В пятницу утром ко мне подвалил наш бугор: 'Ну как, получил отпускные? Проставляться будешь?' А я чего, мне не жалко. В обед сбегал за проходную, накупил водки и закуси. После работы сели с мужиками за насыпью, на осенней природе, разлили в пластмассовые стаканчики. Петрович любит выпивать красиво, с тостами: 'Ты куда в отпуск поедешь? В санаторий? Летишь или на поезде? Ну, давай, чтоб шасси от земли оторвалось!' Когда разговор перескочил на политику, пришлось посылать в магазин по второму заходу. Короче, уснул в электричке, проснулся в Барыбино; домой добрался под утро.
Светка закатила скандал, а потом побросала в сумку вещички и хлопнула дверью. Опять, небось, к матери свалила. Ну и дура, сама будет жалеть. Как будто не она уговаривала меня поехать в этот санаторий, как будто не она заказывала путевки и билеты. А мне чего - весь отпуск дома сидеть? Задумчиво посидел, попил пивка, выкинул из чемодана ее лифчики и купальники, закрыл все окна и поехал в Домодедово.
Зал ожидания, автобус с кондиционером, кургузый J7 салатового цвета. Вылет по расписанию, в 9:50. Полистал с похмелья глянцевый журнал, чуток подремал и уставился в иллюминатор. Через толстое запотевшее стекло видно, как внизу, словно на карте, проплывает угол Азовского моря, Кубань, предгорья Кавказа. Самолет взял курс в море; под нами сплошной грязно-синий ковер, постепенно переходящий в светлеющее небо. Плавный разворот, снижение, и уже видны шероховатые складки морской поверхности.
Вот ее прорезает пенная полоса прибоя, волноломы, усеянные белыми телами пляжи. Вдали справа блеснули на солнце олимпийские объекты, очертаниями похожие на приземлившиеся марсианские корабли. Самолет на бреющем полете пронесся над Адлером и запрыгал по посадочной полосе под вялые хлопки проснувшихся пассажиров. Словоохотливый таксист, тормозя у светофора, рассказывает, что позавчера после ливня затопило весь город: когда строили Красную поляну, нарушили режим грунтовых вод.
У стойки ресепшена усталая девушка спрашивает: 'А где Светлана Петровна? - Она приболела, позже приедет'. (А чего, может, и вправду - одумается и приедет. Хотя вряд ли, не такой характер. Упрямая и злопамятная, вся в мать). Двухместный номер с окнами на море. В случае чего, есть куда девочек привести. Впрочем, сейчас не сезон, одни старухи прогуливаются.
По пути в столовку из третьего корпуса - странная одноэтажная пристройка, обнесенная высоким решетчатым забором. За густым кустарником ничего не видно, кроме каменной дорожки, уходящей от калитки вглубь участка. За калиткой дежурит болонка с грустными бакенбардами. Шерсть на голове у болонки почему-то зеленого цвета. Еще дальше, в конце дорожки, маячит огромная поджарая псина непонятной породы, своими размерами напоминающая собаку Баскервилей. К калитке прикреплен листок с враждебной надписью от руки:
Собаки сыты
Хозяйка злая
Тетки в очереди на прогревание, понизив голос, рассказывают: пристройку к столовой сделали специально, для дочки известного олигарха. Ясно, что не за бесплатно. Девица живет тут уединенно, никуда не выходит, с двумя собаками. Болонке красит голову зеленкой - видать, не совсем в своем уме.
...Завтрак, обед, ужин. Завтрак, обед, ужин. С раздражением ловлю на себе голодные взгляды молодящихся девиц за сорок. В бассейне морщинистые старухи с дряблыми животами. На экскурсии в Красную поляну не с кем познакомиться. Скучища... Правда, есть одна свежая, симпатичная парочка из второго корпуса. В столовой на обеде невзначай заговорил с одной из них, брюнеткой в красном. Посмотрела, улыбнулась - и все стало понятно. За ужином, после нескольких неловких шуток за столиком, договорились: вечером Галя придет в гости ко мне в номер.
Впрочем, вторая, скромница Наташа в белых джинсах, нравится больше. Ладно, там видно будет. Тут не надо спешить. Я заметил - женщины не умеют отдыхать. Попав в санаторий, поначалу слегка дуреют: не нужно стирать, готовить, убираться в квартире, подтирать зад ребенку - гуляй себе не спеша по дорожкам, сколько влезет. Но через несколько дней расслабленной жизни они пресыщаются беготней по магазинам, начинают скучать и глазеть по сторонам; вот тогда бери их голыми руками. Ну, это все лирика. А сейчас надо прихватить со стола чего-нибудь с собой, а потом сбегать в магазин, купить чего-нибудь. И немного прибраться в номере.
... До глубокой ночи в ресторане надрывается оркестр: 'Россия. Европа. А у меня самая, самая красивая попа!' Уходя на рассвете, Галка пообещала прийти сегодня вечером.
Утром проснулся от рева динамиков: 'Только сегодня! Только для вас! Ежедневно - детское пенное шоу, самое яркое шоу побережья! Сопровождающим вход свободный, дети получают в подарок сладкую вату!' Лениво выползаю на балкон. Ну и номер мне достался! Прямо под окнами устроили аттракцион: детей и желающих родителей запускают в огороженный загончик, толстая труба исторгает белую пену, по колено. Все веселятся, все в восторге.
Не спеша иду на завтрак, прохожу мимо калитки с воинственной надписью. Вдруг к моим ногам падает бумажный комок. Озираюсь по сторонам - вокруг никого. Наклоняюсь, расправляю на ладони: листок в клетку, карандашом нацарапано: '23:00'. За оградой тишина, зеленоголовая болонка смотрит тоскливым слезящимся взором. За густой изгородью слышится тяжелое дыхание собаки Баскервилей. Это что же, мне предназначено? О-о, становится интересно. Похоже на приключение...
Дождавшись вечера и совсем позабыв про Галку, подхожу к ограде. В окнах пристройки слабый свет. И что дальше? Слегка толкаю калитку - не заперто! Но тут внезапно вспоминаю про собаку Баскервилей. Такая сожрет и не заметит. Как же быть? Но мучительное любопытство пересиливает страх. Делаю несколько осторожных шагов по белеющей в темноте каменной дорожке. Все тихо. Огибаю пристройку, несмело стучусь в дверь. Она медленно, с легким скрипом открывается...
Уютная комната, накрытый стол. Довольно невзрачная девушка с белесыми ресницами и надменным взглядом делает приглашающий жест. У ее ног растянулась огромная собака; болонка сидит на диване. Осторожно присаживаюсь за стол, выпиваю предложенный мне бокал. Какое-то терпкое, кисловатое вино, но хорошего качества.
Комната медленно начинает вращаться куда-то вверх. Бессильно валюсь боком на диван. Сознание ясное, четкое, но поле зрения сузилось, вращающаяся комната осталась за его пределами. Ощущение, что все тело начинает утрачивать плотность, растворяется. Левая рука лежит на правой, и кажется, что сейчас она пройдет сквозь нее и опустится на диван. Огромная собака жарко дышит в лицо.
А потом в мозгу стали возникать картины, одна за другой, много картин. Там было что-то серьезное и очень важное. Но даже теперь, спустя время, я не в состоянии этого описать. Знаю только, что это что-то другое, совсем другое.
А потом наступила темнота. Я очнулся в траве. Теплая бархатная ночь. В кустах слышно похотливое хихиканье - кто-то торопится урвать от отпуска побольше. С трудом выбрался на асфальт и сообразил, что нахожусь неподалеку от своего корпуса. Машинальной походкой поднялся по ступенькам, дошел до номера, повалился на койку и уснул мертвым сном.
Завтрак я проспал, на обед не пошел. Перед ужином в столовой столкнулся с Галей: сделала мордочку утюгом, не смотрит в мою сторону. Но ясно: ждет, когда я подойду с извинениями. Не знает, что теперь мне ни до нее, ни до кого нет дела.
Следующие несколько дней на море была непогода. Я, как заведенный, ходил по пустынному пляжу, смотрел на урчащие волны, и болезненно морщился, завидя чью-нибудь прогуливающуюся фигуру. В столовую приспособился ходить в самом конце завтрака, когда зал почти опустеет. Проходя мимо калитки, вижу все ту же картину: предостерегающий листок бумаги, печальные глаза зеленоголовой болонки, в глубине силуэт дирхаунта (по словам нашей кастелянши, так эта порода называется).
Однажды, бродя по пляжу, разговорился со сторожем. Обветренное коричневое лицо, загорелая грудь под рваной тельняшкой покрыта седой шерстью. В его будке, пропахшей морской солью и водорослями, разливает водку в граненые стаканы, до краев. Говорит шамкающим беззубым ртом: 'Ты слыхал что-нибудь об аварии на комбинате 'Маяк'? Да куда там, нынче вы, молодежь, ни хрена не знаете, ничем не интересуетесь... Все знания у вас из википедий...
- При советской власти этот санаторий принадлежал 'Среднемашу'. Их привозили сюда на лечение автобусами. Они не успевали у себя пройти полную дезактивацию, поэтому здесь был устроен специальный шкафчик, где им делали санобработку. А потом - процедуры, специальное питание и все такое.
- В те годы была такая байка: будто бы марсиане засекли у нас на Земле радиоактивность, и взяли под наблюдение все подозрительные объекты. Подумали и на наш санаторий, потому что он тоже фонил. Прислали сюда разведчика в обличье большой собаки. А когда поняли, что ошиблись, сняли наблюдение. А собака еще долго ошивалась возле столовой. Ее даже посадили на цепь, а когда спустили, она куда-то пропала. Сдохла, наверное. Или под машину попала. Хотя, тогда бы я знал'.
Я слушал его, пил водку и не пьянел. Только просил осторожно: 'А что это за пристройка к столовой?' Сторож нахмурился: 'Это ты с бабами вон обсуждай, а мне некогда. Допил, что ли? Ну, давай, иди к себе - а мне завтра рано вставать'.
Я уныло поплелся в опостылевший номер. В моей бедной голове все перемешалось, а в сердце поселилась глубокая тоска. Словно я должен что-то обязательно сделать или сказать, а что - не знаю. Но я непременно вспомню и когда-нибудь расскажу...