Эту повесть разсказывают на балконах Белгрэйв-Сквер и средь башен Понт-Стрит; по вечерам ее разпевают на Бромптон-Роуд.
Незадолго до ея восемнадцатого дня рождения помыслилось мисс Каббидж, из дома Љ 12А на Площади Принца Уэльского, что не успеет еще один год уйти своим путем, как она утратит из виду это безформенное продолговатое строение, что так долго был ей жилищем. И, скажи вы ей затем, что в течение этого года все следы этой так называемой площади и того дня, когда ея отец был избран ужасающим большинством разделить ведение судеб империи, начисто сотрутся из ея памяти, она бы ответила лишь своим обычно-притворным голосом: "Идите вы к ...!"
Ничего не было об этом в ежедневной прессе, политика партии ея отца не нацеливалась на это, в разговорах вечерами в обществе, которое посещала мисс Каббидж, не звучало и намека на это; не было совершенно ничего, что бы предупредило ее о том, что отвратительный дракон, покрытый золотою чешуей, издававшей треск, когда он летел, сошел прямо с первых страниц романа и пролетел ночью (насколько нам известно) через Хаммерсмит, до Ардл Мэншен, и затем повернул налево, что, конечно, привело его к дому отца мисс Каббидж.
Мисс Каббидж сидела вечером одна на балконе, ожидая, когда ея отца сделают баронетом. На ней были прогулочные ботинки, шляпа и вечернее платье с низким воротником; потому что художник как раз сейчас рисовал ея портрет, и ни он, ни она не видели ничего необычного в этом странном сочетании. Она не разслышала шума драконьих чешуй и не разглядела над многообразным лондонским освещением алый огонь его маленьких глаз. Он вдруг поднял полыхнувшую золотом голову над балконом; он не показался тут желтым драконом, ибо в его блестящей чешуе отразилась красота, в которую Лондон облачается лишь вечером и ночью. Она вскрикнула, но не для того чтобы призвать рыцаря, она не знала, кого из рыцарей призвать и даже не догадывалась, где сейчас победители драконов дальних романтических дней и какой более властительной игрой они увлечены или какия войны ведут; быть может даже, что они заняты тем, что вооружаются на Армагеддон.
С балкона в доме ея отца на Площади Принца Уэльского, с балкона, крашенного в темно-зеленый цвет, год от года делавшийся все чернее, дракон подхватил мисс Каббидж и разправил с треском крылья, и Лондон отпал, словно устаревшая мода. И Англия отпала вместе с дымом ея заводов, и круглый вещественный мiр, который крутился, жужжа, вокруг солнца, досаждаемый и преследуемый временем, и вот, явились вечныя и древния земли Романа, ровныя, у мистических морей.
Не нарисовать вам, как мисс Каббидж одной рукой разслабленно шлепала дракона из песни по золотой голове, а другой время от времени поигрывала жемчужинами, принесенными из одиноких морских пучин. Огромныя раковины галиотис наполняли жемчугом и клали подле нее, приносили ей сверкающие изумруды, которые она вплетала в свои длинныя черныя косы, приносили нити сапфиров ей на плащ; так делали все принцы из сказаний и эльфы и гномы из миθов. И отчасти она еще была жива, отчасти она была единым целым с давнопрошедшим и с теми священными сказками, что разсказывают няни, когда все дети добры, и настал вечер, и огонь в очаге горит как надо, и мягкий шелест снежинок на оконном стекле похож на беглые шаги опасных тварей в древних, зачарованных лесах. Если вначале ей не хватало тех изящных новшеств, в которых она была воспитана, древняя, достаточная песнь мистического моря о знанье волшебного народа сперва успокоила, и в конце концов утешила ее. она забыла и самыя рекламы пилюль, столь дорогие Англии; она позабыла и самое политесное ханжество и то, о чем можно разсуждать и то, о чем нельзя, и поневоле должна была довольствоваться тем, что смотрела на плывущие в Мадрид паруса огромных галеонов, груженных грудами золота, на веселые черепа и скрещенныя кости пиратских флагов, и на крошечных наутилусов, встающих из моря, и на корабли героев, путешествующих по романам, и принцев, ищущих зачарованные острова.
Дракон удерживал там ее не цепями, но одним заклинанием древности. Кому так долго даровали легкия возможности ежедневной прессы, заклинания приелись бы - как вы бы сказали - а также и галеоны спустя некоторое время, и несовременныя вещицы. Спустя некоторое время. Но мисс Каббидж не знала, миновали столетия или годы, или вообще ни секунды. Если что и указывало на движение времени, то лишь ритм эльфийских рогов, гудевших на высотах. Если над нею и миновали столетия, то связавшее ее заклинание даровало ей вместе с тем и вечную юность, и всегда питало огонь в светильне рядом с ней, и сохраняло от разрушения мраморный дворец, глядевший на мистическое моря. А если время вообще не двигалось вокруг нее, то каждое ея мгновение на этом чудесном побережье делалось словно бы кристаллом, отражающим тысячи сцен. Если это был сном, то сном, не ведавшим пробуждения и угасания. Прилив поднимался, шепча о владыках и миθах, в то время как дракон в мраморном водоеме близ своей пленной госпожи спал и видел сны золотой дракон; а неподалеку от берега все, что снилось дракону, нечетко проступало сквозь туман, лежавший над морем. Никогда ему не снился никакой рыцарь-избавитель. Пока он спал, длились сумерки; но когда он проворно выполз из своего водоема, наступила ночь, и свет звезд заблестел на его влажных золотых чешуйках.
Так он и его пленница победили Время или же вовсе никогда не сходились с ним; между тем как в известном нам мiре бушевали Ронсевальския или еще какия грядущия битвы - мне неведомо, в какую часть Романного берега он унес ее. Может быть, она стала одной из тех принцесс, о которых любят говорит баснословия, но будет довольно и того, что она жила у моря; и короли правили, и Демоны правили, и короли возвращались, и много городов вновь стали прахом, из которого они родились; а она все так же жила там, и все так же ея мраморный дворец не исчез, и не было для этого силы у драконьего заклинания.
И всего лишь однажды ей пришло сообщение из того мiра, который она знала когда то давно. Оно пришло в жемчужном кораблике по мистическому морю; оно было от одной старой школьной подруги по Путни, просто записка, не более, написанная маленьким, четким, круглым почерком: "Негоже тебе быть там одной".