Погода портилась. Холодный порывистый ветер бил по крыльям и, истошно завывая, гнал на стаю тяжёлые тучи, несущие смертоносные грозы. Это затормаживало движение, но Ов был уверен: до места стоянки они доберутся вовремя. Сейчас во главе клина летел вожак. Первому всегда тяжело. Если остальные члены стаи ловили потоки от крыльев, экономя силы, то передний расходовал энергию целиком и ему нужно было обладать немалой силой. В полёте каждый имел свои обязанности: ведущие, наблюдатели, отвлекающие, воины... Каждый знал, что делать, как подавать сигналы и выполнять команды. Успех полёта зависел от слаженности.
Ов был ведущим, но в случае необходимости мог стать воином. Его беспокоило, когда он терял из вида Эну, но оглядываться было нельзя. Эна значила для него не меньше, чем стая. Они повстречались совсем ещё юными и больше уже не расставались. Только создав семью, можно было попасть в стаю, большую часть проводившую в полётах. Она стремилась за Солнцем. Семья же создавалась раз и на всю жизнь. Крогны-одиночки становились бродягами. Они тоже собирались в группы, но их перелёты не имели цели.
Вожак вёл стаю уверенно, не обращая внимания на вспышки молний и грохот грома. Гроза была далеко. Опасность возникла снизу. Наблюдатель заметил вспышку и подал сигнал, вожак отреагировал и в один миг увёл крогнов в сторону. Они репетировали это много раз, отрабатывали все возможные варианты. И в это мгновение всё сделали правильно, но всё случилось слишком внезапно.
Одной из страшных опасностей, подстерегающих крогнов на пути, были огненные перья, летящие на острие молний. Невозможно угадать, откуда они возникнут и кого поразят. Перья всегда сопровождались присутствием людей, что заставляло говорить о их причастности к этим явлениям.
. Мало кто из крогнов видел человека вблизи. Людей не только крогны, но и многие другие существа старались избегать. Поговаривали, что у них горят глаза, а зубы выпрыгивают из пасти.
Перо прожгло крыло Эны, и она, вертясь в воздухе, начала падать. Ов не колебался ни секунды. Подставив своё тело, ему удалось остановить вращение. Эна всё поняла и, прижав прожженное крыло, старалась двигать вторым синхронно со взмахами Ова. Ов сильный, он справится.
Но сил хватило ненадолго. Он начал уставать и понял, что до перевала им не добраться. Высмотрев небольшой участок земли среди топи, он устремился туда. Стая прощалась с ними, издавая возгласы сожаления, а у него уже не было сил ответить. Он держался до последнего взмаха и совсем немного не дотянул до земли. Вместе с Эной они плюхнулись в воду.
- Туда, - командовал он, подталкивая спутницу вперёд. - Там суша и зелень. Там еда.
Эна с грустью смотрела в сторону улетающей стаи.
- Мы никогда больше к ним не вернёмся? - спросила она.
Ов ничего не ответил.
***
Григорий, бывалый охотник, подстрелив журавля, ликовал. Эти птицы весьма осторожны и очень чувствительны, убить такую - большая удача. Но то, что случилось дальше, настолько поразило его, что он, забыв о двустволке, замер с открытым ртом: от клина отделился ещё один журавль, который на бешеной скорости буквально нырнул под раненую птицу и в прямом смысле понёс её на себе. Они не могли угнаться за стаей, более того, медленно снижались, но ушли достаточно далеко, к лосиному острову. Без знания троп туда не добраться.
- Спокойно, Джек, - остудил он пыл охотничьего пса, терявшего терпение. - Они на болоте. Нам уже не достать.
"Никогда такого не видел! - подумал Григорий, пребывая в лёгком шоке. - А ведь кому расскажи, не поверят".
***
Наступали холода. Пара устроила гнездо в густом кустарнике и, хотя хищников поблизости не наблюдалось, на всякий случай сделала маскировку, измазав крылья и шею илом. Больное крыло Эны перестало кровоточить, но по-прежнему не работало.
- Лети, - умоляла она, глядя в небо. - Ты должен быть там, ты сможешь.
- Без тебя там пусто, - отвечал он.
- Зачем двоим погибать? Сделай это ради меня. Мне будет спокойней. Ты ведь знаешь дорогу и сможешь создать семью.
- Я уже создал её.
- Перестань. Ты же всё понимаешь.
- Не требуй от меня невозможного.
- Среди бродяг много одиноких самок, - продолжала настаивать она. - Спаси одну.
- Помнишь, однажды я поклялся, что не оставлю тебя никогда.
- Я освобождаю тебя от клятвы.
- Никто не может освободить. Без тебя мне не нужно небо и не нужно Солнце. Я живу только вместе с тобой.
- Но...
- Ты бы меня оставила?
Она умолкала.
Они продолжали жить. Пока не опали листья, пропитания хватало. Остров кишел мелкой живностью. Когда пришли холода и не стало змей и лягушек, они перешли на подмёрзшие ягоды. Но потом выпал снег и наступили настоящие морозы...
***
Широкие осиновые лыжи легко скользили по глубокому снегу. Впереди шёл худощавый седобородый старик шестидесяти пяти лет, в овчинном тулупе, меховой шапке и сапогах - унтах. Позади - сорокалетний мужчина с военной выправкой, одетый в тёплый камуфляжный костюм и шапку с кокардой и застёгнутыми клапанами.
Старик шёл налегке, то и дело останавливаясь и поджидая отстающего спутника, который тащил за собой деревянные сани.
- Давненько ты на лыжах не ходил, - заметил старик, сделав очередной вынужденный привал. - Может, мне соль потащить?
- Нормально, бать, - отмахнулся мужчина, поправляя верёвки, которыми были привязаны сани. - Справлюсь.
- Зачем так далеко нужно тащиться? Разве лоси ближе не подходят?
- Они приходят на остров. Летом людям, не знающим троп, туда не добраться, кругом болото. Ну и зимой лосям там спокойнее. Волки даже в голодный год на остров почти не заходят.
- Чего так?
- Болото не везде замерзает. Лосиные тропы хищникам не подходят.
Добравшись до места, старик вновь остановился и снял лыжи.
- Здесь иначе нельзя, - объяснил он сыну. - Кустарников много.
- Надо так надо, - послушно согласился мужчина, сбрасывая с себя верёвки и снимая лыжи.
- Ну, значится так, Костя, - скомандовал старик, оглядывая местность. - Делаем круг с запада и раскладываем солонцы на пнях и брёвнах. Я покажу. Да поспешаем. Нам до захода нужно назад возвернуться.
- Хорошо, бать, - согласился Костя, сбрасывая с саней брезентовую накидку, укрывающую круглые солонцы, которые он быстро окрестит таблетками. - Сани тут оставить или с собой тащить?
- Конечно, с собой, - прокашлял старик, ухмыльнувшись. - Не возвращаться же каждый раз.
Когда сани были наполовину опустошены, старик вернулся к некогда прерванному разговору.
- Так что, говоришь, Кристинка твоя, как вашу часть расформировали, сразу ушла?
- Банкира себе нашла. Бать, - взмолился он, - давай закроем эту тему?
- Давай закроем, - согласился старик. - Ну а что дальше делать собираешься?
- Жить буду. Тебя заменю. Сам же предложил.
- Я не о работе. Жениться-то снова думаешь?
- Не знаю. Да и на ком здесь жениться? Медведи да лоси кругом.
- Ты от вопроса не уходи, - нахмурился старик. - Окромя тебя, род продолжить некому. Вроде майор, а не понимаешь.
- Капитан третьего ранга, - поправил Костя и тихо добавил: - в отставке.
- И чего, что в отставке, - не отставал старик. - А жениться всё равно должон. Ты же сам из Ореховки, девок там незамужних много.
- Ты что предлагаешь, бать, на танцы податься? Или уже присмотрел кого?
- А чего тут выкладывать, - вздохнул старик, усаживаясь рядом. - Катерину Еремееву, помнишь?
- Катьку, что ль? Курносую малолетку с большими глазами?
- Это когда же она была малолеткой? Двадцать лет с тех пор минуло!
- Ну да, - согласился Костя. - Времени много прошло. - Так ведь она замужем?
- Ты был женат, она замужем, да оба нынче холостяки. Мужа её, на лесосеке завалило. А ведь когда-то, она сохла по тебе.
- Брось, бать, ерунда всё это.
- Я всё знаю. Как ты ухлёстывал за ней, да забыл, когда уехал в училище. Как в город хотел увести...
- Стоп, батя, - остановил его Костя. - Всё это быльём поросло. Ничего у меня с ней не было, да и быть не могло. Ей тогда пятнадцать было, а мне в военное после армии поступать. Что ты хочешь, я на побывку приезжал.
- Она тебя семь лет ждала, - снова вздохнул старик, закуривая самокрутку. - Ветеринарный окончила. Потом замуж вышла. На сносях уж была, когда муж погиб. Дитё так и не родилось. Больше замуж не выходила, да и в город жить не поехала. В Ореховке осталась, зверей лечит, ко мне стала захаживать, после того, как мать твоя померла. О тебе спрашивала. Я ей фотокарточки твои показывал. Грустит она.
- Ты зачем мне всё это рассказываешь, бать?
- А затем, чтоб знал, каким дураком был и какую девку променял на куклу городскую.
- Это уж ты загнул. Я никого не обманывал, ничего никому не обещал, да и нечего обещать было. А потом служба, походы...
- То-то и оно, - прохрипел старик, откашлявшись. - Служба.
- Хорошо, бать, - сдался Костя. - Если ты так хочешь, выберусь как-нибудь в Ореховку, посмотрю на неё. А сейчас давай работать. Сам ведь говорил, поспешать надо.
- Да чего там смотреть, - проворчал старик, поднимаясь вслед за сыном. - Хотя увидишь, конечно.
Внезапно что-то привлекло внимание старика. Его взгляд уставился в одну точку, на небольшой сугроб.
- Бать, ты что? - забеспокоился сын. - Увидел, чего?
- Погодь, - проговорил тот, подходя к сугробу. - Тут что-то есть.
Осторожно, не снимая рукавиц, он принялся разгребать снег. Ничего не понимающий Костя последовал его примеру. То, что они раскопали, немало удивило обоих.
- Гляди, сын, - с горечью проговорил старик, осматривая находку. - Это серый журавль, редкая и мирная птица. Устала, видать, и замёрзла в снегу.
- Как же такое могло случиться? - удивлялся Костя. - Журавли ведь до холодов улетают.
- А этот не улетел. Видишь, как распластался. Словно яйца высиживает. А ну, погодь, - он поднял птицу и они увидели под ней ещё одного журавля.
Осмотрев обоих журавлей, старик пришёл к заключению:
- Тот, что сверху - самец. Самочка ранена была. Видишь, крыло спеклось. Самец уложил её в яму и своим телом укрыл от морозов. Эх-эх, - вздохнул он. - Не помогло. Околели оба. Не удивительно, здесь недели три морозы под сорок стояли.
- Так он из-за неё помирать остался? - удивился Костя, не избавившись от впечатлений.
- Похоже. Не оставил её. У журавлей законы другие.
- Положим их обратно?
- Нет, с собой возьмём. Там поглядим. Захороним или Ваське Осоке отдадим. Давно он просил нечто диковинное.
- Ты что, бать, он же чучельник?
- Вот пусть и увековечит. А тут, как подтает, звери съедят и даже памяти не останется.
- Довольно странный способ сердобольности.
- Да какая уж тут сердобольность, - недовольно сплюнул старик. - Руки бы поотрывал тому охотнику. - И в качестве слабого оправдания, произнёс: - Земля мёрзлая и лопат мы с собой не взяли.
***
У ворот дома лесника их встретила овчарка Вулкан. Константин остолбенел, увидев, как на лай вышла Екатерина. Он сразу её узнал. Те же светлые локоны, та же улыбка, светлые глаза.
- Здравствуйте, Егор Акимович, - приветствовала она старика. - Я получила весточку, думала, случилось чего, пришла, а вас нет.
- Всё хорошо, дочка, - по отечески обнял её старик. - Мы на лосиный остров ходили. Сын вон ко мне приехал, - он указал рукой на растерявшегося Константина. - Заместо меня будет.
Он отошёл к саням, предоставив возможность молодым пообщаться. Они встретились взглядами, но от волнения не могли произнести ни слова. Из оцепенения их вывел старик.
- Ну вы успеете ещё наговориться, - с усмешкой сказал он. - Кто с ними поможет?
Только теперь Екатерина заметила птиц.
- Ой, журки, - ласково произнесла она, приближаясь. - Замёрзшие. Как ледышки. Зачем же вы их принесли?
- Не оставлять же их в снегу, - обрёл дар речи Константин. - Звери же растащат.
Пока старик рассказывал ей свои умозаключения, она поглаживала окоченевших, словно замороженных величавых птиц и согласно кивала.
- Эх-эх, - со вздохом заключил он. - Стало быть надо решить, что с ними делать. Захоронить или Ваське отдать для увековечивания.
- Что вы, Егор Акимович, - запротестовала Екатерина. - Так нельзя. Похоронить надо.
- Ну, быть по сему, - сдался старик. - Завтра с утреца схороним их за оградой. - Ты ведь останешься на ночлег? - спросил он, глядя на неё с хитрым прищуром.
- Конечно, - сказала она, посмотрев на небо. - Не то пока доберусь, совсем стемнеет.
- Вот и ладно. Займёшь спальню, а мы с Костей в гостиной разместимся.
Журавлей решено было на ночь оставить в сарае. Екатерина уложила их на солому и бережно прикрыла старыми одеялами.
***
Мёрзлая земля давалась тяжело, но, орудуя ломом и лопатой, им удалось выкопать яму глубиной полтора метра. После чего старик решил:
- Достаточно. Пошли в дом. Перекусим и вернёмся. Катерина, небось, давно на стол накрыла. Кстати, - обернулся он к молчаливому Константину. - Как она тебе?
- Разные мы, - уклонился он, собирая инвентарь.
- Оно и понятно, - хрипнул старик. - Я говорю, как она, ладная девка?
- Не трави душу, бать? А вообще, колись, как она тут оказалась?
- Колись, - передразнил старик. - Слово-то какое. На лыжах пришла - ясное дело.
- Не темни, бать.
- Хорошо, - хитро хмыкнул старик. - Я шепнул по рации, что мол, сын приехал. А уж далее она сама решала.
- Авантюрист ты, батя.
- Тьфу, - зло сплюнул старик. - Дал бог сына-дурака. Я же видел, как она на тебя смотрит!
- Думаешь?
- Уверен.
Завтрак действительно был готов. Пока они копали, Екатерина нажарила блинов и испекла пирог.
- Давненько я за собой сентиментальности не наблюдал, - грустно заметил Константин, откусывая кусок пирога. - Вроде обычные птицы, хотя и журавли, а свербит так, словно людей хоронить собираюсь.