Аннотация: Писано на берегах реки Мшаги, в одноимённой деревне..
Раскаты грома, как огромным дубовым посохом оземь, извещают об идущей грозе. Многоэтажные цветные тучи уже здесь. Уже начался дождь в паре вёрст от берега, видны потоки хляби небесной низвергающейся на землю.
Вверху туча пунцово синяя, пугающе, чуть ниже насыщенно синяя - цвета воды, на уровень ниже почти мягкий голубой и всё это разноцветье стоит уже над рекой, которая протянулась как граница меж берегов. Рябью идёт, небольшие речные волны пенятся, набегая на берега.
Ещё раскат. Но бабочки всё так же кружат над травой, своими белыми тельцами заполняя пейзаж. Ловя напуганную мошкару, над рекой снуют чайки и ласточки.
Яркий отблеск молнии, совсем рядом, и до этого мирно стоявший гнедой конь встрепенулся, принялся гарцевать по берегу, как бы ожидая хозяина, скорой встречи...
Дождь вот-вот обрушится и на левый берег, накроет ласточек и бабочек, кажется, уже слышны первые грузные капли дождя на крытых железом крышах домой, но нет - стоит пока гроза на правом берегу, не решается переступить порог левого берега, и как страж - солнце на чистом небе, охраняет тихую левобережную деревню.
Стоит нетронутым мосток и от него прямо бежит тропинка к одному неприметному домику. Домик зарос кустами, бывший огород превратился в заросли сорняка и о самом домике напоминал лишь забор да приметные воротца. Воротца низенькие резные. На верхней балке красовались три коника, на боковых столбцах виднелись изображения "перунова колеса" и ещё какие-то замысловатые узоры. Ворота глубоко вросли в землю, а домик за оградой и подавно сравнялся с землёй. Стены, сбитые из простых досок, покосились и опирались скорее на высокую траву да друг друга подпирали косясь. На одной из стен висел умывальник, наполненный грязной дождевой водой.
Пока гроза и чистое небо стояли по берегам реки напротив друг-друга, на мосток зашёл рослый мужчина, он в пояс поклонился то л и берегу, то ли небу чистому, не торопясь, пошёл к заброшенному домику. Видом он мог удивить кого угодно, но удивлять было некого, пустая деревенская улица проигнорировала незнакомца одетого в холщёвые штаны с кушаком и на старый манер льняную рубаху с красной вышивкой. Рыжий великан почтительно нагнулся входя в старые ворота и эхом стука в дверь отозвались раскаты грома.
Домик не ответил, и удивлённый бородач зашёл в незапертую дверь. В домике сидел другой мужчина, видом не менее непривычный, но органично смотревшийся вкупе с вошедшим. На человеке сидевшем за столом виднелся белый балахон, а может и саван, который спадал до пят и сливался цветом с седыми волосами то ли старца, то ли рано поседевшего мужчины...
Вошедший зашёл в одну единственную комнату, сел возле окна, спиной к половинчатой глиняной печке. На столе возле седого мужчины в саване стояли два гранёных стакана - наполнены до краёв прозрачной водой - водкой.
Рыжий осмотревшись неловко спросил у сидевшего напротив:
-А бабушка Серафима?
Голос седого был низок и удивительно мягок, разливался по комнате:
-Умерла раба божья Серафима. Вот сорок дней уже как...
Рыжая борода опала на грудь, огромный мужик пустил слезу, поднял гранёный стакан и сказав коротко - "Помянем!", залпом выпил. Тощий старик в саване без слов так же осушил стакан и выпив уставился взглядом в старый потрескавшийся стол. Висела тишина, этим двум не о чем было говорить, все слова обрывались, не успев выйти.
-"А помнишь..."
-"Помню..."
Наконец рыжий нарушил тишину:
-"Бывай!", - поднялся и вышел.
Старые ворота попрощались с обоими гостями навсегда.
По следам босоного старца в саване крупными каплями прошёл дождь.