Корепанов Алексей Яковлевич : другие произведения.

Нигде и никогда. Сборник фантастических рассказов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В сборник включены около сотни фантастических рассказов, написанных в разное время. Космос и Земля, путешествия во времени и в параллельные миры, мистические истории и юморески, сюр и "фантастический реализм"... В общем, рассказы на любой вкус! А для любителей - еще и дюжина "фантастических" стихотворений.

  Алексей Корепанов. Нигде и никогда
  (Сборник фантастических рассказов и стихотворений)
  
  Труба Восьмого Ангела
  
  1.
  Застывший в беспредельности мрак, в котором утонуло пространство и умерло время, колыхнулся, исторгая нечто, им порожденное, - и вернулось сознание, и вновь россыпью покатились секунды, и запредельная безбрежность обрела форму. Мрак был тверд, как камень, и неосязаем, как воздух, мрак был неподвижен и текуч. Он застыл тяжелой глыбой, заполнив тесное пространство, и в то же время просачивался сквозь поры земли наверх, наружу, и слышно было во мраке, как шуршат, прорастая в земные глубины, корни кустов и деревьев. А наверху наступал рассвет.
  Он почувствовал здесь, под землей, что там, наверху, - рассвет. Отстранился от собственного мертвого тела, проник сквозь обтянутые тканью доски, выше, выше, сквозь рыхлую землю - и выскользнул под светлеющее небо. Почти не касаясь ногами травы, направился под сплетение ветвей, пронизывая гранитные обелиски и металлические кресты с выцветшими искусственными венками. Замедлил шаг. Обернулся, отыскивая взглядом то место, где восстал из-под земли, и медленно пошел дальше, теперь уже приминая траву подошвами и стараясь обходить деревья и ограды. Идти по траве, а не над травой было как-то привычней. Так же, как огибать препятствия, а не проходить сквозь них. Разница такая же, подумал он, срывая травинку, как между ходьбой по асфальту и по глубокому снегу.
  Он сел на скамейку у покосившегося столика, машинально расстегнул пиджак. Теперь он все вспомнил. Вернее, почти все. Кроме провала, который наступил после приема снадобья. Провал - и пробуждение в могиле... Так кто же он теперь - живой? Или - мертвец? Наверное, мертвец, подумал он. Но - живой мертвец, потому что мертвое тело осталось там, в могиле. У него теперь было новое тело, неотличимое от того, старого, но - ДРУГОЕ.
  Живой мертвец... Он не испытывал никакого волнения от этого знания, он принимал его как должное. Есть живые. Есть мертвые. А есть живые мертвецы. Все очень просто. Почему бы и нет? Только не следует долго рассиживаться здесь, на кладбище. Ему нужно куда-то идти.
  Куда - он не знал или не мог вспомнить, но был почему-то уверен, что придет туда, куда надо. Даже если путь будет очень длинным. Он ДОЛЖЕН прийти.
  Поднявшись, он направился к центральной аллее, ведущей к выходу с кладбища. Он шел и, не моргая, глядел вперед. Ему не было холодно, ему не было жарко. Ему не хотелось ни есть, ни пить.
  "Я перевоплотился, - подумал он. - Благодаря снадобью. Мне нужно прийти туда, куда я должен прийти. Давай, Игорь..."
  
  2.
  Клименко полулежал в кресле под торшером, курил и время от времени стряхивал пепел в большую хрустальную пепельницу. Рядом с пепельницей стояла темная толстостенная коньячная бутылка и желтели на блюдце ломтики лимона. Хрустальная стопка, зажатая в руке Клименко, была почти пуста. Приглушенный абажуром свет лампы отражался в экране телевизора, мягко переливался на панели стереосистемы и едва добирался до дальней стены комнаты. Стена была от пола до потолка завешена ковром. Бультерьер Юджин дремал на паласе у кресла, возле ног хозяина.
  Черные, антикварного вида напольные часы с маятником, возвышавшиеся в углу рядом с покрытым пылью пианино, показывали начало второго, но Клименко не собирался ложиться. Ему не спалось. Пятую ночь не спалось. И коньяк не помогал. Днем отвлекала круговерть офисных дел: счета, телефонные переговоры, банковские увязки, беседы с агентами и клиентами, утряска "левых номеров" с главбухом, бумаги, кое-какие разговоры кое с кем без свидетелей - но наступал вечер, и наступала ночь. И когда ему наконец удавалось начать погружение в хрупкую полудремоту, - перед мысленным взором возникал Артем. Живой. Посмеивающийся нагловато, как всегда, беспечно щурящий глаза. Живой... Четыре дня прошло после его смерти, четыре дня... А еще вернется из своего круиза по Средиземноморью Валентина, узнает - будут здесь крики и слезы...
  Клименко поморщился, вздохнул, вновь потянулся к бутылке. Бультерьер встрепенулся, открыл грустные глаза и слабо взвизгнул.
  - Спокойно, Юджин, - вяло сказал Клименко и легонько ткнул пса ногой.
  Эх, Артем, Артем... Что же ты натворил, сын, что же ты наделал? Разве плохо тебе жилось, разве чего-то тебе не хватало? Дом - полная чаша, и в развлечениях тебя никто не ограничивал. Жил как хотел, ни в чем отказа не знал, благо родители умеют крутиться, ковать железо, не отходя от кассы... Так на хрена же было глотать эту отраву, в каких "видиках" ты такого насмотрелся, Артем? Выпить полчашки собственной крови, смешанной с отваром какого-то растения... "Принадлежность не идентифицирована" , - так говорится в заключении экспертов, а эксперты были - о-го-го! Кто подсунул тебе эту травку, какой кайф ты собирался поймать? Зачем? Мало тебе было кайфа? Эх, Артем...
  Пес внезапно вскочил, повернул голову к двери и тихо заскулил. Попятился под кресло, приседая на задние лапы.
  - Заткнись, поганец, - вздрогнув, процедил Клименко.
  И в это время из прихожей донеслись какие-то звуки. Звуки, похожие на приближающиеся шаги.
  Никаких шагов не могло быть, потому что утолщенная входная дверь была заперта на три надежных замка, но Клименко не стал терять время на размышления - опыт разборок имелся. Он резко подался к письменному столу, нашаривая под крышкой пистолет (Юджин забился под кресло и перестал скулить), - и услышал знакомый, но какой-то бесцветный голос:
  - Папа, ты не спишь?
  Клименко выронил хрустальную стопку и замер, не дотянувшись до пистолета. В дверном проеме стоял Артем, в темной рубашке и широких брюках, в той самой одежде, в которой похоронили его два дня назад...
  Клименко хотел что-то сказать, но у него вдруг пропал голос. Умерший сын шагнул в комнату.
  
  3.
  Размеренным шагом, не очень быстро и не очень медленно, он шел солнечным утром по обочине шоссе, ведущего в город. Проносились мимо автомобили и автобусы, швыряя в лицо пыльные волны теплого воздуха, но он не морщился и не отворачивался - ему не мешали эти волны. Ему ничего не мешало. Он был - ДРУГОЙ.
  Шоссе проскользнуло под светофором у троллейбусного разворота и превратилось в городскую улицу. Он шагал мимо домов, газетных киосков, коммерческих ларьков, заборов и скамеек, шагал, глядя перед собой и не обращая внимания на окружающее. Он знал, что идти еще долго.
  Пересекая сквер возле автобусной остановки, он вдруг услышал, как кто-то, охнув, окликнул его. Навстречу шли люди, высыпавшие из только что подъехавшего автобуса, и он не сразу понял, кто именно зовет его.
  - Игорь... - повторили рядом. - Ткачук!
  Бледный мужчина неуверенно шагнул к нему и остановился, словно увидел что-то страшное. Это был инженер из соседнего отдела, любитель поболтать в "курилке" под лестницей.
  - Но мы же... - Губы у инженера тряслись, на лбу выступил пот. - Но ты же...
  - Извини, Васильич, я спешу, - сказал он и двинулся дальше. Обернулся - инженер, выкатив глаза, смотрел ему вслед - и, усмехнувшись, добавил: - Да, как видишь, хожу, а не лежу, куда положили.
  "Ничего страшного, - сказал он себе. - Привыкнут. Что тут такого?"
  Инженер беспомощно открывал и закрывал рот. И вдруг перекрестился и быстро пошел, почти побежал к выходу из сквера, догоняя прошедших людей.
  
  4.
  Магистр приехал через полчаса после телефонного звонка Клименко. Все это время Клименко провел на улице, нервно прохаживаясь под фонарями. Он побоялся остаться дома наедине с ожившим мертвецом. Пусть даже мертвец был его сыном.
  Магистр выбрался из "жигулей", окинул Клименко изучающим взглядом и поморщил горбатый нос:
  - Ты в порядке, Юра? Или перебрал? Где он?
  - В порядке, - вздохнул Клименко. - Сидит в своей комнате. Ничего не говорит... а я боюсь расспрашивать. Может, я сдвинулся, Магистр?
  - Ну-ну, Юра, выше голову. Пойдем, посмотрим.
  Магистр действительно был магистром психокоррекции, с дипломом и официальным разрешением заниматься целительской деятельностью. Он принимал на дому, но не отказывался и от платных массовых сеансов, ставил диагноз и лечил по фотографиям, заряжал воду и отыскивал пропавших без вести. Магистр любил деньги и женщин, и Клименко почти наверняка знал, что Валентина в свое время расплачивалась с Магистром не только деньгами. Впрочем, неприятное гинекологическое заболевание у нее действительно прошло, а все, как известно, требует вознаграждения. К тому же неплохо было иметь в приятелях настоящего целителя, не шарлатана какого-нибудь, и очень даже хорошо, что Магистр любил деньги: с деньгами у Клименко проблем не было, а вот со здоровьем - как и у всех после сорока пяти... Иногда, сидя в гостях у Клименко за коньячком, Магистр туманно намекал на свои связи с иным миром. Потому-то перепуганный Клименко, выскочив из квартиры, позвонил из телефона-автомата именно ему и сбивчиво рассказал о том, что произошло.
  - Сейчас, сейчас, Юра, - бодро говорил Магистр в кабине лифта, тесня Клименко внушительным животом, обтянутым пестрым свитером. - Разберемся, почему это ему не лежится. Хоронили-то вроде бы как положено. И я ничего такого не чуял...
  Магистр был на похоронах. В числе других, многим обязанных бывшему комсомольскому, потом советскому деятелю областного масштаба, а ныне частному предпринимателю, генеральному директору общества с ограниченной ответственностью господину Юрию Александровичу Клименко.
  Они подошли к приоткрытой двери в квартиру. В прихожей по-прежнему горел свет.
  - Проходи, Магистр, - осипшим голосом сказал Клименко, пропуская гостя вперед.
  - Пушку на место положи, - распорядился Магистр и крадущейся походкой направился к комнате Артема. - Пушка мертвого не берет. Иди к себе и жди.
  ...Клименко казалось, что он уже долгие годы сидит и прислушивается к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Рокотал басок Магистра, шелестел голос... МЕРТВЕЦА. Гос-споди, голос сына, его умершего сына! Клименко схватил бутылку, глотнул прямо из горлышка - раз, другой, третий, не разбирая вкуса. Закурил и вновь скорчился в кресле. Закрыл глаза и стиснул зубы, стараясь побороть дрожь. Шелестел, шелестел голос Артема... Пес шумно дышал под креслом.
  - Юра, очнись.
  Клименко вздрогнул и поднял голову. Магистр достал фужер из мебельной "стенки" , грузно опустился в кресло, налил себе коньяку и залпом выпил. Немного посопел, сильно потер пальцами хищный нос.
  - В общем, так, Юра: бояться не надо. Он не опасен. Картина вот такая рисуется: никто ему ничего не советовал и не подсовывал. И рецептов не давал. Потребность у него такая вдруг появилась, понимаешь? Разыскал травку, чутьем, как кошки... Кстати, травка какая-то неизвестная, непонятная - я о такой не слыхивал. Цветочки какие-то. Сам отвар приготовил, с кровью смешал... У него, между прочим, еще осталось, он спрятал в комнате. Я взял, попробую разобраться, что это за зелье. Нужно это было ему, понимаешь, Юра?
  - За... чем? - выдавил из себя Клименко. - Зачем... нужно?
  Магистр повертел фужер в сильных коротких пальцах:
  - Тут сложно, Юра... Ты ведь пьешь, когда тебе пить хочется или, скажем, идешь к девочкам, когда свербит. Вот и он...
  - Так он что, умереть хотел? Он мертвый или живой? - Клименко оглянулся на дверь и понизил голос: - Скажи, Магистр, он ожил, что ли?
  Магистр сосредоточенно прожевал лимон и ответил:
  - Он существует, но - ИНАЧЕ. В конце концов ко всему на свете можно привыкнуть, Юра. К любым странностям.
  - Ничего себе... - Клименко поежился. - Валентина же с ума сойдет. Он что, так и будет... здесь?
  - Он совершенно безобидный, Юра. Я в нем покопался... - Магистр успокаивающе поднял руку, потому что Клименко вздрогнул. - Бесконтактно, конечно. Есть у него поле, только не такое, как у тебя или у меня. Особенное. Понимаешь, Юра, есть живые, есть мертвые, а он - нечто другое. Между прочим, он никоим образом не зависит от окружающей среды. Ни воздух ему не нужен, ни коньяк, ни лимоны. Ничего ему не хочется. И ничто на него не влияет.
  - Господи-и! - простонал Клименко. - Это же мистика какая-то, Магистр... Такого же быть не может!
  - В наше время все может быть, Юра. У нас теперь вся жизнь - сплошная мистика. Плесни-ка еще коньячку...
  
  5.
  Он пересек улицу, прошел мимо припаркованных у кромки тротуара автомобилей и остановился перед старинным двухэтажным зданием, протянувшимся чуть ли не на полквартала. Стена возле входных дверей была густо усеяна разноцветными стеклянными вывесками. "Полюс". "Арктур". "Линник и К". "Артемида". "ДДД". "Взлет".
  "Взлет. Общество с ограниченной ответственностью" . Черная вывеска с красными буквами. Это было то, что ему нужно.
  Задержавшись ненадолго в вестибюле возле указателя помещений, он неторопливо направился по длинному коридору и открыл дверь с черно-красной табличкой.
  Мягкая ковровая дорожка, стены в зелени вьющихся растений. Большой аквариум рядом с телевизором. Светловолосая секретарша оторвалась от почти неслышно работающей пишущей машинки, заученно улыбнулась. Два смахивавших на бульдогов молодых человека с мощными шеями подняли глаза от газет и изучающе взглянули на него из кресел. Дверь в кабинет была чуть приоткрыта, оттуда доносился мужской голос.
  - Здравствуйте. - Секретарша вновь улыбнулась. - Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Слушаю вас.
  Он молча направился к приоткрытой двери. Тут же один из бульдогов, в два прыжка преодолев пространство приемной, преградил ему дорогу. Другой задышал в затылок.
  - Вас же попросили присаживаться, - вежливо, но с нажимом сказал передний бульдог, пошевеливая могучими плечами. - Шеф занят.
  Он вновь ничего не произнес. Он внутренне напрягся, словно попытался сдвинуть с места воображаемый тяжелый шкаф. Шкаф поддался приложенной силе, и он, пройдя сквозь еще ничего не успевшего сообразить охранника и сквозь дверь, оказался в кабинете. Скользнул над светлым паркетом к дальней стене, к столу. За столом сидел, прижав к уху трубку телефона и глядя в окно, поджарый лысеющий человек с модным широким багровым галстуком на безукоризненно белой сорочке с короткими рукавами. Из приемной донесся изумленный возглас пришедшего в себя охранника, и человек за столом, недовольно сдвинув брови, повернул к двери гладко выбритое загорелое лицо.
  "Кончай с ним, Игорь", - сказал он себе и, вновь обретая телесность, прыгнул на хозяина кабинета и обхватил пальцами его горло.
  Телефонная трубка со стуком ударилась о край стола. Руководитель "Взлета" тщетно пытался оторвать от себя чужие руки, отбросить нападавшего. От двери покатился над паркетом грохот выстрела одного из вбежавших бульдогов. Пуля вонзилась нападавшему в бок, продырявив пиджак, но живой мертвец даже не вздрогнул, продолжая душить свою жертву...
  В приемной визжала секретарша. Два побледневших бульдога, пятясь к дверям кабинета, наперебой палили в приближавшегося к ним парня с равнодушным лицом и безжизненными глазами. Звенели, разбиваясь от пуль, стекла шкафа у дальней стены. Хозяин "Взлета" застыл в кресле, неестественно вывернув голову, широко открыв ничего уже не видящие глаза, и его искаженное от удушья лицо было багровым, как галстук. В висящей у самого пола телефонной трубке бился чей-то взволнованный голос.
  У охранников кончились патроны, но они не убежали и не упали в обморок, как прильнувшая к пишущей машинке секретарша. Они заслонили собой дверь, ведущую в коридор, и приняли боевую стойку, готовясь к рукопашной, хотя губы их тряслись от страха.
  Он проплыл над полом и, приблизившись к ним, свернул к стене с большим овальным зеркалом. Проник сквозь стену и очутился в коридоре. За дверью с черно-красной табличкой раздался сдавленный вскрик.
  
  6.
  - Ты вот сказал, что на Артема теперь ничего... н-не влияет, - от выпитого коньяка у Клименко начал заплетаться язык. - Я правильно ф-формулирую?
  Магистр молча кивнул.
  - Вот он прошел сквозь запертую дверь, - продолжал Клименко. - Сел и с-сидит... А он сам-то, он-то может влиять на окружающее? А, Магистр?
  - Может, Юра. А что?
  - Да так...
  В комнате наступила тишина. Магистр сложил руки на животе и искоса посматривал на Клименко. Тот, нахмурившись, сосредоточенно водил пальцами по подлокотникам кресла, словно обдумывал что-то. Наконец предприниматель прервал молчание:
  - Есть план. Если получится - не обижу, ты меня знаешь.
  Клименко преобразился, произнеся эти слова: подобрался, отставил стопку, заговорил внятно и напористо, вместе с креслом развернувшись к насторожившемуся собеседнику.
  Он уже успел все продумать. Живые мертвецы - очень удобное орудие для устранения конкурентов, перехватывающих выгодные заказы. Артема привлекать не будем, говорил Клименко, впиваясь взглядом в заблестевшие глазки Магистра, - все-таки сын, да и опасно... Нужны посторонние люди, бывшие люди... Отвар есть. Дело за исполнителем. Неуязвимым исполнителем.
  - Ты подбираешь подходящего пациента, под гипнозом ставишь ему задачу убрать кого надо, кого я тебе назову, а потом прописываешь ему этот отвар. Дома он принимает зелье, кончается, а потом встает из могилы и делает свое дело. Неуязвимый, понимаешь, Магистр? И мы вне подозрений!
  - Ой ли? - с сомнением сказал Магистр. - После визита ко мне пациент играет в ящик. Да еще приняв рекомендованное мною снадобье. Хорошенькая реклама!
  Клименко вскочил:
  - Во-первых, никто, кроме пациента, не будет знать о снадобье! Ты должен будешь ему запретить об этом распространяться - они ведь тебя, чародея, слушаются. А то, что загнулся после визита к тебе... так ведь он и в гастроном после этого мог зайти, и в пивбар. Мало ли почему загнулся! Кто докажет? Да и конкурентов у меня не сотни, а так - пять-шесть, самых основных. Тут и один оживший покойник управится. - Клименко наклонился к Магистру, вкрадчиво добавил: - Если выгорит дело - можешь закрывать свою лавочку. Жить будешь безбедно, гарантирую. О"кэй?
  Магистр изучающе посмотрел на возбужденного, раскрасневшегося Клименко и медленно ответил:
  - Ты страшный человек, Юра.
  - Га-ран-ти-ру-ю, - раздельно произнес Клименко.
  - Н-ну, попробую... - после долгого молчания согласился Магистр. - Если, конечно, отвар подействует. Если вообще получится...
  - Попробуй, Семеныч, - жестко сказал Клименко.
  
  7.
  Он вновь шагал по городским улицам, не очень быстро, и не очень медленно, не глядя по сторонам и не щурясь от солнца. Теперь он знал, куда идет: нужно сказать Магистру о том, что произошло - а потом отправляться домой. К себе домой.
  Он не знал, зачем убил бизнесмена из "Взлета", да и не думал уже об этом. Он ДОЛЖЕН был убить - и убил. Сообщить Магистру - и домой.
  Домой... А потом? Что делать потом? И вообще - зачем он вернулся к живым?
  Теперь, после совершенного убийства, он был свободен в своих мыслях и поступках. Исчез тот невидимый магнит, что притягивал его. Можно было подумать, задать себе вопросы.
  И в сознании его вдруг стали возникать странные расплывчатые образы, какие-то непонятные образы, появившиеся неведомо откуда...
  "Потом, потом, - сказал он себе, мысленно отмахиваясь от этих причудливых образов. - Сначала нужно доложить Магистру".
  
  8.
  Звонок в дверь вывел Магистра из задумчивости. Тяжело поднявшись с дивана и запахнув халат, он неторопливо пересек комнату. Вышел в прихожую, сдвинул массивную цепочку в прорези и приоткрыл дверь. Это был Клименко. Через несколько мгновений предприниматель уже возбужденно расхаживал по комнате, дымя сигаретой, и торопливо говорил, озираясь на дверь и потирая руки:
  - Получилось, Семеныч! Получилось! Я разговаривал с ним по телефону из своей конторы - алиби безукоризненное! - как вдруг там, в трубке, крики, стрельба... Уверен, это действовал наш мертвец. Я потом пытался позвонить, но там все время занято - видно, трубочку так и не положили на место. Ну, я за руль - и к тебе. Удача, Магистр! Первый тайм отыграли... Теперь еще кое-кого, чуть позже, - и я впереди, на лихом коне!
  - А я? - мрачно поинтересовался Магистр.
  Клименко подскочил к нему, обнял за плечи, проникновенно заглянул в маленькие глазки под лохматыми бровями:
  - Магистр, я от своего слова не отступаюсь. Завтра же будет тебе первая инъекция. Если хочешь - в валюте.
  Магистр успокоенно повел хищным носом, вновь опустился на диван, почесал живот.
  - Надеюсь на твою порядочность, Юра. И, конечно, в валюте.
  Он некоторое время смотрел на вышагивавшего по комнате Клименко, потом медленно произнес:
  - Час назад я звонил твоему Артему.
  Клименко резко остановился:
  - Зачем?
  - Затем, - голос Магистра внезапно стал жестким. - Ты боишься его, и в комнату к нему не заходишь. Ничего не зная о живых мертвецах, ты, тем не менее, сразу придумал, на что, так сказать, их употребить. Ты очень практичный человек, Юра...
  - Ну так что? - с вызовом вскинул голову Клименко. - Другие сейчас не ценятся, Семеныч, сейчас ведь так: не сожрешь ты - сожрут тебя. Не мы это, между прочим, затевали пятнадцать лет назад...
  - Бог с ним, Юра, - поморщился Магистр. - Я не о том. Ты сразу бросился извлекать из нового явления выгоду для себя - и это твое право. Коммерция есть коммерция. Тем более, тут есть выгода и для меня. Но мне вдобавок хочется еще докопаться до сути. Почему это вдруг ни с того ни с сего появляются ожившие мертвецы? Цветочки какие-то... Не бывает, Юра, чтобы ни с того ни с сего, понимаешь?
  - Не мне в этом разбираться, Магистр. Мое дело, как ты совершенно справедливо отметил, - заколачивать бабки. Чем больше, тем лучше. И если даже сам черт предложит мне сотрудничество в заколачивании бабок, и я прикину, что сотрудничество выгодно для меня, - я буду с ним работать, вовсе не интересуясь, откуда он взялся и что он, собственно, такое. Бабки, Магистр, надо делать бабки! А что, - спросил Клименко уже другим тоном, - Артем что-то рассказал?
  Магистр осторожно потрогал нос и задумчиво ответил:
  - Рассказал. Кое-что... Он и сам еще не все представляет... Говорит, что словно бы какие-то образы в тумане маячат... Что-то более четко, что-то пока размыто. Я его выслушал, подумал и уже сделал кое-какие предположения. Поделиться?
  - Давай. - Клименко сел к столу и ухмыльнулся. - Сегодняшний день прожит не зря - можно и послушать.
  - Все это весьма неопределенно, - предупредил Магистр, - но вполне может оказаться истиной. Так вот что я надумал, основываясь на информации Артема. Вспомни, Юра, последние двадцать - двадцать пять лет: землетрясения, наводнения, катастрофы, СПИД этот дьявольский, Чернобыль - Хиросима наша родная...
  - Ну и что? - пожал плечами Клименко. - Всегда так было, даже картинка такая есть, "Гибель Помпеи" называется. Опять же, всемирный потоп.
  - Всегда-то всегда, но с такой интенсивностью только теперь. А резня на Балканах, а Средняя Азия, а развал России, а Кавказ этот обезумевший... Ведь годами же, годами реки крови текут!
  - Что нам этот Кавказ! - отмахнулся Клименко. - Они и в Союзе-то дикими были, а теперь и подавно. По мне, так пусть хоть вообще друг друга зарэжут-пэрэрэжут, у меня с ними совместных дел нет. У меня ориентация в другую сторону. Ну ладно, давай свою новую теорию.
  - Теория-то не моя, и не новая она - читал я все это еще студентом. Только тогда доказательств не было. Так, предположения. А сейчас, кажется, появились. Видишь ли, Юра, это планета наша бунтует, Земля-матушка. Надоели мы ей, Юра, достали мы ее, в печенках у нее засели, дышать ей спокойно не даем. Вот она и старается нас обезвредить.
  Клименко не донес до рта сигарету:
  - Ты что, серьезно, Семеныч? Она что, живая, по-твоему? А мы у нее вроде вшей?
  - Вот именно. Живая, Юра. Может быть, не такая, как мы с тобой, а по-своему. Но тем не менее. И борется, как может.
  - Что-то очень уж долго борется, - с сомнением сказал Клименко. - Я бы на ее месте долго не чикался: прихлопнул бы - и воду слил.
  - Вероятно, возможности у нее ограниченные. И мы ведь живучими оказались. Как тараканы. И масштабы времени у нее, вероятно, другие.
  - Постой, а при чем здесь Артем? Это что, новое оружие, что ли?
  - Немножко не так. Новый подход. Да, мы оказались живучими, ничто нас не берет. А если сделать нас безвредными? Для нее, для планеты безвредными... На смену нам идет цивилизация безвредных для планеты людей. Вот так, Юра. Ты думаешь, случайно эти неведомые растения появились? Думаешь, ни с того ни с сего у твоего Артема вдруг возникло желание отвар с собственной кровью смешать? Вот оно, зелье, полюбуйся. - Магистр показал на пузырек с темной жидкостью, стоявший на столике рядом с телефоном. - Артем - это первая ласточка, даже не первая... Мы просто не знаем, сколько таких вот Артемов в других местах. Может быть, уже сотни...
  - Не понимаю, - хрипло сказал Клименко. - Какая такая безвредная цивилизация? Что ты такое сочиняешь, Магистр?
  - Не сочиняю, Юра. Боюсь, уже сейчас тысячи молодых пареньков и девчонок, тех, что родились после Чернобыля, ищут эти цветочки. И смешивают с собственной кровью. И пьют. И умирают... чтобы появиться в новом качестве.
  - Каком?! - закричал Клименко, вскакивая. - Что ты мелешь, целитель ты хренов?!
  - Безвредные существа, которым не нужно есть и пить, которым ничего не нужно. Возможно, бессмертные. По крайней мере, до тех пор, пока существует Земля. Бесцельные. Которые наконец оставят ее в покое. Их скоро должно быть много, Юра, очень много, пятно Чернобыля расползлось по всей планете. Поверь на слово, Юра, мы, экстрасенсы, знаем это уже давно. Чуем. Чернобыль - не локальная катастрофа. Все, родившиеся после, уже ИНЫЕ. Им осталось теперь только разыскать эти цветочки, умереть - и возродиться. Преобразившимися. Так что нам, Юра, доживать свой век среди ИНЫХ. Правда, есть вариант: выпить это пойло, - Магистр вновь взглянул на пузырек, - и тоже преобразиться.
  - Не верю! - Клименко, оскалившись, подскочил к Магистру. Руки его тряслись. - Ни одному твоему слову не верю! Ты это своим пациентам вкручивай, качай из них бабки, а мне не заливай... Теоретик долбаный!
  Магистр пожал плечами:
  - Возможно, все не так и мрачно. Возможно, мы вновь выкрутимся. И потом, Юра, нас-то все это не касается. Мы-то, дочернобыльские, свой век проживем. Тут вообще много неясностей. Ну вот, например...
  Его прервали мягкие переливы дверного звонка.
  - Теор-ретик! - презрительно бросил вслед Магистру, вышедшему в прихожую, несколько успокоенный Клименко.
  Он сел на диван и достал сигареты. В прихожей послышался чей-то голос.
  - Вот, пожалуйста, Юра, можешь познакомиться. - Магистр пропустил в комнату худощавого парня в сером костюме. - Ткачук Игорь Александрович.
  Глаза у парня были тусклые, словно неживые. Клименко, не вставая, кивнул, вопросительно посмотрел на Магистра, погрузившегося в кресло у столика с телефоном.
  - Мой бывший пациент, хлебнувший вот этого лекарства. - Магистр взял пузырек. - Пришел сообщить, что задание выполнено: "Взлет" перешел в падение.
  - Ну зачем? - Клименко поморщился и даже чуть отодвинулся к углу дивана, подальше от живого мертвеца, застывшего посреди комнаты. - Пусть уходит, это...
  Он не договорил, потому что в прихожей раздался шум и почти сразу же в комнату ворвались два молодых человека, смахивавших на бульдогов. Через мгновение на Магистра и предпринимателя были направлены пистолеты. Живой мертвец безучастно наблюдал за этой сценой.
  - Падлы, - процедил один из телохранителей. - Угрохали хозяина. Ты, господин Клименко, конечно, инициатор, а ты, Магистр, создал этого дьявола. - Парень мотнул пистолетом в сторону неподвижного Ткачука. - Мы вас выследили, падлы!
  Клименко уронил горящую сигарету на колени, а Магистр, все еще державший в руке пузырек, резко поднес его к лицу. Зубами сорвал пробку и залпом проглотил темное содержимое. Клименко шевельнулся, пытаясь сбросить сигарету на пол, - и в это время прогремели выстрелы...
  Хлопнула, закрываясь, входная дверь - и в комнате стало тихо. Живой мертвец равнодушно посмотрел на окровавленные тела предпринимателя и целителя и тоже направился к выходу.
  "Успел, - подумал он о Магистре. - Скоро будет одним из нас".
  Живой мертвец уже очень много знал - расплывчатые образы сложились наконец в отчетливую картину.
  Он вышел из подъезда и медленно пересек двор. Идущая навстречу девушка вдруг неуверенно свернула на газон под балконами, где виднелись в траве маленькие серые цветы. Присела на корточки, принялась торопливо обрывать эти невзрачные растения.
  ...Он вновь шел по улице. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Ему ничего не хотелось. И не нужно было никуда спешить, потому что он знал: впереди почти целая вечность. Хотелось закричать или завыть. Он попробовал закричать или завыть - но вместо крика и воя раздался только тихий стон.
  Прохожие недоуменно поглядывали на него. Прохожие еще были.
  1993
  
  Воины Армагеддона
  
  - Пошли! - коротко скомандовал сопровождающий - здоровенный детина с хмурым и сосредоточенным лицом, одетый в пятнистый армейский комбинезон.
  - Не бойся, все у тебя получится. - Она обняла его за шею и ободряюще подмигнула, но неуверенная улыбка не могла скрыть тень страха, распластавшуюся на дне ее широко открытых темно-коричневых глаз. - Не бойся...
  Она выглядела очень привлекательно, эта обнаженная блондинка с красивыми бедрами и безукоризненными топорщащимися грудями. Ее пухлые соски словно были созданы для того, чтобы страстно целовать их. Она держалась совсем неплохо, его четвертая партнерша, хотя все-таки боялась. Теперь все зависело только от него...
  "Господи, чего только не сделаешь ради денег! - подумал он. Он знал, что она тоже пошла на это из-за денег. Из-за очень хороших денег. - На что только не решится человек ради денег..."
  Покосившись на пятнистого верзилу - тот уже поднял руки, собираясь вытолкнуть их наружу, - он обхватил партнершу за тонкую талию. И, увлекая за собой, боком вывалился из уютного чрева самолета в пустоту, холодом резанувшую по его голому телу.
  Солнце скалилось в вышине, наблюдая за падением двух вцепившихся друг в друга потомков Адама и Евы, которые не были ангелами, не имели крыльев и не умели летать. Вокруг простирался бесплотный прозрачный воздух, стремительно расступавшийся под их сплетенными телами, а внизу, сквозь легкую пелену облаков, виднелась несущаяся навстречу поверхность земли - квадраты полей, полосы лесонасаждений, длинные змеевидные тела речушек, отражавшие солнечный свет. Реки-змеи ничего не знали об эдемском искусителе, вольном или невольном виновнике первородного греха...
  В отличие от летящих вниз двух потомков Адама и Евы.
  Он одним коротким взглядом окинул окружающий мир, сквозь который они неслись, пронзая своими обнаженными телами обжигающе холодные воздушные потоки, и постарался полностью сосредоточиться на том, что ему сейчас предстояло сделать, что он должен был сделать для того, чтобы и он, и его кареглазая партнерша остались в живых.
  Он знал, что их парашюты не раскроются до тех пор, пока он не доведет дело до конца. Он должен был довести дело до конца, иначе их тела, такие красивые - но такие бескрылые! - грянутся со страшной высоты о твердую плоть планеты, расплескавшись кровавыми брызгами на потеху злорадным демонам преисподней.
  Он знал, что не сможет обмануть хитроумные датчики, которые должны зафиксировать выполнение задачи и дать команду механизму, ведавшему раскрытием парашютов. Но он и не собирался обманывать приборы - садясь в самолет, он отчетливо представлял возможные последствия своего поступка. И надеялся на успех. Ведь три предыдущие попытки закончились удачно!
  Партнерша крепко обхватила коленями его бедра и он, продолжая сжимать ее талию, закрыл глаза и, до боли стиснув зубы, вошел в нежную и горячую женскую плоть.
  "Мы на морском берегу... Раннее утро... Дует легкий бриз... - твердил он про себя, постепенно ускоряя ритм движений и всем своим существом чувствуя острую опасность, стремительно летящую снизу. - Я очень хочу ее... Я безумно хочу ее... Я готов проткнуть ее насквозь, я готов выплеснуться в нее, затопить ее, перелить в нее всего себя, всего без остатка... Я хочу пронзить ее и раствориться в блаженстве..."
  Он изо всех сил прижал ее к себе и впился поцелуем в ее губы, и она умело помогала ему, и ее бедра ходили ходуном. Два слившихся в одно человеческих тела исполняли все убыстряющийся ритмичный танец совокупления, мчась с высоких небес на видавшую многое землю.
  "Я изолью в тебя мое семя... Я заполню тебя до отказа... - исступленно кричало его существо, и он в такт собственным движениям толкался языком в ее горячий влажный язык. - То, что я волью в тебя, породит небывалый плод... Давай... Давай... Давай!.."
  Ему говорили там, внизу, когда он впервые пришел в это учреждение, последовав совету телерекламы, что дети, зачатые в таких условиях, в смертельно опасной ситуации, должны оказаться необычными детьми.
  Его не интересовали дети. Его не привлекал риск. Но возможность стать наконец-то совершенно свободным, возможность всегда, всю жизнь, делать только то, что хочется...
  "Я изольюсь в тебя... Я переполню тебя... Я изольюсь в тебя..." - беззвучно повторял он, с ликованием чувствуя приближение сладостно-упоительной волны.
  Пронзительное ощущение опасности не исчезало, но оно не могло остановить неуклонно нарастающего размаха этой мощной волны.
  Их искусанные кровоточащие губы наконец разъединились - и к далекому солнцу унесся ликующий вопль двух потомков Адама и Евы, вопль торжества плоти в бесплотной пустоте.
  Шелестели купола парашютов, скользя над землей, где когда-то простирался Эдемский сад.
  "Нам нужны необычные дети, - говорили ему там, внизу. - Дети, способные победить в скорой битве с воинством сатаны".
  "Господи, на что только не способен человек", - умиротворенно думал он, ласково глядя на партнершу.
  Земля уже не неслась, а неторопливо плыла им навстречу.
  - Я не прочь повторить! - задорно крикнула обнаженная Ева и опять подмигнула ему.
  Пройдет нужный срок - и родятся воины Армагеддона.
  
  ...И не дано было знать потомкам Адама и Евы, что воины Армагеддона в урочный час вступят в бой на другой стороне.
  А тот, кто это знал, не мог сдержать ухмылки.
  1997
  
  Диспетчер
  
  - Сто пятнадцатый, чуть-чуть влево... Сто сорок шестой - идешь по курсу, не снижай скорости... Сто седьмой - начинай набор высоты... Сто двадцать второй - не сворачивай...
  Я откинулся в кресле, вытащил из пачки сигарету, третью за смену. На экране кружили хоровод разноцветные точки - мои объекты. Ровно полсотни, не больше, не меньше. Уверенно двигались своими курсами, а если кто-то вдруг зазевается, или глаза как следует не протрет, или шлея под хвост попадет - так на то я здесь и дежурю, чтобы вовремя подсказать, подправить... Работа у меня такая - диспетчер. А справа и слева от меня, в таких же прозрачных кабинках, ведут свои объекты такие же, как я. Коллеги.
  Мне моя работа нравится. Не так-то просто, конечно, всю смену на экран пялиться, корректировать... Концентрация внимания... Экстраполяция... То одному подсказываешь, то другому... К концу смены голова кругом идет, - но мне моя работа нравится. У нас тут нет таких, кому не нравится, кто просто номер отбывает - иначе нельзя. Ответственность. И приятно осознавать, что ты нужен, что без тебя никак. Пять десятков объектов разными курсами - и куда бы они залетели без тебя?..
  - Сто двадцать третий, не спеши, - советую я и стряхиваю пепел в пепельницу. - Потихоньку забирай вправо, сто тридцать девятый тебя пропустит. Сто тридцать девятый - уступи.
  Да, работа ответственная, ошибки, конечно же, крайне нежелательны, как и в любом деле. Случается, и пять, и шесть чашек кофе за смену выхлебаешь, ну, а уж три - это норма. Казалось бы, чего проще - поручи все это дело компьютеру, пусть считает. И соображает он быстрее, и в кофе не нуждается... ан нет, не годится здесь компьютер. Да, и расчеты он молниеносно проведет, и работать может одновременно не с пятью десятками, а хоть и с пятью тысячами, но нет у него того главного, что есть у каждого из нас, диспетчеров, - интуиции у него нет. Что это такое - никто толком вроде и не знает... Тонкая это штука, и крайне необходимая. Ну, откуда у меня, например, уверенность в том, что сто четвертому надо сейчас немедленно снижаться и делать левый разворот? Никак это из его курса не следует. Но я знаю - не предполагаю, а именно знаю, что сто четвертому через шесть секунд, не позже, следует совершить именно этот маневр.
  Тушу сигарету, придвигаю микрофон:
   - Сто четвертый, чуть ниже и влево, по кругу, против часовой...
  Да, без кофе никак. Иначе уже к середине смены начинает шуметь в голове, и глаза то и дело сами собой закрываются. Кофейные автоматы стоят в холле, за нашими спинами. Махнул рукой соседу слева или справа - присмотри, мол, за экраном, - взял свою чашку, и туда. Опустил жетон, забрал порцию горячего пахучего напитка - и назад, на рабочее место. Сиди, прихлебывай, наслаждайся. Только у соседа-то своих пятьдесят, некогда ему твоих вести, не все получается... Вот и выходит: вернулся ты с кофе, а твой сто семнадцатый ушел не туда, сто пятьдесят девятый бесполезно третий круг нарезает, а сто одиннадцатый и вовсе пропал с экрана...
  Но тут уж ничего не поделаешь, ты от таких промашек тоже не застрахован. Пока коллега ходил за кофе, ты, краем глаза глядя на его экран, тоже кого-то упустил. Тут главное - не выйти за пределы допустимых девиаций. Четыре-пять отклонений - это вроде как норма, неизбежные сбои, запланированные потери, они начальством не учитываются. А вот если больше десятка - тогда и с работы запросто вылететь можно. Бывали такие случаи, к сожалению...
  Ну, кофе как кофе: полминуты, минута - и ты уже на месте, у экрана. А если по нужде отлучиться требуется? Туалет тоже в холле, только на другой его стороне, - но тут за минуту, как ни старайся, не управиться... особенно мне сейчас... Тут единственный выход - провести коррекцию курса всех пятидесяти... и надеяться на лучшее. И на того же соседа справа или слева.
  Бежишь в туалет, делаешь свое дело - и мигом назад, полагаясь на собственное везение. Но редко когда удается вовсе сухим из воды выйти. Плюх в кресло, зырк на экран - и видишь: двое-трое твоих уже обязательно напоролись.
  Сто шестнадцатый запил по-черному. Сто тридцать седьмой попал в автокатастрофу - перелом позвоночника, и с футбольной карьерой придется распрощаться навсегда. Сто сорок девятая не избежала-таки ни к чему хорошему не ведущей встречи с две тысячи двенадцатым - из другого сектора. Сто первый в мое отсутствие успел уехать на Кавказ, навстречу собственной смерти...
  Трудно следить за людьми. Трудно оберегать и направлять их. Но это моя работа.
  Я - диспетчер Высшего Круга. Мы с коллегами, сидящими в этом зале, и с нашими сменщиками, работаем с жителями Земли. А за стенами, справа и слева, бесконечной чередой тянутся другие залы, где такие же диспетчеры Высшего Круга работают с другими обитаемыми мирами этой Вселенной.
  Да, это моя работа, и я стараюсь выполнять ее как можно лучше, но как, скажите мне, избежать беды, которая может в любое мгновение случиться с любым из пяти десятков моих подопечных, если только на дорогу до туалета - через холл - уходит у меня сейчас не меньше трех минут?
  Потому что я на костылях.
  Потому что вчера, возвращаясь домой со своей нелегкой службы, вдруг ни с того ни с сего поскользнулся буквально на ровном месте...
  2002
  
  Новых сообщений нет
  
  "Ave, Caesar! Извини, что не встретил тебя - таковы обстоятельства. Но если захочешь - можешь навестить меня. Позвони по телефону 389-448-72. Vale! Я".
  Я еще раз прочитал эти две строчки на экране монитора и, развернувшись вместе с удобным вращающимся креслом на колесиках, обвел взглядом уютную комнату. Телефон стоял на другом конце диагонали, на низком столике у широкого дивана, плавные формы которого словно приглашали плюнуть на все дела, повалиться в мягкое, пружинящее, и бездумно созерцать потолок. Или даже подремать. Как-никак, я сегодня просидел за рулем без малого шесть часов, и почти всю дорогу меня сопровождал неугомонный дождь.
  Возле монитора стояла массивная черная пепельница, смахивающая на ритуальную кадильницу какой-нибудь феи-малютки, а рядом лежала зажигалка. В ее гладкой, чуть ли не зеркальной поверхности отражался свет настольной лампы - жалюзи я не трогал, не желая очень уж своевольничать в чужом доме. Вытащив из пачки сигарету, я щелкнул зажигалкой, сделал несколько затяжек и вновь перечитал сообщение.
  "Ave, Caesar!" Так обращались к императору римские гладиаторы перед смертельным боем на арене. "Morituri te salutant" - "идущие на смерть тебя приветствуют". Дело в том, что мое имя - Юлий. А он в своих мессиджах называл меня Цезарем. Он вообще часто прибегал к латыни, заставляя меня рыться в словаре.
  "Vale!" - "будь здоров". Или - "прощай".
  Мы с ним познакомились на одном из форумов в Сети. Выяснилось, что у нас много общих интересов, и завязалась электронная переписка. Мы общались уже почти два года, но никогда в глаза друг друга не видели, потому что жили в разных городах. Разумеется, фотографиями мы обменялись, и я знал, как выглядит Рон: коротко стриженый полноватый парень лет двадцати восьми - тридцати (а мне в апреле стукнуло тридцать два), в очках и с улыбкой на все лицо. И какие только темы мы с ним ни обсуждали... Нельзя сказать, что мы выходили на связь с какой-то строго установленной периодичностью, но как минимум раз в неделю в окошке моей программы появлялось его имя и я читал очередное сообщение с традиционным "Ave, Caesar!" в начале.
  О том, что босс планирует направить меня в этот город для рекогносцировки - он задумал расширять рынок сбыта, - я узнал за два дня до поездки, в понедельник. Обрадованный возможностью встретиться наконец "вживую", я в тот же день известил Рона об этом и буквально через час-полтора получил ответ. Рон писал, что, к сожалению, будет отсутствовать, но предлагал мне расположиться именно у него в доме, а не в отеле, и сообщал, где искать ключ от входной двери. "Неотправленное epistola для тебя смотри на моем ящике", - так заканчивалось его письмо. То бишь, эпистола.
  И вот я в доме Рона. Хорошо бы принять душ, а уж потом позвонить по тому номеру.. И сказать: "Ave, Рон! Я приехал".
  Я ткнул окурок в пепельницу-кадильницу и решил, что первым делом нужно забрать из авто, которое я оставил у крыльца, сумку с вещами. А потом уже заняться душем и прочим. Я встал, и в этот момент из холла донеслись какие-то звуки. Сообразив, что это открывается входная дверь, я с громкими возгласами: "Привет, Рон! Встречай Цезаря!" вышел в холл. И увидел замершую у порога светловолосую молодую женщину. Ее миловидное полноватое лицо имело явное сходство с лицом моего корреспондента. Она с испугом смотрела на меня и, казалось, вот-вот бросится прочь или станет звать на помощь.
  - Не бойтесь, - я остановился и показал ей пустые ладони. - Я не грабитель. Рон написал мне, где искать ключ - мы с ним два года по электронке общаемся. А вы его сестра, я не ошибаюсь?
  Женщина, кажется, раздумала звать на помощь, но продолжала стоять у двери. Я тоже не приближался к ней. Выражение ее лица было каким-то странным. Нет, не то чтобы она не верила моим словам - тут было что-то другое.
  - Рон написал, что его не будет... Предложил устроиться тут, а не в отеле... - Я пожал плечами и добавил: - Но я могу и в отеле.
  Женщина молчала и не спускала с меня глаз. Мне было как-то неловко, словно я и в самом деле совершил нечто противоправное.
  - Он там номер телефона оставил, - я повел головой в сторону комнаты Рона. - Просил меня позвонить. Мол, если захочу его навестить... ну, там, где он сейчас.
  Женщина вскинула руки и прижала ладони к щекам. Ее глаза расширились - то ли от удивления, то ли...
  - Номер... - сдавленным голосом произнесла она. - Какой номер?
  - Там, в ящике, - я снова показал на комнату Рона. - Триста восемьдесят... Можно посмотреть.
  Я направился к компьютеру, охваченный непонятной тревогой. Сзади послышался быстрый приближающийся стук каблуков.
  - Вот, - сказал я, кивая на экран, и оглянулся на остановившуюся за моей спиной женщину.
  - Это мой телефон, - лицо ее было бледным, а губы дрожали.-- Рон... Рон... Рона больше нет...
  Я упал в кресло.
  - К-как? Как - нет?
  - Сбила машина... Позавчера... похороны... - из глаз ее, размывая косметику, текли слезы.
  - Когда сбила? - плохо соображая, спросил я. Как будто это было так важно.
  - В субботу... Скончался на месте.
  Да, я почти ничего не соображал, но что-то тут не вязалось.
  Кое-как придя в себя, я открыл папку "Отправленные". И обнаружил адресованное мне письмо. То самое, которое я получил от Рона в понедельник, с предложением остановиться у него. Я молча ткнул пальцем в надпись: "23.05. 23-47". День, когда Рона уже похоронили...
  С трудом проглотив мешавший дышать комок в горле, я хрипло спросил:
  - Тогда кто же направил мне это послание?
  Женщина обеими руками уперлась в спинку кресла. Мне показалось, что она сейчас упадет.
  - Не знаю... Ключ второй я забрала, у нас с мужем свой дом... Этот будем продавать...
  Я вновь щелкнул клавишей "мыши".
  - А вот это, неотправленное, с номером телефона. Кто его набивал?
  - Не знаю... - слабым шепотом повторила женщина.
  "Если захочешь - можешь навестить меня..."
  Где? Теперь я знал - где...
  "Vale!". "Будь здоров". Или - "прощай". "Прощай"...
  И тут меня затрясло.
  
  * * *
  ...Я навестил Рона. Вместе с Кристиной, его сестрой.
  "Прощай, Poн", - молча сказал я, стоя у свежей могилы.
  
  * * *
  Но некто или нечто - я не знаю, как назвать ЭТО - не оставляло меня.
  Я вернулся домой, и раз в неделю продолжал получать послания... Откуда? От кого? В строке адресанта стояло имя Рона, хотя еще при первой встрече с его сестрой я отключил компьютер от электросети и погрузил в авто Кристины. Предварительно удалив из адресной книги, а затем и из корзины свой электронный адрес.
  Но послания все шли и шли. "Ave, Caesar! Как дела?.." Как будто все продолжало оставаться по-прежнему. Как будто Рон был здесь, в этом мире.
  Я задавал вопросы, но мой адресант не отвечал на них. Он просто делился какими-то своими соображениями, мыслями... как и прежде...
  ...За окном льет осенний дождь. Я смотрю на экран своего компьютера. Там, в папке "Входящие", хранится одно послание, удалить которое у меня просто не поднимается рука. И дата: "30.06. 17-43".
  21-го мая, в 17-43, Рона сбил пьяный лихач. Тридцатое июня - сороковой день... Разорвалась серебряная нить...
  "Ave, Caesar! Там - хорошо. Здесь..."
  И все.
  Где - "там"? Где - "здесь"? "Там" - это здесь или там? "Здесь" - это там или действительно - "здесь"?..
  Я набрал на клавиатуре эти вопросы и отправил послание. Но ответа так и не получил. Новых сообщений больше нет...
  Льет и льет осенний дождь. В полумраке светится экран компьютера. Призрачные тени витают по закоулкам Сети.
  Новых сообщений нет...
  2003
  
  Спаситель человечества
  
  Доблестный рыцарь Ивейн де Труа направил коня вверх по каменистому откосу и, проехав еще две-три сотни шагов, удостоверился в том, что добрался до нужного места.
   Вход в пещеру, дугообразный, высокий, темнеющий в почти отвесном скалистом боку уходящей в облака горы, мог бы вызвать ассоциации с железнодорожным тоннелем, но доблестному рыцарю такие ассоциации в голову не пришли. Во-первых, вход был гораздо выше и шире зева любого тоннеля, а во-вторых, не было еще в те времена ни поездов, ни железных дорог.
  Зато были драконы. В этом рыцарь убедился сразу же после того, как крикнул зычным голосом, приготовив к бою тяжелый меч:
  - Эй, дракон, выходи! Я желаю сразиться с тобой!
  Зашуршало, зашумело, заскрежетало в темноте, и из пещеры неторопливо выбрался под клонящееся к горным вершинам майское солнце огромный дракон - хранитель несметных сокровищ. Дракон был великолепен: большие изумрудные глаза, отливающая золотом чешуя, нежно-розовые, похожие на паруса крылья, шипастый хвост, длинные, безупречной формы когти - все было при нем.
  Рыцарь, впрочем, тоже производил весьма приятное для глаз впечатление. Хороши были его доспехи, и сам он был красив и уверенно держался в седле. Возможно, именно его имел в виду автор "Прекрасного Незнакомца" Рено де Божё, вот послушайте: "Щит его был из чистого серебра с алыми розами по зеленому полю. Он ладно сидел на гасконском скакуне, и конь у него был самый лучший. Он был прекрасно вооружен. На верхушке его прекрасного шлема были изображены розы. Его конь был покрыт чепраком из плотного шелка с алыми розами, так что нельзя было смотреть на него без восхищения". И это только прозаический перевод, а оригинал-то в стихах! "Ses escus a argent estoit, / Roses vermelles i avoit..." - неправда ли, впечатляет?
  - Ты уверен, что действительно хочешь сразиться со мной? - лениво осведомился дракон, выпуская из сверкающей белоснежными зубами пасти легкий дымок.
  - А ты можешь подсказать другой способ заполучить сокровища? - вопросом на вопрос ответил рыцарь.
  - А зачем тебе сокровища? - не остался в долгу дракон. - Снаряжение у тебя вполне приличное, да и сам ты отнюдь не похож на голодающего. Алчность - большой грех, с таким грехом, пожалуй, не пустят в Царствие Небесное.
  - Это все не мое, - с некоторым смущением пояснил доблестный рыцарь. - Одолжил под обещание поделиться сокровищами. Отец прекрасной Бланшефлор требует очень много за свою дочь. Очень много...
  - Ситуация знакомая, - задумчиво произнес дракон, вперил свой взор в рыцаря, и глаза его блеснули в солнечном свете. - Надеюсь, тебе известно, что я поражаю противников огнем? У них нет ни малейшего шанса. Я не подпускаю к себе, я просто делаю вот так, - дракон, повернув голову в сторону от рыцаря, выдохнул огненный сгусток, - и они поджариваются в своих доспехах. Если хочешь, можешь взглянуть - я их сгребаю в одно место, вон там, за теми камнями. Там целая груда металлолома.
  - У меня нет выбора, - сказал доблестный рыцарь, поднимая меч. - Я буду биться с тобой, и Господь поможет мне. Мало ли кто там что рассказывает о своей несокрушимой силе! Я тоже могу продекламировать тебе целый роман в прозе или в стихах о моих триумфах - меня считают неплохим писателем. А победителя определит только битва.
  - Битвы не будет, - пообещал дракон. - Ты просто почувствуешь себя в этих сверкающих доспехах как яйцо, сваренное вкрутую. И все, занавес. Иной исход тебе не светит, поверь моему богатому опыту.
  - У меня нет выбора... - побледнев, повторил доблестный рыцарь. - Я не могу жить без моей прекрасной Бланшефлор.
  - Мда, любовь-морковь...-- пробормотал дракон и уселся на задние лапы. Обвил себя хвостом, как кошка, и, казалось, о чем-то задумался.
  - Я намерен сразиться с тобой, - напомнил рыцарь, успокаивая коня, нервно переступавшего с ноги на ногу. - Я должен забрать твои сокровища.
  - Что ж, - промолвил дракон,- если должен - бери. Вези сокровища отцу своей прекрасной Бланшефлор, пусть порадуется будущий тесть. Давайте, женитесь, живите, так сказать, долго и счастливо и умрите в один день. Все как положено.
  - Что?! - От изумления Ивейн опустил меч.- Как это так?
  - А вот так. Заходи и забирай сколько сможешь, только не надорвись. Грыжа - не самое лучшее украшение первой брачной ночи.
  Произнеся эти в высшей степени удивительные для уха рыцаря фразы, дракон медленно направился прочь от пещеры, нещадно пыля хвостом. Рыцарь ошеломленно смотрел ему вслед.
  - Постой! - наконец воскликнул он, вновь обретая дар речи. - Что все это значит? А как же бой?
  Дракон остановился, повернул к рыцарю точеную голову - снова изумрудами блеснули глаза и ослепительно, как в телерекламе, сверкнули зубы. Впрочем, телерекламы тоже не было еще под этими небесами.
  - Наш создатель запрограммировал нас ровно на пятьдесят... м-м... контактов. Вон они, все пятьдесят, - он показал когтистой лапой, - за теми камнями, я уже говорил. Ты пятьдесят первый. Ты можешь забрать сокровища.
  - Создатель? - потрясенно переспросил Ивейн де Труа. - Создатель драконов? Кто же ваш создатель?
  
  Вся книга - на ЛитРесе https://www.litres.ru/aleksey-korepanov/ и в гипермаркете Andronum andronum.com/avtory/korepanov-aleksey-ru-2/
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"