Но настоящая проблема заключалась
в неполноте "Всё" без "Всегда".
В идеале "Всё"
должно вместить в себя "Всегда",
потому что, какое же это "Всё",
если не Всегда.
И вот с этим слиянием
возникали проблемы.
Только устанавливалось хоть какое-нибудь
"Всё",
как оказавшиеся на обочине
народные массы, династии и соседи
в предвкушении потирали руки.
"Всегда" длилось
до новых выборов, войн и революций.
Медики благоразумно предлагали
не искать какое-то эфемерное "Всегда",
а бороться с конкретной смертью,
постепенно и планово
устраняя одну за одной
Все ее причины.
Шаг за шагом,
лекарство за лекарством,
таблетку за таблеткой
тянуть, тянуть, тянуть.
На это, больше других,
и рассчитывал Завсегда Профессор Бессмертный.
А если дотянуть не удается,
то бренное тело можно заморозить
и передать следующим поколениям
его оживление и лечение.
Сохраняем же мы в холодильниках нашу еду.
Почему же не логично сохранить нас самих?
Средний римлянин жил тридцать лет,
а сейчас и девяносто не предел.
Вот вам и разгон.
Не Все осторожные богачи
рисковали передать кому-то свое "Всё",
заморозиться и отключиться,
лишившись необитаемых островов,
бронированных стен,
вооруженной охраны,
оставляя недовольных наследников,
обиженных подчиненных,
обманутых конкурентов,
чтобы потом, когда-нибудь,
обрести "Всегда".
Они-то понимали,
как легко принять закон
о незаконности замораживания,
поддерживаемый Всегда недовольными широкими массами.
На их памяти
выносили свежезамороженные тела из мавзолеев,
ломали памятники,
грабили усыпальницы.
Только завороженные римляне
задремали в Колизее,
сразу же вооруженные варвары-гладиаторы,
поднялись с арены на трибуны.
Нет более защищенного места,
чем египетские пирамиды.
К божественному фараону не смели приблизиться,
взглянуть на него.
Все их гробницы разграблены,
священные тела-мумии в музеях,
а уцелевшие пирамиды мстительно предлагают снести.
Кто, кроме любопытных ученых,
согласится тратить огромные деньги,
рисковать заразить мир
давно забытыми болезнями,
чтобы оживить когда-то живший организм,
о котором сегодня не известно ничего,
кроме того, что когда-то у него водились деньги.
И чего эти давно забытые предки
продолжают бесцеремонно лезть в наши дела?
Мало им было своих ничтожных жизней?
Зачем они заставляют нас тратить время и средства
на хранение и воскрешение
их, видите ли, совершенных тел
и неподражаемо умных мозгов?
Специалисты по замораживанию
на такие дурацкие вопросы не отвечали,
отсылая Александра к психологам и философам.
Те же считали,
что возможность вечной биологической жизни,
никем не опровергнута,
поэтому теоретически достижима,
если ее счастливого обладателя не убьют.
Хитрецы!
Они были совершенно уверены,
что бессмертного баловня судьбы
обязательно, рано или поздно, убьют,
победоносный эксперимент
по объективным причинам будет прерван
и ученым засчитается техническая победа по очкам.
Убили же гениального Архимеда.
Чего такого он недопонял и недорассчитал?
Он же сверхмашины создавал.
Где же она, машина всеобщего блага и бессмертия?
Дарвин оптимистично докладывал,
что если после Всех катаклизмов
жизнь на Земле не исчезла,
то логично предположить,
что она продолжится и в будущем.
Совет не устраивало
это обобщенное понятие: "Жизнь".
Чья жизнь?
Моя или не моя?
Дарвин успокаивал,
что жизнь сама по себе из поколения в поколение
будет удлиняться,
потому что хромосомы будут расти,
пока не начнут друг с другом сталкиваться.
Вот тогда и начнется непредсказуемое,
большой биологический взрыв.
Значительнее казалось другое течение.
Сохранить надо главное,
а не руки и ноги.
Постепенно продвигаясь вперед,
мы сможем один за одним
воспроизводить разные участки мозга
электронными аналогами.
Совсем скоро весь мозг
можно будет загрузить
на кусочек бессмертного кремния
и носить с собой
или прятать в укромном месте.
И вот оно, бессмертие,
и еще у нынешнего поколения людей,
сначала у некоторых,
потом у многих
и, наконец, почти у каждого
в кармане, сумочке, несгораемом сейфе
будет храниться вечная копия
своего нетленного Я.
На огромном экране
уже примеряющие бессмертие
вечные члены Совета
с плохо скрываемым удовлетворением наблюдали,
как исполнительные, крепкие и румяные,
новехонькие, только что распакованные свежевыкрашенные
роботы,
в современных, прекрасно сшитых,
отлично продуманных комбинезонах,
с карманами, змейками, защелками и липучками,
сверкающими инструментами,
бурят сверхпрочные скалы,
загружая и заливая многометровым крепчайшим стеклом
пещеры-тайники
с бронированными сейфами,
сверхнадежными суперкомпьютерами
и ультраядерными вечными генераторами.
Романтикам и эстетам предлагали размещать
заветные капсулы
на дне океана,
среди затонувших кораблей,
облепленных ракушками и кораллами,
с аристократическими омарами в каютах.
Румяные роботы исчезают
и их место занимают люди,
толстые и подтянутые,
с хорошим зрением и в очках,
с новенькими компактными
компьютерами в руках.
Теперь руками и ногами
вашего бессмертного интеллекта
станут разгильдяи программисты
и мрачноватые мозгохранители.
Александр не мог представить
цивилизацию компьютерщиков,
которые век за веком
сохраняют данные неповрежденными,
а оборудование - работающим.
Чего-то не хватает нашим мозгам,
хоть с таблетками, в морозильнике или кремнии.
Сомнения решает взрыв гипервулкана.
Мыслящие сейфы с генераторами
в виде метеоритов и астероидов
парят в дальних
туманностях Вселенной,
задавая себе вопрос:
есть ли жизнь на Марсе или хоть где-нибудь
и существует ли он еще,
такой далекий, а когда-то родной и близкий Марс?
Сверхнадежное оборудование,
безучастно ожидает
окончательного распада
"вечного" ядерного топлива.
В лучшем положении окажутся
уснувшие и замороженные при жизни.
Им почти не надо будет акклиматизироваться
в абсолютном нуле Космоса
и они, не включая спящие мозги,
будут мирно дремать
на принадлежащем теперь только им астероиде,
дожидаясь лучших времен,
которые обязательно наступят
по руководством уважаемого Профессора Бессмертного.
И это был бы еще не худший вариант.
Вот вы, вместо последней исповеди
и отпущения грехов,
прогрессивно загружаете весь свой недюжинный интеллект
в компьютер,
говорите последние слова
и физически умираете со спокойной душой,
в надежде, в твердой уверенности,
что ваша лучшая часть, искрометная мысль, жива и здорова
и ваша физическая смерть - не конец.
Это, действительно,
совсем еще не конец.
Информацию вашего мозга тут же начнут,
законно или нет,
прочесывать, официальные и не очень, хакеры,
следователи из полиции,
различных комитетов и ведомств.
Они просто не смогут
упустить такую возможность.
Неотвратимость же наказания
никто не отменял.
А вы думали, что без тела,
вас уже не смогут примерно наказать,
в назидание другим?
Накажут.
Лишат вас на сто или двести лет
какой-нибудь важной и приятной для вас информации.
Может, вы сами и не преступник,
но что-то знали о каких-то преступлениях,
нарушениях или замыслах.
Святая обязанность Правосудия в том,
чтобы связать Все прямые и косвенные улики
и вынести справедливый вердикт
прошлым, настоящим и будущим событиям.
Смертная казнь для того и была отменена,
чтобы преступник подольше оставался
в руках Правосудия.
Тяжело раненного преступника
будут лечить, спасать от смерти и оберегать,
чтобы предать справедливому суду
и примерно наказать,
но законно, по приговору суда.
Гитлера бы непрерывно наказывали и оправдывали,
в зависимости от результатов выборов,
дебатов в прессе,
демонстраций и революций.
Чингисхана, может быть,
и совсем бы реабилитировали или помиловали,
если бы вспомнили.
Попранная справедливость,
будет наново бурлить в молодых сердцах.
Осудили бы тех,
кто при жизни ел мясо или траву,
сжигал топливо,
был бездетным или многодетным,
кого-то изнасиловал или отказался от основного инстинкта,
первой заповеди Адаму и Еве,
виновен в голосовании или в ррравнодушии,
привел к власти тот преступный режим,
или препятствовал новому прогрессивному,
знал и не сообщил
о десятках преступлений,
сотнях злых намерений,
не предотвратил,
не оказал помощи,
не посочувствовал.
Ах, как удлинятся честные руки правосудия.
Белковая смерть уже не завершает ничего.
И тут, наконец, звучит этот долгожданный
спасительный взрыв,
несколько тысяч спокойных лет.
С искусственным интеллектом
Всё еще интереснее.
Если при Первом Большом взрыве
из ничего,
из чего-то,
из непонятно чего
возникло нечто,
аморфное,
бесконечной неопределенности,
если первые мгновения после взрыва,
первые два дня творения,
первые миллиарды лет
возникал Хаос,
а из него Вселенная,
то сейчас,
все выше и выше подпрыгивая и разгоняясь
на интеллектуальном Батуте
мы снова влетим в бесконечную неопределенность,
долгожданный Хаос,
в Бессмертие.
Тут уже вовсю работает
теория Второго Большого взрыва.
Если разогнать "Всё" до полного изобилия
и уже не останавливаться,
продолжать и продолжать,
разгонять, удваивать, утраивать интеллект,
неважно, наш, искусственный, совместный,
и так проскочить в Бессмертие,
во "Всегда".
Мы не можем так разогнать
камни, растения и животных,
но интеллект,
великий человеческий или созданный нами,
сможем.
Мы разгонимся и нырнем
в неизведанные глубины,
воспарим к сияющим высотам,
в манящие космические дали
Бессмертия.
Так рождалась великая
теория ускорения Всего,
разгона, скачка, рывка,
Второго Большого Взрыва,
неудержимости, непрерывности, неослабности.
Взнуздать, оседлать,
взять разбег, набрать скорость,
разлететься, рассеяться, раскинуться, увеличиться,
распространиться, размахнуться, размножиться.
Это подтверждала
и новая теория Дарвина
о биологическом скачке.
Ррравнодушному Александру Всё это благополучие и бессмертие
виделось, если не реально возможным,
то хотя бы как-то логичным
только при условии,
что недовольные "Все"
не развалят любое "Всегда",
а заодно и "Всё".
Даже один злопамятный человек
может остальных чем-нибудь заразить, отравить,
перерезать какой-нибудь кабель,
нажать ту самую, зловещую кнопку.
Непонятно было
почему компьютер должен вдруг этой бесконечности захотеть?
От математиков, физиков и программистов,
конечно, не отбиться -
заставят работать и считать.
Но если взлетающая кривая на графике
позволяет оставить далеко позади
интеллект человека и зависимость от него,
то почему вдруг Сверхинтеллект решит
быть человеком,
надрываться ради власти, славы и денег?
Лучше Всех Всё разгонять
выходит у бестелесных математиков.
Это же они придумали бесконечность,
в которой Всё, что угодно
может произойти.
И две параллельные прямые пересекутся,
и три, и четыре, и бесконечное их количество
пересечется в безбрежности и бескрайности
и это даст безмерную надежду
на пересечение непересекаемого,
сближение несближаемого
и доказательство недоказуемого.
И там уже никакой Ахиллес не догонит Черепаху,
а она - в шаге от Бессмертия.
Александр смотрел,
как кривые развития,
почти вертикальными свечами
взмывают в пугающе-обнадеживающую бесконечность,
а за ними вот-вот подтянется
"Всё".
Пусть хоть этот Интеллект
построит хоть что-то взмывающее вверх к бесконечности,
а мы снизу, с завистью и тоской посмотрим на это.
Да, есть компьютер,
обыгрывающий чемпиона в шахматы,
но у него совершенно нет желания в эти шахматы играть -
его включают, выключают, запускают, заставляют.
Зачем какому-то набору элементов
выполнять странные действия
под названием: игра в шахматы?
Только электрический ток
заставляет их это делать.
Почему они будут похожи на нас
и захотят плодиться и размножаться,
если даже не Все люди хотят это делать?
Чего ради могучий интеллект решит,
что ему нужно что-то разрабатывать, конструировать
и умножать,
а не находиться в покое
и разумно использовать ресурсы?
Чего ради железный, кремниевый
или даже белковый компьютер
должен стать таким же энтузиастом,
как и человек:
сам себя включать
и работать, работать, работать?
Почему человек считает,
что интеллект,
вырвавшийся из-под его власти,
захочет стать Сверхчеловеком?
Зачем ультраразумной машине
нужен интеллектуальный взрыв
и вообще любые взрывы?
Это признак бесконечно большого ума?
Все взлеты портит история,
паскудный опыт прошлого:
Всё, что разгонялось, обязательно обрывалось.
Всегда наготове были
сверхвулканы, инфекции, революции
или варварские племена.
Все согласятся,
чтобы кто-то жил "Всегда",
только если это будет давать им "Всё".
Битый уже Александр понимал,
что за такие заявления
его растерзают
и плакала диссертация
на любую тему.
Леонид Корогодский "Евреями станут Все"
(В списке произведений)