Аннотация: Мои размышления о библейской системе образов в романе "Властелин колец"
Предисловие
Внимание исследователей романа "Властелина колец" обычно концентрируется на мифологических корнях этого произведения, использовании автором символов и сюжетов, позаимствованных из германских и кельтских легенд, связи между вымышленными языками Средиземья и реальными языками Европы. При этом достаточно редко рассматриваются христианские корни романа "Властелин колец" и аллюзии на Священное Писание, встречающиеся на его страницах. Если же комментатор и обращается к этой теме, то чаще он говорит о некоем абстрактном "авторском мировоззрении", нашедшем свое отражение в тексте романа, а не о заимствованных из Библии персонажах, мотивах и сюжетах. Разумеется, такое толкование во многом обоснованно, ведь профессор Толкин, работая над "Властелином колец", отнюдь не ставил себе целью создание аллегорического произведения на тему Священного Писания, подобного "Путешествию Пилигрима" Дж. Буньяна или "Хроникам Нарнии" К. Льюиса. "Властелина колец" скорее стоит воспринимать, как книгу, в которую Толкин вложил все свои увлечения и знания, мысли и переживания, включая, конечно же, и опыт христианской веры. Поэтому в романе, точно так же как и в жизни автора, удивительным, чудесным образом сплелись в единое целое детская сказка и военная проза, языческий миф и христианский символизм, любовь к языку и недоверие к прогрессивной, "машинной" цивилизации.
В то же время, как мне кажется, не стоит сводить христианское содержание "Властелина колец" исключительно к трудноразличимому авторскому мировоззрению и считать, что свет Благой Вести бросал на страницы романа лишь трудноразличимые отблески. На мой взгляд, явное и несомненное использование мотивов и символов Священного писания встречается во "Властелине колец" ничуть не реже, чем использование мифов и легенд Северной Европы, которое обычно привлекает к себе внимание исследователей. Скорее, я бы даже сказал, что роман "Властелин колец", как и прочее творчество Толкина, отличает взаимное наложение двух систем образов - языческой и христианской, и многие персонажи и отдельные сцены одинаково достоверно толкуются в обеих этих системах. Метафорически выражаясь, Толкин возводил здание своего романа с использованием двух чертежей, нарисованных в двух разных системах координат, и остается только поражаться тому, как он, поставив себя в подобные условия, смог возвести столь гармоничное, целостное и величественное сооружение.
В ходе своих дальнейших рассуждений я собираюсь говорить в основном о христианской системе образов романа, указывая параллели с языческой мифологией лишь в отдельных случаях. При этом я вполне осознаю некоторую натянутость, возникающую при таком подходе: выделение из общей схемы романа только христианского содержимого разрушает сложную систему образов, сплетенную автором, и заметно искажает целостное, несмотря на эклектичность, мировоззрение Толкина. Как тут не вспомнить предупреждение Гэндальфа: "Тот, кто начинает расчленять целое на части, пытаясь понять природу целого, уже не будет мудрым"1. Я вовсе не ставлю своей целью разрушение этого величественного здания, которым я уже много лет восхищаюсь, я лишь пытаюсь в меру своих возможностей указать на красоту и гармоничность той части исходного замысла автора, которое при рассмотрении романа зачастую оказывается в тени мифологического содержимого. Поэтому я решил отказаться от простого механического перечисления аллюзий на Священное Писание в тексте "Властелина колец". Вместо этого я предлагаю попробовать взглянуть на этот текст немного под другим углом зрения, так чтобы увидеть в нем ту личность, которая в наибольшей степени занимала Толкина, как и каждого христианина, - личность Иисуса Христа, Божьего Сына, Спасителя.
Конечно, в тексте "Властелина колец" невозможно найти одного отдельного персонажа, полностью идентичного Христу; задача создания такого литературного героя не по силам никакому писателю, и даже Ф. М. Достоевский не смог в свое время решить ее в образе князя Мышкина. Профессор Толкин при написании "Властелина колец" поступил куда осмотрительнее русского классика и предпочел наделить отдельными чертами Иисуса Христа не одного, а нескольких персонажей, выведя в них прообразы Искупителя грехов человечества. Подобный подход к тексту "Властелина колец" схож с традиционным христианским толкованием Ветхого Завета с выделением в образах ветхозаветных персонажей тех черт, которые пророчески показывают те или иные особенности, атрибуты грядущего Мессии. В подобных толкованиях принято рассматривать в текстах Ветхого Завета три прообраза Иисуса Христа как Царя, Пророка и Первосвященника. Следуя этому примеру, в романе "Властелин колец" я собираюсь обозначить трех персонажей, в которых прослеживаются черты, схожие с чертами Иисуса Христа, каким Он показан через прообразы Ветхого Завета и напрямую в Новом Завете.
Здесь стоит сделать некоторое разъяснение: я ни в коем случае не утверждаю, что при написании романа Толкин преднамеренно ставил перед собой задачу изобразить персонажей, подобных Иисусу Христу. Скорее это произошло естественно, как бы само собой, когда Толкин решал совсем другие художественные задачи. Он начинал писать продолжение "Хоббита", еще одну сказку, но во время работы над текстом воображение Толкина раздвинуло границы сказочного жанра, дополнив ее элементами героического эпоса, современного романа и при этом как-то незаметно, словно по волшебству, туда проникла христианская притча с множеством отсылок к Ветхому и Новому Заветам. И в свете этого изменения смысла романа те три персонажа, о которых далее пойдет речь, обрели большую глубину, наполнились новым содержанием, которого изначально автор в них и не собирался вкладывать. Итак, начнем по порядку.
Царь
В евангельских рассказах о жизни Иисуса Христа часто встречаются эпизоды, когда люди называют Его "царем иудейским" или "сыном Давида". Очевидно, и ученики Иисуса, и многие из тех людей, которые слышали Его проповеди, считали Его Мессией, избранником Божьим, который займет трон и будет царствовать над Израилем. Какие же признаки Мессии, грядущего царя, люди видели в Иисусе и почему обращались к Нему таким образом?
Происхождение
Иисус - прямой потомок царя Давида, величайшего из иудейских царей, непревзойденного воителя, справедливого судьи, избранного Богом для руководства Израилем. До сегодняшнего дня евреи считают Давида образцовым правителем, а во времена Иисуса в потомках Давида видели особое благословение и воспринимали их как единственных законных властителей израильского царства. Хотя Иисус происходил из той ветви царского рода, которая обеднела до такой степени, что ее представители вынуждены были заниматься ремесленничеством, по происхождению Он оставался потомком Давида, то есть законным претендентом на трон. А тот факт, что семья Иисуса была не аристократической, придавал Ему, как ни парадоксально, больше достоинства в глазах простых людей. Иисус хорошо знал, как они живут, знал их надежды, знал их образ мысли, мало того, детство в семье ремесленников символически роднило Иисуса с царем Давидом, который в молодости был простым пастухом.
Чудеса
В мифах и легендах многих народов существует предание о том, что вождь или царь, будучи особой, сакральной персоной, обладает способностью к исцелению ран и болезней. Хотя в Ветхом Завете не встречается упоминания о подобных представлениях среди израильтян, но в Евангелии от Матфея, самом "иудейском" из евангелий, несколько раз кто-либо, приходя к Иисусу за исцелением, обращается к Нему как к "сыну Давида"2, тем самым особо подчеркивая царское происхождение Иисуса. Вполне вероятно, что именно в этом наследии, в этом Божьем благословении, которое перешло от Давида к его потомкам, люди видели источник способности Иисуса к исцелению больных.
Испытания
На пути к трону будущего царя поджидают различные испытания, которые доказывают, что он достоин короны и действительно обладает Божьим благословлением на управление страной. В первую очередь, конечно, испытанию подвергаются его лидерские качества: умение руководить людьми и умение быстро принимать решения, при этом желательно верные. Также испытания выявляют такую важную черту царского характера, как справедливость. Может ли он улаживать конфликты и примирять враждующих людей между собой? Склонен ли использовать власть для личных нужд? Каких соратников он себе выбирает? На что больше полагается - на силу или на закон? В жизни Давида, самого популярного из иудейских царей, встречается множество таких ситуаций, когда он с честью выходил из испытаний и проявлял себя истинным властителем, честным и справедливым. Но, в то же время, 2-я книга Царств не обходит вниманием и отступление царя от принципов справедливости в истории с Вирсавией и ее мужем, демонстрируя тем самым, что даже лучший из царей порой не может вынести искушения властью и использует ее для удовлетворения своих желаний.
В евангелиях рассказывается о многих ситуациях, в которых Иисус доказывал Свое право быть царём, и среди этих ситуаций особенно ярко выделяются те, во время которых Он подвергался искушению использовать Свою власть в личных целях. Первое - во время поста в пустыне, когда сатана сначала предложил Иисусу воспользоваться чудотворными способностями для личных целей, а затем пообещал отдать Иисусу все царства земные, если Он поклонится ему, тем самым признавая его превосходство. Второе - во время праздника Пасхи в Иерусалиме, когда народ иудейский готов был взбунтоваться против римской власти и выбрать Иисуса своим предводителем. Оба раза Иисус отверг эти искушения, поступил не по воле сатаны и не по воле народа, но по воле Небесного Отца. Тем самым Иисус показал личным примером, что Царство Небесное не от мира сего, и для того, чтобы стать царем в этом Царстве нужны не убийства и не восстание, а смирение перед волей Отца и добровольная жертва. Корона Царя Небесного - не золотой обруч, а терновый венец, именно этим Иисус отличается от царей Ветхого Завета и других могущественных земных властителей. Смирение и жертва - вот что делает Иисуса совершенным царем, превосходящим Давида и Соломона во всей их славе.
Если же оценивать деятельность Иисуса Христа с точки зрения проявления лидерских качеств, то, на первый взгляд, Его умение отбирать кадры и руководить людьми можно было бы поставить под сомнение. Дисциплина среди апостолов явно была далека от армейской, и при первом же серьезном испытании они разбежались; вдобавок, один из них пошел на прямое предательство Учителя. Точно так же и в последующей истории церкви редко наблюдается железная спаянность рядов, напротив, порой кажется, что вся эта история почти сплошь состоит из споров и склок, которые зачастую заканчиваются расколами, перерастающими в масштабные вооруженные конфликты. Но, тем не менее, церковь, основанная на тех первых учениках, существует уже две тысячи лет и пережила за это время множество куда более дисциплинированных и сплоченных общественных объединений. Так что, похоже, лидерские таланты Иисуса Христа в стратегической перспективе оказались далеко не такими скромными, как это может показаться на первый взгляд.
Будущее
Люди, видевшие в Иисусе царя иудейского, относили к Нему и Его правлению пророчества о новом мире, в котором не будет войн и насилия, в котором Израиль станет светильником для всех народов, живущим в присутствии Божьем. Мессия понимался многими иудеями не как обычный царь, а как человек, через которого произойдет полное, кардинальное преображение Израиля и всего мира. Чудеса, Сотворенные Иисусом, подтверждали то, что Он и есть тот самый Избранник Божий, через которого Бог изменит мир.
Но в евангельской истории место торжественной коронации заняли предательство, издевательства и пытки, путь на Голгофу и распятие на кресте. А грядущее небесное царство, о котором говорили пророки, отодвинулось в будущее, до возвращения распятого и воскресшего Иисуса. В Апокалипсисе Он изображается в образе царя, грядущего на облаках, чтобы окончательно уничтожить зло и установить Царство Небесное на всей земле. В этом Царстве не будет горя и слез, не будет войны и голода, не будет греха. Верные будут жить вместе с Христом в Новом Иерусалиме, городе, сходящем с небес, где будет расти дерево жизни, которое дает "исцеление народам".
Теперь же, рассмотрев, как образ Царя раскрывается в виде прообразов в Ветхом и Новом Завете, перейдем к тексту романа "Властелин колец". В нем нетрудно обнаружить персонажа, обладающего схожими чертами с ветхозаветными царями Израиля, образом Христа в Его царском служении и в Его втором пришествии. Арагорн, сын Арахорна, следопыт, ставший Королем. Что же позволяет называть его прообразом и символом Иисуса Христа в Его царственном служении?
Происхождение.
Арагорн - прямой потомок короля3 Исилдура, который встал во главе нуменорцев, переселившихся в Средиземье. Исилдур же, в свою очередь, подобно Давиду для древних иудеев, являет собой для людей Средиземья образ идеального правителя. Он прославился и как великий воин, и как талантливый дипломат, один из участников Последнего Альянса людей и эльфов, и как справедливый, мудрый государь. Слава Исилдура перешла на его потомков, вставших во главе двух государств, образовавшихся после распада королевства нуменорцев: Арнор на севере и Гондор на Юге. Эти королевства постигла разная судьба. "Вскоре после битвы на Ирисной Низине княжество Арнор пришло в упадок, город Ануминас у озера Морок обезлюдел, и его разрушило время, а потомки подданных князя Валендила переселились в Форност на Северном нагорье, но и этот город давно заброшен.<....> Враги рассеяли арнорцев и от их когда-то неприступных крепостей остались лишь поросшие полынью курганы". Король Гондора погиб в сражении, не оставив наследника, и южное королевство возглавил род наместников.
В этой истории отчетливо прослеживается параллель с Израильским царством, которое после смерти Соломона, сына Давида, распалось на две части: северное и южное. Северное царство впоследствии было полностью уничтожено ассирийцами, его жители были переселены в другие земли, а южное царство, хотя и было покорено вавилонянами, но через 70 лет было восстановлено иудеями, вернувшимися из плена. Затем, после восстания против греков, трон южного царства занял род Хасмонеев, но большая часть населения видела в них лишь временных царей и ожидала возвращения истинного властителя, потомка Давида, который возродит мощь израильского государства и обеспечит ему мир и процветание. Точно так же и в романе "Властелин колец" слабеющее Гондорское королевство ждет потомка легендарного Исилдура, который восстановит славу Белого Города.
При сравнении происхождения Арагорна и Иисуса сразу бросается в глаза, что Арагорн принадлежит к той ветви королевского дома, которая утратила былую славу и величие, так что потомки великих королей превратились в охотников на чудовищ, странников по пустынным землям. Окрестные жители называют Арагорна "Strider" ("тот, кто много ходит", в разных русских переводах Колоброд/Бродяжник/Шатун), не самое достойное имя для короля. Зато в нем хорошо видна параллель с Иисусом, который странствовал по Иудее, не имея "где преклонить голову". Также Толкин при первом знакомстве героев с Арагорном отдельно подчеркивает, что "нет в нем ни вида, ни величия", или, как сам Арагорн говорит, цитируя старое пророчество, "в истинном золоте блеска нет".
В то же время стоит заметить, что хотя Арагорн является прямым потомком Исилдура, символа справедливости и величия, подобно тому как Иисус - потомок Давида, но в отличие от Иисуса Арагорн был не учителем и проповедником, а воином, и его воинская биография скорее напоминает историю жизни царя Давида. Они оба в молодости были успешными военачальниками на царской службе: Давид под началом Саула, Арагон в войсках Рохана и Гондора. Давид оставил службу после конфликта с царем Саулом, завидовавшим его воинской славе, затем с небольшим отрядом скрывался в горах Иудеи. Арагорн ушел из гондорского войска по не совсем понятной причине и много лет воевал на северных пустошах во главе малочисленных рейндежеров-дунадайн. И подобно тому, как Давид со своими воинами пришел на помощь израильтянам после того, как царь Саул погиб в бою с филистимлянами, так же и отряд дунадайн во главе с Арагорном присоединяется к войскам, идущим в сражении против Саурона.
Кроме того, нельзя не упомянуть об еще одной черте, объединяющей Арагорна и Давида. Они оба не только воины, но и талантливые поэты. Давид за свою жизнь сочинил множество песен, вошедших в сборник, который мы называем Псалтырь, Арагорн сочиняет поэмы и песни, которые цитируются на страницах "Властелина Колец". При этом нельзя не упомянуть, что Толкин вполне мог позаимствовать образ воина-поэта как из книги Царств, так и из хорошо известного ему финского эпоса "Калевала", в котором действует несколько подобного рода персонажей. Это еще один пример того, как один и тот же образ одинаково хорошо укладывается и в мифологическую, и в библейскую систему символов "Властелина колец".
Чудеса.
Еще одна параллель между Арагорном и Иисусом Христом в образе Царя видна в эпизоде, произошедшем в Палатах Целителей.
"Тогда Иорет, старшая из служительниц госпиталя, со слезами посмотрела на Фарамира и сказала:
- Горе, если он умрет. Когда-то в Гондоре были Короли, о которых сказано в Книгах Знаний: "Руки Короля - руки целителя". Так ведь и узнавали настоящего Короля...
- Король! Вы слышали, я же говорила: руки целителя! - И вскоре все в госпитале узнали, что явился Король, дарующий исцеление. И эта весть распространилась по всему Городу".
Представление о том, что правитель обладает способностью исцелять от болезней было широко распространено во многих странах Западной Европы4, так что, по всей видимости, это еще одно пересечение мифологической и библейской систем символов в тексте "Властелина колец", но все же, стоит заметить, что обычно способность исцелять прикосновением в европейском средневековом мировоззрении приписывалась тому, кто уже коронован. Это неотъемлемое свойство короля, а вовсе не его признак, в то время как в евангельских историях об исцелениях и в романе "Властелин колец" способность исцелять - это подтверждение царского происхождения и, соответственно, права претендента на престол.
Испытания.
Демонстрация исцеляющих способностей не была единственным свидетельством, доказывающим королевское достоинство Арагорна. За свою долгую жизнь он прошел через множество испытаний. Ему довелось повоевать с пиратами и орками, он охранял границы Хоббитона от чудовищ, он сражался с назгулами и шел Тропою Мертвых. Но одним из самых тяжелых испытаний для Арагорна было искушение завладеть Кольцом Власти, чтобы использовать силу Врага для разгрома армий Саурона и завоевания трона Гондора. Искушение тем более тяжелое, что Арагорна прекрасно знал сложившуюся ситуацию: враги сильны и многочисленны, ими руководит единая черная воля, а люди и эльфы слабы, разрозненны и растеряны перед лицом армий Мордора. Кажется, что для Средиземья не осталось уже никакой надежды, кроме как на Кольцо врага.
Подлинное величие Арагорна как правителя проявляется в том, что он идет в неравный, безнадежный бой, отказываясь от искушения воспользоваться силой Темного Властелина против него самого, пусть даже этот путь почти наверняка сулит гибель. Но в отличие от потерявшего надежду Денетора Арагорн верит в возможность чуда, верит, что Фродо все-таки сможет дойти до Роковой горы и уничтожить Кольцо. В древних легендах герой идет в последний бой ради своей чести и чести своего народа, в романе "Властелин колец" это внешнее сражение дополнено внутренним - борьбой с собственной слабостью, борьбой с отчаянием, с искушением, исходящим от Кольца.
Точно так же поступает Арагорн и во время безумного похода к Черным вратам, чтобы отвлечь внимание Саурона от Роковой горы и идущим к ней хоббитам. В этой безнадежной, самоубийственной попытке проявляется истинное величие царя, которое состоит в том, чтобы сражаться в войне, которую все считают уже проигранной. Ведь и сошествие Сына Божьего на землю было столь же безнадежной и самоубийственной попыткой, заранее обреченной на поражение, но это поражение чудесным образом обернулось победой. Арагорн и его спутники идут в поход, надеясь только на чудо. Они знают, что победить Саурона силой оружия невозможно, слишком многочисленна его армия, но они надеются на то, что есть сила большая, чем Саурон, и что эта сила чудесным образом обратит торжество сил зла в их поражение.
Будущее
Иисус Христос в Его первом пришествии на Землю так и не взошел на трон Давида, избрав вместо славы, принадлежащей Ему по праву, позорную казнь, а вот Арагорну автор уготовал иную участь. Финал третьей книги "Возвращения Короля" символически отображает будущие события, которые произойдут после того, как Иисус Христос придет на Землю во второй раз, и начнет царствовать в обновленном мире, как это описано в последних главах книги Откровения.
Коронация Арагорна становится символом новой жизни для усталого, потерявшего надежду Гондора, символом возрождения и смены эпох. Хотя эти события не столь масштабны и значимы, как те, что произойдут во время второго пришествия Иисуса Христа, они лишь туманный прообраз грядущего преображения Земли и установления Небесного Царства. Но в той радости, которую Толкин вложил в эти строки, отчетливо видна его надежда на возвращение подлинного короля неба и земли, Того, кто "отрет всякую слезу с очей", возродит к жизни умерших и будет вечно править святыми в Новом Иерусалиме. Подобно тому, как в книге Откровения Иоанн Богослов пользуется привычными для него образами ветхозаветного языка, чтобы донести до читателей то, что открылось ему в видении на острове Патмос, точно так же и Толкин использует язык рыцарского романа, мифа, волшебной сказки, чтобы рассказать о своем видении будущего нашего мира.
"И Фродо выступил вперед, принял корону от Фарамира и отдал ее Гэндальфу; Арагорн преклонил колена, а Гэндальф надел корону ему на голову и молвил:
- Наступают времена Государевы, и да будет держава его благословенна, доколе властвуют над миром Валары!
Когда же Арагорн поднялся с колен, все замерли, словно впервые узрели его. Он возвышался как древний нуменорский властитель из тех, что приплыли по Морю; казалось, за плечами его несчетные годы, и все же он был в цвете лет; мудростью сияло его чело, могучи были его целительные длани, и свет снизошел на него свыше"
За коронацией следует обретение отростка от Белого Дерева:
"Арагорн бережно потрогал деревце, а оно на диво легко отделилось от земли, и все корни его остались в целости, и Арагорн отнес его во двор цитадели. Иссохшее древо выкопали с великим почетом и не предали огню, но отнесли покоиться на Рат-Динен. А на месте его, у фонтана, Арагорн посадил юное деревце, и оно принялось как нельзя лучше; к началу июня оно было все в цвету"
Дерево - сквозной образ в цикле повествований о Средиземье. В "Сильмариллионе" рассказывается о том, как в древности два чудесных дерева давали свет Валинору, о деревеве Нуменора и Белом дереве Гондора. Эти деревья символизируют жизнь, процветание, особое небесное благословение, которое получали страны и города, в которых они росли. И снова, как и в других случаях, в образе дерева происходит пересечение двух систем - мифологической и библейской. Мировое Дерево как символ жизни, а также символ связи между миром людей и высшим миром - это один из самых распространенных мифологических образов. В то же время он широко используется и в Библии, начиная с дерева познания добра и зла, росшего в Эдеме и заканчивая деревом жизни, которое будет расти в новом мире: "Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева - для исцеления народов" (Откр 22:1). Новый росток Белого дерева связывает правление Арагорна с правлением его предка Исилдура, с чудесными временами нуменорской эпохи, со светлой землей Валинора, и символизирует дерево жизни, растущее в Новом Иерусалиме.
Взятый сам по себе образ дерева мог бы показаться исключительно мифологическим образом, но в структуре событий, связанных с возвращением на престол истинного короля, он обретает иное значение: Победа над силами зла - Коронация - Возрождение дерева, а затем свадьба Арагорна и Арвен, вызывающая в памяти образ мистического бракосочетания Иисуса и церкви, невесты Агнца. Эти события, взятые целиком, как единый финал повествования о возвращении истинного короля, являются аллюзией на то, что происходит в последних главах книги Откровения (и всей Библии). Но в то же время необходимо сказать, что в романе "Властелин Колец" показан лишь прообраз последних времен, и сам Арагорн есть лишь прообраз Христа в Его царском служении, но ни в коем случае не сам Христос. Хотя воцарение Арагорна и стало символом смены эпох, но это еще не последняя эпоха, это лишь этап на пути к полностью обновленному миру. Из Средиземья ушла магия, но остались ложь, ненависть, зависть. Да, Арагорн вылечил умирающий Гондор, но лишь на время. Придет срок - и Белый Город падет, потому что зло все так же существует в этом мире. Арагорн - король, но он не Мессия, он - не Тот, Кто принял на себя грехи мира. Через образ Короля-Странника мы лишь смутно, гадательно, "как бы сквозь тусклое стекло" различаем черты другого Короля, который две тысячи лет назад проповедовал в Иудее Небесное Царство и однажды вернется, чтобы утвердить это Царство на Земле. Окончательно и бесповоротно.
Пророк
В наши дни слово "пророк" принято использовать в значении "человек, способный мистическим образом предвидеть будущее", но в ветхозаветные времена это слово имело иное значение. Пророком тогда называли человека, который говорил от имени Бога, объясняя иудейскому народу, в чем состоит воля Бога, а также какие благословения ждут тех, кто исполняет эту волю, и какие наказания постигнут тех, кто эту волю не исполняет. Поэтому и Моисей почитался среди евреев не только как вождь, выведший народ из плена в Египте, но и как великий пророк. Ведь именно он передал иудейскому народу Декалог - десять Божьих заповедей, а затем подробно объяснил, как Бог благословит народ за соблюдение этих заповедей, и какие наказания ждут народ в том случае, если он не будет их соблюдать (Втор. 29,30 главы).
Впоследствии в Израиле появлялись и другие пророки, наставлявшие и укорявшие народ, указывавшие людям на их заблуждения и отступление от Божьих заповедей, а также на то, как исправить свои пути и вернуться вновь к исполнению Божьей воли. Что же отличало истинного пророка, что служило свидетельством его преданности Господу и богодухновенности произносимых им слов?
Образ жизни
Большую часть жизни пророки проводили вдали от людских жилищ, в пустыне или в горах. У них не было ни дома, ни имущества, ни семьи, они целиком посвящали себя служению Господу. Пророки часто совершали странные, шокирующие поступки, говорил резкие, порой даже грубые слова, чтобы встряхнуть людей, заставить их вслушаться, обратить особое внимание, обличить их. Даже если пророк не уходил в пустыню, а оставался жить в городе, все равно он выделялся необычным поведением. Если особое, священное положение священников и левитов проявлялось в их храмовом служении, для которого они были отделены от всего народа, то особое положение пророка подчеркивалось его образом жизни и его поступками. Именно они привлекали к себе внимание и делали слова пророков весомыми для людей, благодаря им пророков внимательно слушали и простолюдины, и правители.
Чудеса.
Чтобы обратить слух людей к словам пророков, Господь творил через них чудеса и знамения. Наибольшее внимание привлекали, конечно же, яркие, заметные чудеса, такие как исцеление больных или низведение небесного огня на жертву по молитве пророка Илии во время состязания со жрецами Ваала (3 Царств 18 глава). Но иное, более глубокое, внутреннее чудо, творимое пророками, состояло в том примере, который они давали людям, и благодаря которому в Божьем народе сохранялась вера в Бога. Даже когда Израиль почти уже полностью стал языческим, оставались верные люди, слушающие пророков, желающие знать волю Божью. Связь между внешним чудом, эффектным, броским, нарушающим законы природы, и внутренним чудом покаяния и перерождения не всегда бывает заметна. Так, из истории пророка Ионы все помнят о внешнем чуде, о том, как Иона провел три дня внутри большой рыбы и остался жив, но забывают о том, что затем от его проповеди покаялся огромный развращенный город, что, на самом деле, является ничуть не меньшим чудом.
Еще одно важное проявление той силы, которую получали пророки, это особая, чудесная мудрость. Когда к пророку приходили за советом, или когда пророку необходимо было обличить кого-либо, Господь давал ему нужные слова, такие, которые действительно "жгли сердца людей". И лишь одним из проявлений мудрости пророков было их знание о будущем, да и то оно чаще всего касалось не судеб отдельных людей, а великих и могучих царств, окружавших Иудею. Пророки говорили народу, что пусть даже эти царства кажутся несокрушимыми и вечными, но они вскоре падут, а израильский народ продолжит жить на своей земле, если будет соблюдать Божьи заповеди.
Отношения с властями
Пророки всегда честно говорили Божье слово, невзирая на положение и титулы, поэтому отношения с правителями народа у них складывались непросто. Если царь и "начальствующие в народе" соблюдали Божьи законы, то пророки поддерживали их и даже могли стать советниками, каким был пророк Нафан при дворе царя Давида. Если же царь и сановники отклонялись от Божьих заповедей, то пророк обличал их перед народом во всеуслышание, что грозило ему тюремным заключением, ссылкой, а то и казнью. Но пророки продолжали говорить, невзирая на опасность, потому что исполнение Божьей воли для них значило много больше, чем угрозы власть предержащих.
В евангелиях хорошо видны те черты, которые роднят Иисуса Христа с пророками древности. У Него не было дома, не было имущества, Он постоянно странствовал, Он проводил много времени в пустынных местах, много молился. Он точно так же, как и пророки древности, рассказывал людям о Божьем замысле и том, что Бог ждет от людей. Он резко и порой даже грубо обличал духовных вождей израильского народа, и точно так же, как и пророки древности, постоянно подвергался осмеянию и угрозам расправы. Он совершал чудеса и знамения для подтверждения Своих слов: исцелял увечных, изгонял бесов и чудесным образом насыщал множество людей.
Если же от евангелия перевести взгляд на текст романа "Властелин колец", то в нем в качестве персонажа, в котором присутствуют многие черты иудейских пророков и Иисуса Христа в Его пророческом служении, выступает маг Гэндальф Серый. Он постоянно странствует, у него нет дома и семьи. Люди и эльфы почитают его за мудреца, его слова не всегда понятны и зачастую весьма резки. Он желанный гость в Хоббитоне и эльфийских королевствах, а вот в Гондоре и Рохане к нему относятся с опаской, потому что на души правителей людей легла тень, и Гэндальф обличает их в этом, но для Арагорна, будущего Короля, он - друг и советник, подобный Нафану.
Конечно, нетрудно заметить, что при создании образа странствующего мага Толкин руководствовался отнюдь не только библейскими аллюзиями. В Гэндальфе явно проявляются черты кельтского друида, волшебника Мерлина из сказаний о короле Артуре и даже скандинавского бога Одина, который ходил среди людей в обличии старика в сером плаще и широкополой шляпе. Как и в случае с образом короля Арагорна, образ мага Гендальфа двойственен. Он наполнен чертами, заимствованными из языческой мифологии, и в то же время ничуть не в меньшей степени чертами, в которых видны параллели с ветхозаветными пророками и с Иисусом Христом в Его пророческом служении.
Образ жизни и характер
О том, как живет Гэндальф в те времена, когда не участвует в походе Братства Кольца в Мордор, из текста книги известно не так уж и много. Упоминается о том, что он много путешествует, бывает в гостях у разных народов, изучает книги, беседует с мудрецами и королями. Судя по всему, в отличие от Сарумана, у Гэндальфа нет постоянного обиталища, нет такого места, которое он мог бы назвать своим домом.
Что же касается характера старого волшебника, то он порой оказывается не менее бурным, чем у ветхозаветных пророков. Точно так же как они Гэндальф бывает резок в словах, проявляет вспыльчивость и чуть ли не гнев, впрочем, стараясь сдерживать себя и не позволять эмоциям брать вверх над рассудком. В то же время Гэндальф старается не только обвинять и ругать, он поддерживает и ободряет своего старого друга Бильбо, а затем Фродо и других Хранителей. Точно так же и пророки Иудеи не только обвиняли народ в нечестии, обличали грехи и грозили небесными карами, но и утешали.
Однажды Гэндальф поступает весьма шокирующим образом, чтобы донести до своих слушателей весьма неприятное сообщение. На Совете Элронда он читает надпись на Кольце власти на темном наречии, языке Мордора. Полагаю, для эльфов такой поступок был не меньшим нарушением всех норм приличия, чем для идуеев женитьба пророка Осии на блуднице.
Чудеса
Гэндальф - маг, но он не так уж и часто прибегает к своим особым способностям. Скорее создается впечатление, что его магические силы проявляются в первую очередь в силе духа, его могуществе в духовном мире, где он сражается с назгулами и барлогом. Кроме того, Гэндальф обладает широкими и глубокими познаниями в отношении сил природы, так что может даже разговаривать с орлами, и в отношении языков, истории, обычаев разных народов Средиземья. И, наконец, Гэндальф, как и положено мудрецу, использует дар воздействия на людей силой убеждения.
"- Государь, - сказал Гэндальф, - взгляни на свою страну! Вздохни полной грудью!
<...>- Не так уж темно на белом свете, - молвил Теоден.
- Темно, да не совсем, - подтвердил Гэндальф. - И годы твои не так уж гнетут тебя, как тебе нашептали. Отбрось клюку!
Черный жезл конунга со стуком откатился. А конунг выпрямился устало и медлительно, точно разгибаясь из-под ярма. И стоял, стройный и высокий, а глаза его просияли небесной голубизной.
- Смутные, черные сны одолевали меня, - сказал он, - но я, кажется, пробудился. Да, Гэндальф, пожалуй, надо было тебе явиться пораньше"
Исцеление Теодена очень похоже на евангельское описание изгнания беса. Иисус Христос не пользовался ни сложными заклинаниями, ни длительными обрядами экзорцизма, он просто приказывал бесу уходить, и эти слова имели такую силу, что им невозможно было противиться. В то же самое время, эта сцена напоминает о том, как пророки ветхого Завета вселяли надежду в сердца израильтян в дни скорби, в дни преследования веры в единого Бога, в дни вавилонского пленения.
Но, конечно, не стоит забывать о том, что Гэндальф творит вещи, которые явно выходят за пределы возможностей даже самого мудрого человека, и это неизбежно ставит вопрос об источнике той магии, которую применяет Гэндальф и которая имеет весьма мало схожего с чудесами пророков, а напоминает скорее о Мерлине и других сказочных волшебниках. Да, в Гэндальфе есть и такое, но все же - он пользуется своей силой не для собственного самоутверждения, не из гордыни, не за плату, а чтобы защитить себя и своих друзей. И уж точно его магия ничуть не похожа на столь популярные в современном фентези "древние, мощные заклятия", испепеляющие армии и стирающие с лица земли города. Кроме того, при всей безусловной натянутости этой аналогии, разве не напоминает огненное шоу, устроенное Гендальфом во время праздника в Хоббитоне, первое его волшебство, упомянутое в тексте, первое из евангельских чудес: превращения воды в вино на свадьбе в Кане Галлилейской?
Самое же удивительное событие, явно и очевидно объединяющее Гэндальфа с Иисусом Христом, происходит в лесу Фангорна, где волшебник являет Арагорну, Гимли и Леголасу свое истинное обличье. Думаю, здесь можно обойтись без комментариев, достаточно прочитать два текста и сравнить их между собой.
"По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии. Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте. И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. (Матф.17:1-7)".
"Он вскочил на ноги, одним махом вспрыгнул на скалу и внезапно вырос, как слепящий столп, сбросив накидку вместе с балахоном. Сверкало его белое одеяние. Он воздел посох, и секира Гимли бессильно звякнула о камни. Меч Арагорна запламенел в его недрогнувшей руке.
Леголас громко вскрикнул, и стрела его, полыхнув молнией, прянула в небеса.
- Митрандир! - возгласил он затем. - Это Митрандир!
- Повторяю тебе: с добрым утром, Леголас! - промолвил старец.
Пышные волосы его блистали, как горный снег, сияло белоснежное облаченье, ярко светились глаза из-под косматых бровей, и мощь была в его подъятой руке. От изумленья, ужаса и восторга все трое приросли к земле и утратили дар речи"
Отношения с властями
Как и пророки Древней Иудеи, Гэндальф не смотрит на то, какое положение в обществе занимает его собеседник. Мудрый маг дает советы правителям Гондора и Рохана, но далеко не всегда эти советы бывают услышаны, и потому отношения между Гендальфом и королями людей весьма напоминают отношения между пророками и теми царями Древней Иудеи, которые отступили от веры. И причина разрыва, причина того, что правители не хотят слушать, схожа у тех, и у других. Имя этой причине - отчаяние. Цари Древней Иудеи видели, что их обступают враги, что вера отцов не помогает, и тогда они теряли надежду и начинали сообщаться с языческими народами, перенимать их обычаи и верования, подчиняться чужой политической власти. Точно так же Теоден и Денетор теряют надежду при виде могущества Мордора. Они видят, что их войска малочисленны и слабы, что поражение в прямом столкновении неизбежно, а бегство невозможно. Короли людей погружаются в бездну отчаяния, которая парализует их волю, и оказывается не менее действенным оружием Врага, чем мечи и темная магия.
Гэндальф приходит в Рохан и Гондор в тот час, когда короли не в силах управлять своими державами, но его слова и поступки возвращают надежду. Гэндальф исцеляет Теодена, возвращает его душу из мрака, и всадники Рохана вновь идут в бой. Затем Гэндальф фактически возглавляет организацию обороны Минас Тирита, подобно тому, как во времена Антиоха Епифана священнослужители из рода Хасмонеев возглавили сопротивление иудейского народа против языческой оккупации, чудом смогли победить врагов и восстановить служение в Храме. И все это время Гэндальф остается другом и советником для истинного короля.
Политическая роль пророка очень важна, ведь он - тот человек, в котором пересекаются Царство небесное и земные царства. Пророк - тот измерительный прибор, по которому состояние земного царства сверяется с небесным идеалом. Пророк - это отблеск Страшного Суда в нашу земную жизнь, он сейчас говорит те слова, которые будут сказаны в конце времен. В этом его дар и его предназначение.
Конечно, нельзя сказать, что Гэндальф всегда и во всем соответствует образу ветхозаветного пророка и Иисуса Христа в Его пророческом служении; в образе Серого мага есть, как уже говорилось выше, немало черт и сказочных, и мифологических. Вновь один и тот же персонаж двоится, предстает в разном обличии в зависимости от того, как на него смотреть, с мифологической или библейской точки зрения.
Первосвященник
Во времена Ветхого Завета первосвященник являлся самой важной фигурой в религиозной системе иудаизма. Он возглавлял иерархию священников, проводил служением в Храме и, самое главное, раз в год приносил жертву очищения за грехи всего народа (см. Левит 16:2-34). Таким образом, первосвященник выступал посредником между иудейским народом и Богом, при этом первосвященник, точно так же как и обычные священники, нес на себе грех тех, кого представлял перед Богом. "Пусть левиты исправляют службы в скинии собрания и несут на себе грех их" (Чис.18:23). И если рядовые священники и левиты несли на себе грех того человека, который приходил к ним для очищения, то первосвященник нес грех всего народа. С одной стороны, он один представлял народ перед Богом, с другой - благословлял и прощал грехи народа от имени Бога. Для того, чтобы достойно выполнять эту роль, первосвященник должен был обладать особой чистотой и соблюдать требования Закона еще строже, чем обычные священники и левиты (см. Левит, гл. 21).
В Новом Завете образ первосвященника приобретает более глубокое значение. Автор Послания к Евреям использует этот образ, чтобы объяснить значение Распятия, представляя Иисуса Христа первосвященником, принесшим Себя Самого в жертву за грех, однажды и навсегда. "Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление". (Евр.9:11-12).
Таким образом, в Новом Завете Иисус Христос представлен одновременно и как идеальный священник, на котором нет ни одного греха, и как беспорочная жертва за грех. Он - единственный, Кто достоин принести Себя в жертву, поэтому к Нему применимы одновременно как те стихи Ветхого Завета, где говорится о чистоте и святости священников, так и те, где весьма подробно описывается чистота и беспорочность жертвы, приносимой в уплату за грех. Кроме того, особо подчеркивается, что эта жертва добровольна. Иисус Христос оставил небесную славу ради того, чтобы прийти в этот мир, расстался с родным домом, с родственниками и близкими людьми, чтобы проповедовать, и, наконец, отдал и саму Свою жизнь, чтобы спасти людей от смерти. "Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих" (Ис. 53:7). Важно также отметить, что если в Ветхом Завете первосвященник выступал пред лицом Бога как представитель иудейского народа, принося жертву от его лица и только ради него, то в Новом Завете Иисус приносит жертву за всех людей, и выступает перед Богом представителем всего человечества.
В тексте романа "Властелин Колец" в качестве персонажа, символически изображающего Христа в Его служении приносящего самого Себя в жертву первосвященника, выступает хоббит Фродо Бэггинс. Отступая немного в сторону, замечу, что Фродо - весьма интересная фигура уже хотя бы в силу того, что в отличие от других персонажей он довольно плохо укладывается в мифическую систему символов. В мифах герой обычно отличается необыкновенной силой, либо столь же необыкновенной хитростью, если же нет ни того, ни другого, то хотя бы волшебными способностями, но Фродо не наделен ни одной из этих черт. Правда, в начале сюжета Фродо напоминает сказочного персонажа, которому в руки случайно попадает могущественный магический предмет, способный выполнить практически любое желание, русского Емелю с щукой или арабского Аладдина с джином. По всей видимости, что-то подобное и предполагал Толкин, когда только начал писать "Властелина Колец". Но с появлением в повествовании Арагорна суть романа меняется, и бедняга Фродо оказывается вместо волшебной сказки в мире героического эпоса, да еще и с мощными евангельскими аллюзиями (а в финале этот мир и вовсе ни с того, ни с сего превратится в памфлет против английского социализма). Неудивительно, что Фродо все время чувствует растерянность, как будто оказался "не в своей тарелке".
Так вот, возвращаясь к образу Фродо как первосвященника, в первую очередь стоит отметить, что он чист душою, кроток и смирен, и поэтому только он может сопротивляться искушению использовать Кольцо Власти. Соответственно, только Фродо способен донести Кольцо до Роковой Горы. "Вопрос на вопросе, - сказал Гэндальф, - а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако же избран ты, а значит, придется тебе стать сильным, мудрым и доблестным". По сути, Гэндальф формулирует примерно ту же мысль, что апостол Павел в послании к Коринфянам: "Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее". (1 Кор.: 1:27-28).
Фродо - живая иллюстрация того парадокса, о котором говорит апостол Павел. Не воин, не волшебник, а обычный хоббит становится Хранителем Кольца. Хотя, конечно, Фродо не совсем обычный хоббит. Среди своего народа он считается несколько странноватым, потому что у него не хватает практичности, хозяйственности и домовитости. Фродо - мечтатель, любитель поэзии, историй о путешествиях и приключениях, но все же, когда дело доходит до исполнения его мечтаний, оказывается, что он хоббит в гораздо большей степени, чем сам об этом думал. И в этом еще одна странность образа Фродо. Он "бриллиант среди хоббитов", необычный, выдающийся, отмеченный предназначением, но это не делает его каким-то особенным, не превращает в супервоина или супермага. По своей сущности он остается все тем же хоббитом - маленьким и слабым, так что даже и невозможно сказать в чем же проявляется его "бриллиантовость", но тем не менее какое-то отличие в нем есть, и читатель его чувствует, но не может конкретно сформулировать. Очень похоже на то, что Толкин пытался таким образом литературно высветить тот вопрос, который мучает богословов со времен Великих Соборов до наших дней: каким образом в Иисусе Христе сосуществовали две природы, божественная и человеческая, как Он мог быть Богом, будучи при том же и человеком. Кстати говоря, ведь и авторы евангелий пишут об этом не философскими образами, а поэтическими. Через все четыре повествования о земной жизни Иисуса красной линией проходит изумление перед тем, что вот вроде бы обычный человек, сын плотника, из Галилеи, такой же как все, но при этом есть в нем что-то необычное, что-то такое, что даже и непонятно как выразить. Он - обычный человек, но одновременно Он и нечто гораздо большее. Апостолы, выросшие в иудейской культуре, применяют к Иисусу слово "Мессия", Помазанник Божий, но и это привычное для них понятие не помогает объяснить, кто есть Иисус. И даже после Воскресения, даже после того, как они увидели Иисуса в новом, прославленном теле, они все равно не могут до конца понять, кто Он такой.
Не могу сказать, что Толкину удалось целиком и полностью перенести это ощущение загадки личности главного персонажа в свою книгу, тем более что во "Властелине колец" Фродо представляет собой прообраз лишь одного из аспектов личности Иисуса. Кроме того, в отличие от евангелий внимание читателя концентрируется не только на Фродо, но и на других, не менее важных персонажах. В результате эта загадочная двойственность Фродо в читательском восприятии сдвигается на второй план и на нее редко обращают внимание.
Еще одна черта, роднящая Фродо с Первосвященником Нового завета, это готовность к самопожертвованию. Когда Фродо узнает, насколько важна миссия по уничтожению Кольца, то он, подобно Иисусу Христу, добровольно берет на себя эту ношу, нести которую не способны мудрецы, короли и военачальники. Хотя в отличие от Иисуса Фродо еще не понимает всей тяжести предстоящей миссии, но уже догадывается, что путешествие к Роковой Горе будет отнюдь не увеселительной прогулкой.
"- Я готов отнести Кольцо, - сказал он, - хотя и не знаю, доберусь ли до Мордора.
Элронд внимательно посмотрел на Фродо.
- Насколько я понимаю, - проговорил он, - именно тебе суждено это сделать, и если ты не проберешься в Мордор, то Завеса Тьмы сомкнется над Средиземьем. От слабых невысокликов из мирной Хоббитании зависит судьба средиземного мира - перед ними падут могучие крепости, а Великие придут к ним просить совета... если бремя, которое ты берешь на себя, в самом деле окажется тебе по силам. Ибо это тяжкое бремя, Фродо. Столь тяжкое, что никто не имеет права взваливать его на чужие плечи. Но теперь, когда ты выбрал свою судьбу, я скажу, что ты сделал правильный выбор"
В отличие от Христа Фродо не оставлял небесный трон славы, принадлежащий Сыну Божию по праву, но в чем Фродо подобен Христу в Его земной жизни, так это в том, что оставил обычное, тихое, размеренное существование ради спасения мира от тьмы. Первую часть путешествия Фродо, когда он покинул уютную Хоббитанию и отправился в опасное путешествие по диким землям, еще как-то можно объяснить романтической жаждой приключений (хотя для хоббита это уже весьма необычно и такой отказ от привычного образа жизни требует немалой решимости). Но после встречи с назгулами, которая едва не стоило Фродо жизни, он уже гораздо лучше понимает, что мир вокруг Хоббитании чрезвычайно опасен для него. Тем не менее, Фродо берется исполнить поручение Совета, которое выглядит совершенно невыполнимым и смертельно опасным. Что ж, не зря Гэндальф говорил, что хоббиты порой способны удивить кого угодно.
В подземельях Мории Фродо расстается с Гэндальфом, который был для молодого хоббита практически тем же, кем Иоанн Креститель для Иисуса. После короткого отдыха в блаженных лесах Лориенна Фродо узнает, что такое предательство со стороны близкого человека, друга, который клялся Фродо в верности, и теперь Фродо вполне может сказать о себе словами псалмопевца. "Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту".(Пс.40:10).
И наконец - финальная часть романа. Фродо идет к Роковой горе. Усталый, израненный, искушаемый темными мыслями, исходящими от Кольца, он бредет, спотыкаясь под этой ношей, словно под тяжестью креста. А когда Сэм подхватывает потерявшего силы хозяина и тащит на себе, он повторяет поступок Симона Киринеянина, который нес крест Иисуса на Голгофу. Не случайно описание этого скорбного пути занимает столько страниц; рассказывая о нем, Толкин пытался глубже понять и показать читателю, что чувствовал Спаситель во время Своих последних часов на Земле. Конечно, как и в других эпизодах романа, это лишь весьма отдаленное напоминание, бледный образ, но в нем ясно отражается еще один евангельский парадокс: казнь бунтовщика римскими солдатами, обычное в общем-то событие для Иудеи тех дней, событие, которому никто, кроме друзей и родственников убитого не придает серьезного значения, оказывается самым главным событием истории человечества. Точно так же и в тексте "Властелина колец": два хоббита идут через пустыню, и это оказывается важнее для истории Средиземья, чем великая битва на Пеленорских полях.
Кольцо Власти, которое несет Фродо, представляет собой соблазн, и для каждого персонажа это свой, личный соблазн, на каждого Кольцо действует по-своему. Оно соблазняет воина всесокрушающей силой и победой над врагами, правителя - расширением своего царства до пределов земли, мудреца - тем, что его будут слушать все народы. На склонного к зависимости Голлума оно и вовсе действует как наркотик. Кольцо выискивает в душе любого существа самое сильное желание, самую глубокую амбицию, и предлагает безграничные возможности по реализации этой амбиции. Кольцо дает возможность дойти до предела в чем угодно - зависти, милосердии, гордыни, любви к людям... неважно. Для Кольца нет плохих и хороших черт, оно ведь не живое, у него нет морали и принципов, оно действует как автомат: вычисляет болезненное место в душе и раздувает его до такой степени, что вся личность поглощается одним желанием, и человек готов на все ради его утоления.
Кольцо символизирует самый древний соблазн, тот самый, который змей предложил Еве в эдемском саду: "поступи не по Божьей, а только по своей воле, дойди до передела в реализации того, что хочешь, и тогда сам будешь как бог". Адам поддался этому искушению, и оно стало частью всех его потомков, тем, что называют "первородный грех", и через этот грех все люди попали под власть сатаны. Иисус Христос как новый Адам, исправил ошибку Адама ветхого. Иисус преодолел искушения и победил сатану и смерть не силой, а смирением "до смерти Крестной". Точно так же и Фродо, выступающий как представитель людей и, косвенно, вообще всех свободных народов Средиземья (ведь он из отряда Хранителей, куда, кроме людей и хоббитов, входят эльф и гном) преодолевает соблазн, исходящий от Кольца, чтобы избавить всех от владычества Саурона.
Но когда Фродо добирается до горы, происходит то, что и должно было случиться. Да, Фродо чист душою, да, он борется с искушением как может, но Фродо - не Сын Божий. Фродо не может пройти это испытание до конца, в самый последний момент он поддается искушению, надевает Кольцо и объявляет себя Темным Властелином. Этот сюжетный ход абсолютно логичен. Спаситель может быть только один; Иисус Христос, Сын Божий - единственный, кто способен на такой подвиг. А Фродо лишь прообраз Христа, он - человек, и ему не хватает веры и самоотвержения, чтобы исполнить эту задачу до конца. Возле жерла вулкана заканчивается параллель между образом Фродо и образом Иисуса Христа как первосвященника, но от этого только явственнее становится то, что такая параллель была.
1. Здесь и далее цитаты даны в переводе Н. Григорьевой и В. Грушецкого
2. Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов! (Матф.9:27)
И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. (Матф.15:22)
И вот, двое слепых, сидевшие у дороги, услышав, что Иисус идет мимо, начали кричать: помилуй нас, Господи, Сын Давидов! (Матф.20:30)
3. В оригинальном тексте 'Властелина колец' для обозначения правителя народа используется слово "King", и при переводе возникает некоторая путница. В отечественной традиции принято переводить это слово как 'король', в то время как в Синодальном переводе Библии то слово, которое обозначает правителя народа, переводится как 'царь'. Таким образом, логичный и правильный перевод слова King как 'король' лишает текста той аллюзии на Священное Писание, которая хорошо видна в оригинале.