Их было пятеро: Тингль, Рингль, Шлауфф, Келдри и самый молодой Белль.
Планета же была одна. В их поисковом реестре она шла девятьсот тридцать вторым номером.
-Признаки жизни? - апатично спросил Тингль, сводя все четыре глаза в одну точку на командирском пульте. Точка приятно голубела.
-Какие, какие признаки?! - всплеснул конечностями Шлауфф. - Подумайте первым мозгом! Нет, ничего нет! Ни одного следа!
Он скорчился в кресле и зарыдал.
-Я так и знал, - горько сказал Рингль. - Мы одиноки во вселенной.
-Я к себе, - сказал Келдри мертвым голосом и вышел из рубки.
-Что ж, - Тингль качнул массивной головой. - Нам осталось только отправить сообщение на родину.
-Зачем? - усмехнулся Рингль.
-Это наш долг, - твердо ответил Тингль.
-Какой, какой долг?! - простонал Шлауфф. - Совершенно мертвое понятие.
Он с трудом выбрался из кресла и, пошатываясь, остановился у голограммы планеты.
-Мертвое, все мертвое, - пробормотал он, оглядывая полупрозрачный серый шар, - и долг, и космос, и мы.
Он махнул конечностью и медленно пошел к выходу. От него резко пахло антидепрессантом.
-Жду вас через полпериода в кают-компании, - сказал ему в спину Тингль.
-Ждите, - ответил Шлауфф, удаляясь.
-Ну что вы все? - Белль подскочил к Тинглю, отвлекая его от созерцания кнопки подрыва корабля. - Этой планетой наш поиск не заканчивается! Я уже наметил перспективный девятьсот тридцать третий номер...
-А смысл? - спросил Рингль подходя.
-Как? А вдруг? - повернулся к Ринглю Белль. - А вдруг на ней и обнаружится разум?
-Вы слишком молоды, Белль, - Тингль сочувственно вздохнул, - вы родились уже здесь, на корабле, и еще не вполне сформировались. В вас еще бродит молодой сок. Туманит...
-Ничего подобного! - выкрикнул Белль.
-...вам третий и четвертый мозги, - продолжил Тингль, не обратив никакого внимания на возглас. - Иначе вы бы не питали напрасных надежд.
-Они вовсе не напрасные!
-Рингль, - тихо произнес Тингль.
-Мой юный друг! - Рингль мягко обнял Белля. - Мы - прожженые космолетчики. А вы - космолетчик молодой. У вас опыта вот - с ложноусик...
Оттеснив упрямца от капитана, он повлек его в дальний угол.
-Так вот, - через миг донеслось оттуда, - вы, простите, еще в горшке сидели, когда мы с Тинглем уже бороздили пространство от планеты к планете. Мало того, вы не просто сидели, у вас еще и мозгов-то не было - стеблем думали. И после этого...
-Но я... - попытался возразить Белль.
-Ай-яй, - сказал Рингль. - Какая невоспитанность - перебивать... - и продолжил: - И после этого, набравшись откуда-то совершенно хамских замашек, считая себя, видимо, непревзойденным специалистом, будучи, собственно, от горшка всего два вершка, вы, тем не менее, осмеливаетесь давать нам советы космических масштабов и космической же глупости....
Тинглю было видно, что от стыда Белль стал в одном месте красный в крапинку, а в другом - увядающе-желтый.
Ничего. Это только на пользу.
Преисполнившись светлой грусти, Тингль вспомнил, как давным-давно он и сам сидел в родительском горшке и думал стеблем. Ах, какие были времена!
Нет, устало понял он, ничего лучше аннигиляции ни в его судьбе, ни в судьбе экипажа уже не будет. Кнопочка-то вот она. Приятная. Голубая.
Конечность с присосками аккуратно огладила обводы.
Ах, Шлауфф, Шлауфф, подумал Тингль, как ты прав, дружище. Все мертвое. И мы. И эти глупые, обжигающие звезды.
Мы одни.
С трудом подавив желание покончить с одиночеством прямо сейчас, он поднялся из-за пульта и, тяжело ступая, направился в кают-компанию.
Коридор мигал огнями. Поворот. Еще поворот. Цокнула, уходя вверх, переборка. В полумраке кают-компании, матово отсвечивая, шипел экран надсвязи.
Тингль прибавил освещения, сел в ложемент перед питающим корытом.
Полпериода истекали. Третий, счетный, мозг безостановочно отмерял мгновения. Скоро, подумал Тингль, эти мгновения незачем будет отмерять.
Шлауфф явился, волоча за собой дульник.
Судя по индикации, дульник был наполовину разряжен. Раструб почему-то был густо измазан в крови.
-Это что? Это чья? - спросил Тингль.
-Келдри застрелился, - глухо ответил Шлауфф. - Захожу, а там все зеленое... в ошметках. Все четыре мозга - одной полосой...
-Не выдержал... - Тингль вздохнул.
Мысль о голубой кнопке стала невыносимой.
-Выдержал-не выдержал, он сделал это раньше нас, - Шлауфф забросил дульник на пустой ложемент слева от Тингля, сел на край. В конечности его обнаружился серый тюбик. Он взболтал его и выдавил в рот. - А я держусь лишь благодаря этому... Так бы еще на третьей сотне...
Он бросил тюбик Тинглю.
-Антидепрессант?
-Круче... - сбив дульник на пол, Шлауфф откинулся на спинку. - Жалко, что жить хочется совсем недолго. Потом проходит... Вы попробуйте, там осталось...
Тингль в сомнении пожамкал тюбик.
-Я, пожалуй, не буду...
-Как хотите... - Шлауфф поворочался, принимая удобную позу. - А мне в таком состоянии очень хорошо думается.
-О чем?
-О нас с вами. О нашей миссии. И вообще - о космической пустоте, частью которой мы с вами скоро станем.
-Вот как?
-Представьте себе... - в голосе Шлауффа добавилось горечи. - Хотя, честное слово, лучше бы я - как Келдри... - он издал смешок. - Суицидальное состояние, нам всем хочется умереть.
-Это не удивительно, - сказал Тингль.
-Наверное, - Шлауфф перевернулся на другой бок. - И тюбик, вот незадача, последний. Или, наоборот, к счастью?
Он замолчал.
Молчал и Тингль, пытаясь в помехах, бегущих по экрану, разглядеть что-нибудь веселое. Увы. Рисовался Келдри. Рисовался дульник. Рисовалась какая-то воронка с хищными белыми зубами.
-Вы понимаете, - сказал Шлауфф, - некуда и незачем стало лететь. Пустота. Мы - единственная жизнь во Вселенной. Понимаете? Для цивилизации это губительно. Ведь другой разум - это что? Это желание понять, желание развиваться, чтобы понять, желание соперничать или помогать. Это неодиночество. Это взаимодействие. Если хотите, смысл. А у нас?
Шлауфф сел.
-А вот и мы! - в кают-компанию, толкая впереди себя Белля, ввалился Рингль. - Вина осознана, извинения сейчас будут принесены.
-Простите меня, - подойдя к Тинглю, пробормотал Белль, - я думал не тем мозгом...
-Полно, мой мальчик, - Тингль, привстав, неуклюже обнял космолетчика. - Молодость часто вспыльчива и безумна... Иди-ка к пульту, сынок, настрой канал.
-Это честь.
Белль двинулся к калибровочным усикам, Рингль подсел к Шлауффу.
-Чей дульник? - спросил тихо.
-Келдри застрелился, - также тихо ответил Шлауфф.
-Ясно.
Экран надсвязи мигнул, темные и светлые полосы пошли по нему.
От бесполезного старания Белль густо посинел. Он дергал, поглаживал, вытягивал, только все было зря.
-Не получается.
-Этого следовало ожидать, - грустно сказал Шлауфф.
-Когда был последний сеанс? - спросил Тингль и так зная ответ.
-После девятьсот восемнадцатой, - сказал Рингль. - Потом обрыв.
-Мне кажется, это был не просто обрыв, - Шлауфф поднялся с ложемента, - это было разочарование. Одиночество, даже если это одиночество цивилизации, всегда грозит саморазрушением. И вот... Цели нет. Желания нет. Безысходность... Осмелюсь предположить, родина наша кончилась.
У переборки он обернулся.
-Пойдемте уж нажмем...
-Да, - опираясь на бортик корыта, Тингль спустил вниз свое старое, кряжистое тело, - пора.
-Постойте! - заволновался Белль. - Разве так можно? Разве впереди не миллионы и миллионы планет?
-Космос пуст, мальчик, - сказал Шлауфф. - Пуст и мертв.
-Мы не знаем! - воскликнул Белль. - То есть, мы знаем очень ма...
Грохнул дульник.
Верхняя половина Белля разлетелась в брызги.
-Спасибо, Рингль, - сказал Тингль.
Рингль кивнул.
-Он так ничего и не понял, - заметил Шлауфф.
Потом они, обнявшись, стояли втроем у кнопки, и космос был пуст и мертв, а через мгновение стал еще мертвее...
Там же, на орбите, через двести стандартных лет.
Уицатепочче занес планету в реестр, зафиксировал: "Жизни нет" и печально сложил крылья.
-Хантилакайя, мне грустно, - сказал он, прищелкнув. - Тело мое лишилось радости. Здесь, как и везде, нет приближения к смыслу.
-Одиночество смерти подобно, - пропела Хантилакайя, - только смерть одиночества лучше...