Корепанов Алексей Яковлевич : другие произведения.

Две стороны неба. Фантастический роман. Из архива

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 5.67*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Горстка землян, бежавших от нового мира, скрывается на военной базе, затерянной в глубинах Пояса астероидов. Роберт Гриссом родился и вырос здесь, и его сердце переполнено ненавистью и стремлением отомстить тем, кто хозяйничает теперь на Земле... Автор решил разместить здесь этот написанный в середине семидесятых годов прошлого века роман, чтобы напомнить читателям о таком явлении, как "советская фантастика". Сейчас, через сорок лет, можно дать этому роману такое определение: "будущее, которое так и не пришло". И уже не придет. Откровенно говоря, просто хочется посмотреть, вызовет ли хоть какой-то интерес у читателей произведение вчерашнего студента, на которое было потрачено немало вечеров и ночей... Роман в те годы был направлен автором в московские издательства "Молодая гвардия", "Знание" и киевское издательство "Молодь". Ответом были пространные рецензии и рекомендация переключиться на других героев - созидателей, носителей коммунистических идеалов... Хочу выразить благодарность замечательному советскому писателю-фантасту Дмитрию Биленкину, который не только произвел постраничный разбор романа, но и вселил в автора надежду на лучшие перспективы. Однако роман так и не был издан.

  Алексей Корепанов. Две стороны неба
  
  Часть первая. Кунсткамера. Выход запрещен
  
  Роберт вздохнул, повернулся на спину и, заложив руки за голову, стал разглядывать потолок. Потолок был покрыт до отвращения знакомым блеклым пластиком. В углу, над креслом, по нему расплывался черный ожог. Паркинсон говорил, что давно, лет десять
  назад, здесь набуянил Поль Ришар: заперся в каморке и начал орать что-то о грядущем втором пришествии, а когда выбили дверь - полоснул из плазмомета. (Неужели десять лет назад кого-то еще беспокоили крики из-за двери?) Двоих он прикончил, а третий,
  Паркинсон, успел прыгнуть на Поля, и огненная струя ударила в потолок. Потом Поль перерезал себе вены.
  Довольно обычная история. Банальная, можно сказатъ.
  Роберт перестал изучать потолок и перевел взгляд на голую стену. Вот сегодня ему шестнадцать, а кто знает об этом? Отец? Роберт скривился. Отец вряд ли помнит, как зовут его сына! Мама, наверное, знала бы, но мама умерла, когда ему было семь. Паркинсон до сих пор твердит, что у нее разгерметизировался скафандр, когда она вышла на поверхность, но в такие сказки он в семь лет уже не верил.
  Просто один из способов самоубийства.
  Шестнадцать... По какому же это календарю? По земному, конечно, но ведь они-то не на Земле, а он и вообще никогда там не был. И не будет... Условность. Дань тому, что больше не вернется.
  Вот Гедда могла бы все-таки припомнить, какой у него день... Да что толку! Скотина Жopж наверняка затащил ее к себе. Дабы отойти от недавнего страха. Они ведь чуть не попались на марсианской трассе...
  Роберт сжал кулаки и рывком поднялся.
  "Ты мне ответишь, Скотина Жорж, придет время! За все ответишь!"
  Роберт мерил шагами каморку от кровати до стены и обратно. Каморка была тесной, как и положено каморке: кровать, кресло, откидной стол, стенной шкаф. А за стенами, справа и слева, вверху и внизу тянулись ряды таких же каморок. И все это вместе взятое - каморки, коридоры, лаборатории, энергетические и регенерационные отсеки, шлюзовые камеры, кинозалы, бары, ремонтные мастерские, арсенал, медицинский центр, радиоузел и многое-многое другое, сразу и не перечислить, не вспомнить, называлось Базой и было расположено глубоко под поверхностью очень далекого от Земли астероида. Астероида тысяча девятьсот девяносто три, ю-эй. А наверху находилась обсерватория, замаскированная под угловатую черную скалу, тщательно спрятанные ракетные установки и шахты для запуска космических ботов. На этих ботах Скотина Жорж и другие совершали налеты на автоматические ремонтные станции, крушили там оборудование, а на обратном пути, если удавалось, обстреливали торпедами грузовики и пассажирские лайнеры.
  Рудовоз "Мюнхен"... Это уже на памяти Роберта. Лайнер "Октябрь". Тогда ответный удар энергоизлучателей распылил на атомы Дика Редстоу, Билла Парка и еше пятерых отчаянных ребят. Вместе с ботом. "Подожди, Бобби, вот подрастешь и будешь ходить с нами, - говаривал ему Дик Редстоу и учил обращаться с плазмометом. - Отчаянные парни
  нам очень нужны, сам понимаешь!"
  И вот ему шестнадцать, а то, что было Диком, витает где-то в космосе и до конца света не примет уже человеческого образа. Лиз до сих пор хлещет, не переставая, запершись в своей каморке, а когда у нее кончаются запасы спиртного, ползет на четвереньках к бару и ее черные волосы свисают до самого пола, закрывая лицо...
  Да... Невесело это - торчать в свой день рождения в опостылевшей каморке и знать, что никто не придет и никуда не позовет. Каждый сам по себе. К тому же сегодня хоронят старика Питерса.
  Стоп, сколько же ему было лет - девяносто или сто? Старик Питерс. Один из тех немногих, кто видел Землю и помнил ее, потому что когда-то она была его домом.
  Роберт внезапно остановился и с ненавистью посмотрел на смятую постель.
  "Постель... Гедда и Скотина Жорж. Свинья, провонявшая перегаром! Ладно, может быть, Паркинсон не успел еще добраться до последней стадии..."
  Он пнул ногой дверь и вышел в коридор, как всегда невольно поежившись, потому что коридор был холодным, длинным и темным. Он изгибался змеей, опоясывая этот ярус Базы. Под потолком через равные промежутки тускло светили синие огни. Роберт шел, засунув руки в карманы, мимо бледных овальных дверей подсобных помещений, и его тяжелые ботинки гулко грохотали в мертвенно-синем полумраке.
  Далеко-далеко раздался чей-то пьяный гогот и мгновение спустя - женский визг.
  "Крысы в норах! - Роберт злобно передернул плечами. - А соберутся вместе - того и гляди глотки друг другу перережут. Бесятся, потому что осточертело все до крайности... Так вот все и передохнем!"
  До каморки Паркинсона было еще порядочно, но Роберт уже услышал его хриплый смех. Значит, до последней стадии не дошло - Паркинсон еще в состоянии смеяться! Роберт приободрился и зашагал быстрее.
  Дверь в каморку была приоткрыта. Паркинсон сидел за столом, уронив голову на руки, так что его нечесаные длинные волосы упали в тарелку с закуской. Угловатые плечи Паркинсона тряслись от смеха.
  - Паркинсон, к тебе можно? - спросил Роберт и вошел.
  Каморка Паркинсона была копией его собственной, с той лишь разницей, что в ней валялись пустые бутылки и на стене косо висела большая объемная фотография - усталое женское лицо, еще совсем не старое, но с такой безнадежностью в чуть прищуренных глазах, что оно всегда казалось Роберту лицом дряхлой старухи, которая ждет смерти, как освобождения, ждет не дождется, когда можно будет с облегчением прошептать: "Наконец!" Это была жена Паркинсона, подруга матери Роберта, пережившая ее на два года. На два года и восемь дней, если быть абсолютно точным.
  Бутылки валялись всюду: на столе и под столом, на кровати и под кроватью, в кресле и у стенного шкафа, и из-за их обилия казалось, что Паркинсон здесь лишний, что он только зря занимает место, которое должно принадлежать им.
  Услышав голос Роберта, Паркинсон перестал смеяться и тяжело оторвал голову от рук. Его покрасневшие глаза бессмысленно поблуждали по стенам и, наконец, остановились на Роберте.
  - П-привет... Бобби! - с трудом выговорил Паркинсон и взмахнул рукой.
  От этого жеста его худое тело неожиданно резко отклонилось назад, но Паркинсон успел схватиться за стол и, мобилизовав силы, вернулся в прежнее положение.
  - П-прох-ходи, Бобби! - выдавил он, вслепую нашаривая на столе последнюю почти полную бутылку. - Бери стакан! Там... - он пьяно мотнул головой в сторону кровати.
  Роберт не шевельнулся, только прищурил глаза.
  "Эх, Паркинсон! И тебе нет дела до моих шестнадцати..."
  - Я... как начал вчера... так... и не закончил, - извиняющимся тоном выговорил Паркинсон.
  Он подпер голову рукой и несколько раз качнулся. Его худое лицо с глубоко запавшими глазами неожиданно исказилось от кривой улыбки.
  - Бери стакан, сынок! - сказал он почти внятно. - Тебе ведь сегодня шестнадцать. Я просто... не в состоянии был добраться до тебя... - Паркинсон перевел дух. - Ты уж прости старика.
  Паркинсон не удержал голову, шмякнулся щекой в тарелку и опять хрипло засмеялся, и не понять - смех это или рыдания.
  - Ничего, Паркинсон, ничего, - растроганно забормотал Роберт.
  - Бери стакан, Бобби! - просмеялся-прорыдал Паркинсон.
  - Сейчас, сейчас, Паркинсон!
  Роберт торопливо шагнул к кровати, пошарил, звеня бутылками, под одеялом, под подушкой и, наконец, извлек из-под скомканной простыни белый пластмассовый стакан.
  - Наливай, сынок... А я из горлышка, - прохрипел Паркинсон, развозя руками по столу лужицу спиртного с хлебными крошками.
  Роберт поспешно схватил со стола бутылку, которую никак не мог нашарить этот сутулый худой человек, мигом наполнил стакан и вложил бутылку в слегка трясущиеся пальцы Паркинсона.
  - Будь здоров... Бобби! Желаю тебе... побыстрее выбраться... из этого...
  Паркинсои не договорил и безнадежно махнул рукой. Роберт молча кивнул.
  "Пожелание, конечно, хорошее, только - вот жалость! - несбыточное. У нас же нет выбора. Так и превратимся в гниль".
  Паркинсон задрал голову, поймал ртом горлышко бутылки и его острый кадык судорожно задергался. Роберт шумно выдохнул, как делал это когда-то Дик Редстоу, и начал пить торопливыми глотками.
  Гортань неожиданно обожгло, а из глаз потекли слезы, хотя он давно уже не считал себя новичком в этом деле. Впервые он основательно напился еще полтора года назад вместе с Германом Риком, которому было бы теперь девятнадцать. Они заперлись тогда в каморке Германа и пили прямо из горлышка, рисуясь друг перед другом. Вернее, рисовался-то Роберт - Рику было не впервой. Сначала Роберта тошнило, а потом это прошло, и когда Рик предложил пойти к Софи, Роберт тут же согласился. Они тогда долго плутали по коридорам и горланили веселые песни из боевиков, и Роберту-таки стало плохо. Потом они
  все же разыскали Софи, и Герман полез к ней, а Роберт постыднейшим образом заснул, упав в кресло. И проснулся бог знает когда, и готов был провалиться сквозь пол от насмешек Софи, и чувствовал себя так отвратительно, что дальше некуда. Тех давних насмешек он не мог простить Софи до сих пор.
  - Бобби... Пей еще... Я передохну... - выдавил Паркинсон, пытаясь отыскать невидящими глазами фотографию на стене.
  Роберт присел на корточки и заглянул под стол, потом под кресло. Непочатую бутылку он нашел под кроватью. Оказалось, что это первосортное виски, и он довольно быстро сумел влить в себя еще полстакана.
  Паркинсон уснул, придавив косматой головой худые руки, и теперь его не разбудили бы даже сирены тревоги. Роберт отлично изучил поведение Паркинсона: тот проспит несколько часов, потом проснется почти трезвым, по крайней мере, с виду, и будет искать недопитое, а если не найдет - поплетется в бар. И все начнется сначала.
  Опьянение подкрадывалось незаметно, а потом сразу навалилось и крепко засело в теле. Тугой обруч сдавил голову, в висках застучало. Роберт, оглушенный, сел на край стола, и по спине побежали мурашки, и похолодели пальцы, и дверь подскочила, потому что он сполз со стола и, пошатываясь, бросился в коридор.
  Стены нехотя проползали мимо, иногда угрожающе наклоняясь, синие огни расплывались и дрожали. Роберт внезапно обнаружил, что бормочет какие-то слова вышедшим из повиновения неповоротливым языком и ударил себя по щеке.
  - Пр-рекрати!..
  За изгибом коридора он чуть не налетел на ползущую женщину. Лиз была настолько пьяной, что оставалось только гадать, как она еще умудряется ползти, упираясь в пол ладонями и коленями, а не валяется где-нибудь в холодном полумраке коридоров. Лиз была
  молодой, чуть старше двадцати, но лицо ее сейчас напоминало мокрую грязную тряпку, о которую в дождливую погоду вытирают ноги, прежде чем войти в дом.
  Впрочем, Роберт не знал, что такое войти в дом из-под дождя. Дожди остались на Земле.
  Лиз уставилась на его ботинки, шепнула что-то, понятное ей одной, неуверенно подняла голову. Левый глаз ее почти утонул в черном кровоподтеке и в нем тускло отражались синие коридорные огни. Она долго рассматривала привалившегося к стене Роберта и вдруг вскочила и с криком: "Дик! Дик! " - обхватила его руками.
  Он каждой клеточкой кожи ощущал ее горячее тело, изо всех сил прижавшееся к нему. Лиз целовала его, ерошила и гладила волосы на затылке, прижималась все сильнее и сильнее и повторяла, задыхаясь: "Дик... Дик... Дик..." - словно растерянно и торопливо тикали часы. Он попытался оторвать Лиз от себя, но она буквально вдавила его в стену и больно кусала в шею резкими нетерпеливыми поцелуями. Наконец ему удалось освободиться, и он с силой оттолкнул Лиз. Она,взмахнув черными волосами, отлетела к противоположной стене, стукнулась затылком и сползла на пол.
  - Ты что?! - заорал Роберт и пнул ее по голой ноге тяжелым ботинком. - Какой я тебе к черту Дик?
  Лиз молча плакала, закрыв глаза и всем телом раскачиваясь из стороны в сторону.
  - Не лезь ко мне, понятно? Я тебе не Дик!
  Лиз затряслась, закрыла лицо руками и тихо застонала:
  - Дик... Дик!..
  - А ну тебя! - Роберт махнул рукой, остывая, и присел рядом. - Кто тебя так? Или сама где звезданулась?
  Лиз по-прежнему раскачивалась с монотонностью маятника и бормотала:
  - Дик... Дик...
  - Загнулся твой Дик! - крикнул Роберт в ее мокрое опухшее лицо. - Загнулся, понимаешь? И все мы загнемся!
  Он с трудом поднялся и быстро пошел прочь, и вдогонку ему понесся тоскливый вопль:
  - Дик! Дик! Не уходи-и-и!..
  Алкоголь горячими злыми ударами бил в голову, но сознание почти прояснилось. Роберт ввалился в свою каморку, разворошил стенной шкаф и в дальнем углу, за горой микрофильмов, за разноцветными пакетиками жевательной резинки "Микки Маус", за ученическими тетрадями и яркими журналами нашел белую коробку из-под проектора,
  в которой хранилось его оружие.
  Он повертел пистолет в руках, проверил, заряжен ли он, хотя это было проверено сотни раз, и сунул в карман. Пистолет он стащил у Луиджи Альвезе перед очередным налетом и поэтому Луиджи до сих пор считал, что потерял его где-то внутри космобота.
  Вот оно с ним - орудие мести! Сначала несколько пуль в испуганную жирную рожу, а потом в нее, бесстыжую тварь! Он ворвется со своим пистолетом, как ковбой на экранах кинозалов! "Бах-бах!" - пролает кольт, обрывая крики ужаса, и горькие складки навсегда лягут в уголках губ ковбоя...
  Он с трудом спустился по винтовой лестнице - от кругообразного спуска в голове еще быстрее завертелась туманная карусель - и вышел на ярус, где находилась каморка Жоржа. Дверь не поддалась, и он замолотил в нее сначала кулаками, потом ботинками и, наконец,
  рассвирепев, рукоятью пистолета. За дверью было тихо.
  - А-а, гады! - закричал он, отступая и взводя курок. - Все равно не спрячетесь!
  Грохот выстрела покатился по коридору, но за дверью по-прежнему не раздавалось ни звука. Зато где-то за поворотами послышался топот.
  Значит, они у нее! Ну, держитесь!
  Роберт отпрыгнул от двери и побежал по змеиному кольцу коридора прочь от приближающихся шагов.
  Дверь каморки Гедды оказалась незапертой, и он вылетел прямо к столу, задыхаясь и наводя дуло пистолета на кровать. Кровать расплывалась перед глазами.
  Получайте то, что вам причитается!
  Выстрелить он не успел.
  - Роберт!
  Он резко обернулся, чуть не потеряв равновесие, - и пистолет со стуком упал на пол. Гедда стояла у стены, бледная и неподвижная, и пальцы ее теребили страницы книги.
  - Ага. Он уже смылся... - горько и зло сказал Роберт.
  Гедда, казалось, не слышала его. Она стояла перед ним, невысокая девчонка с белым застывшим лицом в обрамлении каштановых волос, смотрела на него и молчала.
  Молчание затягивалось, давило на плечи, сжимало горло. Роберту вдруг стало очень плохо. Что-то заныло внутри, там, где раньше располагали душу, хотя потом оказалось, что нет у людей никакой души. Ему стало так плохо, что он почти протрезвел.
  - Если бы я сейчас спала, -в зеленых глазах Гедды что-то дрогнуло. - Ты мог убить меня.
  - Послушай!..
  - Ты мог убить меня, - тем же бесцветным голосом повторила Гедда. - Хотя я ни в чем не виновата. И не тебе судить...
  Роберт, зажмурившись, шагнул к ней, и в голове зазвенело от хлесткой пощечины.
  - Убирайся! - спокойно сказала Гедда.
  Он пошатнулся и молча пошел к двери.
  - О, да ты пьян! - голос Гедды слегка оттаял и зазвучал насмешливо. - Поздравляю с совершеннолетием! Ты на верном пути. И забери оружие, Отелло!
  Она ногой подтолкнула пистолет к двери, но Роберт вышел, не обернувшись.
  Он не соображал, куда и зачем идет, да и все равно ему было, куда идти. Главное - подальше от Гедды. Навсегда подальше от Гедды. В ушах стоял ровный негромкий гул, а пол ускользал из-под ног, словно он пробирался по льдинам в половодье.
  Впрочем, льдины в половодье - это только в кино.
  ...Он ходил по коридорам бесконечно долго, не думая ни о чем. Когда он услышал за спиной звук шагов, ему было на все наплевать. Его схватили за рукав, и откуда-то снизу раздался дребезжащий голос Ричарда Леннокса:
  - Постой, Роберт!
  - Отстань! - вяло отмахнулся Роберт, но Леннокс продолжал держать его за рукав и Роберт остановился.
  - Послушай меня... Я же к тебе хорошо... Так ведь? - как обычно ронял Леннокс обрывки фраз.
  Это было правдой, и Роберт неохотно кивнул.
  Маленький, весь какой-то сморщенный наркоман Леннокс иногда заходил в его каморку, когда ненадолго возвращался к реальности из мира своих наркотических грез. Они болтали о разных пустяках, но чаще всего Леннокс рассказывал ему о Земле, о своем родном городе где-то в Иллинойсе, городе, который он видел в последний раз семилетним
  мальчишкой.
  Заурядная была история. Мать Ричарда отравилась, когда поняла, что мужу не бывать уже одним из владельцев "Стил корпорэйшен", а отец еще несколько месяцев участвовал в организации мятежей против нового режима и наконец, после неудавшейся попытки государственного переворота, бежал сюда, в Пояс астероидов, захватив с собой Ричарда. Все, как у других. С той, может быть, разницей, что отец Леннокса дольше других не хотел верить, что все потеряно и неустанно строил планы интервенции. Он так и умер с надеждой, что вернутся когда-нибудь старые времена.
  - Остерегайся Жоржа! - продребезжал Ричард Леннокс, отводя глаза в сторону. - Он уверен, что это ты пальнул по его двери... Грозится свернуть шею. Тедди Хэмер слышал, как ты кричал. Пришел в бар, сказал Жоржу... Учти, - Леннокс слабо сдавил его руку, - Жорж пьян... Пошел тебя разыскивать...
  Роберт хлопнул себя по карману и вспомнил, что пистолет остался у Гедды.
  - Передай Скотине, - храбро выпятив грудь, сказал он, - что если сунется ко мне - получит сполна! И вообще... Спасибо за совет и оставь меня в покое!
  Роберт высвободил руку и, не оборачиваясь, пошел по коридору. Леннокс печально посмотрел вслед, и его маленькое личико сморщилось еще больше. Он хрустнул длинными пальцами и пробормотал:
  - В конце концов... Мне-то не все ли равно?
  "Да, день рождения начался очень даже весело, - размышлял Роберт, шагая неизвестно куда. - Скучать почти не приходится.
  Врешь, Скотина, убивать ты меня не собираешься! - Роберт с ненавистью стиснул зубы и свернул в узкий боковой проход. - Это тебе не выгодно. "Отчаянные парни нам очень нужны", - не так ли? А их все меньше и меньше. Избить, запугать, подчинить - вот твоя
  цель!
  Что ж, попробуй, да смотри не поломай зубы. Даже если с Геддой у тебя ничего не было, а я уверен, что не было - и тут я сам оказался скотиной, - если даже ты не дотрагивался до нее своими грязными пальцами и все твои рассказы просто вранье - все равно я тебя ненавижу, потому что ты падаль, был падалью, падалью и помрешь. Потому что ты не человек, а именно скотина... А теперь все к черту - и спать! Забиться в тайный закуток - и отдышаться..."
  Он свернул в еще один, совсем узенький коридор, протиснулся между обжигающе ледяными колоннами энергоприемников, подошел к едва заметной в темноте куче разного мягкого хлама, который он натаскал отовсюду в это укромное местечко, рухнул лицом вниз и закрыл глаза.
  И тут же перед ним возникло лицо Гедды, бледное лицо, не испуганное, а чуть удивленное, застывшая маска с изумрудами на месте глаз. И в ушах вновь зазвучал ее голос: "Убирайся!.." Он вдруг почти отчетливо осознал, что Гедда совсем не испугалась, словно ей было все равно.
  - Прости меня, Гедда! - сказал Роберт непослушными губами.
  И сдался, не в силах справиться с туманной каруселью, которую кто-то когда-то с бешеной скоростью закрутил в голове.
  
  * * *
   "...Повторяю: панихида начнется через пятнадцать минут в Круглом зале".
  - Мне-то что! - пробормотал Роберт и окончательно проснулся.
  "О-о, боже мой! - мысленно простонал он, осторожно покачав головой. - Боже мой!.."
  Во рту было сухо и противно, голова еще не прояснилась, к горлу подкатывала тошнота. Он не сразу понял, где находится, и лежал, прислушиваясь к легкому гулу энергоприемников. Ужасно хотелось пить, и он пожалел, что голос вытащил его из прекрасного сна, где можно было взахлеб глотать холодную вкусную воду, фонтаном бьющую прямо посреди коридора.
  Он вспомнил о Гедде, и ему стало еще хуже. Он тряхнул головой, поморщится от боли и приказал себе не думать о Гедде.
  Что там бормотало радио? А, через четверть часа все желающие смогут проводить в последний скорбный путь старика Питерса. Конечно же, не обойдется без надгробных воплей женщин, скупых слез мужчин, и у гроба усопшего будет стоять траурный караул. Наконец-то этот старец отходился по коридорам и обрел желанный покой. А приглашал,
  естественно, Джордж О"Рэйли, такая же старая развалина, все еще не переставший играть в организацию, а может быть, и на самом деле убежденный, что мы едины и способны дать бой землянам.
  Земляне... А мы кто? Горстка изгнанников, бросивших вызов всему ненавистному миру, способных слабо кусаться - и только. Ничего, у нас еще подрастут зубы, и мы когда-нибудь с оружием в руках завоюем планету, так жестоко поступившую с нами. Настанет час! Только не сойти с ума, не спиться, не покончить с собой. Слишком много условий...
  Роберт сел, сжал голову руками и закачался, совсем как Лиз.
  Питерс... Да, он замучил нас своими разговорами о важности сплочения, он убеждал нас в необходимости учиться, дабы не переводились специалисты, способные устранить любую техническую неполадку в нашем "общем доме", как любит выражаться Джордж
  О"Рэйли, он буквально из кожи лез, стараясь прекратить непрерывную грызню...
  И что же? Роберт был готов поспорить с кем угодно, что в Круглый зал придет не больше полутора десятка человек. Впрочем, кто знает, может быть, довольно редкое зрелище - других-то без всяких панихид просто запускали в стальных ящиках подальше от Базы, - довольно редкое зрелище привлечет и побольше любопытствующих. Он-то, конечно, пойдет - куда-то же нужно себя деть! Хотя... Скотина Жорж наверняка тоже придет туда, он падок до любых развлечений. И черт с ним, с Жоржем!
  Роберт рывком поднялся и похлопал себя по груди. Кастет был на месте, в закрытом на "молнию" кармане. Роберт ощутил его угловатую твердость и уверенно засмеялся. За себя он сумеет постоять! Главное, что он опять довольно прочно держится на ногах, а голова
  скоро будет как новенькая. Ну что ж, надо пойти отдать последний долг усопшему, упокой, господи, душу его!
  Он выбрался из своего убежища, вышел в безлюдный и тихий, как всегда, центральный коридор и долго с наслаждением пил воду в ближайшей умывальной кабинке. Потом сунул под кран голову и почувствовал себя почти совсем хорошо.
  Он неторопливо шел, глядя под ноги, и размышлял, куда же угодила душа Питерса - в ад или в рай - и выходило, что кроме рая ей некуда было деться, потому что, насколько Роберт знал, Питерс не баловался наркотиками, не развратничал и даже не пил, а все больше ходил по каморкам со своими призывами, да еще писал историю Базы, или, как он однажды цветисто выразился, "повествование о робинзонах, выброшенных коммунистической бурей с родины отцов, а также об их славных потомках".
  Вообще Питерс питал пристрастие к красивым фразам, видно, оттого, что на Земле он был вроде проповедником или там попом, черт его знает! Из тех, что под сутаной прячут кольт и способны пустить его в ход, если потребуется. Во время той заварухи в Штатах, в которой участвовал и предок наркомана Леннокса, кольт Питерса без работы не оставался. Как рассказывал всезнайка Паркинсон, старикашка Питерс ухлопал тогда чуть ли не больше народу, чем фашисты во время Второй мировой, затем долго скрывался под чужим именем где-то в Латинской Америке, подбирал головорезов. Потом, когда след его все же нащупали, он со своими бесстрашными ребятами совершил налет на международный космопорт где-то на экваторе - название его Роберт забыл, а может, Паркинсон и не говорил, да и не в этом дело. Главное, им удалось, забросав охрану гранатами, угнать патрульный корабль и благополучно добраться до Пояса. Сначала Питерс расположился на базе-восемь, но через несколько лет ее обнаружили, запеленговав радиостанцию. Питерсу опять повезло: он удрал
  буквально из-под носа землян и долго мотал их по Поясу, стараясь сбросить с хвоста. Это ему в конце концов удалось и он стал одним из первых поселенцев Базы. Пионером, одним словом. Знал, видно, на Земле кое-кто об этих военных базах, потому что потянулись туда
  изгнанники из разных стран свободного мира. Да, были где-то в Поясе и другие базы, и там тоже жили люди, но о них почти никогда не вспоминали. Своих забот хватало.
  Питерс как-то начал приставать и к нему, Роберту, со своей нуднотиной насчет единства и прочего, но Роберт сразу ответил, что не вчера родился и не надо учить его уму-разуму.
  Действительно, то, что их просто выперли с Земли, лишив законных прав, ясно и малому ребенку. Что коммунисты установили свою тиранию и топят в крови любые оппозиционные выступления - тоже истина, не требующая специального растолкования. Что миллионы людей лишились нажитых честным трудом капиталов и собственности и превратились в угнетенных животных, обязанных работать день и ночь только для того, чтобы не умереть от голода - тоже понятно. И не надо красивых речей, не надо доказывать необходимость давным-давно доказанного: их священный долг, если тоже говорить красиво, их цель - неустанная борьба против коммунизма, захлестнувшего всю планету, борьба
  тяжелая, но отнюдь не безнадежная, потому что мировой коммунизм еще слаб. Не так-то просто поставить на колени весь мир, не так-то просто покорить свободолюбивую Америку! Ты же сам говорил, Питерс, о мощных восстаниях в Западной Европе и Северной Америке. Ты получал от единомышленников с Земли шифрованные радиограммы и твердил, что главное - подождать еще немного.
  Что же касается единства, Питерс, то дайте время - мы подрастем и вступим в борьбу. Мы не можем надеяться на вас, отцов и дедов, потому что вы слишком многое пережили и слишком многие из вас стараются утопить свое прошлое в наркотиках и алкоголе. Мы будем
  сильнее. Правда, нас мало, но мы сильны своей молодостью и ненавистью, а ненависть совсем неплохое оружие. И мы продолжим борьбу!
  "Недурная бы вышла надгробная речь", - подумал Роберт, ногой распахивая дверь Круглого зала.
  Дверь грохнула о стену и, под этот аккомпанемент Роберт вошел в зал.
  Круглый зал на самом деле был овальным. Его пол и стены покрывал одинаковый нежно-голубой пластик, а высокий куполообразный потолок был разрисован косматыми звездами и ракетами. Метрах в двадцати от Роберта, у противоположной стены, на одной линии с дверью, возвышалась массивная кафедра, отделанная под красное дерево. По обеим сторонам у стен широким полукругом расположились низкие голубые кресла. Раньше они стояли в несколько рядов и к их спинкам были приделаны откидные полочки для записей - ведь по проекту этот зал предназначался для совещаний высшего командного состава Базы.
  Но позднее большую часть кресел растащили по барам, потому что на Базе, за исключением полковника Стейна, не было никакого высшего командного состава, и все ее обитатели, считая и детей, могли разместиться в единственном оставшемся ряду.
  Возле кафедры, на низком темно-коричневом столе, лежал Питерс со сложенными на груди руками - высохшая длинная кукла с острым носом и впалыми желтыми щеками. Кукла была выряжена в просторный черный костюм и черные ботинки. Голова куклы покоилась на маленькой грязноватой подушке. В стороне от стола, закрыв глаза, сидел Джордж О"Рэйли, который отличался по виду от покойника разве что обычным серым комбинезоном. Он вздрогнул от стука двери и открыл слезящиеся глаза. Роберт двинулся через зал.
  - А, Роберт! - произнесла копия покойного Питерса звучным голосом, разительно контрастирующим с тщедушной внешностью О"Рэйли. - Проходи, ты первый.
  - Первым был покойник, - усмехнулся Роберт и плюхнулся в кресло рядом с О"Рэйли. - Доболтался!
  О"Рэйли осуждающе покачал седой головой и открыл сухогубый рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент дверь еще раз грохнула, и в зал ввалился рыжий великан. Это был Малютка Юджин. Рыжие лохматые волосы до плеч, мясистый нос, грозно насупленные брови, внушающие уважение габариты делали его фигурой весьма заметной в глазах
  Роберта.
  Малютка Юджин взмахнул бутылкой, утонувшей в корявом волосатом кулаке и сипло проревел:
  - Здорово, сволочи!
  - Привет, Малютка! - возбужденно привстал в кресле Роберт.
  О"Рэйли промолчал. Малютка Юджин грузной рысью пронесся через зал и склонился над столом, едва не касаясь лицом острого желтого носа Питерса.
  - Добегался, сволочь? - шумно полюбопытствовал он и подмигнул Роберту. - На, выпей малость, авось сразу вскочишь!
  Малютка Юджин навалился на стол и потряс бутылкой.
  - Перестань! - с невольным отвращением сказал Роберт.
  - Что, брезгуешь? - продолжал кривляться Малютка. - Ах, да, я и забыл совсем, что ты непьющий! - Малютка с сожалением развел руками. - Ну и лежи, а мы выпьем!
  Он отхлебнул из бутылки, отошел от стола и повалился в кресло рядом с Робертом.
  - А ты мне не указывай, сволочь! - почти нежно сказал он Роберту и принялся спокойно грызть ногти, зажав бутылку между коленей.
  Роберт искоса взглянул на О"Рэйли. Тот сидел с закрытыми глазами и лицо его ничего не выражало.
  "Вот бы стать другом Малютки. Подумаешь, разница в десять лет! Главное - хорошо показать себя при налетах, и тогда, может быть, Малютка Юджин похлопает по плечу и одобрительно скажет: "Молодец, сволочь!" Да, Малютка прямо вылитый герой боевика, с таким куда хочешь - не продаст!"
  Роберт незаметно разглядывал Юджина и представлял захватывающие картины будущих совместных подвигов. Теперь ведь он имеет полное право участвовать в налетах - как-никак шестнадцать лет! Вот только вернется группа, с которой ушел его отец три месяца назад. Скоро они, наверное, будут здесь. В таких случаях ничего нельзя знать точно, потому что пользоваться радиосвязью - все равно что воткнуть самому себе нож в горло: а вдруг запеленгуют!
  В темном проеме бесшумно возникло еще более темное пятно.
  "А это что за чудо ковыляет? - Роберт заинтересованно подался вперед. - О, мадемуазель Эмма изволила покинуть свой будуар ради того, чтобы уронить прощальную слезу".
  Мадемуазель Эмма, высокая тощая женщина в длинном черном платье, с черным шарфом на плечах, устремилась прямо к столу, не обращая никакого внимания на Роберта, О"Рэйли и Малютку Юджина. Она бесшумно скользила по нежно-голубому полу, подол ее черного платья трепетал, концы развевающегося шарфа походили на вялые черные крылья. Подлетев к столу, мадемуазель Эмма остановилась, полуобернувшись к сидящим, и медленно перекрестилась. Потом сложила ладони у впалой груди и быстро зашептала что-то, низко опустив голову. На Питерса она даже не взглянула.
  Роберт бесстрастно рассматривал узкую спину мадемуазель Эммы, гладко причесанные темные волосы, собранные в пучок на затылке.
  Мадемуазель Эмма. Откуда она здесь и зачем она здесь - непонятно. Живет себе потихоньку, никого не пускает, да вроде бы и свихнулась слегка. Впрочем, все здесь давно свихнулись, кто больше, кто меньше...
  - Гляди-ка, даже не здоровается, сволочь! - хмуро сказал Малютка.
  Роберт безразлично пожал плечами.
  - Эй ты, мадемуазель! - неожиданно грубо заорал Малютка Юджин. - Чего нос воротишь?
  Мадемуазель Эмма испуганно подняла острые черные плечи и зашептала еще быстрее. Ее некрасивое бледное лицо исказилось, словно от боли. Малютка Юджин схватил бутылку, громко забулькал. Роберт опять покосился на О"Рэйли: тот по-прежнему сидел неподвижно и прямо, и глаза его были закрыты.
  В коридоре послышались тихие голоса и в зал осторожно вошли Софи Варетти и Вирджиния Грэхем. Вслед за ними проскользнул маленький Ричард Леннокс, быстро притаившийся в кресле у самой двери. Софи и Вирджиния оглядели присутствующих, и Вирджиния помахала Малютке Юджину:
  - Привет, Малютка!
  - Привет, Джин! - кивнул рыжий великан и звучно хлопнул себя по коленям. - Забирайся!
  Вирджиния хихикнула, чуть вперевалку пошла к Малютке Юджину, бесшумно, как кошка, вскочила к нему на колени и обхватила рукой за шею.
  - Здравствуй, Роберт! Ты знаешь, что у тебя здорово помятая физиономия?
  Она подмигнула Роберту, и от улыбки ее юная мордочка еще больше похорошела. Роберт что-то пробормотал и покраснел. Выходки этой семнадцатилетней особы постоянно заставляли его смущаться, хотя он не мог пожаловаться на чрезмерную застенчивость. От ее
  весьма откровенных туалетов кружилась голова, а уж если встретишься ей где-нибудь в коридоре - обязательно прижмется, словно они в невообразимой теснотище, как в нью-йоркской подземке, что показывали в старинной кинохронике. Прижмется - и убежит со смехом.
  Вирджиния была в полупрозрачной кофточке - не требовалось особой зоркости, чтобы разглядеть под ней голое тело - и короткой ярко-красной юбке, довольно условно прикрывавшей бедра. Ноги у Вирджинии были, как у кинозвезд - длинные, стройные, и все дело портил только огромный синяк на левом бедре.
  Вирджиния появилась на Базе неизвестно откуда, ее никто не видел до двенадцатилетнего возраста. По крайней мере, так утверждал Паркинсон. В один прекрасный день белокурая хорошенькая девчушка появилась в ресторане (в те годы иногда еще собирались, чтобы поужинать вместе) и, всхлипывая, заявила, что ее зовут Вирджиния, и что ее мама никак не хочет просыпаться. И стало понятно, почему никто не знал о существовании Вирджинии: они с матерью жили на самом нижнем ярусе, а кому же взбредет в голову туда тащиться ради сомнительных прелестей страшненькой и кособокой Элизабет Грэхем!
  Впрочем, Паркинсон сказал как-то, прикончив очередную бутылку, что отец Вирджинии - наркоман Ричард Леннокс. А вот почему мать Вирджинии покинула Землю, не знал даже он.
  - Софи, что ты там стоишь? - окликнула подругу Вирджиния. - Иди к мальчику. Ты ведь не против, Роберт?
  Она хихикнула и положила свободную руку Роберту на плечо.
  - Ее дело! - вызывающе ответил Роберт.
  - Давай, вали сюда! - добродушно сказал Малютка Юджин.
  Софи, поколебавшись немного, подошла к Роберту. Роберт подчеркнуто безразлично осмотрел ее сверху донизу - от облегающего белого свитера до белых брюк и белых туфель - и отвернулся. Софи возмущенно фыркнула и села рядом с Малюткой - чертовски красивая -
  черноволосая, черноглазая, с темными бровями на узком смуглом лице. Лишь очень внимательно всмотревшись, можно было заметить легкую сеть морщинок, разбегающихся от накрашенных ресниц, и маленькие складки в уголках рта.
  Софи было почти тридцать. Отец ее раньше занимал какой-то высокий военный пост и таскал мундир до самой смерти. На Базе он тосковал, пил и задирался со всеми, а потом его пристрелили в баре во время пьяной драки, когда Роберта еще не было на свете.
  "Кажется, идет!" - Роберт невольно вздрогнул и уставился на дверь, за которой раздались громкие голоса.
  Он незаметно потрогал кастет, но тут же расслабился, потому что это вошли братья Луис и Витторио Мариньо, немного пьяные и веселые, как обычно, а следом за ними, к
  удивлению Роберта, хмурый и трезвый на вид Паркинсон. Братья оттеснили от стола бормочущую мадемуазель, а Паркинсон сел и, казалось, о чем-то глубоко задумался.
  Тут же в зал под руку чинно вступили супруги Макдивитты, одинаково маленькие и толстые, в одинаково черной одежде. Джеймс Макдивитт даже нацепил на рукав пиджака невесть где раздобытую шелковую траурную повязку, будто хоронили его родственника, а Анджела Макдивитт картинно комкала в ладони черный платочек. Супруги вежливым поклоном поприветствовали собравшихся, прошествовали к столу и остановились за спинами братьев Мариньо.
  Маленький скрюченный Уолтер Гендерсон, он же Мистер Выпей-Со-Мной, мелкими шажками пробежал через зал и с любопытством сунул остренький носик между расступившимися братьями.
  "Вот!" - Роберт побледнел.
  В дверях, покачиваясь, стоял Скотина Жорж, угрожающе пыхтел, глядя на него, вытирал рукавом толстые губы, а из-за его плеча выглядывал, кривясь в ухмылке, Одноухий
  Майкл и тупо взирал на окружающее смертельно пьяный Казимир Каталинский.
  Скотина Жорж вразвалку направился к креслам напротив Роберта. Майкл, поддерживая Каталинского, двинулся за ним.
  - Здравствуй, Жоржик! - благожелательно сказал Малютка Юджин, а Вирджиния демонстративно отвернулась.
  Скотина Жорж буркнул что-то нечленораздельное, грузно сел и злобно уставился на Роберта. Так, наверное, в былые времена смотрели на своих обидчиков тупые динозавры, если у них, конечно, были обидчики. Одноухий Майкл остался стоять, угрюмо осматривая
  собравшихся и размышляя, вероятно, о том, кому бы исподтишка врезать в ухо в темном коридоре, а Каталинский повалился в кресло и заснул.
  - Ну что ж, - неожиданно заторопился О"Рэйли. - Начнем, пожалуй!
  - Валяй, папаша, - разрешил Малютка Юджин.
  О"Рэйли проковылял к кафедре и поднял глаза к потолку, собираясь с мыслями. Братья Мариньо, супруги Макдивитты и Мистер Выпей-Со-Мной отошли от стола и сели. Только мадемуазель Эмма продолжала что-то шептать, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, да Одноухий Майкл стоял возле Жоржа и садиться, видимо, не собирался.
  О"Рэйли отдышался и начал звучным голосом:
  - Братья!..
  - А как же сестры? - хихикнула Вирджиния с коленей Малютки.
  - Ну, не мешай, сволочь! - одернул ее Малютка.
  - Братья! - скорбно повторил О"Рэйли. - Сегодня мы собрались здесь, в этом зале, чтобы проводить в последний путь всеми уважаемого мистера Джона Байрона Питерса, нашего друга, наставника, замечательного человека, столь рано покинувшего нас, чтобы вознестись
  к богу.
  "Ничего себе рано! - подумал Роберт. - Он же не библейский старец!"
  Анджела Макдивитт звучно высморкалась в траурный платок. Скотина Жорж столь же звучно рыгнул.
  - Вот он лежит перед нами, навеки упокоившийся, - длинный сухой палец О"Рэйли указал на стол, - и мы скорбим. К сожалению, не все смогли прийти сюда в этот печальный час: многие братья сейчас далеко от нас, в черных глубинах космоса. Они бесстрашно ведут
  бой с жестоким миром, безжалостно отринувшим нас от своей груди и бросившим на произвол судьбы...
  - А другие валяются вдребезги пьяные! - насмешливо вставила Вирджиния.
  О"Рэйли запнулся и прикрыл глаза, превратившись в египетскую мумию. Малютка Юджин закатил Вирджинии увесистую оплеуху, от которой, как показалось Роберту, покойник вздрогнул. Вирджиния надулась и перебралась в кресло рядом с Софи, сидящей со скучающим видом.
  "Боже, какие словеса! - подумал Роберт. - Может, О"Рэйли тоже грешил в юности проповедничеством?"
  - Нет, наверное, смысла пересказывать здесь биографию мистера Джона Байрона Питерса, - после некоторого молчания продолжил О"Рэйли. - Все мы люди без прошлого. Его отняли у нас и втоптали в грязь те, что только с виду похожи на людей, но таковыми не являются, потому что у них нет сердца. Где же на деле их хваленый лозунг: "Человек человеку - друг"? - О"Рэйли повысил голос и даже Каталинский перестал храпеть и разлепил бессмысленные глаза. - Возлюби ближнего своего... Как бы не так! Они отвергли учение великого страдальца за грехи человеческие, распятого над прахом Адама, и подменили его
  своей бездушной схемой, где не нашлось места человеколюбию. Да, они ловко воспользовались доверчивостью народа, они примазались к словам, сказанным Павлом фессалоникийцам: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь", - и одурачили многих и многих. И там, где была вера, осталась пустота, а на смену христианской любви пришло бездушие, которое вытеснило все человеческие чувства. Не трудились ли мы в поте лица?
  О"Рэйли сделал паузу, потом заговорил тише:
  - И человек, лежащий здесь, еще среди нас, но уже не с нами, отдал все силы борьбе за торжество справедливости. Трудно переоценить его вклад в наше общее дело. Повторяю, что не буду пересказывать биографию мистера Джона Байрона Питерса, напомню только, что и ему мы обязаны своим спасением, тем, что мы еще живем и боремся. Ведь покойный был одним из тех, кто в свое время вложил немалые суммы в возведение нашего дома, одним из тех, кто финансировал строительство оборонительных сооружений в Поясе астероидов...
  О"Рэйли неожиданно закашлялся, согнувшись над кафедрой. Роберт невольно кивнул, соглашаясь с его словами. Да, после заключения конвенции, провозгласившей все пространство Системы вплоть до орбиты Марса зоной мирного космоса, базы для обороны от коммунистической агрессии пришлось передвинуть сюда, в Пояс астероидов.
  Он заметил, что Ричард Леннокс тихо встал и скрылся за дверью.
  "Не вытерпел, наркоманчик, побежал..."
  - Пошел тридцать первый год нашего изгнания, - продолжал О"Рэйли. - За столь большой срок произошло множество событий, важных и малозначительных, трагических и смешных. И кто, как не мистер Джон Байрон Питерс взвалил на свои плечи тяжелое, но почетное бремя нашего летописца, нашего Иосифа Флавия, чтобы сохранить для потомков память о славных деяниях их отцов и дедов. Потомки наши - все мы верим в это - завоюют когда-нибудь мир, столь жестоко поступивший с нами и, благодаря покойному, будут всегда помнить наши имена. И господь бог, который послал нам это испытание, господь бог, проверяющий сейчас нашу стойкость и решимость в борьбе, принял бессмертную душу мистера Джона Байрона Питерса и, без сомнения, уготовил ей достойное место возле ног своих...
  - Поближе к заду! - загоготал Скотина Жорж, расталкивая Каталинского. - Пойдем, братья, подальше от этого... как его... непотребного сборища, - обратился он к Каталинскому и Одноухому Майклу. - А не то господь бог наш пошлет нам... это... как его... наказание, и у нас навеки слипнутся глотки!
  - Эт-то бу-будет ужас-сно! - пролепетал Каталинский, одурело мотая головой, и рухнул на Жоржа.
  Одноухий Майкл молча подхватил его, поволок к двери и они скрылись в коридоре. Скотина Жорж ткнул толстым пальцем в сторону Роберта, замершего в кресле, и с издевкой спросил:
  - Ты, парень, не желаешь составить нам компанию?
  "Так... - У Роберта мгновенно вспотели ладони. - Значит, сейчас. Что ж, рано или поздно Скотина Жорж все равно припрет меня к стенке. Каталинский не в счет. Зато Майкл почти трезв".
  Роберт еще раз пожалел, что оставил пистолет у Гедды. Ладно, пусть его изувечат, но первый удар он успеет сделать. Прямо в жирную рожу!
  Роберт встал и поймал взгляд Софи. Взгляд был сожалеющим. Он направился к двери, увидел удивленное и обеспокоенное лицо Паркинсона и вышел в коридор. До него донесся изумленный голос Малютки Юджина, не знавшего о выстреле в дверь:
  - Эй, сволочь, с каких это пор ты стал пить?
  И смешок Скотины Жоржа:
  - А он теперь это... пьет, ты что, не знал, Малютка?
  Одноухий Майкл старался удержать Каталинского в вертикальном положении, он был всецело поглощен этой возней и не заметил, как Роберт вытащил из кармана кастет и зажал в кулаке. Скотина Жорж возник в дверном проеме, нетвердой походкой подошел к Роберту и оживленно крикнул, чтобы слышали в зале:
  - Пойдем, врежем по стаканчику!
  "Сейчас я тебе врежу! - подумал Роберт, свирепея. - Я тебе врежу, жирная свинья!"
  Они пошли вглубь коридора, Роберт впереди, Жорж следом, обдавая его перегаром. У Роберта заныл затылок, но он собрал всю волю и не оборачивался. Он свернул за угол, и тяжелая нетвердая поступь за спиной оборвалась.
  - Притопали, щенок! - тихо сказал Скотина Жорж.
  Роберт резко повернулся. Скотина Жорж сопел, но пока не шевелился. Майкл бесшумно появился из-за угла, бросив Каталинского, который с шумом и руганью упал на пол где-то неподалеку.
  - Я тебе не щенок! - с вызовом сказал Роберт.
  - Знаю, знаю, что не щенок, - вкрадчиво заговорил Скотина Жорж. - Какой же ты щенок, если это... так ловко палишь по дверям ни в чем не повинных людей? Разве это справедливо, Одноухий? - воззвал он к Майклу, который потихоньку продвигался за спину Роберта. - Из-за какой-то суки убивать это... как его... чело...
  Он не успел договорить, потому что Роберт резко взмахнул кастетом. Он бил наверняка, прямо в слюнявые губы. Но в это время получил удар по затылку.
  
  * * *
  Потолок опрокинулся над ним светло-зеленым куполом, незаметно переходящим в более темную зелень стен.
  "Правильно было бы сделать здесь все фиолетовым", - вяло подумал Роберт.
  Помнится, когда-то давным-давно символику цвета разъяснял ему обучающий автомат. "В витражах древних соборов, - говорил он вкрадчивым голосом, - синий - цвет девы Марии, богородицы, зеленый - цвет сатаны, падшего ангела", - и показывал соответствующие картины.
  Ну а фиолетовый... Фиолетовый - цвет мучеников, а кто Из попавших в медцентр не был мучеником? Правда, ему пока повезло: он не допился до белой горячки, не свихнулся, не превратился в отпетого наркомана. Пока... Он получил всего лишь заурядный удар по голове, последствия которого киберы ликвидируют в два счета. Сегодня же, в крайнем случае, завтра, он встанет на ноги и освободит эту палату для другого. Для той же Лиз, например. Или для Ричарда Леннокса. Будем надеяться, - Роберт мстительно усмехнулся, - что Скотине Жоржу вскоре не поможет даже реанимационный комплекс. Хотя бил Майкл, ответить придется Скотине. Что такое Майкл? Просто орудие - и на него у Роберта зла не было. Глупо ведь обижаться на палку или нож!
  Он попытался повернуть голову, охнул от боли и тут же металлический голос из выпуклого блестящего глаза в центре купола предостерегающе прогремел:
  "Не двигаться! Лежать спокойно!"
  "Что за чудо-автоматы! - восхитился Роберт, замерев в неудобной позе. - Как бы мы без вас жили? Спасибо, киберврачи, спасибо, регенераторы воздуха, синтезаторы пищи, энергоприемники и прочая, и прочая, и прочая. И в конце концов, действительно, спасибо старику Питерсу, если только О"Рэйли не приврал для красного словца. Гады, так и не дали дослушать до конца и вообще - испортили день рождения!"
  Роберт закрыл глаза, размышляя о превратностях судьбы и, вероятно, незаметно задремал, потому что, когда он их открыл, возле кровати сидел Паркинсон. Нечасто удавалось увидеть такое чудо - совершенно трезвого Паркинсона. Да еще и тщательно выбритого. Роберт недоверчиво повел носом и изумление его достигло апогея - от
  Паркинсона явно веяло одеколоном!
  - Привет, сынок,- почему-то шепотом сказал Паркинсон, наклоняясь к кровати.
  - Угу! - ответил Роберт, не удержавшись от улыбки.
  - Тебе не больно улыбаться? - забеспокоился Паркинсон, ероша свои длинные волосы.
  - Что ты, Паркинсон! Уже очухался... Чем кончилось отпевание?
  Паркинсон пожал плечами:
  - Да ничем. Софи выскочила за тобой, а потом и мы.
  - О! - сказал Роберт. - Кто "мы"?
  - Ну, я, Юджин... Юджин стал трясти Каталинского, тот его обругал... В общем, Юджин поучил его немного...
  - А Скотина?
  - Что - "Скотина"? - Паркинсон как-то странно посмотрел на Роберта. - Скотины там уже не было. И Майкла.
  "Удрал, гад! Ну, ничего, никуда он отсюда не денется".
  Паркинсон молчал и нерешительно водил пальцами по худым выбритым щекам. Сейчас он выглядел моложе своих пятидесяти трех. Да убрать бы мешки под глазами...
  Паркинсон не строил никаких иллюзий относительно лучшего будущего и принимал жизнь такой, как есть. "В свое время мне не хватило смелости пустить пулю в лоб. Наверное, потому, что я слишком любил Джейн, - как-то сказал ему Паркинсон. - А теперь нужно сидеть и не рыпаться". О своем прошлом он никогда не говорил, а Роберт никогда не спрашивал. Ведь каждый имеет право носить свое прошлое в себе.
  - Паркинсон, а чего ты такой? - не выдержал Роберт.
  - Какой? - притворно удивился Паркинсон.
  - Весь наодеколоненный!
  Паркинсон хмыкнул. Роберт видел, что он колеблется, не решаясь сказать.
  - Ну! - нетерпеливо потребовал Роберт.
  - Если ты слушал О"Рэйли, а не спал, - решился, наконец, Паркинсон, - и не отвлекался на Софи, то, наверное, помнишь, что О"Рэйли весьма высокопарно разглагольствовал об Иосифе Флавии...
  Паркинсон замолчал и выжидающе посмотрел на Роберта.
  - О! - еще раз сказал Роберт. - Ты решил подхватить факел, который неумолимая смерть вырвала из слабых рук Питерса?
  - Во-во! - подтвердил Паркинсон.
  - Поздравляю! - Роберт усмехнулся. - Великое повествование, столь же правдивое, сколь и поучительное, о возне крыс в груде отбросов.
  "Больному нужен покой", - вкрадчиво зашелестело под куполом.
  - Ну, пока, - Паркинсон поднялся. - Выздоравливай, сынок.
  - Постараюсь. А Скотина свое еще получит!
  - Аут бене, аут нихиль, - загадочно произнес Паркинсон и скрылся за дверью.
  "Спать, спать, спать", - замурлыкал голос.
  Над головой Роберта что-то негромко хлопнуло, и он очутился в белом пушистом облаке. Глаза его закрылись.
  ...Ему снилось, что он медленно идет по бесконечному коридору под тусклыми синими огнями, а сзади прицепилась пьяная Лиз и нежно целует в затылок, и боль от удара постепенно стихает, стихает, стихает... Он повернулся к Лиз - и проснулся от резкого движения.
  Сначала он подумал, что продолжает спать, потому что на кровати, обхватив себя руками за плечи, словно ей холодно, сидела Софи, и задумчиво смотрела на него печальными глазами. Она увидела, что Роберт проснулся, и ее глаза сразу же сделалась чуть насмешливыми. Сделались обычными глазами Софи.
  - Что, выдалась свободная минута? - резко спросил Роберт. - Партнер отправился подкрепиться?
  Софи добродушно засмеялась и, откинувшись, уперлась руками в кровать. Ее грудь, обтянутая белым свитером, запрыгала в такт смеху.
  - Какой ты куса-ачий, мальчик! - нараспев сказала она, наклонилась и быстро поцеловала его в лоб.
  Роберт хотел было разозлиться, но передумал. Уж слишком приятным было прикосновение теплых сухих губ.
  - Поцелуй еще, Софи, - миролюбиво попросил он.
  - Не слишком ли много для одного раза, мальчик?
  Софи опять засмеялась, однако придвинулась к Роберту и позволила себя обнять. Роберт с силой впился губами в ее красивый бледно-розовый рот.
  - Ого! - воскликнула Софи, отдышавшись. - Ты делаешь успехи, мальчик.
  - Стараюсь! - буркнул Роберт. - Пожалуйста, не называй меня мальчиком.
  Софи удивленно заморгала накрашенными ресницами:
  - Ты уже мужчина? Значит, я у тебя уже не смогу быть первой? Фи, как неинтересно!
  - О черт! - с досадой сказал Роберт. - Видала мышку на ковре...
  - О чем это ты?
  Софи положила ему на лоб смуглую теплую руку, и это тоже было приятно.
  - Есть такой стишок для детей. Про кошку, которая была в гостях у английской королевы и потом судила о королевском дворе со своей, кошачьей, - Роберт подчеркнул это слово, - точки зрения.
  - Понятно! - Софи презрительно усмехнулась. - Ты хочешь сказать, что думаешь о другом?
  Она убрала руку. Роберт смутился.
  - Н-ну, по крайней мере, не только об этом.
  - Да без таких вот кошек... как я... Что бы вы делали без таких кошек? Перегрызлись друг с другом, вот и все!
  Роберт промолчал. Сейчас у Софи было очень старое лицо. Старое - и все-таки чертовски красивое.
  - Впрочем, я не ссориться пришла. Я знала... чем все кончится. - Софи замялась. - Ну, там, в зале... И пришла посмотреть. И... помочь.
  Роберт фыркнул:
  - Помочь! Как же! Толпа всегда была падкой до зрелищ. Еще со времен Древнего Рима, да и раньше.
  Софи поморщилась:
  - Роберт, не надо всюду совать свою ученость. Ты зачем-то учился, я нет, а какая разница? Что, тебе лучше живется? И дай мне, пожалуйста, договорить, невежа!
  - Пожалуйста, пожалуйста! - Роберт насмешливо развел руками. - Итак, вы остановились на том, синьора, что пришли лицезреть мое избиение одной скотиной.
  - Этой скотине продырявили затылок, - негромко сказала Софи.
  Роберт онемел. Софи с улыбкой рассматривала свои лакированные ногти.
  - Кто?.. Где?.. - наконец выдавил Роберт.
  - В коридоре возле твоей каморки, - охотно ответила Софи.
  - Кто? - повторил Роберт свирепо.
  Софи пожала плечами и засмеялась:
  - Бедняга Жоржик никогда уже этого не скажет.
  - Идиоты! - Роберт отшвырнул одеяло и сел. Софи с испугом отодвинулась от него. - Дураки! Я должен был его убить, я, я, только я! Как вы посмели! Это было мое право!
  - А может, Пегги, которую он изнасиловал, или Сальваторе, которого он изувечил?!
  Софи вскочила и представилась ошеломленному Роберту белым ангелом гнева с черными сверкающими глазами.
  - А меня он все равно что насиловал! Если грозят пистолетом - сделаешь, что угодно, умереть-то всегда успеем! Одноухая сволочь берет на мушку, а этот скот забавляется... Так может, это было мое право?
  Софи неожиданно заплакала черными от косметики слезами и выбежала из палаты.
  Роберт растерянно уставился в потолок, пытаясь осмыслить все услышанное.
  "Больной волнуется, - зашелестел знакомый голос. - Больному нужен покой".
  Вновь раздался хлопок, и он утонул в белом облаке.
  И опять ему почему-то снилась Лиз, только на этот раз трезвая и - о чудо! - улыбающаяся, на зеленом лугу из какого-то фильма, на лугу, где можно бегать и валяться на траве... Потом луг исчез, превратившись в знакомый полумрак коридоров.
  ...На этот раз его разбудили.
  "Больной может идти. Перевязка через сорок восемь часов".
  Роберт осторожно ощупал эластичный бинт, туго стянувший голову, сел и спустил ноги на пол. Посмотрел на часы. Так: шестое августа, семнадцать сорок. Что ж, через сорок восемь, так через сорок восемь. Голода он не чувствовал - вероятно, делали инъекции. Он
  босиком прошел по теплому зеленому пластику через непривычно просторную после тесной каморки палату и достал из стенного шкафа аккуратно сложенную одежду. Одевшись, он тщательно проверил все карманы, хотя было ясно, что кастета там нет.
  "За день растерял все оружие! - разозлился на себя Роберт. - Надо будет поискать в том коридоре у Круглого зала".
  Он уже открыл дверь, собираясь покинуть палату, когда заметил на стуле у кровати записку. Она должна была сразу броситься в глаза, как только он поднялся, но тогда он, видимо, был слишком поглощен своими мыслями.
  "Гедда!" - стукнуло в голове.
  Он вернулся и осторожно взял листок бумаги с неровными буквами.
  "Роберт! Зайди, есть неприятные новости".
  Вместо подписи стояла одинокая буква "П."
  Значит, Паркинсон заходил еще раз. Ну и пусть сидит со своими неприятными новостями! Роберт ни на секунду не сомневался, что именно новоявленный Иосиф Флавий убил Скотину Жоржа. "Аут бене, аут нихиль... Умник! Никто ведь не просил!"
  Роберт раздраженно скомкал записку и швырнул под кровать.
  Интересно, какого черта Жарж околачивался у его каморки?
  Этот вопрос он обдумывал уже на пути к Круглому залу и наконец сделал вывод, что Скотина Жорж искал пистолет. Раньше он, разумеется, не знал, что у Роберта есть оружие - этого никто не знал - а узнав, решил прикарманить, чтобы не опасаться выстрела из-за угла. Если Скотина еще и в каморку залез... Роберт чуть было не повернул назад, чтобы сразу проверить свои подозрения, но потом передумал. В конце концов, нужно простить покойному... Роберт не удержался от злорадной усмешки и, подойдя к Круглому залу, даже
  начал насвистывать веселый мотив. В зале было темно, тусклый коридорный свет помогал очень мало и ему пришлось встать на четвереньки, чтобы не пропустить ни одного уголка.
  Поиски успеха не принесли. Кастет, видимо, подобрали Жорж с Одноухим или кто-нибудь из тех, что вышли из зала потом. Он шел по коридору к своей каморке и злился на себя, и очень удивился, когда навстречу попался Джордж О"Рэйли. Что за черт! То не видишь по месяцу, а то постоянно мозолит глаза!
  О"Рэйли остановился в нескольких шагах и ждал, когда Роберт подойдет. Его седые волосы были аккуратно причесаны, сухие губы плотно сжаты.
  - Привет, мистер О"Рэйли, - сказал Роберт и хотел пройти мимо, но О"Рэйли остановил его, положив длинные сухие пальцы ему на плечо.
  - Как дела, Роберт? - О"Рэйли посмотрел на его забинтованную голову. - Все в порядке?
  - Если не считать того, что моего Скотину прикончили, - угрюмо ответил Роберт.
  - Да-да! - вздохнул О"Рэйли, скорбно поджимая губы. - Когда в доме начинаются раздоры - недалеко до больших бед.
  "Эти раздоры длятся уже тридцать лет," - подумал Роберт, но промолчал.
  - Ничего, - продолжал О"Рэйли, успокаивающе кивая. - Мы восстановим мир во имя нашей единой цели.
  Роберт открыто фыркнул, но О"Рэйли словно не заметил насмешки.
  - Господь бог с нами и он не даст нам погрязнуть в трясине раздоров, - голос О"Рэйли стал назидательным. - История знает немало примеров того, как люди, раздираемые распрями, объединялись для совместной борьбы, в результатах которой были заинтересованы они все. Так что наш случай не исключение и в сердцах наших не должно быть места унынию. Тем более, что покойный, - О"Рэйли понизил голос, - был из той самой породы паршивых овец, которые портят все стадо.
  "Таких овец у нас сколько угодно, - подумал Роберт. - Все стадо из таких овец".
  - Тебе уже сказал Паркинсон? - после короткого молчания осторожно спросил О"Рэйли.
  - О чем? Я только что из медцентра.
  О"Рэйли вздохнул и ссутулился:
  - Наш Энди раздобыл плохие известия...
  Энди был удивительным человеком. Энди не пил и плевал на всех женщин, кроме своей тихой и болезненной жены Айрин. Айрин любила органную музыку и вечно слушала ее, отрешенно взирая на стену каморки, увешанную цветными фотографиями самых разных уголков Земли. Энди нашел себе отдушину на другой манер. Он был радистом, то есть полным хозяином великолепного радиоузла Базы, оснащенного всеми тридцатилетней давности новинками радиоаппаратуры, и находился в курсе всех земных и внутрисистемных дел, чуть ли не вплоть до того, что было на обед у ареологов Теплого Сырта или сколько
  горючего израсходовал разведчик "Дискавери", прежде чем выяснилось, что он промахнулся мимо Лиситеи. Энди мог рассказать множество интересных вещей, только ими никто никогда не интересовался. Потому что от знания этих вещей было не легче. А вот Энди слушал радиоголоса, блуждающие по Солнечной системе, и никому не жаловался на жизнь. Как и Паркинсон.
  - "Стремительный"? - холодея, спросил Роберт.
  О"Рэйли молча кивнул.
  - Ну?! Что с ребятами?
  - Мужайся, мальчик. Господь бог...
  - Короче!
  О"Рэйли еще раз вздохнул:
  - Они подошли к Фобосу... Знаешь, где у коммунистов научный центр. Это сообщили в новостях...
  - Ну?! - опять нетерпеливо крикнул Роберт.
  - Ударили торпедами. "Жертв нет, повреждения ликвидируются", - так передали. Их обнаружил патруль. О подробностях не говорят. В общем, их взяли на буксир и посадили на Фобос. Это пока все.
  - Наверное, они расстреляли весь комплект, - растерянно пробормотал Роберт. - У патрулей скорость больше и лучше маневренность... Эх, если бы отбить патрульный!
  О"Рэйли укоризненно покачал седой головой:
  - Мне кажется, ты не слишком обеспокоен судьбой своего отца.
  - Да мне больше жаль "Стремительного"! - зло сказал Роберт.
  - Ты забываешь книгу Исход. Почитай отца твоего...
  - А дальше? - крикнул Роберт. - Что же вы замолчали, мистер О"Рэйли? Напомнить? Чтобы продлились дни твои на земле, которую господь, бог твой, дает тебе. Где она, эта земля, мистер О"Рэйли?
  - Пока здесь! - твердо ответил О"Рэйли, выпятив острый подбородок.
  - А-а! - покривился Роберт. - Ладно, надо выручать ребят.
  О"Рэйли встрепенулся:
  - Что ты хочешь делать? Не натвори глупостей, Роберт. Ибо сказано...
  Роберт зло прищурился:
  "Сейчас я тебе выдам, мистер Умник! Навеки пропадет охота читать мне проповеди!"
  - Блаженны те, кого преследуют за правое дело, кого поносят и позорят за него, так что ли, мистер? Возрадуйтесь и ликуйте, ваше царство небесное! Радоваться прикажете? А может и желать добра тем, кто проклинает нас, и творить добро тем, кто ненавидит нас?
  Целоваться с ними, мистер О"Рэйли? Или как?
  - Роберт!..
  - Так-то, мистер! Целуйтесь сами, мы придумаем что-нибудь поинтересней. Пока, мистер, помяните нас в своих молитвах!
  Он оставил ошарашенного О"Рэйли, и побежал боковыми коридорчиками, в которые совсем не проникал свет синих огней.
  "Малютка наверняка в баре или у Джин, - размышлял он на бегу. - Сначала к ней, это ближе... Ты спрашивала когда-то, Гедда, в чем смысл жизни? У каждого свой смысл - вот тебе мой ответ. Для нас же он в борьбе. А там, где борьба, - без жертв не обойтись... И все-таки рано радуетесь, господа коммунисты! Черта с два вам удастся поживиться на этот раз! Только бы поскорее найти Малютку..."
  Он взлетел по винтовой лестнице на другой ярус, чуть не сбил с ног выплывшую из умывальной комнаты Анджелу Макдивитт в потрепанном длинном халате, и перевел дыхание только у дверей Вирджинии.
  Вирджиния лежала поверх одеяла и, закинув ноги на спинку кровати, рассеянно листала журнал. На ней была лишь короткая прозрачная комбинация, задравшаяся чуть ли не до груди. Увидев Роберта, она не изменила позы, только лениво бросила журнал на пол и взяла с низкого круглого прикроватного столика бокал. Роберт оторопело уставился на нее, почувствовав, что вдруг вспотел - и совсем не от бега.
  - Стучаться тебя учили, мальчик? - задумчиво произнесла Вирджиния, рассматривая свое отражение в большом зеркале, вделанном в потолок прямо над кроватью.
  - Прости, Джин! - очнувшись, наконец, нетерпеливо сказал Роберт. - Торопился.
  - О-о, ко мне? - Вирджиния округлила глаза. - Да еще забинтованный?
  - Вообще-то к Малютке. Где он?
  - Он мне не докладывает! - фыркнула Вирджиния.
  Она задрала ногу, зевнула и принялась ее изучать.
  - А давно он здесь был?
  - А тебе-то что? - возмутилась Вирджиния. - Не терпится занять его место? А я маленьких не люблю, просто дурачусь в коридоре.
  - Пошла ты!
  Роберт выскочил за дверь и бросился к бару.
  - Сам дурак! - донесся до него обиженный голос Вирджинии.
  В баре не было никого, кроме Витторио Мариньо. Витторио громко храпел, обхватив руками столик. Роберт растерянно осмотрел столики, длинную, в полстены, нарядно блестящую панель "поилки" с рядами одинаковых синих кнопок и темными окошками выдачи, заглянул даже под столики, и подошел к Витторио. Витторио спал, полуоткрыв рот,
  пошевеливал во сне верхней губой, почти скрытой под черными усиками, словно отгонял мух, и под его неплотно сомкнутыми веками жутковато блестели белки глаз.
  Пока Роберт колебался, не зная, что предпринять дальше, у дверей раздался голос Малютки:
  - Из лекарни прямо в бар? Во дает, сволочь!
  Малютка был, пожалуй, не пьянее, чем вчера, и Роберт решил сразу взять быка за рога:
  - Малютка, есть разговор.
  - Хо! - заревел Юджин. - Это называется деловой подход. Валяй, только заправимся.
  - Нет, нет, Малютка, - Роберт поморщился. - Я не буду.
  - Тогда подожди.
  Малютка, покачиваясь и задевая за столики, подошел к блестящей панели "поилки", ударил кулаком по кнопке с такой силой, что внутри жалобно зазвякало, и схватил появившийся в окошке бокал.
  - И пожрать! - сказал он деловито, прошел к самому краю панели, в сторону Витторио, и опять ударил по кнопке.
  Роберт сел и молча наблюдал за манипуляциями Малютки. Наконец Юджин бросил на столик тарелку с синтбифштексом и, не садясь, выпил. Потом отшвырнул легкий бокал к дверям, сел и зачавкал.
  - М-м! - промычал он с набитым ртом. - Валяй!
  - "Стремительный" влип! - быстро сказал Роберт.
  Юджин, чавкая, усваивал это сообщение.
  - Кто сказал? - наконец спросил он.
  - О"Рэйли. А ему Энди.
  Роберт торопливо пересказал все, что услышал от О"Рэйли. Юджин выругался и сходил за следующим бокалом.
  - Что ж они думали, сволочи? - раздраженно гремел он. - Продадут же всех - и конец нам!
  - Надо их выручать! - взволнованно воскликнул Роберт.
  - Чего? - Юджин икнул и изумленно воззрился на него.
  Роберт, сбиваясь от волнения, изложил свой план. Они - Юджин, Роберт и еще двое-трое отчаянных парней - возьмут "Красотку Бетси" и двинут к Фобосу. Наверняка ребят еще не успеют выкурить из "Стремительного", потому что земляне не дураки и сразу не сунутся, а будут брать измором - а это дело долгое. Главное - внезапность и быстрота действий. Они сядут, ребята под прикрытием огня перебегут на "Бетси" - и до свидания! Такой пилот, как Юджин, оставит с носом всех патрулей - и все будет в порядке. Ему, Роберту, между прочим, вчера исполнилось шестнадцать и он готов составить достойную компанию Юджину.
  Некоторое время Малютка сосредоточенно рассматривал стол.
  - Там же твой папаша! - наконец сообразил он, выяснив истинную, по его мнению, причину волнения Роберта.
  - При чем тут папаша! - обиделся Роберт. - Ты скажи, Юджин, годится мой план?
  Малютка опустил глаза и засопел, словно его оскорбили:
  - Ты, парень, думай, что говоришь! - Он так стукнул кулаком по столу, что Витторио встревоженно заворочался. - На кой самим в петлю лезть? Нашел дураков! Папаша твой, считай, уже покойник, так мы-то уж лучше поживем. Согласен?
  Он вдруг вцепился руками в лохматую рыжую шевелюру и забормотал:
  - Ой-ей-ей, продадут ведь! Ох, продадут!
  Он встал и опять грузно направился к "поилке". Роберт ошеломленно смотрел ему вслед.
  И это говорил Юджин, храбрый Малютка Юджин, киногерой, смельчак, с которым в огонь и в воду! Трясся за свою шкуру... э-эх!
  Малютка извлек из окошка очередной бокал, залпом выпил, помотал головой и вновь ударил по кнопке.
  - Эх, продадут, так продадут - и черт с ними! Напиться... и черт... с ними...
  
  * * *
  Ну и дела! Роберт оторопело остановился в дверях, разглядывая свою каморку.
  Постель вместе с матрацем валялась на полу, и было видно, что ее основательно поворошили. Кресло беспомощно уставилось ножками в потолок, дверцы стенного шкафа были распахнуты, вешалки с одеждой передвинуты, а на полу перед шкафом громоздились микрофильмы, тетради, журналы, раскрытая коробка из-под проектора и сам проектор, погнувшийся от удара о пол. Возле кресла одиноко распластался раскрытый журнал с надорванной до половины страницей. Не нужно было обладать особой сообразительностью, чтобы догадаться - Скотину Жоржа пристукнули не по дороге в каморку, а на обратном пути. Хотя Роберт и решил уже простить покойного, он все-таки пожалел, что Паркинсон не выстрелил раньше.
  Журнал у кресла привлек его внимание, о чем-то напоминая. Он был надорван на странице с очень знакомой фотографией: полуголая негритянка демонстрировала в улыбке блестящее великолепие своих зубов, а также желтые босоножки "Пенсильвания шуз корпорэйшен", что следовало из рекламной надписи над ее огромной курчавой головой.
  Это был старый-престарый журнал. На его соседней странице веселилась тройка загорелых блондинок на фоне мчащихся по шоссе длинных автомобилей; они тоже что-то рекламировали - то ли себя, то ли автомобили. Но чего-то не хватало. Раньше здесь была еще одна страница, от нее остались только неровные клочки белой бумаги у сгиба. Зачем Жоржу понадобилось ее вырывать?
  Роберт подошел к креслу, наклонился над журналом, упер руки в колени и задумался. Все эти разноцветные журналы, битком набитые всякой рекламной ерундой, взяла с собой с Земли его мама, когда последовала за молодым Гарри Гриссомом - террористом "Американского возрождения". Подобных организаций было в то время сколько угодно.
  Перед тем, как отправиться на свою последнюю прогулку на поверхность, она принесла Роберту, уже тогда жившему в отдельной каморке, пачку журналов, перевязанную клейкой розовой лентой, и молча положила в стенной шкаф. Может быть, она тогда и говорила что-то, но слова эти забылись. А вот то, что мама крепко прижала его к себе и поцеловала в лоб, запомнилось очень хорошо. Он нетерпеливо оттолкнул ее, потому что крутил на проекторе какой-то увлекательный ковбойский микрофильм. Мама ушла и больше не вернулась...
  Семилетний Роберт с интересом рассматривал яркие фотографии широкоплечих красавцев и полуголых негритянок, роскошных автомобилей и самолетов, бассейнов с изумрудной водой, в которых резвились красивые до невероятности девицы в купальных костюмах и без, зеленых лужаек, на которых играли в гольф и пили вино такие же красивые девицы в компании молодых людей. Журналы были застывшими молчаливыми отражениями земной жизни, недоступной для Роберта, хрупкими мостами в никогда не виданное прошлое, так же как кинофильмы и книги, и это делало их очень привлекательными. Он, затаив дыхание, читал сопроводительный текст, и однажды,
  благоговейно изучая очередной журнал, наткнулся на аккуратно вклеенную между страницами схему на плотной белой бумаге. Он быстро разобрался, что это подробнейший план Базы, испещренный непонятными значками условных обозначений. В левом верхнем углу находилась надпись: "Объект "Фиалка". ВКС США". Что такое "США" он знал, а
  значение трех предыдущих букв ему разъяснил Паркинсон. "ВКС" значило - "военно-космические силы".
  Он долго недоумевал, кому и зачем понадобилось вклеивать эту схему в рекламный журнал и только впоследствии, лет в тринадцать, пришел к выводу, что между отравившимся полковником Арчибальдом Стейном, его матерью и планом объекта "Фиалка" существует какая-то связь. Паркинсон рассказывал, что на Базе только полковник Стейн был на своем месте, потому что входил в число военного персонала объекта "Фиалка", и после грандиозной заварухи с выборами, когда коммунисты собрали большинство голосов и пришли к власти, остался на Базе, не желая возвращаться на Землю. Мать Роберта бывала у полковника (Роберт даже мысленно не мог сказать "спала с ним") и, вероятно, после его смерти листок плотной бумаги перекочевал из каморки Арчибальда Стейна в рекламный журнал. Оставалось только гадать, взяла ли она схему после того, как полковник отравился или же... Или же отравила его, чтобы взять.
  Но зачем? Из-за какой-то никому не нужной схемы... Этого Роберт тогда понять не мог. Впрочем, он не очень-то и думал об этом. Были у него дела поинтересней. Те же фильмы, например. Обучение стрельбе.
  А может быть, все происходило совсем по-другому и не имелось здесь никакой связи? Схема-то грешила неточностью, указывая на несуществующий вход в ангары космических ботов. Роберт проверил в свое время и убедился: тот коридор кончается тупиком. Он добросовестно изрезал ножом упругий пластик, надеясь обнаружить
  какой-нибудь тайный ход в глубины астероида, но обнаружил только каменную толщу. Вход в ангары находился в следующем коридоре. Но все это было известно и без схемы!
  Роберт стоял и размышлял, зачем Скотине Жоржу понадобилось выдирать вклеенный лист, на который тот, конечно, наткнулся случайно в поисках пистолета - журнал, кажется, и был открыт на этой странице и валялся в шкафу как давно не нужная вещь. И чем больше он
  размышлял, тем сильнее охватывало его беспокойство. Целых три года он не вспоминал об этой схеме, а за три-то года он повзрослел...
  - Что за ерунда! - растерянно пробормотал Роберт, разглядывая негритянку в желтых пенсильванских босоножках.
  И, все больше удивляясь самому себе, понял, что должен увидеть Паркинсона.
  ...Паркинсон опять поразил его. Из каморки исчезли все бутылки, а сам он, трезвый и выбритый, сидел за столом, скрестив ноги, и писал в толстой тетради, неуклюже сжимая ручку.
  - С выздоровлением, сынок, - сказал Паркинсон, разгибаясь и с видимым облегчением отодвинув тетрадь.
  - Иосифу Флавию!
  Паркинсон смущенно усмехнулся и пожаловался:
  - Чертовски трудно писать! А на машинке не могу - голова раскалывается от стука. Почитать?
  - Описываешь, как ухлопал Скотину? - язвительно спросил Роберт.
  - С чего ты взял, сынок? - изумился Паркинсон, но Роберт видел, что изумление это притворное.
  - Ладно! Ты ухлопал, я ухлопал - какая разница.
  - Главное - ухлопал! - подхватил Паркинсон.
  - Я хочу кое-что спросить.
  - А! - Паркинсон помрачнел и пошарил глазами по каморке в поисках бутылки. - Насчет неприятных новостей. Ты садись, Бобби.
  Роберт покачал головой:
  - Неприятные новости я уже знаю. Я вот про что, - Роберт все больше волновался. - Когда ты ухлопал Скотину, он с собой что-нибудь нес?
  Паркинсон подумал, рассеянно закрывая и открывая тетрадь:
  - Н-нет, пожалуй. Он вывалился от тебя, и я выстрелил ему в спину. Руки тряслись, темнотища - а влепил прямо в затылок...
  - Вспомни, Паркинсон. Ведь из моей двери падал свет, ты не мог не заметить, что у него в руках.
  - Постой, постой! - Паркинсон сосредоточенно потер лоб, взъерошил длинные волосы. - Ага! Какая-то бумажонка. Точно.
  Роберт возбужденно шагнул к нему:
  - А куда она делась?
  Паркинсон развел руками:
  - Не знаю, сынок. Убийца обычно торопится покинуть место преступления. На всякий случай. Даже если убивает из самых гуманных побуждений, и не человека, а именно скотину...
  - Аут бене, аут нихиль! - Роберт хотя и был взволнован, все-таки не удержался от усмешки. - А кто первым его увидел?
  - Наверное, Тедди Хэмер, потому что он заорал: "Стой!" - но я шмыгнул в боковой коридорчик, а потом отсиделся в умывальнике, что напротив холодильных камер. Да Тедди и не преследовал. Думаю, в темноте он меня не узнал. А что ты так разволновался, сынок? В этом пергаменте было указано, где спрятаны твои сокровища? Так Тедди все равно не найдет, он ведь наверняка читать не умеет!
  Паркинсон рассмеялся и опять с надеждой поискал глазами бутылку.
  - Спасибо, Паркинсон. Бывай!
  - Постой! - Паркинсон было поднялся, но Роберт уже исчез.
  Так. Значит, Тедди Хэмер. Неприятнейший тип, туповатый, но себе на уме. Роберт, наконец, понял, почему его не отпускало беспокойство. Главный Мозг Базы еще с тех старых времен следил за тем, чтобы ни один человек не пытался удрать. Невидимые электронные сторожа бдительно охраняли вход в ангары космоботов. При любой попытке
  открыть двери моментально включались сирены тревоги и автоматические плазмометы. Для того, чтобы войти в ангары, нужно было заручиться устным согласием не менее двух третей взрослого населения Базы, причем любое принуждение неведомым образом распознавалось Главным Мозгом. Анализировалось какие-то там биотоки, что ли. Лишь при таком согласии Мозг усыплял своих электронных церберов, отключал сирены и плазмометы и давал
  соответствующую команду механизмам входа в ангары. Так было задумано каким-то умником из военного ведомства еще при проектировании оборонного объекта "Фиалка", чтобы пресечь происки коммунистических агентов, которые могли внедриться в состав
  военного персонала и в один прекрасный день угнать или уничтожить весь приписанный к Базе космический флот. Ведь не могли же коммунистические агенты составлять две трети персонала!
  Ну а если База попадет в руки врага? Вот оно! Роберту стало жарко от догадки. Арестованный военный персонал, хотя бы один человек должен иметь возможность бежать с Базы или во всяком случае, по мысли того же пентагоновского умника, проникнуть в ангары и уничтожить космические боты, чтобы они не достались врагу. Для этого нужна тайная дверь без плазмометов и сирен тревоги. Камень под пластиком в том тупике всего лишь камуфляж! Именно там находится скрытый вход и чтобы открыть его, нужно только
  разобраться в условных значках на схеме. Об этом, конечно, должен был знать высший командный состав Базы, полковник Арчибальд Стейн в том числе! И если Тедди Хэмер разберется в схеме - у него будет отличная возможность удрать. Может быть, он и не думает бежать, но все равно - он будет иметь такую возможность!
  Роберт внезапно остановился, оглушенный мыслью, ударившей, словно камень. Почему мама не воспользовалась этой возможностью? Может быть, считала и себя ответственной за грехи отца? Или... или решила, что убийце нет места на Земле? О чем она думала, подсыпая яд в бокал? Что было в ее глазах, когда она протягивала бокал ничего не подозревавшему Стейну? Раскаяние? Надежда? Для чего она перерыла вещи полковника и нашла, наконец, то, что искала, о чем, может быть, когда-то проговорился Стейн? Чтобы дать возможность ему, Роберту? Чтобы указать ему выход, путь, которым можно бежать,
  когда будет совсем уж тошно?
  Лицо в окружении беспокойно растрепанных волос... Утомленные складки у губ... Стальной ящик, вспышка огня на экране - и пустота. И исчез навсегда еще один мир...
  Нет, Тедди Хэмер, ты тоже не уйдешь! Не для тебя старались те руки, не для тебя они брали яд, искали лист плотной бумаги, вклеивали его в журнал. Не для тебя. Ни для кого!
  Каморка Хэмера находилась в противоположном конце Базы, рядом с регенерационными отсеками. В ней царил полнейший хаос: пустые бутылки валялись вперемежку с потрепанными порнографическими журналами и фотографиями, по полу были рассыпаны игральные карты, из шкафа торчал рукав комбинезона. Помятую засаленную подушку, лежавшую в углу кровати, венчал ботинок.
  Роберт брезгливо осмотрел весь этот кавардак, заглянул на всякий случай в стенной шкаф, но Тедди не было и там. Роберт некоторое время раздумывал, искать ли Хэмера по барам и каморкам и решил, что лучше дожидаться здесь. Никакого плана действий у него не было, и как держать себя с Хэмером он не знал. Впрочем, Роберт не сомневался, что обведет вокруг пальца туповатого Тедди, а в случае чего просто пригрозит - Хэмер был не из храбрецов. В тот момент Роберт не подумал, что Хэмер мог иметь оружие.
  Он набрал заказ на диске автоматической кухни, подождал немного и вынул из отверстия конвейера тарелки с едой и стакан сока. Затем устроился в кресле, сбросив с него груду журналов. Он вяло жевал, и не переставал думать о маме, и мысли эти были грустные-грустные, и хотелось плакать.
  Так прошел почти час, но Теддд Хэмер и не думал появляться. Внезапно Роберту пришла в голову мысль, заставившая его тут же вскочить на ноги. Что если Хэмер пробирается в тот лжетупик?!
  "Да, скучать не приходится!" - думал Роберт, с грохотом мчась по коридорам.
  Из кинозала у лестницы доносились выстрелы и крики. Роберт заглянул туда и обнаружил одноногого мсье Лебена, пожилого убийцу-профессионала, потерявшего ногу еще на Земле, в старые времена, в стычке с коллегами по ремеслу. Мсье Лебен, подавшись
  вперед, увлеченно смотрел на экран, стиснув зубами потухшую сигару. Лысина его блестела от пота, руки возбужденно подергивались. На экране несколько парней в бурых рубахах деловито палили друг в друга на каком-то пустыре. На заднем плане виднелся кирпичный
  домишко, в окне которого долговязый тип с рожей дегенерата суетливо устанавливал ручной пулемет.
  - Не видали Хэмера? - прокричал Роберт сквозь грохот выстрелов, но мсье Лебен только нетерпеливо отмахнулся, не сводя блестящих глаз с экрана.
  Долговязый дегенерат открыл адский огонь, парни начали хвататься за животы и, оскалив зубы, валиться в пыль, и Роберт помчался дальше.
  "Пистолет! Вдруг Хэмер вооружен?" - эта мысль наконец пришла ему в голову. И выходило, что дальнейший его путь лежал через каморку Гедды.
  Дело принимало столь неприятный оборот, что Роберт даже на секунду остановился, но потом побежал еще быстрее.
  Каморка Гедды была заперта, и он нерешительно постучался.
  - Кто там? - спросил из-за двери спокойный голос Гедды.
  - Это я, Роберт, - негромко сказал он, почувствовав внезапную слабость в ногах.
  За дверью послышались легкие шаги, и на пороге появилась Гедда. Она неприязненно посмотрела на него, чуть подняла брови, заметив бинт, и посторонилась, пропуская в каморку. Каштановые волосы Гедды крупными полукольцами падали на плечи; даже на взгляд они были теплыми и мягкими, по ним ужасно хотелось легонько провести ладонью.
  Гедда, видимо, читала до его прихода, потому что в кресле лежала раскрытая книга, а рядом, на полу, стоял бокал с молочным коктейлем.
  Роберт неуверенно вышел на середину каморки и повернулся. Гедда прислонилась к стене возле двери, скрестила руки на груди, спокойно и как-то безразлично разглядывая его зелеными глазами. На ней было простое светлое платье без украшений.
  - Тебе опять требуется оружие? - ее голос звучал холодно и чуть насмешливо. - Ты же за пистолетом пришел?
  Роберт молча кивнул. Говорить было бесполезно. Возможно, когда-нибудь Гедда и простит, но только не сейчас.
  "Я буду целовать твои ноги, Гедда! Я буду ползать и просить прощения - и ты простишь, должна простить! Я не такой уж подонок, поверь, Гедда!.."
  Его губы шевелились, он не смел поднять глаза на Гедду, а она все также неподвижно стояла у стены, холодная и насмешливая.
  - Должна тебя огорчить, молодой орел Гриссом. Твой пистолет у Паркинсона.
  Роберт молча проглотил "молодого орла" и покорно направился к двери, которую Гедда распахнула сразу же после своих последних слов. Он прошел мимо Гедды, опустив голову, и вдруг, не веря своим ушам, услышал ее удивленный голос:
  - Что с тобой сегодня, Роберт?
  Он порывисто повернулся - и наткнулся на холодное презрительное спокойствие.
  -Почему мы сегодня не пьяные?
  Это было сказано с откровенной издевкой - и дверь захлопнулась. Он постоял, сжимая и разжимая кулаки, и поплелся к Паркинсону.
  За тот час, что ушел у Роберта на ожидание Хэмера, в каморке Паркинсона все успело возвратиться на круги своя. Тетрадь валялась на полу, а ее место, высокомерно поблескивая, занимала полупустая уже бутылка. Сам Паркинсон сидел на кровати, упираясь затылком в
  стену, и смотрел на фотографию Джейн. Лицо его как будто осунулось еще больше. Увидев Роберта, Паркинсон виновато закрыл глаза.
  - Гони пистолет! - зло сказал Роберт.
  Паркинсон неуверенно махнул рукой в сторону стенного шкафа и пробормотал, не открывая глаз:
  - На полке...
  Роберт распахнул шкаф, схватил прохладный тяжелый пистолет, засунул в карман.
  - Зачем забрал у Гедды?
  Паркинсон пожал плечами:
  - Я... не забирал, сынок. Девочка... сама принесла... Просила... припрятать от тебя.
  - Что ж не припрятал?
  Паркинсон приоткрыл один глаз, уже затуманенный содержимым бутылки, и сказал, стараясь внятно выговаривать слова:
  - Я считаю, сынок... Здесь... без оружия опасно...
  "Ну что ж, посмотрим, как ты попробуешь удрать, Тедди Хэмер!"
  В тупике было почти темно, лишь слабо светился пластик на стенах. Роберт нащупал ладонью следы, оставленные когда-то на пластике его ножом, потрогал разрез и холодную каменную стену, и осмотрелся в поисках укрытия. Спрятаться от входящего в тупик со стороны главного коридора можно было только в одном месте - неглубокой нише, в которой раньше, наверное, находился какой-нибудь автомат для выдачи жевательной резинки.
  Роберт встал в нишу и опустил руку в карман, обхватив пальцами прохладную рукоять пистолета.
  Сколько ему здесь стоять: час, два или больше? А сесть нельзя, потому что будут высовываться ноги. И вообще - вдруг его опасения напрасны, и Тедди не придет сюда?
  Роберт промаялся так минут двадцать, твердо решив ждать до победного конца, прежде чем догадался сесть на пол у выхода в главный коридор. Он рассудил, что услышит шаги издалека и успеет спрятаться.
  ...И он дождался. Дождался, когда терпение уже было на исходе. Он услышал шаги. Осторожные, почти неслышные шаги. Роберт бесшумно вскочил и бросился к нише. Вжался спиной в стену и вытащил пистолет. Он совсем не чувствовал волнения, только пересохло в горле, и пистолет вдруг стал очень тяжелым.
  Шаги стихли у входа в тупик. Вероятно, невидимый Роберту человек всматривался в темноту. Шаги вновь зашуршали - ближе, ближе... Сейчас человек пройдет мимо ниши. Только не выдать себя: не шевельнуться, не переступить с ноги на ногу, не вздохнуть!
  Роберт даже закрыл глаза, когда человек прошел вглубь тупика. Так. Вот он остановился у стены, чем-то негромко щелкает. Наверное, приводит в действие скрытый механизм потайной двери. Ну, Тедди Хэмер! Роберт осторожно высунулся из ниши и вскрикнул от изумления. Спиной к нему стоял вовсе не Тедди!
  
   Вся книга - на ЛитРесе https://www.litres.ru/aleksey-korepanov/ и в гипермаркете Andronum andronum.com/avtory/korepanov-aleksey-ru-2/
  
   Окончательная редакция:https://litsovet.ru/books/981323-dve-storony-neba
Оценка: 5.67*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"