Аннотация:
Удержать ветер
Утром, как обычно, мама Ирр принесла ему молока. Горячего, сладкого, с пушистыми пенками - как он любил. Он пил медленно, жмурясь от удовольствия, и осторожно придерживая пальцами скользкую кружку. Мама Ирр расстраивалась, когда он обливался. А огорчать ее было нельзя. Потому что тогда самому становилось грустно, холодно и одиноко. И стыдно.
Держать кружку так, как мама Ирр, он пока не умел. Подрастет - научится. Приоткрыв один глаз, он осторожно покосился на маму Ирр - не сердится, что он еще до сих пор не научился? Нет, улыбается.
--
Вкусно, Малыш? - спросила - как обычно, принимая у него из рук опустевшую чашку. Увидела, как он торопливо закивал, и погладила его по голове. Малыш опять зажмурился и даже затаил дыхание - прикосновения мамы Ирр были вкуснее самого лучшего утреннего молока.
--
Теперь будем рисовать? - предложила мама Ирр. Конечно! Она еще спрашивает! Малыш даже засмеялся от удовольствия и полез к ней на колени - обниматься. Утро начиналось замечательно. Вкусное молоко; мама Ирр не сердится и позволяет посидеть на своих коленях; а потом еще - рисовать.
Для рисования мама Ирр приносила волшебные карандаши. У каждого - свой цвет, нажмешь пальцами посильнее - цвет получается ярче. Цветные линии пересекаются, запутываются, комкаются в невнятные клубки. Это у Малыша. А у мамы Ирр из этих линий получаются настоящие фигурки. Когда Малыш вырастет, он тоже так научится. Наверное.
Сегодня мама Ирр не показывала ему, как рисовать. Даже карандаш в его пальцах не поправляла. Просто сидела рядом и смотрела. И Малышу вдруг показалось, что под ее внимательным взглядом у него начинает получаться. Не так хорошо, как у мамы Ирр, а чуть-чуть...
Он так увлекся, что даже не заметил, как подошел дядя Леман. Дядя Леман темный и страшный; на Малыша смотрит всегда строго, как будто сердится; и почти никогда с ним не разговаривает. Рука дяди Лемана опустилась на плечо Малыша - Малыш вздрогнул, испугался, и красная линия от карандаша сразу же изогнулась не так, как надо - испортила весь рисунок. Малыш попробовал ее зачирикать - получилось еще хуже, тогда он потихоньку стал поправлять ее пальцем, хотя мама Ирр всегда это запрещала - потому что так ничего не получается. Но теперь мама Ирр была занята - разговаривала, и на рисунок Малыша даже не смотрела.
Странно, когда мама Ирр разговаривает с Малышом, он ее понимает, а когда она начинает говорить с дядей Леманом - только некоторые слова знакомые. Вот как сейчас - понятно только, что про него, Малыша говорят.
--
Нам пора, Ира. Результаты эксперимента зафиксированы. Его нужно возвращать. Ты говорила, что тебе нужно еще одно утро. Утро закончилось.
--
Да, конечно. Ему.. Малышу будет трудно - там?
--
Не думаю. Он просто вернется - туда, где должен быть. И где он бы находился, если бы не мы.
--
Возможно, мы не должны были...
--
Этичность подобных экспериментов над низшими существами уже обсуждалась. Это необходимая цена для развития науки - а значит, и для нашего дальнейшего развития.
--
Я думаю, ему будет трудно...там. - она вздохнула. Положила ладонь на лохматую головку, улыбнулась в ясные, вопросительно взглянувшие на нее глаза Малыша. - Рисуй, Малыш. Рисуй. - обратилась она к нему.
--
Ему было трудно здесь, Ира. Мы взяли новорожденного звереныша...
--
Не называй его зверенышем.
--
А как? Ну да, есть теория, что у нас с ним общие предки. Но кому как не тебе, Ира, знать, что если мы с твоим Малышом и родственники - то очень дальние. Его воспитали отдельно от сородичей. Ты учила его, как учила бы собственного ребенка.
--
Малыш старался...
--
Он остался таким же, как они. И, поверь мне, он будет рад встрече со своими соплеменниками. Что? Ну, что, Ира? Ты хотела оставить его у себя - в качестве домашнего любимца?! По твоему, это более этично?
--
Он старался. Может быть, когда-нибудь...
--
Не обманывай сама себя. Он никогда не научится разговаривать - не понимать твои отдельные слова, а полноценно разговаривать. Он никогда не научится рисовать - сколько бы ты не показывала ему, как это делается. Определенный уровень развития, выше которого ему и его сородичам никогда не подняться - в каких бы условиях они ни были воспитаны. Да, он старался. Я знаю. Он хороший, привязчивый, сообразительный - звереныш.
--
Дай мне еще немного времени попрощаться с ним. Пожалуйста. Он очень любит слушать музыку. Позволь мне поиграть ему. Немного.
Плохой дядя Леман расстроил маму Ирр и ушел. Малыш попробовал утешить ее - прижался к ее колену, погладил по безвольно опущенной теплой руке. Когда у мамы Ирр были такие грустные глаза, ему самому становилось плохо - даже начинало немного подташнивать.
--
Хочешь музыку, Малыш? - спросила мама Ирр, перехватывая его ладонь своими тонкими пальцами. Хотел ли он музыки? Еще бы! Когда он станет взрослым, он научится делать музыку и ветер так же, как мама Ирр. Ну, почти так же.
Он попросил разрешения самому принести волшебный круг. Мама Ирр - сегодня она такая добрая - позволила. Волшебный круг был еще более скользкий, чем кружка с молоком, и Малыш нес его еще более осторожно - на напряженных пальцах, опасаясь уронить и сломать.
А потом было то, что ему нравилось больше всего. То, что он представлял себе по вечерам, пытаясь заснуть в пустой и темной комнате. Он боялся оставаться один в темноте. Может быть, он боялся не темноты и не одиночества, а только того, что уходила мама Ирр. Может быть - хотя он даже и не думал об этом - он боялся того, что мама Ирр больше не вернется. И ему прийдется остаться наедине с этим холодным, страшным, чужим миром, похожим на дядю Лемана. По вечерам этот страх становился особенно силен, и только одно-единственное воспоминание помогало Малышу справиться с ним. Воспоминание о том, как мама Ирр делает ветер.
Тонкие белые пальцы мамы Ирр дотронулись до волшебного круга, погладили его - легонько, так, как иногда гладили голову Малыша. Ростки золотистого ветра вспыхнули под ее руками и, вздрагивая, неуверенно потянулись вверх. Пальцы мамы Ирр засветились теплым и желтым. Сначала - самые кончики, осторожно постукивавшие по волшебному кругу, а потом - ладони целиком - тогда, когда набирающие силу и цвет ветви ветра взлетели выше, рассыпая вокруг ворох разноцветных искр. Малыш ахнул от восторга . Ветер толкался в уши, покалывал кожу, щекотал в ноздрях и сыпал в протянутые руки Малыша горсти вкусного разноцветного света. А потом - подхватил Малыша и закружил - так, что не стало больше видно и слышно ничего, кроме нежного ласкового сияния. Мама Ирр умела превращать ветер в музыку.
Она обернулась - перед тем, как уйти совсем - и посмотрела на Малыша, который ее уже не видел.
--
Интересно, - спросила она - то ли сама у себя, то ли у того, кто стоял рядом с ней. - Есть ли еще что-то, что мы не знаем о них?
--
Вряд ли что-то существенное. - отозвался ее спутник.
--
Ты уверен, что его нельзя было научить полноценно разговаривать. А знаешь, ведь он научил меня новым словам.
--
Каким, интересно?
--
Например, "волшебный". Когда он чего-то не может понять, он называет это "волшебным".
--
Ты кто такой, дылда?
--
Новенький, да?
Малыш испуганно отступил назад , покачнулся. Стоять было неудобно. Под ногами было неровно. Дышать тоже было неудобно - ноздри щипало, от воздуха во рту было горько. Перед ним топтались двое Малышей. Это было странно - то, что бывают еще Малыши, кроме него. Такие же неуклюжие, лохматые и одетые почти так же, как он сам. Он растеряно заозирался вокруг - и с ужасом обнаружил неподалеку еще очень много Малышей. Больших не было - сначала ему было показалось, что есть - но потом оказалось, что это тоже Малыш, только вытянутый в высоту. Потому что этот высокий Малыш был тоже лохматым и одетым.
--
Ты откуда взялся, дылда?
--
Он из облака взялся. Белое-прозрачное , пых - а потом он взялся.
--
Ты опять придумал, Кирюшка. Иди осюда со своими пришельцами. Иди-иди. - маленький темно-лохматый Малыш толкнул светлоголового Малыша. Но тот не ушел, отступил - и опять подошел, сияя любопытными серыми глазами. Малыши разговаривали странно - открывали рот и пытались делать ветер. Но ветер не получался, вылетал бледными цветными пятнами, толкался в уши, гудел - и падал к ногам грязными обрывками. Мама Ирр огорчалась, когда Малыш попробовал так неправильно разговаривать. Мама Ирр! Малыш обернулся кругом - и долго звал ее, громко и отчаянно. А потом, даже, кажется, забылся - и позвал ее неправильно. Так, как разговаривали чужие Малыши.
--
Он маму потерял. Ты маму потерял, длинный? Ты че, немой?
--
Он дух. Слышь, Колька, мы счас в шамана играли - и духа вызвали, да?
--
Иди отсюда, Кирюшка. Иди со своими шаманами. - Темно-лохматый Малыш опять толкнул светлоголового, тот махнул руками - и Малыш вдруг увидел как в его руке мелькнул волшебный круг. Мама Ирр! - опять вспомнил он. Я позову маму Ирр - и она меня услышит. "Дай, дай, пожалуйста", - попросил он у светлоголового, протягивая раскрытую ладонь.
--
На, не жалко, - удивленно ответил тот.
--
Ты че? Ты как - разговариваешь с ним, что ли? - темно-лохматый дернул за одежду светлоголового.
--
Это бубен. С ним в шаманов можно играть, - обьяснил Малышу светлоголовый, протягивая волшебный круг. Пальцы светлоголового были такие же , как у Малыша - короткие, корявые, с жесткими пластинками ногтей. Не то что у мамы Ирр.
Малыш сразу понял, что это не волшебный круг - как только дотронулся до него. Его пальцы задрожали, и ему захотелось расплакаться. Он зажмурился, представляя, что у него в руках волшебный круг, а не этот... бубен - как сказал светлоголовый. А еще - что он умеет делать ветер и превращать его в музыку - как мама Ирр.
--
Гля, Кирюшка - как это? Как это он, а? - Темноволосый Колька толкнул приятеля в бок. Тот не отозвался. Они оба , не отрывая глаз, смотрели на пальцы незнакомого мальчика, с волшебной легкостью скользящие по поверхности маленького игрушечного бубна. Пальцы, кончики которых сияли золотистым светом - ярче и ярче, по мере того, как укреплялась и оживала музыка - рождение которой казалось совершенно невозможным на этом грубом инструменте.
Малыш стоял, зажмурив глаза и пытался удержать в своих маленьких неумелых руках ветер и бубен. Детский пластмассовый бубен и ветер, рожденный волшебными пальцами мамы Ирр. Удержать ... удержать, как можно дольше...
|