Аннотация: Я трахаю своего брата. Я - мразь. Я боюсь.
У меня к тебе дихотомия.
Пытаюсь не выблевать отвращение в окружении белых стенок ванной, соскребаю с языка вкус поцелуев, жесткой мочалкой сдираю следы твоих прикосновений. И все равно кожа впитывает эту грязь как губка, и каждый ее сантиметр имеет след случившегося. Все будто кричит: "Грязный! Грязный! Грязный!", и мне кажется, любой, взглянув на меня, тут же догадается, что здесь произошло.
Я трахаю своего брата.
Я мразь.
Я боюсь.
Когда выхожу, подобие кровати на полу заправлено. Вещи не раскиданы, простыни не скомканы, ты не нежишься в постели в ожидании повтора или хотя бы моих объятий. Тебя тошнит от одного моего вида. Говоришь по телефону со своей девушкой, куря на балконе, и я подумываю о том, что надо бы написать смс невесте.
>Помогал брату с ремонтом. Скоро буду. Целую. (Она знает, что это правда.)
>А после трахнул его на оставшихся рулонах обоев. (А вот это уже - нет.)
Я тебя не принуждал. Возможно, только первый раз. Но стокгольмский синдром не стонет сквозь стиснутые зубы: "Выеби меня", когда насильник вдалбливает его в диван впервые.
Возвращаешься ко мне каждый раз так же, как я нахожу твои губы, следуя по уличным кварталам твоих рук, плеч и шеи.
Ты заходишь в комнату, делая дохуя заинтересованный вид незаконченным ремонтом, суешь руки в карманы и перекатываешься с пятки на носок, долго-долго размазывая слова на языке в страхе, что если допустишь ошибку, я разорву тебя в клочья.
Поднимаешь глаза.
У тебя на лице: "Ничего не было", у меня - болезненная усталость.
Ты еще не накормил себя пустыми, бессмысленными обещаниями, а я сыт уже по горло.
Выходит, в этом вся разница?
- Мне надо идти.
- Ты спрашиваешь разрешение или как?
Мгновенно вспыхиваешь. Кулаки подрагивают от желания разъебать мне лицо, но ведь тогда вся твоя сказочка о том, что мы просто делали ремонт в вашей будущей с девушкой квартире, пойдет прахом.
Но ты ведь сильный, так?
Каково тебе будет жить здесь? Ты можешь уничтожить меня, но не эти воспоминания.
По вечерам, когда смотришь телевизор, или засыпаешь с ней, ты будешь помнить каждую деталь.
Сможешь жить всю жизнь во лжи?
Быстрый мазок взглядом. Хватаешь телефон с ключами с высокой коробки и вместо прощания швыряешь в меня:
- Закроешь.
Такое ощущение, будто я сглатываю битое стекло.
Каждый раз жду, что ты зло прошипишь что-то вроде: "Ты гребаный извращенец!" или "Это все только твоя вина!", но ты молчишь. Молчат и стены, которые все видели, и люди на улице, которые безупречно читают витиеватый шрифт из темных синяков на моей шее и упрекают меня только в мыслях. Молчит даже моя девушка, которая теперь не читает смс, потому что там всегда одна и та же отговорка.
Чувствую себя препарированной лягушкой, с которой сняли кожу, и все ее пороки скоро станут достоянием общественности.
Ключевое слово: скоро.
Прячусь из последних сил, уже нагой и беспомощный, но мои желания сами вылезают наружу, черной жижей просачиваясь сквозь пальцы, обтекая руки, перескакивая на живот и спину. И уже нет смысла делать вид, что это не я.
Это не мое, черт возьми.
Я невиновен.
Дверь внезапно открывается.
Застываешь в дверном проеме, нерешительно, как будто выгнанная собака, и пока свинец медленно расползается по жилам, я дышу так тихо, как могу, чтобы не спугнуть тебя.