Теплый апрельский вечер мягко и незаметно опустился на потемневшие от легкого моросящего дождя городские улицы. Спешащие автомобили акку-ратно шелестели по мокрому асфальту, подмигивая друг другу огнями стоп-сигналов и окутываясь мельчайшей водяной пылью, уносились в переливаю-щуюся разноцветными гирляндами светофоров сумеречную даль. Растворя-лись, вливаясь в широкие потоки и медленно пробирались в наполненный яр-кими сполохами центр мегаполиса.
Витя Кочемазов - молодой человек крепкого сложения и приятной наружности, бодро шагал по влажному тротуару, с упоением втягивая весенний сырой воздух и вглядываясь в сияющую панораму вечернего города. Хорошее настроение вливалось с запахом весны, с ласковым шепотом легкого ветра, с шорохом просыпающихся от зимней спячки деревьев, с улыбками молодых девушек, идущих навстречу и прячущих в озорных глазах шалые искры лукавого женского любопытства. Слегка покачивая большой спортивной сумкой, не смущаясь, смотрел в лица прохожих, дружелюбно кивая, если встречались взглядами. В голове крутился беззаботный назойливый мотив, и Виктор мысленно подпевал неведомому музыканту, коверкая английскую речь и нарушая ритм.
Казалось, совсем недавно, поздней осенью, вернулся он со службы, отдав Военно-морскому флоту три года жизни, находясь за Полярным кругом и охраняя рубежи Отечества. Три долгих года не видел родного города, родителей, младшей сестры, старых друзей...
Много чего случилось за это время. После окончания техникума встретил необыкновенную, как ему казалось, девушку. Чувства были сильными, и как-то незаметно получилось, что она оказалась в интересном положении. И хотя знал - осенью идти служить, но все же, поступил как благородный идальго. Привел ее к родителям и объявил своей невестой. Крику конечно было много, но в октябре сыграли свадьбу, а через месяц, оставив рыдающую, с уже заметно округлившемся животом жену, он с тяжелым сердцем, зажав в кулаке повестку, явился с вещами в военкомат...
Весной родился сын, и Виктор ходил радостный, показывая всем желаю-щим фотографию любимой с младенцем на руках. По два-три раза в неделю получал он письма, сгорая от любви и нежности, считая тянущиеся дни. Время, хоть и медленно, но все же, шло. Срок службы увеличивался, а количество писем постепенно уменьшалось. Наконец, за полгода до демобилизации поток корреспонденции от обожаемой супруги иссяк окончательно. Витя в величайшем волнении забрасывал почтамт тревожными телеграммами, уходящими будто бы в неизвестность. Родители ничего вразумительного не отвечали, и он обо всем догадался сам. Горькое чувство измены надолго поселилось внутри, разъедая тоской душу и оскорбляя любовь, все еще томившуюся в разбитом сердце.
На суд Витя не пошел. Развели и без его присутствия. Зато состоялся дол-гий и бестолковый телефонный разговор. На вопрос "почему?" было сказано предельно откровенно:
- Потому, что Он взрослый обеспеченный человек. Потому, что у Него есть квартира, машина и дача. Потому, что Он без ума от нее. Потому, что Он хочет усыновить ребенка. Потому, что у тебя нет ничего, жить нам было бы негде. И к тому же все твои мысли только о спорте. Человек ты, в общем-то, бесперспективный, и неизвестно, любишь ли меня так же сильно как Он? Ведь за три года все могло измениться...
Виктор понял, что говорить не о чем. Спасибо на алименты не подала, но за это, категорически запретила видеться с ребенком, мотивируя тем, что пусть, мол, сын думает, будто Он - его родной отец.
Вите, конечно, все это было дико слышать. Но поразмыслив, подумал, что нет худа без добра. Зато теперь он свободен. Свобода заключалась в том, что по утрам ходил на работу, а вечерами пропадал в зале штанги, терзая себя железом и пытаясь запредельными нагрузками прогнать печальные мысли о неудавшейся семейной жизни.
Конечно, встречи с друзьями, вечеринки, редкие знакомства - все это бы-ло. Но как-то не особо радовало это. Не расслабляло. Он все думал о жене, о сы-не... И вот сегодня, сейчас, вдруг, понял, что жить - хорошо, что все вокруг - твое, все - для тебя. А прошлое - лишь какой-то странный, никому не нужный сон. Морок...
Виктор свернул к своему микрорайону и весело, чуть не вприпрыжку, за-шагал по пустынной, темной пихтовой аллее ведущей прямо к его пятиэтаж-ному дому. Все вокруг было родное и знакомое. Здесь он родился и рос, знал все закоулки наизусть. Шел, вспоминая школу, детство. Тихая радость перели-валась внутри. Деревья и кустарники двигались навстречу, поблескивая в сла-бом свете фонарей каплями искрящейся влаги. Было таинственно и тихо. Оди-нокие прохожие попадались редко, кутались в капюшоны и скорым шагом те-рялись в темноте.
Уже подходя к своему подъезду, Витя заметил что-то необычное, какую-то тень, недвижно лежащую под мокрым кустом. Не думая ни о чем, подошел ближе. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть - и в ужасе отпрянул назад. На земле лежал мертвый человек. Одетый в старую телогрейку, ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги, он лежал на животе, неловко подвернув под себя руки и уронив голову прямо в грязь. Желтая вязаная шапочка сбилась на затылок, выделяясь светлым пятном на фоне столь мрачной трагедии. В спину несчастного, с нечеловеческой силой был всажен по самую рукоятку огромный нож. Человек был повержен предательским ударом сзади внезапно, врасплох... Видимо он не успел даже вскрикнуть, умерев мгновенно. Без сомнения нож пробил сердце, и бедняга даже вряд ли что-нибудь осознал.
Виктор понял это сразу, представив, как некто страшный замахивается, сжимая в руке смертельное оружие. Радостное настроение тут же испарилось, уступив место пугающей тревоге и томительной безысходности.
Что же теперь делать? Бежать домой, звонить в милицию? А вдруг убийца где-то здесь, прячется за соседним кустом? Вон шевельнулись ветки...
Он стоял, беспомощно оглядываясь и оторопев от страха. А человек внизу лежал неживой, остывший. Пожилой видимо мужчина. Наверняка осталась се-мья, дети, может внуки...
- Вот как бывает... - думал про себя Витя, не замечая, что говорит вслух.
- Живет человек, детей воспитывает, жену любит... Деньги зарабатывает. Шел, видимо с работы домой, а тут тебе - нож в спину. Эх, бедняга ты, бедняга! Он присел перед убитым, сокрушаясь, что ничем уже не может помочь.
- За что же тебя так?
За соседним кустом кто-то вскочил, раздался оглушительный детский смех. Несколько мальчишек выскочили, согнувшись, держась за животы, и хо-хотали без остановки, убегая с места происшествия.
Виктор понял, что его просто-напросто разыграли подростки. С досадой пнул ногой труп, и тот легко отлетел, набитый старым тряпьем. Наконец, до него дошел смысл немудреной шутки. Долго смеялся, представляя себя со стороны. Настроение опять поднялось, и он с легким сердцем пошел домой.
Утром следующего дня Виктор в красках рассказывал коллегам по работе о случившемся казусе. Мужики-обвальщики добродушно смеялись, поражаясь находчивости и остроумию современного подрастающего поколения. Говори-ли, что в их годы шутки были гораздо скромнее. Больше всех веселился Серега Ильин, сам любитель всяческих розыгрышей и приколов - близкий друг и товарищ.
Познакомились они в спортивном зале. Только начался 1990 год, и Виктор метался в поисках работы. С завода, куда он устроился сразу после службы, его уволили по сокращению штатов. Не проработал и трех месяцев. В стране все более ухудшалась экономическая обстановка. Давно уже ввели талоны на продукты питания. Даже на спички мыло и соль. Табак тоже выдавали по карточкам. Кроме того говорун-президент задумал бороться с пьянством, объявив в стране чуть ли не сухой закон. Разрешалось лишь получить по талонам литр водки или три бутылки дрянного вина в месяц. Магазины стояли с пустыми прилавками и если что-то привозили, то вмиг выстраивались километровые очереди и продукт раскупали молниеносно. Несчастные, не успевшие отоварить свои талоны в текущем месяце, оставались ни с чем.
Зато разрешалось говорить о чем угодно, критиковать и возмущаться. Люди дружно ругали Советскую власть, коммунистическую партию, начальство, бюрократов. А по телевидению прямой трансляцией шли заседания съездов, партконференций, хозактивов... Разгорались нешуточные телевизионные баталии, где все осуждали всех. Появилось множество утешителей-экстрасенсов. Один чудак заряжал через телевизор воду, другой всего лишь взглядом лечил любые заболевания, собирая стадионы страждущих исцеления. Зрелищ хватало, хлеба - нет. Народ в невиданных количествах гнал самогон, варил из голых костей борщ и перебивался в основном картофелем, изредка пытаясь разнообразить рацион мясопродуктами сомнительного качества. Кроме того инфляция уже медленно раскручивала свою беспощадную спираль. Кое-где задерживали заработную плату. Люди помаленьку дичали, не видя внятных перспектив. Выходили на улицы, митинговали, поддерживая неизвестных ораторов.
В зале, где Виктор тренировался, появился высокий громила. До двух метров роста не хватало каких-то пустяков. Весил детина немало - восемь с половиной пудов. Но характер имел веселый и общительный, и очень быстро нашел со всеми общий язык. Сергея для удобства единодушно стали называть Малышом. Постепенно они сдружились, обнаружив множество интересов. Серега был чуть старше, женат, и работал на мясокомбинате обвальщиком. Несмотря на то, что родился и вырос в глухом рабочем поселке, далеко от цивилизации и больших городов, выражался культурно и грамотно. Много читал и неплохо разбирался в истории. Помнил немало стихотворений из поэзии русских классиков, цитировал на память запомнившиеся строки из Омара Хайяма и Мольера, и вообще удивлял своими познаниями в самых различных областях. Признался, что в юности увлекался журналом "Наука и техника", и бывало, ставил неожиданными вопросами в тупик сельских учителей. На службе в пограничных войсках серьезно пытался изучать основы философии, мечтая со временем окончить какой-нибудь гуманитарный вуз. Впрочем, знания были поверхностными, но при случае Малыш мог вполне разумно и технично обсуждать практически любые темы, придавая лицу умный вид и многозначительно кивая головой. Вообще неплохим актером был друг. Потребность в лицедействе обусловливал имеющийся у него пунктик, а может, это было такое хобби или неугомонная страсть...
Безобидное увлечение выражалось в виде необходимости фееричных по-бед над капризным женским полом. В ход шел весь разнообразный арсенал средств обольщения. От самых простых схем, до изысканно-артистичных по-становок, особенно когда Сергей был в ударе. Будто матерый хищный паук плел он свои тенета, обволакивая липкой паутиной сладких, дурманящих не-опытных дев, медоточивых слов. С небывалым пафосом произносились целые тирады. Восхитительные в своей образности сравнения туманили разум. Бес-подобная музыка чуть хриплого, вкрадчивого голоса заставляла жертву трепетать в предчувствии необыкновенной, неземной развязки. Соблазнитель был очень галантен и нетороплив, выдерживая многозначительные паузы и тонко подводя катарсис. Искренне восхищаясь достоинствами очередной дуэньи, искуситель легкими, невесомыми движениями пальцев разрешал себе небольшую разведку боем, и если не встречал сопротивления, или же оно было незначительным, постепенно переходил в наступление по всему фронту, не забывая устную артподготовку. Такова была основная диспозиция.
Но конечно не обходилось и без изящной импровизации, ибо не каждые дамы оказывались морально неустойчивыми. В таких случаях совратитель вставал на одно колено, изображая учтивого гусара. Медленно, с достоинством целовал барышне руку, прижимая ее к своему пылающему сердцу и склоняя в глубоком поклоне голову, замолкал, тонко чувствуя момент. Затем с небывалой восторженностью и удивлением открывал для себя божественную красоту тонких пальцев, поражаясь хрупкой гармоничности кистей гибких рук и пропорциональности узоров папиллярных линий узких ладоней, вспоминая учения хиромантов и предсказывая даме необыкновенное будущее счастье. Осыпая поцелуями волнительные запястья, с выражением и страстностью цитировал "Евгения Онегина". Или "Бородино". Или бывало Маршака... В зависимости от интеллекта и развития испытуемой. Обычно срабатывало, и женщина, не выдержав поэтического накала, без дальнейших церемоний тащила ловеласа в постель.
Если же что-то шло не так, и весталка по какой-либо причине упрямилась, Малыш, не вставая с колен, закрывал лицо широкой ладонью, смахивая якобы набежавшую слезу, отворачивался и надолго умолкал, сутуля в оскорблении спину и делая вид, будто очень огорчен и его неправильно поняли. Дама с жа-лостью смотрела на это большое животное, совершенно потерявшее голову от ее обаяния и красоты. И, как правило, примирительно оправдывалась, уже готовая подарить ему себя. Но Серега не спешил, отвечая из-под ладони глухим, расстроенным голосом, заставляя женщину чувствовать себя виноватой. Отрывочными фразами давал понять, что не имел в виду ничего такого, а всего лишь открыл душу, искренне наслаждаясь радостью общения...
- А тут... Недоверие... - в голосе обида, в горле спазм, губы дрожат.
- Как она могла такое подумать? - встает с колен, и согбенный, раздавленный, жалкий, идет в коридор...
- Что ж, пойду я... Не поминайте лихом... - жертва бросается на шею, по-крывая небритое лицо страстными поцелуями и не пуская за порог. Серега молчит, прикрыв глаза и упиваясь ситуацией. Затем, изображая безудержное влечение, хватает распаленную девушку на руки и торопливо, как драгоцен-ный трофей, несет в кровать, срывая по пути одежды...
Бывали, конечно, неудачи, но крайне редко, и с каждой победой опыт обольщения становился богаче. Секрет тут был простой. У любодея были свои принципы отбора кандидатур. Он никогда не знакомился с умными, красивы-ми, блистательными женщинами, так как вероятность неудачи возрастала ты-сячекратно. К тому же, как правило, у них уже были неотразимые бойфренды. Серега выбирал девушек попроще внешностью, часто приезжих студенток, либо одиноких разведенных, мало на что претендующих дам, ценящих в мужчинах животный магнетизм и необузданность грубой силы. Также поощрялись работницы сфер обслуживания и служительницы муз. Молодые учительницы, медсестры, воспитательницы детских садов тоже были в фаворе. Конечно, сильно полных и дев маленького роста Малыш старался игнорировать. Но остальные, а особенно высокие худощавые, напоминающие загадочных андрогинов, фемины, всегда были в почете.
Замужних женщин сознательно избегал, и из мужской солидарности ис-кренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.
Дебелая замужняя матрона, заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.
- Муж вернулся! - задохнулась полнотелая нимфа. - Прячься! - но было уже поздно.
Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно качалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка "Шардонне", высокие бокалы с остатками вина шатались и тонко дребезжали на ночном столике.
- Что происходит? - в спальню ворвался муж...
Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину лишь одну ногу. Блуд-ница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.
Муж - невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил обстановку. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш сжался, ожидая удара, зажмурился, безвольно опустив руки... Он был в три раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одним пальцем. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот, неожиданно протянул руку:
- Владимир...
- Сергей - Малыш машинально ответил рукопожатием.
- Я очень прошу Вас Сергей, не ходите к нам больше... - человек грустно смотрел в лицо.
- Да... Да, конечно - Серега опрометью кинулся из спальни...
С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.
Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим неглупый компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами, и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.
Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Помаленьку втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную паутину обаяния, используя женские хитрости, сверкая глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу...
Тосты, спичи, прибаутки - Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии. Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся японским ниндзя, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона...
Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго дава-лись без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижима-лась к могучему плечу, и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело. Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса...
Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же, была женщиной неревнивой. К тому же со-всем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега очень гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки, и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.
- Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка - свекровь устало прикрыла глаза. - Уж как я со своим ни билась - бесполезно. Все они Ильины такие - кобели.
Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат, в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе. С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи - вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки... Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики - мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми, расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь. Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината. Платили неплохо, но самое главное - было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых при-лавков магазинов - это было очень и очень кстати.
Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого... И людей мож-но было понять - у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно - увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы, и вообще проявляли немалую смекалку.
Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен, и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не засту-дить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто. Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.
Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.
Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей, и тихо шептала: "три" или "пять". Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.
Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с полич-ным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, пе-редовик производства и ударник коммунистического труда - Васька Буторин, тихий, малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым во-ротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей соуча-стницей. Перед самой проходной между ними совершенно случайно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово "три", преградила путь ветерану.
- Попался голубчик! - глаза радостно зажглись. - Не стыдно? Пожилой ведь человек...
Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного, в пустую комнату, заперли на засов дверь, и вызвали начальника караула. Тот прибежал минут через двадцать.
- Взяли с поличным - доложила вахтерша. - Батон колбасы нес.
- Открывайте - начальник с удовольствием потирал руки. - Сейчас мы этого расхитителя оформим!
Расхититель, спокойно стоял посреди пустой комнаты, и невинными гла-зами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.
- Раздевайся!
Пригласили понятых. Василий, начал молча расстегивать пальто...
- Штаны снимай! - начальник строго смотрел на задержанного.
Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.
- Неужели съел? - Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. - Но там же, килограмма два было, не меньше! - оправдывалась она перед начальником.
- Куда оболочку дел? - глаза командира побелели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой ус-мешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.
- Матерый волчище! - подумал начальник караула. - Надо будет за ним последить...
Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал зна-менитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя. Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не боясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.
Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке. Бабке-вахтерше влепили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.
В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, до-жидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать, и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие, и сразу же перекидывали через забор.
Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд - и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов - Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно рас-качав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены, му-жики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.
Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей про-дукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сен-тября состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.
Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не вол-новать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместите-лей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности и вероятности техногенной катастрофы в связи с периодически-ми неконтролируемыми утечками аммиака.
А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору, и через не-сколько месяцев был избран в депутаты Государственной Думы.
На место непутевой охраны, из Линево примчался казачий эскадрон. Каза-чество набирало силу в сельской местности. По всей стране как в старые доб-рые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивали нагайками, и гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами. Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов - краснолицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающими моржовые бивни. Он утверждал, что его предок - гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения, он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.
Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами и закрывали на ключ свои комнаты.
По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея стро-гий приказ хватать и не пущать. Всех тех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил дознание, используя недозволенные методы психологического воздействия, и до смерти запугав добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.
Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин - высокий худой казак, обла-датель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.
Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть. Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом Љ2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и конечно же мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладиться. На следующий же день, без промедления, приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из толстого металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие - баллистой. Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.
Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись за спины друг друга, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы уже были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.
Вторая и третья попытка прошли очень успешно. Хватило и двух человек для натягивания резины. Серега, как опытный наводчик, быстро пристрелялся. Но был подан тревожный сигнал снизу о появлении неприятеля. Орудие сняли, раму приладили на место, и стали анализировать полученные данные. Скорострельность была небольшой, не более двух выстрелов в минуту, а на всю акцию нужно было не менее двадцати минут. Необходим был отвлекающий маневр.
Пожертвовать собой взялся дядя Вася Буторин, давно уже сидевший без настоящего дела.
Операция началась через несколько дней в 22.00, когда уже достаточно стемнело. За пять минут до начала, Василий вышел из цеха на территорию и принялся бесцельно болтаться туда-сюда. Он играл роль подсадной утки. Казаки увидели подозрительного человека и на рысях рванули вперед. Василий бросился бежать, уводя преследователей подальше от места проведения операции. Когда его уже стали настигать, он со всех ног кинулся в темневшие возле забора заросли бурьяна и лопухов. Юркнул в самую гущу и затаился. Казаки видели, что беглец сиганул в заросли, но ничего не могли рассмотреть.
- Ничего, не уйдет гад! - зазвучал октавой голос Грини Недосекина. - Скачи за подмогой и фонарем! - прорычал он напарнику.
Тот умчался и через пять минут на место происшествия прибыл весь караул. Осветили фонарями лопухи. Василий осторожно следил, отражая стеклами очков слепящие лучи, и как мог, тянул время.
Сначала его просили по-хорошему покинуть убежище. Но он упорно мол-чал. Тогда Гриня предпринял попытку прорваться сквозь заросли и силой вы-тащить нарушителя. Но дядя Вася, сжимая в руке брызгалку с водой, пустил струю прямо в лицо уряднику.
- Брызгается, гад! - Гриня закрыл лицо руками.
- Это кислота. Серная... - отозвался Василий.
- Сволочь! - заревел казак, и все вокруг всполошились, отойдя на всякий случай подальше.
- Что у меня с лицом? - ревел испуганный Гриня. На него смотрели с жалостью. Кто-то ляпнул:
- Врача надо! - и урядник забился в истерике. Через несколько минут он перестал биться, и размазывая по лицу счастливые слезы, обрадовано возопил:
- Да это же вода, братцы! Вода!
Всей гурьбой кинулись в бурьян, выволокли героя наружу, отобрали брызгалку. Обыскали и тщательно осмотрели все вокруг но, ни следа мясопродуктов не нашли. Заломили ветерану руки и потащили на дознание. Напоследок Гриня больно хлестнул нагайкой чуть ниже спины. Василий оскалил в усмешке зубы и так сверкнул на урядника полными бешенства глазами, что Гриня здорово струхнул.
Операция прошла успешно. За двадцать минут в ускоренном темпе наки-дали на территорию роддома сорок семь палок сервелата. Посыльные собрали трофеи в рюкзаки и растворились в сумеречной мгле. Все прошло тихо и аккуратно.
Василия доставили в кабинет к Подшибякину. Он своим упорным молча-нием и бесстрашными улыбочками довел вахмистра до нервного срыва. Недозволенные психологические приемы не работали. Полночи бился дознаватель, но Василий только презрительно улыбался и не проронил, ни слова. Так и не удалось узнать, для чего он прятался в лопухах, а главное, зачем он брызнул водой в лицо Недосекину. Ничего не добившись, отпустили восвояси.
Утром доложили о происшествии директору комбината. В качестве веще-ственного доказательства предъявили пустую брызгалку. Директор долго и внимательно разглядывал оружие.
- Ну и что? - спросил он стоящего навытяжку Хулахупова.
- Вот - объяснил казак.
- Вы что там, все с ума посходили, что ли? - директор разозлился
Этот поступок поднял рейтинг Василия до небывалых высот. Все понима-ли, что он человек-кремень. Мужики удивлялись его бесшабашной стойкости, а женщины закормили триумфатора домашней сдобой и приглашали его к себе за стол пить смородиновый чай, с уважением угощая карамелью. Ветеран довольно щурился от оказанного доверия и ни от чего не отказывался.
Обвальщики поклялись отомстить Грине и заодно провести новую акцию. Подговорили молодую бойкую жиловщицу Антонину, за которой долго и безрезультатно ухаживал бравый урядник. Объяснили, как нужно сделать, пообещав щедро рассчитаться после операции. Но девушка гордо пояснила, что ради дяди Васи она готова все сделать и без вознаграждения.
В один из дней, когда была вторая смена, на обеденном перерыве накрыли импровизированные столы, достали всякую снедь, выпечку, немного вина, и дружным, небольшим коллективом принялись отмечать день рождения бригадира, не позабыв для маскировки усадить за стол дежурного мастера и технолога. Громко шумели, поздравляя именинника. Девчонки сидели на подоконнике у открытого окна и ждали, когда появиться Грицко со товарищи. Увидев конных казаков, девушки радостно замахали руками призывая подняться на минутку.
Бойцы недоверчиво поглядывали наверх, но юные жиловщицы так на-стойчиво уговаривали и многозначительно закатывали глаза, так волнительно смеялись и шутили, что Гриня принял решение спешиться. Привязали коней, поднялись на четвертый этаж. Там им на шею бросились, изображающие подвыпивших соблазнительниц, хитрые девицы, и не принимая никаких возражений потащили за стол. Налили полные бокалы вина.
Малыш произносил длинный двусмысленный тост, отвлекая внимание. Пока казаки, открыв рот, пытались понять застольную речь оратора, девушки незаметно влили им в бокалы по полному пузырьку лекарства "Слабилен". Вообще для достижения эффекта хватило бы и десяти-пятнадцати капель, но Серега, добывший препарат и придумавший всю постановку, велел для верности использовать снадобье полностью. Прижимаясь к охранникам и мило улыбаясь, проследили, чтобы все было выпито до дна. Кормили с ложечки незадачливых вояк, подкладывая самые лучшие куски. Все прошло гладко и незаметно. Перерыв подходил к концу.
Антонина сидела у Грини на коленях и счастливо смеялась глядя в суро-вые глаза и предвкушая дальнейший исход. Затем впилась долгим поцелуем, окатив его холодные губы жаркой волной нетерпеливого желания. Гриня чуть с ума не сошел от неожиданной радости. В животе что-то громко булькнуло. Он вновь потянулся губами, но искусительница легко соскользнула и призывно смеясь, бросилась к выходу. Все одобрительно захлопали, поощряя влюбленных, и Гриня кинулся вслед.
Обед кончился, люди потянулись к своим рабочим местам.
Казак пробирался крадучись, высматривая в темных закоулках коридора прятавшуюся беглянку. Неожиданно, сбоку, выскочила Антонина и с веселым криком:
- Не догонишь!.. - скрылась за поворотом.
Так, незаметно, она заманила Гриню в огромный холодильник, а сама, прикрываясь висевшими на крючках мясными тушами, выскользнула за дверь. Дежуривший у выхода дядя Вася с недоброй усмешкой закрыл автоматическую дверь, и выключил в холодильнике свет.
Какие муки, какую панику, какой ужас испытал Гриня, метаясь в кромеш-ной тьме, ударяясь и беспрерывно наталкиваясь на мертвые туши животных, не находя выхода и ничего не видя вокруг, можно было только догадываться. Истошные душераздирающие вопли и жалобные призывы о помощи слабо раздавались из-за закрытых дверей. Василий долго слушал, как мечется не-приятель. Но вскоре крики стихли, и установилась мертвая тишина. Это начал свое коварное действие "Слабилен", интенсивно расслабляя организм.
Тем временем, оставшиеся два бойца, садились уже на коней, чтобы про-должить дозор, но почувствовали неладное. В животе непрерывно тянуло книзу, не давая и минуты на размышление. Неприятные ощущения усиливались с каждым мгновением, казалось, еще чуть-чуть и что-то лопнет внутри. Казаки стремглав бросились наверх, пытаясь не опоздать. Но мстительные обвальщики закрыли туалет на ключ. Тогда несчастные, позабыв обо всем, ворвались в женский санузел, и надолго заперлись в кабинках.
А в это время, используя мощь баллисты, было сделано девяносто восемь выстрелов. Такого богатого улова не было за всю историю мясокомбината. С лихвой хватило всем участникам операции.
Гриню выпустили только через полтора часа, совершенно окоченевшего и раздавленного собственным ничтожеством. Он, конечно, догадался, что Антонина его обманула. Но отчего так сильно прихватило живот?
Следующим утром раздраженные увиденным зрелищем уборщицы, страшно ругались, убираясь в холодильнике...
Впрочем, казачья служба по охране государственной собственности закончилась так же неожиданно, как и начиналась. Совершенно незаметно, сверхбдительные воины стали сами подворовывать. Продавали товар желающим, а излишки переправляли в свои станицы. На этом они и погорели.
Автоинспекторы за городом случайно остановили легковой фургон, набитый украденными мясопродуктами. Водителя быстро раскололи, и он рассказал все.
Сообщили, кому следует, и решив не возбуждать дела, чтобы не волновать народ, просто тихо избавились от нахлебников.
И опять на проходной знакомые бабки-вахтерши шаловливыми руками обыскивали работников.
Часть 2
Напряженная атмосфера в стране ощущалась все сильнее. Предчувствие больших перемен накатывало тревожными волнами. Весь мир с замиранием следил за разоружением великих держав. Уже закончили войну в Афганистане, разрушили Берлинскую стену, начали вывод войск из Германии. Существенно сократили количество ядерных боеголовок. Наступил период политической разрядки, консенсуса. Но экономическое положение только ухудшалось. Народ туже затягивал пояса, проводя все свободное время в бесконечных очередях, и недовольно роптал, проклиная политиков, власть, капиталистов. В некоторых республиках тлели очаги национального недовольства, случались массовые выступления, переходящие в рукопашные схватки. В паровом котле государства все нарастало внутреннее давление, люди не знали, на что надеяться, пораженные итогами гласности. Оказалось, что в стране все очень плохо, все рушиться, а будущее совершенно не обнадеживает. Президент всех уговаривал, утешая, что это мол, такое ускорение и нужно немного потерпеть. Намекал, будто заграница нам обязательно поможет. Ему уже никто не доверял. Граждане вскапывали свои земельные участки, обрабатывали сады, сажали огороды. Дачи превратились в подсобные хозяйства. Наступили смутные времена, и люди выживали, как могли.
А у Виктора неизлечимо тяжело заболел отец. Пребывая в подавленном настроении, медленно, но неукротимо худел, терял аппетит, глубоко пережи-вая за дальнейшую судьбу своей семьи. Родители работали на предприятиях военно-промышленного комплекса и с начинающимся развалом страны заво-ды просто остановились, не имея заказов и государственного финансирования. Многих отправляли в бессрочные отпуска, оставшиеся же для обслуживания оборудования люди, получали копейки. Сестра оканчивала школу, и ее будущее, как и будущее многих миллионов молодых людей, а также и всей огромной страны, представлялось весьма туманным.
Отец сильно сдал. Появились боли. После долгих хождений по врачам и сдачи всевозможных анализов, выяснился страшный диагноз - онкология. Предложили немедленную операцию, и он с надеждой согласился, веря в оте-чественную медицину и не видя другого выхода. Положили в городскую больницу, проводили обследования. Виктор с матерью, сестрой и близкими родственниками часто навещали его.
Теплыми майскими днями сидели на улице, разговаривали обо всем, шу-тили, улыбались. И хотя все знали о роковой безысходности, все же держали далеко в глубине души, слабый огонек надежды, уповая на чудо. Рядом, на скамьях сидело множество таких же онкологических больных со своими семь-ями, друзьями... Гуляли по асфальтовым дорожкам, наслаждаясь запахом мо-лодых, распустившихся тонких листьев, любовались насыщенным ярко-желтым цветом первых весенних одуванчиков, осязали ласковое дуновение озорного ветерка, играющего искрящимися солнечными бликами, вслушива-лись в шорохи просыпающейся земли, набирающих силу высоких деревьев, созерцали нежно-бирюзовый ковер юных трав, раскинувшийся восхитительным пейзажем по всей территории. Навсегда запоминали исполненные жизни, любимые лица родственников, друзей, знакомых. Чутким взглядом ловили каждый жест, мимику, выражение глаз, смысл слов... Не хотели расставаться, отпускать дорогих, единственно близких людей, понимая, что с каждым мгновением заканчивается обратный отсчет. Их взгляды были грустны, мудры и мужественны. Их не пугало скорое свидание с вечностью. Они просто готовились к встрече с ней, мысленно прощаясь с земным великолепием. Всех их, одетых в синие халаты, не старых еще мужчин и женщин, объединяло одно. Печать. Печать смерти на страдающих ликах проступала явно, бескомпромиссно, проявляясь в скорбных морщинах, в прозрачной белизне истонченной кожи, в рас-ширенных зрачках, таивших в себе неугасимый огонь жажды жизни, в слабости рук, в бесстрастности желаний. Это были уже другие существа...
Бывало, Виктор приходил с Сергеем, и после, они отправлялись в спортзал, ощущая непонятное, щемящее чувство вины перед этими людьми. Малыш, как обычно шутил, рассказывал отцу всякие удивительные истории выздоровления безнадежных больных, приводил примеры, внушал оптимизм. Но было видно, что он удручен и расстроен, и очень переживает.
Операция прошла успешно. Отца выписали, и он медленно ходил по квар-тире, опираясь на трость. Как будто начал поправляться, чуть окреп и уже са-мостоятельно выходил гулять на улицу. Но появились метастазы, и он стал быстро угасать.
Днем тринадцатого января началась агония. Разметавшись без сознания, громко, сдавленно хрипел и стонал, мотая головой. Принесли пенсию по инва-лидности, и почтальонша требовала личной подписи больного. Виктор провел ее к постели умирающего, и удивительно, отец очнулся на мгновение, поставил подпись слабеющей рукой, обвел все вокруг внимательным, но уже невидящим взглядом, и тут же, окончательно впал в забытье.
Пришла с работы мама, вернулась сестра. Позвонили дядьке, попросили придти. Все собрались у смертного одра. Сидели, тихо вытирая горькие слезы, сжимая его тонкую руку. Отец не приходил в сознание, всхрапывая все реже и реже. И наконец, глубоко вздохнув в последний раз, вытянувшись и замерев, навсегда покинул бренную землю.
Что-то ударило в сердце, оглушило, взорвалось тысячами осколков, под-хватило, понесло... Виктор вскочил на ноги, не помня себя от горя. В тумане видел, как рыдают родные, как дядька зачем-то снимает с петель межкомнат-ную дверь. Вытирая бегущие без остановки слезы, в сильнейшем смятении бросился на мороз, едва успев нацепить шапку и пуховик. Шел, куда глаза гля-дят, по вечернему городу, не видя дороги, не зная направления. Острое чувство несправедливости, какой-то обиды, жгло изнутри, разъедало сраженное бедой сердце. Отцу было всего сорок шесть...
Сам не упомнил, как оказался дома у Малыша. Сидели за столом, пили водку, поминали. Виктор заливал в себя алкоголь стаканами. Ничего не брало. Горькие воспоминания об отце разрывали душу.
В молодости, батя часто ходил в лес на лыжах, и привозил оттуда малень-кому Вите "заячий хлеб". Он не знал, что обычный кусок белого хлеба ложился в карман куртки и за много часов, промерзал на холоде насквозь. Отец говорил, что встретил в лесу зайца, и тот просил передать сыну гостинец. Хлеб казался необычайно сладким и вкусным.
Когда Виктор немного подрос, отец научил его стоять на лыжах, и они на-долго уходили в лес. На обратной дороге Витя уставал и сильно мерз. Отец грел ему своим дыханием окоченевшие пальцы и сильными руками растирал побелевшие уши и щеки. А он все хныкал, и отец быстро разводил костер. Они долго грелись возле огня. Затем отец скреплял несколько лыжных палок вместе, беря сына на прицеп, и с невероятной скоростью летел по искрящейся в солнечных лучах лыжне. С еловых ветвей осыпался пушистый снег, ветер свистел в ушах, клубилась снежная пыль. Витя смеялся от восторга, представляя, что они несутся по сказочному лесу и никакие волки и медведи ни за что не смогут их догнать...
Вите было лет пять, когда отец взял его кататься на теплоходе. Они сидели на верхней палубе и любовались широкой рекой. Остановились у какой-то пристани, и отец с дядькой, велев ждать их, ушли. Витя увидел, что они уже на берегу и куда-то уходят. Ему показалось, что его бросили. Он со всех ног кинулся вдогонку. Спрыгнув с шаткого трапа на песок, метался среди входящих и выходящих пассажиров, в панике хватая людей за рукава. Наконец, зарыдав, опустился на землю и закрыл лицо руками. Сквозь слезы видел, как отходит от пристани теплоход, как тревожно бегают по палубе отец с дядькой, разыскивая его. Он вскочил, закричал, замахал руками. Его заметили, но теплоход быстро удалялся и вскоре исчез в сияющей речной дали. Он остался совсем один.
Неподалеку загорала молодая семейная пара с ребенком. Они все видели. Пригласили мальчика Витю к себе, накормили, успокоили. Через несколько часов, на обратном пути, теплоход вернулся. Отец с виноватым видом очень просил ничего не рассказывать матери.
Эти эпизоды детства так ярко вспомнились Виктору. Он с невыносимой грустью и тоской рассказывал об этом тестю и жене Малыша, не забывая опрокидывать рюмку за рюмкой и вытирая бегущие слезы. Сергей слушал, стоя чуть в стороне, понурив голову и надолго замолчав. Внезапно схватил остро отточенный нож и с силой полоснул себе по пальцу, развалив мякоть до кости. Все вздрогнули от неожиданности. Жена вскрикнула, бросилась бинтовать рану. А он стоял, не зная чем помочь убитому горем другу, и алая кровь стекала на пол тонкой струей, а глаза остановились, полные слез...
После похорон, Виктор, чуть успокоившись и взяв себя в руки, с невероят-ным усердием погрузился в тренировочный процесс, стараясь спокойнее вспоминать о тяжелой утрате, и свято храня светлую память о безвременно ушедшем отце.
Поступок Малыша, исполненный беззаветной жертвенности, навсегда впечатался в душу Виктора.
* * * * *
Вскоре, в тренажерном зале появились три сногсшибательные молодые красавицы. Иногда вместе с ними занималась обаятельная зрелая женщина с приятным округлым интеллигентным лицом. Девушки вели себя очень неза-висимо, делая вид, что их ничего кроме собственной персоны не интересует. Часто смеялись, и не отводили критических взглядов от многочисленных зер-кал, внимательно разглядывая себя со всевозможных ракурсов, будто бы готовились к важным фотосъемкам. Потрясающие стройные фигуры в обтягивающих длинные, безупречной формы, тонкие, но сильные ноги, черных трико. В коротких, тугих майках-топах, открывающих волнующую белизну плеч и линию груди. С сияющими золотыми волосами, прихваченными в узел голубыми и красными лентами, и спадающими сзади наподобие хвоста. С прямой величественной осанкой, тонкой талией и притягивающим заинтересованные мужские взгляды плоским животом, производили на неискушенных любопытных физкультурников неизгладимое впечатление. Изображая равнодушие, они бросали частые, быстрые взгляды, украдкой, как будто бы невзначай. Но девушки были, несомненно, опытными в таких играх, и без малейшего труда просчитывали немудреные мужские хитрости. Спортсмены смущались, краснели, уводили в стороны, бегающие от непонятного стеснения глаза. Иногда, зазевавшийся не успевал отвести взгляд и сидел, открыв рот, остановив зачарованный взор, наблюдая, как девицы тренируют внутреннюю поверхность бедер. Рассерженные дамы одновременно устремляли на любознательного огнепалящие яростные взгляды, и недалекий ценитель мгновенно покрывался испариной, исходил малиновыми пятнами, и в смятении кидался то к одному спортивному снаряду, то к другому, мечтая провалиться сквозь землю от прожигающих флюидов. Девушки внимательно следили за мечущимся недотепой, и когда тот, не находя себе места, в состоянии легкой паники покидал зал, они очень громко и весело смеялись вслед. Это очень отрезвляло неосторожных донжуанов. Никому не хотелось оказаться в неловкой ситуации, все боялись оскорбить свою чувствительную гордость. Насмешницы, подобно античным богиням, грациозно передвигались, иногда чуть пританцовывая под негром-кую музыку, льющуюся из колонок кассетной стереосистемы, и совершенно игнорируя окружающих.
И Виктор, и Сергей, здорово приуныли. Уровень красавиц был совершенно недосягаем. Другие девушки абсолютно поблекли на фоне столь блистательного триумвирата. Возмутительницы спокойствия интересовали всех.
Андрея Лопатко - старшего тренера клуба, который по должности пока-зывал и объяснял им различные упражнения, забросали вопросами. Но он лишь таинственно улыбался и уводил разговор в сторону. Тренер без сомнения знал многое, но по какой-то причине предпочитал помалкивать.
Несколько недель неизвестности только раззадорили интерес занимаю-щихся. Нимфы тренировались старательно, по-прежнему взирая на всех свысока, временами окатывая особо ретивых презрительными усмешками.
Зато их подруга - вполне симпатичная пышнотелая наяда, улыбалась приветливо и открыто, заинтересованно оглядывая пытающихся произвести на нее неизгладимое впечатление мужчин. Те в свою очередь пружинили на вдохе грудь, принимали глубокомысленные позы, напрягали мускулы, позировали, сами того не замечая. Рассуждали о чем-то друг с другом и вообще, старались казаться гораздо умнее, чем на самом деле.
Иногда подруги не скрываясь, шептались о чем-то, видимо обсуждая ка-кие-то важные вопросы. Загадочные дискуссии заканчивались веселым сме-хом, что ставило мужскую часть коллектива в состояние полнейшего недоумения. Делались различные предположения, выдвигались невероятные гипотезы, возникали споры. Небольшая часть физкультурников стояла за то, что это заезжие стриптизерши из Москвы, совершенно случайно задержавшиеся в городе после гастролей. Им возражали, говорили, что не может того быть, ибо с такой физической подготовкой и осанкой они являются не кем иным, кроме как ведущими программы ритмической гимнастики и аэробики, и даже кто-то точно видел их по телевидению. Но Малыш, по каким-то лишь одному ему ведомым приметам, утверждал, что прелестницы, скорее всего из балетных, и что якобы одна из девушек исполняла на сцене Академического театра оперы и балета роль Офелии в прошлом году. Приятель Виктора Эдик Разуваев - молодой, перспективный спортсмен, и вообще неплохой парень, был не согласен, заявив, что, скорее всего это дамы полусвета, богема, не имеющая к театру никакого отношения, а вращающаяся в дипломатических кругах, посещая многочисленные приемы и рауты в иностранных посольствах, и по заданию спецслужб, сводящие с ума иноземцев. Ему объяснили, что он еще слишком юн, неопытен, и видимо насмотрелся в видеосалоне американских боевиков.
Загадочные дивы не давали покоя, но вскоре наконец-то все выяснилось.
После тренировки Андрей попросил Малыша, Виктора и Эдуарда, задер-жаться. Оделись, вышли на улицу, и направились в молодежный клуб "Отдых", находящийся неподалеку. Надо сказать, что "Отдых" по тем временам был единственным фешенебельным дискоклубом в городе. В основном молодежь собиралась в многочисленных Домах культуры и на танцплощадках при общежитиях. Билетов на танцевальный вечер в "Отдых" было не достать. Самые красивые девушки, "золотая молодежь", представительные мужчины и женщины, богатые гости и люди в "авторитете", составляли основную публику. Конечно, устраивались новогодние вечера и для заводчан, летние балы для выпускников, детские спектакли и утренники.
Вот туда и направлялись любопытные спортсмены. В холле их встретила Екатерина Федоровна - та самая приятная дама, подруга таинственных обольстительниц. Но она оказалась никакая не подруга, а режиссер, художественный руководитель клуба.
Красавицы наверху, в гримерке, пили кофе и встретили парней приветли-выми улыбками, пригласив за стол. Ребята, кроме Андрея, очень смутились, побледнели от неожиданности. Плюхнулись в низкие кресла, чуть не опроки-нув на себя кофеварку. Малыш по неосторожности уронил стул. Тот, падая, за-цепил стоящего манекена, который в свою очередь обрушил вешалку с верхней одеждой, упавшей прямо на сконфуженного Эдика, тонко вскрикнувшего от испуга. Всем стало смешно и обстановка разрядилась.
Девушки оказались артистками и танцовщицами кордебалета, и были ос-новной ударной силой в труппе Екатерины Федоровны, участвуя во многих художественных мероприятиях. Познакомились. Девчонкам было лет по два-дцать пять. Режиссеру чуть за тридцать. Ольга и Елена были замужем, Марина - нет. Она подозрительно долго останавливала взгляд на Эдуарде, и тот не зная, куда прятать руки, вел себя очень напряженно. Андрей общался непринужденно, он всех хорошо знал, а Сергей с Виктором не ведали как себя вести и помалкивали. Малыш пробовал было пошутить, прочитав несколько строк из Ходасевича, но его никто не понял, и он стушевался в растерянности. Это был не его контингент и Серега терялся, волнуясь, чтобы не показаться обескураженным.
Но девушки весело щебетали, смотрели, не смущаясь в глаза, и угощали пирожными. От неожиданности Малыш съел три штуки, оставив Екатерину Федоровну с пустым блюдцем. Та поблагодарила его от всего сердца, заявив, что давно мечтает похудеть. Серега от стыда чуть не провалился. Опустив глаза, с легкой обидой в голосе, пообещал в следующий раз принести аж шесть тортов и чай с бергамотом. Девушки смеялись от души, гладили его по голове и всячески утешали, уговаривая не стесняться и подчеркивая, что у них тут все запросто, без церемоний.
В двери с любопытством заглядывали какие-то разбитные, в невероятных нарядах личности. Обводили шальными глазами присутствующих, и спросив что-то у режиссера, стремительно исчезали прочь. Особенно запомнился один беззаботный артист, изображающий отвратительного пятипалого моллюска, и похожего лицом на сказочного Конька-Горбунка. Это был известный в городе диджей, ведущий всех дискотек в "Отдыхе". Он улыбнулся таинственно, и произнеся загадочную фразу: - Быть или не быть, вот в чем вопрос! - моментально испарился, оставив ошарашенных парней в состоянии необъяснимого конфуза.
Вскоре к пирующим присоединилась еще одна очень приятная девушка - Евгения.
Екатерина Федоровна, оглядев всех внимательно, объявила, что теперь все в сборе, и она хочет объяснить цель собрания. Оказалось, она давно уже мечтает создать серьезную постановку - грандиозную эзотерическую мистерию, где под эгидой вечно актуальной темы отношений между мужчиной и женщиной, будет разыграна фантастическая феерия из различных известных эпизодов народного эпоса и мировой истории. Из Москвы пришло "добро" на реализацию проекта с использованием местного финансирования.
Принимать будет высокая комиссия из министерства культуры, и от ре-зультатов будет зависеть дальнейшая судьба не только художественного ру-ководителя, но и всего творческого коллектива. Артисты подобраны замеча-тельные. Но основной фишкой музыкальной мистерии станет великолепный номер с участием четырех прекрасных девушек и мускулистых юношей. Имен-но поэтому долго и скрупулезно отбирали и обсуждали кандидатуры. Остано-вились на самых достойных. Если ребята не возражают, то с завтрашнего вечера начнутся репетиции.
Парни заколебались было в нерешительности, но обольстительницы, по-дойдя очень близко к каждому из них, прижавшись телом и заглянув в глаза, радостно сообщили режиссеру:
- Они согласны!..
Екатерина Федоровна обаятельно улыбнулась, и пообещала, что ребята не пожалеют. Только нужно очень постараться, чтобы шоу-программа засветилась красками, заиграла радужными огнями, заискрилась блеском исполнительского мастерства. Поразила бы зрителей глубиной смысла и философской аллегорией.
Вместе с раздавшимися аплодисментами на столе появилось шампанское. Андрей громко хлопнул вылетевшей пробкой и наполнил высокие бокалы...
Начались изматывающие репетиции. Художественный руководитель была требовательной чрезвычайно, заставляя много раз повторять неудавшиеся дубли, вновь и вновь отрабатывая каждое движение до автоматизма. Даже опытные участники роптали и жаловались на суровую бессердечность требований. Екатерина Федоровна оказалась женщиной очень жесткой и властной, не терпела никаких возражений и слез. Но все понимали предстоящую серьезность музыкальной постановки и держали себя в руках. Впрочем скоро все пошло хорошо, участники быстро понимали свою задачу и проявляли таланты не жалея себя. Было задействовано немало народа. Кроме самих актеров, в спектакле принимали участие осветители, звукооператоры, художники-оформители, костюмерши и гримерши. Хватало работы и рабочим сцены, беспрестанно тягавшим туда-сюда тяжелые декорации.
Репетировали целыми днями, питаясь как попало и выкуривая безумное количество сигарет. Парни подключались ближе к вечеру, когда основная часть умаявшихся артистов уже неважно соображала. Девушкам доставалось больше всех, они участвовали в каждом номере. На них лежала огромная ответственность за судьбу феерической мистерии. Ходили усталые, осунувшиеся, злые, но такие же красивые и блистательные, появляясь то в одном, то в другом театральном наряде. Яркие, соблазнительные, недосягаемые... Ребята понимали, что обречены быть всего лишь оруженосцами при прекрасных дамах, хотя у Эдика теплилась еще какая-то надежда. Марина благоволила ему, но от нее как от более опытной партнерши, он получал немало затрещин и оплеух, путая шаг и сбивая общий ритм, отчего всем приходилось начинать танец сначала. Виктору досталась Ольга, Сереге - Лена, а Андрею - Женя. Они были добрее, да и парни все же постарше и серьезнее. А Эдик огребал в полной мере, виновато улыбаясь и пряча глаза, но кажется, ему это очень даже нравилось.
В выходные и в среду, в клубе шли дискотеки, и ребята в эти дни отчаянно тренировались, набирая форму, так как хотелось выглядеть внушительно.
Отношения в труппе были весьма доброжелательными. Часто после репе-тиций устраивали импровизированные капустники, читали стихи, в лицах изображали всякие смешные миниатюры из жизни. Серега упивался общением с актерской братией. Это была его стихия, его ареал, его среда обитания. Оказалось, что таких талантливых престидижитаторов здесь немало, и он будто расправлял крылья, перенимая опыт и оттачивая свое актерское мастерство. Конечно, все дамы в труппе были искушенными, и весело смеялись его шуткам, понимая с полуслова все неумело завуалированные желания искусителя, но соблазнить себя совсем не спешили, изящно отшучиваясь и уходя от двусмысленных тем. Это не касалось четырех красавиц. Думать об этом считалось крамолой, хотя девушки были со всеми очень приветливы. Неугомонный Малыш решился было попытать счастья у костюмерш, но как-то не сложилось. Он пугался, жалуясь Виктору, что теряет квалификацию, но друг справедливо замечал, что народ тут непростой, более высокого уровня, и рассчитывать на что-либо можно только при желании серьезности отношений. А разбрасывать себя по пустякам никакая девушка здесь не будет, ибо не обделена мужским вниманием. Про античных богинь нужно забыть вообще, так как в круг их интересов спортсмены совершенно не входят.
Премьера приближалась. После генеральной репетиции и легкого безал-когольного застолья, засидевшись за интересными разговорами в клубе до-поздна, Екатерина Федоровна попросила Виктора проводить ее домой. Он оробел, но не подал вида. Медленно шли по ночному городу. Женщина говорила о себе, о своей работе, о предстоящем спектакле. Потом незаметно перешла на разговор о нем. Виктор рассказывал о себе. Она слушала внимательно, сочувственно кивая и задавая иногда уточняющие вопросы. Ему было приятно, что интересуются его жизнью, и он, не таясь, открывал душу. Когда подошли к ее подъезду, она предложила зайти в гости выпить чаю, И Витя не смог отказаться. Вообще чудилось, будто бы между ними установилась невесомая связь, что-то нематериальное и бестелесное, какая-то энергетическая близость.
Долго беседовали в ее однокомнатной квартире. Когда он уже собрался уходить, она сказала:
- Подожди Виктор, мне нужно с тобой поговорить - посмотрела на него внимательно, и вдруг выпалила:
- А ведь я ведьма!..
У Вити от изумления открылся рот.
- Как?
- А что тебя удивляет, я с четырнадцати лет ведьма - она спокойно и весе-ло, наслаждаясь эффектом, смотрела в глаза. - Может, ты думаешь, что все ведьмы - старые противные бабки?
- Н-нет... Не знаю - пролепетал он от неожиданности. - Но ведь Вы же, добрая..
- Добрая? Да, я добрая. И хотя знаю многие заклятья, обряды и ритуалы, могу навести и порчу и сглаз, болезнь и саму смерть наслать, но могу и исце-лить, убрать проклятье, в делах помочь... Еще ни разу не использовала я свои знания во зло.
Витю взяла оторопь, он как-то сразу забоялся.
- Я специально позвала тебя. Хочу погадать. Прошлое твое расскажу, а о будущем умолчу, будущее буду знать только я.
- Давай посмотрим ладонь - она взяла его левую руку.
- Ну вот, все очень хорошо видно - поворачивала кисть.
- Здоровье у тебя отличное, но ты должен за ним ухаживать. Проживешь долго, даже очень. Жизнь получиться насыщенной событиями.
- А вот, вот, вижу, но промолчу... - колдунья с улыбкой смотрела в лицо.
- Что там? - Витя смутился. Он очень заинтересовался, но она молчала. Долго водила острым лакированным ногтем по линиям.
- Был у тебя недавно удар.
- Да отец...
- Умер - продолжила она. - Я вижу. Вижу твою сестру, маму, их судьбы, но тебе не скажу. Передавай матери, чтобы она не волновалась и не жила про-шлым.
Взяла его правую руку и стала с интересом изучать.
- А это что? Ну-ка, не может быть! - удивленно качала головой. - Ну, доро-гой, я конечно знала, но не думала, что настолько...
- А что? - испугался он.
- Не пугайся. Все нормально... - она ласково смотрела на него. - Давай, я пока кофе сварю покрепче - и ушла в кухню.
Витя сидел ошарашенный, ничего не понимая. Екатерина Федоровна вер-нулась, неся на черном подносе две дымящиеся чашки кофе и горсть сухих бо-бов.
- А ну-ка давай бобы раскинем - улыбнулась обаятельно.
Виктор долго тряс в руках сухие твердые как камень плоды. Разжал ладо-ни, и бобы упали, образовав некий узор. Женщина склонила голову, изучая по-лучившийся рисунок. Он долго смотрел на ее рыжие крашеные волосы и думал, что не такая уж она и взрослая, и не особо полная. И сам ужаснулся своим мыслям. Екатерина Федоровна резко подняла лицо и внимательно вглядывалась в его ускользающие глаза.
- Я знаю, о чем ты сейчас подумал! Отвечу тебе очень коротко - нет!
Витя в смущении пожал плечами, не зная, куда спрятать взгляд. - Как она догадалась? И правда, настоящая ведьма!
Она весело рассмеялась.
- Ладно. Будь проще, зови меня Катей, не такая уж у нас и разница в воз-расте, лет семь-восемь, не больше. Но на людях я для тебя Екатерина Федоровна. А об этом со мной - забудь.
- Извините... - Витя покраснел.
- Ничего, ничего, мы же друзья. Мне очень приятно, что ты увидел во мне женщину, а не упитанную тетку.
- Что Вы... - Виктор зарделся.
- Давай кофе пить - Катерина уселась удобнее напротив, не сводя с него темно-серых глаз. Неторопливо повела удивительный рассказ:
- Когда-то, очень давно, девятилетней девочкой, я с матерью гостила у ба-бушки. Она заболела, и мы ухаживали за ней, помогали по хозяйству, смотрели за скотиной. Однажды вечером, сразу после захода солнца, поднялся сильный ветер, и началась настоящая пыльная буря. Мы смотрели из окна, как по двору гуляют крутящиеся смерчи, поднимая в воздух всякий сор, щепки, обрывки бумаги... Весь этот кружащийся вихрь полностью закрыл небо. Все село едва виднелось, окутанное пыльной пеленой. Проскакивали ломаные линии ослепительных молний, раскаты грома не умолкали, раздаваясь сплошной канонадой, в оконные стекла, будто кто-то стучал, умоляя впустить, электрическая лампочка мигала, раскачиваясь.
Вдруг раздался громкий жалобный стон, и мы с мамой испуганные, побе-жали в спальню бабушки. Она сидела на кровати, схватив себя за горло. Худая, косматая, очень страшная.
- Уйди... - сдавленно захрипела она матери, бешено вращая белками глаз и задыхаясь. - Уйди сейчас же! - и указала черной костлявой рукой на дверь. Мать в страхе попятилась. - А ты детка, обожди - вцепилась в меня пальцами, будто клещами.
Я стояла полумертвая от ужаса. Мама вышла, и мне стало очень, очень страшно. За окном бесилась пыльная вьюга, в трубе пронзительно ревел ветер, лампа погасла, и мы находились в темном сумраке озаряемые лишь вспышками молний.
- Я умираю, ухожу... - бабушка говорила с большим трудом. Лицо заметно осунулось и на глазах быстро чернело. Нижняя челюсть уже почти не закрывалась, и я в ужасе увидела оскал черепа. Ноги онемели, я была будто в оцепенении. Лишь боль от сжимающей руки не давала мне потерять сознание.
- Внучка! Я все, все передаю тебе - слова давались с трудом, с долгими паузами. - Придет... - раздался страшный удар грома, дом задрожал. Синие вспышки мерцали не переставая. Бабушка закрыла истлевающее лицо свободной рукой.
- Придет... - оглушительный удар выбил окно, стекло разлетелось вдребезги, бабушка страшно закричала. Ворвалась мать, кинулась разжимать коченеющие бабушкины пальцы, освобождая мою руку. Я чувствовала, как в меня вливается холодная волна, как меня будто поднимают танцующие по комнате пыльные воронки, и все слышала, ясно слышала душераздирающий бабушкин вопль: - Придет... Жди... Жди...
Кое-как мама вырвала меня из бабушкиной руки. Унесла, громко плача и причитая, положила в кровать, обняла крепко. За окном медленно затихала буря, а дверь в бабушкину комнату ходила ходуном. Вскоре все успокоилось, и я уснула.
Помню, хоронили бабушку в закрытом гробу. На ее лице почти уже не бы-ло кожи...
Виктор слушал внимательно, ужасаясь услышанному.
- Страшно тебе? - Катерина горько засмеялась. - А как было мне, ребенку?
Вите стало, очень жаль ее. Он представил маленькую девочку, пережив-шую этот кошмар.
- Что же было потом?
- Я расскажу, позже. А пока давай посмотрим в твою чашку. Опрокинь ле-вой рукой.
Виктор опрокинул чашку, и кофейная гуща расползлась по подносу.
- Ну-у... - протянула гадальщица, все прямо сходится во многих подробностях - она удовлетворенно и весело потирала руки.
- А теперь ты должен заплатить мне за работу. Только не жалей денег. И это должна быть одна купюра - Катя иронично смотрела на него, а в глазах прыгали лукавые бесенята. Достала откуда-то игральные карты...
Витя вышел в коридор, вытащил из кармана деньги. Долго думал, какую купюру взять. Взял пятидесятирублевую, больше у него не было. На то время самая крупная купюра в стране была достоинством в сто рублей.
- Да, парень ты не скупой - одобрила Екатерина Федоровна. - Это хорошо.
Она заглянула в свою дамскую сумочку, достала бумажник.
- А я тебе сейчас разменяю - веером разложила на столе деньги. Двадцать пять, десять, пять, трехрублевую, и шесть рублевых банкнот.
- Вот тебе сдача, рубль я забираю себе. Теперь слушай внимательно. Когда у тебя будут неприятности, выбрось рублевую купюру за дверь. Если будут проблемы с женщиной, никак не сможешь забыть ее, хотя очень бы этого хотел - тогда подари, или потрать на нее эту трехрублевую купюру. Когда будут проблемы со здоровьем, какая-то болезнь или травма, на пятирублевую купи необходимых лекарств, и все быстро пройдет. Если вдруг тяжело заболеют твои близкие или дорогие тебе родственники, ты должен пойти к церкви и подать десятирублевую купюру первому же попавшемуся нищему. А последнюю двадцатипятирублевую банкноту используй лишь в самом крайнем случае, когда возникнет смертельная опасность или крайне безвыходное положение. Ты должен сжечь купюру. И в ближайшее же время все наладится.
Катерина сказала это серьезным тоном и принялась тасовать колоду.
- Посмотрим, что нам карты скажут...
Виктор присел на диван, и стал смотреть, как она раскладывает пасьянс.
- Ну, вот и друг твой Малыш - червовый король. Хороший парень, тонкий, чувствительный, но никак со своими грехами справиться не может, оттого и кажется ему, будто он сильно несчастлив. Ищет забвения, добиваясь женского внимания на стороне, и тем обманывает себя. Его счастье - в собственной се-мье, в семейных хлопотах, в жене, сыне. Не понимает этого. Катерина вздохну-ла. - И видимо не поймет.
- А вот и жена твоя бывшая - дама крестовая. Брюнетка?
Витя согласно кивнул.
- Брюнетка. И глаза черные. Ух, и глаза у нее... Нехорошие глаза. - Катя долго смотрела на него. - Повезло тебе Виктор. Отпустила она тебя. Твое сча-стье впереди. А у нее, вижу, проблемы.
-Что? - напрягся он. Витя ничего не слышал о бывшей семье уже около двух лет.