и от генерала с усиками, похожими на зубную щётку; его портрет она увидела в "Известии", вырезала и сохранила на долгую память;
и от лётчика Коккинаки, фамилия которого приводила её в восторг - накоси-выкуси, а не фамилия;
и от Павла Кадочникова - разведчика от бога и Бориса Барнета по совместительству;
и от поэта Степана Щипачёва, душещипательные вирши которого приводили её в состояние близкое к потери ориентации, хотя и не принято падать в обморок в последние годы;
и от директора местной вискозной фабрики - такая возможность таилась рядом - рукою подать... -
да вот не сложилось, а ведь как хотела! как хотела! как настаивала!
Матримониальные молитвы и мотивы - не самое важное в жизни женщины: есть у неё и иные интересы сугубо романтического пошиба.
Но время шло, шипело, как газированная водичка, продаваемая в разлив, улетучивалось... -
и она сдалась: мало кто из женщин сопротивляется до последнего патрона - хотя и не дело женщины стрелять по мужикам из охотничьего ружья.
Вышла замуж. Хороший был человек, но алкаш. Пал смертью храбрых в забегаловке, именуемой "Голубой Дунай".
"Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок?"
Ах ты боже мой, боже мой!
От мужа гуляла - и направо, и налево, и потому непонятно от кого родила девочку. Общеизвестная истина: чем красивее ребёнок, тем неизвестней отец. А Женька красивая. Вырастет - от ребят отбоя не будет, да они и сейчас возле неё, как пчёлы вокруг медуницы...
Тётя Маша работала на фабрике, выпускающей лучшую в мире вискозу - так по крайней мере писали в местной многотиражке. И была у неё приятельница, которую звали Варечка-Варвара, незаметная, но незаменимая, как секелюшечка. Косточки даже там, где по идее должна быть мякоть. Муж Варечки-Варвары шабашничал и потому кажный божий день (его выражение) ходил на работу со спец. ящиком, в недрах которого покоился немудрёный столярный скарб.
И была у тёти Вари и дяди Серёжи доченька по имени Ирина, смышлёная не по возрасту. Впрочем, все девочки умны не по возрасту, а токмо по половому признаку.
"Мы - демиурги", - сказал однажды дядя Серёжа.
- А кто такие демиурги? - шёпотом спросила Ирка у матери, когда отец ушёл на шабашку, прихватив с собой спец. ящик.
Ирка считалась лучшей подругой Женьки, подругой не-разлей-вода, настолько близкой, что однажды они поругались на веки вечные, расцарапали друг дружке лица - и помирились на следующий день, в отличие от матерей - те оказались злопамятней, долгое время не общались, но, наконец, в какой-то социалистический-коммунистический праздник - а иных тогда попросту не было - даже Новый Год выпирал большевистским авангардом в виде разнокалиберных звёзд на ёлках и кремлёвских башнях...
Так вот, разговорились по душам, распили бутылочку креплённого вина, а потом нудно и надрывно пели, обняв друг друга за плечи: "Вот кто-то с горочки спустился, наверно ё...рь мой идёт..."
И тянулась тётя Маша к тёте Варе сладкими губами:
- Дай-ка я тебя поцелую!
- Мама, - кричала Женька. - Она же женщина! - Но мамка отмахивалась от неё, как от назойливой мухи...
Их было четверо. Каждый носил кличку: Женька - Красава, Коля - "Колька-выбей-глаз", Герасим - Сам-Самыч, Ирка, разумеется, "дырка" - что ещё, кроме "дырки", лезет в детскую голову? И не только в детскую.
Любимые игры местной детворы - жмурки, прятки, салочки-ловитки.
Надо ли говорить, что заводилой была эта четвёрка?
И были недетские шалости, о которых они никогда и никому не рассказывали, как и о посиделках в тенетах ночи с жуткими рассказами на посошок.
Любимая считалка: "Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана - буду резать, буду бить, с кем останешься дружить?"
Дразнилки и просто рифмованные фразы, которые кричали обычно хором: "Обезьяна Чи-Чи-Чи продавала кирпичи. За верёвку дёрнула и случайно пёрнула. А рабочие пришли: - фу, воняют кирпичи!"
А ещё: "Когда едешь на Кавказ, солнце светит прямо в глаз. Когда едем мы в Европу, солнце светит прямо в ..." - понятно куда.
Ну, и конечно: "Во саду ли, в огороде бегала собачка. Хвост подняла, навоняла - вот и вся задачка".
Весело! Если б не старуха. Она всё время путалась под ногами.
Вроде бы бабулька как бабулька - сухонькая, седая, губы сморщены, как меха у гармони, да уж больно злая и въедливая настолько, что даже в любопытстве демонстрировала злобные намерения: детские забавы не давали ей покоя.
Только как же детишкам без игр?..
Никто не знал точно как её зовут.
- Какая-то Израиль, - сказал, помнится, Колька-вырви-глаз.
- Не Израиль, а Изергиль, - поправила его Ирка. Её семья считалась читающей: в домашней библиотеке числилось сто одиннадцать книг, включая школьные учебники. А если учесть двухтомники "В лесах" и "На горах", поясняла Ирка, то сто тринадцать.
- А вот и нет - фамилия у неё - Шпигун, - сказал Сам-Самыч.
- А кто она?
- Бывшая училка. Заслуженная, говорят.
- Похоже на то...
Старуха буквально преследовала их, появляясь в самый неподходящий момент. То ковёр начнёт выбивать, то стирку затеет, едва они соберутся погонять "чижика": вынесет во двор выварку, установит на кирпичи, нальёт воду, разведёт огонь, настрогает чёрное хозяйственное мыло (Ирка утверждает, что его изготавливают из жира бешеных собак), загрузит в огромную кастрюлю простыни и пододеяльники, а потом начнёт помешивать содержимое гладко струганной палкой. После стирки натянет верёвку поперёк двора, развесит мокрое бельё и подопрёт длинными шестами хлюпающее сооружение, не оставив ребятишкам пространства для игр. И придётся им перебираться на пустырь, где строился жилой дом, но ещё оставались девственные места, заросшие дикой травой.
Но и там не оставляла их в покое, подкрадывалась тихой сапой - так, что вздрагивали они от неожиданности. "А чем вы тут занимаетесь?" - спрашивала вездесущая старуха. Бурчала: "Не должны мальчики и девочки играть вместе. Срам это, срам и разврат!"
Однажды, когда они играли в очередную недетскую забаву, подобралась она к ним втихаря и гаркнула так, что в ушах зазвенело: "А вот расскажу я вашим родителям, что вы тут вытворяете!"
Не вытерпела Ирка, швырнула в неё кусок засохшей глины - хорошо камень под руку не подвернулся. Завизжала бабка, как резанная, словно не пенсионерка она, а поросёночек.
И ведь рассказала, дрянь такая, как обещала, - ходила по домам и жалилась.
Попало тогда всей честной компании, а более всего Ирке-дырке - выпорол её демиург безжалостно, можно сказать, как сидорову козу. А лучше ничего не говорить. Разве что посочувствовать.
"Со второго этажа полетели три ножа: белый, красный, голубой - выбирай себе любой".
На стройке было пусто - никого. Даже сторож куда-то запропастился. По хлипким мосткам Женька поднялась на второй этаж. Помещения, не ограниченные перегородками, поразили её своими размерами. Ходила и представляла, как будет уютно жить в просторных комнатах, когда они будут. Подошла к оконному проёму. Глянула вниз...
Изергиль бродила по захламлённому двору, подбирая щепки и обрезки пиломатериалов...
Подняла голову... -
девочка отпрянула внутрь помещения...
Через некоторое время выглянула - старуха, стоя под окном, набивала добычей холщовый мешок. И тогда Женька, сама не понимая зачем, столкнула вниз кирпич, лежавший в оконном проёме...
Выждала чуток... -
и опять глянула наружу - Изергиль, распластавшись, лежала на строительном мусоре.
"Утро красит нежным светом стены древнего Кремля", - звучала песня по радио, когда два мужика в тёмно-серых робах вытащили гроб из подъезда и понесли по проулочку к грузовику.
- Осилят ли - вдвоём? - спросил один из жильцов дома.
- Осилят, - сказал второй. - Бабулька лёгкая, как пёрышко, да и гроб фанерный. Типа ящика. Одно название, а не домовина.
Ни оркестра, ни венков не было. Породистые бабки и монументальные старухи стояли поодаль, поджав губы. Вместе с ними наблюдали за происходящим Красава и её неполовозрелая челядь.
- Несчастный случай, говорите? - сказал один из провожающих и с сомнением покачал головой: - Вряд ли - кирпичи просто так на голову не падают.
- Не падают, если их не потревожить. И кто по-вашему уронил?
- Кто-то из них, - сказал первый из говоривших и кивнул в сторону ребятишек.
- Вы серьёзно?
- Серьёзней некуда. Молодо-зелено, знаете ли.
- Но ведь не до такой степени!
- До такой. И это только начало. И сколько кирпичей они ещё уронят!..
В тот же день, ближе к вечеру они сидели в густых зарослях кохии, огромных - в рост человека. Человека десяти лет...
- Изергиль не хватает, - сказал Сам-Самыч.
- Ага, - согласился Колька-выбей-глаз, - камень кинуть не в кого.
- Камень - не камень, а без неё скучно, - сказала Ирка. - Надо же, как быстро всё произошло: раз - и нету! Будто и не было вовсе.
- Страшно? - спросил у неё Сам-Самыч.
- Страшно, - призналась Ирка.
- А тебе страшно? - поинтересовалась она у подруги, но Женька не ответила. Сидела, отвернувшись, и бубнила что-то себе под нос. Ирка прислушалась.
"Я - маленькая девочка и в школу не хожу, - бормотала Красава, - купите мне сандалики - я замуж выхожу"...