Коржунова Евгения Тимофеевна : другие произведения.

Божественная улыбка отплакавших небес часть Ii

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все происходящее из области фантастики, хотя и максимально приближено к реалиям сегодняшнего дня. В основном эта повесть о первопроходцах в области эзотерики и нетрадиционных методах медицины, бескорыстно преданных своему делу.

   ВРЕМЯ ЧЕ...
  
  Свидание с Еленой оказалось потрясением для Рождественского. Куда девалась его хвалёная бесстрастность и сдержанность. Воспоминания нахлынули, и призрачная реальность прошлого, обступив его со всех сторон, надёжно оградила от действительности. Ничего не замечая вокруг, он быстро шёл в неизвестном для него самого направлении, почти задыхаясь не столько от ходьбы сколько от переполнявших его эмоций. Сколько это продолжалось, он не помнил. Наконец, стремительный пробег по улицам города утомил его, он почувствовал, что устал, замедлил шаг и понял, что возвращается к действительности.
   Рождественский не любил этот город, считая его атмосферу нездоровой и давящей на психику. Не любил, но уважал: в его представлении Питер не терпел расслабленности, излишней эмоциональности, несобранности. Этот город отрезвлял, в нём прекрасно думалось и работалось. Да, и так уж получилось, что именно с этим городом у Рождественского было связано всё самое главное в его жизни, его дело.
  
  Пятнадцать лет назад Петербург (тогда ещё Ленинград) переживал бум повального увлечения нетрадиционными методами целительства. Чудеса жили рядом, они являлись одной из составляющих постоянно обновляющейся действительности. Человечество дерзко вторгалось в тайны тонкого плана, это было похоже на революцию, всё казалось возможным, никаких преград, никаких ограничений. Это был прорыв в другое измерение, в новое видение жизни и её законов. Число людей с паронормальными способностями \открывалось всё больше и больше, а возможности эти просто поражали воображение. Казалось, вот наступила эра могущества человека, его победы над всеми болезнями, предупреждение новых, ещё не рождённых, недугов. Всё возможно, всё в руках человека-целителя!
  Так чувствовал тогда и Рождественский. Пену нарождавшегося шарлатанства и уже ощутимый запах денег, который начинал просачиваться через тонкую плёнку истинного и бескорыстного энтузиазма он, как и многие честные профессионалы, старался не замечать.
  Его интересовало всё одновременно: йога, коррекция биополя, астрология, ци-гун, Возможностей учиться, обмениваться информацией и, даже, практиковать в этих областях было предостаточно.
  Движение переживало период студийности: многочисленные кружки, группы, объединения возникали как пузыри на поверхности воды во время дождя. Возникали и за редким исключением очень скоро пропадали без следа. Участников этих содружеств объединяло, помимо паронормальных возможностей, похожий образ мышления.
  Мир делился на "своих" и всех остальных. "Сои" - это те, кто может экстрасенсорно воздействовать на кого-то или на что-то, остальные - это возможные субъекты воздействия. Деньги (если их платили) воспринимались можно сказать несерьёзно, новоиспечённые чудотворцы стеснялись их брать, само чувство превосходства и могущества вызывало эйфорию. О деньгах никто вначале не думал, большинство энтузиастов нетрадиционного исцеления зарабатывать деньги на своих сверхвозможностях просто не умели.
   Молодой капитализм давал свободу на старте, пока ещё не были задействованы большие денежные потоки. Чтобы открыть практику, не нужно было добиваться лицензий, вкладывать большие деньги: достаточно небольшого помещения, самой непритязательной мебели, и публика, неизбалованная в те годы прелестями евростандарта, валом валила в предвкушении чуда. Биоэнергокорреция казалась в ту пору панацеей.
  Поскольку движение развивалось стремительно, практика опережала теорию. Точнее теория существововала где-то, но до основной массы стихийно возникших целителей она просто не успевала дойти. Они вламывались в пределы тонкого плана как пираты, берущие на абордаж мирный корабль.
  Вместо десятилетий работы с сознанием и физикой организма - месяцы, чудовищное пренебрежение нормами и правилами эзотерических практик, которые складывались веками. Они походили на детей, играющий спичками, преступно жертвуя своим здоровьем, они получали необратимые психические травмы, сходили с дистанции, некоторые становились инвалидами.
  Тот, кто слишком усердствовал, получал энергетическую ломку и перестройку работы всего организма. Его существование на некоторое время превращалось в ад: такой человек выпадал из социального потока жизни, он не мог нормально работать, учиться, терял семью, если его половина не разделяла его увлечений эзотерикой, а уж о проблемах здоровья и говорить не приходилось, оно было сплошной проблемой для него. Бросить свои занятия такие люди уже не могли, Это было сильнее, чем наркотик, это стало их жизнью навсегда.
   Они искали для общения себе подобных, узнавая, друг друга как масоны по фразе, обменивались информацией, своими "великими" открытиями. Жизненно важным было высказаться: поток информации был так велик и невероятно нов, что держать это в себе было невыносимо, это был прямой путь к безумию,
  Рождественский знакомился со многими, приставал то к одной группе практикующих экстрасенсов, то к другой. Присматривался, интересовался их методиками, приставал с расспросами, докапывался до сути чудодейственной манипуляции, просил разъяснений. От настырного доктора новые товарищи вскоре старались избавиться, а он, как ни в чем, ни бывало, продолжал свои расспросы уже в другом месте, и опять всё сначала.
  Правда, если судить объективно, были и "продвинутые". Эти "Учителя" давали мастер классы, сиречь ускоренные курсы по эзотерическим практикам. Курсы были платными, на этом уровне уже закрутились денежные ручейки, которые постепенно вливались в денежные потоки.
   Присматриваясь к одному, другому мастеру, Рождественский пришёл к неутешительному выводу, что даже наличие среди них честных и истинных профессионалов само по себе проблемы не решает. А проблема была в том, что никакие курсы были не в состоянии заменить систему воспитания мастера, которая существовала в течение многих веков на Востоке. Эти мастер классы, к сожалению, плодили массу эпигонов, невежд со сдвинутой крышей, не более того.
  Только в том случае можно чему-то действительно научиться у мастера, если упорно занимаешься сам. Человек неповторим - это банально, но здесь эта истина приемлема, как нигде. Я следую себе, своим возможностям и невозможностям, Я использую элементы разных учений в том объёме, сколь это необходимо Мне.
   В противном случае я - раб методик и кромсаю и уродую себя в угоду мёртвой букве древнего учения. Чтобы это учение было вечно юным, Я должен следовать Себе и никому и ничему больше! Так ученик великого художника становиться по-настоящему художником только тогда, когда его картины непохожи на картины его учителя.
  
  
   БИОПОЛЕ "ИКС"
  
  Коррекция биополя казалась в те годы панацеей от всех проблем. Однако, вскоре обнаружились и побочные эффекты чудодейственной манипуляции с аурой: у некоторый пациентов после сеанса наступало резкое ухудшение состояния и даже в некоторых случаях психологический шок. Молодое движение нетрадиционного целительства было на подъёме, поэтому эти досадные "случайности" старались не замечать. И уж конечно никому и в голову не приходило их исследовать, никому, кроме Рождественского.
  Он видел этих людей, побывавших на сеансах экстрасенсов, наблюдал тяжёлые последствия этих сеансов, мучительно искал ответ на вопрос, почему чудеса исцеления этим людям явно противопоказаны? То, что сбой даёт психика пациента, было видно, что называется невооружённым взглядом, но почему, и при чём тут вообще психические реакции человека, ведь воздействию подвергалались процессы энаргообмена?
  Мысль о возможности воздействия на биополе человека с целью исцеления его недугов не нова: китайцы занимались этими вещами ни одну тысячу лет и весьма успешно. Однако то, что удалось установить доктору, в трактах по медицине древнего Китая, может быть, и не значилось. Случаи неудачных сеансов доказали, что первой на изменения энергообменных процессов реагирует психика человека, и реакция эта практически мгновенная.
  Значит, решил Рождественский, пойдём обратным путём: если психика даёт сбой - значит, что-то есть неправильное в строении самого биополя. И действительно, исследования показали: если у большинства людей заряд биополя положительный, то у некоторых отрицательный. Визуальное наблюдение биополя помогло понять природу этого явления.
  Если при положительно заряженном биополе, энергия в области головы излучалась в окружающее пространство, то в случае отрицательного заряда ауры эта тенденция не сохраняется. Наоборот, энергия из окружающего пространства втягивается внутрь ауры. Именно такая особенность биополя была у проблемных пациентов.
  Дальше информационный клубок о минус заряженном биополе или биополе - "Икс", как условно называл его доктор, разматывался быстрее и быстрее: как оказалось людям, имеющим Икс-биополе, противопоказаны не только сеансы экстрасенсов, но и гипноз, занятия йогой, цигуном и другими практиками. Любое воздействие на ауру такого человека (не исключая и сильный стресс), могло вызвать ночные кошмары, депрессивные состояния и даже попытки суицида.
  Но самым поразительным было то, что рождение людей с биополем - Икс не исключение, а закономерность. Рождественскому даже удалось вычислить временной промежуток появления поколений людей с подобной особенностью биополя. Совсем не обязательно, что всё поколение имело бы эту странность биополя: у многих она сохранялась на генетическом уровне, и только у некоторых была проявлена в силу различных причин.
  Уяснив для себя причину неудачных сеансов и выступив в печати с предупреждением о том, что недопустимо использовать подобных людей в качестве пациентов для сеансов нетрадиционного целительства, Рождественский решил для себя, что тема исчерпанная. А вопрос о странностях Икс - биополя закрытым. Однако очень скоро ему пришлось убедиться в обратном.
  Однажды понадобилась консультация для очень странной пациентки: женщина жаловалась на внезапно возникшее желание свести счёты с жизнью. Случай сам по себе не редкий, странным было другое: у этой тридцатидвухлетней, психически здоровой, материально благополучной, любимой мужем и маленькой дочкой женщины просто не было проблем столь серьёзного свойства, чтобы возненавидеть жизнь. И, что окончательно сбило доктора с толку, у неё было нормальное биополе.
  Ответ пришел, как это часто бывает случайно: на всякий случай Рождественский исследовал состояние ауры её мужа. Вот у него-то биополе было как раз проблемным. Значит, предположил Рождественский, аномалия биополя не является проблемой только личного свойства, в интимном партнёрстве она делиться на двоих.
  Впервые он всерьез задумался над тем, какие ощущения несёт в себе психика человека с минус заряженным биополем. Говоря языком образа, дверь в подсознание у них плотно закрыта. Тот внутренний голос глубинной интуиции, который собственно и направляет действия человека, в экстремальных ситуациях особенно, для него не слышим.
  Психика лишена естественной внутренней опоры, возможности логическому сознанию "прислониться" к чему-то большему, чем своё маленькое "я". Она в функциональном смысле подобна дереву, перевёрнутому корнями вверх. При таком условии существование человека было бы невозможно вообще, если бы ни срабатывали защитные механизмы подсознания.
  Не имея возможности углубиться в своё подсознание, чтобы найти там естественную опору, сознание находит её рядом в лице энергофизической структуры другого человека. Это его естественный "протез", с помощью которого он преодолевает недостатки собственного биополя.
  Эти люди, на подсознательном уровне, абсолютно ведомые, не смотря ни на силу характера, ни на энергетическое здоровье, ни на интеллект, ни на талант. Возникший симбиоз сосуществования в партнёрстве, для них жизненно необходим, и держаться за эту опору они мёртвой хваткой, причём совершенно бессознательно. Любовь или другие чувства здесь совершенно ни причём, вопрос этот чисто медицинский. Правда медицина эта нетрадиционного характера и широкого распространения не получила. Пока!
  Ну, а что ощущает симбиозный партнёр, имеющий, к слову сказать, нормальную ауру? Практически ничего, но лишь до того момента, когда минус-биополе его проблемного партнёра начинает проявлять активность, т.е. когда окружающая обстановка заставляет этого человека чрезмерно напрягать свою психику. На подсознательном уровне у обладателя злополучного биополя при этом возникает напряжение, неуверенность, страх, сковывающий волю. Психика, лишённая мобильности, не может быстро перестроиться, и человек выключается из ситуации, если смысловое содержание её резко меняется.
  И поскольку нашу жизнь райской не назовёшь, то естественно беспокоиться, напрягаться, перестраиваться проблемному партнёру приходиться часто, даже слишком часто, И вот тогда и начинает обнаруживаться драма симбиозных браков. Возникают спонтанные и ничем не объяснимые с позиций здравого смысла вспышки агрессии и ненависти даже у очень влюблённых людей. И брак неминуемо разваливается.
  
  
  
  
   ЗА И ПРОТИВ КОДИРОВАНИЯ.
  
  Рождественский задержался в городе дольше, чем рассчитывал, и, приехав на Варшавский вокзал, обнаружил, что успевает только на последнюю электричку. До отправления оставалось минут семь - восемь, народу было мало, и доктор без труда нашёл себе местечко по вкусу, в дальнем углу вагона, у окна. Несмотря на позднее время, вагон постепенно заполнялся пассажирами, буквально на последней минуте вошла запыхавшаяся компания из трёх человек с большими рюкзаками и сумками, из которых торчали ручки ножовок, топоров и прочего плотницкого инструмента.
   - Простите великодушно, у вас не занято, указал один из них на оставшиеся свободные места рядом с доктором.
   - Да, прошу, располагайтесь,- ответил, слегка опешив, Илья Александрович, не ожидавший услышать столь изысканный слог из уст простого плотника. Но, приглядевшись к нему повнимательней, понял, что перед ним человек с высшим, скорее техническим образованием, в недалёком советском прошлом очевидно валявший дурака в каком-нибудь НИИ, и которого теперь нужда заставила взяться за пилу и топор.
   Второй, который был у них, очевидно, за старшего, по всем признакам действительно походил на плотника.
  Всё, располагаемся здесь, - коротко распорядился он, бросив вещи на пол.
   Плотник (как мысленно окрестил его Рождественский), выглядел старше своих товарищей и по возрасту. Вся его невысокая коренастая фигура с крепкой спиной и сильными плечами невольно выдавали в нём человека, привыкшего поднимать тяжёлые брёвна и доски. А натруженные кисти рук с цепкими пальцами, сбитыми молотком, говорили красноречивей любой анкеты. Но больше всего Илье Александровичу понравилось выражение его глаз: такие добрые глаза бывают, решил доктор, только у профессиональных плотников, прямо как у папы Карло. Видимо долгие годы общения с тёплым природным материалом откладывает свой отпечаток на характер этих людей.
  Что же касается выражения глаз третьего сотоварища, то оно производило крайне неприятное, тяжёлое впечатление. Так мог смотреть затравленный, отовсюду ожидавший опасности и подвоха человек, Рождественский по опыту общения знал, что такой взгляд появляется у людей после зоны.
  По его напряженной манере держаться, можно было заключить, что он недавно вернулся из мест не столь отдалённых и не освоился ещё в обстановке, от которой давно успел отвыкнуть. Как у каждого человека, проведшего долгие годы за решёткой, движения его были выверены и точны, ничего лишнего, суетливого или расслабленного: он привык продумывать каждое своё действие, каждое своё слово. Это стало уже привычкой, второй натурой
  . Электричка ещё только набирала ход, когда они, распределив свои вещи, расселись по местам.
  - Ну, кажется, едем, - проговорил интеллигент, вглядываясь в тёмный проём окна.
   - Это хорошо, что едем, - отозвался старшой, - на месте будем часа через полтора. По этому поводу можно и остограмиться, Гера, доставай родимую, а ты Андрюша, что-нибудь закусить сообрази: помидорчики порежь, колбаску, хлебушко.
   Пока интеллигент-Андрюша возился в пакете со снедаю, бывалый Гера уже успел достать бутылку столичной и стопку полиэтиленовых стаканчиков.
   - Будешь, предложил он Рождественскому.
   - Спасибо, я не пью, да и на работу мне завтра, - вдруг неожиданно для себя самого начал он оправдываться. И тут же поймал себя на мысли, что совершает роковую ошибку: сколько раз предупреждал он своих пациентов, если уж отказываетесь от выпивки, то никогда не объясняйте причину своего отказа. На каждый ваш аргумент предлагающий выпить найдёт с десяток контраргументов и очень быстро сломит ваше сопротивление. И вот, на тебе - сам опростоволосился, поистине сапожник без сапог.
   Гера отреагировал мгновенно - да от пяти капель ничего с тобой не случится, пойдёшь ты завтра на свою работу как огурчик.
   - Ну, что ты к человеку пристал - вступился за Илью Александровича старшой - может, ему здоровье не позволяет, может, он закодированный.
  Рождественский промолчал, и плотники, не дождавшись от него ни подтверждение, ни опровержения сказанного, выпили без него. Молча закусили.
   - Василич, а что ты там начал про кодировку? Подшивку знаю, а это что такое, я что-то не въехал, гипноз что ли? - поинтересовался тот, которого звали Гера.
  - Не совсем так - проявил осведомлённость Андрюша, ответив за Василича. - В подсознание человеку закладывают определённую установку, как бы команду: не пей, и человек не может её нарушить, боится, поэтому и не пьёт.
   - Сознание, подсознание - мудрёно всё очень: просто разводят алкашей как последних лохов на бабки - вот и вся кодировка. - резюмировал Гера - Я на своём веку повидал многих и подшитых, и закодированных - туфта всё это.
  Вступил, наконец, в разговор и Василич - это бабы придумали мужикам в башку затычки ставить, чтобы получку отдавали. А меня ещё дед учил: Пей, да ума не пропивай!
  Вот у меня сосед, Сашка, закодировался. Пить, правда бросил, а жена от него всё равно ушла, любви ей не хватало, видишь ли, так и сказала, сам слышал, как они ругались. Нашла себе мужика, ушла к нему и сына забрала. А Сашка с горя запил, год без просыпу, здоровый мужик, спортсмен, так и умер, а не закодируйся он и сейчас бы жил. Вред от этой кодировки, больше ничего, вот что вам я скажу.
  - Зато, какая экономия народных средств: раньше в больницу клали месяца на полтора, государство деньги тратило на медикаменты, процедуры, а теперь приди трезвым, заплати в кассу, раз, два и готово, абсолютно свободен от алкогольной зависимости года на три.
  - Три года не выдерживают, пить начинают раньше, запивают по-чёрному, сам видел - поправил его Василич. - Нормальный с виду мужик, а как запьёт, всё спускает, ничего не жалеет, ни вещей, ни жилья даже. Родственники от него как от чумы сторонятся, а жена помучится, помучится, да и на развод подаёт. Остаётся он мало того, что гол как сокол, так ещё и на улице, и тогда уж прямая дорога в бомжи, сколько у нас таких.
  - Ну, Василич, ты преувеличиваешь - не унимался защитник передового метода борьбы с алкоголизмом. Во-первых, не все запивают, а если и запивают, то не сразу. Человек к нормальной жизни вернулся! Семья довольна, на работе начальство не нарадуется, парень - гвоздь, куда ни воткни, туда и лезит.
  - Да, гвоздь, да не тот: что-то гнуться стал, ни былой смекалки, ни самостоятельности, тормоз, как теперь говорят.
  - А, что ваше кодирование, что подшивка один хрен. Всё у них одинаково, подход конкретно совковый: всё поровну, всем одно и то же, всех под одну гребёнку. Как было, так и осталось, ничего не поменялось! - неожиданно зло процедил сквозь зубы Гера.
  Помолчали немного.
  - Тот, кто эту бодягу замутил, не хило, наверное, приподнялся - немного успокоившись, продолжал он. - Представляю, явился такой чудотворец в самый разгар компании борьбы с пьянством в Горком и предложил свой метод. Там подумали, прикинули: дешево и сердито, и дали добро. Ну, и понеслось: сенсация, переворот в медицине, тысячи исцелённых, все сюда, и вас вылечат! Что разве не так было? - повернулся он к Андрюше.
  Видно тот не посмел спорить с Герой, а наоборот, чтобы не разозлить его окончательно решил подыграть ему.
  - Да, такого целителя впору мессией объявить, но он, чтобы не потерять доверие неверующих, обычно скромничает, простым человеком прикидывается, мол, я простой психотерапевт, у меня, как и у вас были проблемы с алкоголем. Но вот однажды, после очередного запоя, когда, я уже было, совсем отчаялся, снизошло на меня озарение, понял я, как помочь людям и себе тоже. Так вот с тех пор и помогаю. А? Что? крест на груди, так чтобы кодировка помогла - вера нужна: я не просто сам от себя лечу, а по воле божьей. Я - инструмент в руках Творца. Великоват, говорите, крестик, не по чину? Так кто эти чины, кроме попов разбирает, зато наглядно и авторитетно.
  - Крест на шее это для авторитету - это ты правильно, Андрюша, заметил: чем больше авторитет, тем сильнее действует. Старое возвращается, опять кресты и свечки, да и чудотворцы тоже раньше были, только не такие выпендрежные, как теперь - рассудительно заметил Василич.
  - А ещё магия в моде снова - начал было, осведомлённый Андрюша, но Гера резко перебил его, снова впав в раж.
  Они и магами могут, лишь бы бабки стричь с лохов, а перестанет работать магия, придумают ещё какую-нибудь хренотень, вроде послания от пришельцев из космоса, нам в помощь. Послание это якобы случайно было обнаружено в глухой тайге, каким-нибудь бедолагой охотником, ясное дело, что оно было запечатано в капсулу из металла неземного происхождения. Они всё могут - с ненавистью закончил он.
  - Накось, Гера, выпей - миролюбиво проговорил Василич, потягивая ему стаканчик с водкой. - А ну их всех к лешему, помнишь, как раньше на Руси говорили? "Кто пьян, да умён - два угодья в нём". Пей и не бери в голову.
  Гера залпом выпил содержимое стаканчика и принялся молча закусывать. Разговор прервался, Рождественскому между тем пора было выходить. Он простился с плотниками и начал пробираться к выходу.
  
  
  
   ОКЛЕВЕТАННАЯ ВОДКА.
  
  По прибытии в Гатчину, Рождественский направился к автобусной остановке. Он посмотрел на часы и прикинул, что придётся подождать, минут десять, не больше: автобусы ходили по расписанию, не опаздывая, по крайней мере, надолго.
   Разговор мужиков в электричке не выходил у него из головы: уж слишком близкая это была тема и не только профессионально, но и чисто по-человечески.
   Сколько раз говорено об алкоголизме, - думал он - а воз и ныне там. Проблема проблем, а теперь ещё и наркомания...
  И рисуется всё черным - черно: алкоголь - яд, вселенское зло погибель вообщем для бедного неосторожного человека. Да полноте, господа, так ли это?
  Алкоголь, между прочим, усиливает радость жизни, да и наркотические вещества могут приносить пользу - люди из всего умудряются сотворить себе погибель.
  А что касается погибели, тут у Рождественского были совсем иные представления об её причинах, к алкоголю, к стати сказать никакого отношения, не имеющих.
  Да, вот хотя бы этот: парень имеет чудную маму, молодую жену, психически нормален и устойчив, и вдруг наркотики. И что же оказывается: ах, не устоял, ах, слабенький, ах, жертва? И близко нет.
   Его энергоструктура нормально функционирует только в экстремальных ситуациях, по сути, он - универсальный солдат, так он создан природой. Размеренное, тихое существование для него невыносимо. Да ещё мама из лучших побуждений уберегла сына от армии, придумав какую-то отмазку. А этот невзрачный на вид паренёк генетически - герой, нет такого приказа на свете, который он бы не дерзнул выполнить, а в мирное время может и погибнуть. Вот и получается: человек - заложник своей судьбы, так при чём здесь наркотики?
  
   Услужливая память подсказала другой якобы безнадёжный случай. Пациент имеет фантастически сильный организм, иммунная система работает безупречно. У него даже ломок настоящих не было, а мама, которая во много раз слабее, свято уверена, что дитя погибает от наркотиков. И не подозревает мама, что дитя её, будучи выброшенным, к примеру, в джунгли, без одежды и пищи, не только выживет, но и все джунгли на себя работать заставит. Так кто здесь жертва? И кто виноват, если человек выбирает себе манеру жить, не соответствующую его психо-энергоустройству, как одежду не по росту и размеру.
  В такой одежде он чувствует себя неудобно или очень неудобно, а прячется в наркотики. Но ведь поменяй одежду, и наркотики не понадобятся, всё просто.
   Не тут-то было: самое простое в жизни - труднее всего. Никто не хочет начинать с себя, искать причину в себе самом, легче объявить себя больным, и пусть доктора лечат до посинения меня неизлечимого, а я посмотрю, что там у них получится!
  Конечно, сложности проблемы никто не отрицает, но нельзя же всё валить в одну кучу. У древних греков Дионис, подаривший людям радость опьянения, был одним из почитаемых богов. Так что, так ли страшен чёрт, как его малюют, и не пора ли перестать путать божий дар с яичницей!
  Да и какой же русский, чёрт возьми, и не русский тоже, во все времена, не любил выпить?! Почему же тогда алкоголизм? И как только ни ругают бедную водку, как её ни клянут, а ведь чудный напиток, на радость людям рождённый. А если человек - обжора, так что же пищу надо проклинать? Нелепо! Попал в зависимость. Так в зависимость можно попасть от чего угодно, от компьютера тоже в зависимость попадают. Давайте проклинать компьютеры.
  Подошёл автобус, вместе с немногочисленными ожидающими Рождественский поднялся в салон, занял свободное место. Мозг был возбуждён, дремать уже не хотелось, мысли навязчиво крутились вокруг одной темы.
  Так почему же всё-таки алкоголизм и что это такое на самом деле? Исследуя, эту проблему в течение ряда лет, он мысленно разделил всех зависимых от алкоголя на три группы.
  Одну группу регулярно пьющих он назвал симулянтами поневоле. Случай тот же, что и с ложными наркоманами, человек живёт не так, как того требует его природное устройство, он выбрал себе чуждую манеру поведения. Услужливая память подсказала подходящий пример: парень регулярно напивался и потому только (смешно сказать!), что работал на конвейере. Оказалось, что он - энергетический банкрот: от природы он устроен таким образом, что тратит энергию очень быстро, а процесс восстановления идёт медленно. Психическое напряжение должно чередоваться с моментами естественного расслабления, (отдыха) иначе человек пытается расслабиться искусственно, старым дедовским способом, напивается. А поскольку психика функционирует всё время в ненормальном режиме, он напивается регулярно. Этому парню абсолютно противопоказан монотонный характер труда, и проблема его решается просто: поменял профессию, и никакого алкоголизма.
  А закодируйся он сгоряча, по настоятельному требованию жены, кстати сказать. Пить перестал бы возможно, но организм, как и раньше, работал бы на износ. Причина то пития осталась. Получка цела, но разрушение здоровья идёт полным ходом и без водки, и как это не дико звучит без водки ещё быстрее. Уже через несколько лет у этого молодого человека обнаружился целый букет недомоганий, а за диагнозами дело бы уже не стало. Надо убирать причину.
  Правильно мужик сказал, "затычка в мозги", кодировка сама по себе ни от чего не лечит. Человек просто перестаёт чувствовать свою проблему, она "замораживается", консервируется и только. Это похоже на сильную анестезию при онкологии: боли нет, значит здоров? Так нет же, не здоров, процесс разрушения продолжается, здоровье подтачивается и без водки.
  Вторая условная группа почитателей зелёного змия уже более серьёзная. Проблема у них в полный рост, но не в водке, как обычно считается, а в них самих. В их психике, в аномалиях энергообмена.
  Наивные люди считают, что аура человека - это что-то вроде чехла из оболочек или набора матрёшек, и что болтается она в пространстве сама по себе, ну, а психика понятие конкретное (модное ныне словечко) никакого отношения к этой мифической ауре не имеет. Так вот это - чушь, абсолютная чушь!
  На самом деле строение этих с позволения сказать "оболочек" феноменально сложно, примерно так же как строение мозга человека. С большой долей уверенности можно сказать, что в тонком плане аура дублирует мозг. Аура - это мозг тонкого плана, энергоинформационная субстанция, которая аккумулирует информацию не только видимого мира, но и мира невидимого. Нарушения в ауре человека - проблемы его психики, это единый процесс.
   Если мы многое не видим, то это ещё не значит, что это многое не существует. Вот видения наркоманов, например, принято считать следствием разрушения структуры мозга, а это опять упрощение. Видения присутствуют на начальной стадии наркомании, когда мозг ещё нормален. Наркоман видит то, что без всяких наркотиков в результате специальных тренировок в состоянии увидеть адепт. Разница лишь в том, что адепт этим процессом вхождения в транс управляет, а простые смертные обычно умирают от передозировки.
   Рождественский мысленно перевёл дух, после этой длинной тирады, целью которой было убедить невидимого слушателя в очевидной своей правоте, устало откинулся на спинку сидения. Сколько раз в жизни он пытался вот так же что-то доказать коллегам, но слушали его, как правило, только больные, и только безнадёжные, и то пока он был им нужен. Но ведь он прав, прав, чёрт возьми!
  Какой-то мужик с большим рюкзаком толкнул его, пробираясь к выходу, доктор поднял голову, посмотрел на неловкого пассажира невидящими глазами, мысли его были далеко, внутренний спор ещё не был окончен.
   Он представил возможные возражения и замечания в свой адрес. Ну, скажем , такого характера.
  - Да, господин Рождественский, вы справедливо заметили, что наркотики использовались людьми на протяжении тысячелетий: в магии, медицине, на войне, и очень часто во благо. Какой-то процесс наркоманов, так же как и хронических пьяниц был всегда, но сейчас он высок как никогда. Почему? Что говорит по этому поводу ваша теория?
   - Ответ и прост и сложен невероятно. Можно сказать так: люди сделали наркотик заменой жизни.
  - Тоже, Америку открыл! - ухмыляется довольный оппонент - понятно, ведь они без наркотика жить не могут, на то они и наркоманы, вся их теперешняя жизнь вращается вокруг наркотиков или водки. Они - больные, а водка и наркотик - зло, и всем нам надо бороться с этим злом.
   Рождественскому всегда казалось, что этот ход рассуждений, включая и борьбу с наркоманией и финансирование этой борьбы, придумали наркодельцы особо крупного масштаба. Должно существовать это пугало, этот ужас. Белее гениальной рекламы для запретного плода просто невозможно придумать. Пугать и "лечить", "освобождать от зависимости", а наркоман опять начнёт колоться - это его свобода выбора, очевидно.
   - Больные, говорите, лечить их от водки и наркотиков надо? Так вот люди, ставшие безвозвратными наркоманами и алкоголиками, стали ими ещё до того, как взяли впервые в руки шприц или стакан. Они от жизни убежали задолго до этого рокового события, или готовы были убежать, а тут на тебе, вечное избавление от любых усилий, спи и не просыпайся.
   А "просвещать" наркоманов, рассказывая о разрушении здоровья, о детях уродах, которых они зачнут, сущая нелепость. Первое, что разрушает наркотик (точнее выключает) - это инстинкт самосохранения. Вы видели людей, которые показывают вены, почерневшие от инъекций, и рассказывают о себе такое, что нормальному человеку просто жутко слушать. В их психике блокирован инстинкт самосохранения, вот эта проблема действительно существует.
   Вы можете себе представить наркомана викинга или янычара, или мамлюка. Ну, по крайней мере, в массовом варианте. А ведь все они наркотики "употребляли" (как теперь говорят). Зачем? Уж, конечно, не от жизни убегали и не из страха перед сражением, как может подумать современный обыватель.
   Если сражение - это жизнь мужчины, и если пав с оружием в руках, попадаешь прямо в рай, то важно максимально пережить всю полноту ощущений, которую оно даёт. Если угодно, наслаждение битвой.
   Наркотик в этом варианте только усиливает переживание, которое человек уже имеет, он делает боле яркими впечатления жизни, а не заменяет их. В таком контексте он может быть не опасен: жизнь со всей сложностью и полнотой присутствия для человека на первом месте, наркотик как средство эти ощущения выделить на втором, подчинённом первому.
   Тоже и с алкоголем: если ты весел, вино даст тебе максимально пережить это ощущение, если печален - печаль твоя станет глубже, но никогда алкоголь не даст тебе другого ощущения, не переживаемого тобой. Каким войдёшь в состояние опьянения, точно таким и выйдешь, ни сил не прибавиться, ни проблемы не исчезнут. Алкоголь не любит слабых и халявщиков, он как микрофон усилит звучание, но петь за нас не будет.
  - Вы что-то говорили о существовании другой группы алкоголиков - миролюбиво напомнил виртуальный оппонент доктору.
  - Так вот вторая условная группа алкоголиков имеет аномалию энергообмена, врождённую или благоприобретённую. Понятно, когда нарушение в энергетике влекут за собой различные дисфункции внутренних органов, этому учили ещё древние китайцы. Восстановили правильный энергообмен, и человек излечился от своего физического недуга, все "чудеса" биоэнергетики основаны на этом.
   А психика? Сбои в психике начинаются сразу же, как только появляются малейшие отклонения от нормы в энергетике. Мы не связываем эти два процесса и потому не отслеживаем и не понимаем характер этих сбоев.
   Главная и единственная причина алкоголизма - это сбои в энергообмене. И точно так же как биокорректор, отрегулировав энергообмен, возвращает к норме работу органов и систем человеческого организма, можно вернуть в состояние нормы психику человека. Правда, процесс этот невероятно сложный и абсолютно индивидуальный, рукомахательством тут не обойдёшься, да и на поток этот метод поставить, к сожалению, невозможно.
   Для второй группы страждущих кодирование в определённом смысле даже полезно, как гипс при переломе или анестезия при операции. Человека нужно остановить для того, чтобы начать работать с его психикой: искать причину, побуждающею его отключать своё сознание, и затем устранить её
   - А что нельзя выявить причину, не привлекая человека, нетрадиционным способом так сказать? - поинтересовался оппонент.
  - Можно.
  - Так в чём же дело: определи причину и вперёд, исцеляй, и никакой мороки с кодированием, зачем оно тогда вообще нужно? - съехидничал невидимый собеседник..
  - Если работать с человеком по принципу "без меня меня женили, я на ярмарке гулял", эффект будет, но это будет временный эффект. Через некоторое время всё вернётся на круги своя, Сколько уже было кудесников, совершавших чудеса исцеления, и где они теперь? Что-то не видать и не слыхать. - Не замечая его сарказма, продолжал терпеливо разъяснять доктор. - Чтобы позитивный процесс исцеления стал необратим, необходимо подключить к нему сознание пациента, чтобы человек был не пешкой, а полноправным участником этого процесса. Иначе всё напрасно, всё мартышкин труд. Надо работать с сознанием человека, поэтому он должен быть трезвым и вменяемым, так что кодирование на начальном этапе работы как нельзя кстати.
  - И тем не менее вырисовывается очевидная цепочка рассуждений:
  Существуют люди, склонные к алкогольной зависимости, их нужно лечить, а потом социально адаптировать - не унимался настырный оппонент.
   - Вздор - всё наоборот: существует человек, с определённой сложностью психической, физиологической, а точнее энергетической структуры. Эти сложности энергообмена делают его уязвимым перед чрезмерным давлением энергоинформационной среды обитания. Его психика не в состоянии выносить это давление, на подсознательном уровне возникает постоянное напряжение. Как избавиться от него он не знает, что с ним происходит, вразумительно объяснить себе не может. Просто он чувствует, как что-то мешает ему жить, постоянно напрягает его. Постепенно такое состояние становиться невыносимым, ну, а результат известен.
   Если убрать это напряжение, решить индивидуальную проблему адаптации человека в среде, необходимость медикаментозного лечения отпадает сама собой. Водка - вовсе не причина недуга, она только показатель неблагополучия нашей энергосистемы, человек становиться рабом не водки, а своего подсознательного желание любой ценой уйти от проблемы своего сознания. Это стремление он может совершить и без водки, любые средства хороши, чтобы убежать от проблем своей психики.
  Выключить своё сознание можно любыми способами: азартная игра, например, тоже действует как наркотик. Когда мы испытываем синдром игрока, то преспокойно ищем причину этой проблемы в своей психике, а не на зелёном сукне казино.
  Вот и здесь: совершенно бессмысленно "лечить" людей от привыкания к алкоголю, потому что дело совсем не в привыкании, мы упорно путаем причину и следствие. Мы тратим огромные деньги и силы на устранение следствия, оставив причину без изменения. Результат налицо: воз и ныне там.
  - Что же получается: проблема внутри нас, она устраняема, значит, алкоголизм - не такая уж и беда, всё можно поправить? - вполне доброжелательно резюмировал оппонент.
  - Да, всё было бы просто изумительно и восхитительно, если бы не одно большое "но": существуют люди, которые не поддаются лечению ни традиционными, не нетрадиционными методами. С точки зрения обывательского восприятия, это те, кто умирает под забором от пьянства. Такие всегда были и, наверное, будут. Вот эта -то группа самая интересная.
  Ну, вот, господин доктор, дорассуждались: значит безнадёжные больные алкоголизмом всё же существуют? - оппонент выглядел не на шутку озадаченным и сбитым с толку - что же это за человеческий материал - слабые, ущербные, отбросы общества, нравственные калеки?
  - Слабые? Далеко не всегда. Калеки? Немного есть, но необходимо объяснить.
   Генетическая информация храниться не только материально, в молекулах ДНК, она существует и в биополе каждой клетке, т.е. в энергоинформационном эквиваленте. Здесь храниться огромное количество информационных программ, относящихся к человеческому опыту разных времён и народов. Это примерно то, что принято считать разными воплощениями личности.
   И тут природа приготовила человеку массу сюрпризов. Вот, к примеру, один мой пациент, по профессии электромонтёр, человек, мягко говоря, далёкий и от религии и от высокодуховных запросов. И что же? Ни с того, ни с сего, вдруг он начинает испытывать потребность в экстатических состояниях души, которые он и пытается создать, но не молитвами, естественно, или мистическими прозрениями, а запоями.
   Что же происходит? В его подсознании, на генетическом уровне, хранится программа глубочайшего духовно-мистического экстаза. От кого достался ему этот духовный опыт, эта наследственная способность души? Конечно, не от его ближайших предков, это уж точно.
   Этому пациенту мне удалось помочь, но не всё зависело от меня, к сожалению. Можно поставить человека на ноги, а точнее вправить ему мозги, но потом он отправлялся домой, в те же условия, к тем же родным.
   А уж они то знать не хотят о том, что их "урод" - совершенно нормальный человек, только уж очень непохожий на них.
   - То есть как это? - Не понял оппонент.
   - Есть люди, энергосистема которых очень сильно отличается от среднестатистической. Они как Ихтиандры не могут жить среди людей, им нужны особые условия.
   Природа наделила их сверхспособностями, они -- экспериментальное поле генетики. Вот один смог бы выжить в одиночке, лет двадцать прожить и с ума не сойти. Организм другого, прекрасно приспосабливается к любым ядам. Такой Митридат от рождения пьёт страшно, но от пития умереть не может, погибает от какой-нибудь глупой случайности. И многое, многое можно было бы ещё вспомнить.
   Если второй группе можно адаптировать сознание, чтобы нормально жить, то представителям третьей нужно не сознание менять, а среду обитания, причём настолько радикально, что общество на это не пойдёт. Нам не нужно много Ихтиандров, да мы и не хотим знать об их существовании, ведь проще их "лечить" от алкогольной зависимости. Это понятней и привычней, вот поэтому то они и обречены.
   В известной шуточной песенке поётся: "Губит людей не водка, губит людей вода". Не вода, а аномалии в психоэнергоструктуре, и если мы об этих проблемах знать ничего не хотим и надеемся, что само собой всё как - нибудь рассосётся, так при чём же здесь водка. Водка как лакмус указывает на присутствие подобных аномалий, её благодарить за это надо, а не проклинать.
  
  
  
  
   В МАСТЕРСКОЙ ХУДОЖНИКА.
  
  - Слышь! Андрюха, я тут тебя спросить хочу. Ты не мог бы мне объяснить, как по правилам хорошего тона полагается разливать вино?
  - Во, дела! Где это ты, Петька, надумал вино разливать, да еще и по правилам хорошего тона?
  - Да, я тут с одной девушкой познакомился - ничего такая девушка, приличная, вроде. Пригласил на послезавтра к себе домой - ужин при свечах и все такое. Так, я говорю, девушка приличная, не хотелось бы в грязь лицом перед ней ударить.
  - Ну, а про свечи-то, где слыхал?
  - Да, так, видел в одном кино, французском. А что, мне понравилось, солидно. - Спрашивал молодой мужчина, атлетического сложения в спортивном костюме, который сидел полуразвалясь, на видавшем виды кресле, с основательно протертой матерчатой обивкой, вытянув свои мощные длинные ноги в стоптанных кроссовках. Он потягивал пиво из пузатой граненой пивной кружки, неизвестно, каким чудом, сохранившаяся со сталинских времен. Вторая, такая же, почти не тронутая, дожидалась своего часа на низеньком столике, стоявшем рядом с креслом.
  Сам хозяин квартиры - худощавый, чуть выше среднего роста брюнет - сидел на подоконнике большого окна и с интересом разглядывал своего закадычного друга, соображая, шутить ему или говорить серьезно.
  - Ладно, Петька, сиди, где сидишь, пей пиво и слушай, я начинаю свой рассказ.
  Тут, Петь, все зависит от того, какое пойло ты собираешься разливать - если пробка на бутылке винтовая или полиэтиленовая - это один расклад.
  Ну, во-первых, прежде чем разливать, поинтересуйся, а не желает ли сударыня отведать бокал "Бордо" эдак 36-го года. Сударыня ответит - пренепременно, тогда ты наливаешь сначала ей, но только не до краев, потом себе. Сразу не пей. Предварительно произнеси тост за прекрасную собутыльницу, то есть, сотрапезницу, ну, в общем, за самую очаровательную девушку, повстречавшуюся тебе на жизненном пути - девчонкам это нравится. И тут не спеши опорожнить свой бокал- сначала посмотри вино на свет и насладись игрой цвета, затем, поднеси бокал к носу и вдохни, наслаждаясь его ароматом - запомни, так поступают тонкие ценители вин, настоящие гурманы - потом можешь пить мелкими глотками, ну, вот как сейчас ты пьешь пиво. Правда, был случай, когда на предложение отведать бокал "Бордо" 36-го года сударыня ответила: фи, какую-то бурду, да еще и 36-го года! За кого ее тут, в конце концов, принимают! Она такое старье не пьет! Тогда ты вежливо поинтересуйся: а, что сударыня предпочитает в это время суток? Скорее всего, такая сударыня тебе ответит, что в любое время дня и ночи она предпочитает 72-ой портвейн местного разлива, ну, или "Три семерки". А, что - приятный аромат, изысканный вкус - вот поэтому он долго и не залеживается на прилавках магазинов. А то - 36-го года! Представьте, пролежало где-то шестьдесят лет и никто, даже с самого жуткого похмелья, к нему не притронулся. Что поделать, о вкусах не спорят, особенно с дамами. Не спорь и ты - помни, слово леди - закон для истинного джентльмена - открой ей 72-го и пусть она его потребляет весь вечер в одно лицо. Если предложит - не ерепенься, но так же, предварительно посмотри на свет - изумись, понюхай - восхитись и, маленькими глотками.
  Это если пробка винтовая, или полиэтиленовая. Если же пробка из пробки, ну, те, которые штопором открывают, то тут совсем иная песня. В общем, все то же самое, за исключением одного момента. Из такой пробки, когда ее протыкаешь штопором, в вино могут насыпаться мелкие крошки. Поэтому, прежде чем налить даме, сначала прысни немного, буквально одну бульку, с таким расчетом, чтобы удалить из бутылки крошки от пробки, в свой бокал, а уж потом наливай ей. Помни - так поступают все рыцари, гусары и прочие отважные мужики - это традиция, это впечатляет впечатлительных девушек. И еще - к мясу подавай красное вино, к рыбе - белое, к соленым огурцам - водку. Побольше ухаживай за дамой своего сердца, ну, если только ей вдруг не приспичит поухаживать за рыцарем своей мечты. А вообще, поменьше обращай внимание на всю эту ерунду, старайся, чтобы ужин прошел в непринужденной атмосфере.
  
  Пока Андрей нес всю эту ахинею, Петька сидел в кресле и, казалось, не слушал его. Взгляд его, отрешенно блуждал по стенам большой светлой комнаты, одной из трех, в которой Андрей устроил себе мастерскую. Глаза скользили по полкам, на которых стояли банки с красками, вазочки с кистями и карандашами, и прочим замысловатым инструментом художников. По большой, в два яруса, стопке старых Андрюхиных работ, одиноко стоявшей в углу; по не менее одинокому старенькому, обшарпанному мольберту, к которому, видно, давненько никто не подходил, судя по палитре с красками, на которой серебрился солидный слой пыли. Андрей давно привык к такой необычной Петькиной манере слушать. Со стороны могло показаться, что Петька совсем не слушает Андрея, не слышит и не хочет слышать, и где блуждают в этот момент его мысли одному Богу известно. Но Андрей точно знал - это не так, что Петька превратился в слух с первого мгновенья, как только тот открыл рот. И что если спросить Петьку через десять, двадцать лет о чем тут Андрей трепался, то он повторит всю его галиматью слово в слово. Вот и сейчас, как только прозвучало последнее Андреево слово, Петька сразу же сел прямо (ну совсем, как на уроке в школе) и спросил: слушай, Андрюха, а о чем мне лучше с ней говорить.
  С Петькой они дружили около тридцати лет, буквально с первого класса. Что было между ними общего, что их могло связывать, и для Андрея, и для Петьки, и вообще для всех была настоящей загадкой, которую, впрочем, никто и никогда не старался разгадать. Петька всегда был в спорте, Андрей в книгах и в живописи. Допустим, в школе их могла связывать школа, как и с другими одноклассниками. Но после школы каждый пошел своей дорогой, и если от других одноклассников они отделялись с каждым годом все дальше и дальше, то друг другу, наоборот, становились все ближе и ближе. Они ходили, друг к другу домой, как к себе, а не как в гости, без особого приглашения. Они давали друг другу деньги, совершенно не заботясь, вернуться ли они когда-нибудь обратно, но не это главное, Главное, наверное, было то, что они, где-то подсознательно, чувствовали необходимость и друг другу, и друг в друге. Петька зачем-то нужен был Андрею, Андрей зачем-то Петьке.
   Петька, например, всегда, сколько его помнил Андрей, нуждался в Андрюхином совете. Причем, всегда спрашивал, не ерничая, очень серьезно, как спрашивают у того единственного, который может спасти в данную минуту. Всегда очень внимательно выслушивал совет друга и делал все по-своему, очень часто с точностью до наоборот. После никогда не отчитывался перед Андреем - почему он именно так поступил, а не так, как тот ему посоветовал. Поступил и поступил, да Андрей его никогда и не мучил с расспросами - в конце концов, это его личное дело. Андрей к этому даже и не привыкал, а сразу принял как должное. Вот и сейчас он в душе улыбнулся на до боли знакомое: "Слушай, Андрюха, я тут тебя спросить хочу".
  
  О чем с ней говорить - об этом можешь вообще не думать, лучше сделай паузу, скушай "Твикс", а пока кушаешь, она сама тебе предложит с десяток тем для разговора. И, уж, коль скоро, она согласилась заглянуть на огонек твоей свечки, то надо полагать, что она то же не ровно к тебе дышит, а значит, можешь говорить ей все, что угодно: о своем спорте, например, о работе, о своем любимом фильме про бандитов - каждая твоя строка будет ей в жилу. Она, я уверен, будет тебя слушать с открытым ртом, совершенно не воспринимая смысла, но наслаждаясь мелодией твоего голоса, упиваясь музыкой твоих слов. Только о бабах ей ничего не рассказывай, я думаю, ее это может травмировать.
  - Ну, а сам-то ты, о чем с ними болтаешь? - настаивал Петька.
  - А о чем? - собственно говоря - задумался Андрей, подошел к своей кружке, отхлебнул пива, но на ум как-то ничего определенного не приходило. За исключением, впрочем, одной недавней встречи, случившейся на выставке Серёги Чикина.
  Как звали ту девушку? Вика, да Вика. Лицо у неё было не суетное, не тусовочное, и глаза хорошие, глубокие глаза. По привычке старого приколиста он тогда попытался поболтать с ней о живописи вообще и о Серегиной в частности, но девушка не отреагировала на его усилия должным образом, только посмотрела, как-то серьёзно и, как ему показалось, строго. Он замолчал, а про себя отметил: да, умненькая девушка, такую голыми руками не возьмёшь - в культуре рубит. Правда уже под конец разговора, когда он по старой доброй привычке намеривался слинять с этого достойного мероприятия, девушка что-то сказала о намерении обсудить с ним какоё-то серьёзный проект, но это, конечно, из чистой вежливости, в этом он был уверен абсолютно.
   Этим воспоминанием он не стал делиться с Петькой, а продолжил свои наставления в прежнем духе.
  - Петька, да ведь тут слепому видно, что между вами возникает светлое чувство под названием Любовь! Это чувство от Бога. Я, правда, не Иисус Христос, но скажу тебе так же, как он говорил своим ученикам, посылая их по городам и весям исцелять, крестить и проповедовать: Не думайте о том, что говорить, Бог сам будет говорить с людьми вашими языками. Вот и ты не думай. Раз бог, за все твои благие деяния, решил наградить тебя любовью, то мне думается, он не пустит это дело на самотек, поможет тебе в трудную минуту, вложит в твой язык нужные слова. Так что не печалься, ступай себе с Богом, зажигай свои свечи, и да будут они нетленны.
  - Ну, ты прямо, как отец Георгий! - восхищенно удивился Петька.
  - Кто таков, почему не знаю? - в свою очередь удивился Андрей.
  - Да, помнишь, я тебе рассказывал, как лет пять тому назад, я зашел в нашу церковь, да так там и остался, то есть, стал активным ее прихожанином. На все службы ходил, время от времени что-нибудь делал для прихода, когда меня об этом просили, ну, там электропроводку провести, или вытяжную трубу поставить, подкрасить где, или еще что. Так вот там я познакомился с отцом Георгием. По возрасту, он даже будет моложе нас с тобой, но батюшка очень серьезный и строгий, особенно в вопросах веры. Да ты должен помнить его - тогда, когда мы как-то ходили с тобой на службу, я показывал тебе его.
  
  Андрей действительно вспомнил, как года три тому назад, Петька затащил его на службу в церковь, которая находится неподалеку. Пойдем, говорит, сходим на Всенощную. Андрей его еще, помнится, спросил - это что, на всю ночь, что ли? Да, нет, засмеялся Петька, от силы часа на два - просто так называется вечерняя служба.
   Ну, пришли они. Андрей видит, что Петька там, как рыба в воде - все его знают, здороваются и так благостно, благостно, а он прямо, как кур в ощип попал. Куда деться не знает, и что делать не знает, да еще какая-то бабулька его всю службу тыкала в бок своим сухоньким кулачком и делала какие-то замечания, из которых он только и смог уразуметь, что он делает что-то не то. Хотя служба в целом была душевная: хор своим прекрасным пением вселял в сердца мир и покой; служители в золотистых одеяниях не менее умиротворенно что-то все читали на распев.
  Вспомнил он и отца Григория - молодой, высокий, пышущий здоровьем священник, небольшая бородка обрамляла правильные черты лица, иссиня-черные волосы зачесаны назад, и голос - красивый, сочный баритон, казалось, заполнял собой все пространство, проникал в самые отдаленные уголки храма, в самые глубины душ человеческих: "Придите, поклонимся, Цареви нашему Богу...". Но все равно, он, помнится, с трудом дождался конца службы, и только на улице смог вздохнуть свободно. Истинно верующим прихожанином, как Петька, он так и не стал, хотя в бога, наверное, все-таки верил. Видимо его, как Петьку, еще Бог не призвал, не достучался до его сердца, а может, его призыв та бабулька перебила своим сухоньким кулачком.
  
  - Так вот - продолжал Петька - около года я в церковь не ходил - то одно, то другое, а тут как-то зашел и удивился - все изменилось - прямо не узнать. Даже первой мыслью было, что попал я не в тот храм. Добрая половина старых прихожан куда-то подевалась - на их месте новые люди стоят, свечница другая, хор полностью сменился, псаломщики почти полностью сменились - и это всего за какой-то год. До этого я четыре года регулярно ходил и особых перемен не замечал.
  Нет, были, конечно, но тогда они мне как-то в глаза не бросались, а тут, как обухом по голове. Но главное, я не увидел отца Григория, вместо него службу вел другой священник. После службы я у одного псаломщика спросил про отца Григория, отчего того на месте, мол, нет - на повышение, может, пошел, или, не дай бог, приболел? И он мне поведал такую историю, мол, сделался отец Георгий в одночасье одержимый дьяволом: ужасные видения его стали посещать, сны кошмарные, боль невыносимая в голове и сердце. Совсем измучился батюшка - ни посты, ни молитвы не помогали, едва руки на себя ни наложил. Но вовремя опомнился, бог надоумил - ушёл в монастырь. Говорят, что начались все эти несчастья с ним после того, как начал общаться он с экстрасенсами, хотел видно их образумить или ещё что-то, но не рассчитал свои силы, вот такие дела.
   Они еще немного поболтали о разных пустяках, допили пиво, принесенное Петькой, потом Петька отвалил по своим делам, а Андрей остался. Он стоял у окна и смотрел на Стрелку Васильевского острова на другом берегу Невы, на букашки- автомобили, ползущие через Биржевой мост, и размышлял о превратностях судьбы. Он думал о Серёге, о выставке, о себе.
  
   Серега Чикин, его институтский товарищ, поступил в академию с четвертого раза, а не с первого, максимум со второго, как большинство его сокурсников, у которых папы были мэтрами живописи той, или иной величины, у Сереги-то никого не было, он пришел, что называется, с улицы - вспоминал Андрей. Сечь принцев крови, а тем более принцесс у преподавателей рука не поднималась - вот для этого и зачислялся в каждую группу мальчик для битья, вроде Сереги Чикина. Такому мальчонке не давали спуску ни в чем. Его ругали и бранили за каждую мелочь. За каждый неверный штрих, за каждый неверный мазок. Оно и для других наглядно, а значит должным образом поучительно. И такой метод обучения незамедлительно давал свои плоды - у всех студентов работы вовремя сданы, проставлены оценки, а иногда даже хорошие оценки, а у Серег Чикиных, отправлены на доработку. И переползали они на следующий семестр, а то и курс, с извечными хвостами, от которых им помогло бы избавиться только чудо. И такое чудо однажды произошло и именно с Серегой Чикиным.
   Как-то в конце второго курса, в мастерскую, где работала Серегина группа, зашел преподаватель. Кого-то похвалил, кому-то подсказал, как сделать лучше и устроил полный разнос Серегиной работе: и это не так, и то не эдак. И вообще, если он, Серега Чикин, так и дальше будет, халатно относится к тем заданиям, что дает ему преподаватель, то он, преподаватель, будет вынужден поставить перед деканатом вопрос о его, Сереги Чикина, пребывании в стенах Академии Художеств. Пошумел и удалился. Серега то же в расстроенных чувствах пошел пивка попить к ларьку у рынка - все-таки конец года, нервы уже не те, что в начале, а привыкнуть ко всем этим незаслуженным, как он считал, оплеухам, он за два года так и не смог.
   А в это время Серегина звезда потихоньку начинала показывать из-за горизонта свои лучики. В академию прикатил обкомовский инструктор из отдела культуры посмотреть, чем дышит академия, над чем работает, какие результаты... Посмотреть, чем дышит - это, должно быть, официальная причина - решило академическое руководство. Хорошо, если просто плановая проверка для галочки в отчет этому инструктору, а если, не дай Бог, был какой-нибудь тревожный сигнал? Хотя, если бы был сигнал, то сюда понаехали бы совсем другие люди. А может, этого инструктора на разведку заслали? В любом случае надо держать ухо востро.
   А инструктор, между тем, приехал просто для профилактического нагоняя. В академии пока ничего не произошло из ряда вон выходящего, так вот, чтоб и впредь ничего не происходило, да заодно, чтоб не забывали, чей хлеб едят. Тактика подобного мероприятия была проста и стара как мир. Первым делом необходимо всем дать понять, что все они жалкие, ничтожные людишки, что все их чины и награды, это вовсе не их заслуга, что всё, что они тут делают, чем занимаются, лишь скучные попытки либо бездарей, либо лентяев, что никак не допустимо для истинных строителей коммунизма в эпоху развитого социализма.
  После такой психологической обработки с ними можно делать практически все, что угодно. Данное же мероприятие преследует лишь профилактические цели, и поэтому достаточно будет только указать, как именно им нужно работать и пусть себе работают на здоровье. После такой встряски на всякие глупости ни у кого не останется ни времени, ни желания - все еще долго будут помнить руку партии - направляющую, а главное карающую, да и лишний отчет о проделанной работе то же не помешает.
   И теперь инструктор, сопровождаемый всем институтским начальством, вместе с преподавателями, семенящими за ним, стайкой, застигнутых в врасплох школяров, вышагивал по мастерским факультета живописи. Заложив руки за спину, и все время, не поднимая головы, глядя только в пол, перед собой он бубнил одно и то же: Все очень плохо, все просто ужасно.
   Серегина мастерская была последней, и вот в ней-то, согласно сценария, обкомовское негодование достигло своего апогея. Инструктор по-прежнему, не поднимая головы, начал расходиться уже не на шутку: Что здесь, в конце концов, происходит? На что, я вас спрашиваю, тратятся народные деньги? Это, уже вообще ни в какие ворота! И это вы называете живописью? Это, по-вашему, искусство? Вот! Вот, как надо работать! И обкомовский указующий перст взметнулся в сторону Серегиной работы, закрепленной на мольберте. Вот, живопись! Вот это - сама жизнь! Настоящее искусство! Подлинный соцреализм! А у вас что? И по-прежнему, не поднимая головы, вышел из мастерской.
  Когда Серега вернулся, то по началу никак не мог понять, что происходит в мастерской, в академии и вообще в мире. Он увидел у своей работы ректора с замом, декана с замом и почти весь преподавательский состав факультета живописи. Они внимательно изучали его работу, обсуждали ее подетально и после одобрительно кивали головами. До Сереги долетали отдельные фразы: Да, да, пожалуй, согласен. А за ними, у окна, стояли ребята и тихо кололись. Первой мыслью было: Все, отучился, отчисляют.
  Но тут его заметил его педагог и поспешил представить руководству. Знакомьтесь - Сергей Николаевич Чикин - юноша бесспорно одаренный, трудолюбивый и чрезвычайно талантливый, прошу любить и жаловать. Ну, что же вы, Сергей Николаевич - развел руками декан - так долго скрывали от нас свой талант, ну, нельзя же так, в самом-то деле.
  С этого дня Серега Чикин стал ведущим художником курса, примером для всего факультета и надеждой академии. С этого дня он уже не знал, что такое хвосты. Старые, как-то, само собой незаметно отвалились, а новые, почему-то, не хотели вырастать, да и по остальным предметам он вдруг стал блистать превосходными знаниями. Хотя, Серега никогда и не был бездарем и дормаедом - тут нужно отдать ему должное. Он почти никогда не пропускал никаких занятий, всегда в срок сдавал все зачеты. Да, и вообще заметно вырос и как рисовальщик, и как живописец. То ли потому, что положение обязывало, то ли потому, что никто наконец-то не мешал и на мозги не капал, но факт остается фактом, Серега Чикин действительно стал образцовым студентом и примером для остальных.
  Очень быстро и без хлопот он вступил в партию, очень быстро и без хлопот, по окончанию института, он стал членом Союза Художников. Вот только персональных выставок у него до сего дня не было, эта, на которой побывал Андрей, была его первая.
  
  
  
  
  
  ДИСКУССИЯ В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ
  
  Проходя по коридору своего отделения, Одиссей старался не смотреть по сторонам в открытые проёмы палат. Зрелища дурки не для слабонервных и порадовать или заинтересовать не может, а невесёлых мыслей у него самого завались.
  Вдруг голос человека, громко объясняющего что-то, показался ему странно знакомым. Так и есть, доктор Рождественский. Но этого не может быть: он видел доктора совсем в другом месте буквально только что. Что же это, глюки у него, что ли? Этого ещё не хватало - встревожился Одиссей. Он заглянул в палату, и всё понял: больной, по местному прозвищу Шари-Вари, представлял как в театре доктора, подражая его манере говорить, копируя тембр его голоса. Одиссей невольно и неосмотрительно задержался в проёме, так что оратор его заметил.
  Одиссей не знал настоящего имени этого Шари-Вари, да, если честно, и не хотел знать, потому что тогда его непременно подмывало бы величать его по имени - отчеству, что в условиях дурдома выглядело бы смешно.
  Вероятно, и сам Шари-Вари это понимал и не настаивал на обратном, похоже, что и его вполне устраивало это статус-кво.
  -А, коллега, проходите, проходите, присаживайтесь, у нас тут симпозиум по вопросам парапсихологии, будете моим оппонентом,- обрадовался он.
  -Ну, попал,- с тоской подумал Одиссей, но спорить не решился, потому, как не стоит спорить с местным народом, в лучшем случае бесполезно, а то и вредно: кто же знает, что взбредёт в голову человеку с пылким воображением параноика.
  Одиссей огляделся, все обитатели палаты были в сборе и принимали пассивное участие в самостийном симпозиуме. Слева на койке сидел мужчина с острой бородкой, чем-то похожий на Дзержинского. Одиссей вспомнил, как тот, прохаживаясь по коридору, останавливал всех подряд одним и тем же вопросом: ну, что там, на космических фронтах, какие баталии, трофеи, победы? И, не дождавшись ответа, задумчиво шагал дальше
  В углу, позади него, примостился совершено неприметный мужичонка, по виду нормальный только сильно опечаленный чем-то. Одиссей припомнил, как тот, встретив его как-то в коридоре, доверительно сообщил: "Вы знаете, а ко мне сегодня жена приходила, а я возьми и запой ей: у дома родного... А она как заплачет"". И опечаленный человечек пошёл дальше.
   Позже Одиссей узнал, что никакой жены у этого человека нет, а навещает его мать, пожилая, тучная женщина с невыразительным равнодушным лицом. Он видел однажды, как они сидели в маленьком коридорчике, где происходят обычно свидания больных с родственниками. Опечаленный человечек жевал что-то из незамысловатых гостинцев, принесённых матерью, а та совершенно равнодушно присутствовала рядом, не обращая на него никакого внимания. Так они посидели некоторое время, молча, потом она встала и, не глядя на сына, сказала: " Ну, я пойду", и ушла.
  Третий оппонент сумасшедшей дискуссии вряд ли вообще представлял, где он находится, он был занят очень важным для себя делом: развернув пачку масла, который он, очевидно, стащил со стола во время обеда, он сосредоточенно поглощал его наподобие брикета мороженного. Ничто в мире не могло его отвлечь от этого занятия.
  Единственно вменяемым, по всей видимости, был четвёртый узник этой палаты, коренастый дядька, с седым ёжиком волос и с жёстким взглядом недобрых глаз. Он сидел у окна, чистил уши, аккуратно вытирая содержимое ушных раковин о полу больничной пижамы. Одиссей присел рядом с идиотом, поглощавшим сливочное масло.
  Между тем Шари-Вари продолжал ораторствовать.
   - Очеловечил Демона Лермонтов, именно с его подачи мифический дух стал нам близок настолько, что мы почти сочувствуем его страданиям. Чего же ищет он среди людей? Любви, ибо в мире, где он обитает, любви нет. Она есть у Бога в абсолютном виде, и в малом варианте присутствует среди людей. К Богу ему дороги нет, остаются люди, и он ищет любви у людей. Обывательскому сознанию он может показаться тривиальным соблазнителем, а бедная Тамара - слабой женщиной, не устоявшей перед домогательствами всемогущего обольстителя. Всё это совершенная чушь!
  Тогда почему именно Тамара, ведь она тоже задаёт этот вопрос Ему: другие красивы тоже, так почему же я? Вы скажите, что Он её полюбил, что её образ был запечатлён в Его душе со дня творенья и всё такое. Тоже чушь!
  Демон любить не может ни в начале творенья, ни тем более теперь, он - существо начисто лишённое способности любить. Это некая духовная аномалия, если хоти импотенция души, данная Богом на века. А ангелы? Ведь Демон - это падший ангел. Ангелы могут полюбить женщину, хотя бы ангельской любовью? Рассуждая об ангелах и их отношениях к людям, взрослые дяди забывают, что ангелы по своему мироощущению (если можно так сформулировать) похожи на детей, точнее отроков. Любовь для отрока (ангела) - это субстанция духовная, лишённая смысловоё нагрузки задач продолжения рода. Она самодостаточна, вечна и неизменна. Энергию такого типа любви можно определить как энергоинформационный поток четвёртой чакры (знак Рака по астрологической символике ей соответствует).
   Бывает ли такая любовь, ну, хотя бы в качественно-частичном варианте среди людей? Да. Ромео и Джульетта, Фархад и Ширин, Тристан и Изольда и т.д. У любого народа найдётся предание о прекрасной и, замете, трагической, любви.
   А почему собственно трагической? Почему люди, окружающие влюблённых всегда враги их любви и всё делают для того, чтобы убить эту любовь, кому она собственно мешает?
   "Включив" программу ангельской любви, человек обречён в этом мире смешанных энергий, он чужд законам этого несовершенного мира, и мир этот "выталкивает" его. Нельзя на земле ТАК любить, само свидетельство любви столь высокой качественной пробы невыносимо для окружающих, примерно так же невыносимо как видение Спасителя, когда окружающие всем своим существом ощущают своё несовершенство, и невыносимо страдая от этого, кричат:
  "Распни его!" И распинают ЛЮБОВЬ.
  Так о чём собственно я говорил? Шари-Вари оглядел безмолвствующих оппонентов.
  - О Демоне - подсказал ему Одиссей.
  - Да, конечно, так вот, если уж если кто и близок к Демону так это Блок: помнится Врубель, делая первые рисунки в поисках образа Демона, изобразил Блока, хотя и не знал его в ту пору, да и сам будущий поэт тогда под стол пешком ещё ходил. Известна странность Блока в отношениях с женой.
  - А ко мне сегодня жена приходила, - заныл серенький человечек.
  - Замолкни,- оборвал его дядька с ёжиком.
  - Он общался с проститутками (по слухам у него их было около трёхсот), а жену оставлял без внимания, - развивал свою мысль Шари-Вари.
  - Псих, - весомо уронил седой.
  - Подсознание поэта,- продолжал Шаривари, проигнорировав его мнение, - никак не могло соединить две ипостаси женщины: самку и идеал. Ну, с самками всё ясно, переходим к идеалу.
  Его Прекрасная дама - это не любовь, не страсть, и даже не мечта, это мука невозможности обладания. Он любит потому, что идеал недостижим и недоступен, любит свою муку, а не мечту о любви. Это чувство - фантом, кокаиновая грёза, морока, миф. Его интересует не любовь, а её неосуществлённость, именно это волнует его по-настоящему, и только это.
  Все люди рождаются с блокированными программами подсознания, самыми разными причём. У Блока - это программа одухотворённой любви к женщине, когда физиологические и психологические отношения существуют как бы отдельно друг от друга. И пусть меня побьют камнями, но я рискну утверждать, что состояние романтической влюблённости было недоступно поэту вообще, в его отношении к женщине никогда не было гармонии. Состояние это почти ангельское, в смысле эмоциональной холодности, неспособности соединить физиологическое и психологическое влечение к женщине в единый сплав.
  Генетически Блок имел то, что Демон получил как наказание: неспособность гармонично любить. Вот почему я и выдвинул свой тезис о том, что психологически Блок близок к образу Демона,- закруглил свою витиеватую мысль Шаривари.
  Не пристало бы копаться в личной жизни гениев, если бы тема Демона ни обрела столь прочное присутствие в художественной эстетике 19 и начала 20 века. Врубель, Блок, Пастернак, даже Маяковский...
  - А при чём здесь Маяковский? - не сдержался Одиссей.
  - Хороший вопрос, коллега, но об этом позднее, имейте терпение. Так я продолжаю, если позволите - улыбнулся он собравшимся, и в этот момент стал действительно похож на Рождественского.
  - В Европе Ф.Ницше обосновывает идею сверхчеловека с позиций философии, и вслед за ним художники интуитивно "ощупывают" границы сознания человека, пытаются проследить спектр колебаний разумного восприятия в целом, от абсолютного плюса (ангельское сознание) до абсолютного минуса (демоническое сознание). То, что человеку присуши элементы того и другого никто уже не сомневается. Как велико это колебание? Слишком велико, стрелки зашкаливают - это ужасает.
  Гуманистические идеи бессильны решить проблемы человечества и не вмещают в себя этой чудовищной раздвоенности личности от Джекила до Хайда. Интерес к отражению в произведениях искусства и литературы запредельных состояний психики понятен: человек отражает себя в мифологических существах, примеряя психику сверхчеловека.
  Тут Шаривари внезапно, как это часто бывало с ним, впал в глубокую задумчивость и совершенно перестал обращать внимание на окружающих. Воспользовавшись возникшей паузой, Одиссей хотел было улизнуть, но тут дядька с седым ёжиком внезапно реанимировал внимание докладчика.
  - Так что там с Демоном? - строго поинтересовался он.
  - Бунт против бога - не главное, другое интересует Лермонтова - несколько невпопад продолжал Шаривари.
  Невозможность любви, Демон проигрывает Богу незримый спор за душу Тамары. И всё вроде справедливо: злой дух наказан, но почему же мы почти сочувствуем ему и уж во всяком случае, сопереживаем с ним, почти как Тамара.
  Вот ключевое слово - сопереживание, сострадание, это чувство испытывает Тамара к Демону, не зов тела, как мерещится обывателям, а зов души. Она посмела ему сострадать, она не предала бога, но решилась сострадать падшему. В этом уникальность и абсолютная чистота её души, в этом залог прощения её поступка.
  С начала времён Лермонтовский Демон искал не прекрасную женщину, он искал абсолютно чистую душу, душу высочайшей нравственной пробы, и нашёл её в лице Тамары.
  Докладчик снова задумался, его взгляд устремился в пространство, очевидно созерцая незримый образ прекрасной Тамары. Однако на этот раз он сам справился с собой и без посторонней помощи вернулся к действительности
  - Помните, что современники Лермонтова отмечали в его характере что-то "демоническое": внезапные перепады настроения, эпатажность поведения, загадочный, магнетический взгляд. Даже об его внешности впечатления современников слишком противоречивы, не говоря уже об оценке его поведения?
   В чём же собственно причина его неуживчивости, и против чего же собственно он бунтовал? Униженное положение трудового народа, философские искания, богоборческие настроения? Нет, всё это в абсолютном, судьбоносном смысле не заполнило его душу.
  Тогда, может быть, гнёт власти, выраженный в виде цензуры, невозможность творить свободно, пресловутое мнение света о содержании его поэтического творчества? Нимало. Как гениальный творец, он не имеет соперников, и прекрасно знает себе цену. Власть, конечно, гнетёт, но она не в состоянии повлиять на глубинные процессы его сознания настолько, чтобы помешать творить.
  Тогда что же? Что было истинной причиной страдания самого Лермонтова, почему образ отвергнутого и поверженного существа настолько ему близок, что критики невольно искали схожие черты с самим поэтом?
  Шаривари сделал эффектную паузу, чтобы подчеркнуть важность момента, его никто не перебивал.
  - Я детально исследовал эту проблему и сделал открытие: оказывается, самая уязвимая точка подсознания поэта - это проблема авторитета.
  - Как в зоне что ли? - снова поинтересовался сердитый дядька.
  - Поясню. Имея такую программу подсознания в негармоничном варианте, человек, сам того не понимая, постоянно решает проблему значимости своего "Я" для окружающих. Подобное состояние характерно для юношеской рефлексии, когда подросток впервые задумывается о качественной ценности собственной личности: я с одной стороны и все "они" - с другой. Это состояние внутренней дисгармонии, естественное противопоставление себя миру. Долго длиться оно не может, психика не выдержит такого напряжения.
   Но у людей, имеющих, подобно Лермонтову, проблемное восприятие авторитета, подсознательная рефлектирующая оценка своего и чужого поведения сохраняется навсегда. Отсюда эпатажность, конфликтные столкновения с людьми, может быть и заслуживающими резких оценок, но не прощавших поэту его высказываний в свой адрес.
  Но это только часть проблемы, и далеко не главная, хотя и имевшая роковые последствия для него.
  Главное - это отношение к авторитету вышестоящему, авторитету власти.
  - Ну, если ты авторитет, то и власть тоже. Рассудительно заметил дядька с ёжиком, закончив чистить уши.
  - ЛЮБОВЬ, убеждён он, выше ВЛАСТИ (и, прежде всего любовь гения), а объект поклонения должен быть неприкосновенен, и защищён от произвола власти. Но в жизни так не бывает: обладание властью даёт право на обладание и любовью, причём речь не всегда идёт о насилии.
  Земная власть могла посягнуть на честь и достоинство личности, и вот это было непереносимо, это могло вызвать глубокий протест (дуэль А.С.Пушкина была личным потрясением для будущего автора "Демона").
  Божественная власть в представлении главного героя поэмы - это тоже только власть, он убеждён, что Бог забирает Тамару по праву Власти, ещё раз подчёркивая подчинённое, второстепенное положение самого Демона. Этой титанически мощной и по-своему прекрасной фигуре не дано понять только одно: Бог - не есть Власть, Бог - есть Любовь. Поэтому абсурдно и противоестественно бороться с Любовью за любовь.
  - Точно, - убеждённо произнёс сердитый, - всё зло из-за баб.
  - Господин докладчик, вы нас совсем запутали.
  Не выдержал Одиссей
  Если Демон любить не может вообще, как вы утверждаете, откуда же такое страстное стремление к раскаянию во имя любви: "Слезой раскаянья сотру я на челе тебя достойном следы небесного огня..."
   А вы и поверили, наивный вы человек, его словам?
  Михаил Юрьевич - гениальнейший фальсификатор: он создал образ, которого не может быть нигде, ни в мифическом мире, ни в мире людей. Его герой - симбиозное существо: сверхчеловек, с возможностями падшего ангела, или ангел со слабостями человека.
  А на самом деле ангелы любят только Бога, и любовь их духовная, а смертные напротив, любить только духовно не могут, они существа дуальные, и на телесную любовь просто обречены. Что же касается падшего ангела, который затосковал о Любви и попытался примириться с Богом таким способом - это абсурд, вольная фантазия гения.
   - Вы, что же хотите сказать, что эта поэма не о любви?
  Окончательно потерял терпение, а с ним и всякую осторожность Одиссей.
  - Нет. Представьте себе не о любви, как ни дико это для вас звучит.
  - Тогда о чём же? - Одиссей уже не помнил, где он находится.
  - О многом, я уже говорил это. Об авторитете, о власти, о титанической личности, творящей свой малый мир по своим законам, отличным от законов большого мира, созданного Богом. О соперничестве, но не из-за женщины, конечно, это мелко для Демона.
  Чей мир имеет большие права на существование - вот предмет этого соперничества. Тамара нужна Демону для того, чтобы доказать Богу, что его, Демона, мир не хуже, созданного Творцом, а вовсе не для того, чтобы каяться.
  Т.е. может быть, Демон и мог бы примириться, но только на условиях полного равенства, никак иначе. Мысленно он постоянно обращается к Богу, но это ожесточённый спор, а не покаяние. Титаны-демоны раскаиваться не могут, просто не в состоянии сделать это потому, что для раскаяния нужно измениться. А меняться они не могут вообще, они неизменны в своей гордыне, навечно.
   Шаривари закончил свой патетический монолог, снова задумался о чём - то, и уже не замечая аудитории, начал расхаживать по палате взад и вперёд, бормоча что-то явно научное себе под нос. В дальнейшем, похоже, он собирался продолжить дискуссию исключительно сам с собою, напрочь игнорируя научную общественность, если бы неуместная любознательность Одиссея вновь не вернула его к действительности.
   Так при чём здесь Маяковский? Я так и не понял.
   - Ну, конечно, вы считаете Маяковского только и способным воспевать железную поступь революции.
  А он, между прочим, мечтал спрятать свои железки во что-то мягкое, женское, так он сам писал. Да и погиб то революционный поэт из-за любви, а вовсе не на баррикадах, как, судя по его стихам, следовало бы погибнуть. И "Барышню и хулигана" любил и не считал наивным сентиментальным бредом.
   Стихи о любви у него пронзительные, чудовищно искренние: абсолютно беззащитная душа, душа взрослого ребёнка так могла чувствовать. Он так и не стал в мире взрослых женщин взрослым самцом: он был беззащитен перед женщиной как ребёнок перед матерью. И не мог понять, что такая позиция гибельна для мужчины, что женщина, если она не мать, не пощадит - в отношении полов другие правила игры. Он не хотел правил, он хотел, чтобы его любили как взрослого и как ребёнка одновременно. То, что это невозможно, ему было наплевать.
   Что его роднит с Лермонтовым?
   - Власть и любовь - поспешил напомнить Одиссей, видя, что сознание докладчика снова ускользает от него.
   Да, да, власть покушалась на чистоту любви - это во времена Лермонтова. Во времена Маяковского сатанинская власть вообще обходилась без любви или придумывал противоестественную любовь к революции и её идеалам. Были верующие в революцию, были и циники: собственная власть и благополучие - вот всё, что их интересовало.
   Этот верил, искренне верил, смерть Ленин оплакивал - поэт, одним словом. Верить в голые лозунги, в противоестественный миф невозможно без эмоциональной подпитки. И вот тогда женщина становится не столько объектом сексуальной охоты, а прибежищем души, живым родником энергии, чувств, жизни.
   Демон Лермонтова приглашает Тамару в свой мир без Бога. Но не один мир без Любви существовать не может; наивно было бы думать, что Демон надеется полюбить, нет, он надеется, что полюбит Тамара и своей любовью сохранит его мир.
   Маяковский тоже творит свой поэтический мир, в котором нет места Богу, но творить без любви нельзя: ему нужна своя Тамара, и её он старается заполучить и сохранить навсегда.
   Говорят, что Ева предала Бога, уступив Змию, Тамара не предала: её любовь сост Шаривари, видя, что Одиссей направился к выходу, с неожиданным проворством перехватил его, загородив дорогу. Потом он взял его за пуговицу пижамы, и, удерживая, таким образом, доверительно продолжал.
   Конечно, коллега, вы, несомненно, правы: Лиля Брик - не Тамара и вполне вероятно, что Маяковского она не любила вовсе...
   Тут он перешёл на шёпот, и чтобы Одиссей мог его слышать, почти приблизил своё лицо к нему.
   - Поэт был отвергнут не только Лилей Брик, он вообще страдал от одиночества. И знаете почему?
  Любимая в его подсознательном восприятии - не просто реальная женщина, она - миф, фантом, алтарь, где ищет прибежище его душа. Поэт задыхается в пошлости жизни, где нет любви: слишком узкий коридор восприятия оставил он для души, выбрав одну тему, одну страсть, и заметьте противоестественную страсть -
  воспевание Революции, её идей, её реалий.
   А Лиля Брик, как и любая нормальная женщина, идеей, алтарём быть не желала.
  И ещё, скажу вам по секрету, я установил, что подобное состояние постоянного психического напряжения значительно ослабляют потенцию мужчины. Так что смею предположить, что Маяковский суперлюбовником быть не мог, Вообще мужчины поэты надо вам сказать, доставляют женщинам больше хлопот, чем удовольствий, жить с ними постоянно - пытка. Вот поэтому женщины и не торопились связывать свою судьбу с поэтами ни в 19 веке, ни в 20-ом, наконец, закончил свой бред Шаривари.
   Осторожно высвободившись из его рук, Одиссей поспешил из палаты, так и не узнав, чем закончилось это стихийное собрание сумасшедших.
  
  
  
  
  СВИДАНИЕ.
  
  Проводив Петьку, Андрей чтобы чем-то занять себя, принялся перебирать свои незаконченные работы. Если честно признаться, выставка задела его больше, чем он ожидал. И вот теперь это впечатление, цельное и сильное, разъедало старую апатию, лень, сон его души.
   Он, поворачивал полотна к свету, некоторые ставил на мольберт, сосредоточенно рассматривая их, оценивая их достоинство. Слишком много неоконченного, невоплощённых идей и незавершённых замыслов. Это сознание действовало угнетающе. Настойчивая мысль ворочалась в его сознании: а смог бы он представить эти работы на суд зрителей. Последние годы Андрей почти не выставлялся. И те немногие картины, что удалось продать, он больше никогда не видел.
   Может, он зря выбрал эту профессию, может, лучше было бы, если бы он занимался чем-то другим? Едкое сомнение снова зашевелилось на дне его души и стало потихоньку омрачать сознание.
   Но ведь он умеет работать не хочет заниматься ничем другим, даже за большие деньги. Так что же с ним случилось, почему результат его трудов столь невелик, противоречив и недосказан по замыслу и исполнению?
   А Серёга? Серёга смог сказать всё, что хотел, у него всё получилось!
  Как он умудрился, будучи формальным приверженцем соцреализма, выкинуть из этого определения три первые буквы? Его картины излучают тепло и доброту. Чикин не судит свои модели, но и не льстит им. Он, показывая человека таким, каков он есть, непостижимым образом ухитрялся не задеть чувствительные струны его самолюбия, не обидеть его. Он отыскивает за безлико-официальным фасадом внешней личины те духовные черты, которые роднят всех нас, независимо от классовой или профессиональной принадлежности.
   Наверное, только человек такой широкой души и такого отменного душевного здоровья, как Серёга Чикин, мог так смотреть и так видеть людей.
   В конце 80-х, когда, как снег на голову, на граждан Союза обрушилась свобода, можно было отметить некий бум в художественной жизни Питера. Открывались новые салоны, а старые в припадке демократических настроений принимали всё без разбора, так что можно было "протолкнуть" работы, как сомнительного качества, так и те, что залежались в виду оригинальности выбранных тем, манеры письма и прочее.
   Свободная коммерция, свободное творчество: наблюдалась некая растерянность и обалделось от непонятной свободы. Все невольно чувствовали, что искусство, как сказал однажды Эрнст Неизвестный, в сущности, консервативно, в том смысле, что творец ждёт заказы от государства или частных лиц.
   Хотя государству в последующие годы было не до прекрасного, частные заказчики всё же находились, но поскольку нецивилизованный капитализм только что выбирался из пелёнок, новые ценители искусства были индивидуумами особого свойства.
   Андрей вспомнил, как его знакомая, художница плакала, жалуясь на своего "мецената": "Мало того, что этот козёл требует, чтобы я спала с ним, так он ещё и рисовать меня на полном серьёзе учит!"- всхлипывала она, размазывая тушь по щекам.
   Года через два-три новое в жизни искусства приобрело более конкретные очертания. Жизнь бешено крутилась как карусель, и надо было, во что бы то ни стало, уцепиться на ходу за какую-нибудь фигурку, чтобы вращаться дальше вместе со всеми. Опоздавшие отсеивались, падали на землю, их сминали, в толчее не замечая этого. Все бежали за каруселью, Андрей имел глупость не побежать.
   Во времена перемен почти невозможно выжить, если ты - один; человека на поверхности держит корпорация, клан, группировка и т.д. Но один?! Быстро опускаешься в осадок в этой взбаламученной, постоянно перемешиваемой человеческой смеси. Духовной жизнью жить сложно: идеалы кардинально изменились, старые отменили как неправильные, а из новых вразумительно вырисовывается только одно - деньги и нажива, и все средства хороши для этого
   Соединить в душе маклера и творца, очевидно можно, по крайней мере, кой-кому это удаётся, но не всем. Андрей был как раз из числа этих бездарных, как теп5рь модно было говорить, лохов. Более того, он как нарочно выбирал темы для своего творчества как раз те, которые решительно никому не были интересны: не в ногу, не в струю, поперёк времени и моде.
   Нужно ли удивляться, что, несмотря на незаурядный талант, он был тотально невостребованным художником.
   Ещё перед самой перестройкой ему предложили выполнить иллюстрации на мифологические сюжеты к одной издаваемой книге. Работа вначале не показалась ему особенно интересной, но гонорар был обещан приличный, а он как раз очень нуждался в деньгах, поэтому согласился. Постепенно тема увлекла его: ему вдруг открылся мир титанов, где потрясающие душу чувства рождали трагедию бытия. Их безграничные печали среди ликующего радостного мира олимпийцев так походили на человеческие
   Эти фантастические существа были созданы прекрасными и бессмертными, гордыми, непобедимыми, свободными. Они ликовали от ощущения своей свободы и силы, как ликуют юные люди, только что вступающие в жизнь, и не проигравшие ещё битвы со злом.
   Каждый из них был уникален в своём роде, чудно индивидуален, и не хотел меняться, беспечный как ребёнок. А мир уже менялся, он требовал внимания, уступок, необходимости учитывать новые законы существования или не признать их, сразиться, и удержать свой мир.
   И они сражались, каждый в одиночку, потому что слишком полагались на себя, не могли даже усомниться в своей силе, иначе не мыслим мир титанов. И проигрывали снова, и снова, познавая великое страдание, вечное, как и они сами.
  Он работал увлечённо, не щадя сил и времени, но проект скоро закрыли, а всех, кто в нём участвовал, как модно стало говорить, кинули. Осталось много рисунков и набросков подготовительного периода, а главное множество идей, которые настойчиво требовали выхода и воплощения. Всё это осевшее в памяти и не явленное миру, как не рождённый ребёнок ввергло его волю в состояние ступора. И поскольку сознание художника, как и сознание всего общества, переживало затяжной стресс, идея творческая завладела им настолько, что стала похожа на манию.
  
  Андрей не сразу понял, что звонит телефон, и не сразу снял трубку.
   - Здравствуйте, - сказала трубка. - Я - Вика, мы с вами познакомились на выставке Чикина, помните?
  Помнил ли он? Ещё бы! Звонок был настолько неожиданным, что от волнения у него перехватило дыхание. Откашлявшись, Андрей хотел, было в своей обычной манере приколиста и шутника поболтать с девушкой, потому как кто же с девушками разговаривает серьёзно, но развязный тон решительно не получался.
   Неожиданно для себя он серьёзно и честно сознался, что помнит их короткое знакомство и рад её звонку.
   - Я понимаю, Андрей, что отрываю вас от работы, но мне крайне важно посоветоваться с вами, по одному делу, возможно, что и вам это будет интересно. Могли бы мы встретиться, может быть сегодня, или завтра, или в другой день, когда вы будете свободны?
   Девушка явно волновалась, и её настроение передалось и ему. Нет, он не мог заподозрить Вику в банальном флирте, это было другое волнение: незнакомый человек нуждался в его помощи, впервые за последнее время. И этим незнакомым человеком была девушка, которая, что скрывать, ему очень понравилась.
   Они условились встретиться через час, в кафе, расположенном неподалёку.
  
   Андрей рассчитывал прийти раньше, но Вика уже ждала его. Он сел за столик напротив неё и, пользуясь правом не начинать разговор первым, по давней профессиональной привычке, принялся внимательно изучать лицо девушки.
   Портрет с неё писать было чертовски трудно. Лицо девушки не поражало яркостью и безукоризненной чеканностью линий. Ему вспомнилось давнее путешествие по Волхову, пейзаж, который поразил его своей ускользающей красотой. Пологие берега, плавные линии ландшафта, растворяющегося в густом голубоватом подёрнутом дымкой пространстве. Нет опоры для глаза, взгляд скользит и скользит, и душа растворяется в этом зелёно-синем просторе. Красиво и это? Нет, об этом не думаешь в первую минуту, эта красота для души не для тщеславных ухищрений глаза: не на виду, не в чётко проявленной форме. В неё надо всматриваться и всматриваться, она никогда не пресыщает, она неуловимо меняется, меняется неузнаваемо и непостижимо, как и душа человека.
   - Андрей, помните ли вы художника Дениса Шестопалова? - Без предисловий, сразу же спросила Вика.
  Он медлил с ответом, занятый важной задачей, пытаясь определить какого цвета у неё глаза.
   - Вы учились вместе с ним в Академии, он был самым старшим на курсе, помните? - Настаивала Вика, истолковав его молчание по-своему.
   - Дэна? Конечно, помню, а что с ним, где он сейчас?
   - Он умер, в эмиграции.
  - Как?! Дэн умер? Жаль, хороший мужик был!
  - Я его дочь.
  Она произнесла это тихо, пытаясь справиться с волнением.
  И Андрей вдруг вспомнил, как они с ребятами, всем курсом, были на практике в Пушгорах, и как к Дэну, единственному из них имевшему семью, приезжала жена и дочь подросток, которую он почти не запомнил.
  Неужели это та самая девочка, черт возьми, сколько воды утекло с тех пор?!
   - Папа не хотел уезжать, это всё мама, она настояла.
   Он очень тосковал по Ленинграду, то есть Петербургу, совсем не мог там работать, переживал всё. А угас как-то вдруг, не от болезни, я думаю, от тоски, от невостребованности, как теперь говорят.
  Лицо её на миг стало таким как на выставке: закрытым, строгим, и, как ему показалось, холодным.
   - Я хочу написать о нём книгу, понимаете: я должна о нём написать. Я пыталась найти тех, кто его знал, работал с ним, дружил, но, - тут она запнулась,- "иных уж нет, а те далече". Это оказалось непросто, я давно не была на здесь, многое изменилось. Я прошу вас помочь мне, только не отказывайтесь, пожалуйста.
  Вдруг по-детски, жалобно попросила она.
   Андрей хотел, было честно признаться, что давно не видел многих старых знакомых и друзей и мало что знает об их житье-е но, взглянув в лицо Вики, не решился это сделать.
   Уже через несколько минут, к своему собственному изумлению, он обстоятельно отвечал на её вопросы, рассказывал всё, что помнил о прошлом и всё, что знал о настоящем. Вика удивительно умела слушать. Он вдруг понял, что ужасно соскучился по тонкому, умному, доброжелательному собеседнику, и торопился выговориться, как будто опасался, что эта возможность призрачна и скоро будет отнята у него навсегда. Он пытался мысленно анализировать своё впечатление от общения с ней: что-то похожее на ощущение от первого прыжка с парашютом - в первое мгновение страшновато, и тут же спустя какое-то мгновение - восторг полёта и неизвестно, что ждёт в конце.
   Она выразила желание посмотреть его работы, и он неожиданно легко согласился, прощаясь, условились, что она позвонит, как и в этот раз.
  
  
  
  
   В И К А
  
  С самого утра, в день ожидаемого звонка Вики, Андрей как неприкаянный слонялся по квартире. Заняться чем-то стоящим решительно не получалось: книга оставалась открытой на той же странице, кисть не ложилась в руку, даже телевизор раздражал.
   Вика позвонила, как обещала, неожиданно успокоившись, он объяснил девушке, как ей удобней добраться до его дома, сказал, что ждёт, и повесил трубку.
   Времени на уборку уже не оставалось6 "А следовало бы" - уныло решил он, окинув придирчивым взглядом своё основательно запушенное жилище. В довершение всего он вспомнил, что кофе в доме кончился, и угостить Вику будет нечем. Ему вдруг стало смешно при воспоминании о том, как он недавно поучал Пашку с позиции завзятого ловеласа. А сам вот растерялся как мальчишка. Мысленно махнув на всё рукой, он сел и стал ждать Вику.
  
   С Викой всё оказалось просто и естественно. Он понял, что с этой девушкой не может быть никакой позы или фальши в общении. Так разговаривать обо всём он мог раньше только с Петькой. Теперь в его жизни возникла Вика. Его интересовало о ней всё. И она рассказывала и рассказывала ему о своём детстве, об отце, жизни в эмиграции и о возвращении на Родину. В её словах было так много детской бесстрашной искренности, она не доверяла, а доверялась, не оставляя потаённых уголков и путей отступления в своёй душе, что вообще было не свойственно женщинам, с которыми когда - то ему приходилось сталкиваться в жизни.
   Время летело незаметно, наконец, Вика спохватилась, что ещё не видела его работ.
  Поколебавшись, мгновение, он решился: поставил перед нею несколько холстов, над которыми работал последнее время, совершенно не представляя, что она скажет о них.
   Он почувствовал вдруг огромное облегчение, доверив этой девушке, суд над своими картинами, это наваждение последних лет, эта ноша, измучившая его, вдруг потеряли свою материальность, и на какое-то мгновение он снова ощутил себя свободным.
   Он наблюдал, как Вика смотрела на полотна, как её лицо становилось строгим и, закрытым, как тогда на выставке.
   А Вика не могла вымолвить ни слова. В первое мгновение ей показалось, что её сильно ударили, и дышать стало трудно. Пред её глазами, на расстоянии вытянутой руки корчились в муках поверженные титаны. Если можно было бы определить одним словом тему этих работ, то это слово было бы - страдание. Казалось, художник стремился понять, всё о природе страдания и даже то, что лежит там, за последним пределом напряжения и боли, где красота превращается в свою противоположность, Какая мера страдания превращает разумное, прекрасное существо в чудовище, и есть ли вообще эта мера и этот предел?
   Наконец, она, осторожно подбирая слова, сказала.
   - Это слишком необычно, я должна обдумать своё впечатление, - и взглянув на него, уже мягче добавила, - мы обсудим это в следующий раз, ладно?
  Простившись с Викой, Андрей попытался было привести свои мысли в порядок, как обычно он это делал и уже привык за годы одиночества, но мыслей никаких не было. Были ощущения, как в детстве, когда подлинные радости бытия ещё не замусорены суетой, когда чувство и мысль едины, когда ощущение солнечного зайчика на коже приносит восторг, как прикосновение ласковой руки матери, тёплой и нежной.
   Ему не сиделось дома, он убрал полотна, повернув их лицом к стене, и выбежал на улицу, захлопнув входную дверь.
  
   -
  
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ.
  
  Так получилось, что за все эти годы, прошедшие со времени отъезда семьи за рубеж, практически безвозвратного, как думали они тогда, Вика ни разу не была на Родине. Вначале семья пыталась как-то устроиться и по возможности пустить корни на новом месте. Легко сказать устроиться, всё было чужым: не только язык, но и все бесчисленные мелочи быта, из которых в основном и складывается жизнь человека, весь строй и порядок его существования.
   Когда прошёл первый шок попадания в чужую цивилизацию, и можно было вдохнуть спокойнее и полнее воздух новой Родины, заболел отец. Угасал он тихо, не жалуясь, не протестуя и не цепляясь за жизнь.
   На материальной стороне их существования это несчастье не отразилось никак: деятельная, одарённая практической жилкой от природы, Раиса Васильевна, мать Вики, давно заняла место главы семьи. Дело в том, что полотна отца, коммерческого успеха не имели никогда, ни в бытность жизни семьи в России, ни здесь, в эмиграции, и дохода не приносили. Раиса Васильевна не была из числа тех женщин, которые ждут милостей от судьбы и надеются на чью-либо помощь.
   Чтобы жить и тем более выжить, она готова была проявить чудеса изобретательности, недюжинную волю и неукротимое желание преуспеть, благо теперь ей этого никто не запрещал.
  Поэтому здесь, в чужой стране, она умудрилась как-то создать свой небольшой бизнес, используя сохранившиеся связи с бывшей Родиной. Вначале Раиса Васильевна просто помогала художникам-эмигрантам устроиться на новом месте, не брезговала скупкой старинных икон, поскольку на них здесь был большой спрос.
  Прикопив немного денег, добилась разрешения открыть мини-галерею русской живописи. Это был риск: за железным занавесом работы даже очень талантливых художников из России практически были неизвестны. Раиса Васильевна влилась в число тех немногочисленных смельчаков, которые на свой страх и риск, пропагандировали современную русскую живопись. Усилия и предпринимательский талант принесли свои плоды: мини-галерея постепенно превратилась в большую галерею, успешный и стабильный бизнес.
  Конечно, благополучие этого бизнеса покоилось, прежде всего, на бессовестном использовании затруднительного материального положения русских художников-эмигрантов, работы которых предприимчивая Раиса Васильевна скупала практически за гроши, заключая с ними грабительские контракты. Но такова жизнь, своё материальное счастье нельзя построить иначе, чем, отобрав значительные его куски у других. Здесь это называлось энергичным словом, бизнес, и законы его Раиса Васильевна усвоила хорошо.
  Процветающее дело поглощало все силы и внимание его хозяйки, на семейные обязанности и заботы практически не было времени. Муж и дочь существовали в её сознании номинально, общение с ними было настолько поверхностным и сведённым к необходимому минимуму, что Раиса Васильевна узнала о болезни мужа слишком поздно, когда помочь ему было уже практически нельзя. Он отказался от операции и вообще от энергичного вмешательства жены в свою судьбу и окончательно от неё отдалился.
  Вика, не хотела верить в худшее. Да, чудес не бывает, но это вообще, а с её отцом ничего плохого просто не могло случиться, пусть даже для этого потребуется чудо. Она не была ортодоксально верующей и не посещала храм, но мысленно всем своим существом она молилась без слов о чуде.
  Всё своё свободное время, остававшееся от учёбы, она посвящала ему. Они всегда были дружны, но сейчас общая беда и отсутствие друзей в чужой стране сблизило их ещё больше. Они подолгу беседовали, если здоровье его позволяло, или она тихонько занималась своими делами, сидя рядом, пока он спал, утомлённый физической болью.
   Они вспоминали выезды на этюды в Пушгоры, многочисленные мелочи их тогдашнего быта, казавшиеся незначительными в то время и ставшими милыми воспоминаниями теперь. Вспоминали Питер, отец был привязан к этому городу настолько сильно, что ощущал почти мистическую связь с ним.
  Вспоминали друзей-художников, отец очень жалел, что потерял связь со многими, боясь повредить им в условиях существования железного занавеса, а теперь у него уже нет сил писать.
  Иногда спорили об искусстве, именно спорили, потому что Вика, несмотря на уважение к отцу, уже имела своё собственное мнение, основанное и на природном вкусе и на приобретённых знаниях. За все эти годы одним из немногих мест, которые она охотно посещала, были музеи. Когда она бродила по залам, открывая для себя всё новые и новые впечатления красоты, ей казалась, что жизнь её никогда не преломлялась на "до" и "после" эмиграции, что она продолжает течь поступательно и естественно и, что, выйдя сейчас на улицу, она увидит знакомую площадь и Неву.
   Она думала об Андрее, представляла его таким, как увидела в первый раз в Пушгорах, сильным, статным, с гривой тёмных волос над высоким лбом, увлечённым и ужасно взрослым. Помнила, как горевала и плакала, что не успеет повзрослеть и красавца-художника заберёт у неё какая-нибудь взрослая женщина. И здесь в гулких залах музея, она думала о нём чаще, мысленно беседовала, и огорчалась, что уже не помнит его голоса.
   Когда отца не стало, Вика поняла, что поедет в Россию, что бы ни случилось: всё, что ей было дорого осталось там.
   Раиса Васильевна неожиданно легко согласилась на отъезд дочери, единственно настояв на том, чтобы Вика пожила первое время в доме её старинной подруги, с которой её связывали теперь ещё и некоторые деловые отношения, о которых Вика, имела весьма смутное представление.
   Прилетев в Питер, она честно выполнила обещание, данное матери, и первым делом разыскала Елену Николавну, с которой виделась последний раз ещё ребёнком. Казалось, та искренне обрадовалась появлению юной гостьи в своей роскошной квартире на Фонтанке. После неизбежных объятий, поцелуев. расспросов, Вика, наконец, отклонив предложение Елены Николавны отдохнуть с дороги, поспешила на прогулку.
  Знакомый запах пыли, бензина и раскалённого асфальта ударил ей в ноздри, она пошла по направлению к Невскому, особенно не планируя свой маршрут. Город изменился, но как-то странно, не органично. Новые иноязычные вывески на месте старых привычных наименований, богатые витрины, оформленные с оглядкой на Европу, огромное скопление машин, и одновременно со всем этим процветанием по-прежнему существовали старые, грязные проходные дворы и вонючие чёрные лестницы незабываемых советских времён.
  Как-то не верилось в устойчивое благополучие этого города, всё в нём казалось несерьёзным, неестественным: наспех сотворёнными потемкинскими декорациями, европейским макияжем, потрепанного историческими бурями града Святого Петра, хотя так его стали величать недавно, для многих он всё ещё был и в душе оставался Ленинградом.
  Вика повернула в сторону адмиралтейства, и через некоторое время вышла на дворцовую площадь, сердце её чуть дрогнула, когда она увидела знакомую с детства набережную, она ускорила шаг, и скоро любовалось простором Невы, прижавшись к гранитному парапету.
  Она долго смотрела на воду, тёмно-зелёную с серыми брызгами, бурлящую у гранитных опор моста, это было любимым занятием в детстве, смотреть, как меняется цвет воды в реке.
  В зависимости от того, утро было или полдень ясно или пасмурно, тепло или холодно и от ещё других причин, цвет воды в реке менялся. Это Вика помнила точно. Однажды в холодный, на редкость ясный осенний день, она была поражена, увидев, как густая жидкость, сине-стального отлива, удивительно похожая на ртуть, тяжело перекатывается в гранитном русле, то и дело вспыхивая, слепящим отражённым солнечным светом.
   Ещё припомнилось ей, как маленькой девочкой она почему-то самостоятельно добиралась до Академии Художеств. Совершенно замученная и истомлённая жарой, спустилась к воде, и вдруг увидела живые, длинные как косы зелёные водоросли, стелящиеся в воде, увлекаемы течением. Мгновенно забыв и про жару и про усталость, она тихо обрадовалась этому маленькому чуду живой жизни, неожиданно открывшей своё убежище в каменном лесу. С тех пор, где бы она ни гуляла по улицам города, она непременно выходила к воде.
   В дом Елены Николавны она вернулась к вечеру, сильно уставшая, внутренне успокоенная и задумчивая. Та набросилась, было на Вику с упрёками, попеняла на то, что нельзя быть настолько беспечной, время, мол, не то, но, видя, что девушка её не слушает, оставила её в покое. Так прошёл первый день пребывания Вики на Родине.
   Через несколько дней, справившись с неотложными делами, Вика задалась целью разыскать кого-нибудь из бывших друзей отца, и хоть что-нибудь от них узнать об Андрее. Это оказалось совсем непростым делом: "одних уж нет, а те далече", как сказал поэт. Судьбы художников, которых Вика помнила с детства, сложились совсем по-разному: кто спился, кто уехал за рубеж, кто-то прозябал в нищете и безвестности, приподнялись немногие.
  Наконец, понемногу она собрала информацию об Андрее, но то, что она узнала, утешения ей не принесло. Как выяснилось, Андрей не вписался в реалии нового общества, почти нигде не выставлялся, жил замкнуто, женат на данный момент не был, светские корпоративные тусовки не посещал. Даже увидеться с ним ей не удалось, что делать дальше она не знала.
  Елена Николавна, видя, что её юная гостья не на шутку загрустила, решила приобщить ей к светской жизни и ввести в круг общих знакомых, в надежде, что девушка сумеет развеяться, а может быть и подружиться с кем-нибудь из молодых людей.
  Они вместе посещали различные презентации, дефиле, модные выставки, бывали приглашены и в частные дома. Скоро у Вики появилось довольно много новых знакомых из числа так называемой золотой молодёжи северной столицы.
  Вика смотрела на своих сверстников и видела, что они амбициозны, агрессивны, совсем не наивны, у них далеко идущие планы, корыстные цели. Они запрограммированы на успех, на счастливый и одновременно выгодный брак, все они рано почувствовали вкус денег, кое-кто рано забросил учёбу, и их тянут за уши репетиторы, нанятые вечно занятыми и замученными в бизнесе родителями. И вот они лениво обсуждают возможные вечеринки, где можно "зависнуть" до утра - и это их обычное времяпровождение. Скука и лень.
  Елена Николавна, видя, что её усилия развлечь гостью, дают противоположные результаты, приступила с осторожными расспросами к ней. Девушка вначале отмалчивалась, но потом не выдержала, расплакалась и выложила всё, что мучило её последнее время. Елена Николавна как могла успокоила её и твёрдо обещала помочь.
  
  Через некоторое время Вика познакомилась с доктором Рождественским.
  
  
  
  
  
   В ГОСТЯХ У РОЖДЕСТВЕНСКОГО
  
   ОДИНОЧЕСТВО БОГОВ.
  
  Одиссей продолжает свой путь.. Попутный ветер наполняет парус, Эол-бог ветров благосклонен к мореплавателям. И сам седой Океан тоже благосклонен - бережно качает он корабль на своей могучей груди.
  Но не веселы спутники Одиссея: не радует их прохладный ветер, спасающий от зноя, не веселит их игра проказниц-нереид в морской пучине. Жажда измучила их, голод терзает их внутренности как хищный зверь, давно, очень давно не видели они земли.
  Одиссей с надеждой всматривается в даль. Земля! Вот он, прекрасный остров, величественно покоится он в лазурном безмолвии. Тишина. Не слышно пения птиц. Не видно присутствия людей или животных. Никто и ничто не нарушает его покоя. Здесь на блаженном острове ждёт его нимфа Калипсо, дочь могучего Атланта, отвергнутая богами.
  Давно ждёт она. Каждый вечер, когда кровавый диск солнца погружается в бирюзовую прохладу океана, Калипсо смотрит в даль, не покажется ли корабль. Дни как жемчужины похожи друг на друга, или это один бесконечный день? Время остановилось на блаженном острове, где томится Калипсо,
  Что знают смертные об одиночестве богов?!
  
  
  Ясным погожим днём Одиссей шагал по улицам посёлка, едва поспевая за впередиидущим доктором.
  Рождественский выпросил у больничного начальства нечто вроде однодневного отпуска для Одиссея, последовательно выполняя программу его реабилитации, т.е. к жизни вне больницы, без забора, санитаров и всех прочих прелестей психушки.
   Одиссей с теплотой оглядывал худощавую фигуру доктора, который шел, наклонив вперёд голову, ничего не замечая вокруг и как всегда думая о чём-то своём, голубое небо с ватными скоплениями облаков по краям горизонта, в вышине сквозь голубизну фона просвечивающие перистые облака, так что было непонятно: то ли голубизна растворяется в белой субстанции, то ли наоборот.
  В самом конце улицы в стороне от основной линии палисадников примостился небольшой дом, покрашенный ярко-оранжевой краской. Нелепая окраска дома позабавила Одиссея, и он улыбнулся, представив себе, что в этом сказочном домике живёт какой-нибудь добрый гном. Всё вокруг выглядело уютным, приветливым и почти неправдоподобным, как во сне.
  Во дворе их встретила хозяйка, пожилая, ещё крепкая женщина, выглядевшая не слишком радушной. Одиссей отметил про себя, что Рождественского она явно уважает, но особенно тёплых чувств к своему постояльцу явно не питает, пожалуй, даже побаивается: в посёлке доктора считали, чуть ли не колдуном, особенно это мнение укрепилось после некоторых случаев "чудесного" исцеления нескольких больных из числа местных жителей.
  - Нина Тимофеевна, как там насчет самоварчика?
  - Так готов уже, с утра кипит, как Вы просили.
   - Вот и славно, мы сейчас с гостем чай пить будем, - обернулся он к Одиссею, пропуская его вперёд, - не беспокойтесь, я сам самовар принесу.
  Комната, в которую они вошли, была обставлена чрезвычайно просто, очевидно самой хозяйкой: В правом углу стояла кровать с тумбочкой у изголовья, ближе к двери платяной шкаф ещё советского производства и слева, окна стол со стульями - вот и всё нехитрое убранство. За этой комнатой, по всей видимости, находилась вторая, но дверь в неё была закрыта. Одиссей знал, что доктор принимает на дому, скорее всего вторая комната могла служить этой цели. Ему вдруг страшно захотелось заглянуть в святая святых частной практики доктора, но он не посмел сделать это без приглашения.
  Едва он успел оглядеться, как вошёл доктор, неся пыхтящий самовар в вытянутых руках. Он осторожно поставил это этнографическое чудо на металлическую поставку на столе и с удовольствием перевёл дух.
  - Вот, настоящий самовар, - с гордостью сообщил он - углевой, вот сюда, - он показал в отверстие трубы, - насыпают уголь, разжигают лучинками, раздувают огонь сапогом и ждут, когда вода, налитая внутрь закипит. Пока угли в самоваре есть, вода долго остаётся горячей, не то, что в электрическом, да и вкус несравненный. Потерпи немного, сейчас я заварю чай.
   Он достал заварной фарфоровый чайник, широкие чашки с большими цветами, тарелку с бубликами и пряниками. Вошла хозяйка с банкой варенья, молча поставила её на стол и также молча удалилась. Рождественский между тем колдовал над заварным чайником, он сейчас и правду смахивал на колдуна или алхимика. Он что-то добавлял в чайник, наливал кипяток, снова переливал, опять добавлял какие-то травы. По всему было видно, что всё это доставляло ему истинное удовольствие.
  Наконец, чай тёмной ароматной струёй был разлит по чашкам, и довольный хозяин устроился напротив Одиссея за столом. На улице резко затормозила машина, и оба они как по команде выглянули в окно. Они увидели, что из машины вышла светловолосая девушка и, спросив что-то у хозяйки, занятой во дворе своими делами, быстро направилась к дому. Через несколько секунд в дверь постучали.
  - Войдите,- спокойно произнёс доктор, ставя чашку с чаем на стол.
  С первого взгляда Одиссей понял, что девушка крайне расстроена.
  - Добрый день, Вика, надеюсь, все домашние твои живы и здоровы, не по-домашнему строго спросил Рождественский.
  Вика молча кивнула, казалось, сейчас она расплачется.
  - Вот и хорошо, - уже мягче продолжал доктор, - тогда садись чай пить, из настоящего самовара, опять похвастался он. Девушка молча повиновалась и присела к столу
  
  
  
   ОДИССЕЙ У КАЛИПСО.
  
  Огромные громады волн поднялись вверх и почти сомкнулись над головой Одиссея, мгновение, и вода бесшумно ринулась вниз, рассыпаясь в пыль. И вот уже снова стены воды расступились перед ним подобно узкому ущелью, взметнулись и также бесшумно исчезли в небытие.
   Одиссей зарыл глаза, стараясь справиться с ужасом. Нет, он не испугался бы самого страшного шторма, не устрашился бы сверкания молний разгневанного на него Посейдона. Смерть не ужасает так, когда смотришь в лицо опасности, умереть, сражаясь, наслаждение мужества.
   Но он не покидал блаженный остров Калипсо, он всё ещё сидел на прибрежном песке, мучительно всматриваясь в даль, он был пленником и томился по миру людей. Нежный ветерок коснулся его лица, погладил волосы, и он услышал, казалось, шепот Калипсо.
  -О чём тоскуешь, герой? Ты не одинок на этом острове: видишь игру волн у твоих ног, чувствуешь аромат трав, приносимых тебе в ладонях ветром, а мерцание звёзд в вышине, а сладостные сны? Всё это - я, твоя Калипсо. Я постоянно с тобой. Ласкаю твоё тело, убаюкиваю твоёй слух, целую твои волосы и руки. О, Одиссей, не смотри в даль, останься со мной, здесь ты бессмертен.
  - Здесь я умер, я тень в мире теней.
  - Ты перестанешь страдать, как только согласишься добровольно остаться здесь. Когда твоя плоть станет бессмертной, мы соединимся в счастливом союзе, ты воочию увидишь, как я прекрасна. Тогда нас уже ничего не будет разделять, и ты станешь радостен, как радостны бывают только боги, подумай, Одиссей.
  Одиссей думает: вечное счастье ждёт его на блаженном острове, похожее на сон. А жизнь среди людей? Она подобна пламени свечи на ветру. Страх, боль, преодоление, краткий миг победы и снова боль и отчаяние.
  Что выберет он? Вечное счастье или краткий миг торжества и преодоления. Жизнь и смерть среди людей или бессмертие среди богов? Думает Одиссей. Затих ветер, волны неслышно перекатываются у его ног, казалось, всё ждёт его решения.
  Медлит Одиссей.
  
  
  
   В ГОСТЯХ У РОЖДЕСТВЕНСКОГО.
  
   ( продолжение).
  
  - Ну, а теперь вспомним, чему я вас учил, - произнёс доктор, обращаясь к Вике и Одиссею.
  Они сидели в удобных креслах внутри той самой таинственной комнаты, которая, как правильно определил Одиссей, служила Рождественскому кабинетом.
  Убранство её сильно отличалось от той, где они пили чай накануне. Мягкая мебель, письменный стол с аккуратными папками, компьютер, книжный шкаф, заполненный художественной и справочной литературой. Роскошные портьеры, предназначенные явно не для этих небольших окон, закрывали не только проёмы окна, но и часть стены. В комнате был мягкий рассеянный свет, создававший атмосферу покоя и умиротворения.
  Вика, которая уже почти успокоилась, начала первой.
  - Вначале надо попытаться отделить свой страх от себя, т.е. своё сознание от страха, хотя бы на мгновение. И тогда, это уже, во-вторых, включается анализ причин, породивших этот страх. Этот первоначальный анализ ещё не логический, он интуитивный, и отсюда вытекает третье: нужно перевести эти ощущения в поток сознательного логического восприятия.
  - Верно, коллега. Не смущайтесь, я говорил и повторяю, пока вы не научитесь работать с сознанием самостоятельно, ничего не измениться к лучшему. Постоянно быть пристёгнутыми к психоаналитику, жалкое и бесполезное времяпровождение. Все необходимые жизненно вещи человек делает только самостоятельно: Сам рождается, учиться ходить, любит, рождает детей, умирает тоже сам. Ему можно чуть- чуть помочь, но главное он делает сам. Это касается любой судьбоносной ситуации. Ну, поскольку мы с первым пунктом нашего тренинга мы уже справились, переходим ко второму и третьему.
  - Доктор, я видела его работы.
   Вика на секунду запнулась и продолжила уже более ровным тоном.
  - Они произвели на меня тягостное впечатление, мне кажется там слишком много страдания.
  Рождественский молчал, и она вынуждена была продолжать.
  \ - Возможно, моя реакция преувеличена, я слишком пристрастна и эмоционально потому, что люблю его, боюсь за него...
   - Так люблю или боюсь?- перебил её доктор.
  - Пожалуй, боюсь,- созналась она.
  - Если бы я могла я бы спрятала его, защитила, спасла бы от ужаса и пошлости этой жизни. Разве это плохо?
  Рождественский снова медлил с ответом.
  - Да, конечно, я знаю, мужчина должен быть сильным, должен бороться, но, господи, кому он всё это должен, и с кем он должен бороться? Сила воли и кулаки тут не помогут, особенно, если ты никому в этом мире не нужен, и тебя ровным счётом никто не понимает!
  - Почему же никто, а вы, Вика? А некоторые, сохранившиеся друзья, Вы говорили, что они есть, да и я, помнится, видел на выставке современного искусства пару работ вашего гения, и мне они понравились. Правда, понравились, он, несомненно, человек одарённый, а раз бог отметил, роптать грех.
  Тут ведь вопрос как стоит, чего человек хочет, творить или быть известным, ну, и богатым, конечно? Что его мучает сейчас: творческий кризис или невостребованность? Кстати, какой теме посвящены его последние работы, которые вам так не приглянулись?
  - Думаю, условно можно сформулировать это так: зависть богов, наказание за силу, дерзновение, неповторимость. По сути, это судьба таланта в этом мире, трагическая судьба. Никому не дозволено равняться с богами, ни титанам, ни людям, судьба распинает за талант.
  - Хорошо, Вика, я вижу, что мир титанов вам тоже не безразличен, ну, тогда, что же делать, поговорим о титанах. Ну, вот, к примеру, Атлант. За что он наказан? Насколько мне помнится, он хотел свою счастливую Аркадию сделать центром мира: по сути дела, он нарушил законы всеобщей гармонии. Собственно именно это желание и послужило причиной его конфликта с Зевсом.
  И уж, если здраво взглянуть на эту ситуацию, ничего непосильного или не свойственного природе титана Зевс делать его не заставил. Как мне помнится по мифу, Атлант, ещё живя в своей счастливой Аркадии, играя, поднимал небесный свод на вытянутых руках.
  Атлант создал свой малый мир, свою жизнь на Чудо горе по своим законам, как бог создаёт большой мир, но он не единственный творец во вселенной, и его малый мир не может поглотить мир большой, подчинить его себе, как бы ему этого ни хотелось.
  Так в чём, собственно, его наказание? Зевс, в гневе говорит ему: Будут бёдра в плечах твоих, будут руки в бёдрах твоих". Ничего не понятно! Но это только до тех пор, пока не вспомнить классическую астрологию: бёдра - эта часть тела соответствует знаку Стрельца, а плечи - знаку Близнецов. Мир Стрельца - информационное пространство мудрости богов (тот самый огонь-знание, который выкрал и принёс людям брат Атланта, Прометей), а Близнецы - это информационное пространство человеческой, земной мудрости.
   Нельзя слишком долго игнорировать законы того энергоинформационного пространство, где обитаешь, как это сделал Атлант, ибо ты уже не соответствуешь этому миру, и он тебя не удержит, как не может удержать тонкая паутина, попавшего в неё большого и тяжёлого шмеля.
  И тогда ты "провалишься", а точнее отразишься в другом, более плотном мире, и вроде ничего особенного не изменится, но изменится на самом деле всё. То, что там было забавой, станет непосильным трудом, то, что там было абсолютной свободой, здесь будет не свободой. Так боги ли виноваты в том, что с ним произошло?
  Ведь по сути дела он сам себя наказал: своё индивидуальное ощущение мира довёл до абсурда, закрыл глаза на всё и вся. И тогда свершилось неизбежное: изменился, а точнее говоря, исказился угол восприятия информации, изменилось сознание, и то, что было раем, стало адом.
  Мы склонны винить в своих просчётах других, сожалению, так устроены некоторые механизмы нашего мышления. Вот и придумали люди красивую сказку о борьбе титанов с богами, о жестоком сражении между ними, о грозном оружии Зевса, с помощью которого он одолел титанов, о молниях. Мол, жестокий Зевс во всём виноват, вот так же ребёнок, ударившийся о какой-нибудь предмет, бьёт ручкой его, искренне веря, что этот предмет плохой, потому что он причинил деточке боль.
  Но ведь это, мягко говоря, не совсем так. Вы помните драматический поединок Атланта с Зевсом, который испепеляет несчастного титана своими молниями. Так вот не побоюсь высказать крамольную мысль, никакого поединка на самом деле не было. Вы, наверное, видели в фантастических фильмах перемещение героев во времени: помните, пространство вокруг них искривляется, блещут молнии, и человек исчезает. Возможно, в мифе происходит примерно то же самое.
  А причём тут Зевс и что такое Зевс? А Зевс - это не бородатый дядька с трезубцем, Зевс - это Закон, мировая гармония, устои, на которых держится мир. Закон начинает работать против нас, когда мы его нарушаем, он безличен, и рассердиться на нас, конечно, не может, это наше сознание персонифицирует закон.
  Титаническое ощущение бытия для человека - это время юности, когда человек ещё не столкнулся с миром взрослым, нивелирующим индивидуальность. И тогда выбор: или признать законы этого мира и влиться в него, или противопоставлять себя миру до тех пор, пока хватит сил. Отсюда и юношеская рефлексия, и страдания ваших титанов.
   Но если рефлексия рано или поздно проходит, и юноша становится взрослым, то титаны дети навсегда, бескомпромиссные существа, меняться они не хотят, да и не могут, я думаю, ну, а результат вам известен.
  - Доктор, Вы опять шутите,- улыбнулась, наконец, Вика. - Андрей ведь не мальчик.
  - Ну, тогда он - титан - Рождественский расхохотался по-мальчишески искренне - Богоборческая история титанов не канула в лету вместе с древними мифами, она благополучно переместилась в легенды более поздних времён, была заимствована и христианством. Если помните, то титаны, согласно христианскому учению, это демоны, да, да, и даже любимый всеми Прометей, который так осчастливил человечество. Только в христианстве самым известным Демоном стал один, тот самый, воссозданный М.Ю.Лермонтовым.
  При последних словах доктора Одиссей, который слушал до этого рассеянно, полагая, что всё обсуждаемое к нему впрямую не относится, и как всегда размышлял о чём-то своём, встрепенулся.
  - У нас недавно был спор с Шари-Вари, - он запнулся, - простите, я не знаю его настоящего имени.
  Рождественский одобряюще улыбнулся.
  - Так вот он считает, что популярность демонической темы в поэзии и живописи (я имею в виду, к примеру, Блока, Врубеля), это не столько богоборческая тема, сколько отражение личных проблем и комплексов самих художников.
   Все они как бы примеривают на себя состояние Демона, им близок его разлад с действительностью, с гармонией мира, они, как и он, существа страдающие, хотя причины их страданий могут быть и не схожими. И все эти разговоры о падшем ангеле только повод, чтобы поговорить о своих проблемах. Их восприятие этой темы не теософическое, а скорее психологическое, личностное.
  - Ну, строго говоря, всё, о чём размышляет художник, и что он поведывает потом миру, всё это сугубо личностное.
   Но в данном случае я готов согласиться, что состояние Демона, можно рассматривать и как психологический феномен, как временной этап личностного развития. В определённые моменты своей жизни человек может испытывать или, как вы образно сказали "примеривать" на себя это состояние.
  Человеческое сознание существует в мире образов, мыслеформ, понятие этики опирается на эти представления. Мы не выражаем эти понятия математическими формулами, и, да простится мне такая вольность, нам даже Бог был явлен в образе понятном всем людям, и этот образ - объект нашего подражания, следования, "примеривания", если хотите.
  Впрочем, это тема особая и комкать её не хотелось бы. А на сегодня достаточно. Вика, вы подвезёте Мишу до больницы, ему пора возвращаться.
  Молодые люди встали, и с сожалением простились с доктором. Они молча вышли на улицу, сели в машину, разговор не получался. Каждый был слишком занят собой. Машина тронулась, и скоро шум мотора постепенно стихая, смолк, затерявшись на улочках посёлка.
  
  Рождественский ещё долго стоял у калитки, размышляя о том, что случай с Викой не столь серьёзный, как хотела это представить ему Елена. Да, у девочки тонкая своеобразная психика, но помочь ей, пожалуй, мог любой грамотный психоаналитик, вмешательство иного уровня вовсе не требовалось. И, конечно, Лена не могла этого не знать или не понять. Так что же на самом деле нужно от него этой загадочной женщине и почему она снова возникла в его жизни?
  
  
  
   ВЕСТНИК ИЗ ПРОШЛОГО
  
  Было около двенадцати часов по полудни, до назначенной встречи оставались минуты. Валерий Залманович Зельцфер нервно прошёлся по комнате и остановился у окна. Огромный город раскинулся внизу подобно гигантскому спруту, он жил, дышал, перекатывая направленные уличными артериями потоки пешеходов, блестел лентами двигающихся друг за другом автомобилей, громоздился скалистыми гигантскими скоплениями зданий.
   Однако привычный городской пейзаж не успокаивал, а вопреки логике вызвал лишь раздражение. Он отошёл от окна сел за письменный стол и стал ждать, уже не предпринимая никаких усилий чтобы успокоиться.
   Виной скверного настроения Валерия Залмановича был ожидаемый посетитель, о приходе которого его предупредили обычным, как ему казалось уже забытым им способом из Конторы. Государство, интересы которого охраняло это внушающее трепет учреждение, уже кануло в лету, а могущество Тайная тайных державы оставалось незыблемым.
  Это было неожиданным для господина Зельцфера, успевшего вкусить сладостную плоть свободы и поиметь за это непродолжительное в историческом масштабе время кое-какие девиденты. Под девидентами нужно было понимать приобретённую квартиру в столице, средства на которую он получил от весьма успешной частной практики среди элитных клиентов, которую он вёл в Питере по большей части конфиденциально, не привлекая завистливого внимания своих коллег.
   Новое время давало новые возможности: увлечение паранормальными методами работы с психикой было всеобщим. Все жаждали чуда, и деловой человек, одарённый от природы практической сметкой, Валерий Залманович это чудо мог предоставить всем, конечно, наиболее платёжеспособным гражданам.
  Для этого ему не нужно было держать штат экстрасенсов. Создавать себе головную боль в виде какого-нибудь официально зарегистрированного центра нетрадиционной медицины и прочее. Всю эту систему ему заменял практически один человек, его подчинённый, Илья Александрович Рождественский, феноменальные способности которого и фанатичная преданность науке были исключительными.
  Валерий Залманович был слишком умён, чтобы поставить возможности Рождественского, что называется на поток, т.е. исходить из принципа, чем больше пациентов, тем лучше. И менее всего он стремился сделать имя феноменального доктора широко известным: это могло вывести ситуацию из-под контроля, а неопределённости, непродуманного эксперимента господин Зельцфер терпеть не мог.
  Если в его жизни и было кредо, то его можно сформулировать очень коротко - стабильность и комфорт, причём во всех сферах жизни и в материальной и в духовной. Этот человек не любил резких движений и позволял себе напрягаться ровно настолько, насколько было необходимо для сохранения его покоя.
  Внешний облик респектабельного импозантного джентльмена, имевшего прекрасные манеры от природы или каким-то чудом, взращённые в недрах хамского общества совдепии, не противоречил, а подчёркивал внутреннюю суть этого человека. Ни одна страсть, положительного или порочного свойства не нашла своего отпечатка на его красивом лице, не зажглась в его темно-карих глазах, постоянно чуть прикрытых тяжёлыми веками.
   Даже женщины, исключая непродолжительный период ранней молодости, по-настоящему не волновали его, так как вместе с приятными минутами близкого общения они обычно вносили в жизнь мужчины слишком много беспокойства и проблем. Правда, он был женат, но его бездетный брак не нарушал незыблемой и привычной гармонии его существования.
  Домогательствам Конторы, вербовавшей внештатных информаторов, он уступил без драматических метаний: просто так было удобнее и спокойнее, а нравственно - этический анализ ситуации его просто не интересовал.
  Конечно, в его новом положении были минусы, он их скоро заметил: подчинённый Конторе человек имел только обязанности, права доставались исключительно ей. То есть никаких девидентов, это было неприятно, но приходилось терпеть, со временем он научился мириться и с этим неудобством, раз уж изменить ничего было нельзя.
  Но сейчас, может быть впервые в жизни, Валерий Залманович испытывал настоящее чувство. И это было раздражение, негодование, протест. С него хватит, он свободный человек, пусть убираются все карающие органы к чёрту! Закон он не нарушил, а безвозмездно напрягаться за идею, дудки, время не то, хватит похалявничали!
  Однако решительный внутренний монолог уверенности не принёс. Он напряжённо ждал: секунды падали в пустоту, он весь был ожидание. Когда стрелки на циферблате соприкоснулись, дверь без стука открылась и на пороге возникла женщина.
  Меньше сорока, красивая, пожалуй, даже слишком красивая, невольно отметил про себя Валерий Залманович. Мгновение, помедлив, она особенной, летящей походкой двинулась навстречу, вставшему из-за стола хозяину кабинета.
  - Здравствуйте, я - Елена Николаевна.
  Произнесла она низким с терпкой хрипотцой голосом, протягивая ему руку, которую растерявшийся и сбитый с толку Валерий Залманович, не придумав ничего лучшего, наклонился и поцеловал.
  Дама опустилась в предложенное кресло. Некоторое время они молчали, казалось, никто не хотел начинать разговор первым.
  - Вы занимаетесь частной практикой - полуутвердительно спросила она.
  - Да, но это разрешено законом - нервно заёрзал на месте Валерий Иосифович.
   - Да, да, конечно.
  Посетительница доброжелательно улыбнулась
  -Я собственно о другом. Нас интересует, какую роль во всём этом играет ваш подчиненный, Рождественский, Илья Александрович.
   - Простите, я не понял: вся информация о Рождественском вам хорошо известна - в своё время я регулярно докладывал о работе вверенного мне коллектива. Что вы собственно имеете в виду конкретно?
  Господин Зельцфер старался выиграть время, мучительно соображая, чем же на самом деле заинтересовалась Контора: финансовой стороной его деятельности (это еще, куда ни шло) или результатами паранормальных возможностей доктора Рождественского (вот это уже хуже: начнут копать, привяжутся, буду контролировать каждый шаг, ещё обвинять в чём-нибудь!)? Это господину Зельцферу решительно не нравилось: лишнего беспокойства и неопределённости он, как известно, не любил.
   - Нас интересуют профессиональные возможности доктора Рождественского, точнее сказать его сверхвозможности. Надеюсь, вы меня правильно поняли, Валерии Залманович?
  Вопрос был сформулирован настолько жёстко и определённо, что эфемерная надежда господина Зельцфера на возможный формальный интерес Конторы к этому вопросу мгновенно испарилась.
   - Ну, Рождественский, человек, несомненно, одарённый.
  Осторожно начал Валерий Залманович
   На сколько мне известно, он пытается освоить новые достижения и возможности, я имею в виду нетрадиционные подходы к проблемам исцеления. Я иногда разрешаю ему некоторые исследования, в частном так сказать варианте, то есть не в больнице. Эта практика, если хотите, и затеяна, как некое экспериментального поле медицины будущего.
   - И жатва с этой нивы, как нам известно, весьма недурна.
   Заметила Елена Николавна, не скрывая иронии.
  Валерий Иосифович запнулся, было, но быстро справился с собой, благоразумно решив проигнорировать её замечание и не углубляться в рассуждения на эту опасную тему.
   - Если говорить коротко, Рождественский наряду с традиционными методами успешно применяет в своей практике и нетрадиционный подход, и результаты его практики весьма обнадёживающие.
   Не стану лукавить с вами, нам бы хотелось подробнее познакомиться с этими, как вы выразились нетрадиционными подходами, и получить информацию из первых рук. Каково ваше мнение по этому поводу?
   - На вербовку он не пойдёт, ни при каких условиях.
  Неожиданно для самого себя резко сказал Валерий Залманович.
  - Ну, что вы, ни о какой вербовке (на этом слове Елена Николавна сделала особое ударение, дав понять господину Зельцферу неуместность его эмоциональной вспышки) не может быть и речи. Мой шеф просто хочет встретиться с доктором Рождественским, в неформальной обстановке. Вы должны устроить эту встречу, вот и всё, что от вас потребуется.
  - И когда я должен это сделать? - Вяло поинтересовался Валерий Залманович.
  - Чем, скорее, тем лучше: завтра, часа в четыре, успеете?
  Елена Николавна встала, давая понять, что разговор окончен, коротко взглянула на замешкавшегося доктора, вышла, не прощаясь.
  Зельцфер ещё какое-то время продолжал сидеть, находясь в состоянии прострации после неприятного визита.
  
  Продолжение следует.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"