Аннотация: Опубликовано в журнале "Огни Кузбасса", Кемерово, ном.3, 2007
П О М И Н К И
Сняв плащ, она нерешительно пошла вдоль столов. Люди, в ос-новном мужчины, сидели тихо, переговаривались негромко. Кое-кто ки-вал ей. Зря она постеснялась надеть форму. В пиджаках-костюмах здесь было всего-ничего...
- Аня! - от дальнего стола взметнулась рука, и она с облегчением поспешила на зов. Соболев подвинулся, чтобы она могла сесть рядом. Обнял за плечи.
- Привет!
- Привет, - слабо улыбнувшись, она кивнула сидящим за столом. Кое-кто взглянул с недоумением.
- Здравствуй, Ань, - сказал сидевший за Соболевым Сергей Веш-кин. Она пожала протянутую через стол пятерню бородатого Коли Мичмана и посмотрела в центр зала. Там, на столе стояла большая фотография Жени Фогта, перед ней - свеча, стакан водки и кусок хлеба на нем.
- Не успела на похороны, только сегодня сообщили, - сказала, из-виняясь.
- А чего там смотреть-то? - мрачно сказал сидевший наискось се-дой парень. - В цинковом...
- Сейчас Палыч подойдет, и начнем, - сказал Соболев. - Чего, Оль?
Он отодвинулся, оборачиваясь, и ей стало холодно от отсутствия тяжелой теплой руки на ее плечах - и от ледяного взгляда подошедшей женщины.
- Здравствуйте, - пробормотала Аня.
Ольга едва кивнула и обратилась к Соболеву:
- Ну и где ваш Лачугин? Сколько еще ждать? Мать же не желез-ная... и Лариса еле на ногах держится.
Соболев посмотрел на часы, переглянулся с друзьями.
- Ну ладно. Давайте начинать.
Соболев встал и сказал. Говорить он умел хорошо и сказал всю правду - и то, как Женю любили, и то, какой геройский Женя был па-рень, и что остались у Жени больная мать, молодая жена и двое дев-чонок-пацанок... Аня слушала, глядя в стакан, который парни, по-свойски, налили ей полный. Выпила следом, села за стол - подаваль-щица разлила всем супа. Соболев подцепил полную ложку кутьи.
- Третий за полгода, - сказал Леша Генкин.
- Еще мало, - подхватил седой, - помнишь, в прошлом году нашу машину...
Она ела, прислушиваясь к разговорам. Народ был еще тих, пере-говаривался негромко, больше про Женю, но не пройдет и полчаса...
Когда поднялась Лариса, она посмотрела, и больше глаз не поды-мала - невелика радость любоваться на чужое горе. Сидела, рассмат-ривая свои руки и слушая сбивчивые слова. Хорошо, когда человек может сказать. Или хотя бы плакать.
Седой потянулся через стол, наливая ей треть стакана.
- Нормально?
- Да...
- Ну что, за Женьку?
Мужики едва не чокнулись машинально, но вовремя спохватились.
- Как живешь-то, Анна? - спросил Коля Мичман, закусывая.
Она пожала плечами.
- Живу...
- Все училка?
- Все училка.
- С их зарплаты с голоду не дохнешь? - спросил через Соболева Вешкин.
Она похлопала себя по животу.
- Зато лишний вес сбрасывать не надо. На шейпинг не трачусь.
- На хрена тебе ихний шейпинг? - заявил Мичман. - И без того все при тебе - и титьки и жопа!
Она перехватила совершенно одинаковые откровенные взгляды мужчин и посмотрела в сторону, скрывая усмешку. Второго такого мас-тера на комплименты еще поискать... Круче только Семицвет.
- Мэр квартиру обещал, - сказал Соболев, мотнув головой на род-ственников.
- Было бы сказано, забыть недолго...
- Палыч проследит. Ты-то, правда, как?
- Лучше, чем он, - теперь она мотнула головой на фотографию.
- Я серьезно, Ань...
- Хочешь и надо мной шефство взять? Квартира у меня есть.
- На работе не обижают?
Она хмыкнула.
- В школе-то? Обычные бабские разборки. Гадюшник. Что, морды пойдешь бить?
- Не-а. Приедем пару раз на джипах - даже бабы зауважают...
- У тебя же 'жигуль'!
- У Витька попросим!
Аня посмотрела на соседний стол. Обычное дело. После войны часть подалась в менты, часть - в братки. Витек - огромный, погруз-невший, в хорошем костюме с кучей наград на нем, - кивнул ей и, встав, поволок за собой стол вместе со всей нехитрой поминальной снедью. За ним, ворча и посмеиваясь, потянулись мужчины.
- Здорово, Анют, - придавив двух соседей, Витек смачно чмокнул ее в губы. - Все хорошеешь!
- Это я-то? - не поверила она.
Витек покрутил в воздухе рукой.
- Ну, в смысле... волосы отрастила. И вообще. Все в порядке? Ни-кто не наезжает?
Она посмотрела на него. На Соболя. В мужиках неожиданно про-снулся инстинкт защитников. Наверное, у нее сегодня какой-то очень сиротский вид.
- Нет, Вить, не наезжает.
- Кто обидит...
- Сразу к тебе.
Витек кивнул с чувством выполненного долга.
- Точ-на. Давайте за Женьку, а?
Выпили за Женьку. Вспомнили и снова выпили.
Потом пришел Палыч - майор Андрей Павлович Лачугин. Постоял, разговаривая с родственниками, пошел по залу, то и дело останавли-ваясь то с тем, то с другим.
- Ого-го! - сказал Соболев, уже не понижая свой зычный голос. - Вот и наш майор пожаловал! Андрей Палыч, ну их, к нам, к нам просим!
Они шумно поднялись, Лачугин пожал руки мужчинам. Повернулся к Ане.
- Анна Васильевна...
Хотел пожать руку и ей, но спохватился, приложился губами к за-пястью.
- Как жива-здорова?
- Спасибо, хорошо.
Лачугин оглянулся - от соседнего стола ему уже тащили стул. По-хоже, центром сегодня будут они. Сколько она его знала, майор всегда выглядел подтянуто и элегантно - даже там, в горах...
- Палыч, ты с ними был?
- Нет, у меня командировка через неделю, - сказал Лачугин, как всегда, неспешно и негромко. - Может, будь я с ними...
- Может, и тебя бы тогда сегодня поминали. Выпей, Палыч, легче станет...
Она так и не могла определить, чем - но Лачугин притягивал лю-дей, как солнце - подсолнухи. Вот и сейчас народ подтягивался со все-го зала - поговорить и поглядеть...
Ушли родственники. После их проводов народ заметно оживился. Шепнув Соболеву: 'держи место', она пересекла зал и, миновав куря-щих в холле мужчин, зашла в туалет. Когда мыла руки, вошли женщи-ны. Она узнала голос жены Соболева - Ольги.
- Никак я этого не пойму! - раздраженно говорила та. - Что значит - 'боевая подруга'?
- То и значит, дорогая моя, - значительно отвечала вторая.
- Я ему сколько раз говорила, а он только смеется! Видала? Сего-дня - не успела войти - и уже висит на шее... Это на поминках-то!
- Ты знаешь, по-моему, она просто ненормальная! Ну какая нор-мальная баба пойдет в спецназ или как это там у них называется? Или мужика ищет - тут-то с ее внешностью шансов никаких, а там на безры-бье... А, может, она из этих, ну как их... телом женщина, а...
'Ненормальная', продолжая машинально греть руки под жидень-кой струйкой воды, подняла голову и посмотрела на себя в зеркало.
- Гермафродитка, что ли?
- Нет, и не 'розовая'... Ну эта...
Она, глядя в зеркало, ждала установки очередного своего диагно-за. Волосы, действительно, отросли, и шрама практически не было видно. Глаза с расширившимися зрачками сейчас казались очень большими и очень темными. Нижняя губа прикушена, в правом углу рта морщинка из-за привычки кривовато улыбаться. Она и сейчас усмехну-лась - себе в лицо - аккуратно закрутила кран, неторопливо стряхнув руки, вытерла влажным уже полотенцем и вышла из-за прикрытия ка-бинки. Ольгина собеседница, очень милая дама средних лет, поперх-нулась от неожиданности. Соболева тоже опешила, но тут же приняла вызывающую позу, готовясь к скандалу. Аня прошла мимо - неспешно и спокойно, точно их не было вовсе - но Ольгина подруга неожиданно шарахнулась в сторону, влепившись плечом в косяк. Она подавила же-лание сказать ей 'Ав!' в лицо. Вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
Бедный Соболек. Неудивительно, если он скоро тоже начнет от нее шарахаться...
Она завернула за угол - и едва сама не шарахнулась. Ну да, да-вайте сегодня все ко мне, все ко мне!
- Здорово, - сказал Семицвет, или, если угодно, Семицветов Игорь Сергеевич, неспешно вынимая изо рта сигарету.
- Здоровее видали, - со вздохом отозвалась она. Оглядела опус-тевший холл с двумя креслами, диваном и кадкой с какой-то гигантской зеленью. - Дай сигарету.
- Ты же не куришь, - заметил он, доставая пачку.
- Курю - с этой минуты. На легкие перешел?
- А я бросаю...
Она прикурила от его зажигалки - Семицвет смотрел недоверчиво, подозревая подвох - оглянулась и села в кресло. Семицвет постоял, подумав; сел в соседнее. Вытянул и скрестил ноги.
Из туалета вышли женщины; усиленно их не замечая, двинулись в зал. Семицвет посмотрел им вслед, и на губах его зазмеилась такая знакомая и такая ненавистная ей усмешечка.
- Это же соболевская баба? То-то я смотрю, ты с такой перекошен-ной морд... лицом вышла!
- Мордой лица... - пробормотала она, затягиваясь. Семицвет смот-рел на нее сбоку неодобрительно.
- Видел тебя на неделе, - сказал неожиданно. - К остановке подхо-дила с мужиком каким-то...
- И хорошо?
- Что - хорошо?
- Хорошо подходила?
- Ничего. Красиво. И мужик у тебя смазливый.
Мужик, и правда, был ничего, только вовсе не 'у нее'. Но уточнять она не собиралась.
- Не из наших? - небрежно спросил Семицвет. Она поглядела.
- Из каких это - 'ваших'?
- Чего гонишь-то? Я же ясно спросил! - та-ак, надолго его не хвати-ло. Не проходило и нескольких минут после любой их встречи, как на-чинали лететь искры.
- Тебе-то что? - спросила Анна, собираясь встать. Семицвет лени-во протянул руку - пальцы сомкнулись на ее запястье, словно наручник - не слишком тесный, совсем не болезненный, но по прочности - как настоящий. Она так удивилась, что и не попыталась высвободиться. Осталась сидеть, глядя на него с ожиданием.
- Погоди, ну... - увещевающе сказал Семицвет. - Я же не со зла. Я к тому, чтоб ты смотрела, кто там и что... А то, может, морда у него ниче-го, а сам гнида-гнидой...
Все больше удивляясь, она склонила голову набок.
- Правда, тебе-то что, Семицветик?
- Ну как... - он рыскнул по сторонам зеленоватыми узкими глазами. - Ты мне вроде как родная...
Аня дар речи потеряла, а Семицвет продолжал бубнить:
- Если б кто из наших, мы бы тебе про него все мигом узнали: где, как, что... А то какой-то левый...
- А кто из наших-то? - спросила она, кусая губы, чтобы не рассме-яться. - У тебя кто-нибудь на примете есть?
- А что, кроме твоего Соболя уже и мужиков других нет? - огрыз-нулся Семицвет.
- Нет, почему, еще Палыч, но он уже женатый. Может, пройдемся по списку?
- По какому списку? - не понял Семицвет.
- Списку кандидатов, - пояснила она. - Будешь давать им характе-ристику. 'Характер выдержанный, нордический...'
Семицвет глянул, как рублем одарил. Пора убираться - от греха подальше. Хорошо, в холл вышел громадный Мичман.
- Опять деретесь? - спросил миролюбиво. - Идите, а то водка кон-чится.
Прочувствовав этот довод, Семицвет разжал пальцы. Она маши-нально потерла запястье.
- Больно, что ли?
- А то нет! - огрызнулась она так же машинально. Держал ее Семи-цвет очень аккуратно.
- Ну, прости, не хотел.
Что-то был сегодня Игорь Семицветов само дружелюбие, и Анна не знала, как себя с ним вести. Не помнила.
А ведь когда-то были они втроем не разлей вода: Соболь, Семи-цвет и она...
Ее стул, конечно, был занят. Соболев увидел ее, вспомнил, огля-нулся и, разведя руками, похлопал себя по коленке. Она живо предста-вила себе выражение лица Ольги - нет уж, я лучше пешком постою!
- Пропустите-пропустите! - Семицвет втискивался в тесное про-странство у стола со стулом над головой. - Освободите место для де-тей и инвалидов!
- И кто из вас дите, а кто инвалид?
- Инвалид я! - объявил Семицвет. - Всегда был слаб на голову! Плесните чуток для профилактики обострения!
С трудом расчистили место. Костя похлопал себя по колену:
- Аньк, садись ко мне на одно полужопие, удобней будет.
- Еще чего! - немедленно окрысился Семицвет. - Размечтался! Ва-ши кони тихо ходють!
В результате пришлось устроиться на коленях у Самоцвета. Она старалась не обращать внимания на руку, обнявшую ее талию - похо-же, он боялся, что она соскочит и убежит. Куда? Тут повернуться-то не-возможно - кругом локти и плечи. Семицвет налил себе, ей, Косте, со-седу слева, которого она не знала.
- Давайте. За Жеку.
Замахнув стакан, сосед повернулся к ней - громадный, и как только такой на броню взлазит...
- Это ты, значит, и есть соболевская Анька?
Она почувствовала, как напряглась рука Семицвета. Допив, акку-ратно поставила стакан и сказала безразлично:
- Анька-то я Анька. Только фамилия у меня другая.
Тот поспешно выставил здоровенную ладонь:
- Без обид! Я ничего такого...
- А раз ничего, - вставил Семицвет, - так за базаром следи! Анька у нас резкая, да и я не мягче.
Сосед с удивлением воззрился на него.
- Зема, да ты че? Я с девушкой знакомлюсь, а не с тобой! Ань, ме-ня Вадим зовут.
Она кивнула.
- Хау ду ю ду?
- И хаю, и дую, - подмигнул ей Вадим. - Ты, правда, что ли, теперь спиногрызов английскому учишь? Возьмешь еще одного?
- Нужен ты ей был... - проворчал Семицвет, и потому она тут же дружелюбно кивнула:
- Позвони, поговорим.
- Щас, я телефончик... - засуетился Вадим, отыскивая салфетку.
- Телефоны кому попало раздаешь, - бурчал ей в шею Семицвет.
- Не кому попало, - невинно возразила она. - НАШИМ.
- Аня, как дела?
Задрав голову, она оглянулась.
- А, Олеж! Ничего. Как рука?
- Видишь? - он сжал-разжал пальцы. - Через две недели на комис-сию. А ты то лекарство достала?
Она хмыкнула, выразительно потерла пальцами.
- Тут и доставать не надо, бабло плати!
- В Москве, говорят, дешевле.
- Так то в Москве...
- Какое лекарство? - спросил над ухом Семицвет. Мысленно чер-тыхнувшись, она дернула плечами.
- Такое.
- Какое лекарство? - повторил он свирепо, встряхнув ее малость.
- Да врач назначил, - неохотно сказала она.
- И что?
- Что - что? Накоплю - куплю.
- Анька, ты дура! - сказал он с яростью. - Я тебя сам убью!
- Вот спасибо, отмучаюсь...
- На, - он завозился, достал и шлепнул перед ней на стол записную книжку. - Пиши название и сколько надо.
Почти прижавшись щекой к ее щеке (что ее очень отвлекало), Се-мицвет смотрел, как она выводит буквы.
- Поди, даже Соболю не сказала? - спросил мрачно.
- А чего ему говорить, у него своих хлопот полон рот.
- Ну ладно, мне, что ли, не могла позвонить?
Аня едва не рассмеялась. Семицвет иногда звонил ей, и тогда те-лефон начинал дымиться - каждый разговор их напоминал спарринг: удар - ответ, удар - ответ. Не раз и не два она бросала трубку, не зная, плакать или смеяться, и зачем он звонил ей вообще... Жаловаться Се-мицвету? Нет уж, увольте!
Дописав, она машинально пролистнула книжку и сразу же наткну-лась на свою фамилию. Телефон. Адрес.
Изумленно обернулась:
- У тебя и адрес есть?
- И 'мыло' твое, - буркнул он, выхватывая книжку.
- И чего не приходил?
- А ты звала? - окрысился он.
Что-то не замечала она раньше за Семицветом такой церемонно-сти...
- Ладно. В следующую командировку мы через Москву. Найду.
- Ну... спасибо, - неловко сказала она.
- Не булькает! - отозвался он. - А Соболю я загривок взгрею.
- За что это?
- Знает же, что ты упертая! Сдохнешь - не попросишь! В следую-щий раз буду сам узнавать...
- Заткнись, а? - пробормотала она. - Выпей вот.
Семицвет выпил. Сколько она помнила, пил он много, но почему-то почти не пьянел.
- Когда летите?
- Через месяц. Может, кому привет передать?
- Ага. Горячий и пламенный.
- Что горячий - это точно, - ощерился Семицвет. - Не боись, пере-дадим. За Жеку. За тебя.
- Эй-эй-эй, - она подтолкнула его локтем. - Я-то живая, если ты еще не заметил.
- Это ты сейчас... - покрутив, он поставил пустой стакан на стол, - живая. А когда мы с Соболем тащили тебя от той 'зеленки'...
Она смотрела на свои руки. Боль. Страх. Бессилие. Мозг, зады-хающийся в предавшем его теле...
- Я живая, - повторила она, словно убеждая в этом его. И себя. - Тебя тогда тоже ранило. Я не знала.
- Да какое там - ранило! - он махнул рукой. - Зацепило. Раны и морщины украшают труп мужчины!
Юмор у Семицвета всегда был на уровне: 'Маленький мальчик нашел пулемет - больше в деревне никто не живет'.
- Мы всей палатой ваши передачки слопать не могли - тащили на целую роту, - вспомнила она.
- Ты бы тогда себя видела! Бинты, нос и глаза... поневоле весь ма-газин скупишь. А сейчас, - он двинул ногами, словно взвешивая, - ниче-го, справная...
Она засмеялась.
- Это ты как определил? На взгляд или на ощупь?
Семицвет осторожно притянул ее поближе.
- Да я бы с удовольствием пощупал, так ты же мне все руки повы-дергиваешь!
- Так ты и испугался!
Он громко выдохнул ей прямо в ухо.
- Аньк, я ж боюсь тебя до смерти!
Она засмеялась - Семицвет взглянул близко и как-то обиженно - и она вдруг почувствовала себя неловко. Похлопала его по руке.
- Да ладно, Семицветик! Не бойся, не трону я тебя!
- А ты тронь. Сопротивляться не буду.
- Прямо так лапки задерешь и сдашься?
- Тебе - прямо щас.
Как-то слишком серьезно он это говорит. Аня поморгала. Начинала кружиться голова. И не потому, что она выпила. Это...
- Пусти-ка меня!
- Эй, ты куда? Ань, ты чего?
Поспешно перебирая руками по плечам, рукам, головам, наступая на ноги и перебираясь через колени - мужчины смеялись и ругались и отодвигались - она выбралась из плотного ряда сидящих у стола. Спо-тыкаясь на ровном месте, торопливо шла к выходу: он качался, делал-ся то дальше, то ближе, то вообще растягивался в стороны. Звон в ушах нарастал. Не хватало еще грохнуться у всех на глазах. Опозо-риться перед Соболем, Палычем. Семицветом...
Она таки добралась до туалета. Цепляясь за расшатанную ракови-ну, плескала в лицо холодную воду. Повернулась к распахнувшейся двери, уже почти ничего не видя - в глазах стремительно темнело.
- Аньк, да ты чего... - сказал Семицвет сквозь звон. И еще она ус-лышала его 'оп-ля!', когда он подхватил ее почти у самого пола.
- Вот так, - сказал он.
- Отпусти меня, - вяло сказала Аня. - Все нормально.
- Вижу, как нормально.
Семицвет опять мягко привалил ее за плечи на диван. Потер ее холодные руки, пристально вглядываясь в лицо. Он казался потрясен-ным.
- Ты чего это... падаешь? Пойду Серого притащу, если не нажрался еще до зеленых соплей.
- Да не надо...
- Заткнись, а? Лежи так! Лежи! Я быстро. Олька, смотри, чтоб она не вставала!
Только сейчас Аня заметила стоявшую неподалеку Ольгу. Семи-цвет унесся, и Аня мимолетно посочувствовала фельдшеру Сереге: сейчас его поймают, повяжут, доставят...
- Ты не беременна?
- Чего?
- Я когда Гошкой ходила, то и дело в обморок падала. Еще и живо-та не было.
Она завозилась и села на диване. Провела ладонью по мокрому лицу. Пробормотала:
- Было б от кого еще...
Ольга постояла, глядя по сторонам и сжимая в руке стакан.
- А от моего? - спросила глухо.
Она замерла на секунду-другую, потом опустила голову между ног - голова продолжала кружиться, пол - плыть.
- А твой здесь при чем?
- Ты скажи, есть между вами что? Или нет, а? Я ж так больше не могу! Я же что-нибудь...
Она поглядела исподлобья. Ольга стиснула стакан так, что за бед-ную посудину было страшновато - хорошо, столовский, крепкий. Аня трудно вздохнула и выдохнула:
- Ду-ура! Он же тебя любит!
Снова наклонила голову. В ушах звенело, как будто ей отвесили хорошую оплеуху. Диван тяжело просел - Ольга плюхнулась рядом.
- Что - совсем-совсем ничего?
- Совсем-совсем, - сказала она сквозь зубы себе в колени.
- И правда! - схватилась Ольга. - Ты же девка свободная. Вон какая боевая, на фига тебе женатый, с довесками! Вон гляди, Игорь Семи-цвет об тебя все глаза обмозолил! Да и Валерик Громов холостой...
На радостях она готова была сосватать Ане весь белый свет.
- Угу, - буркнула невеста на выданье, - а еще Андрюха развелся... Оль, да успокойся ты! Ничего нет, и ничего не будет! Ясно?
- Нет, ну правда? - никак не успокаивалась Ольга. В голосе - облег-чение пополам со страхом. Аня откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Не хотелось смотреть на Ольгу, да и на весь белый свет - тоже. Боль усиливалась.
- Правда-правда, - сказали рядом. - Уймись ты, наконец, з-зараза! Принеси лучше минералки.
- Ага, я сейчас, Игорек, Аня!
Диван вздохнул освобожденно и тут же снова осел.
- Серый уже под столом. Ты как?
- И давно ты здесь? - спросила она, не открывая глаз.