Закатное солнце окрасило ледяные вершины гор в нежно-розовый цвет. Маленькие голубые цветочки уже сомкнули свои бутоны, но продолжали тянуться к остывающему светилу. Вокруг стояла такая хрустальная тишина, какая бывает только в момент заката, когда день уже кончился, а ночь еще не вступила в свои права. Вдруг где-то в вышине запела какая-то птица. Негромко, но такой светлой и щемящей грустью было наполнено ее пение, что у каждого, кто услышал ее, сердце сжалось в тоске по родному краю.
Буцефал нетерпеливо стукнул копытом, стегнул себя хвостом по бокам и нервно перебросил копье из одной руки в другую.
- Нервничаешь? - раздался мелодичный голос, и из густых зарослей кустарника, не шелохнув ни одной веточки, появился эльф.
- А ты будто нет? - проворчал кентавр. - Не каждый день через наш портал такое чудовище проводят.
На безмятежном лице эльфа не отразилось ни тени тревоги.
- Нет. Я не нервничаю. Амулеты неуязвимости нам не просто так выдали. Да и охрана сопровождения не подкачает.
Кентавр погарцевал на месте и снова стегнул бок хвостом.
- А мне, честно признаюсь, страшно. В голове не укладывается, что можно быть таким... таким... И ведь не орк! Человек!
- Пожил бы с мое, знал бы, что люди самая жестокая раса.
- Ну да. Войны...
- Нет, войны бывают у всех рас, и все расы иногда уничтожают себе подобных из-за денег, территорий и власти, но только люди получают удовольствие от мучений себе подобных.
- И орки!
- Орки не считаются. Они изначально создания Темного. А люди все-таки родились от поцелуя Светлого. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что такие, как наш сегодняшний гость, среди людей тоже считаются выродками...
В горной долине стремительно сгущались сумерки. Стояла тишина.
- Леголас, - не выдержал Буцефал. - А ты сколько тут уже...?
- На охране портала восемьдесят семь лет, а срок моего наказания в Судном мире - двести.
Кентавр присвистнул:
- Эко тебя угораздило. Мне еще повезло - пятьдесят лет, и я свободен!
Буцефал помолчал, но все же решился.
- А за что тебя сюда...?
На прекрасном лице эльфа мелькнула тень недовольства.
- Ладно тебе, Леголас, - Буцефал усмехнулся в бороду, - не криви свою эльфийскую морду. Раз ты здесь, то не такой уж светлый и незапятнанный.
- Естественно, - усмехнулся эльф. - Но что такое двести лет для бессмертного эльфа? Мгновение. Так что, по сравнению с твоим, мое наказание меньше... Про мир Среднеземье слышал?
- Конечно! Кто ж про вас не слышал! Ваш мир, кажется, единственный, где на одном материке властвует магия, а на другом сплошная технология.
- Да. Как эльфы ушли на Запад, на оставленном материке стала развиваться технология...
- Ну, - нетерпеливо протянул Буцефал.
- Я был охранником нашей принцессы. И вопреки воле ее отца помог ей бежать к любимому.
- Арвен и Арагорн, я слышал. Но ведь...
- Конечно, официальные источники подчистили историю. Что Элронд сам привел свою дочь Королю всех людей, а на деле... Она - королева Востока, а эльфы Запада осудили меня.
- А из-за меня чуть не потеряли город. Я задремал на посту... Я из Македонии. Мир Македония. Мои предки служили Александру Великому!
- Его конь был твоим предком? - усмехнулся эльф.
- Нет. Он был двоюродным дядей моего прямого предка.
С минуту Буцефал наслаждался изумлением на лице эльфа, а потом пояснил:
- Ну, некоторые ваши эльфы не имеют ничего против человеческих женщин и даже орчанок. А некоторые кентавры предпочитают жить с кобылицами. От таких союзов рождаются кони с умом кентавра. Буцефал Александра Великого был именно та...
Засветился портал, и кентавр оборвал себя на половине слова.
Леголас слегка натянул тетиву на своем луке, Буцефал покрепче впечатал пятку копья в землю и наклонил острие.
Из портала показались Молчаливые - стражники Судного мира. Все в сером, они казались призраками в наступающей темноте.
Один, десять, пятнадцать... Двадцать пять существ проскользнули мимо хранителей портала, пока не показался человек, закованный в магические цепи. Он был ничем не примечателен - среднего роста и телосложения с плоским незапоминающимся лицом. За ним проследовало еще двадцать пять Молчаливых. И вскоре вся процессия растворилась в темноте.
- Пятьдесят Молчаливых! - потрясенно проговорил Буцефал. - Пятьдесят! И он... Ошибки быть не может, как думаешь?
- Судья разберется...
- А ты видел Судью? - с любопытством спросил кентавр.
- Нет. Видел мельком свиту...
- Не представляю, каково быть Судьей. Все тебя боятся, многие ненавидят...
Молчаливые шли своими порталами, шли очень быстро. И спустя десять минут после прибытия в Судный мир перед обвиняемым распахнулись двери Зала Суда.
Обвиняемый с опаской вошел в зал. В этой части мира был полдень. Сквозь стрельчатые окна солнечные лучи заливали светом громадное помещение. За человеком с грохотом закрылись двери. В Зале Суда не было ни души, за исключением молоденькой девушки, сидящей в большом неудобном кресле на противоположном конце. Девушка была высокой, но в большом кресле казалась маленькой и хрупкой. Она сидела, наклонив голову, и длинная светлая челка скрывала от вошедшего ее лицо.
Человек еще раз оглядел зал и усмехнулся.
- Это фарс, - громко сказал он. - Зал на первом этаже, окна открыты, и от свободы меня отделяет только девчонка. Я получу удовольствие, убивая тебя. Я убью тебя голыми руками.
Девушка подняла голову, и человек вздрогнул. Она была слепая. Это было понятно сразу. На месте глаз была разлита мерцающая чернота. Эта чернота манила к себе, и человек закричал. Потому что его сознание, его тайные мысли, вся его жизнь перестали принадлежать ему. Девушка в кресле с легкостью читала его воспоминания, знания и эмоции, все глубже и глубже погружаясь в его память.
- Выслушай мой приговор, - тихо сказала она.
- Адвоката, - прохрипел человек, свалившись на мозаичный пол.
- Я твой адвокат, твой прокурор, твой палач. Я - Судья.
- Ты же слепа!
- Правосудие слепо. И я его Орудие. Приговор! Ты будешь умирать так же, как убивал свои жертвы. И воскресая, ты будешь помнить всю боль. Ты не будешь знать, когда и где тебя настигнет смерть. И рядом не будет никого. Ты будешь один. Всегда один. А потом десять лет ты проведешь в глубокой пещере. И после этого мы встретимся вновь...
Судья встала с кресла и вышла из зала. А человек на полу скорчился и закричал. Первая смерть в его подсознании настигла его.
Глава 1.
Светловолосая девушка стояла, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу. Дома было тепло и уютно, а снаружи ветер гнул ветки деревьев, срывая с них последние листья, и хлестал черные стволы плетьми дождя. По стеклу скатывались дождевые потоки. Противно, промозгло, уныло... Вот и на душе у Нади было так же.
Когда? Когда же наступил тот переломный момент, в который все начало рушиться? В карьере, отношениях с родителями, личной жизни. Когда тот любимый и единственный, безусловная поддержка и опора, перестал понимать и поддерживать ее? Наверное, тогда, когда она перестала понимать и поддерживать его... Сегодня Наде исполнилось двадцать три года. Совсем немного, но и не мало. Шесть лет она поет в группе, четыре года живет с лучшим в мире мужчиной... И ничего в ее жизни не меняется. Нет. Меняется. В худшую сторону.
Двадцать три года. День рождения будет, как последние два года. Салаты на столе, горячее в духовке, букет роз и духи от Вити, какие-нибудь примочки для гитары от девочек из группы, лилии от соседа и тоскливое поглощение пищи за столом. И беспросветность...
Группа уже давно дышит на ладан. Теперь это понимают все, даже Аня. Концерты отменяются, гонорары падают, альбомы не раскупаются, а куда идти, в каком направлении творчества двигаться и развиваться, никто не знает. Да и не хочет задумываться.
Витя весь в своем спорте - тренировки, тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Приходя домой, он разговаривает только о баскетболе и команде. Даже про свадьбу перестал заикаться. А когда спросила она, чуть сморщился и сказал: "Вот отыграем сезон". Сезон они отыграют. Ха. А там новый сезон начнется, а свадьба это такое мероприятие, которое между сезонами не засунешь. Если не захочешь. А Витя уже и не хочет. Да нет. Наверное, просто привык так жить. Дом - работа - соревнования. Нет смысла что-либо менять.
А она? Хочет ли она за него замуж? На этот вопрос Надя не могла себе сейчас ответить. Раньше при мысли о свадьбе у нее все замирало внутри, а сердце трепетало, как бабочка. Большая красивая бабочка. Но Витя хотел пышную свадьбу для своей любимой, и путешествие за границу, и ремонт в квартире. И они решили отложить. Откладывали, откладывали, разговаривали о свадьбе все реже и реже, а потом и вовсе перестали говорить. Действительно, зачем? Ведь у них и так все хорошо. Хорошо! Хорошо?
По щеке скатилась первая слезинка. Надя быстро стерла ее кончиками пальцев. Поднесла руку к лицу и лизнула. Соленая. Соленая-соленая слеза. Вся сладость ушла из жизни, осталась только соль.
Родители сначала очень расстроились и разозлились, когда Надя отказалась переехать к ним в Швейцарию. Потом поутихли. Но прежнюю близость уже было не вернуть.
Надя вспомнила, как три года назад приезжала к ним перед своим днем рождения. Мама клюнула ее в щеку, папа неловко обнял, а брат Сашка разревелся от страха, когда незнакомая тетка подхватила его на руки. Он так и не привык к ней за ту неделю, что девушка гостила у родителей. И это родной брат. Когда он только родился, Надя его обожала. И была первой, кому братик улыбнулся. А теперь... Теперь она и не знала, любит ли она того мальчишку, фотографии которого регулярно получала по электронной почте.
А кого она любит? Родителей? Брата? Витю? Или это уже только привычка?
А деда? Привычной болью сердце ударилось о ребра. Вот деда ей не хватало все еще очень сильно. И любила она его все еще очень сильно. И больно от его потери было до сих пор.
- Кто-нибудь! Помогите! Подскажите, что мне делать с моей жизнью?
В ответ тишина. Все так же беззвучно за окном гнет лысые ветви холодный промозглый ветер, все так же стекают по стеклу потоки дождя.
Хлопнула входная дверь, звякнули ключи на тумбочке. Надя вышла в коридор.
Витя улыбнулся и протянул ей огромный розовый букет. Двадцать три розовые розы. Красиво. Надя улыбнулась в ответ. Приняла букет и зарылась лицом в сладко пахнущие бутоны. Это все осень. Просто осенняя хандра. Когда на улице такая мерзость, всегда подкрадывается осенняя депрессия и тоска по солнечным жарким дням. Вот сейчас Витя обнимет, поцелует...
Девушка потянулась к любимому мужчине. Он рассеяно клюнул ее в щеку.
- Надь, я сегодня так устал. Прости. Пойду лягу, а вы с девчонками посидите уж без меня, ладно? Поболтаете на свои женские темы.
- Конечно, - улыбнулась Надя.
Виктор захлопнул за собой дверь в спальню, Надя вбежала на кухню, швырнула букет на стол, включила воду в раковине и разрыдалась, давя в груди всхлипы.
- С днем рождения, Надежда, - сказала она себе. - Здоровья тебе, счастья и любви.
Зима в этом году выдалась слегка морозная, снежная и очень-очень солнечная. Чудо, а не зима! Поскольку концертов не предвиделось, запись нового альбома откладывалась (продюсер вообще не был уверен, что на него стоит тратить деньги), репетировали немного и вяло, Надя все-таки решилась и взялась учить играть на гитаре соседских сыновей. Взялась, потому что взвыла сидя дома без дела, взялась, потому что сосед очень просил, а мальчишки смотрели глазами маленьких оленят. Да и деньги, хоть небольшие, но не лишние. Собственные деньги никогда лишними не бывают. В общем, взялась по вполне объективным причинам, а получила море удовольствия. Это было здорово! Ребята были явно талантливые, у них присутствовала здоровая конкуренция, и они болели музыкой. Надя наслаждалась занятиями. И как только ребята влет выучили аккорды и порядок их построения, Надя с учениками целиком окунулась в творчество. На занятиях они отбирали друг у друга гитары, писали ноты на клочках бумаги, а потом с хохотом разбирались в этих бумажных огрызках. Было здорово!
И Витя... Витя стабильно каждые выходные вывозил ее за город кататься на лыжах. И это было великолепно! Солнце, легкий морозец, воробьиные вопли и Витя. Она терла его покрасневший нос варежкой, а он закидывал ее снежками. Они вместе строили снежные крепости и устраивали баталии, лепили снежных баб и ставили их на лыжи.
Так продолжалось до конца декабря. А перед самым Новым Годом продюсер объявил о роспуске группы. Надя разом лишилась работы, любимого занятия и уверенности в себе.
Витя, когда она рассказала о своей трагедии, пожал плечами и сказал, что это ерунда, что теперь она будет сидеть дома, готовить вкусные обеды и ездить с ним на соревнования болеть за его команду. Что он так хочет. И ни слова о том, чего хочет сама Надя.
И ей стало совсем тоскливо и страшно. Нет, в двадцать три года остаться без работы не самое страшное в жизни. Тем более, ей было где жить, а сдаваемые две ее квартиры приносили неплохой доход. Но встретить такое непонимание и такой эгоизм со стороны самого близкого человека, это страшно. И она захандрила. Витя честно пытался понять, что же не так в Надиной жизни, она честно пыталась объяснить. Но, видимо, годы, прожитые вместе, не сблизили их, а наоборот отдалили. Она пыталась донести, а он не понимал. Она хандрила, он злился.
Новый Год выбился из напряженного течения жизни светлым пятном. Они отдыхали на лыжной базе. Вдвоем, далеко от Москвы, несколько дней - было здорово. Но как только вернулись домой, проблемы и непонимание навалились с новой силой. Они ходили по квартире, стараясь не задеть друг друга случайно, разговаривали только по необходимости и спали, повернувшись друг к другу спинами. Виктор, приходя домой, уже не рассказывал о своей работе, а молча ел приготовленный Надей ужин, говорил "спасибо" даже за отваренные магазинные пельмени и уходил в гостиную к телевизору. Надя больше не заговаривала о том, что беспокоит ее: отсутствие работы, интереса в жизни и страха, что они уже не любят друг друга, а живут просто по привычке.
Часто Надя просыпалась ночью и думала, что будет, если они расстанутся. Но даже подумать об этом было страшно. И она постоянно искала причины, почему этого нельзя делать. И самой главной причиной было то, что нельзя выгонять съемщиков с квартир.
А потом, как-то днем, когда Витя, естественно, был на работе, раздался телефонный звонок. Семья, которая жила в дедушкиной квартире, пространно извиняясь, что не предупредили раньше, сообщила, что завтра они уезжают, ключи оставят на столе на кухне.
Лена осторожно, будто та может разбиться, положила трубку и уставилась в стену. Самый главный аргумент "против" больше не мог использоваться. Вопрос "где жить" отпал.
Девушка села в кресло и так и просидела в нем, не зажигая света, до прихода Виктора.
Он вошел в комнату, зажег свет. Она подняла на него взгляд.
- Надь? - в голосе было удивление и забота. - Что-то случилось? Что-то с родителями?
- Нет. С ними все в порядке. Но случилось. С нами, Витя, случилось. И давно...
- Что?
- Мы стали чужие. Неужели ты не замечаешь? Вечера, когда мы разговаривали о чем-либо, можно по пальцам пересчитать. Мы молчим. Ходим мимо друг друга и молчим.
- Это у всех семей бывает. Не надо переживать. Все наладится.
- Что наладится? Что? Вить, когда ты в последний раз смотрел на меня?
- Я каждый день на тебя смотрю.
- Да. Но ты меня не видишь. А раньше, куда бы я ни шла, я всегда чувствовала твой взгляд.
- А ты? - Виктор начал заводиться. - А ты-то сама! Когда ты в последний раз интересовалась моими делами? Радовалась моим достижениям?
Надя устало покачала головой.
- Я тебя ни в чем не обвиняю. Просто мы что-то потеряли в наших отношениях. Что-то очень важное. И не можем это никак найти.
Виктор подошел и сел в соседнее кресло. Устало посмотрел на Надю.
- Подожди немного. Я выкрою время, и мы поедем отдохнуть куда-нибудь...
- А потом вернемся, и все пойдет по старому, - перебила Надя. - Нужно менять все кардинально.
- Что ты предлагаешь?
- Разъехаться...
Слово камнем упало в глубокий темный пруд их молчания.
- Понятно, - произнес Виктор и поднялся.
- Что тебе понятно?!
- Да все понятно, - горькая усмешка изломала губы мужчины. - Кто у нас нарисовался?
Надя покачала головой.
- Ты мне не поверишь. И ты вправе мне не верить. Но у меня никого нет! Никого! И тебя у меня нет! Мы забыли, как это: быть друг у друга. Нам надо вспомнить...
Мужчина стоял, отвернувшись к окну. Раньше бы девушка подошла, обняла за плечи и прижалась к такой крепкой спине. Раньше. Но не сейчас. Она безучастно смотрела на самого любимого когда-то мужчину. Смотрела и почти ничего не чувствовала.
- Вить, пойми. Мы с тобой увязли в болоте. Это ужасно. Я гроблю твою жизнь, ты убиваешь мою. Я теряю себя. Мне надо себя найти. Ведь я цельная тебя полюбила, и ты любил меня цельную. А теперь от меня осталась только тень. Я бесполезная...
- Хватит! - крик ударил по ушам. - Хватит этой ерунды.
- Нет у меня никого!
- Я верю. И понимаю, что ты хочешь уйти от меня. Не понимаю, почему, но понимаю, что хочешь.
- Я хочу наладить свою жизнь и начать нашу общую сначала.
- Если будешь еще мне нужна.
- Если буду еще тебе нужна, - покорно повторила она. - И очень на это надеюсь.
Мужчина обернулся.
- Ты любишь меня?
Она могла бы соврать. Могла, но не стала.
- Не знаю... А ты?
- И я... не знаю...
Виктор стремительно вышел из комнаты.
- Я к Игорю.
- Завтра к вечеру меня уже тут не будет.
- Оставь ключи на столе.
Глава 2.
Весна. Она бывает такая разная. С веселым звоном капели, с купающимися в лужах воробьями, птичьим гомоном и теплым ласковым солнышком. А бывает слякотная, с серыми подтаявшими сугробами, неприятным моросящим дождем и промозглым ветром. Эта весна была такой.
И в жизни Нади Генераловой все было так же серо и беспросветно. Работы не было. Сначала Надя и не искала ее. Весь февраль девушка провела в квартире деда, отгородившись от всего мира, как раненая собака, зализывающая раны в своей конуре. Она никого не хотела видеть, не хотела выслушивать вопросы и утешения, не хотела... Ничего не хотела. Абсолютно ничего. Не было ни дня, чтобы она не вспоминала о Вите. Но не о том Викторе, с которым рассталась, а о том, который был готов мир перевернуть ради нее, о том, который по утрам любил смотреть, как она просыпается...
Без него было тяжело, но с ним было невозможно.
Но время шло, бежало мимо, притупляя такую острую поначалу боль. И Надя решилась выйти на улицу. Мела метель, и девушка, зарывшись поглубже в капюшон зимней куртки, добежала до ближайшего терминала и оплатила интернет. А дома погрузилась в поиски работы.
Март пролетел в поисках работы, наступил апрель, а дело так и не продвинулось. Работа не находилась. В тех местах, в которых бы Надя работала с удовольствием, она не подходила, а там, куда звали, девушке работать не хотелось. Поскольку она не голодала - арендная плата за квартиру родителей с лихвой покрывала нехитрые потребности молодой женщины и даже позволяла откладывать на "черный день", - Надя не хотела бросаться в работу "лишь бы взяли" и продолжала искать.
Подруги по группе звонили все реже и реже, но Надя прекрасно понимала, что виновата в этом сама - так долго даже хороший друг не может биться в стену безразличия и нежелания не то что видеться, а даже разговаривать. Ей, правда, не хотелось ни с кем разговаривать. Надя вообще отгородилась от мира - не смотрела телевизор, не читала ни газет, ни интернет-новостей, а лишь углубилась в поиски работы. Но однажды вечером мир ворвался к ней в лице беснующейся за дверью Ани. Она звонила, била в дверь ногами и не переставая звала на помощь.
Открыв дверь, Надя увидела широкую спину сбегающего по лестнице мужика и забившуюся в угол Аню. Подруга с визгом рванула в квартиру, толкнула Надю внутрь и захлопнула дверь.
- Ань, что случилось?
У подруги дрожали руки, и зуб на зуб не попадал.
- Маньяк, - заикаясь, произнесла она.
- Ты мужика какого-то испугалась? - усмехнулась Надя. - Он неудачно пошутил?
Аня уставилась на подругу, забыв о только что перенесенном страхе.
- Генералова, я от тебя такого не ожидала! На меня напал настоящий маньяк, а она шутит!
- Да брось ты! Какие у нас тут маньяки?
- Какие?! - от возмущения голос девушки взвился ввысь. - Какие маньяки?! Да об этом выродке уже месяц трезвонят повсюду! Он избивает и насилует молодых девушек. Три девушки от побоев скончались.
Надя побледнела, а Аня уже спокойнее посмотрела на нее:
- Ты что? Действительно не знала?
Девушка покачала головой:
- Я телевизор уже месяца два не смотрю, а на новости в инете внимания не обращаю.
Аня рванула к включенному компьютеру и быстро открыла несколько ссылок.
По мере того, как Надя читала и смотрела фотографии, ее затошнило. В Москве орудовало чудовище. По-другому этого человека нельзя было назвать. За два месяца с небольшим его нападениям подверглись четырнадцать женщин. Три молодых девушки от нанесенных побоев скончались, не приходя в сознание. И Аня... Маленькая Аня с глазами олененка Бемби чуть не... Кошмар!
- Тебе надо в милицию! - сказала Надя.
- Надо. Но я боюсь. Я вообще не хочу никуда от тебя выходить. Я боюсь!
- Я тебя провожу.
Надя уговорила уступчивую подругу за двадцать минут, отвела в отделение и сдала с рук на руки молодому лейтенанту, который клятвенно пообещал Наде, что проводит "потерпевшую" Аню домой.
Генералова шла по затихающим вечерним улицам. У девушки сжимались кулаки, и она почти желала, чтобы этот маньяк напал на нее. У нее, по крайней мере, есть против него шанс. И весьма немаленький шанс, если вспомнить ее бурное бурное увлечение боями без правил.
Справа от Нади хлопнула дверь парадной, и девушке послышался полузадушенный крик.
Девушка прислушалась - кругом стояла тишина. Только за домами на проспекте слышались проезжающие машины.
Тихо. Спокойно. Но почему же Надю так тянет к этой якобы хлопнувшей двери...
Девушка подошла к подъезду, тихо открыла дверь и вошла в парадную. И от увиденного у Нади сжались кулаки. У стены, сжавшись в клубок, размазывала по лицу текущую из носа кровь девчушка лет двенадцати. А над ней нависал мужчина в кожаной куртке.
- Слышь, козел, - процедила Надя.
Мужчина обернулся. Это был он, выродок, не достойный называться человеком. На правой щеке располагались пять больших родинок в форме креста - примета, о которой говорили все пострадавшие от маньяка женщины.
- Иди сюда, ублюдок!
Мужчина шагнул к Наде, она развернулась и саданула его ногой в грудь со всей силы. Мужчина отлетел к стене и упал. Надя подскочила к нему и со всей силы впечатала носок кроссовки ему в живот. Тот застонал и скрючился.
Девочка отползала по стенке, поскуливая от ужаса. А Надя била мужчину ногами, превращая его лицо в кровавую кашу.
Все было, как в тумане: рыдающая в объятьях какой-то женщины - видимо, матери - девчонка, бледный мужчина, который дрожащей рукой протягивал Наде какую-то тряпку, и несколько охающих пожилых женщин.
Генералова кое-как оттерла кроссовки, бросила тряпку на пол и шагнула из подъезда.
Темнота... Гулкая темнота, какая бывает в больших пустых помещениях. Девушка оглянулась, за спиной маячила дверь подъезда. Надя шагнула к ней, но не успела дотронуться до двери, как темнота сомкнулась перед ней. Ужас нахлынул и сразу ушел. Да, темно. Да, гулко. Но не страшно. Вот ни капельки.
- Ау. Есть тут кто-нибудь? - громко спросила Надя.
- Есть, - откликнулся молодой мужской голос с легкой смешинкой. - И что?
- Где я? Кто вы?
Невидимый собеседник вздохнул:
- Никто и никогда не отличается оригинальностью. Никаких других вопросов в голову не приходит?
- Уймись, - проговорил другой мужской голос. - У девушки вполне естественная реакция.
Этот другой голос, казалось, принадлежал мужчине среднего возраста.
- Ты в межмирье, Надя, - произнес старший голос. - И у тебя есть выбор.
- Какой?
- Ты вернешься в свой мир в то мгновение, когда ты шагнула к парадной. Ты все будешь помнить, но сможешь пройти мимо.
Перед глазами Нади встало залитое слезами лицо девчушки и абсолютно серое лицо ее матери.
- Нет! - вырвалось у девушки.
- Ты убила человека, - произнес молодой голос. - Там куча свидетелей и свидетельств против тебя. Тебя посадят. И не важно, каким был убитый тобой человек.
- Ты можешь пройти мимо, - повторил старший голос.
- Нет! - Надя прекрасно понимала, что если она пройдет мимо, лицо двенадцатилетней девочки будет преследовать ее всю жизнь. - Я ни о чем не жалею. Можете отправлять обратно, но это ничего не даст. Я не пройду мимо! Я буду заходить в эту парадную всякий раз, сколько бы вы не отматывали назад.
- У девушки правильные понятия о добре и зле, - хмыкнул молодой.
- И очень стойкая психика, - задумчиво добавил старший.
- За этим дело не станет. Надя, - обратился к девушке молодой голос, - как ты поняла, существует множество миров. Миров, где правит бал волшебство и где властвует технология. Но из каждого мира можно попасть в один - Судный... И высшая власть в нем - Судьи. Они судят самых страшных преступников всех миров, они же приводят свои приговоры в исполнение.
- И что? Меня будет судить такой Судья? - усмехнулась Надя. - Жирновато за убийство маньяка. Любой районный суд Москвы с этим справится.
- Бери выше, - усмехнулся молодой, - ты будешь этим Судьей.
- Я?!
- Ты, - подтвердил старший. - Если согласишься, конечно.
- В чем подвох? - осведомилась Надя.
- А почему ты считаешь, что есть подвох? - уточнил молодой голос.
- За какие такие заслуги перед мирами мне подносят на блюдечке высшую власть какого-то мира?
- Части мира, - уточнил старший.
- Ну, части. Почему я?
- У тебя крепкая психика и правильное отношение к добру и злу. И быть Судьей это не награда, это служение. Правосудие слепо, и Судья, соглашаясь быть его орудием, лишает себя возможности видеть мир. Но он видит мысли, эмоции, воспоминания людей и нелюдей. Только существа, совершившие самые тяжкие преступления, попадают к Судьям. Представляешь, что твориться в их головах?
Надя задумалась.
- Нет, спасибо. Я лучше в нашу российскую тюрьму.
- Как знаешь, - подозрительно быстро согласился молодой. - Придется изъять сюда спасенную тобой девочку и предложить ей.
- Нет! - Слово вырвалось помимо Надиной воли. - Не надо. Я... я согласна. Только...
- Не волнуйся. Твои родители будут изредка разговаривать с "тобой" по телефону и раз в три года пребывать в уверенности, что ты только что от них уехала.
- Спасибо... А... Витя?
- Витя? - У Нади создалось впечатление, что владельцы голосов переглянулись. - Не все ли тебе равно? Вы же не вместе.
- Действительно...
- Подумай еще раз, Надя. Ты больше никогда не сможешь увидеть своими глазами солнечный свет. Тебе придется переживать их жизнь со всеми преступниками, которых ты будешь судить. Тебя будут бояться и ненавидеть, потому что сила твоей мысли будет настолько велика, что ты сможешь сделать с любым живым существом все, что посчитаешь нужным, если тебе посмотрят в глаза. Но ты сможешь вычищать миры от таких выродков, какого ты сегодня убила...
- Я согласна!
Глава 3
Надя училась и познавала свой новый мир. Изучала его историю и политическое устройство. Исследовала доступные ей места. Отсутствие зрения накладывало определенные ограничения, но звуки, запахи и тактильные ощущения говорили многое об этом мире. И эмоциональный фон... Огромный дворец, стоящий посреди сада, был полон людей. И все они боялись ее. При ее приближении люди бросались врассыпную. Девушки, приводящие в порядок ее спальню, старались делать все очень тихо, чтобы, не дай Бог, не привлечь внимания Нади. Но хуже всего были мысли Надиных преподавателей. Помимо необходимых ей знаний, которые Надя получала от них, она считывала затаенный протест, спрятанный глубоко страх и их восприятие мира. А мир был красив и полон чудес. Сотни людей и существ жили в нем. И все, абсолютно все были осуждены. Кто-то был осужден учить новых Судей, кто-то - поддерживать порядок и готовить пищу в их резиденциях, кто-то охранять их. Коренных жителей в Судном мире не существовало. Надя узнала, что многих кровавых маньяков, которых искали и не могли найти на Земле, изъяли для Суда в этом мире.
Завершающим этапом обучения девушки стала встреча с другим Судьей. Странное это было ощущение видеть перед внутренним взором только клубящуюся и мерцающую черноту. Судья был единственным из ее учителей, с кем ей потребовалось использовать речь. Судья подготовил девушку к тому, что она будет чувствовать, заглянув в мысли преступника, научил методам психологической защиты, а перед внутренним взором Нади все клубилась мерцающая чернота.
На следующий день Надю ждал ее первый обвиняемый. Это был спятивший темный эльф, который проводил страшные опыты на живых существах. После вынесения ему приговора и осуществления наказания, Надя казалась самой себе измазанной в какой-то масляной липкой жиже, которую не отмыть простой водой. Потому что жижа изгадила ее изнутри. И только воспоминания о Викторе, о его влюбленных глазах, следивших за ней в первые годы их любви, помогли ей не сломаться и не провалиться в бездну отчаяния...
... Поначалу для Виктора время тянулось мучительно медленно. Его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, когда Надя ушла, он почувствовал облегчение. Только когда она ушла, Виктор осознал, что чувствовал себя незваным гостем в своей же квартире, стараясь существовать со своей любимой в разных помещениях своей небольшой жилплощади. Но как же он по ней скучал! Не по этой молодой женщине с потухшим взглядом, а по той юной девушке, которая горела азартом, бросалась без оглядки во все новое и любила так же, как жила - отдавая всю себя.
Время летело незаметно. Виктор ел, спал, работал, не замечая окружающего мира, пока этот мир однажды вечером требовательно не позвонил в домофон:
- Королькевич Виктор Александрович?
- Да.
- Откройте! Милиция.
Недоумевая, что понадобилось от него стражам порядка, Виктор впустил их в парадную и стал ждать у распахнутой двери в квартиру.
Двое в штатском показали свои удостоверения и попросили разрешения войти в квартиру. Виктор посторонился и пригласил незваных гостей на кухню.
- Слушаю вас.
- Вы знакомы с Генераловой Надеждой Семеновной?
- Да. А в чем дело?
- Как давно вы ее видели? - игнорируя вопросы Виктора, продолжал страж порядка.
Другой вопросов не задавал. Только его глаза быстро и цепко оглядывали помещение.
- Да больше двух месяцев не видел? А что случилось?
- И по телефону не общались?
- Нет! Не звонил и не видел! И пока вы мне не скажете, что случилось с Надей, я не буду отвечать на ваши вопросы!
- Мы бы сами хотели знать, что с ней случилось, - тихо сказал второй. - Ваша Надя убила человека и пропала.
- Как?..
- Ногами. Забила ногами. Если она выйдет на связь, позвоните нам, - сказал первый и положил на стол визитку. - Спасибо за сотрудничество.
Оба милиционера синхронно поднялись и вышли в коридор. Хлопнула входная дверь. А Виктор так и продолжал сидеть, уставившись на бумажный прямоугольник.
В голове шумело, в ушах стоял звон, а стены, казалось, все быстрее и быстрее вращались вокруг него. Виктор обхватил голову руками и глухо застонал. Надя. Убила. Человека. Убила! Человека! Забила ногами... Это не укладывалось у него в голове. Она и мухи не обидит! Хотя... Совершенно некстати или, наоборот, кстати, Виктору вспомнились бои без правил, в которых участвовала Надя. Как она дралась, и как он выносил ее с ринга. Виктор вспомнил каждый синяк, каждую ссадину на любимом лице. Любимом? Да. Тогда любимом. А сейчас? Сейчас...
Виктор схватился за телефон. Аня - первая из Надиных подруг в контактах его телефона.
- Аня! Привет. Это Виктор. Есть минутка?
- Да, есть, - в голосе самой миниатюрной подруги Нади послышалось недоумение. Непонятно было, что понадобилось бывшему Надиному гражданскому мужу от почти бывшей ее подруги.
- Ты давно Надю не видела?
- Недели две, наверное. А что?
- А точнее вспомнить не можешь?
- Могу. В тот день на меня маньяк напал, я к Надиной парадной рванула и билась в ее дверь. А потом она меня до отделения милиции проводила... Это было десятого апреля.
- Подожди! - остановил Виктор Анин словесный поток. - Какой маньяк?
- Как какой? Который на девушек нападал. Насиловал и избивал. Тот, которого самого две недели назад... Ой...
- Что "ой"?!
- Меня Максим про Надю спрашивал. А я не сопоставила...
- Анна! - закричал Виктор - Что за Максим?! Что не сопоставила?!
- Максим - это милиционер, который меня после снятия показаний домой проводил. Мы с ним виделись пару раз еще. А не сопоставила... Витя, - в голосе Ани послышались слезы, - он и Надю того... убил? А она его?
- Я не знаю, Аня, - на мужчину навалилась усталость. - Я ничего не знаю... Но Надя жива.
- Откуда Вы знаете?
- Была бы мертва, ее бы не искала милиция.
- А Вы... Вы ее найдете? - в голосе девушки слышалась надежда на него, такого большого и сильного.