Дмитрий Коломин : другие произведения.

Погреб

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Квадратное отверстие, обложенное красным обожженным кирпичом, уходит вниз на глубину два метра. Там холодно и сыро. Зимой, как в морозильной камере, на голых стенах нарастает иней, превращающийся потом в прочную корку льда. Воздух, то ли от сырости, то ли от запаха овощей стоит тяжелый. Уже который раз за последние дни Бабушка подходит к погребу, прихрамывая от язвы под щиколоткой, вытянув вперед переноску. Рассеянный желтый свет переноски хорошо освещает крытый двор, но ходит Бабушка неуверенно, боясь споткнуться даже на ровном месте. Она стоит над погребом и смотрит в его черноту, моргая невидящими глазами, точно пытаясь сморгнуть наросшую за годы катаракту и увидеть, что же там внизу. Чернота сыростью дышит ей в лицо.


  
  

13.05.04

ПОГРЕБ

   Квадратное отверстие, обложенное красным обожженным кирпичом, уходит вниз на глубину два метра. Там холодно и сыро. Зимой, как в морозильной камере, на голых стенах нарастает иней, превращающийся потом в прочную корку льда. Воздух, то ли от сырости, то ли от запаха овощей стоит тяжелый.
   Уже который раз за последние дни Бабушка подходит к погребу, прихрамывая от язвы под щиколоткой, вытянув вперед переноску. Рассеянный желтый свет переноски хорошо освещает крытый двор, но ходит Бабушка неуверенно, боясь споткнуться даже на ровном месте. Она стоит над погребом и смотрит в его черноту, моргая невидящими глазами, точно пытаясь сморгнуть наросшую за годы катаракту и увидеть, что же там внизу. Чернота сыростью дышит ей в лицо.
   Ни один, ни один не придет, а ведь знают!
   Она наклоняется, насколько позволяет выкатившийся за последние десять лет круглый живот, и вдыхает из бездны прохладный воздух. Боковые стойки железной лестницы высовываются из погреба как два гнилых клыка. Рядом стоит деревянный заслон - Бабушка оттащила его еще вчера, отважившись на первую попытку спуститься в погреб. Еще вчера, ругаясь на детей, она взяла пятилитровое пластмассовой ведро и вышла во двор. Но как только погреб дыхнул на нее из своей пасти, Бабушка в страхе попятилась назад и выпустила ведро из рук.
   Нет, нет, подожду еще. Подожду.
   Светка, наглая девчонка с цветущим прыщавым лицом, и неровными зубами, сказала, что телефон у них отключили за неуплату еще неделю назад. "Мама только в понедельник пойдет плотить". А больше по близости позвонить не от кого. Да и что это она пойдет звонить Им? Потревожит покой проклятых деток! У них у всех дела поважнее матери!
   Вот Степку бы попросить. Он парень хороший, добрый. Не то, что эта наглая Светка. Но как на грех его упекли в больницу, что-то у него с горлом. Когда он теперь вернется!
   А к кому еще обратиться? К кому?
   Захаровна, соседка, ревматизмом мучается, у нее каждый год по весне боли начинаются. У Маньки Петровой ноги как две трехлитровые банки и вены так раздулись, что она и ходить-то не может. Еле-еле по кухне передвигается, только что, как и раньше сидит и натирает спиртом серебряные ложки. А бывало, как хозяйничала в огороде? Никого не ждет, ни мужа-алкоголика, ни сына-оболтуса. Сама и вскопает, и посадит, и прополет, и польет. Только теперь ее ноженьки на такое не способны, нет, сломались ноженьки, подогнулись. Муж ее, черт проклятый, как пил так и пьет (и вот странно, хорошие-то мужики все поумирали, а таких ничего не подкосит, живут, сволочи, ухмыляются идиотскими рожами, другим мешают!), сын женился на какой-то чувашке и уехал в Елабугу. Некого попросить, некого. Одни старики вокруг.
   Как же быть?
   Она нагибается ниже и сует лампочку в черноту. Их темноты выступили темно-красные стены, поблескивающие от влаги. Глубоко... Она с трудом различает во мраке белеющее речным песком дно. Лестница далеко уходит вниз... Бабушка трогает ее, и она съезжает вбок.
   А раньше как легко она спускалась в этот погреб. Теперь только вспомнить об этом и подивиться. Он никогда не внушал ей страх.
   Было время.
   Прошло.
   Бабушка еще несколько минут светит в погреб, потом возвращается в дом, где занимается стиркой. Вот уже третий день она сидит без картошки, ест макароны и рис. Она собиралась написать детям письмо (дойдет оно, интересно, из одной части города в другую?), но, взяв листок с карандашом, передумала.
   Нет, не станет она их просить, никого не станет!
   Эко, а ведь самой придется. Как уж нибудь, с грехом пополам.
   Сидеть на хлебе и воде - это не в ее возрасте.
   Хотя и лазить в погреб тоже.
   Но из двух зол, как правило, выбирают меньшее.
   Она измерила давление, пожевала валерьяновый корень, собиралась с духом. Сердце сегодня что-то особенно покалывает. С самого утра головушка болит, и одышка замучила. А пот с лица ручьем льет, хоть сквозь землю провались.
   Эх, чтоб им там, деткам-то!
   Дети, когда приходят, всегда оправдываются, говорят: "Что это вы, мать, такое говорите! Как это мы о вас совсем не думаем! Пришли же сегодня. Вот, на правнучка полюбуйся!" Уж если наведаются, так им и стол накрой, и по стопочке налей. Посидят, посидят, поговорят, поговорят, а потом и за дела примутся. Воды принесут, картошки, лука, моркови достанут. Жены их полы перемоют, пыль с паутиной выметут. Потом уйдут и поминай как звали.
   Бабушка идет во двор, поднимает пластмассовое ведерце, которое вчера уронила, и смотрит в квадратное отверстие, тыча в темноту лампочкой. Погреб дышит ей в лицо. Она моргает, поправляет на носу съезжающие очки и ничего не видит.
   Не вернуться ли? Али дойти до Галантерейного, попросить у девчонок-продавщиц позвонить?
   Нет! Уж провалюсь, так провалюсь!
   Она бросает ведро в квадратную пасть и слышит, как глухо упало оно на песок. Опускает переноску, фиксирует ее кирпичом. Теперь в погребе светло. Она видит край перегородки, за которой в углу хранится мешок с картошкой. Нащупывает лестницу, нагибается, садится на четвереньки, и ее живот касается холодного пола.
   О Господи, Господи! - подумала она и сама себе подивилась. Никогда она в бога не верила, почитала себя атеистом, если это не слишком громко сказано.
   Пятясь назад, она опускает ноги, нащупывая ими ржавые перекладины лестницы. Вот первая... Она прогибается от ее веса. Лестница подалась вправо и уперлась в выступ неровного кирпича. Бабушка замирает, затем смотрит по сторонам. Ну вот, она стоит в вертикальном положении, теперь может спускаться вниз. Трудно, но возможно.
   Только отдохну чуточек, дыханьеце переведу.
   Сердце тяжело ухает в груди. Живот тесно прижимается к лестнице.
   Еще полтора метра спуска. Целых полтора метра!
   Всего-то полтора метра!
   Она смотрит вниз и ничего не видит - мешает выпяченный живот.
   Через несколько минут головокружение проходит.
   Эх, пришли бы сейчас мои сынки и увидели чем занимается мать! Может устыдились бы, проклятые!
   Она опускается еще на одну перекладину, останавливается.
   Тук-тук-Тук-тук - работает сердце гипертоника. Бабушка задыхается.
   Назад надо лезть, назад!
   Нет, еще немного.
   Разве они придут? Дети? Она слушает тишину. Не проскрипит ли калитка на улице, не залает ли соседская собака на прохожих. Нет, никто не придет. А когда она расскажет детям, что отважилась на такое, так они только пожурят ее, выжившую из ума дуру: "Мама, что ты, не стоило. Что за детские выходки! А если бы, не дай бог, что случилось!"
   Она тянет правую ногу вниз, ощупывает перекладину, встает. Опускает левую. Передышка. Три минуты, две минуты, одна. Снова тянет правую ногу вниз, ощупывает перекладину, перемещает на нее центр тяжести, как вдруг...
   И что самое обидное, знают они, знают. Но дела нет до матери никому... дети.
   ...она чувствует, как перекладина прогибается под ее весом и лопается. Железо тихо взвизгивает, и Бабушка резко обрывается вниз. С коротким вскриком, зажмурив глаза...
  
   Лампочка разбилась - она задела ее рукой. Свет потух, и мрак накрыл ее с головой. Бабушка грузно села на зад, и ей показалось, что ее больные сосуды натянулись как струны и перелопались от встряски. Боль заглушила все мысли разом. И пока она сидела, глядя подслеповатыми глазами на немного белеющий квадрат над головой, боль властвовала над ее телом, пытаясь разорвать его на куски. Ей мерещится разрыв легких, внутреннее кровотечение. Конец близок, сейчас она захлебнется собственной кровью.
   Она упала, упала, упала... Разбилась на смерть? Нет, боль говорит ей, что она еще жива.
   Вокруг тихо.
   Сиплое дыхание. В висках стучит. Это давление подскочило.
   Хорошо, что пожевала валерьяновый корень.
   Бабушка начинает чувствовать сырой холод погреба, и дрожь сотрясает ее тело. Она медленно приходит в себя, боль расслабляет свои тиски и теперь она может думать.
   Господи боже! Караул! - первые мысли. Это страх, паника.
   А у меня белье кипятится! - вторые мысли. - Стирка проклятая!
   Она шевелит пальцами, потом руками. Ощупывает предметы вокруг. Песок. Перегородка из грубых сосновых досок с одной стороны, кирпичный выступ с другой. На нем лежат банки маринованных огурцов и старое варенье из крыжовника.
   Как же это меня угораздило!
   Она пытается приподняться, тянется к лестнице, цепляется за перила, но сил подтянуться не хватает. Она зажата между перегородкой и выступом. Ее бедра прошли в проем и застряли. Она чувствует ледяной холод от пола, он подхлестывает ее подняться скорее.
   Ох, как нельзя ей простужаться! Это молодые насморком отделаются. А у нее любая простуда перейдет в бронхит. Опять харкать кровью и два месяца лежать в постели. Нет, лучше уж сразу окочуриться.
   Квадратное отверстие над головой посветлело - глаза привыкли к темноте. За ним должна быть видна крыша, но Бабушка ее не видит. Этот светлый квадрат - ее спасение. Выход, до которого так близко.
   Она кряхтит, машет руками, ищет опоры. Ноги с ягодицами начинают коченеть от холода. Она перестает чувствовать в конечностях боль.
   - Караул! - сипло кричит бабушка и понимает, что ее никто не услышит. Кричать надо громко. Она набирает в легкие воздух и кричит снова:
   - Караул! Кара... - потом голос ее срывается, и она начинает хрипеть и кашлять.
   Слезы от страха текут по сморщенному лицу, заволакивают и без того подслеповатые глаза.
   У меня столько детей! Четверых вырастила. Господи!
   - Караул! - шепчет и снова кашляет. Во рту она чувствует мокроту и ей кажется, это кровь. Начинаются спазмы в груди. Бронхи шевелятся - расширяются и сужаются. Желудок от паники сжимается в плотный ком и пульсирует. Бабушка пытается схаркнуть мокроту, но дряблые губы не подчиняются ей и слюни растекаются по подбородку. Она тихо стонет, и все пытается встать.
   Потом слышит какие-то звуки наверху. Напряглась и расслабилась дверная пружина - кто-то вошел во двор и остановился у погреба.
   - Алексей!.. Сережа!.. Валера!.. Ольга!.. - умоляюще шепчет она. - Это вы! Я здесь!
   А в ответ она слышит жалобное скуление Жульки. Ее комнатная собачка, которая с самого утра где-то гуляла, только сейчас вернулась домой.
   Руки Бабушки бессильно опускаются.
   Устала.
   Больно дышать.
   Жулька воет и бегает вокруг погреба.
   - Позови кого-нибудь, милая, - шепчет Бабушка. - Позови.
   Жулька замирает и смотрит на Бабушку. Уши у нее как радиолокаторы.
   - Позови, Жуленька.
   Она всегда боялась смерти. И чем старше становилась, тем чаще думала о приближающемся конце. Когда дети перестали ее навещать, одиночество направило ее размышления в одно русло. В молодости она мирилась с мыслью о смерти - с возрастом стала бояться черной неизбежности. Приближение смерти приводило ее в отчаяние, она видела, чувствовала, как разрушается ее организм, как медленно выходят из строя органы, как меняют форму кости, как желтеют и морщится кожа, выпадают последние зубы и волосы. Она мечтала умереть во сне, без боли, быстро. Чтобы вечером подумать, замешу-ка я завтра тесто, испеку пирогов, а потом не проснуться.
   Проходит какое-то время. Бабушка сидит, не шевелится. Холод парализовал ее тело. Она уже знает, что скоро умрет. Паника прошла, а за ней пришло трезвое понимание ситуации. Жулька по-прежнему бегает вокруг погреба, чувствуя беду, и громко скулит. Бабушка смотрит на собачку, и сердце радуется - это существо по-настоящему ее любит. Она будет страдать, когда ее не станет. А дети... они продадут ее дом, огород, поделят деньги. Никто и плакать не будет. Умер еще один человек, не удивительно, она такая старая.
   Жулька, переминаясь с лапки на лапку, вдруг звонко гавкает и прыгает в погреб, прямо к Бабушке на руки. Она радостно скулит, точно спасая тем самым жизнь хозяйки, лижет ее лицо, виляет тонким хвостом.
   - Ух ты моя хорошая, - улыбается Бабушка и слабеющими руками прижимает собачку к мягкой груди. Она чувствует ее тепло. Сердечко у Жульки бьется так бойко, так быстро! Сколько в ней жизни, сколько энергии. - Моя умница, моя прелесть, моя любимица.
   Потом ей кажется, что пахнет паленым. Она зашмыгала заложенным носом и уловила этот горький запах.
   Белье! Вода в ведре выкипела, белье вспыхнуло. Вот беда!
   Запах усиливается, она чувствует его явно.
   Пожар, это пожар. Дом горит!
   Жулька тоже чувствует дым и жалобно скулит, прижимаясь к старухе.
   Люди, где же вы. Дом горит! Люди!
   Она готова умереть, но пусть останется дом! Она прожила в нем всю свою жизнь. Ее вещи! Граммофон покойного мужа, его печатная машинка старые фотографии, портрет матери и бабушки, платяной шкаф ручной работы. Пусть хотя бы это останется после нее.
   Люди!
   А как же детки ее останутся без наследства? Это же ее дети, плоть от плоти!
   Бабушка уже чувствует тепло и слышит треск древесины. А сирен пожарных машин все не слышно. Никто не тушит огонь.
   Господи, так же нельзя!
   Бабушка молится. Она шепчет молитву, заученную с незапамятных времен, очень простую и короткую - других она не знала - и вдруг видит, как квадрат над ее головой внезапно вспыхнул - загорелась крыша двора. И сразу после этого послышались где-то вдалеке голоса. Кто-то выкрикивает имя Бабушки. Она узнает голос Маньки Петровой.
   - Жуленька, Жуленька, хоть ты спасись, - шепчет Бабушка.
   Крыша искрится над ее головой. Дом вспыхнул как старая щепка, и она понимает, что все погибло. Все, что еще удерживало ее в этом мире. Воспаленные глаза еще источают слезы. Дым сжимает горло.
   В последнюю секунду Бабушка думает о детях. Где они сейчас? Что она оставит им после себя. Она уже винит во всем себя, называет старой дурой, царапает ногтями по влажному кирпичу. Ее завещание, вместе с последним письмом, которое она составила лет восемь назад, сейчас горит вместе с платяным шкафом и ситцевыми занавесками. Она оставит им только пепел и пятнадцать соток земли.
  
   Когда приехала пожарная машина, огонь уже перекинулся на крышу и его громадные языки лизали голые почерневшие доски.
   - Там Зинаида, там Зинаида! Батюшки, что творится! - кричала, высунувшись из своего окна Манька Петрова с больными ногами.
   Никто не отважился войти в дом. Огонь полыхал из окон, входной двери. Взрывался шифер на крыше. Кровля вот-вот должна была обвалиться.
   - Не толпитесь здесь! Не толпитесь!
   - Уберите детей!
   Всем было ясно, что дом сгорит дотла. Главной задачей пожарных было не допустить возгорания соседних домов.
   Подъехало еще две пожарных машины. Народу вокруг собиралось все больше. Дым черным столбом поднимался высоко в небо и рассеивался.
   - Зинаида! Батюшки! - кричала Манька, размахивая жирными руками. По лицу ее бежали слезы.
   Страшный треск заставил ротозеев вздрогнуть, а одну беременную женщину приглушенно вскрикнуть. Обвалилась кровля. Громада искр широким веером взметнулась к небу и распустилась красным цветком. В сгущающихся сумерках небо украсилось огненным бисером.
   Когда огонь потушили, от дома остался лишь черный остов и груда сгоревшей древесины. Фасад выгорел до фундамента. Из земли торчали не прогоревшие черные столбы, точно огромные ржавые гвозди. Дымился мокрый пепел. Кое-где вспыхивал и тут же затухал огонь.
   Народ потихоньку расходился. Тело Бабушки не нашли и решили, что дома ее во время пожара не было.
   Когда последние зеваки разошлись по домам - было уже поздно - у пепелища осталось четыре семьи, которые с ужасом взирали на останки того, что много лет считали своим.

Конец.

17.05.04

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"