Господь сказал - да будет свет, и стал свет, я помогал в сотворении мира. Я был один из первых, - взревел демон, - и ты, последняя песчинка в океане времени, посмел встать на моём пути? Я видел, как рождались звёзды и исчезали цивилизации, и я увижу, как исчезнет последний человек и земля, это яблоко раздора, исчезнет в огненной вспышке, и тогда всё будет как прежде.
  Демон поднял руку и быстрым движением разорвал золотую нить. Яростная боль пронзила моё тело, будто тысячи жалящих игл вонзились в кричащий в муках мозг. Теряя сознание, я слышал последнее.
  - Ты умрёшь, медленно затерявшись среди мёртвых миров, и тогда пророчество не исполнится. Оттуда никто не возвращался.
  
  Люцифер наблюдал, как десятки мелких тварей набросились на безжизненное тело, и наслаждался. Все они смертельно боялись его, и сколько веков не прошло, этот трепещущий ужас доставлял ему безграничное удовольствие.
  Огромная дверь вновь медленно отворилась. В проёме стоял маленький тщедушный старец с посохом в руке.
  Демон нахмурился. Велес быстрым взглядом окинул комнату.
  - Смерть поселилась у тебя Люцифер, ведь так теперь тебя называют.
  - Не язви Велес, - недовольно проговорил демон, - тебя самого отделяет от неё всего шаг. Мне, - на секунду он замолчал, о чём-то задумавшись, - мне поручили сделать тебе одно предложение, - наконец выдавил он из себя.
  - По-прежнему на побегушках у него? Веельзевул отказался бы быть пешкой в такой игре.
  - Я не пешка старик и потом, ты в моих владениях, а не Веельзевула.
  Демон поднялся во весь свой громадный рост, и сошёл с трона. Рядом с Велесом он казался великаном. Подойдя к стене, он коснулся её своей огромной ладонью, наблюдая, как капли крови сочатся сквозь сжатые пальцы.
  - Ты знаешь, что это такое?
  - Сердце. Сердце титана.
  - Да сердце, сердце моего единственного сына. Бог убил его. За что?
  - Ты знал, что нельзя спать с земными дочерями.
  - Но я любил её. Она родила мне прекрасного сына, что с того, что он был больше остальных.
  - Он убивал людей Люцифер, и потом, ты нарушил волю бога.
  - Что мне за дело до его воли? Почему я не могу быть сам себе хозяин? - закричал великан.
  - Может быть потому, что приносишь боль и страдания людям. Ты знаешь, что, отказавшись от бога, ты потерял любовь.
  - Не правда, вот доказательство, сердце моего сына, я тысячелетиями поддерживаю в нём жизнь.
  - Ты любишь всё мёртвое и ненавидишь живое. Титан был такой же.
  - Не смей так говорить о нём, - взревел демон.
  - Но он был злобное чудовище, - невозмутимо продолжал Велес.
  - Он был мой сын.
  - Его сын отдал жизнь за людей, ты же живёшь ненавистью. Вот уже тысячи лет как ты сделал свой выбор. Это была твоя воля, и ты выбрал смерть, забыв, что бог есть бог живых.
  - Велес, меня просили передать тебе, или ты с нами или нет.
  Люцифер подошёл к старику, и, взяв его за руку, заглянул в глаза.
  - Ведь ты наш, наш с начала веков, не оставляй нас. Бог вновь полюбит нас, как только последний человек умрёт навсегда. Мы забудем о прошлом, я, ты слышишь, я забуду о ненависти.
  - Я тоже сделаю тебе предложение. Присоединяйся ко мне, и мы свергнем Сатану. Бог нас не простит, мы умрём, но перед смертью прольём струи прохладной влаги на горящие угли совести.
  - Ты сошёл с ума, - голос Люцифера прервался.
  Отшатнувшись от старика, как от ядовитой змеи, он произнёс.
  - Завтра ты умрёшь, и поверь, поверь, будешь молить о смерти, как никогда не молил о жизни.
  С этими словами демон взошёл на трон, и закрыл глаза. Створы огромных дверей сомкнулись за спиной старика.
  Тысячи мыслей проносились в голове Велеса. Только что он отказался от богатства, власти, жизни, в конце концов, и ради чего? Ну и дурак - кричал рассудок, - эта жертва никого не спасёт и смерть придёт к тебе. Днём или под покровом ночи она придёт, размахивая косой, и тебе придётся заглянуть в её пустые глазницы. И всё-таки, всё-таки в глубине души он чувствовал, что поступил правильно.
  За дверью сотни нетопырей и других демонических тварей, порождённых чёрной магией демонов и самыми низкими людскими мыслями, гнездились вдоль длинного коридора, копошась, словно гнилостные черви в куче нечистот.
  На стенах висели разные части человеческих тел: глаза, уши шевелились в полумраке. Велес про себя улыбнулся, демон сохранил извращённое чувство юмора, и напомнил про себя, что там, где есть уши, найдётся и язык.
  Правда, это не имело значения. Он никак не мог бы сказать, как подобная предосторожность могла бы пригодиться в сложившейся ситуации. Толпа отвратительных созданий следовала впереди и позади него, смешно переваливаясь на когтистых лапах. Он бы засмеялся, если бы это не было так грустно. Ну и рыла были здесь: и скошенные, и прямые, и свиные, и лошадиные кружились вокруг в дьявольском хороводе, шевеля толстыми губами, и ворочая круглыми, как плошки глазами. Словом, все, что мог представить свихнувшийся мозг пьяных мужиков и суеверных базарных баб, собралось вокруг него, сердито толкаясь в узком коридоре.
  Так и спускались они всё ниже и ниже, в самые бездонные подвалы чёртового замка. Резные стены, увешанные трофеями в виде черепов и частей человеческого тела, сменились глухими каменными поверхностями, выжженными в граните. Бесчисленные коридоры разбегались и множились в трёхмерном пространстве. Прошло немало времени, прежде чем они очутились у берегов огромного подземного озера.
  Каменные ступени уходили вниз под воду, теряясь в прозрачной глубине. Сотни демонов оглушительно завыли и зарычали, бесясь в ярости и бессильной злобе. Эхо подхватило этот дикий вой, наполнив адской какофонией, бесчисленные чертоги замка, и, словно испугавшись крика, озеро разошлось в стороны, оголив ступени. Велес, подгоняемый грубыми толчками, пошёл вниз, ступая по мокрым ступеням. Часть вурдалаков осталась на верху, и только ближайшая стража продолжала путь в разверзшиеся глубины. Велес шёл вниз, а память его блуждала в далёком прошлом, таком далёком и в тоже время в таком близком. Кажется, только вчера измождённые люди в грубых хламидах шли в песках жаркой пустыни, а за их сгорбленными спинами в морской пучине исчезали быстроногие колесницы всемогущего фараона.
  Свет, преломляясь в голубой воде, создавал чудные картины, меркнувшие в тёмной глубине. Так спускались они в пучину, пока мрак не сомкнулся над ними. Страх наполнил сердце старика. Прошло ещё немного времени. В тишине раздавались короткие всплески от плавников неведомых чудовищ. Наконец, вдали показался просвет. Невольно ускорив шаг, Велес поспешил к выходу, спиной чувствуя притаившееся во мраке зло.
  Тупоумные твари недовольно заворчали. Несколько нетопырей с громким рычанием бросились за ним вслед. Когтистые лапы протянулись из темноты над головой старика, как вдруг, во мраке блеснул меч, и твёрдый голос Гаята раздался со всем рядом с ним. Тут же выросла чёрная фигура вампира. Обрубленная лапа упала к ногам старика, выведя его из оцепенения, и, отбиваясь, они бросились к свету. Едва они выбрались, как в руке Гаята появился блестящий голубой шар, и водяные стены с тихим плеском сомкнулись, похоронив в пучине демонические отродья.
  Велес стоял, не веря своим глазам.
  - Утерянный ключ - ундина, - только и мог он произнести.
  - Как вы нашли его?
  - По дороге расскажу, нам надо спешить. Они бросились бежать.
  - А где Георгий? - на бегу прокричал он, срывающимся голосом.
  Гаят только махнул рукой. Вскоре они очутились у большой каменной россыпи. Там, между двумя огромными серыми валунами, старик увидел нечто, завёрнутое в рваные куски материи. Это было тело Георгия.
  Подбежав к нему, старик упал на колени, не обращая внимания на впившийся в кожу щебень. Гаят стоял, опустив руки.
  - Камень, камень, - закричал старый колдун.
  Схватив в руки шар, он принялся мягко катать его в руках, тихо шепча под нос древние заклинания. Рядом стояла крошка Ани, и слёзы тихо капали из её глаз. Шло время. Израненное тело по-прежнему не подавало признаков жизни. Только мертвенная бледность сменилась густым бордовым цветом, разлившимся по коже больного.
  - Жив, ещё жив, - проговорил Карелл.
  Внезапно, по телу пробежала судорога, ноги резко выпрямились, и с губ слетел тихий вздох.
  - Слава богу, жив, - радостно вскричал Велес, вскочив на ноги.
  Осторожно опустив камень в свою сумку, он кивнул Гаяту, и тот подошёл к телу Георгия. Грудь того резко вздымалась от частых вздохов, но глаза были уже открыты.
  - Что это было, - сорвались с губ хриплые слова.
  - Всё хорошо сынок, мне удалось на время связать порванную нить.
  - Мне казалось я в аду. Огонь прожигал меня на сквозь, как вдруг, потоки прозрачной воды, холодным душем, омыли обожжённое тело, сверкнула молния и всё исчезло. Как тебе это удалось, Велес?
  - Теперь у нас есть ключ - ундина, - произнёс старик.
  - Ты пока отдохни, тебе надо набраться сил. Люцифер не мог не почувствовать магию в своём замке.
  Я остался сидеть, глубоко вдыхая прохладный воздух. Никогда раньше не замечал, как он вкусен, и даже пьяняще сладок. Велес с воином и вампиром отошли в сторону, о чём - то возбуждённо перешёптываясь.
  - Что мы можем сделать? - спросил Гаят старика.
  - Даже утратив часть своего могущества, Люцифер уничтожит нас, если найдёт, поэтому мы должны исчезнуть до того, как это случится.
  - Если так, то нечего терять время. Думаю, Георгий уже может двигаться.
  - Дорога под уклон, я ему помогу.
  Велес скоро вынужден был замолчать. Несмотря на то, что кругом стояла вода, со дна котловины поднималось облако пыли.
  - Здесь для Люцифера добывают золото, жемчуг и всё, что можно добыть на дне этого озера, - прокричал хрипло Гаят.
  Ему приходилось нелегко, одной рукой он держал девочку, а другой поддерживал меня.
  - Тысячи рабочих круглые сутки вкалывают без отдыха, в противном случае их лишают воздуха. Забастовок здесь не бывает.
  - Почему? Разве такая жизнь лучше смерти?
  - Нет. Они бы предпочли умереть, но здесь есть дети. Им некуда деваться, да вы и сами увидите.
  Не знаю как он, я же видел только каменные выступы и серый песок породы, который приходилось обходить. Наконец мы достигли дна, и здесь пред нами предстал огромный город. Тысячи лачуг, сделанных из белой глины с сухими водорослями вместо крыш, в живописном беспорядке теснились на ровной песчаной поверхности. По узким улочкам сновали десятки людей, с какими-то бесцветными лицами. Мимо нас, тяжело волоча ноги, прошло несколько стариков. Я попытался их остановить, и, ухватив одного за грязный рукав, принялся его тормошить. Всё было бесполезно, он ничего не чувствовал, только рваные лохмотья развевались от тряски.
  Мы тихо пошли дальше. Не обращая на нас внимания, рабочие, опустив руки, шли по своим делам. Мрачный полумрак царил повсюду. Только у столбов, увешанных фосфорицирующими лишаями, можно было увидеть потоки грязи, затопляющие ветхие дома. Там сидели дети.
  Закутавшись в серые одеяла, они, молча, курили длинные, свёрнутые листья каких-то водорослей. Не было не игр, ни веселья, только одурманенные взгляды полные пустоты. Это было что-то дикое, и всё же где-то я это уже видел. Точно такие же глаза встречались у детей, брошенных родителями в моём мире. Или, что ещё более страшно, у детей, чьи родители, сломленные несправедливостью и безразличием, погружались в беспробудную пьянку, вымещая зло на беззащитных подростках.
  И зло росло и множилось, не зная жалости, такие дети были готовы совершить любое преступление. Они, в самом деле, не знали жалости. Проходя мимо этих больных ребят, мы погружались в бездонный омут тупого отчаяния, пропитавшего каждую клеточку этого земного города.
  Наконец, мы увидели у порога одной лачуги седую старуху. Перебирая узловатыми пальцами длинные травяные стебли, она, с удивительной быстротой, плела циновку. Не отрываясь от работы, она с любопытством уставилась на нас, и это было первое проявление хоть какого-то интереса в этом месте. Я подошёл ближе, и неловко отодвинув меч, присел на корточки. Старуха продолжала работу. Не выдержав, я спросил.
  - Что это вы делаете бабуля?
  Старуха, молча, ткнула пальцем в пряжу. В самом деле, чего спрашивать, если и так понятно, я смутился.
  - Где хозяин старая? - чуть не прокричал Гаят.
  - Можете не кричать, я и так вам скажу. Там где и все, на работах.
  - И не надоело вам гнуть спину, отдохнули бы, дали отдых пальцам, я вижу, вы много работали.
  - Если я не сплету эту циновку, хозяин вечером прибьёт меня, - произнесла бабка безразличным голосом.
  - Так мы тебя защитим.
  - Шли бы вы дальше, здесь не любят перемен.
  - Ну вот, не накормила, не напоила, а уже гонишь.
  Старуха посмотрела на заплаканное лицо Ани, и, с кряхтением поднявшись, зашла в дом. Через некоторое время она вышла, держа в руках пучок непонятных растений. Бросив всё на песок, она, молча, уселась на своё место. Я ощутил неловкость.
  - Угощайтесь. Это наша еда, если она, конечно, придётся вам по вкусу, по всему видно, вы ещё новички.
  Мы, молча, уселись вокруг неё. Я взял один стебель и попробовал его погрызть, это напоминало по вкусу наш огурец.
  - И это всё чем вы живёте?
  - По праздникам бывает рыба.
  - Разве её так мало?
  - Так мало. Да и ловить её почти некому, все добывают руду в золотых приисках Люцифера.
  Вампир тихо поднялся, и, не говоря ни слова, скрылся за углом.
  - Скажите, разве вам не надоела такая жизнь?
  - Выглядишь умным, а вопросы задаёшь глупые. Подумай сам, что мы можем сделать? Да уже и привыкли все, многие-то ведь здесь родились, это ещё я, старая, помню жизнь на верху, и знаете, не на много она и лучше.
  - А как же свобода бабушка?
  - Свобода от чего? Разве я могу не есть и не пить, или теперь оковы тела не держат мою волю? Свобода она всегда с тобой сынок, ты можешь быть свободен и здесь, а можешь быть рабом на поверхности. Всё в твоём сердце. Оно ведь такое, не всякое сердце способно вместить в себя свободу.
  Старуха выдохлась, произнеся такую длинную речь, и удивляясь сама себе, принялась за работу. Мы встали, и, поблагодарив её, двинулись дальше. Велес шёл вереди, оставляя на влажном песке отпечатки ног и своего старого посоха. Вскоре мы вышли на широкую площадь, густо уставленную светящимися столбами. Из её центра поднимался дымок, теряясь в сизом тумане, застилавшем водяной купол города. Толпа женщин и мужчин сгрудились в стороне, там что-то происходило. Мы быстрей пошли вперёд. Вскоре мы приблизились.
  Дым шёл из огромной ямы, где, сгорая, тлели кучи городского мусора и нечистот, распространяя кругом невыносимый смрад, но не это привлекло наше внимание. Взрослые мужчины камнями забивали, истекающую кровью, молодую женщину, валявшуюся в дорожной пыли. Детвора, смеясь, подносила булыжники к остервеневшим в ярости родителям.
  - Что это? За что её убивают.
  Ко мне повернулась пожилая женщина, развязного вида, и сквозь шум прокричала.
  - Это воровка. Украла рыбу, и, завернув её в тряпки, пыталась убежать.
  - Разве за это убивают?
  - Ты недавно здесь? Не отвечай, сразу видно. Здесь убивают и за меньшее. Это, пожалуй, единственное развлечение в проклятом городе.
  - А вы?
  - А что я? Я за еду сплю с этими увальнями, а эта мерзавка хотела всё получить даром, - с внезапным остервенением, выкрикнула старая шлюха.
  - Это жестоко.
  - Жестоко? А оставить без еды семью разве не жестоко? Скоро её забьют до смерти, и бросят в геенну огненную, пусть смешается со всем этим мусором, - презрительно ответила женщина и громко захохотала.
  Бросив на меня оценивающий взгляд, она подобрала юбку, оголив грязную ногу.
  - А что паренёк, не желаешь отдохнуть с дороги? Я с тебя немного возьму.
  С чувством не переносимого омерзения и внезапно нахлынувшей тошноты, я отпрянул в сторону.
  - Нет спасибо, - едва смог выговорить я, и не в силах больше находиться рядом, бросился в толпу.
  Выхватив чёрный меч, бросился в самый центр, и, отбросив здорового мужика, загородил женщину. Толпа отхлынула. Кто-то ахнул. С треском разбился глиняный кувшин. Осколки и мусор, смешались с грязью под ногами толпы, образовав гремучую смесь смердящей выгребной ямы.
  Картина стала полна, последний штрих лёг на полотно чёрной стороны мира, где в древней бесконечности, были погребены истоки зла. Недоумённо переглядываясь, люди уставились на меня, не понимая, что происходит. Я и сам не понимал, вряд ли бы такое случилось со мной раньше, правда, мне и раньше говорили, что в жизни никого нельзя бояться, но не помню, чтобы я следовал этому совету. В толпе раздался разочарованный вой. Рядом что-то кричал Гаят, пытаясь перекричать людской гул. Вампир как в воду канул, затерявшись где-то в тёмных закоулках города.
  Просвистел камень, и это будто послужило сигналом, острая боль пронзила колено, куда угодил осколок стекла, брошенный каким-то ребёнком. Сотни рук потянулись к нам, цепляясь за плащи и волосы.
  Вдруг, из рук Велеса вырвался поток пламени, и ярким лучом пронзил сгустившийся туман. Купол заискрился, рассыпая вокруг радужные молнии, тонувшие в потоках горячего пара. Толпа отхлынула, послышались сдавленные крики ужаса. Кто-то бросился бежать, но многие, не в силах сдвинуться, стояли на месте, и дрожащие колени выдавали страх. Кто-то упал, готовый молиться новым богам, и первые искры обожания пробежали острой судорогой по согбенным спинам.
  Я поспешил отвернуться от этого постыдного зрелища, и перевёл восхищённый взор на вдруг возвысившегося друга. Впервые я видел, как он это делает. Нашего старика было не узнать. В этот момент что-то неизъяснимо гордое окутывало его прямую фигуру, делая величественными и светлыми его старческие морщины, на миг налёт древности спал с его лица. Перед нами действительно был один из первых, как выразился позже Гаят.
  Сам же воин вскочил на мусорный холм, и высоко поднял руку, с зажатым в ней голубым камнем. Огненный луч отразился в его острых гранях, рассыпая кругом искры света. Вздох изумления пронёсся в толпе. Захлёбываясь от восторга, со слезами на вдруг оживших глазах, люди сбегались со всех сторон.
  Ключ - ундина произвёл на толпу ошеломляющее действие. Словно колдовская сила, скрытая в нём, пролилась в людские сердца, подобно нити Ариадны указывая путь к свету. Как великий полководец стоял Гаят. Без тени гордости, держа камень в вытянутой руке, он кричал, насколько хватало сил, - вперёд к свободе.
  И тысячи людей единым потоком ринулись в указанном направлении, хватая на руки маленьких детей, больше у них ничего не было. Двое мужчин подхватили израненное тело девушки и смешались с толпой. А откуда- то сверху уже раздавался зловещий вой надвигающейся бури.
  Вода разлилась в стороны, образовав проход. С этой стороны владения Люцифера не охранялись, и, в их тёмных глубинах, открылась дорога на поверхность. Люди бросились на волю, и только мы бросали тревожные взгляды назад. Народ тянулся бесконечным потоком, в их глазах впервые зажглась надежда и страх потерять её.
  Велес с тревогой указал на водяные стены, покрытые зловещей рябью. Даже сила ключа - ундина вместе с магией одного из первых, не могла долго сдерживать мощь Люцифера. Издалека короткими ударами доносились отзвуки грома. Тысячи мерцающих нитей протянулись вдоль водного коридора. Холодная капля упала мне на лицо и, оставляя мокрый след, скользнула вниз. Велес стал посреди коридора, и, опустив свой посох в дрожащую стену, тихо произносил заклинания. Капель прекратилась, но очень скоро горячий пот выступил на его морщинистом лице и уже солёные капли, по глубоким бороздкам, проточенным временем, стекали в его густую бороду.
  Неизвестно откуда появившийся Карелл стоял в стороне, и его вид заставлял измученных людей скорей бежать из города. Наконец последний человек покинул город, и мы бросились вслед за ними в тёмный проход.
  Велес, шатаясь, продвигался шаг за шагом к выходу, по мере сил я и Гаят поддерживали его. Метров за пятьдесят он остановился, и, бросив на нас мучительный взгляд, указал на выход. Я схватил его за руку, но он только замотал головой. Гаят подхватил меня и бросился к выходу. Карелл, подобно летучей мыши, мелькал перед нами, неся на руках девочку. Мы выбежали на поверхность, и без сил повалились на камни.
  В ту же минуту вода с шумом сомкнулась за нами, выплеснув голубые искры пламени. Я не мог сдержать слёз. Гаят стоял за моей спиной, и его рука тихо опустилась мне на плечо.
  - Мы будем помнить его, его будут помнить люди, которых он спас, это славная смерть, - произнёс он тихо, - я был бы счастлив, если бы знал, что умру так же.
  - Это не вернёт его, - сквозь слёзы прокричал я.
  - Да не вернёт, - тут он замер, что-то мелькнуло в тёмной глубине. Карелл с быстротой молнии бросился к воде и нырнул. Вскоре он показался на поверхности, держа в руках неподвижное тело Велеса. Мы рванулись к нему. Гаят, как опытный солдат, видавший много смертей, начал делать искусственное дыхание, одновременно сильно надавливая на грудь. Вода ручьём потекла изо рта и носа старика, и ещё очень долго он не приходил в себя, и я кажется, тоже не дышал, замерев рядом. Но вот он слабо пошевелил рукой и вдохнул воздух.
  Я, плача, опустился на колени рядом с ним и гладил его спутанные, мокрые волосы. Только теперь я понял, как привязан к доброму старику. Негромкий всплеск прервал наши радостные излияния, на поверхность всплыл старый сучковатый посох Велеса. А потом мы долго радовались и сушились у костра, разведённого Гаятом, и даже у Кареллла, который всё это время стоял в стороне, был взволнованный вид.
  Маленькая Ани смеясь бегала у костра, надоедая абсолютно всем, а я сгорал от любопытства узнать, откуда у Гаята взялся волшебный камень и спросил его об этом. К этому времени девочка утомилась, и устроилась на его огромных руках. Гаят заботливо укутал её своим плащом и начал рассказ.
  - Мы всем обязаны этой маленькой леди, - сказал он, ласково глядя на Ани, и заметив наши удивлённые взгляды рассмеялся.
  - Да, только благодаря этой доброй душе мы вернули себе свободу и жизнь. После того, как Карелл освободил нас из клетки... Мы все посмотрели на вампира, на бледном лице которого, в этот момент отразилось какое - то движение. Он сидел у костра, пытаясь высушить свою одежду.
  - Так вот, он ушел, и мы поспешили, конечно, скрыться, - продолжал свой рассказ Гаят.
  - Выбраться на поверхность было невозможно, наверху собралась вся нечисть этого дьявольского гнезда, и мы направились вниз. Мне пришлось закрыть Ани голову, чтобы она не видела украшения, развешанные на стенах. Я уже отчаивался выбраться из бесчисленных коридоров, кажется, каждый из них делился на десятки отводов и так без конца, но вот я почувствовал странное покалывание, будто иголки впились в кожу. Я пошёл в том направлении, где покалывание чувствовалось сильнее всего.
  Кожа горела и стала огненно красной. Мы очутились перед старой заржавленной дверью, со страшным скрипом распахнувшейся перед нами. За ней был небольшой зал, в центре которого висело довольно большое, туманное облако. Я подумывал развернуться и уйти, как вдруг почувствовал непреодолимое желание подойти ближе. Ноги перестали слушаться меня, не в силах противиться, я опустил на пол Ани и медленно направился к шару.
  Кровь выступила из пор, и, не стекая на пол, каплями отрывалась от кожи, притянутая облаком. От него отделились чёрные протуберанцы, стремясь охватить меня, и засосать целиком. Я заметил краем глаза, на Ани он не действовал, будто не замечая девочку. Теряя сознание, я видел, как она встала с пола и пошла к шару. Когда я очнулся, то туманного облака уже не было. Я лежал на холодном мраморе, рядом стоял Карелл, а у моего изголовья сидела Ани и играла маленьким голубым камнем, это и был ключ - ундина.
  Карелл потом рассказал, что нашёл меня без сознания, почти в объятиях чёрного эгрегора, который на него к счастью не действовал. С трудом вытащив моё тело, он увидел Ани, забавлявшуюся ключом.
  Несомненно, только ребёнок с таким чистым сердцем мог войти в эгрегор и взять камень.
  А потом мы были схвачены и отведены по распоряжению Люцифера в подземный город, откуда, как он думал, невозможно сбежать. К счастью с нами уже был камень и наше оружие, спрятанное под плащами. Эти тупоумные твари не догадались нас обыскать. Уже в городе я нашёл в канаве тело Георгия, растерзанное и избитое. Только ты Велес смог его оживить с помощью камня, я же должен с сожалением добавить, что во многом мы обязаны Кареллу.
  
  
  Глава 5
  
  Весть о похищении ключа - ундина, с быстротой молнии облетела все королевства и буквально потрясла их. Леса наполнились шпионами Люцифера. Вооружённые отряды рыскали по дорогам в поисках похитителей. А в глубинке тихонько распевались песни, сложенные в нашу честь.
  Во многих городах вспыхивали беспорядки, и правителям всё труднее приходилось подавлять их. Народ пытались запугать; проливались реки крови, виселицы украсили сельские площади и рынки, вдоль трактов, посаженные на кол, умирали тысячи крестьян. Но можно было слышать, как то тут, то там с новой силой вспыхивали восстания. Одна мысль, что где-то рядом странствует рыцарь, о ком, возможно, изрекало древнее пророчество, разрушающий чары зла, да ещё и успевший выкрасть ключ - ундина из-под самого носа Люцифера, вдохнула надежду в сердца людей. Это было что-то необыкновенное и даже смешное.
  Скоро я превратился в некоего несокрушимого великана. Рассказывали, как молнии выскакивают из моих глаз, и горы рассыпаются в прах, стоит мне ступить ногой. Люди впервые обратили взор на владения чёрных стражей, и смотрели они уже другими глазами. Мои спутники тоже не остались без внимания; великий воин, в одной руке державший ребёнка, а другой убивающий своих врагов, и старик, с огненными руками и серебряной бородой, да ещё в придачу и тень, убивающая всё, на что падает.
  О нас знали все, и никто нас не узнавал. Когда мы въезжали в деревню или посёлок, в городах мы, конечно, не показывались, нас почти не замечали. Люди не замечали. Надо сказать, с той поры ни один оборотень не смел пойти по нашим следам, теперь мы внушали ужас. Дорога же была одна. Мы шли к Веельзевулу.
  Как я говорил, в сёлах нас не беспокоили, и мы могли спокойно обедать или ужинать в деревенских тавернах. Сознание силы, наполняло меня какой-то гордостью, и я немного потерял в скромности. Теперь меня не беспокоили разные чудища, встречавшиеся по дороге. Они сами спешили скрыться в чаще, или спокойно передвигались вдоль бревенчатых стен домов, стараясь ненароком нас не задеть. В отличие от людей, они, кажется, знали кто мы.
  Кругом вертелись бесенята, мелькая среди изб и сараев и страшно надоедая, однако, старый чёрт, со своею закопчённою вилкой, нам не повстречался. Как-то мы шли мимо топкого болота. Меня интересовал один вопрос, и я спросил нашего старика.
  - Велес, почему эти камни таят в себе такую силу, что такое это волшебство?
  - На этот вопрос ответить не просто, - ответил старик.
  - Камни вообще обладают силой. В мире всё движется и обладает своим ритмом, вибрацией способной исцелять или наоборот разрушать. Камни ближе к истокам, и своей крепостью долго хранят первозданную силу.
  - А что это за сила?
  - Прежде слова сынок, была мысль, мысль чьё движение закрутило водоворот вселенной.
  - Значит волшебство...
  - Да, это могущество нашей мысли, многократно умноженное и заряженное силой воли. Камни только помогают передать эту силу, подчиняя ей стихии. И вот такой камень, веками служащий проводником мысли, заряжается её ритмом, и становится ключом к сердцу огня или ветра.
  - Помни, мы все рождены от одного, и все мы части целого.
  Старик не договорил, зашевелился камыш, и показалась безобразная рожа знакомого нам чудовища. Теперь оно предпочло зарыться в тину.
  Я засмеялся, как вдруг из топи вытянулись длинные щупальца и в миг оплели нас с головы до пят. Ани, которую Гаят вовремя оттолкнул, успела отбежать в сторону. Бедное дитя уже даже не плакало, так привыкло к постоянной опасности.
  Покрытые слизью, с присосками как у осьминога, щупальца так меня сдавили, что смех застрял у меня внутри. Меч скользнул по ноге, чуть не порезав кожу. Шутки кончились, стало жутко. Грязная болотная жижа приближалась с угрожающей быстротой. Совершенно не хотелось знакомиться с тем, кто скрывался в этой хлюпающей топи. А тут ещё не выносимое зловоние распространилось вокруг, отравляя те крохи воздуха, что ещё проникали в сжатые лёгкие.
  Старая холстяная сумка Велеса не выдержала давления и лопнула, и я с ужасом увидел, как голубой шар выпал из неё, и упал в тину. Велес, посиневшими губами, что-то бормотал себе под нос. Секунда казалась часом. Рядом Гаят и Карелл висели в воздухе, смешно болтая ногами, красные от напряжения, в отчаянных усилиях освободиться из стальных объятий.
  Тут я заметил, что от болота поднимается пар. По щупальцам пробежала дрожь, едва не переломившая нам кости. Скоро на поверхности воды стали появляться пузырьки.
  Вонь стала просто невыносимой. Внезапно щупальца разжались, и мы с криком попадали в воду, и честное слово она была горячей. Щупальца, последний раз изогнувшись, исчезли в глубине. Мокрые, мы выбрались на тропинку. Выплёвывая грязь, я встал на ноги и бросился утешать Ани, которая почему-то побежала от меня. Велес, выбравшись из трясины, первым делом осмотрел свою бороду и невероятно обозлился. Капля воды попала ему в нос, и он оглушительно чихнул, при этом обозлившись ещё больше. Подбежав к топи, он стал громко произносить заклинания, и, опустив руки, изверг в болото столб огня.
  Вскоре, облако пара поднялось в воздух. Неожиданно из топи взвились щупальца, тина разверзлась, и Велес, к нашему ужасу, провалился вниз. В облаке пара мелькнуло нечто омерзительное, и, ругаясь благим матом, распространяя вокруг невыносимую вонь, бросилось прочь. А на спине этого чудо - коня, держась за хвост, похожий на лошадиный, сидел наш старик и ругался так, что мы просто повалились с хохоту.
  Чудовище убегало на своих щупальцах, используя присоски как зубья, так что грязь и брызги летели до неба. В конце концов, Велес, взмахнув руками, рухнул в тину, а чудовище благополучно скрылось. Смеясь, мы выловили Велеса из болота. Он имел такой жалкий вид, что, не удержавшись, мы вновь расхохотались. Тина и водоросли опоясали нашего друга с ног до головы. Из этого зелёного сгустка выглядывали ошалевшие глаза, а изо рта вылетали отборные ругательства. Борода была в таком состоянии, что взглянув в лужицу, старик едва не лишился чувств, ругаясь при этом так, что прежние ругательства просто в счёт не шли. В конце концов, глядя на нас и он рассмеялся.
  Так и стояли мы грязные и зелёные, смеясь друг над другом. Потом Велес заклинаниями вперемешку с бранью извлёк из тины голубой ключ - ундина, спасшего нам жизнь. Этот случай излечил меня от излишней самонадеянности, вдруг напомнив о самом главном. Мы пошли дальше, а из топи долго ещё доносился гогот и непрекращающееся ржание твари болотной.
  Прошёл не один день, прежде чем мы выбрались из торфяников. Болота были преддверием, за которым начинались владения Веельзевула. Вскоре мы вышли к берегу моря, раскинувшегося до самого горизонта. Выбравшись из бесконечных зарослей камыша, мы, наконец-то, могли свободно вздохнуть. Тихий плеск волн и резкие крики чаек, после бесконечного жужжания москитов, ласкали слух. Недалеко от берега рос старый дуб, под его развесистой кроной мы и решили отдохнуть.
  Велес уселся на зелёную траву, и задумчиво устремил взгляд в море.
  - Ну, что мы теперь будем делать, - спросил он.
  Гаят, молча точивший меч о камень, только кивнул головой.
  - Вам виднее, когда дело касается драки, я готов высказать своё мнение, - он потрогал пальцем лезвие своего клинка, - здесь же я не советчик. Однако, если вам это интересно, то почему бы не найти здешних рыбаков и не купить у них лодку.
  - Или сделаем её сами, хотя, конечно попросить у рыбаков проще, - поддержал его я.
  - Нет, мой мальчик, это как раз не получится, это море не простое, на нём чары Веельзевула.
  - Оно что, слишком бурное?
  - Ну не так чтобы очень, просто ещё никто не возвращался из его глубин. Боюсь я не такой праведник, чтобы здешние акулы выплюнули меня на берег. Возьми эту колоду и брось в воду.
  Я вскочил на ноги, и, схватив валявшееся на песке сухое бревно, бросился к берегу. Размахнувшись посильнее, зашвырнул его как можно дальше. Полено, с громким плеском, упало в воду, подняв фонтан брызг, и распугав мелкую рыбёшку, шныряющую у берега. Постепенно волнение улеглось, и полено по инерции поплыло в море, я победно обернулся.
  Велес с улыбкой смотрел на воду. Бросив взгляд на полено, я обомлел, сухое, как порох, дерево быстро опускалось на дно и скоро мягко опустилось на придонный песок, к вящему изумлению пузатой рыбьей мелочи.
   - Может, возможно, обойти это море? - слабым голосом спросил я.
  Старик своим корявым пальцем указал вдаль.
  - Веельзевул живёт на острове вместе со своими любимцами, и я положительно не понимаю, как туда попасть. И тем более не знаю, как мы оттуда выберемся.
  - Нам нужно спросить у кого-нибудь совета, - произнёс Карелл.
  - Что ж, это мысль, и я даже знаю, у кого можно спросить. Пусть Ани отдохнёт, а завтра с рассветом тронемся в путь.
  Маленькая девочка с восторгом приняла эту идею и бросилась собирать ракушки на берегу. Улыбка запуталась в густой бороде старика. Гаят развёл костер, и мы достали свои скудные припасы - хлеб, сыр, молоко и немного холодного мяса. Солнце уже касалось края моря, как вдруг тысячи золотых искр появились из-за горизонта, отливая красной медью в лучах заката, и, вытянувшись искрящимся пояском, полетели к берегу. Это было волшебно.
   - Драконы! - прошептал Велес, и вдруг закричал, - быстро прячемся в камыши.
  Гаят бросился к Ани. Велес продолжал стоять. Пристально вглядываясь в даль, он щурил глаза от солнечных лучей.
  - Нам повезло, - наконец сказал он, - они летят в другую сторону.
  - Надо быть осторожнее, - заметил Карелл.
  - Да, этим ничего не стоит сожрать вместе с костями и всем снаряжением.
  Прибежал встревоженный Гаят с девочкой на руках. Постепенно волнение улеглось, мы уселись вокруг костра и принялись за ужин, а потом устроились ночевать. Засыпая, я долго наблюдал за Гаятом, качающим на руках крошку Ани, и в тоже время внимательно слушающего ночные звуки.
  Ночь сменилась густым тёмным сумраком, синеющим с наступлением утра. Первый солнечный луч робко коснулся воды и рассыпался на тысячи золотых капель потревоженных рыб. Свет, просыпаясь, вдохнул прохладные струи ветра и заиграл в серебряный горн, звеня в тишине трелью лесной птицы или гудением проснувшегося шмеля. Занялось утро. Я вскочил на ноги и развёл руки. Это ощущение какой-то первобытной свободы, это, не знаю... Утопая ногами в жёлтом песке, я бросился к морю, и, поднимая тучи брызг, упал в его прохладные объятия, ласково принявшие моё тело. Здорово, правда? И долго я кувыркался и плескался, как в далёком детстве, разгоняя солидных крабов и тревожа розовых и зелёных медуз. Потом стоял на берегу, глядя на золотую дорожку, убегавшую по волнам за горизонт.
  Отдохнув, я вернулся к кострищу. Гаят уже куда-то ушёл, девочка спала, укутанная его тёплым плащом. Карелл сидел, опустив голову до колен, и в каменной неподвижности его было что-то жуткое. Уткнув ноги почти в самый пепел, спал Велес. Его необыкновенно неприятный дребезжащий храп звенел в тишине. Я дотронулся до его руки, и потряс её. Всхрапнув, старик по-детски дёрнул ногой и перевернулся на другой бок, только он зря сделал это, его голая пятка упёрлась в самые угли, и это произвело на него необыкновенное действие. Вскочив, он заверещал во всю глотку, при этом разбрасывая во все стороны горячие искры. Карелл, разбуженный дикой какофонией, резко выпрямился, так что кости хрустнули в суставах, и стал озираться, обалдело хлопая ресницами. Переполох получился необычайный. Понемногу Велес успокоился и сел на своё полено, а вскоре вернулся Гаят с охапкой хвороста. Весело заплясали языки пламени и постепенно все успокоились.
  За завтраком обсуждали, что делать дальше, и приняли предложение Карелла, за не имением лучшего. Велес, нехотя качая головой, согласился отвести нас к своей знакомой ведьме. Сразу после завтрака мы тронулись в дорогу. В зарослях камыша на нас вновь напали опостылевшие всем комары. Остервенело махая руками, Велес грозился сжечь весь этот притон крылатого гнуса под чистую, вместе с чёртовым племенем приставучих пиявок, и нам стоило больших трудов уговорить старика не делать этого.
  Весь день мы терпели эти муки. Пробираясь по колено в вонючей жиже, терпя жалящие укусы, весь в порезах от острых граней листьев, в принципе я был с ним совершенно согласен, жаль, что огонь выдал бы нас с головой, благо, что зажигалка всегда под рукой. И почему нечисть любит селиться в таких местах? Впрочем, в той, оставшейся жизни, я видел много мерзости и в городах.
  Уже вечерело, когда заросли камышей, наконец - то остались позади, и мы вышли на поросшую густой травой прогалину, за которой начинался лес. Пробираясь по грудь в высокой, терпко пахнущей траве и думая о ядовитых змеях, могущих водиться среди влажных зелёных стеблей и заросших мхом древних колод, мы прошли прогалину и углубились в дебри. Маленький Велес быстро ушёл вперёд, мы же, обламывая сухой бурелом, едва пробирались, мысленно сравнивая прелести москитного болота с лесом.
  Влажные испарения поднимались из чащи, при полном безветрии. Пот струями стекал по грязному телу, вызывая нестерпимый зуд, особенно в местах укусов. Такое положение вещей начинало злить.
  Высоко вверху, сквозь путаницу ветвей, светила луна и тени замерли, притаившись в грозном ожидании. Стало жутковато. Постепенно я отклонился в сторону, и, обламывая сушняк, внезапно выбрался на небольшую лесную поляну. Чуть в стороне, в тени, невесть как забравшихся сюда берёз, серебрилась, в свете полной луны, вода лесного озера, заросшего высокой осокой и рогозой. Я уже хотел позвать остальных, как крик замер у меня на губах. В изумлении я застыл на месте.
  Передо мной хоровод стройных девушек плескался в прозрачной воде, играя и резвясь у пологого берега. Русалки, подумал я, пятясь. Звонко смеясь, плескали они друг на дружку водою, поднимая тучу серебряных брызг, дождём падавших на густые зелёные листья. Длинные волосы прикрывали стройные белые тела, полные дикой прелести. Вода струилась по их гладкой коже, завораживая взор.
  Как на зло, сучок громко хрустнул под моей ногой. Они заметили постороннего и с лёгкими криками замерли на месте, только круги расходились по воде, опадая лёгкой волной на берег. Серебристый, прозрачный смех зазвенел в тишине. Медленно, одна за другой выходили они из воды. Я аж зажмурился. Сердце бухнуло где-то в груди, и, кажется, остановилось. Ослепительно белые капельки воды переливались, дрожа на упругой молодой коже, также дрожал и я. Такие совершенные, и честное слово, хвостов у них не было, я так обрадовался...
  Не помня ничего кроме ласковых прикосновений, я двигался как во сне. Мягкими движениями, словно исполняя танец полной луны, кружились они вокруг. Всё было так прекрасно, и прекрасного было так много, что радость захлестнула мозг бурной волной. Очнулся я по пояс в воде и совершенно без одежды. Со стоном, полным безнадёжного сожаления, смотрел я как последняя девушка, посылая воздушный поцелуй, опускалась на дно.
  Вдруг из тины вынырнул какой-то наглый старикашка, и, ухватив меня корявыми руками, будто я бревно какое, поволок в глубину. Пелена спала с моих глаз, но было уже поздно. Водоросли оплели руки и ноги, так что я не мог сопротивляться. Собрав последние силы, я крикнул. Водяной, злобно ворча, заткнул мне рот противными водорослями. Я рванулся, и был тут же сбит с ног. Скользкие лапы схватили меня за ноги, и я поплыл прямой дорогой на тот свет.
  Тут кто-то схватил меня за волосы и так рванул, что я взвыл не своим голосом, это привело меня в чувство. За спиной стоял Гаят и со всех сил тянул меня к берегу, в то время как водяной старался во всю, дёргая мои ноги, и оба они старались так, что оставалось только гадать, останусь я без ног или без головы. Наконец, Гаят разозлился и, выхватив одной рукой меч, ударил им водяного. С тихим всхлипом тот выпустил мои ноги, и, стеная, опустился на тёмное дно.
  Я оглянулся. На берегу, крутя пальцем у виска, качая седой головой, и поднимая очи к небу, стоял Велес. Раздался плеск, на поверхности озера на мгновение появилось обворожительное лицо русалки, и глаза её были печальные. Последний раз я увидел прекрасные черты её лица. Мелькнув округлыми изгибами тела, она со вздохом скрылась в глубине.
  - Разве я не предупреждал тебя быть осторожнее в лесу? - кричал с берега Велес.
  Увидев меня целиком, он замер, а потом чуть не задохнулся от смеха, разбивая тишину хриплыми раскатами хохота. Вид у меня и, правда, был аховый, но какого чёрта. Я уже протянул руку к его бороде, как вдруг в ночи раздался крик Ани. Страх звучал в этом крике, жуткий страх. Мы бросились туда.
  - С кем девочка, старый ты дурак, - крикнул Гаят.
  - Я оставил её с Карелом.
  Даже в темноте было видно, как побледнел Гаят.
  - Если с ней что - нибудь случится, - он не договорил, и бросился в чащу.
  Я тоже бежал, только не так быстро, если кто не бегал по бурелому раздетым, в темноте хоть глаз выколи, то пусть попробует, я ему не позавидую. Свет луны почти не проникал сквозь густое плетение веток. Продвигаясь очень осторожно, я медленно шёл вперёд.
  Впереди сгустилось чёрное пятно, это было поваленное дерево. Гаят что-то делал с ним, рядом суетился Велес, приседая в отчаянном волнении. Кое-как продравшись к ним, я увидел под огромным замшелым стволом тело Карелла. Вампир лежал без сознания, сжимая скрюченными пальцами горсть древесной коры. Гаят напрягся, было видно, как под плащом перекатывались мощные мышцы. С трудом сбросив бревно, мы освободили его. Только через час вампир пришёл в сознание. Потирая разбитый затылок, он поведал следующее.
  - Когда ты пропал, - начал он, посмотрев на меня, - мы бросились на поиски. Осматривая поваленные стволы, как вы убедились, многие деревья едва держатся, под одним из них мог быть ты, даже заглядывали в барсучьи норы. Тебя нигде не было. Вдруг издалека донёсся крик. Гаят бросился на звук, Велес тоже поспешил за ним, крикнув, чтобы я позаботился о девочке. Ну вот, мы стояли в полной тишине. Как вы знаете, темнота мне не помеха, поэтому я не особенно волновался. Страшный удар застал меня врасплох, последнее, что я услышал, был треск дерева. Вот и всё что я знаю.
  Вампир замолчал. Гаят стоял, сжав огромные кулаки, нечего было, и думать искать девочку в кромешной тьме. Минут двадцать мы простояли, вслушиваясь в тишину. На дереве заухал филин. Схватив ветку, Гаят с яростью швырнул её на звук. Послышалось хлопанье крыльев и всё смолкло. В тишине прозвучал голос Велеса.
  - Делать нечего. Беритесь за руки и идём дальше, утра вечера мудренее. Если ведьма не поможет нам, то никто не поможет.
  Итак, держась друг за друга, направились мы за стариком, находившем дорогу в потёмках каким- то сверх чутьём. Через некоторое время на плечо мне лёг мягкий свёрток. Это был плащ Гаята, я ему был чертовски признателен.
  Без отдыха, продираясь сквозь чащу, шли мы, терзаемые виной. Сердце щемило от тревоги. Без сил, исцарапанные, едва дыша, встретили мы утро. Не в силах сделать ещё хоть один шаг, я хотел на минуту остановиться, отдохнуть. Но Велес уверил, что идти осталось недолго и, едва волоча ноги, мы поплелись дальше.
  Рассвет, холодным серым туманом, окутал травы, и роса, жемчугом рассыпалась в зелёной листве. Свежий воздух ручьём вливался в грудь, наполняя лёгкие живительным кислородом, приправленным терпким запахом сосновой смолы. Мокрые и злые выбрались мы из леса.
  У самого его края стояла ветхая избушка, вросшая в землю, и от времени покосившаяся на один бок. Если бы не Велес, мы бы никогда и не заметили её поросших седым мхом стен. Подойдя к двери, он робко постучал, и, не услышав ответа, отворил её. Что-то серое, вильнув длинным хвостом, вихрем вылетело из-за дверей, и, взметнув ворох листьев, исчезло в лесу, осыпав ливень прозрачных капель. Велес был сбит и отброшен в сторону.
  - Ах, чтоб вас, подождать не могли, - раздался из избушки глубокий женский голос.
  - Вот я вам сейчас.
  Скрипнули доски, и на порог ступила полная, но довольно изящная ножка, обутая в симпатичную туфельку, и, вслед за ней, показалась дородная женщина с ухватом в руке. Окинув нас недобрым взором, она перевела взгляд на Велеса, всё ещё лежащего на холодной земле, и поведение её враз изменилось.
  - Велесек, старичок мой, не ушибся? - закричала она, и, с неожиданной ловкостью сбежав с крыльца, бросилась к старику.
  - Вставай, ну как ты? Хорошо? Сейчас я тебе руки и ноги по отрываю, где пропадал паразит ты этакий?
  Отряхивая с одежды сухие листья, она помогла ему подняться, одновременно делая нам знак заходить в избу. Повторять не пришлось, гурьбой мы ввалились в прихожую.
  - Куда? - раздался за спиной грозный окрик, ану скидайте свои железки, сложите всё на лавку.
  Нехотя мы разоружились, гость есть гость, и, толкаясь, прошли в горницу, и, честное слово, там на высоком стуле сидела наша Ани. Уплетая, за обе щёки, дымящиеся пирожки с маком, девчушка запивала сдобу парным молоком. Увидев нас, она с радостным криком бросилась навстречу, и, смеясь, обхватила ручонками шею Гаята.
  По мужественному лицу воина текли слёзы. Отвернувшись, он обнимал девочку, и, впервые за всё это время, огромное напряжение спало с наших плеч, уступив место усталости. Рухнув на лавку, я схватился за голову, пытаясь успокоить боль, прыгающую в черепной коробке, как обозлённая крыса, а может пытался скрыть таким способом переполнявшие моё сердце чувства. Вампир, молча, стал в углу, не показывая никаких признаков изнеможения. Зато Велес расцвёл. Скоро он вошёл в горницу одетый, умытый, вместе с улыбающейся хозяйкой. Девочка, смеясь подбежала к нему, а старик, не зная, что делать, топтался на месте, смеясь и плача от огромного облегчения.
  - Ани, девочка моя, а я то старый думал, что мы тебя навсегда потеряли. Как же? Где ты была?
  - Всё хорошо дедушка. Сначала я испугалась, - принялась серьёзно рассказывать Ани, - но потом он принёс меня сюда, и ничего плохого не сделал. Он добрый, дедушка, на прощание погладил меня по голове и дал полную горсть земляники, такой пахучей, я бы тебе оставила, но всё съела.
  - Ну что ты, правильно сделала, что съела, я ягод не люблю. А кто же то был?
  - Не знаю дедушка. Он ничего не сказал, только постучал в избушку и передал меня бабушке, а потом погладил меня по голове и ушёл. Только старый он, всё кряхтел и немножко хромал, когда уходил.
  - Ох ты, господи, и всё я виноват, как мог оставить тебя? Старый я дурак.
  - Это точно, - раздался голос хозяйки.
  Вытерев украдкой край глаза, она вновь принялась командовать.
  - А теперь марш мыться, вода во дворе за домом.
  За избой стояла старая растрескавшаяся бадья, полная студёной воды. Хоть и было холодно, плескаться в воде оказалось жутко приятно, смывая грязь и прилипшую древесную пыль, въевшуюся в тело. Затем ведьма вынесла чистую одежду, и только после этого пригласила зайти в горницу.
  Всё это время Ани прыгала вокруг нас, весело смеясь, а мне не терпелось узнать, что же всё-таки произошло. Широкое, дородное лицо хозяйки лучилось гостеприимством, когда она уставляла стол варёным, жареным и печёным, так что глаза разбегались. Ставя на стол некую бутылочку с прозрачной жидкостью, она рассказывала.
  - Девчушку, мне давеча леший принёс, старый пень отнял её у вампира, невесть как попавшего в наш лес. Теперь-то я знаю, вот я ему все сучки то пообломаю. Принёс, а сам в лес ушёл и как сгинул, нет его и нет, ну да что это я, вы кушайте гости дорогие. Друзья моего муженька здесь всегда желанные. Я чуть не поперхнулся, как раз пережёвывал горячую картошку с солью. Слёзы выступили у меня на глазах, должно быть я их здорово выпучил, услыхав такое. Вот тебе и старик, ну и тихоня.
  Я оглянулся. Гаят тот даже не слушал, обратив всё внимание на Ани. Ладно, думаю, ещё поговорим, и подхватив пирожок, довольно откинулся на спинку стула. Дошла очередь и до прозрачной жидкости, горячей волной чистейшей воды разлившейся по жилам. Стало совсем хорошо. Хозяйка всё говорила и говорила, упомянула она и о Веельзевуле, тут я нашёл, что пришло время поговорить о деле, и перевёл разговор на демона и его любимцев. Ведьма пригрозила мне увесистым кулаком и заговорила о погоде. Велес, всё это время просидевший сжавшись в комок, подал голос, однако, жена, поправив ему воротничок, опустилась на лавку рядом с ним, и он смолк. После нас уложили спать. Мне было интересно, где будет ночевать наш друг, но вскоре он присоединился к нам, принеся груду одеял и перину. Хозяйка пожелала нам всем спокойного отдыха и вышла.
  - Так значит муж, - не утерпев, произнёс я с сарказмом, - вот оно что, и это после морали прочитанной бедному Люциферу.
  Гаят ничего не понимая, уставился на нас.
  - Вовсе он не бедный, - проворчал Велес, - и я вовсе не говорил, бери пример с меня.
  - Да уж, соблазнённый прекрасными земными девушками.
  - Что тебе не нравится? - рассердился старик, - хочешь сказать, моя жена не достаточна красива? Нет, ты скажи, а я ей передам.
  - Ну что ты, как можно, она просто совершенство, - поспешил согласиться я.
  - И потом у нас никогда не было детей.
  - Да да, конечно.
  - Правда!
  - Я верю тебе, очень удобная отговорка.
  - Ты опять начинаешь?
  - Ну что ты, давай спать.
  - Хотя конечно ты прав, я не должен был жениться, - завелся старик.
  - Давай спать, спокойной ночи.
  - Но с другой стороны, мы давно уже вместе, и никакого зла не делали.
  - Это не оправдание.
  - Да спи ты, разболтался на ночь-то глядя.
  - Да уймитесь вы, - закричал Гаят, - отдохнуть не даёте.
  Наступила тишина. Я провалился в сон. Сквозь дремоту я почувствовал, будто кто-то тормошит меня. Приоткрыв глаз, я увидел взволнованное лицо Велеса. Приложив палец к губам, он тихо поднялся, и направился к Гаяту. Вскоре все мы были на ногах, и, давясь со смеху, пробирались за взволнованным стариком к дверям.
  Но не тут-то было, дверь распахнулась, и перед нами явилась разгневанная хозяйка собственной персоной.
  - Что старый хрыч, опять куда-то собрался, - возопила она громким голосом.
  Велес, чуть не плача, упал на колени.
  - Солнышко, это важно, - умоляющим голосом начал он, - нас убьют, и тебя тоже, ты же знаешь, как я беспокоюсь о тебе, если что-нибудь случится с тобой, я не переживу.
  Он так на неё смотрел, что на будущее я решил у него поучиться такому высокому искусству. Ведьма оттаяла.
  - Рассказывай, что натворил, - приказала она.
  Подняв мужа с такой лёгкостью, будто он ватный, она усадила его на стул. Старик вытащил из сумки ключ - ундина и положил рядом.
  - Видишь? Теперь отступать поздно.
  Ведьма неотрывно смотрела на камень, и, постепенно, красная краска залила её полное лицо.
  - Всё-таки ты сделал это, - тихо произнесла она голосом полным ужасного предзменования, подобного отдалённым раскатам грома, - сделал, хоть я тебе, старый пень, и говорила, не суйся в войну, старый ты перечник. Чего тебе не хватало?
  Внезапно, разозлившись, она ухватила его за бороду и резко дёрнула её на себя. Велес взвыл. Схватившись за своё многострадальное украшение, он прыгал по полу, разбрасывая по углам горячие искры.
  - Говорила я тебе, не лезь туда, - кричала колдунья.
  - Теперь уже поздно отступать, - выступил вперёд Гаят, - ты бы мать лучше помогла нам. Скажи, как попасть к Веельзевулу.
  Я из осторожности отступил назад, косясь на добротный ухват, но хозяйка вдруг успокоилась.
  - А как хотите. Хоть в помеле, чтоб вас драконы сожрали. Теперь мне всё равно. Вы понимаете? Всё равно, - с расстановкой произнесла она.
  - Не убьёт Веельзевул, так Люцифер уничтожит. Идиоты. А ты старый козёл, не знал что ли? Это смерть. А я то его пестовала, можно сказать любила, а он в благодарность... А ну выметайся отсюда, - опять загорелась хозяйка.
  - Вон, чтобы и ноги вашей здесь не было. Я то с князьями как-нибудь помирюсь. Да я им ноги целовать буду.
  - Не сердись ласточка. - Убирайтесь.
  
  Видя, что дело совсем плохо, я выступил таки вперёд, и таки получил ухватом по голове. Бешеная крыса снова проснулась и сразу же вцепилась в недоеденные мозги. Ухватившись за лоб, я отступил. Пятясь, мы начали отступление к дверям.
  - Ребёнка оставьте ироды, - гремела на всю избу ведьма.
  - Стоять.
  Велес вытянулся в струнку.
  - Не пущу.
  Не зная, что делать, мы остановились.
  - Девочку не отдам! Душегубцы, хотите, чтоб и невинный ребёнок загинул? Не пущу!
  Поднялся гвалт. Вдруг всё смолкло. Гаят выступил вперёд и поднял руку. Столько было в этом человеке значимости, что все сразу замолчали. Встав на одно колено, он обнял Ани и ласково поцеловал её в лоб.
  - Ты ведь понимаешь? - тихо спросил он.
  Девочка кивнула и заплакала.
  - Мать, я оставляю девочку под твоим присмотром, но берегись, если с ней что-нибудь случиться.
  - А теперь скажи, как нам попасть к Веельзевулу? - донёсся вкрадчивый голос вампира.
  Колдунья опешила. Всё ещё взволнованная, вытирая глаза полотенцем, она посоветовала нам лечь спать.
  - Утра вечера мудренее, - сказала она, выходя из горницы.
  Расстроенные, мы улеглись на лавки. Не знаю как остальные, а я спал плохо. Ведьма посадила таки всё боевое настроение в лужу, и воевать расхотелось совсем.
  Всю ночь у избы проухал филин. Проснувшись утром, я увидел хозяйку, хмуро подметавшую пол в прихожей. Зашевелился Гаят, и Велес перестал дребезжать своим назойливым храпом. Быстро накрыв стол, хозяйка, молча, махнула нам рукой.
  Одевшись, и умывшись холодной водой, прошли мы к столу. Дымилась картошка, тут же стояло свежее молоко и творог, а в центре, на блюде, красовался жареный олений бок с толчёным чесноком. Недолго думая, я вырезал ломоть мяса, и, макая его в чеснок, принялся жадно есть, запивая всё это удовольствие холодной водой, не переставая, между делом, нахваливать кулинарные способности очаровательной ведьмы. У меня вообще во время еды настроение улучшается. Хозяйка, правда, меня не слушала, она сидела хмурая в стороне и о чём-то упорно думала.
  Велес заёрзал на месте и по его взгляду я понял, что нас ждут неприятности. Наконец, ведьма встала и заговорила, роняя слова с подобающим достоинством в одно мгновение образовавшуюся тишину.
  - Вот вам моё условие, - без экивоков начала хозяйка.
  - Прежде чем вы сгинете, должны будете обеспечить девочке и мне нормальное существование. Один раз в неделю драконы Веельзевула разрывают много скота в моих стадах. Вы должны будите отвадить их, тогда дам вам совет.
  - Как же мы управимся с целым стадом то? - выпалил Велес.
  - А как хотите.
  С этими словами ведьма развернулась, и, резко передёрнув плечами, вышла. Долго сидели мы, открыв рты в полном изумлении, но так ничего и не придумали.
  После, Велес предложил пройтись, посмотреть на стада, может проще их как-нибудь укрыть. Порешив, мы встали и пошли. Я то думал там всего-то корова с телёночком, а оказалось ого-го.
  Выйдя из лесу, мы прошли узкое ущелье, скрытое между двух древних скал, утыканных, как пиками, редкими соснами, и вышли в долину, где паслись огромные стада диких оленей. Если ведьма и впрямь владела такими стадами, то чем её ещё обеспечивать, я представить себе уже не мог.
  Совершенно спокойно мы подошли ближе. Олени даже не обратили на нас внимания, безразлично пережёвывая свою жвачку. Велес нагнулся, и, схватив в горсть пригоршню травы, понюхал её.
  - Приворожённые, - с отвращением бросив траву, сказал старик.
  Стали думать, что делать дальше. Я обратил внимание на странное явление. Вся долина искрилась, покрытая лоскутами блестящей кожи драконов. Видимо они здесь линяли, сбрасывая старую чешую.
  - Ну, старик! Что скажешь? Как нам управиться с чудовищами размером с многоэтажный дом и с размахом крыльев, как у настоящего дракона?
  - Лично моя голова нынче, что дырявый котелок, все мысли словно вытекли в отверстие, - произнёс Гаят, оглядываясь по сторонам.
  Велес хмуро трепал бороду, и без того здорово поредевшую после грязевой ванны.
  - Честно говоря, я тоже ничего не могу предложить, - сказал он грустно, - может самый молодой выскажет своё мнение?
  Я в эту минуту наблюдал за Кареллом, который ногой толкал клочок драконьей кожи. И мысль блеснула у меня в голове, подобно лучу солнца, отразившемуся от блестящей чешуи.
  - Есть! - вскричал я радостно.
  - Выход найден, - и я поспешил изложить свой план.
  Гаят был от него в восторге, только Велес, представив весь объём работ, сердито повертел пальцем у виска, однако, не увидев поддержки, плюнул и нехотя согласился. Кареллу же вообще всё было безразлично.
  Не так страшен чёрт как его рисуют, - говорит пословица, и она права, уже к вечеру план был близок к завершению. Правда, если бы не сила Гаята, сверх способности вампира, магия разохотившегося старика и моё умелое руководство, мы бы, пожалуй, и в неделю не управились бы.
  Как я говорил, по пути в долину мы прошли узкое ущелье между двух скал. Через это ущелье в долину прилетали драконы, в поисках добычи. Мы увешали все склоны скал обрывками драконьих шкур и чешуи. По моим расчётам, на закате солнце должно было бросать лучи прямо на наше сооружение. Довольно потирая руки, мы поспешили уйти. Велес тот вовсе усмехался в усы, покидая долину.
  Яркий дневной свет померк, окрашивая лес в розовые тона и только плеск падающей с каменного уступа воды, нарушал тишину. Из-за моря показалась лента парящих в вышине драконов. Мы скорее укрылись в пещерке, образовавшейся в крепком граните ещё в те времена, когда земля кипела, дыша огнём и серой.
  Мимо нас, один за другим, со свистом рассекая воздух огромными крыльями, проносились сказочные чудовища. Это было зрелище, видеть которое не дано никому из смертных. Я замер, затаив дыхание. Они блистали всеми цветами радуги, словно россыпи драгоценных камней.
  Вблизи драконы ослепляли игрой света, пленённого в стремительных изгибах огромных крыльев, под аккомпанемент поющего ветра. Вырвавшись из ущелья, они рванулись в вышину, и, образовав яркое кольцо, закружились над долиной.
  Благородные олени, словно не замечали угрозы, притаившейся в вышине. Сверкающее облако медленно опустилось ниже, и, словно золотой ливень пролился на землю. Драконы, огненными каплями, падали вниз, вонзая кривые когти в дрожащие тела перепуганных животных, которые, не в силах порвать оковы магии, замерли в смертном оцепенении. На глазах беспомощных оленей выступили слёзы, и тихо капали в траву.
  Кровь фонтаном брызнула из разорванных артерий, заливая землю. Крики плачущей боли потонули в торжествующем рёве хищников. Я видел как оленята, под ураганным ветром огромных крыльев, разлетались в стороны, подобно осеннему листопаду, и, без движения, падали на землю.
  Вся долина превратилась в кровавую бойню, дымящиеся куски мяса падали с неба, распространяя вокруг сладкий аромат смерти. А солнце садилось всё ниже и ниже, перемешивая красные лучи в кровавых лужах и забрызганных кровью, бронзовых телах торжествующих чудовищ.
  Я начал переживать. Время шло, а убийству не было ни конца, ни края. Наевшиеся драконы взлетали ввысь и стрелой падали на землю, хватая оленей и разрывая их на куски. Наконец, насладившись убийством, один за другим они взмыли в небо, вытянулись лентой и, тяжело махая крыльями, потянулись к ущелью. Солнце как раз оказалось за их спиной.
  Вожак летел впереди. Лучи солнца, сверкая переливами на его броне, солнечными зайчиками забегали на склонах горы, отразившись от натянутых там шкур. Заревев от неожиданности, ослеплённый дракон замер на месте, поднимая с земли вихри пыли, и тут же десятки других чудовищ налетели на него. Оглушительно затрещала броня. Солнечные искры слились в ослепительный небесный пожар.
  Драконы, ничего не видя, носились кругами, налетая друг на друга, сталкивались, и, обезумев, рвали всё на своём пути. Я, оглушённый яростным рёвом, стоял, открыв рот. Велес щипал бороду, приседая от ужаса.
  Наконец, вожак ринулся к выходу из ущелья, но, ослеплённый, налетел на острые камни. Вой разорвал небо и огромное тело, тяжело переваливаясь, рухнуло вниз. Другой дракон упал на торчащие пики сосен, и, пронзённый, повис на ветвях, раскинув в агонии огромные крылья. Древесные стволы прошили его тело насквозь, выйдя из спины.
  Ослеплённые, в ураганных порывах ветра, стояли мы, наблюдая чудовищную гекатомбу. Только немногие драконы смогли найти выход из ущелья. Разорванные туши невезучих, истекая кровью, устилали склоны скал. Искорёженные тела подрагивали последней судорогой в лучах заходящего солнца. У подножия гор негде было ступить.
  Ошеломлённые шли мы к колдунье, не зная, что и сказать ей. Вот так попугали драконов. Велес как рот открыл, так и не закрывал, выдёргивая из бороды целые клочья волос. Вот Карелл, тот шагал, как ни в чём не бывало, будто так и надо, уничтожать в день по одному редкому виду исчезающих животных.
  Пожалуй, было немного жалко. Как вспомню, да!!! Договорились, ведьме пока ничего не говорить - плохо мы её знали. Ещё издали увидели мы её - руки в бока, косынка набекрень и в руках тот самый ухват.
  - Что вы наделали, чёртовы дети, - издали, закричала она.
  - Нет, вы видели? Да таких дураков свет не видывал. Вы же меня по миру пустили. А Веельзевул? Он же... Ах вы, ироды, - взвизгнула она и сделала шаг вперёд.
  Мы все, как один попятились.
  - А ну стойте.
  Велес не выдержал. Что-то пробормотав, он зажмурился, не вынеся зрелища наступающей жёнушки, и, повернувшись хотел бежать.
  Как же! Не успел. Проворная рука ухватила его за воротник. Ухват колыхался в непосредственной близости от его головы.
  - Мать, мы не хотели, так получилось, но условие мы выполнили, больше твои стада никто не побеспокоит, - попытался вступиться Гаят.
  - Выполнили? - взбеленилась колдунья.
  - Ты бугай вообще не встревай в разговор, а то превращу в козла, будешь до самой смерти блеять. Выполнили, ишь ты.
  Ведьма разозлилась не на шутку. Уже забыв про Велеса, она держала его на весу, размахивая им как маятником.
  - Что наделали паразиты. Теперь всё, Веельзевул всех нас порешит. Его драконы! Любимцы! Всех поубивали, это только ты мог, старый дурак и вы, молодые оболтусы.
  Бросив старика, она ухватилась за голову и принялась качать ею.
  - Боже мой! Всё, конец. Пустили по миру, хоть вешайся. Она замолчала, горестно закатив глаза.
  - Как попасть к Веельзевулу, - раздался в наступившей тишине голос Карелла. Колдунья вздрогнула.
  - А зачем тревожиться? Теперь он сам придёт. Драконы никогда не улетают из логова больше чем на два три дня, после ждите в гости их хозяина. Можете не сомневаться, он придёт, и придёт злой, - колдунья вздохнула.
  - Мать, нам надо попасть к нему до этого, - произнёс тихо Гаят.
  - А пропадайте вы пропадом. Завтра прилетит ещё дракон, он один и самый старый, он никогда не терзает добычу, а уносит на остров, чтобы там спокойно сожрать. Раз уж вам жизнь надоела, то зашейтесь в оленью шкуру и ждите, он вас сам отнесёт в логово.
  - А дальше? - спросил я.
  - А дальше не будет, - спокойно сказала ведьма, - он вас сожрёт, и не подавится. Приятного ему аппетита, а другого пути на остров нет.
  Ничего другого не оставалось. Простились мы с ведьмой, как полагается. Велес долго с ней говорил, но зато после, она стала точно шёлковая. Оно и понятно, если между людьми возникли душевные чувства, то какие бы бури не гремели, они будут любить до самой смерти. Было невозможно без слёз смотреть на прощание Гаята с девочкой. Я так и вовсе плакал. Не в силах оторвать глаз от девочки и ставшей ей бабушкой ведьмы, мы отправились в путь.
  Вернувшись в долину, мы вспугнули тучи воронов, вившихся над падалью. Хорошо оленьи туши были попорчены не сильно, кроме тех, что драконы разрывали ради убийства. Освежевав их, сели мы за шитьё. Тут показал мастерство Велес, он сумел таки сшить несколько шкур вместе. У меня они почему-то расползались в руках, а ведь должны были выдержать вес нас всех.
  В общем, управились мы с этой работой только через сутки. Оттащив сшитую шкуру на чистое место, стали ждать дракона. Ладно, догадались оставить в шкуре отверстие для воздуха, вонь кругом стояла, между прочим, страшная. Ночевали мы в ней же. И вот как-то утром, не успев продрать глаза как следует, мы почувствовали резкий рывок и сразу же лёгкое покачивание. Шкура выдержала. Порыв ветра ворвался в узкую горловину, оставленную для дыхания.
  Я высунул голову. Огромная когтистая лапа сжимала шкуру прямо у моего лица. Далеко внизу виднелась голубая полоска морской воды. Ни одного судёнышка не было видно на заколдованной морской глади, только чёрные тени огромных рыб мелькали в глубине. Перепончатые крылья со свистом рассекали воздух, и вскоре вдали показался остров.
  Мы неслись прямо к нему, как вдруг в лучах солнца мелькнула золотая искра, и мимо нас с оглушительным рёвом пронёсся огромный дракон. Велес дёрнул меня за рукав и кивнул головой. На спине дракона сидел человек, закованный в чёрные доспехи, ярким пятном выделявшиеся на блестящей броне чудовища. Он поднял целую бурю ветра. Нас сперва кинуло ввысь, а затем так тряхнуло, что шкура выпала из когтей дракона, и мы стремительно полетели вниз.
  У самой воды старый дракон успел её подцепить своими лапами, а я ещё долго лежал, пытаясь успокоить сердцебиение. Потом, ощупывая кости после бешеного кувыркания, я с подозрением посматривал на Карелла, чьи зубы несколько раз щёлкнули прямо у моего горла. В центре острова белым паром дымился старый вулкан. Дракон сбавил скорость и стал спиралью спускаться прямо в жерло. Каменные скалы замелькали с головокружительной скоростью, но мы благополучно опустились прямо в воронку.
  
  Полночный ветер выл в ветвях старых скрипучих елей, продираясь зябким ознобом под меховую теплушку. Ведьма, держа в руке зажжённую чёрную свечу, медленно углубилась в волнующийся лес. Пламя неровно колыхалось на ветру, грозя в любой момент погаснуть, лишь наложенные на огонь чары, поддерживали слабое свечение. Сосновые лапы, цеплялись за одежду ведьмы, не давая ей пройти. В чаще хохотал филин. Вдали завыла собака, предвещая кому-то смерть. Звёзды холодно мерцали на чёрном небе.
  Колдунья медленно шла дальше, шевеля в мерцающем свете свечи синими губами, и глаза её светились зелёным призрачным светом.
  Извилистая тропа вывела на затерянную в глуши лесную поляну. В центре её стояли три покосившиеся могилы, засыпанные пожухлой листвой. Колдунья подошла к той, что была в центре, в руке блеснуло узкое лезвие ножа. Присев, она принялась скрести им мёртвую землю, рисуя таинственные знаки.
  Сосны застонали от резкого порыва ветра, но свеча продолжала гореть, роняя тусклые отсветы на потрескавшиеся деревянные кресты. Ведьма продолжала рыть землю, как вдруг что-то хрустнуло. Глубокий вздох донёсся из-под земли. Проворно выдернув руку, она вытащила кристалл чистого горного хрусталя. Поставив свечу на могилу, ведьма принялась кругами ходить вокруг неё, шепча тёмные заклинания.
  Земля мелко задрожала, осыпая с древних крестов вековую пыль. Встав на колени, она положила кристалл остриём на север и, достав из кармана теплушки колоду пожелтевших карт, принялась крестом раскладывать их на сырой могильной земле. Четыре раза раскладывала колоду ведьма, с каждым разом бросая карты всё быстрее, и тревожно прислушиваясь к порывам ветра. Из-под земли послышалось змеиное шипение, и кресты со скрипом покачнулись. Схватив кристалл, колдунья бросила его назад в ямку, и, собрав карты, попятилась назад.
  Филин, перестав хохотать в ночи, с резким хлопаньем крыльев мелькнул на фоне молодой луны.
  - Никогда ещё мертвецы так не злились, - шептала ведьма отступая.
  - И всё так расплывчато. Быть большой беде.
  И словно в подтверждение её слов, старая сосна, под непрекращающийся вой ветра, громко треснула и с хрустом упала на тропу, чуть не задев при этом колдунью. Щёлкая зубами, посылая страшные проклятия, бросились она бегом к своей избе, и, запершись, долго сидела в темноте, думая над тем, что выпало на картах.
  - Что старая! Опять гадала, тревожила кости мёртвых?
  Ведьма вздрогнула. В углу печи сидело маленькое лохматое существо. Зло плюнув, она бросила в ответ, - не твоё это дело домовой, или может тебе в дворовые захотелось перевестись?
  - Дело то может и не моё, хотя, между прочим, я тоже один из первых, только не спокойно стало в лесу. То, что спало, пришло в движение, разве ты не слышишь, плачь деревьев, тревожный стон холмов тяготит свободные души. Быть большой беде. Что сказали карты?
  Колдунья вздохнула.
  - В том - то и дело, что ничего не сказали, будущее расплывчато, и только искры мелькают в кромешной тьме и проваливаются в пустоту.
  - Плохо, значит, снова всё повиснет на волоске.
  Домовой потёр ладошкой волосатую ногу.
  - Сейчас, самое время забыть старые обиды и объединить усилия. Чёрные тени рвутся сюда, и я уже с трудом сдерживаю их натиск. Они хитрые. Я давеча видел Веельзевула, - внезапно сказало маленькое существо.
  - Ну и что он? - вскинулась ведьма.
  - Да ничего, - нехотя ответил домовой, - летал на своём драконе, что-то вынюхивал, кружил над останками других драконов. Славно твой муженёк постарался.
  - Замолчи! Помни, ты ничего не знаешь.
  - Да как же это, когда все кругом знают. Я не скажу, но другие скажут. Кажется, Веельзевул здорово разозлился, несколько раз я слышал гром и видел яркие вспышки молний. Домовой смолк.
  - Ну, это ещё ничего, если бы он всё узнал, нас бы давно уже не было.
  - Он ищет, и если найдёт, то не посмотрит, что мы с ним одного духа, и тогда будет плохо. Близится наш конец, - вздохнул домовой.
  - Нет ли у тебя кружки свежего молока, а то твои-то всё время воду хлещут.
  Колдунья достала с полки крынку и налила ему.
  - Как вкусно! И что нам раньше не хватало? Всё оттого, что забыли мы цену времени, а его ведь так мало.
  Тяжело вздыхая, домовой ушёл к себе за печку. Колдунья долго ещё сидела, горестно качая седеющей головой, потом вскочила, и, схватив колоду карт и чёрную свечу, хотела бросить их в печь. Но дрогнула рука, стояла она в нерешительности.
  - Нет, поздно, - произнесла она тихим голосом, как взгляд её случайно упал на маленькую кроватку, где мирно спала маленькая девочка.
  Загорелись глаза у старой ведьмы, и швырнула она карты в огонь. С треском занялась колода, жёлтые от времени карты сморщились, и густыми клубами повалил чёрный дым. Мелькнуло изумлённое личико домового.
  
  
  Глава 6
  
  
  Удар. Нас подбросило. В голове яркая вспышка. Шкура несколько раз перевернулась. Кто думает, что звёзды перед глазами это здорово, тот ошибается. Кости затрещали, и к горлу подвалил тошнотворный ком. Голова кружилась, как будто ложишься спать с перепою, мутить стало, не выносимо. Воздух сотряс страшный рёв. Дракон с грохотом прополз рядом.
  Я замер. Вновь раздался оглушительный рёв. Жизнь повисла на волоске, беспомощные, даже Гаят крутил головой, пытаясь прийти в себя, Велес, тот просто был без сознания. Но дракон, видимо утомившись в полёте, прополз мимо.
  Сейчас я удивляюсь, как так получается, что каждый раз обстоятельства спасали нас от верной смерти? Не знаю. Не думаю, что такова судьба, раз уж мы своим поведением сами обеспечиваем наиболее вероятное будущее. Правда, порою, мне кажется, что всё, что мы прожили, уже было, и повторялось уже не раз. Как бы то ни было, дракон, изрыгая из пасти смрадное дыхание, прополз мимо.
  Стараясь не привлекать внимания, я тихо высунул голову в узкую щель. Рядом, по земле, всё ещё волочился длинный хвост дракона. Стараясь не шуметь, мы выбрались из шкуры. Старик, ещё не полностью пришедший в сознание, не сумел сдержать стон, мы замерли. Дракон, от чьего свистящего дыхания дрожал воздух, ничего не услышал, и мы смогли, наконец, перевести дух.
  Кругом, устилая дно котловины, валялись белые кости, раздробленные мощными челюстями драконов. Попадались и человеческие черепа, с жутким злорадством, ухмыляясь, они смотрели на нас своими пустыми глазницами.
  Я представил, что было бы с нами, если бы здесь были другие драконы, и нехорошо улыбнулся. Впрочем, улыбка быстро сошла с моего лица, уцелевшие драконы могли ещё вернуться. Я осмотрелся по сторонам. Кратер был огромен, похоже, весь остров был одним вулканом, с узкой воронкой, вздымающейся над морской пучиной, через которую проникали скудные лучи света. В центре котловины, дымилось озеро, распространяя вокруг запах серы. Между камней то и дело со свистом прорывались тонкие струйки перегретого пара.
  Мы быстро покрылись потом, и, стараясь не дышать глубоко, отошли к покрытой жёлтым налётом каменной стене. Затем свернули в боковую пещеру, открывшую нам на встречу свой чёрный зев. Пробираясь в зловонном, сером тумане, мы заметили в глубине её неясное зарево. Ближе и ближе, пробираясь вдоль горячих стен, подбирались мы к нему. Совсем рядом. Ещё один поворот, и прямо пред нами встала огненная стена кипящей лавы.
  Она не растекалась, нет, замерев в грозном предупреждении огненной волной. Пойманная, она вздымалась ввысь, и пузыри лопались в её бурлящей массе, выпуская струи горячего газа. Я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног и, обливаясь потом, упал на раскалённые камни.
  Сильная рука Гаята, протянулась из мрака и выдернула меня из тупого оцепенения. Дышать стало легче. Взявшись за руки, мы пошли назад, и скоро свернули в другую пещеру. Каменные стены покрылись рябью и превратились в гладкие, обитые чёрным шёлком коридоры. Дымчатые завеси разошлись от дуновения ветра, и мы очутились на лесной поляне. Где-то в глубине сознания зазвенел тревожный колокольчик. Такого просто не могло быть. Может это сон? Рёбра, правда, болят, и очень сильно. Ещё бы, дракон принёс нас сюда. Дракон? Может я, и правда сплю, и проснусь дома в своей маленькой спальне, среди привычных вещей. А вдруг, это и есть реальность, а та моя жизнь была сном? Решать надо было быстрее.
  Высоко вверху раздался грозный рёв, заставив умолкнуть звонкие трели лесных птиц. Громадный каменный змей спускался с неба, ступая когтистыми лапами по белым облакам, разлетавшихся снежным вихрем, но он всякий раз успевал переступить на следующее облако. Красные, горящие дикой злобой глаза, угольями сверкали в вышине, выискивая нас.
  Земля содрогнулась, когда он ступил на неё. Не выдержав такого зрелища, я побежал. Тяжёлые шаги наступали, раздаваясь всё ближе и всё громче. Сердце замерло и едва не разорвалось, когда я, споткнувшись, упал на землю. Каменные головы, извиваясь, надвинулись на меня, роняя слюну с раздвоенных змеиных языков.
  Когтистая лапа нависла над моей головой, и я импульсивно поднял руки. И в тот миг, когда должен был раздаться треск ломающихся костей, всё исчезло.
  Минут сорок пролежал я без движения, наконец, сердце забилось, и по телу пробежала крупная дрожь. Робко приподнявшись на трясущихся руках, я огляделся. Вокруг никого не было. Спал я ещё или нет, оставалось загадкой. Индийское божество Мара, и рядом не стояло в этом калейдоскопе превращений.
  Первым делом надо было отыскать товарищей. Своды пещеры, были похожи на своды пещеры, и я пошёл дальше, боясь вместо тверди земной ступить в бездну. Шаг, другой и всё снова подёрнулось дрожащей дымкой.
  
  Шорох вилок и звон бокалов, слились в тихий гул, едва различимый за беспрерывной чередой разговоров и ритма современной музыки. Юбиляр в белой шёлковой рубашке, сидел на диване, облокотившись на его мягкую спинку.
  В глазах парня, замутнённых винными парами, стояло глухое отчаяние. Гости веселились, один за одним следовали тосты. С тихим треском пробки вылетали из бутылок и вино, окутанное дымкой дорогих сигарет, лилось в высокие тонкие бокалы. Юноше только исполнилось восемнадцать лет, но выглядел он гораздо старше. Его тонкие руки, казалось, были придавлены к подлокотникам дивана прошедшими столетиями. Только в уголках губ таилась горькая усмешка, говорившая, что он прекрасно видит фальшь и глупое высокомерие, считавших себя умными людей, которые пришли не затем, чтобы сделать ему приятное, а скорее, чтоб показать себя и блеснуть на его скромном фоне своей респектабельностью.
  Впрочем, таких было не много, он умел выбирать друзей. Тонкие черты худого и узкого лица, нос с горбинкой, длинные полуопущенные ресницы, скрывали глаза цвета расплавленного металла, таков был его облик.
  Временами вежливая улыбка, озаряла его лицо, рука поднимала очередной бокал красного вина и не опускалась пока последние капли, рубиновыми осколками не падали в обрамлённый тонкими девичьими губами рот.
  Наконец, ближе к полуночи, гости обратили внимание на его бледное, покрытое испариной лицо и друзья, взявши под руки, вывели его на улицу. Свежий воздух и серые огни города окутали их. В тени дерева пьяная молодёжь, пыталась убить время и травила себя густым дымом наркотиков.
  Были там и знакомые юноши. Я не видимым духом витал над ними, когда к нему подошёл один из них, и стал рядом, потягивая с презрительным видом пиво.
  - Что Сергей, что-то отмечаешь? - спросил он.
  - День рождения.
  - Поздравляю, а нас, почему не пригласил? - он гнусно выругался.
  - Не хорошо забывать друзей.
  - Я ничего не забываю.
  - Ты что, хочешь что-то сказать?
  - Нет.
  - Ты смотри, почему не поднимал трубку, когда тебе звонили?
  - Я разговаривал с тобой раза три, надо и меру знать.
  - Ты ещё поговори у меня. А у тебя Андрей как дела? Хорошо отдыхаешь?
  Сергей уже не слышал о чём шёл разговор. Его рука сжимала потухшую сигарету. Господи, как же ему это надоело. Всю свою жизнь он был вежливым и скромным, но на него смотрели снисходительно, как на слабака. Сладкий дым анаши, коснулся его ноздрей, всё внутри сжалось, и противная тошнота подкатила к горлу.
  Андрей стоял рядом и, как ни в чём не бывало, разговаривал с пьяным, как вдруг обратил внимание, что глаза Сергея внезапно загорелись стальным светом и тут же длинные ресницы скрыли дикий блеск его глаз, оставив лишь узкие щёлки, сверкающие шальными искрами.
  С тонких губ Сергея сорвался не то хрип, не то рычание. Андрей поразился, его друг тихий и мирный, кинулся вдруг вперёд, как распрямившаяся пружина, и даже ещё быстрее. И я, Георгий, внезапно оказался в этом клокочущем гневом нерве.
  С молниеносной быстротой кулаки погрузились в плоть пьяницы, попав точно в болевые центры. Тот, охнув, отлетел в кусты дикой розы. Но Сергей, или может быть я, с непостижимой быстротой наносил удары и с губ срывался прерывистый хрип. В глазах алкаша мелькнуло оскорблённое высокомерие. Он бросился в атаку и тут же согнулся, получив оглушительный удар обеими ногами в живот. Словно голова обезумевшей кобры, серой тенью мелькнула рука Сергея, и ударила точно в район шеи, отчего алкаш, поднимая облако пыли, покатился обратно в кусты.
  Андрей ничего не мог понять, его друг не умел драться, и его тонкие руки были созданы для скрипки, а теперь эти руки двигались словно змеи, с неимоверной быстротой раздавая удары. Более того, мертвецки пьяный Сергей, сделал сальто, и носками ног так въехал наглецу, что тот остался лежать. Его согнутые ядовитым изгибом губы, превратились в кровавое месиво, наполненное обломками сломанных зубов.
  Я тоже не мог понять, что это на меня нашло? Пьяная молодёжь бросилась на Сергея. Мелькнули ножи, и звон разбитых бутылок раздался в ночи. Андрей даже не успел пошевелиться. Его друг с глухим рёвом бросился в центр толпы, и стон боли опустился на груду искалеченных тел.
  С трусливым воем побитых дворняжек, провонявшие насквозь алкоголем и наркотиками, они убирались вон. А посреди улицы, в свете полной луны, стоял Сергей, с поднятыми вверх руками. Жемчужный свет отражался от его белой рубашки, создавая лёгкий ореол серебряного сияния. А потом он или я упал, и поражённые соседи поспешили занавесить свои окна. Андрей, молча, поспешил к другу.
  Я, молча, лежал на земле, не в силах пошевелить даже рукой, а в опьянённом винными парами мозгу, чернела ненависть, захватившая всё моё существо, всё доброе было сметено, неодолимой жаждой мести и убийства. Я валялся под кустом дикой розы, а рядом лежало тело Сергея, со склонившимся над ним Андреем. Зло породило только зло.
  
  
  Свет огромной луны, блуждающей дорожкой ложился на водную гладь. Серой тенью мелькнула на её фоне тень огромной птицы. Николай медленно открыл глаза. Запах прелых листьев ударил в нос, вызвав головокружение. Холодная земля жгла спину. Где он? Машина! Он ехал на машине, когда в свете фар мелькнул силуэт ребёнка. Резкий поворот.
  Воспоминания потоком хлынули в голову, но измученный мозг отверг их и назойливый поток мыслей рассыпался в прах. Он бросил взгляд на реку, чьё тихое журчание, наверное, и привело его в чувство. В стороне валялся разбитый автомобиль, и одна, чудом уцелевшая фара, бросала тусклый свет на густые заросли ежевики. Собрав силы, он попытался подняться, но сумел только встать на колени, и, качая головой, замер на месте.
  Мучительная рвота сотрясла тело, но стало лучше, и теперь он мог соображать. Во что бы то ни стало, надо было выбраться на дорогу. Преодолевая боль, он пополз в гору, но скоро упал в изнеможении. Пот горячими ручьями лился по замазанной грязью коже. Не знаю, как, но только в эту минуту я был в нём и страдал от невыносимой боли. Это я только что перенёс тяжёлую аварию, я был Николаем, и лежал в изнеможении в овраге, заросшем дикой ежевикой и ивняком. Шорох привлёк мой внимание. На берегу речки были двое, парень и девушка. Было заметно, что им хорошо вместе. Секунда, и я был на берегу, оставив бесчувственное тело Николая.
  Рядом со мной была девушка, и я коснулся её руки. Кожа была мягкая и тёплая, и она ответила мне лёгким пожатием. Подавляя лихорадочную дрожь, я коснулся её губами. Молодая и такая близкая. Щека, губы, отвечающие на поцелуи. На шее пульсировала тонкая синяя жилка, и я не мог не поцеловать её. Шея, я спускался ниже, тесёмки платья спали легко и шёлк её кожи, наполнил страстью и без того бешено стучащее сердце. Её руки обвили мою талию. Я целовал её, и стон сорвался с розовых губ, а руки судорожно сжали меня.
  Но что это? Нет! Крик готов был сорваться с моих уст, но только рычание сошло с них. Клыки вонзились в плоть, разрывая сухожилия. Это было невыразимо. Тёмная сторона моей натуры испытала дикое возбуждение. Она умерла сразу. Голова, почти оторванная, повисла на растерзанных жилах. Из артерии, сердце, всё ещё продолжавшее учащённо биться, толчками выбрасывало потоки алой крови. Не насладиться этим фонтаном красного ароматного вина было не возможно. И с каждым жадным глотком глаза наливались цветом безумия. Насладившись, я разорвал её тело, вывернув внутренности одним ударом мощной лапы. Страшный крик разорвал тишину ночи.
  Николай открыл глаза, и это снова были мои глаза. На берегу мерзкое чудовище, урча от удовольствия, терзало окровавленное тело юной девушки. Алые струйки стекали в реку, и вода окрасилась в розовый цвет. Но, самое страшное, я вдруг явственно ощутил во рту вкус её крови. Крик разорвал ночь. Чудовище подняло окровавленную морду, и зарычало, растянув пасть до ушей. Николай, бросив своё тело в чащу, растворился в темноте.
  Противно скуля, я выкупался в реке, смывая кровь, ведь это я только что совершил убийство. Вода струилась по моему обнажённому телу. Через минуту оборотень исчез в зарослях. В небе сияла полная луна.
  
  Горячий пот противно щекотал спину, стекая на камни. Я вновь был в пещере, задыхаясь в жарком пару, отравленном ядовитыми миазмами. Если ты сильный духом, то легко преодолеваешь препятствия, где более слабый надолго бы застрял. Поэтому сильный слабого никогда не поймёт, просто потому, что никогда не испытывал такого давления, как слабый духом. Как говорится - один груз, а давит по-разному. Рассуждать легко. В реальности или во сне, я вдруг ощутил необычайную податливость своего характера.
  
  Туман на мгновение разошёлся, и я очутился в тихом уютном кабинете. Стук в дверь и один за другим стали входить посетители, и очень многие подавляли волю мужчины, в теле которого я оказался, своей чрезмерной активностью, или даже внутренним излучением мужественности. В животе что-то противно сжималось, перестраиваясь в тон очередного посетителя. Внутренне содрогаясь, я был готов вынести ему приговор, как полу-стёртое чужое воспоминание всплыло из потаённых уголков изнасилованного мозга.
  Это была даже не мысль, а чувство острой жалости к страданиям людей и желание как-то им помочь, не силой, а состраданием, не кулаком, но трудом, советом и если надо - деньгами. Наверное, нужны и такие люди.
  
  Когда я высвободился из его сущности, то испытал огромное облегчение, и немного жалости. Такие люди сами всегда глубоко несчастны. Они сострадают, берут на себя тяжкий груз человеческой жестокости, а их пинают, и редко кто пожалеет. Такое положение дел, начинало меня беспокоить, я потерял ощущение реальности, так можно сводить с ума целые народы, просто дезориентировав их. Понемногу, шаг за шагом, я выбрался к озеру, как мне думалось.
  Теперь оно напоминало бурлящий океан, полный густой клейкой жидкости, кипящей на медленном огне. И в нависшей над ним дымке мелькали картины, показавшиеся мне до боли знакомыми.
  Я бросился вперёд, но, не пробежав и нескольких метров, отпрянул в сторону. Из воды на берег, вышли три чудовища и принялись бродить по камням. Одно из них стало собирать неуклюжими лапами гладкие булыжники, и, зачем-то обнюхивая, складывало их в кучу. Два других чудовища, не сойдясь во взглядах, принялись яростно биться, круша всё кругом. Мне стало неприятно. Сон это или нет, а вдруг не сон? От одного такого прикосновения, можно сразу копыта откинуть.
  Приходилось рисковать. Стараясь не шуметь, я стороной обошёл их и вышел к озеру. Вверх поднимались смрадные испарения. Заглянув вниз, я увидел такое, что по телу, разгорячённому удушливым жаром, пробежал озноб.
  Это действительно были картины моего мира. Заколдованные воды впитали в себя всю ненависть человечества, и напитанные ядом, кипели, варясь в чёрной злобе. В нём отражалась страшная действительность, лишённая смягчающих черт добра. Картины моего родного мира.
  Террористы убивали тысячи женщин и детей ради "справедливости".
  Миротворцы убивали десятки тысяч неповинных людей ради "мира".
  Церковь разделяла людей, ради "правды".
  И всюду главной причиной были тщеславие сильных мира сего, жажда власти, непреодолимого желания господствовать над всей землёй. И все прикрывались высшими идеалами, и всюду текла кровь, и верующие в бога люди, служили Сатане.
  В последние дни наступят времена тяжкие. Люди, как никогда, стали самолюбивы, жадные до денег, горды, надменны, злоречивы, непокорные родителям, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримиримы, клеветники, невоздержанны, жестоки и ещё как жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, сластолюбивые, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся.
  Озеро бурлило, распространяя смрад. И так везде и с самого начала времён. А ещё люди хотели есть, и в отчаянии, от безысходности, начинали пить.
  Нет на земле справедливости, кроме той, что живёт с рождения в сердцах людей, и которая задавлена копытами людского стада, движимого эгоизмом. И в глубине озера, среди перекошенных ненавистью лиц, замерцал жёлтый огонёк.
  Словно во сне я ступил на бурлящую поверхность озера, и медленно поплыл в сером тумане, и все, обезображенные низменными страстями лица, увидели меня, и из мрака потянулись дрожащие, испачканные кровью руки.
  Не обращая внимания на мелькающие картины и скрежет зубов, я протянул руку и коснулся жёлтого камня.
  Поверхность озера треснула, как стекло, и, со звоном рассыпалась в разверзшейся пасти бездны. Падая, я потерял сознание. Картины закружились в жутком хороводе - болезни, нищета, войны, и всё пропитано страхом, ледяным ужасом, застывшим в глубине расширенных зрачков. Воистину, это озеро было копилкой Сатаны.
  Эмоция поднялась волной давящего страха, захлёстывая сознание, и швырнула в небытие. Приход в себя был болезненным, в глубине сердца стонала забитая камнями, а затем выжатая душа.
  Я лежал на берегу озера и сжимал в руке жёлтый камень - ключ - саламандра. Рядом я увидел Велеса. Старик, в рваной одежде, грязный и растрёпанный, собирал камни, с блаженным видом нюхая их, будто цветы, и бросая их в кучу. Тут же сцепились Гаят с вампиром, одаривая друг друга мощными ударами. Я вспомнил про чудовищ, и чуть не рассмеялся, грязные и потрёпанные, мои друзья выглядели даже ещё страшнее.
  - Карелл! - закричал я.
  - Гаят! Дружище, очнитесь.
  Они меня не слышали. Кряхтя, я поднялся, и подошёл ближе, только когда ключ оказался совсем рядом, они опомнились. Гаят молча опустился на землю, сокрушённо качая головой.
  - Я думал, что бьюсь с Люцифером, - произнёс он.
  - Ты хорошо сражаешься вампир, - добавил он, с некоторым уважением в голосе.
  - И ты ничего.
  - Но это ничего не значит, наш разговор ещё впереди.
  - Безусловно, - произнёс Карелл, и отошёл в сторону, с жалостью разглядывая остатки своего плаща.
  Внезапно послышались тяжёлые шаги, и земля мелко задрожала. В тумане, на высоте трёхэтажного дома, появилось тёмное пятно, и сразу же оглушительный рёв ударил по ушным перепонкам. Мелькнула пара красных, пылающих злобой, глаз, и над нами навис огромный старый дракон.
  Снова раздался оглушительный рёв, и многотонное чудовище ринулось вперёд, тяжело переваливаясь на когтистых лапах. Туман раздался, и поток огня упёрся в ощерившуюся морду.
  Дракон в изумлении замер, и, развернувшись, с необыкновенной быстротой бросился наутёк, как заяц, перепрыгивая через огромные валуны. Это было так неожиданно, с нервов схлынул такой накал напряжения, что я упал на камни и растянулся во весь рост, пытаясь унять подступивший к горлу ком.
  Велес молча подобрал талисман, выпавший из моих ослабевших пальцев, и сунул его в свою обтрёпанную котомку.
  - Надо думать, как выбраться отсюда, - сказал я, стараясь не выдать голосом эмоции.
  - Это не сложно, теперь у нас два ключа.
  Сказать, что мы долго там лежали и отдыхали нельзя. Дышать было совершенно невозможно и после упорных поисков, мы нашли таки узкую расщелину в стене вулкана.
  Карелл первый обратил внимание на лёгкое движение газа и скоро мы нашли лазейку, через которую пар выходил наружу. Вскоре мы уже вдыхали вкусные потоки свежего воздуха, щедро приправленного запахом соли и йода. Солнце ярко светило высоко в безоблачном небе и израненная увиденным душа, наконец - то ощутила покой.
  
  
  
  
  Глава 7
  
  
  Зелёная радужная стрекоза уселась на длинную травинку и замерла, колеблясь на ветру. Мимо прополз большой чёрный жук, деловито перебирая своими короткими ножками. Всё в природе двигалось, не останавливаясь ни на одну краткую минутку, спеша по своим делам.
  Наверное, только люди умеют отстать от стремительного вращения жизни, постоянно придумывая себе оправдания, или же наоборот, набирают такой темп, что по инерции влетают в катастрофические неприятности.
  Мы валялись на мягкой траве, впитывая лучи солнца, и щурясь от удовольствия. В эту минуту я был далёк от всяких жизненных гонок, и от души наслаждался долгожданным отдыхом. В листве мелькнул рыжий, беличий хвост. На миг показалась маленькая острая мордочка с чёрными точками быстрых глаз, и тут же исчезла среди качающихся на ветру веток. Мысли вяло шевелились в голове, блуждая по пыльным лабиринтам памяти.
  - Велес, а откуда берутся дети? - спросил я, и сам удивился, зачем я это сделал.
  Гаят рассмеялся, повернувшись на другой бок.
  - Откуда всегда, а то ты не знаешь.
  - Да нет, я не про то. Раньше я думал, что мужчина бросает семя в плодородное лоно женщины, и как земля выращивает колос, так и мать растит сына, а после созревания, мы отдаём энергию обратно земле.
  - Вот видишь, ты и сам знаешь.
  - Но многие верят в переселение душ, как ты это объяснишь?
  Велес хмыкнул и подёргал себя за бороду.
  - Я, конечно, не знаю, но представь, что у десятка человек родились сто детей, а у той сотни ещё тыщи полторы народилось, так ведь и душ не напасёшься. И потом, представь, человек рождается, совершенствует душу, умирает, душа переходит к новорождённому. Личность, выходит, служит перчаткой, этакий ларчик для бесценного груза, одноразовый проводник по жизненным перипетиям. Ты никто, душа всё. В этом случае ларчиков наделано больше, чем душ. Если душа и личность едины, и после перехода, возрождается та же личность, но со стёртой памятью, получается наоборот, душ больше чем тел. И то, наряду со старыми душами в очереди за новым телом стоят миллионы изнывающих от желания фантомов. Неправдоподобно.
  - Тогда получается, что родители производят запасы жизненной энергии для новых рождений, они делают души. Велес задумался.
  - Сынок, я лично не знаю, что такое душа, для меня человек - сочетание земли и духа, может люди, и могут контролировать эти запасы. Я думаю, каждое семя содержит в себе тот великий дух, но только попав в плодородную почву, оно может прорости.
  - А как же астрологи угадывают судьбу человека?
  - И не надоело вам? - проворчал сердито Гаят, - опять задают вопросы, на которые всё равно нет ответа.
  - Почему же, тельца всегда отличишь ото льва, а скорпиона от девы.
  - Вы что совсем больные? Развели тут зоопарк.
  Старик вздохнул и почесал нос.
   - Я не знаю, но думаю дело здесь в тех же вибрациях, про которые я уже как-то говорил. Земля движется среди звёзд, и каждое созвездие оказывает своим ритмом влияние на неё. Тут всё может быть. Когда дух выходит из человека, никто не знает, куда он после девается, может, растворяется в пространстве, а может, собирается энергетическими сгустками у различных планет и обретая их ритм, после влияет на рождения новых поколений. Суди сам. Я думаю, люди рождаются, люди и умирают.
  - Ну всё! Замолкните вы, наконец. Дайте спокойно отдохнуть, ещё одно слово и вы будете знать доподлинно, куда и что девается.
  Карелл молча сидел в тени и, казалось, прислушивался к нашему разговору, так ли это сказать по нему было не возможно. Повернув голову, он тихо сказал, как бы самому себе.
  - Бессмысленный спор, это всё равно, что интересоваться, что было из начало и какой будет конец. Смертным это знать не дано, да, наверное, и никто не знает, - со вздохом добавил он, и отвернулся.
  Голос Карелла, прошелестевший как тленный ветер кладбища, убил у меня всякую охоту говорить. Я последовал примеру Гаята, и, растянувшись на траве, постарался выкинуть из головы все мысли и расслабиться. Скоро я уснул, и проспал до самого вечера.
  На закате мы вышли на пустынный берег и долго бродили по согретому песку, слушая плеск волн и резкие крики чаек. Этот мир был очень похож на наш, только драконы владычествовали в небесах, да ещё Велес говорил, что в самых диких и неприступных местах, водятся единороги.
  В небе загорелась и погасла блестящая точка, старый дракон быстро удалялся в сторону континента.
  - Жалко этих рептилий, - сказал я, глядя в след удаляющемуся чудовищу, - пожалуй, это лучшее, что мог представить человек в своём воображении.
  Велес улыбнулся.
  - Может и так, - сказал он, глядя в даль.
  - Только эти драконы вовсе не создания эгрегоров, они жили здесь до того, как появились первые и их мир заселили люди.
  - Выходит они древнее всех?
  - Ну и что? Если Бог создал звёзды, чтобы они светили нам, то это не значит, что на далёких планетах не могут жить люди или другие создания.
  - Эти драконы великолепны, - вздохнул я с сожалением, сам не знаю почему.
  - Но дракон полетел на континент, - мрачно заметил Гаят, а это уже не так великолепно, не пора ли убираться отсюда пока не поздно?
  - Воспользуйся ключами Велес, - тихо добавил вампир.
  Я с сожалением огляделся.
  - Куда нам спешить? У нас два ключа, ни один демон в одиночку не справится с нами.
  - Это не совсем так, мой мальчик, - печально произнёс Велес.
  - Ключи усиливают силу мысли, но я не в состоянии победить демона. Пришлось бы сначала разрушить весь этот мир, питающий тёмные силы зла, а камни созданы не для этого.
  - Но тогда нам надо убираться отсюда, - вскричал я, чувствуя, как цепкие руки течения засасывают в разрушительный водоворот бесконечной борьбы.
  - Согласен, пора.
  Старик вошёл в воду. Волны с мягким плеском накатывали на берег и с тихим шипением отступали назад в море. Беспрерывное движение царило в вечно волнующейся бурливой стихии. Ворча, он достал из котомки камни, и замер, уставившись неподвижным взором вдаль. Его губы медленно шевелились, шепча заклинания, похожие на индийские мантры. Голос стал напоминать отдалённое гудение органа, заставляя звенеть напряжённым ритмом дремлющие стихии.
  Морская пучина ожила, наполнившись движением бесчисленных рыб. Вода закипела миллионами бьющихся на мелководье стай трески и от мощных ударов хвостов морских хищников. Чайки тысячами ринулись на щедрое угощение, вырывая из очарованной стихии богатую добычу. Их крики и нескончаемый плеск заполнили всё побережье.
  В воде появилось чёрное пятно, выплывшее на поверхность из мрачных глубин. Велес, не замечая ничего вокруг, сконцентрировал на нём все свои мысли. Пятно выросло и надвинулось на берег. Вода поднялась горбом и с шипением схлынула, обнажив чёрную блестящую шкуру огромного ящера. Ласты чудовища подняли водоворот сверкающих брызг. Голова грациозно изогнулась на длинной шее, уставившись на нас парой маленьких глаз.
  Покусывая от напряжения усы, старик упёр свой взор в эти глаза, и чудовище замерло, покорившись чужой воле. Ступив на вздрогнувший ласт, старик с трудом забрался на скользкую спину ящера. Подложив под себя котомку, комфортно устроился верхом на чудовище, держась за длинную шею ящера. Помахав рукой, он пригласил нас присоединиться к нему.
  Вот это мир! Разве мог я даже в самом диком сне представить такое! Может это и в самом деле сон, и мы до сих пор бродим по мрачным лабиринтам острова, а если и нет, кто поручится, что весь этот мир не плод больного воображения подвыпившего гуляки. Как бы то ни было, мы ошеломлённые вошли в воду, и, пройдя по длинному и широкому ласту, забрались на чёрную спину ящера.
  Едва мы уселись, хвост чудовища мерно задвигался из стороны в сторону, поднимая волны, с шумом хлынувшие на сушу. Грациозная шея ящера изящно изогнулась, и мы стали быстро удаляться от берега. В животе что-то противно сжалось. Безопасные берега быстро удалялись, лаская взор жёлтыми песчаными пляжами.
  Не успели мы отплыть и одну морскую милю, как камень в руке у Велеса засветился ярким светом. Старик встревожено оглянулся. В ту же минуту эхо донесло до нас волну страшного взрыва. В воздух взвился сноп рыжего пламени, и потоки лавы хлынули в океан.
  Вода забурлила, рассерженная вторжением, и стихии яростно сплелись, извергая ураганы горячего пара и пепла. Чёрное облако поднялось высоко в воздух и стремительно понеслось в сторону от острова. На нас пахнуло его горячим удушающим дыханием. К счастью облако пронесло мимо, иначе, мы, безусловно, погибли бы, задохнувшись в раскалённом пепле. Точно такое же облако когда - то погубило Помпею со всеми её жителями.
  Мы быстро удалялись от места трагедии. Лава огненными потоками изливалась из разрушенного взрывом жерла вулкана, и медленно стекала в кипящие воды моря. Если бы она состояла из масс расплавленного базальта, без примеси кремниевых пород, мы бы, пожалуй, и не успели уплыть.
  Теперь, когда потоки лавы истекали по склонам острова, нечего было опасаться нового выброса ядовитого облака, и мы могли со стороны наблюдать редкое явление природы или скорее чародейства, поскольку катастрофа была вызвана, скорее всего, пропажей ключа из недр вулкана.
  Ящер быстро скользил по воде, плавно изгибая стремительные линии мощного тела, и тугие струи встречного ветра ударили нам в лицо. Удержаться на скользкой спине было не просто, а падающие фонтаны брызг лишь усугубляли дело.
  - Как ваши дела? - прокричал Велес, стараясь преодолеть рокот бурлящей воды и шум падающих брызг.
  Сам-то он удобно держался за шею ящера, и был, в какой-то мере, защищён от всех этих неудобств. Я натянуто улыбнулся.
  - Ничего! Если не считать, что нас сейчас смоет к чёртовой бабушке, а в остальном жизнь прекрасна.
  - Жизнь прекрасна всегда, да и бабушка та самая ещё женщина хоть куда. Держитесь!
  Я чертыхнулся про себя, выплюнув изо рта солёную морскую воду. Гаят и Карелл молчали, судорожно вцепившись в скользкие бока чудовища, и стараясь не смотреть на пенящиеся буруны волн.
  - Держитесь! - вновь прокричал Велес, - до земли не так уж далеко, около часа такого плавания как сейчас.
  - Всего - то? - простонал я.
  - Да! Только не вонзайте ничего в шкуру ящера, иначе я потеряю над ним контроль, особенно это, касается твоего чёрного клинка, думаю, не скоро нам подвёрнётся ещё один такой конь.
  Гаят замер, с занесённым в поднятой руке ножом, и тихо выругался. Карелл, имевший довольно острые когти, был в лучшем положении. Скоро моё тело занемело, и в голове засела только одна мысль, как удержаться, не слетев в мокрую бездну. Вдали показалась тёмная полоска берега, когда холодный голос Карелла, с тревожной ноткой в интонации, не заявил, что нас кто-то догоняет.
  Я оглянулся. Этот кто-то был чудовищных размеров и явно не вегетарианец. Подобно авианосцу, оно с огромной скоростью настигало нас. Больше всего существо напоминало помесь дельфина со щукой и с замашками гребнистого крокодила, что-то вроде ихтиозавра невиданных размеров.
  Раскрыв пасть, усаженную двумя рядами загнутых острых зубов, глубоководное чудовище бросилось в атаку. Огромные волны поднялись от движения такой массы и вскоре мы поднялись высоко на их пенном гребне, а с верху обрушился водопад брызг, захлестнув последние надежды на спасение.
  Обезумевший от страха ящер перевернулся в воздухе и полетел в бездну, увлекая нас за собой. Падая, я уже простился с жизнью, если она у меня ещё и была. Оглушительный рёв волн поглотил сознание, когда снизу, из самой бездны, поднялась встречная волна от страшной мощи взбесившегося чудовища, и, зацепив нас, выбросила высоко в воздух, навстречу бегущим облакам.
  Оглушённый страшным грохотом, я успел увидеть водяные смерчи брызг, взвившиеся в высоту, подобно жадным пальцам, не желающим выпускать верную добычу, но вот инерция погасла, и я полетел в их смертельные объятия.
  В эти краткие секунды я мог убедиться, как молниеносно пролетает перед глазами наша жизнь, наверное, столько времени достаточно Богу, чтобы увидеть и осудить нас. В ту минуту я успел ещё подумать о Гаяте и его великих достоинствах. Сильный побеждает, и если справедливо, то выигрывает. Смелый если и проиграет, всё-равно выиграет. Гаят был и смелым и сильным. Я вспомнил его лицо. В нём не было и тени страха, только покорность судьбе и твёрдая косточка - бороться до конца. Он был ещё и добрым. Я понимаю, что совершенных людей нет. В моём понимании человек похож на эмоциональную шкалу, где, в зависимости от воли и самоконтроля, борются злые и добрые побуждения. Но в Гаяте достоинства много перекрывали небольшие недостатки, если они и были. Я уверен, в эту минуту он боролся за жизнь, чтобы снова увидеть Ани, и победить, чтобы её жизнь не была омрачена злом. Яркой искрой мелькнули лучи безмятежного солнца, и я потерял сознание, падая в окрашенные кровью воды зачарованного моря.
  
  
  Глава 8
  
  Открыть глаза оказалось совсем не просто, будто не ресницы навесили пудовые гири. Песок резал глаза и хрустел на зубах, забивая пересохшее горло. Каждый миллиметр тела стонал от изнеможения, хотелось провалиться в сон и проснуться лет этак через двести, чтобы успеть, как следует, отдохнуть. Преодолевая мучительную боль, я перевернулся на живот, и, подтянув под себя ноги, очутился на коленях, плавно качаясь из стороны в сторону. Что-то заломило в затылке, такое бывает, когда за тобой кто-то пристально наблюдает, и нервы сразу напряглись в тревожном ожидании.
  Почудилась тень от движения, и с трудом сев, я открыл глаза. Прямо передо мной, ощерив пасть, стоял огромный волк, и по его клыкам на землю стекала густая белая слюна.
  Вот ведь, очередное потрясение, хотелось смеяться от иронии положения и плакать от безысходности. Жизнь явно била ключом, и всё по-голове. Звериный рык раздался в тишине. Волк, припав на передние лапы, словно изготовляясь к прыжку, медленно пополз на меня.
  Из зарослей появился ещё один зверь, потом ещё один, пока огромная стая не окружила меня со всех сторон. Рычание сразу десятков волков зазвенело в тишине.
  На моих глазах, к величайшему изумлению, с ними начали происходить метаморфозы, как тогда, когда мы шли по следам, после нападения в лесу. Клочки шерсти летели на землю, уступая место гладкой, человеческой коже, ничего противнее я в жизни не видывал, лучше бы они оставались волками. Кровавая слюна капала из полуоткрытых пастей, в этот момент они были беззащитны. Но я, скованный ужасом, замер на месте не в силах пошевелиться.
  Словами это чувство не описать, если кто-то знал такой страх, тот поймёт. Удачный подбор слов может развеселить, может вызвать жалость и даже любовь, но только не ужас. Разве читая, что я был скован ужасом, вы ощутили страх? Нет, в лучшем случае, вы могли только отдалённо представить его себе. Я чуть сознание не терял от страха и тошноты, до того это зрелище корчащихся от боли, в слизи и собственной рвоте волков было омерзительно.
  Внезапно из всей этой кучи, поднялось чьё-то тело и направилось ко мне. Это была та самая лесная девушка. При виде этого прекрасного тела, измазанного слизью и грязью, я задрожал, когда же я заглянул в её глаза, то понял, что мне пришёл конец.
  Оборотни окружили меня сплошным кольцом и со всех сторон ко мне потянулись их жадные руки. Два здоровенных великана ухватили меня за руки и бросили на колени, заодно разодрав мои одежды. Я содрогнулся, ощутив их холодные скользкие прикосновения, но не мог не изумиться ещё раз той ослепительной красоте, животной грации и магнетизму исходящего от обнажённого тела обворожительной волчицы.
  Внезапно я ощутил, что страстно желаю её, жажду обладать ею. Но с моих губ сорвалось другое.
  - Как надоела кровь, насилие, смерть, - простонал я сквозь разбитые губы.
  - Об этом надо было думать, когда убивал моего брата, - впервые прозвучал голос лесной богини.
  - Он был оборотень!
  - Он не сделал вам зла, твой спутник, одетый в чёрное, тоже не человек.
  От голоса волчицы веяло такой властной силой и в тоже время такой женственностью, что я зажмурился, на миг позабыв животный страх овладевший мною, и представил совсем другую картину, но чувство снова вернулось ко мне, когда в руках волчицы появился мой чёрный меч. Мысли сумбурно заплясали, разлетаясь в стороны, как испуганные птицы, оставляя сильное желание выть и просить пощады.
  - Тебе страшно? - прозвучал голос оборотня, полный гневного презрения.
  Я съёжился, настолько глубоко она заглянула ко мне в душу.
  - Зачем тебе такое тело, для такого никчемного духа, обитающего в нём?
  Я пытался подавить дрожь пробивающую меня. Любой сказал бы, что я трус, а что же делать, если и в правду страшно? Во всяком случае, я старался не показать своего ужаса, когда острое лезвие, едва касаясь кожи, скользило по моему горлу. Я даже глотнуть боялся, от малейшего движения мог быть губительный порез.
  Что ещё сказать, что сказать? - вертелась в голове одна только мысль. Вот так вот мы дрожим от ужаса, а после, переживая момент, нам стыдно, что мы боялись, и бывает настолько не хорошо, что люди кончали жизнь самоубийством.
  - Ничтожество! - прозвенел в тишине мелодичный и в тоже время яростный голос, и меч поднялся над моею головой, блеснув на солнце острыми гранями.
  Оборотни завыли в злобном предвкушении. Мысли закричали в голове в диком ужасе и бессилии. В последний момент, словно луч солнца, промелькнул в голове, и хриплым голосом я прокричал, - смотрите, смотрите на солнце. В эту секунду мне и самому показалось, что там что-то есть, но особенно там разглядывать времени не было, медлить нельзя было ни секунды. Преодолевая страшную слабость, в тот момент, когда все на мгновение обернулись, я вскочил на ноги и быстрым движением вырвал меч из рук девушки.
  Резко вырвавшись, я взмахнул клинком, и оба мои охранника схватились за животы, сквозь сжатые пальцы тот час же брызнула кровь. Извернувшись, я схватил девушку за волосы, и, очутившись у неё за спиной, приставил меч к её горлу. На самом деле всё произошло в считанные доли секунды. Ужасное рычание разозлённых оборотней раскололо тишину. Оборотни бросились на меня и, замерли, увидев меч, приставленный к горлу их вожака.
  Из глаз девушки бежали слёзы бессильной злобы, и проклятия срывались с прекрасных губ. Но тут же рядом на земле корчились в невыносимых муках два незадачливых охранника, роняя слюну с посиневших губ и душераздирающе воя в наступившей гробовой тишине. Ещё несколько конвульсивных движений и они замерли, намертво зажав в окостеневших пальцах комья земли и песка.
  Оборотни не шевелились и лишь смотрели на меня бешеными глазами. Я начал медленно пятиться к лесу, держа в объятиях девушку - волка, и, не смотря на страшные проклятия, которые она насылала на меня, испытывал огромное возбуждение от прикосновений её гладкой кожи.
  Зелёная стена леса была совсем рядом. Оборотни так же медленно шли за мной, не отставая ни на шаг. Так не могло долго продолжаться. В конце концов, они бы сцапали меня, и я это понимал, остро чувствуя, что в этом случае, я буду уже молить не о пощаде, а о быстрой смерти. Между тем пятно на солнце всё увеличивалось и вдруг превратилось в чудовищного дракона с чёрным демоном на спине. Голубые молнии просыпались на землю на головы ничего не подозревающих волков, и прежде чем гром расколол небо, мы скрылись в чаще, так и не увидев сгорающих в адском пламени оборотней.
  
  Упав с такой высоты в воду, Велес почувствовал сильную боль в спине, но умудрился уцепиться за растущие в изобилии вблизи берега водоросли. Волна схлынула, увлекая его назад в море. Теряя силы, он удержался и, глотая солёную воду, ринулся к берегу. Ещё несколько раз волны нагоняли его, но, в конце концов, измученный старик выбрался на более высокое место и, едва ступив на землю, упал, потеряв сознание.
  Пролежал он долгое время, солнце клонилось на закат, когда сквозь мутную размытую пелену он различил контуры камней, и услышал резкие крики чаек. С трудом припоминая, что произошло, Велес широко открыл глаза. Для этого их пришлось хорошо протереть, стряхнув с ресниц белый налёт соли, только после этого он понял, что остался жив.
  Кое-как поднявшись на колени и качаясь от слабости, он огляделся и заметил на песке не далеко друг от друга два неподвижных тела. Переползти к ним стоило больших трудов, и, сделав это, старик упал на песок и провалился в глубокий сон. Поэтому он не видел, как к берегу подкатила маленькая таратайка, и из неё выбралась старая ведьма вместе с козлоногим приятелем. Ворча от усилий, они втащили безжизненные тела на телегу. Ведьма влезла туда же, и, подхватив в руки вожжи, укатила прочь. Козлоногий, едва дело было сделано, тут же скрылся в лесу, мелькнул серой тенью на поляне и вспугнул пару сорок, поднявших оглушительный стрёкот.
  
  
  Глава 9
  
  Огромные двери бесшумно растворились, и в их створах выросла массивная фигура Веельзевула. Тяжело ступая, весь закованный в чёрное железо, демон направился к высокому трону и Люцифер поспешил сойти со своего престола, чтобы встретить его, и попытаться выразить что-то похожее на гостеприимство.
  Махнув рукой, Веельзевул иронично бросил, - отпусти челядь, нам есть, о чём потолковать без свидетелей.
  - Здесь только мои верные слуги.
  - Я ещё не встречал слугу, который не готов продать своего хозяина, всё дело всего лишь в цене.
  - По-прежнему циник, а?
  - Всего лишь реалист.
  Слуги быстро вышли, повинуясь повелительному жесту хозяина.
  - И не надоело тебе жить в этой сырости, здесь всё провоняло падалью, ты сам скоро сгниёшь в этом протухшем месте.
  - Я запрещаю тебе так говорить.
  - Ах да, отцовские чувства и всё такое прочее. Кончай гнать Люцифер. Ты кого дурить собрался? И не смей указывать мне, как разговаривать. Как хочу, так и говорю, или у тебя есть желание померяться со мной силами? - добавил он жёстко усмехнувшись.
  - Тогда доставай свой камень, - и демон расхохотался, дружески ударив Люцифера в плечо, от чего тот покачнулся.
  Люцифер резко отпрянул, уязвлённый подобным тоном, но сдержался.
  - Ты же знаешь, камня у меня нет.
  - Как и у меня.
  - Что? Твой ключ тоже пропал?
  - Чёрт, - демон вдруг замолчал, и добавил тихо, - думаю, я выражаюсь достаточно ясно, пропал или украден, именно об этом я хотел бы поговорить.
  Они подошли к старинному, инкрустированному белым серебром, резному столу, и уселись друг против друга. Веельзевул с грохотом отодвинул своё сидение и удобно откинулся на высокую спинку стула.
  - Ты хотя бы окна устроил в своей конуре, при нынешних технологиях это вполне возможно. Люцифер поморщился.
  - Пускай всё будет, как есть, и без того с большим трудом удаётся сдерживать проклятую науку, не дай бог ещё порох изобретут.
  - Если бы могли, давно бы уже сделали, просто наши заклятия делают такие штуки безвредными.
  - Лучше скажи, кто украл твой камень, - произнёс он кислым голосом.
  - Думаю, та же компания, что увела и твой талисман.
  - Хозяин будет не доволен.
  - Каждый раз, когда такое происходит, я думаю, что уничтожил все такие возможности, но камень всё равно крадут.
  - Хорошо, что происходит это не часто.
  - Теперь совсем другая ситуация и это меня беспокоит.
  - Почему?
  - С избранным путешествует один из нас и кто знает.
  - Ерунда, мы то знаем. Избранный, хорошо придумано. Ещё один олух купился.
  - Ничего мы не знаем. Да, каждый раз избранный пропадает и этот ничем не лучше, но он не один.
  Веельзевул резко подался вперёд и ударил кулаком по столу.
  - Велес силён, помнишь его летописи? В прошлый раз он едва нас не осилил, и только объединёнными усилиями мы лишили его магической силы, как это теперь называется. Но что, если он вернёт её и поможет избранному?
  - Ещё никто не мог противостоять Сатане.
  - Да, и мы все это знаем. Никто силой не мог ему противостоять, но это другой случай.
  - Это и меня тревожит, - вздохнул Люцифер, и, подняв высокий бокал, одним глотком осушил его.
  - А я так нисколько не сомневаюсь, что они добудут все камни.
  - Ты думаешь?
  - Да думаю, уж тебе ли не знать этого болвана Басаврюка, и если они нас обокрали, то Фра-Диаволо легко обведут вокруг пальца.
  - Ну не знаю.
  - Люцифер, ты что, совсем отупел в своей гнилостной яме? Глаза демона блеснули яростью.
  - Ещё одно слово и мы будем драться, ты теперь без камня, не забывай этого, и наши силы примерно равны. Помни ты в моём замке.
  - Сегодня я чуть было не убил воров.
  Люцифер замер.
  - Продолжай, - произнёс он осторожно.
  - Меня отвлекла стая оборотней, и пока я учил их уму разуму, он ушёл.
  - Кто он?
  - Он только один и есть, это он.
  Люцифер вспыхнул.
  - Ты что не понимаешь? Эти чуть было, будут постоянно преследовать нас. Избранного нельзя просто взять и убить, его берегут высшие силы, те самые, что нам грозят погибелью.
  - Такое было и раньше.
  Веельзевул поглубже вдохнул воздух.
  - Повторяю ещё раз, раньше с ними не было первых. Даже если он и проиграет, а он проиграет, Велес к этому времени наберёт достаточно силы и сам свергнет нас, просто оттеснив от владений чёрных стражей и от него. Ты понимаешь, о ком я говорю? Что мы тогда будем делать?
  - Бесконечные войны, - пролепетал Люцифер тихо.
  - И страх. Вот когда мы окажемся в аду.
  - Ты прав, - вскричал демон, резко вскочив на ноги, - но что нам делать?
  - Пока ничего, просто быть настороже и держаться друг друга.
  Веельзевул тоже поднялся.
  - И знаешь, старые времена давно прошли, пора думать по-новому. Для начала ты мог бы выкинуть в мусор этот кусок мертвечины.
  - Может статься и так, что мы сами скоро там окажемся, - тяжело вздохнув, возразил Люцифер.
  - И ещё, я знаю, ты, конечно, попытаешься использовать наш разговор в своих целях, только знай со мной такие игры не проходят.
  Люцифер впился глазами в переносицу Веельзевула. Громко заревел дракон, и, порвав цепи, ринулся к хозяину, под истошные вопли челяди. По дороге он разорвал несколько слуг Люцифера. Демон тяжело махнул рукой и направился к выходу. Дракон ещё раз огласил окрестности громовым рёвом и взмыл в небо, унося на спине своего хозяина.
  
  
  Глава 10
  
  Голубым огоньком мелькнула сойка и, бросая недоумённые взгляды на людей, поспешила убраться прочь. Лесной покой, испокон веков царивший под тенистыми сводами, был нарушен человеком. Смолкло пение птиц, и всё живое поспешно попряталось в свои норы и укромные местечки, терпеливо пережидая вторжение. Люди, ни на что, не обращая внимания, продолжали свой путь.
  - Негодяй! Не только трус, но и подлец, - кричала девушка, спотыкаясь о корни величественных лесных великанов.
  - Да, наверное, - рассеянно соглашался с ней рослый мускулистый парень, одной рукой обнимая девушку, а другой, держа остро отточенный меч у её горла.
  - Знай, мои братья не оставят тебя в покое, пока не вырвут твоё сердце из груди.
  - Хорошо, только, пожалуйста, не вздумай сейчас превратиться в волка, иначе я утрачу все свои симпатии и просто тебя зарежу.
  И, конечно, этим парнем был я. Девушка рычала от бессильной злобы, но смерть двух собратьев, корчившихся в страшных судорогах на побережье, заставляла её быть более осторожной.
  Как можно быстрее я продвигался вперёд, слыша за спиной глухие разрывы молний и страшные завывания оборотней. Откровенно говоря, было неприятно выслушивать проклятия от девушки, зато как приятно было держать её за тонкую талию и при этом чувствовать себя её властелином.
  К сожалению, это была только иллюзия, ибо хотя меч был и в моей руке, я чувствовал себя скорее рабом, чем хозяином, а она без устали поливала меня самыми последними словами.
  - И не надоело тебе? Я всего лишь спасаю свою жизнь.
  - Убийца! - девушка резко дёрнулась, но, ощутив холодное лезвие, замерла.
  - Если бы мы не убили твоего брата, он бы убил нас, и не пытайся убедить меня, что, напав тогда на нас ночью, вы хотели только полакомиться нашими старыми клячами.
  - Волк имеет право на добычу!
  - В таком случае, добыча имеет право на защиту.
  - Пусть так, но был убит мой брат, и я отомщу вам любой ценой.
  - Ну вот, опять заладила месть, месть, и почему это опять случилось именно со мной? Месть, между прочим, не так приятна, как могут быть некоторые вещи, - тут я запнулся, - и вообще, месть никогда не утоляет боль сердца, а только продолжает убийства, это как кровная вражда, продолжается до тех пор, пока не умрут все.
  - Такие трусы как ты только и могут так рассуждать, потому что не способны на большее. Ты просто не знаешь, как приятно разрывать плоть врага и пить его кровь, одна мысль, что негодяй больше не станет на твоём пути, согревает душу.
  - Ты просто не видела очищающий свет добра и никогда не знала милосердия, да и есть ли у оборотня душа.
  Девушка заткнулась и мы некоторое время шли молча, чему я был несказанно рад. По-правде говоря, у меня самого уже закончились все доводы, и хотелось просто отвесить пару тройку веских аргументов, не знаю, сдержался бы я после такой экзекуции, распалённая гневом она стала ещё прекраснее.
  - А что такое душа? - произнесла она вдруг спокойным голосом.
  Я смутился, поняв, что попал в ловушку.
  - Если это тело, надёлённое разумом, то да, у меня есть душа, - продолжала она, - а если это слюнявое мракобесие священников, стращающих вечными муками, то нет, нету у меня души. А у тебя она есть?
  Я растерялся. На эту тему я не раз говорил с Велесом, но так ни к чему и не пришёл. Чем я отличаюсь от неё, кроме того, что она ещё и волчица? Если у оборотней и вампиров нет души, то она снова становилась чем-то реальным, что и в самом деле можно поджарить на сковороде. Как-то стало не очень приятно, уж лучше бы вампиров и оборотней и вовсе не существовало, кроме неё, разумеется.
  Не сдержавшись, я бросил восхищённый взгляд на её совершенные формы и, вздохнув, отдал ей остаток своего плаща. Девушка удивлённо посмотрела на меня, и взяла плащ. Вытерев глаза и высморкавшись, она отбросила тряпки в сторону.
  Терпеливо чертыхнувшись, я отдал ей то, что раньше называлось рубахой. Теперь она поняла. На минуту пришлось отпустить её, и я с сожалением наблюдал, как прелестные окружности скрываются под грязной тканью, впрочем, порядком изодранной.
  - Есть ли у меня душа? Наверное, раз я существую. Знаю, ты скажешь мне, что тоже не призрак, но в этом мире призраки далеко не редкость и я не знаю, что тебе ответить на этот вопрос, о некоторых вещах мы просто догадываемся. А сейчас предлагаю подумать о еде, не знаю как ты, а я жутко голоден.
  Священники? - подумалось мне вдруг. Откуда здесь священники? Лесные тени сгущались.
  
  В тёмном пыльном углу громко тикали старые часы, от чего на сердце становилось тревожно и как-то неуютно. Велес открыл глаза и улыбнулся, увидев маленькую Ани, заботливо поправляющую тёплое лоскутное одеяло, но его взгляд тот час потух, остановившись на строгом лице хозяйки дома.
  - Спасибо солнышко, ты спасла нас, - произнёс он тихо.
  - Ани, доченька, выйди на минутку.
  В груди у старика похолодело.
  - Солнышко говоришь?
  Ведьма медленно подошла к кровати.
  - Пока я ждала тебя, ухаживала за тобой, стирала, готовила, ты, старый мерзавец, за моей спиной ухлёстывал за другой. Ты не представляешь, что я пережила, узнав это. Не представляешь, чего мне стоило заставить себя ехать спасать твою никчемную шкуру.
  Велес чуть не задохнулся, услышав эту тираду, кровь отхлынула от его лица.
  - Как ты узнала?
  - У тебя хватает наглости спрашивать об этом?
  - Нет, я не то хотел сказать, - прошептал старик.
  - Я знаю, ты меня не простишь, я только хочу, чтобы ты знала, я сам себя никогда не прощу.
  - Ах, не простишь?
  - В жизни каждый совершает ошибку, о которой сожалеет каждую секунду, пока дышит. Это как не выводимое пятно на душе, - торопливо продолжал старик, - особенно, в такой длинной жизни как моя. Я не оправдываюсь. Некоторые успевают остановиться, а я не смог.
  Крупная слеза скатилась по его морщинистой щеке.
  - Тебе трудно поверить, только, я, правда, жалею, ведь та девушка была женой моего лучшего друга.
  Колдунья села на край кровати и заплакала.
  - А обо мне ты подумал, старый дурак, подумал, что я ночами не спала, думала, где ты пропадаешь, и не случилось ли чего с тобой.
  - Поверь, я очень жалею, что так поступил и уж сам-то себе никогда не прощу. Это пятно, как кислота жжёт меня изнутри, не дай бог кому пережить такое. Солнышко, это была страшная ошибка, - старик протянул руку, и робко коснулся колдуньи, - я только хочу, чтоб ты знала, я никогда и никого не любил так как тебя. Поверь мне.
  - Как я могу тебе верить?
  Ведьма продолжала плакать, утирая слёзы рукой.
  - Теперь...
  - Да теперь, когда ты старый никому не нужный обрубок, тебе можно верить, но время прошло, ты всю мою молодость превратил в обман. Нет, Велес, - ведьма печально посмотрела ему в глаза, - как будешь в силах, уходи и больше никогда не возвращайся.
  Старик тяжело вздохнул.
  - Я понимаю.
  - Ничего ты не понимаешь, - вдруг произнесла хозяйка обречённым голосом.
  Встав, она покачнулась и ухватилась за спинку кровати. Бросив на Велеса взгляд, полный слёз и горести, она вышла из комнаты. Старик уткнулся головой в подушку, и его ветхое тело затряслось в бесшумных рыданиях.
  Ничто так не поганит душу как предательство.
  
  Сок, сердито шкворча, падал в огонь с жирного куска оленины. Я сидел у костра и тихо глотал слюни, пока моя лесная нимфа, или скорее дьяволица, плескалась в прозрачной воде лесного ключа. Холодные струи, журча, обтекали её гладкое тело, а она, не обращая на меня никакого внимания, откинула назад свои длинные вьющиеся волосы и подставила лицо солнечным лучам.
  Лучшего места для стоянки поэта или художника просто не придумаешь. Вода стекала с небольшого холма, оживляя его склоны, густо переплетённые гибкими лозами дикого винограда. И даже в самые жаркие дни, на его широких листьях блестели крохотные капельки влаги. Это был островок живого ключа, обнесённого тёмно зелёной растительностью, где всё цвело и тянулось к свету.
  Вдоволь нарезвившись, девушка выскочила из воды, и, подбежав к костру, протянула к огню свои смуглые руки. Сверкающие капли сбегали по обнажённому телу, впитываясь в жалкие остатки моего плаща. Заметив мой растерянный взгляд, она звонко рассмеялась.
  - Почему ты не убежала?
  - Зачем? Я слишком долго за тобой охотилась, чтоб взять и бросить сейчас.
  - Ты по-прежнему хочешь меня убить?
  Я вздохнул, досадуя на самого себя.
  - Естественно, и я убью тебя, если только...
  - Если только что?
  - Если то. Пока ты меня интересуешь, я не буду убивать тебя сразу, может позже.
  Она опять звонко рассмеялась и ткнула своим пальчиком в жаркое.
  - Ты так хотел есть, смотри, твоё мясо подгорело.
  - Разве ты есть не будешь.
  - Тебе не надоело спрашивать. Буду, конечно, - схватив нож, она быстро вырезала из бедра убитого мною оленя сочный кусок, и запустила зубы в ещё дымящееся мясо.
  - Огонь убивает весь вкус мяса, с кровью оно теряет свою особенную остроту, - промычала она с набитым ртом, заметив мой недоумённый взгляд.
  - Чистая извращенка, - произнёс я от всего сердца, и отрезал кусок жаркого.
  Надо признать, ела она с завидным аппетитом. Обтерев жирные пальцы о бёдра, девушка снова бросилась в воду, и подняла целый вихрь брызг, кружащихся в прозрачном водовороте.
  Тут у меня пропала всякая охота есть, и я, раздражённый, отвернулся в сторону, пытаясь вспомнить что-то, только не помню что. Наплескавшись, она вернулась к костру.
  - Тебе тоже надо помыться. Я чуть было не поперхнулся куском оленины.
  - Что, прямо сейчас?
  - А когда же? Ты страшно воняешь дымом, и чем-то ещё, очень неприятным.
  - Тьфу ты чёрт, скажешь тоже.
  - Ты что, стесняешься меня? Естественно да, - подумал я.
  - Да нет, я...
  - Тогда раздевайся.
  Плюнув, я сбросил одежду и бегом бросился к воде, хорошо она была ледяная. Струи приятно обволокли разгорячённое тело, и на миг я забыл обо всём, отдавшись целиком наслаждению.
  В руке я продолжал сжимать свой меч и со стороны выглядел, наверное, довольно смешно. Бросив взгляд на берег, я увидел девушку, задумчиво смотрящую на меня, и довольный подставил лицо под быстрые струи ключа.
  На берег я вышел совершенно освежённый и бодро натянул на себя одежду, как вдруг почувствовал у горла острое лезвие ножа. Я идиот. Вена на шее запульсировала как-то очень уж быстро.
  - Ну, как? Приятно почувствовать рядом смерть.
  - Нет, что-то не очень, но я уже привык, - промямлил я слабым голосом.
  - Готов умереть?
  - Мне показалось тебе со мной интересно.
  - Тебе это только показалось, запомни, я всегда получаю то, что хочу, а потом выбрасываю. Надо мной нет, и никогда не будет хозяина, и я никого не боюсь.
  - А что ты хочешь сейчас?
  Девушка резко провела рукой по моей одежде, и ткань мягко скользнула на землю. Голова закружилась в бешеном восторге, и стоны огласили лесной покой.
  Потом мы долго лежали рядом. Ветер шевелил маковки деревьев, что-то нашёптывая зелёной кроне, одобрительно кивающей в знак согласия. Я почему-то почувствовал себя балансирующим на кончике иглы, а кругом чёрная пустота и только игла рвётся к свету и сама она тонкий лучик, рвущийся на свободу.
  - Зачем мы сделали это? Ещё вчера ты хотела меня убить.
  - Кто сказал, что я сейчас не хочу убить тебя? - ответила девушка вопросом на вопрос.
  Она потянулась всем телом, сделавшись сразу похожа на довольную кошку, всласть налакавшуюся молока.
  - Я сказала, что делаю только то, что хочу, сейчас я хотела именно этого, или тебе было не хорошо?
  - Нет, только неприятно сознавать, что тебя просто использовали.
  - Можешь утешиться мыслью, что ты всё сделал под угрозой ножа, впрочем, - тут её пальцы проворно пробежал по моему телу, вызвав взрыв гормонов, - впрочем, ты всё равно был бы моим.
  - А ты только создание эгрегора, плод людского воображения, - раздражённо сказал я, с опаской посмотрев на нож.
  Девушка рассмеялась.
  - А ты плод воображения бога, так не всё ли равно, - и лукаво улыбнувшись, она подвинулась ко мне, и, поверьте, такой гонки ещё никто не переживал.
  После, утомлённые, мы уснули в тени лесной дубравы, и во сне мне виделся дом, снующие автомобили и улыбающееся лицо матери. Стало так хорошо, что радость наполнила моё сердце и на лице появилась улыбка.
  - Вот так и совершаются ошибки, - произнёс я проснувшись.
  Волчица сладко зевнула и покосилась на меня.
  - Какие ошибки?
  - Вы девушки лишаете нас логики и холодного мужского мышления.
  - Что ты говоришь? Какой логики? Какого такого мышления?
  - И потом с полным основанием называете нас козлами. Этого больше не повторится.
  Глаза волчицы загорелись яростью.
  - Ах ты, козёл!
  Она быстро вскочила на ноги и выхватила нож. Лезвие стремительно мелькнуло в её руке, но я даже не пошевелился, и молча смотрел ей в глаза. Клинок задрожал, впившись в кору дерева. Схватив мой плащ, она быстро обернулась в него и, презрительно пихнув ногой мою одежду, упавшую прямо в ледяную воду ключа, скрылась в чаще. Путешествие обещало быть интересным.
  Пробираясь сквозь заросли дикого орешника, я много думал, вспоминая свою жизнь. В юности я прочёл много книг, где описывались подвиги героев наделённых честным сердцем, высоким и гордым духом и главное, обычным человеческим теплом, добротой данной нам от рождения.
  В жизни мне такие люди почти не попадались, разве что кроме родителей, да ещё нескольких человек. Не хочу сказать, что люди так уж плохи, наверное, герой просыпается в человеке только в исключительных обстоятельствах, в обычной жизни он может быть вполне посредственным и даже опошлившимся человеком. Сам я никогда не отличался силой духа или храбростью, что, на мой взгляд, здорово повлияло на мой характер. За некоторые свои дела я и сейчас испытываю глубокий стыд и всё благодаря предательской слабости, сковывающей по рукам и ногам не хуже цепей.
  И всё-таки, мне повезло. Сейчас я был занят делом, успех которого подводил решительную черту в вечной борьбе добра и зла, и я мог сказать, что прожил свою жизнь не зря.
  А если бы это было не так? Я бы провёл молодость, подчинившись жёстким законам посредственности, домашней рутины, работы, жалкому существованию втоптанного в землю червя. Как скоро пролетает жизнь.
  Порой хочется сказать, что мы рождаемся, чтобы умереть, но так ведь нельзя! Чем заполнить тот краткий миг, когда ты молод и полон сил? Какую роль ты должен сыграть в жизни? И чем скорее человек находит свой место под солнцем, тем скорее оправдывает своё существование и чувствует себя счастливым, ведь не может же такого быть, чтобы бог создал нас, не имея никакой цели.
  Конечно, это не смысл жизни, вот уж точно ни один мудрец не сможет отыскать её, но цель, без которой жизнь становится тоскливой и пустой.
  Травы шуршали, когда я проходил сквозь них, пробираясь вперёд в этой такой знакомой и одновременно такой сказочной стране, подарившей мне счастье. Жаль, я не владею таким поэтичным языком как Пушкин или Байрон, чтобы выразить чарующую красоту этих мест. Природа всегда настраивает на возвышенный лад и способна очистить любовью самые низменные помыслы человека, не боящегося открыть своё сердце навстречу свежему ветру, ласкающему всё живое своим животворным дыханием.
  Только трудно, очень трудно сделать это людям, связанным по рукам и ногам той силой, имя которой необходимость. Необходимость содержать себя и семью в достатке, когда необходимость заставляет забывать о духе, в постоянном движении ума добыть средства к существованию, а как по-другому? Иначе умрёшь с голоду. Птицы небесные не жнут и не сеют, и бог им даёт, но человек погибнет, если что и подарит ему бог, другой человек это отнимет. И это одна из самых больших несправедливостей.
  Неведомая сила вырвала меня из этого страшного круговорота, и в душе пробудилось то, что называется творчеством. Жить стало интересно, а интерес - это единственное, что вынуждает нас задавать вопросы, пробуждая дремлющий интеллект. Да, я потерял много, но приобрёл ещё больше, много больше, свободно вдыхая полной грудью прохладный, очищающий воздух истинного простора.
  Так думал я, шагая по узкой тропке, увитой беленой и девясилом с редкими жёлтыми вкраплениями мышиного горошка, очарованный густым запахом цветущих трав.
  Слова оборотня навели меня на новые размышления. Откуда здесь, в царстве притаившегося зла, объявились священники? Этот вопрос тревожил меня. Зло, разделившееся само в себе, погибнет, это я помнил. В чём же здесь тогда скрыт смысл? Страшные догадки приходили мне в голову, но я гнал их прочь, это было слишком страшно.
  Вот уж правда, чувствуешь, как твоя мысль червём ползёт в земле, каждый раз, рискуя провалиться в смердящую могилу, по сравнению с замыслами бога, парящими высоко в чистом небе.
  Ветер переменился, погнав послушные облака в другую сторону, деревья также склонили головы пред своим капризным властелином. Если когда-нибудь люди придумают символ свободы, то им должен стать ветер.
  Дышать стало легче, прохлада снизошла с вершин деревьев, приятно освежая разгорячённое тело. В такие минуты становится так хорошо, что даже хочется опять жить. Сердце наполняется благодарностью к богу, за такое прекрасное творение как земля. Земля, где всё; от благоуханного запаха цветов, пения птиц, порхающего полёта мотылька, до терпкого аромата земли после дождя, всё слито в такую мелодичную гармонию, что хочется смеяться. Чувствуешь, как счастье горячей волной выливается из переполненного сердца, разгоняя по жилам молодую кровь. И в туже секунду сердце сжимается от невыразимой печали, потому что краток этот миг счастья и хочется плакать, так больно с ним расставаться.
  Ветер усилился и из сгустившихся туч закапал мелкий дождик, омывая зелёную листву. Это было ещё ничего, так как вскоре крона с избытком напиталась влагой, и вниз потекли холодные ручейки, то и дело, проливаясь холодным душем за шиворот, а это уже было неприятно. В орешнике было много сухих ветвей погибших от засухи и изъеденных жучком - древоточцем.
  Забыв про усталость, я резво забегал по зарослям, собирая хворост и скоро приличная куча дров красовалась под древним вязом таких внушительных размеров, что ему и молния была бы не страшна. Сверху я кинул даже небольшое сухое дерево, вырванное с корнем, и бросился собирать сухую траву, пока дождь ещё не успел её намочить. Наконец, всё было готово.
  Дождь накрапывал всё сильнее и сильнее, а я сидел под деревом, и, ругаясь, как сапожник, тёр сухие ветки. Пробовал выбивать искры из камней, и тому подобное, но не добился ничего, только затупил острие меча. Вот когда я вспомнил о Велесе и его чудесном даре.
  Делать было нечего. Ну не сидеть же так? Я взял и пошёл дальше, бросив последний взгляд, полный немого укора, на очередное творение человеческой глупости, такой замечательно сложенный, но не зажжённый костёр. Чёрт, я даже не посмотрел, как разводила огонь моя лесная королева, как раз в этот момент я потрошил оленя, странно, мясо то она ела сырое.
  Так, весь в мрачных мыслях, кутаясь в жалкое рубище, пробирался я дальше, проклиная всё на свете. Вот уж, правда, философствовать хорошо на полный желудок, и сидя у огня в тепле и уюте. Вот тебе и природа, а в желудке, между прочим, уже кошки начинали скрестись.
  Так я и шёл, стряхивая с листвы капли, ледяным ливнем проливавшимся за шиворот. Из-за куста раздался властный голос, и право, он застал меня в самом не важном расположении духа.
  - Стой! Не шевелись, и останешься цел!
  Как по мановению волшебной палочки, жалко у меня её не было, из-за деревьев высыпал отряд человек в пятнадцать опытных воинов, одетых в лёгкие полевые доспехи.
  - Именем Люцифера! Не двигайся с места, - прокричал тот же наглый голос.
  Этого он мог и не говорить, я и так сразу узнал наёмников демона. Воины были настолько уверены в своём превосходстве, что даже не спешили, обсуждая на ходу какие-то местные сплетни, а вот я разозлился не на шутку и едва сдерживался. Вдобавок, я заметил тугие мешки, притороченные к сёдлам лошадей, там было что-то съестное.
  Рука сама потянулась к рукоятке меча. Шедшие впереди воины отскочили назад. Они не ожидали, что им могут оказать сопротивление, и не достали своё оружие. Теперь вояки судорожно дёргали стальные эфесы мечей, кажется, они удивились. Должно быть, видок у меня был ещё тот - наглый и голодный.
  - Чёрный меч! - прокричал молоденький солдат и, побледнев, отступил назад.
  - Дурак! А ты чего ждал, его мы и искали.
  Их предводитель выехал вперёд на рослом вороном коне и заржал не хуже лошади.
  - Полагаю, глупо предлагать тебе сдаться? - прокомментировал он нахальным голосом, и так засмеялся, что даже затряслись складки его жирного тела, видимо, у твари болотной выучился.
  - Правильно полагаешь, - ответил я нетерпеливо.
  Предводитель престал смеяться.
  - Тем лучше, хозяин будет доволен, но может, ты сначала скажешь, где камни, а то мы тебя ненароком убьём, и потом придётся перекапывать все эти земли, а я, видишь ли, придерживаюсь на этот счёт иного мнения.
  Вот ведь нахал.
  - Ну же, не будь упрямцем, окажи нам любезность, поверь, лопата это не оружие воина.
  Наёмники засмеялись и, приободрившись, пошли вперёд. Я тоже засмеялся, и они тут же остановились. Предводитель нахмурился.
  - Не в твоём положении радоваться, говори, где камни и, быть может, мы отпустим тебя живым.
  Я засмеялся ещё громче, так что эхо разлетелось по всему лесу.
  - Я не скажу вам, где камни сразу по двум причинам. Первая из них та, что я сам не знаю где они, а вторая причина, заключается в том, что если бы я даже знал где они, то всё равно бы не сказал. Тем более такой жирной свинье, по которой уже давно плачет вертел.
  С этими словами я бросился вперёд. Конь поднялся на дыбы, и перед моим лицом замелькали его копыта. Наёмники на секунду растерялись, и этого мне хватило. Лошадь не могла долго гарцевать на задних ногах с таким тяжёлым наездником на спине, и подалась вперёд. Толстяк не успел даже вскрикнуть, как всем своим весом нанизался на острие моего меча.
  Из развороченного живота красным клубком выпали внутренности. Не веря тому, что с ним произошло, он рухнул на землю, пропахав рожей свои же потроха.
  В то время как предводитель падал с одной стороны, я уже вскакивал в седло с другой. Опомнившиеся наёмники яростно ринулись в бой. Лошадь лихо заплясала по поляне, топча копытами тела разрубленных мною людей. Меч чёрным змеем вился над моей головой, жаля направо и налево. Не ожидавшие такого поворота событий наёмники, падали один за другим, подобно листьям в холодный осенний день.
  Их оставалось ещё человек пять, как случилось это, я бросился вперёд и, подняв на дыбы коня, занёс меч над очередной жертвой. Беда в том, что, привстав в стременах, я забыл, что нахожусь в лесу, меч, описав короткую дугу, вонзился в толстый сук и остался в нём торчать, в то время как я по инерции полетел вперёд и, перевернувшись через голову, упал прямо под ногами лошади. Над головой мелькнуло копыто, и плечо пронзила дикая боль.
  Сознание возвращалось медленно, и чем больше я приходил в себя, тем становилось больнее. Наконец, я сел и заставил себя осмотреться.
  - Жалкий дурак! - раздался голос рядом со мной, оглянувшись, я увидел свою лесную нимфу.
  Должно быть, я очень удивился, и пока она поливала меня разными словами, я выпотрошил мешки с припасами и с наслаждением, с прямо таки дьявольским сладострастием, запустил зубы в холодное мясо, запивая всё это блаженство настоящим виноградным соком.
   Я ел и ел и не мог остановиться, как вдруг заметил, что моя спутница насторожилась. В кустах раздался тихий шорох. Не переставая жевать, держа в одной руке меч, а в другой ломоть мяса, я раздвинул густые ветки. В самом их сплетении шевелилось что-то серое. Вот оно! - подумалось мне. Как говорится, вспомни о нём и вот оно.
  - А ну вылазь, - крикнул я, стараясь говорить внятно.
  
  
  Какой-то писк раздался из-под ветвей и серый комок зашевелился.
  - Сжалься над бедным служителем божьим, - пропел священник и, отрясая грязь со своей одежды, поднялся с земли.
  - Как ты оказался здесь?
  - По слабости своей, любопытство одолело, услышав голоса, я так обрадовался людям, что поспешил на звук, но когда услышал звон мечей, то испугался и спрятался под кустом. А кто это молодая дама?
  - Здесь я задаю вопросы.
  Лицо священника исказила гримаса ужаса. Инстинктивно обернувшись, я увидел девушку с искажённым яростью лицом, уже мало походившим на человеческое, не теряя ни секунды, я бросился к ней по дороге сорвав кожаные ремни с лошади.
  Связать оборотня, пока он ещё не превратился, оказалось не сложно, уложив её под дерево, я позволил себе расслабиться.
  - Что это вы, святой отец, побледнели? - весело произнёс я, доставая из сумы кремневое кресало.
  Священник, бледный как полотно, дрожащей рукой вытирал пот со лба.
  - Как тут не побледнеешь, оборотни нас не любят, и не один священник нашёл смерть в их лапах.
  - А как же Люцифер и другие демоны? Почему они вас не трогают?
  - Даже такие могущественные лорды не могут противостоять воле божьей, сын мой, - напыщенно произнёс священник, усаживаясь поудобнее на траву.
  - Так ли это? Здесь их мир, здесь они всесильны.
  - Ты ошибаешься, сын мой, весь мир принадлежит всевышнему.
  - Может и так, однако, им ничего не стоит содрать с вас рясу, причём вместе с кожей и хорошенько прожарить на медленном огне, прежде чем указать короткий путь на небеса.
  По жирному телу священника пробежала дрожь.
  - Они не посмеют.
  - Ещё как посмеют, если решат, что вы опасны, если их власти будет что-то угрожать.
  - Революция не угодна Богу, люди должны терпеть, только тогда они унаследуют царствие небесное, а наше дело смиренно указывать праведникам дорогу.
  - Терпеть? А как же справедливость?
  - Истинно бог справедлив, он всё видит и воздаст по делам.
  Пока священник разглагольствовал, я развёл огонь и устроился поближе к теплу.
  - А не найдётся ли у тебя чего перекусить для бедного монаха?
  - Прошу, скромная пища, поданная во время, отрадна сердцу.
  - У..., говядина, ну ничего, как-нибудь сойдёт.
  Священник только сейчас обратил внимание на цвет моего меча, и его глаза замерли в немом изумлении, но он тут же отвёл их в сторону, делая вид, что это ему не интересно.
  - А что отец, жаркое здесь было дело?
  - Грешникам, напавшим на тебя, будет ещё жарче, когда черти начнут поджаривать их в аду. Я сделал удивлённые глаза.
  - Как? Разве мы не на том свете?
  - Нет, здесь только те, кто создал астральную проекцию, вроде тебя, и не удержавшиеся в ней, да души умерших, не попавшие в рай на небо, и не достаточно грешные, чтобы попасть к Сатане.
  - А я то думал, что человек - душа, пока живёт, а как умрёт, так и нет его.
  - Нет, ты ошибаешься, сын мой, - с горячностью возразил священник.
  - Так ведь зачем Богу допускать страдания наших душ, недостойные просто умрут и всё.
  - Это не Бог, а дьявол мучает души.
  Я рассмеялся.
  - Вы, святой отец, сами себе противоречите, весь мир божий, не ваши ли это слова?
  Священник разгорячился и, забыв про страх, подсел ближе к огню. Оживлённо жестикулируя, он что-то доказывал, но я его не слушал, я понял, почему Люцифер и другие демоны не трогали их в своём царстве.
  - А что ты собираешься с ней делать? - промычал монах, быстро уминая предложенный мной кусок мяса.
  - Самый лучший способ - это осиновый кол в сердце, эта древесина разрушает молекулярные связи оборотня, блокируя энергетическую подпитку эгрегора.
  Я чуть не подавился, услыхав такое от священника, но в этой стране про изумление приходилось забывать.
  - А как же не убий? - раздражённо задал я вопрос.
  - Это ведь не человек, - удивлённо воскликнул священник, - не человека можно.
  - Она со мной, - сухо произнёс я, вдруг ощутив острую неприязнь к монаху.
  - Как хочешь, но знай, она всё равно предаст, осиновый кол лучшее средство от подобных проблем.
  - Лучше скажи, не знаешь ли ты дороги в царство Фра-Диаволо?
  - Ещё бы не знать, прямо на юг иди себе и иди.
  - Покажешь?
  Священник замялся.
  - Покажу и даже провожу, если ты сможешь прокормить всех нас.
  - Это уже моя проблема.
  - Эх, как давно я мечтаю о своей часовенке.
  - Как зовут тебя?
  - Зови меня просто монахом, как начал, в этих местах, знаешь, имён ведь не спрашивают.
  - Можно и по зубам получить?
  - Зачем так грубо, но, в общем-то, да.
  Священник живо перекрестился.
  - Тебе ли бояться, впрочем, дело твоё, монах так монах.
  Солнце уже клонилось к закату, и было решено остаться ночевать на соседней поляне. Я в последний раз осмотрел место схватки. Все пятнадцать трупов в различных позах, как застала их смерть, валялись на земле, причём четыре последних наёмника были разодраны на куски, и кровь ещё дымилась, остывая на воздухе.
  Как-то не по себе стало, когда я увидел широко открытые голубые глаза молодого парня, он и говорил то со мной не больше минуты. Это страшно умирать в таком возрасте, кощунство по отношению к жизни. Мне стало жутко и неприятно, хоть я и оборонялся, всё же почувствовал себя убийцей.
  Я поспешил уйти с этого места, предварительно подобрав меч для своего волка и некоторые предметы снаряжения. Костёр на ночь раскладывать не стали, я собрал для себя большую охапку листьев, и улёгся, с удовольствием вытянув утомлённые за день ноги.
  Священник суетился рядом, выдёргивая былинки себе на постель. Я чуть не засмеялся, но помогать не стал, есть вещи, о которых каждый человек должен уметь заботиться сам. Скоро сон овладел мною.
  Сквозь дремоту я ощутил, что происходит нечто странное, приоткрыв один глаз, я увидел прелюбопытное зрелище. Рука священника словно зажила своей жизнью, сам он старательно храпел, в то время как шаловливые пальчики тихо крались к моему мечу. Насладившись этой картиной, я словно спросонья произнёс.
  - Интересно, что будет, если развязать волка, должно быть презанятное зрелище.
  Рука священника замерла на мгновение и моментально спряталась под широкие полы рясы.
  
  
  Глава 12
  
  Дни сменялись днями, а мы всё шли на юг. Страстные ночи перемежались дневными терзаниями, потому как нет никакой пощады человеку, переросшему свой естественный уровень, но не дотянувшийся до более высокого. Такой человек больше похож на огромный вопросительный знак и во всём сомневается, и, это, наверное, хорошо, но я с ужасом сознавал, что жду не дождусь ночи, чтобы забыться в жаркий объятиях Ланы, моей прекрасной волчицы.
  Вот за такими напыщенными фразами, скрывается обыкновенный стыд, ведь я знал, что поступаю неправильно. Мы по-прежнему рисковали, заходя в маленькие неряшливые таверны в самых окраинных, заброшенных деревнях. Сидя за каким-нибудь колченогим столиком и потягивая местное пойло, было приятно послушать истории про самих себя.
  Вся страна полнилась домыслами, и, затаив дыхание, ждала продолжения невиданных чудес. Что только не говорили, но было заметно, что демоны успели таки подстраховаться, так, на всякий случай. Было слышно, как на рыночных площадях нищие, в самой рваной одежде какую только можно себе представить, яростно опровергали ходившие про нас слухи и рассказывали совсем другие истории. Просто тошнило от их небылиц.
  Так, утверждали, что это всё выдумки проклятых правителей, которым мало страдания бедных людей, так они ещё и смеются над ними, даря лживые надежды, а вечерами эти же нищие трясущимися руками принимали звенящее серебро, и шли в таверны, заливать нечистую совесть огненной водой.
  Так мы оказались в маленькой деревне, ничем не лучше и не хуже других, точно таких же, только в этой на окраине стояла маленькая церковь, от чего у меня глаза полезли на лоб.
  - Монах, тебе не хочется послушать проповеди своих собратьев? - спросил я нашего попа.
  - Все мы братья, сын мой, но я туда не пойду.
  - Почему?
  - Это православная церковь.
  - Так что же? - спросил я, искренно удивившись.
  - Как что? Они не признают, что между раем и адом есть чистилище, они не верят, что Папа безгрешен, наместник Бога на земле. У нас вообще много разногласий.
  - Так кто же вы, англиканец?
  - Ни за что, господь не зря послал погибель Содому и Гоморре, то же ждёт и этих грешников.
  - Так кто же вы?
  - Я добрый католик, и будь моя воля, я бы всем показал, где истинная вера, еретики запомнили бы слово господнее.
  Священник разошёлся не на шутку, сверкая глазами, он даже стал размахивать своим посохом, угрожая не видимому противнику. В это время колокол в старой деревянной часовне зазвонил, стоило сходить посмотреть что там.
  - Почему бы не зайти в дом божий и не послушать добрую речь?
  Монах яростно закачал головой, но, видя, что даже Лана зашла в старые потрескавшиеся ворота, последовал за нами. Служба проводилась в древнем православном стиле и слушалась с большим удовольствием. Жаль только, что в православных храмах нет скамеек, не каждый может выстоять несколько часов к ряду. Зато прямо в церкви торговали свечами, а юркий маленький служка ловко тушил и собирал их огарки, не давая прогореть до конца.
  Мне почему-то вспомнилось, как Иисус прогонял из церкви менял и торговцев голубями, помнится, голуби были жертвенными. Но служба действительно была хороша, даже был свой небольшой хор певчих, с довольно приятными голосами, многие прихожане даже прослезились умилённые словами добра.
  Благополучно отстояв положенное время, мы вышли, и уже собирались уйти, как вдруг я заметил, что наш священник пропал, поискав его глазами, я, наконец, увидел его, окружённого толпой, он что-то возбуждённо говорил. В следующую секунду кто-то засмеялся, и чьи-то руки дёрнули его за длинные полы. Наш монах поднял вверх свои руки и, сделав мученическое лицо, что-то прокричал небесам.
  Тот час другие руки схватили первых, что коснулись обтрёпанных хламид нашего священника. Послышалась брань, а народ в деревнях горячий, слов лишних не любит, и уже через несколько секунд в воздухе замелькали кулаки.
  Я ошеломлённо взирал на лица, за минуту до этого выражавшие смирение и благочестие, теперь же горящие тупой злобой. Протянув руку, я ухватил монаха и увлёк его за собой. Мелькнула палка и боль пронзила и без того калеченое плечо. Это вывело меня из себя. С горькой усмешкой, выхватив свой меч, я крутанул его над головой, это произвело должное впечатление, и народ расступился, но тут монах ухватил меня за руку и что-то заговорил о любви к ближнему.
  Толпа одобрительно загудела, и кто-то захлопал в ладоши, я плюнул и поскорее ушёл, оставив нашего проповедника на месте, однако, вскоре он меня догнал, и, довольно улыбаясь, зашагал рядом с нами. Лана оскалила зубы, но сдержалась, поскольку он был нашим проводником и не дурно знал окрестности.
  - Отец! Бог то один, - досадливо сказал я.
  - Правильно, сын мой, и у одного Бога, может быть только одна церковь, и конечно, католическая.
  - А я думал, просто христианская. Вот уж вправду говорят, слушай попа, но никогда не делай того, что он сам делает.
  - Все мы люди, сын мой.
  - Теперь я это вижу, и знаю, что верующий должен искать бога только у себя в сердце, а не где-нибудь ещё.
  Лана незаметно подала мне знак рукой. Я немного отстал от священника и пошёл рядом с ней. Никогда ещё я не видел её такой встревоженной и таинственной.
  - В чём дело оленёнок? - спросил я обеспокоено.
  Лана внимательно посмотрела на маячившую впереди серую сутану.
  - Ты веришь ему? - тихо спросила она.
  - Почему бы и нет, до сих пор ничего не случилось, а за это время он мог заманить нас в десять ловушек.
  - Он предаст, - убеждённо проговорила она.
  - А ты? Ведь ты обещала убить меня.
  - Не дёргай смерть за усы, сказала, значит, убью, когда ты станешь мне безразличен или ещё что, но я прямо тебе это сказала.
  - Да, редкое достоинство среди вашего сословия, а то всё рычите и рычите.
  - Не пытайся меня обидеть, и не меняй тему разговора.
  - Ладно, тогда попробуй убедить меня.
  - Убеждать тебя я не собираюсь, если тебя поймают и убьют, мне это безразлично, жаль что не я, вот и всё. Просто выслушай меня, дело не в том, что мы ненавидим священников, просто он не внушает доверия, у волков острое восприятие на такие вещи, у него маленькие бегающие глазки и в них мелькает ненависть.
  - По-моему ты сгущаешь краски.
  - Тогда почему демоны не убьют их? - воскликнула она с внезапной яростью.
  - Разве ты не слышала его проповеди?
  - Я не верю, что бог хочет оберегать таких негодяев.
  - Дело не в этом, и даже не в том, что они проповедуют терпение.
  - Тогда в чём же?
  - Всё гораздо сложнее, - я задумался, пытаясь подобрать слова.
  - Вот живёт человек. У него семья, дети, достаток, всё как у людей, он привык жить именно так и боится вдруг всё потерять, боится перемен. Постепенно он теряет своё людское достоинство и как-то так не заметно превращается в раба, в раба своего же образа жизни. Виной этому страх.
  Я замолчал, вспоминая свою жизнь, и с болью подумал, что рисую свою собственную жизнь от корки до корки. Некоторое время мы шли молча.
  - Страх, - задумчиво проговорил я, - незаметная сила, убивающая наповал. Есть правда страх добрый, - страх потерять любовь, потерять уважение или доверие, боязнь обидеть любимого человека, но они проповедуют боязнь боли, не греши или тебя будут мучить, терзать твоё тело веки вечные. Разве ты не понимаешь? Человек становиться тем же рабом. Он становится трусом.
  Я опять замолчал и надолго задумался. Через некоторое время снова раздался мой голос, и даже я сам с трудом узнал его.
  - Когда-то один человек меня спросил, Жора, как ты думаешь, почему люди из других миров не хотят с нами общаться? Я ответил, потому что они не люди.
  - Что ты имеешь в виду? - спросили меня.
  - Ответь мне на один вопрос, как ты полагаешь можно ли уничтожить целую планету?
  - Ты ещё спрашиваешь, конечно, можно.
  - А вселенную?
  - Почему бы и нет. Вселенная взаимосвязана, нарушь достаточно объёмную часть ее, и вся вселенная изменится, люди, правда, вымрут от такого сюрприза. Думаю, воздействие через чёрные дыры может привести к такому результату.
  - Вот ты и ответил на свой вопрос.
  - Пусть так, но если что..., свобода это единственное ради чего стоит драться.
  Этот ответ тогда поразил меня.
  - Понимать свободу можно по-разному, - сказал я, - абсолютной свободы вообще не бывает.
  - Я знаю одно, трус никогда не бывает свободным, страх - худшие оковы в мире, ты можешь быть рабом, но свободным в сердце, а можешь быть свободным, но с сердцем раба.
  Я снова замолчал и только шорох шагов нарушал наступившую в лесу тишину. Лана заговорила первой.
  - Это хорошо, что ещё есть люди, умеющие так думать.
  - Хорошо, но было бы лучше, если бы не забывали, что главная война идёт внутри тебя самого, и если ты побеждаешь, то весь мир становится лучше.
  За исключением этого случая дни проходили спокойно, и как-то незаметно на страну опустилась осень. Леса потеряли свой зелёный наряд, сначала он стал светло зелёным, и только кое-где проглядывали жёлтые листья, потом зелень смешалась с оранжевым цветом и, в конце концов, лес оделся в праздничный жёлто бордовый наряд. Порывы ветра охапками срывали уставшую за лето листву и ласково, точно убаюкивая, опускали её на засыпающую землю. Мы уже были близки к цели, как вдруг случилось непредвиденное.
  Я ехал впереди, наслаждаясь осенними пейзажами. Глухой стук копыт полностью поглощался опавшей листвой, густо устилавшей землю, как неожиданно из-за поворота выехал отряд - это были люди Люцифера.
  Наёмники тоже были не рады встрече, легенды о чёрном мече, предвещающем страшные мучения, бродили в свете и никто не был рад завязать с ним знакомство. Некоторое время мы просто стояли, но вечно так продолжаться не могло и, с глубоким сожалением, предводитель отдал приказ.
  Завязался бой, люди уже проигравшие сражение в своём сердце, сражались плохо, и звон мечей заглушал предсмертные стоны. Победа была уже близка, как из чащи высыпала целая орда демонических личностей из личной стражи Люцифера.
  Длинные мускулистые руки, сжимали огромные топоры и палицы. С диким рёвом, джентльмены, место которым в страшном сне, бросились в атаку. Зрелище было не для слабонервного, но я уже как-то привык к этому, и меч засверкал в высоко поднятой руке. Честно говоря, мне даже хотелось поскорее погрузить его в трепещущую плоть этих тварей. Наш священник куда-то скрылся ещё в самом начале схватки, и мы с Ланой приготовились к бою.
  Вдруг послышался мерный гул, земля задрожала, деревья с треском разошлись в сторону, и на поляну вышел монстр, плод воображения паранормальной личности из психушки. Сейчас, вспоминать события прошлых лет легко и даже весело, тогда же у меня перехватило дыхание и волосы, точно вам говорю, зашевелились на голове, как живые.
  Это существо было составлено из частей трупов. Основой была туша дракона, поставленная на чьи-то ноги, увенчанные громаднейшими копытами, голова же напоминала морду летучей мыши переростка с длинными загнутыми назад рогами, не говоря уж о когтистых лапах, тянущихся в нашу сторону. Я вспомнил увлечение Люцифера, расчленённые трупы, украшающие стены его замка, кровоточащее сердце, служащее тронным залом, и всё обрело смысл, а убивать это существо могло, наверное, запахом, гниющие куски мяса невыносимо смердели. Кажется, я хотел что-то сказать, но вместо этого разевал рот, как рыба, без единого звука.
  Весь боевой дух прошёл, и драться совершенно расхотелось. С воинственным видом я развернул коня и поскакал по лесной тропе прочь, рядом, нахлёстывая свою лошадь, неслась Лана. Лошади бешено мчались подгоняемые уколами стремян.
  Не разбирая дороги, мы летели по узким лесным тропкам. Я оглянулся. Следом за мной, не отставая ни на шаг, мчалась Лана, словно оправдывая своё воздушное имя. Её глаза сверкали в безумной страсти бешеной скачки, а длинные чёрные волосы развевались на ветру, сплетаясь с блестящей гривой несущегося коня. Казалось, она сейчас взлетит с диким воплем пьянящего восторга. Крик свободы рвался на волю из её задыхающегося, неистово бьющегося сердца, улыбка неописуемой радости застыла на её пламенеющих губах. Было ощущение, что мы не убегали, а наоборот, пытались догнать что- то неуловимое, постоянно исчезающее, иногда такое близкое, что, кажется, протяни руку и вот оно. И ты тянешься из последних сил, и кончики пальцев ощущают ласковое тепло неизведанного, но миг и оно снова далеко, и манит к себе, заставляя биться стареющее сердце. Это была настоящая гонка, когда мы, убегая от смерти, пытались догнать ускользающую жизнь, повисшую на кончике блестящей иглы, и ветер упруго бил в распалённое лицо, умеряя наш необузданный пыл.
  Воспоминания о былом всегда ранят душу. Вот сейчас я сижу у раскрытого окна и слушаю пьяные вопли глупых юнцов, чья жизнь кончилась, не успев даже начаться, и грязный мат распутных девок, кричащих, - что будем пить, - под дикий долбёжник современной музыки.
  И я думаю, что было бы со мною, не случись этого знаменательного события, когда я фактически умер. Впрочем, я и раньше умирал, и это совсем не было так необычайно, а скорее буднично, и надо сказать, тогда мне не повезло и я стал таки обыкновенным мелким демоном, этакой шестёркой в мире великого зла. Правда, в голове у этой глупой пешки, при виде бесконечных просторов и осенённых багровым заревом величественных гор, загорелась маленькая мыслишка о революции, благо контингент там был богатый, и с этой мыслью я и очнулся в больнице. Но повторять опыт мне совсем уж не хотелось, тем более играть в такую страшную лотерею, и всё-таки, я там оказался снова. Сейчас я думаю, что было бы лучше прожить жизнь как все, чем вновь пережить подобное. И от этой мысли становится как-то не по себе, лучше жить спокойно, но даже одна маленькая улыбка и вовремя протянутая рука, может наполнить "смыслом" и нашу жизнь.
  Демоны с завыванием бежали за нами, некоторые смельчаки сумели раскрыть крылья и их серые тени замелькали в переплетённых ветвях деревьев. Часть их расшиблась, напоровшись на толстые стволы вековых дубов или сосен, но другие быстро настигали нас. Свист крыльев уже раздавался в ушах, сверкая красными глазами, демоны нагоняли нас, бежать дальше не было никакого смысла. Резко осадив коня, так что чуть не вылетел из седла, я развернулся. Лошадь, остановленная в своём диком стремлении мчаться вдаль, протестуя, взвилась на дыбы, и я выхватил свой чёрный меч.
  Конь Ланы заржал, прикусив окровавленные удила, и тоже поднялся на дыбы. Демон вывернул крылья и яростно ими замахал, пытаясь остановиться, подняв при этом потоки ветра, но это ему не удалось, и мой меч обрушился на его голову. Из расколотого черепа брызнула серая жидкость, и в смертной агонии он упал под копыта разгорячённого коня.
  Такая же участь постигла следующего демона, поверженного в самое сердце острым клинком Ланы. Один за другим выбегали они из чащи и, издавая звуки адской ненависти, медленно, но верно окружали нас плотным кольцом. Земля снова задрожала, и вдали послышался зловещий треск ломающихся деревьев. Это был конец.
  Со всех сторон тянулись когтистые руки, не лапы, а именно руки, и меч не успевал отражать сыплющиеся, как осенние листья, мощные удары, когда страшный рёв разодрал воздух и над нами нависла голова огромного чудовища. Тошнотворные миазмы от разлагающейся горы гниющего мяса наполнили атмосферу, вызывая удушье и судорожные спазмы желудка. Демоны, словно наслаждаясь этим запахом, почтительно расступились, давая дорогу монстру.
  С жалобным треском упало многовековое дерево, и чудовище целиком показалось из лесных дебрей. Торжествующий вой вырвался из десятков демонических глоток, наполнив тишину леса многоголосым эхом. Чудовище медленно повернулось и раскрыло пасть, на землю закапала густая слюна. Распространяя кругом невыносимое зловоние, оно двинулось на нас. Чувства замерли на самом пике напряжения, и время остановилось.
  Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, я бросился вперёд. Обезумевший конь прыгнул в сторону, и огромная лапа прошла над головой, чуть не задев меня. Чёрный меч разбил броню и вошёл глубоко в гниющую плоть. В пустых глазах чудовища появилось недоумение, но удар его не остановил, а только раззадорил, лапа вновь поднялась и обрушилась вниз. Я успел увернуться, но когти прошли по крупу моего коня, он вздрогнул и дико заржав, скакнул назад, мотая головой в неистовых усилиях сбросить наездника. Меч остался торчать в брюхе чудовища, кое-как я соскочил с бесполезного коня на землю и, выхватив секиру из рук мёртвого демона, огляделся по сторонам.
  Лана с головокружительной быстротой скользила по поляне, сея смерть в рядах тварей, но силы были не равны. Оглушительный рёв поверг меня на колени, и гора мертвечины нависла надо мной. Падая, я заметил серебряный луч, мелькнувший у меня над головой, и потерял сознание.
  
  
  
  Глава 13
  
  Чьи-то руки мягко касались моего лица, и было приятно. Чёрная пелена постепенно разошлась, и я ощутил вкус цветочного нектара, разливающегося по губам. Открыв глаза, я увидел склонившуюся надо мной Лану, и в её глазах светилась тревога и нежность, тут же сменившаяся величайшим презрением, как только я пошевелился.
  - Ну что? - зло спросила она.
  - Бывает, - вздохнув, ответил я, - чуть было не погибли.
  - Вот-вот.
  - Но обошлось.
  - А я думала, ты бороться к нему полез, - с невыразимым сарказмом произнесла Лана.
  - А что случилось, честно говоря, я что-то плохо припоминаю.
  - На этот вопрос отвечу я, - тихо произнёс мягкий бархатный голос.
  Я удивлённо поднял глаза, и попытался привстать. Нас окружала толпа живописно одетых воинов. Все они были ниже человеческого роста, но удивительно пропорционально сложены. Длинные волосы обрамляли необычайно тонкие и красивые черты лица, одновременно прикрывая острые вытянутые уши. Белизна их кожи, казалось, впитавшей в себя призрачный лунный свет, напоминала пики запорошённых снегом горных вершин, заставляя мерцать тихим блеском утренней росы их большие глаза. Тонкая ткань, свободными складками спадавшая с плеч, прикрывала мускулистые фигуры. На поясе воина, она была перетянута широким кожаным поясом, с которого свисал длинный тонкий меч, отливающий серебряными бликами. За спиной каждый воин нёс великолепный лук, самой изящной работы и колчан со стрелами. В общем, это были во всех отношениях замечательные воины.
  Незнакомец дал время осмотреть себя и своих людей, и продолжил.
  - Как вы, верно, догадались, мы эльфы, слухи о вас и вашем голосе дошли и до наших мест. Так получилось, что мы оказались свидетелями боя и вмешались в его исход, - многозначительно произнёс эльф, глядя на меня своими глазами фонарями.
  - Получается, что мы должны быть вам благодарны.
  - Не совсем, вы вступили на наши границы, так же как и люди Люцифера, а это никому не дозволено.
  - Выходит мы ваши пленники?
  - Скорее гости, вашу судьбу решит наш король.
  - А если мы не согласны? - сказал я, хотя и знал ответ, в таких ситуациях следует выяснять всё до конца.
  - Боюсь, у вас нет выбора, но прошу вас, не беспокойтесь, на протяжении многих столетий эльфы не причиняют намеренного зла. Мы просто живём своей жизнью, - добавил эльф почти просительным тоном.
  - Что ж, выбора у нас действительно нет.
  - Прошу вас, следуйте за мной, здесь не далеко.
  Я попробовал встать, и, с помощью Ланы, мне удалось, наконец, подняться. С каким-то извиняющимся видом ко мне подошёл молодой эльф и протянул мой меч. С радостью я принял оружие.
  - Почему вы отдали мне его? - с изумлением и благодарностью воскликнул я.
  Глаза эльфа засветились мерцающим лунным светом.
  - Мы эльфы, и умеем отличить добро от зла. Когда-то это умели и люди, - добавил он печальным голосом и отошёл в сторону.
  - У них серебряные мечи, - прошептала Лана.
  - И длинные стрелы, так что делай вид, что всё в порядке.
  Эльфы выстроились в ряд, и отряд направился в чащу.
  - Откуда они появились? - спросил я минутой позже.
  Солнце уже садилось, и тёмные тени выступили из-за деревьев, холодя влажную лесную землю.
  - Ты свалился под ноги чудовища и был как мёртвый, демоны страшно завыли в предвкушении, как из чащи серебряным дождём посыпались стрелы.
  - Да, но чудовищу это было безразлично!
  - Очень скоро оно походило на ежа, так обросло стрелами, а вот демонам приходилось плохо и скоро они разбежались, оставив монстра одного. Он бы тебя убил, если бы стрелы не отвлекли его.
  - Эльфы должны были сообразить, что он не смертный.
  - Не перебивай. Они это довольно быстро поняли, и не успела я, как следует испугаться, как из чащи хлынул поток зверей, а птицы, словно обезумев падали с неба, вырывая куски мяса из плоти чудовища.
  - Вряд ли оно поняло, что уничтожено, - восхищённо произнёс я.
  - Ещё долго оно бегало, круша деревья, и я не знала, жив ли ты, но всему приходит конец, и оно рухнуло на землю, наблюдая, как обезумевшие звери с рёвом рвут его плоть в клочья. Только тогда эльфы отпустили животных, и я смогла тебя отыскать.
  - Мне повезло.
  - Тебе всегда везёт, так не бывает в жизни! - воскликнула Лана, переводя на меня взгляд испуганных чёрных глаз.
  - Это судьба, моя крошка, и от неё никуда не денешься.
  - Не говори глупостей, - Лана зло оттолкнула меня, - придёт время, и я с тобой рассчитаюсь за свой страх.
  Она отошла от меня, передёрнув плечами и, вздёрнув свой хорошенький носик, а я долго не мог понять, чем собственно я её обидел, наконец, плюнув, я перестал об этом думать.
  Ну, скажите мне, кто поймёт этих женщин!
  Мы уже довольно долго пробирались по запутанным лесным тропинкам, когда ко мне подошёл наш проводник.
  - Страна поющих ручьёв, - произнёс он своим мягким голосом и раздвинул ветви кустарника.
  Я замер на мгновение, и тихий возглас вырвался из моей груди. Я всегда радовался и благодарил Бога, за тот прекрасный мир, в котором мы живём, особенно когда видел неповторимо прекрасный пейзаж. В такие минуты хотелось жить, просто наслаждаясь, впитывая каждой клеточкой дрожащего от эмоций тела, живительную красоту. Но сейчас! Такое невозможно описать и не родился живописец способный запечатлеть бесконечно прекрасную и постоянно изменчивую красоту. Слёзы восторга выступили у меня на глазах. Мы стояли на самом высоком месте, и перед нами раскинулась огромная панорама, постараюсь хотя бы отдалённо передать всё её очарование.
  Представьте огромные сказочные острова, разбросанные среди безбрежного океана, но земля будто вознесена к небу и пенящиеся воды плещутся далеко у их подножия. Водопады прозрачной воды каскадами низвергались с высоты и со звоном разбивались на струи переплетённые мгновенными узорами, постоянно меняющими свой вид в красных лучах заходящего за горизонт солнца. Не долетая до мерно бьющихся могучим дыханием вод, они рассыпались мельчайшей водяной пылью, создавая облака молочного тумана. Буйная зелень густой каймой обрамляла эти волшебные острова, связанные между собой паутиной тончайших мостов, мягко качающихся в воздушных потоках.
  Кругом царила осень, осыпая листву с лесных деревьев, но на острова её власть не распространялась, будто волшебное одеяло укрыло их от всего мира невидимой завесой. Зачарованный, я смотрел на это великое чудо природы, не переставая удивляться великой её мудрости.
  Эльф легко дотронулся до моего плеча и кивнул головой, приглашая следовать за ним. У моста нас встретила стража, и тихо поговорив с предводителем, нас пропустили дальше. Через минуту мы уже стояли на раскачивающемся на ветру мосту. Дух захватывало от страшной бездны, разверзнувшейся под нами. Эльф, заметив моё восхищение, умерил шаг, позволив нам дольше насладиться развернувшейся под нами картине.
  - И вы здесь живёте? - не удержавшись, спросил я.
  - Да, - невозмутимо ответил эльф. Я бросил на него недоумённый взгляд.
  - Здесь не может быть зла, даже самый ярый негодяй не в состоянии держать в сердце подлость, такая красота просто не оставляет в нём места ни для чего скверного.
  - Может быть, мы к этому привыкли, но не обольщайтесь, зло готово просочиться в любую трещину, и свить гнездо даже в райском уголке. Да и довольно сыро здесь, - добавил эльф.
  Было удивительно слышать такие слова из его уст.
  - А музыка, этот тончайший звон?
  - Поверьте мне, со временем, вы просто перестанете обращать на него внимания, или он просто сведёт вас с ума.
  Я замолчал и медленно последовал за проводником, поражённый его странным безразличием.
  - Этот мост необыкновенно лёгкий и прочный, из чего он?
  - У нас всё природное, этот мост сделан из паутины, по ним мы можем переходить с острова на остров.
  - Наверное, когда-то здесь кругом была вода, но течения разрушили мягкую породу, и вода ушла вниз, обнажив выходы более твёрдых пород, со временем превратившимся в такие прекрасные острова.
  - Так оно и было. Вода стала отступать более семисот лет назад, по вашему времени, и нам пришлось потрудиться, превращая голые скалы в плодородные пастбища.
  Эльф с гордостью окинул взглядом своё королевство и пошёл дальше.
  - Вы такие древние? - снова спросил я.
  - Время для всех бежит по-разному, - нехотя ответил наш проводник, перебрасывая колчан со стрелами на другое плечо.
  - И это всё?
  Однако эльф не захотел затрагивать в разговоре этот вопрос и промолчал. Вскоре мы вышли к одному из островов и вступили под влажную сень леса. Десятки ключей били из земли и по узким каналам, выложенным розовым мрамором, сбегали к краю острова, чтобы низвергнуться с огромной высоты. Голова у меня болела после удара и по всему телу разлилась слабость. Я добрёл до ближайшего ручья и тяжело опустился на землю, закатав штаны до колен, опустил ноги в холодную прозрачную воду и даже зажмурился от удовольствия.
  Эльфы окружили меня, удивлённо сверкая своими большими глазами, но, повинуясь знаку предводителя, отошли в сторону и занялись своими делами. Сам предводитель сел на землю рядом со мной.
  - Вы совсем не знаете усталости, - с улыбкой сказал я, скорее утвердительно.
  - Слабость признак завершения жизни.
  - Если бы у нас было так, то люди вымерли бы даже не родившись, - я весело рассмеялся.
  - Эльф понимающе улыбнулся уголком рта.
  - Люди рождаются усталыми, - проговорил он с оттенком лёгкого презрения.
  Я сделал вид, что не заметил его тона.
  - Вот уж чего не скажешь о созданиях Люцифера, скоро пол года как минёт, а они всё бегают за нами без передыху.
  - Его создания рождаются мёртвыми.
  - Удивительно, как он даёт им жизнь?
  - Должен же наш мир чем-то отличаться от вашего.
  - Ну, в моём мире, тоже научились выращивать людей из одной маленькой клеточки.
  - А душа, вырастает вместе с ней?
  Я растерялся.
  - Вы знаете, что такое душа?
  - Этого никто точно не знает, но зато я знаю людей и готов поспорить на свой верный меч, если это правда, что вы говорите, то люди станут изменять эти клетки, чтобы выращивать монстров.
  Мы замолчали, и я задумался, вспоминая далёкое прошлое. Эльф тихо встал и дал знак отряду собираться в путь. Со вздохом сожаления, я вытащил ноги из воды, и мы двинулись дальше. Слабое журчание усилилось и кругом зазмеились узкие паутинки каналов, переплетаясь тонкими поющими узорами.
  Мы шли по широкому лесному коридору, кроны деревьев нависали над головой густым лиственным шатром. Заморские плоды свешивались с ветвей, я то и дело протягивал за ними руку и с удовольствием ел их сочную мякоть.
  Лана ступала вслед за мной, с опаской вглядываясь в лесные заросли, но беды ни что не предвещало, и мы быстро продвигались вперёд. Оглянувшись, я увидел как ветви, словно повинуясь живой воле, смыкались за нашей спиной в непроходимые вьющиеся заросли. Идти пришлось недолго, дорога вывела нас к широкой долине, и перед нами открылась тайна поющих ручьёв.
  Мы вышли к большому красивому озеру с живописными извилистыми берегами. Вода в нём походила на сверкающую на солнце, выпуклую линзу. Питаемая бесчисленными родниками, она поднималась со дна и растекалась по бесчисленным каналам, орошая плодородную землю. Но даже не это приковывало наше внимание, с берегов дугой поднимались ввысь тонкие каменные опоры и над озером, словно застыв в стремительном полёте, возвышался гордый эльфийский замок.
  Казалось, он был соткан из ветра и звенящих ледяных струй. Тонкие шпили башен уносились в небо и переливались в вышине огненными отсветами. Арки, мосты, поражали плавностью переходов и неземной красотой. Эльф, молча, стоял, тихо улыбаясь нашему изумлению, в его древнем сердце пылала гордость, даже Лана раскрыла рот от восторга, выражая диким блеском глаз свои чувства.
  - Это бесподобно, - прошептал я, потирая пальцем висок.
  - Долгие годы наш народ живёт, обретая мудрость и добро в природе, учась ощущать её движения и красоту, этот замок лишь грубое отражение наших чувств.
  Робко ступая по тонким ступеням, мы взошли на витую лестницу и, боясь нарушить хрупкое равновесие, запечатлённое в холодном мраморе, прошли в ворота дворца. Тихий звон наполнил воздух переливами лунной музыки. Эльф молча указывал нам путь.
  - Отдыхайте, король примет вас позже, - произнёс он на прощание.
  Молодые девушки взяли нас под руки, и повели в покой. Ни одной улыбки не промелькнуло на их серьёзных лицах. Поражённый, я следовал за ними, удивляясь их удивительно хрупкой красоте, боясь сделать резкое движение, чтобы не разбить их подобно тончайшей, восточной вазе.
  Ковры чудной работы украшали белые стены, свет на них падал так, что вытканные серебром уголки природы оживали под дуновением ветра и высокие стебли вышитых трав шевелились, полные тайной жизнью. У дверей комнаты меня оставили, и девушки улыбаясь, растворились в тишине.
  Отворив дверь, я очутился в большой зале, но всё было составлено так удачно, что создавалось ощущение уюта, и приготовленная кровать радовала глаз мягкими округлостями подушек и одеял. Первым делом я разделся и нырнул в прозрачную воду бассейна. Рядом стоял низкий столик, уставленный фруктами, хлеб, молоко, янтарные соты мёда, - всё было бесподобно вкусно. Насладившись, я бросился на белую простыню и закрыл глаза, растаяв в неге. Тонкий аромат трав и цветов окутал меня, навевая сон. Тихо скрипнула дверь и на пороге появилась Лана.
  - Я едва нашла тебя, - прозвенел её голос в тихом покое.
  - Волчонок, мы в гостях, и я чертовски устал.
  - Тебе что, больше по вкусу эти бледные недоразумения лунного ветра?
  - А что, очень даже ничего.
  - Тогда ты просто жалок, - гневно выкрикнула Лана, но тут же улыбнулась хитрющей улыбкой.
  Извернувшись, она быстро вошла в дверь и скользнула под одеяло.
  - Слов ты не понимаешь, говорю тебе, иди вон, - я притворно отвернулся.
  Ловкие пальчики быстро заскользили по моей спине, вздрогнув, я не выдержал и засмеялся. Ручка скользнула ниже и тонкие пальчики, дразня, забегали под одеялом. Обворожительная красота и жар её обнажённого тела моментально вернули меня на землю с возвышенных небесных чертогов, и об отдыхе пришлось позабыть. Устав, она тихо вытянулась на одеяле и заснула с улыбкой на губах, а я поплёлся к столику.
  Мне снился Велес и суровое лицо Гостомысла, теплевшее при виде крошки Ани, и сердце наливалось томящей тоской, а вот мелькнула тёмная фигура вампира, рыщущего в ночи. Со стоном я открыл глаза. В дверях стоял наш проводник, как всегда молчаливый, он подал знак собираться.
  Одевшись, мы вышли за дверь. Продвигаясь по светлым коридорам, я не переставал восхищаться причудливостью архитектуры. Скульпторы сумели уловить момент, когда даже камни замерли в движении, готовые ожить по воле художника.
  Мы подошли к ещё одним дверям, и они бесшумно растворились перед нами. Эльф остался снаружи, а мы прошли в огромный зал, похожий на лесную поляну. Высокие опоры, напоминающие стволы вековых деревьев, поддерживали купол свода, в виде густой лиственной кроны, сквозь которую пробивались узкие солнечные лучи. В дальнем конце зала, возвышался трон похожий на подножие огромного дуба, с мощными широкими корнями, ушедшими глубоко в землю. А в центре зала, под самым куполом, стоял высокий эльф, с гордым лицом и статной осанкой.
  Длинные белые одежды свободными складками ниспадали с его прямых плеч и струились по высокой стройной фигуре. Он походил на своих собратьев, густые чёрные волосы были перехвачены узким серебряным обручем. Эльф медленно повернулся.
  Да, это был король. Те же тонкие черты лица, такой же высокий белый лоб, но в глазах его горела сама сила и власть, одухотворяя особым даром величественные изгибы головы. Что бы ни говорили - вождями рождаются, но лишь не многие могут стать настоящими королями, слишком многими достоинствами должен обладать король, этот их имел.
  Повелительно махнув рукой, он пригласил нас подойти ближе, но даже в этом лёгком движении сквозила воля, которой нельзя было противиться.
  Мы медленно подошли. Я понимал, что если сразу в первую минуту не показать себя, то сила его личности нас просто задавит, и решил перейти в атаку.
  - Мы хотели бы сразу выяснить, какое наше положение, мы пленники или гости, - холодно сказал я.
  - Вы не вежливы, - прозвучал в ответ спокойный голос короля.
  Я смутился, было не просто противостоять силе данной от рождения и развиваемой веками, его голос гипнотизировал.
  - Присаживайтесь, - продолжал эльф, указывая на простые деревянные стулья.
  Мы опустились за длинный стол, и на минуту в зале повисло неловкое молчание. Стараясь не показывать вида, я изучал эльфа, и обдумывал стратегию речи, но король, будто прочтя мои мысли, не дал мне сосредоточиться.
  - Я вам отвечу, - проговорил он спокойно, - нет вы не пленники, но всё же ограничены в своих поступках. Поверьте, мне неприятно так говорить, нарушая тем самым святые законы гостеприимства, но вы вторглись на наши земли.
  Он поднял руку, прервав мои торопливые объяснения.
  - Я понимаю, - продолжил он, - вы были вынуждены, но мир изменился, и мы не знаем почему. Кто вы? Зачем вы нужны Люциферу? Видите, мы ничего о вас не знаем. Зло просыпается, вы не скажите мне почему?
  Ну как я мог объяснить ему в двух словах то, что не расскажешь и за неделю.
  - Всё очень просто, - начал я, - видите ли, мы собираемся свергнуть Сатану и его вассалов.
  Эльф улыбнулся. Я улыбнулся ещё шире, оскалив зубы чуть не до ушей.
  - Не вы первые, не вы и последние.
  - Откуда вы...
  Король отрешённо посмотрел по верх наших голов. В этот момент, он выглядел очень усталым, но лишь мгновение, и снова перед нами предстал монарх, наделённый безграничной властью.
  - Тяжело вынести груз бессмертия, но знания множатся, я видел то, что другие давно позабыли, - произнёс он голосом полным тихого величия.
  - Вы один из первых?
  Эльф очнулся от звуков моего голоса и посмотрел на меня.
  - Да, как и Велес, как и остальные, - многозначительно растягивая слова, произнёс он.
  - Вы знаете Велеса?
  - Иначе я не произнёс бы его имени.
  - Но тогда.
  - Вы смертные не понимаете, а ведь только у вас остаётся так мало времени.
  - Но...
  - Проблемы вчера, проблемы сегодня, проблемы завтра, проблемы всегда, но вчера был дождь, сегодня солнце, завтра будет ветер. Вы забыли про это под гнётом своих мелочных интересов. Забыли о вечном, о том, что приносит радость, и умираете хмурыми, под грузом не решённых проблем.
  Лана вдруг встала.
  - Пойдём отсюда.
  - Вам что-то не нравится?
  - Мне не нравитесь вы, - произнесла она решительно, - вы как труха прошлых веков, это заразно, радоваться ветру и не приносить никакой пользы, была бы моя воля, а, ладно.
  Эльф удивлённо поднял глаза.
  - Но мы приносим пользу, - протестуя, он даже привстал.
  - Тогда вы поможете нам, - отрубила Лана.
  - Мы помогаем жизни, деревья растут, и в своё время приносят плоды.
  - Это хорошо, - нетерпеливо перебил я, - но нас интересует зло, как с ним бороться, может, если мы будем больше знать о бессмертии, зло будет повержено.
  Эльф задумчиво закрыл глаза.
  - Мы стары, мы одни из первых, - он вздохнул, - но те, кто знал ответ, давно уже ушли.
  - Как так, ведь вы бессмертные?
  - Это правда, но я уже говорил, как тяжек груз лет. Приходит время и эльф устаёт, ему не интересны веяния ветров и шелест листьев, звон ручьёв больше не трогает его сердце и не заставляет его плакать от радости. Ему становиться всё безразлично, тогда он растворяется во мраке и уходит в небытие.
  - Это печально.
  Я вспомнил странное равнодушие нашего проводника. В глазах эльфа на мгновение загорелся блеск уязвлённой гордости, но тут же потух.
  - Не так печально как ваша участь, когда-то и вы были бессмертны.
  - Но мы знаем любовь.
  - Любовь? Да вы не помните, какое это чувство. Эльф любит только один раз, но только его чувство подлинное, как можно разлюбить любя? Вы занимаетесь сексом и называете это любовью.
  Я вытаращил глаза.
  - Мы тоже искусны в этом, но у нас нет радости выше, чем доставить удовольствие любимому, и это высшее наслаждение, тоже чувствует и твоя половина. Это выражение нашего эльфийского чувства и от этого мы счастливы вдвойне.
  - И для нас тоже.
  - Для вас это игра, где каждый сам для себя, именно поэтому вы смертны.
  - Неужели вы никогда не перестаёте любить?
  - Такой вопрос могли задать только люди. Когда любовь уходит, это верный признак надвигающегося конца, мы любим до гробовой доски, как это у вас говорится.
  Голос эльфа смолк. Я постарался сменить тему.
  - Вы не боитесь нападения Люцифера?
  Эльф сразу переменился, будто и не было вспышки эмоций, на миг сорвавшей покрывало с его тоскующей души.
  - Люциферу это будет дороже, поля перестанут приносить урожай, деревья высохнут, нет, демоны пекутся о своём достатке, не знаю, кто изобрёл деньги, но без рабов и золота им придётся не сладко.
  - Но всё же.
  - Если такое случиться, мы примем бой, возможно возврат к истокам продлит жизнь многим из нас.
  Эльф встал.
  - Сейчас идите, вечером будет бал, и я вас приглашаю.
  Его голос вновь обрёл твёрдость и спокойствие.
  - Было интересно с вами поговорить.
  Король замолчал, и мы поняли, что аудиенция закончена. Тихо вышли мы из огромного зала, и дверь бесшумно захлопнулась, скрыв лиственные своды и одинокого эльфа.
  - Пожалуй, только воля ещё удерживает его в этом мире, одиночество сродни смерти.
  Лана согласно кивнула головой, и погрузилась в какие-то свои мысли.
  Восторги дня сменились тихим упоением вечера. Звёзды щедро высыпали на чёрное небо, как луна поднимает земные воды в могучем приливе, так звёзды притягивают человеческую душу и в этот момент она истинно бессмертна. Успокоенный, сошёл я с балкона, и милая эльфийская девушка проводила меня в большую залу. Лана присоединилась ко мне, и мы вместе подошли к величавым дверям тронного зала.
  Створы распахнулись, и мы очутились в луче яркого света, прочертившего полосу в полумраке коридоров. Луч нёс в себе гул голосов и тихие мелодии старинной музыки. Мы замерли ослеплённые. Тронный зал, так поразивший нас своей необычайной архитектурой, преобразился. Будто лесные деревья решили принарядиться, и усыпались жемчужными каплями пойманного света, и этот сверкающий бисер рассыпался по залу добрым волшебством, очищающим сердце и душу.
  Столы были уставлены тонкими яствами, и чистейшая родниковая вода серебрилась в хрустальных графинах, заменяя вино. Кругом блестело серебро, всё в изобилии было украшено драгоценным металлом, в какой-то мифической тяге к легендам, пропитанным запахом древней истории. Лана закрыла глаза и, согнувшись, выскочила из зала под защиту мягкого полумрака коридоров. Дверь закрылась.
  Я не успел опомниться, а ко мне уже шёл король, протянув руку в приветственном и покровительственном жесте. Эльфы с любопытством и некоторой завистью наблюдали за нами, удивлённые той великой чести, оказанной простому смертному, но музыка продолжала играть, и пары кружились в лёгком танце.
  - Добрый вечер, ваше величество, рад видеть вас в хорошем настроении.
  - И я тоже, тоже рад приветствовать вас на нашем маленьком торжестве.
  - Позвольте спросить вас, чему посвящён такой пышный бал?
  Музыка сменила тему, и шумный взрыв восторга прервал нас. Мы терпеливо дожидались, пока гул утихнет, и можно будет продолжать разговор. Король, в ярко серебристом камзоле, весь сверкал, в окружении своих не менее блестящих подданных. Стало тише.
  - Это не секрет, - продолжил король, - каждую смену года мы торжественно встречаем, устаивая бал. Лето прошло, и мы приветствуем осень. А что, ваша подруга не захотела принять участие в празднике? - невинно спросил эльф.
  - Слишком много серебра, - ответил я холодно.
  Король посерьёзнел.
  - Я хотел поговорить как раз об этом.
  Взяв меня под руку, он предложил пройти в более тихое место. В конце зала была ещё одна дверь, и мы прошли в неё. За дверью оказался маленький кабинет, где кроме стола и нескольких стульев почти ничего не было, только в камине потрескивали дрова, отбрасывая неровные блики света на вышитые красной нитью ковры. Король предложил мне сесть.
  - Вы не догадываетесь, зачем я пригласил вас на беседу, - начал эльф.
  - Дайте-ка мне подумать, ну да, вы хотели поговорить о Лане, и ещё вам надоело быть в центре внимания зажравшихся подданных.
  Щёки короля вспыхнули.
  - Это не совсем так, хотя в чём-то вы правы. Нынешние праздники совсем не то, что раньше, блеск серебра не может заменить отражение луны в струях ручьёв спокойными тихими вечерами и танец огней на зачарованных полянах.
  - Тогда зачем вы меня позвали? - прервал я его излияния.
  - Вы поставили перед собой великую цель, но ваше окружение ей не соответствует.
  - Пусть это вас не тревожит, если вы имеете в виду Лану...
  - Лана оборотень. Вы сумели зародить в её сердце светлое чувство любви, но она создание тёмного эгрегора, и вы должны опасаться, рано или поздно её тёмная сущность победит. Но нет, я имел в виду не её.
  - Тогда кто же?
  - А вы, разве не чувствуете? Рядом с вами постоянно витает смерть.
  Я рассердился.
  - Вам доставляет удовольствие говорить загадками? Я вам не маленький ребёнок и сам решаю с кем мне быть.
  Эльф не обратил никакого внимания на мой эмоциональный всплеск.
  - Порой мы замечаем змею в высокой траве, но не видим ножа у горла, пока он не пронзит нас. Карелл не человек.
  - Я знаю его.
  - Правда? Он похож на вас, на меня, но разве это объединяет нас? Дайте сгустку слизи, плавающей в зачарованном море, наши чувства и эмоции, и она будет ближе нам, чем Карелл. В нём нет и подобия того, что мы называем человеком, и то, что живёт в его сердце, сокрыто от нас семью печатями и совсем не похоже на наши чувства.
  - Пусть так, но именно он спас Велеса в подводных лабиринтах дворца Люцифера.
  - Может быть, но кто знает, какая затаённая сила подвигла его на этот поступок, но Бог с ним. Простите за каламбур, все, что я хотел сказать, я сказал, вы должны беречься всего, смерть может таиться в самых неожиданных местах. Будьте готовы отразить нападение, а предупреждённая угроза, не так опасна. Вы стали на великий путь, и мы вам поможем.
  Король поднялся.
  - Это всё, что я имел сказать вам, не пора ли вернуться на бал.
  В дверь громко постучались, и, не дожидаясь ответа, в комнату вбежал молодой эльф. Король изумлённо поднял глаза.
  - В чём дело?
  - На нас напали, - выпалил молодой посланец, и даже покраснел от возбуждения и важности сообщённого известия.
  - Что?
  Король нахмурился.
  - Кто напал? Что ты говоришь?
  - Солдаты Люцифера и его создания. Стража у мостов перебита.
  Я вскочил.
  - Быстрее, у нас мало времени, нельзя допустить, чтобы захватили остров.
  Эльф бросился к двери, но остановился и нерешительно посмотрел на короля.
  - Скорее, дорога каждая минута.
  Дверь была распахнута, и я выскочил в зал. Эльфийское общество замерло, парализованное внезапностью нападения, и растерянные кавалеры не могли сообразить, что им делать. Король быстрыми шагами вышел в центр зала.
  - Эльфы, - начал он, - над нашим гордым и древним племенем нависла угроза. На нас предательски напали, - голос короля возвысился и в нём вспыхнул гнев.
  - Мы никому не делали зла, но защищаться мы будем, и враг узнает, что такое эльфийское мужество и самоотверженность. Я прошу, дам уйти в дальние залы дворца или в галерею нашей памяти. Мужчины, я обращаюсь к вам, опасность нависла над нашими родными. Доброе начало, которое мы храним и чтим с испокон веков, вновь под угрозой и жестокие испытания ждут ваши чистые сердца.
  Голос короля, взывающий к мужской отваге, стал тише, и полился как лесной ручеёк, напоминая эльфам их великое прошлое. Король, как великий оратор, не забывал никаких мелочей, вспоминая подвиги того или иного эльфийского рода. Скорбя о прошлом, он снова наполнялся силой, взывая к великому будущему.
  Надо отдать ему должное, король сумел вдохнуть храбрость в разрозненную толпу и организовать её, избежав худшего - паники. Он был настоящий вождь, а я стоял рядом и грыз ногти, ожидая, что вот-вот двери распахнуться и в зал ворвётся дикая орда орущих произведений Люцифера.
  В глазах эльфов заплясали огоньки. Статные фигуры выпрямились ещё больше, от сознания своего величия. А я думал, дай-то бог, чтобы это величие продержалось хотя бы пол часа, под натиском сил противника.
  - Помните, за нами, правда, и мы победим, - вещал король громким голосом, - не забывайте, кто ваш король и помните о дисциплине, вооружайтесь и к мостам.
  Я едва дождался этого клича и бросился наружу. Камень гулко гудел у меня под ногами, когда я как угорелый мчался к мостам, и всё же я опоздал, мосты были заняты и демоны, сверкая красными глазами, могучей толпой рвались к земле.
  Шум битвы тугой волной ударил по ушам. Воздух пропитался запахом льющейся крови. Эльфийские стрелы дождём сыпались в самую гущу врагов, но те, не ведая страха, ползли по трупам всё дальше и дальше.
  Эльфы были вынуждены отойти, когда вышло подкрепление. Солнце потемнело от серебряного облака стрел, взвившихся в вышину, и демоны дрогнули, как вдруг раздался крик ужаса, и, обернувшись, я увидел полчища тёмных тел, продирающихся к другим островам.
  Положение было критическое, оставался последний выход, выхватив чёрный меч, я бросился к мосту. Даже демоны дрогнули при виде цвета моего клинка. Лезвие описало дугу, и глаза демона навеки закрылись, в немом страдании. Он не успел упасть, как я выхватил его топор и обрушил его на тонкую паутину моста.
  Думаете, она порвалась? Как же.
  Я трудился как дровосек, и только свист эльфийских стрел звенел в ушах. Мне не хотелось расстраиваться, но я уже чувствовал ревущее дыхание демонов, стремившихся в дикой ярости помешать мне. Наконец, мост дрогнул, и вздох ужаса пронёсся над многотысячной толпой демонов и эльфов, жалеющих свой великий труд.
  Но жизнь дороже, и для кого-то она в этот момент подходила к концу. Паутина лопнула, и рёв взбешённых демонов перекрыл крики торжествующих эльфов. С диким воем, демоны рухнули в бездну и смерть, хохоча, собрала богатый урожай в бушующих волнах океана.
  Дрожа, и ещё не осознавая случившееся, я обернулся. Эльфы разразились радостными криками, это была победа, но какой ценой? Мы остались, отрезаны от всего мира, и вокруг, подобно чёрному прибою, сгустилось зло. Не успел я отойти от края пропасти, как вновь раздался крик, со стороны материка небо потемнело от множества хищных птиц и летающих демонов.
  Я чертыхнулся, и сплюнул густую слюну в ревущий водопад. Только что радостные эльфы, приготовились к отражению новой атаки и снова сотни стрел взвились в вышину, выискивая свои жертвы. Скоро я обратил внимание, что лишь немногие птицы и демоны умирают, и когда рядом упал пронзённый стрелой демон, я подошёл к нему.
  Это было ещё то зрелище, меня чуть не стошнило от злости и отвращения, и впервые появилось чувство обречённости. Меч опустился в моей руке. Изуродованное тело демона разлагалось прямо на глазах. Он был уже давно мёртв, и только стрела эльфа, пронзившая гнилое сердце, ввергла его душу обратно в ад.
  - Цельтесь только в сердце, - закричал я.
  Рядом со мной остановился король, облачённый в сверкающие серебряные доспехи.
  - Что мы будем делать? - спросил он меня.
  - Откуда я знаю, - огрызнулся я в ответ.
  - Почему бы вам не взмахнуть своими прозрачными крылышками, и не перенести меня и Лану подальше отсюда. А где Лана?
  - Не переживайте, я видел её у дальнего моста, она рубила демонов и смеялась от удовольствия. Она точно ненормальная, - немного помолчав, добавил король. А крылышки, крылышки мы могли делать, создавая астральные проекции в вашем мире, но сейчас наши способности ограничены.
  - Вот видите, вы отвергаете все мои планы, я обижен, - язвительно заметил я, - предоставьте свой план.
  - А мой план, вот, - эльф театрально повёл рукой.
  Со стороны моря, подобно шторму надвигалось другое облако, и шорох тысяч крыльев раздался в воздухе. Птицы огромной стаей налетели на мёртвые полчища Люцифера, и начался невиданный воздушный бой.
  Демоны падали в пучину, исклёванные твёрдыми клювами. Многие из них, с истерзанными глазами, налетали на острые скалы и их тела в брызгах поющих водопадов, скатывались вниз. Птичий клёкот заглушал вопли падающих с высоты демонов, а с высоты эти ужасающие картины лицезрело солнце, щедро отдавая тепло и тем и другим.
  Потрёпанные войска Люцифера рассыпались на отряды и поспешили убраться. Кажется, на этот раз мы победили, и только через несколько минут снова раздался победный клич эльфов.
  - Не плохо, но что будет дальше, - произнёс я, наблюдая, как на ветру порхают белые перья убитых птиц.
  - Люцифер может поднять своё воинство и их трудно уничтожить, нас же мало и главное мы смертны перед оружием.
  - Завтра покажет, а пока мы выиграли время, - произнёс король печально.
  В эту минуту принесли тела погибших эльфов, и отчаяние исказило гордые черты правителя.
  - Столетия мы вместе жили, строили, влюблялись, а теперь, в течение какого-то часа, они исчезли навсегда.
  Голос короля прервался.
  - Нет. Эльфы будут жить, жить для будущего, в память погибших друзей.
  И на вечно прекрасных лицах эльфов впервые появились суровые складки. Они познали смерть, но выиграли жизнь, - думал я, видя, как горят их глаза, потрясённые горечью внезапных потерь. Будущее покажет, и всё-таки, в глазах короля сквозила потерянность.
  Следующий день повторил предыдущий, с большим трудом эльфы отбивали атаки дьявольских армад. Армия живых убывала, пополняя дикие орды мёртвых. Остров стало невозможно узнать. Из райского уголка, он превратился в выгребную яму Люциферовых отбросов. Русла ручьёв были завалены искалеченными трупами, и вода, красная от крови, изливалась с острых утёсов.
  Озеро не успевало очиститься, как новые трупы, буквально падая с неба, забрызгивали его струи грязной смесью разорванной плоти, вытекших глазниц и крови. Только замок, покрасневший за один день, по-прежнему гордо вздымал свои острые шпили высоко в небо.
  Другие острова выглядели не лучше, иногда, в часы затишья, с них доносились истошные вопли и плач эльфийских дев. Страшные картины проносились в моём мозгу, пока король в сопровождении доверенной стражи, вёл нас тесными лабиринтами эльфийского острова.
  Из тёмных стен сочилась вода и её капли падали с низких сводов узких коридоров. Факелы, треща смолистой древесиной, освещали нам путь. Рядом со мной шла Лана. Алое пятно растеклось по белой повязке, обмотавшей её лоб, но она словно не замечала раны, и продолжала гордо шагать вслед за королём. Вскоре мы вышли в небольшую подземную залу, вырубленную в скальной породе. Были зажжены старые факелы, вмурованные в каменные стены. Свет, мигая, заполнил всё помещение, выхватив из мрака сырые заплесневевшие углы. По движению руки короля, стража быстро покинула зал, оставив нас одних.
  - Теперь мы наедине, - задумчиво произнёс эльф.
  - Зачем мы здесь?
  - Я не буду увиливать и прямо отвечу на ваш вопрос. Правда, в том, что вы должны покинуть нас.
  - Покинуть? Ни за что.
  Поражённая Лана отступила назад, подняв руки словно защищаясь.
  - Вам надо переносить войну на чужую территорию. Медленно, но верно мой народ вымирает, если что-то не предпринять, мы исчезнем. Неужели вы не понимаете, - холодная завеса прорвалась, и король заговорил горячо и убеждённо, на мгновение, забыв своё высокое положение.
  - На вас у нас последняя надежда, отчаяние ядовитой змеёй вползает в сердца моих подданных, если они будут знать, что вы там, что вы боретесь, они воспрянут духом. От вас, от ваших поступков зависит наша жизнь.
  - Если мы уйдём, то как сможем смотреть в глаза людей? Сердце, совесть не позволит нам это сделать, - сказал я.
  - Иногда, истинная отвага заключена не в том, чтобы биться, но отступить, даже с позором, но выиграть войну, сохранив жизни. Я скажу только вам, если будет надо, я пойду на многое, чтобы спасти мой народ.
  - Даже на предательство? - вскричала гневно моя волчица.
  Король отпрянул, но невероятным усилием подавил вспыхнувшую ярость.
  - Эльф не человек, - произнёс он гордо, - он скорее умрёт, чем предаст.
  - И вы ждёте предательства от нас?
  - Цена бывает разная, если надо будет, я умру за свой народ, надо будет, я унижусь, но чести всего народа я не запятнаю.
  - Вы король, ваше унижение, будет воспринято как позор всего народа.
  Голова короля поникла.
  - Я знаю, - сказал он тихо, - но я вас прошу.
  - Вы хотите, чтобы мы пожертвовали честью для вашего спасения? - вскричал я.
  - Не ради моего, но ради общего спасения, вы забыли, какую цель поставили перед собой.
  - Я помню, но я так же знаю, что, идя на поводу у зла, невозможно его победить, зло не свергнет зло.
  - Да поймите же, ваша смерть им и нужна, но ваша жизнь нужна нам, и многим согнутым в страхе демонической властью.
  Эльф вложил в эти слова всю свою веру в жизнь, и всё в надежде на нас. Он многое поставил на карту, жизнь своего народа, в конце концов, и теперь смотрел на нас, не желающих побороть свою гордость.
  - Вы не переубедите наши сердца, но мы вас послушаем, - с трудом выдавливая слова произнёс я, - мы вас послушаем, в надежде, что, вырвавшись на волю, спасём больше ваших жизней, чем здесь с мечом в руках.
  Король с облегчением вздохнул.
  - Хорошо, я знал, что переубедить вас будет сложно, тем больше вам чести.
  - Тем больше нам позора, мы вас послушали.
  Лана молча отошла в сторону, с трудом стараясь подавить свои чувства. Факел затрещал, и сизая дымка поползла под потолок.
  - Сейчас я вам открою маленький секрет.
  Король подошёл к стене и дотронулся определённым образом до серого камня. Стена с натужным скрипом отошла в сторону.
  - Когда-то по этому каналу бежала вода, как сейчас она бежит по многим другим. Здесь вода иссякла, если следовать по нему, вы выйдете далеко отсюда на материке.
  - Почему вы не воспользуетесь им? - вскричал я, удивлённо глядя на короля.
  - Эльфы не покинут своего дома, да и много ли у нас шансов выжить во владениях могущественных князей тьмы?
  Эльф горько улыбнулся.
  - Идите, в случае нужды, пришлите элементаля. Я уже шагнул в густую тень, но последние слова короля заставили меня остановиться.
  - Какого элементаля? - спросил я, совершенно сбитый с толку.
  - Эх, молодёжь, всему вас надо учить. Ну да ладно. Станьте здесь, теперь представьте, что вы полны огня, или вы поток воды, рвущийся на свободу, или ветер, выберите любую из стихий. Чувствуете, как сила бушует в вас, хочет вырваться наружу?
  - Да, чувствую.
  - Обуздайте её, заставьте течь, куда нужно вам.
  - Я пытаюсь.
  - Хорошо, теперь вытяните вверх руки и представьте, как она пульсирует в кончиках пальцев, чувствуете покалывание?
  - Пальцы жжёт как огнём.
  - Прекрасно, теперь представьте, что у вас в руках зажат куб, вы должны ощутить его, он крепок, а теперь выплёскивайте вашу энергию в куб, чувствуете, как он наливается, тяжелеет, обретает волю.
  - Да, я чувствую.
  - Разожмите руки, пусть он висит в воздухе. Повторяйте за мной, я Георгий, нарекаю тебя именем Саламандра, стихии породившей тебя. Лети и донеси известие от меня Велесу, здесь вы должны точно представить в воображении образ Велеса, и в третью декаду этого месяца, в воскресный день двадцатого числа, ровно в полдень растворись, исчезни навсегда. Я приказываю тебе, лети, выполняй приказ.
  Лана терпеливо стояла, следя за нами как за полными идиотами.
  - Только старайся не часто использовать элементаль, всё-таки это зло, да и засекаются они достаточно просто, теперь иди.
  Я шагнул в темноту, за мной молча шла Лана. Король некоторое время стоял посреди комнаты, слушая удаляющиеся шаги, потом тихо вышел. Факелы, треща, догорали, истекая смолистыми слезами в сгущающемся мраке. И за миг до того, как они в последний раз, вспыхнув ярким светом, озарили пещеру, и потухли. За одно мгновение до этого, в центре комнаты материализовалось туманное пятно и приняло продолговатую форму призрака.
  
  
  Глава 14
  
  - Слышишь? Какой-то шорох.
  - Шум воды, наверное.
  - Вот, опять.
  - Кажется, он приближается.
  Мне стало совсем не по себе, в кромешной тьме я не видел не то что Ланы, но даже своей руки, хоть и подносил её к самому носу.
  - Побежали?
  - Побежали.
  Большей глупости я в жизни своей не делал, бежать сломя голову в кромешном мраке, с выпученными глазами, это то ещё удовольствие. Слава богу, вода выточила камень безупречно гладко, и мы ни на что не налетели, наконец, впереди забрезжил свет. С разрывающимся сердцем, надо будет заняться бегом на досуге, задыхаясь, я собрал последние силы и поддал ходу. Каменные своды разошлись, и я вывалился наружу, под холодные струи осеннего дождя, следом за мной выбежала Лана.
  - И совсем не страшно, - заявила она наперекор истине, хорошо глаза хоть отвела.
  - Ни капельки, нам, наверное, послышалось.
  - Наверное. В такой темноте, и капли падают.
  - Да, да, но в пещере надо признаться гораздо суше, чем здесь. Лана побледнела.
  - Вернёмся?
  - Э, да нет, не стоит.
  - Тогда пойдём отсюда.
  - Пойдём.
  Только теперь я обратил внимание на окружающий нас ландшафт. Природа полным ходом готовилась к зиме. Деревья, почти лишённые листвы, серыми тенями вырисовывались в рассветном сумраке, пахнущем сыростью и особым винным запахом прелых листьев, какой бывает поздней осенью.
  Молочный туман стлался над холодной землёй. Всё это так отличалось от холодного эльфийского лета, и всё же я был безмерно рад очутиться здесь. Из далека, доносился тихий рокот битвы, и высоко над головой чёрными пятнами мелькали вражеские отряды. Надо было спешить. Зябко кутаясь в тёплый эльфийский плащ, подарок короля, я положил руку на эфес меча и, стараясь не шуметь, пошёл в чащу, сделав Лане знак следовать за мной.
  И снова города сменяли города, и всё чаще, сидя ли на берегу тихой речки или в таверне за кружкой октябрьского напитка, я вспоминал Велеса, Гостомысла и даже о Карелле думал с каким-то тоскливом сожалением. Где-то ты теперь Велес, мудрый старик, научивший меня выживать и давший мне уверенность в своих силах, столь необходимую каждому мужчине. А Гаят? Нашёл ли он свою Ани?
  Часто, вместе с Ланой, слушали мы досужие сплетни деревенских мужиков, в надежде услышать что-нибудь о старых друзьях, но все разговоры велись на тему великой эльфийской войны. С каким-то непонятным удовольствием обсасывались самые кровавые подробности военных действий, и туповатые сельские бабы с жадностью обсуждали новости, судача об этом на ветхих лавчонках.
  Армии Люцифера наводили ужас, и о них говорилось не иначе как шёпотом. Отвага эльфов внушала уважение, и может, чьё-то сердце и воспылало мужеством, но медлительность и страх, таинственные слухи, всё это заставляло мужиков говорить о них ещё тише.
  Всё чаще и чаще приходилось слышать о странных капризах природы, горожане ещё как-то не придавали этому значения, но сельские жители были встревожены, и даже самые неповоротливые умы связывали эти перемены с эльфийской войной.
  В общем, назревали перемены, и близилась зима; по утрам землю схватывали заморозки, и тонкий ледок сковывал по краям грязные полевые лужи. Наш монах тоже скрылся в неизвестном направлении, но от этого на душе стало только легче, будто груз свалился с плеч, и идти стало не в пример приятнее.
  С большим удовольствием вдыхал я по утрам морозный воздух, и бодрость разливалась по телу, возвращая ощущения давно забытого детства. Лана тоже была довольна и куталась в густые овчины, которые сама же и принесла как-то вечером. Я хотел спросить, откуда, но потом раздумал, подходили холода, а денег на покупку всё равно не было.
  Пропитание мы себе по прежнему добывали охотой, благо дичь в изобилии водилась в окрестных лесах, и ничего не стоило подстрелить из лука зайца или дикого поросёнка. Надо признать, что поросёнок на вертеле, крепко приправленный диким чесноком, шипящий над жарким огнём, распространяя при этом восхитительный запах, это нечто. И до чего же приятно сидеть долгими вечерами у огня, вкушая жирное горячее мясо, срезая его прямо с вертела, ух, прямо слюнки текут.
  А днём мы шли всё дальше, делая редкие заходы в деревни. Время шло и меня всё больше и больше охватывало нетерпение. В эти мгновения погибали эльфы, а мы до сих пор ни чем им не помогли, от этих мыслей меня бросало то в жар, то в озноб, и было невыносимо стыдно, хотелось встать и бежать куда-нибудь, только не сидеть, сложа руки. Думаю, Лана чувствовала себя так же. Самое обидное, что я прекрасно понимал, что помочь эльфам мы можем, только собрав все волшебные камни. А до тех пор предстояло ещё многое сделать, и, унимая зуд нетерпения, я вновь садился к костру, заставляя себя расслабиться, чтобы набраться сил на дальнюю дорогу.
  Лана двигалась легко и свободно, длинные переходы её не утомляли, и мне стоило больших усилий выдерживать её темп, но я привыкал. Дни становились короче и мы стали раньше устаиваться на ночлег, чтобы успеть засветло, насобирать дрова. К этому времени у меня за спиной в большой сумке лежал или поросёнок или вырезка из оленьего бока, а вокруг пояса свисали гирляндой серые куропатки вперемешку с нарядными фазанами.
  Зато вставали мы затемно и продрогшие, мокрые от росы, продолжали путь под чёрным, усеянным яркими звёздами, небом. Самые разные слухи ходили о Фра-Диаволо, по крайней мере, он не скрывал, что камень сильфов удесятеряет его могущество, но и не прятал его, а носил с собой в простом металлическом жезле. Значит, выкрасть его было в десять раз сложнее. Да и царство его окружали каменистые пустыни, усеянные костями безрассудных смельчаков. Какой-то приём он нам уготовит? Время покажет.
  Было в этом что-то непонятное. Кто эти люди, чьи кости сохнут на ветру, откуда они пришли? Где я, чёрт возьми. Не могу поверить, что Бог дал Сатане власть над падшими душами, да и души ли это? Ведь я жив, я в том мире, а здесь только созданный мною образ, тот же элементаль, отражающий мою личность. Но кто они, что умирают в страданиях? Они реальны в этом мире, они здесь родились. Вопросы роились у меня в голове и я не находил ответа.
  Как-то сидя у костра и уплетая жаркое, мы увидели, как к нам из темноты вышел старик, одетый в жалкое рубище. Через плечо его была перекинута котомка, и отсветы костра отражали немую просьбу в его усталых глазах.
  В трясущихся руках, он держал палку из орехового дерева, на которую тяжело опирался, согнутый тяжким грузом прожитых лет. Лана молча, кивнула ему, и старик не смело подошёл к огню, озираясь на спасительную тень.
  - Кто ты, отец? - спросил я, - впрочем, нет, извини, сначала сядь. Вот тебе кусок отличной свинины, возьми, поешь горячего.
  Старик с благодарностью, отразившейся во взгляде, принял еду и жадно запустил зубы в дымящееся мясо. Я даже восхитился.
  - Знаешь отец, мне бы такие зубы в таком возрасте.
  - Это от того сынок, что не часто им приходилось выполнять свою работу, - улыбнулся старик уголками своих глаз, от чего по всему лицу его рассыпалась сеть лучистых морщин.
  - Ем то я раз в день, да и то, ягоды да коренья, такой пир для меня роскошь.
  - Правду говорят люди, во всём есть свои хорошие стороны.
  - Я вижу, твоя подруга тоже предпочитает особую пищу, - кивнул он на Лану, евшую тонкие ломтики сырого мяса.
  - Это диета такая, помогает от облысения.
  Старик расхохотался. Лана сверкнула глазами и отвернулась.
  - А я то уж было, подумал, что ты и есть тот легендарный чужеземец, прибывший исполнить пророчество.
  - Что это за пророчество? - заинтересованно спросил я, - то и дело слышу о нём и не знаю что это.
  - Ты не знаешь, пророчества? - старик искренно удивился, - да ведь все про него знают.
  - Я не все, могу и не знать.
  - Древние придания гласят, что придёт воин из другого мира и избавит нас от Сатаны и его демонов.
  - А вы не боитесь, что мы донесём на вас? - резко спросила Лана.
  Капли жира, шипя, упали в огонь, и пламя вспыхнуло, очертив острые черты девушки.
  - А чего мне бояться?
  - Вечной жизни в муках.
  Я напрягся, Лана, будто читала мои мысли.
  - Так ведь я здешний, умерев, я уйду в иной мир.
  - Власть демонов широка, вы можете и остаться.
  - Я уже долго живу, и не видел ничего, кроме страданий народа.
  - Страдания народа это не личная боль, когда жилы вытягивают из тела, и огонь выжигает внутренности.
  Старик улыбнулся.
  - Ну, вы меня напугали, но послушайте, я долго живу, и иногда хочется кому-то довериться, сказать правду. В нашем мире кричащей лжи, о правде не говорят, но она всё равно живёт в сердце каждого, и будь проклят тот день, когда Сатана пришёл в наш мир.
  - Вы хотите сказать, что до этого зла у вас не было?
  Старик смутился.
  - Я не знаю, - тихо сказал он и опустил голову, - даже самые древние скрижали молчат об этом. Но знаете, это не я должен вас бояться, на самом деле вы меня боитесь, никто во всей стране не задавал мне таких вопросов, а вот вы действительно опасны. И ещё, - глаза старика озорно блеснули, - вы напрасно не прячете свой чёрный меч.
  Настал мой черёд смутиться.
  - Если вы...
  - Не думайте об этом, я не шпион Люцифера, хотя, что стоят слова в нашем мире.
  Он внимательно посмотрел на меня.
  - Вы терзаетесь мыслями, но лучше мучиться от мыслей, чем страдать от их недостатка. Вы не найдёте ответа там где его нет, говорят некоторые тайны известны только Богу, хотя быть может и Бог не всё знает про самого себя.
  Я вздрогнул, старик глубоко заглянул в моё сердце.
  - Отец, не зная, вы делаете выводы.
  - Я знаю только, что порой надо положиться на интуицию и веру и делать то, что считаете правильным. Я вам расскажу одну историю. Много лет тому назад я работал у одного монаха, переписывал книги, а это трудное дело, если не умеешь читать. Он замерял размеры каждой буквы и смотрел на свет качество письма. Я был не один, со мной работали ещё пять человек, и если кто-то ошибался, то всех били палками. Неделями мы выводили буквы, с редкими перерывами на обед и ужин. Нас кормили гнилой рыбой и сушёными ягодами, с тех пор я даже в самые голодные годы не мог есть рыбу. Как-то, набравшись смелости, я спросил у монаха, что написано в этих книгах, он как раз доедал грудку жареной индейки и был в благодушном настроении. Сначала он разозлился, пихнул меня сапогом и велел убираться, говоря, что не моего ума это дело, но потом передумал и, сделав торжественное лицо, начал говорить, растягивая слова, как на проповеди. Я его голос надолго запомнил. Он говорил, что книги эти о добре и истине, о Боге и милосердии, а ещё, посмотрев на меня, он добавил, что главное в глазах Бога - это терпение, иже здесь терпящий получит милость в его царстве. Он смотрел на меня такими хитрыми и испытующими глазками, что я поспешил убраться. Я потом долго думал, и решил, что он прав, пока живо зло, что ни делай, всегда будут такие как этот монах, и бедность. Только мне терпения не хватило, убёг я, переоделся в его рясу и убёг, а рясу я снял с него, после того как свернул шею.
  В лесу раздался громкий стук, и деревья откликнулись звоном. Я очнулся и посмотрел в блестящие стариковские глаза.
  - Слышишь, дятел стучит? - спросил он меня, - счастливая птица, не дал ей Бог разума, делает своё дело и умирает, а мы с тобой знаем.
  - Что мы знаем, ничего мы не знаем.
  - Не кипятись, я тогда может, и не прав был, да что там говорить, точно не прав был, да только не жалею, а твой случай другой. Знай, на людском терпении зло жиреет, а ты можешь зло с божьей помощью погубить. Пусть я грешен, но так хоть дети будут жить счастливо.
  - Да откуда ты знаешь, может, дети будут в ответе за грехи отцов, умираем же мы от Адама.
  - Кто такой Адам? - удивлённо вскинул седые брови старик.
  - Не важно, ты не знаешь.
  - Не знаю, но ты подумай над моими словами, за всеми хлопотами забыл ты зачем здесь.
  На несколько минут воцарилось молчание. Отсветы огня плясали в рваной одежде старика, путаясь в длинной седой бороде. Ночные звуки проникли в неровный круг света, пугая неизвестностью, и искры срывались с красных раскалённых угольев, стремясь улететь высоко в чёрное небо, где им мигали древним светом небесные искры далёких миров.
  Вопросы, вопросы и никаких ответов, лишь домыслы, противоречащие сами себе. Нарушив тишину, прозвучал голос старика.
  - Послушайте, что я вам скажу.
  Он поднёс палку к костру, и, разворошив уголья, поднял столб ярких искр.
  - Народ сейчас словно просыпается, с древних времён небывало такого. Ваши похождения и победы, невиданное дело, отцы боятся, но растут дети, и растёт надежда.
  - Тем больше будет смертей, - выкрикнул я.
  - Значит, вам надо торопиться, - мягко возразил старик.
  - Люди поднимаются, и многие идут в леса, а демоны, потеряв ключи, уже не могут так просто их уничтожить. Зреет пламя, оно искрой таится в сердце и ждёт, чтобы полыхнуть.
  - Или сгореть.
  - Или зажечь пламя и пожар будут великим. Ты думаешь, а назад-то пути уже нет. Вот послушай.
  Старик морщинистой рукой откинул полу хламиды, и в свете костра появилась старая потёртая арфа. Руки старика перестали дрожать и пальцы твёрдо ударили по струнам, когда он заиграл. Мелодия разлилась по лесу, пробуждая далёкое эхо, и голос, ставший вдруг глубоким и певучим, обрёл неизведанную силу. Слова пластами ложились на сердце, воспевая свободу и борьбу, жизнь и волю, обволакивая всё существо неистребимой жаждой, что хотелось выть от тоски. Страсть зажигала кровь, и тут же переливы лесного ручья напоминали о далёком, почти невозможном счастье. Голос старика то соколом взлетал ввысь, то тихо ворковал голубкой, спрятавшейся в густых ветвях. Сладкая боль и желание исторгали слёзы из глаз, и даже Лана, взволнованно встала со своего места.
  Старик уже закончил играть, а мягкие переливы ещё щекотали сердце, отзываясь негой и истомой в его самых потаённых уголках. Но сила, и скрытая мужественность, тоска по забытой свободе и ласке чистого ветра, роняли семена на взволнованную душу.
  - Что это? - наконец произнёс я.
  - Это песня, и не я её сочинил, помни о людях, только они хранят всё самое светлое, что есть во вселенной.
  - И всё самое гнусное, что только есть во вселенной, - тихо произнёс я.
  Старик ушёл на рассвете, ещё до того как проснулась Лана, и только шорох травы на ветру хранил его тайну. Итак, старик ушёл. Он не успокоил терзаний в моём сердце, но указал путь. Мысли о гибнущих эльфах тупой болью отзывались в душе, но я знал, что пока я чувствую, я могу победить.
  В буддизме вся жизнь это страдание, рождённое желанием, но я знал, как желание могло принести счастье, для этого надо было желать счастья людям. Как просто сказать, желать счастья людям, разум твердит - самым настоящим скотам, и только сердце протестует, кричит, это не так, но так уже мы устроены, добро вызывает улыбку на минуту, зло же портит настроение на неделю.
  Пришла пора, когда все религии должны были исчезнуть перед лицом истины. Только так, в чистом порыве веры, можно было победить зло, очистить мысли и идти по узкой стезе добра. Но, это философия. Совсем не интересно для непонимающих, то есть для людей дела.
  Мы стремились на юг, и камень сильфов занимал все мои мысли. Мы были близки, и от этого можно было сойти с ума.
  
  
  Глава 15
  
  - Зима будет холодной. Не знаю, стоит ли продолжать войну с эльфами, от этого одни проблемы.
  - Именно затем, чтобы избранный не подозревал, что мы знаем, что его там нет и делал своё дело, но этот болван решил обследовать по дороге все таверны.
  Веельзевул грохнул своей ручищей по столу.
  - Шпионы завалили меня донесениями, они не понимают такой безнаказанности, что там говорить, - его лицо налилось краской, - они уже знают наизусть все сорта пива, какие только подают в здешних кабаках.
  - Преступной безнаказанности, число недовольных растёт.
  - Но я же не виноват.
  Факелы осветили разъярённое лицо демона.
  - Беда не в том, с жалкими людишками мы разберёмся.
  Люцифер был доволен, видя гнев Веельзевула, которого в глубине сердца побаивался, он знал, что тот его презирает, и знал, что он знает это, и потому с особенным удовольствием растягивал слова. На красивых чертах его лица заиграла снисходительная улыбка.
  - Беда в том, что армии мои совсем не выносят холодов.
  - Это верно, абсолютно безмозглые твари.
  - Покойники и есть покойники, - согласился Люцифер.
  - Никогда не забуду, как эльфы вызвали бурю, и твои крылатые олухи горохом посыпались с неба.
  Веельзевул расхохотался. Снисходительная улыбка стёрлась с лица демона.
  - Эти эльфы слишком серьёзно связаны с природой, и я уже ощущаю недостаток средств, крестьяне собрали малый урожай, в стране будет голод.
  - Это, правда, золотой поток иссякает.
  - Поэтому нам надо подтолкнуть этого лентяя. Мы то с тобой хорошо знаем, что камней у него нет, и ищем там, где они могут быть, ты понимаешь.
  В словах демона сквозила неприкрытая ирония. Веельзевул нахмурился.
  - Полегче на поворотах, не такой уж ты гениальный. Слишком очевидно, если мы вернём свои камни, а этот недоносок обворует Диавола и Басаврюка, то мы получим значительное преимущество. Это настолько очевидно, что только полный идиот не увидит наших намерений, Басаврюк не так уж глуп, хоть и кажется болваном.
  - Мы получим власть, а эти господа будут прислуживать за нашим столом, именно поэтому нам надо торопиться, нельзя позволить, чтобы нас опередили.
  - А как же равновесие сил?
  - Оно уже нарушено, теперь каждый сам за себя, и за это я пью.
  Бокалы зазвенели в высоко поднятых руках демонов, и эхо разнесло неудержимый бешеный хохот по всем закоулкам огромного замка.
  
  
  
  
  Глава 16
  
  Шорох листьев привлёк моё внимание. Подняв голову, я разглядел среди ветвей гигантского дуба худенькое тельце молодого сатира. Он и не думал бояться или убегать и внимательно следил за нами своими большими печальными глазами. Это были человеческие глаза, казалось ослеплённые неземным разумом, будто познав нечто, в них застыло немое изумление увиденным.
  Мне сразу вспомнился Шекспир, хитрый бесёнок со свирелью в руках, и это воспоминание показалось мне настолько родным, что я почувствовал к нему симпатию. Я остановился, в надежде услышать его речь, это была большая редкость увидеть в лесу живого сатира, да ещё и не боящегося человека. Сделав шаг к нему, я замер, сатир пошевелился и тихо сел на корточки на толстом суку, ухватившись крошечной ручкой за ветки. Я улыбнулся. Сатир попытался повторить мою улыбку и старательно растянул губы, но глаза остались равнодушными и полными непонимания. Неслышными шагами ко мне подошла Лана. Бесёнок состроил рожу и плюнул.
  - Сам дурак, - только и нашёл, что ответить я.
  Вдруг сатир весь подобрался, и, вытянув худую шейку, принялся нюхать воздух. Всё его тельце напряглось, и он внимательно вслушивался в лесную тишину. Внезапно издав резкий крик, сатир с изумительной ловкостью побежал по веткам и скоро скрылся в чаще.
  - Он что-то почуял, - произнесла Лана, заинтересованно разглядывая густые ветки, ещё раскачивающиеся от движений сатира.
  - Да, что-то его вспугнуло, - ответил я, вытирая лицо, - пойдем ка отсюда, такие встречи добром не заканчиваются.
  Так оно и оказалось. Не успели мы и километра пройти, как позади нас послышался приглушённый лай собак.
  - Дай-ка я подумаю, собаки ведь здесь не водятся.
  - Нет, не водятся, - подтвердила Лана.
  - И что отсюда следует? - невинно поинтересовался я.
  - Отсюда следует, что пора уносить ноги.
  Лана бросилась в чащу, и я побежал за ней. С присущей волку хитростью, она умело путала следы. Так прошёл час, у меня уже язык вывалился наружу, и дышать стало чертовски трудно, а лай собак раздавался всё ближе и ближе. Лана злилась и выбирала самые густые заросли. Путаясь в гибких плетях дикой ежевики, я едва поспевал за ней, проклиная и Люцифера и собак и вообще всё кругом, в том числе и размякшей от осенних дождей земле тоже порядком досталось. Наступил момент, когда я почувствовал, что ещё один шаг и я упаду.
  - Стой, - прохрипел я, хватаясь за ствол дерева.
  - Так не пойдёт, без лошадей мы не уйдём.
  - Где ты видишь здесь лошадей, - раздражённо набросилась на меня Лана.
  Я промолчал, глядя ей прямо в глаза.
  - Нет.
  Я молчал.
  - Нет, и не думай об этом.
  Мой взгляд выразил всю слабость и просьбу мужеского рода.
  - Не смотри так, - закричала Лана.
  Я отвернулся.
  - Гад.
  Ну вот, я ещё и гад, думал я, пока Лана перевоплощалась. Низко пригнувшись, волчица быстро заскользила серой тенью между стволов деревьев. Я сидел на её спине, крепко вцепившись в загривок, и думал, что где-то я такое уже видел, но, вскоре перестал об этом думать.
  Мы быстро продвигались вперёд, сидеть было тепло и удобно и скоро лай собак замер вдалеке. Ещё несколько часов мы неслись сквозь чащу, теперь я убеждён, что временами надо больше делать, чем думать. Ветки мелькали передо мной, а мысли блуждали чёрт знает где.
  Вспомнилась даже басня Крылова - мартышка и очки, ну будет ли нормальный человек вспоминать басни, несясь в сумрачном бору. А между тем, как много таких мартышек, в чистеньких платьицах с розовыми губками и припудренными носиками, я повидал на своём коротком веку. Нет, правда бесит, от горшка два вершка, а нос дерёт выше потолка. Просто с ума сойти, проходят столетия, а люди не меняются. И я тоже, я тоже не меняюсь. Зачем я об этом думаю?
  Внимание привлекла очередная ветка. И, честное слово, всё произошло за долю секунды, но за это время... Итак, угол падения равен углу отражения, отсюда делаем вывод, я полечу под углом тридцать градусов и упаду как раз между тех двух сосен. Отлично, только падать надо на бок и не забыть принять в расчёт ширину плеч. Ветка врезалась прямо в лоб, и сознание метнулась в сторону, уклоняясь от удара, жаль, тело не успело, и ослепительно белая вспышка, разбавленная безумной болью, выбросила меня за пределы понимания.
  - Мы ехали под сто шестьдесят, а они прямо за нами, - захлёбываясь вещал ломающийся подростковый голос, - ну ни на секунду не отстают, мы так неслись, это было что-то.
  Девушки, разинув ротики, внимали возбуждённому рассказчику, и даже тенистая аллея, с бегущими по своим делам прохожими, не отвлекала их внимания.
  - А, паразит, если бы не обогнал, не рассказывал бы, вот хитрый бандит.
  Мысли резко поменяли свой ход, и припомнился давний сон, только теперь он был как наяву. Море, огромное море, кишащее ядовитыми змеями, и я плыву среди этого извивающегося месива. Мне везёт, и я выбираюсь на берег, несколько шагов и пляж чист, как вдруг из-за куста, шипя, выползает змея и кусает меня за ногу, потом ещё раз. Я хватаю гибкое и почему-то бородавчатое тело, и гранёная головка впивается в мою руку. Вне себя от ненависти я вонзаю в глаза омерзительной твари, невесть откуда взявшуюся, стальную спицу и отбрасываю извивающееся в конвульсиях тело. Теперь надо высосать отравленную кровь. Противно. Я приоткрываю глаз.
  Из влажного мха высунулось розовое тельце дождевого червя и принялось изучать окрестности, ощутив моё дыхание, червь быстро юркнул обратно в землю. Какая же я всё-таки сволочь, жуть берёт. Что-то тёплое и шершавое коснулось моей кожи, приятно, я открыл второй глаз и холодный пот прошиб тело - волк.
  Сердце замерло и спряталось где-то в желудке, нет, это Лана. Ну, слава Богу, кажется, я пришёл в себя. В себя то я пришёл, но чувствовал себя всё-равно мерзавцем. Воспоминания всколыхнули дремлющую совесть, как много ошибок совершаем мы в жизни, а ведь рано или поздно всё тайное становится явным. Голова кружилась и болела всё сильнее и сильнее и вместе с накатывающей толчками болью изнутри противной волной поднималась злость.
  - Девочка ты моя густошерстная, куда тебя понесло, забыла, что не одна?
  Лана, уже успевшая принять человеческий облик, вспыхнула. Сжав кулаки, она вплотную подошла ко мне.
  - Да если бы не я, ты бы уже жарился на костре в окружении голодных нетопырей, ты хилый потомок доисторических обезьян. Совершенно ни на что не годен, а ещё и выпендривается.
  Тут уже я почувствовал, что ещё одно слово и будет не хорошо, я прикусил язык, и со злости пнул низко нависшую над землёй еловую ветку. Чёрт возьми, не успеешь сойтись с какой-нибудь девкой, как она тут же начинает предъявлять на тебя права, ну совсем как жена, какая-то, вот они скрытые прелести женского характера.
  Меня привлекло тихое жужжание, которое, впрочем, очень скоро перешло в густое гудение, будто тяжёлый бомбардировщик пикировал вниз, заходя на цель, и тысячи рассерженных ос замелькали кругом, ища в кого бы всадить жала. Чем-то это напоминало мне женщин. Сердце замерло в груди, и я задал такого стрекача, словно меня хотят догнать и женить, даже про головную боль забыл.
  Следом мчалась Лана и рой на желающих отставать насекомых. Пару раз острая боль пронзала разные части моего тела, добавляя мне прыти, и деревья мелькали кругом, чертя замысловатые тропы, безразличным к такой мелочи, ногам. Сколько бы этот спринт продолжался, не знаю, только земля вдруг ушла из-под ног. Кувыркаясь в густой траве, я полетел в овраг.
  Почва была влажная, и запах смятой травы наполнял воздух. Ос слышно не было, и лежать было приятно, только боль медленно возвращалась в пылающую голову, и тревожная мысль зажглась красным огоньком. Если представить, сколько гадюк может водиться в этих зарослях, место идеальное для капища, и все они, несомненно, хотят меня укусить. Я вскочил на ноги и увидел Лану. Она сидела на берегу лесной речки, до которой я не докатился всего несколько метров, повезло в кои-то веки, и задумчиво глядела на воду. Стараясь не делать резких движений, я приблизился, и ласково положил руку ей на плечо. Приятный трепет от шаловливой проказы будоражил, и хотелось дико расхохотаться.
  Девчонка вздрогнула, и я, мелькнув в воздухе ногами, проклиная всё на свете, полетел в воду. Ну и денёк, хорошо было не глубоко, отплёвываясь, я вспоминал все не хорошие слова, и моя душа готова была плюнуть на всё и отвернуться. Только усилием воли я взял себя в руки. Было понятно, что надо срочно строить плот, погоня шла по пятам.
  Лана успела быстро развести костёр, и я, дрожа от холода, вытянул руки к благодатному теплу. Смолистое дерево жарко пылало, роняя на красные угли янтарные слёзы. Обсохнув и проведя небольшую разъяснительную беседу с девушкой, я убедился в бесполезности своих нравоучений.
  По уже утоптанной тропинке, я поднялся на верхний склон оврага. Выбрать сухое дерево было не трудно и вскоре срубленные стволы, треща, покатились вниз, разрывая по дороге густые космы осенней травы. Лана, проявляя недюжинную силу, скатывала их вместе, и скоро брёвна аккуратно выстроились в ряд на берегу у потока чёрной воды. Оставалось найти способ связать их, трава для таких целей не годилась, она расползлась бы в воде, а на постоянное мелководье рассчитывать не приходилось.
  Надо было придумать что-то ещё, жаль животные, испуганные шумом топора, все разбежались, кожаные ремни подошли бы идеально, но время подгоняло, и особенно раздумывать было некогда. Пришлось довольствоваться густым лишаём, неизвестной породы, оплетавшим нижние ветви исполинских сосен. Это косматое мочало, свитое вместе, оказалось удивительно прочным, во всяком случае, я разорвать его не мог и вскоре плот, на всякий случай со всех сторон обвязанный вязанками хвороста, был торжественно спущен на воду.
  На брёвна я набросал стеблей осоки и всякой прибрежной травы, и создалось впечатление, что это плавучий остров. В дали, вновь послышался лай псов, когда мы сошли на плот и тихонько оттолкнулись от берега. Течение подхватило наше лёгкое сооружение и путешествие началось.
  Как я и предполагал, река вскоре стала гораздо шире, разлившись широким потоком, медленно и горделиво катившим свои воды за горизонт. Раздвигая узкую ленту берегов, она хранила в своём вечном движении бездну сокрытой в тёмной глубине мудрости. Вскоре мы затерялись среди бесчисленных, заросших густым кустарником островков.
  Вспомнив умные книги, прочитанные в детстве, я соорудил на плоту маленький шалаш, и чтобы осенние дожди не досаждали нам, переплёл ветки, сверху положил слой травы, и, замесив раствор глины и ила, пропитал этой смесью шалаш. Сверху положил ещё один слой травы и веток, так что щелей не было. Из той же грязи я сделал небольшой настил для костра, и, когда тихий огонёк потрескивал внутри нашего шалаша, распространяя божественное тепло и аромат поджаривающейся рыбы, становилось совсем хорошо и уютно.
  Скучать нам тоже не приходилось, рыбная ловля заняла время. Русалки и другая водяная нечисть стали понемногу к нам привыкать. Нет, сначала я удивлялся, видя, как хорошенькие девичьи личика смотрят на нас из-под воды, а потом ничего, привык. Даже в глубине души надеялся подцепить, что-нибудь этакое на свой крючок.
  Бывало, водяной конь, мерцая огненными глазами, нагонит волну, но, в общем, ничего, зла они нам не хотели, а Лану и вовсе считали своей. Как-то раз, со дна, раздвигая тину, поднялся водяной. Но увидев меня, скривился, как от зубной боли, плюнул, и, разводя круги на воде, скрылся в глубине.
  Дни снова потянулись длинной чередой, и река медленно, но верно приближала нас к владениям дьявола. Это навевало печальные мысли, совсем не хотелось разменивать тихий покой реки с постоянной тревогой и смертельными испытаниями.
  Погода тоже менялась, нет, сначала она замерла, словно бы осень столкнулась с непреодолимым препятствием, и постепенно, чем дальше мы двигались на юг, тем жарче становился климат. И всё было хорошо, правда, с некоторого времени, у меня прекратилась личная жизнь. Вроде бы времени сколько угодно, но вечерами, когда делать особенно было нечего, как только приближалось это, так ничего и не получалось. Всё время казалось, как все эти водяные твари рассаживаются кругом и в гробовой тишине смотрят, как я это делаю. Тьфу ты. Чёрт бы их побрал.
  И ведь он тоже был в этой компании. Вот хотя бы, сколько было случаев. Дни, конечно, пролетали незаметно. И, на сколько весело было при свете дня, на столько страшно становилось глухой ночью. К примеру, вскорости стало настолько жарко, что я решил освежиться, и окунулся в воду, из предосторожности всё же придерживаясь за край плота. Вода нежно так обволакивала меня прохладой, и совершенно незаметно пеленала моё тело, так что со временем до меня дошло, что тугие струи накрепко связали меня. Волна подняла моё тело, и, тихо колыхаясь, обрела форму водяного коня, под громкие вопли пострадавшего, то есть меня.
  Внезапно, поднявшись ввысь, я очутился верхом на его влажной спине, в самом центре бившей в ней природной энергии. Грива разливалась миллионом крошечных ручьёв, звенящих в тревожной тишине. Дико всхрапнув, конь волной полетел над широкой водяной гладью, со стороны напоминая взбесившийся хоровод солнечных брызг. Я уж думал, тут мне и крышка, спасибо Лана не растерялась, и, схватив мой меч, кинула его мне. Лезвие мелькнуло чёрной тенью, и я, облившись потом, сумел таки поймать его не порезавшись и тут же полетел вниз, очутившись в расплескавшейся воде.
  Даже речные создания боялись касаться моего меча, и я немного загордился этим, но, чёрт возьми, надо обязательно сделать ножны, купить их что ли, на худой конец. Да, не у всякого есть такое оружие, но такие приключения только разжигали кровь, заставляя ощущать полноту жизни, но ночью... Новолуние в этих местах по-настоящему чёрное, как в погребе, только гораздо темнее, кажется, можно было резать мрак ножом. Звёзд мало, но те, что есть, горели в чёрной бездне осколками крошечных льдинок, играющих лучиками древнего света, отражённого их острыми гранями. И река тихо шептала старинные заклинания спящим в неподвижности берегам.
  Приходилось вслушиваться в этот убаюкивающий плеск, чтобы вовремя услышать звуки прибоя, и в слепую работать шестами, надеясь на удачу. Ну вот, в одном таком месте в реку вдавалась широкая коса в виде полумесяца, я её, конечно, не увидел бы, если бы на ней не горел яркий костёр, освещая ровным пламенем правильный круг. Пришлось проплыть рядом с ней, и то, что я увидел, лучше бы я не видел.
  Вокруг пламени, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не огонь, а что-то магическое, сидело десятка два тварей, пострашнее слуг Люцифера, и одна из них только высунула окровавленную морду из разодранного чрева ещё агонизирующего человека. Сверкая глазами и громко чавкая, чудовище скривило рожу, так что получилась жуткая ухмылка, и мы проплывали настолько близко, что отвратительный смрад из огромной пасти, достиг нас, заставляя кровь стынуть в жилах.
  Плот вошёл в круг света. Тварь принялась судорожно нюхать ночной воздух. По счастью, демон не сообразил бросить взгляд на воду, и мы скоро благополучно скрылись в темноте. Кто-то может обвинить меня в трусости, ну да, было очень страшно, быть может, и стоило броситься на берег с мечом в руке. Но тот, кто скажет, что мог бы сделать это без страха и упрёка, тот и есть дон Кихот, и я от всей души желаю такому храбрецу возможности проявить себя.
  Огонь ещё долго мерцал вдалеке и до самого утра я не мог уснуть. Перед глазами застыла картина окровавленной женщины, бьющейся в смертных судорогах в когтистых лапах чудовища. Никто больше не полюбит её, не утешит и не защитит. Никто не приласкает её чудную грудь, теперь разорванную на мелкие кусочки погаными лапами, и дети не найдут свою добрую маму, отдавшую жизнь за них. Мир бывает чудовищен, и только вера в лучшее, в то, что зло исчезнет с лица земли, помогает нам выживать на нашей бедной земле.
  В другой раз ночь была лунная и, проплывая мимо покосившихся крестов деревенского кладбища, мы видели, как крестьяне с факелами и кольями в руках, разрывали могилу местного колдуна. Ветер что-то шептал в вершинах деревьев, единственный бесстрастный свидетель этого зрелища.
  Мы успели скрыться за поворотом, как тишину разорвал чей-то крик, полный боли и страдания. Я думал колдуну пришёл конец, но потом раздался ещё крик и ещё, и голоса были полны неописуемой боли и страдания. Кричали крестьяне, и я поражался их редкому мужеству, пойти ночью на охоту за колдуном, боюсь, их затея провалилась.
  Кладбище спускалось к самой реке, и вода мало помалу размывала берега. Представьте мой ужас, когда я, после недолгой дремоты, открыл глаза и увидел приставший к нашему плоту чёрный ящик. Это был полу-истлевший гроб, чудом державшийся на поверхности вод и удушливый смрад ударил мне в ноздри. Сквозь щели можно было разглядеть неясное движение, словно гигантские белые черви копошились в гнилом чреве. Едва сдерживая тошноту, задыхаясь от вони и ужаса, я оттолкнул его, при этом гнилые доски разошлись и гроб, медленно заполняясь водой, пошёл на дно. И, честное слово, в ту секунду мне послышался тихий вздох, от которого мурашки побежали у меня по спине.
  Зато Лана всё воспринимала совершенно спокойно, и ни разу не прервала свой сон по такому пустяковому поводу, вроде путешествующих по реке в своих гробах покойников. Только однажды я видел тревогу на её лице, это было днём, и шёл дождь, на берегу стоял мальчик с книгой в руках, и ни одна капля не падала на его человеческое лицо, искажённое нечеловеческой злобой.
  В каждом из нас есть зло, но доброта, как правило, преобладает, здесь же я не видел ни капли добра, и сердце отторгало его, не находя в нём ничего человеческого. Просто удивительно, откуда, откуда могло прийти зло в наш мир. Как-то мы разговаривали с Ланой на эту тему, но и она не знала ничего определённого, но, подумав, добавила, что самое разрушительное зло таится в слабых людях, именно они не в состоянии проявить твёрдость в нужный момент, и рушат человеческие жизни основательнее, чем острый нож в руках убийцы. При этом они могут быть полны иллюзорного добра, иллюзорного, потому что по слабости своей легко поддаются искушению.
  Ещё она сказала, что я слабый человек, и может она права? Во всяком случае, как-то она сказала, что я одиночка, и будь у меня возможность, я бы жил, где-нибудь на Луне, подальше от рода человеческого, радуясь и увядая одновременно, и такая мысль пришлась мне по вкусу.
  Чушь всё это, человек не может жить без людей, правда, можно иногда прилетать к ним, но тогда я такие мысли гнал, чушь всё это.
  
  
  Глава 17
  
  Наше путешествие продолжалось. Тихие воды задумчиво несли наш плот вдоль пустынных берегов, изрезанных замысловатыми изгибами всевозможных заводей и заливчиков, в лучших стилях древнекитайской культуры. Временами из воды, торчал какой-нибудь зелёный, покрытый тиной камень, и на нём обязательно сидела большая лягушка, с вытаращенными глазами, и, во всю дурь своих лягушачьих лёгких, квакала на всю реку, показывая, кто здесь настоящий хозяин.
  Когда я увидел его, то сначала принял за большую жабу. Это было так, в реку вдавалась довольно большая зелёная коса, заставлявшая в этом месте бурлить тихие воды, и на ней сидело непонятного вида нечто, опиравшееся длинными руками о потрескавшуюся от времени плиту. Это явно был не человек, теперь я это хорошо видел, уж с такими то ушами людей точно не бывает, чебурашка и тот бы позавидовал.
  Неопределённого возраста, непонятное существо, медитирующее на берегу реки, мне захотелось пристать к берегу и познакомиться с ним поближе. Наверное, в этот момент я ощущал себя Гулливером в сказочной стране. Во мне проснулся тот же самый дух искательства, который вверг литературного героя произведений Дефо в самые невероятные неприятности.
  Лодка, послушная твёрдой руке Ланы, мягко зашуршала по прибрежному песку, и мы вышли на берег. Незнакомец даже не пошевелился при нашем приближении, уставившись застывшим взором в пустоту. Что я только не делал, и щёлкал пальцами у его носа, и кричал, выказывая своё дурное воспитание и неуважение, даже рожу состроил, ничего не помогло, оставалось только ждать. Смирив нетерпение, я сел рядом с ним, уж очень было любопытно, что он делает, и через час, когда терпение моё уже истощалось, он подал первые признаки жизни.
  - Послушайте, любезный, нельзя же так долго сидеть в одной позе, вы застудите почки или ещё что, - не очень то вежливо начал я.
  Незнакомец невозмутимо поднял руку, и направил на меня какой-то прибор.
  - Я был не прав, приношу свои извинения, конечно, ваше право сидеть здесь сколько угодно, надеюсь, вы не сердитесь. До свидания.
  Не обратив никакого внимания на мою вдохновенную тираду, незнакомец снова протянул руку, - смотрите, мои часы показывают, что я был в трансе всего четырнадцать суток, - сказал он мягким воркующим голосом.
  Я почувствовал заметное облегчение.
  - Четырнадцать суток? Это, по какому времени?
  - По-местному, обусловленному сменой дня и ночи.
  - То есть, как на земле, действительно всего ничего. Вы, наверное, даже не отдохнули, как следует, вот я порой мечтаю уснуть на годик другой.
  - Вам должно быть известно, - продолжало существо невозмутимо, смена суток во всех измерениях этой планеты проходит одинаково.
  - Простите, но вам то откуда это знать, ведь вы не с земли.
  - Вы не правы, я землянин, но моё измерение находится в другом пространстве-времени.
  - Это как?
  - Очень просто, если вас разделяет только время, то мой мир ещё и в другом пространстве, параллельном вашему.
  - Но тоже на земле?
  - Конечно, пространство это не прямая линия. Не загоняйте мысль в узкий фарватер алгебраического Гольфстрима, океан знаний безграничен.
  - Откуда вы знаете эти слова.
  - Я много знаю, но это капля в море. И потом, все высказывания кружатся вокруг одних и тех же эмоциональных переживаний и разнятся лишь формой предложений и подбором слов, набор же чувств людей одинаков и разнятся они лишь остротой эмоциональных переживаний. Вы понимаете? Я гуманоид, как и вы с тем же багажом ощущений. Что касается моего высказывания, я имел в виду, что пространство многомерно, и порою только мысль способна отыскать вещь в ином пространстве, в ином времени, в ином пространстве-времени. И это только в общем, если время разделить на бесконечное множество отрезков, а пространство на бесчисленные множества измерений, то тригонометрия беднейший кусок безвкусной фантазии, выражающая ничтожный кусок человеческого скудоумия. И все предметы лишь части великого множества, единого целого, и тот, кто составит формулу собравшую воедино всё мыслимое, что будет равна многомерной бесконечной бесконечности и есть гений. Это будет алгебраическая формула Бога.
  Я сидел и слушал, а мысли витали в стороне, лунатик явно увлёкся и отлетел в мир иной, ну и лажа.
  - Притом, что и время, возможно, не одномерно. Возможно, в однородном океане времени, в пространственных измерениях плавают временные сгустки, формации временных чёрных дыр, сеющих хаос в мире света.
  Я зевнул. Погода может поменяться, надо будет нарезать побольше веток для шалаша.
  - Иными словами, есть безграничное множество ограниченных внутри себя числом вселенных внутри множественной бесконечности - эфемерной максивселенной.
  Незнакомец умолк.
  - А, ну тогда всё понятно, ничего сложного.
  - А вот для моего понимания это слишком мудрёно, - заявила Лана, поднимаясь с земли и расправляя застывшие от долгого сидения члены.
  - Простите за любопытство, а как вы то сюда попали?
  - Я умер.
  - Очень исчерпывающий ответ, но я почему-то думал, что у каждого измерения есть свой астральный мир.
  - Вероятно, но вы забываете, что весь мир связан силой разума, напряжением воли можно послать мысль даже в иные вселенные и принимать информационные поля других звёздных систем.
  - Хотите сказать, что ваш разум пересёк границы своего пространства?
  - Не совсем, - незнакомец замялся, пытаясь подобрать нужные слова, - скорее меня сюда сослали.
  - Ничего себе, - я даже присвистнул, - это как?
  Незнакомец печально улыбнулся.
  - За язык, всегда уши в ответе. Хотите, я вам расскажу, только на ушко?
  - Попробуйте.
  Инопланетянин нагнулся, и зашептал.
  - Вот так, насильно мил не будешь, в широком смысле. Тсс, только молчите, если не хотите иметь такие же уши.
  Он улыбнулся.
  - Я шучу, но факт остаётся фактом, не знаю почему, но всё перевернулось в моей жизни, и сама жизнь кончилась незаметно и быстро, умер я как-то вскользь и был сослан подальше за умение говорить, когда не надо и неумение молчать, когда надо. У нас это умеют.
  - Странно, - перебил я, не утерпев, - вы философ и думаете о таких мелочах.
  - Вы можете видеть иные миры, и обозревать свет мыслью, но разве будешь думать, если твоё физическое тело ожгут? Вот брусок металла, сталь естество его, но будь он разумен, не о рже бы он думал, ибо она боль его.
  Только очень сильные, волевые люди управляют мыслью, думая, о чём хотят, не зависимо от внешнего мира. Они сами выбирают путь свой и добрые проповедуют своим мучителям, злые же ведут чёрные стада на встречу гибели. Конечно, нет силы более сильной, нежели любовь, она объединяет вселенную, не позволяя хаосу разрушить мир, только она единственно созидает, управляя разумом, и зло только ржа на её поверхности, боль отвлекающая нас от сущности нашей, разделяя и властвуя над поддавшимися ей.
  Вот и выходит, любовь первична, она и есть основа разума. Значит основа каждого из нас - любовь. Но как не поддаться злу, я слаб, а ты? Конечно, каждый может очиститься ото ржи в течение времени, но его то, как раз так мало. К тому же зло противиться чистке, используя против нас, наш же страх в надежде выиграть драгоценное время и лишить нас спасения. Вот так то.
  А страх, - следствие духовной слабости человека, зло питается ею, возрастая подобно плесени и ещё больше поедая нас, от этого страхи растут, рождается ненависть, ещё более питающая зло.
  - Выходит зло, как вирус, - произнёс я задумчиво.
  - Все мы заражены им, и болезнь приводит нас к смерти.
  - Да, только зло не может жить самостоятельно, ибо нет чистого зла, это ржа разъедающая разум, обволакивая любовь тёмной пеленой.
  - И впервые вирус появился не на земле, - вскричал я. Он мог появиться только у талантливого избалованного любовью творения, более слабого, менее совершенного, ведь он не был Богом, незаурядного, что и сделало его слабым. У лучшего появилась зависть, и вирус родился, а родившись, размножился. Теперь мы не знаем имени первого поддавшегося, лишь его прозвища.
  - Это очень опасные и дурные мысли, не играй с огнём.
  - Да, я знаю, но затем и дан нам разум, чтобы пользоваться им.
  - Ты легко подключаешься к единому информационному полю, только, пожалуйста, не считай себя великим.
  - Вы что? Я вовсе не хочу жить в пустыне и кушать кузнечиков на завтрак, обед и ужин, даже с мёдом, простите, не хочу я и голову потерять. Признаюсь честно, прошепчу вам на ушко, я хочу жить мирной и спокойной жизнью, немного терзаться излишней роскошью и коротать дни в скучнейших вояжах по окраинам вселенной.
  - Ну и дурак.
  Боюсь, я воззрился на инопланетника с крайним изумлением.
  - Нет предела совершенству, но если ты перестаёшь совершенствоваться, то начинаешь деградировать, тогда то зло тебя и настигает. А ты хочешь пустить время под откос, думаешь его у тебя вагон, совсем нет, маленькая тележка, да и то наполовину пустая.
  - Слушай, сам грешник, среди прочих, не пеняй на других грешников, не то рискуешь остаться один на один со своим грехом, и вообще не разглядывай соломинки в чужих глазах, - заявил я сердито, - лучше разберись в собственном лесоповале.
  - Я пытаюсь, - печально, произнёс мой собеседник, поглаживая ладонью по гладкому подбородку. Сейчас я провожу месяцы, медитируя, пытаясь очистить землю от тёмной пелены, сгущающейся у её поверхности, хоть какая-то польза, ведь мы лопоухи, обладаем сверхчувствительностью и чувственностью.
  Кстати, моя интуиция подсказывает мне, что вы придёте к своей цели совсем другой дорогой, нежели та по которой вы идёте сейчас. Я сразу заинтересовался.
  - Расскажите мне.
  - Нет, это я не могу, что бы ни случилось, вероятность успеха в ваших делах достаточно велика. Если я расскажу вам, то вы можете изменить ход будущего и возможно не в лучшую сторону, а ведь это важно, очень важно, настолько важно, что я ни слова вам не скажу. Помните только, что для истинной веры преград не существует, и что бы ни выпало на вашем пути, она преодолеет всё.
  Больше он и вправду ничего не сказал, не смотря на хитроумные вопросы, а когда я попытался взять его на слабо, он только улыбнулся. Мы ещё посидели немного, и вскоре поворот реки скрыл от нас одинокую фигуру упрямого борца со злом.
  Да, чего только не увидишь на своём веку. Ладно, река продолжает своё течение, нет, в самом деле, волшебных тварей здесь меньше чем непонятных людей. Это просто поразительно, оборотень похож на оборотня, за редким исключением, я бросил взгляд на задумавшеюся над чем-то Лану, а люди нет, они все разные и каждый со своим особенным приветом.
  
  
  Глава 18
  
  Волна эмоций, подъём чувств, нужные слова волной поднимающиеся из душевных глубин и обрушивающиеся на мир острым лезвием предложений, точно доносящих мысль до слушателя на пенящемся гребне вдохновения. Жаль только, что оно бывает так редко, но когда приходит, то подобно огню, сжигающему всё суетное и выжигающему в сердце огненные буквы, пылающие во мраке одиночества. И мысли очищаются от грязи и взору открывается прошлое, настоящее и будущее.
  В этот миг совесть становится неумолимым судьёй поступков и помыслов и вершит правосудие под пристальным оком Бога. Мы приходим и уходим и не знаем зачем, смысл жизни скрыт так надёжно, что сомневаешься, есть ли он вообще. Мы подобно муравьям, живём, плодимся и умираем, но человек не насекомое, не даром же у него разум.
  Так зачем же он живёт? Но мы не знаем и, терзаясь не знанием, откармливаем свои туши для могильных червей. Хотя, если человек отличается от насекомого в жизни, то и в смерти должен отличаться, и наше я поднимается по лестнице совершенства, расплачиваясь за каждую ступеньку памятью. Стремянка, ведущая в никуда, чёрт. А бессмертие?
  Какая разница, в бессмертии смысла жизни не больше чем в смерти, и всё же, не зная зачем, мы очень хотим жить вечно.
  Такие мысли роем кружились в моей голове и это говорит о том, какое настроение было у меня в эту минуту и только тепло нежно прижавшейся ко мне Ланы, её немая ласка и доверие успокаивали и утешали меня, рождая в душе сладкую истому, и исторгая тягучую печаль в виде редких слезинок.
  Вот ведь, бывает же такое настроение, правильно пишут - уныние смертный грех. Какой точный подбор слов, ведь когда оно приходит, опускаются руки и не хочется жить.
  Из далека прилетел резкий крик демона блуждающего в воздушной пустыне. О чём он думал? Искал ли слабую душу, и в предвкушении насилия кричал, не в силах сдержать жажду крови, или может, страх перед хозяином вырывал из его горла эти звуки, полные бессильной злобы самого большого в мире раба. Кто знает.
  Пожалуй, это была самая большая река в заастральном мире. Глядя на её тягучие упругие воды, я, почему-то, вспомнил старинное гадание, когда ставишь два зеркала напротив друг друга, а по краям зажжённые свечи. Я и сам, как-то раз, пробовал так вызывать духов, надо сказать что полумрак, горящие свечи, потрескивающие в тишине, создают довольно жуткую обстановку. Отражённые в зеркалах свечи образуют огненную дорожку и в её начало, скрытое в темноте ты и вглядываешься, пытаясь увидеть загаданный предмет.
  Начинает казаться, будто что-то движется, поднимается на встречу, что-то чуждое нашему разуму, нечеловеческое шевелится в темноте.
  Говорят, бывает так, что духи выходят из зеркал, или ещё какая нечисть. В этом случае гадающему может не поздоровиться. Быть может, пространственная граница между мирами напоминает вращающийся водоворот и зеркальная тропинка, как луч света, направляет нечисть в наш мир. Как бы то ни было, мне ничего не привиделось. Только казалось, что вижу много всякой всячины, а так нет, ничего, только растравил воображение и всю ночь не спал, вспоминая страшилки, вроде того, как к одному парню каждую ночь являлись чудища и избивали его, а он мог только стоять, скрестив руки и молиться, иначе смерть. Не хотелось бы мне быть на его месте.
  Представляю, что переживает настоящий колдун, копаясь ночью в кишечнике свежевырытого покойника, или взывает к своему покровителю на чердаке какого-нибудь заброшенного дома. У меня точно нет такой силы воли, чтобы обуздать дикий ужас так необходимый колдуну для обострения чувств и контакта с астралом.
  Это я уже отвлёкся. Хорошо всё-таки, что настроение не всегда бывает настолько поганым. В этом мире было множество приятных вещей, становилось всё теплее и теплее, меховые вещи откладывались в сторону.
  Лана была обворожительна и часто купалась в реке, заставляя меня грызть ногти, и хоть порою я просыпался с мыслью, а что я собственно здесь делаю, всё же, я всё больше чувствовал себя в этом мире, как дома. Вот за такими наблюдениями я и прозевал Басаврюка. А проглядеть его было не просто, такой горы мяса я не видывал.
  Это я забегаю вперёд. Началось всё с того, что, наблюдая за Ланой, я не обратил внимания на лёгкое изменение течения, подгонявшего наш плот ближе к берегу. Я и опомниться не успел, как неизвестно откуда взявшийся стремительный перекат выбросил нас на берег.
  В воде прозвенел чей-то издевательский смех, а на земле стоял, улыбаясь во весь свой огромный рот, Басаврюк.
  Конечно, сначала я не знал кто это такой, но, судя потому, как раболепствовали перед ним демоны, это был он. Лана зарычала, бросив на меня свирепый взгляд, я должен был караулить, пока она купалась. Но какого чёрта.
  Басаврюк раскатисто расхохотался и сделал знак рукой, предлагая нам сойти на берег. Вблизи он был ещё больше и производил ошеломляющее впечатление. Одет он был просто, но пальцы украшали массивные золотые кольца, с вделанным в них чёрным жемчугом, под цвет его неестественно чёрных глаз.
  В этом демоне всё поражало массивностью: мясистый нос, толстые губы, зубы как у лошади, обнажавшиеся, когда он смеялся. А смеялся он постоянно, жизнерадостный попался демон, и всё его заплывшее жиром тело тряслось, как от извержения вулкана.
  Многочисленный отряд демонов выстроился перед ним, бросая в нашу сторону мрачные, полные неуёмной ненависти взгляды, и под их зубовный скрежет, мы и приблизились к Басаврюку.
  Я ещё никогда не видел более отталкивающего лица, с подленькой хитринкой, источавшее самую грязную низость и предательство. Басаврюк снова расхохотался.
  - Что, удивлены? - всхрюкнул он между очередными приступами смеха, сразу сделавшись похожим на одного из представителей хрюкающего семейства.
  - Не ожидали встретить меня собственной персоной? В эту минуту он и в самом деле был похож на огромную откормленную чушку, с человеческими повадками.
  - Я удивлён, что не заметил вас во время.
  - Ничего удивительного, ты и не мог.
  - То есть, как? - искренно спросил я.
  - Разве ты не замечал за собой ничего необычного, провалы памяти на пример?
  - Нет, не замечал, проткнуть твою тушу мечом я не забыл бы.
  Басаврюк снова расхохотался. Едва не поперхнувшись от удовольствия, он выдавил из себя, - да что ты говоришь, ну это вряд ли, а про эльфов ты помнишь, про Луэллина и других?
  Честно признаюсь, у меня по спине пробежал холодок.
  - Что с королём? - выдохнул я.
  - Думаю, тебе неприятно будет узнать, что почти все острова захвачены и со дня на день Луэллин падёт.
  Что-то внутри меня сжалось, и комок гнева медленно поднялся изнутри, перехватив дыхание. Что если броситься сейчас, я измерил на глаз расстояние до Басаврюка, шансов маловато, но всё же, только раз, один раз поцарапать мечом эту тушу. Однако маленькие свиные глазки Басаврюка будто читали мои мысли. По его знаку демоны бросились на меня со всех сторон и скрутили руки. Хрустнула кость и острая боль пронзила плечо.
  - Ты пойми меня правильно, - произнёс Басаврюк надменно, - я не собираюсь давать вам ни одного шанса. Разумнее всего было бы убить вас сейчас, но это будет слишком гуманно. Потом, вашу казнь должен видеть народ, нет позже, по приезду в замок, вас казнят по всем правилам преисподней. А пока, разве вам не интересно узнать, как я управляю вашим мозгом, признаюсь, это доставляет мне большое удовольствие - притуплять память, подталкивать самые низменные чувства.
  А ты извращенец, избранный, мне даже не пришлось особо вмешиваться в твой разум.
  Лана зарычала. Мне было слишком больно, что я забыл про эльфов, чтобы обращать на это внимание. Басаврюк, видя мою растерянность, расхохотался ещё громче и, протянув руку, взял мой меч.
  - Эти дураки - Веельзевул с Люцифером, думают, что ты украдёшь мой камень. Тоже мне великий вор.
  Басаврюк презрительно сплюнул.
  - Думают, что вернут свои ключи, и будут править миром. Они забыли о моей способности направлять мысли и менять эмоции. Теперь, когда равновесие нарушено, только я, я один достоин стоять по правую руку хозяина.
  Его глазки зло сверкнули. Я решил дать ему выговориться.
  - А как вы вмешиваетесь в мысли? - начал я осторожно.
  - Очень просто, хитрый ты мой, сейчас ты думаешь, как заболтать старого Басаврюка. Тебе достаточно? Я добавлю. Мой главный талант в том, что я меняю эмоциональный баланс чувств, и делаю это гораздо лучше других первых, я снижаю шкалу любви и увеличиваю ненависти, зависть может задушить такого щенка как ты, а страх, страх....
  Я вдруг почувствовал полное опустошение, и ужас волной поднялся из глубин души. Я уже не мог сказать, что я делаю, ужас захватил разум, заставляя мозг кричать в отчаянии. Тело отказывалось слушаться, и сердце забилось в бешеном ритме. В глазах, затуманенных слезами, всё поплыло, и я упал на колени, что-то похожее я испытал у озера отчаяния, на острове Веельзевула.
  - Это всё просто - продолжал Басаврюк, - но уже давно не интересно.
  Внезапно всё прошло, и я почувствовал несказанное облегчение, будто горящее тело, полили водой, или дали напиться умирающему от жажды человеку. Сердце забилось спокойнее, и воздух влился в ещё сжатые в спазме лёгкие. Басаврюк притворно вздохнул.
  - Нам демонам тоже бывает скучно, но ладно, заболтались, надо же, тебе всё-таки удалось заболтать меня, но теперь нам пора.
  Он подал знак, и отряд выстроился в походном порядке. Басаврюку подвели огромного огнедышащего быка, тоже чёрного цвета, с раздутыми ноздрями и красными, не мигающими глазами.
  С неожиданной лёгкостью демон вскочил в седло, и мы тронулись в путь. Всё произошло настолько быстро, что я даже не успел, как следует опомниться, только что плыли себе вниз по реке, а тут на тебе, связанные плетёмся по пыльному тракту, и здоровенные демоны подталкивают нас в спину.
  Но эльфы, как я мог забыть про них? Чувство вины позорным клеймом выжигало грудь, даже боль выбитой из сустава руки не причиняла таких страданий.
  Лана шла рядом, крепко сжав зубы, и только часто и высоко вздымающаяся грудь девушки, выдавала, какие страсти бушевали в её сердце. Она даже не смотрела на меня, уперев взгляд в дорожную пыль. В этот момент мне было особенно обидно, я хотел утешить её, а может и сам ждал утешения, не знаю, но я в ней нуждался.
  Стыдно! Какой позор. Ну как этот толстый мерин мог очутиться на юге, так далеко от своих владений. Как просто было плыть по реке, и как обидно идти прямо в противоположном направлении.
  Демоны, не чувствуя усталости, делали километр за километром, я же уже изнемогал, даже Лана начала проявлять признаки усталости. Но, несмотря на изнеможение, я обратил внимание на одну странность, дорога то был хорошо протоптана, а в течение всего дня, нам ни разу не встретилось, ни одного путника. Может, они прячутся? Но здесь негде.
  Воспользовавшись моментом, когда Басаврюк проезжал рядом, я спросил его об этом обстоятельстве, но демон промолчал и, вонзив шпоры в окровавленные бока животного, проехал мимо. Только к вечеру, я из отрывистых обрывков речей демонов, понял, в чём дело. К этому моменту мы въехали в заброшенную деревню и остановились на ночлег.
  Оказывается, Веельзевул в компании с Люцифером предприняли массовую атаку на отряд огнедышащего старика и его спутников, человека с мечом молнией в руке и тень убивающую бесшумно. Рассчитывая на лёгкую победу, они без подготовки напали на отряд, как неизвестно откуда налетел водяной смерч.
  В тот день, когда на целые города пролился кровавый дождь из разорванных тел нетопырей и демонов, люди впервые столь явственно ощутили в воздухе пусть призрачный, но оживляющий запах свободы.
  Города пустели, а в лесах появлялись вооружённые отряды, нападать на которые было опасно даже армии Люцифера. Выследить их было трудно, и прежде чем такой отряд удавалось уничтожить, исчезало множество демонов. Они просто не возвращались из чащи.
  Это были дисциплинированные, хорошо вооружённые отряды, не допускающие раскола в своих рядах. О серьёзности их намерений нам подтвердил повстречавшийся у дороги вековой дуб. На его ветвях раскачивалось несколько трупов, с прибитыми дощечками, гласящими, что так будет с каждым негодяем и вором, посмевшим ограбить простого крестьянина. Ни какой пощады подлым гадам, вещала надпись, сделанная неровным почерком полуграмотного человека.
  Это произвело впечатление даже на демонов. Назревало что-то невероятное, одна мысль о революции будоражила умы. Там, где в городах оставались люди, на демонов смотрели без страха, вызывая страшную ярость Люцифера, выражавшуюся в бесконечных казнях ни в чём не повинных людей. Позже, в одном из таких городов, я встретил старого знакомца с трезубцем в почерневших от сажи лапах. Встретив мой взгляд, чёрт боязливо отвёл глаза.
  В тот день Басаврюк впервые нахмурился, и оставался сумрачным ещё долгое время, пока не повстречал пьяных в стельку людей, ползавших на четвереньках за жалкими подачками, ржавших от удовольствия демонов.
  Пейзажи на дорогах постепенно менялись, лето снова сменилось осенью, и ноги вновь по щиколотку проваливались в хлюпающую грязь. Демоны задрали нескольких оленей, и, сняв шкуры, бросили их нам. Объев с них все остатки мяса, мы носили их потом мехом внутрь, страдая от невыносимой вони, вообще день, когда нам перепадало несколько кусочков сырого мяса, считался праздничным.
  Лана вправила мне плечо. Про эту операцию я рассказывать не буду, от одного воспоминания делается больно. Сдаётся мне, дельце это можно было обстряпать менее болезненно, но без этой процедуры я бы, пожалуй, помер. Низкие мысли, конечно, это не так.
  Моя Лана, моя. Впервые я подумал, какая может быть любовь у женщины, чтобы выдерживать такие мучения с любимым, который этого нисколько и не достоин даже. От этого сердце моё сжалось, и я почувствовал к ней такую жалость, такое тёплое чувство, что не мог удержаться и обнял это грязное, но такое родное существо, жертвующее многим для меня.
  Часто я думал, сделал бы я такое для неё, и не находил ответ. Всё чаще приходит мысль, в каком мире я окажусь, если помру здесь, но стараюсь гнать подобные размышления.
  Басаврюк посылает волны страха, но теперь, предупреждённый, я борюсь с ним, и это ему не нравится. Думаю, он с удовольствием меня бы убил, но ему нужна зрелищная казнь. Он прекрасно понимал, что только так можно набросить ярмо на воспрянувший духом народ.
  Меня удивляло, что на севере так мало жителей, ни одного, если быть точным, мы не встретили. Лана, на некоторое время пришедшая в себя, объяснила, что маленький народец не любит показываться. Я вспомнил про гномов, и троллей, порабощённых демоном.
  Наконец, когда заморозки сковали землю, а воздух стал холоден и прозрачен, вдали показались массивные стены старой крепости, это и было логово Басаврюка.
  Крепостные стены вырастали на глазах, взметнув в небо острые зубцы башен. Когда старые ворота захлопнулись за нами, я ощутил себя в западне, полностью отрезанным от мира, без всякой надежды на спасение. Страшная усталость опустилась на плечи, иссяк тот источник веры в победу и торжество справедливости.
  - Господи, - вырвались у меня слова, идущие из глубины сердца, - неужели нет тебя, неужели нет защиты от зла, неужели зло есть добро и добро есть зло.
  Басаврюк расхохотался, упиваясь торжеством победы. Какой-то демон, озлоблённый остановкой, толкнул меня в спину, и я полетел в грязь. Густая вонючая жижа, ударила меня в лицо, поднявшись мне на встречу. Ярость кровяным комом ударила мне в голову, и, вскочив, я бросился на обидчика. Не ожидая нападения, тот зазевался и легко выпустил из лап острый топор. Рука взметнулась, и лезвие описало сверкающую дугу.
  Нет. Я не опустил топор. Внезапно пелена ярости спала, и я смог ясно понять происходящее. Лана смотрела на меня не видящими глазами, и кровь сочилась из её потрескавшихся губ. Моя волчица. Над ней горой навис Басаврюк, с напряжённым вниманием следил он за мной, даже подался вперёд, чтобы лучше видеть происходящее. Нет, я не доставлю ему такого удовольствия.
  Блестящий топор упал в липкую жижу, забрызгав грязью высокие сапоги демона. В этот момент, впервые, я осознал со всей ясностью рассудка, смысл слов, если тебя ударили в щёку, подставь другую щёку, если тебя бьёт мерзавец, совсем не обязательно становиться мерзавцем, уподобляясь ему. Боюсь, это ещё одна заповедь, забытая в моём мире.
  - Завтра вы будете казнены, - произнёс Басаврюк, и, вонзив острые шпоры в бедное животное, въехал во двор замка.
  Взбешённый бык, изрыгнул столб пламени, но не посмел ослушаться господина. Двор больше напоминал рыночную площадь, и здесь я впервые увидел гномов. Закованные в железо, они обслуживали безмозглых воинов демона: одни подковывали лошадей, время от времени знакомя свет с ещё одним остроумным выражением, не достойным слуха читателя, другие занимались сапожным и скорняцким делом, получая в расплату за труды жестокие удары и насмешки необузданных негодяев. Басаврюка окружила армия слуг, и он скрылся в своих покоях.
  Нам тоже уделили немного внимания, загнав пинками в подвал, где коренастый, обросший стальными мускулами стражник, отвёл нас в подземелье. Но перед этим, лучиком добра в тёмном царстве, цветком среди сорняков, передо мной мелькнула лохматая лапа и сунула в руки ломоть чёрного хлеба, который я тот час же спрятал за пазуху. Я успел заметить только сверкнувшие в полумраке глаза, мигом скрывшиеся за дверьми. Похоже, стражник ничего не заметил.
  Сырые ступени вывели нас к подземным казематам, и стальная решётка с лязгом захлопнулась за нами. Я подошёл к стене, когда услышал за спиной глухой удар и, обернувшись, увидел лежащую без сознания Лану. Силы оставили девушку, преодолев тяготы пути, волчица не могла вынести неволю.
  Я бросился к ней и приподнял безвольно повисшую руку моей лесной нимфы. К великой моей радости, тоненькая ниточка пульса прощупывалась.
  Бедная моя девочка. В углу камеры стояла массивная, проржавленная бадья, наполненная мутной водой. Оторвав кусок грязной шкуры с ещё торчащими не ней редкими кустиками порыжелого меха, служившей мне вместо одежды, я опустил его в бадью и когда он пропитался водой, положил на лоб девушки. Через несколько минут, полных для меня немого отчаяния, её веки слабо затрепетали. Вне себя от радости, не в силах удержаться, я наклонился и обнял её милую голову, и бес конца целовал закрытые глаза и её бледные губы. Это, наверное, помогло, Лана пришла в сознание.
  С благоговением достал я из-за пазухи ломоть чёрствого хлеба, и дрожащей рукой разломал его на части. Как величайшие сокровища мира, подбирал я скупые крошки, боясь пропустить хоть одну. Намочив хлеб в воде, так что образовался мякиш, я поднёс его к губам моей девочки. Очень осторожно она откусила небольшой кусочек, и глаза её наполнились слезами.
  - Не плачь, милая, - говорил я, сам стараясь скрыть подступившие слёзы.
  Покачав головой, она показала, чтобы я тоже ел. Не в силах противиться, я откусил кусок и с трудом проглотил его.
  Первую секунду, сильнейший спазм сжал желудок, организм отвык от еды и отказывался принимать пищу. Резкая боль в животе, показала, как далеко мы зашли по дороге к смерти.
  Я вспомнил рассказ своей бабушки, как во время второй мировой, на их улицу зашла женщина с ребёнком, и дитя с голоду кусала свои ручки на глазах у рыдающей матери. Пока детвора металась, пытаясь добыть хоть картофельных лушпаек, и ребёнок и мать умерли на глазах у подростков, их уже ни что не могло спасти. Страшно, страшно пережить такое.
  Ну почему люди не учатся на своих ошибках, продолжают войны, приводящие к таким ужасам. Сама война и есть самый страшный ужас, а ведь кому-то это нравится. И эти извращенцы среди нас, любой может быть таким, или стать одним из них.
  Эти привидения, тени осени, рождают террор и страх в сердцах людей, именно они превращают детей в малолетних убийц с наглухо съехавшей крышей, считающих, что ради жизни в раю, нужно убить как можно больше невинных людей. Страшно. Когда же это кончится.
  Мы восхищаемся военными подвигами, но как было бы здорово, если бы просто не было войн, и не нужно было бы геройствовать. Чтобы самым великим подвигом стало достойное воспитание детей.
  За этот кусок чёрствого хлеба, я бы, не задумываясь, отдал все сокровища мира, будь они в моём распоряжении. Не представляю, кто может роскошествовать, когда люди голодают? Лицемеры. Вспоминая мой мир, так и хотелось сказать словами Хаггарда, - золото, бриллианты, вот они, берите их, владейте ими, ешьте их, пейте их.
  Новый приступ боли прервал ход мыслей. Где же вы друзья, храбрый Гаят, великодушный Велес, Карелл, чёрт его возьми. Всю свою прошлую жизнь я не просил помощи, из боязни, что и меня попросят о чём-то таком. Но сейчас другое время, другой я, помогите, спасите Лану.
  Потом мы спали, не было в мире воли способной противиться такой усталости, в эти часы могло произойти всё что угодно, мы бы даже не пошевелились. Спали мы долго, и это был первый день заточения. Первый день, среди длинной череды дней, с неумолимой последовательностью следующих друг за другом.
  Я много думал тогда о природе времени, что бы просто не сойти с ума. Постепенно стала вырисовываться смутная линия понимания, но тогда же я ощутил новый приступ наведённых эмоций, и размышления пришлось отложить до лучших времён.
  Сначала вмешательство выразилось в нахлынувших воспоминаниях, словно открылись шлюзы памяти, и из труб потекли мутные потоки самых болезненных воспоминаний; где-то, я кому-то не помог в трудную минуту, где-то поступал не правильно, и приносил страдания. Образ окровавленного Луэллина, протягивающего ко мне руку, с немым укором в вопрошающих глазах, являлся мне во сне, и каждый раз я просыпался в холодном поту.
  Очень скоро я уже чувствовал себя последним негодяем, приносящим людям одни несчастья. В ушах постоянно звенел детский плач Ани, пронизанный вибрирующим ужасом. От этого невозможно было спрятаться, должно быть так чувствовал себя Иуда в день предательства, и будь у меня верёвка, кто знает, чем бы это закончилось.
  В такие минуты Лана сидела рядом со мной и прижимала мою руку к своему сердцу. На неё Басаврюк видимого воздействия не оказывал, а может, оборотни были к нему невосприимчивы.
  Дни летели за днями, и это становилось всё невыносимее, я спрашивал себя не сошёл ли я уже с ума, и не находил ответа. Если бы не поддержка Ланы, я точно бы свихнулся.
  Как я говорил, питались мы отбросами со столов нетопырей, которые сами ели помои как свиньи, да что там, свиней кормили лучше. Тут попрошу не путать нетопырей с демонами, те питались значительно лучше, и состояли на личной службе у своих повелителей.
  Не представляю, сколько прошло дней, со времени нашего пленения, но в один из них, засов на двери заскрипел, и показалась ухмыляющаяся рожа нашего стражника. На этот раз он не принёс еду, а сделал знак следовать за ним. Лана, шатаясь, поднялась с пола и попыталась помочь мне встать. С великим трудом я поднялся, и побрёл к двери, о том, чтобы бежать не могло быть и речи.
  Щёлкнул кнут, но я даже не ощутил удара, только Лана нашла в себе силы оскалить зубы. Едва передвигая ноги, мы побрели за стражником. Лестница оказалась тяжким испытанием, почти непреодолимым, и если бы стражник, до тупого мозга которого, наконец, дошло, что самим нам не подняться, не поднял нас наверх, мы бы полегли на первой ступеньке.
  Двери открылись, и розовый луч заходящего солнца упёрся мне в лицо, и это было здорово, жизнь продолжалась. Одна за другой открывались тяжёлые, обитые железом двери, и, наконец, мы вышли в просторный зал, скрытый в самом центре старого замка.
  За огромным дубовым столом возвышалась тяжёлая туша Басаврюка, громко захохотавшего при виде нас, так что тело его затряслось словно желеобразная масса. Стол был уставлен всевозможными яствами. Десятки демонов, видимо, высшего сословия, в неимоверном количестве пожирали жареных быков и свиней, запивая из огромных деревянных кружек густым ароматным пивом. Сам Басаврюк, едва отсмеявшись, откусил здоровый кусок от копчёного окорока и довольный, пережёвывал его.
  Всё здесь соответствовало его вкусу. В чадящем свете факелов мерцало золото, наложенное на всё, что только было можно украсить: и стулья, и огромные каменные очаги, отличавшиеся необыкновенно грубой работой, всё было в золоте, и челядь, услужливо хохотавшая над нами вместе с Басаврюком, щеголяла чеканным золотом.
  Наш стражник почтительно склонился в низком поклоне, и сильным рывком бросил нас на колени. Басаврюк махнул рукой, и поудобней развалился в своём троноподобном кресле. Стражник мигом исчез, оставив нас в зале наедине с демонами. По знаку Басаврюка, мы кое-как поднялись и подошли ближе к демону, мимо чавкающих морд упитанной челяди.
  По правую руку Басаврюка, сидело существо не похожее на других. Маленького роста, с длинными мохнатыми руками и густой чёрной бородой, сквозь которую иногда сверкали острые белые зубы. Глубоко посаженые глаза ничего не выражали и массивные надбровные дуги со свирепо сдвинутыми лохматыми бровями, придавали существу необычайно грозный вид. Широкий нос с раздутыми ноздрями, толстые красные щёки, всё в нём обличало большую силу, и огромный топор, висящий за спиной, придавал ещё больший вес его внушительному виду. В осанке сквозила гордость и надменное презрение к окружающим. Чуть позже я заметил ещё одну особенность, в его вооружении, на кольчуге тончайшей работы, не было ни грамма золота. Всё было изготовлено из крепкого металла и отличалось изяществом, говорящем об известном вкусе хозяина. Притом, что каждая деталь вооружения была чрезвычайна прочна. Это был малорослый Геркулес, ну всё как из сказок про гномов.
  Басаврюк заметил моё внимание.
  - Вижу, ты сильнее, чем я думал, - прогремел он, наклонив вперёд свою бычью голову, - мои чары не оказали на тебя должного влияния.
  Заметив мою усмешку, он рассвирепел, но сдержался.
  - Впрочем, я не очень старался, тратить силы на одного червя, среди миллионов ему подобных кишащих в своих навозных кучах, нет, это глупо.
  Он презрительно усмехнулся, под громкий хохот вторящих ему демонов, только на лице гнома не отразилось ни тени эмоций, но мне показалось, что густые брови ещё больше сошлись на переносице.
  - Ты умрёшь избранный, но не сейчас, сейчас ты ещё не готов, народ должен видеть твоё унижение. Когда червь будет раздавлен, только тогда его разрежут на части и сожгут, чтобы не размножился. Размножился, - замычал Басаврюк, оглашая зал оглушительным хохотом, радуясь своей грубой шутке.
  В глазах демона зажглись искорки.
  - Так, когда же ты будешь готов? - спросил он с внезапным интересом, - нельзя заставлять людей долго ждать, ты бы видел, какой интерес вызывает в толпе казнь тебя и твоей волосатой шлюхи.
  Он снова расхохотался. Огромная рука взметнулась, и пощёчина бросила меня на холодные каменные плиты в полуобморочном состоянии.
  - Нельзя заставлять людей долго ждать, - гремел Басаврюк, - быть может, это тебя подогреет.
  Гнев медленно поднялся в моей душе, и кровь застучала в висках.
  - Да, о да, так, ты разъярён, - прорычал демон, в каком-то садистском экстазе.
  - Не сдерживай себя, ну же, отдайся ярости, это ведь так невыразимо, весь мир дрожит у твоих ног, ну же, ненавидь меня, я разрешаю. Давай же, мужчина должен уметь драться.
  - Настоящий мужчина, должен уметь сдерживать себя, - прохрипел я сквозь спёкшиеся губы.
  Капля крови упала на пол.
  - Тогда ты самая последняя овца, какую я только видел, - взревел Басаврюк.
  - Это ничего, в отличие от других, овцы станут по правую руку Бога.
  Брови демона удивлённо взметнулись, несколько мгновений он молча взирал на меня.
  - Что ты хочешь этим сказать? - медленно с угрозой в голосе произнёс он.
  - А ты как думаешь?
  Басаврюк очень удивился.
  - Эта скотина, - он поперхнулся, - эта скотина, только что обозвала нас козлами.
  В зале повисла тишина и тут же взорвалась разноголосым хором сердитых голосов, пересыпанным отборным рычанием.
  - Вижу тебя, заинтересовал мой слуга, - прохрипел демон, - думаю, будет достойно, если он подрежет языки вам обоим, ваше избранное высочество, - с этими словами он кивнул гному.
  Гном не спеша отпил из своей кружки и медленно поднялся.
  - Я не палач, - тихо произнёс он хриплым голосом, и, выйдя из-за стола, направился к выходу.
  - Вернись, - взревел Басаврюк, и, в страшной ярости, поднялся со своего трона.
  Гном, не останавливаясь, повернул голову, и в его глазах блеснула угроза. Дверь распахнулась и со скрипом захлопнулась за его спиной. Все замерли. Лицо демона налилось кровью и начало синеть от страшного гнева. Волна ненависти пронеслась по залу, бросив присутствующих на пол. Некоторые со стоном повалились под стол и с глухими воплями рвали шерсть у себя на голове.
  Басаврюк больше не смеялся, и стоял с искажённым гневом лицом. Ему бросили вызов в собственном замке, и кто, его же раб. Невероятным усилием воли, он взял себя в руки, и слуги вздохнули с облегчением, ещё не веря, что остались живы.
  - Клянусь, - тихо произнёс Басаврюк, - клянусь, когда всё кончится, ты пожалеешь о сегодняшнем дне, ты долго будешь жалеть гном, уж я об этом позабочусь.
  В зал, на дрожащих коленях, вполз страж, и по знаку демона, потащил нас в подземелье. Прежде чем захлопнулись двери темницы, я заметил, что двор устлан корчащимися в судорогах нетопырями и гномами. Гнев Басаврюка не щадил ни кого.
  Следующий за этим день, ознаменовался ещё большим сюрпризом. Дверь камеры распахнулась, и дрожащий от страха страж, протиснулся в дверной проём с подносом, уставленным настоящей едой. Здесь был хлеб и настоящее мясо, в чашке плескалось густое пиво, и всё было свежим и ароматным.
  У меня рот открылся от удивления, и закрылся только тогда, когда в нём исчезла последняя крошка с вместительного подноса. Лана тоже наелась досыта, и после мы долго гадали, кто мог прислать нам такой великолепный подарок.
  Однако на этом сюрпризы не кончились, передачи с едой стали приходить каждый день, кто бы ни был наш благодетель, он был щедр и богат, не всякий в этой обнищавшей стране, мог позволить себе такие затраты.
  Мысль о гноме не покидала меня. Я был почти уверен, что это он наш таинственный незнакомец, и когда через несколько недель двери камеры распахнулись, и проёме появилась его чёрная борода, я нисколько не удивился.
  - Не боитесь вызвать недовольство Басаврюка, читать эмоции это его конёк, - произнёс я, пожимая твёрдую ладонь гнома.
  - Я уже вызвал его недовольство, - твёрдо ответил гном.
  - Тогда за чем вы делаете это для нас?
  Гном немного помолчал, и грузно опустился на мои нары, тяжко заскрипевшие и заходившие ходуном, под его весом.
  - Я делаю это не для вас, а для своего народа.
  - Так в чём же дело?
  - Не притворяйся дураком, - досадливо крякнул старый гном, - только от тебя теперь зависит наша жизнь.
  - Твоя жизнь.
  - В первую очередь, точно, моя, потом остальных, конечно, самыми первыми умрёте вы, - добавил он просто.
  - Мы же живы до вашей казни, после, я даже думать не хочу о том, что будет после.
  - Почему Басаврюк сразу не убил вас?
  - Моя смерть, взбунтовала бы всех гномов и добыча золота тогда бы сократилась, он не может пойти на это, особливо сейчас, в самый кризис противостояния первых. Нет, только не сейчас. Демоны сошлись в битве за власть, пока этого не видно, но скоро прольются реки крови.
  Гном заскрежетал зубами.
  - Почему же вы не оставите прииски?
  - Пока у него камень гномов, ключ земли, мы не можем противиться тёмной воле, вот почему нам нужен ты.
  Представленная в воображении картина настолько накалила атмосферу, что гном с такой силой грохнул по столу, что дерево не выдержало, и стол раскололся на части. Смутившись собственного проявления чувства, он замолчал.
  - Я даже не знаю где он этот камень, - осторожно произнёс я.
  - Демон таскает его с собой, в золотой цепочке вечно торчащей на его шее.
  - Просто, и эффективно, - восхитился я, - даже не представляю, как его можно достать.
  - Придётся тебе постараться.
  - В таком случае, мне хотелось бы знать ваше имя.
  Лёгкая тень пробежала по лицу гнома. Решительно махнув рукой, он хрипло рявкнул,- меня зовут Ральд, и это моё настоящее имя. Всё, - гном внезапно встал, это было подобно разорвавшейся бомбе, - я не могу здесь долго оставаться.
  Он направился к двери, в сомнении остановился, вернулся, отхлебнул добрый глоток из кружки с пивом, довольно кивнул головой, и вышел из камеры, на этот раз окончательно.
  - Интересный случай.
  - Что ты имеешь в виду? - тихо спросила Лана.
  - Ну как же. Вождём обычно становится, если власть не наследуемая, либо самый сильный, либо самый умный. Наш гном удачно совместил оба этих ценных качества.
  - Он рискует.
  - Рискует, это относится к первому его качеству, но голова, позволит ему снизить риск до минимума, в случае нужды он нас продаст.
  - Ты уверен?
  - Нет. Просто эти особы отвечают не за себя лично, ему предстоит заботиться о народе.
  - Знаешь, о чём я сейчас думаю? - закрыв глаза, произнесла Лана.
  - Нет, не знаю, расскажи.
  - Я вспомнила замок Луэллина, наши комнаты, какие мягкие там был перины, а простыни - гладкие, шелковистые, как они ласкали кожу.
  - Скажешь тоже. Не трави душу, бедный Луэллин, как-то он сейчас там.
  - А я ведь послала ему элементаля.
  - Чтооо? - я аж подскочил.
  - И ничего мне не сказала? Ты его просила помочь?
  - Чем бы он нам помог, - фыркнула Лана в ответ.
  - Нет, я сообщила ему, что у нас всё в порядке, что терпеть осталось не долго.
  Я чуть не задохнулся.
  - Но! - тут я остановился.
  - Возможно, ты и правильно сделала, он ничем не смог бы нам помочь, только наделал бы глупостей. Знал бы Луэллин, как призрачна его надежда.
  Я вздохнул.
  - Как ты догадалась, что эльфы ещё живы, ведь Басаврюк сказал, что почти все острова захвачены.
  - Ах, Георгий, наивный ты Жора, разве ты не заметил, что природа перестала меняться в худшую сторону, теперь всё как всегда. Нет, Луэллин жив, и я думаю, что демоны сняли осаду их земель. Чьи же ещё армии разбил Велес с твоими друзьями, теперь демоны долго не придут в себя и наша задача за это время унести отсюда ноги.
  - Не так то это просто.
  - Придётся постараться.
  
  
  Глава 19
  
  Идиоты.
  Солнце вновь взошло над миром, где на тысячу дураков прозябает один умный, молчаливо перенося свои страдания. Миллионы идиотов, где каждый мнит себя гением, тем самым подтверждая, что ещё больший дурак, чем кажется. Прости господи, конечно, ты всех любишь одинаково, но судить нас будешь по-разному. Вместо того чтобы просить прощения, мы по-прежнему благодарим тебя за то, что лучше других. Ничему не учит нас история, собрание человеческих ошибок во многих томах. Вселенная есть ты и мы часть вселенной, ешьте хлеб - это плоть моя, пейте вино - это кровь моя, всё сущее - это я, добавил бы я к этим строкам библии.
  Печально выкатило солнце из-за серого горизонта свой красный глаз. Мигнуло белым облаком, бог знает, как очутившемся в бескрайних просторах голубого неба, и принялось разогревать проснувшуюся землю. Зародилось утро, широко открыв умытые росой глаза, навстречу неясному грохоту наступающего дня.
  Нет ничего на свете приятнее неторопливого рассвета, когда не надо спешить, и день предвещает одни удовольствия, когда вся жизнь ещё впереди, и нет забот.
  Приятно встречать ясные вечера с редкими, только что появившимися в прозрачной глубине неба звёздами. Чувствовать негу не в пустую прошедшего дня и со спокойной удовлетворённостью расслабиться, чувствуя, как Морфей, цепкою рукою, смежает веки, ввергая в пучину здорового сна. Увы, минуло детство золотое.
  Лишь солнца луч позолотил край неба, как грохот тысяч заступов грянул в тишине. Облако пыли чёрным пятном поднялось со дна карьера, загородив собою солнце. Свист бича и резкие оклики надсмотрщиков смешивались с глухим стоном рабов, заглушая ропот негодования.
  Лесные гномы, привыкшие к тенистым полянам родных лесов, гнули спину в золотоносных карьерах Басаврюка. Густые чёрные бороды порыжели на солнце, и солёный пот стекал с длинных усов на рыхлый песок, днём нагревавшийся до такой степени, что удушливое марево вынуждало надсмотрщиков искать спасения в тени. Но сами работы не прекращались ни на мгновение. И здесь золото властвовало над миром, неся смерть и страдания не имущим.
  Ни одна социальная система мира, не отличается справедливостью, всегда благо одних строится за счёт тяжкого труда других. Со стороны гор, загораживающих песчаные карьеры с севера, в небо чёртовыми пальцами упёрлись пять чёрных столбов, подобно Мози-оа-Кунья на кружевной Ниагаре, только тёмного царства.
  Тролли трудились в горных шахтах, разрабатывая золотоносные рудники. Слово Басаврюка, скреплённое волшебным ключом, было непререкаемо. То один, то другой гном, молча, валился на землю, и его место тут же занимал другой. Мёртвого оттаскивали в сторону и быстро засыпали просеянным песком. В дюнах таилось огромное кладбище, надёжно хранившее кости мёртвых.
  Всё это довелось мне увидеть, проезжая в закрытой клетке, когда Басаврюк по своей прихоти, вновь возжелал нас увидеть. За всё время следования не было произнесено ни слова, только порою в густой пыли быстро мелькали глаза какого-нибудь гнома, и в них сверкала надежда.
  Говорят умение властвовать - искра Божья, этой харизмой обладает лишь пять процентов населения планеты, у меня этой искры нет, и никогда не было. Мой дар, возможно, направлять людей, обладающих этой искрой, и бремя ответственности вдруг свалившейся на меня, тяжким камнем давила на грудь, и не было другого пути. Боже, дай мне сил вынести эту ношу, ведь я не способнее любого другого.
  
  
  Глава 20
  
  Трень, трень, трень - тихо поёт сверчок за окном. Огромная луна, разливает в воздухе жемчужное сияние, и река перекинула по своей ровной глади, блестящую дорожку. Так думаю я, сидя в тёмном сыром углу тесной камеры, пропитанной запахом пота и тлена, здесь пахнет смертью. Тощие крысы шуршат в темноте и их жадные глаза поблёскивают красным светом. Но не хочется думать о неизбежном. В уходящие мгновения жизни вспоминаешь светлые минуты, порою озаряющие мрак существования.
  Так о чём же поёт сверчок? Вопрос, который задают себе все романтики мира, люди, как правило, несчастные и одинокие. Может это душа поэта, проливающая слёзы воспоминаний при свете полной луны? Или волшебство ночи, завораживающее тихой песней влюблённых. Завтра утром нас казнят. Чушь всё это, сверчок ищет подругу и верещит от желания. Утром всё смолкнет. Утром смолкнет всё.
  Тик-так, отсчитывают невидимые часы невидимые секунды. Это ж надо, сижу здесь и сейчас, и знаю, что будет потом, блин, диплом экстрасенса мне, пожалуйста, завтра буду его защищать. Завтра? Кто знает, может уже сегодня. Бедная Лана, и угораздило её связаться со мною. Как я её встретил? Воображение тут же нарисовало картину - солнечное утро, свободный ветер треплет верхушки деревьев и, утихая, нежно гладит её густые чёрные волосы, играет солнечными лучиками на её прекрасной гладкой коже. Как она хороша. Настороженным взором следит она за мной, а густой едкий дым костра, как назло, застилает мне глаза и щиплет в носу.
  Воспоминания. Я бросаю взгляд на лежащую на полу Лану. Она по-прежнему прекрасна, несмотря на заострившиеся черты лица, и синие круги под глазами, и в ней больше нет вражды и отчуждения, она мне верит. Верит мне, а я? Что я сделал для неё? Привёл к смерти. Мысли терзают мою душу, и невыносимая тоска разрывает сердце и хочется выть на луну, как обезумевшему волку, вместе со сверчком.
  Её лёгкое прикосновение рождает бурю в душе, разрывает мрак, и тоненький лучик света согревает сердце. Нежность вызывает непрошеные слёзы и мучительную радость, когда хочется броситься в бушующее пламя и со смехом вдохнуть огненные языки. Близится рассвет, я это чувствую, потому, как гаснет надежда и холодная пустота обволакивает меня смертным объятием.
  Крысы рыли свои норы и скреблись под землёй, счастливые, они не ведали отчаяния. Щёлкнул замок, и дверь со скрипом отворилась. Я вздрогнул и чуть не поддался паническому чувству. Вдруг земля подо мной задрожала и подалась, и, едва сдержав крик, я провалился вниз.
  Твёрдая рука с силой сжала моё запястье, и старый гном поднёс палец к губам, приказывая молчать. Я замотал головой, пытаясь сказать, но было поздно. Громкий крик стража разнёсся по всему подземелью.
  - Скорее, - крикнул гном и бросился в темноту тоннеля.
  Раздалось звериное рычание, и крик стражника прервался, обагрённая кровью волчица, прыгнула в подкоп. Всё произошло так внезапно, что я ничего не успел понять, только сердце словно взбесилось, и дёргалось в груди как цепная собака. Я бросился за гномом, ощущая спиной тёплое дыхание волка.
  - Сюда, - хрипел в темноте голос Ральда.
  Теперь я разглядел целый отряд гномов, бежавших впереди.
  - Как вы нас нашли?
  - Не задавай таких идиотских вопросов гному.
  - Но?
  - Никаких но, мы должны были тебя спасти.
  - Я хотел.
  - Заткнись!
  И я заткнулся. Подземные коридоры разветвлялись и множились, это должно было сбить преследователей со следа, я поражался, сколько работы переделали гномы за это время. Постепенно мысли успокоились. Надежда вернула уверенность и силы. Босые ноги мягко ступали в рыхлую прохладную землю, и это было приятно, просто здорово.
  Чья-то рука коснулась моего плеча и, пошарив перед собой, я ощутил холод полированной стали. С великой благодарностью схватил я рукоять меча. Лана волком прошмыгнула мимо меня и помчалась вперёд. Позади раздавались громкие вопли и звон оружия. Поворот за поворотом, и преследователи отставали с каждым километром. Я задыхался, когда властный голос Ральда приказал остановиться.
  - Бежать нет смысла, здесь мы в безопасности.
  - Думаю надо идти дальше, - сказал я.
  - Так и сделаем, но сначала отдохнём, да и подкрепиться не помешает.
  Одобрительное ворчание раздалось в ответ. Ударил кремень и вспыхнул яркий огонь. Гномы развязали узлы и достали благословенную еду, - хлеб, мясо, сыр, - любимая пища, в объёмных флягах плескалось густое пиво. Пожилой гном, внимательно меня разглядывал.
  - Что-то не похоже, что бы вы плохо питались, - проскрипел он настороженно.
  - Всё в порядке, почтенный Орин, они свои.
  - И это избранный? - гном искренно удивился, - да я в свои-то годы, сильнее его, даже внук мой его одолеет.
  - Ты же знаешь, что дело тут не в силе, - уважительно произнёс Ральд.
  - Так-то так, но всё же спокойнее с сильным человеком.
  - Чем это вам не нравится моя мускулатура, - сказал я, напрягая бицепсы.
  Старый гном рассмеялся и, взяв мою ладонь, легонько сдавил, так что я скривился от боли. Заплясав на месте, я объяснил, что удовлетворён разъяснением, и долго потом разнимал слипшиеся пальцы. Лана, превратившись в человека, с неодобрением наблюдала всё это.
  - Что дальше? - произнесла она серьёзным тоном.
  - Дальше будем отсюда выбираться, - проговорил предводитель и довольно вытер пену с густых усов.
  - Погоня отстала, стоит уйти подальше.
  - Ты права девочка. Эх, если бы мы всё время были под землёй. Но ты права, пора идти.
  Степенные гномы быстро сложили свои узелки, и, выстроившись гуськом, пошли дальше. Я заметил, что они побросали заступы и кирки. Ещё через какое-то время, я обратил внимание, что, не смотря на возраст, их походка легка и свободна, а осанка выдаёт прирождённых воинов. И когда из тайника достали гору блестящего оружия, я не удивился, только его количество меня смутило. Когда они закончили вооружиться, то больше походили на закованных в броню роботов.
  - Куда вам столько всего, - спросил я.
  - Видишь ли, мы гномы любим крайности, биться так до конца, есть до отвала, веселиться пока не станет грустно. Много не мало.
  Я взял Лану под руку, и пошёл дальше. Какое-то тревожное чувство не оставляло меня, я по-прежнему чувствовал себя как в камере, наверное, надо было поскорее выйти на свежий воздух. Скоро я заметил, что стены коридоров начинают светиться в темноте, через километр пути света было достаточно, чтоб потушить факелы. Протянув руку, я ощутил под пальцами мягкий мох, он и светился в темноте.
  - Это старые тоннели? - спросила Лана.
  - Это древние тоннели, - благоговейным шёпотом произнёс Орин, дотрагиваясь до стены. Их прорыли, когда и деда моего ещё на свете не было.
  - И как далеко они тянутся?
  - Достаточно далеко, - уклончиво произнёс Ральд, и ускорил шаги.
  Пришлось поспевать за ними. Идти было легко и удобно. Ещё раз мы остановились, чтобы поесть. Постепенно поведение гномов становилось всё нервознее, и их насупленные брови не предвещали ничего хорошего. Ральд остановился, и, подумав, подошёл ко мне.
  - Скоро нам предстоит выйти на поверхность.
  Беспокойство сквозило в его голосе.
  - Мы ушли так далеко, - сказал я.
  Гном покачал головой.
  - Как бы далеко мы не ушли, власть Басаврюка простирается ещё дальше, и у него есть камень.
  - Ну и что?
  - Удивительно, но мы не ощущаем его влияния, это то меня и беспокоит.
  - Что же делать? - произнесла подошедшая к нам Лана.
  - Делать больше нечего, пошли дальше.
  Ещё через несколько десятков метров, впереди показалось крошечное пятно света. Постепенно оно всё больше увеличивалось в размерах. Гномы шли всё медленнее и недалеко от выхода совсем остановились. Старый Орин обернулся назад и бросил долгий взгляд на светящиеся ровным зеленоватым светом коридоры, уходящие глубоко под землю.
  - В чём дело? - недоумённо спросил я.
  - Слишком спокойно, - односложно ответил гном.
  Некоторое время мы стояли, молча, вслушиваясь в тишину. Тревожное ожидание, вновь обрушившееся на мои истощённые нервы, чуть не довело меня до истерики. Предводитель медленно достал из-за спины огромный топор. Осторожно мы двинулись к выходу. И всё было спокойно. Пятно света увеличивалось и скоро заслонило всё кругом. Гномы нерешительно вышли из тоннеля и остановились.
  Свет больно ударил по моим глазам. Гномы успели к нему привыкнуть, прежде чем выбрались на поверхность, и теперь внимательно всматривались в обступившую нас зелень леса. Орин нюхал воздух своим сморщенным носом. Что-то было не так и в тот момент, когда я понял что, было уже поздно.
  - Назад, - закричал я, что было сил, но звон спущенной тетивы опередил меня и старый Орин со стрелой в горле грузно повалился на спину, - птиц не слышно, прошептал я потрясённо.
  Гномы грозной когортой стали кольцом вокруг меня и ощетинились острой сталью топоров. Страшный грохот ударной волной ударил по ушам, и десятки демонов высыпали на поляну. Гномы, перед лицом опасности, словно пришли в себя, и со спокойствием истинных воинов, приняли первый удар. Их неуверенности как не бывало, топоры мерно взлетали вверх, чтобы обрушиться на очередную жертву. Скоро крики смолкли, и в тишине звон стали перекрывал стоны умирающих.
  Ручьи крови вырывались из разрубленных артерий и стекали по блестящей броне гномов, и скоро она порыжела от крови. Земля стала скользкой и грязной, а бой продолжался. То один, то другой гном в порубленных доспехах, тихо падал вниз, но его место тут же занимал другой, ряды смыкались. Долго это не могло продолжаться.
  В который раз демоны, уверенные в победе, бросались вперёд и, наткнувшись на непреодолимую силу, присоединялись к мёртвым. Но всё реже поднимались топоры, скоро нас было пятеро, четверо, вот новый натиск, казалось, это конец, но нет, отбит, но нас двое.
  Ральд с яростным криком бросился вперёд на смертоносное железо. Земля разверзлась, и липкая жижа предательски подалась под ногой. Гном кувыркнувшись, рухнул на землю. Ланы нигде не было. Рычащее стадо затопило поляну и цепкие лапы, быстро меня скрутили, в который уже раз.
  
  
  Глава 21
  
  - Вы заставляете себя ждать, - проревел Басаврюк.
  - Но ничего, за это время мои подданные успели подкрепиться и отдохнуть.
  Мы стояли на огромной дворцовой площади. Торговые ряды были убраны прочь, и галдящая толпа людей затопила всё пространство вокруг объёмного деревянного помоста, посреди которого возвышался массивный обрубок дерева с воткнутым в него топором. Внутри я порадовался, орудий пыток не было. Моё самочувствие вообще заметно улучшилось с побегом Ланы, и как не колдовал Басаврюк, отчаяния я не испытывал. Я мог только умереть, а демону нужно было публичное унижение.
  Басаврюк был раздражён, но пытался скрыть это. Стараясь подчеркнуть значимость события, он был одет в роскошный наряд и малиновый плащ, под цвет подземного пламени окутывал его гороподобную фигуру.
  Люди вопили, требуя приступить к казни. Басаврюк, не желая больше тянуть резину, отступил назад. Наступила тишина.
  - Один момент, всё должно быть по справедливости, как у вас на земле. Суд! Прошу. Толпа расступилась, и вперёд вышла группа странно разодетых людей.
  - Свя..., святой отец? - воскликнул я, не в силах сдержаться, - помогите мне, если можете.
  Гневный жест служителя церкви оборвал мои мольбы. Тем временем седобородый старец сделал шаг вперёд и поднял руку. Священник резко оттолкнул его, что-то презрительно прошипев.
  - Ах ты, ослиная отрыжка, - возмутился старец, да ислам во все времена побеждал христианство, и вытеснял его вон.
  Священник его не слушал, воспользовавшись моментом, он шагнул вперёд и, закатив глаза, начал речь.
  - Мы собрались в этот светлый день, чтобы судить тебя, и приговор будет праведным.
  - Что ты несёшь монах.
  - Если не хочешь покаяться, лучше молчи несчастный грешник.
  - Все мы грешны, это и делает нас равными.
  - Это, правда, только безгрешный Папа, может заступиться за нас перед Богом, его властью судим мы тебя, дабы спасти душу твою.
  - Ты вообще понимаешь, что делаешь? За моей спиной демон и ты на его стороне.
  - Басаврюк - царь своего народа, власть царя не рушима, в этом мы едины.
  - Обалдеть можно. Ты его ещё канонизируй.
  - Не кривляйся, подумай лучше о себе, во имя Отца, и сына и святаго духа. Веришь ли ты в Иисуса.
  - Верю.
  - Бог ли он?
  - На сколько я знаю, он сын его.
  - Богохульник, сын Бога и сам Бог.
  - Слова Иисуса, молитесь Богу единому, не припоминаю, чтобы он говорил о молитве себе. Разве только о заступничестве перед Богом.
  - Не спорь с церковью, она лучше знает.
  - Ну уж нет, времена инквизиции прошли, видно мало было вам Ренессанса.
  - Лютеранин ещё скажет своё обвинительное слово. Каешься ли ты сын мой, - внезапно переменив тему, произнёс священник необычайно елейным голосом, и о чудо, сделал абсолютно постное лицо.
  - Не в чем мне перед тобой каяться. Шёл бы ты отсюда Иуда, пока пинка не получил.
  Лицо священника налилось малиновым цветом.
  - Виновен! - взвизгнул он гнусавым голосом, и поспешно отошёл в сторону, воздав руки к небу, так что закатились широкие рукава его сутаны.
  - Я согласен, сын мой, святой дух исходит только от Бога отца. А ещё каноны говорят нам, что чистилища нет, католики не правы утверждая обратное. И Папа - всего только человек. Мне ты можешь покаяться.
  Передо мной стоял маленький, тихий дедок, с деревянным крестом в руке, и печально меня разглядывал.
  - Вам бы я покаялся, но одно ваше присутствие здесь, отбивает желание делать это. И ещё, запретили бы вы торговлю в храмах, Иисус этого не любил.
  Старичок печально вздохнул и печально отошёл в сторону.
  Вперёд уверенно вышел тот самый старик в высокой чалме и громко возвестил:
  - Один бог - Аллах, и Мухаммед - пророк его. Бесконечно могущественен Аллах, предан ли ты ему, покорен ли?
  - Я уже устал.
  - Молишься ли ты пять раз на день, делаешь омовение перед молитвой, делаешь налог в пользу бедных, постишься ли, совершал ли Хадж?
  - Я ем свинину и пью виноградный сок, вас это устаивает?
  - Достоин смерти. Сей неверный - грешен! - возвестил старик громким голосом.
  - В исламе мы воздаём добром за добро, и злом за зло, ты неверный в душе и должен умереть.
  - Быстро и просто, за это арабы и приняли ислам, бедуины дети широкой пустыни.
  С гордо поднятой головой мусульманин отошёл назад и его место немедленно занял следующий.
  - Не слушай их.
  - Да? А почему?
  - Ты умрёшь, пришло твоё время.
  - В этом ты прав, не буду с тобой спорить.
  - Подумай о пути указанном Буддой.
  - Это ещё что такое?
  - Послушай, - мечтательно возвестил маленький буддист, - вся жизнь - страдание, рождённое нашими желаниями. Причина страдания - привязанность к жизни. Эта жажда жизни ведёт нас от возрождения к возрождению. Утоли жажду, уничтожь желания, и ты перестанешь страдать, не стремись к существованию, убей всякую привязанность к чему бы то ни было.
  - И как же этого достичь?
  - Я расскажу тебе о восьмеричном пути: это праведная вера, праведная решимость, праведные слова, праведные дела, праведный образ жизни, праведные стремления, праведные помыслы, праведное созерцание. Следуй этим путём и станешь архатом, и прервётся сансара, и ты будешь выше богов, ты не будешь страдать.
  - Звучит заманчиво.
  - Только ты сам можешь добиться этого и прийти к нирване. Будда показал путь, но идти по нему ты должен самостоятельно.
  Буддист замолчал и стоял, сложив руки, с отсутствующим выражением лица.
  - Так-то оно так, но как-то не интересно, ни к чему не стремиться, пожалуй, жизнь без страдания не для меня, а уж тем более без удовольствий. В одном ты прав, человек не должен платить злом за зло, лихо этим не уничтожается, а лишь возрастает вражда и страдания. Но нельзя защищать других от насилия? Нельзя наказывать за убийство? Относиться бесстрастно к злу, уклоняясь только от участия в нём? Нет уж. Хочешь жить в мире, готовься к войне, не в раю мы живём, на земле.
  Буддист тихо вздохнул.
  - Может в другой жизни, когда по другому сложатся твои дхармы, ты изменишь своё отношение к миру.
  - Иллюзорное утешение. Но я всё равно благодарю тебя.
  Буддист кивнул головой и молча удалился. Вперёд вышел человек, чьи живые глаза и цыганская внешность, выдавали в нём индуса.
  - К какой касте ты принадлежишь? - без промедления начал он.
  - Какая разница, - не задумываясь, ответил я.
  - Огромная. Мы индуисты верим в переселение душ. У нас есть четыре Варны: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры.
  - Я плохо знаком с вашей религией.
  - Я не буду утомлять тебя перечислением всех религиозных направлений, и перечислять богов, просто попробуем догадаться кто ты. Ты не брахман это точно, брахманы - наследственное каство, обособленное жречество, приносители жертв, знатоки священных Вед. Все касты произошли от разных частей тела бога Брахмы, из уст - брахманы, из рук - кшатрии, из бёдер - вайшьи, и из ног - шудры. Кшатрии воины - это охрана и не приверженность к мирским благам. Торговля - это для вайшьев, а шудры - служители всем варнам.
  - Если так, то я, скорее кшатрий на службе у шудры.
  - Тогда ты нарушаешь законы касты и будешь понижен в следующем возрождении. Грешил ли ты в мыслях?
  - Да.
  - Грешил ли словесно?
  - Да.
  - Совершал ли греховные поступки?
  - Да. Да. Да.
  - За мысленный грех, ты перевоплотишься в представителя низшей касты. За словесный грех - в животное. А за греховный поступок - быть тебе неодушевлённым предметом.
  - Правда? Тогда пусть этот предмет будет чем-нибудь из женского обихода.
  - Теперь я ясно вижу, твоя карма быть казнённым, - воскликнул индуист и отошёл прочь.
  Свято место пусто не бывает.
  - Именем пророка Заратуштры, веришь ли ты в светлого Ахурамазда?
  - Кто ты, чудо без перьев?
  - Отвечай на вопрос, грешник, - вскричал грозный старикан далеко за пенсионного возраста, - сейчас вижу, что Анхра-Майнью, овладел тобой.
  - Что верно, то верно, овладел скотина, - произнёс я оглядываясь.
  Зороастриец в ужасе отшатнулся.
  - Именем Ахурамазда и светлых духов амеша-спента, ответь, сжигал ли ты умерших?
  - Только демонов, а что?
  - О, святая Авеста. Падаль ел? - с особым ужасом произнёс старичок.
  - Бывало, чего только не сделаешь с голодухи.
  - А противоестественные половые связи?
  Кажется, я улыбнулся, вспомнив Лану.
  - Люди он виновен.
  Старик отступил, сокрушённо качая головой.
  Должны были прийти представители Сань-цзяо - три религии (конфуцианство, даосизма и буддизма - Махаяна), но увлёкшись политической борьбой из-за должностей, из-за доходных мест, из-за влияния на политическую жизнь как-то пропустили суд, или не пожелали отвлечься от дел. Вопреки учению Лао-цзы, который проповедовал невмешательство в государственные дела, даосские жрецы всегда стремились к власти. Конфуций, - верный почитатель древних традиций прости своих учеников.
  Ну а мне хорошо, и так замучили представители, как мировых, так и национальных религий, так бы и сделал из них гекатомбу. Многих ещё пришлось выслушать, но вот все отошли от помоста.
  Кажется, приговор уже вынесен. Двое служек, схватили меня за руки и бросили на колени. Щекой я ощутил шероховатую деревянную поверхность. В туже минуту взревели десятки медных труб и тут же смолкли. Сердце громко стучало в груди, и кровь ударила мне в голову. Запах навоза несколько портил впечатление, но, интересно, о чём я буду думать, когда топор врежется в шею, наверное, ни о чём. Толпа замерла. На помост, тяжело ступая, взобралось зелёное чудовище, с чёрной холстиной на голове.
  В полной тишине заплакал ребёнок. Мать испуганно зацыкала на малыша. Чудовище подошло ближе, и в нос ударил запах тины. Послышался звон топора. По знаку Басаврюка, широкое лезвие взвилось вверх. Я зажмурил глаза. Секунды закружились в бешеном водовороте. Ну же, палач, не мучай. Ну! С одного удара.
  Время шло и ничего не происходило. Я рискнул открыть один глаз. До моего слуха донеслось приглушённое квохтанье. Что за чёрт. С чудовищем происходило что-то странное. Топор со звоном упал на помост. Теперь я открыл оба глаза. Не может же быть, что бы палача хватил сердечный приступ, такого везения просто не бывает. А он весь трясся как в припадке, и, схватившись за живот, казалось, задыхался под своим колпаком. Вытянув дрожащую лапу, оно, наконец, сорвало тряпку, и я увидел тварь болотную, ржущую, как ни одна лошадь на свете.
  Басаврюк взревел. Чудище повалилось на спину и в конвульсиях каталось по помосту, тыча в меня когтистым пальцем. Доски содрогнулись, разъярённый демон взлетел на помост и выхватил из ножен мой чёрный меч.
  И тут случилось самое невероятное из всего невероятного, что сегодня произошло. Слепящий луч света вырвался из толпы, в ворота, спеша, как только можно, входили Гаят с Кареллом, из рук хромающего старика вырывалось пламя. Народ замер.
  Тяжёлая челюсть Басаврюка отвалилась, открыв ряд ровных жёлтых зубов. Я поднялся. Голова была на месте, всё остальное тоже. Огромная толпа ахнула.
  Кулак глубоко вошёл в подвздошье, Басаврюк охнул и согнулся. Теперь он был вровень со мной.
  - Больно? Да?
  Оглушительная пощёчина прозвенела в наступившей тишине.
  - Обидно? Да?
  Демон взмахнул мечом. Моя нога взметнулась и с хрустом обрушилась между ног.
  - Боольно. Да, - с глубоким удовлетворением произнёс я.
  - Напрасно ты их отрастил.
  - Жора, хватит, нам пора.
  - Как? Уже? Да я только начал. Хрррр. Но ладно, не будем искушать зрителей.
  Ухватив золотую цепь, я сорвал её с бычьей шеи. Камень был мой. Басаврюк, с округлившимися глазами, рухнул на помост. В толпе, ребёнок громко заливался смехом на руках у насмерть перепуганной матери.
  У ворот снова поднялась возня. Потрясённые демоны подались назад, и огромная толпа орущих гномов, махая в воздухе топорами, ворвалась в замок. Впереди всех тенью скользил волк. Лана нашла меня.
  Что это был за праздник! Словами не передать. Все кричали и веселились, людская толпа громко вопила здравицу, как недавно требовала казни. Из подвалов выкатили огромные бочки пива, и тут такое началось. Даже Басаврюка решили оставить на сладкое, и, заковав в железо, уволокли в подземелье. Я настоял, чтобы его посадили в камеру с каменным полом.
  Всех остальных демонов, кого сумели изловить, ждал помост, не зря же его построили. Чтобы не видеть всего остального, я с друзьями уединился, и, как говорят женщины, наговорился всласть.
  Я взахлёб рассказывал наши приключения и слушал вдохновенные импровизации старого милого Велеса. В конце, Ральд пожал старику руку, и сказал, что никогда ещё ему не приходилось встречать более достойного человека, тем более из первых. Это был счастливый день.
  Всё хорошее всегда проходит быстро, не успеваешь даже порадоваться, как следует. Утром стало известно, что исчез Басаврюк, стража только руками разводила, как он это сделал - тайна за семью печатями. Не знаю почему, но я почувствовал облегчение, с его-то талантами хлопот не оберёшься, но нас, я надеюсь, здесь уже не будет, и то ладно. Оставаться в захваченном замке смысла не было, и тем же днём длинная вереница людей покинула замок.
  Преобразившиеся гномы шли ровным строем, сверкая на солнце блестящими доспехами. Ревели быки, едва таща за собой огромные телеги со скарбом, и бичи возниц со свистом рассекали воздух, подгоняя могучих животных. Суета кончилась, и каждый был занят своим делом. Детвора носилась кругом, сверкая босыми пятками. Встревоженные родители раздавали подзатыльники на право и на лево, несмотря свой ли это или чужой.
  Скрип, не смазанных колёс, прерывался насмешливым словом какого-нибудь ротозея, вечно чего-то жующего и держащего руки в карманах широченных штанов. Не мало не заботясь о своём имуществе, которого, впрочем, и нет, но зато внимательно следящего за чужим. Порою плеть отклонялась от своего прямого пути, и ротозей подскакивал на добрый аршин, оглашая окрестности отборными ругательствами. Однако связываться с возницами, счастливых обладателей преогромнейших кулаков, никто не решался, к тому же они имели скверный обычай держаться друг друга и недолюбливали дворовую челядь.
  Впереди обозов гордо шествовал огромный бык с красными глазами, и из ноздрей его вырывалось пламя вместе с густыми клубами чёрного дыма. Мы стояли на широкой террасе замка и глубоко вдыхали прозрачный чистый воздух, свободный от пыли.
  - А это что? - спросил я удивлённо, указуя пальцем на горы, где в небо по-прежнему устремлялись пять чёрных столбов пыли.
  - Тролли работают на своих рудниках, - спокойно произнёс Ральд, даже не посмотрев в сторону гор.
  - Но они же теперь свободны.
  - Конечно, свободны, они теперь работают для себя.
  - Неужели кому-то может нравиться подобная работа.
  Гном пожал плечами и закрутил пальцем свой длинный ус.
  - А почему нет. Пойми, по человеческим меркам мы живём очень долго, представь, что было бы с нами, не будь настоящего дела. Золото - это предлог, главное работа, занимающая всё время без остатка. Гномы тоже займутся делом, как только доберутся до родных лесов.
  - Ты соскучился по ним.
  - Меня в дрожь бросает от одной мысли, что скоро увижу деревья, вдохну их смолистый аромат. Нет, человек, тебе этого не понять. Лес - мой дом, там я счастлив.
  Я смотрел на гнома и пытался понять, что же в нём так изменилось. Та же чёрная борода, насупленные брови и тяжёлый взгляд суровых глаз. В приземистой фигуре, похожей на корень древнего дуба, жила сила, она буквально сочилась из него, подобно животворному соку, и жила своею жизнью, поддерживая окружающих его друзей. Но всё это было и раньше. Не знаю, свобода делает с нами удивительные вещи.
  Велес, Гаят и похожий на тень Карелл, тоже вышли на террасу и остановились немного в стороне. Они всё понимали, мои старые друзья. Пришло время прощаться. Ральд подошёл ко мне и крепко сжал руку.
  - Что ж, пора расставаться. Придёт время, и мы встретимся вновь, и будем вместе сражаться на тёмных рубежах. Помни друг, - произнёс он твёрдым голосом, - борьба ещё не окончена, расслабляться нельзя.
  Ральд обошёл всех нас и крепко пожал руку каждому. Подойдя снова ко мне, он остановился, и долго всматривался в моё лицо.
  - Прощай друг, - коротко произнёс он, и будто бы тень нашла на его глаза, прикрыв их, он махнул мне рукой и резко вышел с террасы.
  Некоторое время мы ещё стояли, наблюдая исчезающий вдалеке обоз и одинокую фигуру гнома, шагающего привычным уверенным шагом по широкому полевому тракту.
  
  
  Глава 22
  
  Красные языки огня весело плясали в воздухе, с треском поедая сухие ветки старой ольхи. Солнце светило высоко в голубом небе, но погода стояла достаточно прохладная, и я кутался в мягкую меховую накидку, любезно подаренную мне Гаятом. Сам воин, нисколько не обращая внимания, на утреннюю прохладу, с серьёзным видом ломал сучья и подбрасывал их в костёр. Карелл сидел у огня и думал о чём-то своём, устремив взгляд в землю. Как вы полагаете, о чём может думать вампир ясным солнечным утром? Сразу скажу, наш солнца не боялся. Я по плотнее завернулся в плащ и протянул руку Лане, сидящей рядом со мной. Велес молча наблюдал за нами, и осмысливал сложившуюся ситуацию, по его виду было понятно, что он не особенно то доволен таким развитием событий. Оборотень в кругу знакомых, это, знаете ли, наводит на размышления, пытаясь отвлечь его, я заговорил.
  - Послушай, старый ворчун, сидя взаперти, я много думал, и природа времени стала для меня приобретать реальные черты.
  - Ну и что же это такое? - с иронией посмотрев на меня, спросил старик.
  - Вот послушай. Сознание пропитывает материю, создавая единое целое, не существующее друг без друга, поскольку пока есть материя будет и сознание. Так?
  - Может быть.
  - Тогда получается, что ничто - тоже материя, я называю её вселенной, выходит прогресс вселенной, не что иное, как изменение сознания и материи в течение времени. Время, сознание и материя - три компонента комплектующие вселенную, правда, быть может, таких компонентов и больше, и они множатся в течение времени. Ну, как?
  - О природе времени ты не сказал ни слова. Я даже могу пересказать тебе ту цепь заключений, что подвели тебя к этим выводам.
  Велес на секунду задумался, подбирая слова.
  - Ну, например, ты решил, что материя и сознание в течение времени порождают нечто новое, что тоже меняется со временем, ты сделал вывод из предположения, что энергоинформация умершего человека переходит к новорождённому, давая ему основу для дальнейшего развития человека и человечества в целом.
  - Но ведь многие вспоминают под гипнозом, кем были в прошлой жизни.
  - Приятно так думать, знаешь, что жизнь бесконечна даже при отсутствии такой биологической основы, как тело человека. Особенно возбуждает мысль, что прожитая жизнь не напрасна, так как кто-нибудь, когда-нибудь раскодирует информацию и воздаст тебе должное, если, конечно, твои мысли имели значение и интерес.
  - Почему бы и нет.
  - Но, Жора, рождается больше, чем умирает, сколько раз мы уже говорили об этом, - проникновенным голосом произнёс Велес и протянул руки к костру, улыбаясь каким-то своим мыслям.
  - Ну а дальше?
  - Дальше, ты стал думать о бесконечности как о слоёном пироге, думая, что можно проследить центр вселенской бесконечности, изучив свойства слоёв и проследив их эволюционное развитие в обратном порядке, в общем, найти центр, не зная радиусов, которых и не существует. Так сказать, скомкать мир и найти место его зарождения. Но ты забыл, что бесконечность, сколько её не сжимай, останется бесконечностью.
  - Приятно знать, что ты знаешь, что такое радиус, - с досадой произнёс я, кстати, я не припоминаю, где эта мысль проскальзывает в моей теории.
  - Теории, которой нет. Вот видишь, я даже знаю ход твоих дальнейших мыслей. Теперь ты выделишь энергию мозга, в нечто самостоятельное, не перестающее совершенствоваться, переходя с развитием из измерения в измерения, с планеты на планету, из мира духов, в мир ещё кого-нибудь. При этом, конечно, позабудешь, что в этом случае, каждое измерение, каждый мир перестал бы развиваться дальше, обладая постоянным энергетическим потенциалом, и существуя за счёт постепенно копящегося опыта.
  - Я не стану так думать, ведь в этом случае нельзя выявить начало мироздания и получается, что есть прошлое, настоящее и будущее человечества и прошлое, настоящее и будущее разума, при этом полностью различное.
  - Может быть и такое.
  - Но тогда, в процессе развития, вся вселенная станет единым разумом.
  - Возможно, так рождается Бог.
  - Нет, первоисточник здесь не проследить. Как бы то ни было, в теории времени не было ничего такого.
  - Как это нет. Ты выделил сознание как вид материи, соединил его с материей и, придав движение, заставил меняться со временем, трансформируя в новый вид материи.
  Я задохнулся, Велес был похож на профессора читающего лекцию, только очков не хватало, и заменить бы его посох на лёгкую трость.
  - При этом, время у тебя, понятие абстрактное, не существующее как вещество, ты его неразрывно связал с материей, придав ей свойства времени, и решил что время, - это окружающая нас материя, независимо от её временного положения. И поскольку прошлое, настоящее и будущее существуют независимо от нашего понимания и состояния материи, то время - это вся материя абсолютно, и тогда для путешествия во времени могут существовать лишь пространственные границы нашего мира, или границы других измерений.
  Велес остановился и перевёл дыхание. Я смотрел на него, широко открыв рот от изумления.
  - Жора, - это чушь!
  - Если это моя теория, то я или гений или псих, произнёс я потрясённо, вытирая пот с взмокшего лба.
  - Слава Богу, я ещё об этом и не думал.
  - Проще тогда уж представить время как отдельную материю, равномерно пропитавшую всю вселенную и все измерения и связавшую их в одно целое, если бы не время, наступил бы хаос. Как ни думай, как не подходи к этой проблеме, всюду упираешься в бесконечность, сказал Бог, ни узнаете вы, ни начала, ни конца.
  - Хм, если так, тогда можно было бы выделить время в пробирочку, создать колоссальное оружие.
  Велес вспыхнул.
  - Вот что бывает, когда начинаешь рассуждать о серьёзных вещах, - произнёс он, и сердито сдвинув брови, отвернулся от меня.
  - Вас и уничтожать то не надо, вы сами себя грохнете, это уж точно, и будете опять начинать с каменного топора, - тихо ворчал старик под нос.
  - Тьфу ты, пусть кто-нибудь другой думает над этими проблемами, мне и так хорошо. Страшно представить, неужели я и вправду буду обо всём это думать.
  Гаят громко расхохотался, глядя на моё растерянное лицо. Лана тихонько ему вторила, но при этом продолжала незаметно наблюдать за лесной чащей. Старые добрые друзья, только тёмная душа Карелла, бросавшего злобные взгляды на сидящую рядом Лану, излучала мрак, непроницаемый моему взору. О чём ты думаешь, вампир, рано или поздно я всё равно об этом узнаю, но лучше бы рано.
  Милая Лана, обещающая убить меня, как только я ей надоем, надо будет поприставать к ней немного, попрактиковаться, а заодно расшевелить в ней волчонка, да, пора бы. Они всем готовы пожертвовать ради меня.
  Я вспомнил товарища моей теперь далёкой прошлой жизни. Он перебежал загруженную московскую трассу, чтобы вытащить ребёнка из-под колёс огромного грузовика, вот это самопожертвование, позже я спросил, что он чувствовал, и ответ точно отразил современного героя нашего времени. Сначала я почувствовал небывалый подъём и гордость, потом чувство сделанной работы, а потом мне пришло в голову, что быть может спустя годы, когда ребёнок подрастёт, он вонзит мне нож в спину. Вот что ответил он мне, и всё же, этим поступком он оправдал всю свою дальнейшую жизнь, если конечно круто не набедокурит в дальнейшем. Нам тоже предстоит не мало, я верю своим друзьям, но нужно как можно быстрее обрести веру в себя самого.
  Пока я думал, солнце поднялось выше, и роса исчезла с сочной зелёной травы, да, да, пока мы томились в темнице, наступило лето. До слуха донеслась едва слышная мелодия. Не может быть. На поляне, щедро залитой яркими лучами, появились крошечные существа. Сверкая слюдяными крылышками, они солнечным дождём пролились на благодарную землю. Цветочные бутоны, словно очнувшись от сна, медленно распустили нежные свои лепестки, и сладкий аромат пьянящим приливом наполнил утренний воздух.
  - Феи, - прошептал Велес, боясь пошевелиться.
  Но феи и не думали улетать. С трогательной доверчивостью порхали они пред нашими восхищёнными взорами, заводя свои чудные танцы.
  - Ты не смотри что они маленькие, - восторженно шептал старик, - всё относительно, есть народы, в сравнении с которыми, мы мошки. Феи умны и чувственны, жизнь среди цветов, без зла и насилия, научила их мудрости.
  - Дай полюбоваться, - досадливо прошептал я, - не каждый день видишь фей.
  - Да уж не каждый, я их вообще первый раз вижу.
  - Ты?
  - Представь себе. Наверное, близок конец света, раз они позволили увидеть нам свои танцы.
  Лана, похожая в эту минуту на большую ленивую кошку, наблюдала за феями, и по её взору невозможно было понять, о чём она думает. Зато открытый взгляд Гаята сиял восторгом, и улыбка блуждала на его лице.
  Маленькая фея подлетела ко мне и, махнув тоненькой ручкой, показала, что нам надо следовать за ней. Конечно, мы бы не расслышали её голос.
  Не переставая удивляться, я встал. Стараясь не топтать цветы, мы двинулись вслед за мерцающим облаком. Густые кусты преградили путь, феи растворились в их густой зелени, и нам пришлось остановиться. Карелл вынул из ножен меч, и прежде чем Велес успел его остановить, разрубил зелёную завесу. Перед нами открылась узкая тропинка, увитая цепким плющом. Стараясь не путаться, мы один за другим вошли в чащу.
  Феи исчезли и больше не появлялись. Блаженное настроение, царившее на солнечной поляне, внезапно исчезло в зябком сумраке. Лес бывает холодным и безразличным, и серые сучья грозно упираются в небо, в такие минуты хочется быть дома в кругу семьи, у домашнего очага, читать книгу или слушать завывание ветра за окном.
  То и дело цепляясь за крепкие как верёвки стебли, мы пробирались дальше, лично я не понимаю зачем мы это делали. Впереди забрезжил свет, и мы удвоили усилия, собрав всю волю на прохождение этой звериной тропы.
  После долгих испытаний, выпавших на нашу долю, даже такой пустяк, как трудно проходимая тропинка, может вывести из себя даже цыплёнка, а мы были по-настоящему измотаны.
  Наконец, мы вышли на маленькую поляну, скрытую в самой чаще, и то, что предстало нашему взору трудно передать словами. Лана, шедшая позади меня, ахнула, и я вздрогнул, будто в тишине прозвучали трубы страшного суда.
  - Вот что случается, когда теряешь веру, - печально проговорил Велес, опираясь на свой посох.
  - Поддавшись искушению, они перестали верить в вечную жизнь, а раз так...
  - Зачем нужна хвала, когда нет ушей, чтобы услышать её, - глухо пророкотал мёртвый голос Карелла.
  - Зачем нужна праведность, если не вкусишь её плодов. Нищая добродетель на пиру у зла.
  - Бедные люди, разуверившись, они захотели всё и сразу.
  - На земле только власть может дать всё, чтобы прожить жизнь как свинья, купаясь в роскоши и довольстве. Власть зла.
  - Ты сам зло, - воскликнула Лана, сверкая глазами.
  - Даже большее, чем ты думаешь, большее, чем стая никчемных щенков.
  Велес поспешил выступить вперёд.
  - Власть. Они воспылали жаждой власти, - протянув дрожащие руки к небу, он медленно сжал кулаки.
  Голос старика окреп.
  - Безумцы.
  Вложив всю силу духа в эти слова, он будто иссяк, и руки резко опустились вниз. Из его глаз текли крупные слёзы и падали на землю. А я думал о своём мире, мире, где деньги решают всё, где витрины магазинов улыбаются, и привечают богатых посетителей, и холодным электрическим светом провожают неимущих, отправляя их в холодные сумерки голодных и озлобленных. Мир жесток.
  - Во всём, во всём виноваты мы сами, - простонал Велес слабым голосом. И словно в подтверждение его слов, луч света пробился сквозь густую зелень и упал на острую грань чёрного меча, торчащего из земли. Вокруг, в самых невероятных позах, застыли обезображенные трупы моих судей, изувеченные невыносимой болью и страхом. Чудище о девяти головах пожрало свою наездницу.
  
  
  Глава 23
  
  На чём же я остановился, ик, ах да, люди теперь будут клонировать уродов для чёрной работы, или для покорения иных миров, не нуждающихся в кислороде и, быть может, на кремниевой основе. Будут дышать метаном, где-нибудь на Плутоне, и вспоминать добрых землян. Хорошая тема для фантастов. Нет, ик, кажется, я остановился не на этом. Ах да! Юра, я не имею в виду себя, но если ты подвергаешь душу греху, а всё остальное риску, то бери за это деньги. Я, конечно, не имею в виду себя. Фу, зачем же я столько выпил. Ладно. Между прочим, не спешите меня судить. Для тех господ, считающих себя образцом добродетели, попробуйте испытать себя. Представьте себе врага, может человека вас обокравшего или избившего, представьте, что он целиком в вашей власти. Освободите свои эмоции и скоро вы убедитесь, что до добродетели вам ещё далеко. Не удивлюсь, если вы мысленно будете пытать его самым жестоким способом, заставляя испытывать не виданную боль. Вы, высокомерная недотрога, будете представлять, как сдираете с жертвы кожу и натираете солью трепещущее мясо, поджариваете его члены на медленном огне и заставляете жрать у вас на глазах. Я это к чему говорю, надо быть всегда на чеку, зло, живущее в нас, не дремлет, а только ждёт своего часа. А ещё к тому, что оно противоестественно человеку, вы почувствуете полное душевное опустошение. Негодяями не рождаются, такими делает людей жизнь и воспитание. Кстати, между нами девочками, маленький урок психологии, воображаемая часть тела, над которой вы будете издеваться особенно извращённо, есть ваше собственное слабое место. Но это так, между делом.
  
  О! Кажется, начинаю вспоминать. Так вот, в реальности назревали великие события, от их значимости смердел воздух, пахло смертью. Проклятая цена за краткий миг свободы. Миг победы, когда на следующий же день другие люди измышляют новые способы вас обобрать и закабалить. Но нет. Только не сейчас. Если зло исчезнет в самом корне..., то всегда будет существовать вероятность, что кто-то возгордится, где-то усомнится, кого-то возжелает, чёрт, нет его не будет. Хочется надеяться, что будет иначе, и запретный плод утратит свой обольстительный вид, источающий отравленный сахар.
  Три камня, три камня и лихорадочная дрожь, прыгающие мысли и предчувствие беды, чем ближе становилась развязка тех событий. Но три камня, они были наши, и это была сила. Глаза Велеса блестели, когда он вынимал их из сумки, это была власть, почти неограниченная, но опасная, тёмные ограды росли в душе, сплетая невидимые решётки, превращающие в раба, и это было опасно, очень опасно.
  Мы стали меньше разговаривать, пока шли к большой реке, по которой я плыл раньше вдвоём с Ланой. Лошади мирно выбивали дробь из целинной земли, и изредка всхрапывали в тишине, косясь на рыскающих в густой траве животных, похожих на мелких одичавших собак. Велес, о чём-то печально задумавшись, ехал впереди, лениво отмахиваясь от мелкого гнуса, кружившегося в жарком воздухе. Мне надоело видеть перед собой закутанную в чёрный плащ спину Карелла, и, пришпорив коня, я выехал вперёд. Словно очнувшись от каких-то своих мыслей, старик улыбнулся, но как-то не весело это у него получилось.
  - В чём дело, старик, никак вспомнил ведьму?
  - Вспомнил, - тихо ответил тот.
  - Так в чём же дело, сделаем дело, а там поедешь к своей жене, и ещё свадьбу твою сыграем, чур, гулянка за счёт Карелла.
  Вампир дёрнулся в седле, но промолчал.
  - У вас молодых всё просто, а в жизни не так.
  - Так может так и надо, по-простому, зачем создавать надуманную сложность.
  - За тем, что я не молод, и умею думать.
  Велес раздражённо подхлестнул коня, который от такой неожиданной меры недоумённо завертел головой, не понимая недовольства хозяина. Заметив моё удивление, старик неожиданно рассмеялся.
  - Сынок, ты не обижайся, такой уж я уродился, пойми, возраст меняет сознание людей, чем старше, тем больше думаешь о смерти, так уж повелось, это неизбежно.
  - Вот уж не думал, что ты беспокоишься о возрасте, ты же почти бессмертный.
  - Дурак ты, умереть и при жизни можно, старость и смерть, они как магнит, притягивают все мысли человека, лишая его воли и стремления. Сейчас ты не можешь этого понять. Молодость не думает о смерти, она кажется ей слишком далёкой, она думает о жизни, этот луч света зовёт вперёд к звёздам, к открытиям, вдохновляет, оживляя мечты.
  - Наверное, ты прав, я этого не понимаю, но в моём мире есть сказка о не взрослеющем мальчике, живущем на волшебном острове детства. Думаю, он воплощение страстного желания увядающей молодости вернуться в детство, вернуться к тому лучу, как ты его называешь, уносящему нас вдаль к свету и жизни. Велес, вот тебе мой совет, не думай о старости, забудь о смерти и вливайся в этот луч, мы тебе поможем, нальём стаканчик виноградного соку для остроты, будешь на самом кончике световой иглы.
  - Но это почти невозможно, как ты это не понимаешь, даже пение птиц по утрам, когда ты просыпаешься в своей постели, с возрастом слышится по-разному, всё дело в ощущениях. В моём возрасте мозг уже подсознательно настроен на смерть, я даже думаю, что мозг двадцати пяти летнего уже ничем не отличается от сорокалетнего, он старится быстрее, чем тело.
  Старик осмотрелся по сторонам и глубоко вдохнул воздух, пахнущий цветами и травой.
  - Знаешь, если ты будешь так думать, то ни я, ни вообще кто-нибудь не сможет тебе помочь, и ещё, именно так подкрадывается отчаяние и нежелание жить. Пусть мы безумцы, и живём просто потому, что живём, но умирать я пока не собираюсь, чтобы после, если оно будет, жалеть не пришлось.
  - Тебе никогда не бывает жалко уходящего в никуда времени, когда ты молод и можешь наслаждаться жизнью, а вместо этого сидишь дома, и грызёшь локти от щемящего чувства пустоты и никчемности?
  - Пускай так, сейчас я на это пожаловаться не могу, здесь никто помочь не может, человек сам решает, что ему делать.
  - Не учи дедушку жить, думаешь, почему люди никогда не учатся на своих ошибках, советовать легко, но чувства не заменишь, придёт время и ты поймёшь. Думаешь, ты молод? Помни, расцвет молодости, это двенадцать, максимум пятнадцать лет, конечно, лучше не думать о конце, но ощущений молодости уже не вернуть. Только иногда, при бессоннице, в самые ранние часы, ворочаясь с боку на бок, и думая, думая, думая, вспоминая давно прошедшие года, можно на миг вернуть забытые ощущения детства. Но это большая редкость, дарящая мимолётные секунды покоя, чувство дальней и долгой дороги, что ещё предстоит пройти, не пустой жизни и мерцающей вдалеке крошечной точке цели.
  - Да ты философ, старый греховодник, надо тебе поскорее со своей ведьмой встретиться, вмиг помолодеешь, и жить захочется, ещё бы, жизнь только тогда и ценишь, когда она на волоске висит.
  Велес словно и не слышал меня.
  - А тут эти камни, сила, которой можно повелевать.
  - Эй, старик, поосторожнее. Труднее всего повелевать самим собой.
  - Знаю, но они наполнят смыслом моё существование.
  - Старик, посмотри на меня.
  Велес нехотя повернулся.
  - Старик, я люблю тебя, мы все тебя любим, но ты должен знать, как только дело будет сделано, камни надо будет уничтожить. Такая власть не дана человеку, он с ней не справится, не ты подчинишь себе камни, они овладеют тобой, и то, что мы делаем, потеряет смысл. Подумай, сколько жизней отдано ради победы, они как кровавые алмазы устилают нашу тропу, и мы не должны, не имеем права, ну ты понимаешь меня.
  На глазах Велеса выступили слёзы.
  - Да, понимаю. Спасибо.
  Велес отъехал вперёд, но вид у него всё равно оставался потерянным.
  Я сказал, что мы шли? Нет, я, верно, оговорился, сытые и полные сил, мы ехали назад, по дороге на юг, и путь уже не казался таким изнурительным. Погода стояла тёплая, и величественные ветви исполинских деревьев бросали тень на мягкую лесную почву. Чаща давно кончилась и толстые, в несколько обхватов, стволы древесных великанов, разделяли довольно большие пространства, усыпанные крупными спелыми ягодами припозднившейся земляники и робкими завязями редких кустов ежевики и малинника. Так мы и продолжали путь, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть или поговорить с каким-нибудь, степенным, бородачом, гномом, бог знает, что забывшем в этих диких местах.
  Неспешно дымя короткой трубкой из корня дикого шиповника, с риском ожечь длинный свой нос или опалить коричневые от постоянного курения усы, гном внимательно оглядывал нас, что-то прикидывая в уме. Какие мысли блуждали в его голове, оставалось загадкой. Слава о наших приключениях разнеслась далеко, и теперь редко какой гном спешил спрятаться при нашем приближении в густые кусты, чаще встречая нас добродушной улыбкой с едкой хитринкой, спрятавшейся в уголках глаз под густыми нависшими бровями.
  По утрам, ошалевшие от свободы птицы, будили нас резким гомоном, и было страшно приятно сладко потянувшись, умыться прозрачной, ледяной водой лесного ручья, звеневшего в мшистых тенистых овражках. Подкрепившись куском свежего мяса и хлеба, мы продолжали путь, и копыта лошадей бодро отсчитывали расстояние по дороге на юг.
  И опять дни сменялись днями, и приятности существования били через край жизненной чаши. И как всегда, когда слишком хорошо, начинаешь опасаться, что вот сейчас это кончится, и случится что-нибудь совсем ужасное. А кто-нибудь видел, чтобы закон подлости и не сработал?
  Про то, что случилось дальше, даже не хочется рассказывать, но правда, превыше всего. Думаете, всегда было так солнечно и приятно? Так вот вы ошибаетесь. Как-то мы остановились на ночлег. Ночь обещала быть без лунной, и небо обложилось свинцовыми тучами, не предвещавшими ничего хорошего. Природа замерла в тревожном ожидании, ни один шорох, даже самого крошечного листочка, не нарушал торжественной тишины. Птицы исчезли, и самый своенравный грызун и тот забился в нору, не выказывая наружу и кончика своего любопытного носа. Трава поникла, склонив робкие стебли перед разгневанной стихией. Наши кони тревожно прядали ушами и косились умными глазами на чащу, в смутной надежде удрать подальше от сумасшедших странников. Темнота быстро опустилась на землю, когда первый порыв ветра ворвался под сумрачные своды, заставив трепетать листья деревьев, и первые жертвы подступающей бури, кружась в воздухе, посыпались на землю.
  На краткий миг всё замерло, и тут, словно вздох пронёсся над деревьями, и они со стоном склонили кроны в неистовстве налетевшего урагана.
  Мелькнула молния, озарив окрестности яркой вспышкой, осветив замерший в страшном единоборстве лес, и громовой раскат обрушился на землю, повергая в трепет всё живое.
  Листья больше не трепетали, замерев в тяжком напряжении под тугим напором ветра. Буря неистовствовала, словно взбешённый зверь, почуявший неволю.
  Молодые деревца рыдали, согнув до земли упругие ветви, и треск лесных великанов сотрясал землю под аккомпанемент громовых раскатов, напоминая о титанической борьбе скрытых в земле корней.
  - Велес, ёрш тебя забери, доставай камни, - прокричал я через силу, - обуздай чёртову стихию, пока нас не шарахнуло какой-нибудь специальной молнией.
  - Я не могу.
  - Не можешь что? - возопил я, пытаясь перекричать шум ветра и зловещий треск деревьев.
  - Нельзя без нужды вмешиваться в природу.
  - Велес, я по-хорошему прошу, есть нужда, ещё немного и нас прихлопнет как мух упавшим деревом, ты этого хочешь?
  - В таком случае нам надо выбраться на открытое место, я тут видел недалеко прекрасное местечко.
  - Старик, мы вымокнем до нитки.
  Это прокричала Лана, и глаза её блеснули не хорошим светом.
  - Ну и пусть.
  Не желая больше спорить, я плюнул, и, накинув плащ на голову обезумевшей от страха лошади, потянул её за собой назад по тропе, где недавно мы пересекли большую поляну. Ветер уже не стонал в ветвях, а перешёл в постоянный свист, идти было так же сложно, как преодолевать течение бурной реки. Порою, рядом мелькал силуэт обломленной ветви и с неимоверной скоростью исчезал в темноте.
  Первые капли дождя упали со свинцовых туч и, схваченные ветром, понеслись в ночь, словно выпущенные из ружья пули, нарушая все законы притяжения и больно ударяя по незащищённой коже. Я только порадовался, что это не град. Пусть только какой-нибудь оптимист скажет, что и в плохом есть что-то хорошее, я ему придумаю что-нибудь этакое, или лучше отдам на беседу Лане, у неё богатая фантазия.
  Кое-как выбрались мы на поляну и, сгрудившись, укрылись за лошадями. Только это мало помогло, испуганные лошади то и дело порывались умчаться прочь и копыта мелькали перед лицом, норовя отправить в нокаут. Приходилось постоянно быть начеку и уворачиваться. Про себя я ругал Велеса, на чём свет стоит. Вот ведь, стоит человек, который может сделать так, что будет тепло и сухо, так нет же, демагогию развёл в самый неподходящий момент.
  Холодные ручьи сбегали по спине, и одежда прилипла к телу как, не знаю, как даже назвать подобную мерзость. Но постепенно напор бури ослабел, я это почувствовал, по тому, как капли дождя летели не как пули, а как камни, пущенные из пращи. Через какое-то время ветер совсем ослабел и, наконец-то стих. Особенность таких ураганов в том, что они быстро кончаются, однако, судя по треску и грохоту падающих деревьев, дел он наделал немало. Буря прошла, и только дождь шелестел в темноте.
  Лошади понемногу успокоились и не пытались вырваться. Из мрака доносились приглушённые проклятия Гаята и свистящее дыхание Велеса. Я осторожно перевёл дух, нервное напряжение спадало.
  - Лана! Ты где?
  В эту минуту мне хотелось обнять её и прижать к сердцу. Но она не ответила. Смутная тревога зашевелилась в сердце.
  - Лана! Гаят ты не видел Лану?
  - Я носа своего не вижу, - прилетел из темноты ответ, - впрочем, в самый разгар бури, я её видел при свете молний, да, она обуздывала одуревшую от страха кобылу.
  - Может, лошадь оглушила её копытом? Давайте поищем. Только продолжайте говорить, а то можем потеряться в темноте.
  Встав на колени на размякшую от воды землю, я принялся шарить в темноте руками. Мокрые травяные стебли неприятно скользили по лицу и резали пальцы. Дождь усилился, и крупные капли снова застучали по мокрой спине, но в тот момент я ничего не замечал.
  - Велес, ты не нашёл её?
  - Нет. Не говори глупостей, я сразу скажу, если обнаружу её тело.
  - Гаят!
  - Здесь я.
  - Ты как?
  - Пусто. Ты меч свой убери, а то можно порезаться в темноте.
  - Да, конечно.
  Прошло ещё несколько минут. Судорожно обыскивая поляну, мы ползали по земле, натыкаясь друг на друга и на лошадей. Лана как сквозь землю провалилась.
  - А где Карелл? - прилетел из темноты встревоженный голос Гаята.
  Я замер. Вампир вылетел у меня из головы.
  - Карелл! - прокричал Велес хриплым голосом.
  Никто не ответил.
  - Плохо. Очень плохо, - услышал я его тревожный шёпот.
  - Не каркай старик, ничего ещё не известно.
  - Я не каркаю, - внезапно разозлился Велес.
  - Может быть, ты предложишь свои соображения?
  Гаят промолчал, я не видел его, но представил, как он в забывчивости потирает висок, уставившись неподвижным взглядом в землю.
  - Идея проста, мы должны убираться отсюда. И как можно скорее.
  - Первая здравая мысль, - раздражённо проворчал старик.
  - А Лана?
  - Лана смелая девочка, она сумеет за себя постоять, исчезновение Карелла, вот что меня беспокоит. Что он задумал?
  Стараясь не шуметь, мы поднялись с земли, и на ощупь принялись искать коней. Кое-как взгромоздившись на скользкие сёдла, мы остановились.
  - А куда ехать то? - проговорил я, беспомощно озираясь.
  Гарцуя на месте, мы тщетно пытались разглядеть дорогу.
  - Всё старик, хватит трепаться, доставай камни, - зло выкрикнул я.
  Несколько долгих секунд стояла тишина, потом из темноты прилетел приглушённый шёпот, - камни пропали.
  Медленно, одень медленно, мои руки опустились вниз, и из сердца поднялось глухое отчаяние. В полной тишине мы долго стояли на месте, пытаясь осмыслить случившееся. Я кожей ощущал страшное напряжение, вдруг возникшее в воздухе, изумление и ошарашенное состояние Велеса, твёрдую как сталь волю Гаята, всё взорвалось, сковав чувства и вмиг накалив атмосферу.
  Предчувствие предательства, излучение было настолько сильным, что можно было воздух резать, кажется, я нашёл бы их в темноте. Капли стекали по телу, но я не замечал этого. Горячий пот выступил на лице. Как же так? Почему это снова случилось со мной. Раздумывать времени не было.
  Послышался шорох. И прежде чем я успел понять в чём дело, откуда-то сверху упала тяжёлая сеть, и мы были запутаны и обездвижены. Послышался шелест кожистых крыльев и злобное рычание. Этого я уже не вынес, перенапряжённые нервы сдали, и я потерял сознание.
  Когда я очнулся, было по-прежнему темно. Лёжа без движения, я пытался оценить ситуацию и сообразить где же я. Спиной я ощущал холод ровного каменного пола, было сухо, и стоял неприятный затхлый запах могильного склепа. Нога была придавлена чем-то тяжёлым, и в бок вдавливалась какая-то ребристая поверхность. Стараясь ровно дышать, я тихо окликнул своих друзей. Послышался стон, и кто-то зашевелился, сползая с моих онемевших ног.
  - Велес, это ты?
  - Нет, это я, Гаят.
  - Что с нами случилось?
  - Вампиры, чёрты бы их побрал, свалились с неба прямо на голову.
  - Карелл?
  - Нет, но по его указке, это уж точно.
  - Скоро мы узнаем, кто это, - донёсся из темноты хриплый шёпот Велеса.
  - Вряд ли это Карелл, он бы не ждал ночи.
  - Один бы он не вошёл сюда, кстати, где это мы, а его подручные не выносят дневной свет.
  - Ба! Да это мой меч! - удивлённо произнёс я, вытаскивая предмет, лежащий у моего бока.
  - Странно, и моё оружие рядом, - воскликнул Гаят.
  - Значит, всё-таки нас похитил Карелл, только у него достало бы наглости оставить нам оружие.
  - Камни, - воскликнул я, вдруг всё вспомнив.
  - Их нет, но я догадываюсь, где они.
  - Да, досадно. Что же он задумал? Говорил я вам, надо было убить вампира.
  Гаят сплюнул в темноте.
  - Но, он так правдоподобно спасал старика.
  - Да, не дурак. Теперь и мы в его руках, и камни. Он добился, чего хотел.
  - Что же делать, - спросил, наконец, я.
  - Ждать, - прилетел твёрдый ответ Гаята, - что же ещё мы можем сделать?
  Некоторое время мы помолчали.
  - И ведь какой хитрец, постоянно молчал.
  - Молчание, это ещё не признак глупости, если человек молчит, значит, он думает, и кто знает что у него на уме. Карелла нельзя недооценивать. К примеру, если обычный человек много думает, но не высказывается, то со временем всё в нём перегорает и он становится пустым. Это страшнее, чем быть просто глупым, дурак счастлив в своём неведении, а несчастный, выгоревший изнутри человек, понимает, во что превратился и страдает, уже не в силах остановить своё падение в бездонную пропасть отчаяния. Но не Карелл, нет.
  В совершенном изумлении слушал я монолог обычно не многословного Гаята.
  - Ты так говоришь, будто прошёл через это.
  - Я? Нет, но знал много людей превратившихся в холодный пепел, мудрость в их глазах сменил тупой отблеск безразличия.
  - Не забывайте, Карелл не человек, - проскрипел Велес из своего угла.
  - Да, я не человек, - донёсся из темноты бесстрастный голос.
  И так неожиданно прозвучал этот хорошо знакомый нам голос, что я вздрогнул. Вспыхнули факелы, и неровные блики выхватили из мрака тёмную, закутанную в плащ фигуру Карелла. За спиной вампира мерцали красными огнями глаза вурдалаков. Лицо Карелла оставалось бесстрастным и не выражало и тени эмоций.
  - Почему? - едва выговорил я, хриплым от волнения голосом.
  - Почему вы ещё живы?
  - Нет. Это тоже, но нет. Почему ты нас предал?
  - Предал? Может быть, а почему нет. Я могу привести тысячи причин, но вы не поймёте меня, для вас я существо с нечеловеческим мышлением.
  На один миг, мне почудилась в словах вампира потаённая горечь.
  - Впрочем, вас я тоже изучил, и могу представить понятные вам мотивы. Вы забыли, что я, мы, творения ваших умов, это для вас, во время предать, значит предвидеть. Я же был честен, разве не говорил я, что буду с вами против Люцифера? И вы знали, что моя цель - власть над вампирами, не зависимая от демонов. Говорят, невозможно создать подобие себя самого, это так же не возможно как познать себя.
  Вампир задумчиво улыбнулся, и от этой улыбки холодный озноб пробежал по моему телу.
  - Невозможно, да, вы сделали лучше, вы создали нас.
  Голос вампира окреп.
  - И теперь вы - наша пища.
  Один из факелов замерцал и, резко затрещав, потух. Вампир окутался чёрными тенями, в полумраке его глаза налились красным огнём.
  - Значит, компромисса не будет? - мягко спросил Велес.
  - Он не возможен. Люди убивают всех кого не могут понять. Мы - тоже.
  - Жаль. Я уже как-то говорил, что нет большего глупца, чем тот, кто считает себя самым умным, и более тщеславного себялюбца, чем тот, кто считает себя лучше всех. Бог...
  - Бог? Бог нас не любит.
  Вкрадчивый голос вампира заполнил всё пространство, удушье сжало грудь, так что стало трудно дышать.
  - Мы служим сами себе, а не для кого-нибудь. Я добьюсь власти только для себя и только ради себя, и кто слабее будет служить мне и только мне, а бред, что надо жить для людей, оставьте для дураков, или для людей.
  - Твоё высокомерие поражает, прекрасный пример зарвавшегося ничтожества.
  - Ты и правда так считаешь старик?
  - Правда.
  - Посмотрим.
  - Не думаю.
  И всё произошло быстро, очень быстро. Руки Велеса взмыли вверх, но вампир оказался ещё быстрее, чёрной тенью он метнулся в сторону. Дико вскрикнув, старик отвёл руки, и огненный столб скользнул по стене, оставляя за собой дымный след.
  Поражённые, в один миг лишившись сил, смотрели мы на рычащих в злобном удовлетворении вампиров. А в лапах мертвецов, в беспомощных позах замерли беззащитные тела старой ведьмы и крошки Ани. Слезинка скользнула по щеке женщины и упала на холодный камень склепа. А вокруг, леденящим душу призраком, мелькала жуткая усмешка Карелла.
  Я помню, как мы стояли в полной прострации, не в силах опомниться, ошеломлённые и парализованные страшным видением. Всё продолжалось только мгновение, но казалось, прошёл час, прежде чем вампиры увели свои жертвы за тяжёлые двери склепа. Карелл терпеливо ждал, когда мы придём в себя.
  - Как видите, крошечное зёрнышко знания в корне переменило ситуацию, - невозмутимо продолжил он, плотнее запахиваясь в плащ.
  - Польза образования не в том, что оно делает вас умнее, а в том, что оно расширяет кругозор, и вы в состоянии делать самостоятельные выводы, не слушая бредни досужих болтунов, уметь найти связь между причиной и следствием, надеюсь, вы понимаете, к чему я это говорю.
  Медленно переступая, он подошёл ко мне и с леденящей улыбкой взял меч из моих рук.
  - Сила меча, ничто перед силой ума, не правда ли? - невозмутимо продолжил вампир, играя лезвием.
  - Ты мразь, и смерть твоя будет ужасна, - задыхаясь, прошептал Велес.
  - Какая патетика. Знаете, говорят, мы сами выбираем свой путь. Я свой выбрал, и будь что будет. Ну? Думаю, теперь вы готовы меня слушать и слушаться. Как вы поняли, у меня есть три камня. Это не мало, но, к сожалению, я не могу использовать все три камня одновременно. Я не маг, и против объединённых сил демонов мне не выстоять, если у них будет хоть один камень, а он у них есть, они обязательно придут за остальными. Вы понимаете, куда я клоню? У меня есть вы, и именно вы добудете мне последний камень.
  - Иначе.
  - Иначе, - голос вампира стал жёстким.
  - Вы прекрасно понимаете, что будет, если я не получу его. Сейчас ночь, рекомендую вам отдохнуть и с рассветом отправляться в путь.
  - Время? - хрипло спросил Гаят.
  - Времени у вас мало, если камня не будет, нас всех, и ваших друзей тоже уничтожат демоны.
  
  
  Глава 24
  
  Печальным было утро следующего дня. Я заметил, да и вы наверняка замечали, что в жизни есть люди, постоянно купающиеся в лучах удачи. Им даже не надо особенно утруждаться; решил стать миллионером, и стал им, решил жениться на известной леди, и, пожалуйста, она покорена вашим очарованием, всё даётся им без усилий.
  А есть люди, которым постоянно не везёт, такие редко доживают до естественного конца, таких сторонишься в страхе, что невезение может перейти на вас тоже, шугаешься их как не дай Боже.
  Но большинство перекатывается на переменных волнах то счастья, то горечи и ведут средний образ жизни. Я принадлежу именно к этой категории людей, только в последнее время что-то здорово заштормило, и надо признаться, от такого шквала я немного ошалел.
  Говорят, испытания ниспосылаются нам свыше и от того, как мы их выдерживаем, решается наше будущее, более того, мы ещё должны быть и благодарны за эти испытания. В такие минуты мне вспоминается моя маленькая квартирка, уютная комнатушка, мягкая удобная кровать с белоснежными простынями, с пуховым одеялом и подушкой, компьютер в дальнем углу комнаты и маленький голубой столик, уставленный дымящимися пиццами, горячей шаурмой и бутылочкой свежего холодного виноградного сока.
  И у меня было плохое настроение? Бред.
  Опостылевшее существование? Нет, правду говорят, пока всё не потеряешь, не поймёшь, как был счастлив тихой, спокойной жизнью.
  Приключений, правда не хватало, зато теперь их с избытком и лучше бы их не было, нет такие испытания мне не по силам, возраст не тот. Если раньше мне не хотелось взрослеть, золотое было время, теперь не хочется стариться, и если бы была вечная жизнь, то быть вечным старцем, извини подвинься, не хочется.
  Ну ладно. Печальным было не утро следующего дня, печальными были мы. В расстроенных чувствах выбрались мы из склепа, это и вправду оказался склеп, и даже не тронули перетрусившего вампира, отпершего нам дверь и тут же скрывшегося во мраке многочисленных коридоров, уходящих глубоко под землю.
  Искать в этих катакомбах пленниц было делом не благодарным и бессмысленным. Не оставалось ничего другого, как идти на поводу у вампира, который и в правду следовал своему естественному предназначению, поскольку если умные люди в поисках смысла жизни в конечном итоге утешались любовью и надеждой на вечность, что, кстати, смыслом жизни не является, то вампир шёл по кровавой дороге прямиком к власти. Именно таким создали его мы.
  Риск возрос выше заоблачных вершин, и рассчитывать на конечный успех дела почти не приходилось. Выбравшись из склепа, мы очутились посреди огромного древнего кладбища, давно заброшенного, с перекосившимися от времени крестами и разбитыми надгробными плитами, под которыми зияли тёмные провалы осевшей земли. Жирные пауки свили свою паутину на надгробиях и неподвижно сидели в ожидании своих жертв. Повсюду виднелся помёт, оставленный воронами и летучими мышами, и от этого и без того полу стёртые надгробные надписи невозможно было разобрать, только прочтёшь, здесь покоится, а всё остальное уже сплошное пятно непонятного оттенка цвета.
  Мы тихо шли, пытаясь найти выход из этого приюта смерти и притаившегося зла. Жуткое место. Гаят оступился, и земля раздалась под ним, с громкими проклятиями он скатился в древнюю могилу, и, не переставая ругаться, весьма резво принялся карабкаться на поверхность. Мы помогли ему, и ещё долго храбрый воин брезгливо стряхивал с одежды белую кладбищенскую пыль и пытался забыть ухмылку черепа, на купол которого он так неудачно свалился. Позже Гаят говорил, что никогда не забудет холодного взгляда пустых глазниц, в которых он увидел бездну и что-то смутно шевелящееся в тёмной глубине. Надо думать.
  С удвоенной осторожностью продолжали мы свой путь и вздохнули с облегчением, когда показалась дряхлая кладбищенская ограда. Рано радовались.
  - Берегись, - попытался крикнуть Велес, но окончание у него получилось шёпотом.
  Я замер. А Гаят. Гаят с радостным возбуждением выхватил свой меч. Уже рассвело, и солнце весело играя лучами, быстро взбиралось по небу, рассыпая золотые брызги на проснувшийся мир, и в этом мире, со всех сторон кладбища, к нам сбегались полчища одичавших собак. Некоторые собаки грызлись на ходу, деля старые кости. Очень скоро вокруг нас образовался круг алчущих нашей крови демонов, с блестящими от возбуждения глазами и падающей на землю густой слюной.
  - Что теперь будем делать? - неуверенно спросил я, хотя уже понял, что сейчас будет.
  Гаят только мельком посмотрел на меня, и от этого красноречивого взгляда сердце моё безнадёжно упало куда-то вниз. С диким криком Гаят сделал выпад, и собака, взвизгнув, рухнула в судорогах на землю. Из перерезанных артерий на землю с булькающими всхлипами полилась алая кровь.
  Пока остальные собаки как зачарованные смотрели на кровавую струю, ещё один пёс забился в конвульсиях разрубленный на две части.
  И это послужило всеобщим сигналом. Сотни псов сбились в один пульсирующий меховой клубок, рычащий и клацающий челюстями с острыми ослепительно белыми клыками. Обезумевшие от вида крови псы, рвали друг друга, с бешеными глазами вырывая куски мяса из трепещущих в агонии жертв.
  На миг опомнившись, заворожённый диким рычанием сотен псов, я увидел Гаята и обмер, его глаза были такие же бешеные как у собак, и в них неутолимым огнём пылал дикий восторг.
  Меч ритмично опускался на очередную жертву, и в кровавых брызгах упивался хлещущей из ран кровью. Всё смешалось. Псы слизывали длинными розовыми языками дымящиеся лужи, и кружились в диком неистовстве.
  Неумолимость. Жизнь или смерть. Боже, почему твои создания так жестоки? Почему ты не остановишь это. Да, ты дал нам пожить самостоятельно, но так ведь нельзя, и люди, люди стали хуже собак, они понимают, что делают, мы понимаем, я понимаю. И мой меч взлетал и в очередной раз вгрызался в податливую плоть.
  Не замечая боль от впивающихся в тело зубов, мы продолжали адскую мясорубку. Некоторые псы более умные или менее голодные, совершали головокружительные прыжки, метя в горло, и каждый раз разрубленные валились вниз, в трепещущее кровавое месиво. Очень скоро и мы и собаки были одного цвета, красные от потоков пролитой крови.
  Одно воспоминание о томящихся пленницах, об измене Карелла, лишало разума, и безумие красной пеленой покрыло наши глаза, и резня продолжалась с удвоенной силой.
  Прошло много времени, прежде чем усталость взяла своё, опомнившийся старик воздел руки, и столб огня закрыл беснующийся ком ярости, оставляя после себя недвижимые останки, замершие в последнем безумном оскале. Уцелевшие псы бросились наутёк, бросая на нас взгляды, полные бессильной злобы.
  Утомлённый, я опустил меч, и только тут обратил внимание на жалящую боль чуть выше щиколотки. Опустив взор, я увидел собаку, сжавшую челюсти у меня на ноге. В ярости я взмахнул мечом. И... Что-то меня остановило, я увидел в глазах пса испуг и молчаливую просьбу, нет, он не просил пощады, он не знал, что это такое, он хотел умереть быстро.
  Волна чувств, уважение и ещё жалость к живому существу, подкатила к сердцу, и тёплой волной омыло его. Сострадание ожило в плачущем сердце, напоминая о том, кто я, коснулось живительной, материнской лаской самых тёмных и омертвевших его уголков.
  - Что мы наделали, - проговорил я, потрясённо озираясь вокруг.
  - Что это с тобой? - спросил Велес, встревоженный моим видом.
  - Разве не могли мы хотя бы попытаться пройти, не показывая страха.
  - Нет, не могли.
  Велес недоумённо посмотрел мне в глаза.
  - Мы могли бросить им еду, нам она всё равно сейчас не нужна, могли испугать их, ты мог выпустить в небо огненную струю, они разбежались бы.
  Гаят и Велес быстро переглянулись.
  - Да, пожалуй, но сейчас думать об этом слишком поздно.
  - Слишком поздно, - как эхо повторил я слова старика.
  - Всё проклятый Карелл, - в голосе воина послышалась ненависть, - всякий мог ошибиться, не казни себя.
  - Да.
  И мы как все, но разве могут люди позволить себе совершать подобные ошибки? Глупый вопрос. Слёзы вдруг выступили у меня на глазах, смыв кровавую пелену.
  Я нагнулся. Стоило больших усилий и боли разомкнуть челюсти рычащего гордого животного, израненного, но не унизившегося. Пёс не принял помощи и к нашему удивлению, хромая потащился за нами, думаю, он прекрасно понял, что будет, если вернутся его собратья.
  
  
  Глава 25
  
  Для чего собственно затеял я свой рассказ? Можно думать, чтобы пробудить в людях мысль. Показать на краю какой пропасти мы балансируем, чтобы поняли, что угроза зла, тёмных сил никогда не исчезала, что мы перестали видеть и ощущать её, принимая за обычные земные перипетии, не видим присутствия и действия Сатаны, принимая его за сказочный персонаж.
  Да.
  Или может, чтобы прославиться, или самоутвердиться, найти самоуважение, что вот, мол я, не совсем ещё опустившийся обыватель.
  Да.
  Что же важнее для меня? Поверьте, это я уже пишу для себя, чтобы лучше понять себя, понять бездну, в которую летят большинство из нас, с лёгкой песенкой на устах, забыв, что в конце смерть и суд. Правильно ли понимаем мы, современные люди, что такое счастье, свобода, любовь - всё то, к чему мы стремимся. Может быть, в нашем понимании они давно превратились в орудия зла. Правильно пишут, что сущностью зла всегда есть гордыня, а ведь так и есть, разве стесняемся мы ругаться или пить водку, курить при детях, зато боимся поднять человека из грязи, если он упал.
  Встанет ли кто из нас на колени в искреннем раскаянии и попросит прощения при людях или расскажет о своих преступных помыслах, которых и сам стесняется, человекам. Нет. Редко.
  А вера? И бесы веруют, даже больше, потому что знают, но не следуют. А мы?
  Потому и пишу я, порою не литературно и даже кровожадно, но главное это - поиск. Чтобы думалка работала не переставая, если глупость пишу, то почему это глупо, если вам кажется, что вот здесь скрыта крупица здравого смысла, то в чём она? И не забывайте, чувства могут обманывать, надо уметь сочетать интуицию с логикой, и всё пропускать через анализ.
  А может это фантазия? Как вы думаете? Поиск - не забывайте об этом. Думайте, а я расскажу, что было дальше.
  В первую очередь, после этого приключения, обратился я к Велесу. Нет. Сначала, мы долго брели в поисках ручья, и к тому времени, как попалась достаточно большая лужа, по закону подлости ручья мы, конечно, не нашли, кровь успела высохнуть, и мы сами больше походили на демонов, чем на людей.
  Укусы болели неимоверно, какой-то противной ноющей болью. Велес в первую очередь внимательно осмотрел раны, но ничего страшного не нашёл.
  - А бешенством мы не заразимся? - спросил я обеспокоено.
  - Бешенством? Что это такое?
  - Ну и, слава Богу. Не пора ли сделать привал?
  Привал было сделать пора. И мы долго стирали в вонючей луже, пропитанную кровью одежду. В конце - концов, вода стала красной, но одежда наша лучше от этой процедуры выглядеть не стала.
  А потом была горячка, и мысли, как вспугнутые птицы, разлетелись во все стороны. Если кто переживал клиническую смерть, знает, как стираются границы реальности. Попробую выразить те обрывки мысли, что тревожили меня тогда.
  Прежде чем пуститься в дальнее путешествие по мирам, ощущаешь странное сосредоточение и без остановки думаешь, осмысливая информацию. К примеру - мозг. Мозг человека. Почему высшие силы блокируют его потенциал? Или нам как детям не доверяют серьёзные вещи. Разве нет ощущения, что он работает как во сне, процентов на десять мощности, и вот ведь, только начинаешь просыпаться, как тут же срабатывает ограничитель, сбрасывающий напряжение мысли.
  Воспоминания. Мозг не забывает ни одной мельчайшей подробности, но нам трудно вспомнить давно минувшее. Почему? Какая энергия питает наш мозг, и кто её ограничивает? По сути, мозг - это своеобразная машина времени, под гипнозом можно вспомнить подробности прошлых жизней.
  Здесь я прервусь, чтобы добавить, скорее всего, это происходит из-за расплывающихся границ реальности, и ты уверен, что прошлое - это настоящее.
  Ну, пора вернуться к тем мыслям, что тревожат больного горячкой человека, а они отличаются не только глубиной, но и академичностью граничащей с бредом. Так думаешь, например, что, быть может, сила воли, та энергия, что питает мозг, тогда это реальная материя, регулируя которую можно управлять разумом?
  И тут же горячечные мысли переносятся на новый объект исследования. Сила воли - это выраженное желание достичь цели, желание рождено чувством, чувство - есть движение эмоции. И было слово, но прежде слова - была мысль, а мысль - это выраженные чувства, движимые силой воли под воздействием эмоции. Значит Бог - эмоция? Движение силы воли, родившее миру любовь?
  Сознание первично. Материя - плод эволюции любви в течение времени, чувства наравне со временем пропитавшего всю вселенную, и которое и есть вселенная. Это эмоция, это чувство - есть Бог, мысль продукт этого чувства, выраженная словом. Только так. Бог не может быть частью всего, он есть всё, или он уже не Бог.
  Так что было в начале. Ещё раз. Моё тело от, скажем, стола, отличает то, что оно живое, меня от этого растения отличает то, что я относительно разумен. Разум неотделим от чувств, только накал эмоции, движение чувства, рождает мысль, движимую напряжением воли, это я уже понял. Значит, любое изначальное движение - плод сознательного воздействия разума. Значит, вначале был не просто разум, а в купе с чувствами, и не могло быть иначе.
  А зло? Так, надо подумать. Зло - более поздняя эмоция разрушения, не может быть первичной, иначе царил бы хаос. Всё верно, в истоках его быть не могло, эта эмоция - плод выродившейся любви у более поздних созданий, вызванная столкновением противостоящих эмоций многих подобных себе, отвергнувшая любовь, воспользовавшись свободой воли. Интересно. Видимо, это столкновение интересов и привело к рождению противоположной любви эмоции.
  Если вкратце, то Бог - один, эмоция любви и добра - одна. Созданий его равных друг другу - много, столкновение интересов, свобода выбора, отречение от первоисточника. Это столкновение породило разлад между созданиями, а эмоция зла не совместима с Богом, оно и понятно, их было много, и ни один из них не был всем, не был и не мог быть Богом, не мог быть абсолютной любовью. Рождение зла, боюсь этого слова, возможно, было неизбежным.
  Нет, не может этого быть. Впрочем, эта мысль пришла позже, когда я уже пришёл в себя.
  - Интересный феномен! - первое, что я услышал очнувшись.
  Лично я не нашёл в нём ничего интересного, с какой это стати он меня феноменом обзывает.
  - Что это со мной? - только и мог произнести я.
  Старик почесал у себя за ухом, и бросил на меня самый, что ни на есть не хороший взгляд.
  - Помнишь, когда Люцифер разорвал нить связующую тебя с твоим истинным телом, ты тогда умирал в страшных муках.
  - Лучше бы об этом не вспоминать, ты всегда можешь поднять настроение, а что?
  - А то, что тогда ты растворялся, не возвращался в своё тело, а исчезал в этом мире, после чего умерло бы и твоё тело.
  - Не совсем понятно, но всё же, что с того?
  - Только то, что ты здесь, это твоё виртуальное тело, как ты его называешь, становится очень уж реальным.
  - Ты хочешь сказать, я переселяюсь в этот мир?
  - Велес хочет сказать, что ты умираешь в своём мире, после чего, помрёшь и в нашем. Баланс нарушен.
  - Вот спасибо, ты меня как всегда успокоил, прямо в холодную воду окунул, - пробормотал я слабым голосом.
  Гаят молча поклонился.
  - У нас остаётся совсем мало времени, - внезапно рявкнул старик, и, вскочив, быстро забегал кругами.
  Я вздрогнул.
  - Наверное, можно как-нибудь замедлить процесс.
  - Можно, создав из густой воды, с помощью ключа - ундина, ещё одного двойника, но ты не представляешь даже, сколько времени уйдёт, прежде чем в образ перейдёт вся биоинформация, и сформируются кости, чёрт тебя задери.
  - Как ты можешь так говорить.
  - Прости, вырвалось как-то.
  Так же внезапно как вскочил, старик резко уселся на землю и с омерзением посмотрел на измазанную кровью одежду.
  - Плохо дело, да, плохо наше дело, - опять разгорячился он, - одежды нет, ничего нет, Карелл, чтоб ему пусто было, провёл нас как котят, сегодня явно не мой день.
  - Успокойся.
   - Успокойся? Как я могу успокоиться, я с ума схожу, как подумаю о Ани и моей жене, а ты, ещё какой-то молокосос будет учить меня, что мне делать. Нет уж молодой человек.
  - Послушай.
  - И слушать не буду.
  Старик взъярился не на шутку, и борода его победным стягом развевалась на ветру, но какой вид она имела... Я уж решил не говорить ему в каком она состоянии, добром это бы не кончилось.
  - Мир полный болванов, - продолжал разоряться Велес.
  - Прости господи, творения твои совершенны, болванами они стали позже. Меняют веру на общие рассуждения для пустоголовой толпы, и называют это идеологией, мать их так, в то время как ты пытаешься достучаться в сердце каждого.
  - Ну не всё же так плохо, есть же что-то в них такое, что позволяет питать надежду, тонкий лучик добра, нить Ариадны ведущая к истине.
  - Да тропинка, по которой стадо тупых баранов может войти в будущее, нет и нет, эта дорога для личностей, а не для баранов, идущих за козлами, поддерживаемых кучкой купленных подлецов, готовых пожрать друг друга, не думающих, не имеющих совей воли, безвольных, во власти зла.
  Ну, я вижу, Велес разошёлся не на шутку, и при чём здесь люди? В такие минуты можно такого наговорить, только держись. Надо что-то придумать, чтобы успокоить не в меру разбушевавшегося старика. Как назло, когда надо что -то срочно сообразить, голова становится совершенно пустой, и от этого злишься ещё больше.
  - Не злись, - сказал я.
  И кулак замер почти у моего носа, сведя глаза в одну точку. Велес едва сдержался, но, к моему удивлению, это подействовало, кризис миновал, и гроза прошла дальше, пугая отдалёнными раскатами и отблеском вспышек молний мелькающих в чёрных глазах старика.
  - Не злись, - повторил я.
  - Не злюсь, - нарочито спокойно произнёс он, и на миг его взор упал на бороду.
  Лицо старика медленно налилось краской. Я поспешил зажать уши и отвернуться, не желая слышать дальнейшее и рисковать головой, ведь, как известно, за язык вечно расплачиваются уши.
  
  Одежда, развешенная на ветвях деревьев, тихо колыхалась на ветру, и дым от костра окутывал её сизыми волнами. Это Велес постарался, полагая, что запах дыма лучше сладковато приторного запаха засыхающей крови.
  - Ну как мы пойдём, - всплеснул руками старик и, понюхав воздух, с отвращением плюнул, - нас сожрут с потрохами волки, а может, кто и похуже соблазнится ароматом жареной крови с дымком.
  - Говорят, - медленно проговорил Гаят, - нет ничего приятнее запаха разложения и крови поверженного тобой врага, не знаю, но я бы не стал останавливаться здесь на ночлег.
  Внимательно осмотрев лезвие своего меча, он осторожно принялся править его гладким камнем.
  - Слова Гаята подстегнули сварливого старика, не терпящего как возражения в свой адрес, так и поддержку, если она прерывает его речь.
  - Но делать нечего, придётся здесь ночевать, - уверенно заявил он, и неожиданно громко чихнул.
  - Думаю, вам нужно насобирать как можно больше дров.
  Гаят невозмутимо кивнул и, молча, поднялся.
  - Это не проблема, - проговорил воин, и, бросив взгляд на меня, добавил - я и один справлюсь.
  Старик тоже на меня посмотрел и, махнув рукой, согласился. Немного погодя он принёс мне связку каких-то листьев, и велел мне пережевать их, чем я и занялся. Уйму время спустя, он взял немного получившейся массы, закрыл ей раны, обернув рану плотными листьями, похожими на наш подорожник, и туго перебинтовал обрывками мешковины, всё остальное к моему огромному возмущению он выкинул. Я почти сразу почувствовал лёгкое онемение, и скоро боль прошла.
  Чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу, я проговорил.
  - Интересно, почему оптимисты обладают более живым разумом, чем пессимисты, - и приготовился к долгой лекции, которая не заставила себя ждать.
  Велес легко поддавался на такие провокации, и сейчас презрительно скривившись и засопев, он влез на воображаемую трибуну.
  - Ну это же естественно - заявил он безапелляционным тоном. Пессимист - мыслитель, видит в будущем тёмное царство, картины несправедливости и вопиющей, невиданной жестокости, злобы и унижения. Память вырывает их из его прошлого, не допуская в эту тёмную галерею лучи солнца. Он видит смерть свою и близких, особенно близких, человек чувственный, он испытывает особенно острую боль, не желает с этим мириться, но принимает как неизбежность.
  Если он не богат, то его беспокоит возможная нищета, блуждая в поисках смысла, он всюду натыкается на пустоту, вызывающую в нём болезненные ощущения и постепенно в его сердце поселяется щемящее чувство страха. Ожидания неминуемой беды и бессильное отчаяние способно вызвать слёзы на его глазах и даже привести к самоубийству, если он эгоист и не богобоязненный. Как привило, размышления о вечном приводят его к логическому пониманию Бога. Но на этом всё, мозг отказывается ступать по столь опасной стезе, наступает реакция, будущее таит смерть и разум не стремится это видеть, мозг отупевает, вера превращается в суеверие.
  На секунду Велес прервался, чтобы перевести дыхание, и я поспешил воспользоваться этим, чтобы показать, что и я иногда соображаю.
  - Из твоих слов выходит, что пессимист, как правило, прагматик, реалист и практик лишённый воображения, его отсутствие - один из способов защиты мозга от саморазрушения.
  Велес покраснел от моей наглости, но ничего не сказал, выразив всё одним надменным взглядом, какой иногда взрослые кидают на нашкодивших детишек.
  - У оптимиста - другая сторона медали, чаще всего это человек сильный и не желающий делить свой кажущийся успех с Богом, присваивая все заслуги себе и потому, не желая сознавать, что его жизненный настрой, животный магнетизм, неисчерпаемая энергия и, следовательно, успех был предопределён. И, как умные люди, склонные к допущениям, можем сделать маленькое допущение, а вдруг они правы?
  Заметив, что я открываю рот, Велес поспешил продолжить.
  - Но тогда, что тогда?
  Старик задумался и поднял палец к небу, сделавшись похожим на Платона только что выбравшегося из своей бочки, или другого античного философа.
  - Тогда оптимист превращается в смертельно опасного хищника, пожирателя вселенной, в прямом смысле этого слова, и, чаще всего, людоеда в образном смысле этого слова. Он становится доминантом в мире вымирающих служителей морали, деспотом и тираном. Но!
  - Похоже на то.
  Велес поперхнулся словом, и замолчал, пытаясь ухватить конец утерянной нити мысли. Вконец рассерженный, он повернул ко мне негодующее праведным гневом лицо и гневливо вздёрнул вверх мохнатые брови.
  - Не забывай, - загремел он совсем не подобающим старику басом, что тот, кто считает, что знает всё.....
  - Оё! Да слышал я, слышал, не дурак...
  Через секунду грозного молчания.
  - Но не понял...
  - Оё!
  С сухим треском, дрова упали на землю. Гаят оценивающим взглядом окинул их количество и недовольно покачал головой.
  - Я видел волка, - произнёс он спокойным голосом.
  - В это время? Не трудно представить, что будет ночью. Нужны ещё дрова.
  - Я пойду с Гаятом, а ты Велес поддерживай огонь, пока нас не будет.
  Шагать по мягкой земле было легко и удобно, раны больше не донимали болью, а деревья росли достаточно далеко друг от друга, чтобы не задевать нас ветвями, что было очень хорошо, поскольку почти вся наша одежда сохла у костра. Лучи заходящего солнца забрызгивали лес красным золотом солнечных капель, воздух пропитался ими, тепло ласковым приливом проливалось в кровь алой пеной солнечного света.
  Постепенно вечерняя прохлада опустилась на землю, и её мягкое дыхание касалось голой кожи. Всюду воцарилась тихая гармония, песнь вечной жизни и счастья. И это было красиво, так красиво, как если к прекрасному, но давно привычному, добавить что-то ещё незаметное, ускользающее и столь редкое, что не найти слов для определения, потому что чувствуешь такое всего несколько раз в жизни. И мы вновь обращаем на это мир внимание и восхищаемся им как в первый день творения.
  Я явственно ощутил дуновение ветра ласкающего красную в лучах солнца кожу и тихий говор деревьев разговаривающих в вышине, наверное, вспоминая былое, что, кажется, было ещё вчера, и так давно, разделённое веками капризного времени. Я нагибался за сухими ветвями, павшими в борьбе с ветром, сделавшими своё дело в жизни дерева и всего леса, даже в смерти принося пользу живым в единоборстве со стихиями. В стороне слышался треск, Гаят своими могучими руками ломал толстые сучья, и от близости такого друга спокойствие и уверенность непроизвольно вселялись в сердце, делая будущее не таким уж страшным. В конце концов, мы могли потерять всего лишь наши жизни, сохранность души зависела только от нас, а для этого надо было сделать всё, чтобы спасти друзей, и помочь людям.
  Набрав по большой вязанке, мы двинулись назад к костру, и благополучно добрались до нашей стоянки. Прежде чем солнце окончательно село, случилось ещё одно событие. Из сумерек замершего в преддверии ночи леса, к огню вышел пёс, тот самый пёс, в его пасти трепыхался серый лесной зверёк, похожий на нашего зайца. Не обращая на нас никакого внимания, пёс, прихрамывая, подошёл ближе, и, улёгшись чуть в стороне от костра, принялся быстро пожирать зверька. Заяц последний раз громко закричал, и была боль и плачь в этом крике. Мы молча наблюдали, с какой скоростью разделывается он с добычей, но ни чем не нарушили его трапезы, только хруст раздираемых костей слышался в тишине, это была законная добыча.
  Позже, не обращая на нас ни малейшего внимания, пёс вытянулся на сырой земле, и уснул. Только подёргивающиеся уши и напряжённая поза, выдавали его готовность, в случае тревоги, мгновенно вскочить и броситься на врага. Но ночь прошла достаточно спокойно. В кустах, правда, слышались шорохи и чьи-то тени мелькали в отблесках костра, но никто не посмел войти в круг света. Несколько раз пёс вскакивал с грозным рычанием, и тени на время растворялись в глубине леса, чтобы вернуться позже. Но всё равно, ночь прошла спокойно, и все мы смогли отдохнуть и набраться сил. С рассветом, завернувшись в свои жалкие одежды, мы продолжили путь. Собака тут же скрылась из виду, но мы не сомневались, она была где-то рядом.
  
  
  Глава 26
  
  Ну, как бы так написать по реалистичнее. Меня там не было, но обойти вниманием это время никак не возможно. Позже я мог спросить, что же происходило в подземелье Карелла, но всякий раз скромность и не желание омрачить радость тревожными воспоминаниями, останавливали меня. Стоило мне посмотреть на Ани, или осунувшееся, усталое, но счастливое лицо колдуньи, как все мои помыслы развеивались как дым. Но что же всё-таки там было?
  Я мог бы представить этакую слюнявую картину, такую любимую в моё время, в моём мире, типа они сидели и долго плакали, и ведьма молилась богу или своим богам, или чертям, если вам угодно, и, проливая потоки слёз, взывала к состраданию. Но одна мысль об этом приводит меня в содрогание, и не то дело, что это так уж противно, просто это не реально.
  Или ведьма с кирпичом в руке затаилась и ждёт вампира у двери, и глаза её сверкают как раскалённые уголья, испепеляя неутолимой ненавистью к этому исчадию ада. Но это просто глупо и совершенно не вяжется с характером решительной бабы, далеко не дуры и себе на уме.
  К тому же, там где я жил, я уже встречал подобных людей как женского, так и мужского пола. Представителей народа, на протяжении долгих веков боровшихся за свободу и, находя её только в ширине души, широкой и разухабистой, как деревенский тракт, да водке, когда нету мочи терпеть более. Всегда готовых восстать из пепла и в яростном возбуждении разметать всё, к чёртовой бабушке. Народа, так долго искавшего свободу, что часто забывал, в чём она собственно заключается. Да, свобода гордое слово, иллюзия, питающая дух, или дух, питающий иллюзию, счастлив кто думает, что свободен, умный свободным не бывает. Ну, это я отвлёкся.
  Попробую хотя бы отдалённо передать ту гремучую смесь отчаяния и жалости, решимости и безысходности, что царила в подземном царстве вампира.
  Тусклое мерцание факела, освещало тёмную камору, вырытую в сырой земле. Сюда не мог пробиться луч солнца, и сырые своды не знали бодрящей свежести раннего утра. Сырость и тлен навечно поселились в гиблом царстве теней. Белая плесень облепила чёрные стены, и сочилась густой слизью. Пахло гнилью и чем-то затхлым, трупы годами разлагались в земле, отравляя ядом воздух и почву. Жутко. И в этой атмосфере, у стены, ближе к дрожащему пламени, дающему скудные крохи тепла, сидела старая ведьма, прижимая к груди худенькое тельце маленькой девочки.
  Растрёпанные седые волосы грязными космами рассыпались по плечам, но в глазах светились воля и решимость. О чём же думала колдунья, что шептала она на ухо девочке, такое, что та переставала плакать и крепче прижималась к женщине. А ведьма с благодарностью принимала такую редкую драгоценность, как доверие невинного маленького человечка, и едва сдерживалась, чтобы самой не заплакать. А вот что.
  - Ну, ну, моя девочка. Не бойся. Это даже хорошо, что так случилось. Жизнь она такая, лучше ты сейчас побываешь в этом водовороте, зато потом, ничего бояться не будешь. Многие люди живут в тихих таких заводях, а как что, течение переменится или ещё что, и они тонут, потому что не готовы к борьбе, не могут жить без берегов. А ты главное не бойся, я Велеса знаю, тот ещё дурында, но он нас спасёт, да и друзья его, тоже ничего, особенно если над ними поработать немного. А вампир, и ты знала, и я знала, все знали, что он такое, вот и случилось, ну ничего, ты мне верь, я не обману, всё хорошо будет.
  - Бабушка, я не боюсь, только ты не волнуйся, ты старенькая, лучше я о тебе позабочусь, отдохни немного, поспи, моя мама и папа, пока живы были, всегда мне так говорили, только ты не волнуйся.
  И столько всего было в этих словах!
  - Ах, сладенькая ты моя.
  Слёзы закапали из глаз старой ведьмы.
  - Не ребёнок ты уже, совсем взрослая.
  И долго сидела она, покачивая девочку, так что та уснула давно, а слёзинки одна за другой падали на сырую землю.
  
  
  Глава 27
  
  И снова мы шли на юг, и опять мы были одеты в обрывки старого вонючего тряпья. Это обстоятельство потихоньку начинало злить. Где тот блистательный воин в белоснежной блузе, в небрежно накинутом бархатном плаще, очаровательный в своей простоте. Сейчас осталась только простота.
  Конечно, не всё так плохо. Ещё больше заострились черты мужественного лица Гаята, сидящего, в этот момент, на бревне и держащего в руке кусок жареной оленины. Взгляд его всегда спокоен, но сразу понимаешь, что это невозмутимое спокойствие в любую минуту готово обрушиться на тебя железной стеной. Даже жутковато немного. Глядя на него, понимаешь, вот перед тобой сидит человек рождённый побеждать. И шрам, пересекающий его лицо, только усиливает это ощущение необычайной мужественности и тонкого благородства этого человека.
  Дамы от него были в восторге, по крайней мере, до того как мы забрели в эту глушь. Инстинктивно чувствуя в нём переодетого принца, они просто млели от окружающего его ореола тайны, но, к чести Гаята, сам он мало обращал внимания на мелкие, а порою и не мелкие, а очень даже назойливые знаки симпатии, которыми его одаривали. На какие только уловки не пускались легкомысленные дамы, все их попытки рассыпались в прах у его ног. Видимо, он тоже был одарён инстинктом, и знал им истинную цену.
  А Велес? Велес совсем не изменился, и то, правда, таким я его когда-то и встретил, старик с бородой, острыми ушами, лошадиными зубами, и проницательными серыми глазами. Один из первых. Незаметный среди тех, кто его не знал, и производящий оглушительное впечатление на тех, кто успел с ним познакомиться и остался в живых. Никто не знал его истинных возможностей и сил, но боялись все, старик умел внушить уважение к своей персоне.
  А я. Я, когда посмотрелся в тихую гладь лесного пруда, чуть в воду не свалился, и воздал такую хулу, но ладно, скажу лишь, что в жизни не видел такой бандитской рожи, что отобразилась на водяной глади. Ну и страшная же физиономия: борода чёрная, дикие глаза, и всё это в обрамлении густой копны волос. Кое-как, но обрезал я эти локоны и стал похож не на чудище лохматое, а на чудище, общипанное и обгрызенное, впрочем, это было необходимо, ничто не должно было мешать обзору, тем более в бою.
  Но не это главное. Мы остались втроём, как тогда, когда только начинали, и будущее было покрыто мраком. Кто-то может возразить, мол, легко всё складывается, препятствия рушатся одно за другим, было зло и не стало его, может и так, только не забывайте, будущее всегда имеет несколько путей, и то, на какую дорогу вы свернёте, определит судьбу вашу или мира.
  Иногда, сидя у костра, я думал, как мало человеку нужно для счастья, когда ты получаешь это малое - ты счастлив, а когда получаешь больше, счастлив в двойне. Человек же ждущий, когда ему принесут на блюдечке луну с небес, рискует всю жизнь провести в напряжённых ожиданиях.
  Так мы и шли. Вечерами, когда мы останавливались на ночлег, из лесу, крадучись, весь на стороже, выходил пёс, всегда с окровавленной добычей в зубах. Он съедал её в полном одиночестве, кидая свирепые взгляды на всякого, кто имел неосторожность к нему приблизиться. Наблюдать за ним было даже интересно. Ни разу он не принял подачки, равнодушно обходя угощение, и всегда добывал пищу сам. Мы думали, как его назвать, но так и не придумали, поэтому звали его просто - пёс. Ему, правда, на это было совершенно наплевать, он делал, что хотел, и не обращал на нас ни малейшего внимания, если мы ему не мешали. Такого гордого и своевольного пса я ещё не встречал.
  Лето было в разгаре, и после коротких сумерек наступала ночь, тёмная, с яркими кристаллами звёзд в вышине. Хорошо было отвлечься от суеты, и пока остальные занимались костром или ещё чем-нибудь, отойти, вытянуться, где-нибудь на поляне, чтобы ничто не загораживало небо, и смотреть, как метеоры чертят свой путь в чёрной бездне, сгорая в атмосфере, слушать стрекотание сверчков, вперемешку с голосами ночных птиц. Тогда, наедине со всем этим, ко мне приходил покой, ради этого стоило жить.
  Так постепенно восстанавливалась прорванная цепочка, объединяющая нас с бесконечной вечностью, хрупкое равновесие, словно возвращаешься в родной дом, после долгого изнурительного странствия, и вселенная как долго терпящая мать, дающая напиться родниковой воды, убаюкивает меня, тихо успокаивая раздёрганные людьми нервы. Впрочем, что я говорю, это каждый знает и так.
  Земля остывает, и в наступившей тишине слышно как шелестят тоненькие стебельки, выбиваясь из-под лесного дёрна. Лежишь так, вдыхаешь тёплый аромат земли и забываешь обо всех проблемах, все они становятся такими ничтожными, стыдно подумать, забиваешь мозг ерундой, и теряешь драгоценные секунды отпущенной жизни, распыляя их в ничто. Постепенно сон овладевает мной, и, помня об осторожности, поднимаешь расслабленное тело с земли, и входишь в круг света, под защитой которого укрылись друзья. А на утро снова в путь.
  Кое-как продрав глаза, стряхнёшь с себя свежие капли росы, потянешься, как следует и в дорогу. Сначала идешь, пошатываясь, досыпая на ходу, ёжась в утренней прохладе, и тихонько проклиная промозглый туман, укрывший лесные тропинки. Постепенно небо начинает розоветь, и, наконец, наступает рассвет, лес просыпается, всё оживает, и тишина вдруг взрывается неутомимым птичьим гомоном.
  По дороге сорвёшь ягод или яблоко, и, отведав кислого сока, окончательно просыпаешься. Когда встаёшь так рано, день будто становится вдвое длинней и к полудню, отмахав километров пятьдесят, останавливаешься на обед.
  Скоро костёр трещит во всю, и языки пламени жадно облизывают сухое дерево, тщетно пытаясь дотянуться до шипящего куска сочного мяса.
  Порою нам встречались на пути брошенные деревни. В полях росли сорняки, и покосившиеся крыши обветшалых домов грозили обвалиться на землю. Мы к этому успели привыкнуть, знали, что жители снялись с мест и разбойничают по лесам. Грустно было слышать тоскливое завывание ветра в печных трубах. Маленькие вихри кружились на пустынных улицах, осаждая на порогах домов тонкие слои пыли. Царившее кругом запустение хоть и было нам на руку, вызывало тревогу и беспокойство. И когда в стороне от дороги, мы увидели живого человека, то все почувствовали облегчение, Велес даже удовлетворённо чихнул и улыбнулся.
  - Сейчас, ещё минутку, он нас увидит, и бросится приветствовать избранного, - проворковал он довольно, и принялся теребить бороду.
  - Будем надеяться, когда он нас увидит, то не убежит сломя голову, - сказал Гаят.
  Однако человек сидел на месте, не выказывая никакого беспокойства, и спокойно наблюдал за нами.
  - Всё-таки население в последнее время значительно обнаглело, нет, вы посмотрите, даже не чешется!
  - Мир тебе добрый человек.
  - И вам мир, если не шутишь, - проговорил сидящий сдержанным тоном и уставился вперёд, словно за нашими спинами происходило что-то чрезвычайно интересное.
  - А что, все люди ушли? - спросил Велес.
  - Я здесь, - бесстрастно ответил крестьянин.
  Велес прикусил губу.
  - Это мы видим, а больше никого нету?
  - А что, разве не видно? - резонно заметил человек.
  Велес явно начинал злиться.
  - Вы напрасно нам не доверяете, мы не шпионы, - произнёс он внушительно.
  - Мне всё равно кто вы, - ответил тот, но я заметил, как воровато забегал его взор.
  На этот раз молчание длилось довольно долго. Человек явно нас изучал. На мгновение его глаза замерли, и в них промелькнуло изумление и тревога, он увидел усыпанный драгоценными каменьями меч Гаята, и явно не обрадовался, но вида не подал. Я порадовался, что вовремя позаботился достать ножны для своего клинка, тем более что сейчас обрывки полоскавшейся на ветру мешковины мешали его рассмотреть. Видимо, человек пришёл к какому-то выводу, потому что он, наконец, оторвал свой взгляд от Гаята, и спросил:
   - И откуда вы идёте?
  - С севера, а что это важно?
  - Да нет, не очень.
  Опять наступило молчание. Гаят уже хотел махнуть рукой и идти дальше. Но в голову крестьянина, видимо, пришла какая-то идея, и, судя потому какие взгляды он бросал на меч Гаята, идея не хорошая.
  - Если желаете, я покажу вам, где все.
  - Да уж любезный, было бы не плохо, - проворчал Велес.
  Я хотел было поговорить с ним, но старик отмахнулся. Крестьянин, кряхтя, поднялся с земли и пошёл в лес.
  - Ну и как ты думаешь, чем это кончится, - раздражённо пробурчал я.
  Человек обернулся и попросил не отставать.
  - Я дурак, или как всё это понимать?
  - Тьфу ты, совсем я разучился с людьми общаться.
  - Велес, это не шутка, этот приятель ведёт нас прямиком в западню.
  Но Велес, если что вобьёт в голову, то это всё. Некоторое время мы шли молча, углубляясь в лесные дебри. Проводник кидал прелюбопытные взоры по сторонам, и потому, когда зашевелились соседние кусты, я совсем не удивился.
  - Эй, Гвидо, встретил избранного? - раздался из кустов весёлый возглас.
  Велес победно оглянулся.
  - Нет, но я привёл кое-кого получше - добычу.
  Кусты снова зашевелились, и на тропу вышел бородатый мужчина огромного роста.
  - Эй, а это кто, - он во все глаза уставился на нас, - добыча? Да это самые настоящие нищие, такие же, как и мы с тобой.
  - У этого парня слишком дорогой меч, - презрительно бросил Гвидо.
  Я заметил, что Гаят крепче сжал рукоять своего меча. Бородач тоже обратил на это внимание, и улыбнулся.
  - А вот это не надо, - мягким голосом проговорил он, - ты и опомниться не успеешь, как эти вот кусты нашпигуют тебя вкусными стрелами.
  В подтверждение его слов кусты зашевелились, и в просвете показалось серьёзное лицо эльфа, с поднятым луком.
  - Может, мы занимаемся тем же, что и вы, - поспешил выступить я.
  - Может быть, но это буду решать уже не я.
  Бородач осклабился, продемонстрировав ряд крепких белых зубов.
  - Добро пожаловать в гости, и, пожалуйста, без резких движений.
  Кусты вновь раздвинулись, и мы очутились на поляне, где собралось около сотни бродяг. Такого сброда я ещё не встречал. Среди серых крестьянских сермяг мелькали чёрные доспехи демонов, забрызганные грязью, но всё ещё пугающе грозные. Костюмы всех цветов радуги пестрели в толпе самых разных людей. Среди них сновали бородатые крепыши гномы, и даже лесные эльфы, кутаясь в заплатанные плащи, внимательно осматривались по сторонам. Наше прибытие не прошло незамеченным. Из толпы вышел крепко сбитый человек, уже пожилого возраста, но, судя по его движениям, сохранивший и ловкость и силу.
  - Добро пожаловать, - проговорил он твёрдым голосом, и улыбнулся самой неприятной и циничной улыбкой, какую я только видывал.
  - Гвидо, вижу ты не в пустую провёл день.
  Наш проводник вышел вперёд, и, почтительно поклонившись, заискивающе уставился на предводителя.
  - Они похожи на нас, но у этого, - он ткнул пальцем в Гаята, - дорогой меч.
  - Такие же? Ерунда.
  Разбойник громко расхохотался. Сбитый с толку Гвидо замер.
  - Э нет, это птицы иного полёта. Так кто же вы? - вдруг перестав смеяться, он подошёл к Гаяту и внимательно посмотрел ему в глаза.
  Велес тихо отступил, скрестив руки. Разбойник достал кинжал и приставил его к горлу Гаята.
  - Может вы шпионы?
  Гаят молниеносно выхватил свой меч, раздался звон и разоружённый разбойник отскочил в сторону. Бородач, с медвежьим рычанием прыгнул вперёд и разрубленный полетел на траву. Все замерли. На поляне наступила тишина, и десятки людей вскочили на ноги. Я заметил нацеленные на нас луки и судорожно сглотнул. Гаят сделал шаг вперёд.
  - Мы не шпионы, - сказал он, и со свойственным лишь одному ему спокойствием вытер лезвие о бьющегося в агонии бородача.
  Мне очень не хотелось показывать этим бродягам свой меч, но выбора, кажется, не оставалось.
  - Мы свободные наёмники.
  Я содрогнулся, Гаят ненавидел наёмников. Однако его слова произвели неожиданный эффект, толпа явно начала успокаиваться. Разбойник вдруг оглушительно расхохотался.
  - Молодец. Если это так, то можете остаться, здесь вас не обидят, и заработать сможете, и мне такие люди не помешают.
  Ещё раз, одобрительно кивнув, он отошёл, но взгляд, который он на нас кинул, был не добрым. Толпа успокоилась, и каждый занялся своим делом. Воспользовавшись наступившим затишьем, я осмотрелся.
  Собравшаяся на поляне толпа, представляла собой отборнейший сброд головорезов, крестьян здесь было мало, и их постоянно задирали бандиты, заставляя делать самую грязную работу. Большинство вернулось к прерванным занятиям. Кто-то принялся натачивать свой меч, кто-то достал игральные кости, и вскоре послышались ругательства, из грязных оборванных карманов рекой полилось золото. Ругань сменялась потасовками, и трупы оттаскивали в кусты, затем игра продолжалась. Демос, ну что ещё скажешь.
  В стороне жарко горело два костра и несколько здоровых мужиков с вздувшимися от напряжения мышцами крутили над огнём внушительные вертела с насажанными на них огромными быками. Всё это напоминало гекатомбу. Меня поразила куча золота, горой валявшаяся на сырой земле посреди поляны, и хотя не один разбойник облизывал её алчным взором, никто не смел притронуться к этому золоту, это был казна всей шайки.
  Побродив ещё, мы нашли довольно спокойное место в стороне от поляны и сели отдохнуть в тени деревьев, и тут мне представилась ещё одна возможность убедиться в общей людской схожести. Внезапно грянули барабаны и народ, прервав свои занятия, потянулся к центру поляны. Только здоровяки остались на местах и с завидной невозмутимостью продолжали вращать над огнём огромные бычьи туши. И понеслось. В центр вышел наш знакомец, атаман шайки, и дабы придать больший вес словам, влез на груду золота, приятно зазвеневшего в наступившей тишине. Слова я уже позабыл, поскольку тысячу раз слышал подобное, осталось только общее впечатление. Вот оно.
  Каждый, кто бывал на собраниях, конференциях и тому подобном знает, что это такое. Представьте себе, что вместо зала полного людей, огромное сборище сомнительных типов, а вместо сцены, блестящую, переливающуюся на солнце кучу золота и драгоценностей. А на сцене.
  Нет лучше не так. Лучше представьте себе - если бы. Если бы вы оказались в такой толпе, и если бы рядом с вами сказочным образом очутился Крылов. Он бы увидел на сцене этакого сонливого медведя - шатуна, прихвостня волка с замашками росомахи, и много прочей пузатой мелочи, ничего не знающей, так дряни лесной, и вся эта дрянь так и вьётся кругом, так и прыгает. Зачем прыгает, спросите вы, а так просто, к слову пришлось. Обязательно найдётся фигура с поднятой рукой, вздёрнутым пятачком носом и страшным блеющим голосом, до странности похожая на свинью, но свинью старую опытную, какая и в аду, шипя на сковороде, будет выписывать счета за газ и подсолнечное масло. Это, конечно, образно говоря, разбойничья свинья иной породы, но тоже свинья.
  А если бы рядом с вами вдруг очутился Булгаков? Он тягостно бы вздохнул и сказал печальным голосом, - не изменились люди со времён Понтия Пилата, - и махнул бы рукой, и объявились бы на сцене Фагот и кот Бегемот с примусом, обязательно с примусом, всенепременнейше. Я так и сделал, махнул рукой, уж очень это было похоже, прямо как дома, нудятина. Вроде разбойники, а час за часом плетут такую ерунду, и впрямь люди везде одинаковые.
  А Маяковский, если бы с вами очутился Маяковский, он бы просто застрелился. И провалилась бы такая сцена в Тартар, в мутном облаке первосортной пудры и фальшивых вскриков, ошалевших от жира, это у меня дома, а здесь, от голода, зверей. Вот что бы вы увидели, если бы. Прямо хоть пиши, но не напечатают же. Тех не печатают, кто пропечатывает и припечатывает.
  С ума сойти. Неужто в этом мире тупости я свой. Перед глазами промелькнули лесные поляны и звёзды, безразлично мигающие в вышине. И я должен в этом участвовать только потому, что моё тело хочет жрать и пить, жаждет удовольствий и разврата.
  Нет. Что этот клоун лопочет о свободе? Золото у него под ногами, и он словно врос в него. Пусть только кто-нибудь из этих простофиль попробует до него дотронуться, их участь смотреть на него и облизываться, слушая приятные разглагольствования. Ужас. Эти как были рабами, так ими и останутся, даже если мы победим. Боже, ради чего всё это? Мысли бурным потоком завертелись в голове, и словно предвестник непогоды вдалеке появилось чёрное облако.
  - Мы победим, - кричал атаман.
  - Да! - орала толпа в безумном неистовстве.
  - Мы на верном пути.
  - На верном! - эхом вторил народ.
  - Нет.
  Я не заметил, что кричу. Зато увидел, как сверкнули глаза атамана. Колючий клубок зашевелился у меня внизу живота, и медленно пополз к горлу.
  - Кто сказал нет, - закричал во всю глотку главарь, и для верности вытянул руку в мою сторону.
  Люди завертели головами, словно звери почуявшие свежую кровь.
  - Ты сказал нет?
  - Я.
  - Тогда иди сюда, чтобы все тебя видели, и повтори эти слова.
  Едва переставляя ватные ноги, поплёлся я сквозь окутанную ненавистью толпу. Гаят, стараясь не привлекать внимания, следовал за мной. Велес что-то ободряюще шептал мне на ухо, его слова доносились до меня как через туман.
  - Старайся говорить мало, но со смыслом, чем меньше слов, тем крепче соль, слова обретают твёрдый как сталь и острый словно жало, наконечник смысла. И главное не бойся, ты всё сделал правильно.
  Как говорили в седые времена - опустим занавес. Я не заметил, как очутился на вершине золотой горы.
  Разбойник играючи вертел кинжал у меня перед глазами, и свет играл на острых гранях.
  - Повтори, что ты сказал, - медленно, с угрозой произнёс он.
  - Я сказал ... Нет.
  - Громче, пусть все слышат.
  - Я сказал - нет, - закричал я.
  Толпа заревела, изрыгая проклятья.
  - Измена, - с каким-то жутким спокойствием произнёс разбойник.
  Я отступил на шаг.
  - Мы дерёмся, чтобы никогда больше не драться, - закричал я с жаром, - страдаем, чтобы дети никогда больше не страдали, и мы готовы принять смерть, чтобы никто, никогда больше не умер. Это не для веселья. Это горе, и мы его принимаем, чтобы никогда больше не горевать.
  Я поднял руку, и ... поморщился, мне показалось, что в этот момент, я стал похож на ту супоросную свинью, что выступала до меня.
  Я на секунду замер, внутренне напрягшись, сознавая важность момента, я не мог позволить себе распыляться, слишком много зависело в эту секунду от того, какие слова будут сказаны. Нож в руке разбойника стягивал мои мысли, гипнотизируя меня.
  - И эта цель, ради которой мы согласны терпеть немыслимые страдания, бороться - добро. Добро стоит того, оно стоит всего, даже жизни, человек умирающий за правое дело, чувствует, что прожил жизнь не зря, ему не страшно, он переходит в ряды ожидающих жизни бессмертных. И в этой борьбе, мы делаем зло, но мы не должны быть при этом злыми, иначе грош нам цена, и борьба наша бессмысленна. Толпа замерла.
  Разбойник вскинул руку, и лезвие зажглось на солнце, но не успел он опустить её, как клинок Гаята вонзился в его сердце. Секунду царила полная тишина, но этого хватило, чтобы заметить и понять, и в следующее мгновение толпа заревела в слепой ярости, со всех сторон потянулись руки, жадные, скрюченные как когти стервятников. Время настало.
  Я выдернул из ножен свой меч, и чёрная сталь вознеслась над их головами. Ошеломлённые они замерли, не веря своим глазам. Это было, как если бы волна величиной с гору, вдруг замерла в своём стремительном беге, остановленная неведомой силой, и в страшной ярости, сметая всё на своём пути, отхлынула бы назад, оставив у подножия золотой горы покалеченные трупы. Раздались стоны, и крики невыносимой боли заполнили воздух.
  - Вот ваш враг, - изо всех сил заорал я, - и мы будем защищать свою жизнь, честь и свободу, - и выставил острие своего меча в почерневшее небо.
  В этот миг чёрная туча нахлынула на нас в страшном грохоте перепончатых крыльев. Люди бросились к оружию, и началась бойня. Засвистели стрелы, проливая потоки смерти, и люди захлёбывались собственной кровью, задыхаясь в чёрном приливе смерти. Из чащи по демонам ударили эльфы и их стрелы находили своих жертв и на головы людей посыпались трупы.
  Вскоре, золотая гора, превратилась в крошечный островок жизни, и рука уставала, и меч как заговорённый выискивал свою добычу, кружась над головой. Рядом Гаят наносил невыносимо быстрые и точные удары, и демоны боялись приблизиться к несущему смерть воину. Жаркий луч Велеса выжигал просеки в обезображенном демоническим оскалом небе. Шорох их крыльев был подобен граду, бьющему по жестяному полю и демоны носились в тёмном облаке чёрной бури, наполненной звериным рычанием, завывая в безумной пляске смерти.
  Бой кончился так же внезапно, как и начался, буря сеявшая смерть прошла мимо, скрывшись за верхушками вековых деревьев, и мы стояли среди груды мёртвых тел, вдыхая сладковатый запах крови. Отовсюду расползались немногие уцелевшие, наполовину обезумевшие, дрожащие, с ненавистью и одновременно с надеждой кидая на нас безумные взоры. Расползались, разнося весть, весть победы и поражения. Всю оставшуюся жизнь они будут помнить этот бой, гордясь днём, и, дрожа в темноте, когда трупы друзей будут являться им во сне, укоряя за то, что они остались в живых. Но только не нам, не нам.
  Изо всей этой сумятицы, я запомнил только одну картину. Старый воин, с отрубленными по самые кисти руками, стоял на коленях и плакал. Кровь сочилась из перерезанных вен и капала на землю, а внизу, у его ног, по белому соцветию ромашки, чудом сохранившейся кругом раздавленной земли, ползала пчела с обожжёнными крыльями, в тщетных усилиях подняться в голубое небо.
  И солнце щедро рассыпало свои лучи, одаривая оставшихся в живых своим теплом. Жизнь продолжалась. Тихо замирали стоны умирающих. Я же думал, что надо убраться отсюда до темноты, пока трупы не начали вонять, разлагаясь на солнце, и не привлекли ночных хищников.
  Ветви сомкнулись за спиной. Кровавая поляна осталась позади, укрытая густой пеленой зелени. Мы старались уйти как можно дальше, и стоны затихали, впиваясь в уши, как ядовитые змеи. Гаят остался выполнить последний долг перед умирающими. Похоронить мёртвых мы не могли, но помочь смертельно раненым было в его силах, никто другой, более слабый духом, не смог бы.
  Стараясь не слушать, я пробирался сквозь дебри, и Велес, воплощение спокойствия, следовал за мной и глаза его блуждали, скрывая душевную боль и сострадание. Рука ныла от перенапряжения, и мускул непроизвольно сокращался под тонкой кожей. Усталость легла на голову, подобно свинцовому листу, разливая по телу расплавленные капли слабости и излучая страх, вдруг нахлынувший, подобно размывшей дамбу волне. Мысли лихорадочно скакали, переживая заново минуты боя. Постепенно сумасшествие закрадывалось в мозг, как старая крыса ищущая свою нору, и прежде чем Велес окликнул меня, я успел зайти далеко по зыбкой тропе уходящей далеко в иные миры и тени скользили по моему лицу, и дико хохоча, убегали в сумрачную даль.
  - Как ты? - донеслись до меня слова, как будто издалека.
  - Что ты чувствуешь?
  - Ничего, - прошептали мои губы в ответ, - пустота.
  - Источник, я знаю здесь источник с чистой водой, ты должен терпеть, слышишь, не сдавайся, такие осколки уже нельзя будет склеить заново.
  И перед глазами появилось чёрное пятно, и вдруг выросло, закрыв небо, обрушилось вниз и мир погрузился во мрак. Я блуждал в чёрном тумане, и души умерших рассаживались на ветвях погибших деревьев, перешёптываясь в торжественной тишине.
  Ужас выполз из своей норы в виде змеи с раздвоенным языком, и ложь каплями яда капала с его острого кончика, пропитывая отравой мёртвую землю, и что-то копошилось в ней, рождая новое зло. И откуда-то издалека доносился смех, хохот многих и многих под звон хрустальных бокалов, и отчаяние порождало безразличие, и я брёл, не зная куда и зачем, не ведая ни начала, ни конца, забыв о смысле, и грех следовал по пятам, мягко ступая кошачьими лапами след в след. Кто-то кричал в темноте, но я не мог слушать, глаза роняли слёзы, оплакивая судьбу.
  Но крик не умолкал, и знакомые ноты слышались в нём.
  - Вода, лей воду, - раздавалось всё громче, и мрак распался.
  Как в бреду видел я копошащихся в чёрной земле червей, и алчущий вой, полный немой тоски, в последний раз прозвучал в темноте, утопая в наступающей бездне. Вдруг небо прорезал тонкий луч света, и по нему ступали три светоносных ангела, и были им имена - Вера, Надежда и Любовь.
  - Его веки дрогнули.
  - Лей ещё, это не простая вода.
  - Да? А что с ней.
  - В этом царстве, это единственное место, где вода не отравлена целенаправленным злом демонов, дождевое озеро, после перехода ундины не помнят зла. Лей, лей ещё.
  И вода полилась за шиворот, промокая мешковину, и липкие назойливые волоски неприятно защекотали кожу. Пришлось очнуться. Ну что ещё оставалось делать?
  - Слава тебе господи, - вскричал старик и громко с облегчением вздохнул.
  - Всё нормально, - неловко пробормотал я, пытаясь приподняться. Видя, что не получается, я спросил, - А что это ты говорил о памяти ундин?
  Велес довольно заулыбался.
  - Это особая память, ундины запоминают наши эмоции, впитывая их из общего эмоционального потока. Демоны это знают и своею силой отравляют воду, делая её мёртвой, опасной для жизни, но только не эту. Вода очищается после перехода из одного состояния в другое.
  Я усмехнулся.
  - Это что-то новенькое.
  - Совсем нет, - Велес даже обиделся, - то, что вода восприимчива к человеческим эмоциям, это испокон веков известно. Эта вода и спасла тебя, очистив твой дух.
  - Спасибо ундинам.
  - Вот именно! - загорелся Велес, - это величайшая ценность - вода.
  - Да я слышал, в моём мире один японец, провёл тесты на воде, и пришёл к удивительным результатам, вода реагировала на эмоциональную составляющую предметов, разрушаясь оттого, что мы ненавидим и, возрождаясь притом, что несло любовь. А до этого русские учёные сумели выделить чистую воду, и оказалось, что по такой воде можно кататься на коньках как по льду, наверное, так Иисус Христос по воде ходил, очищая её безграничной верой и любовью.
  Велес с трудом закрыл рот и важно кивнул головой.
  - А до этого древние египтяне использовали густую воду, насыщая её праной и питая материальными растворами.
  - Да, кажется, я слышал нечто подобное, а теперь помолчи, наверное, пожалуйста.
  И я замолчал. Я увидел, что Гаят ушёл, и, не обращая на нас внимания, тихо сидел под деревом, уставившись отсутствующим взглядом в пустоту. Наконец, мне удалось с трудом подняться с земли, и я подошёл к нему. Воин будто не замечал меня.
  - Что с тобой? - спросил я.
  - Со мной ничего.
  - Правда?
  - Со мной ничего быть не может.
  - Ты тоже человек, нам всем бывает тяжело.
  Гаят резко встал. Его взгляд испугал меня. Медленно, очень медленно он подошёл ко мне. Должен сказать, что я перетрусил, и чуть не отскочил, когда он скалой навис надо мной, хотя мы были с ним одного роста.
  - Ты знаешь.
  - Да?
  - Ты знаешь, - уверенно повторил он, глядя мне прямо в глаза.
  - Ты можешь быть на солнце, но тьма будет накрывать тебя. Зло будет шептать тебе невинными голосами, и, сделав, ты скажешь - нет, это не зло, а так и должно быть, и заглушишь голос совести доводами рассудка, и страх будет теплиться в глубине, ибо будешь душою знать, что согрешил.
  Глаза воина горели, он говорил как в бреду. Мне стало по настоящему страшно.
  - Слабость. Да. Ещё один смертный грех, рождённая неверием или слабою верой, делающая храбрых убийцами, а слабых..., она поддаётся искушению и Сатана низвергнутый и осуждённый скалит зубы в последнем злобном оскале, так и не раскаявшийся, не достойный сожаления.
  - Что ты сделал с умирающими? - спросил я, в порыве.
  Рука Гаята с непостижимой силой сжала мою ладонь.
  - Я убил их. Заколол вот этим вот мечом, сначала я давал им выпить воды, и колол в самое сердце.
  Голос воина понизился до шёпота. Я не жалею что сделал это.
  - Не бойся, и не поддавайся, над душою твоею, он не властен.
  Воин дико сверкнул глазами, и резко выдернув руку из моей ладони, быстро отошёл в сторону. Гаяту не помогла чистая вода, его дух опоясывала страшная болезнь отчаяния, и боль была сильна. Я знал, только крошка Ани своими ручками могла порвать это кольцо. Надо было спешить.
  Как бы не сложилась судьба. Какие бы невзгоды не сотрясали жизнь, время бежит, и жизнь не заметно протекает мимо. Богатый ты или бедный, злой или добрый, этот путь для всех один, в конце которого приз - улыбка черепа.
  
  
  Глава 28
  
  - Ты слышал? Избранный снова разгромил отряд демонов, - кричал один из посетителей маленькой грязной таверны, приютившейся за городом и имевшей прекрасный вид на сточную канаву, до краёв наполненную помоями.
  Его слушатель, по-видимому был человек осторожный, и, усмехаясь в пол рта, тихонько кивнул на бар, где за старой, вдрызг раскоряченной стойкой, стоял человечек в серой накидке, быстрыми вороватыми движениями напоминающий хорька. Взгляд, который он бросил, ещё больше усилил это сходство, ибо был он неуверенный и какой-то подловатый, при чём глаза сощурились с чисто наглой, возмутительно нахальной подлецой. В эту минуту он делал вид, будто внимательно прислушивается к разговору молодой пары, увлечённо шепчущейся в углу.
  - А чёрт бы с ним, я сейчас допью вот эту вот самую большую кружку, и уйду, ей богу уйду, в лес, - после короткого перерыва вызванного благородной отрыжкой, от чего глаза его стали совершенно круглые, выкрикнул он.
  Его собеседник быстро оглянулся. Группа завсегдатаев, уже успевшая допиться до нужной кондиции, с азартом обсуждала новости и по блеску глаз, можно было догадаться, что игра в кости не за горами, и возможно будут драки и членовредительство.
  - Всё, хватит, надоело бояться, - не унимался разгорячившийся пьянчуга, - демонов бьют по их кривым рожам, и скоро, - тут он понизил свой голос, - я слышал скоро им и вовсе роги скрутят.
  - Это было бы не плохо, - осторожно поддержал его другой, ставя опустевшую кружку на поцарапанный стол, и с изумлением наблюдая как она, как по волшебству, наполнилась драгоценной влагой.
  - Не плохо? Ещё бы. Уже в нескольких городах вспыхнули бунты, и всю нечисть повыкинули вон.
  - Скажу тебе по секрету, - тут первый оратор наклонился, от чего комната, как ему показалось, повернулась под совершенно немыслимым углом, дыхнув перегаром, от которого иной человек свалился бы под стол, он, заикаясь, продолжил, - скажу тебе по секрету, все главные демоны уже потеряли свою власть и дали дёру.
  Тут он покачнулся, и, едва не упав, с величайшими трудностями, выпрямился, так утомившись от сего действа, что тут же потянулся за своею кружкой, и с чувством глубочайшего удовлетворения отхлебнул приличный глоток, после чего оглушительно причмокнул своими толстыми губами.
  - После таких известий точно надо идти в лес, - поддержал его собеседник, на которого вино оказывало всё большее действие, - и, в конце концов, - тут он неприятно улыбнулся, - всегда лучше быть на стороне победителя.
  - Ещё бы. Нет, я тебя просто люблю, - вскричал первый, и немного подумав, глубокомысленно покачивая головой, добавил, - и уважаю.
  Расплёскивая вино, они чокнулись, так что пена выплеснулась через край, и, запрокинув головы, стали пить, при этом кадыки их задёргались вверх вниз, в такт глоткам.
  С сожалением оглядев опустевшие кружки, и бросив вопросительно умоляющие взгляды на хозяина, они поняли, что больше им здесь делать нечего, и, обнявшись, отправились из бара, бросив на стол несколько засаленных монет.
  Прошло ещё время. У бара молодой парень самозабвенно разглагольствовал о тонких материях, в то время как молодая девушка пугливо жалась к нему, всякий раз вздрагивая, как раздавались громкие крики и смех за соседним столиком. Кости с сухим стуком падали на покрытую разноцветными пятнами материю и руки игроков тряслись от жадности и алкоголя. Алчность витала в воздухе вперемешку с дымом. На секунду воцарялась мёртвая тишина, и тут же сменялась проклятиями и радостным смехом выигравших.
  Атмосфера накалялась и здравомыслящие давно поспешили оставить это место на откуп разгулу и разврату.
  - И вот что я думаю, - лепетал парень заплетающимся языком, - вся вселенская бесконечность, именуемая всевышним, пришла в движение, рождая миры и жизнь, или только часть её, по инерции расширяя сферу. Да. Ик. Ик.
  - Фу ты чёрт. Важный вопрос. Если вся, то она равномерно пульсировала, сжимаясь и взрываясь и наоборот, или нет, в сжатии она расширялась, и где-то рождался центр новой вселенной. А может иная материя, очистившись от старой шелухи, приходила в движение и новые её виды, повторяли вечный круговорот мироздания.
  Вконец опьянённый парень ещё раз громко икнул.
  - А наоборот, то пока расширялась одна часть.
  Вдруг он замолк. Уставившись пустым взглядом в кружку, он начал покачиваться.
  - А ну её!
  - Вот это правильно, - прогрохотал огромного роста человек, бросив пустую кружку.
  - Хозяин ещё вина, мы будем пить с этим юношей.
  Хозяин засуетился, доставая очередную бутыль и наливая в кружку ароматную жидкость.
  - Кстати, а что это за девочка с тобой, красивая такая.
  Измерив взглядом испуганную девчонку, он без стеснения ухватил её за плечо. Губы парня затряслись.
  - Отпустите меня, - закричала девочка, отчаянно вырываясь.
  - Да она горячая. У тебя губа не дура.
  Громила фамильярно толкнул парня в бок, так что тот чуть не слетел со стула. Отхлебнув ещё глоток, он подмигнул парню.
  - А что если мы попробуем её прямо здесь. И правда, сами расслабимся, и её сделаем женщиной. Ещё благодарить будет.
  Парень затрясся.
  - Пойдём отсюда, мне страшно, - заплакала девочка.
  Глаза амбала вдруг стали злыми. Отшвырнув стул, он поднялся.
  - Никуда ты отсюда не пойдёшь.
  Игроки за соседним столом рассмеялись. Схватив девушку, он попытался её поцеловать. Разъярённый сопротивлением, он грубо рванул блузу. Послышался треск, и одежда беззвучно соскользнула на пол.
  - Спасите, - кричала она.
  Её никто не слышал, только парень взволнованно комкал свою шапку. Хозяин отвернулся, притворившись, будто ничего не замечает.
  - Спасите! - кричала она.
  Никто не слышал, а если кто и слышал, то делал вид, что не видит.
  - Помогите, пожалуйста, - навзрыд кричала девочка.
  - Заткнись, - прорычал насильник, и одной рукой наотмашь ударил её по лицу.
  Другая его рука срывала юбку, обнажая белое девичье тело. От его вида, амбал совсем потерял голову. Дыхание со свистом вырывалось из его рта, и глаза пожирали жертву, сузившись от вожделения.
  Молодой парень, широко открытыми глазами смотрел, как пьяный громила всем весом навалился на его девушку. Крик перешёл в тихие всхлипы.
  - Помогите. Мама. Мамочка, - стонала она, содрогаясь от диких толчков.
  Тонкие струйки крови, сетью расползлись по обнажённым ногам.
  - Держи её руки, - прорычал насильник.
  И парень взял её руки, судорожно сжатые в кулаки. Сопя и рыча от возбуждения, тот насиловал девушку и время остановилось, выжигая боль и страдание.
  Смерть. Ярость. Отчаяние. Пустота. Душа насильника недвижимо застыла над искромсанными останками души девушки, и из пустых глазниц её сочился чёрный свет, и каплями сбегал в отстранившуюся в отвращении землю. И скрюченные пальцы сжимали глазные яблоки налитые кровавым отсветом ада, и была она глуха и слепа.
  - Мамочка, - шептали бледные губы, и парень с голубыми глазами всё ещё держал её руки, и над ним висела его душа, и верёвка сдавливала шею, и груз вины тяжко тянул её вниз.
  Кругом в табачном дыму, одурманенные, кружились души игроков. И время, преодолев себя, сдвинулось вперёд, отягчённое памятью.
  Серый человечек продолжал сидеть за стойкой, и криво усмехнувшись, бросил хозяину пару монет. Хозяин быстро их спрятал, но когда снова оглянулся, то человечка уже не было. И никто больше его не видел, и не вспоминал о нём и не знал его, только поговаривали, будто исчезнув, он сказал: - что за народ, что за невнятное скрещение высокого духа с тупым зверьём, впрочем, не за то платят мне. Пора, да, пора, и будь всё проклято.
  Полная луна опускалась за край ветхих крыш, и ровный свет её освещал город. А у таверны, что ютилась на самом его околотке, канава, полная помоев, отражала её ровный свет и из мутной жижи выглядывал край белого полотна, быть может, женского платья или ещё чего.
  Я вздрогнул, что-то липкое двигалось по моему лицу. Что за дьявольщина. Наш пёс лизал меня своим длинным розовым языком, но, заметив, что я проснулся, гордо отвернулся и отошёл прочь.
  - Сон. Слава богу, это был всего лишь сон.
  И с этого дня события потекли, набирая темп, к своей развязке.
  
  
  Глава 29
  
  Наверняка у многих из вас сложилось мнение, что вот мол, совсем заврался человек. Да, со стороны может так показаться. Например, я попеременно утверждаю: то души нет, то это энергия бездушная, переходящая и следующая, то чистая аналитическая, накапливающаяся и, вытесняя иные материи, рождающая мега вселенский разум, ступень развития сущего, то душа перевоплощается, а то и шипит, визжа от боли, на сковородке, а ещё болит, иногда поёт или стонет, по настроению. Хотел бы я увидеть болвана, что, уперев взор, будет утверждать то, что сам знать, никак не может, а впрочем, нет, не хотел бы.
  Мы всего лишь тени в постоянно меняющемся мире, полном бесконечных загадок исчезающих и появляющихся вновь, в мире иллюзий и предположений, мире, чья сущность лишь игрушка безграничного потока времени, где нет, и не может быть константы. Даже мой переход в астрал, а позже провал в иное измерение, никак не даёт полный ответ на вопросы, и путешествие полно загадок, догадок и предположений.
  Блуждая в этом упорядоченном хаосе, думаешь - люди люди, не цените вы то что имеете, видите только съеденную половину пирога, пренебрегая оставшейся. И ещё не известно кто глупее, тот, кто скажет я не лучше других и, наплевав на соринки в чужих глазах, сёрфингирует на своих брёвнах, или тот, кто скажет, я не хуже других и постарается не ронять честь и достоинство, при этом, не забывая о людях и солидарности.
  Шагай счастливо по дороге, наслаждаясь ею, и не думай, что нет ей ни конца, ни краю. Человек не может представить себе бесконечность, он представляет её часть, удерживая в голове, что эта часть имеет бесконечное продолжение. Возможно поэтому, человек не может представить себе ничто, в его представлении это всегда что-то, а это мышление стереотипно, как и у всех людей, из которого вытекает, что чтобы он себе не вообразил, это уже есть часть мира, пусть даже и воображаемая, и ничто сразу становится чем-то.
  Может во вселенной существует разум отличный от нашего, но нам его не представить и тем более не понять. Всё гениальное просто, но нашими стараниями, это просто так запутанно, как это предложение, и тот не прав, кто ломает мозги в попытках объять необъятное, забывая радоваться тому, что есть на этом пути. Человеческий мозг как воронка, или изворотливая воровка, крадущая всё, на что упадёт взгляд, или чёрная дыра, которая в состоянии поглощать миры, но извлечь из которой получается пресловутые десять процентов.
  Забавно, обратное путешествие не вызывало прежних эмоций и откуда-то появилось безразличие. Пожалуй, единственным развлечением было швыряние камней в конец обнаглевших русалок, и то им это начинало нравиться!
  Старый водяной, после того как ему в лоб попал голыш, с кислой миной нырнул на дно и больше не показывался, почему-то обидевшись на этот бренный мир.
  Изредка, ранним утром на берегу можно было увидеть пришедших на водопой единорогов. Пар поднимался от воды, и тихо колышась, наползал на песчаные отмели, и эти прекрасные животные, похожие на молочные облака, ногами утопали в рассветном тумане. Острый рог горделиво устремлялся вверх, и, когда единорог нагибал голову к воде, то остриё его рога воинственно указывало в нашу сторону. Красиво. Но, увы, ко всему привыкаешь, даже к красоте. По этой причине мы находим привлекательными даже уродства из-за их редкости и неповторимости.
  В этот период мы мало разговаривали, друг с другом, и тугие речные струи быстро уносили наш плот на юг. С некоторых пор я перестал любить тёмные ночи. Если раньше не мог пропустить тёмный безоблачный вечер, пусть даже сырой и холодный, лишь бы были видны звёзды, сияющие в бездонной пустоте, то теперь внутренняя неловкость и желание как-то оправдать это не желание, раздражали меня, а ночи навевали печаль и сожаления. Я уже не возносился навстречу вселенной, не купался в жемчужном сиянии, выдерживая неистовые бури восторга, нет, земля преподнесла очередной сюрприз в виде непонятного состояния, сходного с ломкой завзятого наркомана пребывающего в страшном сне, под чудовищной дозой снотворного, смутно помнящего, что было что-то.
  Как-то ночью я лежал на шершавых брёвнах плота, уставившись взглядом в чёрное небо, и только редкий скрип весла нарушал иногда тишину, когда Велес поворачивал его. Мне вспомнился один разговор, и на душе стало прямо таки не хорошо, старик умел забросить в душу семя, и оно дало всходы. Тёмная река катила свои воды, и в глубине её отражались звёзды, мерцающие и таинственные как всегда, связанные зыбкими дорожками древнего света. Не легко было смотреть на них. Точно так светили они много веков назад, и будут светить, когда не будет ни нас, ни земли с солнцем, скрытых толстыми пластами времени, и жизнь родится вновь и безумие овладеет разумом, предвещая смерть. Свет звёзд будет свидетелем страшного суда над страшной тупостью и пустотой недалёких гениев вселенной, и усталые души возлягут на светлые струи, уносясь в бескрайнюю даль, убаюканные прозрачной чистотой и покоем.
  - О чём задумался Георгий? - прозвучал голос Велеса, такой же тихий, как редкий скрип старого весла.
  - Когда мне было лет тринадцать или четырнадцать, я думал, как здорово иметь, в тайне ото всех, свой маленький космический катер, мчаться с огромной скоростью, удирая от всего. Представь, как ты обрушиваешься вниз с высоты и тут же взвиваешься ввысь к звёздам, и всё в тебе вопиёт от счастья, каждая клеточка вибрирует в порыве неистового восторга. Ты теряешься в океане простора и сердце, рыдая, раскрывается навстречу свободе, оставляя тебя наедине с ней. Все цепи срываются, оставляя тебя, и шипя как змеи, уползают в земные города, и всё кажется, так далеко. И не говори мне, что это неосознанное желание убежать от проблем, это правда, лишь отчасти. Потом приходит тоска и жалость, желание прийти к тому, что любил, и ты знаешь что вернёшься, но это будет не скоро, и ты находишь компромисс с подсознанием, отдавая на откуп капризному ребёнку, туманные дали.
  - А что, сейчас тебе такой катер не нужен?
  - Пригодится, и вместе с ним мои четырнадцать лет. Тогда я буду в совершенном восторге, и впереди будет вся жизнь.
  - Хм, когда-то я тоже любил свободу и скорость, сейчас от них остались только воспоминания, но даже за этот призрак, я готов многое отдать. С годами приходит мудрость, тебе тоже пришла пора подумать о другом.
  - Семья, дети. А! Нет, я не против, но не это самое главное, я не знаю для чего живу, не знаю для чего мы живём, и быть может этого никто никогда не узнает, а дети, это всё прекрасно, но с этим связано то, что швыряет наши звёздные корабли на грешную землю. Есть вещи, сокровенные, только для тебя, и никто не возьмёт их за тебя, и не вложит в сердце.
  Велес тихо рассмеялся.
  - Эк ты хватил. Не забывай всему своё время, лететь, вытаращив глаза на бешеной скорости, тоже надоедает. Ты изменишься, поменяются и твои взгляды, и сам ты вскорости переоценишь приоритеты, во как я выразился.
  - Только не в четырнадцать лет.
  - Забудь, прошлого не вернёшь, да и не было у тебя ничего кроме фантазий, важны не годы, а чистота твоей души, только груз ответственности и вины связывает нас с землёй, твои шипящие змеи живут у тебя в груди, и твои поступки множат их или убивают.
  - Мозг, он отупевает, будто неведомая сила сковывает меня, подрезает крылья и трудно пошевелиться, всё становится безразлично и неинтересно, жить не хочется, и одно это чувство давит душу. Я ходил на работу, только чтобы быть с людьми, в одиночестве тяжесть наползает на сердце и не знаешь, куда себя деть, становится тоскливо, и хочется что-то делать, что-то важное, но я не знаю что. Потом мы женимся в порыве чувства, и тяжесть заползает в тёмные уголки подсознания, ожидая своего времени, и инстинкт завладевает душой, помогая забыться буднями.
  - Так и должно быть. То, что работал для людей многого стоит, твой душевный поиск стоит ещё больше, правда и то, что по большому счёту всё это не стоит ничего.
  - Ну спасибочки! Я вздохнул.
  - Нет. Не так должно быть. В бессмысленности конца, и бессмысленности вечности, я выбираю вечную молодость и вечную жизнь, в четырнадцать лет, или немного старше, нет тяжести, только поиск и вселенная, скрытая за границами осознания.
  Велес резко закашлялся, задохнувшись от смеха и покачивая головой, взялся за весло. Как по-детски это всё прозвучало, исповедь плаксивого неудачника. Во блин. Какого чёрта, я не сказал ничего смешного, вот так, говоришь людям что-то для тебя важное, а они раскритикуют, да ещё и обидно посмеются над тобой, паразиты несчастные. А всё почему? Эгоисты все, мнят каждый о себе не весть что, пупы земли недоразвитые, никогда человек не поймёт истины, пока не дойдёт до неё сам, претерпев все круги дантовой круговерти, а говорить, пустое дело, как в воду жемчуг выбрасывать. И я тоже эгоист.
  Ладно, ладно, что я говорил, есть вещи, которые только для тебя, и даже самый близкий человек, лишь временный спутник на твоём пути в вечность. В вышине мерцали звёзды, и иногда с тихим плеском в глубину устремлялась вспугнутая рыба. В этом было что-то простое и хорошее, и всем понятное ощущение первобытной свободы. На всё наплевать, и ещё, всё будет хорошо. Вот так!
  Утро выдалось ясным, и свежий воздух вкусным потоком вливался в грудь. Странно подумать, но многие в моём мире, даже не знают, что это такое настоящий, свежий воздух, клянусь, проживая в своих вонючих городах, они не представляют блаженства раннего утра и чистого воздуха.
  От души зевнув и потянувшись, я почувствовал себя на вершине блаженства, не хотелось загружать голову проблемами и заботами. Я старался ни о чём не думать, в конце концов, мы делали всё возможное и невозможное.
  Велес тихо дремал на корме, а из шалаша выглядывала нога Гаята, он сменял старика в середине ночи, и теперь отсыпался, укрывшись старым потёртым одеялом. Солнце только что выкатилось из-за горизонта и прочертило жёлтую полосу на воде, и тот час же на поверхности появилась рябь и круги от верхоплавок резвившихся на мелководье. Мелькнула крупная рыбина, и мелочь рассыпалась радужным дождём, сверкая серебристой чешуёй. Послышался плеск, и хищница скрылась в глубине.
  Это навело меня на интересную мысль, и когда ближе к обеду мы пристали к берегу, я зашёл в лес, где в изобилии росли множество лиан. Мы успели уже достаточно далеко уплыть на юг, и стройные леса хвойных деревьев сменили заросли джунглей. Не желая рисковать, я не стал заходить далеко в чащу, и ободрал ближайшие растения. К тому времени Велес приготовил обед, и мы сытно позавтракали молодым кабанчиком, убитым Гаятом в прибрежных камышах.
  Свить вместе несколько тонких лиан труда не составило, но изготовление крючка, оказалось проблемой, ни гвоздей, ни проволоки у меня не было, а из костей выделать такую штуку как крючок, тут надо признаться, я не знал даже с какой стороны и взяться. Правда, я довольно быстро решил эту проблему. На берегу росли деревья с необычайно твёрдой древесиной, и я довольно быстро отыскал сук нужной формы, после чего взялся за его выделку, и в результате, о победа, я сделал крюк, способный выдержать акулу, не дай бог им здесь водиться. Он был в пол моей руки, и представлял собой заострённый сучёк на палке, в которой я, жутко потея, но, не сдаваясь, умудрился выскоблить отверстие для лесорощенной лески. В это отверстие, я естественно и продел свитые лианы, на крюк насадил приличный кус поросёнка и забросил его в воду. Свободный конец я накрепко привязал к плоту, правильно предположив, что рыбка способная заглотить мой крюк, без стеснения забросит меня к чёртовой бабушке на чашечку кофе. Время шло, плот плыл, лиана весело шлёпала по воде, солнышко грело и три подруги - дрёма, лень, и скука, присели рядом со мной.
  Самый волнительный момент рыбалки, когда после продолжительного ожидания приходит долгожданная поклёвка, ты как пружина, нервы напряжены, подсечка, и, есть! Леска внатяжку, и что-то ходит под водой, стремясь сорваться с крючка и уйти в глубину. Медленно, постепенно ты начинаешь выбирать леску, чувствуешь каждой клеточкой, каждым нервом, упругое сопротивление. Тут главное не спешить. Минуты летят одна за одной, но для тебя время остановилось, хоть потоп, ты ничего больше не замечаешь, в мире остались только ты и рыба, по разные стороны зыбкой границы, сойдясь в неравной борьбе. Правда ты не знаешь, кто там, может хитрющий крокодил потирает в эту минуту когтистые лапы в предвкушении деликатесной закуси. Но это фантазия, и если рыбка плохо слушала своих родителей, то всё, ей крышка от кастрюли.
  Рыба устала и уже почти не сопротивляется, мелькнула стремительная тень, это она, хороша, уже совсем близко, и в последний момент, она словно просыпается ото сна и делает резкий рывок, не дёргать, главное спокойно, сейчас надо ослабить леску, и, набравшись терпения, начинать всё сначала. Наступает волнительный момент, леска почти вся выбрана, я всматриваюсь в тёмные струи, сачок наготове, подцепить и выбросить на плот.
  Вот показалось тёмное пятно, оно растёт, увеличивается, оно всё больше и больше, ещё чуть - чуть... Вода взрывается стремительным водоворотом и на поверхности в вихре сверкающих брызг появляется старый, обессилевший, зелёный, злой, недовольный, отплёвывающийся от мерзкой грязной тины, взъерошенный донельзя, с печальным и слегка безумным взором, водяной, а из бороды его торчит мой акулий крюк.
  Бедняга, размокшее мясо поросёнка забило его рот, он сопит от страшной обиды, и, трясясь от праведного гнева, судорожно дёргает крюк, рвёт свою бороду и так и этак, ещё больше путаясь и всё больше злясь, наивный, это ведь моя работа.
  Наконец, оставив добрые пол бороды на крючке, он таки сорвался, и со вздохом облегчения исчез в глубине, напоследок так хлопнув по воде, что волны кругами разошлись в разные стороны. Не успела исчезнуть поднятая рябь, как вода снова закипела, и... солнце зажмурилось, ветер тихо вздохнул и замер, деревья застонали, Велес отвернулся, Гаят сплюнул в воду, а я уставился во все глаза. Ибо на поверхности вод появилась прекрасная женщина, жемчужина света, украшение любого подиума, женщина каких свет не видывал, правда, женщины с хвостом он и в самом деле не видывал, а может, плохо приглядывался. Она была прекрасна. Ослеплённый стоял я, и она медленно приближалась ко мне и чем ближе она становилась, тем яростнее стучало моё сердце, готовое выпрыгнуть ей навстречу.
  Ближе, ближе, ещё ближе, обворожительная улыбка, восхитительные губы влекут в бездонный омут наслаждения, волнительная секунда и,.. . кто-то схватил меня за плечо, я проснулся.
  Ослепительная улыбка блистала на крепких клыках Велеса, придавая ему очаровательный вид проголодавшегося людоеда. Обозлённый, я нехорошо ухмыльнулся в ответ, язык чесался кое-что сказать, как вдруг плот резко остановился, и мы по инерции вылетели с него в воду.
  Бревно, за которое я привязал лиану, словно отстрелилось от плота, крепкая лианка попалась, и, стремительно набирая скорость, понеслось вверх по течению и скоро скрылось за излучиной. Вода плескалась, Гаят многообещающе молчал, мощными гребками догоняя плот, а Велес, старик тоже молчал, только громко. На этом моя рыбалка и закончилась, больше я рыбу в этой реке не ловил никогда.
  - Велес, как ты полагаешь, может человек родиться раньше своего времени? - сказал я, лениво рассматривая густую береговую зелень.
  Река медленно катила свои воды, и так же медленно мысли шевелились в голове, вспоминалось давно забытое детство и отрочество и было приятно. Велес словно очнувшись ото сна, недоумённо посмотрел на меня.
  - Снова начинаешь?
  - Я думал ты скажешь опять. Нет, правда, мне кажется, я родился рано, мне бы жить в безопасном мире, где нет голода и неустроенности, а люди тебя умеют слушать. Так много мыслей приходит порой в голову, но никому не нужные тихо угасают в безразличном тумане. Человеку нужно признание, иначе ему делается неинтересно.
  Велес привстал и, бросив на меня лукавый взгляд, неторопливо почесал свой подбородок.
  - Георгий, ты просто поражаешь, ты самый обыкновенный мальчишка, ну скажи, что, что я с тобой здесь делаю, детский сад какой-то. Признание говоришь, так его надо заслужить, и неважно в каком времени ты живёшь, настоящий художник мысли увидит новый двигатель будущего в навинчивающейся на болт гайке, ты слушай, я говорю тебе о вещах из твоего мира.
  Мысль творца способна наблюдать необычное в самых обычных вещах, скажем бутылка наполовину полная воды вращается под углом и центробежная сила поднимает струи вверх, тем самым, толкая бутылку.
  Или пример специально для тебя, представь себе детский велосипед, ребёнок крутит педали и колесо вращается, и вот воображение рисует вместо колёсных спиц бесконечные в пространстве силовые поля и такой велосипед летит во вселенной отталкиваясь своим чудным колесом от галактик, и кто знает, может какая-то его часть превысит скорость света.
  А ты говоришь, родился, когда не надо, запомни, нет в мире случайностей.
  Велес перевёл дух.
  - В твоём мире некоторые полагают, что природа ошиблась, создав их мужчиной или женщиной, - старик с отвращением плюнул, - и вместо того чтобы менять душу, извращают тело. А ты говоришь не в то время, не в том теле, с тупыми извилинами в голове.
  Старик замолчал, в тишине послышался скрип челюсти, это я захлопнул свой рот. Гаят демонстративно молчал, и я решил его поддеть, не мне одному терпеть Велеса, с его дурацкими сравнениями.
  - А ты что скажешь великий воин, в то время ты родился?
  - И не извращенец ли я? - добавил воин, добродушно усмехнувшись.
  - Нет, вполне доволен своим временем, не ною, и когда всё станет на свои места, пожалуй, смогу жить дальше.
  Воин замолчал, дав понять, что разговор окончен. Но я уже окончательно проснулся, и хотелось что-то сказать. Боюсь, длинный язык положено обрубать.
  - Вспоминаю, как ты зарубил главаря разбойников.
  - Это было не трудно.
  - Не сомневаюсь, но у меня, наверное, психология жертвы, я могу представить себя на его месте, как это должно быть больно, когда тебя разрубают, металл дробит твои кости и глаза видят последний луч солнца, прежде чем кровавая волна заливает их.
  - Я не думаю о смерти. Любой взявший в руки оружие, должен быть готов умереть, у нас были равные шансы, он умер, я продолжаю жить.
  Голос Гаята был такой бесстрастный, и всё было в его понимании так просто, что я не знал, а о чём тут собственно ещё можно говорить? Всё просто, разбойник мёртв, он жив, всё, когда-нибудь все умрём.
  - Нет, не правильно всё это, ну разве вы не чувствуете, я знаю это трудно доказать, но такие вещи люди должны чувствовать.
  - Да? В чём же я не прав?
  Удивление Гаята было настолько искренним, что я растерялся. Проще сказать, что кто-то не прав, доказать почему именно он не прав намного сложнее.
  - Я не имел виду, что ты не прав конкретно в этом случае, - начал я, с трудом подбирая слова, - просто, нет, совсем не просто, в общем, по большому счёту, смерть глупа, мы не должны так умирать, не осознав свои ошибки и не обретя мир в душе, от этого тревожно на сердце. Велес, ну скажи разве я не прав?
  Старик покачал головой.
  - Ты задал мне задачку. Один мудрый человек сказал, что человек способен на любую жестокость, какую только может себе представить. Ты согласен с этим?
  - Да. К сожалению зло не ограничено в нашем воображении.
  - В этом весь корень, пока зло живо, трудно говорить о справедливости, и прежде чем разящий меч обрушится на твою голову, ты вонзишь свой клинок, и глубже, наверняка, чтобы только сохранить то, что ценишь ты - жизнь, близких, их счастье и свободу. Так что да, по большому счёту ты прав, но в мире полном зла, нет иного пути для выживания.
  - Этот путь ведёт к смерти, - хмуро проговорил я, - зло всегда рождает зло.
  - Да. И мы идём к всеобщему концу, выбирая из худшего зла меньшее, это как шагать в пучину не прямо, а, семеня мелкими шажками кругом, но всегда ближе к бездне, чем было раньше.
  - Велес прав.
  Воин улыбнулся, и глаза его заискрились воспоминаниями.
  - В юности все мы идеалисты. Я тут вспомнил один случай из жизни, когда я ещё был совсем молодой, он не совсем к месту, но показывает как всё относительно в жизни. Я тогда впервые попал в большой город, и искал себе работу. Мечом я владел неплохо, и мне нравилось ремесло солдата. Как-то, в одной таверне, мне довелось поставить на место грубияна, дурно поведшего себя с женщиной. Мне доставило удовольствие отправить его кормить червей, мой меч тогда часто покидал ножны и скоро в городе меня узнавали, где бы я ни появлялся. Но это не важно, так вот, девушка решила, видимо, что я это сделал по другим причинам, я постараюсь вам передать наш разговор. Как сейчас помню тот вечер, после нестерпимо жаркого дня стояла духота, и запах потных тел местных мастеровых, порою перебивал даже ароматы городской свалки.
  - А ты хорош, - сказала мне девица, подходя ближе.
  - Не стоит благодарности, - ответил я спокойно и приготовился выпить свой стакан.
  Кажется, она ещё не сталкивалась с подобным равнодушием и опешила. Постояв немного, она подошла ко мне вплотную.
  - Пойдём развлечёмся? - сказала она, после некоторой паузы.
  Её бесцеремонность меня заинтересовала.
  - А как же любовь?
  Девушка отстранилась и нахмурилась, помню, как надулись её губки, но улыбка быстро вернулась на её лицо.
  - Мужчинам нравиться, когда любовь женщины подтверждается делом.
  - Тебя кто-то обидел?
  Она перестала улыбаться.
  - Все мужчины животные, - выпалила она вдруг.
  Это показалось мне удивительным, вернее, я удивился, услышав подобное от затасканной шлюхи.
  - Сильно сказано, что-то от личности ещё осталось в твоей душе.
  - Советую не лезть в мою душу, захлебнёшься в помоях.
  Тут я внимательнее всмотрелся в её лицо: на вид её было лет двадцать, и чем-то она выделялась от остальных проституток.
  - Знаешь, - говорю ей я, - из-за таких как ты, женщины считают всех мужиков скотами. Тебя кто-то обидел, и ты озлилась на всю мужскую часть человечества, и среди нас попадаются дураки, кто, пообщавшись с тобой или такими как ты, всех женщин начинают считать сучками. Не пора ли понять, что все мы люди и у всех у нас есть недостатки.
  Моя речь подействовала на неё поразительно, она ошеломлённо отстранилась.
  - Да ты ещё и урод! Тебе что много перепадает?
  - Не всегда, некоторые, считая всех мужчин последними негодяями, совсем не дают.
  Тут девушка резко расхохоталась и отошла.
  Гаят улыбнулся.
  - С тех пор я не навязываю никому своё мнение, кто хочет выслушать выслушает, а нет, на нет и суда нет. Но женщины, поверь, нет более талантливых актрис, чем они, если захотят, обведут нас вокруг пальца, это как пить дать, и часто слёзы их обманчивы и лукавы. Мы плачем редко, но то, что может вызвать слёзы у мужчин, это действительно искренно.
  - Все мы разные, женский ум, по-моему, способен дотошно, до малейших подробностей, изучить каждый уголок вселенной.
  - Но мужской ум, - заметил Гаят, философски нахмурив лоб, - способен охватить всю вселенную, обшарить все её уголки, и, выбрав нужные, отдать их на изучение женщине.
  - И всё равно, ты был прав, и сам это прекрасно понимаешь, когда говорил, что плохое, как и хорошее, есть у всех нас.
  - Конечно, просто я держу это в голове, и больше доверяю своему горькому опыту, поверь, они всех нас держат за дураков.
  - Мы так себя и ведём.
  - Ну да. И что? Мы ведь всё понимаем, мы насквозь их видим. Ни один человек не признается, что он отупел от такой жизни, и все ну прям такие умные.
  - Эк ты хватил. Да если кто признается в глупости, ему при жизни надо будет памятник ставить, только прирождённый гений понимает, что в иных ситуациях лучше представиться идиотом. Среди придурков проще быть дураком, здоровее будешь. Толпа глупа и завистлива, любой поступок, даже для её блага, встречает непроходимой тупостью и злобой.
  - Только сильный пастух способен управлять стадом.
  - Велес, а ты как считаешь? В последнее время оптимизм покинул тебя.
  - Сынок, поживи с моё, и поймёшь, что я ещё большой оптимист для своего возраста. С годами приходит опыт, и много много грехов тяжким грузом вины ложатся на сердце. Я не могу дать вам совет, не может лжец учить правде, а грешник праведности, если осталась хоть капля совести, она не позволит ему делать это, хорошо, если вина от множества проступков не сведёт его с ума.
  - А если совести не осталось? - спросил я, и почему-то крайне глупо подмигнул Гаяту.
  - Если совести не осталось, то слова станут ложью, льющейся ради корысти. Поэтому никогда не надо верить Сатане.
  Так мы плыли, и больше ничего интересного на реке не происходило. Мы часто разговаривали, много спорили, но всё прошло, прошло, прошло.
  
  
  Глава 30
  
  Что нужно человеку чтобы покорить мир? Всё просто. Идея, план, как воплотить эту идею в жизнь, упорство, обаяние и немного удачи. Коктейль, если его замешать на этих ингредиентах, обеспечит твоё будущее, главное чтобы ты верил и ни на секунду не сомневался в себе.
  Но прежде чем идеи озарят твою голову, ты должен заинтересоваться, ни одна мысль не придёт к тебе, если её не будет подстёгивать интерес, этот вдохновенный кучер колесницы прогресса. Интерес возникает, когда ты уверен в будущем и любишь людей, ведь, в конечном счёте, ты работаешь на них, и уж после с удовольствием щупаешь свой бумажник.
  Но чтобы любить и верить, надо быть упрямым оптимистом и, не зная ответов, верить, что в нашем существовании есть смысл, и есть ради чего стряпать этот невообразимый коктейль. И в тот момент, когда ты приходишь к этому, из преисподней тянется к тебе рука, и на душу падает тоскливая тень дантовых сфер, застывших в агонии, спаянных ледяным присутствием бесконечности. И что-то омерзительное копошится в ней, преодолевая седые барьеры времени, глухие голоса шепчут неразборчивые слова, и ты, помимо воли, начинаешь прислушиваться. И всё, ты пропал, неуверенность и беспокойство вкрадываются в твою жизнь, воруя драгоценные секунды, радости и открытий больше нет, они канули в ничто, и безнадёга душит вдохновение, всё, ты задыхаешься и воля иссякает, лишённая источника жизненных сил.
  - Зачем? - шепчут голоса.
  - Зачем? - и они крепнут в своей безнаказанности, ведь ты слушаешь их, предавая и передавая свою энергию в их распоряжении, и вот приходит миг, когда их власть, нависает над тобой чудовищной глыбой, закрывающей свет солнца и звёзд.
  А на ночных улицах пьяные и озлобленные люди, похожие на тебя, попирают ногами любовь и дружбу, сочувствие и преданность. Ты понимаешь, что в глубине они всё равно люди и в душе у них есть добро, но оно скрыто, задушено кричащими из тьмы голосами. А кровь и слёзы вот они, и вопросы терзают тебя, не оставляя ни на минуту, и лишь пьяное онемение позволяет забыться, крадучись озлобляя душу, пока ты тихо сходишь с ума. Для кого? Для детей? Но цель никогда не заменит смысла, и вопрос Гамлета, - Быть или не быть, в твоей душе звучит по иному, - что быть, что не быть, вот в чём вопрос.
  И об этом думал я тогда, плывя на плоту. Краешком сознания я понимал, что главная моя задача не только с помощью Божьей запереть зло в небытие, но главное найти ответы на эти вопросы, и страшился, из-за недостатка своей веры, не найти их.
  А демоны, их власть призрачна и похожа на неверные блики на красной стене, они сеют семя плевел сомнений, собирая адские урожаи прогнивших в себялюбии душ, омертвевших при жизни, в слабости своей маловерные, попавшие в сети вечной смерти.
  Но ответы. Они заперты в землях чёрных стражей, и талисман надёжно схоронен в глухих недрах огненной горы. Господи, укрепи веру мою, ту цепочку, что связывает меня с тобою, по которой вечная сила нисходит на меня и обнадёживает, исцеляет, снимая громадную тяжесть с израненной мною же души.
  Смех смехом, но пустыня вот она, рядом совсем, и вид у неё пустынный, всё как полагается, и от этого ещё страшнее, жуть берёт, безразличная она что ли какая-то, кажется, приглашает - приди и умри если очень хочется. А не хочется, ох как не хочется.
  Сейчас утро, с вечерней зарёй мы вторгнемся во владения Диавола, но пока, пока мы пьём воду, много воды, и ещё хочется, смотришь, как она журчит и убегает мимо, и хочется забрать её с собой всю, до последней капельки, не скоро ещё придётся ощутить её живительный вкус.
  В тот день, я последний раз видел нашего пса. Вечером, как много глупцов уверены в том, что их ожидает завтра, но нам недоступна радость быть идиотами, дожить бы до вечера, не говоря уж о завтра, Велес, пройдя вдоль берега, набрёл на заросли диких дынь, или похожих на них тыковок. Нам повезло, и вскоре, удалось превратить их в сносные бутыли для воды, очень счастливое обстоятельство, мы продлили часы своей жизни.
  Говорить не хотелось, и каждый молча занимался своим делом, поэтому я позволю себе смелость говорить от первого лица. Солнце постепенно клонилось к закату, и прежде чем погасли последние лучи, мы двинулись в путь. Безрадостная картина предстала перед нами, пустыня широко раскрыла жаркие объятия, и мы замерли в её преддверии, поддавшись минутной слабости.
  Тишина, только тихий плеск речных волн за спиной. Трудно сделать шаг в неизвестность, страшная участь умереть от жажды среди раскалённой солнцем пустыни не обнадёживала и не приводила в восторг. Тот, кто иногда хотел пить и терпел жажду час другой, даже близко не могут представить себе страдания жаждущего под жгучими лучами страдальца.
  Когда-то Сатана уводил Иисуса в пустыню и искушал его, трудно найти более подходящее место для искушения, когда слабый готов за глоток воды продать мир. В глубине души, я в который раз недобрым словом помянул Карелла.
  Звёзды ярко светили на чёрном небосводе, и тёплый воздух поднимался в верхние слои атмосферы, обещая в будущем дрожащие марева миражей. Стоять дальше не имело смысла, пустыня ясно дала нам прочувствовать будущее, и была по-своему честна, мы шли вперёд по собственной воле.
  Ни единого дуновения ветра, лишь скрип песка под ногами. Чем дальше мы шли, тем становилось всё более жутко, и неприятные чувства вызывали беспокойство. Вначале я не представлял себе, каково это оказаться отрезанным от привычного мира и без средств к существованию, думаю, схожие ощущения испытывают покорители бескрайних льдов севера, или водолаз, работающий в водяной толще с ограниченными запасами воздуха.
  Только хруст песка под ногами. Идти тяжело, ко всему прочему пустыня не пляж и приходится карабкаться по песчаным барханам, назло усталости и унынию. Мы идём всё дальше и дальше, и пустыня кажется бесконечной.
  В середине ночи сделали небольшой привал, несколько скудных глотков воды, запасы надо экономить, их совсем мало. Из еды немного сушёной рыбы и вяленое мясо, но оно сухое и его трудно есть. Мы смотрим друг на друга, и перспектива предстаёт в реальном свете, а до рассвета осталось не долго, надо идти пока ещё не так жарко.
  Ни одно живое существо, кроме нас, не оживляет своим присутствием горы застывшего песка. Прошло немного времени, и я начал уставать, тело отвыкло от физической нагрузки, и непривычные условия сказываются на ноющих ногах. Восток заалел, первый знак, что надо устраивать стоянку.
  В книгах часто можно вычитать, как группа путешественников находит одинокую скалу в пустыне, или нору, или выкапывают яму, в которой можно отсидеться, укрывшись ветвями саксаула или ещё чем. Ага, мы уже выкопали приличную яму и приготовились переждать дневной зной, как вдруг с рассветом подул ветер и тот час, обжигающие потоки горячего воздуха проникли в лёгкие, вызывая нестерпимое удушье. Всё что мы могли, это сделать по глотку горячей воды.
  Горы песка пришли в движение и шквалом обрушились на нас в жадном стремлении на веки погрести под тоннами зыбких песчинок. Даже Гаят в эту минуту растерялся. Старик не произнёс и слова. Все его усилия были направлены, чтобы выбраться из-под наплывающего волнами песка. В воздухе отчётливо чувствовался запах смерти. Ветер противно завывал, блуждая в барханах, словно баньши в поисках жертвы.
  Говорят, масса фотона настолько мала, что её почти невозможно измерить, враки, мне казалось, будто каждый из них похож на огненную песчинку несущуюся на меня со световой скоростью. И солнечный удар представился мне в ином свете, что уж говорить о настоящем песке, закрученном в этом адском вихре стонущим ураганом. Укрыв головы, мы шли, почти в слепую, больше ничего не оставалось, остановка была равносильна поражению, это была смерть.
  Минуты превратились в часы, а часы замерли в череде физических терзаний, и бесконечных усилий выжить. Не могу не рассказать, какие порою странные мысли посещают голову человека бредущего по пустыне, застигнутого бурей и теряющего последние силы. Не поверите, я думал о женщинах, какими они могут быть мелочными, любопытными и немного не в себе.
  Да, странно конечно, но мне повезло, мысли отвлекли меня от жажды. Так вот, конечно, мужики тоже бывают с придурью, но то, что психика у нас разная, это уж точно. Вспомнилось, как однажды меня повстречала женщина, так аж покраснела от удовольствия, увидев меня с девушкой. Ах, какой роман, ух, какая интрига. Она счастлива, потому что может оправдать свои собственные мелочные чувства, если вообще их имеет, не говоря уж о том, чтобы проанализировать их. А я, я просто прогуливался с девушкой, чёрт, слухи засмердят до небес.
  Тут порыв ветра больно ударил мне в лицо, и я вспомнил, что нахожусь в пустыне, и вообще чёрте где, и даже удивился своей досаде. Но обидно, что я сам похож на эту недалёкую даму, но, по крайней мере, не раздуваю из мухи слона и не скрываю целей, а кто этого не понимает, пусть идёт к Диаволу, и надеюсь, на этом пути я с ним не повстречаюсь.
  Правда, теперь добраться до моей души, как до Луны долететь, и хотя в нынешние времена это не проблема, чёрта с два я подпущу кого к своему дому и к своим чувствам. С этого времени никто из рода людского не проникнет мне в душу, только Богу открыта она, остальные видят фальшивую сущность, и маска навсегда скрыла моё истинное лицо. Жаль только, что немного хорошего можно увидеть в ней.
  Но всё равно, я благодарен, говорю спасибо за испытания, выпавшие на мою долю, пусть даже смерть встретит меня на пути. Я был счастлив, а смерть властна лишь над телом, душа моя рвётся к свободе и хочет света, тепла и любви. Как мне не хватает понимания.
  Бред. Я встряхнул головой, немного покачал ею, ну и лажа. Что-то становится совсем уж невыносимо, пот градом стекает со лба, застилая слезящиеся глаза. Впереди шагает Велес, вот уж патриарх, перенёс в жизни столько, что принимает мучительный переход как должное. Но и он не может меня понять, и так на всей земле, люди не могут понять друг друга, наши слова звучат как детский лепет, и мы, корча умные лица, киваем головой, мол, всё понятно, а на самом деле - пшик, каждый думает только о себе.
  А Гаят, его широкий шаг твёрд, он не знает поражения, для него слова сдаться и умереть звучат одинаково. Ох, как невыносимо печёт солнце, пот больше не течёт, организм обезвожен, тело обожжено, язык превратился в наждачную бумагу и прилип к нёбу. Пекло. Жара вызывает галлюцинации, но нельзя позволить фантазии заменить реальность, впереди десятки километров голой пустыни. Я схожу с ума.
  Жалкие остатки влаги во флягах совершенно не утоляют жажду, кажется, вода успевает испариться, не успев коснуться языка, похожего в этот момент на раскалённую сковородку. Нестерпимый жар. Это смерть. Последняя надежда выжить угасает, по мере того как разгорается неистовое адское пламя в душе, воссоединяясь с невыносимым жаром пустыни.
  Равновесие грубо порушено, жизнь поменялась и меняется видение, резкая перемена в жизни вызвала духовный разлад. Не знаю, как выносят эту пытку мои друзья, на меня она произвела такое же действие, как нога в тапочке на жалкого таракана. Боже как низко я пал. Находят беспричинные приступы злости, будто размыло внутренние преграды, сдерживающие накопившуюся в душе мерзость. Мускулы напряглись, и воображение живо и ярко рисует картины убийства, крови и необузданной жестокости.
  Снова выступил пот, струйки текут по телу и у них кровавый оттенок. Конец приближается быстро и неумолимо. Судя по блеску в глазах Гаята, он чувствует тоже, в глазах Велеса застыла тревога. Ноги переступают сами, автоматически, зачем, мы всё равно умрём. Как хочется кого-то убить.
  В голове загорелся предупредительный огонёк. Что-то не так. Мысленно концентрируюсь и пытаюсь анализировать. Итак, наше мировоззрение - плод условий жизни, и, когда привычные связи порваны, реакция может быть непредсказуема и резко негативна. Теперь проанализировать ощущения, так, эмоциональный баланс извращён, такого быть не может. Едва подавив вскрик, я сдерживаю поток ненависти, нечто подобное мы переживали у Басаврюка.
  Но нет, это не просто доминирующее чувство, добро исчезло, оно задушено атакующими флюидами зла, сама атмосфера пустынного воздуха пропитана ядом ненависти. Вот оно, но я могу ошибаться. Но всё же. Из горла вырвался хрип, кажется это смех.
  Гаят через силу повернулся и понимающе покачал головой. "Вот это сила воли" - силится сказать он. Солнце, Боже, я больше не могу, колени дрожат и подгибаются, если я упаду то всё, никто не сможет мне помочь. Шаг, ещё шаг, как же отвратно хрустит песок под ногами. Вдруг Гаят издаёт хриплый крик. Мы недоумённо воззрились на него, и тут же радость комом подкатывает к горлу, кажется, нам немного повезло.
  В стороне, из песка выступает гладкая поверхность большого камня и под ним робкий клочок тени, но главное песчаные барханы обтекают его кругом, это тихая гавань в сыпучем океане песка. Из последних сил мы тащимся к нему. Не в силах удержаться, я падаю, Гаят хватает меня за руку и тянет, я пытаюсь отталкиваться свободной рукой, и она по локоть погружается в горячий песок, ещё усилие и в этот момент я проваливаюсь в счастливом забытьи.
  Пустота, просто провал и через минуту выныриваешь из него в жаркие объятья солнца. Кто-то яростно дёргает меня за плечо. С трудом повернув голову, я вижу Велеса.
  - Камень смерти, - доносится, словно издалека, его голос, - ловушка на пути к владениям Диавола.
  Тоска и горечь разливаются по моему телу, но ведь мы всё равно мертвы, неприятно это предательство, сколько несчастных истомлённых жарким солнцем с надеждой шли к этому камню и лишённые всяких сил умирали. Дрожащей рукой я откупориваю пробку у фляги и запрокидываю её, ни капли, пытаюсь лизать её горлышко, но оно сухо. Теперь конец, бороться больше нет ни сил, ни желания.
  Не знаю, сколько так прошло времени. Я лежал без движения и испытывал муку, пульсирующая боль сосредоточилась в животе, и подсознательно я знал, как истончается и исчезает нить, питающая меня из моего времени. В голове мутилось, вдруг мне начало казаться, что жизнь по капле вливается в моё тело.
  Глаза долго не хотели открываться, но, в конце - концов, с большим трудом мне удалось их приоткрыть. Мне показалось или мои губы влажные? С усилием сконцентрировавшись, я увидел расплывчатое лицо Гаята, склонившееся надо мной, в его руке что-то было и редкие капли падали мне в рот. Ещё через минуту я разобрал, что он держит передо мной. Мне в рот сочилась кровь убитой Гаятом змеи.
  Мысль оттолкнула моё сознание от этого источника жизни, но рука помимо воли поднялась и судорожно сжала ещё извивающееся тело гадины, нет не гадины, но спасительницы, с великой жадностью впился я зубами в бедное пресмыкающееся.
  Наконец у меня стало достаточно сил, чтобы на миг оторваться и бросить удивлённый взгляд на воина. Но он был занят, вторая змея быстро была обезглавлена, и кровавая струя полилась в рот Велеса. Рядом я заметил тела ещё нескольких змей выжатых до последней капли крови.
  Я схватил нож и неловкими движениями вспорол змеиную кожу, передо мной открылось беловатое мясо, и я с наслаждением запустил зубы в прохладную мякоть. Это было блаженство, и силы быстро вливались в моё измученное тело. Жадным взором я быстро осмотрелся, ожившая, вместе с телом, совесть не давала мне сожрать оставшиеся несколько змей, я искал источник, откуда приползли эти пресмыкающиеся.
  Мне удалось приподняться и сесть, камень возвышался на некотором отдалении позади нас, он не мог больше высасывать из нас жизнь, но ещё защищал от накатывающихся песчаных волн. Наконец Велес пришёл в себя, я думал он также накинется на еду, но нет, я ошибался, он неспешными движениями разрезал извивающиеся тела на равные части, и не торопясь, отправлял в рот один кусок за другим. Теперь и Гаят позволил себе расслабиться, из его глаз исчез страх за наши жизни, и он тоже принялся за еду.
  Просто удивительно как мало нужно человеку для выживания. За всё время не было произнесено ни слова, мы с осознанием важности момента, с наслаждением поглощали змеиное мясо, и очень скоро всё было съедено, только высыхающие змеиные шкурки лежали на горячем песке. Тут и Велес вопрошающе посмотрел на Гаята. Надо же, он совсем не был удивлён или обрадован, так много старик перенёс в своей жизни. Забавное зрелище мы представляли в этот момент. Жалкие обрывки одежды свободно болтались на наших иссохших телах. Собака правильно сделала, удрав от нас ещё в начале путешествия через пустыню, мы бы её точно съели.
  Гаят, куда подевался тот блестящий воин в белоснежной блузе, укрытый дорогим плащом тончайшей выделки, он сидит, выковыривая застрявший в зубах позвонок бедного пресмыкающегося, отдавшего свою жизнь, чтобы мы могли насытиться.
  А Велес? Впрочем, о нём я уже говорил, он во всех условиях выглядел последним оборванцем, со страшными зубами, внушающими страх и почтение всему, что годится в пищу, седые волосы также скрывали его большие заострённые уши.
  Ну а я? Я не знаю, да мне и всё равно, я поел и ещё проживу немного, для этой страны, это не мало. Часто стал повторяться, старею что ли? Сдаётся мне средний возраст здесь колеблется в районе тридцати тридцати пяти лет, и то что я ещё жив, само по себе говорило о многом.
  Вытерев пальцы о бёдра, я поднялся на ноги. Надо было идти дальше, только сначала не мешало бы узнать, откуда всё же приползли змеи, может там ещё есть? Гаят улыбнулся, и его улыбка мне не понравилась, молча кивнув, он пригласил нас следовать за собой. Обойдя стороной зловредный камень, мы медленно поплелись вверх по сыпучему песку бархана.
  - Матерь Божья, - выдохнул я, попятился, и чуть не скатился назад к камушку.
  Мои спутники молча лицезрели открывшуюся перед нами панораму, и были бледные и испуганные. Гаят поднял руку и вытер пот со лба.
  - Сколько же их тут?
  - Без магии здесь не обошлось.
  Велес оценивающим взглядом специалиста по тёмным делишкам, осмотрел пространство.
  - Почему? - не удержался я от вопроса.
  - Песок, он не засыпает их, это сделано для устрашения. Тонкая работа, - добавил старик уважительно.
  - Мне это уже начинает надоедать, во как достало, если есть судьба и тот, кто её пишет, я бы с этим писакой побеседовал.
  - А я? - не выдержал Гаят, - за последний месяц мне приходилось хмуриться или улыбаться больше чем за всю жизнь.
  - В этом случае, ты единственный кто выиграл.
  - Не подначивай, ты идёшь к цели, а мы с Велесом только сопровождаем тебя. Какого лешего я здесь делаю? Я обещал проводить вас до владений Люцифера, а сам зашёл чёрт знает куда. Думаешь нам больше всех надо? Так не заблуждайся, я иду из-за Ани, и стараюсь в первую очередь для себя, а до людей мне и дела нет, большая их часть заслуживает той жизни и с удовольствием служат своим хозяевам. А тут ещё это, да я желчью скоро начну захлёбываться, какого чёрта, эта прогулка расшатала мне нервы и чертовски надоела, лучше быть в гостях у Луэллина и недельки две отдохнуть, разрывая демонов на кусочки, чем тащиться в пустыню и увидеть этакое.
  Гаят раздражённо плюнул и отвернулся. Что значит магия, никогда воин не говорил столь долго.
  - Да, зрелище то ещё - подтвердил я, стараясь не раздражаться.
  - Друзья не ссорьтесь и постарайтесь прийти в себя.
  - Только тебя не хватало с проклятой моралью, лучше заткнись старик.
  Велес и бровью не повёл.
  - Если хотите меня разозлить, то надо придумать что-то ещё, похлеще детских всхлипываний и дурацких угроз, а мораль, пожалуйста, если хотите помочь людям, научитесь их любить, а для начала научитесь уважать и любить самих себя. Подумаешь чего они испугались, черепов никогда не видели что ли, ну выложена ими пустыня, так ведь ровно как, по ним идти как удобно то будет. Ну блестят они на солнце, так ведь привыкнем же, не в первый раз.
  Тут я почувствовал некоторую досаду и еле сдержался, такое вдруг возникло желание схватить старика за бороду и дёрнуть её на себя и вниз. Так переругиваясь, мы спускались с бархана, а внизу перед нами вся равнина блестела в лучах солнца, выстланная человеческими черепами, застывшими в вечной ухмылке голубому небу.
  - Вот зрелище достойное извращённой человеческой фантазии, - зло произнёс Гаят.
  - Чуть не забыл, - нехотя произнёс я, - не поддавайтесь злости, здесь всё отравлено.
  - Не учи меня жить, - ни с того ни с сего, пропел Велес тонким голосом.
  Гаят изумлённо посмотрел на старика, вот мол тебе и человеколюб.
  - Да, что-то мы разговорились.
  - Может, змеи отравленные попались, - язвительно заявил я.
  - Какие именно? - вдруг изменившимся голосом спросил Велес.
  - Что ты имеешь ввиду? Чем это тебе змеи не понравились? - взвился Гаят.
  - Замрите, не шевелитесь, - задыхаясь, прохрипел старик.
  Я замер на всякий случай, и покосившись на Гаята, выразительно повёл глазами. Но вид воина вызывал ещё большее беспокойство. Его глаза чуть не выползали из орбит. Наконец, у меня достало ума бросить взгляд туда, куда они смотрели, и колени у меня отчётливо задрожали.
  Инстинктивно я развернулся и бросился наутёк, и тут же мимо меня, пыхтя как паровоз, пронёсся Велес, за ним бежал воин со странным выражением на лице. Так вот, вся равнина за нами вдруг ожила, из пустых глазниц черепов с тихим шипением выползали змеи, тысячи, нет миллионы, их было много, так много, что волосы зашевелились у меня на голове, выказывая явное намерение сбежать.
  Шипение змей сливалось в ураганный шелест, вся равнина превратилась в кишащее змеями гнездо, и эти твари шевелились, и ползли, о боже, они ползли, маленькие иглы мерзких, не моргающих глаз, быстро мелькающие язычки, острые зубки, мама, они ползут на нас.
  - Кажется, мы напрасно скушали тех милых змеек, - заплетающимся от ужаса языком, прошептал я.
  - Нам нечего бояться, Велес просто поджарит их, правда ведь?
  - Колдовство привлечёт внимание, надо придумать другой способ.
  - Теперь нам есть чего бояться, - холодно заметил Гаят, и потянулся за мечом.
  Моё сердце тихо упало и зарылось в песок.
  - Может, натрёмся соком змей, там валяются оставшиеся с обеда головы.
  - Змеи иногда едят друг друга, а эти голодны, сразу видно, что давно не кормлены.
  - Что же они друг друга не жрут?
  - Кто знает, может установка у них такая, кушать пришельцев и только.
  - Не правильная у них установка, и негодный рацион.
  - Тише, - прошептал Велес, они нас могут слышать.
  - Змеи не слышат, - авторитетно заявил я, вспомнив что-то из школьной программы,
  - Велес, миленький, может ты их всё-таки поджаришь, - с надеждой добавил я, - смотри они уже совсем близко.
  Извивающееся месиво и вправду здорово приблизилось, отвратительное зрелище, особенно если находишься рядом.
  - Нет, - твёрдо заявил старик.
  - Знаешь, зато они хорошо реагируют на вибрации, и дрожь коленок наверняка почуяли.
  Я в отчаянии оглянулся. Позади пустыня и палящее солнце ехидно улыбается в вышине, как бы приглашая, приходите ко мне в гости, я вас согрею, а песочек потом присыплет ваши косточки, а в черепках заведутся змейки и будут выращивать миленькое потомство с маленькими такими зубками. Фу, противно.
  Извивающиеся твари копошились уже у подножия бархана, и это зрелище живо встряхнуло мои нервы, я бросил неприязненный взгляд на солнце, фиг тебе.
  - Старик, не глупи, - прозвучал угрожающий голос Гаята.
  Велес судорожно сглотнул и вытянул руки.
  - Это на всякий случай, подумайте, время ещё есть.
  - Нечего тут думать, жги их старик, или худо будет.
  - Велес, там внизу полно черепов, и когда-то в них были мозги, я тебе точно говорю, они слишком много думали. Да жги же их старый хрен, не то спихну к ним, и путь они по тебе ползают в своё удовольствие.
  Змеи, извиваясь, упорно ползли вверх по бархану и были совсем близко. Лицо старика перекосилось.
  - Ненавижу змей, всю свою жизнь я их не переношу. У, твари отвратные, недаром Сатана принял облик одной из вас.
  - Не тяни старик, - взвыл я не своим голосом.
  - Руби их!
  Меч Гаята взлетел и ...
  - Раз, - выдохнул воин, обрушивая меч в шипящее месиво.
  Несколько змей разрубленных на части судорожно извиваясь, покатились вниз. То, что произошло в следующий миг, потрясло нас. С молниеносной быстротой уцелевшие твари впились зубами в голубое лезвие меча.
  - Два, - выкрикнул Гаят и поднял меч.
  Змеи, подброшенные вверх, дождём посыпались вокруг нас.
  - А!
  - А!
  - Бла! - заорал я громче всех.
  Пальцы Велеса заискрились, и змеи превратились в кучу дымящихся хот - догов, падающих прямо с неба. Потоки пламени изменили направление и обрушились вниз. Запахло жареной колбасой, и почерневшие останки пресмыкающихся замерли в замысловатых позах, напоминающих переплетения спагетти по-итальянски, только соуса не хватало.
  Заметили, какие тонкие гастрономические обороты я использую. Это оттого, что мы были голодны. Я подхватил обуглившуюся тушку и, взрезав кожу, с упоением запустил зубы в нежное, вкусное, ароматное змеиное мясо. Я ел с жадностью и превеликим удовольствием, боже, как же это было вкусно.
  Я ел и наслаждался зрелищем разверзшегося ада царившего на равнине. Гаят, со счастливым выражением на лице и с глубочайшим удовлетворением, взирал на пожарище, сдирая при этом кожу со здоровенной змеи, довольный такой, будто сто кило мороженого съел.
  А Велес, старик с выражением величайшего отвращения поливал равнину огнём, и честное слово, мне показалось, что почерневшие черепа с изумлением взирали на нас, должно быть так смотрят бедные страдальцы на долгожданных дезинфекторов.
  Как же разительно отличались они друг от друга, воин и старик, остервенело сеющий смерть среди уползающих в панике пресмыкающихся. Постепенно понимание вернулось в глаза Велеса, и боль отчаяния опрокинулась на его душу. Пламя исчезло.
  - Зачем? - всхлипнул он, обводя взглядом пустыню, и вдруг яростно принялся пихать дымящиеся останки злобных тварей.
  - Вот зачем, они не настоящие, выродки, создания воли худшего из сущих, демона, потратившего немало сил, чтобы забыть сострадание и любовь. Нет жизни без любви и нет любви без Бога, и отрекшиеся его потеряют жизнь, - вдохновенно изрёк он, сверкая горящим взором.
  - Сильно сказано, но не стоит особенно разоряться, ещё неизвестно есть ли она в нас самих, - заметил Гаят, высасывая мозг из позвоночника, - и вообще, не о том думают нормальные люди, пережившие такую передрягу.
  - Есть Он или нет, неважно для тех, кто лишён знания смысла, смысла всего сущего. Имеющий разум да поймёт меня, и вообще, что ты имеешь в виду, мы должны, по-твоему, сидеть с высунутыми языками и сходить с ума от счастья?
  - Георгий, ты совсем свихнулся на этом смысле жизни, живи себе и живи, не то скоро как Велес станешь, и ты что, не счастлив что ли, по твоей довольной физиономии этого не скажешь. Помни - в жизни обязательно надо чего-нибудь хотеть, если ничего не хочется, то не хочется и жить.
  - Это я так к слову. Поздравляю вас с очередным выживанием и спрашиваю, не пора ли нам двигать дальше, честно слово, не терпится пройтись по этим ухмыляющимся мордам, скалящим зубы там внизу.
  - Вот это дело, мысль хорошая.
  - И не лишено смысла, заметил Велес.
  - Клянусь, она полна глубочайшего предзнаменования и тонкой игры разума, и в ней почти нет предубеждения, - поддержал меня Гаят.
  - Да ну тебя к чёрту.
  - Хватит слов, - храбро возвестил воин, - лучше быть счастливым дураком, чем страдающим умником.
  - Это ты к чему? - спросил я, быстро спускаясь с бархана.
  - Просто так, но если бы была вода, я бы выпил за разумников полагающих, что они всё знают, потому что они и есть самые большие дураки.
  Я ухмыльнулся.
  - Ты тоже повторяешься. Без проблем, но добавлю, что они самые глупые дураки, потому что страдают от своего же ума.
  - Вы спятили? - поинтересовался старик, спускаясь с холма вслед за мной.
  - Нет, мы счастливы, что остались жить, и что кто-то переломил своё упрямство. До самой последней секунды я не был уверен, что он сделает это, у меня кожа зудела в ожидании змеиных укусов. Я просто счастлив, умник ты наш.
  - Что? Да я самый последний дурак, я выдал наше присутствие.
  - Быть дураком иногда полезно и даже приятно.
  - Ты спас нас старик, - вставил Гаят своё слово, - а то, что кто-то узнал про нас, так рано или поздно всё равно бы узнали, а так мы живы и это благодаря тебе, смотри, - Гаят поднял меч, по его острому лезвию медленно стекали капли яда.
  - Теперь и мой меч смертельно опасен, - довольно заметил он.
  - Тронулись.
  Солнце медленно клонилось к западу, и лучи его обрели мягкость, лаская кожу тёплыми прикосновениями. Жизнь перестала казаться такой ужасной штукой, а идти было легко и даже удобно, как по Красной площади. Первые несколько шагов. Потом...
  При негативной эмоциональной атаке, первая реакция задушить её источник собственными руками, - инстинкт диких предков, в этом есть своё извращённое удовольствие, игра, где счёт ведёт смерть, вотчина глубинного первородного зла. И неважно в ком этот источник заключён, это может быть самый близкий человек. Контроль над разумом теряется в едином желании, - убить.
  Именно это состояние овладело нами, едва мы ступили на равнину. Мои руки дрожали от злобы, кулаки сжимались до ломоты в сведённых судорогой пальцах. С трудом сдерживая эмоции, мы шли, словно против мощного течения, раздражение нарастало подобно приливной волне. Кровь, пульсируя, стучала в затуманенной голове. Разум помутнел, и свет померк в усталых глазах, затянутых красной пеленой.
  Где-то в подсознании засела крыса страха и сомнения и грызла, грызла, вызывая тошнотворное чувство, сжимающее липкие объятия вокруг горла. Так прошла ночь, и настал новый день. Для кого-то он нёс новые надежды, хотя я таких людей не знавал, для нас он нёс нечто другое.
  Солнце стремительно взлетело в вышину, и нещадно бросило армию палящих лучей на иссушенную землю. Казалось, кровь закипела в жилах. От высушенных временем костей, разбросанных по равнине, поднимался жар и змеился ядовитым маревом, накрывая нас с головой. Останки змей немного утоляли жажду и голод, но долго мы бы не выдержали. Ирония судьбы, то, что должно было нас погубить, спасло наши жизни.
  Глаза болели от нестерпимого яркого света, отражённого белеющими кругом черепами. К счастью создатель дьявольской равнины не думал, что кто-то может ступить в его владения, и когда вдали показались серые холмы, означавшие скорый конец наших терзаний, я чуть было, не закричал от счастья.
  Их вид нас приободрил и, собрав остатки воли в борьбе с самим собой, мы продвигались дальше. Медленно, шаг за шагом, шли мы навстречу новым испытаниям. Черепа потрескивали под ногами и ноги часто проваливались, под раскрошившимися костями. То один то другой череп с сухим шорохом рассыпался в прах, проваливаясь в мёртвую пустоту времени.
  Иногда с тихим шипением из пустых глазниц выскальзывали гибкие тела змей, Гаят разрубал их мечом, и они извивались в агонии, медленно поджариваясь на неумолимом солнцепёке. Велес тоже нашёл развлечение, хлопая по сухим куполам черепов своим посохом, он слушал как они лопаются, старику было интересно, выползет их них змея или нет.
  Вдвоём с Гаятом они составили прекрасную пару, чтобы отвлечься от накатившей волны озлобления, они просто выплёскивали её на бедные черепушки. Так мы и добрели до холмов. Там напряжение спало.
  Только убедившись, что эмоции нормализовались, мы позволили себе расслабиться и отдохнуть. Привычным движением обезглавив нескольких змей, мы утолили жажду и поели мяса. Велес больше не использовал магию, и мясо пришлось есть сырым, зато оно оказалось сочнее и приятнее жареного. Мы уже не думали противно это или нет. Выдавливая кровавые струйки прямо в рот, я наслаждался драгоценной влагой, каждая капля которой ровнялась дню жизни.
  Это уж точно не противнее пьяной, тупой физиономии соплеменника, застывшей в жёстком оскале, без мысли и сочувствия. Люди гораздо более жестоки друг к другу.
  Тут я поймал себя на мысли, что злость снова поднимается из душевных глубин, видно последствия перехода по равнине. Но всё равно, сдаётся, мои друзья совершают большой подвиг, делая так много для людей. Лично у меня иногда возникает большое желание истребить человечество под корень, как мерзких, обнаглевших, зажравшихся микробов, даже хуже, микробы не убивают друг друга, научившись сосуществовать. Что я здесь делаю, с какого дуба я рухнул? Даже представив себе, что всё это для детей, то детки быстро подрастают и становятся как все. Хорошо если зло исчезнет, может, мы все тогда в душе останемся детьми? А если нет, что тогда? Себя-то я от этих, ну этих, людей, не отделяю, и тогда не задумываясь, порешу всех и после себя.
  Знаю, каждого человечка есть за что пожалеть и простить, но вместе, о боже, вместе получается толпа воров и надувателей, насильников и убийц, спесивых морд, обрюзглых от вытопленного из рабочих костей жира. Все, все мы состоим в мировом интернационале поганой нечисти. Не знаю, есть ли на земле человек, избегший этой незавидной участи, но не сомневаюсь, если есть, то он одинок и несчастен. Даже, казалось бы, самый порядочный из нас берёт в руки винтовку, с идиотской мыслью, что война может принести мир. А ведь любому убийству нет оправдания, и быть не может, забудьте, наконец, порочную логику загнивающего мира, он смердит, и эта вонь доходит до небес. Так теряется вера, а без идеи жизнь неинтересна, бессмысленна и скучна. Что там, закон один за всех, превратился в правило негодяев - каждый сам за себя, и всё для кошелька, и политика, эта мировая проститутка, поддерживает его. Самое худшее, она восседает на нынешнем многоголовом чудище, и чело её украшают звёзды, а на продажной шее висит крест.
  Чёрт, какое воздействие оказала дьявольская равнина на психику. Нет, я знаю, пожалею их, паразитов несчастных. Бог жалел и нам велел, сердце не камень, убедил бы кто только, что не зря. Люди люди, принимая милосердие за слабость, роете вы могилу себе и своему тупому тщеславию. Каким сильным должен быть человек, какое иметь мужество, чтобы любить вас люди. Пожалею я вас. Только бы не довели.
  
  
  Глава 31
  
  Отдохнув, мы поднялись на холм, и оттуда узрели апартаменты Фра-Диаволо. Он оказался лаконичен и неоригинален в выборе архитектурного дизайна, совсем не взыскателен: или лентяй, или обанкротившийся неудачник. Крепостные стены были не высоки. Замок не отличался вкусом и привлекательностью, так, серые башни, обнесённые зубчатыми стрельницами стен, сплошное занудство, если бы было чем плюнуть, плюнул бы.
  Единственное отличие составляли пыльные столбы смерчей, кружившиеся у крепостных стен. Вот они удались на славу, вознёсшись до самого неба, они вобрали в себя сотни тон песка, и создали непреодолимую смертельную завесу.
  Это было удивительно и величественно, я смотрел на это чудо, открыв рот, но потом подумал, и закрыл его, это я только сначала думал что удивился, а потом понял, что нет, нисколечки, ничего удивительного тут нет, в этой стране творящихся недоразумений. Да и есть ли в мире что-нибудь удивительное. Сомневаюсь.
  Мы начали наблюдать за крепостью и размышлять, как бы надурить демона. И так прикинули, и этак. Ничего не выходило. Вода явно была внутри замка, родник или озеро с подземными ключами. Велес высказал мысль, что экскременты они должны как-то вывозить, но я подобную мысль отверг на корню, нырять в гуано мне не улыбалось. С другой стороны о подкопе нечего было и думать. Надо было решать скорее, змеи сырые или жареные, хорошо конечно, но долго мы так не протянем.
  Сидели мы так и думали, но ничего путного в голову не приходило, без силы магии ничего не получалось. Около полудня догадка Велеса подтвердилась. Пылевые столбы пришли в движение и, сметая песчаные вихри, разошлись. Образовался узкий проход, в тот же момент крепостные ворота со страшным скрипом, перекрывающим свист ветра, отворились, и в открывшемся проёме показалась процессия людей. Они медленно тащились по неровной дороге, подгоняя мощных лошадей тянувших огромные телеги, каждую такую телегу венчала внушительных размеров бочка. Люди подгоняли лошадей, а их самих немилосердно стегали плетьми несколько демонов - надсмотрщиков, было видно, что люди едва волочат ноги, не в силах поднять головы от страшной усталости.
  Более измождённых людей мне ещё видеть не приходилось. Как только они отъехали достаточно далеко, ворота закрылись, и смерчи вновь сошлись сплошной стеной.
  - Ты был прав, экскременты они действительно вывозят, и, судя по размерам бочек, это происходит не так часто, - сказал я.
  - Плохо, очень плохо, - тихо пробормотал старик, думая о чём-то своём.
  - Что ещё такое?
  - Они не могли не заметить проявление магии, почему никто нас не встречает? Почему мы до сих пор живы?
  - И что ты всё время нудишь, прямо спасу от тебя нет никакого, совсем прокис.
  - Просто жизнь преподнесла мне после детских коктейлей стакан уксусу, и я не смог отказаться, выпил не размениваясь.
  - Подумай лучше как попасть в замок.
  - Тут и думать нечего, другого способа я не вижу.
  - О нет.
  - О да.
  Какое дикое, страшное унижение. Ни в одном рассказе не слыхивал я о подобных зверствах по отношению к героям.
  Гаят сумел незаметно обработать одного из надсмотрщиков и занял его место, балахон надёжно скрывал его лицо и всё остальное. Не то что рабы, даже остальные надсмотрщики не заметили подмены. Везунчик. Почему это был не я?
  Телеги медленно катились к входу в крепость, а внутри бочек стояла невыносимая вонь, хорошо ещё, что они был пусты. На минуту меня посетила забавная мысль, от которой холодок пробежал по телу, и захотелось сжаться до размеров комара. А что если это ловушка? Привезут нас этак упакованными в замок, и соберётся толпа демонов во главе со Фра-Диаволо, и будут ржать и радоваться. Мне чуть плохо не стало, вдруг такая слабость накатила.
  Равновесие, главное сохранять равновесие, чтобы не грохнуться в вонючую лужу. Голова кружилась, но делать было нечего, другого выбора у нас действительно не было.
  - Мы живём, потому что боимся умереть, - высказал я в сердцах первое, что пришло в голову.
  - Тише, что это ты.
  - Я не хочу здесь быть. Старик, какого лешего мы делаем в этой бочке.
  - Замолчи, потом выскажешь свои мысли.
  - Ага, потом ты не захочешь их слушать.
  - Георгий, если ты не угомонишься, то всё будет плохо. Ну что ты заныл, хочешь, вылезай из бочки, я тебя держать не буду, давай, сдохнем и всё тут, действительно, зачем жить.
  - Но я это.
  - Просто скулишь, как противный мальчишка, без смысла, лишь бы поныть. Я тебе не нянька и не утешитель какой-нибудь, хочешь жить - живи, нет, так проваливай.
  - Вот тебе так.
  - Да так, ты думаешь один такой, жизнь для всех испытание, полагаешь, мне приятно сидеть в этой бочке и нюхать фекалии паршивых демонов. Ты просто дурак, проявляя неуважение к жизни, ты унижаешь тех, кто живёт, за это морду бить надо.
  Я не видел старика, но, судя по голосу, он здорово разозлился.
  - Тише ты, - промямлил я слабым голосом.
  - То-то и оно, все вы тихие такие, негодные спекулянты, зачем только таким жизнь была дарована, убийцы времени.
  - Велес, я пошутил, всё. Тебе разве никогда не хотелось просто не быть.
  - Нет, не хотелось, я умею по достоинству оценивать то, что имею, кроме того, есть ещё долг, ответственность и жалость. Мне некогда ныть, как тем зажравшимся лентяям, завязшим в липовой скорби. Такие жалеют не кого-нибудь, а только себя. Бочку тряхнуло. Послышался стук падающего тела, и наступила зловещая тишина.
  Говорят, Диоген сидел в бочке, клянусь, если бы он посидел в нашей бочке, философом ему никогда бы не бывать. Порою, кажется, желание жить, это иллюзия, а люди хотят другого, но это настроение, чаще хочется жить, чем наоборот, особенно к старости. Какая вонь.
  Где же, где же мой маленький двухместный катер. Где тугие струи прохладного ветра в лицо, чувство свободы и полного освобождения. Телега загрохотала по камням, я замер, послышался шум раздвигаемых ворот, как будто из далека доносились приглушённые голоса. Мы остановились, и началась возня.
  Бочки дёргали и толкали, я едва сохранял равновесие, в абсолютной темноте не было видно, что творится с Велесом. Пот градом катился по моему лицу, и тут случилось страшное, бочки заскрипели под давлением рычагов и, стронувшись, покатились. Самый противный миг моей жизни, а ведь нельзя было даже пикнуть... Представляете?
  Не хочу, не буду я рассказывать, как я себя чувствовал, и как выглядел, тоже не буду рассказывать, скажу только что посох Велеса очень твёрдый и оставляет страшно болезненные ушибы.
  Наконец бочки остановились. Снаружи раздался громовой смех. Кровь прилила к моим щекам, уши горели как наскипидаренные. Ну да ладно, хорошо ещё, я успел сделать ножны для меча. Послышался скрип и внутрь бочки скользнул луч света. Сердце замерло и тихо поползло в пятки. От бочки отделилось два люка врезанных в боковины, тут бы нам и крышка. Нам повезло, что мы успели научиться терпению, всё обошлось, в люки опустились два широких раструба, видимо через них бочки наполнялись тем самым. Свет исчез, и всё погрузилось во мрак.
  От сердца немного отлегло. Было тесно и скользко, а воняло просто умопомрачительно. Хорошо, что демоны больше людей, но какой стыд, какой позор выползать на свет божий из демонского сортира.
  Ещё одно усилие, и я стою. Вот и Велес, его лицо синее и он шатается, глаза выпучены, рот судорожно ловит свежий воздух. Мы стоим и не можем отдышаться, я не говорю, как мы выглядим, мы скорее похожи на новый вид демонов, чем на людей.
  Я осматриваюсь, старая бревенчатая хибара, потолок каменный, мы всё же в замке, массивная дубовая дверь, совсем не подходит к этому месту, но она с настоящей дверной ручкой, и эта ручка к вящему ужасу медленно двигается.
  Слипшиеся волосы зашевелились у меня на голове, и дыхание замерло, спёртое тугим комом в горле. Рядом Велес с широко открытым ртом и глаза его совсем выкатились из орбит. Дверь медленно приоткрывается и в щель тихо пролазит голова Гаята. Ещё секунда, и мой кулак съездил бы по этой наглой, возмутительно чистой физиономии. Гаят изумлённо оглядывает нас.
  - Вы знаете, на кого похожи?
  Я делаю шаг к нему, но Велес ближе, и только реакция воина спасает Гаята от крепких объятий старика.
  - Напрасно злитесь, пока вы путешествовали, я тут немного побродил и вот.
  Гаят вытянул руку, и в его ладони мы видим жезл Фра-Диаволо. Камень мерцает тусклым светом на его конце. Нашему изумлению нет границ.
  - Как, и это всё? - прошептал я.
  Гаят плохой рассказчик.
  - Пока вас везли, я проник в замок и стал ходить из зала в зал. В спальных покоях я нашёл вот это.
  Воин спокойно пожал плечами и отвернулся.
  - Да. Может и раньше стоило прибегать к подобной тактике.
  Я поражён и не скрываю этого, а ещё я разочарован, но страшно рад этому.
  - Ты не понимаешь, теперь они свободны, надо только выбраться отсюда.
  Слова старика подействовали как холодный душ, хотя он бы тоже не повредил. Мы выбрались из комнаты, и пошли за Гаятом. Воин передал жезл Велесу и легко скользил по тёмному коридору. Мерцающий свет факелов придавал ему большее сходство с демонами, чем можно было подумать, просторный серый балахон отбрасывал неровные тени, зловеще играющие на каменных стенах. Коридор был старым и узким и я, не имея возможности пользоваться мечом, подобрал здоровый булыжник.
  Так мы и продвигались, пока какому-то демону вдруг не приспичило. Увидев нас, он замер и это нас спасло, изумление осталось посмертной маской на его лице, булыжник сделал своё дело, и демон без звука упал на каменный пол.
  Но пока мы с ним возились, появился ещё один демон. Воззрившись на нас коровьими глазами, он издал дикий визг, и выскочил так, будто увидел попа с кадилом. И началось.
  Мы успели выбраться из коридора, и Гаят выхватил меч. Демоны падали от его точных ударов, огонь Велеса выжигал путь, а я обрушивал на голову уцелевших свой камушек, достать меч у меня просто не оставалось времени. Скоро мы выбрались из замка.
  - Ворота ещё не заперты, - закричал Гаят.
  Я заметил, как Велес покачал головой. Но мы уже, что есть духу, мчались прочь от замка. Смерчи с воем сошлись у нас за спиной и всё. Я остановился, Гаят ничего не понимая вертел головой.
  - Это всё? - не веря своим глазам, спросил я.
  - Похоже на то.
  - Ну пошли.
  - Пошли.
  Мы ещё немного отбежали, и ничего не понимая, остановились.
  - Что бы это всё значило? - недоумённо спросил я.
  Велес внимательно рассматривал жезл. Закрыв глаза, старик зашептал мантры, его рука с зажатым в ладони жезлом устремилась на замок. Смерчи кружились на своих местах. Старик с отвращением плюнул, и устало опустился на землю.
  - Фальшивка.
  - Что? - не веря своим ушам, выпалил я.
  - Это не настоящий камень. Вот всё и разрешилось. Вот теперь нам крышка. Возомнили себя слишком умными? Такого везения не бывает, идиот, кретин, старый хрен...
  Мы обречёно переглянулись. Как бы в подтверждение его слов, ворота крепости отворились, и несметная орда демонов высыпала из замка. Старик, чертыхнувшись, с силой бросил бесполезный жезл.
  - Готовьтесь к последнему бою, - спокойно произнёс Гаят, обнажая свой меч.
  - Нет, надо что-то придумать, я не хочу так умереть, я хочу помыться напоследок, - взвыл я в отчаянии.
  Гаят промолчал, но взгляд, который он бросил на крепость, меня испугал, в нём была безысходность, это был конец.
  Велес неосознанно разминал пальцы, и его кривая ухмылка не предвещала ничего хорошего. Боюсь сказать, как выглядел я, кажется, мой взор был несколько растерян.
  Демоны лавиной хлынули в нашу сторону, грозная рычащая толпа голодных зубастиков. Кто-то подпрыгивал как блоха, кто-то нёсся вскачь, страшные, без жалости и сомнения в нечеловеческих глазах. Крылатые нетопыри пикировали вниз, набирая скорость. Мой меч показался мне бесполезной жалкой игрушкой.
  Но что это, неудержимо несущаяся орда будто нарвалась на непреодолимое препятствие и в диком хаосе разметалась вокруг замка. С треском сталкиваясь, демоны валились на землю, раздирая небо диким рёвом, и в агонии рыли песок, кроша камень. Через секунду всё стало ясно. Смерчи! Они стеной стояли вокруг замка, не пропуская орду.
  Мы в недоумении замерли потрясённые, и искра надежды затеплилась в груди. В воротах метался чудовищных размеров демон, даже с расстояния были видны его мерцающие огнём глаза. Пена хлопьями падала с огромных клыков на мускулистую грудь. Демон был в страшной ярости и его рёв перекрывал заунывный вой смерчей.
  Армия нечисти кружилась вокруг крепости не в силах укротить взбесившуюся стихию. Демон взмахнул огромными крыльями, и медленно поднялся в воздух. На свою беду несколько нетопырей налетели на него и, испепелённые, рухнули на каменные стены. Волна ужаса захлестнула всё живое и, перекрывая непрерывный грохот, над замком, леденя душу, раздался страшный рёв, переходящий в глубокое утробное рычание. Он прозвучал, как трубы страшного суда и демоны, собравшись в единый кулак, с диким визгом ринулись в бешено крутящиеся пылевые столбы.
  Минуту в сумасшедшем вращении ничего не было видно, как небо вдруг потемнело, и на землю посыпались искромсанные останки тел. Столбы приняли красноватый оттенок, и на всё вокруг легла кровавая роса. Бешеный рёв страшной неистовой ярости огласил пустыню, земля содрогнулась, бросив нас на колени. Мотая головой из стороны в сторону, я пытался расслышать, что говорят мои товарищи. Постепенно слух возвращался.
  - Пусть меня сожрёт тот демон, если я хоть что-нибудь понимаю, - выкрикнул Гаят.
  - Почему Диавол не уберёт смерчи?
  - Велес, почему Диавол не уберёт смерчи?
  - Действительно почему? - произнёс старик, изумлённо вращая головой.
  Рядом рухнул ещё один демон. Обломки перемолотых костей торчали из его шкуры, глаза запутались в чёрной бороде, вися на тонких ниточках нервов. Из пробитого черепа торчало копыто, какого-то демона. Мы стояли поражённые, изумлённые и страшно довольные.
  - Сдаётся мне, за всё время с нами ни разу не происходило ничего подобного, - высказал Гаят своё мнение, - занимательная история.
  - Вы посмотрите на Диавола, ведь это он, если я не ошибаюсь.
  Демон со страшной скоростью кружился вокруг замка, запертый смерчами в собственных владениях. Мы стояли и не могли удержаться от смеха, это было чертовски приятно.
  - Георгий, дай-ка мне свой камушек, - вдруг попросил меня старик.
  - Лови.
  Камень перелетел к нему. Мы с Гаятом стояли и не могли оторваться от волшебного зрелища. Вдруг один из барханов закрутился в бешеном водовороте и в небо вознёсся ещё один смерч. Обдав нас горячим дыханием, он влился в бушующую стену вихрей.
  - Вот и разгадка, - весело выкрикнул старик, - оказывается, камень всё это время был у нас. Где ты раздобыл этот булыжник?
  - Там, в туалете валялся, - ответил я слабым голосом, поднимаясь с земли.
  - Вот он, камень сильфов! - торжественно возвестил Велес. Демон просто забыл его. Забыл!
  Тут мы заржали так, что устоять на ногах не было никакой возможности.
  - Просто забыл, - стонал я, держась за живот.
  - Со всяким может случиться, - вторил мне Гаят.
  Серьёзность исчезла с лица воина.
  - Никогда, никогда ещё победа не одерживалась такой ценой.
  Гаят в радости выхватил меч и принялся его вращать так быстро, что лучи солнца дождём рассыпались по земле. Я, не удержавшись, послал воздушный поцелуй запертому демону.
  - Эй! Что он делает?
  - Что такое? - спросил старик, уловив тревогу в моём голосе.
  Демон, кружась над замком, поднимался всё выше и выше и уже казался маленькой точкой в вышине.
  - Он хочет подняться выше облаков.
  - Это невозможно.
  - Возможно!
  - Так сделай же что-нибудь, не стой столбом.
  Велес принялся колдовать над камнем, а я продолжал наблюдать за демоном, но вскоре тот исчез за облаком. Это уже было не смешно.
  - Алло, колдуй скорее, мне это не нравиться, поторопись.
  Старик не ответил. Поднялся ветер, я в нетерпении пританцовывал на месте. Вдруг закричал Гаят, указуя на небо. В вышине появилась чёрная точка и, с угрожающей быстротой, принялась расти, превращаясь в страшного в своём гневе демона.
  - Если он подаст свой голос вблизи от нас, нам придёт конец, - констатировал Гаят.
  Скоро его крылья заслонили солнце, и на землю упала зловещая тень. Тут уже точно было не до смеха. И в тот момент, когда когтистые лапы, со свистом рассекая воздух, протянулись к нам, в ту крошечную долю секунды, когда я уже ощутил смрадное дыхание демона, порыв ветра подхватил наши тела.
  Мы взмыли над землёй и, набирая скорость, понеслись на север. Нет, мы не испугались, такое ощущение переживает пьяный в стельку мужик, когда мимо него проносится стальная балка, а он, кивнув головой, с мыслью - бывает же такое, пролетает мимо этажа, уже позабыв, что же с ним было.
  Странное чувство. Далеко внизу с безумной скоростью мелькали жёлтые полосы барханов, но ветер, почему-то, не бил в лицо, словно мы находились в стеклянной комнате, и это она неслась на север, ограждая нас от неудобства. Под ногами чувствовался напор и сгустившийся киселём воздух удерживал нас в равновесии, сразу же оговорюсь, дышать было легко, лёгкие наполнялись живительной силой, и энергия растекалась по телу тёплыми волнами.
  Мы очутились, как бы на крыле ветра, это его могучее дыхание удерживало нас и охраняло от остального мира. Нечто подобное испытывает серфингист, скользя по гребню высокой волны, впрочем, я уже приводил подобное сравнение.
  - Такого не может быть, - сказал я, и удивился, зачем я это сказал.
  - Так же думал Пётр, и чуть не утонул, - откликнулся Велес.
  - Сила веры - великая сила, а мысль, умноженная силой камня, открывает затворы немыслимого могущества.
  - Мне кажется, ветер живой и сильфы слушают тебя и помогают, в радости оказывая тебе помощь.
  - Не знаю, - задумавшись на мгновение, ответил мне старик, - тогда всё - и земля, и огонь, и воздух, и люди, все они живые, это можно представить, но в это трудно поверить, скорее допустить, что есть духи управляющие стихиями, но я с ними не знаком.
  - Я тоже. Но как красиво!
  Не знаю, как ещё описать неописуемую красоту, каждый переживал в жизни моменты полного восторга и с трогательной осторожностью хранил в сердце, чтобы в старости воскресить их в памяти и предаться старинным воспоминаниям, изредка роняя редкую слезу на морщинистую щёку. Скажу лишь, что это действительно было красиво, и я сохранил в своей памяти эти мгновения, как и многие другие, надеюсь, они скрасят последние дни моей жизни в скором будущем, ведь жизнь так коротка.
  Полёт, сказка, детство, и пьяное ощущение бесконечной жизни, всё это исторгало слёзы из глубины души, рождая немую тоску. Романтика, поэзия, какую могут себе позволить богатые сосунки. Чёрт. Не затем мы живём, чтобы распускать слюни, всему своё время, как говорится - труба зовёт, и пусть плачут слабаки, считая синяки на изнеженном теле, но это злость, не надо.
  - Я жутко рад, что не надо тащиться пешком по пустыне, - сказал Гаят, с живым удовольствием наслаждаясь невесомым скольжением в океане ветра.
  - Не знаю как вы, но я бы такой штуки не перенёс, от одного воспоминания о долине черепов в дрожь бросает. Нет, только не это.
  - Вы не обратили случайно внимания, демон не преследует нас? - осведомился Велес невинным голосом.
  - Я обратил, можешь не переживать старик, демону за нами было не угнаться, он сдох ещё на первом километре, было забавно как он изрыгал проклятия и рыгал пламенем.
  - Тогда жаль, можно было его слегка поджарить, отучить от скверных привычек.
  - В другой раз, что-то мне подсказывает, что мы его ещё встретим.
  Я был так рад нашему чудному избавлению, так доволен жизнью, что не уделил должного внимания кровожадному замечанию Велеса. Делая глубокие вздохи, я хотел всласть насладиться воздухом, может через минуту нас убьют, и всё, никакой романтики, никакого наслаждения, нет, помня о будущем, не стоит забывать о настоящем. Я учился ценить каждую секунду спокойной жизни. Но не только, в эти секунды я видел заевшиеся лица друзей, забывших о мечте, и душа кричала - вот, я испытываю нечто такое, что вам не испытать никогда в жизни, потому что вы довольны своим куском мяса, у вас дорогая машина, но вам никогда не пережить этой непередаваемой жизни. Но я понимал, что это всего лишь мелкое чувство зависти дорвавшейся до отмщения, приятно, но, сколько людей гибнут в пучине злобной обывательщины.
  Я наслаждался полётом и старался не думать о тревожном, тревога она ведь всегда рядом, так и ждёт момента вцепиться в душу, и надо уметь пользоваться моментом, когда она, засыпая, перестаёт рвать сердце назойливыми, похожими на иглы когтями. Говорить почему-то расхотелось.
  Солнце огненным шаром катилось высоко в синем небе, и длинные копья жарких лучей сыпались на землю, нас же касался малиновый отсвет жгучего светила, - мягкий, тёплый и ласковый как прикосновение призрака легчайшего пуха. Увидев Велеса в таком освещении, я чуть не задохнулся, едва сдерживая смех.
  - Река! - закричал Гаят.
  - Самое время, если я выгляжу как Велес, то надо поскорее выкупаться, такого зрелища мне не пережить.
  - Это точно, - старик бросил на меня злобный взгляд и оскалил зубы.
  Не знаю, но вид его зубов всегда оказывал на меня гипнотическое действие. Глаза же Гаята не выразили и тени эмоций, но, судя по тому, как Велес нас приземлял, его эго было травмировано самым жестоким образом.
  Мы опустились на землю, свалились, если быть точным, и я прямо в одежде зашёл в воду. Это было блаженство. Выкупавшись и постирав кое-как тряпки, мы сели на берегу, вернее Гаят и Велес, я же устроился на мелководье, и только голова высовывалась из воды. Тёплые волны набегали на берег, лаская тело, и тысячи песчинок увлекаемые течением щекотали кожу. Я повторюсь, если скажу, что испытывал блаженство, я испытывал райское блаженство, что совсем не вязалось с теми ужасами, что падали на нас всего минуты назад.
  Насыщенность такой жизни наполняла душу, и птицей рвалась на волю, было легко, радостно и даже немного щекотно, если вы понимаете, что я имею ввиду. Знаете, когда хочется просто улыбаться оттого, что просто хорошо, вот и я, так и уснул с улыбкой на устах, немного позже, когда мы уже сидели у костра.
  А перед тем мы наслаждались горячей жареной рыбой. Гаят выловил её в реке руками, и мы ели жирную рыбу прямо с огня, отправляя в рот сочные, дымящиеся, восхитительные куски. И я уснул, редко когда сон приходит так мирно и спокойно, как в этот раз, наверное, я был счастлив в эти минуты. Наверное. Ни один человек не переживал столько событий в один день, и усталость мягкой, настойчивой рукой, сомкнула отяжелевшие веки, накрыв нас тёмным покрывалом спокойного сна, как в далёком детстве.
  Удивительно, как даже в самой непростой обстановке, человек находит время на отдых. Эта ночь была похожа на сон во сне, миг между закрытием и открытием ресниц, миг вычёркивающий треть нашей жизни, но дарящий взамен тихое умиротворение сладкого сна.
  На рассвете, едва размяв затекшие члены и наскоро перекусив остатками рыбы, мы тронулись в путь, если так можно назвать перелёт, занявший около часа времени, а по реке мы его делали неделю. Не долетев до цели несколько километров, Велес приземлил нас, и ещё как! Верхушки деревьев мелькнули со сказочной быстротой, аж дух захватило, у самой земли скорость резко снизилась, и мы мягко опустились на землю.
  - Не зачем спешить в пасть льва, - произнёс старик поучительно, - давайте решим, что делать дальше.
  Гаят настороженно огляделся.
  - Нет у нас выбора, нужно идти.
  - Нужно, а потом? Не думаешь же ты, что Карелл отпустит нас, таких чудес даже в былинах не ведают.
  - Сказки всегда кончаются хорошо, - заметил я.
  - Не то, что в жизни, - с сарказмом в голосе возразил старик.
  - Довольно, лучше погадал бы, если такой умный.
  - Отличная мысль, но я её отклоню, лучше верь в сказочки. Представь только, если выпадет плохой расклад, совсем плохой, просто мерзкий, мы все тут от страха потом изойдём, проиграем игру, не играя.
  - Хватит, - прервал нас Гаят, - ничего мы не придумаем, нужно идти.
  Велес что-то хотел сказать, но, видя непреклонную волю Гаята, промолчал.
  Так мы и двинулись в путь недовольные друг другом. Двинулись, тронулись, пошли, - чёрт, эти слова даже близко не отражают той волевой потуги, что понадобилась, чтобы сделать первый шаг. Только любовь Велеса, нежная привязанность Гаята, и моя покорность несчастливой звезде, позволили сделать этот шаг.
  - Георгий, что голову повесил?
  - Словно передразнивая мои мысли, произнёс старик.
  - Не хорошо мне что-то.
  - Многие с непривычки теряются, такие скорости, скоро пройдёт, и ты снова найдёшь свою голову.
  - Кто тебе сказал, ты мерзкий старикашка, что я хочу что-то находить? Да если бы мне заранее сказали, что предстоит, я бы в жизни не ввязался в эту скверную историю, и нет мне дела до людишек, мне до себя есть дело и всё, и только, понял ты.
  - Не злись.
  Голос Велеса прозвучал настолько спокойно, что я захлебнулся речью.
  - В раздражении можно наговорить такое, что потом жалеть будешь, на, съешь лучше эти ягоды.
  Старик протянул мне веточку красных ягод, и я автоматически забросил их в рот. Первую секунду я, вытаращив глаза, смотрел на наглую улыбающуюся физиономию старика. В другую секунду я уже плевался и изо всех сил пытался сделать вдох. Горло обожгло так, будто жидкий огонь попал в рот, и языки пламени весело затрещали в кишечнике, слёзы потоком текли по щекам. Всё скверное настроение как рукой сняло, теперь я созрел для убийства.
  Во всю прыть нёсся я к реке и с размаху окунул голову в студёную воду. Только когда воды в реке стало меньше, а живот заметно округлился, только тогда меня немного отпустило, и дышать стало не так больно. Поток непечатных слов хлынул из обожжённой гортани. Я явил миру грозный лик праведного судьи и взвыл, заплетающимся языком требуя справедливости.
  - Тише, не кричи, - долетел до меня добрый шёпот старого висельника, - лучше скажи спасибо, я помог тебе взбодриться.
  Нет, вы когда-нибудь встречали такую наглость?
   - А!
  - Идём, нас ждёт Гаят.
  И мой грозный лик сменился жалкой миной на мокрой физиономии. Ближе к полудню показались растрескавшиеся решётки кладбищенской ограды. Здесь нас уже поджидала пара мрачноватых субъектов. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это люди, а по их бледной коже и утопленным в глазницы глазам, что они привыкли жить в подземелье.
  Это были слуги вампиров, и под их бдительным присмотром мы вошли под тёмные своды могильного склепа. Сумрак, мокрые заплесневелые стены, скользкие ступени.
  - Карелл, вот уж кого не ожидал здесь встретить, - воскликнул я.
  - Должен признаться и я рад вас видеть, - прилетел из мрака замогильный ответ.
  - Да? Хорошо.
  - Если вы принесли камень.
  - Сперва покажи нам пленниц, сам понимаешь, правила есть правила.
  - Хм. Такие мелочи.
  - Мелочи имеют свойство вырастать, и начинают кусаться не хуже цепных псов.
  - Твоя правда.
  Карелл стоял посреди полутёмной квадратной усыпальницы. Тонкий луч света, пробиваясь из-под просевшего угла могилы, падал на его высокий лоб. Как и следовало ожидать, вампир совсем не изменился и его пронизывающий ледяной взор продолжал изучать нас. Его служки тенями скользили вдоль сырых стен, сливаясь с серыми пятнами плесени. Запах гниения бил в ноздри и скоро ощущение близкой смерти пронизало каждую клеточку нашего естества.
  - Довольно тянуть Карелл, вот камень, отдавай пленниц.
  Я почувствовал, как Велес толкает меня в спину, но отступать было поздно, следовало идти на обострение ситуации. В глубине души я понимал, что вампир может избавиться от нас неявным способом, благо тёмных углов здесь хватало, а это не входило в мои планы, надо было, во что бы то ни стало говорить и искать выход из положения. Мысль как живая трепетала в мозгу от отчаянного напряжения. В глазах Карелла мелькнула молния, но он тут же подавил раздражение.
  - Тонко, - нехотя произнёс он, - а что если мы вас просто убьём и заберём камень?
  В его голосе зазвенел металл, и всё вдруг стало смертельно опасно, именно этого я и добивался. Ну же голова работай, мысль вот она, надо только поймать её за ускользающий хвост. Тень, скользя, упала на чело вампира, и в кои-то веки я вздохнул с облегчением.
  - Ты не можешь этого сделать, - сказал я почти уверенно, страстно надеясь, что слова звучат достаточно убедительно.
  - Почему? - с лёгкой иронией спросил вампир.
  - Да потому, бледная ты поганка, что я обещал отправить тебя к дьяволу и в страшных муках передать ему наше приветствие. Потому, - выкрикнул я, ибо увидел, как зашевелились мёртвые тени у стен, - что он сам к тебе пожаловал, - прокричал я, указывая на узкую щель, и потому, что ты никому не можешь доверить ключи могущества и разделить власть. Ты понимаешь, что твои вампиры прекрасно обойдутся без тебя и с радостью погрузят свои зубы в твоё поганое тело, если у них будет хоть малейший шанс.
  По-моему, моя речь прозвучала весьма сильно и произвела должное впечатление, во всяком случае, Карелл побледнел ещё сильнее, если это возможно. Земля задрожала, с потолка посыпалась пыль, и в проёме показался огромный красный глаз кипящий злобой и безграничной ненавистью.
  Всё смешалось. Вампиры с диким визгом, наседая друг на друга, бросились в тёмные норы подземелий и мы, повинуясь жесту Карелла, ступили во тьму.
  Длинный коридор вёл всё глубже под землю, под ногами трещали остатки человеческих костей и черепов, столетия назад топтавших землю натруженными ступнями, дабы воплотить в жизнь бестолковые идеи.
  Гнилостный запах усилился, и из тёмных углов на нас с изумлением воззрились глаза потаённой нечисти, неведомых чудовищ давно забывших кем они были и откуда пришли, поддавшись древнему злу и став злом, ревностно служа своему господину на протяжении крадущихся во тьме столетий.
  Коридор уходил дальше вглубь земли. Наконец, мы вышли в большой зал, скорее первобытную пещеру, испещрённую следами неторопливого времени. Из щелей, шурша, выползали порождения ночи, вампиры, утратившие всякую схожесть с человеком, плесень въелась в их кожу, и гниющие язвы покрывали мёртвые тела. Я видел могильных червей копошащихся в гниющих нарывах, некоторые вампиры разваливались на глазах наполовину съеденные и превратившиеся в тлен, живущий за счёт вечного зла и живой крови.
  С вожделением бросая на нас кровожадные взоры, мерзкие твари, кружась в адском танце, взяли нас в шипящее кольцо. Карелл, молча, стоял в стороне, задумчиво уставившись в одну точку. Белые клыки почти касались моей шеи, я чувствовал невыносимую вонь из чёрных провалов гниющих ртов, как вдруг вспышка озарила своды, и яркий свет впервые наполнил мрачные коридоры. Вампиры с воем отпрянули, ища спасения у ног своего хозяина. Велес медленно сделал шаг вперёд.
  - Камни, пожалуйста, - произнёс он хриплым голосом.
  - А как я могу довериться вам? - впервые нарушил своё молчание вампир.
  - Никак, ты проиграл, но думаю, мне удастся уговорить Георгия не отправлять тебя к дьяволу. И когда-то ты меня спас.
  - Да. Вампир спокойно оценил сложившуюся ситуацию.
  - Мало обладать камнями, ими нужно пользоваться. Один человек не может управлять всеми камнями сразу. Скоро здесь будут демоны во всей своей силе.
  - Вы спасёте моё царство?
  - Это не возможно, но мы будем пытаться.
  Четыре камня с сухим стуком легли в морщинистую ладонь старика, и она сжалась в кулак.
  
  Глава 32
  
  Велес с вампиром, в силу обстоятельств, поднялись на поверхность, и очень скоро до нас долетел низкий гул, земля задрожала от буйного разгула стихий вырвавшихся на свободу. Судя по звукам, долетавшим в затхлые подземелья, природа буквально взбесилась, - старик явно был в ударе. Не теряя времени, мы бросились в коридор, уходивший ещё глубже под землю, казалось, тени, шурша, сгущались за нашими спинами.
  - Становится страшновато, - проговорил Гаят.
  - Хорошо ещё, эти старые нетопыри не бросаются на нас.
  - Эти жалкие остатки былой славы вампиров питаются крысами и червями.
  - А вдруг им вспомнится былое, взыграет честолюбие или ещё что?
  - Тогда мы вернём их земле, в которой они должны лежать, по моим расчётам, уже веков пять или шесть.
  Коридор расширился и мы подгоняемые страхом, таившимся позади в тёмных закоулках и любопытством перед неизвестным, бросились вперёд. Скоро перед нами оказалась старая железная дверь, потёки ржавчины, расплывшиеся по её исчерченной давно забытыми знаками поверхности, в неровном свете чадящих факелов, походили на высохшую кровь. С нетерпением, возбуждённые предчувствием, стояли мы перед ней, проклиная медлительность старого вампира, возившегося со связкой старинных ключей. Петли жалобно заскрипели и дверь с натужным скрипом отворилась.
  - Ани! - не в силах сдержаться, вскричал Гаят и бросился на колени.
  С криком радости, разбудившим испуганное эхо древних стен, в его объятия бросилась маленькая девочка. Воин не мог сдержать слёз, стыдливо укрыв взор в её спутанных волосах. Это было чертовски трогательно, у меня даже в носу защипало. Да.
  - Добрый день бабушка. Помните меня? - спросил я вежливо.
  Чертовка меня словно бы и не заметила. Хорошо, очень хорошо. Нет. Не так, не правильно я рассказываю, ну как передать мне восторг маленькой девочки, нежность оттаявшего сердца воина, грозный взгляд, язвительность, сарказм, иронию, многообещающее покачивание седой головы, и в тоже время горячую, обжигающую благодарность старой ведьмы. Я расчувствовался. Дайте мне платок. Ну? Эмоции. Надо держать их под строжайшим контролем, или всё, так и голову сложить можно и папой случайно оказаться и т. д. и т. п.
  Но как приятно обнять Ани, увидеть доверие в её заплаканных глазках, трогательно до слёз. И именно в этот момент, самый такой момент, непередаваемый и напряжённый, в запылённую комнату вбежал Велес, - глаза дикие, волосы всклокоченные, в бороде клочья паутины и сами недовольные пауки, шарящие своими противными лапками.
  Я видел, как вспыхнуло лицо ведьмы, видел, как сник и как-то сжался старик, искра жалости, мелькнувшая в её глазах, спряталась за ледяной маской и зубки обнажились в наилегчайшей из улыбок. И грянул гром.
  Велес словно налетел на каменную стену. Секунду мы стояли в полной тишине, не зная, что делать. Затем старик неуверенно сделал шаг и опустился на колено, мне показалось, что колени у него подогнулись сами собой. Это было ужасно волнительно, но Гаят, подняв на руки девочку, ухватил меня за рукав, и мы вышли.
  Ани, своими маленькими ручками, крепко обняла воина, твёрдо шагавшего по подземелью, он обрёл веру и уверенность в себе, мужественный воин, но главное - настоящий человек. Наблюдая за ним, я успел краем глаза заметить, как женщина протянула старику руку, думаю, это был жест прощения.
  Время, время, - думал я, поднимаясь на поверхность. И мы утопающие в бесконечном океане дней, протекающих мимо. Хорошо старик нашёл счастье, если его так можно назвать, и рад своей жизни. А для меня время - это жизнь по капле, по секунде сочащаяся из тела с каждым ударом сердца.
  Дорогую цену заплатили мы за камни. Потеряв драгоценные секунды, мы пришли к неизбежной войне, это уже не бунт, не разбой, это открытая война, до последней капли крови, и вся жизнь не будет стоить и единой прожитой секунды, вибрирующей на краю вселенной. Вот оно - острие жизни, совсем близко, именно с него безумцы, в блеске бессмертного величия бросаются в смертную тьму. И всё. Пустота. Нет ничего и никого и нет твоей мысли объять пустоту, ибо тебя нет, это - настоящая бесконечность, некому её измерять, и будь она крошечной и ничтожной, она безлика и велика в безызвестности.
  Страшно, страшно и пусто, кажется, эта пустота рождается в остывающем сердце, полном смертельным ядом уныния. Послышался звук, трущихся друг о друга камней, вампиры услужливо отвалили каменную плиту и бросились в подземный мрак подземелья. Свежий воздух, пахнущий тополиной листвой, потоком влился в могилу, изгоняя из щелей тошнотворные миазмы. Старое кладбище, залитое солнечным светом, обрело странный вид, словно покойник, вдруг ощерился беззубой улыбкой. Чудовищно, несовместимо, но глаза не врут, мир несообразностей.
  Время, время, - связующая сила, слепляющая несовместимое в нелепом, надуманном поцелуе. Просыплются на землю секунды, и мы вернёмся в прах, разлагаясь на атомы. И если бы было даровано милостивое проклятие последней мысли, то всем своим гниющим мозгом, мы возопиём, - что я сделал, что я натворил, истратив драгоценные секунды, и одна эта мысль жаром обожжёт жрущих нас червей, она потрясёт нас до глубины и взорвёт возмущённое естество.
  Гаят толкнул меня в бок, выводя из странного оцепенения.
  - Что будем делать? - спросил он меня.
  Но я замер, содрогнувшись от ужаса, поднявшегося из самого нутра моего существа. Ани, крошка Ани, радуясь солнцу и свободе, срывала тонкие былинки цветов, ютившихся на развалинах древних могил. Гаят не видел моего жуткого состояния. Нервы, съёжившись, дрожали в страхе, но внешне это не выражалось ничем, тело переставало быть моим, будто превращаясь в камень. Это было знамение в ответ на мои мысли горькие и отчаявшиеся.
  - Мы будем защищаться, - мягко ответил я.
  - Хорошо.
  - Нет. Но затем мы пришли сюда. А где Велес?
  - Внизу, ты знаешь.
  - Знаю.
  - Да что с тобой?
  - Смотри как рада Ани, ей радостно.
  - Она счастлива жизнью, дети святые существа.
  - Но я не о том, что будем делать?
  - Нам нужна хоть какая-то защита. Нужно выкопать ров, и обнести кладбище стеной.
  - Мы не успеем всё сделать.
  - Другого выхода нет, без укреплений нас убьют в первый же час наступления.
  Гаят оценивающим взглядом обвёл окрестности и нахмурился.
  - Да, выбора нет, - произнёс он, и озабоченно посмотрел на меня.
  - Жора, тебе надо отдохнуть, у тебя очень уж утомлённый вид.
  - Что с того, согласись, если мы погибнем, с похоронами проблем не будет.
  - Ты себя слышишь? Очнись. Я ведь всё понимаю, я всю жизнь в этом, а тут появился шанс, жестокость не для людей, и её может не быть, слышишь?
  - У каждого человека есть свой предел, покуда он может терпеть и мириться со злом, бороться и уступать, но за ним - всё. Ты это знаешь, я это знаю, ну и что?
  - Тебе необходимо отдохнуть.
  Гаят в этот момент имел просительный и даже по-детски виноватый вид. Его забота тронула меня, не хотелось проваливаться ещё глубже, спрашивать, - ты знаешь, я знаю, а что ещё мы не знаем, и нужно ли знать, и вообще надоело. Нет, иногда простая человеческая улыбка может вырвать на время из нечистот отчаяния, вырвать мысль из грязи, утопающую на самом дне отстоя человеческой жизни.
  - Не бойся, - произнёс я почти бодро, - в нужный момент я буду в форме.
  - Да?
  - Я не герой, я простой людя и постараюсь не подвести, просто иногда на меня вдруг сваливается уныние.
  - Мне геройства не нужно, мне нужно, нам нужно, - запнувшись, поправился Гаят, - чтобы ты сделал своё дело.
  - Смерть на копьях или мечах, или быть разодранным на части вас не устаивает?
  - Нужно чтобы ты сделал своё дело, победил всё зло на земле. Нужно чтобы люди не гибли ни завтра, ни после завтра, никогда.
  - Оптимист, а как быть со злом в моём сердце? Разве это возможно, то о чём ты просишь? Зло как опухоль разъедает сердечный мускул, отравляя ядом вины всю мою сущность.
  Внезапно почувствовав удушье, я судорожно рванул ворот, и чуть не задохнулся от резкого спазма схватившего моё горло. Слёзы выступили у меня на глазах.
  - Разве это возможно? - отдышавшись, повторил я, потерянно оглядываясь, в слабой надежде найти лекарство от душевной боли и безразличия, охватившего мой обессилевший мозг в тот миг, когда, поддавшись отчаянию, я опустил руки.
  И не находил, всё было как всегда, и кругом было пусто, настолько силён был яд проникший в мои мысли.
  - Я тебя не узнаю, с тех пор как мы побывали в рудниках Басаврюка, ты сам на себя не похож. Сейчас не хватает чудища болотного, вот было самодовольное существо, тебе бы не помешало кое в чём брать с него пример.
  Я с удивлением воззрился на воина.
  - А ещё что?
  - То, что слышишь, нет, если ты трусишь, хочешь умереть - умри, но сделай то, зачем все мы здесь, иначе, зачем всё это? Мы тебя пожалеем, будем тепло вспоминать, я даже панихиду закажу, я на голове пройдусь, я лягушку съем, что угодно, только не раскисай, сделай свою работу, или всё бессмысленно, мы проиграем войну, даже если выиграем битву.
  - Гаят!
  - Георгий, будет надо, я сам убью тебя, но ты должен победить, иного пути нет, - Гаят указал рукой на девочку, - вот, для неё, для всех детей, для людей и всего мыслящего мира.
  - Мыслящего мира? Ого, какой прогресс.
  - Мне всё равно, есть ли ещё люди, или разумные букашки, но если да, то мир и счастье - вечные спутники добра, войдут в их мир и в их норки, и не улыбайся так ехидно, я прав.
  - Ты прав!
  - Я всегда прав.
  - Врёшь!
  - Вру!
  - Тогда как мы победим?
  - А ты догадайся, - произнёс воин устало, и отошёл от меня.
  Солнце хорошо прогрело землю, тяжёлое марево испарений поднималось от серых камней, питая воздух влагой. Духота, приторный запах полевых цветов, вызывали томное головокружение. Дождя ещё не было, но стало ясно, что ночь будет бурной, надвигалась гроза, и отдалённый гул первых раскатов грома уже долетал до нас. И как предвестник бури высоко в небе кружился чёрный демон.
  - Не простая будет ночь.
  Я оглянулся. Рядом со мной стоял Карелл, выросший словно из-под земли.
  - Душно в склепе, вышел подышать свежим воздухом?
  Карелл не обратил внимания на моё язвительное замечание. Чёрный плащ, подобно крылу летучей мыши, укрывал его худощавое тело. Небо потемнело, и первые капли дождя упали на землю. Ани с радостным возгласом побежала к Гаяту, и скоро скрылась за камнями.
  - Вампиры не привыкли работать, - вдруг сказал Карелл, - думаю, они предпочтут уйти глубоко в подземелье.
  - Они не послушают даже своего кровососа - повелителя? Тем лучше, тогда мы уйдём отсюда.
  - Они сделают всё, что я им скажу, - спокойно ответил вампир.
  Я жёстко усмехнулся.
  - Тогда самое время раздать кирки и лопаты, вставные челюсти выдашь им потом. Рыть землю по такой духоте любимое занятие вампиров, не так ли?
  Карелл не ответил. Последний отсвет солнца проник через щель в свинцовых тучах, наползающих на небо тёмным покрывалом, скользнул по холодному лицу вампира и, последний раз мигнув красным цветом, погас на кладбищенских плитах. Жёлтый сумрак, словно скисшее молоко, свернулся в плотную густую завесу мрака. Повсюду почудилось мне движение, тени замелькали в растущих провалах тёмной мглы. Молния лизнула землю жарким языком пламени, яркой вспышкой озарив ветхие могилы. Кровь застыла в моих жилах. Призрачным видением, рождённые чёрным кошмаром, из земли выползали вампиры, в жутком хохоте первых порывов ветра.
  Кладбище разверзло свои гнилые пучины, извергнув в холодный сумрак клубок извивающихся чёрных червей, ибо, кутаясь в грязные плащи, вампиры походили на этих мерзких могильных чистильщиков. День пропал. Свинцовые тучи закрыли солнце плотной завесой, враждебно застывшей у самой земли. В этом чернеющем сумраке, глаза вампиров мерцали красным огнём, словно кровь умерщвленных людей светилась в вечной муке ждущего отмщения. " И города превратятся в кладбища, а кладбища в города" - давно забытые строки всплыли в памяти, назойливо повторяясь и множась в бесконечном круговороте мелькающих мыслей. Потребовалось немало времени, чтобы взять себя в руки.
  - Нужно выкопать вокруг кладбища ров, и строить стены, - прошептал я, ибо ужас ещё сжимал моё горло холодными пальцами.
  - Скоро наши слуги принесут лопаты и кирки, - холодно усмехнувшись, произнёс вампир.
  Так и случилось. Из тени выделилась процессия людей нагруженных инструментом. Одетые в чёрное, они ничем не отличались от вампиров, но раболепие, сквозившее в движениях, выдавало их смиренное ничтожество. Порою, не смотря на редкий героизм людей, или скорее на благородство погребённое в помойных ямах их искорёженных системой душ, мне не хочется жить среди них, не смотря на то, что я и сам такой, и это противно. Не такими создал нас Бог. Даже более - не хочется быть человеком! Это чудовищно, так не должно быть. Мир, где право - фарс, где закон, заменяя творца, вершит правосудие сверху вниз по иерархии денежных знаков, где вмиг можешь потерять всё, и прежде теряешь душу, потея от извечного страха перед припудренным злом. Мир, где процессия людей продаёт душу за власть и бессмертие.
  - Разве Бог не хочет твою душу за туже цену, - вдруг произнёс Карелл.
  Я вздрогнул. Его улыбка показалась мне слепленной из хитрых черт изворотливого порока. "Откуда ты знаешь?" - хотел спросить я, но вместо этого губы произнесли другое.
  - Диавол не нападёт на нас?
  - Нет. После представления, что устроили мы со стариком? Нет.
  - Тогда за работу. Подошёл Гаят.
  - Дьявольское видение, - произнёс он с отвращением.
  - Нет. Это - вампиры!
  В голосе Карелла прозвучало что-то знакомое, толи гордость, толи честолюбие, упоение силой и властью и презрение к людям, скорее всё вместе. Я не стал вдумываться в смысл его замечания. Правда, это действительно было потрясающе. Свет молний выхватывал эпизодами жуткие картины. Лопаты бесконечно мелькали с непрестанной быстротой. Мертвецы не нуждались в отдыхе, монотонно работая лопатами. Вот лопата погружается в чёрную землю. Следующая вспышка освещает человека, сгибающегося под тяжестью набитого землёй мешка. Я позволил себе немного расслабиться. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, ветер неприятно швырял в лицо холодные капли, но мне это доставляло удовольствие, словно буря смывала, вырывала с корнем саженцы греха, выросшие в отчаявшейся душе. Дождь усилился, укрыв всё густой вуалью частых капель.
  Напитавшаяся водой земля, не желала принимать лишнего, и кругом потекли грязные ручьи. Скоро все погрузились по колено в густую липкую грязь, но работа не прекращалась ни на секунду. Вампиры нескончаемыми тенями выбирались на поверхность из своих грязных нор. Лопат не хватало, и жёлтые когти погружались в землю, вырывая куски густой, сочащейся водой грязи. Лязг работы изредка прерывали раскаты грома.
  С оглушительным треском рухнуло старое дерево. Языки пламени заметались в ветвях и, шипя, затухли под проливным дождём. Послышались приглушённые стоны, несколько человек и вампир бились придавленные тяжёлыми сучьями. Один из работающих на ходу разбил головы людям и точным ударом острой лопаты отрезал голову вампиру. Не знаю, кто это был человек или собрат убитого вампира. Я запомнил только сам миг. Вот, блеснув во вспышке молнии, поднимается лезвие. Тёмный провал. В следующий момент отрезанная голова, подпрыгивая, катится в темноту, оскалив зубы в последней мучительной судороге.
  К полуночи вокруг кладбища уже чернела широкая лента рва, на дне которого в мутной луже копошились люди и вампиры. Выбранную землю уносили подальше и разбрасывали кругом контрольной полосой. Никто не мог бы пройти незамеченным, не оставив след в липкой грязи. Что-то переменилось, ветер на минуту стих и вдруг коснулся нас свежим дыханием с совершенно иной стороны. Деревья зашептались в темноте, собираясь силой выстоять против наступавшей бури. Всё замерло в тревожном ожидании.
  Это случилось мгновенно. С жутким рёвом ураган вдруг наступил на нас в безумном напоре жёсткого ветра, заметался в страшном круговороте. Лёгкие вмиг наполнились воздухом, чуть не разорвавшись в клочья под непрерывным давлением. С неимоверным трудом выдохнув, сгибаясь чуть не до земли, я дошёл до дерева, и, припав к тёплой шершавой коре, замер, занятый лишь тем как дышать.
  Такие бури бывают только в тропиках, вертелась в голове мысль. Смутно вспоминалось, что скоро всё кончится, ветер уйдёт, уступив место стене нескончаемого дождя. Деревья стонали, буквально омертвев в страшном напряжении, всё рвалось жить, цеплялось за жизнь, каждым корешком, каждой былинкой, истерзанные, порванные, но живущие последним усилием корней и воли. Вампиры, уступив бешеному напору бури, легли на землю, замерев в безразличном ожидании. Буря и в самом деле скоро кончилась, уступив место дождю. "Чёрт, старик легко мог избавить нас от напастей, но не сделал этого, неужели опять впал в детство, не желая вмешиваться в естественный ход природы" - думал я, и понемногу злился.
  Вампиры уже встали и продолжили работу. Ров ширился и углублялся с каждой минутой. Просто поразительно, словно и не было бури, нет дождя, а то, что будет - всё пройдёт.
  - Дьявол может напасть на нас неожиданно, - закричал я, пытаясь пересилить завывания ветра.
  - Нет, я узнаю его присутствие.
  - Где Велес?
  - На северной стороне, - прокричал Гаят мне в ответ.
  - Пойду к нему.
  Ослепительно ярко сверкнула молния, заставив меня зажмуриться. Протирая глаза, оглушённый громовым раскатом, я отступил, и тут же у моего горла щёлкнули зубы. Ещё сантиметр и..., падая, я проклинал вероломство Карелла последними словами, что только приходили на ум. Вдруг ураган прорезал пронзительный женский крик - Карелл.
  Чёрной тенью мелькнул образ вампира. Раскат грома подобно пустой грохочущей бочке, укатился в лес и вновь вспыхнул ослепительный разряд молнии и ...о Боже! У старого дерева стояла Лана, обхватив рукой шероховатый ствол. Струи дождя лились из густой листвы по её прекрасному лицу и обнажённому телу. Её взор острым лезвием пронизывал мрак, и она не видела никого кроме Карелла, пронзая вампира взглядом полным смертельной ненависти.
  Я лежал ошеломлённый, не в силах что-либо сделать и не мог оторвать взгляд от её лица, понимая в глубине души, что сейчас начнётся бойня. Боль и усталость приковали меня к земле. Лана, милая Лана, ты жива. Её чёрные брови гневно сошлись на переносице, своим размахом похожие на крылья ночной птицы, вонзающей острые когти в трепещущую добычу. Слова, одни слова, всё не то, воплощение сладкого ужаса, горящей в адском пламени безумной страсти, нет, не то.
  Она была не одна. Серые тени мелькали в темноте, подползали, прижимаясь к сырой земле. Всё погрузилось во мрак, ослёплённые ждали мы продолжения, не в силах сдвинуться с места.
  
  
  Глава 33
  
  В ночи раздался тонкий свист, и из мрака вылетело тонкое копьё. Карелл в последний момент отвёл голову и копьё, расцарапав шею, упало в грязь.
  - Осина! - прошипел вампир, напряжённо вглядываясь во тьму.
  Я очнулся, наваждение ушло смытое быстрыми холодными каплями.
  - Лана, - заорал я изо всех сил.
  И словно в ответ из лесу прилетел грозный рёв, вырвавшийся из сотен диких глоток. Тьма ожила. Волчьи тени замелькали кругом, сея смерть в неутомимой жажде убийства старинного врага. Стоны и вопли заглушили громовые раскаты, и молнии озаряли страшные картины смерти. Клыки смыкались на горле поверженного врага, и фонтаны крови били из разорванных артерий. Страшные морды, искажённые безумной жаждой, вздымались к небу в диком рёве торжества. И где-то среди них скользило воплощение самой смерти в образе вышедшей на охоту волчицы.
  Карелл был искусным воином, уже несколько волков путаясь в собственных внутренностях, корчились у его ног. Меч летал в отсветах молний, находя свои жертвы. Странно, после первого нападения, волки обходили меня стороной, уносясь во тьму. Запах смерти, источаемый моим чёрным мечом, отпугивал самых безумных и отважных оборотней. Я так думал. Или не так? Ноги скользили в липкой грязи и, чтобы устоять, приходилось держать равновесие. Вглядываясь в ночь болящими от напряжения глазами, я искал Лану. Из темноты вынырнуло белое пятно.
  - Нет, - заорал я.
  Гибкий силуэт стремительно бросился на вампира. Быстро, как только мог, я прыгнул вперёд, и обхватил руками скользкое тело. Зубы вонзились в моё плечо, разрывая плоть в поисках артерии. Это был она, моя Лана.
  Вырвав руку, я нажал на её шею, и она бессильно обмякла в моих руках. Больше ничего сделать было нельзя. Молния выхватила лицо Карелла, смотрящего на меня жадными глазами, хищные клыки вспыхнули жаждущим оскалом зверя, и он исчез во мраке.
  Стоя в струях дождя, серди ожесточённой бойни, мы ждали рассвета. И до чего медленно тянулось время. Вампиры мелькали таящими угрозу тенями, волки, вырываясь из мрака, узрев Лану в моих объятиях, так же стремительно исчезали во тьме. Прошло много времени и нервов, прежде чем начало светать.
  На рассвете дождь кончился. Наконец-то я мог опуститься на землю и уложить рядом на обрывки плаща Лану. Всё это время я не смел расслабиться, смерть не смотрела под ноги, в поисках жертвы. Только теперь до меня дошло, что вот она, вот, рядом, и тёплая волна поднялась в моей груди. На какой-то момент всё забылось, какое мне было дело до всего мира, когда она была со мной. Хотелось уйти, скрыться вместе с ней в тихом уютном уголке, подальше от всех, куда никогда не нагрянет зло, даже моё тело в этот момент, казалось мне слишком большим, моя душа жаждала свернуться калачиком в тёмном углу, и хорошо спряталась бы и в меньшем теле.
  Лана зашевелилась и открыла глаза. Миг непонимания и вдруг взор её наполнился удивительным светом и теплом. В эту секунду мы были одни во всём мире, и нам было хорошо, в эту секунду мы познали счастье, миг стоящий всей жизни. Потом глаза её наполнились слезами, и она прижалась ко мне.
  Слов не надо. Зачем? Я понимал её гордую, свободолюбивую натуру и сам гордился ею, не думая, что она обещала убить меня. Думаю, мы были созданы друг для друга, ирония творца - любовь в сердцах бьющихся рядом, согретых чувством и разделённых бездной.
  Расталкивая ошалевших, бродящих кругами вампиров и оборотней, к нам подошли Гаят и Велес. Старик, потирая руки, сокрушённо озирался вокруг.
  - И что теперь? - выразил общий настрой воин.
  Я осмотрелся по сторонам и тихо выругался.
  - Нужно убрать трупы и начинать всё снова, - произнёс Карелл, - я.
  - Что ты? Надоел ты. О таких классик писал, - помогайте талантам, бездарности пробьются сами.
  - О чём ты?
  - Скромность - сестра гения, а ты, ты несчастный диктатор, лишённый рабов. Тебе больше не кем распоряжаться. Всё! Мы проиграли, не начав войны.
  - Что? Что это? - вскричала Лана, ещё крепче прижимаясь ко мне.
  - Так, мелочи, пустяки, мы перебили друг друга. Но это не важно, сейчас расчистим ров, и начнём сооружать стену.
  Лана меня не слушала. Вид вампира произвёл на неё сильное впечатление, и холодная ненависть вновь зажглась в её глазах. Я не удержался.
  - Всё хватит, - вскричал я, - мне это надоело. Больше никто никого не убивает, демоны со всей округи собираются устроить здесь слёт, и вам ещё представится возможность порвать глотки.
  - Но...
  - Хватит, надо осмотреться.
  И мы пошли. Над сырой землёй стлалась лёгкая утренняя дымка, солнце ещё не поднялось высоко, скрытое за высокими деревьями, росшими в живописном беспорядке на склонах холмов. От реки, невидимой за лесом, веяло зябкой сыростью, и холодный влажный воздух замер без движения над дымящимися лужами крови.
  Чем дальше мы шли, тем больше я злился, прямо-таки выходил из себя. Кладбище было усеяно трупами. Гиблое место, смерть навсегда запечатлела до странности живые картины, мертвецы замерли в последней агонии уходящей жизни, словно в последней судороге, пытались её удержать в частях разорванных тел. Уцелевшие оборотни брели за нами серой молчаливой процессией. Я физически ощущал их тупое оцепенение, дрожание клеток мозга под гнётом безжизненного онемения, беспомощное состояние, вплоть до дрожания в кончиках испачканных кровью пальцев.
  Это не могло долго продолжаться, их надо было привести в себя, вдохнуть в них жизнь, пока смерть притаилась в ожидании своего часа.
  - Лана, будь со мной, - молящим голосом попросил я, и с трудом влез на высокий каменный крест. Ноги скользили по влажному покрытию камня. Подумав немного, я спустился ниже, остановившись на массивной могильной плите. Не хотелось излишней картинности, не на кресте, а под крестом - стучала в голове мысль, дробя осколки былого самомнения и гордыни.
  Холодный камень неприятно коснулся кожи, высасывая тепло из замерзающего тела. Рана в плече пульсировала тупой болью, разливаясь в крови тонкими струями яда, проникающем в сердце и мозг.
  - Они сейчас снова сцепятся, - прошептал Велес едва слышно.
  - Не успеют, - также тихо ответил я.
  - Лана, иди ко мне, они должны видеть.
  Моя волчица одним молниеносным прыжком, очутилась рядом со мной. Я невольно залюбовался её непередаваемой грацией, её красота, гибкость, сверкающие решимостью глаза, не могли не восхищать. Может я и повторяюсь в который раз, но что тут можно поделать, она моя, моя волчица, моя. Её красота завораживала, подчиняя волю животному инстинкту слепого подчинения. Она - королева оборотней. Кто тот, кому она подчиниться? Я уйду и..., если нет, всё равно я не достоин такой женщины.
  Я коснулся её руки, она была горяча как огонь. Страсть, застывший в женщине, балансирующей на краю безумия, влекущий порыв, бездна, раскрывшая объятия в разрезе прекрасных глаз, горящих неутолимой жаждой желания, головокружительная высота жизни, замершая на острие гордого взгляда. Мысли лихорадочно метались в моей голове. Что сказать? Что сделать, что объединит зверей в образе человека под властью человека, походящего на загнанного судьбой зверя, что-то хищное, не человеческое, пахнущее дикой свободой и пьянящей сладкой кровью. Что объединило бы их? Только не любовь. Ненависть? Да. Что не терпит их душа, - клетку. Кого они ненавидят, - демонов. Ненавидят злобных сытых ловцов, бродящих с наглой самоуверенностью в их лесах и крадущихся в спящих душах, и они с удовольствием пожрут их. О, с какой радостью вонзят они клыки в ненавистных хозяев жизни.
  - Эй вы! Да вы, безмозглые уроды тёмного бора и заплесневелых погребов!
  Рядом послышался стон, и Велес зажмурил глаза.
  - Что оскалились, - продолжал я, пытаясь унять дрожь в коленках, - этой ночью вы погубили нас и себя. И что? Демоны будут смеяться над вашими телами, жрать ваши кишки, вырывая их из ещё тёплых тел.
  Толпа оборотней вперемешку с вампирами окружили нас тяжёлым кольцом, в глазах горела лютая злоба. В тишине, саднящим клёкотом забулькала рвущаяся из глоток ненависть. Когтистые лапы потянулись к нам. Пожалуй, только гордый вид Ланы, стоящий рядом со мной, сдерживал дикую ярость сгустившуюся вокруг нас.
  - Добыча, - заорал я, поднимая руку.
  - Они, - я высоко поднял руку, гневно указуя в серую дымку облаков, где кружил сам Диавол, - наша добыча, законная, и мы будем упиваться чёрной кровью тварей. Я дам её вам, и Лана поможет мне.
  Лана бросила на меня странный взгляд. Оборотни взвыли в злобном предвкушении. Я смотрел на лес, зелёный сумрак светлел с каждой минутой, рождая слабую надежду на выживание. Толпа заволновалась, ища на кого выплеснуть скопившуюся ярость. Наступил самый опасный момент, в любую секунду смерть могла выглянуть из своего угла, и потоки крови польются на ещё не остывшую от ночной бойни землю.
  - Смотрите, - закричал я и обвёл рукой пространство вокруг нас.
  Как я и ждал, звери замерли в недоумении.
  - Победа не дастся нам просто, вы видите? Нам придётся потрудиться. Надо укрепить это место, - очистить ров, сложить высокую стену, и тогда, тогда демоны падут у ваших ног, захлёбываясь собственной кровью. Они будут ползать перед вами, выпрашивая скорую смерть.
  Дикий рёв вдруг огласил кладбище, так что я чуть в ужасе не бросился прятаться за камни, и в этот миг первый луч солнца скользнул из-за холмов на каменные могильные плиты. Рёв сменился тоскливым завыванием, и оборотни вместе с вампирами, расползлись по норам, укрываясь под землёй, и мы остались одни среди гниющих трупов.
  Работа, работа, и ещё раз работа - под таким девизом проходили дни, дни перетекали в недели, но мало кто замечал, как быстро убегает время. Думаю этот промежуток можно охарактеризовать как погоню за убегающей секундой. Для меня это были ещё и мучительные процедуры, пока Велес, наш доморощенный Гиппократ, промывал и очищал рану, оставленную зубами Ланы. Он единственный знал нужные травы, думаю, первый в своём мире изготовил сыворотку из крови оборотня и опробовал на первом своём пациенте, то бишь на мне - было больно.
  И за всем приходилось следить, неотступно наблюдая за ходом работ. Трупы были убраны и закоченевшими штабелями сложены в лесу. Ров чёрной полосой опоясывал кладбище и я думал, что ещё можно сделать для обороны. Выяснилось, что под кладбищем находятся богатые рудные залежи. Спустившись под землю, мы обнаружили странную породу, жёлтоватый налёт окислов похожих на едкую плесень, покрывал бугорчатую поверхность. Видимо она раньше подвергалась воздействию высоких температур, вызванных здешней чертовщиной, и руда оплавилась, превратившись в металлические слитки. Взяв в руку один из них, я сразу удивился его тяжести. Стерев жёлтоватый налёт, я увидел приятный свинцовый блеск. В свете факелов слиток мягко мерцал в шахте. Мысль о порохе тут же мелькнула в мозгу, в тот же день оборотни, проклиная всё на свете, обежали все холмы и перерыли все близлежащие помойки в поисках селитры, увы, на этот раз нас ждало разочарование. Позднее свинец нам пригодился, мы плавили его в огромных уродливых казанах и выливали на головы наступающих демонов. Но это позже, а сейчас мне пришла в голову ещё одна мысль.
  Сотни трупов были перенесены обратно из леса и уложены ровными рядами. Залитые горящим свинцом, они послужили основой крепостной стены. Вонь стояла невыносимая, дым коромыслом поднимался к небу, превращая кладбище в одно очень весёлое место, находящееся, говорят, глубоко под землёй. Один вид обожжённых мертвецов, сплавленных горящим металлом, мог кого угодно привести в тихий ужас. Торчащие кости, черепа с кое-где сохранившимися лоскутами гниющего подгоревшего мяса, это было ещё то зрелище.
  Костры пылали по периметру кладбища, разжижая в казанах мягкий металл. Со стороны гор, телеги, запряжённые исхудавшими лошадёнками, подвозили камень, и укладывали его в стену, скрепляя его тем же раствором. Для скорости, сняли кладбищенские плиты и памятники. Всё пошло в дело, каждая мелочь, и скоро стена поднялась более чем на пять метров над землёй. Её вид был столь необычен и внушителен, что душа радовалась невиданной в мире новизне, авангард, Пикассо в обнимку с Ван-Гогом отплясывали бы на её неровной поверхности вне себя от счастья.
  Вывороченные из земли кресты венчали спаянные жидким огнём тела вампиров и оборотней, приводя в крайний ужас работающих на кладбище людей. Прогуливаясь в окрестностях строительства, в поисках новых идей и вдохновения, я невольно задумывался, наблюдая роковое стечение обстоятельств; смерти, запертой массивной тяжестью вечности воплощённой в каменных распятиях. И мысли уносили меня далеко в прошлое, я с облегчением забывал про повисшие на плечах проблемы, сосущие силы из недр души.
  Когда-то, тёмными безлунными вечерами, я ходил по безлюдным улочкам и мечтал, звёзды были далеко, но их свет ложился на моё лицо и огоньки далёких светил отражались в широко открытых глазах. Позже я просиживал долгие вечера дома, при тусклом свете лампочек, освещавших уютный бардак комнаты и мягкую постель, и думал - Боже, жизнь проходит мимо меня, кто-то другой мечтает, гуляя по ночному городу, уходит в тёмную полосу ночного леса, слушает стрёкот сверчков в залитом лунным светом поле. В чужих глазах отражается древний свет далёких звёзд, быть может, уже сгоревших в урагане звёздного огня, и я чувствовал себя сгоревшим как они, выгоревшим изнутри, и пустая оболочка набивается едой и водой, но остаётся пустой. Так бы я встретил свою смерть, так и не поймав судьбу за хвост, не ухватив свой шанс, мой единственный шанс претворить мечты в явь.
  Надо ли мне это? - задавался я позже очередным вопросом в своей жизни. Да и может ли человечество лететь к звёздам, неся с собой рассаду зла, заполоняя её спорами вселенную. Быть может, пусть этот переполненный котёл под названием земля взорвётся в адской вспышке, и улыбка человеческого ничтожества постепенно перейдёт в недоумённую гримасу зажравшихся земных богов. Но не сейчас. Вот он шанс, возможность открыть запечатанные семью печатями ворота в бесконечную высь, моральное право открыть первозданные просторы вселенной, никем незапятнанные с зари времён, шанс, позволяющий человеку сказать всего два слова - я достоин! Я лечу, - и промчаться, сметая пыль с обочин млечного пути. И больше никогда не отводить смущённого взгляда утомлённого душевной низостью человека. Тогда звёзды вновь отразятся в широко открытых глазах юного мечтателя, и им будешь ты, и любой омытый новой мыслью человек. Разве это не стоит того? Довольно, что подонки пользуются плодами, добытыми чистыми руками убитых младенцев, пользуются правом свободы, жизни, и счастья, добытым для людей другими. Пока кто-то молится, кто-то пользует открытым для людей кредитом. Лицемеры, не ведают что творят. Не я им судья.
  Потоки расплавленного свинца тонкими струйками пролились на землю, и огромный каменный крест, со зловещим скрипом, накренился с высоты, отбросив далеко чёрную тень. Я вздрогнул. Высоко в небе малой точкой по-прежнему кружился демон, словно ненасытный коршун высматривающий добычу.
  
  
  Глава 34
  
  Всё чаще идут проливные дожди, вечера стали прохладны, и сейчас первое удовольствие посидеть у костра, погреть косточки. Люди привозят довольно сносное вино, которое сами и выпивают, разве что немного перепадает и нам виноградного сока. Вампиры к нему не притрагиваются, оборотни предпочитают пить родниковую воду, благо сумрачные коридоры уходят глубоко под землю и колодцы в избытке обеспечивают нас свежей водой.
  Сейчас я рассказываю от первого лица, надоело всё отправлять в прошлое время, немного разнообразить речь никому не помешает, да и слушать приятнее. В общем, лето ещё не кончилось, но приближение осени, очевидно, особенно по утрам. Над лесом и заросшими высокой травой луговинами стелется белый туман, впитавший в себя сырость деревенских погребов и холод остывшей за ночь земли. Дни становятся короче, а ночи темнее. Яркие огни звёзд каждую ночь рассыпаются по чёрному небу холодными искрами. В одну из таких ночей произошло первое нападение на крепость, не побоюсь этого слова, ибо кладбище превратилось в устрашающего вида крепость.
  Сначала оно напоминало город, а когда стены намертво спаянные свинцом, опоясали его неприступным кольцом, превратилось в настоящую крепость, мощную и почти неприступную.
  Но я забегаю вперёд. Перед тем, в город вошёл Ральд. Ранним утром топот множества ног разбудил людей. Была тут же поднята тревога, и сотни воинов бросились на стены, на ходу вооружаясь и плеская себе в лицо пригоршни холодной воды. В общем, случилась паника. Когда я поднялся на стену, то увидел у самых ворот Ральда в окружении стальной когорты воинственных гномов. Облако пара поднималось вверх от их дыхания, и в переплетённых бородах застыли бисеринки росы. Я поспешил спуститься вниз, и скоро стальные ворота медленно распахнулись. Ральд вошёл в город, за ним солидно с осознанием дела, шествовали гномы, входя с грозным видом в узкие ворота. Я несказанно обрадовался неожиданной подмоге и от души обнял гнома. Такое подкрепление многого стоило.
  Гномам понравилось подземное убежище, напоминающее их родные шахты, скоро они освоились и расположились как дома, а, узнав о запасах пива, возрадовались, и успокоились лишь, когда под стоны приунывших людей, были раскупорены бочонки этого янтарного напитка. Скоро всякое недоверие и напряжённость растаяли как по мгновению ока. Вечером этого же дня мы собрались вместе.
  Ральд шумный и неотёсанный на людях, позволил себе сбросить маску, скрывавшую серьёзную обеспокоенность. Пройдя мимо Карелла, он всех сердечно поприветствовал. Вампир если и обиделся, не подал виду, являя собой само безразличие.
  Маленькая комнатушка, где мы собрались, больше смахивала на погреб. Тусклый свет факелов, воткнутых прямо в сырую землю, плохо её освещал, оставляя неразбавленные светом просторы для прыгающих по стенам теней.
  Ральд, обвешанный железом с головы до ног, производил впечатление подземного гнома, так оно и было, уверенного в себе, а это уже было маловероятно, но густая борода скрывала черты лица, предоставляя лишь догадываться о его мыслях. Все остальные были одеты более скромно, срастаясь серостью с волнующимися тенями. Посреди комнаты стоял старый изъеденный плесенью стол, в давние времена сколоченный из столетнего дуба или другого не менее прочного дерева.
  Подобно гостеприимному хозяину Карелл позаботился о еде и бочонке неизменного пива, радовавшего взор утомлённого дорогой гнома. Во всяком случае, он, не стесняясь, подошёл к столу и налил себе полную кружку, и лишь утолив жажду, заговорил.
  - Я не хотел сюда идти, - произнёс гном без обиняков.
  - Зачем пришёл?
  - Вы поставили меня в безвыходное положение, не задавай глупых вопросов. Вижу, со времени нашей первой встречи, ты не изменился. Много он тебе хлопот доставил?
  Гаят молча склонил голову. Ну ладно, припомню я тебе.
  - Чем же я тебе не угодил на этот раз?
  - Не прикидывайся дураком, разворотив муравейник, нельзя просто извиниться перед муравьями. Гномы сбросили Басаврюка и трудно рассчитывать на его снисходительность, особенно если он вернёт себе власть силой. У нас нет выбора, - с нажимом произнёс гном, - отпивая большой глоток.
  - Так вот у нас нет выбора, - продолжил Ральд, вытирая рукавом налипшую на усы пену.
  - Лучше умереть, чем выжить и вернуться в рабство, под власть злорадствующего демона. Да он с нас шкуру спустит, - добавил он просто.
  - А ещё лучше победить, - тихо вымолвил Гаят.
  - Ещё бы, но вы сами то верите в это?
  - Я верю.
  - Старик? У тебя достанет сил, выйти сухим из воды из любой передряги. Я уж не говорю об Иудушке Карелле.
  Ральд громко расхохотался.
  - Сколько тебе лет?
  - Это не важно.
  - Хорошо, - согласился гном, - я ещё раз повторюсь - у нас нет выбора. Вы, верно, не знаете, как в реальности обстоят дела.
  - До нас доходят слухи.
  - Слухи? Всё это выдумки, ничто, пустое место по сравнению с действительностью. Так вот, люди, как вы знаете, заняли брошенные демонами города. Но это далеко не всё. Мало кто задумывался, что будет после. Начался невиданный грабёж, все сразу превратились в мародёров, и только и рыщут в поисках кого бы ещё ограбить. Убийства и разврат, вот что в действительности приносит неконтролируемая свобода. Все кто порядочнее бегут в леса. Да! Разбойники переселились в города и осели в замках, разоряя винные подвалы. Главари как жирные пауки закрепились за толстыми стенами, и выковырнуть их оттуда может только дьявольская сила. Да!
  Гном расхохотался, радуясь удачному сравнению.
  - Но и это ещё не всё. Люди в надежде на тебя, что ты их защитишь, а также обуешь, напоишь и накормишь, все опустили руки. Поля не засеваются, уцелевший скот режут, и худшие части скармливают собакам. Вы не видели, какие теперь в городах псы, они уже даже не лают, до того обожрались. С бегством демонов исчезло всякое подобие закона, ножевые удары сыплются как листья по осени. Всем ведь известно, если у всякого свой закон, наступает беззаконие. Это даже демоны понимали.
  Гном, охрипший от такой длинной тирады, жадно приложился к кружке и долго, не отрываясь, пил. Опустошив её с превеликим наслаждением, он наполнил её снова, и вид полной до краёв кружки, произвёл на него гипнотическое действие. Довольная улыбка заиграла в густых усах.
  - Плохо, - сказал я, - очень плохо, - и со всей силы врезал кулаком по столу, - у нас действительно нет выбора.
  - Но и это ещё не всё. Краем уха я слышал, будто демоны готовят какое-то мощное оружие, по моему разумению это скорее новые уродцы Люцифера, а, зная его страсть к преувеличениям, можно предположить, что они будут не маленькие. Не плохо было бы подготовиться к сюрпризу.
  - Это как?
  - Для начала, нужно убрать эту птичку, порхающую в облаках как свихнувшаяся бабочка. Она видела достаточно, остальное ей знать не обязательно.
  - Это Фра-Диаволо.
  - Без армии?
  - Так получилось, в общем, армии у него больше нет.
  Гном широко распахнул глаза.
  - Удивляюсь, как он не лопнул со злости. Но всё равно, его нужно удалить.
  - Это не проблема, - произнёс Велес, задумчиво покачивая головой.
  - Ну и что дальше?
  - Всё просто, мы приготовим волчьи ямы и замаскируем так, чтобы земляной настил выдержал вес обычных демонов.
  - Заманчиво, но не правдоподобно. Куда девать столько земли?
  - Да тут кругом холмы, горой больше, горой меньше, кто их считает.
  - У нас нет столько времени, - засомневался старик.
  - Зато у нас полно бестолковой рабочей силы, - зло усмехнулся гном, в упор глядя на Карелла.
  Вампир отвернулся и молча вышел.
  - Зря ты так, он хозяин и вынужден бегать как посыльный.
  - Ничего, он предатель, и ещё предаст, нечего его жалеть, не думаю, чтобы он обиделся, в характере вампира извлечь выгоду любой ценой, и, не смотря ни на что.
  На этом совещание было закончено. Ловушки были готовы, а вскоре после этого последовало первое нападение.
  
  
  Глава 35
  
  Я не мог уснуть, ночь выдалась тёмная, тучи крылатой мерзости уже сгинули, и прохладный воздух был свеж и чист. Я думал, и мысли опутывали сознание чёрной вуалью, мрачнее самой ночи. Видимо, недолго уже оставалось нам страдать, не может человек, погружённый в ауру неприятия целого мира, долго жить в мире и для него. Мне определённо начинает надоедать вести этот рассказ, ведь основная мысль, поиск ответов, сводится к вопросу - зачем? Зачем мы живём и так далее? Порою мне кажется, что жизнь, это бесконечный поиск ответов на вопросы, на которые ответов и не существует вовсе.
  Вы уж меня простите дорогие мои недоразвитые личности. События тех дней навсегда запечатлелись в моей памяти, просто размышления, что тогда меня преследовали, кажутся мне гораздо более важными, чем постоянная резня, насилие и доблесть, проявленная в бою. Так уж получилось, что доблесть мирной жизни, терпение в воспитании благородства в детях, для меня значат гораздо больше храбрости, вызванной тупостью одержимых демонами политиканов. Ведь все эти поступки, поступки всех людей, плод таких вот размышлений.
  Сокровенный, сокрытый от всех душевный мир каждого из нас, гораздо тоньше и богаче его внешнего, суетного проявления, и если бы можно было его выделить, увеличить и описать, получилась бы лучшая повесть, квенсистенция трагедии и комедии, соль всего сущего.
  Ну что с того, что, гуляя тем вечером, я обратил внимание на более тёмное пятно, черневшее в густой тени, падающей от стены. Только и всего, а ведь какое замечательное, глубокое чувство я пережил, подходя к нему. Я уже рассказывал, какая это стена. Вот ты вглядываешься в это пятно, начинаешь различать детали, и с ужасом замечаешь, что это труп.
  Конечно, всё происходило гораздо скорее. Это был мертвец, трупп человека с неестественно повёрнутой головой. И хоть я был готов к чему-то подобному и ждал, всё же неприятная оторопь овладела на секунду телом, сделав меня абсолютно беззащитным. В тот миг любой наёмник мог оборвать мою жизнь. В следующую секунду я взлетел по лестнице на стену, узрев в ночи тёмные силуэты крадущихся демонов. Меч вырвался из ножен, острым язычком блеснуло лезвие, в тот миг я ощутил в нём жар горящего безумия, как не глупо это звучит, и предсмертный крик боли и ужаса убил тишину.
  Что было дальше, просто неинтересно. Я уже устал от подобный сцен. Всё, как и всегда: неорганизованное нападение было отбито, а наша стена поднялась ещё более чем на метр. Сейчас я могу не торопясь перелистывать в памяти страницы тех драматических дней. И мне становится стыдно. В то время я уже до такой степени привык к насилию, постоянная жестокость, бесконечный поток льющейся крови притупили во мне чувство обыкновенной человеческой жалости. Жаль, я не читал книгу забытых имён Абдулла Аль-Хазреда, думаю, он испытывал то же, изучая утерянные рукописи, содержащие древнюю мудрость, забытую с испокон веков. Только повредившись рассудком можно было создать Некрономикон.
  И были потери, много, много смертей. Как такое могло произойти? Может вампиры и не были достойны жалости и сами подобных чувств не испытывали, но человек тем и отличается от носферату, что его сердце способно сострадать даже к врагу. Во всяком случае, настоящий военачальник обязательно рассчитывал бы свои силы. Тогда я мало над этим думал, напряжение витало в воздухе, нервы требовали действия, и когда эмоции преобладали над разумом, мы несли потери.
  После того первого нападения стычки стали происходить каждый день и скоро мы уже находились в настоящей осаде. Первое время это не очень нас беспокоило, но ожесточение нарастало лавинообразно. Демоны, утратив преимущество неожиданности, засели вблизи крепости, постепенно организовываясь в настоящую армию. К счастью, мы успели приготовиться вовремя, и никто не знал о приготовленных нами ловушках, однако в любой момент тайна могла раскрыться, слишком много людей знало секрет, приходилось думать, как ускорить события. В общем, приближение основных сил демонов уже ощущалось.
  Костры горели вокруг, устилая окрестности на много километров мигающими огнями. Демоны ещё не подозревали о страшных ямах укрытых под ними. Нужен был решающий бой, мелкие стычки издёргали нервы людей, и требовалось всё искусство и огромный авторитет Ральда, чтобы укреплять дисциплину нетерпеливых гномов. Он был в постоянном движении и поспевал всюду, где-то помогая советом и шуткой, а где-то раздавая полновесные тумаки. Люди старались не попадаться ему на дороге.
  В крепости собралось много народа, часть их пришла искать защиты за укреплёнными стенами, некоторые ждали случая пограбить и их глаза рыскали по сторонам, но были и такие кто пришёл драться за свою свободу, и все они составляли одно большое неорганизованное стадо.
  Люди разбегались при виде грозного гнома, а он мог пройти прямо сквозь них. Я запомнил один эпизод, ярко выделивший характер гнома. Его вообще отличала нетерпимость к глупости и неповоротливости. Гном, расталкивая толпу людей, пробирался к нам, громко изрыгая проклятия. Его грозная секира, вся забрызганная кровью, болталась за спиной, придавая вес брани, потоком льющейся из охрипшей глотки. Люди расступались, скользили, падали в грязь под издевательские раскаты громоподобного хохота.
  - Друг, прежде чем в твоих собратьях оживёт дух, сами они умрут, и демоны успеют переварить их тела.
  Гном, по-детски радуясь шутке, оглушительно расхохотался и хлопнул меня по плечу, так что я чуть не слетел со стены. Достав из мешка бочонок эля, он с удовольствием выбил пробку и, шумно втянув носом пряный аромат, вырвавшийся подобно джину из бочонка, со вкусом принялся опустошать объёмистую посудину. Скоро он ушёл, покрикивая и на ходу раздавая увесистые подзатыльники.
  - Этому битюгу предстоит править народом, досадливо проворчал я, болезненно поводя плечом.
  Велес невесело усмехнулся.
  - Не думай, что он простак. Потом, - улыбка старика стала не хорошей, - власть и ответственность любое дикое сердце обтесают каменным топором, не заботясь о порезах.
  - Старик, почему думая о человеке, находишь в нём достоинства, а думая о людях - недостатки достойные погибели?
  - Потому что человек - творение Бога, а толпа она и есть толпа - безликое стадо Сатаны. Поменяй пастуха, и овцы обрастут шерстью.
  - И кто же будет их стричь?
  - А это уже другой вопрос, совсем другой вопрос.
  Старик расхохотался, выставив на показ все свои зубы.
  Тёмные силы с каждым днём всё более сгущались вокруг нас. Думаю, каждый из демонов обладал хитростью, вековым опытом мракобесия. Не было атаки, если ей не предшествовал сильнейший эмоциональный натиск, даже демоны всем своим видом воплощающие грубую силу - с огромными когтями и глазами, горящими угольками нечеловеческой ненависти, обрушивали на нас бурю низменных эмоций и отчаяния. Сжав зубы, напрягая всю волю, собрав веру в кулак, пока она не затвердела физически ощутимым камушком в глубине души, мы стояли на стенах.
  И снова атаки накатывали волнами и опадали у стен крепости, оставляя после себя кровавую пену исковерканных трупов. В эти дни я завидовал вампирам чуждым человеческих слабостей, эмоциональные бури обходили их стороной или даже подбадривали, и безумной отваге оборотней.
  С другой стороны вампиров удерживала на нашей стороне стальная воля Карелла, вынужденного бороться за выживание. Ирония судьбы, если с Кареллом что-нибудь случится крепость падет, взорвавшись изнутри. Тоже и оборотни, подчиняющиеся только Лане, они смотрели голодными глазами на обилие двуногой пищи, и только странная любовь Ланы человеческая и нечеловеческая одновременно, стала основой борьбы и надежды.
  Но правду говорят, если не сломаешься изнутри, не поддашься давлению губительной слабости, то сам его величество случай обернётся к вам лицом, а не только всем прочим. В один из дней, когда стены крепости успели высоко подняться над землёй, а воля воздвигла бастионы ещё более высокие и прочные, мы увидели смятение в рядах врагов. Сонм демонов на мгновение распался, и этого хватило, в крепость, под приветственные крики защитников, вступил блестящий отряд эльфов. Стрелы тучами рассыпались на беснующиеся орды демонов, сея смерть и панику. Это был великий день и таким он на веки останется в памяти благодарных людей.
  Мы воспрянули духом, и души наши омыло очистительным дождём светлых капель надежды. Луэллина конечно не было с эльфами. Король остался на островах, но то, что он смог прислать подмогу, говорило о многом. Небо было надёжно закрыто, и крепость гордо возвышалась, рассеивая матовые отблески застывшего свинца. Очень хотелось использовать магию камней, мы её использовали, но она целиком поглощалась магией приближающихся демонов. Мы блокировали друг друга не в силах одержать верх, битва велась силами смертных и бессмертных вооружённых острым железом.
  Как? Как расшевелить демонов на решающий штурм крепости? Дикая мысль, но другие мысли роящиеся в голове не оставляли места сомнениям - штурм необходим.
  Я расхаживал по тёмным подземным коридорам и думал, думал. Запах мертвечины пропитал сырые стены и удушливым смрадом наполнял спёртый воздух подземелья. Демоны использовали новых тварей для подземной атаки, огромные слизни студенистыми комками вышли из мрачных глубин в потоках ядовитой слизи, разъедающей сырую землю, за ними шли орды демонов. В гробовой тишине они выползали на поверхность, и только случай спас нас. Теперь потёки застывшего свинца заполняли коридоры, скрывая под матовыми наплывами обуглившиеся труппы. Но запах остался, намертво въевшись в сырые стены.
  Тень отделилась от стены, и в свете факела обозначилось сморщенное лицо Велеса. По телу пробежала неприятная дрожь.
  - Что ты следишь за мной, - раздражённо произнёс я.
  В последнее время спокойствие старика меня злило. Велес брезгливо скривил лицо.
  - Потому что на людях к тебе и не подступишься, ты стал злее цепного пса.
  - Есть причины.
  - Именно о них я и хотел поговорить. В крепости кончается провиант.
  - Знаю! - выкрикнул я, - но что мне делать? Даже вампирам надо что-то есть, о прожорливых гномах и говорить нечего.
  - Нужен решительный бой.
  - Нужен, но как? Не самому же мне их возглавить, - буркнул я в сердцах.
  Воздух всколыхнулся от резкого взмаха руки, и пламя факела запрыгало как живое, роняя на стены мигающие тени.
  - Так почему ты не спросишь меня?
  - Потому что мы ничего не можем сделать, пока сюда не пожалуют главные демоны.
  - И только? Они уже здесь.
  - Как здесь? - у меня заломило в затылке.
  - Уже несколько часов. Камни полностью бесполезны.
  - Что же нам теперь делать?
  - Теперь в бой! Надо разослать элементали с дезинформацией, скажем с туманными намёками на некий грандиозный план, готовый осуществиться где-то в течение месяца, если Луэллин пришлёт ещё подкреплений, что нам нужно подготовиться, а демоны слишком тупы и медлительны и так далее. Думаю, это приведёт к немедленному нападению, элементалей наверняка перехватят.
  - Это мысль. Так и сделаем. Только самый последний идиот клюнет на эту дезу, должно сработать. Постой, - произнёс я, видя, что старик собирается уходить. Брови Велеса вздёрнулись.
  - Что ещё?
  Я немного помолчал, собираясь с мыслями.
  - Меня беспокоит Карелл, я ему не верю.
  - Хорошо, очень хорошо, кажется, ты поумнел. Сколько раз я тебе говорил, не может учить лжец правде, а грешник праведности, если в грешнике осталась капля совести она не позволит ему делать это, он будет избегать тем, связанных с его проступками, если нет в нём совести, то слова его станут ложью льющейся ради корысти. Понял теперь?
  - Не всё.
  - Карелл корыстен, и именно поэтому нас не предаст.
  - Но он может договориться.
  - Чтобы лжец поверил лжецу? Нет, этого не будет.
  Старик повернулся уходить.
  - Велес!
  - Чего тебе ещё.
  - А что если зло обосновалось не только на земле. Здесь ли его корни, выдернув которые очиститься вся вселенная? А если нет. Ведь Сатана в отличие от Бога не бесконечен в пространстве, а значит, ограничен во власти, и может таких как он полно в иных мирах. Может поэтому миры, избавившиеся от заразной болезни зла, не желают иметь с нами дела, из страха воспоминаний. Тогда смысла нет, всё снова сольётся в бесконечную борьбу сил, рождающих в битве бесчисленных злодеев и героев, бессмысленную череду страдающих поколений, обречённых с рождения людей. А если и нет, кто может гарантировать, что вновь не оживёт зло, оно может быть не первородно, и змей, таящийся в сердце каждого, вновь выползет на охоту, и всё повторится.
  - Думаю, ты сам знаешь ответ, сынок.
  Старик тихо вздохнул, и, вытерев рукой нос, произнёс.
  - Только всеобъемлющая вера, без страха и упрёка, может защитить нас от сомнений. Сомнения - червивый плод маловерия.
  - Да, наверное, ты прав. Только знаешь, наша вселенная настолько велика, что мы, наши века для неё - песчинки. Только поэтому мы ещё живы, но придёт час и роковое мгновение, сгусток энергии из глубин бездны, вобравший в себя миллионы лет, сольётся с роковым часом землян и бах, нас нет, ещё одну пылинку сдуло в вечно изменчивую Лету. Бах - и, в ослепительной вспышке роковой секунды, мы отправимся в бесконечный полёт в водовороте реликтового времени.
  - Хм. Велес повернулся и вышел.
  Старик, согнувшийся под тяжестью бесконечной мудрости затянувшейся жизни.
  Приманка была брошена, с нетерпением и тревогой мы ожидали результатов, влюблённый не так жаждет свидания с возлюбленной, как мы ожидали смертельной схватки.
  Прошёл целый день - никаких изменений. Мышцы ныли от напряжения, даже спина стала чесаться от нервного возбуждения. Я стоял в самой высокой башне и обозревал окрестности. На лестнице послышались грузные шаги и лязг металла, и вскоре показалась широченная бородища гнома.
  - Не долго осталось, - произнёс он спокойно и осмотрелся, с довольным видом поглаживая бороду.
  - Ты откуда знаешь?
  - Затишье как перед грозой, кровью пахнет, - произнёс он доверительно.
  - Здесь всегда пахнет кровью.
  - Георгий расслабься, в бою мышцы может свести судорога, говорю тебе не долго осталось, уж я то знаю. Это как в первую брачную ночь.
  - Как странно, что ты это сказал.
  - Что сказал.
  - Ну, про ночь. Я тоже думал.
  - Георгий, ты это чего?
  - Так.
  - Смотри, в битве про это не думают, иначе.
  Гном выразительно провёл пальцем по шее.
  - Женщина, - это сладкий фрукт, отравляющий мозг мужчины, отведав запретный плод, он меняет голову на вечную суету.
  - Да я не про то.
  - То-то же. Я помню, как одна дама испортила мне настроение, и я даже проиграл пивные соревнования. Она боялась не за себя, а за мужа, думала, я их разведу. До сих пор помню её обвинения, я тогда ответил - женщина! - ты выступила как обвинитель, дай теперь слово защитнику. Ты можешь не переживать за своего благоверного, когда он в моей компании, ибо я не бываю в обществе глупых хихикающих девиц и не менее глупых парней, подражающих им с уморительными ужимками лесных макак. Тогда мы помирились.
  Я развеселился. Гном снисходительно улыбнулся и вдруг громко расхохотался, тыча мне в грудь толстым пальцем.
  - Хорошо, спасибо тебе. Но всё же, нам хотя бы по паре пулемётов на башнях, мы бы их в капусту покрошили.
  - Не знаю о чём ты, но звучит хорошо, - рассмеялся Ральд.
  - Или танк.
  - Что это?
  - Он похож на тебя, только побольше, и броня много толще, он ползает, рвёт на части и сжигает врага, давит и уничтожает всё живое.
  - Вот ещё, стал бы я ползать, и, скажи, пожалуйста, ну как лёжа можно вертеть боевую секиру?
  - А шумите вы совершенно одинаково.
  Гном вдруг перестал улыбаться и задумался.
  - Ваш мир, наверно, очень воинственен, раз вы создали такое оружие.
  Некоторое время он молчал, пробуя пальцем острие своего топора.
  - Но посмотри, не эти ли танки ты имел ввиду.
  Я обернулся и замер с открытым ртом. Конечно, мы ожидали увидеть всяких монстров, но такое... Сквозь тучи прорвались лучи заходящего солнца и упали на поле. Орды построенных, замерших без движения демонов беззвучно разошлись, и с грохотом, сотрясшим землю, из-под земли поднялись два гиганта, колосса закованных в толстую броню непробиваемой стали, жизненная сила в них, наверное, закачивалась насосами.
  - Игрушки Люцифера, - возбуждённо прокричал мне в ухо Ральд и радостно потёр руки.
  - Сумасшедший, - крикнул я в ответ.
  Воздух вдруг сразу наполнился мелькающими, как снег в январе, элементалями. Неожиданно, сразу, всё пришло в движение, даже дух захватило. С хриплым рёвом затрубили медные трубы, земля задрожала. У меня волосы зашевелились на голове, и появилось робкое желание забраться в склеп, как бы там не пахло.
  
  
  Глава 36
  
  Такой тьмы злой силы я ещё не видывал, - и имя им легион, и вся орава бросилась к стенам и вдруг замерла у их шероховатой поверхности, и все они мечтали добраться до наших глоток - вот гады то! - думал я потрясённо.
  Воспрявший духом Ральд убежал на стены руководить обороной. Свинец закипел в котлах, и дым повис над крепостью сизым облаком. Оглушительно взревела труба в угловой башне. Как-то сразу шум оборвался с последним отзвуком медного горна, и повисла неправдоподобная тишина, ударившая по оголённым нервам, словно пучком жгучей крапивы. Голова закружилась. В эту минуту ко мне подошёл Велес.
  - Не хорошая это была идея спровоцировать нападение, - сказал я осуждающе.
  - Старик словно не слышал меня.
  - Скоро нападут, ишь выжидают, думают дураков нашли.
  Я бросил на него не менее осуждающий взгляд.
  - Какие-то они не такие, - продолжил Велес, внимательно вглядываясь в грозные шеренги врага. Я, не удержавшись, выглянул за стены. Ряды демонов замерли в неестественном безмолвии. В полной тишине один из колоссов поднял руку, более походившую на ствол старого дуба, и синие струи голубого огня потекли по его пальцам. На наших глазах образовался яркий светящийся шар и, сорвавшись, полетел к крепости.
  Тихо шипя, он набрал скорость и словно притянутый врезался в одну из башен. Раздался оглушительный взрыв, и башни как не бывало. Струи расплавленного свинца потекли по стене, застывая мёртвым узором обугленных трупов. Огненные брызги обдали защитников, и крики боли смешались с взрывом ярости и страха.
  - Это же шаровая молния! - вскричал я, - у этих переростков электрические органы.
  - Молодец Люцифер!
  - Вот за что я ненавижу зло!
  - Да. И этим приумножаешь его.
  - Только без философии.
  - А как же! Без неё никуда, эти люди умирают за чьи-то идеи и принципы.
  - Нет! Что это? - воскликнул я в отчаянии, - почему без приказа!
  Мы и опомниться не успели, как со стен градом посыпались стрелы, люди по собственной инициативе открыли ураганный огонь. Камнемёты со страшной силой выплёвывали огромные камни, способные обрушить любых колоссов, это было наше тайное оружие.
  Преисполненные отчаяния, поражённые, обескураженные стояли мы, наблюдая, как с безумной скоростью расстреливались драгоценные боеприпасы. Наконец люди угомонились, камни закончились. Я со страхом посмотрел вниз и замер в немом ужасе.
  - Что, что это? - едва смог вымолвить я, и вдруг ощутил страшную слабость.
  Ряды демонов, нетронутые стояли у стен, словно и не было никакой бомбардировки. Гнев медленной тягучей волной, поднимался к голове, обжигая разум желанием разрушать. Люди тоже поняли, что-то не так. Последний раз тренькнула тетива лука, и все стали недоумённо переглядываться.
  Вдруг громовой хохот разорвал тишину, и в нём было столько презрения, насмешки, что захотелось взвыть. Над полем поднялось туманное марево, и ряды демонов тихо растаяли. Духи, вшивые духи, выиграли войну, сделав нас всеобщим посмешищем.
  От мысли, что какой-нибудь беззубый маразматик демон будет надрывать животики, вспоминая этот день, сделалось совсем плохо, но поправить дела, было уже нечем. Оставалась последняя надежда.
  Ещё один огненный шар с сухим треском разорвался в стене, и она медленно осела. Двух вампиров сожгло на месте, облако пепла поднялось в воздух и подхваченное ветром рассеялось над полем. Гиганты неповоротливо зашевелились, и медленно двинулись вперёд. Земля затряслась от их поступи. В ту же секунду орды демонов с диким рёвом бросились на штурм крепости.
  - Огонь! - взревел я не своим голосом.
  И стены молчали. Напрасно Ральд орал, бегая по стенам от машины к машине. Люди замерли в оцепенении. С тихим стоном я сорвался и в ярости бросился вниз. Расталкивая людей, неповоротливые гномы зашевелились у камнемётов. На стене мелькнула тонкая фигура Ланы. На помощь гномам подоспели оборотни, и как раз вовремя, голова первого демона показалась над краем стен, и в эту минуту опрокинулись котлы кипящего свинца.
  Карелл чёрной тенью заплясал на стене, сея огненную смерть, и она смеялась из-под своего тёмного капюшона, вступив на трон всевластия.
  Жизнь ушла, уступив место смерти. Визг боли оглушил нас. На какую-то секунду в сердце шевельнулось что-то похожее на жалость. Но не на долго. Всё новые и новые демоны карабкались вверх, вот уже в ход пошли пики и топоры.
  Гиганты посылали электрические заряды, сжигавшие всё на своём пути. В огне гибли все, но никто уже не замечал этого, все бились за жизнь, отдавая богатую жатву ненасытной смерти.
  Кровь, смешиваясь с расплавленным свинцом, придавала ему багровый оттенок, и крепость плакала огненными слезами расплавленной крови. В разгар битвы из серых облаков стелящегося дыма вынырнули тучи крылатых демонов, возглавляемых Фра-Диаволо.
  В этот день эльфы обессмертили себя, посылая верную смерть на кончиках своих стрел. Стальные иглы вспарывали небо, находя жертвы, где бы они ни были. Тучи стрел взвились ввысь и тысячи демонов рухнули в жерло мясорубки. С хриплыми вскриками гномы обрушивали топоры, освобождая рвущуюся в жилах кровь. Живое, движущееся, превратилось в куски трепещущего мяса, копошащееся под бременем жизни. Смерть ликовала, получая тех, кто многие века были ей недоступны.
  Меч звенел у меня в руке. Временами я уже не замечал битвы, словно сотни, тысячи таких же битв слились у меня в памяти, и кровопролитные картины рассыпанных в пространстве столетий, объединились в единое месиво. Сталь, торжествуя, делала своё дело, упиваясь фейерверком кровавых брызг. Коварные мысли лезли в голову, закручивая реальность в невообразимом водовороте.
  Ани и ведьма надёжно укрытые, находились в безопасности, и это вселяло уголок спокойствия в метущейся в отчаянии душе. А есть ли вообще безопасное место? Не важно, нам этого дня не пережить.
  С всхлипывающим звуком меч погрузился в плоть, выдирая из недр её сопротивляющуюся жизнь. Вот она ухватилась за поющее в вожделении остриё, в напрасной попытке удержаться на краю хохочущей бездны. Чёрная сталь, чавкая, пожирала души, отравляя тленным привкусом вечного разложения, дёргающиеся в конвульсиях, немеющие туши демонов.
  Это была нескончаемая очередь в царство тьмы. В воображении предстал бог смерти. В его тонких чертах застыла улыбка вечного наслаждения, и скорбь бесконечного пресыщения мерцает тусклым светом в уставших от вечности глазах. Его рука поднимает хрустальный бокал полный человеческой крови, улыбка становится шире, предвкушая вкус пойманной в чашу жизни. Перстни унизывают его пальцы, и отсветы пламени играют в багровых рубинах, впитывая в себя чужую память. Торжествующе подносит он бокал к тонким губам и делает огромный глоток. Капли крови стекают по его мраморно белому подбородку. Кажется, всё.
  Всю жизнь мы идём к смерти, друзья мои, считайте, что я пришёл к финишу первым. Не плачьте, победителя провожают с честью.
  Меч зазвенел, возвращая меня в реальность. Звуки обрушились на меня, одновременно усталость сковала мускулы. Пытаясь выбрать хоть момент передышки, я бросился во внутренний двор, где раньше были одни склепы. Мне было необходимо хотя бы не много побыть одному.
  Однако, к своей досаде, там я застал Велеса в окружении павших духом людей. Он что-то говорил, и я подошёл ближе, чтобы услышать.
  - Помните, - грозно и внушительно говорил старик, - в один далеко не прекрасный день вы умрёте, и черви будут жрать ваше тело, - нашел, чем их утешить, - а душа будет стоять у врат в рай, и Пётр спросит, что сделали вы в жизни, и вы, понурив голову, отойдёте. Ваша поднятая рука бессильно опустится, ибо вы при жизни себя осудили, и будет страшно, неизвестность запылает алым пламенем, суля вечные терзания болью и совестью.
  - Но это не так, - воскликнул вдруг я в тоскливом отчаянии.
  Велес бросил на меня укоряющий взгляд.
  - Может быть, но не ждёте же вы вечной жизни в грехе? Или вам будет приятно выходить тёмными ночами на кладбищенское поле, разрывать руками свежие могилы и в свете полной луны пожирать внутренности мертвецов, деля трапезу с могильными червями? Так отбросьте же слабость, вспомните, что бессмертие с богом жизни дороже бренного тела, живите, в радости ожидая великого будущего, боритесь же за него. Помните, у вас ещё есть шанс искупиться, он будет с вами до конца, дарованный вам тысячу лет назад, наберитесь же мужества воспользоваться им.
  По-моему, на людей эта речь произвела мало впечатления, но когда с неба посыпались труппы сражённых эльфийскими стрелами демонов, они уверовали и нехотя потащились к стенам. Один воин нервно передёргивал плечами, как бы пытаясь встряхнуться. Что же ты голубчик, из-за тебя все мы погибнем. Но воину видимо было всё равно, что до себя в целом, что до всех нас в частности. Потому, не удержавшись, я отвесил ему здоровую оплеуху, о чём тут же пожалел, но, тем не менее, он мухой взлетел на стену, должно быть мой внешний вид внушал почтение. Однако дело он сделал, один вид кислого, падшего духом вояки, сбил весь настрой, от этого я раздражился ещё сильней, и полез на стену, желая выместить на ком-нибудь зло.
  Между бойницами злобным карликом метался Ральд, понося последними словами неуклюжих деревенских увальней, стреляющих из луков.
  - Вы только стрелы переводите, - орал он, - демоны радуются, видя столько тупых свиней, у них слюнки текут, олухи, разбойники, проходимцы, отрыжка вы ослиная, вот вы кто. Ну что, ну что ты делаешь, - всплеснув руками, красный от гнева Ральд побежал дальше, чертыхаясь и отплёвываясь на ходу.
  Скрипели рычаги камнемётов, и ковши с визгом выбрасывали всю рухлядь, что успевали подобрать в крепости, не стеснялись нести всё, что можно было выбросить. Сюда же приносили ещё горячие свинцовые шары, только что отлитые в грубых глиняных формах.
  Шаровая молния разорвалась со всем рядом, испепелив старого гнома, слишком неповоротливого, чтобы вовремя отскочить. Дымящиеся лохмотья упали за стену, чадя и распространяя удушающий смрад.
  Гиганты приближались, одним своим видом вселяя ужас в сердца людей. В эту минуту усилилась эмоциональная волна, полностью подавляющая волю, руки опускались и головы склонялись, готовые принять смерть в безропотном подчинении.
  Всё ближе. Борясь из последних сил, я замер в напряжённом ожидании. Последний шанс, только не выдать. Послышался треск и один из гигантов накренился, подобно океанскому лайнеру, наскочившему на подводные камни. Какую-то долю секунды он балансировал на краю ямы, в этот момент у всех нас перехватило дыхание, и с глухим громом рухнул вниз.
  Радостный вопль защитников потряс стены, только демоны яростно рычали внизу. В туже минуту второй колосс, подался в сторону и так же со страшным грохотом опрокинулся на спину, прямо на вбитые в дно ямы колья. Взметнулся столб пыли. Гномы издали воинственный клич и замахали покрасневшими от крови топорами.
  От сердца отлегло, толпа возбуждённых демонов уже не казалась такой большой и страшной. На стену, опираясь на палку, вскарабкался Велес, держа в одной руке, горящий голубым светом, ключ - ундина.
  - А что старик, может и прорвёмся. А?
  - Может быть.
  - Что-то ты не очень уверен.
  - Больно у этих колоссов доспехи толстые, да и пришли они из-под земли, должно быть там полно кислотных улиток.
  И словно в подтверждение его слов на край ямы легла огромная рука. Скоро оба гиганта поднялись, хотя и не могли выбраться из ловушек. Тем не менее, они оказались боеспособными и молнии обрушились на крепость. Уныние овладело нашими сердцами. Люди успевали ещё отойти, но стены быстро разрушались, грозя расплавиться до основания.
  Стало не выносимо жарко, воздух нагрелся и обжигал лёгкие, глаза заслезились от едкого дыма. Повсюду текли красные ручейки расплавленного металла, крепость словно истекала кровью, сочащейся из многочисленных брешей и пробоин. А у стен замерли в нетерпеливом ожидании демоны. Мохнатые тела, огромные когти, готовые вонзиться в живую плоть, страшная помесь фантастических животных с падшими демонами, человеческие головы, искажённые нечеловечески хитрыми и гнусными улыбками. И они были умны, эти дьяволы.
  - Надо что-то придумать Георгий, и быстро, - мягким голосом произнёс Велес.
  - Думаю, чёрт.
  - Эй, человек, пришло время совершить что-то не простое, поступок что ли.
  - Чёрт.
  От западной стены, прихрамывая, появился Гаят. Лицо воина было черно от копоти, одежда вся забрызгана кровью. Он ничего не сказал, но его взгляд выразил многое, и главное за его спиной маячили тени Ани и старой ведьмы, ей тоже, верно, хотелось жить.
  Я почувствовал, что все смотрят на меня, на человека из другого мира, смотрят и надеются. Ну надо же, я попал в ситуацию, каких всегда избегал, от моего решения зависела судьба мира. Во весело, а не гори оно всё синим пламенем?
  Забавно спасать мир и всякий раз испытывать сомнения, стоит ли оно того, и всё равно спасать. Спасать или послать, дилемма? И всё же, как прекрасен мир, если не очень пристально всматриваться. Хм, а жить то хосиса. Вот так всегда, всю жизнь жить не хочется, а как помирать, так сразу хосиса. Чёрт, ну почему я был в школе таким двоечником.
  Хотя... хм, газы электропроводны, если их нагреть. Так, так, а если так, то притом, что сумма отрицательных зарядов всех электронов равна положительному заряду ядра, то, удалив электрон, атом становится положительным ионом, если прибавить, то атом становится отрицательным ионом. Отсюда вытекает. Что же отсюда вытекает? По закону индукции если заряд расположить у проводника, то на ближнем конце проводника будет заряд противоположный поднёсённому заряду. Грубо говоря, если на севере скопление положительный ионов, то на конце стрелки компаса скопятся электроны, и стрелка укажет на север. У нас два источника, эх, дождик бы, но камни не работают, ладно, в момент выстрела, избыток электричества выплёскивается в виде шаровой молнии, и...., а другой допустим только готов к выстрелу, значит, нужен проводник? Посредством нагревания воздуха вокруг заряженного предмета можно перевести заряд на окружающие тела. Так, а если не так? Чёрт с ним, хотя бы попробуем!!
  - Велес, старый ты бездельник, ну что, есть что-нибудь новое под луной, уж кто-кто, а ты должен бы знать. Нет? Значит, прав был Эвклизиаст, и дорога мудрости умножает скорбь и страдания на бесконечной тропе жизни.
  - Понесло, да?
  - Отдай кому-нибудь этот булыжник, пользы от него сейчас чуть, а для тебя есть работа интереснее.
  - Значит, придумал? - старик улыбнулся одними уголками своих глаз.
  - И нет в мире ничего нового, и не будет, придётся продемонстрировать, какую боль может причинить знание замешанное на науке.
  Рядом с треском разорвалась шаровая молния.
  - Ах так? Поджарь ка их Велес! Дай им жару, чтоб дым из ушей пошёл.
  Лицо старика вытянулось.
  - Георгий, ты рехнулся, чтобы сжечь такие туши, надо сил куда как по-более чем есть у такого старика как я.
  - Слушай меня, не надо их сжигать, только поджарь их, подогрей броню, сколько сможешь. Ну же старик, делай, я тебе говорю.
  Велес, уже поднёс палец к виску, но, видя моё возбуждение, сам загорелся решимостью, воспылав желанием поджарить демонов. Солнце уже зашло, и облака на западе окрасились в пурпурные тона, быстро меркнущие под наползающей тенью сумерек.
  И снова демоны приливной волной ринулись на крепость. Заскрипели камнемёты, звонко тренькнула тетива, и посыпались стрелы, поющие прощальную песнь смерти. И снова, в который уже раз, выступили вперёд гномы, усталые, с посеревшими от изнеможения лицами, только сверкающие глаза да задиристо торчащие бороды, говорили, что не так просто сломать гордый дух свободолюбивого народа. Вековые дубы дали им крепость, ручьи, звенящие в тенистых рощах, напитали их жилы, свободный ветер стёр границы с горизонтов и сдул путы с сердец, бьющихся ровно и мощно в ритм дыханию самой земли.
  И гномы бились, падали мёртвые, как подпиленные деревья, увлекая за собой, в крутую бездну много врагов, но оставшиеся заполняли брешь и топоры вздымались, и обрушивались с сокрушительной силой, и никто не выдерживал их ударов, несущих верную смерть.
  Под стать им эльфы, такие непохожие, и похожие одновременно. Они сверкают лучезарной красой, словно паутина, переливающаяся капельками росы по утрам, трепещущая в лучах восходящего солнца, и сейчас они укрыты паутиной, так густо летят их точные стрелы, иглами пронзая серую мглу. Но тот же ветер обдувал их лица, та же земля их взрастила и вспоила прозрачной водой чистых озёр и быстрых рек, вскормила хлебом и нектаром полевых даров, и те же деревья давали благодатную тень, укрывая от жарких лучей в знойные дни. Они пришли, и умирают за нашу жизнь, ибо их прошла, исчезла в глубокой старине, сказочной дали, где нет зла, в тихих и счастливых воспоминаниях. И они бьются, ставя на карту так много, отдавая долг чести и совести. Творения неземной красоты, соцветия древнейшего рода союза чистых сердец.
  А вот и люди. Ну, люди есть люди, этим всё сказано, смешение всего, что есть сущего с тем, чего ещё нет и в помине, добро вываленное в грязи последних подворотен, самых нечистых выгребных ям, добро провонявшее омерзительным запахом ненависти, зависти и злобы, замешанные в лохани мирской суеты. Они дерутся отважно, очень отважно, но кто знает, кто знает.
  Я чувствую онемение в уставшей руке, надо же, даже не заметил, как выхватил меч, и рублю направо и налево. Я человек, и у меня вся жизнь впереди, полная борьбы с соблазнами, ведь я тоже покрыт нечистотами, и должен противиться их поползновениям в глубь души, до самой смерти предстоит мучительная борьба с искушением, в тщетной попытке очиститься.
  Идёт битва, и я кромсаю на части косматые тела проигравших в этой борьбе. В последний миг они узнают меня, видят цвет рвущей их стали и пытаются отпрянуть, опрокидывая друг друга в стремлении вырваться. Но поздно, не возможно уйти от самих себя, и от моего меча, и вот уже следующий корчится на острие, и белая пена падает с синеющих губ на чёрное лезвие.
  Без перерыва работает мясорубка. В наступающей темноте ослепительными метеорами проносятся сияющие золотом молнии, взрываясь, они на миг освещают всё, заливая окрестности ярким белым светом. В этот миг миллионы искр жёлтыми брызгами падают на острые грани летящей стали.
  То вдруг мелькнёт элементаль, и тут же скроется во мраке, то призрак изогнётся вопросительным знаком и растворится в воздухе так и не получив ответа. Кругом беспрерывное движение, столкновение исполинов, тёмных гор вырывающихся из мрака, чтобы разбиться о неприступные утёсы крепости.
  В очередной раз меч взлетает и со свистом падает вниз. В эту секунду, потерявшись в реальности, запутавшись мыслями в беспрерывно мечущихся ощущениях, я вдруг вижу себя со стороны. Меч взлетает, и, описав короткую дугу, обрушивается на меня, и я вдруг ощущаю смертный холод и режущую остроту стали, чувствую вкус горького железа на губах и тело пронзает яростная боль, будто зверь давно алчущий и, наконец, дорвавшийся до добычи.
  Странное чувство, как не хочется умирать. Но что это? Это не я. Руки, ноги, острые когти, я понимаю, что на миг слился с подсознанием напавшего демона. Значит и ему не хочется умирать, и я падаю, падаю в бездну, и тоска ядовитой змеёй сжимает мертвеющее горло, накатывая на блекнущие глаза смертную пелену.
  Нет. Какое-то странное чувство шевелится в глубине сердца, но не может пробиться на свободу из-за калёных решёток кованой стали, быть может, это жалость? Раб, демон - раб, больший раб их всех, лишённый всякого выбора. Я это знал, но на самом деле ощутить его внутренне напряжение, страх и отчаяние существа давно прекратившего всякую борьбу за спасение души своей. Уж слишком много зла он сделал и не может сам себя простить, и не ждёт прощения. Нет, не правда, уже давно затоптаны, вдавлены в грязь все былые воспоминания, полная безысходность, и он ищет дикого наслаждения, сладострастья, в убийстве, в миге, когда жизнь рвётся из раздавленных внутренностей поверженного врага.
  Но ещё больше радости он находит в совращении, алчном предвкушении бесконечного падения себе подобного. Погибнув, он хочет забрать с собой как можно больше, ведь это не справедливо, как ему кажется, когда страдает он один, весь мир виноват в том, что с ним стало, так пусть же мир гибнет с ним, или хотя бы те до кого дотянутся его длинные руки.
  И я на вершине, и сейчас он сам падает, разрубленный, но в его взгляде нет освобождения, куда же он направляется, что ждёт его? Может вечная мука, а может смерть и вечное забвение. Ему предстоит это выяснить, но взгляд его по-прежнему горит привычным заревом ненависти.
  В этот миг огненные струи срываются с края крепости и падают на ослеплённых вспышкой колоссов. Две струи из каждой руки Велеса. Старик не стоит на месте, вот он уже в стороне, на том месте, где он был, бушуют шаровые молнии и расплавленный металл стекает красными струйками на головы беснующихся в ярости демонов.
  Чёрная тень Карелла витает рядом с Велесом, вампир помогает ему перемещаться, быстро перелетая с ним от башни к башне. Жар становится невыносимым. Стоит удушающий смрад, запах горелого мяса и разлагающейся гниющей плоти, и всё приправлено терпко сладким ароматом дымящейся крови. Огонь не переставая, льётся на колоссов, и они уже неловко заворочались, но не в состоянии избавиться от жгущих доспехов, да и вряд ли это возможно, Люцифер делает свои игрушки одноразовыми. Скоро они в темноте кажутся качающимися бледно розовыми пятнами.
  На поле тоже стоит непереносимая жара, доводящая демонов до полного исступления, они готовы пожрать друг друга, но страх сдерживает их, неведомый нам страх, перед невиданным наказанием.
  Воздух всё больше нагревается. Гиганты, не находя спасения, без перерыва посылают молнии в дымящиеся бастионы крепости, и она постепенно превращается в огромную домну, грозя сжечь заживо своих защитников. Ну же, ну! Терпеть нету сил, пот заливает глаза, руки наливаются тяжестью, не слушаются, словно чужие. Морды демонов скалятся в предвкушении верной добычи.
  Тело отказывается повиноваться, колени предательски подгибаются, сознание мутится, тяжко, я поднимаю голову, с губ срывается подавленный стон. Кровавая луна повисла низко над горизонтом и смотрит огромным красным глазом, заливая туманным светом окрестности. Из полумрака тянутся звериные лапы, кажется, что они в пурпуре, или может это кровь?
  Из темноты вырастает гибкая фигура в чёрном, и бросается ко мне. Нет, слишком поздно, острые когти впиваются в тело, разрывая плоть. Перед глазами взрывается ослепительная вспышка, и я лечу подброшенный силой. Страшный удар и всё меркнет в туманной дымке.
  
  
  
  
  
  Глава 37
  
  Тихо и спокойно, где я и что со мной? Боли нет и нет грызущей усталости. Передо мной стол, уставленный яствами, и я неспешно отправляю в рот сочные куски пищи. Неужели я умер? Если так, то рай существует, но рядом ещё кто-то есть. В полумраке я различаю неясные очертания и начинаю их узнавать, мой дух сковывает тихий ужас, но тело не слушается, оно словно не моё, что же это?
  Рядом со мной, на троноподобном кресле восседает Веельзевул, его чёрные доспехи сливаются с серыми стенами. В полумраке искрами мерцает золото, и переливаются драгоценные камни, оттеняя грубость помещения. Мелкие демоны снуют у стола, подавая обильно уставленные блюда и прислуживая. Веельзевул благосклонно кивает головой, слушая доклад старого чёрта. На другом конце стола восседает Люцифер и ему что-то возбуждённо говорит Басаврюк. Странное спокойствие овладевает мною, я чувствую, что оно не моё, но не могу сопротивляться сущности существа, это опасно.
  Я стараюсь ничего не пропустить. Вскоре я замечаю, что мы находимся в просторной пещере, сухой и довольно уютной. Грубые камни в изобилии устланы мягкими шкурами и золото, золото, золото. Оно отражается в алчных глазах слуг, благоговейно преклоняющихся перед ним и его обладателями. Басаврюк, смеясь, поднимает чашу, предлагая выпить, и я вижу свою руку, протягивающуюся за бокалом. Она огромна и когти царапают полированное серебро чаши, в ещё блестящей поверхности отражаются своды пещеры, и множатся в замысловатых гранях, и я вижу своё отражение, вернее угрюмую мину Фра-Диавола, ибо я в нём.
  Опьяневший демон ещё не почувствовал моего присутствия и не спеша потягивает старинное вино. Постепенно я различаю слова.
  - За скорое возвращение в пределы, - сквозь плотную пелену, слышу я слова демона.
  - Этот тост мы поднимем, когда будем пить вино из твоих подвалов, ведь ты проспорил, - смеясь, отвечает Люцифер.
  - Да, не такая скорая победа, как я думал вначале.
  - Ничего, слуг хватит, мы можем ждать века, и всё будет по-нашему.
  - Но как они разделались с твоими гигантами.
  Я не видел, но почувствовал, как нахмурился Люцифер.
  - Не пойму, что произошло, это были мои лучшие воины, мне пришлось с ними повозиться.
  - Это называется знания, они не сидели, сложа руки, и в своей науке продвинулись.
  - Вот уж не думал, что их наука, сможет сравниться с нашей магией, нет, это просто удача, и она не с нами, это ведь тоже магия. Но всё равно, их пора остановить.
  - Думаю, наш повелитель сам знает.
  В пещере повисла напряжённая пауза.
  - Предлагаю выпить за хозяина, - вдруг грохнул Басаврюк.
  Демоны быстро переглянулись, вздрогнув от пробежавших мыслей, даже я почувствовал неловкую вибрацию страха и скрытой угрозы. Чаши снова наполнились и были выпиты в тишине.
  - Ничего, никуда эти выскочки не денутся, сколько их уже было на нашем веку.
  - И это говоришь ты? Правитель бедных гномов, потерявший свой ключ? Забыл, кем ты был раньше? Посмотри на своё толстое брюхо и задумайся.
  - Если уж на то пошло, - со злобой произнёс демон, - то без ключей остались все мы, и я не пойму, как это могло произойти.
  - Это так, как не печально, но не скоро отведаем мы вина из твоих погребов, да его, наверное, уже давно вылакали эти грязные свиньи.
  - Я выжму его по-капле из каждой кровинки этих пресмыкающихся.
   Рука Басаврюка сжалась.
  - За что Он любит их?
  В глазах Люцифера мелькнуло скрытое торжество. Басаврюк словно не заметил этого, громко рыгнув, он ухватил здоровый окорок, и принялся его обгладывать, кость захрустела, и демон принялся высасывать сладкий мозг. Веельзевул задумчиво смотрел из своего угла.
  - Я впервые встревожен, - наконец произнёс он.
  - Что ещё не так?
  Люцифер вопросительно уставился на чёрного демона. Веельзевул неспешно продолжал.
  - Мы не верили, что они добудут камни, и вот мы без ключей. Мы не верили, что они победят колоссов, и вот обугленные туши гигантов гниют в поле. Что ещё можно ждать от них?
  - Ты хочешь сказать, что можно ожидать от Велеса? - вдруг произнёс Басаврюк, не отрываясь от кости.
  - То, что я хотел, я сказал.
  - Это не так. Мы, чья власть повелевает живыми и мёртвыми.
  - Не обманывайся, - вставил Люцифер.
  Басаврюк бросил на него свирепый взгляд.
  - Наше могущество непоколебимо, - продолжил демон вызывающе, - и мы обсуждаем каких-то людишек, когда достаточно одного взгляда, одного напряжения мысли.
  Вдруг стол затрясся. Все снова вздрогнули. Веельзевул хохотал, и его смех был похож на гром.
  - Ты что? - взорвался Басаврюк.
  - Я вспомнил, как сидели мы так столетия назад. В вас было то, чего сейчас нет, и ты толстая, раздувшаяся гора жира говоришь о величии, вы все смешны, вы стали как люди и забыли кто вы. Вам лишь бы пожрать и поваляться с местными девками, которых вы так презираете. Вы стали как люди!
  - Как и ты!
  - Да. Мы все превращаемся в такие же ничтожества, и не признаём это.
  Демоны вскочили со своих мест, только Фра-Диаволо остался сидеть на месте, казалось, ему было безразлично всё окружающее.
  - Ты говоришь о людишках, о мысли, так думай, сделай так, чтобы эти людишки оказались здесь. А ты, Люцифер, бывший герой меланхолик, лучше бы ты им и оставался, Басаврюк заботится о своих подвалах, а ты? Как твой замок? Бьётся ещё сердце титана, твоего выродка сынка, или крысы ещё роются в его гнилых нарывах.
  Глаза Люцифера пылали огненными озёрами, он поднялся во весь свой рост, и слуги бросились врассыпную. Однако Веельзевул даже не пошевелился, с надменным видом, он поднял свой бокал и медленно осушил его, вся его фигура источала насмешку и презрение. Гороподобное тело Люцифера нависло над столом, и несколько секунд демон стоял в нерешительности. Затем он вдруг как-то сразу сник и тихо опустился на свой стул.
  - Да, вы поняли, - с торжеством произнёс Веельзевул, - никогда мы ещё не падали так низко, как сейчас.
  - Довольно, прошли те времена, когда мы были частью всего сущего, всем сущим в единении, и сутью всего сущего, сейчас мы изгои, и, в конце-концов, вернёмся в мироздание частью его отходов, и наша цель просто отсрочить этот предрешённый момент. И нечего думать, что это не так, мы насыщаемся всем, что может позволить извращённое воображение, но наесться впрок не возможно.
  - Наконец-то в тебе проснулся здравый смысл. Нет, мы не будем сочинять звёздные сонаты, наша цель иная. Вы все упускаете из виду, главное не в том, как войти в крепость, рано или поздно мы её захватим, главное, чтобы никто не вышел из неё. Вы согласны?
  - Что же ты предлагаешь, твои слова темны как твои доспехи.
  - Необходимо провести полную блокаду крепости, недопустимо чтобы эльфы или гномы так свободно проходили в неё, будто на прогулке, надо взять под контроль небо и землю, воду и огонь.
  - Ты забыл. Мы ничего не можем сделать, ключи стихий так же легко сдерживают нас, как и мы их.
  - Я! Не забыл. Да, у крепости мы ничего не можем сделать, но в стороне, за пятьдесят, за сто километров, можем.
  - Ну и что с того, они пройдут любою преграду с камнями то.
  - Люцифер! Ты дурак, - взорвался Веельзевул.
  - Не злись, а лучше объясни, - Басаврюк доел свой окорок, и, отшвырнув расколотую кость, потянулся за вином.
  Веельзевул заговорил, но его голос стал вдруг угасать, становясь всё тише и тише.
  Я дёрнулся. Струи ледяной воды стекали мне за шиворот, я снова был в своём теле. Около меня хлопотали друзья, усердно суетясь и мешая друг другу. Ещё одно ведро ледяной воды принесли во двор. Мои глаза округлились, но среагировать я не успел, тело ещё плохо слушалось. Приняв душ и перестав, наконец, дрожать и кашлять, я поднялся. Глубокие порезы на коже саднили и щипали, но ничего серьёзного не было, взрыв шаровой молнии спас меня.
  - Тебе везёт, - произнёс Велес и погрозил пальцем прижавшейся ко мне Лане.
  - Более чем, - произнёс я в ответ, - я видел демонов.
  - Я знаю.
  - Да?
  - Да.
  - Этот дурак Фра-Диаволо даже не догадался, что я был в нём.
  - Фра-Диаволо дурак? Я бы так не сказал, из всей компании именно он самый умный и опасный враг.
  - Этот когтистый болван?
  - Не забывай, внешность обманчива, думаю, он нарочно скрывает за страшной личиной улыбку Сатаны, мне едва удалось обойти все ментальные лабиринты и ловушки, что он расставил, чтобы захватить твой разум. Ты и не подозревал, какой опасности подвергался.
  - Не подумал бы, - воскликнул я изумлённо.
  - Лично для меня это всё сложно, - проговорил Ральд, поглаживая свою растрёпанную бороду, - ты лучше скажи, что тебе удалось узнать.
  Я заметил любопытство, мелькнувшее в глазах подошедшего в эту минуту вампира, и внутренне улыбнулся.
  - Они решили не выпускать нас.
  - И только?
  Я увидел, как побледнел Велес.
  - Кто это говорил, Веельзевул?
  - Да.
  - Наверное, по наущению Фра-Диавола, не иначе. И что же?
  - Они поднимут стихии, только не пойму я, Люцифер, верно, сказал, пока камни у нас, стихии нам не страшны, за это его обозвали дурнем.
  Я прервался, заметив, как ещё больше взволновался Велес.
  - Да что с тобой?
  - Это верно, стихии нам не страшны, но что будет, если мы используем силу камней. Паутина сработает, и на её зов сбежится целое полчище голодных пауков. А уходить нам придётся.
  - Зачем? - воскликнул Ральд, выражая всеобщее удивление.
  - Потому что наша цель не защита крепости, мы и так здесь увязли, наша задача - земли чёрных стражей, вотчина Сатаны.
  Холодом повеяло при его последних словах. Я крепче обнял Лану, прижав её к своему сердцу, и заглянул ей в глаза. В них светилась любовь и преданность, и ещё бесконечное доверие и надежда и что-то ещё, какое-то скрытое понимание того, что сам я ещё не понял. Моё сердце сжалось. Все задумались, и никто не заметил, как ушёл Карелл.
  
  
  Глава 38
  
  Ночь прошла. Тихо подкрался серый рассвет, белым саванном затопив бранное поле. Он походил на незыблемое море спокойствия, укрывая всё тихим покрывалом настороженной тишины. Я находился в самой высокой башне, чудом сохранившейся в огненном безумстве электрического разгула. Потёки свинца застыли тяжёлыми каплями, теряющимися в белёсой мгле тумана. Утренняя прохлада успокоила взвинченные нервы, даже зябкая сырость не раздражала.
  Кутаясь в плащ, я вспоминал далёкий дом, что и сейчас стоит на старом месте, и люди встают, завтракают и, собрав пакеты, идут на работу. Рядом со мной был Велес. Он думал о чём-то своём, сосредоточенно хмуря седые брови, и не обращал внимания на открывшуюся панораму. Постепенно я стал злиться, его вид меня обеспокоил, воспоминания ушли, и вернулось нескончаемое ожидание чего-то непоправимого, как оно мне осточертело, и в быту от него жизни не было, а здесь, нет, это становится чем-то невыносимым.
  Нереальность происходящего, не земное, отлучённое от обычной людской самонадеянности чувство, создавало крайне неприятное ощущение, и от этого я не находил себе места. Всё равно как думать, что вот, мы мечтаем о чём-то своём суетном, но вот приходит смерть и заявляет о своём вечном. Я не находил хотя бы уголка привычного спокойствия, убежища защищённого от жестокости.
  - Что сталось с колоссами, - не выдержав, спросил я, в надежде развеять унылое впечатление от всего происходящего.
  Велес, очнувшись от раздумий, покачал головой.
  - Точно не знаю, - нерешительно произнёс он, - в самый разгар битвы, когда все мы уже решили, что пришёл нам конец, демоны повели себя странно. Ты видел, они светились в темноте алым светом и без перерыва сыпали молнии, как вдруг воздух вокруг них заискрился миллионами огней, и между ними протянулись змейки голубого пламени. Всё закончилось быстро, некоторое время они ещё тряслись, непонятно от чего, забрызгав всех слюной. При этом пахло чем-то непонятным, так бывает только во время сильной грозы, и они рухнули как подкошенные, честное слово, и больше не шевелились.
  - Это наука, она никогда не подводит когда всё рассчитано, нам повезло.
  - Не знаю что это, но действует она хорошо. В другой раз я покажу тебе занятные картины, увидишь, что у тебя внутри, может ты беременна, а барышня?
  - Пошути у меня, - произнёс Велес, почему-то неуверенно.
  - Я хотел с тобой не о том поговорить.
  - Да? А что?
  - Плохо, что твой разум, дух, начинает вселяться в чужие тела.
  - Такое и раньше было.
  - Раньше ты был в своём теле. Георгий, у тебя осталось совсем мало времени, - произнёс старик печально.
  - Сколько?
  - Несколько дней, не больше.
  Мы немного помолчали.
  - Что ж, так уж получилось, что нельзя сказать - довольно и остановиться. Остаётся либо идти вперёд и добиваться награды, либо скатываться в бездну, либо развиваться, либо тупеть от довольства и однообразия, что одно и тоже.
  Прости старик, может для тебя это не совсем понятно. Знаешь, сперва твои слова меня ранили, прямо таки настучали дубинкой по темечку, но я подумал, нет, совсем нет, знаешь, мне безразлично, я никому ничего не обязан. Я знаю, что когда-нибудь умру, а раньше или позже, какая разница, может я встречу любимых и дорогих мне людей.
  - А как же вечная жизнь?
  - Не знаю, я не знаю что это такое, не попробовав на зуб, нужна ли она, я даже представить себе не могу мир без зла и страха, первый я ненавижу, а второй кажется мне каким-то безликим без первого, не знаю, я не настолько совершенен. Старик, мне бы хотелось положить тебе руку на плечо, утешить, ободрить благородной мужественной речью. Другой может быть так бы и сделал, но я никогда не был героем, я занял чужое место и если бы мог, с удовольствием избежал бы подобной участи, даже пожертвовав знакомством с тобой, Гаятом и даже Ланой, хотя я и тут ни в чём не уверен. Я только знаю, что довольно с меня смертей и лишений, это не для меня. Что со мной происходит старик? Порой мне кажется, я раздваиваюсь, иногда тонкой струной в душе звенит жалость, хочется творить, любить, бороться, а порою хочется спрятаться в тёмный угол и плеваться желчью и ядом, и ненавидеть самого себя из-за этого. А может всё это фарс, никчемная рисовка ничтожества?
  Старик печально покачал головой.
  - Да, Георгий, слабая, метущаяся у тебя душа, зло легко доберётся до тебя. Берегись, и да поможет тебе, и твоим близким, Господь. А сейчас, прекрати ослаблять дух свой сомнениями, поговорим лучше о деле.
  - Вот как?
  - У нас мало времени, - сурово проговорил Велес.
  - Я не вижу выхода из положения.
  - Я, вижу. Оставаться здесь бессмысленно.
  - И что?
  - Через час мы выходим. Гаят уже собирается, с нами Лана, не захотела остаться чертовка, Карелл остаётся защищать крепость и в ней Ани и мою жену.
  - Жену?
  - Да, мы поженились.
  - Когда? - воскликнул я в изумлении.
  - Пару часов назад.
  - Велес, ты, ты, я не знаю, полон сюрпризов.
  - Возможно. А теперь спускайся, собери вещи, как начнётся сражение, так мы и уйдём под шумок.
  - Старик, но ведь мы уносим камни, как же крепость выстоит?
  - Им не крепость нужна, - ответил Велес устало. Как ты не поймёшь. Самый простой выход, не всегда самый умный. Резня, война, это всё так. Война - это нож хирурга, сколько не ампутируй, голову не отрежешь, причина, вот что надо искать пока не истекли кровью. Причина, это ты и ключи безграничных стихий. И они это понимают, а крепость, сражения, это только огромная гекатомба, о которой вспомнят не многие.
  Никогда, никогда не любил сборов в дорогу, суетливую толкотню, мешающую собраться с мыслями, но сейчас за суетой скрывалось желание прогнать надоедливые мысли, не думать о расставании, и главное не вспоминать о грядущих испытаниях.
  Ещё больше я не люблю провожать, то щемящее чувство, когда любимых людей уносит вдаль поезда под звуки прощального марша, и я понимал, ощущал взволнованное состояние остающихся. На стенах уже кипела битва, и вопли умирающих сливались с визгом проносящихся свинцовых ядер, но на этот раз друзья не спешили уйти. Ральд, утративший свой петушиный настрой, молча, стоял в стороне, наблюдая торопливые сборы. Карелл где-то витал, видимо сражался на стенах, сдерживая орды орущих демонов.
  Наконец, пожитки были уложены, Лана ещё раз окинула всё зорким взором, и осталась довольна. В последнее время она, как и все мы, сделалась несколько молчалива, моя Лана.
  - Воспользуемся одним из ходов, оставленных кислотными улитками, - произнёс Велес в торжественной тишине.
  Я кивнул головой, говорить не хотелось. Вокруг нас стояли опечаленные люди, эльфы и гномы, слитые в крепкое братство лишениями последних дней. Их взгляды обжигали пониманием, и от этого становилось ещё горше. Приходилось покидать оплот, силу, поднявшуюся из низин под наши знамёна во имя будущего, силу способную перевернуть мир. Крестьяне вывели лошадей, и я, не удержавшись, вскрикнул от удивления.
  - Велес, ты не находишь ничего странного? А ты, мужественный воин? Ведь это те самые кони, на которых мы скакали в полнолуние, и оборотни настигали нас.
  Гаят удивлённо поднял глаза, даже старик удивился.
  - И правда, это хороший знак, тогда мы спаслись в осиновой роще.
  У меня язык чесался спросить, но в этот раз я сдержался и благоразумно промолчал. К нам подошёл Ральд и по очереди обнял нас на прощание, затем, крепко пожав руки, поспешил уйти, со стен доносились звуки горячей битвы, и медлить, было нельзя.
  Так вступили мы под сумеречные своды старинного склепа. Лошади всхрапывали, испуганно поводя глазами. Последний луч света испуганно метнулся в сторону, скользнув по сочащимся водой, заплесневелым стенам. Гаят зажёг факел, и мы двинулись дальше.
  - Теперь будьте особенно внимательны и осторожны, - прошептал Велес, - и главное никаких громких звуков.
  Туннель уходил полого под землю, залитый матовыми потёками застывшего свинца, и по-началу идти было удобно, однако, скоро мы вышли из полосы залитых свинцом коридоров и очутились в совершенно иных туннелях. Свет факела выхватил из мрака овальное отверстие, словно выплавленное в породе. Высохшая земля крошилась под ногами, поднимаясь вверх облаком тончайшей пыли. В горле запершило, дышать стало почти невозможно, пришлось обвязать лица кусками холста, а на головы лошадей натянуть мешки. Неосторожное движение грозило настоящим пылевым обвалом, и тусклый свет факела замигал в пыльной дымке, словно в густом тумане. И время замерло. Минуты растянулись в нескончаемые часы, лентой уходящие в вечность и покрытые вялым туманом долготерпения. Хорошо, что никто не страдал клаустрофобией, шагать в пыльной мгле, напрягая слезящиеся глаза, от этого, знаете ли, потихоньку сходишь с ума. Во истину не выносимо.
  Лошади иногда взбрыкивали, приводя к настоящей катастрофе, тогда мы замирали с бешено бьющимися сердцами, и стояли, закрыв глаза, потея от страха и неизвестности. Неизвестность она ведь хуже всего, всё равно как стоять перед взбешённым псом и думать броситься он на тебя или нет. А потом мы шли дальше, едва передвигая ватные ноги в абсолютной тишине. Боюсь, я не выдержал первым. Оставив на минуту Лану, шедшую рядом со мною, я догнал старика.
  - Велес, - мой голос был похож на шипение, так исказился звук, доходя до свистящего шёпота, - а куда мы собственно идём.
  Старик вздрогнул и испуганно осмотрелся.
  - Не бойся, нет здесь никого.
  - Уж ты то точно должен знать, что и у стен есть уши, - ответил старик едва слышно.
  - Если придётся убегать, хотелось бы знать куда?
  Старик некоторое время шёл молча, обдумывая мои слова.
  - Ты прав, хоть тобой и движет обыденные человеческие инстинкты.
  - Давай, заговори ещё как один из первых, а сам то, не человек что ли.
  - Нет.
  - Глупый вопрос. Хорошо, не говори. Я выпрямился и развернулся уйти.
  - Погоди, - услышал я долгожданные слова, - не касайся стен.
  - Ну и ладно.
  Я разозлился. Старик чуть заметно усмехнулся.
  - Постой. Он подошёл ко мне вплотную, и жаркий шёпот обжёг мой слух.
  - И изгнал Адама и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенны и меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни.
  - Эдем? От одного слова, меня бросило в жар.
  - Постой, он же залит водой, озеро Хаммер поговаривают непрозрачного, белого, как вода с молоком, цвета, от растворённого в нём известкового ила, или это другое место.
  Велес меня уже не слушал, словно злой дух вошёл в старика, он тихо, как в бреду шептал. Я нагнулся пониже, чтобы расслышать.
  - Придёт день Господень... и тогда небеса с шумом перейдут, стихии же, разгоревшись, разрушаться, земля и все дела на ней сгорят. Воспламенённые небеса разрушатся, и разгоревшиеся стихии растают, мы же по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда. Мы, оставшиеся... восхищены будем на облаках в сретение Бога. Нет, нет, нет, они не мы, да, нет. Глаза старика засияли неестественным блеском, пот градом струился по его лицу, вычерчивая светлые полоски на покрытом пылью лбу. Мне стало страшно.
  Старик, будто унёсшийся в неизведанное, продолжал. Се, идёт Господь со тьмами святых ангелов своих сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники. Нет, прав ты Енох, да, я слышу тебя, да, но мы, ещё не поздно, нет, послушай, нет, да мало, одной мало, а те, кто может спастись, или мог, но не пришлось, не совпало, да. Я протянул руку, намереваясь что сделать, но Велес вдруг успокоился, некоторое время он ещё к чему-то прислушивался, и печальная улыбка блуждала на его устах. Потом он посмотрел на меня, и взгляд его был осмысленным и уже не горел безумным блеском. В великий момент бей в голову.
  - Что? - вскричал я.
  - Сотри главу змия, поражай его в голову, и помни, он знает.
  - Кто знает? Куда мы идём? Да ответь же мне.
  Но старик замкнулся, весь ушёл в себя и больше меня не слушал, или не слышал. В раздумьях я вернулся к Лане, и обнял её гибкий стан. Она молчала, и это беспокоило меня, в какой-то момент в моём воображении вдруг предстала свернувшаяся кольцом змея, готовая броситься, и я обнимаю её гибкое, пружинистое тело. Но я тут же отбросил эту мысль, в жизни надо довериться хоть одному человеку, это и есть любовь. В какой-то момент я увидел, что она смотрит на меня, и захотелось мне, чтобы разозлилась она, ибо я был в расстроенных чувствах и был раздражён, верно, оттого, что шёл один по своему пути. По слабости, уже в который раз, захотелось мне услышать слова утешения, ощутить то самое чувство детского умиротворения. Не дождался, рука Ланы сжалась, став вдруг твёрдой и холодной, словно высеченная из розового мрамора.
  - Не говори, не надо, - прочёл я в её глазах.
  - Откуда ты знаешь? - спросил я.
  - У тебя вид потерянного ребёнка, плачущего в темноте.
  - Ты права, ну и что ж, ранее сидя дома, я терзался от безделья и не знания своего места в великом круговороте, но теперь я в деле, и вроде бы, скучать, не приходится, но всё равно потерян и терзаюсь, конечно, какое дело тебе до этого. В пять лет, я чувствовал себя десятилетним и был любимчик девочек, видевших во мне стремление. Когда мне было десять, я интересовался девочками, ибо мне было двадцать, двадцать два, но я не мог быть интересен женщинам. Сейчас мне двадцать шесть, но я стар, и никто, моего возраста, меня не понимает, в пятьдесят я буду мертвец, и в глазах поселится вечность, и я буду одинок. Я уже одинок, это как бесконечность, и ты ползаешь в этой вселенской бесконечности как микроб в сфере вечного нуля.
  Её глаза наполнились грустью и печалью нежной любви и верности. Разве я не с тобой, - мягко укорял внимательный взгляд.
  - Посмотри на Гаята, он всегда твёрд и целеустремлён, когда надо мягок, когда вынужден - жесток. Знаешь, почему он спокоен? Он не тщеславен, он не спрашивает, почему он не Бог и не царь, но по-своему он велик. Он знает, что рождён человеком и это самая большая честь, выражение самого искреннего доверия, что только может быть в жизни, разве ты этого не понимаешь?
  - Пусть так, но и он не знает всего.
  - Бог знает ответы.
  - А знает ли Бог, зачем он сам?
  - Дурак, если не знаешь ты, это не значит, что не знает никто, тщеславный червь.
  - Прости, не знаю, как так вышло, поверь, я не строю Вавилонской башни, просто мне не по себе. Когда человек долго не в своей тарелке, он начинает бить чужую посуду, я слишком долго в поиске, и сам не знаю уже что хочу, да и знал ли когда, я просто схожу с ума. Прости, прости меня.
  И между нами повисла мёртвая тишина, и пылинки превратились в твёрдые астероиды, мечущиеся в пространстве, и понимание исчезло как мираж на ветру, осталось лишь одиночество. Вот такие вот дела, пауза затянулась, превратившись в неловкое чудовище с противными глазками, не знаешь, как от неё избавится. А тут ещё нарастающее волнение, словно медленно, но верно погружаешься в пучину страха, вроде как колени уже дрожат, но ещё не вопишь во всю глотку.
  Есть правда способ избавиться от подобных ощущений, маленький самообман. Надо соскрести всю дрянь из своей души, смять в шарик и, представив зелёный стол, бильярдный кий и облако табачного дыма, забросить этот шар в помойное ведро, как в лузу. Непременно, сверху придавить стопудовыми гирями душевной тяжести, плюнуть и забыть, думать о чём-то другом, приятно сексуальном или ещё о чём, лишь бы это захватывало, и не было в тягость. Первый вариант помогает сто пудово. Точно говорю, бодрость духа щекочет ум и обостряет сообразительность, это природное электричество для нервных окончаний.
  И ещё есть кнутик, способный подхлестнуть дух под зад, этакий природный эликсир. Хм, ладно, это перебор, всё же алкоголь может и радикальное средство для уравниловки классов, в смысле всех делает свиньями, но быть свиньёй не всякому охота, так что, обратимся к фантазии.
  Нехорошо конечно подменять реальность, так что я тут же так и сделал. Думать, правда было не о чем, весёлого мало, а Лана, вон идёт, айсберг ходячий, и кто её такую придумал, переменчивая как ветер, как все девушки. Я начал было развивать мысль, кстати, хорошая мысль - это вьюн выловленный в океане мутной воды, стоит его попробовать ухватить за скользкий хвост, как он уныривает на самое дно, но не успел.
  Как-то всё в этой истории случалось молниеносно, земля вдруг разверзлась, честное слово, в коридор хлынул поток ярчайшего света, по крайней мере, мне так показалось в первый момент, пока я ещё мог видеть, и мы замерли. Океан пыли, обрадовавшись, вознёсся миллионом восхищённых ангелочков в открытые небеса, и сметаемый потоком свежего ветра, растворился в воздухе. В этот момент я не удивился, не успел. Гаят выхватил свой меч, свободной рукой нетерпеливо протирая ослеплённые глаза. Понемногу очертания предметов стали приобретать форму. Ветер окончательно разогнал облако пыли, и почему мы перестали удивляться в этом мире, быть может устали? Или всё видели, и главное исследовали на крыльях фантазии? Мы стояли посреди поля, окружённые бесчисленными сонмами демонов.
  
  
  Глава 39
  
  В древние века удивлялись, и упивались до изумления, в средние века, как писал Толстой в "Войне и мир", Анатоль стоял, разинув глаза, в нашем мире, лёгкий изгиб бровей, это всё, чем удостаивает современный человек выдающееся событие, а потом всё как у древних. Демоны замерли в напряжённой тишине, мы тоже. Пучина страха окончательно засосала меня, так что кричать смысла не было, будь что будет, ничто в мире не бывает просто так.
  - Сейчас прибьют, - произнёс я.
  - Как пить дать.
  - Туда нам и дорога, дуракам дурацкая смерть.
  - Знаете, в голове так много мыслей вдруг объявилось, прямо эпопея, садись и пиши роман, может они повременят? Зарезать так сразу, ну какой в этом прок.
  - Это после того как ты заехал Басаврюку в самое яблочко, он с тебя шкуру стружками снимать будет.
  - Плохой юмор у тебя Гаят, бери уроки у Ланы, вот она молчит и всё. Молчание это золото.
  - Здесь не золото нужно, а серебро и побольше.
  - Тьфу, на тебя.
  Вдруг тишину разорвал громкий хохот, подобный горному обвалу.
  - Ну надо же, - произнёс я, - а я уже по этому скрежету успел соскучиться.
  - Странно, что ты не почувствовал магию Велес, - загремел громоподобный голос.
  - Действительно странно, Велес, а ты что скажешь?
  - А что ты посоветуешь? - ответил старик, выдёргивая очередной волосок из бороды.
  - Тьфу, и на тебя, будь не ладно твоё старческое сумасшествие, считай, что с этой минуты я озлился ещё больше.
  В этот момент я заметил рядом с Люцифером ещё одну фигуру, это был Карелл, всё стало понятным как жареный поросёнок, и желчь у меня подскочила до небес, к тому же меня раздражало молчание Ланы.
  В толпе оскалившихся демонов, с отвислыми челюстями и капающей с острых зубов слюнями, мелькали тени вампиров. Что-то засосало у меня под ложечкой, что-то грядёт, не всё ещё всплыло из проруби.
  - Что ты хочешь? - хрипло крикнул Велес, делая вид, что ему всё безразлично. Медаль тебе за спокойствие старик.
  - Камни Велес, камни, а после мы вас убьём, ты ведь не в обиде, сам понимаешь, все козыри у нас в лапах.
  - Он ещё и шутит, паразит этакий, вмажь-ка ему старик.
  Велес поднял руку.
  - Э, э, не надо так старик. Люцифер быстро отступил в сторону.
  
  Знаете, почему я прервался на довольно интересном месте повествования? Потому, мои дорогие, что раньше я писал для всех, а эта вставка, только для моих правнуков, пускай, знают, какой взбалмошный предок был у них в роду, для такой цели я даже составлю генеалогическое древо, если не поленюсь, конечно. Остальных прошу пропустить этот абзац.
  Странная такая закорючка для будущих исследователей, нет, в самом деле, если у меня не хватает таланта, чтобы вы, мои дорогие, читая, воскликнули в восторге - да это гениально, чёрт возьми, то к чему тогда писать. Нет уж. Но поскольку получилось так, что не писать я не могу, как не могу перестать думать, то писать буду, но для себя и для вас, хорьки мои не рождённые. К примеру, я могу сказать не по теме, что лень - самый мощный двигатель прогресса наравне с трудоголизмом, различие лишь в том, что один думает как сделать побольше, работая поменьше, а другой, как работая по меньше, сделать побольше, ирония простоты, вроде глупо, ан нет, иностранец не поймёт, не так ли?
  А хотите, я приведу неопровержимые доказательства существования Бога, связав, сей неопровержимый факт с бодростью духа и солидной порцией виноградного сока? Готовы? Пожалуйста.
  Если представить невозможную вещь - неподвижную бесконечность, ведь ничто не существует, то только приложенная сила способна привести всё в движение, движение - это акт воли, воля - усилие направленного интеллектом действия сознания, сила направленного действия, ведь сознание признак ума. А поскольку ничего не бывает из ничего, а мы всё-таки существуем, значит, мозг был всегда, а сила мысли - реликтовая сила, способная не только сдвигать горы, но рождать вселенные. Следовательно, движение - признак мысли, интенсивность движения - следствие бодрости духа, и ничто так не концентрирует мысли, отстраняя от суеты реальности, как кружка доброго виноградного сока. Время, движение, всё, что только есть в этом мире - доказательства вселенского разума, и если мы и отказываемся его признавать, то лишь из эгоизма, нежелания делить власть, и честолюбия туповатого выскочки.
  В глубине души, мало кто сомневается, что Бог есть, главный вопрос скептиков, если Бог есть, то может он не один, а их бесконечно много, глуп, поскольку, где много там всегда есть один создавший всех. Его не может не быть. И может, мы живём, чтобы думать об этом. Можно сказать, что Бог создал букашек, чтобы они ползали, но предположить, что мы созданы просто, чтобы плодиться и заселять землю, это, мягко говоря, неправдоподобно. Не даром Он, создал нас по образу и подобию своему, ограничив лишь во времени и пространстве, и то смертью стали умирать лишь после грехопадения. Впрочем, если ничто это всегда что-то, то не существует ничего невозможного, во вселенной возможно всё, всё может быть и всё быть не может, и я бы добавил, - всё не может быть одновременно в одном измерении. Вот и всё. Всё что я хотел сказать, но ведь нельзя сказать, что я рассказал это так, что все оглушительно зааплодировали, вы даже не поняли, разве я не прав, тугодумики мои читающие, родственнички дорогие. Потому это я написал для себя, шлифуя собственную душу в преддверии непонятой вечности.
  Теперь же скажу для всех. Знаете, мне пришла интересная мысль, думая о вас, потомки вы наши, я склонен согласиться с модной теорией, что у вас хватит глупости влезть в генетику и превратить себя в чучела с тонкими руками, большими головами и малюсеньким членом. Не сомневаюсь, после этого у вас глаза вылезут из орбит до неприличных размеров, и будете вы посылать послания нам в прошлое, с просьбой быть умнее. Если это так, то вы будете ещё тупее, чем можно себе представить. И дело не в том, что у вас будет мало мозгов, а в том, что люди не меняются и занимаются только тем, что ищут себе грабли, на которые было бы можно наступить, с этим согласна даже такая великая проститутка, как история. Так что будьте готовы, и поднимите вверх свои тонюсенькие ручонки, и всё что ещё можете поднять. Салют из прошлого, глупцы.
  А виноградный сок оставьте мне.
  
  Толпа злорадствующих демонов. В центре стоит старая ведьма и держит на руках маленькую девочку. Да я испугался, но нисколько не удивился. Закон жанра - зло стереотипно в пределах воображения отравленных ненавистью людей, так же как и добро, в глазах праведников, разве мы можем представить себе нечто иное?
  - Что будем делать? - прошептал я.
  Велес тихо застонал.
  - Старик не глупи, если отдашь камни, то погубишь и нас и их тоже.
  - И что? - чуть не плача пролепетал старик, - разве мы сможем жить, если их убьют.
  - Надо драться, - тихим, но твёрдым голосом произнёс Гаят.
  - Нет.
  - Что нет? Ты что свихнулся на старости лет, - взорвался я.
  - Драка самый простой выход и самый глупый, так и передай своим, там.
  - Ну и что ж, так уж повелось, конфетку у малыша легче отнять, чем уговорить его отдать сладость самому.
  - Вот именно.
  - Но, чёрт возьми, что ты предлагаешь.
  - Надо отдать камни.
  - Ты что с ума сошёл? Ты нам мозги не пудри, и знаешь что, засунь себе свои конфетки, знаешь куда.
  - Это ты сказал.
  - Ты просто решил уступить этому старому чёрту.
  - Не понижай его в звании, - печально произнёс Велес.
  - Чёрт, он и в Африке чёрт.
  - Не понимаю о чём ты.
  Тут я вскипел и уже набирал побольше воздуха в лёгкие, как вдруг увидел, что зря разоряюсь, старик меня не слушал, он медленно шёл к демону. Его руки потянулись к котомке. В этот миг демоны нетерпеливо зашевелились, мне показалось ад, клокоча, вырвался из недр земли и языки пламени, обернувшись в бесчисленные исчадья уродливых созданий выплавленных в жарких домнах преисподней, жадно тянется к нам огненными ручьями ожившей алчности.
  Блеск лучезарных камней отразился в их пылающих мрачной злобой глазах. В следующее мгновение земля и вправду разверзлась, из глубин донёсся гулкий грохот множества ног и на свет буквально вывалился буйной ватагой отряд гномов под предводительством Ральда. На мгновение все замерли в замешательстве, я успел увидеть, как смертельная бледность выступает на лице Велеса. Гномы быстро выстроились широким квадратом, в центре которого белели тонкие фигуры эльфов.
  Страшная минута перед схваткой, все замерли, нет компромиссов и нет выбора, разум захлестнула волна яростного возбуждения. Ну же, кто же подаст знак, словно угадав мои мысли, издалека прилетел приглушённый расстоянием крик, будто квенсистенция самой сущности зла подала свой голос из мрака, сотканного скрытой, неизведанной доселе силой.
  Крик прилетел из ниоткуда, превратившись в зловещий вой, угасающий в абсолютной тишине, и в туже секунду тысячи глоток исторгли оглушительный рёв, буквально разрывающий барабанные перепонки. На нас со всех сторон бросились демоны.
  Я выхватил меч и тут же почувствовал, что едва ли могу с ним совладать, присутствие дьявольских генералов удесятерило его мощь и жажду убийства. Меч, оживший в моей руке, рвался вперёд, разрывая в кровавые лоскуты ревущую в предсмертной агонии плоть. Невероятным усилием воли, с большим трудом удавалось мне задавать себе или скорее ему направление, медленно продвигаясь вперёд среди вьющегося вихрем отточенного металла. Это как вдруг попасть в мясорубку, извиваясь между накатывающих валов окровавленного винта, и острые клинки вдруг оборачиваются в ядовитых змей стремящихся тебя ужалить.
  Постепенно я начал различать происходящее. Демоны, бросающиеся в беспорядке на гномов, разбивались об их бронированные ряды, ощетинившиеся блестящими топорами и бодро торчащими бородищами. Из центра строя ураганными тучами летели сотни стрел, со свистом вонзающихся прямо в чёрные сердца.
  Это я уже видел, встревожило другое, все главные демоны исчезли, остался один Люцифер, оттеснённый в начале боя, он теперь быстро пробирался к пленницам. Гаят тоже увидел это и с жутким криком устремился вперёд. Вслед за ним, едва поспевая, спешил Велес, окружённый огненным ореолом. Я замыкал шествие, поглощённый борьбой со своим собственным мечом и, лелея слабую надежду не отстать и не потеряться в беспорядочной сумятице.
  Чёртов меч заставлял меня совершать совершенно непредсказуемые скачки, со стороны это походило на фантастический танец, несущий смерть неудачливым зрителям. Кровь брызгами летела во все стороны, и уже начали слипаться глаза, это подвергало жизнь большой опасности, приходилось биться почти в слепую, ориентируясь на случайные блики мечей и топоров. Так мы могли поубивать друг друга, тем более меч рубил без разбора. Всё поглотила жадная пасть безумной ярости, перед её лицом исчезли страх и расчёт, осталось лишь одно желание - убивать.
  Впрочем, я ошибся, ненависть безобразно искажала черты демонов, лица гномов были бесстрастны, они убивали без удовольствия. Не знаю, быть может, мужество воспитывается с детства, закаляется в испытаниях, в преодолении трудностей и жизненных невзгод, или может все мы, имея чувства, переживаем их различно, и кто-то глубже погружается в пучину страха, нежели другой. В тот день, я был свидетелем потрясающей отваги, которую могла породить только вера в будущее, будущее без зла, за которое было не страшно отдать жизнь. Но в тот миг я думал не об этом.
  Люцифер всё ближе подходил к пленницам. Гаят в ужасе мчался на помощь, совершая безумные, головокружительные прыжки, поражавшие даже демонов. Казалось, смерть неминуема, но каждый раз на ничтожную долю секунды он оказывался быстрее, и её тень скользила дальше, очередной враг в немом удивлении валился на землю, рассечённый острым мечом. И всё же он не успевал.
  Люцифер уже добрался до пленниц, и его черты искривила гнусная ухмылка. Огромная ручища вытянулась. Крик ужаса вырвался из уст воина, когда пальцы демона сплелись на голове ведьмы.
  Беспомощная женщина до последнего момента укрывала дитя, скрывая её своим телом от тянущихся к ним острых когтей. Почувствовав прикосновение безжалостных лап, она в краткий миг всё поняла.
  Женщина успела выпрямиться и, крикнув изо всех сил - держи, - сильным движением подбросила Ани в воздух. Маленькое тельце, извиваясь, полетело над оскалившимися в злобе демонами, сотни лап потянулись вслед за ней. В последнюю секунду, когда когти готовы были сомкнуться, Гаят из последних сил вырвался вперёд и в нечеловеческом усилии успел поймать девочку.
  Чей-то меч вонзился ему в плечо, и острые когти оставили кровавые следы на теле. Но Гаят не обращал на это внимание. Огромное облегчение опустилось на него и тут же сменилось отчаянием, он поднял глаза. Улыбка торжества мелькнула на губах гордой женщины, она ещё успела бросить прощальный взгляд на нас, полный нежности и тихой готовности встретить судьбу. Лапы демона с хрустом сомкнулись, алые струйки потекли на землю, просочившись меж пальцев негодяя.
  Отбросив окровавленное, бьющееся в агонии тело, Люцифер быстро исчез в толпе. В туже секунду языки пламени вырвались из гущи сражения и Велес, переступив обугленные трупы, бросился к ним, и замер. Страшный, вибрирующий крик вырвался из его старческого горла. Он сделал ещё один шаг и, закрыв лицо руками, не в силах более сдерживаться, медленно осел на землю, содрогаясь в беззвучных рыданиях.
  В странном оцепенении, я поднял его на руки и понёс. Не помню как, но, в конце - концов, мы оказались в центре строя гномов. На миг я увидел печальные глаза Ральда, и всё поглотил шум битвы.
  Чьи-то заботливые руки приняли у меня бесчувственное тело Велеса. Рядом со мной стоял Гаят. Держа на руках Ани, он одной рукой смахивал непрошеные слёзы. А вокруг нас ужасающие сцены смерти проходили, словно при замедленной съёмке: перекошенные злобой лица, страх, кровь, летящие конечности, отрубленные, будто вырванные в движении из истерзанных тел.
  С тех пор воспоминания терзают меня, особенно долгими тёмными ночами. Со мной что-то не так, чем дольше живу, тем мрачнее кажется окружающий мир, даже самое хорошее, ценное, что ещё осталось у людей, покрыто толстой коростой проказы. Зло сочится из гнойных нарывов, покрывающих даже самое красивое и дорогое, самое любимое. От этого не хочется жить, неужели мы проиграли, откуда оно берётся, мне плохо, я болен, я ненавижу и тем больше пложу зло. Помоги мне Боже.
  Но дальше. Мы шли вперёд. Сталь звенела, налетая на сталь, гортанное рычанье сменялось оглушительным визгом умирающего зверя. Но и нас становилось всё меньше, один за другим падали гномы, молча исчезали эльфы, отравленные прикосновением холодного железа, и всё уже сжималось кольцо вокруг нас. Мы шли вперёд. Атаки следовали одна за другой, и в любой момент нас мог накрыть девятый вал, оставив от нас изрубленные останки человеческих тел.
  Настал момент, когда ко мне подошёл Ральд. Гном был необычайно серьёзен. Весь красный от крови - её чёрные сгустки путались в густой бороде, броня была помята и во многих местах пробита, так что не ясно, чья кровь стекала по доспехам. Ральд коснулся моей руки.
  - Георгий ты меня слышишь? - обратился он ко мне, тревожно вглядываясь в лицо. Я кивнул.
  - Скоро нас сомнут, и тогда будет поздно, всё, что мы делаем, всё, что было принесено в жертву, всё будет напрасно. Вам надо бежать, ты слышишь меня? Надо бежать пока не поздно.
  - Как? - бесстрастно поинтересовался я.
  - Не надо так. Я всё понимаю, но ни ты, ни я не имеем право сдаваться, минуты решают всё, соберись, чтобы потом не пришлось всю жизнь жалеть. Ну же. Собери силы, не заставляй меня применять те же выражения, что давно заслужили твои собратья. Подумай об этом мире, нет, лучше подумай о девчонке, о её будущем, обо всём, что ты нам пел всё это время.
  Рядом с нами упал демон, ещё живой, раздирая грудь, он пытался вырвать застрявшую в ней стрелу. Какой-то гном одним ударом добил уродливую тварь.
  - Кони ждут, вы должны попытаться.
  - А ты?
  - Гном на лошади? Нет. Моё место здесь, ты ведь всё понимаешь, не притворяйся, некогда.
  - Мы ведь больше не увидимся, - с тоской выкрикнул я.
  Гном тихо улыбнулся, и это было так необычно увидеть улыбку полную тихой печали на его лице, на миг что-то знакомое промелькнуло в его глазах, близкое и родное.
  - Это мы ещё посмотрим, - воскликнул он и весело хлопнул меня по плечу.
  Всё происходило быстро, очень быстро, по знаку Ральда к нам тут же подвели лошадей. Велеса усадили в седло, он не возражал, кажется, он не замечал ничего вокруг. Гаят уже сидел в седле, обнимая крепкими руками Ани. Я попытался осмотреться, но не увидел ничего кроме беспорядочного мельтешения. Какие-то серые точки роились перед глазами и мысли рассыпались подобно карточному домику на ветру. И всё же что-то было не так. И в эту секунду я понял, и сердце замерло.
  - Где Лана? - выкрикнул я в отчаянии.
  В бессилии я оглядывался, взгляд скользил по бесстрастным лицам, и все отводили глаза. Наконец, Ральд пожал плечами, натянуто улыбнувшись, он произнёс, - мы не знаем. И в этом одном слове всё срослось, будто судья, наконец, вынес окончательный приговор, и надежда рухнула, уступив место безысходности.
  - Она исчезла сразу с началом битвы, я видел, как легко она сражалась и убивала, но потерял из виду. Она пропала.
  Ещё один демон, хлопая крыльями, рухнул меж нами, на него даже не обратили внимания, до того все были обеспокоены и заняты собственными переживаниями. Лошади неистово заржали, делая попытки стать на дыбы. Гном, удерживающий их, дёрнулся в сторону, и ему с большим трудом удалось с ними справиться.
  - Кони напуганы, - вдруг громовым голосом крикнул Ральд, внезапно выйдя из себя.
  - Уезжайте немедленно!
  Не помню как, но я очутился в седле. Ряды гномов, как по волшебству, вдруг разошлись в стороны, открыв нам путь, в туже секунду эльфы выпустили тысячи стрел в этом направлении. Смертельный дождь пролился на демонов, на миг, только на миг перед нами открылась выкошенная смертью просека, и мы ринулись в неё.
  Кони, подгоняемые страхом и острыми шпорами, неудержимо рвались вперёд, поводя налитыми кровью глазами. Злобный вой покрыл шум битвы, и демоны бросились со всех сторон.
  Мы мчались бок о бок, и я выхватил меч, Гаят уже разил на скаку, но просека затягивалась как полынья в сильный мороз. А кони мчались, и я боялся, как бы они не споткнулись, круша копытами мёртвые тела, и новые трупы устилали путь.
  Ото всюду тянулись лапы, мелькали яркие молнии летящего мимо железа. И мы мчались, и я зажмурил глаза, только меч ликовал, получив долгожданную волю.
  Сквозь накатывающую пелену, мне казалось, будто воздух наполнился тонким вибрирующим звуком, словно меч пел древнюю колдовскую песнь, разменивая жизнь на вечный покой, успокаивая израненные души вечным забвением.
  Мы не успевали. Стрелы уже не свистели над головой, расчищая путь, и было нельзя оглянуться. Круг демонов неуклонно сужался, подобно ожившей стене или змее, всё больше стягивающей свои кольца. Они запирали нас, и мы не успевали.
  В мозгу мелькнуло воспоминание о полёте. Мысль о бесполезных теперь камнях взбесила меня, придав на миг ясности, и всё вспыхнуло ослепительно яркими красками. Смерь в этот момент, показалась прекрасной королевой гордо шествующей среди обезумевших существ, копошащихся у её ног в кровавой пелене злобы.
  Тоже почувствовали и мои спутники. Мы на миг слились в полном дыхании единого организма, стремящегося к одной цели - выжить.
  В стороне посыпались искры, Велес не надолго очнулся из забытья, вспышки духа хватило не надолго, но и этого оказалось достаточно, мы вылетели из кольца демонов. Боже, как же хорошо вдохнуть на лету глоток свежего воздуха, вольный ветер в этот миг нестерпимо сладостно пахнет свободой. Хочется расправить крылья и..., услышать тишину, отстраниться от суетного мира, вдруг замедлившего свой неудержимый бег, вырваться вперёд в неумолимой гонке выживания.
  Звон и суета тиранят душу, в непрекращающейся метели постоянных изменений так трудно сохранить своё лицо, не превратиться в вечно улыбающегося глупой ухмылкой призрака.
  Но даже в эту минуту я не мог не ощутить радости от ветра, скорости, и твёрдых рук своих спутников. Потоки воздуха обдувают разгорячённое лицо и развевают волосы. Но, ты вдруг понимаешь, что всё прошло. Краткий миг, будто тебя коснулось крыло пролетающей мимо птицы, тут же упорхнувшей в темноту, или как давно забытый аромат, такой знакомый, ты силишься вспомнить, но чем больше напрягаешь память, тем расплывчатее он становится. И всё, рассаживаются на знакомые насесты призраки душевного неустройства, рождая надоевшую тоску по прошлому и тревогу за будущее.
  И ты напрягаешь мускулы, так что кости трещат и жилы, вздувшимися узлами, выпирают наружу. Волна радости уже схлынула и вот: моё сердце - могила, душа с плачем рвётся назад, а я лечу вдаль, и за мной гонятся все силы ада.
  Глухой перестук лошадиных копыт и дьявольские завывания за спиной. Мелькают деревья, серые тени, причудливо роясь, уносятся назад. Ты уже готов немного расслабиться, и вдруг слышится детский смех, такой звонкий и такой пугающий, что дрожь волной пробегает по телу. Откуда? Кто смеет так смеяться? И это больнее всего бьёт по нервам. Каким садистским нравом надо обладать, чтобы изобретать такие муки, и каким мозгом надо обладать, чтобы вынести их.
  Нет, мы не сошли с ума. В такие секунды, когда разум готов взорваться, разбрызгивая отравленный ненавистью мозг, на тебя снисходит странное оцепенение, и ты перестаёшь воспринимать окружающий мир, погружаясь в спокойные воды безразличия. Они чёрного цвета, в чернильную темноту не заглядывает солнце, и ты можешь спрятаться в глубоком омуте от визжащего на поверхности мира.
  Мы мчались, и мчались бы достаточно долго, если бы я вдруг не обратил внимания на относительную тишину. Звуки преследования исчезли, резко оборвались и даже лошадь, удивляясь, недоумённо прядала ушами. Глупое выражение, ну как ещё передать то ошеломляющее впечатление, словами его не передашь. Да, и местность тоже круто переменилась, будто мы пересекли невидимую черту, отделяющую свет от мрака.
  Ошарашенный внезапной переменой, я не сразу сообразил, что всё ещё пришпориваю острыми шпорами бедную лошадь, молчаливо терпящую незаслуженную обиду. В самом деле, преданные кони в этот день спасли наши жизни, вынесли из самого пекла.
  Опомнившись, я сбавил темп, пришли в себя и мои товарищи, виновато озиравшиеся вокруг себя. Но, боже мой, простите за прямоту, как же воняло в этом месте. Только сейчас я смог осмотреться, и увиденное поразило меня, вернее, ещё более отрезвило, удивляться я уже устал.
  
  
  Глава 40
  
  Эта местность была воплощением кошмаров обывателя и мечтой для пессимиста: гниющая растительность устилала бесплодную землю, ростки, едва пробившись среди камней, покрывались струпьями различных болезней, только ветер мог занести сюда новые семена, на будущую погибель. Удивительно, что здесь попадались деревья, но что за бедные растения, какой злой рок заставил их вырасти в этих гиблых местах, бледные тени своих свободных родственников, с протянутыми к небу ветвями, словно в немом упрёке непонятной справедливости. И мы видели это разложение, мы были свидетелями.
  Так по какую же сторону границы расположилась тьма? Только Велес не был удивлён, старик хмуро молчал, но совсем не был поражён. Окинув окрестности горестным взглядом, он тихо вздохнул, и печально покачал головой.
  - Что это? - не удержался я.
  Старик посмотрел на меня, и едва шевеля бледными губами, почти неслышно прошептал - добро пожаловать в Рай.
  Вот сейчас я изумился, и это было последнее изумление в моей жизни, ибо после этого уже ничто не могло меня удивить. Я не нашёлся что ответить, я был слишком изумлён, чтобы как-то отреагировать.
  Гаят тихо присвистнул, и покрепче прижал к груди ребёнка, словно опасаясь, что гниющие пальцы всеобщего разложения, невидимыми щупальцами протянуться к нам. Проклятая земля вновь приветствовала своих давно утерянных хозяев.
  Ядовитые испарения желтоватой мутью поднимались из ощерившихся хищной улыбкой расселин и рассеивались в воздухе, так что дыхание спирало от дурманящего запаха. Но мы слишком устали и не могли отказаться от круга безопасности, единственного подарка отчуждённой земли.
  Привязав лошадей к тощим прутьям серого землистого цвета, мы устроились под небольшим деревцем, в котором я с трудом признал вяз, настолько больным и изъеденным болезнями он выглядел. Даже лошади, обнюхав пожухлые листья, обиженно заворотили носы. Гаят отстегнул сумки, притороченные к сёдлам, и достал из них еду.
  Мы молча поели. Собрав остатки, воин отнёс их лошадям, и вернулся к нам. Мы сидели с хмурыми лицами и думали о чём-то своём.
  - Да хватит вам, - не выдержал Гаят, словно отгораживая девочку от наших эмоций своими большими руками. Я усмехнулся.
  - Да сейчас нам плохо, очень плохо, душа болит, и скорбь гложет сердце.
  - О да, дух валяется где-то там, в расселине, наверное, это он так воняет.
  Бросив на меня взгляд полный благородного негодования, воин продолжил.
  - Я не любитель говорить, я вообще этого не умею, но вот что, мы видим и переживаем в жизни столько, что иной в год не испытает, сколько мы в один день. Сейчас нам больно, скорбь режет сердце острым ножом, мы всегда будем помнить этот день и сожалеть. Но мы живы, и придёт время, когда снова взойдёт солнце, и вернётся улыбка, и мы ощутим всю полноту счастья, а это не дано испытать многим.
  Я знаю Георгий, ты бы хотел, чтобы ничего этого не было, но смерть она всё равно придёт, так лучше уж так, чем подыхать в постели, мучаясь старческой болью. И не надо завидовать спокойному существованию, оно никогда не заменит настоящую жизнь, ну вы понимаете, о чём я.
  А зависть, она стерва, готова вытянуть душу, как сварливая жена, так не женитесь на ней, лучше думать о своей жизни, чем завидовать чужой. И я вот что скажу. Длань Бога протягивается над всеми нами, просто в суете не все чувствуют её прикосновение, вы понимаете? Выше нос, придёт время, и мы вновь обретём утерянных родных нам людей.
  - Я верю.
  - Да?
  - Я верю. Что ты не нарочно издеваешься над нами.
  - Чёрт.
  - Вот именно. Кстати, почему нас оставили в покое.
  - Сюда закрыта дорога, запретная земля, никто не осмеливался до сих пор сюда зайти, - тихо молвил Велес.
  - С чего бы это?
  - Так, ничего, другого выбора у нас не было.
  Мне очень сильно захотелось плюнуть и убежать куда-нибудь. Складывалось впечатление, что нас всех долго вымачивали в уксусе, и мы созрели для тихого погребения в пыльном саркофаге.
  - Ведьма гадала мне, - произнёс вдруг я.
  - Ну и как? - подхватил Гаят.
  - Плохо, пять раз перегадывала.
  - Разве так можно?
  - Почему нет, всё в мире относительно, это не мои слова, если карты предсказывают вероятное будущее, то почему его не поменять, перетасовав колоду.
  Велес яростно сверкнул глазами, но промолчал. Гаят сделал вид, что ничего не заметил.
  - Хорошо ты на меня не гадал.
  Я постарался вложить в улыбку всю мерзопакостность, скопившуюся в душе.
  - В мире ещё всё и взаимосвязано, если я меняю своё будущее, то и твоё тоже меняется, мы ведь рядом, да что там, меняется весь мир, немножко.
  - Хорошо, что так.
  - Дураки, так вот несчастные в надежде на лучшее тасуют колоду жизни, и самоубийства множатся.
  - Но.
  - Нет никаких но, в мире, где всё относительно, нужно правильно выбирать островки незыблемой суши. Твои гадания не меняют мир, но меняют твоё восприятие мира.
  - И будущее, я знаю, его можно изменить.
  - И ты знаешь, что лучше? - помни, произнёс вдруг старик внушительно, - мир как булыжник, его трудно стронуть с места, сколько сил для этого нужно.
  - Это всё инерция, но если сдвинешь, то на пути не стой, так покатится, что только держись. Ведь подумать только, сколько сил нужно приложить, чтобы пассивное добро стало активным в мире процветающего зла.
  - Порою я сомневаюсь, что такое вообще возможно.
  - Не болтай. Нам надо отдохнуть.
  - Велес, неужели ты оживаешь? Обычно старшие вкалывают, обеспечивая младших, и призывают их вкалывать, мы же хотим отдохнуть, и хотим, чтобы вы, и ты в том числе, старый мракобес, немного отдохнули - это называется конфликт поколений. Я рад, что ты исправился.
  Гаят вдруг засмеялся. Ани, видя его веселье, тоже робко улыбнулась.
  - Отдых благодаря, - важно произнёс воин, - после хорошего доброго дня - отдых. Отдых вопреки - против течения быстрой реки - дерьмо, - философия жизни.
  Услышав такое, я распахнул глаза, и обеими руками ухватился за челюсть. Но, поймав взгляд воина, понял, в его глазах таилась боль, он пытался развеять мысли Велеса и хоть немного успокоить девочку.
  - Это ж надо, сообразил. Смешно. Да.
  
  Сейчас перечитав эти строки, думаю, это и выглядело смешно, но тогда, это был способ уйти от боли, забыть те ужасы, что мы перенесли. Как сейчас помню, как мы тихо сидели в тени и говорили, говорили бес конца. Гаят заботливо укрывал Ани, когда она тихо вскрикивала во сне, и тепло его рук, наравне с великим благородством души согревали тело и душу спящей девочки. В общем-то, мне уже не долго осталось рассказывать, и хочется вставить в повествование отсебятину, этакое на всё наплевательское, вразрез со всеми правилами и законами, но не получается. Скажу лишь, что той ночью я ещё долгое время беседовал с Гаятом, и разговор тёк сам собой.
  Думаю, мы боялись замолчать, боялись остаться наедине со своими мыслями, со своим вопящим в глубине души - я.
  Мы говорили обо всём, на религиозные темы, обсуждали женщин вообще и житейские вопросы в частности, и ещё о многом. К примеру, я в порыве скептицизма, высказал мнение, что, быть может, люди плод творения иных созданий вселенной, дикая чушь, но озлобление колеблет разум. Я говорил, что, возможно, на землю попали этакие споры жизни, в результате чего земные обезьяны мутировали на генном уровне. Тогда мы - гибрид зверя и высшего существа. Со временем духовное начало должно было развиться и вытеснить животные инстинкты, но не вышло, и получился человек.
  Мы тогда немного поспорили, так, шутки ради. Хорошо Велес не слышал, он мирно дремал, прикорнув в корнях вяза, при этом его почерневшие, заскорузлые в трудах руки, походившие на эти самые корни, сплелись в мирном покое.
  Помнится, я тогда, шутя, предположил, что тогда я могу представить этих прародителей. У них должна быть кастовая система правления, основанная на различиях в психологии, ведь на земле есть и экстра и интроверты, только у нас всё перемешано, и спаяно кипящими эмоциями. А у них, быть может, связующее звено - любовь, и каждый занимается тем к чему лежит душа, и не завидует более одарённым личностям. Мир, где всё зиждется на взаимном уважении. Тогда, быть может индусы на земле, могли скопировать эту схему различий в своих кастовых сословиях.
  Я тогда даже улыбнулся, складно получилось, ведь правда, люди разделены на касты характерными чертами, иначе психология не существовала бы как наука. Это был бы настоящий синдром под названием - психоз для доктора, сумасшествие приобрело бы такие формы, что схожим осталось бы лишь всеобщее изумление. Но ведь мы так схожи, что врач может ремонтировать наши крыши ещё до того как они поедут.
  Я ещё подумал, что, быть может, причина естественных различий кроется в личностной энергоёмкости. А зависимость от источников питания, я имею в виду природу, людей, город, определяет формирование личности и характерных особенностей. И борьба с некоторыми врождёнными телесными недугами в том числе, также влияет на наследственный набор особенностей характера. А споры? Так ведь никто не изучил досконально способы передачи информационных кодов в гены человека, кроме общепринятых.
  Об этом я уже промолчал, но Гаят и без того ничего не понял, зато мы долго спорили по другому вопросу. Воин с суровым уважением говорил о своей стране, и это о стране, где всем заправляют демоны. Мне захотелось отбросить общепринятые условности. Любовь к Родине, великая любовь, но она должна быть наравне с любовью к людям и Богу, иначе можно ли это чувство назвать любовью? Бездумное любование своим происхождением сродни тщеславному любованию своим отражением в воде, когда краса есть не личная заслуга человека, а данная природой милость. В этом мы с Гаятом сошлись во мнениях.
  Правда, я не удержался и немного пофантазировал. Если у людей появится таки будущее, то в паспорте будущего гражданина, будет написано, что он подданный земли, далее солнечно системы, и так далее, в бесконечных блужданиях потерявшейся в пространстве и времени фантазии. И различия коснуться лишь имён пестрящих разнообразием и ценности будут пересмотрены в соответствии с масштабами. Хотя и не сомневаюсь, в своём непостижимо совершенном несовершенстве, человек внутренне не изменившийся в пробегающих мимо его сознания веках, этот человек и тогда найдёт перед кем драть нос и кого унизить своим глупым чванством.
  Гаят и здесь был со мной согласен, но потом я рассказал, как маг одного королевства передал секреты вечного огня, чародею другого королевства, но разве его осуждали в этой стране? Нет, он действовали из высших побуждений, а ведь при этом предавал свою страну, но из любви к людям. И тогда я спросил Гаята, прав ли он был, и как бы он поступил с ним. Он мне ответил, что убил бы его, и что же стоили все его согласия?
  Пример узкой человеческой ограниченности, а ведь он был один из лучших представителей. Так какая же это любовь? А война? Разве возмездие можно оправдать убийством невинных. Разве насилие можно объяснить любовью? Зло невозможно искоренить злом, иначе на земле, утопающей в кровавых реках, оно давно бы перевелось.
  Гаят не понял меня, его взор замкнулся, а на переносице появилась упрямая складка, складка уверенности в своих взглядах и немой непоколебимости.
  
  Мы сидели и смотрели друг на друга, я не выдержал первый, и едва не расхохотался. Гаят прищурившись, посмотрел на меня.
  - Знаешь, я кое-что припас. Я берёг сей напиток для более лучшего случая, но... Он потянулся за своей сумкой, стараясь ненароком не разбудить Ани, и извлёк из её пыльных недр некую пузатую ёмкость. Заметив моё недоумение, он улыбнулся.
  - Наш друг научил меня некоторой предусмотрительности. Помнишь осиновую рощу?
  Не удержавшись, я тихонько рассмеялся.
  - Считай, учёную степень в науке премудрости, ты заработал, когда-нибудь, плавая в океане мироздания чистым разумом, ещё до того как наша микро вселенная, сольётся в единый разум, блуждающий в бесконечности, забавно будет порыться в амбарах твоей памяти.
  - Дурак.
  - И правда, совершенно с тобою согласен.
  - Иногда, это единственное средство способное прояснить усталый мозг.
  - Сей напиток усиливает скорбь.
  - Или удваивает радость. Попробуй.
  - Радоваться нечему, - я глотнул, и чуть не задохнулся.
  - Гнуснейший самогон.
  - Зато крепкий, и скоро поправит свёрнутые набекрень извилины.
  - Да ну тебя, ничего эта гадость кроме боли и нравственных страданий не принсит.
  - Кстати, к разговору, - его тон сделался серьёзным.
  - Я знаю, иногда ты считаешь меня грубым, деревенщиной, может так оно и есть, но я вот что скажу, не бывает преданности наполовину, и предательство всегда останется предательством, а кто прав кто виноват, судить не нашему испорченному завистью миру. Смерть не самое худшее, что выпадает на веку, иные и рады бы умереть, устав от негодяйской жизни и упрёков совести. Пей. Предоставь этой неусыпной даме вершить суд над сознанием, она знает лучше нас самих, что плохо, а что хорошо, мы же можем расслабиться.
  - Да, в нашем мире и низкий поступок может быть продиктован душевным благородством. Мир парадоксов и несуразностей.
  Задумавшись, я ещё отхлебнул из бутыли. Огненная жидкость обожгла горло и взорвалась в желудке, так что дыхание перехватило. Я уже и позабыл что это не мой тело, настолько реальными стали ощущения. Выплюнув гадость, я попытался увидеть золотую жилу, связывающую меня с моим настоящим телом, и поразился, едва разглядев тонкую полупрозрачную нить, убегавшую в даль. Гаят, не сводивший с меня глаз, понимающе кивнул.
  - Велес ошибся, дав тебе несколько дней жизни, ты протянул дольше, но что будет дальше, не знаю.
  - Моё настоящее тело умирает.
  - Да, но кто знает, умрёшь ли ты здесь.
  - Велес думает, что умру.
  - Он не пророк, кто знает, а так, сейчас трудно определить какой мир реальнее, да и нужно ли это. Твой мир не лучше моего, и даже, наоборот, здесь люди пытаются стать лучше, а в твоём просто хотят стать богаче.
  Гаят пожал плечами.
  - Так не лучше ли остаться здесь?
  - Если зло исчезнет, все миры очистятся от скверны.
  - Ты в этом уверен? Быть может некоторым нравиться всё как есть, ведь если зло исчезнет, они потеряют власть, власть во всех её проявлениях.
  - Тем скорее мы должны стереть зло из реальности.
  - Стереть зло проще, чем стереть грязь с души.
  - Гаят, я не хочу говорить об этом. В моём мире меня ждут мать, отец, мои родные, и я вернусь, что бы мне это не стоило. Гаят помоги мне, - тихо попросил я.
  Воин молча посмотрел на меня, и молча протянул руку.
  Мы ещё долго сидели и тихо разговаривали. Потом воин поднялся и пошёл к лошадям, я последовал его примеру, но Велес не встал. Мы не сразу это заметили. Старик тихо лежал, прислонившись к стволу вяза. На его морщинистом лице запечатлелись умиротворение и покой, вечный покой.
  Он умер, тихо отошёл во сне, найдя свою тихую пристань в быстром течении времени. Мы долго стояли, не в силах осознать случившееся. Велес, милый старик, один из первых, кто видел зарождение вселенной, - УМЕР.
  Этого не могло быть, ум отказывался воспринимать случившееся, и всё же это случилось. Сказать было нечего, не было таких слов, что могли бы выразить наши чувства, только слеза упала на землю, впитав в себя всю горечь потери.
  Мы молча вырыли яму в корнях этого самого вяза, и осторожно уложили в неё тело старика, оказавшееся неестественно лёгким. Горсти земли, шурша, упали на его впалую грудь, просыпались в многочисленные прорехи старой хламиды. Скоро маленький холм отмечал тихую могилу в Райском саду, и ветки вяза протягивались над ней, бросая тень на сырую землю.
  В изголовье могилы мы воткнули его старый посох, повидавший много на своём веку. Даже сейчас вспоминая, не могу забыть холодное прикосновение его пальцев, когда я брал его сумку, с хранящимися в ней камнями. Камни глухо перекатывались, и этот тоскливый звук, соответствовал нашему настроению, музыка Райского сада, заброшенного много веков назад.
  Помню неудержимый галоп лошадей. Их не приходилось подгонять, всё живое спешило умчаться из этого места, и время понеслось, отталкиваемое их копытами.
  Равнина закончилась, впереди выросли чёрные контуры поднимающейся в высь горы. Всё предгорье заросло колючим кустарником, вставшим сплошной стеной на нашем пути. Мы буквально вломились в их чащу, и тут же раздался страшный грохот, послуживший сигналом для начала жутких перемен.
  
  
  Глава 41
  
  - Мы пересекли границы чёрных стражей, - прокричал Гаят.
  За нашими спинами, бурля, вскинулись буруны неизвестной реки с быстрым течением, катящей чёрные воды в за границы реальностей и, вероятно где-то за горизонтом впадающая в легендарную Лету. Она очертила границы, что мы так бесцеремонно пересекли. Кипящие ключи кислотными фонтанами поднялись ввысь. Всё преобразилось.
  Вся местность за чёрной чертой, буквально провалилась вдаль. Пространство искривилось, так что стало видно далеко далеко. Крошечные людские пятна замельтешили мириадами точек, будто поднятая со дна реки муть.
  Мы не долго вглядывались в этот пляшущий хоровод теней, ибо смерть уже простёрла над ними свою руку. Жуткий вой раздался в тишине, и легионы тварей загородили мир от нашего взора, скаля омерзительные рожи в нетерпеливом ожидании. Лошади поднялись на дыбы. Я почувствовал, как судорога пробежала по жилам моей лошади, с жалобным храпом она пала подо мной, вслед за лошадью Гаята. Тёмные струйки протянулись к бедным животным от сгустившегося над нашими головами чёрного облака. На наших глазах лошадиная шкура сморщилась, что-то зашевелилось в их нутре, кожа вздулась, и вдруг с треском лопнула, извергнув из чрева клубки копошащихся белых червей. С невероятной скоростью они пожрали осанки бедных животных и исчезли под землёй.
  Пронзительно закричала Ани. Гаят прижал её к себе и, молча, опустился на камень. Не в силах опомниться, мы смотрели по сторонам.
  Воздух уплотнился вокруг нас и замер хлюпающей стеной, не в состоянии преодолеть сопротивление камней. Волосы зашевелились у меня на голове, когда редкие камни провалились в бездну, завертев водовороты жидкого воздуха. Я чувствовал, как неведомые силы обрушились на само время, стремясь разорвать его, ввергнуть сущее в хаос. Стало страшно, очень страшно. Тонкая нить натянулась до самого предела, и всё, вселенная, жизнь, время, всё сущее, всё, что олицетворяет творение, замерло на волоске.
  Границы стёрлись, контуры начали сдвигаться, так что тень тени стала явью, вытеснив явь за пределы реальности. Гаят, не отпуская Ани, попытался достать камни, и это удалось ему. Камни - ключи светились мягким светом, и кажется, пульсировали, как сердца, вырванные из глубины мира. Гаят ничего не сказал, только кивнул мне на прощание. Я коснулся его руки, и пошёл дальше, унося воспоминание об отважном воине, истинно преданном перед Богом.
  Передо мной, вызванный волей Гаята открылся узкий коридор, и я вступил в него. Я шёл вперёд, стараясь не оглядываться. Краем глаза я замечал беспрестанные изменения, движение материи и вспышки света, каплями падающего на лазурные стены тоннеля. Ещё минута неимоверных усилий и вдруг всё исчезло, я имею в виду тоннель.
  Я вдруг очутился в центре горы, и, ужаснувшись, замер, кругом бурлили потоки лавы. Кровавые отсветы ложились на дымящиеся серными испарениями стены. Было от чего замереть, огненная масса тугой волной обтекала мои ноги, но я не ощущал жар, словно стоял по колено в прохладной воде. Что-то подсказывало мне, что надо спешить. Я осмотрелся.
  В центре кратера застыл маленький клочок твёрдой породы. Я двинулся к нему. Яркий свет нестерпимо бил в глаза. Приходилось щуриться и то и дело вытирать выступающие слёзы. Ещё шаг. Я снова замер.
  В углублении каменного уступа, будто на троне восседал незнакомый старик. Это было не возможно, мозг отказывался переварить уведенное. Старик казался спящим. Тонкие лучики морщин разбегались от закрытых глаз, казалось, он сейчас улыбнётся.
  Белоснежное одеяние окутывало его тело, и, казалось, сочилось неземным светом, отражённым снегами горных вершин, холодным светом. В руках он сжимал блестящий меч. Это было чудо. Так вот ты какой, неведомый талисман чёрной горы.
  Я стоял, и не мог надивиться. Мне показалось, что я уже видел подобный меч. Тревожные колокольчики зазвенели у меня в голове. Неуверенно протянув руку, я коснулся меча, и почудилось мне, что старик улыбнулся невинной детской улыбкой. Меч выскользнул из его рук, и очутился у меня. Чудный меч, превосходное оружие, отлитое из солнечных кружев в прямой разящий луч. Не в силах удержаться я крутанул его у себя над головой, и заворожённый замер, слушая приятный свист рассекаемого воздуха. У этого меча, была своя воля, полная буйной силы свободного ветра. И в эту секунду я понял, где видел подобный меч, его родной брат висел у меня на поясе, пропитанный чёрным ядом, меч убитого чёрного стража, меч, так же обладающий своей волей и жаждой убивать.
  Что-то стало происходить с сидящим передо мной стариком. Его внешность изменилась, в чертах лица появилось что-то нечеловеческое, оживающее воплощение порока. Невозможно было поверить, что те же черты лица, лишь немного изменив форму, превратятся в отражение адских глубин.
  В не себя от нахлынувшего ужаса, я отпрянул. Ужас овладел мною, не в силах противиться, я бросился бежать. Ноги застревали в вязкой лаве, и я едва передвигался, с содроганием заметив, что её уровень поднимается. Наконец, я ступил на твёрдую поверхность, и бросился бежать дальше.
  Узкая тропинка вывела меня к краю кратера, и я вынужден был остановиться, замерев над разверзшейся подо мной пропастью. Чёрные молнии с оглушительным треском рассыпались кругом, расчертив трещинами кровавые тени. Вулкан быстро пробуждался. Из недр горы с глухим шорохом поднималась магма, но жара по-прежнему не было.
  Вырвавшийся из глубин огонь лизал края кратера, но не обжигал меня. И что-то ещё с рёвом поднималось из глубины. Вверх мощными фонтанами взлетели два огненных столба, и подобно рукам опёрлись о края вулкана. Зло рвалось на поверхность.
  Камни дрожали, содрогаясь от непрерывного рёва, нёсшегося из глубин. Ещё немного. Ну же! В голове вновь зазвучали колокольчики. Я поднял надо головой блестящий меч, руки вдруг сделались совсем ватные. Ну же! Тревожный звон в голове усилился. Я замер на краю кратера с занесённым мечом в руках, в эту минуту сомнения вновь пробудились в моей душе.
  Вот так замирают люди готовые нажать кнопки, вершители человеческих судеб. И тут же поток образов захлестнул мой измученный мозг. Я увидел битву, и люди гибли. Я увидел торжество демонов, безумную жажду крови в их глазах. Увидел крылатые армии демонов, пикируя с небес, они врезались в людскую массу в фонтанах кровавых брызг. И перед всем этим возник образ Гаята, стоя на коленах, он дрожащими руками протягивал мне маленькую девочку.
  Его губы шептали - руби. И я не знал что делать, понимая, что он имеет в виду ползущее в мир зло, в образе змея огненного.
  - Предатель - вдруг закричал Гаят, и я увидел кровавый пот на его лице и опускающиеся руки, пока маленькое тельце целиком не поглотила тьма.
  Я крепче сжал меч. Перед глазами предстал образ Ральда. Гном предстал в изрубленных доспехах. Его лицо потеряло былую живость, но в очах как всегда светилось неистребимое пламя.
  - Руби - вскричал он, и последним усилием поднял вверх боевую секиру, руби, отомсти за нас, будь прокляты эти дьяволы.
  Проклято зло? Оно и так проклято.
  - Руби - вновь закричал Ральд.
  Внезапно из его ран брызнула кровь, и образ гнома застлала кровавая пелена. И следующий образ занял место перед моим внутренним взором.
  Велес держал за руку ведьму, и они смотрели на меня, смотрели печально, так, будто что-то ждали и просили что-то немым взором.
  Но не на них я смотрел, прежде чем кровавая волна захлестнула мозг. Вдали я увидел волчицу, она без остановки мчалась вверх, в гору, перепрыгивая через головокружительные расщелины, ни на секунду не останавливаясь, а позади стая волков разрывала останки чёрного существа, в последнем усилии тянущего руки к небу. И образ померк.
  Я стоял с занесённым над головой мечом, и зло шевелилось у моих ног.
  Я вдруг рассмеялся. Это был дикий, нечеловеческий хохот, как то нечеловеческое, что тянулось из глубин.
  - Что? Ждёшь? - вскричал я не своим голосом.
  - Не дождёшься. Не убить зло злом. Силам, создавшим меня, предаю себя. Да будет жизнь.
  Я сделал шаг. Не вперёд шагнул, назад. Пропасть разверзлась, открыв широкую пасть, ощерившуюся острыми утёсами. Тьма обволокла моё тело, и за мгновение до конца я увидел яркую вспышку света.
  Волки. Сотни волков. Подняв морды, они выли на полную луну, и тоскливым был вой одинокой волчицы, возглавляющей волчью стаю.
  
  
  Глава 42
  
  Я улыбался.
  Я лежал в ослепительно белом помещении, и провода опутывали моё тело. Впервые было не больно, только надоедливо ныло плечо. Надо мной склонились лица и не только людские, и в глазах светилось изумление.
  Но не тому я улыбался.
  Перед глазами стояла картина из сна. Маленькая девочка играла с цветными камнями. А не далеко одинокий вяз протягивал ветви, в его корнях зеленел маленький холм, укрытый молодой травой и яркими лепестками цветов.
  
  Писатели, фантасты, поэты звёздных дорог, я к вам обращаюсь, вы творцы будущего, вы несёте невиданный груз ответственности. Не будьте циничны, пусть прекрасное далёко будет действительно прекрасным, не заливайте кровью людской путь. Будущее в ваших руках, дерзайте, пусть оно не будет жестоким.
  
  Вот вроде бы и всё. Всё? Ну нет. Отвлеку вас от рутины ещё не надолго, в конце концов, от рождения до смерти нам отмерен шаг длинной в жизнь, и только наследие определяет важность ваших каждодневных потуг. Не смотря на то, что в рассказе полно льющейся крови, кровь эта из открытых ран наших же сердец, а повесть очень даже оптимистична.
  Не поняли? Впрочем, чему я удивляюсь. Всё просто. Я представил зло в качестве личности, которую можно уничтожить, избавив нас от соблазнов. Но.
  Что если зло не является самостоятельной сущностью? Тогда развитие зла, есть развитие испорченности каждой отдельной личности. Вы понимаете всю важность? Вряд ли. Поясню. В этом случае зло становится неуничтожимым. Даже крупица сомнения, миг слабости даже самого праведного человека даст всходы зла, и оно размножится, заполонив мир. Понимаете? Смерть становится неотвратимой.
  Есть правда возможность морально извести зло в заражённых душах, но воспитатель должен быть совершенно совершенным. Но.
  Всегда есть но. Если одно совершенство однажды совратилось, это может повториться, и возможно зло неизбежно и будущее неотвратимо связано со смертью. Не знаю, но боюсь.
  Доказательств нашего плачевного положения множество, пруд пруди. Мы ведь не становимся лучше, мы даже не становимся умнее, только лишь опытнее и развитие прогресса приближает апокалипсис.
  На земле не было секунды без войн, одна секунда и решит судьбы миллиардов. Быть может скорейшее освоение космоса как-то отсрочит этот момент, но до этого далеко и мир бурлит в преддверии большого бума. От свободы, даже относительной, остался лишь сладкий запах в мимолётных порывах ветра, мы видим её отблески за пределами сущего. Она там, где нас нет.
  Земля превращается в столицу вынужденного рабства, становится тюрьмой свободолюбивых сердец. Под злобное улюлюканье многоликой толпы, исходящей слюной зависти, власть куёт ярмо ограниченной воли, и пока тело, не думая, жрёт и пьёт, души медленно увязают в грязи, захлёбываясь в нечистотах своих же телес.
  Закон признал силу, и сила стала законом, причины рождают следствия, и все они сужающимися кругами ведут в бездну. Тогда и Армагеддон не поможет. Во как. Вот это пессимистично. А вы говорите.
  Будем надеяться, что я не прав.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"