"Я оглядывался вокруг себя и думал: "Солько всего наворочено! А порядка нет". Так постепенно я весь проникся мыслями о государстве. Я с грустью и удивлением стал понимать, что мы живем каждый всяк по себе - никому нет дела до интересов государства, а если кто кричит об интересах, тот притворяется. Всё равно ему своё дороже, но он хочет выглядеть передовым и тем самым побольше урвать." Шукшин, "Штрихи к портрету".
Янв. 88 г. Как-то в "Труде" была статья об Иване Падерине (известный писатель), разоблачающая "проходимца, самозванца".
Но вот в "Литературке" (10 декабря 87 г.) - дано опровержение, с налетом страстности, гнева: пасквилянты пытаются добить старого солдата, которого не убили немцы.
... Падерин, дескать, "бескорыстно" делал лит. записи маршала Чуйкова. Ни копейки за это не получил!
Ни одной строчки за какого-нибудь сержанта, лейтенанта, будь он Героем Советского Союза, Падерин не сделал. Но за "любимого командира", "любимого маршала" сделает что угодно. Потому что маршал взамен сделает ему безмерно много. Создаст ему громаднейший авторитет - и в литературных, и в военных, и в политических кругах. Откроет дорогу другим произведениям Падерина, облегчит ему получение разных премий, наград. Создаст ему райские условия для работы и жизни, десятки выгоднейших командировок во все концы света, переводы на всякие иностран ные...
Вот чем обернулось бескорыстие Падерина.
Насколько искренни и верны разные рекомендации и характеристики маршала в адрес Падерина - теперь трудно определить.
Ссылка на книги и статьи, где восхваляются "подвиги" Падерина - а кто их сообщил аторам? Когда Падерин ходил в лучах славы маршала - любым рассказам о героизме (честности) Падерина можно было верить. Если маршал - герой и гений, то его "близкий друг и соратник" - тоже немалый человек.
Ни слова правды о войне (мизерная правда).
Наши солдаты храбро сражались. Совершали подвиги. Незабываемые подвиги. Великие подвиги. Величайшие подвиги.
Он захлебывался от восторга, потому что это стиль продажного писаки, равнодушного, беспринципного, жесткого дельца. Он знал, за что хорошо платят - и на остальное ему было наплевать.
Когда в дискуссиях он заявляет (под видом идейного, партийного деятеля), что в книгах о войне хватит показывать прыщи (!) - то-есть какие-то сложности, трудности, лишения, трагедии, - а только лишь величайший героизм советского народа, - это высшая степень беспринципного карьеризма, лживости, продажности.
В чем его обвиняли?
Что под Сталинградом, он, якобы, не воевал, а таился на левом берегу Волги, работая информатором.
Но Падерин, якобы, пробрался на вокзал, за который шла жаркая борьба, который многократно переходил из рук в руки, - и принес оттуда связку ключей от касс (??) в доказательство, что вокзал наш. Это очень понравилось Василию Ивановичу Чуйкову. Как создавалась эта легенда, кем создавалась, когда?
Что орден Красного знамени Падерин снял с убитого в бою сержанта Н. Кривоносова. И Падерин носил его (не оформленным) много лет на груди.
Участие Падерина в сражении за Берлин весьма и весьма сомнительно.
12 мая 45 г. Падерин должен был предстать перед парт.комиссией (за какие-то провинности). Но неожиданно появился Чуйков, сообщил о заслугах 220-го полка и наградил Падерина, отличившегося в боях, орденом Красного знамени. Но орден этот когда-то принадлежал убитому сержанту - такое бывало, что два раза его вручали, но командующий сам не оформляет документы, а штаб "не сработал" - вот, дескать, какая неувязка получилась.
А сам Падерин "не догадался" за сорок лет как-то узаконить награждение.
И теперь вернул (честно!) его в военкомат, раз нет документов.
Беда в том, что Падерин рвался и рвался ввысь, с каждым разом и в книгах, и устно всё прибавлял и прибавлял себе подвиги, и сам уже стал уверовать в них. И самомнение, самодовольство его росли.
Это статья была за подписью Михаила Алексеева, Егора Исаева и Ивана Стаднюка.
P.S. Через некоторое время "Труд" - вторую статью! Сообщает, что Падерин за все (!) лит. записи получал с издательств деньги.
---------
Числа 12 января, 9-30 час. вечера, звонит Беловолов, весело:
- Здорово! Слушай, тут вот Ванька Данилов около вашего дома лежит, в стельку пьяный.
- Мг... А где он напился? И как сюда попал?
- Да я не знаю... Что делать?
- Ну, сейчас я оденусь, пойду в гараж и отвезем его.
- А может, к тебе затащим? Пусть проспится.
- Да нет. Сын к экзаменам готовится, Лиля - к лекции, не до пьяных. Сейчас я выйду.
- Ну, ладно.
Выхожу, оглядываясь, справа кто-то сидит на лавке, двое. Беловолов поднима ется. И Данилов - трезвый, почти трезвый. Беловолов:
- Ну вот, а ты говорил, не придет.
Данилов: - Да Коробков всё равно говно.
Беловолов: - Нет, он хороший... Слушай, у тебя нет выпить?
- Да в гараже, наверно, есть.
Данилов: - Сколько? Литра три есть?
- Да нет. Бутылка большая.
- Это херня.
Беловолов: - А где нам купить бутылку коньяка?
- Не знаю, в ресторане, наверно.
Данилов: - Да Коробков всегда был трус. Чего нам бояться? Нам уже по пятьдесят лет...
Беловолов: - Что ты делал?
- Да перепечатывал...
Данилов: - Гениальное что-то.
- Да, гениальный роман.
Данилов ядовитый и завистливый. Он никому не сказал доброго слова, хотя много лет руководил литературной студией.
Я предложил им на машине отвести их, они артачились: где найти?
Дошли до Союза: Данилов тут подождет, пусть Беловолов пока идет в ресторан, а я в гараж и сюда подъеду.
Беловолов: - А зачем машина? Я потом вызову такси. Иван, ты жди здесь, а мы сходим.
Около дверей ресторана "Маяк" на цементном полу лежит мужчина.
- Он же замерзнет.
Это официант его вытащил. Высосал из него все деньги - и выбросил. Стали его затаскивать в вестибюль, он еще упирается. Шапки нет, полуботинок один почти снят. Посадили в кресло. Он на меня смотрит почти трезвым, подозрительно-враж дебным взглядом. Правая сторона, на которой он лежал, мокрая, а на улице три градуса мороза.
Беловолов купил бутылку у молоденького официанта, худощавого, прыщавого.
Возвращаемся. Беловолов: они с Даниловым обо мне, что я черствоватый, бездушный писатель...
- Я за всех переживаю, в том числе за этого пьяного, все нервы напряжены, а Данилов о рассветах и разливах, - он неравнодушный.
Потом я понял, что Беловолов подбивал на другое: что к ним, пьющим, недостаточно добр, не сочувствую... вот если бы я пригласил их к себе, лакал с ними до утра, - тогда был бы хороший.
Данилов приглашал с ними. Я ушел. Потом немного жалел: поболтали бы о жизни, обо всём, надо дружить со всеми, чтобы облегчить путь в литературу. Они бы не думали, что я брезгую, презираю...
Сплошная грязь.
Сергей Залыгин, редактор журнала "Новый мир":
- У нас чрезмерно велик поток поступающих рукописей, мы отклоняем 99 вещей из 100. Произведение действительно неплохое, хорошее даже, а не печатаем его потому, что распологаем лучшими.
"Я не считаю, что положительный герой должен являться обязательным персонажем. Положительным героем должна являться сама литература. То-есть она должна в конечном счете оказать на нас влияние положительное, позитивное, должна придать
3
нам новые силы. А уж как она этого добилась - с помощью положительного героя или отрицательного, - не суть важно. Если литература отвращает нас от каких-то отрицательных явлений жизни - это есть положительный факт. И это просто популярная ошибка - уcловие абсолютной необходимости положительного героя в любом произведении, равно как и утверждение, что в случае отсутствия положительного героя произведение тоже отрицательно."
Лев Толстой, "Правда как нравственная сила".
"Произведение искусства хорошо или дурно от того, что говорит, как говорит и насколько от души говорит художник. 1. Для того, чтобы художник знал, о чем ему должно говорить, нужно, чтобы он знал то, что свойственно всему человечеству и вместе с тем еще неизвестно ему, т.е. человечеству. Чтобы знать это, художнику нужно быть на уровне высшего образования своего века, а главное жить не эгоистичною жизнью, а быть участником в общей жизни человечества и потому ни невежественный, ни себялюбивый человек не может быть значительным художником. 2. Для того чтобы говорить хорошо то, что он хочет говорить (под словом "говорить" я разумею всякое художественное выражение мысли) художник должен овладеть мастерством, а чтобы овладеть мастерством, художник должен много и долго работать, подвергая свою работу только своему внутреннему суду. 3. Для того чтобы от всей души говорить то, что он говорит, художник должен любить свой предмет. А для этого нужно не начинать говорить о том, к чему равнодушен и о чем можешь молчать, а говорить только о том, о чем не можешь не говорить, о том, что страстно любишь. Из этих трех основных условий всякого произведения искусства главное - последнее: без него, без любви к предмету, по крайней мере без искреннего, правдивого отношения к нему, нет произведения искусства. Нерв искусства есть страстная любовь к своему предмету..."
Дюрренматт - взрывной, импульсивный писатель с брызжущим бурлескным юмором.
Мозг порождает все наши гениальные или средненькие мысли. Но если мозг больной, загружен серыми, убогими бытовыми заботами - какие уж тут можно выжимать из мозга свежие, оптимистичные фразы.
Народ поглупел. Чехова скучно читать! Толстого скучно читать! - юные книголюбы. И дальше простеньких детективчиков, романов с чем-то остреньким, приземленным, скандальным, пошленьким его интересы не простираются...
А мы: вкусы масс, популярность у народа!
Г. Белая: " В сущности, все вместе - В. Распутин, В. Белов, В. Шукшин, В Астафьев, Ч. Айтматов, А. Адамович, В. Быков, В. Трифонов, Б. Окуджава, Ф. Ис
кандер и многие, идущие им вослед, создавали единый антмир: напряженный духовный климат, в котором не было места казенщине, демагогии и фальши. Они отчетливо знали, чего НЕ ХОТЯТ. И были правы. Они не хотели застоя в социальной жизни, продолжавшегося пренебрежения к народу при демагогических аппеляциях к народу; торжества хамов и торгашей; шлагбаума перед темами, которые казались чиновникам от литературы запретными. Они не хотели лжи и неправды о человеке и обществе, не скрывали этого, и за то низкий им поклон навечно и навсегда".
Пишу "Партизанская память". Подумал: дам читать Данильченко (провел детство в годы войны в Белоруссии). Ему приятно будет. Будет рекомендовать мою повесть, может, и в Белоруссии.
Подумал: когда захотят влиятельные люди - много для тебя сделают, безмерно много.
Надо дружить, надо иметь связи.
И.С. Тургенев: "Я никогда не покушался "создавать образ", если не имел исходную точкою не идею, а живое лицо, к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы.
Силу этого "схватывания", этого "уловления" жизни дает только талант, а талант дать себе нельзя; но и одного таланта недостаточно. Нужно постоянное общение со средою, которую берешься воспроизводить; нужна правдивость, правдивость неумолимая в отношении к собственным ощущениям; нужна свобода, полная свобода воззрений и понятий - и, наконец, нужна образованность, нужно знание!"
В "Лит. обозрении" три рассказика Ефима Зозули. Удивительно умный, утонченно интеллектуальный человек, с проницательным, острым, всё запоминающим взглядом, с тончайшим, добрым юмором. Великое эстетическое наслаждение читать его.
Я уже писал, что писателя со средним дарованием, но с большим умом, эрудицией, добротой читать во много раз приятнее, полезнее, чем таланта большого, но расхлябанного , полуграмотного, неискреннего.
Б. Олейник: "С трибуны писательского съезда кое-кто пытался учить, как жить и работать по-новому, хотя именно им, этим "наставникам", прежде всего жилось вольготно в застойниках прошлого".
В пьессу: За столом посидел, клонит в сон, расправляю постель, взбивая подушку, включаю бра. Сейчас лягу и буду читать. Блаженнейшее время!
Во всем мы отстали.
"Первым в нашей стране осознал потребность в устной истории народа Константин Симонов. Всем памятен его призыв записывать, сохранять солдатские воспоминания о Великой Отечественной войне.
Нужно сказать, что во многих зарубежных странах (особенно активно в США, Англии, Франции) уже несколько десятилетий ведутся работы по созданию устной национальной истории. Накоплен богатый опыт ретроспективных опросов, опробова ны различные способы реконструкции и записи воспоминаний, созданы и пополняют ся обширные исторические коллекции устных свидетельств, открыты соответствую щие кафедры в университетах, где идет подготовка специалистов.
Знакомясь со всем этим, невольно испытываешь острое чувство социальной зависти..."
Фильмы, воспевающие оптимизм эпохи застоя.
Отнес Апаликову 2 рассказа: "Друг человека" и "Наследство русского дворянина". Вчера отнес, сегодня звоню, чтобы сказать: Володя, я оставил...
Он: Я прочитал! Первый ("Друг человека") - потрясающий.
А написан 20 лет назад, боялся показывать.
П. Нилин: "Журналистика сбивает руку писателя. Не однозначные профессии. Писатель избирает слова, набирает состав..."
А журналист - небольшой словарный запас, заношенные слова.
Ю. Трифонов: гений это не только сила и концентрация талантов, но и "всесто ронне развитая личность".
Талант не борода, сам собой не растет.
Зашел к Данильченко. Показал литературный альманах "Истоки", где напечатана моя повесть "Мы - артисты" - 25 лет назад написана. И многое сейчас печатается из того, что 20, 10 лет назад написано. Черт знает как сложилась литературная судьба.
- У меня тоже лежит повесть. Я написал ее 10 лет назад, еще не напечатана... рассказы...
Я сказал, что он читал "Мы - артисты", он говорит, не помнит, не читал... читал про детприемник.
- Вот теперь ты можешь куда-то послать (предложить)... Теперь пришло время... подчистить немного...