Аннотация: Рита осталась один на один со своей болью. Что-то поселилось в ее организме
Участковый уполномоченный капитан Ломакин не любил, когда вызывали в Управление округа, да еще так срочно, и в этом его можно было понять: разве кто любит разговоры с начальством? Может, кому-то нравится стоять на ковре и выслушивать несправедливые обвинения в халатности и бездействии? Да, на участке полно проблем - никто и не спорит, но террористы?.. Что делать террористам в городе, чья жизнь кипит вокруг всего двух небольших промышленных предприятий: деревообрабатывающего комбината (это еще громко сказано) и завода по выпуску керамических изделий?
Почему-то сразу все решили, что в сегодняшней аварии задействованы террористы. Взрыв посреди проезжей части повлек за собой длительное перекрытие самого оживленного участка дороги, из-за повреждения трубы с горячей водой полрайона остались без отопления и водоснабжения - и это в самый разгар Крещенских морозов. И ты попробуй докажи теперь, что не верблюд! Начальству что надо? Надо найти виноватого и по возможности прилюдно устроить показательную порку, чтобы видели наверху, как они радеют за народ - просто ночей не спят! Вот сейчас на него и повесят всю ответственность за то, что движение на главной трассе города остается парализованным до самого вечера.
Кто мог подложить в автобус взрывное устройство? Пока нет никаких зацепок, опрос случайных свидетелей мало что дал, но все же лучше, чем ничего: твердят про полный автобус собак, вой по всей улице, и про парня с девкой, якобы скрывшихся с места происшествия. Естественно, никаких примет они не запомнили, мол все было, как в тумане. Желтая пресса уже брызжет ядовитой слюной о готовящейся серии терактов в торговых центрах города и о бездействии полиции.
Капитан Ломакин прекрасно представлял себе, что сейчас выскажет ему начальник УВД по городскому округу полковник Шубин, да он и без полковника сто раз уже высказал все это самому себе: как пропустил? Не такой уж большой район, все приезжие на виду - фактически, как в большой деревне. Местные жители, которых абсолютное большинство, и сами с подозрением относятся к незнакомцам - вроде и пришлых никого не заметил, а все равно пропустил, недоглядел, все ж таки!
- Вы к Шубину, Степан Митрофанович?
На пропусках сегодня сидел Юрка Сорокин - стажер. Молодой и зеленый, недавно из армии, а уже пристроен родственниками на теплое местечко отращивать зад. А лучше бы дали парню побегать с операми по вызовам, или поставили в помощники, хоть ему же, Ломакину. Район, хоть и не особенно большой, все же требует постоянного внимания, а лишних людей не допросишься. Он уж не молоденький по этажам скакать: и сердце барахлит, и проклятая шпора в пятке не дает нормально ходить, да и, что греха таить, тяжеловат стал, годы берут свое - надо бы худеть, да поесть как следует удается только вечером.
- Не устал еще от безделья, Юра? - укорил его Ломакин вместо приветствия. - Тебе надо опыт нарабатывать, бегать по полям, пока молодой. Небось, скука смертная бумажки перебирать! Что ты здесь, в своей будке можешь узнать о нашей работе?
- Да я же учусь на вечернем, - похвастался парень, открывая замок. - Шубина вызвали в область, а про Вас спрашивал следователь Игнат Владимирович. Сказал, раз уж Вы здесь, зашли бы к нему, - передавал распоряжения Сорокин.
Ломакин недовольно крякнул и направился к лестнице. Второй этаж, о лифте и мечтать не приходится. Что там еще стряслось у Копытова? Закаленная многолетней службой в органах интуиция подсказывала, что ничего хорошего.
- Здорово, Митрофаныч! - следователь поднялся из-за стола ему навстречу, протягивая руку. - Присаживайся. Чайку, кофейку? Есть отличные сушки.
Копытов выглядел смертельно усталым, исхудавшим. Ломакину показалось, что пиджак стал велик ему размера на два, а ведь не так давно трещал на плечах.
- Все на сухомятке сидишь, Игнатик? - пожалел он коллегу. - Как детки?
Следователь прикусил сушку с завидным хрустом и запил кока-колой из большой бутылки. Осуждающе глянул на участкового. Да, сидит на сухомятке, хочет и сидит - кому-то это мешает? Лерка-зараза выставила условие, и он был вынужден принять его, чтобы видеться с детьми. Теперь треть зарплаты будет переводить ей, а на жалкие остатки не особо разгуляешься со жратвой, вот и приходится грызть сушки. Ломакину легко рассуждать, он за своей Матвеевной, как за каменной стеной, и дома его всегда ждет горячий ужин - вон животик-то, мирно лежит рядышком, на коленях, хоть второй стул подставляй.
Копытов опустил перед Ломакиным кружку с кипятком и подвинул блюдечко с сушками.
- Такое дело, Степан Митрофанович, - он не ответил на вопрос и снова сел за стол. - Ты помнишь, два дня назад было совершено изнасилование на Королева?
- Ну, - коротко ответил Ломакин. - Так там было взятие с поличным.
- Не все так просто, Митрофаныч, - вздохнул Копытов. - Парня этого, сожителя потерпевшей, пришлось уложить в больничку...
- Это что же, в камере постарались? - озаботился участковый.
- Нет, - следователь покачал головой. - В камере он был один. Утром обнаружили его лежащим на полу без сознания, когда разносили завтрак. Лежит пока с подозрением на разрыв селезенки, если ничего не изменится до вечера, то придется транспортировать в ЦГБ.
Ломакин помалкивал и жевал сушку. Насчет того парня он имел собственное мнение, но озвучивать его здесь, значит нарваться на новые неприятности, которых и так хватает с избытком.
- Отец его уже был с самого утра вместе с адвокатом, уже требуют освободить под подписку, но... - следователь вздохнул еще раз. - Короче, не все там гладко, в этом деле, но не за этим я тебя пригласил: немного другое хотел с тобой обсудить, но мне кажется, это связано с тем случаем. За новостройками по улице Калинина большая помойка, знаешь?
- Это Карена участок, - с облегчением отбился Ломакин.
- Три дня назад там перебили свору бродячих собак, - не дослушал следак.
- Огнестрел? - удивился участковый. - Ты что, хочешь сказать, Игнатик, у нас тут всплывает хранение незарегистрированного оружия? - спина покрылась липким потом. Если введут Чрезвычайное Положение о даче можно забыть. И о нормальном питании, хотя бы один раз в день, пусть и вечером.
- Нет, - успокоил Игнат. - Собак перерезали старинным кинжалом. Будет время, сходи в камеру вещдоков, поинтересуйся - настоящий музейный экспонат, - он умолк, чего-то соображая про себя.
- Ну и что?! - не выдержал участковый. - При чем здесь я и мой участок?! Перебили бродячую свору - это не преступление! Ищите владельца раритета! Есть у нас в городе шизанутые коллекционеры?
- Не кипятись ты, Митрофаныч, ищем - дело не в этом.
- А в чем тогда?
- Убийство собак, само по себе не преступление, хотя сейчас уже бытует и другое мнение, тут дело в способе убийства - всем им вспороли животы, даже щенкам. Жестоко, не находишь?
- Нахожу, - буркнул Ломакин, мрачнея все больше и больше.
Куда клонит следак, не поймешь. Ритуал что ли, какой проводили на помойке? Это не лучше хранения огнестрела - сначала ритуалы на помойке, потом на кладбище с покойниками, а потом они узнают, что в городе орудует маньяк, второй Чикатило.
- Вспороли кинжалом, и пальчики на нем отлично просматриваются, - доложил следователь, словно о своей личной победе.
- Ну и?.. Определяются, пальчики-то?
- Еще как! - кивнул Копытов. - Пальчики той самой пострадавшей два дня назад. Шмелевой Маргариты Сергеевны, зверски изнасилованной. А это уже твой участок, Степан Митрофанович.
Ломакин подавился чаем и больно оцарапал горло сушкой.
- Вона как! Ничего себе!
- Да, - кивнул следователь. - Но это еще не все.
Участковый напряженно застыл на своем стуле.
- Если ты помнишь, там недалеко свалка. Так вот, в тот же день водителем мусоровоза там обнаружен труп женщины-бомжа. Звали ее, как выяснилось, Наталья Геннадиевна Рожкова, по заявлению своих родственников пропавшая около трех лет назад. Так вот, лежала она в своих собственных кишках. Что скажешь?
Ломакин хладнокровно отхлебнул из кружки.
- Скажу я тебе, Игнат Владимирович, так: во-первых, слава Богу, что вся эта резня произошла не на моем участке, а во-вторых, бомжиху могли грохнуть и свои.
- Местных обитателей уже опросили, и, как минимум, двое видели Шмелеву, распивающую алкоголь в компании с Рожковой, позднее убитой, и эти двое, после отвели Шмелеву домой за вознаграждение. И еще, рядом с ней - внимание! - Копытов щелкнул пальцами, - они заметили высоченного мужчину, но, правда, тут они запутались в показаниях, разглядели его плохо. Вроде был, а вроде и не было.
- А после, значит, он ее и изнасиловал, - пробормотал Ломакин. - Выходит, она сама его и впустила... пока муж спал на кухне.
- Вполне могла, - согласился Копытов, вспоминая холодные ночи под пледом на лежбище, сооруженном из кухонного углового диванчика и трех табуреток, когда зараза-Лерка не пускала его в супружескую кровать из-за запаха алкоголя.
- Выходит, ее сожитель вполне может быть не при чем, - озвучил свои мысли участковый и достал из кармана пачку с единственной оставшейся сигаретой. Разве с такой работой бросишь курить?
- Вот в этом направлении и следует поработать, Шмелеву нужно потрясти как следует, - Копытов аппетитно захрустел сушкой. - Пошли кого-нибудь из своих ребят в больницу!
* * *
- Ну наконец-то! Чего так долго? Я уже сидеть устала, у меня уже десять раз спросили, кого я жду! До конца времени посещений остается полтора часа всего, вы со своим племянником совсем оборзели, Летягина? Мы как договаривались?! - сердитая Ирка налетела на нее, как коршун, стоило только войти в огромное фойе больницы.
Злющая подруга открыла рот, чтобы обрушиться на Галку с новым потоком обвинений, но внезапно замолчала, забыв подобрать, отвалившуюся челюсть, и беспомощно заморгала, глядя куда-то, подружке за спину. Галка обернулась и заулыбалась, наблюдая реакцию на появление своего нового брата с его любовником. Впрочем, не только Ирина Соловьева, впала в ступор, буквально все посетители больницы, а также охрана и пробегающие мимо люди в медицинской униформе - словом, все те, кто в данный момент находился в фойе здания ЦГБ, там, где располагались гардероб, маленькие ларьки со штучным товаром и прессой - все дружно повернули головы к дверям, в которые входили два парня. Галка тоже повернула туда голову.
Первым зашел Федор, ничего особенно выдающегося он из себя не представлял: высокий парень в темной зимней куртке, темных джинсах, высоких зимних ботинках, одет, как военный на гражданке. Конечно, он симпатичный, но на фоне великолепия своего друга мерк, как меркнет Луна, когда на небосвод всходит Солнце. Зейнвейллой хотелось любоваться и восхищаться, от него невозможно было отвести глаза: яркая спортивная куртка чудесно гармонировала со светлыми джинсами, заправленными в короткие сапоги, огромные синие глаза влажно блестели из-под вязаной шапочки, а рассыпанное по плечам и спине пышное облако рыжих волос вырвало завистливый и восхищенный вздох у каждой представительницы женского пола, в данный момент присутствующей в просторном фойе.
- Это кто? - прошептала Ирка, замершая соляным столбом, даже и не пытаясь подобрать упавшую челюсть, вытаращив глаза на появившееся чудо.
Галка прыснула в ладошку, глядя на нее.
- Это мамин племянник, - напомнила она Ирке. - Ты что, его не помнишь?
- Племянника твоего я прекрасно помню, - отмахнулась подруга. - А тот, другой кто? - ошеломленная девушка не сводила глаз с рыжего облака.
- Вот я расскажу Женьке, как ты пялишься на чужих мужиков, - пригрозила Галка. - Да расслабься ты, это друг Федора, ну... понимаешь? - пихнула она подругу в бок.
- Не может быть! - ахнула Ирка. - Хотя... - внезапно успокоилась она, разглядывая парня по-новому, - уж больно красив, просто ангел какой-то.
- Это он еще не в форме, - издевалась Галка. - Много сил потерял ночью.
- Да ты что?! - снова чуть было не подпрыгнула Ирка, ее глаза нехорошо заблестели. - Ты что, Летягина, подслушивала?! - подруга скривилась. Уличенную Галку схватили за отворот пуховика. - Фу, как ты могла?! Я была о тебе лучшего мнения!
- Еще чего, подслушивать, - Галку несло каким-то словесным поносом. Вот надо было заткнуть себя, а не могла. - Я участвовала! Знаешь, какая была оргия? Мы расколотили всю мебель в маминой комнате, ну в той, где мы гадали, а утром Зейнвейлла приготовил нам королевский завтрак!
- Хватит врать, - раскусила ее Ирка. - Не смешно ни разу! Я чуть и правда не повелась. Пошли, Ритка ждет там, ее как раз перевели в общую палату из послеоперационной, я тут уже все узнала, пока вас ждала.
* * *
Что-то было не так, а что именно Рита никак не могла понять. Чугунная голова не отрывалась от подушки, сомкнутые ресницы смогли пропустить немного света, и он вспыхнул под черепом раскаленным железом, под веки словно насыпали толченого стекла, на головную боль тут же отозвалась боль внутри: в желудке, в кишках, в ногах, но главная боль сосредоточилась в сокровенном, интимном месте, пылала и жгла там огнем. Девушка дернулась на своей кровати и повторила попытку открыть глаза - белый свет снова резанул по глазам, как по нервам. Зрачки искали, за что бы зацепиться, Рите казалось важным найти среди этого преобладания единственного белого оттенка хоть какое-нибудь пятно другого цвета, просто до тошноты хотелось увидеть темное пятно, до ужасной, невыносимой тошноты. Спазм неудержимо подкатил к самому горлу, и девушка дернулась, самопроизвольно, независимо от ее желания изо рта полилось на пол, оказывается, она лежала на самом краю кровати, и рвотная масса не запачкала постель, только оставила след на щеке.
- Что ж она делает? Что же она делает? - заворчали где-то рядом и загремели ведром.
Рита слышала, как плескалась вода, наверное, санитарка замывала дурно пахнущее пятно рядом с ее кроватью, через минуту что-то несильно стукнулось на пол - подставили тазик на всякий случай.
- Очнулась? - еще один кто-то спросил первого кого-то.
- Пока нет, но уже начала шевелиться, скоро очнется, - сообщил первый кто-то и добавил. - Да ее вчера так накололи, что...
- Там следователь к ней пришел.
- Какой следователь? Она, если к вечеру только проснется!
Рита догадалась, что они говорят о ней, милосердное сознание не пропускало всякие воспоминания о вчерашнем происшествии, в голове было пусто - сплошная серая пустота. Она не Рита, она просто маленькая частица среди серого мирового пространства, а у частиц нет никаких воспоминаний, они просто кружат, бездумно соединяясь с другими такими же неприкаянными частицами, у них нет ни прошлого, ни будущего.
Своего недавнего прошлого Рита помнить не хотела, давнего вспоминать, почему-то было нельзя, а будущего она боялась и не подпускала мыслей о нем к своей голове, заполненной серым туманом. Девушка держалась за свою пустоту всеми силами, не хотела покидать ее -в ней было безопасно, а за ее пределами ждало что-то страшное, жуткое, неумолимое, безжалостное, причиняющее боль и называющее ее "козявка".
Поборовшись немного с собственными ресницами, Рита сдалась и решила еще поспать, раз уж все равно не могла открыть глаза, но заснуть не давала боль, которая кромсала внутренности тупыми, зазубренными ножами. Рита неловко повернулась на бок, но стало только хуже - там, где тянуло и болело все загорелось, словно содрали лоскут кожи - девушка поспешно вернулась в старое положение. Нет, лучше уж, пусть болит внутри. Не выдержав, она застонала, мрачные картины, как ни старалась не впускать их в свою память, навязчиво полезли в голову. Рита вспомнила ужасную ночь, здоровенную фигуру суженого, его длинные волосы - разбуженный змеиный клубок, Лешку, сползающего спиной по стене, и кровавые пятна повсюду в их уютной спальне.
"Тронешь ее - убью!"
"Эта козявка моя."
Рита окончила институт, много читала, была современной, просвещенной девушкой и никогда бы не поверила, что нельзя найти управу на кого бы то ни было. Она живет с Лешкой - она его жена, пусть и гражданская, она его любит, а он любит ее, они непременно поженились бы, если бы было жилье. Свое собственное. Как же можно отнять ее у Лешки, если она не хочет уходить?! В то, что страшный суженый ее уже отнял не поверить было нельзя, какой-то рациональной частью своего мозга девушка не верила, сомневалась, что все происходящее правда, но другая часть, которая отвечала за женскую логику, интуицию или шестое чувство говорила ей, что с прежней жизнью покончено, больше ее нет и не будет, и Лешки больше не будет.
"Не хочу! - не открывая глаз, Рита заплакала. - Не хочу!"
- Не хочу, - шевельнула она губами.
В палату кто-то снова заходил, но глаза не хотели открываться, и девушка была с ними солидарна, она тоже не хотела их открывать и возвращаться в реальность.
- Вот здесь она лежит, пока не придет в себя после операции, - сказал кто-то кому-то, видимо, врач.
- С ней можно поговорить? Когда она придет в себя? - второй голос принадлежал мужчине.
Рита сразу поняла, что ему глубоко наплевать на нее, настолько сухим и казенным слышался голос. Наверное, это тот самый следователь, и Рита нужна ему лишь по долгу службы.
- Нет, что Вы, - возразил голос женщины. - Ей сделали общий наркоз, я не могу сказать насколько она будет способна давать показания в ближайшее время. Очнется скоро, но говорить с Вами вряд ли сможет - ей нужно время, чтобы прийти в себя.
- А нельзя ли как-то ускорить этот процесс? - настаивал мужчина.
- Нет! - резко ответила женщина. - Имейте сострадание к девочке, ей наложили восемь швов, знали бы Вы, какие у нее были разрывы! Дайте ей отойти от шока.
- Доктор, доктор, - перебил мужчина. - Мне Вы можете это не рассказывать. Вы бывали на местах таких преступлений? Нет? Вы видели разрывы на ее теле, а я видел, что творилось у нее в доме, там все залито кровью - Голливудский ужастик отдыхает! И если будет повторение такого фильма, то есть вторая серия, то Вы станете отвечать за препятствие исполнения следственных действий!
- Не пугайте! - огрызнулась женщина. - Прежде всего я о ней должна думать. Очнется - осмотрим и я Вам позвоню.
Темнота прыгнула на Риту мягкой кошкой и поглотила ее.
* * *
Просыпалась она долго. Болела голова, болел низ живота, все восемь швов, каждый из них отдавал мучительной болью в теле Риты. Вернулась вязкая тошнота, но теперь она застряла в желудке и скручивала его в жгут, словно мокрую тряпку. Рита погладила солнечное сплетение рукой. Непонятное чувство, становилось все сильнее, перебивая все остальные, даже слегка заглушая боль - под кожей, как сумасшедшие забегали муравьи, толпы муравьев, желудок вспыхнул, плеснув в рот горечью. Девушка попробовала разобраться в своих ощущениях и поняла - это чувство голода - она хотела есть. Зверски.
- Рита, - позвал ее голос подруги Ирины.
Откуда она здесь? Зачем ее пропустили? Рита боялась повернуть к ней голову, может, притвориться, что все еще спит?
- Тусенька, просыпайся, не пугай нас.
А это Галка. И она здесь? А может, все сон? Сейчас она откроет глаза и увидит стены родной комнаты, а Лешка где-то на кухне запекает курицу и ворчит на то, что купили целую тушку, а не окорочка.
"Господи, - взмолилась Рита, - сделай, чтобы так и было!
Девушка открыла глаза и увидела ненавистный белый цвет - потолок был выкрашен белой краской, но ниже уже начинался приятный зеленый, на котором взгляд отдыхал. Хорошо, что зеленый, где-то она слышала, что этот цвет успокаивает, к тому же, еще один день среди белого безмолвия она не выдержала бы.
- Хочу есть, - озвучила она свое зверское желание прекратить муки желудка. Незнакомое чувство, сосущее изнутри, как пиявка. - Мяса хочу.
- Ир, а мы мяса-то как раз и не принесли, - виновато глянула на нее Галка. - Ритусенька, а тебе можно сразу мясо? Может, лучше йогурт?
Рита прислушалась к себе - пиявкам в желудке было все равно, можно и йогурт.
- Давай, - согласилась она.
Содержимое трех баночек она проглотила в один момент с небывалой жадностью. Наркоз что ли так действует?
- Есть еще?
- Тебе нельзя пока столько, - остановила ее Ирина. - Скоро будет ужин, вот и поешь.
- Что-то я голодна, - растерянно улыбнулась подругам Рита. - Прям, слона бы съела.
- Ир, а вот я говорила, надо было купить колбаски, - Галка устыдилась своего прихода с пустыми руками.
- Да ей нельзя колбасу! - возмутилась Ира.
- Можно, - прошептала Рита и сама испугалась своих слов. - Девки, что это со мной? Я ужасно есть хочу!
- Надо Федора послать в магазин, - решила Галка.
- А его пустят обратно? - спорила Ира. - Время-то уже почти пять! Рит, а кроме голода ты что-нибудь чувствуешь?
- Не знаю, - покачала головой Рита, прислушиваясь к себе.
Голод заглушал все остальные чувства. Хотя, нет. Внутри начал ощущаться некий дискомфорт, постепенно нарастая, что-то внутри нее было лишним, хотелось избавиться от него, оторвать от себя, но как оторвать то, что внутри? Неизвестное существо кусало и грызло ее. Грызло буквально, Рита скрючилась на кровати.
С поста дежурной медсестры торопилась женщина в розовой униформе, на ходу выпуская из шприца с лекарством пузырьки воздуха.
- Посетители, просьба покинуть палату - больным нужен покой!
Подруги ушли, в ягодицу Риты впился комар, на лоб легла прохладная ладонь и стадо муравьев медленно потащилось к своему муравейнику. Обезболивающее частично парализовало их быстрые лапки, но совсем не обездвижило. Однако, пламя в желудке постепенно утихало. Рита тяжело дышала, боясь пошевелиться. Рядом с ее кроватью мелькали какие-то лица, вероятно соседки по палате, но ей было не до них, лица промелькнули в сознании размытыми пятнами, взгляд устремился сквозь них в одну точку на зеленой стене, туда, где темным пятном выделялась решетка вентиляции, и оторвать его оттуда Рита боялась.
Она не обращала внимания на движение вокруг себя, однако по запахам определила, что принесли ужин. Чувствовать запахи стало настоящим испытанием - невыносимо снова захотелось есть. Желание насытить организм испугало: оно было резким, подавляющим и неистовым - слово "есть" тут не проходило по определению, самым подходящим было слово "жрать". Да, Рита чувствовала зверский голод и хотела жрать. Сердобольный соседки поставили на ее тумбочку тарелку с картошкой и маленькой котлеткой.
Картошка оказалась недосоленным жидким пюре, котлета состояла наполовину из курицы, наполовину из хлеба, слабенькой окраски некрепкий чай, но Ритиному желудку было все равно: он готов был принять от нее любую еду, лишь бы ее было много и готовился переварить тонны разнообразной пищи. Тысячи чужих ферментов подстегивали его к беспрерывной работе, и желудок принимал их навязчивую заботу, как преступник принимает плату за совершенное злодеяние. Девушка сама не заметила, как все съела и метнула жадный взгляд на поверхность своей тумбочки: на этот раз подруги принесли ей фрукты, отдельно куриный бульон в литровой банке и диетический творожок в пищевом контейнере. Слабенький внутренний голос что-то кричал Рите, но она не расслышала: все мысли сосредоточились на питании, а новый инстинкт оказался во много раз сильнее проявлений разума и с легкостью заглушил его.
Кажется, она наелась. Рита умиротворенно улеглась на подушку и наслаждалась жизнью без боли ровно пять минут. Она даже позволила себе приподнять подушку. За эти пять минут она успела глубоко вздохнуть, радуясь ощущениям, прикоснуться к надежде, что, может быть, все еще не так плохо, как кажется, и успела услышать тот же участливый голос:
- Ну вот, видишь, как хорошо. Покушала - теперь лежи отдыхай...
А потом на нее напала боль. Девушка почувствовала, как внизу живота набухает горячее облако, через секунду оно сдетонировало в ней неуправляемым атомным взрывом. Мир вокруг Риты окрасился в багровые тона, ей показалось, что внутри нее работают огромные челюсти белой акулы, пережевывая остатки ее плоти. Тело разорвано в ошметки, но хитрый червяк, прорывший себе многоходовую нору в ее чреве, никуда не делся, ядерный взрыв его не затронул, а наоборот, в его огне маленький хищник окреп и вырос настолько, что мог прогрызать себе дополнительные тоннели внутри Ритиного тела. По ногам забулькала кровь...
- Лена! Лена! - это надрывался в коридоре какой-то звонкий молодой голос.
Хобот комара впился прямо в ногу, а второй присосался к руке - снова тихие волны спасительной серой пустоты закачались вокруг, унося Риту все дальше и дальше от берега, в необъятное пространство мрака.
Она частица, одинокая и беззащитная, ее несет ураганом...