Аннотация: Это первая глава повести "Научи меня танцевать". Буду рада Вашим комментариям!
- Детка, вот тут печенье, тут - бутерброды, тут - салатик, а в термосе - чай. Если захочешь, в холодильнике есть суп.
- Да, ба, спасибо.
- Кушай, милая, я приду к шести. Хорошего тебе дня! Не скучай! Помни, скоро должен зайти Костя.
- Спасибо, и тебе хорошего дня.
Дверь в прихожей хлопнула, и я осталась одна.
Я выглянула из окна, провожая взглядом энергичную бабушкину фигуру. Хорошо выглядит для своих шестидесяти трёх: сумочка, ботинки на невысоком каблуке, яркая рыжая голова и приталенный фиолетовый пиджак.
Вообще не представляю, как нас двоих, таких непримиримо разных, свела судьба в одной квартире. История не новая, в жизни, конечно, бывает всякое, но то, что мы уживались в одном помещении, было как по мне парадоксом.
Бабушка Надя - живая, всегда веселая, заботливая, всюду успевающая и интересующаяся буквально всем от кулинарии до двигателей.
И я - мрачная, замкнутая, нелюдимая и почти неподвижная.
Бабушка забрала меня к себе два года назад, сразу после того, как погибли мои родители.
Это случилось на мой четырнадцатый день рождения. Мы возвращались на машине из парка. Отец был за рулём. Неожиданно какая-то из машин вывернула на встречку. Отец крутанул руль, машину занесло на обочину и на полном ходу вписало в столб. Не сумевший справиться с управлением минивэн, ехавший за нами, нанес окончательный удар, отчего наш седан стал похож на смятый лист бумаги.
Все это мне рассказали уже потом, в больнице, когда я очнулась.
Я много раз думала, что лучше бы я не пришла в себя.
Среди новостей была ещё одна, также немало выбившая меня из колеи. В аварии мне повредило ноги. Сложный перелом, как-то там задета нервная система, и в общем спустя кучу слов, которые вывалил на меня врач, я услышала такие неприятные вещи, как "коляска", "костыли" и "окончательное выздоровление может наступить быстро, а может и не наступить вовсе".
В один момент я потеряла все. Родителей, подвижность, мечту.
Бабушка, несмотря на то, что сама потеряла сына и невестку, всеми силами старалась помочь мне пережить горе. Сначала мы плакали, конечно, вместе. Но через какое-то время она снова начала улыбаться, начала ходить на разные курсы и мастер-классы, училась; дом постепенно заполнился интересными вещами и вкусным запахом домашней выпечки.
Во многом, как мне кажется, ей помогли справиться остальные ее дети, мои родные дядя Максим и тетя Нина. Да, им тоже было больно, но в конце концов и они стали просто жить дальше.
Меня же зациклило.
Мне не хотелось двигаться, хотя чтобы ходить снова мне стоило бы заниматься.
Меня ничего не интересовало. Друзья сначала делали попытки со мной общаться, но я их не поддерживала.
Я не знаю, чего добивалась. Внимания? Или наоборот, чтобы все обо мне забыли? Может, мне казалось, что если я ничего не буду делать, ни с кем не буду общаться, то однажды сожмусь до размеров точки и исчезну?
В любом случае особого смысла в своем существовании я не видела.
Механически ела, не чувствуя аппетита. Читала. Занималась по школьной программе, которую проходила дома. Висла бездумно на форумах танцевальных клубов. Больше по привычке.
Весь год до аварии я горела желанием научиться танцевать. До этого я не совсем понимала, что такое владеть своим телом, но потом как-то случайно попала на репетицию одноклассницы, которая занималась балетом. И все. Пропала.
Так иногда пропадают старшеклассницы, завидев симпатичного парня. Не могут ни о чем думать, забывают про все и всех, а в мыслях только Он, и все такое.
Так я пропала для мира в желании научиться танцевать. Для балета, конечно, уже было поздновато, но оставалось столько других направлений, которыми можно при желании овладеть хоть в пятьдесят! И мне хотелось изучить как можно больше. Особенно я боготворила контемп. Его чувственность, свобода, грация, мастерство, которое было необходимо, чтобы добиться необходимой пластики - все завораживало.
В тот злополучный день родители подарили мне абонемент в танцевальный клуб.
Какая ирония, что именно в тот день я лишилась возможности даже ходить.
По квартире я передвигалась больше на костылях, хоть это и было нелегко, но коляска, увы, проходила не во все дверные проемы. Если попадала на улицу, что время от времени благодаря бабушке все же случалось, то тут без вариантов. Только коляска. Мы иногда сидели в парке под ивой, возле протекающей через город реки. Бабушка Надя старалась меня отвлечь. Я не хотела ее расстраивать, и не признавалась, что мне все равно.
В прихожей снова послышалась возня. Пришел Костя.
Где она его откопала, и чем они были друг другу обязаны, я не представляла. Мне он не нравился. Напыщенный, самовлюблённый, шумный, позер. Приходил, иногда пытался со мной заговорить. Я слышала, как бабушка несколько раз предлагала ему поесть, но он всякий раз вежливо отказывался. А потом, когда она уходила, включал какую-то невообразимую музыку на своем смартфоне и долго что-то делал у нас в гостиной. Что он вообще делает у нас дома? Меня это напрягало, и я ещё глубже забивалась в своей комнате.
Я не выходила к нему, не включала радушие и гостеприимство, как обычно это было принято в нашей семье.
Костя, как обычно, постучался ко мне, и заглянул поздороваться:
- Привет, болтливая.
Это у него юмор такой. Спасибо хоть не что-то вроде "попрыгуньи" или "спринтера".
Я скользнула по нему взглядом и ничего не ответила.
- Ну, как хочешь. Если что, я в гостиной.
Что угодно, только отстань.
Парень аккуратно прикрыл за собой дверь.
Я бы с удовольствием заперлась, и ба это знает, но она ввела правило, что дверь в мою комнату не должна быть на замке. Вдруг я неудачно упаду и не смогу встать, а она не сможет попасть ко мне в комнату? Границы мои бабушка уважала, с выходом из "темницы", как она иногда называла мою комнату, не торопила, и я согласилась.
Я уже было вздохнула с облегчением и загрузила "Последний танец" с Патриком Суэйзи, как вдруг тишина взорвалась каким-то американским речитативом с катастрофическими басами. Со смартфона такого звука не добьешься.
Наушники не помогли. Рэп легко пробивался сквозь них, забивая гвозди мне в голову. И как у меня уши ещё не отвалились?
Как у меня вообще органы ещё не полопались от такого звука?!
Я уцепилась за спинку кровати, поднимая себя на руках. С раздражением схватила костыли. Мимоходом отметила, что куда-то подевалось мое равнодушие. Ну вот, отлично.
С каждым кривым дерганым шагом в сторону гостиной этот кошмар становился все громче.
Он там что, совсем с катушек слетел? Весь дом сейчас соберётся с вилами и факелами у нашей двери и будет прав!
Наконец я добралась до гостиной и передо мной открылась картина маслом.
Костя вольготно развалился на диване и, кажется, вообще не замечал количества децибел, из-за которых дом уже должен был рухнуть. Зато стоило мне доковылять до поля его видимости, как парень приподнял вопросительно брови и усмехнулся. Мол, ты что-то хотела?
Я выразительно взглянула на акустику, издающую эту симфонию ада, прекрасно понимая, что мне её не перекричать.
Увидев, что Костя решил действовать мне на нервы и даже не думает выключать систему, я спокойно, насколько это было вообще для меня возможно, доковыляла до нее сама и хорошенько пару раз саданула по аппаратуре костылем.
Фигня китайская, ей хватило двух подач.
Какофония умолкла.
Странно, Костя расстроенным не выглядел. Я же сломала его вещь.
Впрочем, не важно. Пожалуюсь ба, расскажу, что он устроил, и больше его тут не будет.
- А мне говорили, ты только в коляске ездишь.
Ну, здрасьте. Это он, что ли, меня так проверял?
- Не твое дело. Уходи.
- Грубо.
Какая разница?
И чего он такой самоуверенный?
Я молча развернулась, не собираясь ждать, пока он выполнит мою просьбу, и осторожно направилась обратно в комнату. Тут слишком светло, и мне неуютно, что меня видят домашнюю, растрёпанную, слабую. Я не люблю костыли. На них человек будто поломанный. В коляске это не так явно.
- Алиса.
А, да, кстати, мое имя. Мама очень хотела, чтобы моя жизнь была похожа на сказку. Жаль, не сбылось. Как мило, что ты знаешь, как меня зовут.
- Может, уже хватит прятаться?
Я остановилась.
Спокойно, Лис, он просто не понимает, о чем говорит.
- Я сказала, это не твое дело. Уходи.
Конечно, он ушел почти перед приходом бабушки. Больше не шумел. Так что я спокойно пересмотрела фильм, в очередной раз восхищаясь грацией отнюдь немолодой Лизы Ниеми, по-хорошему завидуя ей, танцующей с таким партнёром, как Патрик. И потом задумалась.
Сегодня во мне что-то зашевелилось. Неужели мой траур когда-нибудь закончится?
Я села на кровати и немножко отодвинула тёмно-синюю штору, выглядывая за окно.
Шел снег.
Пушистый такой, лопатый. Мне всегда казалось, что снежинки танцуют вальс. Они так красиво кружатся. И слепят глаза. Идёт снег и вокруг начинается сказка, волшебство, чудо.
Подумав, я быстро нашла в поисковике "Вальс цветов" из Чайковского и включила музыку. Теперь снег действительно вальсировал, ветер кружил снежинки, подымал вихри, и метель весело танцевала за окном.
Заслушавшись, чуть не вскочила с кровати покружиться под потрясающую музыку.
Дернулась и опомнилась.
Черт, два года прошло, а я никак не привыкну. Даже во сне вижу себя на двух ногах. Хожу, как раньше, бегаю. Иногда танцую. Иногда снится, как мама готовит завтрак, и папа шутит за столом.
Глаза защипало.
Ли́са-Ли́са, сколько можно себя жалеть?...
В какой-то момент мне показалось, что кто-то подошёл со спины ко мне близко-близко, над плечом стало тепло, как будто кто-то наклонился ко мне.
Я резко обернулась, взмахнув волосами, но никого не увидела.