Аннотация: Нечто, выросшее из сиюминутной аллюзии. О смерти и послесмертии.
Аид восседал на своем высоком черном троне. Для любого человека, смотревшего на него снизу вверх он был грозен, и вид его внушал истинное почтение и трепет. Тяжелый взгляд непроницаемо черных глаз ложился вековой печатью на душу, покинувшую бренное тело. Он только выносил приговоры и никогда - помилование. Но один его взгляд заставлял душу вспомнить предсмертные мучения и агонию - холод пробирался по несуществующему уже позвоночнику, а ноги сами собой подкашивались - ниц, только ниц, и лбом в несуществующую землю. Аид же оставался неподвижен, он даже не опускал взгляда на подходящих к трону, но каждому казалось, что вот-вот и рука исполина соскользнет с каменного подлокотника и раздавит тщедушного грешника. Божество даже не оглашало приговор вслух - он возникал в душе каждого сам собой, и после знакомства с Аидом никто и подумать не мог попытается его оспорить. Церберы откровенно скучали - непокорных не было как категории. Со времен Вергилия. Стражи возле трона не было уже пару вечностей - Аид прогнал их в приступе очередного похмелья. Когда было выпито последнее подземное озеро, настроение бога навсегда ушло в минус. Мигрень поселилась в царственной голове как чесотка в тоге легионера - навсегда. Некогда мокрое полотенце на царственном челе, которое на самом деле и не полотенце было вовсе, а тога какого-то утопленника, давно уже высохло. Тысячи полторы лет назад что ли, и потому уже не приносило никакого успокоения. Скорее, наоборот - у Аида чесались уши, но почесывание через ткань зуд не успокаивало. Снять же его богу было лень, или он боялся, что адская боль в голове усилится от любого мановения в её районе. Века шли тягуче, пороки людские прогрессировали однообразно, та же похоть, страсть, ненависть, жажда власти, жесткость и трусость. Последний порок только радовал бога - в его царствие все больше поступали именно по этой статье, а рьяных, жадных до крови и женщин воинов приходило все меньше. Причем, по слухам, в соседних царствах было то же самое, в Вальгалле вообще ветры давно уже гуляли по пустым залам, а шепотом поговаривали даже, что валькирии все вынуждены были спуститься на землю, на заработки, причем не очень благовидные. Ужас, да и только. Аид с одной стороны мог радоваться, что его подчиненным не пришлось еще идти в верхний мир, на заработки, но с другой стороны не давала покоя другая проблема - вполне себе живые люди настырно подбирались к его подземному миру. Они грызли землю какими-то своими приспособлениями, пускали по ним некие железные повозки и, похоже, были очень горды собой. Но почему-то эта гордыня не радовала Аида, хотя и относилась к явным порокам. То тут, то там возникали новые прорывы в его царство. Люди, вооруженные своими приспособлениями, пробивали бреши в подземном небосводе, затапливали целые коридоры в отдаленных дворцах Владыки Подземного, и вообще создавали много шума. А шум Аид не любил больше всего. Вот и сейчас, он сидел на своем троне, поджав ноги под себя и обхватив руками голову в белом саване. У церберов наконец-то появилась работа - Владыка приказал не пускать к нему никого нового, хотя бы лет пятьдесят. И те с воодушевлением не пускали, рвали, отбрасывали, драли когтями, пожирали новые души, а те корчились в муках, но напирали. Приток исчислялся тысячами в минуты, а церберов было всего двое. До Аида сквозь метровые гранитные ворота доносились звуки борьбы, рык церберов, быстро переходящий в жалобный визг - похоже, и они не справлялись с натиском на Мир Мертвых. А бог сидел и думал. Думал не о новых пробоинах в его мир из внешнего, не о нескончаемом потоке новых душ, которые уже было некуда складывать, уж не говоря о расселении. Его терзали ощущения - тупая не проходящая мигрень. Да еще и все тело чесалось. Скупые мысли носились по кругу: -Кто я? Бог или нет? Мое царство в упадке. Но мир так изменился. Кто я? Мертвые души все напирали на запертые ворота, церберы уже забились в углу и только тихо скреблись, обратно к трону хозяина. Демоны мелкого пошиба наперебой тараторили возле трона о свалившейся в их мир "железной дуре", которую люди, сидевшие там, называли странным словом: "метро". Демоны, конечно. распределили вновь поступивших по царству, где не хватало места, ужали, тем более что людей из "метро" было за что и куда употребить, но бесовскую братию заботили звуки этих бандур, похоже. совсем рядом с подземным небосводом сновали еще сотни таких же повозок, и стены было необходимо срочно как-то укреплять. Об этом и тараторили. Аид не слушал. Мысли бежали по тому же кругу, начинались и заканчивались вопросом "Кто я?". Ответ пришел вместе с воспоминанием о неком слухе, прошедшем по царству пару тысяч лет назад, что мол появилось где-то еще одно, новое царство мертвых. Тогда все посмеялись над глупой шуткой из внешнего мира, но после подобные слухи курсировали постоянно. А еще все вновь пришедшие меж собой шептались о неком "Рае", куда попадают "хорошие люди", о которых Аид знал только то, что таких попросту не существует. Впрочем, сейчас он был готов поверить в существование кого угодно! Распределив между демонами участки ответственности за оборону от вторжения "метро", испепелив несколько сотен скопившихся перед воротами в царство душ и вызволив из углов в скалах своих церберов, Аид собрался во внешний мир, на поиски нового царства, или даже нового бога. Он одел свою парадную черную тогу, взгромоздил, охая, на голову железный венок с рубинами, и... и ... - воплотиться божественным желанием во внешнем мире почему-то не получалось. Ни на третий, ни на тридцатый раз. Бог со всей злости ударил кулаком в стену дворца и в пробитую брешь увидел широкий туннель с железными полозьями, обилием хитрых веревок -И сюда залезли! Вот ведь ****:?! (Далее последовала непереводимая игра слов на древнегреческом вперемешку с арамейским и другими давно мертвыми языками). Божество задумалось. Почесать больную голову он не решился, остановил пятерню на полпути к затылку. Прошел год. Аида озарило - он не знал, как теперь выглядит внешний мир! Судя по свежезаделанной дыре в стене, через которую слышался уже ставший привычным гул повозок, мир изменился кардинально. А как именно, он даже и представить не мог. Пришлось идти тем же самым путем, каким к нему приходят вереницы мертвых душ. По длинному каменному коридору, то резко спускавшемуся, то превращавшемуся в почти вертикальный откос, с мелкими стертыми ступеньками. А навстречу богу всё шли и шли серые, безликие тени. Вне трона, они не узнавали его. Освещения в коридоре не было, но Царю подземелья он и не был нужен. Путь наверх продолжался без малого десять лет. Для бога ничто, для людей часть жизни. Чем ближе туннель оказывался к поверхности, тем более шумно становилось, он наполнился гулом, каким-то непонятным треском и главное - обилием запахов. Причем в основном, неприятных. Мертвецам было уже все равно, а вот бог их чувствовал, и они ему не нравились. Он четко укрепился в решимости навести там, наверху, порядок. И хотя когда он последний раз вылезал наружу, он крепко поругался с Зевсом, но сейчас он был готов вызвать того хоть на поединок, но заставить людей образумиться. Свет ударил в глаза резко, без предупреждения, но это был не солнечный свет. Сотни тысяч, мириады отражений, каких-то искусственных бликов и сияний поразили вылезшего из канализационного люка человека. В следующее мгновение по ушам ударило такое же число звуков. Самых разнообразных и резких: какая-то дикая музыка, речь людей, причем необычно громкая и почему-то неживая, резкие гудки и скрежет металла о металл. У Аида закружилась голова, и он буквально опал на землю. Сел на бордюр подле какого-то фастфуда, обхватил голову и попытался придти в себя. Божественная сущность почему-то окончательно заглохла, и величие никак не хотело восставать. На сером камне сидел резко постаревший мужчина, в грязном плаще и тоге, в почти развалившихся сандалиях. А мимо сновали люди, по своим делам и без дела вообще, молодежь и работники банков, совсем маленькие дети и преклонные старики, в цветастых костюмах из синтетических материалов. Лазерная реклама на зданиях с характерным скрежетом сменяла красочные картинки далеких планет и еще не загаженных уголков Земли. На бога никто не обращал внимания, только дважды кто-то подкинул ему пару мелких монет.. Он очнулся только под вечер, уставший, совершенно обессиленный, как будто весь путь наверх проделал в шкуре человека, он поднялся и огляделся. Вечерний город стал спокойнее, свет приглушеннее, хотя и такой же мертвый. Людей на тротуаре поубавилось, походка стала праздной, лица живыми. Аид впервые узнал этих людей. Теперь в его голове роились мысли, он пытался обдумать, как смог пропустить такие изменения, почему не прислушивался тысячи лет к разговорам мертвых душ, почему не захотел проверить, как они живут, почему грешат все больше. На миг ему даже стало жалко их, как зверей загнанных на арену древнего амфитеатра, приготовленных для красивого убийства гордыми, но такими же несвободными воинами. Всю ночь он провел в этом странном полисе, большом, грязном и таком ярком. Бродил по улицам, видел привычные страсти, преступления, один раз некий глупец даже хотел напасть на него, но божество внутри него уже очнулось от шока, и бренное тело бродяги само опало грязной кучей, а душа направилась по недавно пройденному им самим маршруту. В этом городе он видел и новые молельные дома, они не были посвящены ни одному из известных Аиду богов, и потому он еще раз утвердился в верности своей идеи. Дорогу в Верхнее царство, некогда бывшее обителью Зевса он нашел сам, к утру ноги сами направили его в верном направлении, и по пути он полностью вернул себе божественную мощность, снова мог стать великаном или невидимкой, мог забирать жизни и даже совершать легкие манипуляции со светилами. Но чего-то не хватало, какой-то толики власти, былой силы, какой-то неуловимой нотки в его прежнем образе. И вот он - путь наверх, похоже, давно заброшенный, со стертыми гладкими ступенями, каждая из которых была как тот огромный город. Десяток шагов и... Резные, когда-то золотые ворота проржавели, стражи нет, и сами ворота как будто не существуют, а позади них, высокие, ослепительно белые с могучим златокрылым созданием подле. Высокий, красивый как бог, грозный, с огненным мечом, и вот уже его строгий голос разливается над полем подле бывшей обители Зевса. -Назовись, бессмертный? -Я Аид, Царь страны мертвых, Вершитель приговоров... -Ты былой, прошлое. Зачем ты, тленный, пришел сюда? Аид понял все очень быстро, вся картина произошедшего переворота мироздания прошла у него перед глазами, он понял, в какой момент все изменилось, он понял кто он, что царство его призрачно и он жив лишь внутри себя, как былая сила. Он услышал пустой звон только что названного своего титула, усмехнулся его пустотелости. -Я пришел к Нему. -Проходи...
Он встретил его, не вставая со своего белого каменного кресла, его одеяния были белоснежны, а взгляд понимающим, именно понимающим все и вся: все домыслы, помыслы и поступки, видящим все и не осуждающим за это. И Он разговаривал с ним, как учитель с учеником, рассказывал о людях, как изменились и чем по-прежнему больны, рассказал об их жизни и послесмертии, о страданиях, о том как карают сами себя, о мириадах заблудших душ, которые теперь находятся "в нигде", где нет ничего, кроме пустоты и их боли и осуждении. Самих себя. Они разговаривали, кажется, целую вечность, но Аиду уже некуда было торопиться. Еще возле ворот, он понял, что толпы мертвых душ, шли не в его Царство, а сквозь, глубже, в страну, где все устроено само собой, и каждый принимает наказание, равное своим поступкам, и из надзирателей существуют только образы, столь любимые людьми при жизни. Когда все было сказано, и звезды сделали не одну сотню кругов, Аид спросил Его: -Скажи, где мое место, теперь? -Нигде. Тебе нет места тут, в этом мире людей. В мире этих людей. Твое место там, где страдают души, осудившие себя сами, где люди сами себя карают, делают они это, не ведая истины. Ты должен спасти их. Воздать каждому по заслугам. Дать им покой, и обитель.
Аид ушел через раскрытые двери Царствия небесного, без оглядки, в своем выцветшем плаще и тоге, в порванных сандалиях. Ушел к людям, чтобы дать им, и обрести самому, свое царствие, и покой.